Золото

                ВИТАЛИЙ  ЛОЗОВИЧ
 
                З О Л О Т О

   
       Старый гусеничный вездеход шёл долиной реки Пудына на Собский перевал уже шестой час. Шестой час в его разбитом кузове болтались шесть геологов, возвращавшиеся из длительной поездки на залежи баритовых руд, что нашли далеко за истоками Пудыны. Теперь это месторождение будет занесено на карту местности Полярного Урала.
     Вместе со всеми в кузове вездехода качался узкими плечами Мишка Загий - молодой парень, вернувшийся весной из армии. Мишка Загий ничего приобрести в жизни ещё не успел, кроме разве что клички "профессор" да удивительной геологической профессии, которую можно обозначить двумя словами: тяни - толкай. Мишка Загий выполнял работу свою ответственно - не ныл, не стонал, не просился отдохнуть, а потому среди геологов быстро стал своим парнем. Ошеломляющий его кругозор да разносторонние знания, что он получил в детстве и юности, благодаря родителям, начитанность и грамотность суждений очень быстро приклеили к нему кличку "профессор", которую геологи, кстати, произносили не то, что без издевки и насмешки, а где-то даже с уважением.
     Мишка Загий решил один год после армии отработать, чисто так по-мужски, после чего уже следующим летом поехать куда-нибудь в Москву, в приличный университет. В какой?.. В приличный. Там их много. Факультет юридический? Или на финансиста? Время есть подумать. 
     Мишка обладал очень хорошей памятью, книгами зачитывался с детства. Кроме школьной программы перелопатил кучу всяческой литературы. Иногда мог часами, а то и днями сидеть за толстенной научной книгой, которая нужна была лишь для того, чтобы понять какое-нибудь явление или слово; интересовала его сиюминутно и в жизни могла не пригодиться совсем. Как-то раз он наткнулся на выдержку из индийского эпоса "Махабхарата", где рассказывалось, как герой Арджуна из племени Пандавов затребовал себе, после победы над Шивой, оружие астравидьи... Любой другой на его месте на этом бы и остановился, но Мишка тут же залез в родительскую библиотеку, достал сокращённый вариант "Махабхараты" из "Собрания Всемирной библиотеки" и прочитал всю сокращённую "Махабхарату", а с ней и "Рамаяну". Едва успев отдохнуть от древних индусов, он случайно услышал по телевидению о знаменитом в своё время и в своих кругах протопопе Аввакуме... Через десять минут, не найдя протопопа в библиотеке родителей, Мишка читал в интернете  "Житие протопопа Аввакума им самим написанное". Сон за книгой или компьютером, уронив голову на клавиатуру или книжные листы, было делом у Мишки регулярным. Родители ругали, но ничего поделать не могли. Всё это откладывалось в памяти и создавало огромный интеллектуальный багаж, которым Мишка пользовался легко и непринуждённо. А так как Мишка был немного артист (допустим, любил из промплощадки геологической базы устроить театральную сцену), да и в молодой голове иногда был полный сумбур, он мог перемешать всё подряд, что вдруг всплывало в памяти. Выглядело это непринуждённо и весело. Мишка начинал ходить взад-вперёд между тяжёлыми гусеничными вездеходами, тыкать пальцем в небо, смотреть себе под ноги и декламировать.
- "Дочь французского посланника в Риме, урождённая де Вивонн, маркиза Катерина де Рамбуйе, была утончённым человеком..." - здесь Мишка явно делал пропуск текста, потому говорил смешливо, - ля-ля-ля... "Больше всего на свете госпожа Рамбуйе любила литературу, почему её салон (в Париже) и приобрёл преимущественно литературное направление." Ля-ля... "Засверкал в кресле Жан-Луи Бальзак - светский писатель... разочарованный мыслитель Ларошфуко... остряк Вуатюр... Котен, Шаплен, Жиль Менаж... Загремели стихи в честь маркизы Рамбуйе..." - Мишка поднимал палец вверх и заканчивал: - "...До сих пор всё это было бы полгоря, если бы вслед за мадригалами и остротами Катерина Рамбуйе со своими сподвижниками не занялась большой литературой вплотную. В голубой гостиной читали вслух новые произведения и обсуждали их." - Мишка вновь поднимал указательный палец вверх, призывая заострить внимание. - "А раз так, то составлялось мнение, и мнение это становилось обязательным в Париже." * ( *Михаил Булгаков. "Жизнь господина де Мольера")
      Здесь голос его умолкал, даже не просто умолкал, а трагически замирал. Палец, поднятый вверх, несколько раз кому-то грозил в небе, потом Мишка громко взывал туда же:
- Это было четыреста лет назад! Что изменилось?! Везде где-то в "голубых гостиных" составляется мнение! Мнение, которое потом становится обязательным для всех нас! В любой области - литература, музыка, политика... Нет, не так?!
      Он быстро подходил к какому-нибудь геологу, озадаченному таким пафосом, брал его за пуговицу куртки и требовал с него уже конкретно:
- Отвечайте на поставленный вопрос! Почему молчим? Боитесь или не знаете? Не знаете? Кто знает? Пушкин? - И здесь совсем внезапно: - "Мой дядя самых честных правил, когда не в шутку занемог, он уважать себя заставил и больше выдумать не мог..."  - выражение лица Мишки становилось глуповато-удивлённым, словно от какой-то нежданности, и он продолжал с мудрыми глазами : - А если рассмотреть сии строчки под углом закона?.. А-а? Что получаем? А получаем принуждение от дяди! Потому что - заставил! И можно воспользоваться... - Тут же прокурорским голосом, покидая озадаченного геолога, самому себе: - " Статья сорок. Вопрос об уголовной ответственности за причинение вреда охраняемым уголовным законом интересам в результате психического принуждения, а также в результате физического принуждения, вследствие которого лицо сохранило возможность руководить своими действиями, решается с учетом положений статьи 39 настоящего Кодекса." А это...
- Мишка! - одёргивал старший группы, дядя Коля, - Хорош болтать, неси сумку с оптикой!.. Сукин сын! Статью он на дядю Пушкина повесил!..
     Проговаривалось это добрым голосом, потому как за такие выкладки из самых разных сторон человеческой жизни, геологи Мишку любили. Скучать не давал, да и когда необходимость была, мог дельную мысль подсказать.
- А я бегу к вам, люди добрые! - отзывался Мишка, хватал оптику и шёл к вездеходу. Когда подходил, вдруг становился серьёзным, сурово смотрел на старшего геолога дядю Колю и говорил ему назидательным тоном:
- Негоже приличному человеку засорять свой язык такими словами, как: сукин сын, сукин кот, сукин лёщь, сукина мышь, просто сука... падла...
- В кузов! - улыбался ему дядя Коля.
     Машина ухала двигателем и пока стояла на холостых оборотах, Мишка, перекрикивая рёв мотора, указывая рукой на тундровый простор, что открывался за бортом вездехода, читал хорошо поставленным голосом:
- Свой дикий чум среди снегов и льда
Воздвигла Смерть. Над чумом - ночь полгода
И бледная Полярная Звезда
Горит недвижно в бездне небосвода.
Вглядись в туманный призрак. Это Смерть.
Она сидит близ чума, устремила
Незрячий взор в полуночную твердь -
И навсегда Звезда над ней застыла.*   
                (*Иван Бунин, "Полярная Звезда" 1904 г.)
- Сам сочинил? - понимающе кивали головами геологи.
- Так кто ж ещё? - удивлялся Мишка в ответ.
- Мишка, - советовали геологи, - ты бы опубликовал хоть что?.. Стихи вполне симпатичные, такие... мощные.
     Который час вездеход шёл по пляжу реки Пудына. Впереди, где-то за несколько поворотов, за горными холмами, протекала река Собь. Там была железнодорожная станция "сто десятый километр" да разбитый посёлок коммунистического наследия, от которого осталось на сегодняшний день несколько домов. Оттуда тундровая, горная дорога уходила в город. На последнем изгибе русла, водитель тормознул, заглушил двигатель, обернулся назад в салон, сказал:
- Мальчики налево, девочки направо. Кто не спрятался, я не виноват. Перекур пятнадцать минут. Следующая остановка - город Воркута.
      До Воркуты было ещё часов семь. Геологи выбрались наружу. Разошлись по кустам вдоль Пудыны. Мишка никуда не пошёл, не хотелось. Курить, он не курил, потому просто побрёл вниз по реке, по мелководью.
- Учиться тебе надо, Мишка, - прикуривая сигарету, громко сказал ему старший группы, привалившись к капоту ГТТ, - с такой башкой учиться надо. Упустишь время, потом не нагонишь.
- Летом следующим, - соглашался Мишка, поддевая сапогом небольшие булыжники у берега, - вначале надо хоть немного узнать - почём в жизни хлеб даётся! Правильно?
- Правильно, - соглашался тот, - профессию выбрал?
- Думаю, гуманитарное что-нибудь, дядь Коль. Юрист - экономист. Экономист-финансист. Финансист... Смотрите, камень какой... яшма? - Поднимал он из воды небольшой полосатый камешек. Дядя Коля смотрел издали, махал рукой:
- Булыга. Выбрось. Здесь ничего нет приличного. Многие искали.
- И никто не нашёл? - как не поверил Мишка.
- Никто. - Выпускал сигаретный дым дядя Коля. - Находить надо не камешки, а свою линию в жизни. Тогда не пожалеешь, не проиграешь в жизни. На удачу надеятся бездельники. А настоящий человек должен работать. Будешь работать - будет авторитет и уважение общества. Тебе по молодости это может показаться глупостью... только жизнь с годами утверждает именно это и ничего больше.
- А деньги с годами она не утверждает? - задиристо подковырнул Мишка.
- Деньги? - не удивился дядя Коля.- Почему же... если деньги заработанные, то вполне... В твои годы деньги должны быть не главное. В молодости всё же человека больше интересует... ну там... дружба мужская, честь, смелость... В общем, без страха и упрёка.
      К ним подошёл Игорь Викторович - геолог давно пенсионного возраста, улыбнулся последним словам старшего группы, тут же хитро Мишку спросил:
- Ты бы Мишка что выбрал сегодня - мешок денег или честь да смелость?
- Второе, - уверенно ответил тот, почти не думая.
- Ну, а мужскую дружбу сменял бы на мешок денег? Ну так, с полпуда золота?
        Мишка усмехнулся таком предположению, вспомнил армию, мотнул головой:
- Деньги - грязь... пришли - ушли... дружба дороже.
      Игорь Викторович как погрозил ему шутливо пальцем и одобрительно похвалил:
- Всё правильно. С людьми верными рядом не пропадёшь никогда.
- Кто бы спорил, - отвечал Мишка, но в глубине души всё же прятал сам от себя какую-то тайную и, как ему казалось, порочную надежду на свою, (только свою!) лично избранную удачу! Если, например, полпуда золота честно намытого? Почему и нет? Обычная старательская работа.
     Мишка уже давно, с лета, всё хотел найти какой-нибудь минерал, из которого можно было бы сделать ювелирное украшение для мамы.  Допустим, яшма. Яшма - камень симпатичный. Или агат? Агат вообще красавец.  Отцу он бы сделал... перстень. А маме из яшмы что-нибудь. Попробуй вот только найди этот агат, или эту яшму в этих территориях. Мишка регулярно, когда выдавалось время, бродил по руслам рек, пытаясь отыскать хоть какой камушек, но до сих пор ни одного минерала так и не нашёл.
