Преров Гл. 6. Гроза

                Срывать цветы, мгновенные, как маки,
                Впивать лучи, как первую любовь,
                Упасть, и умереть, и утонуть во мраке,
                Без горькой радости воскреснуть
                вновь и вновь!

                Валерий Брюсов

               
                Одно лёгкое прикосновение, и я уже не
                мог остановиться. Наш первый поцелуй
                повторялся снова и снова, снова и
                снова...

                Японская драма "Просто я люблю тебя"

                Такудзи Итикава



6. Гроза
 

Ведущий, сдвинув ковбойскую шляпу на затылок, взял в руки микрофон и гаркнул:

– Alles! Und jetzt Tanzen?! (Всё! А теперь танцы?!) – и народ закричал:

– Да-а! – перевод не требовался.

Бум-бум-бум-бум! – Из колонок громко и часто забухал ударник и полилась бодрящая музыка, все шумно переместились на площадку, где догорал костер.
 
– Ты не против потанцевать? – спросил я Таню в общем гвалте, подавляя охвативший вдруг мандраж. Такое усилие мне тоже приходилось делать впервые.
 
«Вот скажет – «нет» и что? Что тогда делать?!»

Но она, медленно подняв пушистые ресницы, вдруг посмотрела мне прямо в глаза:

– Мы же дружим с тобой, правда?

Я ожидал разное, но этот откровенный вопрос, заданный тихим голосом, сразил меня.

Мне показалось, что я медленно отрываюсь от грешной земли. И буду парить от счастья. Бывают же такие простые, но пробирающие слова! «Мы же дружим с тобой, правда?» И я это слышал наяву!

Не отворачивая взгляда от её больших серых глаз, я кивнул и улыбнулся:

– Уже целый день! И очень… хочу дружить дальше. – И откуда только у человека берется такая наглость? Где-то она пряталась во мне и вот… В этих глазах можно совсем пропасть. Я невольно замер.

– Так чего же мы стоим? – Таня потянула меня за руку.

Вокруг нас в залихватском ритме танца уже энергично двигались руки, ноги и тела.
Даже головы самозабвенно танцующей молодежи совершали невероятные движения в такт музыке. Казалось, что энергетика зашедшихся в танце – материализовалась и стала ощутимой средой, которую можно потрогать руками.

Все сорвались в это буйство, как будто ждали дискотеку целую вечность!

Недалеко от нас в толпе танцующих я увидел кудлатую голову Сашки Пирогова, с русыми, похожими на есенинские, кудрями. Он энергично выкидывал рок-н-рольные коленца. А рядом, рядом с ним моталась в такт уже знакомая рыжая голова. Ни фига себе! Так это же Урсула! Которая «Ур-су-ла»! Пирог еще наглее, чем я! По-моему, он тоже сейчас явно не заморачивался никакой Дианой.
 
Мы с Таней тоже двигались в общем ритме. Я дотронулся до её руки и кивнул в сторону Сашки:

– Смотри, что Пирог творит!

Таня засмеялась:

– Да! Шустрый твой Пирог! А сразу и не скажешь. Но ты бы лучше смотрел сюда, – показала она себе под ноги, – а то эта рыжая сбила тебя с ритма, – и она задвигалась задорнее.

– Да, не рыжая, а Пирог, – оправдывался я по ходу и смотрел вовсе не в пол, а на её нежные коленки и мелькающие ноги. «Красивые! Обалдеть!»

– Рыжая, рыжая, я же вижу! – проследила она за моим взглядом. Ничто не ускользало от неё. Она просто читала меня.

– Таня, брось!

Мы танцевали, наслаждаясь теми приятными моментами, когда наши взгляды волнительно встречались.

Марина, Гизела, Гена, немец-ведущий в своей ковбойской шляпе, которая теперь болталась у него за спиной, польские вожатые – танцевали в своем кругу возле сцены. К ним затесался Длинный, выделяясь среди всех ростом.

Рок-н-ролл сменялся твистом, твист – шейком, танцевать который легче и, поэтому в танце не участвовал только ленивый.

Ну и как же без этого: «Раз, два! Туфли надень-ка! Как тебе не стыдно спать? Славная, милая, смешная Енка нас приглашает танцевать!» – длинными извилистыми петлями по всей площадке потянулась весёлая «Летка-Енка».

И все по ходу движения живой ленты дружно, хором, не столько пели, сколько скандировали слова задорной песенки.

