Комендантский час

  «Параграф 6. Некоторые из разновидностей транспортных средств.
 
  Если зомби-изгои больше говорят и мало делают, конечно, до определённого момента, то зомби-бегуны исполнены яростной энергией и невероятны опасны в любое время дня и ночи. Используйте эту энергию на пользу себе и всему прогрессивному сообществу. Прокатитесь с ветерком из пункта А в пункт В, оседлав упряжку из нескольких зомби-бегунов. Примитивные сани на зомбированной тяге домчат вас куда угодно в предельно сжатые сроки. Возможно, это не самое быстрое и надёжное транспортное средство, но нет сомнений в том, что оно является одним из самых экстремальных в эру Армагеддона».

  Эрнст потягивал пиво до самого рассвета. Рыжий, не выдержав его разглагольствований о невыносимости бытия и о том, как бы ему хотелось стереть всё в памяти, утопив горе и тоску на дне пивной кружки, довольно быстро покинул его под предлогом поискать в погребе чего-нибудь покрепче. Он решил избавиться от тела Лембоева при помощи всего лишь одного, представлявшегося ему наиболее приемлемым, способа, — возможно, далёкого от христианских обычаев, но, тем не менее, наиболее доступного и быстрого — в жуткой печи, в которой зловещий толстяк, прежний хозяин харчевни, сжигал своих жертв. Это было, скорее, импульсивное намерение, продиктованное лишь одним, — скрыть это ужасное событие от слабой психики девочки, которая и так уже насмотрелась многого (что же ещё делать, раз уж он взялся держать за неё ответ во всём). Конечно, Рыжий про себя поклялся, что впоследствии перезахоронит останки погибшего товарища со всеми почестями, но не сейчас. Он поспешно отнёс части тела Сильвана на задний двор, закинул в печь невысокого кирпичного строения с возвышавшейся над его крышей длинной трубой, облил горючим из старых запасов, найденных в подсобке, и поджёг.
  Покончив с этим не самым благовидным делом, он нашёл в себе силы снова взобраться на смотровую вышку, чтобы осмотреть окрестности, хоть и был совершенно измотан. Вокруг было спокойно, и Григорий не заметил, как отключился, облокотившись на ствольную коробку пулемёта. Им овладел настолько крепкий сон, что он не услышал шум рассекающих воздух лопастей винтокрылой машины, появившейся над холмами в предрассветных сумерках и сделавшей вначале несколько витков вокруг хутора на безопасном расстоянии, а затем внезапно устремившейся прямо к нему, словно собираясь идти в атаку.
  Эрнсту пришлось довольствоваться почти весь остаток ночи общением с другим «умным» человеком, то есть с самим собой. Под конец выпито было так много, что он добился желаемого эффекта, на который изначально и рассчитывал, уйдя в несколько иную, более радужную реальность и забыв о случившемся ночью трагичном событии, но так и не уснул. Слегка покачиваясь, на рассвете он вышел во двор без определённой причины, возможно, чтобы просто глотнуть прохладного утреннего воздуха, когда его замутнённому хмельным угаром взору предстала военная машина, вертикально спускавшаяся прямо перед ним, во дворе хутора. Пилот виртуозно посадил свой вертолёт, подняв настолько плотные вихри пыли и песка, что могло показаться, будто началось торнадо. Спустя несколько секунд раскрылся проём сдвижной двери, и на землю спрыгнул человек в защитном шлеме и бронежилете, направив на очумевшего Эрнста ствол автомата.
  Проснувшийся к тому времени Рыжий затаился на вышке, вцепившись в рукоять пулемёта и гадая, что ему предпринять в подобной внештатной ситуации. По-видимому, на хутор напали не шатуны, а военные или, возможно, мародёры, которые были экипированы не хуже элитного спецназа.
  Солдат в защитном обмундировании, видимо, прекрасно понимал, что тоже находится под прицелом, поэтому остался под прикрытием массивного корпуса вертолёта. Следующим из вертолёта появился дородный незнакомец в мягкой фуражке с «мёртвой головой» вместо кокарды и золотым шитьём и рубашке с коротким рукавом тёмно-зелёного цвета с пристяжными генеральскими погонами, который как можно более миролюбиво улыбнулся Эрнсту.
 — Мир вашему дому, — сказал военный. — Простите за столь бесцеремонное вторжение, но я был вынужден направить вертолёт под защиту ваших уютных стен. Не знаю, кто тут главный, но раз уж к нам вышли вы, то уверен, что вы — достойный гражданин этой почтенной общины, посему буду вести переговоры с вами. Во-первых, не могли бы вы крикнуть вашему приятелю на вышке, чтоб он расслабился и показал свои руки. Мой снайпер уже несколько раз мог снять его на расстоянии, пока мы кружили вокруг. Но мы не какие-нибудь мародёры, и моя честь офицера обязывает быть предельно прозрачным с гражданскими… да-да, именно так, прозрачным, — добавил незнакомец, переглянувшись со спецназовцем, и расхохотался:
 — Ну и сказанул! Пришло же на ум такое… Дружище, моя фамилия Ломов, мы остановимся у вас на время, чтобы переждать бурю.
 — Бурю? — переспросил Эрнст.
 — Да, нам не повезло. Мы попали в страшнейший ураган, — Ломов нахмурился, бросив колючий взгляд холодных глаз по сторонам. — У вас тут тихо, и это как нельзя более нам на руку. Тебе знакомо изречение: зимние квартиры? Знаешь, мы так продрогли, что хорошо было бы согреться, — генерал хитро подмигнул подвыпившему гражданскому, и тот с пониманием кивнул, гостеприимно указав на дверь харчевни:
 — Ну, так это без проблем!
  Он энергично зажестикулировал Рыжему, давая понять, что бояться нечего, как ему казалось в тот момент, и Григорию не оставалось ничего иного, как нехотя оставить свой пост. Видимо, почувствовав в генерале близкую, жаждущую душу, Эрнст охотно подсуетился за стойкой, налив им обоим по стакану самогона из запасов толстяка, и чокнулся с Ломовым, который выпил свой залпом до дна. Со стуком поставив его на стойку и одобрительно осмотрев интерьер помещения с тремя отмытыми и заточенными до блеска топорами на стене, он провозгласил:
 — Вот это гостеприимство! Вот это я понимаю!..
 — Да, генерал, мы всегда рады гостям, — невнятно ответил совершенно захмелевший Эрнст. — Если это не шатуны.
 — Да уж, согласен на все сто. Но даю тебе слово, парень, что шатунов мы даже близко не подпустим к этой крепости.