      Иногда в Мишке просыпался неутомимый романтик, несвойственный обычно людям с большим багажом знаний. Человек образованный всё же больше практик и реалист, нежели романтик, потому как знания, полученные из книг и общения с образованными людьми, дают ему возможность сравнивать и анализировать чужие ошибки, чужие ситуации, пусть даже ситуации эти были не в документальном виде рассказаны, а в художественном. Мишка бывало примеривал на себя тот или иной образ из прочитанной литературы, сам себе тут же говорил - это не жизнь, это образ... придуманный образ. Но всё же иногда эти литературные образы побеждали в Мишке реалиста и ему до боли в душе хотелось хоть на день, хоть на час стать таким же образом, или хоть приблизиться к нему, как можно ближе. На первом месте конечно  стояли герои Джека Лондона из канадской Аляски, из небольшого городка Доусон, где протекает знаменитый ручей Клондайк. Правда, является ли Клондайк Аляской, Мишка так и не мог сказать точно, слишком разнились в справочниках и словарях данные западной границы этого полуострова. И вообще, есть такое понятие - канадская Аляска? Правда, к героям Джека Лондона это мало имеет отношения. Тем, кто искал на Клондайке золото, было абсолютно без разницы, на чьей территории они находятся. Застолбил участок и вперёд!
      Пудына - река кристально чистая, начало своё берёт с гор Полярного Урала. Речка мелкая, каменистая, вода студёная даже летом. По дну разбросаны камни самых различных оттенков и цветов, но всё это кремний. Увы!
     Мишка шёл берегом, глаза блуждали вокруг, на ум само по себе приходило:
- ... Твёрдая опора запредельных тронов,
  Яшма, талисман апостола Петра, —
Храм, где все мы можем отдохнуть от стонов
В час когда приходит трудная пора...*
                (* Константин Бальмонт)

     Мишка шёл берегом, выискивая глазами хоть что-то похожее на минерал, что-то похожее на яшму, которую он и видел-то в жизни один раз. Это было в  Воркуте, в музее геологии. Ничего похожего на яшму по пути не встречалось. Но вот... что-то мелькнуло в глазах... что-то такое же сверху полосатое, как и там... в музее. Мишка склонился, вытащил из ледяной воды камень... Кремний. Он швырнул камень в сторону, взгляд опустился вниз. И здесь... О, Боже?.. Там, где только что лежал булыжник, что он перепутал с яшмой... до боли в глазах что-то сверкнуло желтизной в лучах солнца. Мишка даже сощурился - эт-то ещё что такое? Перед ним лежал крошечный кусочек ярко-жёлтого цвета, не больше ногтя мизинца. Он лежал так необычно, так ярко, словно бочок лимона вылез здесь среди песка и камней наружу. В голове появился шум. Мишка боялся шевельнуться, чтобы не спугнуть это видение. Но видение не пропадало. Жёлтый камешек, размером с десятикопеечную монету, лежал в прозрачной воде Пудыны и никуда не исчезал. Губы Мишки вдруг забормотали:
-  Зачем надевают кольцо золотое
На палец, когда обручаются двое? —
Меня любопытная леди спросила.
Не став пред вопросом в тупик,
Ответил я так собеседнице милой:
— Владеет любовь электрической силой,
А золото — проводник!  *
              (*Роберт Бёрнс, шотландский поэт, вторая половина 18 века )
    Мишка сглотнул всухую. Не поднимая головы, не двигая даже шеей, глазами окинул близлежащее пространство - есть кто рядом?      Вокруг было - никого. Какой-то страх, звериный страх от случайно приобретённой добычи, которую могут также случайно отобрать, поселился в его голове на секунду и тут же пропал.
- Эт-то что? - вымолвил он, нагибаясь к реке и опуская руку в студёную воду, как в кипяток.
     Осторожно достав камешек, он стал рассматривать его близко к глазам, вертя в пальцах и теребя в пальцах, взвешивая в пальцах и определяя в пальцах...
- Эт-то что? - повторили его губы, а глаза метнулись по сторонам - видел кто? Нет? Не видел. А чего бояться? Надо дяде Коле показать, он сразу определит... странно, а зачем он тогда говорил, что здесь, на Пудыне, нет ничего? Обманул? Специально? Или?..
     Мишка затравлено крутанул головой. Пусто. Рядом никого не было. Камешек, зажатый в руке, показался вновь сам... камешек сам разжал его кисть и вылез наружу. Камешек горел желтизной, он был крошечный, немного слоистый, нелёгкий, тяжёлый... А тяжёлый? А это вообще - тяжёлый?.. Или это не тяжёлый? Губы вновь забормотали:
- ...Друг мой золото моет в артели,
  Получил я сегодня письмо...
    Мишка губы облизнул, во рту пересохло.
- ...Написал, что становится злее.
«Друг, - он пишет, - запомни одно:
Золотишко всегда тяжелее
И всегда оседает на дно. *
                (*Владимир Высоцкий)
     Голова начала гореть, глаза плохо видеть. Мишка взял себя в руки, сказал тихо, губами не шевеля:
- Так, надо собраться. Надо собраться. Место запомни. Спокойно. Тихо. Рассказать... показать... всегда успеем. Торопиться не надо, а то ещё засмеют.
    - Ну что? - крикнул где-то впереди него старший дядя Коля. - Все накурились, все облегчились? По местам!
     Мишка сунул камешек в боковой карман куртки. Второпях и суете промахнулся пальцами да уронил камешек в реку... Сердце ёкнуло. Он глянул под ноги, куда упал камешек, чуть склонился, поднять... Его остановил громкий крик:
- Мишка, мать твою! Золото там нашёл что ли? Одного тебя ждём!
   Он вскинул голову, тут же возмутился:
- Да нет, я так... какое золото?
     Поднимать камешек не стал, чтобы внимание к себе и находке не привлекать. С опущенной головой прошёл к вездеходу. Забрался в кузов и молча уставился в пол. Его толкнули, кто-то спросил:
- В штаны наделал? Сидишь как обмоченный.
     Раздался смех, кто-то дружески толкнул в плечо... Мишка ничего не услышал, ничего не почувствовал. Снаружи Мишка стал похож на мумию, зато внутри всё горело, бурлило и, можно сказать, ликовало. Ликовало так, что вместе с ликованием постоянно закрадывалось сомнение - а кто прав: дядя Коля, друзья геологи, или его находка? Бывает же так в геологии - нету, нету ничего, а потом бах! И нашли, что искали.
     Мишка мотал головой, жмурился, глазами моргал, словно сбрасывая какое-то наваждение, где, кроме золотого сияния, выходящего из ниоткуда, была лишь тёмная, непроницаемая чернота. Словно его поместили в комнату без окон, потушили свет и на чернильный пол положили кусочек светящегося золота... самородок этот источал из себя лучи света, самородок этот горел... сверкал... лучи его расходились в стороны, как в тумане расходится свет от фонарика... тьфу-ты! Какого фонарика? Идиот! Свет как от солнца! И лежал ведь в реке прямо снаружи, прямо вот снаружи, ни тебе мыть, ни тебе копать!.. Прав был главный архитектор города Воркуты, когда в разговоре с его отцом как-то сказал: "Полярный Урал - удивительное место, обычно земля всё прячет в себе, всё хоронит, а здесь наоборот - всё просто вылезает наружу, выпучивается. Земля как выдавливает из себя все свои сокровища". Значит сейчас пришло то время, когда и выдавило это вот?..
     По приезду в Воркуту, Мишка не помнил как добрался домой. Дома было пусто. Родители-геологи укатили в Сибирь, заключив договор на полгода с Ангарской геологической компанией бурить скважины где-то в предбайкальских месторождениях. Мишка всё лето жил один. Экспедиции, куда он мотался, были короткими, потому жизнь его геологическая была зачастую городской.
     Первый раз за всё время, приехав из экспедиции, Мишка не устроился в большом мягком кресле с книгой в руках, не открыл интернет-портал с электронными книгами всех времён и народов, а устало, деревянным телом сел на стул в кухне и смотрел долго себе под ноги. Под этими ногами ещё несколько часов назад сверкало то, что теперь вполне могло стать ориентиром в его жизни. А что? Золотые прииски имени Михаила Загия? Или так - золотоносное месторождение имени Михаила... Сознание клокотало, затмевало глаза нарисованными картинками, затмевало разум и не давало возможности думать о чём-либо другом, кроме того крошечного кусочка металла, что он увидел... Нет, нет - он не просто увидел, он держал его в руках!.. Бестолочь, как ты мог его уронить?.. Сейчас бы... Но поднимать было нельзя, могли заметить. Могли заметить... А если заметили?.. Кто? Сергей?.. Сашка?.. Игорь Викторович?.. Дядя Коля? Ах, дядя Коля! Какой молодец, что именно там тормознул машину... какой молодец! Вот спасибо! А если кто-то всё же заметил? Тогда как?.. А тогда никак. Что ж делать? Золотоносное месторождение Имени... (?) Или без имени? Самому поехать да намыть...
       Мозг мгновено выдал цепочку действий - золото, цивилизация, сдача государству, деньги за находку, двадцать пять процентов?.. Или так - золото, сдача ювелиру, барыге... частным образом?.. Без процентов. А?
     Мишка поднялся. Голова слегка кружилась. Он прошёл к тумбочке, где стоял музыкальный центр, нашёл диск, что сейчас требовался, включил. По комнате стремительной жизнью упала с неба и растеклась по всем углам третья часть Лунной сонаты Бетховена. Мишка слушал классику. Сейчас эта гениальная, бурлящая звуками пьеса успокаивала, умиротворяла. Она словно говорила ему - жизнь стремительна, попади в нужное русло, не то унесёт не туда. Нужное русло, нужное русло... как его определить - нужное русло?  Мишка упал в кресло и... уснул. Уснул с одной стреляющей сомнением мыслью - если золото, то как? Государству? Или?..
      Пластинка доиграла, пьеса закончилась, бурлящее наполнение пространства Мишкиной квартиры утихло, музыкальный центр выключился. Только что на всю округу торжествовавшая музыка умерла. Всё как в жизни.
      Стоял август, последние числа. Тундра лежала багряная, кое-где уже просто серая,  во многих местах листья с кустов опали, валялись у корней густым, сухим покрывалом. Ночи в конце августа уже настоящие. Полярный день давно закончился. На смену ему шла полярная ночь.
      Мишка проснулся в кресле через несколько часов. Первое что вспомнил - золото. Золото на реке Пудыне. Горная речушка в колено глубиной. Он поднялся, прошёл в кухню. Посмотрел в окно: во дворе, в сумраке подступающей ночи, играли дети на площадке. С ними бегал маленький щенок, весело лаял и пытался вместе с мальчишками забраться на горку. Всё как в жизни.
      Мишка вернулся в зал, оглянулся, словно первый раз здесь был. В голове начинало шуметь. Вечер. Утром идёт поезд на Лабытнанги, в девять отправление, вечером он придёт на "сто десятый километр", там ещё с километр по реке, или больше?.. Или меньше?.. Первый поворот реки... первый? Точно первый? Он ничего не перепутал? Сразу за большим поворотом... место безлюдное, туристов нет, грибников нет, поздно уже по грибы ходить... ягоды тоже отошли. Надо ехать. Хоть на неделю. Хоть проверить... Просто посмотреть. А там... А там мы вначале моем золото, а потом думаем - кому? Государству сдавать, или?..  Клондайк, говорите?.. Городишко Доусон? Джек Лондон, или как его там?.. Писатели, мать вашу!
