Венера и Марс

          Venus and Mars are alright tonight.
             Paul McCartney. "Venus and Mars"



­Перед зеркалом Иван делал утреннюю мимическую зарядку. Он широко – до ушей – растягивал уголки рта на звук "Ы":
– Ы-ы... Ы-ы-ы!
Широкая открытая улыбка – верный путь к сердцам миллионов, знает Иван. Наряду с крепким, искренним рукопожатием. Для этого есть кистевой эспандер. Снаряд, что таить, не новый и кое-где дал трещину, но дело своё справляет. Ы-ы-ы!
Иван позавтракал овсянкой на воде и выпил стакан чая "из пакетика". Так подкрепившись, он вышел в магазин. Шёл, посмеиваясь, зорко примечал по сторонам. Мы стражи Галактики, но – самое главное: мы дети твои, дорогая зе-мля-а-а! "Мля-а-а" как худсовет пропустил, ведь следили зорко, а вот не уследили, – думал Иван, вышагивая, – мы не повторим вашей ошибки!"
Спешить было особо некуда.
День занимался не торопясь, оставляя паузы для раздумий. Лёгкие облака не иначе из тюли повисали на полпутях своих, а потом опять зашустрят-зашустрят-зашу... стрят как...
Иван всхлипнул отчего-то. Обращаясь к случайному, он спросил у неопознанного, конспиративно понизив голос:
– Товарищ, а вы знаете, что солнце раньше было человеком?
Мельком глянув на него, товарищ скорой ногой обошёл Ивана и облачком, серым облачком зашустрил дальше...
– Вся власть Учредительному собранию! – крикнул ему Иван. – И ты, Брут!.. Не слишком ли я культурен для вас? Нет, не слишком, – успокоил Иван себя и людей. Милочка приехала! – крикнул он старухе с двумя кошёлками через плечо. – Пойдём в цирк! Мадам! Вы прекрасны, как утро после вечера на Ивана Купалу! Когда нашёл цвет папоротника и можешь открывать вклады. Я нашёл вас.
Мадам отнеслась к заявлению Ивана как-то суетливо. Она стала оглядываться, Иван тоже огляделся, не ожидая от этих оглядываний ничего полезного для себя.
Но, с другой стороны, ситуация заявлена, ей должно разрешиться. Объект сечёт объект – а иначе зачем? Вопрос вопросов.
Когда с той стороны, куда она оглядывалась, явился субъект с двумя кошёлками (да что они – сговорились?), одна в каждой руке, мадам с Иваном успокоились.
– Тебе чего надо! А ну, вали отсюда, – приказал объект, нервно помахивая кошёлками.
– Главное, я иду, а он, – рассказывала мадам, в поисках опоры цепляясь за кошёлки, – а я...
– Да что "я", что "я"-то, чего ты "якаешь"! – добродушно сказал ей Иван. – Сделали, понимаешь, из курицы птицу! Вот, скажите, – теперь он адресовался к мужику, – вы как претерпеваете свою индивидуальность? Ну типа тонкий сон, всё такое... фа-фа ля-ля...
Иван широко улыбнулся.
– Пойдём, – негромко сказал мужик "вкладу". – Тут, по ходу... Мы перетерпеваем как получается, то есть по-всякому, – вежливо ответил он Ивану. – Нам сейчас пора, но мы с вами обязательно переговорим ещё. "Спокуху" посмотрим, и сразу переговорим!
– Ы-ы! Хороший дядя! – сказал Иван. – Ну, кто куда, а я – на детскую площадку! Та-кие там мамули... у-у...
Сегодня Ивану не свезло: мамули подобрались курящие. Сбившись в стайку, смолили, как старых времён боцманА. Подальше от канцерогенов присел Иван на скамеечку такую низенькую, стал вспоминать детство.
Расчувствовался, ни дать ни взять – конституционалист в Константинополе... И позабыв где находится, затянул песню, вот эту:
– Аймета... джинсокт барум квин... ин мемфис... тють-тю-рю...
Ноги и руки Ивана пришли в движение. Правая нога была басовый барабан, левая отмечала четверти, руки лупили что есть сил по коленкам. Человек, мля, оркестр. Ви олд рокер вор хиз хер ту лонг. Вор хиз траузе кафс ту тайт.
