Глава восьмая. До свидания, мама

Утром Косарев ушёл на работу. Анна Фёдоровна возилась с Мишуткой. Он упорно штурмовал диван и громко кричал:

– А-бу! А-бу!

Что это означало на его языке было пока не понятно.

– Витя, иди сюда! – позвала меня Анна Фёдоровна. – Сядь рядом со мной. Давай поговорим.

– О чем?

– Ну, хотя бы о тебе. Ты ведь у меня большой и взрослый.

– Да, взрослый, – согласился я. – На радость всем.

– А почему ты грубишь?

– Нюра, я не хочу у вас жить. Скажи мне куда уехала мать и почему тайком, ничего мне не сказав.

– Почему? Она сказала, что всё тебе объяснила.

– Она мне объяснила, что я должен слушаться вас, взрослых.

– Правильно она сказала, твоя обязанность нас понимать, делать и выполнять то, что тебе говорят.

– А как это, Нюра? Слушать тебя и выполнять то, что требует Косарев? Ты сказала, что я большой, но ты мой учитель и понять я тебя не могу. Почему ты разрешаешь этому пьянице унижать себя и угождать ему и его гостям?

– Витя, не надо ставить всё с ног на голову. Я не для этого тебя позвала. Я прошу твоей помощи.

– А в чём, Нюра, я должен тебе помочь?

– Мне нужно устроиться на работу. Побудь с Мишуткой, поводись с ним.

– Это что? Я должен быть нянькой? Нюра, вот сегодня чем я занимаюсь? Я ежедневно езжу за углём и за дровами — это далеко и неловко. Я бегаю, рыскаю по магазинам, покупаю продукты и водку. Приходят гости, если не в субботу, то в выходной – съедают и выпивают всё. Дело заканчивается тем, что Косарев куражится и бьёт тебя. Как мне быть?

– Ну, если ты так ведешь речь, то и поезжай за матерью.

– Вслед за матерью? А я не знаю где она. Меня она с собой не приглашала. Я единственное понимаю, что я не нужен никому, а если и нужен, то временно. Быть как Ванька Жуков. Ты мой учитель и знаешь какого «Ваньку» я имею ввиду.

– Ладно, Витя, оставим этот разговор. И всё-таки я думаю, что ты мне поможешь.

– Помогу-помогу. Мне же всё равно некуда деваться. Убежать мне пока некуда.

– А если будет куда, тогда убежишь?

– Может быть.

– Позанимаешься с Мишуткой? Я может быть задержусь. Мне надо сходить не в одно место. К обеду что-нибудь сготовишь? Продукты все есть.

– Я знаю, что есть. Я же ношу их в дом.

Я долго играл с Мишуткой, когда ушла Анна Фёдоровна. Мы играли с ним в «коняшку» – я становился на четвереньки, помогал забраться мне на спину, вёз его, изображая конское ржание, подбрасывая его на спине, как на кочках, он хохотал громко и заливисто. Я видел, что он начинает тереть глаза, положил его на кровать, лёг с ним рядом и раскрыл книжку. Я долго читал, Миша спал. Я приготовил еду ему и себе.

Мне пришла в голову мысль: а что если я попробую написать то, что я помню. Прямо начиная с первого дня. А потом подумал: а где у нас первый день? Этого я, конечно, не помнил. Я исписал целых три листа и взялся перечитывать их. Мне стало самому смешно. Какие каракули! Что за изложение?! Кто поймет?! Нет, Витя, из тебя писателя не выйдет – сделал я заключение.

Сколько у меня вопросов. Вот была бы рядом мать, она бы всё-таки на многие ответила. 

Ближе к вечеру вернулась Анна Фёдоровна. Наверное, она очень устала. Сев к столу она попросила:

– Налей мне чаю.

Она пила чай и рассказывала мне где она была.