     Мишка достал старую отцовскую одноместную палатку, стал быстро собирать вещи, продукты... продуктов дома не было.  Ничего. Зайдёт в магазин на вокзале. Поезд был утром.
     Весь день в поезде, который тащился вначале до Сейды пару часов, а потом сто десять километров в сторону Полярного Урала до самого вечера, Мишка видел перед собой лишь маленький кусочек золота - тоненький, тяжёленький, светящийся кусочек света и тепла. О том, что сегодня был рабочий день, Мишка вспомнил на узловой станции Сейда. Было одиннадцать часов, наверняка его уже искали. Он тут же включил телефон (на станции Сейда стояла вышка одного из сотовых операторов), набрал номер своего "старшего", в категоричной форме сказал, что ему надо либо месяц срочного отпуска за свой счёт, либо... Объяснять он ничего сейчас не может, просто надо отпуск срочно. Что здесь непонятного? Долго слушал, что ответил "старший".  Потом разозлился, что его не понимают и бросил - увольняйте!.. Телефон выключил. Всё! Мосты сожжены, шаг сделан. Теперь только вперёд, только вперёд! Куда? Туда. В красивую, новую, счастливую жизнь. Она пока за тяжёлыми дверьми лежит эта красивая, счастливая жизнь, но он откроет эту дверь и войдёт туда полноценным хозяином, настоящим героем... Тьфу, ты... опять джекилондОнами запахло!

      За первым большим поворотом Пудыны, у следующей излучины он поставил палатку, развёл костёр, натаскал сухостоя для поддержки огня, повесил котелок с водой и, взяв небольшой таз, литров на пять, ушёл к реке.
     По колено в воде он, уже в лёгких сумерках, принялся искать жёлтые камешки... Дно реки было пёстрым, камни были самых различных цветов: от серых до буро-красных, но жёлтых... жёлтых... Он шёл по руслу, небольшой таз, что привёз из дома, нёс перед собой, словно щит. Выглядело глупо. Мишка это понял, отшвырнул таз на берег, сосредоточился, попытался вспомнить место, где он вчера нашёл этот кусочек... валун там был в реке... Вот он валун. Так, теперь здесь где-то... Жёлтый камешек лежал там, где он его и уронил, ни на сантиметр не сместился вниз по течению... а то! Золото! Золото не катится даже в стремительных реках! Тяжёлое. Откуда он знает про стремительные реки? Золото и всё, что о нём известно - было для Мишки "терра инкогнита". Он просто никогда не сталкивался в жизни с настоящим золотом, никогда не думал об этом, с родителями не говорил, а судьба не подарила ему встречи, где-либо на страницах книг или экране телевизора, не задала вопроса по этому презренному металлу. Мишка потому не имел даже представления - как оно в жизни выглядит, это золото, на что похоже в речках, в ручьях и что из себя представляет в виде самородков, или в виде песка. Ну это не страшно! Есть  такое состояние, или какое-то время в жизни, которое носит имя - фарт! Золотоискатели Аляски тоже не все знали как выглядит золото, однако мыли, однако находили... и жизнь их, с того момента, становилась совсем другой.
     Мишка вертел в руках кусочек золота, рассматривая его со всех сторон, хотел укусить да не стал - глупо подражать киногероям. И потом, что его кусать? Ну укусит?.. Что будет?.. Мишка не знал, что должно случится, если укусить кусочек золота.
      Кусочек был слоистым, будто пластинки золота намывались в нём столетиями. А красивый какой!.. Яркий. Броский. Колдовского тёмно-жёлтого цвета. Побродив у самого берега, Мишка вновь взял, привезённый из дома тазик, зачерпнул с водой немного речного песка и стал глуповато раскачивать его из стороны в сторону. Песок стекал с водой в реку, камешки покрупнее катались по дну таза с характерным перестуком, глаза Мишки рыскали между ними, выискивая дорогие, заветные жёлтые самородки или хоть крупинки. Руки стыли от холодной воды, ноги в реке коченели, золото не появлялось. Очень быстро ладони заледенели так, что стало ломить суставы. Мишка выбросил тазик на берег. Оглянулся и хотел уйти к костру погреться, но остался, сунул ладони под мышки, побрёл вдоль берега вниз по течению. Как человек начитанный, он конечно знал про "способ альпинистов" - греть руки у себя в паху, но, даже находясь в полном одиночестве здесь, постеснялся это делать. Как-то не по-старательски это... Как-то примитивно... ничтожно... Словно придурок ходишь - руки в штаны засунул. Метров через сто он пошёл обратно. Глаза от пестрящего дна реки не отрывались.
     Через час, когда сумерки уже обрели очертания ночи, Мишке попался ещё один камешек. Он был меньше первого, но, если первый был плосковатым, то этот наоборот - короткий, горбатый, со всех сторон бугристый, похожий на крошечную, неровную пирамидку.
     На этой находке Мишка решил сегодня остановиться. Поставил на огонь небольшой котелок, вскипятил воды, засыпал туда какой-то пакетный суп с лапшой и через десять минут уже обжигался горячей похлёбкой. А золотоискатели Аляски вечером ужинали горячей фасолью, правильно?.. Или это золотоискатели Калифорнии?.. Нет, на Аляске. Или?.. Может это я про Африку читал? Первый раз, Мишка не вспомнил точно, где такое было. После ужина, до самой темноты рассматривал свои самородки. То один, то другой. Потом опять первый, потом второй... Оторваться от них не мог... вот один, а вот... А если каждый день по два самородка?.. Это за месяц... шестьдесят. А это сколько на вес? Горка целая будет. А если два месяца? Сто двадцать? Река замёрзнет. Здесь Урал Полярный тебе, а не Южный, в октябре уже может и льдом затягивать при ранней зиме. А если лёд колоть?.. Чем?..
     Опустилась ночь. Небо было чистым, безоблачным, на нём постепенно зажигались первые звёзды. Мишка забрался в палатку, завернулся в спальный мешок, закрыл глаза и попытался уснуть... в этот миг, где-то в стороне, громко и протяжно каркнула ворона. Мишка встрепенулся и быстро вылез из палатки. Ночь стояла чёрная, непроглядная, звёзды висели низко, горяли ярко, луны не было и очертания гор практически не просматривались. Откуда здесь ворона? Не полустанок тебе, не посёлок. Стало жутковато. Он был здесь один, но это не было гарантией, что в любую минуту здесь не может появится кто-то ещё... Станция "сто десятого", что находилась всего в километре от него, где ещё осталось несколько жилых домов от когда-то большого посёлка геологов, совсем не гарантировала, что здесь, в глухом углу не появится кто-то... А кто - кто-то?.. Мишка замер.  В прошлом году, осенью, они шли на вездеходе через одну сухую "балку" за "сто двадцать пятым" километром и Мишка, как-то так случайно, видел на земле следы... медведя.
     Ночь прошла тихо. Только река Пудына журчала на перекате да ближе к утру ветер едва слышно шелестел в опадающей листве ивовых кустов. Новый день вышел из-за гор розовым рассветом, очень быстро стал жёлтым из-за прослойки низких тяжёлых туч над горами, а потом и золотистым. Цвет этот напомнил Мишке, что пора за работу. Косые лучи солнца слепили глаза, ранняя прохлада пробирала до костей, но эйфория от предстоящей встречи с новыми самородками золота, радость нового поступления золотых камней в его банку перекрывали все мелкие неприятности. Мишка выбрался из палатки, сказал солнцу - привет и, взяв свои мужские туалетные принадлежности, ушёл к реке зубы чистить да брить щетину. Он твёрдо решил, что за всё время, проведённое на реке в поисках золота, обязательно останется цивилизованным человеком. Главное - умудриться в осеннем холоде хотя бы разок-другой помыться. Допустим, в реке... Это сложно. Можно и простудиться. Будет мыться, что называется - от пояса и до пояса. Потом можно пробежаться... поприседать... да придумает что-нибудь, в конце концов. Главное - остаться человеком!
     Вернувшись к своему становищу, он быстро собрал хворост в кучу, разжёг и подогрел банку свиной тушёнки. Утром он будет есть только сытную пищу, а сколько у него сытной пищи? Банок десять-пятнадцать? Это на пару недель... вечером чай, суп пакетный, сухарики... А весь день надо работать. Странно, почему он вчера оба самородка нашёл без своего примитивного лотка, чью роль играл домашний тазик? Вроде как золото лотками моют?.. А он вот походил, походил по руслу реки, да и нашёл два куска... Впрочем, не всё ли равно, каким образом он нашёл эти два куска? Было бы золото.
      Мишка достал из костра уже тёплую, обожёную банку тушёнки, вскрыл её ножом и, орудуя им, как ложкой, вытаскивая мясо, тыкал ножом в покатые горы, весело декламируя первое, что приходило в голову:
-  "Откуда мы пришли? Куда свой путь вершим?
В чем нашей жизни смысл? Он нам непостижим.
Как много чистых душ под колесом лазурным
Сгорает в пепел, в прах, а где, скажите, дым?" *                (* Омар  Хайям, "Рубаи")
      День прошёл тускло. Утром попробовал мыть лотком. Через десять минут заболели кисти рук, ломило даже в запястьях. Боль была такая холодная, ломящая и такая нестерпимая, что хотелось засунуть руки в пепелище костра. Лоток в который раз был отброшен в сторону. Мишка ходил вдоль и поперёк речки, иногда ворошил камешки под водой носком своих высоких, рыбацких сапог, иногда пробовал ворошить камни каблуком, а то и просто, взяв в руки тяжёлый сук лиственницы, тыкал им в дно реки, вышвыривая на берег небольшие плоские булыжники. Опять остыли и заныли от холодной воды ноги. Он вышел на берег, взял тазик, черпал прибрежную жижу, поливал её водой из банки и старательно, очень старательно промывал песок и крошечные камешки, смывая их на землю. Золото не шло. Отчего-то в голову лезли идиотские воспоминания, связанные с золотом, с золотоискателями Аляски... и отчего-то не выходило из головы выражение Капитана Врунгеля из советского мультфильма - терпение сравню с отвагой! Ну и дурь! Тут же вместо Врунгеля лез в голову Джек Лондон со своими  рассказами. Вспоминался "Смок и Малыш" и особенно рассказ "Тысяча дюжин", где один чудак решил заработать на золотых приисках, продав старателям, привезённые издалека куриные яйца. Тысячу дюжин. Закончился этот бизнес тем, что яйца, которые он вёз на прииски неделями... протухли. Слишком длинным был путь. Яйца протухли, а предприимчивый делец повесился. Прямо над тухлыми яйцами повесился, осознав, что притащил на прииск негодный товар. Что ж, туповатые парни на приисках - не редкость.
     Весь день Мишка проходил от поворота до поворота, стараясь не терять из виду свою палатку. Ходил медленно, задумчиво, пытаясь хоть как-то оправдать свои действия, которые ему напоминали прогулки у дома любимой девчонки, а не старательскую деятельность. Он говорил себе - вчера мыл, мыл, ничего не намыл, а два самородка нашёл просто так... под ногами. Значит надо ходить и хорошо смотреть под ноги... В этот момент что-то сверкнуло ярко, коротко между камней. Мишка быстро сунул руку в воду, пальцы сами уцепили самородок... Мишка вытащил его на белый свет, глянул, в голове даже зашумело от восторга. Самородок был больше тех двух, что нашёл вчера.
- Я знал, я знал!.. - зашептали как в лихорадке его губы. - Я знал! Самородки не моют, их ищут!.. Всё правильно сделал!.. Всё правильно сделал!
