Адрана. Хроники войны. Империя под ударом. гл. 24

Глава 24


Вода была тепловатая и попахивала железом. По краю плавала пузырчатая мыльная пена. Кто мылся до него, для Агриппы осталось загадкой, но выбора не было. Он был жутким чистоплюем, и если хоть сутки не удавалось помыться, в душе он жестоко страдал. Он хотел уже, оттолкнувшись руками от бортика, нырнуть в сомнительную водицу, но вовремя вспомнил о ране. Брезгливо морщась, Агриппа осторожно залез в железную ванну. Нормальное купание вряд ли получится, но хоть что-то. Нога болела.

Единственное небольшое оконце, располагавшееся почти у самого потолка, было заколочено досками и, видимо, уже давно, доски почернели, серые клочья паутины колыхались от ветерка, вползающего в щели. Хозяева экономили свечи. Горели две длинные лучины, и на стене шевелилась неповоротливая тень Агриппы. Он потянулся за мылом, оскользнулся и, хватаясь за край, больно ударился бедром. Втянул воздух через зубы и вдруг замер.

На краю скамьи висел длинный розовый лоскуток. Агриппа поднес его к глазам. Это была женская подвязка. Он как гончая сделал стойку. Инельгердис… Агриппа стиснул подвязку в кулаке, и ничто уже не мешало ему сквозь водяной пар вдруг увидеть ее голую спину с бороздкой позвоночника, подтянутые ягодицы, бедра и маленькую розовую ступню, мелькнувшую, когда она выбиралась из ванны. Он представил себе лицо Инельгердис. Голубые глаза, тени от ресниц. Чувственные губы. По всему выходило, она – красавица. А как могло быть иначе, черт побери! Как же иначе…

Нельзя сказать, чтобы Агриппа был дамским угодником, а распущенным столичным сопляком – и подавно. Но он был амбициозен и, наметив цель, добивался ее. На этот раз мишенью стала Инельгердис. Он хотел застать ее врасплох, сделать что-то, отомстить за ноющую боль в ноге. Инельгердис разозлила его, и он дал бы голову на отсечение, что, попадись она ему на слабо освещенной галерее, он бы ее покалечил. Агриппа вспомнил потрескивание рассохшихся перил, шорох платья и быстрые цепкие пальцы, пустившие звездочку. Это вызвало в нем что-то вроде нервной дрожи. Ситуация возникла двусмысленная, но идти на попятный Агриппа не собирался.

Дверь отворилась. Оттуда брызнула тонкая струйка света. Кто-то вошел, заполняя собой весь проход. Это был Сцилла. Он сбросил с плеч меховую безрукавку, стянул через голову рубашку и, не глядя на Агриппу, точно его не было вовсе, стал снимать штаны. Голый, он не казался таким широким, напротив, его крепкое тело и небольшой рост как нельзя лучше подходили друг другу.

- Я тебя потесню. Уж извини, - сказал Ганус и развел руками.

- Валяй, - согласился Агриппа, с иронией думая о том, как они будут выглядеть, двое здоровых мужиков в одном корыте. – Я все равно уже собирался вылезать.

- Мерзкая тварь! Пока вытаскивали, всего меня измазала, подлюга, - бормотал Ганус, по шею погружаясь в мутную воду.

Агриппа нашел полотенце посуше, и стал неторопливо вытираться. Он стоял к хозяину вполоборота, держа в поле зрения его круглую голову, торчащую над краем ванны.

- Послушай. Все, что творится здесь, меня не касается, - начал Агриппа. – Мы итак уже задержались на день, а ты, я вижу, не думаешь нам помогать.

- В чем, по-твоему, это должно выражаться?

- Выведи нас на шлях!

Ганус вздохнул с видом человека, утомленного болтовней ребенка.

- Невозможно. Ты еще не убедился в этом?

- Плевать на тебя, на мух и на всех приспешников дохлого Фороса! Я следую на север не по своей воле. Дело государственной важности.

- Вот! Вот!