– Побеседовали со мной в заельцовском райкоме. Сразу посоветовали и решили вопрос с моим трудоустройством. Связались с руководством филиала швейной фабрики. Этот филиал находится недалеко от того места, где мы жили у Валентины. Работа представляет собой: заведовать кадрами сравнительно небольшого коллектива и совмещать работу с секретарём-машинисткой. Я не думаю, что эта работа будет для меня сложной. Я сразу проехала в этот филиал, встретилась с директором. Он показал мне рабочее место и сказал: «Кадровой работы немного, а поэтому будете работать на двух кабинетах, в основном, у меня в приёмной».

Вечером пришёл Косарев. Было уже удивительным, когда он приходил трезвым.

– Мамка! Ты ведь на работу собиралась устраиваться?

– Да я сходила уже. Совсем недавно вернулась.

Они прошли с Косаревым в комнату и там долго разговаривали. Я оделся и вышел на улицу. Зашел в сарай, посмотрел запасы топлива. Угля пока хватало, а вот дров требовалось добавить. Я пытался поставить вопрос, что топливо надо запасать сразу – на всю зиму, но Косарев сказал:

– Продают недалеко, привезти несколько охапок дров и пару мешков угля для тебя ничего не стоит.

Интересно, подумал я, когда же вся эта комедия закончится? Не успел я зайти в дом, как Косарев рявкнул:

– Где ты пропадаешь?! Давай, сбегай в магазин. Мамка, вон, видишь, устала! Да и я на работе замотался.

Я зашёл в комнату и сказал Анне Фёдоровне, чтобы написала на бумаге что надо купить. Она села к столу и начала писать.

– Вот, возьми. Если чего нет – сходи в дальний магазин.

Так мы звали несколько удаленную торговую точку. Я прочитал бумажку и спросил:
– И это всё брать? Здесь надо на машине привозить!

– Ну ладно! Без шуточек, к нам скоро обещаются приехать гости.

– Так они у нас каждую субботу и воскресенье бывают.

– Что на тебя сегодня нашло?! Бывают не бывают… делай что говорят! Обещаются приехать родители: мать и отец Михаила, и Галину с собой привезут.

– А Галина какая?

– Сестра Михаила.

– А зачем она едет?

– Ты не возможен! Едет – значит надо! Иди в магазин!

– Анна Фёдоровна, ты деньги сама возьми у Михаила. Он каждый раз мне говорит, что я постоянно у него клянчу.

Я долго рыскал из одного магазина в другой. Сходил и в дальний и в другой. В конце концов у меня наполнилась большая сумка. В последнем магазине я еще раз перечитал бумагу и пометил чего не хватает.

– Всё купил? – спросила Анна Фёдоровна.

– Почти всё, – ответил я. – Вот твой листок. Вот сдача.

Я отдал листок, сдачу и продукты. Я выложил три пачки сигарет, которые курил Косарев и я. Я так и не мог отвыкнуть от своей привычки. Стоили сигареты не очень дорого.

Прошла неделя. Косарев пришёл под мухой всего один раз. В один из дней заявились гости: Зина с мужем. Зина была довольно грузной женщиной. Я назвал бы её бесформенно-толстой. Говорила она громко и отчётливо. Была схожа с радиопродуктором на телеграфном столбе. Роста невысокого, спутанные волосы высокой копной, что, наверное, называлось прической. Губы толстые, накрашенные яркой помадой, были под стать её громкому голосу. Такое впечатление, что она только что кого-то съела.

Василий Васильич, её муж, так он постоянно называл себя. Мне кажется, что ему больше бы подходило «Васька». Был он очень худой, непомерно высокий и крайне нескладно сложен. Волосы у него свисали с головы какими-то клочьями, спутанные, непонятного цвета. На обеих его щеках имелись большие свисающие складки, а нос выдавал в нем беспробудного пьяницу. Он постоянно выдавал шутки, которые считал удачными, однако, никому не было смешно.

Анна Фёдоровна, на мой взгляд, вела себя совершенно неправильно. Зачем такая угодливость? Как будто она очень обязана этим людям.

Я сказал, что есть не хочу и не буду мешать гостям. Одевшись, я вышел на улицу, пошёл к своему соседу, ровеснику, что жил через дорогу. Мы с ним посмотрели фильмоскоп, потом покатались с горки, которую сделал его старший брат. Наигравшись я вернулся в дом. В доме стоял дым коромыслом.

