Злоба - Часть первая - Революция - Глава 2

Наряд, в состав которого был включен Яковлев, занял свое место неподалеку от ворот «Сампсониевской мануфактуры». Она занимала огромную территорию  между Большой Невкой и Сампсониевским проспектом, ограниченную улицами Батальонной и Гренадерской. Полиции накануне стало известно о том, что ткачихи с мануфактуры собираются выйти на забастовку. Полицейские должны были сопровождать работниц по ходу их движения, и пресекать любые нарушения общественного порядка. Сначала они наблюдали за тем, как работницы стягивались на мануфактуру. Когда мимо них проходила группа из десяти женщин, Ежиков не выдержал:
- Что, бабоньки, на работу? Вы хоть там сегодня не перетруждайтесь, и ничего тяжелого в руки не берите – праздник все-таки, - ехидно сказал он.
- Не переживай, - ответила самая смелая, - Сегодня ничего тяжелее транспаранта поднимать не будем.
- Ну-ну, - бросил вдогонку Ежиков.
Дождавшись, когда женщины удалились подальше, Ежиков прокомментировал:
- Революционерки хреновы. Две буквы вместе сложить не могут, а все туда же.
- И то, правда, сидели бы дома, щи варили, да за детьми смотрели, - поддержал Егоров.
- Кто ж на мануфактуре работать будет? – искренне удивился Леонтьев.
- Можно подумать, что мужиков не хватит, - нашелся Егоров.
- Так мужикам платить больше надо, - не сдавался упрямый Леонтьев. – А фабрикант за копейку удавится.
Примерно в 9:00 ворота мануфактуры широко распахнулись и с заводского двора на улицу вышли около полутора тысяч по-боевому настроенных работниц. Некоторые несли в руках плакаты и транспаранты с надписями: «Хлеба!» и «Долой войну!». Теперь уже иногда были слышны оскорбительные высказывания в адрес полицейских. Некоторые женщины пытались затягивать песни. Возбужденная толпа двинула по переулку, а полицейские следом за ней. Первым делом, забастовщицы подошли к зданию завода «Людвиг Нобель». Раздались женские голоса: «Долой войну! Долой дороговизну! Долой голод! Хлеб рабочим!» У окон тут же показались заводские рабочие. Работницы их заметили, стали махать руками и кричать: «Выходите! Бросайте работу!». Некоторые женщины начали бросать в окна снежки. В этот момент Яковлев как-то занервничал.
- Сергей Николаевич, ситуация может принять неожиданный поворот, - обратился он к Егорову. – Надо бы пресечь эти действия.
- Что мы впятером можем предпринять против толпы баб? – ответил вопросом Егоров. - Пока выжидаем.
Через десять минут к ним подоспела помощь в виде отряда из двадцати пеших полицейских, который возглавлял участковый пристав 1-го участка Выборгской части Ксаверий Игнатьевич Шелькинг, что было удивительно. Увидев это, забастовщицы возмущенно зашумели. То и дело были слышны ругательства. Егоров тут же подошел к Шелькингу, как к старшему по званию, доложил обстановку и согласовал с ним план действий. После этого, полицейские рассредоточились и взяли толпу в оцепление.
Некоторые ткачихи начали выходить из толпы и куда-то идти. Когда мимо Яковлева проходила одна из них, молодая и высокая курносая женщина с симпатичным лицом, между ними завязался короткий диалог:
- Куда собралась, красавица? – спросил Яковлев.
- Нужду справить, - ответила она, улыбаясь. – Позволишь?
- Ты смотри там, хоть ничего не отморозь.
- У меня там горячо – не отморожу.
- И что это вы тут затеяли?
- Потом увидишь.
- Доиграетесь вы.
- У нас все будет хорошо. Ты о себе побеспокойся.
- Ты о чём?
- Пока стоишь здесь, поразмышляй хорошенько. Любому здравомыслящему человеку уже понятно, что самодержавие обречено. Главное, самому не погибнуть вместе с ним.
Женщина развернулась и быстро пошла дальше. Позже стало известно, что это были делегатки, которые шли на другие фабрики и заводы, чтобы просить поддержки.