Какой-то шустрый поляк хотел пристроиться за Таней, но я воспрепятствовал этому, настойчиво оттерев его корпусом – и нафига мне такая «Летка» – без Тани?!
 
Таня, заметив скрытую возню за спиной, почти не оглядываясь, сама быстро взяла и решительно положила мои руки себе на талию, придав мне уверенности, которой не вполне хватало: волнение не отпускало меня.

Недовольный поляк не успел занять место в весело дрыгающей ногами ленте и обескураженно топтался возле танцующих. А я не удержался и, полуобернувшись, чуть покачал головой – пацан, это не твоё, мол, даже не думай!

Однако руки ощущали гибкую Танину талию, и мне стало не до поляка. Так можно скакать и до утра!

Однако для полноты ощущений чего-то не хватало. И я понял – чего именно, когда «Летка-Енка» прекратилась, танцующие рассыпались по площадке, и сразу зазвучала популярная мелодия «The House of the Rising Sun» («Дом восходящего солнца»).

Медленный танец, все ждали именно его. Поляк опять ринулся было к Тане, но она отрицательно покачала головой. Я подошел к Тане, и мы, сблизившись, начали танцевать.

– Спасибо, Таня! Ишь, прицепился, – проговорил я.

– Мы же…, – начала было она.

– С тобой дружим, – продолжил я, и мы тихо и довольно засмеялись.

Нам было хорошо. Так близко к ней я ещё не находился. В моей руке доверчиво покоилась её рука. В горле пересохло от волнения. Тот самый локон чуть не касался меня. В смуглом ушке поблескивала крупинка сережки.  Когда мы немного соприкасались бедрами, спина у меня сразу деревенела, а по телу пробегал огонь.

Я будто забыл, что вокруг происходит, что тоже танцуют пары, льется мелодия, и обволакивают чувства, которым невозможно противиться. Я никого не видел – всё стало просто общим фоном.

Танина рука невесомо лежала на моем плече.

– Расслабься, – прошептала она мне на ухо, – чего ты вдруг так напрягся? Раскованнее! – улыбка чуть тронула её губы.
 
От неё пахло не духами. Этот чрезвычайно волнующий, еле ощутимый запах теплой молодой кожи, луговых цветов, моря был чарующим «запахом Тани».

Быстрых танцев никто уже не хотел. Младшие пошли к своим бунгало. Мы же просили ставить «медляки». Видно, народ как-то определился с партнерами в танце.

Длинный не расставался с Гизелой. Они танцевали плотно прижавшись. Гена танцевал с Мариной. Рыжая Урсула сначала танцевала с Пирогом, потом с немецким ведущим-«ковбоем», потом с поляком, который играл на гитаре, потом с Артёмом, затем еще с кем-то. Пирог расстроился от этого разнообразия и слинял куда-то в тень за площадку.

Увлеченные дискотекой, мы не заметили, как меняется погода. Уже стемнело, когда внезапными порывами задул ветер, поднимая в воздух мелкий сор и швыряя в лицо песчинки.

Протяжно зашумели кронами сосны, и стали падать тяжелые редкие капли дождя. Они разлетались брызгами, попадая на кожу. Потянуло пылью и влагой. Небо распорола яркая ветвистая молния, осветив на мгновение все вокруг гигантской вспышкой мертвенного света. Немного погодя прямо над нашими головами, казалось, оглушительно раскололось само небо – такой раздался грохот и треск. Все невольно пригнулись.

Нарастая громким шорохом, полился дождь, превратившись вскоре в ливень. Аппаратуру выключили, ветер вырывал пленку, которой её пытались накрыть. Все побежали к домикам.

Таня схватила меня за руку и увлекла за собой:

– Побежали, я знаю куда!

И мы побежали с ней куда-то в темноту, вовсе не в сторону наших бунгало, а в противоположную. Всюду образовались лужи, на бегу мы, не разбирая, шлепали прямо по ним.

– Сюда! – мы забежали в пустую беседку. Я вспомнил, что днем видел её.
 
Дождь усиливался, его тугие струи потоками секли пространство, вокруг сгустилась чернильная темнота, и мы дрожали, промокшие совершенно.
 
– Витя!

– Что?

– Иди сюда! – позвала Таня голосом тихим и немного загадочным.

Я подошел и почувствовал, как мне на плечи осторожно легли её руки:

– Прижмись ко мне! Я замерзла.