      Глянул по сторонам. Пусто. Ну и замечательно. Он привезёт в город несколько самородков и сдаст их в свою геологию. Это будет честно. А несколько - это сколько? Несколько - это мало. Надо привезти как можно больше и тогда это будет месторождение, и оно будет носить его имя!
          Дня через три-четыре Мишка втянулся в дело своё так плотно, что перестал замечать всё вокруг во время хождения по руслу реки. Глаза его потеряли чувствительность ко всему, что не блестело и не отличалось желтым цветом ото всего остального. На четвёртый день Мишка заметил, что так втянулся в свою новую работу, что память его перестала выдавать очередные "перлы" из когда-то прочитанного, когда-то услышанного. Мозг был занят другой деятельностью и привычная восторженность уступила место ежедневной сосредоточенности. Сосредоточенности поиска. Стихи и высказывания великих не закончились здесь, на Пудыне, они просто затаились в его голове и не лезли теперь наружу, не мешали работать. Несколько дней прошли спокойно и ровно. Вместо декламации, вместо бесполезной, словесной шелухи, он стал сопровождать свои действия самыми необходимыми и нужными словами:
- Вот ещё один... та-ак... здесь у нас что?.. А тут? Стоп, стоп, стоп... ну-ка мы... Ишь, спрятался! О-опа!!
     Раздавалось это громче обычного и очередной приз в виде жёлтого самородка с копейку, а то и с десятирублёвку отправлялся в карман его куртки.
     В этот вечер, ближе к закату, он нашёл лишь совсем небольшой, даже совсем маленький самородок. Самородок был тёмно-жёлтый, гладкий, с двумя чёрными точками по бокам,  в виде застывшей "капельки". Он был похож на крупное зерно какой-нибудь крупы перловки. Но это тоже был самородок, хоть и крошечный. Он потёр его в пальцах и ему показалось, что самородок заблестел ярче. Мишка сунул его к в карман. Пригодится. Кстати, очень напоминает своим видом застывшую каплю расплавленного свинца, который Мишка плавил в детстве на кострах в консервных банках с пацанами, изготавливая "свинчатки" для драк с пацанами другого района.
     Для своего золота, Мишка приспособил стеклянную банку из-под какого-то съеденного салата. Банка была литровая, вместительная. Саму банку он заворачивал бережно в полотенце, что взял с собой для умываний, но умывания закончились ещё в конце первой недели, потому что... потому как... ну для кого здесь умываться? Как-нибудь обойдётся.
      Вечерами в палатке, когда день заканчивался, он возвращался с реки, разворачивал полотенце, брал банку в руки и, смотря горящими глазами на своё обретённое благополучие, мечтал. Вначале мечтал, как будет выглядеть в глазах своих товарищей, когда все узнают, что он - Мишка Загий, простой работяга, вдруг взял, да и нашёл целый золотой прииск, открыл целое месторождение золота! Наверное, скажут - ну что ж, он вона как жизнь-то повернулась... начитанный, потому и нашёл! А дядя Коля с отеческой улыбкой молвит - ну, Мишка, ты молодец! Не просто так катался с нами по Уралу!
      Мишка вертел в руках банку с золотом, смотрел на самородки через стекло, вынимал их, смотрел пристально в упор... красиво. В голову, конечно, закрадывалась мыслишка - немного золота можно, конечно, и ювелиру какому... стоматологу какому... или ещё кому, кто купит. А что? Немного можно. Он на эти деньги может ещё куда поехать и ещё чего такого важного для страны открыть. Может у него предназначение такое - открывать богатства Родины? Или на эти "ювелирные" деньги дом построит! Построит дом где-нибудь под Москвой для родителей! Кто-то должен ведь заботиться о его родителях? Кроме него и некому. Они всю жизнь на благо Родины проработали, всю жизнь по стране мотаются, для страны месторождения открывают, а цена этому?.. Ноль. Вот он и построит им дом!
    В мечтах перед его глазами в один момент построился дом. Рядом с домом построилась баня кедровая, забор из штакетника двухметрового, машина... Здесь (совсем вдруг) у машины построилась девчонка длинноногая... Сознание перекинуло воображение на море, тут же выросла пальма... И за один миг из вида на дом для родителей развернулся  шикарный вид на тропический остров: море, пальмы, девчонки смуглые, полуголые, вилла, дворец, бассейн во дворе огромный, шезлонг и столик с яствами... ну там - мексиканская текила какая, ямайский ром с французским коньяком да шотландский виски "Джонни Уокер" и только чтобы "голубая марка"*. Ну что ж... бывает! Мишка сам себе улыбнулся. Улыбнулся своей глупости и лёгким фантазиям. (*виски "Джонни Уокер" голубая марка считается самым дорогим шотландским виски)
     Он улыбался своим фантазиям, но в эти секунды, внутри у него вдруг всё замерло, голова зашумела пьяной волной восхищения собой, своими поступками и внезапного обретённого счастья быть в этой жизни богатым. Он даже вначале, несмотря на своё такое широкое образование, не мог найти слова, обозначающие его новое состояние, не мог определить - а как называется теперь его положение в обществе, если... если ему будет дана такая возможность, купить... о боже мой!.. Купить виллу! А что? Почему бы и не виллу? Родители что - не смогут жить на его вилле? Это независимость! А независимость - это счастье. Счастье быть в этой жизни независимым. А дать такое счастье могут только деньги. Почему он раньше никогда даже не думал об этом? Вот эти жёлтые кусочки и есть его деньги! Его независимость. А значит это и есть его счастье!
- А-а, работяги кайла и лопаты! - вдруг вспоминал он своих бывших товарищей геологов, начальников по работе да прочих сослуживцев. - Вы даже себе не представляете, что я буду иметь через пару месяцев! Вы даже вообразить себе не можете, как мы будем разительно отличаться друг от друга!.. Вы даже не... - Здесь лицо его скривилось в гримасе и он, подражая голосу Игоря Викторовича, проговорил его слова: - Ты бы, Мишка, что выбрал сегодня - мешок денег или честь да смелость?
    Мишка подкинул банку в руке, самородки золота глухо стукнулись друг о друга. Коверкая слова, он повторил:
- Сто бы выбрал, ёскин кот! Месок денег или друзьбу музскую? И то, и то я бы выбрал! Мешок денег вначале, остальное прилепится! Баритовые руды они ищут! Золотые руды искать надо, золотые жилы счастья своего!
      К концу первой недели пальцы рук его огрубели, кожа на них кое-где потрескалась, под ногтями впервые в жизни появились чёрные прожилки грязи, лицо обветрилось, щетина покрыла кожу на лице, а на зубах появился неприятный налёт. "Баню" Мишка стал откладывать со дня на день. Неделя - это немного, помоется ещё... Правда тело начало зудеть во всех местах, особенно спина... так чешется, собака, что не утерпишь, а достать тяжело. Завтра обязательно помоется. Обязательно. Сейчас главное - золото! Золото уже заполнило дно банки полностью. На седьмую ночь Мишка уснул в палатке, обнимая эту банку, словно любимую женщину.
      С каждым новым днём, с каждой следующей ночью стало заметно холодать. Погода в горах Полярного Урала скатывалась к осени, а осень за полярным кругом - штука жёсткая и промозглая. Небо регулярно затягивало тучами, иногда крапал затяжной, мелкий, ледяной дождик. Искать, или мыть золото в такую погоду Мишка не решался, потому как сушиться было негде, костёр под дождём хоть и горел, еду на нём можно было приготовить, но высушить мокрую одежду - ни за что. В такие часы Мишка забирался в палатку, открывал банку, доставал самородки, вертел их в грязных пальцах, прикладывал к лицу, ощущая холодную сладость, потом любовно смотрел вплотную... губы его иногда что-то шептали, глаза светились огнём блаженства. Мишка в эти секунды был так благодарен судьбе, что забывал обо всём на свете, строил планы на будущее, видел себя то на яхте в открытом море с красавицами в обнимку, то в шикарной машине, подъезжающей к шикарной вилле где-то в тропическом раю, то... В очередной раз таких мечтаний, Мишка вдруг поймал себя на мысли, что не видит рядом  с собой, в этих снах, своих родителей... Он сжался мозгами в черепной коробке, насильно "поставил" возле виллы, куда он заезжает на шикарной машине, родителей... Родители как-то сразу исчезли. Мишка попытался представить себе папу и маму в холле виллы, где всё увешано... увешано... чем увешано? Картинами да зеркалами... уставлено статуями... стеллажами книг. Мозг вспыхнул образом и затух. Родители мигом пропали. Осталась машина и почему-то пальма с голой бабой в шезлонге... дурь собачья, сказал себе он, надо меньше думать, больше работать. Искать, искать, искать! Река скоро замёрзнет, льдом покроется, потом не поищешь! Спрячется золото подо льдом... собака!
     В эту секунду кто-то фыркнул невдалеке. Мишка замер. Пальцы вцепились в банку. Он прислушался. Рядом кто-то прошёл... точнее не прошёл, а пробежал, быстро так, как семенит бродячий пёс, ожидая пинка из любой подворотни. Мишка, держа банку в одной руке, аккуратно расстегнул замок палатки, тут же высунулся с отверстие и дико заорал... Просто заорал диким голосом, ещё никого не увидев, но тут же всматриваясь вдаль. Метрах в десяти-пятнадцати, от его "лагеря" рванулась в кусты маленькая собачья тень. Мишка повалился ничком в мох, глубоко дыша и хрипло говоря себе, успокаивая:
- Собака паршивая... собака... песец драный... Слава тебе...
     Он выбрался из палатки, прошёл к костру, осмотрелся. Очевидно песец искал что-то из пропитания, может суп остывший?.. Мишка походил вокруг. Дождик закончился. Хотел подбросить хвороста в костёр, схватился рукой за тяжёлый, толстый сук, что притащил вчера из прибрежного, речного леса, да одной рукой приподнять не смог, а в другой была банка... Банку он заметил только сейчас, он её так и не выпустил.
     Костёр он поправил, банку всё же оставил в палатке, стал проверять оставшийся провиант. Оказалось, что сухари уже все закончились, хлеба, даже чёрствого, не было уже третьи сутки. Надо было идти на станцию, ждать поезда из Воркуты, по чётным дням ходил вагон-лавка - спецмагазин для железнодорожников с полустанков. А сегодня какой день - чётный? Мишка стал вспоминать, но не вспомнил даже число. Он лихорадочно, чуть трясясь от волнения, быстро достал сотовый телефон, который здесь был бесполезен, включил его, глянул... Дисплей телефона показал время - шестнадцать тридцать "москвы", двенадцатое число, девятого месяца. Две недели? Как так? Упустил время? Так и что? Работал ведь? Что удивляться? Надо идти на полустанок. Без еды работы не будет. Мишка почесал челюсть заросшую щетиной, почесал обеими руками голову, потом почесал спину, уже специально сделанной "чесалкой". "Чесалка" была обычной вилкой, что он взял с собой да не пользовался. Зубья он согнул, да и примотал эту вилку изолентой к толстой берёзовой ветке. Удобно. Можно все точки на спине достать.
     На платформе "сто десятый километр" Мишка увидел стоявшую группу людей, очевидно тоже ожидающих поезда. Мужики откровенно и немного презрительно глянули на Мишку и отвернулись. Две женщины посмотрели жалостливо, но с любопытством. Одна, что помоложе и даже где-то привлекательная особа, весело спросила голосом лёгким, тоном довольно беспредметным, вроде как из любопытства пустого, как разговор завести:
- Что парень, много золота намыл? У нас тут баня есть.
