Северные ленты или Метель в сочельник Ч. 1, гл. 1

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
СЕВЕРНЫЕ ЛЕНТЫ
 
Глава первая
 
Когда-то ребята учились в одной школе города Саратов, сидели за одной партой, вместе хулиганили и прогуливали уроки. Они были совершенно разными.  Ещё бы, Алексей из уважаемой в городе семьи: его папа, Антон Сергеевич Ольгин  являлся главным инженером Саратовского завода энергетического машиностроения, имел правительственные награды; мама, Зинаида Сахмановна – старший товаровед одного из гастрономов. А Валёк рос без отца,  мать – простая уборщица в школе, куда ходили ребята. Однако, всё же, нашёлся фактор, который сблизил их обоих. Этим фактором стала гитара. Будучи уже в старших классах пацаны впервые услышали с магнитофона, который принадлежал отцу Алексея, баллады Высоцкого, и оба просто заболели авторской песней и творчеством Владимира Семёновича в частности. Таким образом, в начале у Алексея, и немного позже у Валентина появились первые собственные музыкальные инструменты. Они оба частенько устраивали гитарные посиделки на квартире  родителей Алексея, благо, её квадратные метры это позволяли, показывали друг другу разученные, а иногда и сочинённые ими самими песни,  пытались подражать Высоцкому и ещё одному певцу, о котором в те годы ничего не было известно, кроме его имени – Аркадий Северный. Частенько, снисходительно выслушав очередной музыкальный опус Ольгина, Павловский говорил:

- Знаешь, кореш мой, Алёшка,
Ты поёшь, как мандавошка!

На что Ольгин ему с улыбкой отвечал:

- Эх, приятель мой, Валёк,
Ты весёлый паренёк!

Это было, пожалуй, самое беззаботное и счастливое время. Тем не менее, всему приходит конец.  Друзей призвали в Армию, и их жизненные пути надолго разошлись.  Два года в Стройбате наложили тяжёлый отпечаток на Алексея. Вернувшись  на «гражданку» он никогда не рассказывал о подробностях своей службы, и, если вдруг  в чисто мужских компаниях, где порой ему приходилось оказываться, начинали травить всякие армейские байки, Ольгин замолкал и становился мрачным, что вызывало недоумение у окружающих.

По совету отца он пошёл работать к нему на завод,  в качестве простого токаря, однако очень скоро стал мастером участка Заготовительного  комплекса. Злые языки говорили – папа помог. Далее была встреча с девушкой Наташей, свадьба, рождение сына Артёма,  и, через год – развод со скандалом. Всё это пережить стоило Ольгину огромных усилий, но, тем не менее, в итоге он сумел  вычеркнуть этот период  жизни из своей памяти, остались лишь горечь унижения и желание доказать окружающим, и в первую очередь самому себе, что он вовсе не «жалкое ничтожество», как назвала его Наташа перед окончательным разрывом.

Алексей закончил вечернее отделение Саратовского государственного технического университета имени Гагарина Ю.А., однако, связывать себя с производством особо не стремился. Его отец, будучи человеком «старой закалки» постоянно наставлял сына, что главное в этой жизни – честность и порядочность, что только благодаря труду можно построить собственное счастье, и счастье своих близких.  Алексей соглашался с ним лишь на словах. Он с завистью  смотрел, как представители высшего заводского начальства вывозят на служебных машинах стройматериалы, как приносят к ним в кабинеты шикарные презенты от коллег с других предприятий. Он видел, с какими подобострастными улыбками и взглядами их встречают и провожают в коридорах заводоуправления,  мечтал о том, что когда-нибудь  достигнет всех этих высот: у него будет свой кабинет, персональный телефон,  служебный автомобиль, непременно чёрная «Волга», и, конечно же, молоденькая секретарша с длинными ногами. Его воображение часто рисовало  картины, как он, одетый в шикарный костюм-«тройку» приезжает к своей бывшей Наташе, с брезгливостью кидает ей на стол пачку сторублёвок, Артём бежит в его объятия, и они вдвоём покидают эту квартиру навсегда. Тем не менее, время шло, а Алексей продолжал оставаться на должности обыкновенного мастера цеха, получал свою зарплату в размере 220 рублей и ничего более ему не светило, несмотря на  неоднократные его намеки своему родителю, о том, что пора уже двигаться дальше по служебной лестнице. Отец на это никак не реагировал, и сын продолжал завидовать окружающим.

Больше всех  он завидовал освобождённому секретарю комитета комсомольской организации завода, Петру Кондратьеву, стройному и энергичному  парню лет двадцати с небольшим. Каждый вторник, ровно в 9.00  Пётр приходил и проводил двадцатиминутные политинформации для молодых тружеников цеха Алексея, которые с радостью оставляли работу и приходили послушать своего лидера.