  Генерал вовремя удержал Эрнста за столом, хотя тот уже кренился влево, сползая со стула, видимо, собираясь растянуться прямо на полу, и, резко его одёрнув, мрачно сказал:
— Я имел глупость потерять свой «вечный город», как я его называл, свою казавшуюся несокрушимой коммуну, которую я взрастил за долгие годы в его железобетонных стенах. Я потерял свой Кербер, я потерял родную дочь… Я потерял всё!
  Смахнув со щеки скупую слезу, Ломов жадно приложился к заново наполненному стакану.
 — А ч-ч-то случилось? — громко икнув, проговорил Эрнст.
 — Шатуны, — коротко ответил генерал. — Но я клянусь, мы возьмём реванш!
  Внезапно он сжал руку в кулак и грозно потряс им, будто какой-то увесистой булавой:
 — Эти бестии у нас ещё попляшут, — и кулак с грохотом обрушился на стол, едва не расколов его пополам.
  Ломов оттолкнул пустой стакан, вставая из-за стола со словами:
 — Ладно, хватит, а то ещё напьюсь.
  У входа его ожидали трое рослых бойцов, одному из которых он приказал сменить гражданского на смотровой вышке, а остальным осмотреть территорию их новой стоянки. Заметив Рыжего, которого уже успели обыскать и полностью обезоружить, генерал пристально осмотрел его как бы свысока и, уничижительно хмыкнув, произнёс:
 — Ну, что скажешь, боец?
  Рыжий пожал плечами, бросив быстрый взгляд на один из топоров, украшавших стену:
 — Мне нечего сказать, генерал. Я сочувствую вашей потере, и не имею ничего против, если вы останетесь здесь.
 — Благодарю вас, мой юный друг, — его реплика прозвучала довольно холодно, — возможно, здесь зародится новая коммуна, хотя я вижу, что многое придётся переделать, а стены укрепить. Но это, разумеется, с моей упёртой и зашоренной, солдафонской точки зрения.
  От пронизывающего взгляда генерала, Григорию стало немного не по себе, но он понял, что лучше промолчать.
 — О да, здесь зародится новая коммуна! — на удивление членораздельно повторил Эрнст, громко стукнув в свою очередь кулаком по столу. — За это надо выпить!
  При этих словах Эрнста, генерал будто снова сменил гнев на милость, и выражение его лица снова сменилось на благодушно-весёлое, которое, скорее всего, было лишь одной из масок актёра с замашками диктатора.
 — Вы тут одни, или есть ещё кто-нибудь? — спросил Ломов как бы между прочим.
 — Нет… — ответил Рыжий. — То есть да…
  Он понял, что скрывать присутствие Лики лишено всякого смысла.
 — С нами ещё маленькая девочка, мы подобрали её на дороге одну, и с тех пор мы вместе.
 — Правда? Чудесно!.. И где она?
 — Наверно, ещё спит.
  Однако словно в опровержение этих слов Лика неожиданно появилась в харчевне собственной персоной с плюшевым медвежонком в руках. Она с интересом, смешанным с тревогой, смотрела на генерала, не осмеливаясь давать о себе знать, пока взор его холодных глаз сам не остановился на девочке, застывшей у входа.
 — Ах, это ты, прелестница? — сухо улыбнувшись, пробасил он. — Будем знакомы? Я — генерал Ломов. А ты?
 — Её зовут Лика, — сказал клоун, заметив крайнюю нерешительность своей маленькой спутницы.
 — Очень приятно! А как зовут медведя? — генерал указал на плюшевую игрушку девочки.
 — Его зовут Зубастый, — строго ответила Лика и, посмотрев на Рыжего, стоявшего, наверное, не в меньшей растерянности, чем она сама, добавила:
 — Я на кухню готовить завтрак.
  Рыжий на секунду напрягся, подумав, что сейчас она возьмёт да и спросит о Сильване, но Лика будто про него забыла. Девочка спокойно прошла через внутреннюю дверь харчевни и скрылась из виду.
 — Симпатичная девчушка, — сухо заметил Ломов. — Но дети… это и радость, и печаль, вы так не считаете, молодой человек?
  Рыжий промолчал: у него ещё не было детей, конечно, кроме этой бродяжки, которую он случайно повстречал на дорогах низвергнутого в ад мира, чтобы серьёзно комментировать реплику старого вояки.
— Я вырастил дочь, — продолжил Ломов с горечью в охрипшем голосе, — и с успехом потерял её, едва ей стукнуло двадцать. Что ж, у неё мой характер, её не переубедить ни в чём. А дети вообще… Стоит ли говорить, в каком мире мы живём. Он не для детей, как бы цинично это не звучало. И тем более отрадно видеть ребенка, который не брошен, не покинут, а находится под защитой таких благородных и надёжных парней, как вы.
 — В таком случае, чтобы она и дальше могла находиться под защитой, вы не могли бы вернуть мне личное оружие, генерал? — спросил Григорий.
 — Мой друг, я верну вам его, как только мои преданные ассасины осмотрят хутор. Это не из недоверия, а, скорее, в силу привычки. В наш жестокий век нужно быть начеку постоянно, и всеобщее доверие сейчас — не добродетель, а порок. Если б вы знали, сколько жизней потеряно безвозвратно из-за банальной доверительности — не меньше, чем из-за роковой потери бдительности. Даже я, тёртый калач, столкнулся с этим, доверившись… и чему?! Собственной системе наблюдения, опытным часовым и верным телохранителям! Что в итоге? Я потерял город, который должен был стоять вечно, как Рим! Вы спросите, какой урок я из этого извлёк? Простой и ясный — систему надо менять, обновлять и контролировать всеми доступными способами, не брезгуя ничем: ни кнутом ни пряником. Но чаще всего кнутом! Пусть сотрудники охраны почаще стучат и подставляют друг друга, ведь раньше я считал, что это ослабляет систему, подтачивает её на корню. Но оказалось, что подтачивало её другое, а именно — вера в людей и их ценность. Поверьте мне, мой дорогой, настоящую неоспоримую ценность имеют только вещи, драгоценности. Да хоть простая банка мясных консервов с не истёкшим сроком годности, и та имеет свою определённую цену. Люди дерутся за эту банку, когда доходят до крайности и даже убивают друг друга, ведь это вопрос выживания, не больше и не меньше. Так что уязвимость системы в её стабильности, чтобы не сказать архаичности, как бы парадоксально это вам не казалось.