- Какая баня? - грубо бросил Мишка. - Вам что?
- Не трогайте его. Оставьте, - явно насмешливо проговорил рядом с ней здоровый мужик, покуривая сигарету, - здесь многие пытались что-то найти.
     Мишка хотел ему крикнуть, а вот у него... у него... А что у него? С ума сошёл? Молчи, дурак!
     В вагон-лавку он забрался первым. Накупил хлеба, какие-то консервы, что подвернулись под руку, спички, что-то ещё... на глаза попались авторучки и блокнот... Мишка купил и это, совсем не понимая для чего? Мозги ему сказали самостоятельно - дневник будешь вести. Лондонджек.
    К себе, путаясь в двух увесистых пластиковых пакетах, Мишка шёл, оглядываясь. Слова этой женщины (слова этой бабы) не давали ему покоя - много золота намыл? Откуда она знает?.. Следят? Подсматривают за ним? Почему у него нет оружия... ружья какого-нибудь, хоть плохенького? Ведь любой, кто с оружием, может сейчас прийти и отобрать у него банку с золотом... Банка! Резануло в голове. Банку он оставил в палатке! Просто так, дурак, оставил в палатке, прикрыв полотенцем... Ох, дурак!! О-ох, дурак! Любой ведь может просто заглянуть в палатку... Мишке стало плохо. Он рванулся к своему лагерю по пересечённой тундровой местности с такой скоростью, что пластиковые мешки с едой часто-часто застучали по его ногам. Метров за сто, понимая, что еда сдерживает бег, Мишка бросил мешки с провиантом и со всех ног поскакал через кочки и кусты к своей палатке.
     Банка была на месте. Палатку никто не открывал. Никто даже не подходил к этому месту в его отсутствие. Мишка сел на сырой мох, держа золото в обеих руках, по лицу покатились две слезинки, дыхание срывалось. Отдышавшись, он заткнул банку за пояс, что сделать было нелегко, так как банка всё же толстая была, и пошёл назад за мешками с едой. Не будешь есть - не сможешь работать, не сможешь работать - не намоешь золота... что тут неясного?..
    ...Мишка отломил кусок хлеба, открыл стеклянную банку с консервированной фасолью... Специально купил. На Клондайке фасоль ели все и золото там к ним ручьём текло, может и у него здесь?.. Потом он ушёл на реку. Там, по щиколотку в воде, смотря себе под ноги и высматривая самородки,  не понимая ни вкуса, ни даже самого продукта, что в руках держал, тыкал хлебом в банку. Когда хлеб закончился, ел рукой...
     В тот день он нашёл самый крупный самородок. Кусок золота был такой большой, что едва укладывался в кулак, а если его зажать, то самородок выглядывал. И весил!.. Убить можно!
- И не спрячешь! - захлёбываясь от радости, шептал Мишка. - И не упрячешь такой никак, а? С работы они меня уволят! Ага. Не возьмём обратно, ага! Дурачьё геологическое! Чтоб вы понимали в работе?
      Он зло и вымученно оглянулся вокруг себя, прокрутившись корпусом - никто не подглядывает?
- Сусальным золотом горят
В лесах рождественские елки,
В кустах игрушечные волки
Глазами страшными глядят.* 
                (* Осип Мандельштам)
     Само вылезло у него громким, но хриплым и злым голосом. Он вздрогнул - волки!! Волки! Здесь могут быть волки? Золото ведь есть, значит и волки есть! А?.. Мишка огляделся трусовато ещё раз - никого не было. Голос что ли сел? Как-то не так он раньше этого... как его?.. Забыл. Этого?.. Как же слово?.. Ах, да!.. Декламаторствовал! Нет... декламировал. Декларировал... Или как?.. Один леший! Мишка вновь обернулся. Да кто тут может быть? Грибы, ягоды закончились, рыбы особой нет, "карандаши" * если только... кому надо?
           ( * "Карандаши" - так на севере называют мелкого хариуса)
      День выдался на славу. Мишка до обеда успел найти два самородка, причём не просто найти, а чуть ли не выпнуть их из воды. Мишка теперь ходил далеко в обе стороны по реке. Как-то само-собой пришло, что ничего страшного в этом нет, место пустынное, а зверьё? Не было пока никакого зверья.
     После обеда он достал свою банку, опустил туда новое золото, что "намыл" сегодня, потряс немного, чтобы насладиться ещё раз, увидев насколько он обогатился, оглядел сквозь стекло своё состояние, стал пересчитывать камушки... Пересчитал. На глаза попался тот самый маленький, словно капелька, самородочек, застывшая капелька с двумя чёрными точечками по бокам, как оплавленная со всех сторон... Мишка улыбнулся - глупая капелька. Но глупая - не глупая, а тоже его деньги.
     Перед сном ему мечталось. Что он сделает со своим золотом? Немного продаст... а кому? Ювелиру, стоматологу... барыге наконец. Найдёт кому, главное - не продешевить. Всё это незаконно, а потому надо очень осторожно. Ювелир знакомый есть. Если и ему что-то перепадёт, то можно надеяться, что не продаст, можно переплавить в слитки, или ещё как... подскажет, если что. Надо будет побегать, чтобы не оптом, оптом намного дешевле. Перевести всё в доллары... или евро? А может в фунты? Швейцарские франки? Нет, пожалуй, в доллары. Переведёт в доллары, купит дом на море, купит дом под Москвой, виллу, купит машину... "Лексус"... два "лексуса", сразу путёвку... куда ? Таиланд? Багамы? Ох, дурак! Какие Багамы? На Багамы только пролетариат летает...В кругосветку! Или на Сардинию! Именно там, говорили по телевидению, самые богатые и знаменитые люди виллы имеют! На Сардинию... подъедет этаким фертом... почём во-он тот домишко трёхэтажный? Десять миллионов? Боже, у вас такие дешёвки ещё остались?.. Ах, тридцать мильёнов! Тогда заверните!
     Засыпал Мишка в приподнятом настроении... Сардиния уже была - дом родной, со своей пропиской, своей собакой, своими курицами и огурцами.
     Ночью он проснулся от постороннего шума недалеко от палатки, где-то за костром. Осторожно выглянул, стараясь не скрипеть замком-молнией. Стояла ночь. На небе сияла полная луна. Лагерь был хорошо освещён, но свет лунный был такой страшный... матовый какой-то, призрачный... кусты рядом, как ожили, в метрах пятнадцати белели два пластиковых пакета, что вчера принёс с едой... Куст, под которым они лежали... шевелился, а потом... заурчал. Медведь.
     Холод пронизал Мишку с головы до ног, ноги затряслись, а руки сжались в кулаки. Он хотел бежать. Просто открыть палатку, выскочить и бежать. Но здесь колено его зацепило что-то скользкое, соскользнуло на спальник... банка. Банка с золотом! С его золотом!.. Голова у него пошла кругом, он вдруг впал в какой-то раж с явным помутнением сознания. Мишка рванул замок палатки вниз, выскочил наружу, тут же подбежал к ночному костру сложенному из основных двух брёвен лиственницы, выхватил оттуда здоровенный, толстый сук в метр длинной, с ярко горящим факелом наверху, взмахнул им, и что есть силы заорал:
- А ну, это кто здеся у меня шарится, а-а-а?! Па-адла!!! - и, взмахнув своим орудием над головой, рванулся вперёд.
     Это всё же был медведь. И похоже медведь был молодой, может только-только первый год без матери, что называется в первый раз воровал, да в первую свою самостоятельную берлогу готовился. В следующую секунду зверь шарахнулся в сторону, даже не глянув, кто так орал и, быстро перебирая лапами, с пакетом в зубах, косолапо ускакал прочь, ломая кусты и продираясь сквозь них со скоростью поезда. Михаил стоял с дрыном в руках словно парализованный. Дышал тяжело, хрипло. Потом вновь заорал. Попробовал шевельнуться да не смог. Заорал ещё раз, горящий сук сам свалился вниз из обмякшей руки. Мишка быстро надел сапоги, быстро, суматошно набросал мелких веток в костёр - пламя вспыхнуло. Потом наложил веток побольше, огонь поднялся вверх и осветил пространство вокруг на десятки метров, стало довольно светло. Потом он подкладывал и подкладывал ветки, руки тряслись, голова гудела и хотела лопнуть. Быстро, боязно оглядываясь назад, забрался в палатку, вытащил из рюкзака литровую флягу с водкой, банку с золотом положил под спальник, вылез наружу, огляделся, открыл флягу и приложился к ней основательно. Постоял разгорячённый, вновь приложился к фляге, сделал несколько глотков, потом заорал - громко, протяжно... постоял, помолчал, вновь крикнул, но голос сорвался... Он закрыл флягу, положил её внутрь, пошёл к костру. Тут же вернулся, достал банку с золотом. Тепло  от алкоголя действовало быстро, Мишка редко употреблял алкоголь, потому такая доза, очевидно в целый стакан, мгновенно расширила сосуды и дошла до помрачневших извилин. Опьянев, Мишка выронил банку на мягкий мох, поднял всё тот же сук берёзовый, взмахнул им над головой и вновь уже победно издал вопль. Что-то такое пошлое, киношное:
- Й-й-ё -ё- ху!!!
     Потом достал какую-то консервную банку, вскрыл ножом, на секунду мелькнуло, что надо бы суп... нет, просто на огне разогреть... а-а, плевать!.. И тут же, не отрываясь, быстро её сожрал, ковыряя ножом, словно вилкой. Через минут тридцать Мишка, привалившись спиной к лиственнице, сидя спал на сухом корневище дерева, запахнувшись в куртку, сжимая в одной руке своё деревянно-сучковое оружие с обугленным краем. Банка с золотом валялась невдалеке. 
     Утром было похмелье, больная голова, тяжёлое тело, мутные глаза. Утром он сделал себе чаю, выпил две кружки и не позавтракав, ушёл на реку. День выдался солнечный, тихий, похоже началось "бабье лето" на севере. Было тепло и покойно. Лиственницы стояли ещё зелёные по берегам реки, берёзы уже были подёрнуты желтизной, рядом вечнозелёные ели и уже несколько обнажённые заросли ольхи. День выдался дрянной - река была пустая, одни камни да вода. Как золотишка нет, так река как пустая и в самом деле... вот здесь сейчас пусть рыба на перекате хоть в пять килограмм будет плескаться да на берег выбрасываться, всё равно - пустая!
     Золота сегодня не было. Мишка так и подумал - медведь сглазил! Скотина косолапая. Убью!
     После ночной встречи с медведем, дни потекли обыденно и монотонно. Золото не шло. Руки уже болели ежедневно, Мишка грел их в паху, по-альпинистски, засунув по локти в штаны, ничего не стесняясь. Банка, однако, стала тяжёлая, словно гиря. Мишка иногда подкидывал её в руках, на "глаз" пытаясь определить - на сколько потянет? Килограмм восемь есть? Или десять? А может, все шестнадцать? Мишка в своей жизни не был знаком с весом. Гантелями или штангами Мишка никогда не занимался, всё больше головой тренировался. Потому сейчас он мог с трудом определить вес своего сокровища. Банка тяжёлая - и слава богу!
    В очередной раз продукты были все съедены. Покопавшись в своих припасах, он обнаружил, что денег у него осталось не так и много, надо было ещё оставить деньги на билет обратно, это не очень дорого до Воркуты, но всё же пятьсот рублей вынь да положь, а пятьсот рублей - это пять банок тушёнки... а пять банок тушёнки - это ещё пять дней можно проработать, а пять дней - это золота можно намыть, найти... Ого сколько!