Ольгин садился в самых последних рядах, наблюдал за представительницами женской части своего коллектива, как они смотрят на выступающего Петра. В их глазах  читались восхищение и желание. В эти минуты Алексей ненавидел себя за то, что в отличие от Кондратьева  не обладал интересной внешностью: ростом не вышел, носил очки и, несмотря на молодость, уже был склонен к полноте и облысению.

Когда Пётр заканчивал своё выступление, то подходил к  Алексею, жал ему руку, интересовался, как у него дела и иногда дарил маленькие подарки в виде пачки сигарет «Мальборо» или жевательной резинки «Дональд». На вопросы, откуда у него всё это, Кондратьев лишь хитро улыбался.

Пересекался Ольгин с ним  так же на заседаниях комитета комсомола предприятия, куда, порой, приглашался по тем или иным вопросам, и как  комсомолец, и как мастер цеха. Обычно Пётр Кондратьев в этих случаях просил Алексея оказать воздействие на каких-то нерадивых подчинённых, которые либо не платили взносы, либо совершили какой-то проступок на работе.

Как уже было сказано, женским вниманием Пётр обделён не был. Молодые девушки, в том числе те, на которых засматривался разведённый Алексей, частенько в рабочее время приходили к Кондратьеву, и оставались с ним, порой, на несколько часов. В этих случаях комсомольский глава всегда звонил Алексею по внутризаводскому телефону, предупреждал его, что такая-то работница находится сейчас у него, проходит подготовку к ленинскому зачёту или же помогает ему готовить стенгазету, и её отсутствие на рабочем месте не должно вызывать никаких вопросов. Это просто выводило из себя Ольгина. Он догадывался о том, что происходит у Петра в кабинете на самом деле, и от этого злился ещё сильнее.

Как-то, после очередного такого звонка он на время оставил свой  цех и отправился прогуляться по заводу. В комплексе управления, где располагался кабинет  Кондратьева, было тихо, спокойно. Заводской шум сюда не попадал, всё начальство находилось на различных объектах предприятия, уборщицы давно сделали влажную уборку,  и, закончив свои дела,  разошлись по домам.  Лишь за дверью комсомольского кабинета было какое-то движение. Осторожно подойдя ближе, Ольгин прислушался. Никаких сомнений не осталось: в рабочее время секретарь комитета комсомола Саратовского завода энергетического машиностроения Пётр Кондратьев занимался отнюдь не комсомольскими обязанностями.

Первым порывом Алексея было – ворваться в это помещение и застать обоих участников за их не очень хорошим делом. Однако внутренний голос, возможно, это был его ангел-хранитель, а возможно и кое-кто ещё, шепнул ему, что это опасно, есть большая вероятность получить по физиономии от Петра, который был хоть и моложе нашего героя, но обладал гораздо более серьёзной физической и моральной подготовкой. Постояв ещё несколько минут, Алексей тихо ушёл. Вернувшись в свой цех, он сразу направился к начальнику Заготовительного комплекса – Белодедову Сергею Александровичу и написал заявление с просьбой предоставить ему на завтра отгул за свой счёт по семейным обстоятельствам. Получив необходимую подпись,он дождавшись гудка, который извещал об окончании смены, сразу поспешил за проходную.

 В этот вечер дома Алексей был  молчалив, не обратил внимания на любимый плов, который сегодня подала на обед мать, сухо поздоровался отцом и заперся в своей комнате. Родители лишь переглянулись, решив лишний раз не приставать к сыну с расспросами.

А сын, между тем, уселся за свой письменный стол, где когда-то готовил курсовые проекты, достал ручку, лист бумаги и принялся писать заявление, в нём он подробно описал всё то, чем занимался в рабочее время руководитель комсомольской организации его родного завода, не забыв при этом упомянуть про «Мальборо» и жевательную резинку «Дональд». Вышло всё очень складно. 

Закончив писать, Алексей встал, сложил лист и засунул его в карман пиджака. Теперь можно было немного расслабиться, он включил свой предмет гордости – катушечный магнитофон Revox B77, который ему родители подарили когда-то на день рождения, открыл в своём шкафу отделение с бобинами и достал одну наугад. «Аркадий Северный. 1979 год» - было написано на коробке рукой отца, Ольгин – старший не особо жаловал песни в исполнении этого певца, но, видя, что сыну они нравятся,  отдал бобину ему. И тут понеслось, Алексей просто влюбился в этот голос и включал звук на полную громкость к большому неудовольствию соседей по лестничной площадке, а когда в гости к нему приходил Валёк, они вместе слушали Аркадия и сами пели песни из его репертуара.