Разговор произвел на Яковлева двойственное впечатление. С одной стороны, ему понравилась эта женщина – милая, уверенная в себе и прямолинейная. Ему даже захотелось еще когда-нибудь встретиться с ней. С другой стороны, её слова оставили в нём неприятный осадок. «А что, если она права, - подумал Яковлев. – Что, если царская власть обречена? Многое свидетельствует о том, что она потеряла всякую связь с реальностью. Как мне быть? Что я могу предпринять? Я не знаю. В конце концов, я ведь присягал на верность царю и Отечеству. Как там было написано в Своде военных постановлений: «Изменнику же присяги не будет пощады ни на белом свете, ни на Страшном Суде Божьем». Буду верен присяге до конца, а там, будь что будет». 
После этих мыслей он сразу успокоился – все как будто встало на свои места. Яковлев обрел уверенность в себе и даже захотел как-то действовать, а не стоять на месте. Он подошел к городовому Леонтьеву, который стоял от него на расстоянии двадцати шагов. Вообще-то, Яковлев его недолюбливал, но сейчас это было не важно.
- Что слышно? – спросил Яковлев.
- А то ты сам не слышишь? 
Действительно, и полицейские и забастовщицы должны были слышать галдеж, который доносился с территории завода. Это у главной конторы возле ворот проходил митинг рабочих, на котором стоял вопрос: «Присоединиться к забастовке или нет?».
- Чует моё сердце - добром это не закончится, - продолжил Леонтьев, и высморкался.
- Мне кажется, что было и похуже,- сказал я. – Ты ведь, наверное, должен помнить революцию 1905 года?
- Как такое забудешь. Даже когда забываю, шрам на левой ноге мне напоминает об этом.
- Почему тогда так нервничаешь?
- Не знаю. Тоскливо как-то и уверенности нет.
- Тогда была?
- Представь себе, тогда была. Как-то все наши были уверены в том, что революционерам нас не одолеть. А сейчас царит растерянность.
- Что-то ты совсем раскис.
- Как тут не раскиснешь? Я уже замерз, как собака, а сколько еще стоять?
- Кто ж знает?
- Я еще от прошлой простуды не отошел. Чувствую, сегодня промерзну, и опять захвораю.
Яковлев презрительно посмотрел на Леонтьева, но промолчал.
Через какое-то время заводские ворота открылись, и около полутора тысяч рабочих вышли на улицу. Обрадованные ткачихи встретили их криками: «Ура!». Демонстранты, в сопровождении полицейских, направились к Большому Сампсониевскому проспекту – центральной магистрали Выборгской стороны.
Как реки впадают в море, так же и колонны демонстрантов «впадали» в Большой Сампсониевский проспект, заполняя его многотысячной рабочей массой.
С каждым часом обстановка все больше накалялась. Колонны рабочих продолжали направляться к Большому Сампсониевскому проспекту. Полицией и казачьими разъездами, вызванными на Выборгскую сторону, принимались меры к разгону демонстрантов, но одолеть шествия и рассеять массовые колонны рабочих им не удавалось. Необычный шум, гул радостных голосов, возгласы: «Хлеба давайте!», «Долой войну!», «Долой самодержавие!» - наполняли в эти часы Большой Сампсониевский.
К 12 часам число забастовщиков выросло до огромных размеров, а количество забастовавших предприятий увеличилось с 10 до 21. Вместе с тем, значительно увеличилось количество полицейских. Здесь уже присутствовали Зарембский, Каргельс, и даже сам полицмейстер Выборгской стороны полковник Михаил Петрович Шалфеев. Последний находился в окружении полицейских чинов и отдавал распоряжения.
В том месте, где стояли Яковлев, Егоров, Ежиков, Леонтьев и Игнатьев было еще относительно спокойно. Поэтому, они, в основном, топтались на месте. Ежиков иногда подтрунивал над забастовщиками, которые оказывались слишком близко к ним. Те огрызались и старались удалиться подальше от него.
- Ежиков, если нас начнут бить, то тебе несдобровать,- пошутил Егоров.
- Нам всем тогда несдобровать, - ответил Ежиков. – Впрочем, я надеюсь, что до этого не дойдет. Со стороны Александровского моста наступают казачки, так что скоро «праздник» закончится и эти сволочи разбегутся.