 Косарев косноязычно воспитывал Васю. Он говорил что завод «это тебе не просто так», но вот он не испытывает радости от работы, потому что он не может проявить всё то, что он умеет. 

– Я, Василий, всё умею! Просто меня используют неправильно!

Вася тупо молчал и кивал в знак согласия.

Мишутка спал в комнате. Зина и Вася съели и выпили всё, что было и засобирались домой.

– Ну, спасибо за всё, давайте теперь вы к нам в гости.

Вася хотел что-то промямлить, но Зина заткнула ему рот:

– Помолчи, Василий!

Анна Фёдоровна работала начальником отдела кадров филиала новосибирской швейной фабрики. Она рассказывала мне о своей работе, говорила, что она ведет учёт работающих. На работе она постоянно имеет дело с трудовыми книжками, но больше занята печатаньем служебных бумаг. Кроме всего прочего приходится заниматься разбором почты и выполнять разные поручения, которые даёт директор.
На работу она ездила на автобусе. Филиал находился, по её рассказам, недалеко от места бывшего нашего проживания, в Заельцовском районе.

Как бы-то было или не было, но время шло. Наступил новый 1955 год. Мне в этом году исполнится пятнадцать лет. Сейчас я бы учился в восьмом классе.

Я, каким-то образом, освоился с мыслью, что буду «хозяйкой» в доме и это моя обязанность. Утром я просыпался рано. Анна Фёдоровна спешила на работу к восьми утра, после неё уходил Косарев.

Я топил печку, готовил еду себе и Мишутке, в ходу были «рожки» (макароны), просяная крупа, кипятил молоко, кормил Мишутку и ел сам. Что-нибудь читал, занимался, играя с ребёнком. Он был уже большой, ему шёл второй год.

Анна Фёдоровна часто приходила домой раньше Косарева. Она готовила ужин, я ходил в магазин, ездил за углём и за дровами. Если Косарев приходил трезвый, то вечер проходил нормально. Нам уже было в удивление, когда он бывал трезвым.  Косарев, к тому же, был человек не совсем простой. Во хмелю на него нападала разговорчивость, в его рассказах и речах присутствовало первобытное враньё и выдумка. Про его службу можно было написать целую книгу. Он часто повторялся и события своей жизни излагал каждый раз по разному. Речь у него была чисто крестьянская. Он говорил:

– Вот мы, мамка, помнишь? Жили в избе у речки, там ещё постоянно паслась кобыла серая.

– Не помню, – отвечала Анна.

– Ну как не помнишь?! – удивлялся он, – Мы ещё с Генкой были ухобаки (драчуны) вся деревня боялась!

Но вот однажды у него случился умственный просвет. Из заводской библиотеки он принёс три книжки. Входя на кухню он положил их на стол и сказал:

– Очень интересные книги. Прочитать надо.

«Интересно!», – подумал я, – «Бывает же такое с человеком!».

Пока он раздевался и переодевался я полистал принесенные книги. «Кукла госпожи Барк» – я читал её давным-давно. Александр Беляев «Властелин мира», прочитана давно, у нас в доме был его трехтомник. Мы с Галиной кому-то дали его прочитать и с концом – не вернули. Третья книга называлась «Конец осиного гнезда», ну, это детское чтение!

Косарев взял книги, пошёл в комнату и сказал:

– Прочитаю – тебе расскажу.

– Да я их уже давно прочитал.

– Как это?! И чё? Рассказать можешь о чём пишут?

– Ну какой разговор! Конечно, могу!

– Ты смотри какой ты учёный. А ещё хотел дальше учиться! Зачем, если и так всё знаешь.

– Да нет, Михаил Андреевич! – я первый раз назвал его по имени-отчеству, – Чтобы много знать надо быть грамотным и долго учиться. Вот моя первая учительница, Мария Семёновна, нам постоянно говорила, что «вам надо учиться и учиться».

Пришла Анна Фёдоровна.

– О, вы уже все дома.

– Дома мы, дома.