- Ты говорил, тварей немного. А я видел десятка два. Неизвестно еще, сколько убито. Если хочешь сидеть здесь – твое право, а мою группу выведи. Заплачу золотом.

- Золото не поможет, когда меня и тебя будут рвать на части.

- Но ведь невозможно сидеть здесь вечно! Кончится провизия, вода, и что тогда?

- Об этом не беспокойся.

Агриппа был уже одет, но не спешил уходить. Он был в ярости.

- Так. Выходит, проводника нам не видать, - тихо сказал Агриппа.

- Выходит, так.

- Мы уйдем одни. Завтра к полудню. Я куплю у тебя оружие.

- Нет.

Агриппу точно ударили. Он напряг желваки и медленно повернулся. Прищуренными глазами пристально и жестко смотрел он на Сциллу. Настолько жестко, что любому стало бы не по себе. Но Ганус и бровью не повел.

- Я могу убить тебя прямо сейчас, - заключил Агриппа спокойно.

- Попробуй.

Ганус тоже казался спокойным, и это спокойствие возбуждало и сдерживало Агриппу. Он осознал вдруг, что Сцилла смотрит на него, точно примериваясь для удара. Чертов контрабандист! Агриппа на пределе. Боль проснулась и раскаленными пиками вонзилась в бедро. Агриппа процедил сквозь зубы:

- Что ты предлагаешь?

- Это разговор, - одобрительно сказал Ганус.

Раскорякой он вылез из ванны, встряхнулся, как собака. Он будто не замечал, что Агриппа смотрит на него с ненавистью, потому что плевал он на все условности и ни черта не боялся.

- Весна у порога. Скоро пустошь зазеленеет. Самое время торговли… - Произнес Ганус сумрачно. – В моем трактире два месяца не было постояльцев. Ни одной живой души. Ни одной! Даже прокаженных, этих несчастных дуралеев, отверженных богами. Прежде, как сходили снега, не было дня, чтобы с дороги не слышались их колокольчики. А знаешь, почему так, наемник?

- Догадываюсь…

- Да-да… - Ганус покивал. - Они не пускают. Они повсюду. Ко мне съехались местные, те, кто быстрее других понял, что к чему. Мы заперты здесь. Рано или поздно они придут за нами.

- А что, по-твоему, было сегодня?

Ганус дернул щекой. Они стояли по сторонам дубовой скамьи, и Агриппа видел перед собой бойца, и голова у этого бойца была холодная, а хватка железная.

- Я не собираюсь подыхать здесь, - сказал Агриппа. – Что можно сделать?

- Есть одно место, Старый Погост. Когда-то там был трактир. – Лицо Гануса приняло отсутствующее выражение. – Теперь это место давно никто не посещает, и дорога заросла.

- Что так?

- Проклято то место.

- Поначалу ты произвел впечатление неглупого человека, - со вздохом сказал Агриппа.

- Думаешь, суеверие? – Ганус замолчал. – Нет. Нечисто там.

По словам Сциллы выходило, что Старый Погост проклят за злодеяние, когда-то совершившееся там. Будто в одно утро все, бывшие на постоялом дворе, собрались и ушли, пропали в тумане, и более никто их не встречал. Одного человека замуровали в доме. Кто это был – неизвестно: пришелец ли, торговый ли человек? Поговаривали даже, будто средний сын хозяина страшно за что-то был наказан. Случилось это за десять лет до войны. Люди стороной обходили Погост, а кто отваживался приблизиться, пропадали бесследно.

И с местом нахождения Погоста выходило что-то странное. То стоял он в миле от Шумного шляха, то появлялся у Марфиных Черных болот. А позапрошлым летом приезжал землемер Верхнего Эгина и очень был недоволен неточностью карт. Он выяснил, что Старый Погост стоит к западу от Горба Дракона, и дороги никакой к нему нет, вокруг топь, а там, где трактир отмечен на картах – нехоженое поле.