- Твои бы слова да богу в уши, - сказал Игнатьев. - Мне вся эта свистопляска уже порядком надоела. Да и поесть бы уже не помешало.
- Действительно, господа, а когда мы будем обедать? – вступил в разговор Леонтьев.
- Какой обед? - ответил Егоров. - Тут хоть бы найти время нужду справить.
В этот момент Игнатьев заметил Каргельса, размахивающего рукой.
- Господа, по-моему, нас зовут, - сказал он.
Все дружно повернули голову, увидели Каргельса, и направились в его сторону.
- Хватит прохлаждаться! – громко скомандовал Каргельс. – Идите за мной!
Все вместе они пошли в направлении перекрестка Большого Сампсониевского и улицы Боткинской. Когда они подошли к вышеуказанному месту, то увидели капитана Зарембского в окружении группы полицейских в количестве 27 человек. Зарембский заметил подошедших полицейских, и начал громко говорить:
- Господа, поступил приказ – рассеять двухтысячную колонну рабочих, которая двинулась по Боткинской улице. Сейчас уже стало понятно, что они свернули на Нижегородскую. Очевидно, они направляются к Александровскому мосту, чтобы попасть в Центральную часть города. Этого допустить нельзя. Спереди колонну встретит конная полиция, а мы будем напирать, и рассеивать сзади. Всё, господа, времени на вопросы нет.
Зарембский решительным движением раздвинул полицейских и направился по Боткинской. Группа полицейских последовала его примеру.
На Боткинской группами стояли люди. Большая часть из них была забастовщиками, но некоторые были просто зеваками, которые пришли поглазеть. Они провожали полицейских неодобрительными взглядами. В какой-то момент Терпелевский поскользнулся и упал на правый бок - на бедро. Падение вызвало бурю насмешек, сопровождавшихся свистом. «Интересно, хоть кто-нибудь из этих людей понимает нас и сочувствует? - подумал Яковлев.
Когда полицейские свернули на Нижегородскую, то увидели хвост колонны рабочих в метрах ста от них. Зарембский продолжал идти решительным шагом. С ним почти поравнялся Каргельс. Зарембский заметил его, и они перекинулись несколькими словами, очевидно, обсудив план действий. Когда они приблизились к колонне, Каргельс вытащил «наган» из кобуры и выстрелил вверх.
- Расходись, толпа! – громко крикнул Каргельс.
Рабочие испуганно шарахнулись от него в стороны.
- С ума сошел, что ли! - крикнул рабочий Терентьев, пригрозив кулаком.
- Почто людей пугаешь, демон? - укоризненно спросила рабочая Тарасова.
- Расходись по домам! – продолжал Каргельс. – Праздник закончился!
- Не тебе решать! – ответил ему рабочий Терентьев.
- Имеем право! – крикнул рабочий Васько.
- Мне решать, ибо я – представитель закона! – выкрикнул Каргельс.
- Плевать мы хотели на ваши законы! – продолжал рабочий Терентьев.
- А по какому такому закону людям хлеба не дают? – опять вступила рабочая Тарасова. – Где такое видано, чтобы продавать по фунту хлеба в день на человека?
- Граждане! – наконец-то заговорил Зарембский. – Перебои с хлебом – это временное явление. Надо немного потерпеть, и все наладится.
- Натерпелись уже досыта! – снова закричал неугомонный рабочий Терентьев. – Давай хлеба!
- Хле-ба! Хле-ба! – закричали десятки рабочих.
- Начинаем рассеивать! – обратился к полицейским Каргельс.
Он сделал несколько шагов к рабочему Васько, схватил его за пальто, и толкнул в сторону полицейских. Рабочий Васько оказался рядом с полицейским Артемовым. Тот, в свою очередь, тоже схватил Васько за воротник пальто, и толкнул дальше. Таким образом, полицейские начали выталкивать рабочих из колонны, и те оказывались позади них. Некоторые рабочие сами отбегали от полицейских подальше. Эффективность такого мероприятия была крайне сомнительной, так как рабочие, рассеиваемые в одном месте, вскоре собирались в других, проявляя в этом особое упорство. Тем не менее, полицейские продвигались достаточно быстро, рассеивая колонну. Рабочие громко возмущались, ругали их, но сопротивления никто не оказывал. В это же время, спереди колонну рабочих рассеивала конная полиция. Там все было намного жестче, так как полицейские стегали зазевавшихся рабочих нагайками. Повсюду были слышны крики и вопли.