       Вечером он пришёл к поезду. Пока стоял на маленьком, полуразрушенном пероне, пока ждал "шестьсот пятьдесят четвёртого", заметил, что в этот раз его ещё более пристального, нежели раньше, разглядывают местные аборигены. Рассматривают так, словно он какое-то чудище, вышедшее из леса. Рассматривают так, словно принюхиваются к нему... а что, от него пахнет? Наверное пахнет. Сколько он уже не моется?.. И одежду не меняет. Брал же с собой бельё сменное, носки, футболки две, трико под штаны, даже рубашку хлопковую... Всё лежит не распакованное.  Мишка провёл языком поверх передних зубов... мерзость какая! Прикасаться противно, словно наждаком протёрли зубы. Что сделаешь - всё время уходит на работу, всё в дело. Пять минут лишних походишь по руслу, вместо чистки зубов, глядишь, найдёшь камушек лишний, да и, честно говоря, такая холодрыга уже на реке, что ни умываться, ни зубы чистить никакого желания нет, а уж мыться там? Как это - от пояса и до пояса?.. Идиотство! Тут руки стынут от воды ледяной, не то что... Ладно, приедет домой, помоется. Но зараза, чешется как, а? И "чесалку" свою на реке оставил... Мишка прикинул, что будет, если сейчас он подойдёт к разбитому бараку бывшей станции посёлка Полярный и почешется спиной как свинья о забор?.. Хотел рассмеяться, но не смог.
      Мишка старался не смотреть на людей, не встречаться с ними глазами, зачем ему?.. Зачем лишний раз привлекать к себе внимание? Ещё узнают, что он здесь нашёл? Ведь известное всем месторождение золота находится дальше на восток, дорога идёт от станции "Собь", в горы, ехать надо на вездеходе, и там охраняют, а он здесь... он здесь нашёл золото... Золото. Золото. Звучит как сладко. Приеду домой, сдам золото...
      Как вернулся в лагерь, что покупал в вагоне-лавке, Мишка ничего не помнил. Вернулся назад, бросил покупки в палатку, взял свою чесалку и, скребя ей спину, ушёл на реку.
     Утром проснулся, съел банку тушёнки, даже не разогревая её, ушёл на реку. Вечером пришёл, упал на спальник, уснуть долго не мог, горела голова, выпил водки из фляги, уснул... Утром встал, чаю попил, ушёл на реку...
      ...Ювелир, что был хорошим знакомым отца, всю свою жизнь провёл за изготовлением всяких частных поделок из золота. О золоте он знает всё и, наверняка, имеет какой-то приличный запас денег. Это сегодня самое главное в Мишкиной жизни! А ещё он и со связями. Дядя Изя. Евреи они такие, они со связями. Сам дядя Изя, конечно, вряд ли сможет всю партию осилить, так подскажет, кто сможет. Сколько ему лет? Семьдесят? Восемьдесят?
- Старичок-пердучёк, - пропел Мишка. Улыбнулся. Просто стало смешно от такого словосочетания. Хотел произнести какой-нибудь стих, выдержку, строчку, да сразу не вспомнилось ничего, он и бросил мозги напрягать. Вместо этого он почему-то стал размышлять - кто он теперь, Мишка Загий? Миллионер? Успешный человек? Человек, который сам себя сделал? Человек, который, наперекор судьбе, наперекор всему, бросил всё, всё поставил на карту... поставил и выиграл? Можно сказать, судьбу поставил на карту! Судьба? Карма?.. Да, балбесы сейчас на его месте так бы и сказали - карма... А карма это не судьба, карма это...
- Карма - это автоматически действующий закон наказания за совершённые в жизни проступки! - вдруг чеканным голосом проговорил он так, словно читал лекцию, тут же вздрогнул всем корпусом. Очнулся. Обрадовался. Мозги заработали вновь! Разговор продолжился наедине с собой.
    - А потому говорить, мои дорогие, - плохая карма, может только балбес и дурак, каждый сам себе делает карму... идиоты.
       Мишка вдруг обозлился на всех подряд.
- Ещё мне угрожали!.. Обратно можем тебя и не взять в экспедицию, нам, типа там, текучка не нужна... ага. 
       Он что-то вспомнил, лицо скривилось, Мишка вновь, передразнивая уже дядю Колю, произнёс:
- "В твои годы деньги должны быть не главное!"  Кто тебя спрашивает, что в мои годы главное, а что не главное? Сам прожил, с рубля на рубль перебиваясь, и мне такое же советует... Честь! Достоинство!! - Совсем уже кривлялся он. - По-ошли вы все!.. - и вдруг сорвался голосом: - Нищие!
     Мишка вздрогнул, что это он орёт? Какой сегодня день? Он сегодня ходил к поезду? А когда ходил?.. Зачем? Мишка оловянными глазами смотрел на тёплую тушёнку (значит подогревал на костре), не мог понять, как он здесь оказался, как банка тушёнки открылась сама? Что было до этого? Он на реке сегодня был?.. А когда он последний раз готовил себе еду? Когда последний раз ел суп какой-нибудь? Не помню... Сегодня... сегодня... а я вообще сегодня куда ходил?.. Мишка достал сотовый телефон, включил, часы на дисплее показали восемнадцать тридцать... а за "окошком" темно... Двадцать пятое, девятого месяца... Двадцать пятое сентября! Это он здесь уже почти месяц?.. А как же... Вроде вчера было пятнадцатое? Правильно, он ведь работал? Какие дни, какие числа? Только вперёд, только вперёд!
     Мишка вышел из палатки. Темнота. Ночь. Хоть глаз выколи. Только вдали, за поворотом реки светлела полоска неба, это горели фонари освещения над тем, что осталось от "сто десятого километра". Был посёлок геологов при коммунистах, да сдох посёлок геологов при демократах. Вот всё же дураки эти новые власти, вначале всё разрушили, теперь что-то пытаются восстановить, но вначале разрушили, даже нет - разворовали! Всех их, сволочей, повесить надо! Всех! Никого не жалеть! Здесь у них под боком, под ногами золота столько, что можно десять таких посёлков содержать. Надо лишь иметь голову на плечах! Мишка, вспомнив про голову, почувствовал, что в голове у него немного жарковато... не так, как обычно. Потрогал лоб - горячий. Не то чтобы горячий, но и не холодный. Не дай бог - заболел... Он быстро сунулся в рюкзак, достал таблетки, проглотил две парацетомола, вылез наружу... На воздухе открытом легче. Через полчаса, всё прошло, но появилась слабость и на теле осел липкий, холодный пот... хорошо, хоть сегодня своё отработал... а он сегодня отработал? Не помню. Мишка глянул в чистое, чёрное ночное небо с крупными звёздами. Они горели огнём, сверкали так близко, так низко и чисто, что хоть рукой дотянись... Вот эта Вега, переводится как птичка гриф, а вот звезда Арктур - это альфа созвездия Волопаса... Легенда древних греков. Волопас, сволочь, на охоте затравил на смерть собственную мать - Большую Медведицу... или нет? Арктур затравил? Арктур - это же арктос, а арктос - это медведь в переводе с греческого...  Или нет?.. нет, конечно! Как могла одна звезда затравить целое созвездие?  Да хрен с ними! А вот под "ковшом" две звезды сияют - Астерион и Хара, это созвездие Гончих псов, верных псов Волопаса... А вон там, зимой взойдёт Орион... а под ним Скорпион... Скорпион, подлец такой, укусил Ориона и тот сдох... а вот и Полярная... маленькая в сущности звёздочка, а сколько про неё слов сказано, песен написано. И мало кто знает, что истинно в центр оси Земли эта звезда встала лишь в двухтысячном году и через тринадцать тысяч лет место своё уступит Веге... Это нутации и прецессии Земли, мать её... Вега будет потом "полярная", потому что Земля северным полюсом описывает круг на небе...  Голова успокаивалась, Мишка почувствовал облегчение, залез обратно в палатку, проглотил ещё таблетку транквилизатора, какого-то там "оксизепама". Перед сном он вновь попробовал, как-то привычно, но уже подзабыто, что-то вспомнить из поэзии, мыслей великих людей, что-то такое... такое... подходящее для сиюминутной ситуации его положения... Вспомнил другое. Начал так:
- Идиоты, они думают я буду возвращаться в их вонючую экспедицию, в их паскудный мир искателей того, что никому не нужно... Бариты! Ох, дураки, ох, дураки! Законченные! Они думают...  что же там про золото у великих?.. Как же там?..
     Сознание уходило в сон. Так, так, так... Как же там у великих про золото? Золото, золото... Вместо слов "великих", Мишка отчего-то вспомнил детский мультфильм "Золотая антилопа", тут же, как в кино, в голове закрутилось голосом жадного мультяшного раджи:
- Ещё золота, ещё, ещё!.. Ещё! Сжалься, пощади! Довольно!..
     Веки сомкнулись и Мишка уснул.
     С этого дня Мишка стал чувствовать себя совсем плохо. Осень заканчивалась. Через пару дней пошёл снег. Первый снег. Конец сентября. Всё верно - заполярье. По утрам он видел, что маленькие, мелкие речные заводи по берегам затягивает лёгким ледком, тонким как книжный листок, прозрачным и чистым, через который видно камушки... камушки... Надо искать камушки!..
     Ночи становились длиннее, дни становились холодными. Над его головой, между гор Полярного Урала над Собским перевалом регулярно, каждый день, с гомоном и криком тянулись птичьи стаи на юг. То гуси полетят тяжело и плавно, то утки, весело и суетливо махая крыльями, то лебеди - грациозно, изящно... А вон чайки с ломанными изгибами крыльев разорались друг на друга... На юг. Пора уже и ему собираться. Парацетомол закончился, анальгин, которым спасался от температуры, закончился... Что там у великих про болезни? Про температуру? Что про осень? Унылая пора?.. Кислых щей очарованье? Сейчас бы щей горяченьких! Кто сказал?.. Не помню ничего. Не помню. Голова тяжёлая, ничего не помнит. "Простейший способ освободиться от власти золота — это иметь его в избытке". Это помню, это сказал Сальвадор Дали. Зачем мне это сказал Сальвадор Дали? Откуда знаю? Просто читал... просто читал... а можно читать просто? Или необходимо направление в чтении книг? Что? Кто здесь?..
     Мишка выглянул наружу, заорал:
- Кто здесь?!
      Было тихо, темно и как-то пустынно. Надо ехать домой. Домой. Всё помню. Весной вернусь, летом вернусь... Вернусь... Это моё место... моё месторождение... Боже мой! Никто даже не задумывался, как звучит это слово! Что оно говорит. Моё место. Моё! Место! Рождения!! Все идиоты, все!.. Все дураки и... эти... олухи! Олухи царя небесного! Люди и должны быть тупые, потому что один может, а другой не может. Потому  что, один знает, а другой не знает... потому что... одному позволено... "Квод лицет йови, нон лицет бови!" Латынь! Что дозволено Юпитеру, не дозволено быку! А-а-ах, шоб вы сдохли все, неумейки! Он вновь вылез наполовину из палатки, заорал:
- И чтоб все сдохли, кто сюда придёт за время моего отсутствия!! Все чтоб сдохли!!
      В эту ночь его трясло то ли от температуры, то ли от страха. Он вдруг осознал, что работа его здесь закончилась, он намыл почти целую банку золота, теперь её надо привезти домой, нет... Его надо привезти домой, его!.. Золото. Надо... А как вдруг сегодня придут какие бродяги, прознавшие, подсмотревшие, пронюхавшие, что он здесь месяц делал, зачем по реке ходил?.. Ну-ка иди сюда! Видишь дуло, это дуло пистолета... Отберут банку. Отберут весь труд его. Мечту жизни, которую он воплотил в реальность! А вот я сейчас!..