   Генерал повернулся было к выходу, как вдруг оглянулся и, указав на топоры на стене, с лукавой улыбкой сказал:
 — Но вооружиться одним из этих холодных орудий я вам не запрещаю. В конце концов, это оружие против зомби, а не против людей, верно? Кстати, пока мы летели, я видел в степи несколько шатунов, направлявшихся прямиком сюда, и может так случиться, что скоро их станет в сотни раз больше. Если я не ошибаюсь, ближайший к моей бывшей крепости хутор — ваш.
  «Час от часу не легче!» — подумал Рыжий, снимая со стены увесистый топор.

  «Параграф 11. Двойной удар.
 
  Тандем является довольно слабым звеном, но это лучше, чем бороться с зомби в одиночку. Нанесите разъярённому агрессивному шатуну «двойной удар», действуя в тандеме с надёжным союзником. Вашим оружием в данном случае будут: карабин с одной стороны и остро заточенный топор — с другой. В то время как точное попадание пули из карабина вашего товарища ненадолго собьёт с толку злобного шатуна, мощь увесистого топора остановит его навсегда. Соблюдайте простую очередность: выстрел — удар топора, и вашему тандему всюду будет сопутствовать удача.   
  Импровизируйте, создавая при помощи крепкой изоленты и прочих подручных средств модернизированные орудия самообороны при встрече с зомби: двухконечные ножи, спаренные топоры и двойные катаны».
 
  Шоссе, уводившее грузовик Настасьи далеко на север, теоретически должно было привести в большой, некогда миллионный город, где можно было найти не один гипермаркет из тех, что прежде поражали размахом покупателей, но прошло уже несколько часов, а дочь коменданта не увидела ещё ни одного даже покосившегося пригородного домишки. Степная полоса постепенно перешла в лесистые лощины, и дорога, где там и сям пробивалась лесная поросль, становилась всё менее пригодной для комфортной езды; зачастили выбоины в асфальте, превратившиеся местами в глубокие ямы, ощутимые даже для колёс военного грузовика.
   Всё это ещё больше вымотало и без того обессилевшую Настасью, её начало клонить в сон, однако усилием воли она заставила себя крепче вцепиться в баранку грузовика. По пути девушка уже пересекла несколько перекрёстков и развилок, и если прежде она пыталась ориентироваться по старым покосившимся указателям, то ближе к рассвету начала понимать, что на каком-то этапе, скорее всего, сбилась с пути, по ошибке свернув на каком-то распутье.
   Настасья больше не замечала указателей и просто машинально давила на газ, всё ещё надеясь, что каким-то чудом пустынная дорога, пусть и объездная, всё-таки выведет её к мегаполису. Однако она едва не уснула за рулём, чуть не съехав в кювет и выправив машину на шоссе в последний момент.
  Над верхушками высоких сосен начинало розоветь бледное безоблачное небо, когда Настасья заметила впереди большую табличку с белой надписью на синем фоне, на которой значилось: «ПОСЁЛОК АЛЫЙ РАССВЕТ 1.5».
  «Алый рассвет» — удачное название, особенно, для этой бесконечной тёмной ночи, — с улыбкой подумала девушка. — Всего полтора километра… Разве плохое место для остановки?»
  Она продолжила путь по сузившейся асфальтированной дороге, которая спустя несколько минут привела её к открытому входу на территорию элитного посёлка, — железные ворота были распахнуты, и ничто не помешало бы проехать за невысокую деревянную ограду. С минуту она сидела, настороженно осматривая окрестности посёлка, но не заметила ни мародёров, ни шатунов. Солнечные лучи энергично пробивались сквозь сосновую чащу, пытаясь рассеять скопление ночных теней и остатки тумана, сгустившиеся вокруг вековых стволов и толстых ветвей и слегка напоминавшие силуэты замерших живых мертвецов, приготовившихся к броску. Однако это было всего лишь плодом разыгравшегося воображения усталой и сонной девушки, мечтавшей только об одном — мягкой постели в одном из аккуратных богатых коттеджей, выстроившихся в ряд вдоль длинного асфальтированного проезда. Настасья трезво рассудила, что ей лучше не покидать кабину своей машины до последнего момента и уж точно не пытаться отправляться на разведку в одиночку. На небольшой скорости она въехала на территорию и направила грузовик по центральному прямому проезду, присматриваясь к красивым особнякам преимущественно с плоскими крышами.
  Никто так и не появился в поле её зрения. Кирпичные дома, выложенные брусчаткой дорожки и заросшие травой и сорняками газоны выглядели так, будто посёлок вовсе никогда и не был жилым. Возможно, его готовили к продаже и заселению незадолго до вспышки Z-вируса, но он так и не увидел ни одного жителя. Не исключено, здесь не ступала и нога мародёра, во всяком случае, нигде не было видно следов разбоя вроде битых оконных стёкол или взломанных дверей. Дома стояли как на подбор с закрытыми дверьми и окнами, затянутыми многолетним слоем выцветшей лесной пыльцы и дорожной пыли, нетронутые, необжитые и, если уж на то пошло, не слишком уютные с виду. Казалось, все они с нетерпением ждут новых жильцов, которые вселят радость и жизнь в их холодные стены.
  Проезд обрывался недалеко от живописного водоёма, окружённого лесными угодьями, солнечные блики весело играли на его слабой зыби, будто торжествуя полную победу над окончательно рассеявшейся угрозой хмурой ночи. Настасья заглушила двигатель, осознав, что ей будет приятно остановиться здесь, в этом заброшенном, но удивительно умиротворяющем, наводнённом солнечным светом и лесной прохладой уголке хотя бы на первое время.
  Ей приглянулся двухэтажный светлый дом с плоской крышей, стоявший ближе всех к пруду.
  «На плоской крыше можно загорать», — подумала она.
  Оставалось ещё осмотреть внутреннее убранство дома, конечно, соблюдая все меры осторожности. Настасья была не робкого десятка и могла бы справиться с этим делом в одиночку, но присутствие рядом такого силача, как Ефим Молич пришлось бы как нельзя более кстати. Да и, наконец, нельзя же вечно его держать в кузове грузовика!
  Вооружившись верным двуствольным обрезом, Настасья обошла машину, поглядывая по сторонам, и несколько раз постучала в дверь кунга, прежде чем снять с неё засов. Открыв дверь, она быстро отошла на несколько шагов назад, на всякий случай вскинув ружьё. И, возможно, сделала это не зря, потому что дверь тут же распахнулась от мощного удара изнутри. Оружия в кузове не было, Настасья знала, что Ефим для неё безопасен. Можно сказать, что у него остались лишь его огромные кулаки, но когда эта широкоплечая громада появилась в дверном проёме, Настасья невольно вздрогнула в испуге. Молич вперил в неё дикий взгляд исподлобья, от которого по телу дочки коменданта пробежали мурашки. Его больной жёлтый зомби-глаз бешено вращался в орбите, лицо исказила какая-то безумная жуткая гримаса.