Зажатые с обеих сторон, рабочие были вынуждены отступать в Финский переулок. В это же время почти на перекрестке Нижегородской и Финского остановился трамвай. Это было очень некстати, так как он сильно мешал продвижению конной полиции. Каргельс быстро оценил ситуацию, прихватил с собой Яковлева и Артемова, и быстрым шагом направился к трамваю, по пути расталкивая забастовщиков. Вагоновожатый стоял возле трамвая и разговаривал с каким-то мужиком.
- Почему остановился?! – грозно спросил Каргельс.
- Выкрутили рукоятку от мотора, - неожиданно спокойно ответил вагоновожатый.
- Кто выкрутил?!
- А я знаю? Какое-то мурло.
- Показать сможешь?
- Наверное. Да вон он, я его отсюда вижу.
- Который?
- Вон тот, - вагоновожатый указал рукой. – С серым шарфом, спиной к нам стоит.
Каргельс быстрым шагом направился сквозь толпу к неизвестному с шарфом. К счастью, тот действительно стоял спиной, и не увидел приближения полицейских. Подойдя к нему, Каргельс схватил его за рукав и развернул к себе.
- Немедленно верни рукоятку! – потребовал Каргельс.
- Какую еще рукоятку? – после секундного замешательства ответил рабочий Гуров, нервно поправляя шарф.
- От трамвая! – крикнул ему в лицо Каргельс.
- Не знаю я никакой рукоятки, - рабочий Гуров попятился назад.
- Вагоновожатый на тебя указал! – лицо у Каргельса покраснело от напряжения.
- Он - провокатор, - выдал рабочий Гуров, и еще немного отступил. – Небось, сам и спрятал её.
Яковлев и Артемов подступили к нему с обеих сторон, предполагая, чем все это закончится. В это же время, вокруг них начали собираться люди.
- Что?!  - на Каргельса было страшно смотреть. – Выворачивай карманы!
- Не имеешь права! – неожиданно осмелел рабочий Гуров, оглядываясь по сторонам.
- А ну, быстро вывернул карманы, сволочь! – Каргельс терял последние капли терпения.
«Как вы смеете так разговаривать?!», «Мерзавец!», «А еще офицер!» - недовольно загудела толпа, еще плотнее обступив полицейских и рабочего Гурова.
- Вот тебе! – рабочий Гуров показал Каргельсу комбинацию из трех пальцев.
Толпа одобрительно засмеялась.
- Держите его за руки! – распорядился Каргельс.
Яковлев и Артемов схватили рабочего Гурова за руки, а Каргельс подошел к нему, с явным намерением обыскать карманы.
- Помогите! – завопил рабочий Гуров. – Фараоны над рабочим человеком глумятся!
Толпа взорвалась возмущением, и задвигалась. Полицейских начали толкать и оттягивать в сторону. Возникла полная неразбериха. Яковлев чувствовал, что чьи-то руки тащат его за шинель назад. Он выпустил руку рабочего Гурова, и попробовал развернуться.
- Изверги! – почти возле уха услышал он женский крик.
В следующий момент краем глаза он увидел чью-то руку рядом со своим лицом, и вот уже чьи-то ногти царапают его кожу. Яковлев инстинктивно отодвинулся, и попытался отбить атакующую руку. Кто-то толкнул его в правый бок, и он упал, уронив шапку. Подняться на ноги ему уже не давали. Артемов оказался точно в такой же ситуации. Воспользовавшись этой неразберихой, рабочий Райков исподтишка ударил поленом Каргельса по голове. У Каргельса подкосились ноги, и он сначала упал на колени, а потом лицом вниз. Удар причинил ему рассеченную рану в теменной части головы длиною в пять сантиметров. Увидев случившееся, забастовщики в испуге покинули это место. Яковлев и Артемов наконец-то смогли подняться на ноги и оказать помощь Каргельсу, который был в бессознательном состоянии. Вскоре подошел Зарембский, и организовал отправку пострадавшего в клинический военный госпиталь, где ранение было признано тяжким, но для жизни неопасным.