      Мишка вышел наружу, взял с собой топор, банку с золотом, отошёл на десяток метров от палатки и в лунном свете, под берёзой просто закопал своё сокровище в рыхлом мху. Потом ушёл обратно, залез в спальник и забылся тревожным, простудным сном. Утром поднялся тяжело, сунулся к банке привычно, посмотреть, помня лишь, что сегодня надо уезжать, уезжать в полдень, в полдень поезд, но... банки  на месте не нашёл... Мишка нервно пошарил руками под спальником - закатилась? Но банки на месте не было... Голова ёкнула ударом в темень, потом удар ушёл по вискам вниз. Мишка замер. Кто? Никого не было... а если, когда спал?.. Температура, сон тяжёлый... Одну секунду он мертво, безжизненно смотрел перед собой. Через секунду просто вылетел наружу с топором в руках, воздух сотряс его вопль:
- Где?!. Где вы... - здесь глаза его упёрлись в берёзку, что стояла сбоку, Мишка остановился, замер, потом подошёл к дереву... У корней явно недавно что-то рыли...
     Отбросив топор, он, лихорадочно дыша, сопя носом так, что оттуда вырывались струйки жидкости простудной, стал расшвыривать мох во все стороны, как это делает какое-нибудь животное, когда надо добраться до пищи. Очень быстро показалась банка. Мишка с нахлынувшим рыданием вытащил сокровище наружу, прижался к нему щекой, стекло охладило кожу, привело в чувство. Он чуть подержался ещё какое-то время героическим старателем, да и разрыдался на всю окрестную тундру крупными слезами, да в голос, да с грязевыми подтёками на давно немытом лице, что-то шепча себе губами беззвучно, словно шелест листвы опавшей, без стеснения какого, но постоянно срываясь в натужные, глубоко внутренние вопли:
- Моё, моё... никому тебя не отдам, моё!.. - начинал реветь он. - Я работал, я намыл... я... Моё!.. - здесь он поцеловал банку, поднялся на ноги, осмотрел волчьими глазами окрестности и заорал во всё горло: - Моё, слышите вы?! Я намыл!.. Я!!  - И вдруг хриплым голосом, словно устал: - Хрен вам всем.
     Успокоился быстро, испугавшись, что его услышат и тогда... точно придут и... отберут. Замолчал, как пробкой заткнулся, сказал негромко, зло:
- И-ишь! Закопали тихонечко от меня.
     Здесь вдруг кто-то невидимый, неведомый, прямо над головой проговорил ему властно и громко, как дубиной ударил: "Уезжай сейчас же. Пропадёшь." Мишка вздрогнул. Кто сказал? Кто здесь?! А?.. Кто здесь?
- Кто здесь?!! - заорал он, вертясь вокруг себя без остановки  несколько кругов, изо всех сил прижимая банку к груди. Вдруг споткнулся и упал лицом в мох, тут же поднялся на колени и так, на коленках пробежался по-звериному вокруг палатки, повторяя звериным голосом:
- Кто здесь?! Где, кто?.. У-убью!!
      Было тихо и пусто. Мишка дрожал телом. Банку сжимал ещё сильнее, что захрустели пальцы о стекло. Никто не отозвался. Мишке стало страшно. Он не мог себе объяснить, кто сказал?.. Кто-то ведь сказал? Он слышал. Мишка глянул на небо, сел на колени и молвил туда жалобно:
- Я уеду. Я сегодня уеду. Отпусти?.. Пожалуйста? Отпусти? Пожалуйста?.. - Здесь вспомнил про банку, показал её небу и твёрдо отрубил: - Это моё! Я намыл! Я с собой заберу!.. Моё, слышишь ты?!
     В ответ ничего не услышал. Тогда быстро, но без суеты, как разрешение получив, поднялся на ноги и стал собирать вещи, снимать палатку. Пока работал совсем внезапно изменил все свои решения.
- И никаких вилл! - шептал он себе. - Никаких дворцов! Девок смуглых и "ролсройсов"... просто дом, мама, папа, я и небо! Вот так! Сдам золото и просто построю дом для родителей! Для себя! В институт, женюсь, всё для семьи! Всё для семьи! А то ещё чего - девкам моё золото? Виллу им с пальмой да бассейном! Поезжай вот сюда да помой его! Смешно! Всяким сучкам золото раздавать!
      На перроне Мишка сбросил с плеч рюкзак и сел на него. Банка с золотом лежала в рюкзаке. Так до самого поезда он сидел, не сходя со своего сокровища несколько часов. Ничего не делал, только старался в обморок от температуры не упасть да рюкзак задним местом не выпустить... А что?.. Вдруг утащат?
      Поезд подошёл к обеду. Мишка, тяжело забросив рюкзак в тамбур общего вагона, прошёл внутрь. Самое дальнее купе было пустым. Мишка оглянулся назад - никто не смотрит в спину? Положил рюкзак за собой на нижнюю полку, прижал его к стенке спиной и так ехал, не поднимаясь, не выходя ни на секунду из купе, и практически не шевелясь все остальные восемь часов до самой Воркуты.
      Приехав в город, Мишка едва добрался до своего дома. Он еле двигался, тяжело дышал, лицо горело и давило в висках. У Мишки был жар. Первое что он сделал - выпил опять две таблетки парацетомола, через полчаса наступило облегчение, он смерил температуру - тридцать семь с половиной... терпимо.
      Мишка чувствовал себя героем. Мишке казалось, что это не он, что это какой-то отважный золотоискатель Америки вернулся домой с приисков, победитель природы севера, заполярья. Человек, сумевший сразиться со зверем, да не просто со зверем, а с самим медведем! Чтобы там с ним теперь не случилось, он победил всё и всех. Он выжил там, где... где мало кто бы выжил. Мишка принял душ, аккуратно побрился, уложил тёмную шевелюру, что успела вырасти на месяц, потом облил себя приятным мужским одеколоном и сел в кресло перед телевизором. Ничего особенного в мире за этот месяц не случилось. Мишка смотрел в экран, пока просто не уснул. Сон его был тревожным, кошмарным. Ему приснилось, что банку кто-то... украл, причём украл его банку, а ему подложил, оставил другую, а там... там не золото, там крашенные камушки!.. Мишка встрепенулся во сне и проснулся. Быстро прошёл в коридор, достал банку из рюкзака. Слава Богу! Это сам Бог с ним говорил в горах Полярного Урала, это сам Бог разрешил ему забрать его золото домой... Бог разрешил, никто у него банку не украдёт. Ему вспомнилась работа, геологи, друзья, товарищи... Глупцы! "...мы вас обратно можем и не принять, а работа хорошая, платят... а вы от нас бежите." Хорошая работа? Бежите? Да от вас рвать надо на все четыре стороны! Вы просто не знает, что такое хорошая работа! Хорошая работа, это когда за месяц можно на дом, дачу, две машины, кругосветное путешествие, самых дорогих баб в мире, впрочем, а чем они самые дорогие? Лживыми мордами? Нет! Он решил - никаких баб и бассейнов, он будет стоить дом для своих! Всё!
      Стояло утро. Такое хорошее, немного морозное утро первого октября. Мишка проснулся, подошёл к окну. За окном, далеко на востоке, километров за тридцать, может, сорок, синели покатые, невысокие горы Полярного Урала, это был хребет Енгане-Пэ, по-русски с ненецкого языка звучит как "отдельный камень". Где-то там далеко за этими склонами, он намыл себе на всю оставшуюся жизнь. Теперь - и это главное - надо было по-хозяйски распорядится своим сокровищем. Звоню сегодня дяде Изе, договариваюсь о встрече, на первый случай понесу... сколько ему принести?.. Камней пять? Главное - не расслабляться, главное... по-человечески всё, разумно... по уму. Что у меня с лексиконом? - спросил он себя.
     За окном стояло утро. Небо было чистое, голубое, яркое такое, словно вымыл кто-то. На восточной стороне вставало резкое, пронзительное солнце. Вдоль улицы тянулись поникшие, уже почти оголённые, высокие ивовые кусты. Это были деревья Воркуты. Берёзки здесь плохо приживаются, часто гибнут, засыхают, а может морозов с метелями не выдерживают. Вокруг ивовых кустов плотным слоем лежали оранжевые, жёлтые, сухие листья. Мишка усмехнулся, рот открыл, но ничего не сказал, глаза его сузились, рот сжался... что это? Ничего не может вспомнить про осень? Что это... как это?.. Тихо, не суетись, сказал сам себе в подступающей к горлу истерике. Ти-ихо.
        Унылая пора! Очей очарованье!
Приятна мне твоя прощальная краса —
Люблю я пышное природы увяданье,
В багрец и в золото одетые леса.
- Александр. Сергеевич. Пушкин. - раздельно, словно ребёнку, сказал он себе. - Всё хорошо. Просто этот месяц... - здесь его лицо озарилось, он взял в руки банку, посмотрел на неё, как на просвет: - Этот месяц был в золото одет! - рассмеялся он дурным, неестественным смехом. - Они мне грозились на работу не взять. Надо же?.. Кто они теперь? Нищие, жалкие нищие! - Он подбежал к окну, глянул вниз, во двор, крикнул громко, что зазвенело в квартире:
- Нищие! Вы все тут нищие!!
     Он крутанулся от нахлынувшего счастья вокруг себя и торжественно упал в глубокое кресло. Упав, торжественно в нём сидел. Как торжественно? А вы вот намойте банку золота и узнаете. Перед его глазами оказался стеллаж с книгами - от пола до потолка и пару метров в ширину, всё это были книги, книги, книги. Книги собирала мать.
- Мама собирала книги, - сказал он тихо, - что они мне дали? Слова? Да. Брякал. И что? Слова - словами, за слова ничего не купишь, не приобретёшь, дом не построишь, на машине не прокатишься. А золото, что я намыл... на него можно всё! Всё!! Кстати, книги со словами тоже можно купить. Вот так теперь!
     К обеду, стараясь не торопиться, он выложил все камни из банки очень аккуратно на кровать, отобрал несколько штук, всяких... любовно осматривая каждый камешек отдельно, взял и тот самый маленький кусочек, похожий на слезу, на капельку застывшую... на соплю? Так, пусть будет всё, что есть. Разные.
     К дяде Изе пришёл без звонка. Старый ювелир, всю жизнь просидевший с золотом наедине, знавший о нём столько, сколько Михаил не знал о поэзии, встретил его приветливо, немного удивлённо. Мишка долго не мог начать разговор, долго не знал с какого бока подступится. Потом, попивая крепкий, хороший кофе, что угостил хозяин, небрежно обронил, смотря куда-то в сторону, словно сообщение было пустячное, рядовое:
- Я тут в сентябре на Урал ходил, ездил значит с геологами... На реке сидели и, представляете... немного золотишка намыл...
      Он вскинул глаза на дядю Изю. Тот был удивлён и озадачен.
- Что вы говорите? - сказал нейтрально дядя Изя. - И, простите, молодой человек, хороши ли стояли погоды на Урале?
- Что?
- Намыли много?
- Да так, - пожал плечами Мишка, - не знаю. Принёс вот небольшую часть, показать.
- Интересно.
     Мишка вытащил из ветровки тяжёленький, пластиковый мешочек. Не показывая особенно, под столом открыл его, пальцы дрожали. Какой самородок отдать?.. Больше? Меньше? Здесь пальцы нащупали ту самую "капельку" застывшую, и... Мишка вытащил её.