  Ефим спрыгнул на землю, мотая головой во все стороны. При виде Настасьи из его глотки вырвалось какое-то звериное рычание, и он сделал быстрый рывок к ней навстречу, когда она нажала на спусковой крючок. Пуля угодила в землю перед ним, не причинив ему вреда, но оглушительный выстрел заставил его остановиться.
 — Стоять! — выкрикнула Настасья, отступая ещё на пару шагов. — Боже мой, ты же похож на шатуна!
  Солнечный луч упал на лицо Молича, когда неожиданно он взвыл, точно от приступа нестерпимой боли, прикрыв рукой больной глаз и пригнувшись к земле. Его вид вызывал и жалость, и ужас. Ефим метнулся к одноэтажному дому напротив, прикрывая лицо рукой, словно солнечный свет причинял ему невыносимую муку, как вампиру. Настасья догадалась, что его тело борется с инфекцией, и сознание, вероятно, не способно воспринимать окружающий мир адекватно. Инстинктивно Молич бросился в тень, скрываясь от света, который, видимо, каким-то образом воздействовал на клетки, поражённые инфекцией. Спустя секунду Ефим скрылся за дверью одноэтажного коттеджа, и Настасья поняла, что лишилась сильного союзника. Она хотела было пойти вслед за ним, но передумала, сообразив, что это может кончиться плохо для них обоих и лучше пока оставить его в покое.
  Тяжело вздохнув, она отправилась на разведку к понравившемуся ей двухэтажному дому с плоской крышей. Участок в тридцать соток выглядел заброшенным, газоны тут не стригли как минимум два-три года. Если тут и были когда-то клумбы, то они заросли буйным сорняком, сквозь стебли которого с трудом пробивались пёстрые бутоны каких-то одичавших цветов. С минуту девушка в нерешительности стояла перед входной дверью, затем быстро взялась за ручку. Дверь была не заперта, — с одной стороны, это могло насторожить, с другой — одной проблемой меньше, не нужно взламывать. Первым в сумрачную прихожую решительно заглянуло дуло обреза, готовое к встрече с любым, возможно, затаившимся шатуном. Однако, если в доме кто-то и был, он не торопился нарываться на конфликт.
  Настасья бесшумно вошла внутрь, заметив вешалки без одежды, выглядывавшие из раскрытой дверцы стенного шкафа. Выложенный плиткой пол в прихожей был покрыт слоем пыли, на котором не было видно ни одного следа, будь то зверь или человек. Оказавшись в просторной гостиной, девушка ненадолго замерла, удивившись неестественной тишине, царившей в доме. Из интерьера она обнаружила лишь большой телевизор, стоявший на стойке, и роскошный кожаный диван. На кухне всё было довольно скромно: стол с тремя стульями, кухонный шкаф, к раковине тянулись водопроводные трубы с фильтром, холодная электроплита без кастрюль и сковородок. На столешнице лежал большой мясницкий нож со сверкающим лезвием. Никаких следов еды, испорченных продуктов, разбросанных объедков, как бывает после вторжения мародёров. Всё выглядело на удивление нетронутым, будто в доме и не жили вовсе ни до, ни после Армагеддона.
  Настасья отвернула кран и, к её удивлению, полилась чистая вода. Видимо, доступ воды обеспечивала артезианская скважина. Попробовав её на вкус, девушка убедилась, что воду можно пить, и она с наслаждением утолила жажду, присосавшись к носику крана.
  На втором этаже обстановка также не порадовала разнообразием: стандартный огромный «сексодром» в спальне, аккуратно застеленный, как будто он ждал своего покупателя, так же, как и все остальные предметы в доме. Обратив внимание на одинокий шезлонг, стоявший во второй пустующей комнате, смежной со спальней, Настасья прихватила его с собой. Её интересовал путь на крышу, и очень скоро она его нашла, поднявшись по раздвижной лестнице на чердак.
  Вместе со сложенным вдвое шезлонгом, Настасья вышла через застеклённую пластиковую дверь на крышу, покрытую рубероидом. Облокотившись на парапет, девушка посмотрела вниз на проезд, где стоял грузовик, скользнув взглядом по задёрнутым плотными шторами окнам коттеджа, где скрывался Молич, и с восторгом насладилась картиной залитого солнечным светом водоёма, в котором ретиво плескались мелкие рыбки.
  У Настасьи было много дел. Нужно было позаботиться о главном — собственной безопасности. А для этого всего-то и надо было, что: перетащить съестные и боевые припасы из грузовика в дом, заколотить все окна для начала хотя бы первого этажа досками изнутри (серьёзная проблема состояла ещё и в том, где найти столько досок) и забаррикадировать дверь, причём успеть сделать всё это до темноты, когда зомби становятся наиболее активны, хотя и днём их не назвать ленивцами. Сделать это в одиночку девушке представлялось совершенно нереальным. Поэтому она отнеслась к существующему положению дел с какой-то детской беззаботностью, чтобы не сказать хуже, полным разгильдяйством. Ей захотелось просто побалдеть, погреться на солнышке и насладиться одиночеством и покоем, как никогда прежде в жизни.
  Настасья разложила шезлонг, разделась почти донага и прилегла, нацепив на нос тёмные очки, подставив упругую грудь, плечи и живот ласковым объятиям дневного светила. Справа от неё лежал обрез.
  Её сознание только начало поддаваться этой сладкой упоительной неге, когда до неё донёсся душераздирающий вопль Кувалды Молича. Он был настолько громким, пронизанным болью и страданием, что пробился через закрытую дверь одноэтажного коттеджа, огласив почти весь посёлок, и стих отнюдь не сразу, постепенно поглощённый окружающей толщей хвойных деревьев.
  Однако Настасья проявила совершенное бесчувствие.
— Не мешай загорать, — спокойно и почти без иронии сказала она, даже не двинувшись с места.
  Её комментарий будто был услышан — в течение всего последующего часа криков больше не было. На какое-то время Настасья, совершенно расслабившись, даже задремала. Однако идиллию нарушило событие из числа не то чтобы ожидаемых, но, можно сказать, вполне заурядных, ведь в эти смутные времена вторжение зомби уже давно не являлось чем-то из ряда вон выходящим.
