История Старого Оскола, или Крайности краеведения

ИСТОРИЯ СТАРОГО ОСКОЛА ПО "МЯТЕЖНОМУ КРАЮ" С.КАУНОВА.
О крайностях советского краеведения.

Первая попытка написать историю Оскольского края «в свете теории Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина» была предпринята в середине 1930-ых годов. За исполнение этого соцзаказа взялся студент Московского Историко-Архивного института С. Каунов. В течение некоторого времени он с пристрастием изучал материалы, хранившиеся тогда в Государственном архиве феодально-крепостнической эпохи (ГАФКЭ), отыскивая на страницах древних документов следы классовой борьбы. Духовенству в истории края Кауновым отводилась неблаговидная роль идеологической подпорки крепостничества.
Историческое описание Старого Оскола, сделанное в конце XIX века оскольским учителем А. Синдеевым, советский студент Каунов забраковал в первых же строках своего варианта истории. Работа Синдеева, по его мнению, «является чисто буржуазной, говорящей больше не об истории, а восхваляющей старооскольских помещиков и купцов».

Все источники по истории края устного происхождения советский исследователь безапелляционно отмел в сторону: «Мы часто верим рассказам стариков и других любителей старины, а в этих рассказах очень много фантазии и неверностей, запутывающих истинную суть истории». Но отвергая свидетельства «любителей старины», Каунов некритично усвоил заявления тех, кто эту старину ненавидит.
Историко-статистический очерк о городе и уезде, написанный в 1893 году московским архивариусом И. Токмаковым, Каунов даже не удостоил упоминания. Возможно, он и не читал его вовсе. А если бы и прочел, то, скорее всего, оценил бы так же низко, как и труд Синдеева. Что это за история, если в ней нет ни одной цитаты из наследия классиков марксизма?

Плод своего творчества С. Каунов назвал революционно и романтично – «Мятежный край». С 20 августа 1935 года это заголовок замелькал в номерах Старооскольской газеты «Путь Октября». Очерк публиковался с продолжением в течение нескольких месяцев.

Публикацию предваряли слова М. Горького, сказанные им на I съезде советских писателей: «Мы /не/ знаем истории нашего прошлого. Предполагается и частью уже начата работа по истории удельно-княжеских и порубежных городов от времени их основания до наших дней. Эта работа должна осветить нам в очерках и рассказах жизнь феодальной России, колониальную политику московских князей и царей, развитие торговли и промышленности – картину эксплуатации крестьянства князем, воеводою, купцом, мелким мещанином, церковью и закончить все это организацией колхозов – актом подлинного и полного освобождения крестьянства от «власти земли», из-под гнета собственности».

До времени организации колхозов С. Каунов свое повествование не дотянул, ограничив верхнюю хронологическую рамку XVIII веком.

Основной текст очерка Каунов начал, как и полагается по неписанным большевицким канонам, со слов В.И. Ленина. Далее, в полном соответствии с кремлевским этикетом, следовал комплимент в адрес Сталина – «мудрого вождя» партии. Студент Каунов особо отметил, что «марксистской литературы по данному вопросу еще не было», тем самым подчеркивая научную новизну своего труда. 

Видимо подозревая, что не всякий читатель дотянет до конца очерка, исследователь делает вывод уже в первой части публикации: «История г. Старого Оскола и его уезда есть история жесточайшей классовой борьбы крестьян с помещиками. Она написана кровью и потом трудящегося крестьянства, стонавшего под гнетом крепостничества, благословляемого религией и поддерживаемого плеткой урядника…». Если это не вывод, а посылка, то в дальнейшем тексте должно быть дано место и для иного мнения. (Если не ради науки, то хотя бы ради приличия). Этого не сделано. Следовательно, весь текст очерка подгонялся под уже готовое клише. Главная задача, которая была поставлена перед исследователем, заключалась в том, чтобы сообщить (не объяснить, не доказать, не убедить, а просто сообщить) примерно следующее. Крестьянство во все времена проявляло недовольство, но «настоящих буйных» было мало, не хватало вожаков. В конце концов, пришли большевики, все недовольство аккумулировали, направили в нужное русло и в стране остались одни довольные. «Только Советская власть и наша партия Ленина-Сталина, - с пафосом заявляет Каунов, - обеспечила крестьянству переход от нищеты, кабалы и разорения».