     Дядя Изя, поднялся, подошёл ближе. Из халата достал волшебным жестом пинцет. Взял пинцетом крошечный кусочек золота... Посмотрел на свет, посмотрел ещё раз на свет, посмотрел в третий раз на свет, тут же пинцет разжал и камешек упал ему в ладонь. Дядя Изя взвесил камушек... Лицо старого ювелира сразу сделалось озабоченным и деловитым. Он быстро прошёл к своему рабочему столу, стоявшему здесь же, включил там лампу, надел на голову кольцо с лупой посередине. В доме воцарилась тишина. Тишина стояла такая, что давила Мишке на уши, тишина сковала его полностью, Мишка даже пошевелиться не мог. Ему показалось, что он в больнице и врач ставит ему диагноз - будет жить или нет? От стола что-то лязгнуло, потом послышался лёгкий скрип... Дядя Изя тут же бросил капельку на совсем небольшие весы, туда же едва видимую гирьку... Через секунду повернулся к Мишке с довольной улыбкой и произнёс важно и торжественно:
- Что могу сказать, Мишенька... Это золото. Хорошее золото. Могу взять. Здесь немного конечно...
     В голове Мишки мгновенно вспыхнуло - маме шубу, отцу машину, а всем нам дом! Большой, красивый дом! Просто дом под Москвой!
- Да вот у меня тут!.. - Мишка  быстро вскочил со своего места, подошёл к дяде Изе и протянул пластиковый пакет с самородками.
     Дядя Изя улыбнулся Мишке ещё раз и в этой улыбке Мишка сразу прочитал, что дядя Изя увидел в нём... компаньона. Он аккуратно взял весь пакет, тут же сказал как-то восхищённо:
- У-ух, ты!..
    Потом вернулся корпусом за рабочий стол и углубился в работу. Мишка вернулся за стол, сел на свой стул, жадно допил весь чай. Какое-то время стояла жуткая тишина, только скрип какой-то опять шёл от стола, дыхание дяди Изи, стук самородков, сопение... Потом он повернулся в кресле, глянул на Мишку потухшими глазами и... убил. Убил одним словом. Убил медленно, потому что слово сразу ничего не сказало Мишке, оно просто прозвучало так, как не должно было звучать. Оно упало сверху и Мишка тут же вспомнил своё наваждение  на Полярном Урале - "Уезжай сейчас же. Пропадёшь". Оно упало, как нож гильотины на шею обречённому. Дядя Изя сказал, а Мишка даже не услышал, он не услышал, он лишь увидел как шевельнулись губы дяди Изи, и он прочитал по губам:
- Аурипигмент.
       И здесь же вдогонку:
- Это не золото. 
- Как... то есть... - в горле Мишки пересохло за секунду, он перебирал слова, не понимая, какое слово сейчас нужно поставить в разговоре, чтобы прояснить ситуацию, - какой пигмент? Пигмент на золоте?..
- Это не  золото. - членораздельно проговорил дядя Изя. - Это аурипигмент. А эс два эс три, серный колчедан, мышьяк... аурипигмент. Я не силен в минералах, не геолог, но это... это всё, - он развернулся вместе с креслом к низкому столику и пошевелил самородки небрежно пинцетом. - Аурипигмент. А вот это пирит.
- Пирит? - судорожно ухватился за слово Мишка. - Это что? Золотая руда?.. - голос его сорвался.
- Нет, молодой человек, - пирит - это... это такой железный колчедан.
- Да что вы всё с этим колчеданом?! - взорвался Мишка. - Какой ещё колчедан?! Посмотрите внимательно - золото!.. Первый камень был золото? Вы же сами?.. - Он говорил, а сам уже двадцать шестым чувством осознавал, что погиб, что золота нет, что дома нет для родителей, что ничего теперь нет. Какие там богатства?
      Глаза дяди Изи сочувственно остановились на лице Мишки. Он помотал головой, потом вновь глаза опустил, пошевелил пинцетом камни, уже так, словно это был мусор какой ненужный... Тут под пинцет попалась "капелька"... Дядя Изя взял её осторожно, сказал:
- Вот это золото... сколько здесь? Грамм десять?...  Это чистое золото! Могу взять.
     Он осторожно отдал в руки Мишки капельку тёмно-жёлтого металла. Мишка взял "капельку" как заразу какую, перевёл глаза на дядю Изю, голос хрипло выкатился из горла:
- А это всё?.. - и кивнул на остальное. Дядя Изя помотал безмолвно головой.
      Тут же встал, ушёл куда-то, вернулся с небольшой банкой, в которой тяжело моталась прозрачная жидкость. Он очень осторожно поставил её на свой рабочий стол. Открыл. Взял один самородок, сказал веским голосом:
- Это азотная кислота. Золото не растворяется в азотной кислоте, только в "царской" водке", а "царская водка" - это смесь азотной и соляной. Одна азотная не берёт золото совсем, то есть, ему она, как вода... смотрите?
     Кусочек утонул в склянке и было видно что стал уменьшаться в размерах, на поверхность вышло небольшое темное пятно, в виде круга... запахло неприятно...
- Это выделение серы, - тут же подсказал дядя Изя.
- А вот теперь смотри, - дядя Изя взял "капельку" и так же опустил её в кислоту. Крошечный самородок опустился, словно упал, словно жидкость была как воздух... лёг на дно и лежал недвижимо, не изменяясь в размерах, не тая под действием страшной кислотной среды.
- Это золото, - подтвердил дядя Изя.
      Взгляд его поднялся на Мишку. Мишка не сводил глаз с банки с кислотой, с тем, что осталось от его "золота", что дядя Изя назвал аурипигментом, не сводил также глаз с капельки оранжевого минерала... он ведь его даже подбирать не хотел?
- Даже на вес, Миша, видно что слабовато для золота, золото тяжелее... И потом посмотри,- дядя Изя достал пинцетом очень быстро "соплю" из банки, вытер тут же тряпкой, что опять неприятно запахло, от тряпки пошёл дымок. Дядя Изя отложил тряпку, взял руками кусок аурипигмента, показал ему, - глянь внимательно, видишь как из пластинок состоит?.. Словно намывалось годами пластинка за пластинкой... их даже резать ножом можно и края вот остренькие... а золото всегда имеет плавные обводы... как у этой вот крошечки и цвет у этих вот самородков.... лимонно-жёлтый... золото тёмное. Пирит вот темнее немного, но если приглядеться... Возьми в руку вот этот кусок аурипигмента? В другую вот этот, - отдал он "капельку", - этот больше, а весят одинаково, почувствовал?
    Мишка сидел остолбенело. Камено. Стеклянно. Мёртво.
- Как же ты... - попробовал удивиться дядя Изя, - сам геолог, сын геологов... как ты мог не отличить? Там?.. На реке?
- Да что я, - глухо, куда-то в пустоту ответил он, - когда-нибудь видел золото самородное?.. Родители... родители по нефти у меня, вы же знаете?
    И всё же - вилла для себя. Машина из "ролсройсов". Кругосветное путешествие. Бабы. Красивые, дорогие, стервозные бабы - всё это была большая и пустяковая дрянь! А вот то, в чём он всегда боялся сам себе признаться... то, что в нём хранилось и тихонько тлело всю жизнь юную... то, что он считал необходимостью и что хотел иметь всегда... погибло! Что это? Это возможность той самой независимости! Это власть! Власть, что даёт золото. Власть, которую он мог обрести на этой гадкой, мерзкой земле! Он всегда боялся себе в этом признаться. Признаться в том, что он очень... очень хочет власти! Нет, не той власти, что, например, у дяди Коли, старшего геолога... или ему подобных. Нет! Той власти, что даёт только золото! Это... это когда пальцем, понимаете - пальцем(!) шевельнул!.. а вокруг все тут же, как по команде - чего изволите?.. Но власти теперь нет и не будет! Всё погибло под одним только словом, что опустилось на него, как топор палача на шею обречённого - аурипигмент. Мышьяк. Этакий, мать твою, золотой мышьяк! Мышьяк, понимаешь, тебе в "этот самый", а не свободу от всего и ото всех! Мышьяк, зараза! Сдохла свобода ото всех! Сдохла независимость! А власть так и не подоспела!
- Что делать?.. - сухо, бесцветно и дрогнувшим голосом, спросил он дядю Изю.
      Тот помотал головой, пожал плечами.
- Из этого, - кивнул дядя Изя на минералы, - я знаю, делают краску.
- Краску? - выдохнул от взорвавшегося негодования Мишка. - Краску?.. Как вы сказали - краску?! - уже едва не заорал он. - Да вы знаете, сколько мне!.. Сколько я!.. Как мне там?.. Как...
      В голове бухнуло и он повалился на спинку стула.
- Михаил, - спокойно и взвешенно ответил дядя Изя, - я при чём здесь? Я только объяснил вам, что вы имеете. Можете забрать вот эту склянку с собой и проверить все камни дома... только будьте осторожны, это всё же кислота, для человека может быть смертельно.
     Мишка забрал свои камни, забрал банку с кислотой. Молча ушёл, не прощался. Домой шёл как во сне. Ничего не видел. Только дорогу. Только банку с кислотой. Кислота азотная сейчас была как мерило Мишкиной жизни: растворит камни - жизнь закончилась, не растворит - жизнь вспыхнула новым рождением. Но Мишка уже знал - растворит! Всё без остатка! Растворит не просто какую-то мифическую, отвлечённую в его голове власть, растворит дом его родителей! Дом отца и матери! Вот где поражение! Вот где пропасть!
     У себя в квартире он бросил в кислоту один камень, на выбор... затаился. Замер и превратился в одни глаза и нос. Очень неприятный серный запах. Мишка бросил ещё один камень... потом ещё... потом...
      Через пару часов он стоял у окна, смотрел вниз на улицу, на детей, на небо, на собак, на тучи, на машины, на гудящий в небе вертолёт... земля под ним колыхалась. Мишка поднял тяжёлые глаза на небо, спросил кого-то тихо, осторожно:
- За что?..
       Небо не ответило. Он отошёл от окна, повалился в кресло, глаза уцепились за потолок, на потолке висела тяжёлая люстра...
       Мишка опять бросал камни в кислоту, камни таяли, таяло сознание. Он вдруг вздрогнул и ухватил себя за виски, что-то там щёлкнуло...
      Голова вдруг заработала столь ясно и чётко, как уже не было много дней подряд. Привычно вонзилась в мозг очередная строчка из когда-то прочитанного, вонзилась так, словно это была стрела судьбы, выпущенная из арбалета.  Строчка вышла сама, он её не искал, она словно давно поджидала его на самом страшном, самом гиблом месте жизни, поджидала там, где он и сопротивляться не мог, где у него и защиты не было, где... Строчка вышла именно та, над действием которой он лишь посмеивался там, на Пудыне, где обжигающих холод ледяной воды компенсировался горячностью воображения. Словно по волшебству, мозг заработал заново, и выдал:
     "...Затем он возвратился в комнату и запер за собою дверь на щеколду. Дым от сгоревшего мяса ел ему глаза. Он встал на скамейку, перекинул ремень через балку и измерил длину ремня глазами. Ему показалось, что ремень короток, и он поставил на скамейку стул и влез на него. Он сделал на конце ремня петлю и просунул в нее голову. Другой конец он привязал покрепче. Затем оттолкнул стул ногой".* (*Джек Лондон "Тысяча дюжин")

           2020 гг.                Салехард.