  Громкий утробный вопль, донёсшийся откуда-то снизу, вывел девушку из состояния приятного оцепенения. Настасья быстро накинула на себя одежду, взяла ружьё и, прокравшись к парапету, осторожно выглянула на улицу. Со стороны главных ворот по центральному проходу бежал довольно крепкий с виду зомби, рыча и хищно озираясь по сторонам. Возможно, он почуял близость двоих смертных и теперь выискивал их по всему посёлку. Его вопль мог привлечь и других инфицированных, поэтому Настасья пожалела о том, что не позаботилась в первую очередь о собственной безопасности. Вид забытого всеми, тихого посёлка усыпил её бдительность, он показался ей каким-то райским уголком, который должны обходить стороной все опасности и невзгоды, хотя никогда не следует сбрасывать со счетов вездесущих зомби. Так и теперь, шатун был лёгок на помине, да ещё и призывал за собой орду, и тогда уж все шутки в сторону!
  Тем временем инфицированный заметил грузовик и, крадучись, обошёл его кругом. Его мутный взгляд скользнул по дому, на крыше которого притаилась девушка. Вероятно, он что-то почувствовал, потому что, потеряв интерес к машине, медленно двинулся по тропинке к дому с плоской крышей. Настасья похолодела от ужаса, её первой мыслью было броситься по лестнице вниз и закрыть дверь на замок, которую она нарочно оставила открытой пока обследовала дом, чтобы иметь возможность сбежать без помех в случае опасности. Но опять-таки этот шум наверняка привлёк бы внимание шатуна ещё больше, а влезть через окно, разбив стекло, было бы для него делом одной секунды — шатуны были отнюдь не так медлительны, какими они могли иногда казаться. Поэтому Настасья решила остаться на крыше в надежде на то, что шатун не полезет наверх, и даже если это случится, она сумеет его хотя бы ненадолго остановить прямым выстрелом из обреза в голову.
  Шатуну оставалось сделать ещё несколько шагов до двери, когда из одноэтажного дома напротив внезапно выскочил Ефим с огромным тесаком в руке. Его голова была перебинтована, больной глаз прикрыт марлевой повязкой. Он яростно закричал, привлекая внимание зомби. Изумление Настасьи было так велико, что, забыв об осторожности, она почти наполовину свесилась через парапет, чтобы лучше видеть происходящее.
  Моличу удалось отвлечь инфицированного, и он остался стоять на дороге, размахивая в воздухе огромным ножом. Он пересёкся взглядом с глазами девушки, и ей показалось, что Ефим ей подмигнул. Шатун, остервенело зарычав, бросился к Моличу и попытался вцепиться ему зубами в руку с ножом, но тот ловко увернулся, с размаху полоснув широким лезвием шатуна по лицу. Зомби даже не пискнул, будто ничего не почувствовав, однако его движения, казалось, стали быстрее и точнее. В следующем броске он уже ненадолго вцепился на удивление сильной пятерней в руку Молича, и едва не прокусил её, клацнув зубами в пяти сантиметрах от его запястья, зато получил ещё один скользящий удар ножом по щеке. От этих ран у шатуна не пролилось ни капли крови, но прыти и свирепости, казалось, отнюдь не убавилось, а стало только больше.
  Настасья поняла, что ей нужно начинать действовать. Она быстро спустилась с верхнего этажа, выскочила из дома и выбежала на дорогу в тот момент, когда шатун вцепился в Ефима мёртвой хваткой. Удары ножа будто совсем не действовали на него, а лишь больше распаляли, пробуждая звериную ярость. Молич столкнулся с действительно сильным и опасным противником и без своей верной кувалды ему с каждой минутой становилось всё тяжелее сопротивляться напору остервенелого шатуна, напоминавшего демона во плоти.
  Ефим заметил краем глаза стоявшую рядом девушку, вскинувшую обрез, и с криком из последних сил оттолкнул от себя живого мертвеца, когда Настасья, только того и дожидаясь, нажала на спусковой крючок. Пуля отколола большой бескровный кусок от черепа шатуна, который не смог устоять на ногах и завалился на бок на асфальте дороги. Тряхнув головой, он тут же попытался встать, однако Молич с неистовым воплем уже оседлал упыря, обрушив на его шею лезвие тесака. На этот раз он попал очень точно, перерубив шатуну шейные позвонки. С торжествующим криком он поднял голову поверженного зомби за волосы и швырнул её к ногам Настасьи.
  В посёлке вновь воцарилась прежняя умиротворяющая тишина, лишь где-то высоко в ветвях деревьев снова зачирикали умолкнувшие было лесные певчие птицы. Настасья прицелилась в забинтованный глаз Ефима и яростно выпалила:
 — Ну что, ублюдок, следующий выстрел будет твой!
  Ефим виновато улыбнулся.
  Девушка опустила ствол и озабоченно спросила:
 — Что с глазом?
  Молич, глядя в сторону, ответил ослабевшим сиплым голосом:
 — Я не знал, что со мной. Вроде бы на время потерял память. Когда очнулся, свет причинял невыносимую боль, мне была нужна темнота…
  Он указал на одноэтажный дом.
 — Я нашёл там нож, приставил его к глазу и… почти сделал это, почти удалил этот зародыш вечного безумия!.. Но через пятнадцать минут боль начала стихать. И теперь мне кажется, что я победил его совсем. Конец безумию! Может быть, я ошибаюсь, но, по-моему, мы нашли здесь пристанище и можно начать строить новую жизнь.
  Настасья улыбнулась ему в ответ, прижалась к его широкой сильной груди, обхватив атлета обеими руками, и не отпускала ещё долго, будто боялась его снова потерять.

  «Параграф 13. Советы новичкам.
 
  Многие неискушённые граждане нового мира задаются вопросом, с какого вида оружия можно начать своё триумфальное шествие по улицам, наводнённым зомби? Можно с уверенностью сказать, что в самом начале Армагеддона у каждого оно было своё, а если проще, — то, которое в первую очередь подвернулось ему под руку, и если уж оно ему помогло, то наверняка так и осталось в его арсенале на самом первом почётном месте. Возможно, у механика орудием защиты от зомби будет большой гаечный ключ, уличный музыкант под это дело настроит свою гитару, опытный кондитер может отбиваться от шатунов тортами, а строитель — кирпичами. Таксист при виде орды инфицированных включит счётчик и пойдёт на таран, сидя за рулём своей машины, а лесоруб, конечно, просто заведёт свою бензопилу и будет прав как никто другой».