Получалось что-то совсем невероятное. Погост бродил по всей Северной пустоши, появляясь, где вздумается. С таким поворотом Агриппа не собирался мириться. Не доставало только, чтобы его, человека военного и здравомыслящего заражали, как чумой, местными суевериями, в то время как дело, порученное ему, не трогается с мертвой точки.

Он сказал об этом Сцилле, едва сдерживая ярость. Но старого лиса непросто сбить с толку.

- Ты нетерпелив, как все южане, - произнес он.

- Я не с юга. – Агриппа дернул щекой.

- Все равно.

Сцилла поставил на скамью ногу, обутую в сапог, шумно дышал, заправляя внутрь штанину.

- Был один человек, звали его Даг. Он работал на моем дворе, ходил за лошадьми. Работал много, говорил мало, вообще не любил людей. Странный был человек… - Ганус убрал ногу, поставил другую. – Так вот, этот Даг был следопыт, а по сути – бродяга. Порой уходил на несколько дней, а то и на неделю, потом возвращался, как ни в чем не бывало, оборванный весь, счастливый, случалось, шкуры звериные приносил. Так-то. Не мог он долго на месте усидеть, простор ему нужен был. Воля. Я глядел на это сквозь пальцы. Что ж? Человек он свободный, я ему не хозяин. Когда появились мухи, Даг первым предрек беду. Он стал искать, откуда твари выходят каждое утро. И знаешь, что? Он таки нашел.

Агриппа с каменным лицом слушал Сциллу. Если он не лжет, если правда то, что он говорит, то итог всего сказанного ему известен. Эрнст понял, куда клонит контрабандист. Понял и то, что Ганус боится. Он видел, с каким благоговением Ганус говорит о мухах и блуждающем Погосте. Черт, черт, он отчаянно трусит, боится, ибо одна лишь боязнь рождает благоговение.

- Погост. – Произнес Агриппа.

- Точно так. - Ганус хмуро кивнул. – Даг нашел их логово и с тех пор повредился разумом. Все ему чудился их зов. Мы даже связывали Дага. А что еще оставалось? Но он все-таки ушел.

- И?

- И конец. - Ганус вздохнул. - Мир сошел с ума, наемник. Нормальных людей почитай уже не осталось. Кругом одни отморозки и шизофреники.

Агриппа ничего не сказал, но подумал о Бенджамине и горбатом Ридике, который начинал тосковать, если ему долго не удавалось кого-нибудь прикончить.

- Пойдем на Погост и разорим гнездо! Эти чудовища хоть и страшны, как сон грешника, но все же уязвимы, и их можно убить. – Заключил Ганус с таким видом, точно все уже было решено, и Агриппа готов хоть сейчас вон из ворот, бряцая оружием.

Агриппа повернулся и вышел из купальни. Разозленный, обезоруженный, он шел по узкому темному коридору, пропахшему многолетней пылью, и не сразу заметил приоткрытую боковую дверь. Агриппа остановился. Стена казалась сплошной и гладкой, он и не подозревал, что здесь внезапно может обнаружиться дверь. Да и откуда ему было знать! Что он вообще знал о доме-призраке!

Там был обеденный зал, пустой в этот час. У очага сидели несколько человек. Все, казалось, говорили одновременно, но так тихо, что разобрать что-то было невозможно. Свет очага разбивался о сидящие и стоящие фигуры, наполовину окрашивая их, так, что одна часть становилась огненно-рыжей, а другая оставалась в тени. Агриппа узнал Ридика и надеялся пройти незамеченным, но горбун в темноте видел, как кошка.

- Эй, приятель, - позвал Ридик. – Мы тут совещаемся. Интересная штука получается. Мы, кажись, с твоим фляком номархом попали к черту на сковородку, срань господня!

Все замолчали и обернулись. Агриппе ничего не оставалось, как, сгорая от злости, войти, опрокинув придвинутый стул.

- Проходи, приятель, садись к камельку, - орал Ридик, который, по-видимому, опять принял на грудь. – Тебя что-то смущает? А меня, знаешь, не смущает ничего! Какая разница, кого валить: мух, мутантов или представителей рода человеческого! В любом деле есть своя поэзия, приятель.