Справедливости ради, стоит возразить, что очень многие только при советской власти узнали, что такое настоящая нищета и настоящая кабала, а число семейств, разоренных по указу партии Ленина-Сталина, и вовсе не поддается никакому учету. Достаточно вспомнить одну кампанию по раскулачиванию, исковеркавшую судьбы миллионов людей. Как правило, работящих и верующих.

Но вернемся к тексту очерка. Вот какую реконструкцию начального периода истории города Старый Оскол дает он: «Воевода в своем воеводстве над всеми сам творил суд и расправу, попы за всех молились (получая с народа обильную дань), а крестьяне на всех и за всех трудились, перебиваясь с хлеба на воду, а в голодные годы (которых нельзя счесть) питались лебедой, корой и т.п., отчего умирали тысячами от разных повальных эпидемий».

По поводу этого отрывка тоже можно привести целый ряд возражений. Во-первых, советский суд сталинского времени был более скор на расправу, чем суд воевод. Вспоминаются и «колоски», и «анекдоты», и общение с «классово чуждыми элементами», и приверженность к «пережиткам прошлого», в перечень которых входила и религиозная вера. Во-вторых, после прихода к власти большевиков все крестьяне не уехали отдыхать на Гавайи, а продолжали трудиться. Только плоды своего труда они стали видеть в своих кладовых еще реже. И в-третьих, голодных лет и смертей от голода в первые десятилетия советской власти было ничуть не меньше, чем в царское время. Кроме того, прежнее правительство как-то не додумалось использовать «голодомор» в «партийных интересах».

Без любви пишет С. Каунов и о самом основании Старого Оскола. По его словам, крепость держала в повиновении «бежавших сюда крестьян и опальных элементов» и нужна была как база «для дальнейших захватов южных степей русскими крепостниками». Свое мнение автор подкрепляет высказыванием В.И. Ленина: «Захватом русских царей и капиталистов мы считаем и Польшу, и Финляндию, и Украину, и прочие не великорусские земли». Интересно, а чем была развязанная страной советов Советско-Финская война, победа в которой стоила Красной Армии немалых потерь?

Наиболее крупными крепостниками XVII века Каунов называет «попов и монастыри». Конечно, до утилитарных реформ Петра Первого и секуляризации церковных земель Екатериной Второй Церковь была большим землевладельцем. Не редко состоятельные люди, составляя завещание, часть своего имения жертвовали именно монастырям «на помин души». И порой такие подарки лишь многократно увеличивали монастырские проблемы, а не облегчали существование обителей. Далеко не все иноки имели талант сподвижников преподобного Иосифа Волоцкого совмещать горячую молитву с обширной хозяйственной деятельностью.

В Осколе самым крупным из «крупных крепостников» был Троицкий монастырь в Тюляфтиной поляне (район Стрелецкой слободы). По данным того же С. Каунова, за обителью числился один двор крестьян, 19 дворов бобыльских с числом 62 человека и двумя вдовами. Очень может статься, что если бы этим людям предложили сбросить с себя «ярмо монахов-эксплуататоров» и пойти на вольные хлеба, то большинство из них  осталось бы жить при монастыре. Особенно бобыли и вдовы.

К достоинству «Мятежного края» можно отнести то, что ее автор действительно прочел в архиве немало интересных документов и некоторые процитировал. Есть в очерке факты, неизвестные ни Синдееву, ни Токмакову. Впрочем, оба дореволюционных краеведа в самом названии своих работ предупредили читателя об их краткости. 
 
В заключение можно отметить, что «Мятежный край» студента Каунова содержит много ценной информации, но не столько по истории Оскольского края XVI-XVIII веков, сколько по истории советского периода нашей страны.

Священник Владимир РУСИН
2005г.