  В то время как Рыжий, погружённый в гнетущие размышления, бесцельно слонялся по двору харчевни, закинув на плечо топор, генерал Ломов с подчинённым подверг хутор самому тщательному осмотру и даже начал вести строгий бухгалтерский учёт по хозяйству. Эрнст улёгся спать в одной из комнат жилого дома на втором этаже на широкой мягкой кровати под большим портретом в позолоченной раме самого толстяка — бывшего хозяина, даже не сообразив, что это, судя по всему, его спальня. Впрочем, в тот момент ему было совершенно всё равно, на чьей кровати он проспится.
  В кладовой генерал Ломов обнаружил копчёного кабанчика (того самого, про которого в своё время прожужжал все уши своим гостям толстяк) и застрял там на полчаса, предаваясь обжорству.
  Постовой на смотровой вышке (и по совместительству второй пилот вертолёта) самоотречённо пялил глаза в пустошь, на которой совершенно не к чему было придраться. Ни одного намёка на зомби. Его радовало то обстоятельство, что он оказался одним из тех везунчиков, кто смог выбраться из Кербера, в одночасье охваченного вспышкой зомби-вируса, целым и невредимым вместе со своим напарником-пилотом, ещё одним ушлым спецназовцем и генералом Ломовым. Также его не мог не порадовать и тот факт, что здесь, на этом хуторе они не встретили достойного сопротивления и нашли вполне уютное место для остановки, равно как и то, что пустошь вокруг, прямо сказать, не изобиловала шатунами, по крайней мере, до настоящего момента. Однако, когда на горизонте появился огромный бронированный автобус с метельником, несущийся прямо на хутор, поднимая столбы пыли, блаженная самодовольная улыбка пропала с его лица, и постовой понял, что день намечается как минимум нескучным.
  Измотанный за ночь Кинский, несколько раз сбившийся с пути, но всё-таки к утру выруливший на знакомую дорогу, разогнался до предельной скорости и, эффектно притормозив перед самыми воротами, тем самым хорошенько встряхнув всех своих, не менее измотанных его сумасшедшей ездой, пассажиров, возвестил о своём прибытии, несколько раз нажав на клаксон. Постовой сделал несколько предупредительных выстрелов поверх крыши зомби-кара, однако Кинского это не смутило, и он продолжил остервенело давить на клаксон, уверенный, что знакомые ему новые обитатели хутора его просто разыграли.
 — Это ещё кто? — крикнул постовой Рыжему, но тот и сам не представлял, кто мог заявиться на зомби-каре, хоть у него и мелькнуло в голове смутное подозрение насчёт непредсказуемого Антона.
  Услышав шум, из кладовой вылезли Ломов со своим помощником-спецназовцем с ломтем копчёной свинины в руке.
 — Вы всё-таки кого-то ждали? — строго спросил генерал у Григория.
 — Понятия не имею, кто это. Может быть, мародёры?
  Из дома вышла Лика с медвежонком и сказала:
 — Может, это Кинский?
 — Кинский?
  Ломов склонился над девочкой, вытирая лоснящиеся от жира губы, и вкрадчиво спросил:
 — А кто это такой, милая?
  Лика умолкла, растерянно посмотрев на клоуна.
 — Ну, так кто? — приказным тоном добавил генерал.
 — Отвечай, быстро! — прикрикнул на неё спецназовец, грозно передёрнув затвор автомата.
 — Это один из наших, — вмешался Григорий. — Не пугайте её! Если честно, я не думал, что он вернётся. Да и вообще, он ли это, я лично не уверен.
 — А это мы сейчас проверим, он это или не он, — комендант сделал быстрый знак постовому, означавший, чтобы тот смотрел в оба и приказал второму пилоту открыть ворота.
 — Если это мародёры, — сказал он клоуну, — покрошим их в винегрет. Но не будем торопить события.
  Генерал достал из кобуры пистолет и замер на почтительном расстоянии от ворот метрах в пяти от Рыжего. Лика предусмотрительно скрылась за дверью кабака, поскольку даже ей было ясно, что в любой момент может начаться хаотичная стрельба отнюдь не игрушечными пулями.
  Второй солдат открыл ворота, и зомби-кар, едва протиснувшись в проём со своим широким метельником, вкатился во двор, чуть было не зацепив вертолёт. Теперь на дворе стало совсем тесно. Вид массивной винтокрылой машины на некоторое время ввёл Кинского в ступор, из которого его сумел вывести радостный возглас Цибелы:
 — Ого, у вас даже есть вертолёт!
 — Если бы… — хмуро буркнул Антон. — Здесь не всё чисто, у нас какие-то незваные гости!
  Заметив генерала и его телохранителя, взявшего автомат на изготовку, он помрачнел ещё больше. Ломова он видел впервые, но у него появилось дурное предчувствие, и теперь ему меньше всего хотелось покидать кабину зомби-кара. Однако рано или поздно ему бы пришлось, и медлить не имело смысла.
 — В чём дело? — спросил Вязов у Антона.
 — По-моему, это засада, — ответил тот. — Только не дёргайтесь, я выйду первым, а вы будьте начеку. Если что, вот ключ зажигания, водить умеешь?
 — Ещё бы!
 — Если начнётся пальба, просто жми на газ и всё, дави всех подряд… кроме одной девчонки, правда, я её тут пока не вижу.
  Вооружившись карабином, Кинский высунул голову через раскрывшуюся дверь и быстро осмотрелся. Он заметил Рыжего, застывшего на месте с топором, и его это немного успокоило.
  Ломов вопросительно посмотрел на Григория и тот сказал:
 — Это Кинский… Наш человек.
 — Я вижу, вы удивлены, — изобразил фальшивую улыбку генерал. — Прошу, не удивляйтесь… Только на всякий случай бросьте оружие на землю и выходите из машины с поднятыми руками. Наверху пулемётчик, и он немного нервный.
  Швырнув карабин к ногам генерала, Кинский с мрачной миной сошёл с подножки зомби-кара.
 — То же самое я попросил бы сделать и всех остальных, — повысив голос, добавил комендант. — Я бы хотел, чтобы всё прошло мирно, без эксцессов. Кстати, я буду только рад, если наша зарождающаяся коммуна пополнится новыми участниками.
  Кинский угрюмо ухмыльнулся.
 — Новая коммуна? — переспросил он. — Я так мечтал об этом!
  Оглянувшись, Антон крикнул своим пассажирам, притихшим в салоне:
 — Вы слышали наше новое руководство? Выходите из машины!
  Первым из зомби-кара вышел Панк, за ним робко выглянула Цибела, после неё вывалился раскрасневшийся от жары Вязов, последними вышли Стаменов с Иветтой. К ногам коменданта, кроме карабина, упал ещё АК-74.