Косарев выглянул в дверь из комнаты.

– Как у тебя дела? Ты ведь собиралась узнавать о работе.

– Да ничего. Всё нормально. Разговаривала с директором. У них есть возможность выделить нам жильё. В бараке имеется комната на общей кухне, она должна скоро освободиться. Пусть будет и на общей кухне, но для нас всё-таки не съемная. Я думаю, что родители возьмут Мишутку к себе на время. Пусть поживёт на молочке и на бабушкиных хлебах.

Два слова о Мишутке. Он стал говорить каждый день новые слова. В один день он бесконечно повторял «онь-онь-онь». Мы долго не могли понять что это за слово. До тех пор пока он не подошёл к недавно подаренному ему коню, несколько раз хлопнул по нему ладошкой и громко крикнул: «Онь!».

Наступала весна. Мне исполнилось 15 лет. Я смотрел на фотографию. На ледяной горке, возле соседского дома, через дорогу от нас, рост небольшой, в трико из косаревского гардероба, под телогрейку, на ногах ботинки из чёртовой кожи. Вид, конечно, не самый козырный.

Каждые выходные6 субботу и воскресенье, у нас продолжались встречи с «друзьями» и «знакомыми». Угощение шло вовсю, Анна Фёдоровна старалась накормить всех вкусной едой и, в утеху Косареву, выпивкой. Вот почему наш бюджет находился в таком плачевном положении.

Стоит отметить то, как ревниво относился Косарев к деньгам, когда доставал их из кармана, при этом он обязательно говорил:

– Куда столько тратится? Ну, не напасёшься!

Мне очень хотелось плюнуть в его поганую морду. «Ну ничего!», – думал я. – «Скоро я буду взрослый, через год я получу паспорт!». Я думал, что с получением паспорта всё в моей жизни изменится.

Спустя некоторое время снова пришли гости. После них на другой день пришла телеграмма о приезде родителей. Началась подготовка к их встрече. Я рыскал по магазинам, в основном по запасу продуктов и выпивки.

Что представлял из себя 1955 год? В плане обеспечения населения продуктами: продукты в магазинах были в достатке. Можно было многое купить. Хлеб и хлебобулочные изделия были в достаточном ассортименте. Было множество всякой рыбой, начиная от селедки, заканчивая лососёвыми.  Про спиртное говорить не приходится, было оно в таком изобилии, что для любителей представляло море.
К вечеру Косарев поехал на вокзал. Анна Фёдоровна провожала его на вокзал пораньше, чтобы не опоздал.

– Опоздаю – сами доберутся! Грамотные люди! Человека язык до Киева доведёт! Тем более отец – бывалый человек.

В моём рассказе «На пороге в Эдем» я более подробно об отце Косарева не повествовал, сейчас можно отметить, что «бывалость» его вызывала большое сомнение. Он служил в одно время с моим отцом. Отец мой с 1897 года, а отец Косарева 95ого. Косарев служил в должности деньщика при офицере царской армии. Он хорошо знал моего отца, служили в одно время, но в разных частях. Отец мой получил черепно-мозговую травму, заслужил Георгия, валялся в госпиталях, после излечения вернулся на родину в село Веденское. Отец Косарева уцелел, не был ранен, советскую власть он, конечно, не любил, но остался в тени и даже работал председателем сельского совета. Забегая наперед скажу, что в жизни ему многое сходило с рук, ему часто везло. Но у судьбы всё распределено. Через не очень длительное время Косаревы отец и сын идут рядом и останавливаются на переходе через железнодорожный путь, по которому проходит эшелон. Стоят они рядом друг с другом, ступенька вагона для захода в тамбур почему-то оказалась больше габаритом. На полном ходу она зацепила старшего, смерть наступила мгновенно. Это всё случится позднее.

Михаил заявился в дом с целой толпой гостей: приехали мать с отцом и дочь Галина, сестра Косарева. Охи-вздохи-обнимания, конечно, показные. Особенно в этом усердствовала мать Косарева. Почему я уверен что показные? Я помню слова своей матери в наш адрес до и в ходе подготовки к свадьбе:

– Считают нас нищетой, голью перекатной. Да и невестку им надо чтобы была в три обхвата и чтобы была не такая языкастая, как «её мамаша».