- В преисподней твои приятели, урод! – сквозь зубы процедил Эрнст, не глядя на него.

Но Ридик сделал вид, что не расслышал, и зацепился только за последнее слово. Он многозначительно поднял палец и проникновенно сказал:

- Урод, да! Но не для всех.

Тут Агриппа вспомнил, как однажды горбун высмеял его черную лицедейскую маску. Будто бы наемник носит ее из гордыни, потому что переживает за свою подпорченную смазливую харю. Правда, тогда Ридик был здорово нагрузившись, а в таком состоянии он всегда несет и свое и чужое. Агриппа, не размахиваясь, ударил его под дых. Горбун согнулся пополам, а Агриппа раскрытой ладонью взял его за лицо и толкнул назад. Горбун повалился навзничь, опрокинул скамью и рассек бровь. Наутро он не мог вспомнить, кто его так отделал, а Эрнст был рад получить от Кортесов одно поручение и на несколько дней оставить Башню. Хуже всего было то, что горбун был прав.

Агриппа нащупал стул, придвинул его и сел. От очага распространялось сухое тепло, мягко толкаясь в его тело. Он понял, как замерз, пока шел по коридору, и как был расстроен, что даже не заметил этого. Агриппа окинул присутствующих быстрым взглядом. Здесь были Прохор, Хосе, Ребера с глазами, как клещи, которого сейчас Агриппе меньше всего хотелось бы видеть. Ридик сидел, широко расставив ноги, и самодовольно ухмылялся. За спиной Реберы, прислонившись к очагу, кто-то стоял. Агриппе не было видно, и он отвернулся.

- Эрнст, - прошептали над ухом.

Агриппа качнул головой.

- Да? Что тебе?

Прохор сидел спиной к огню, лица почти не было видно, вернее дрожащие отблески искажали его.

- Ты только что говорил с отцом.

- Почем ты знаешь?

Он неопределенно махнул рукой.

- Говорил. – Отнекиваться было бесполезно. – И что с того?

- Он сказал тебе о Погосте? О том, что там творится? – в голосе Прохора слышалась боль. – У отца… у нас есть идея. Мы должны поторопиться.

- Всемогущие боги! – сказал Агриппа. – Да, теперь понятно, о чем вы тут совещаетесь! Вас загнали в угол – какие мелочи! Но вместо того, чтобы ускользнуть по-тихому, вы готовите марш-бросок. Вам кажется, вы объявили охоту на них, как на бешеных псов. И именно поэтому у них нет шансов, они обречены. – Агриппа стукнул кулаком по колену. Горький ком подкатил к горлу. Но он сдержался и сказал тихо, обращаясь к Прохору: - Что вы о них знаете? Только то, что это твари Каньона, что их трудно убить, и с каждым днем их число возрастает. Нам нужно убраться отсюда побыстрее. Вот самое лучшее решение.

- Ты – воин. Наемник королевы, - прогудел Ребера.

- И что с того?

- Ридик кое-что рассказал о тебе. Если бы все солдаты ее величества были таковы, война не затянулась бы на три года.

- Я тронут. – Агриппа откинулся на спинку стула, скрестил на груди руки и направил на Ридика испепеляющий взгляд. Горбун осклабился. Агриппа видел перед собой все то же ненавистное отечное лицо с красными глазами и набухшими веками.

- Ты с самого начала был там, - Ребера указал большим пальцем себе за спину. По-видимому, это должно было означать: в самом пекле войны. – И остался жив.

- Мне просто повезло, - ответил Агриппа. – А сейчас я не на увеселительной прогулке. Я на службе.

- Наверное, - вздохнул охотник. – Но я говорю так, чтобы ты меня понял. Твари плодятся невероятно быстро, скоро они займут весь север. У нас есть шанс не допустить этого. Не хотелось бы, чтобы когда-нибудь мы все пожалели, что сегодня оказались слабаками. - Охотник глянул на Хосе, покосился на Ридика, который с отсутствующим видом раскачивался на стуле. – Во всяком случае, я для себя решил и от своего не отступлюсь.