  Увидев знакомых врачей, генерал расплылся в сладострастной улыбке:
 — Вот так встреча! Что ж, врачи в нашей коммуне уж точно не помешают.
  Спецназовец подобрал трофейное оружие, спрятав его в кабине вертолёта.
 — Я бы хотел озвучить новые правила, — сообщил Ломов, насмешливо оглядев всех шестерых новоприбывших. — Они на редкость просты. Приказы здесь отдаю я, вы обязаны их беспрекословно выполнять, ведь закон и порядок служит одному — нашей общей безопасности. Зомби не дремлют, как вы знаете, и все мы должны слиться в единый стальной клинок, который пресечёт малейшее поползновение инфицированных на нашу обитель. Для этого все обязаны соблюдать строжайшую дисциплину, даже если кому-то это и не нравится, — он выразительно посмотрел на хмурого Кинского. — За несоблюдение нормативов и открытое непослушание каждому грозит суровое наказание, вплоть до… Но я надеюсь, мои дорогие новые члены коммуны, до этого не дойдёт. С девяти вечера до пяти утра будет действовать комендантский час. Я ведь, комендант, не так ли? — осклабился Ломов. — Так что я вправе назначить и комендантский час. Если кто-то появится в поле зрения стрелка на вышке, пока действуют введённые мной ограничения, он имеет права без предупреждения открыть огонь. Ну и, конечно, второй назначенный мной дежурный тут же обезглавит провинившегося, пока тот не обратился в зомби. Такие времена, дорогие мои, и тут уж ничего не поделаешь. Мы должны быть жестокими, чтобы выжить. Всё понятно?
  Возражений не последовало, промолчал даже Кинский, хотя его и распирало, чтобы ляпнуть что-то очень обидное в адрес генерала.
 — Но до комендантского часа ещё далеко, вы можете заняться укреплением стен хутора, ведь зомби могут появиться в любой момент. Мы видели тушу одного в курятнике, застрявшего в норе, но, как я понял, он временно служит в качестве затычки, чтобы другие не проникли в курятник через дыру. Так вот, её необходимо немедленно заделать. Ты и ты, — он указал на Панка и Вязова, — за работу! Кинский займётся заточкой топоров, что висят на стене в харчевне, а заодно всех прочих режущих инструментов и мясницких тесаков — сами знаете, для чего они нам могут понадобиться, так что занятие это крайне необходимое. Ну а женщины и дети — на кухню готовить ужин. Есть вопросы? Нет вопросов!
  Никто не успел опомниться, как генерал, по-панибратски обняв Стаменова, отвёл его в сторону и завёл разговор, косвенно и напрямую касающийся тем, связанных с «дурью» и изучением способов, как её можно изготовить кустарно, за неимением необходимых инструментов и материалов. Доктор устало ответил ему примерно то же самое, что в своё время в кабинете Блума, но генерал, казалось, его не слышал и, похоже, был убеждён, что «дурь» можно синтезировать даже из топора. Его речь становилась всё более бессвязнее, напористее и агрессивнее, и Стаменов решил не возражать и попросту поддакивал, пока Ломов, с силой ударив его по плечу, не отправился на поиски крепкого спиртного в харчевню.
  Доктор подошёл к Иветте и негромко, с мрачной иронией сказал:
 — По-моему, отныне мы тут на привилегированных правах, и нам не грозит тяжёлая работа. Вот только не знаю, хорошо ли это?
 — Надо бежать отсюда, — прошептала медсестра. — Только мы сбежали из одного заражённого улья, как попали в другой! И снова в плену у того же самого обдолбанного маньяка.
  Медики не заметили, как к ним тихо приблизилась Лика и тронула Игоря за руку.
 — Что тебе, девочка? — улыбнулся Стаменов.
 — Вы врачи, правда? — спросила Лика.
 — Да, вроде того. А что, тебе нужна помощь?
 — Не мне, а моему маленькому другу. Вы лечите животных?
  Игорь замялся.
 — Ну… чаще всего, мы лечим людей. А животных лечат ветеринары.
 — Мой маленький друг совсем ничего не ест. Или я просто даю ему не то, что он любит. От сверчка он отказался, от гусеницы тоже. Что ещё предложить ему, я даже не знаю. Может, сырого мяса?
 — А что за зверь такой?
 — Он на чердаке, — девочка указала на небольшое мансардное оконце над вторым этажом харчевни. — Пойдёмте, я отведу вас к нему. Кстати, у него на лапке колечко с гравировкой.
  Медики в недоумении переглянулись и, решив не расстраивать обаятельную малышку отказом, последовали за ней. Заодно под этим невинным предлогом можно было обследовать новое место, в котором они очутились благодаря столь невероятному стечению обстоятельств. Девочка быстро поднялась по лестнице наверх и распахнула дверь в сумрачный затхлый чердак. Помещение было завалено разнообразным хламом, среди которого можно было разглядеть какой-то строительный мусор, доски и мешки с окаменевшим цементом. Возле окна на облезлом стуле стояла старая птичья клетка, внутри которой шевелилось что-то живое.
  Как только Стаменов смог разглядеть очертания зверька в клетке, сердце его забилось сильнее, и он чуть не вскрикнул от радости. Из-за стальных прутьев на него оскалилась сердитая мордочка летучей мыши — одной из тех трёх особей рукокрылых, которые он считал навсегда потерянными. Теперь прерванное исследование теоретически можно было продолжить. Конечно, ему была необходима серьёзная исследовательская лаборатория. Однако теперь у него в руках было главное — живая особь с антителами от Z-вируса, а значит, не нужно ничего начинать кропотливую работу сначала. У доктора даже мелькнула шальная мысль о том, как он попытается «развести» коменданта на современную продвинутую «лабу» якобы для синтеза наркоты.
 — Вот, — озабоченно сказала Лика, — это он. Но у него совсем нет аппетита.
 — Это не беда! — весело воскликнул Игорь. — Кажется, я знаю, чем он питается. Несколько личинок мясных мух, возможно, вернут его к жизни.
 — Я найду их, — крикнула девочка, — дайте мне только пять минут! 
  Радость Стаменова могло омрачить, пожалуй, только одно. Столь быстрого нашествия зомби, причём сразу со всех сторон их лагеря, не мог ожидать никто, но это случилось. Первым стремительно приближающихся инфицированных (видимо, из числа «бегунов») заметил сторожевой на вышке и забил тревогу. Панк и Вязов даже не успели приступить к своему грязному делу по ликвидации туши зомби, застрявшего в лисьей норе, когда кто-то с силой выдернул её из норы с той стороны хутора, и в дыре появились костлявые руки новых незваных гостей. Сразу несколько шатунов, каким-то образом прокравшиеся незаметно для наблюдателя с вышки, мешая друг другу, попытались пролезть через нору. Панк с Яном в панике выскочили из курятника, столкнувшись с Рыжим, сжимавшим потными руками свой топор.