Я часто слышал, как мать порой разговаривала сама с собой.

– Голь перекатная! – говорила она, – Андрюша ещё с первой германской вместе со своим офицером нахапали! А сынок пока служил в Германии срочную пол германии успел выслать в посылках!

Отец Михаила мужик был, в общем-то положительный: хороший семьянин, любая власть его устраивала. Выпить он любил, но делал это как-то незаметно, втихушку. К половине своей относился с вниманием и уважением. Ага (Аганья), жена его, напротив, была сумасбродная, скандальная. На любой пьянке заводила следствие, ревнуя всех и вся к своему Андрею. Часто нападал на неё рёв, она хватала ремень и грозила повеситься.

У них были дети. Пять человек. Но из пяти осталось трое: Михаил, Петр и Галина. Михаил и Петр были чуть ли не ровесники, Галина была моложе. Она была единственным и ненаглядным украшением в доме. Сегодня она находилась в запоздалом девичестве. Думала и хотела замужества, но…

Она была бы хороша собой. Роста она была умеренно-высокого, крепко сложена, со светлыми чуть подпалёнными волосами. По комплекции она была почти квадратная. В довершении ко всему она была глухая на оба уха. Она всегда сидя принимала позу лицом к людям, держала уши на приём и была в готовности сказать привычное: «А?». На пальцах обеих рук, в ушах и на шее было надето множество всевозможной бижутерии.

Меня гоняли в магазин по два-три раза в день. Компания была большая, Косарев старший, сын, Аганья, Зина, Вася, какие-то знакомые: муж с женой, по фамилии Обуховы. В общей сложности пирушка шла три дня. На четвёртый день Галина с маленьким Мишуткой и родители уехали в деревню Веденское. Обещали написать сразу как доберутся до дома.

Жизнь наша потихоньку входила в русло. Косарев, видимо, отвёл душу так, что на время забыл про вино. Анна Фёдоровна пришла домой с новой и радостной для себя вещью.

– Была у директора! Сказали, что комната освободилась и можно переезжать.
Косарев взял машину на заводе, и мы переехали на новое жильё.

Наше новое жильё проходило совсем близко от реки Обь. На крутом изгибе реки приютились строения небольшого посёлка. Нашими соседями оказались мать с сыном. Мать была в годах, но еще не на пенсии. Сын, Виктор, заканчивал десятый класс. Был он высокого роста, достаточно разговорчивый и веселый.

Напрасно я радовался и думал, что Косарев забыл про вино. С катушек он сошёл быстро. К вечеру он появлялся, как правило, в большом подпитии.

Я часто уходил на берег реки, садился в одну из лодок, которые были пришвартованы к берегу. Сидел просто так или читал книги.

Вечером появлялся Косарев. Всё повторялось: позавчера, вчера, сегодня… Косарева я как мог избегал. Он постоянно задавал мне вопросы о том, как я собираюсь дальше жить. Что я мог ответить?

Однажды я спросил у него, когда он был трезвый.

– Почему я не учусь как все люди моего возраста?

Но вместо того, чтобы ответить на вопрос заорал:

– Учиться?! А кормить тебя кто будет?

Во мне сидела мысль, что если я ещё разину рот, то я получу по полной. Надо было уезжать. А куда? Этого я себе не представлял. Во-первых, я ничего не умею делать, но ведь надо ещё и найти работу. А во-вторых, для меня всё было смутным.

Времени свободного у меня было много. Я размышлял, ведь вокруг так много всяких заводов и фабрик. У меня в руках была книга, я ушёл к речке и, сидя на берегу, читал её. В это время подошёл ко мне Косарев, вырвал у меня из  рук книгу и бросил её на землю.

– До каких пор ты будешь болтаться у меня на шее?!

Я встал, подобрал книгу и пошёл к дому.

«Вот гад! Ведь знает, что мне некуда идти и издевается надо мной! Всё! Завтра иду искать работу!».