- Пойду на работу – заработаю денег, соберу такой же ансамбль, как у Северного, и буду петь блатные песни! – мечтательно говорил Валёк.
- Хотя бы на гитаре научись нормально играть для начала, - ставил его на место Алексей.
- Научусь, и тебя, такого рас****яя, к себе в свой оркестр не возьму, - отвечал Валёк, добродушно при этом улыбаясь.

Обидеть Павловского было очень сложно. За этот добродушный нрав, как раз и любил его Ольгин. Сейчас ему очень не хватало Валентина. Коллеги по работе были с Алексеем всегда вежливы, но держались от него на порядочной дистанции.  Близких друзей у него не было.

Теперь Ольгин, сидя в своём любимом кресле,  думал о том, что когда-нибудь обязательно разыщет Валентина, и они запишут совместный гитарный концерт, который разойдётся по всему Саратову, а пока из динамиков  пел Северный:

В оркестре играют гитара со скрипкой,
Шумит полупьяный, ночной ресторан.
Так что же ты смотришь с печальной улыбкой
На свой недопитый с шампанским бокал…

Это была одна из любимых песен Алексея.  Её он мог гонять много раз подряд, открывая каждый раз в ней что-то для себя новое. Прослушав композицию до самого конца, Ольгин выключил магнитофон.
Алексей застал родителей на кухне. Отец читал свежий номер  «Известий», мать мыла посуду.
- Я завтра на работу не пойду, взял отгул, - сказал Алексей.
- Заявление написал? – Антон Сергеевич оторвался от газеты.
 - Конечно, и всё подписал.
- Прекрасно, ты же ведь знаешь, как у нас сейчас с этим строго. Да и работы очень много, большой государственный заказ, а мы отстаём по графику.
- А что случилось, Алёша? – в разговор вмешалась мать, - у тебя всё нормально?
- Да всё хорошо, мам, просто у  меня  свидание с девушкой, - отвечал сын, изобразив при этом улыбку на лице.
- Давно пора! – подал голос отец, - обязательно пригласи её к нам, я хочу с ней познакомиться. Надеюсь, с ней у тебя будет не так, как с Натальей.
- Ты слышал, что сказал папа? Я тоже хочу её видеть! - мать закончила с посудой, - так что ждём!

С этими словами она удалилась смотреть телевизор, оставив мужчин наедине. По её голосу было видно, что известие о появившейся девушке у сына её очень порадовало.

- Пап, - обратился Ольгин к отцу, - хочу тебя спросить, Аркадий Северный, что о нём вообще известно?
- Да мало чего, - Ольгин - старший отложил газету в сторону, - ты же знаешь, мне его записи как-то не очень. Вот Высоцкий – совсем другое дело, а Северный – это так себе. Пел этот певец часто пьяный, иногда с матом.  Сам он вроде из Ленинграда, выступал на каких-то подпольных концертах, ездил с выступлениями по стране, вроде как сидел, не так давно умер.
- От чего?
- Наверно, старый уже был, - отец пожал плечами,- есть ещё один исполнитель, Александр Розенбаум, тоже ленинградский, у него существует концерт с «Братьями Жемчужными», посвящённый  памяти Аркадия.
- Александр Розенбаум, - задумчиво произнёс Алексей, - я уже где-то слышал это имя. А кто такие «Братья Жемчужные»?
- Какие-то цыгане, отец - гитарист и несколько сыновей, играют и поют в ресторанах. Я, наверно, смогу взять на перезапись этот их концерт с Розенбаумом, у одного моего старого товарища, только ты напомни мне об этом, хорошо?
- Конечно, папа! – Алексей был на седьмом небе от радости, - А другие записи Северного, кроме той бобины, что ты мне дал, существуют?
- Да, что-то есть. Мне ведь эту ленту подарил один питерский командировочный, зная, что я увлекаюсь магнитофонными записями, сам он переписал её у кого-то из коллекционеров, так что вот так. Жаль, ни адреса, ни телефона этого человека у меня не осталось.

У отца Алексея был свой собственный магнитофон SONY, очень редкой модели, записи он прослушивал при  помощи профессиональных наушников, которые ему кто-то привёз из ФРГ.  Ольгин-старший очень дорожил своей техникой, и не позволял сыну к ней прикасаться ни под каким соусом, когда требовалось что-то переписать, второй магнитофон приносился к нему в комнату, и он собственноручно осуществлял всю процедуру записи, Алексей не был против, ведь копии в итоге получались вполне приличного качества. В том, что так будет и на этот раз он не сомневался.
- Ладно, хватит об этом, - подвёл итог разговору глава семьи, - лучше пойдём, посмотрим «Вокруг смеха» по телику!