Я медленно прижался к Тане, бережно обняв её. Она дрожала как в лихорадке. Я почувствовал через мокрую одежду её всю – бедра, живот, маленькие груди. На губах я вдруг ощутил легкое прикосновение её трепещущих от волнения губ. Я просто онемел, я сразу словно улетел в иную реальность…

– Таня!

– Что?

– Можно теперь я? – и сам настойчиво поцеловал её в губы. И откуда я знал, как это делается?  Она мне несмело отвечала. Тем самым «поцелуем горьковато-соленым», как в песне.

– Ты моя Чайка! – я хотел поцеловать её ещё и ещё, но на мои губы тихо легла её ладошка.

– Почему? – поцеловал я её ладонь.

– Нельзя… так… сразу! И вообще, дождь закончился, пошли в наши бунгало. Может, нас уже ищут.

– Последний раз! – головой я уже не соображал – лишь вихрь сладких чувств.

– Нет, Витя, всё! Я так не могу…

Я почувствовал, как её руки, которые только что обнимали меня, мягко, но решительно уперлись мне в грудь.

– Тань, со мной такое впервые, и я чуть с ума не сошел! – я уже понял, что она отчетливо почувствовала некую границу, которую ни за что не перейдет.

– Я тоже… Всё, пошли. Только… всё это – между нами, Витя. Хорошо?

– Конечно, Таня!

Не доходя до домиков, окна в которых ещё светились, мы разделились и пошли разными тропками.

Когда до бунгало осталось совсем немного, неожиданно из темени возникла и быстро, чуть ли не бегом, надвинулась на меня чья-то фигура. Непостижимо как, но я почувствовал летящий в лицо кулак. Мне удалось увернуться, но всё-таки зацепило – вскользь по скуле.

Противник хорошо вложился в удар, и это его подвело. Промахнувшись, он по инерции начал валиться вперед. Сделав короткий шаг в сторону, я ему помог – дав подножку и резко толкнув локтем в спину.
 
Парень, который пытался на дискотеке перехватить Таню, пролетел мимо меня и распростерся в песчаной жиже. Всё произошло за секунды.

– Ах ты, сука! – вырвалось у меня.
 
Я подскочил и хотел от души добавить ему ногой, но поляк закрыл голову руками: мол, не надо продолжения. Я не стал его бить, лишь унизительно ткнул подошвой в плечо.

Когда он поднялся весь в грязи, вид у него был жалкий. Я показал ему крайне неприличный, но понятный пацанам всех стран жест.

– Еще раз сунешься, убью!

На всякий случай оглядываясь – противник оказался коварен, я заспешил к домику.

Вслед поляк погрозил мне кулаком. «Ну-ну, это мы ещё посмотрим!» – радовался я удачному исходу стычки. – «Хорошо, что успел увернуться. Вот гад!» Скула немного саднила. 

В бунгало уже выключили свет. Все спали. Скрипнула кровать:

– Китай, ты где пропадал? – тихо спросил Пирог, когда я уже лёг. Наши койки стояли рядом. Мы всегда держались ближе друг к другу.

– Саня, прятался от дождя возле столовой.

– С Таней?

– Нет, с Урсулой!

– Да ну тебя! – обиделся Пирог.

– А чего ты мне – «где, да где»? Кстати, нафига тебе эта рыжая? Ты сегодня с ней не слабо заворачивал. Так, будто это вовсе и не Урсула, а Динка! А она-то не промах, со всеми успевала.

– Китай, хорош подкалывать!

– Ладно, это твое дело. Давай спать.

Какое там – спать? Разве после такого можно спокойно заснуть?!
 
«Запах Тани», её поцелуй, губы, её глаза, голос, её интонации – всё моё существо переполнилось Таниным образом и упивалось гаммой неведомых ранее чувств. И это самое «существо» сладко мучилось от того, что всё в прошедшем времени.

Чайка. Балтийская. «И твой поцелуй горьковато-соленый…», – ещё и мелодия изводила мозг повторами. Эти мысли и чувства путано мешались с воспоминанием о неожиданном конфликте, адреналин от которого метался ещё в крови, влажные ладони невольно сжимались в кулаки.

Видимо нервная система не может долго находиться в таком напряжении. Наверное, поэтому Таня сказала, что «так нельзя» – сразу всё тонко чувствует. И я вдруг провалился в сон-нирвану.



Начало:   http://proza.ru/2021/08/01/567

Продолжение следует: http://proza.ru/2021/08/02/861

Фото из инета, спасибо автору!