 — Я вижу шатунов — минимум тридцать штук! — заорал сторожевой.
  Из харчевни выбежал Ломов, таращась по сторонам обезумевшими пьяными глазами. Судя по всему, крепкий самогон толстяка не пошёл старому наркоману на пользу. Он прокричал что-то нечленораздельное своим архаровцам в униформе и сделал несколько выстрелов в воздух из пистолета, чем лишь усилил общую панику в пределах хутора. Из кухни с визгом выскочила Цибела, за ней — с заточенными, как бритва, топорами в руках подобно пушечному ядру вылетел Кинский с каким-то особенно ожесточённым, почти садистским выражением лица. К тому времени несколько самых ловких зомби уже перелезали через ограду, будто вовсе не обращая внимания на заострённые колья и колючую проволоку, преграждавшие им путь.
  Из окна спальни бывшего хозяина харчевни, высунулась сонная физиономия Эрнста. Вид перелезающих через ограду скалящихся шатунов мгновенно отрезвил его, и он присоединился к растерянной группе соклановцев посреди двора харчевни, собиравшихся дать отпор лишь тем скудным холодным оружием, которое было в их руках. Сторожевой на вышке сделал несколько запоздалых коротких очередей из пулемёта, которые только разозлили инфицированных, бравших на приступ хутор.
 — Я отменяю свой приказ! — провыл Ломов, обращаясь к своим солдатам в униформе. — Мы отступаем!
  Он даже не посмотрел в сторону изумлённых соклановцев, как будто их тут и не было. С неожиданной для всех ловкостью он поймал за руку пробегавшую мимо него с медвежонком Лику и заявил:
 — Я возьму с собой только её! Воспитаю, как родную дочь. Все на вертолёт — быстро!
  Спецназовцы не заставили себя долго упрашивать и запрыгнули в винтокрылую машину. Пилот включил двигатель и лопасти завертелись в бешеном ритме, подняв пыльный вихрь на дворе хутора.
 — Эй, оставь её, хмырь! — крикнул коменданту Кинский, бросившись на помощь девочке, в ярости сжимая топоры, но застыл, когда один из спецназовцев прицельно пробуравил землю одиночным выстрелом из карабина у его ног.
 — Я не причиню тебе зла, поверь мне, — произнёс Ломов, волоча девочку за собой к вертолёту. — Ты тут просто погибнешь с этими неудачниками.
 — Это мои друзья! — воскликнула Лика, но комендант её уже не слушал.
 — Постойте! — крикнула девочка, упираясь изо всех сил, и генерал немного замедлил шаг, покосившись на неё.
  Лика сунула ему в лицо свою плюшевую игрушку.
 — Меня часто спрашивают, почему его зовут Зубастый?
 — Да, — кивнул комендант, нервно озираясь. — И почему?
  Вместо ответа Лика молниеносно выхватила из плюшевого нутра медвежонка остро заточенный стилет и вонзила его по самую рукоять в ногу генерала. Остервенелый вой коменданта почти перекрыл оглушительный шум лопастей винтокрылой машины, он выпустил руку девочки, схватившись за свою рану, из которой так и осталась торчать рукоять кинжала, и Лика бросилась в объятия Кинского.
 — Ты молодец! — в восхищении воскликнул он, прижимая её к себе.
  Комендант доковылял до вертолёта, спецназовцы помогли ему забраться внутрь, и воздушная машина взмыла ввысь. На дворе стало больше свободного места, что могло означать расчистку арены для ближнего боя, равно как и заведомый проигрыш соклановцев в неравной битве против зомби, которых с каждой минутой становилось всё больше. Уже с дюжину инфицированных перелезли через частокол, спрыгнув во дворе, и крадучись подобно гиенам направлялись к оставшимся обитателям хутора. Первое столкновение закончилось для одного из зомби плачевно, когда Рыжий снёс ему голову своим топором, но было совершенно ясно, что очень скоро шатуны возьмут если не силой, то числом, задавив простых смертных своей беспощадной массой, состоящей из мускул, клыков и длинных грязных ногтей, которые были отнюдь не менее опасны, чем кинжалы и тесаки их противников.
 — Какие планы? — крикнул Рыжий Кинскому.
 — Все в машину! — недолго думая, ответил тот, указав на зомби-кар.
  Из дверей харчевни выбежали Иветта и Стаменов с клеткой в руках.
 — Мы подожгли дом! — бросила медсестра. — Огонь отпугивает зомби. Это сказано во всех учебных пособиях.
 — И правильно сделали! — кивнул Кинский. — Пусть тут всё сгорит синим пламенем вместе с шатунами!
  Запрыгнув в кабину, он дождался, когда в машину заберутся все остальные под защиту её прочной стальной обшивки, затем не без труда развернул её во дворе и, выдавив метельником ворота, выехал за пределы хутора, над крышами дома и амбаров которого уже занималось пламя и поднимался столб чёрного дыма. Шатуны разбредались в разные стороны, несколько из них бросились вдогонку за машиной, но Антон, втопив педаль газа в пол до упора, без труда оторвался от них посреди песчаной степи.
 — А где же Сильван? — озабоченно спросила Лика. — Наверно, он попался в лапы к шатунам.
 — Мы так и не похоронили Сильвана, — мрачно изрёк Эрнст, глядя через бойницу в сторону удаляющегося хутора, над которым бушевало пламя, напоминая гигантский костёр. — Этого я себе не прощу!
  Рыжий промолчал, решив не рассказывать при девочке о том, что он сделал на рассвете.
 — А может, он всё-таки спасся? — предположила Лика.
 — В этом мире всё возможно, малышка, — весело заметил Кинский.
  Он попытался направить зомби-кар на одного встречного зазевавшегося шатуна, но тому каким-то образом удалось ускользнуть прямо из-под колёс неуклюжей машины, и Кинский сердито ругнулся вполголоса.
  Стаменов улыбнулся, глядя на показавшую ему свирепый оскал крошечных клыков, летучую мышь, притихшую на дне клетки. Всё складывалось не столь уж плохо, почти все из них ещё были живы. И, наверно, одна из лучших новостей за этот день — комендантский час отменён, впрочем, так и не начавшись!