Отпев-отыграв, Иван опустил руки-ноги. В метре перед ним стояла девочка в белых колготках и строила Ивану рожи, на зависть самому Ивану.
Мамочки, выпустив дым, все смотрели на них, задрав головы как на отдание.
– Ду ю спик инглиш? – конфиденциально спросил у девочки Иван.
В наступившей паузе слышалось долгожданное потрескивание кулис горящего МХАТа.
– Мама сказала, что ты дурачок, – сообщила девочка Ивану.
– Папа твой дурачок. Что женился на такой маме. А я не дурачок, я марсианин, – как и полагается, таинственно – шёпотом – сообщил ей Иван. – Ы-ы-ы!
Он сделал вид, что хочет встать.
Девочка отлетела от Ивана, как одуванчик. Она закричала:
– Мама, мама... дядя плохой!
Поднялся шум...
– Дура, – сказал Иван добродушно, – дядя хороший! Никого не ест.
Его окружили, огородив себя айфонами. "Зелёные ещё, – думал Иван, – венеритяночки вы мои! Как же я вас люблю всех! А вы меня! Винэс энд Марс, ар олрайт тунайт. Свет с востока. Пошли вы все."
Мужчин не было. А одни они не решались. Мало ли что у этого на уме...
– Василий Петрович! Василий Петрович! – хором закричали мамочки охранникам – те курили, собравшись кучкой у входа в магазин, а один рассказывал что-то весёлое. – Василий Петрович! Маньяк!
– Айн момент!
В ожидании стража порядка Иван развлекался, лёжа на земле: делал ногами велосипед – к себе, от себя...
В годах уже, вальяжный Василий Петрович в униформе подошёл к месту события. Он легко и без усилий, Иван не сопротивлялся, поднял и поставил маньяка на ноги.
– Стой так. Нет, гражданочки, это не маньяк, – успокоил он взволнованных дамочек. – Видите? У маньяка добрые глаза, чистые. А у этого красные и злые. В нашем доме живёт. Я его знаю.
– Ну вы всё-таки уберите его отсюда, – попросила мама девочки в колготках, – у нас дети, а он... Ну я не знаю. Уведите его. Мы боимся.
"Сиськи есть", – отметил Иван.
– Ноу проблем, – заверил её Василий Петрович. – Строевым и с песней: "Прожектор ша-рит а-ста-рожно па пригорку..."
Он повёл Ивана, Иван шёл смирно, не паясничал. Только на выходе с площадки немного спаясничал – обернулся к зрителям:
– Маньяка ведут! Маньяка видали? Я!
Зрители, которые поближе, шарахнулись... Когда Иван миновал, они глухо заворчали...
– Ну ты чего. Ведь дождёшься. Мозги-то есть у человека? – выговаривал ему Василий Петрович, сопровождая Ивана до границы улуса. – Ведь это же звери! Женщины. Они не пощадят.
Остановились. Иван смотрел на охранника большими глазами. Василий Петрович почувствовал себя неуютно: "И в самом деле – что-то есть у него... такое!"
– Голова в парте осталась, – сообщил ему Иван.
– Взрослеть нужно, Ваня, – кивнул Василий Петрович. – Понимаешь? Взро-слеть...
Он хмыкнул и покрутил руками, туда-сюда.
– Напился бы... трахнул бабу какую-нибудь. А то ведь это чёрт знает что...
Знакомые слова, излетев из неожиданных уст, успокоили Ивана, вернули его к индивидуальности. Претерпел – пора обратно. Какая рыба в океане плавает быстрее всех? Та, которая.
"Что наши мысли? Совершенные формы находятся за пределами наших мыслей... это Платон. А вот Ларюэль... Погоди: Ларюэль, это у Булгакова который? Н-нет... не совсем. Или – совсем? Объект ограничивается логикой явлений. Чтобы помыслить объект, объект должен помыслить субъектом. То есть конкретно мной... а кто это – я?"
Василий Петрович вернулся к своим и продолжил прерванный рассказ:
– Ну, вот. И тут я, значит, беру её за жопу...


31 июля 2021 г.


Рецензии