- Спасибо, дядя Эрих, - произнес женский голос.

Она оттолкнулась от очага и вышла на середину круга. Вытертый, продранный в нескольких местах ковер заглушил ее шаги. Или она вообще ходила бесшумно.

- Ты говоришь правильно, дядя Эрих, но речь твоя длинная, - сказала она и добавила, обращаясь к Агриппе: - Уже многие погибли. А прошло всего два месяца с момента появления хищников. Очень мало людей, а оружия столько, что можно снарядить еще десятка два воинов. Нам нужны твои воины, наемник. И если ты откажешься – не страшно, группа пойдет с Ридиком.

Подойдя к Агриппе, она слегка склонилась, коснулась пальцами его сжатого рта и заглянула в глаза. Вот и все. В одно мгновение он оказался раздавлен, и с удивлением подумал, что его это огорчает, словно измена самому себе. Она отодвинулась, и он  ослеп от пламени камина, на языки которого наткнулся взглядом. Ридик хохотнул.

- Это Инельгердис, - констатировал он.

- Ну? Что скажешь? – она смотрела прямо на Агриппу. – Поможешь нам?

- За этим дело не станет, - буркнул Эрнст как можно пренебрежительнее, чувствуя себя идиотом.

- Хорошо.

Она отступила и повернулась к огню. Агриппе показалось, что ушла она далеко, хотя стояла в трех шагах. На ней было узкое платье в пол с рукавами клином и чеканным поясом. Темные волосы уложены короной вокруг ее головы, в левом ухе по старинной разбойничьей традиции мерцала серьга с рубином.

- Болит нога? – спросила она равнодушно.

Агриппа вздрогнул и отвел глаза, точно пойманный на вранье.

- Нет, - сказал он. – Не слишком.

- А должна бы…

- Тебя это огорчает?

Она дернула плечом.

- Вот еще! Ты что думаешь?! Я не отморозок. Просто… я рада, что ошиблась.

- Н-да… - неопределенно сказал Эрнст.

Тут она отвернулась от огня и невесело рассмеялась. А Агриппа получил возможность рассмотреть ее. Она оказалась совсем не такой, как представлял себе Агриппа. Черты лица были резкие, мужские, наблюдалось значительное сходство с отцом. Уголки крупного рта загибались кверху, и Агриппа невольно подумал, что, намажь она рот кармином, как это делали красотки в Бест-Карине, стала бы похожа на гаера.

- Не говори только, что у меня руки не из того места растут, - сообщила она. – Чего нет, того нет.

- Я и не думал.

Правда, с глазами он угадал. Они голубые. Но нет и намека на нежность. Колючие, холодные, оценивающие. Агриппа не знал, что и думать. Он испытал легкое разочарование, и все-таки никак не мог прийти в себя, был точно пригвожден к проклятому стулу.

- Ну, хорошо, признаю, я поступила, как дура. А сам-то ты шибко умен? С такой реакцией только гусей пасти! – Инельгердис вновь засмеялась.

- Следует ли мне понимать это как извинение? – спросил Эрнст.

- Вот еще! – сказало она. – Просто сумасшедший!

Она бросила его и заговорила о чем-то с братом. Эрнст не все понимал. Он сидел, сложив руки, и изо всех сил старался не глядеть на Инельгердис. Голова у него была тяжелая. Что-то мучило его. Смутная догадка…. Ощущение… Снова вернулись к прерванному разговору, и опять говорили все разом, тихо, с невозможно серьезными лицами. А через некоторое время открылась та самая дверь, и появился Ганус. Он был одет в чистую шерстяную толстовку, борода расчесана, а волосы забраны под ленту. Он обнял Инельгердис за плечи, кивнул головой и сказал Агриппе:

- Познакомился с моей дочерью?

И Агриппа покраснел, как дурак!