Глава 6 - Почистить ручеёк!

На четвёртый день оно всё-таки свершилось! Мне дали отряд. Хотя, если быть точнее, меня поставили третьей вожатой на 26-ой отряд, где уже работали двадцатилетние Диана и Саша. В этом отряде были дети из Москвы и Волгограда. Он был большой: целых двадцать девять человек. Изначально ребят было вообще тридцать, но одна девочка через пару дней попросилась домой, и родители её забрали. 26-ой отряд был непростой: здесь были дети от восьми до двенадцати лет, и некоторые ребята были довольно шаловливыми и непослушными. Поэтому Диана и Саша попросили у Нины Владимировны помощи. Наверно, они рассчитывали, что к ним приставят какую-нибудь опытную вожатую, но вместо этого пришла я.
Мы начали будить детей в 7:45. В 8:20 им уже нужно было быть на утренней зарядке. Они были распределены в корпусе по пяти комнатам, и труднее всего было с двумя комнатами мальчиков, которые никак не хотели наводить у себя на жилплощади порядок, который проверялся администрацией лагеря, без контроля вожатых, и с комнатой маленьких девочек восьми-девяти лет, которые были милыми и послушными, но ужасными копушами. Им приходилось помогать с наведением чистоты: поправлять постели, убирать вещи с мест, где они не должны лежать.
Но к 8:20 на зарядку мы и в этот, и в последующие дни всё-таки выбрались. А после зарядки предполагалась термометрия. Это значило, что отряд нужно привести к медпункту, где медсестра ходила с электронным термометром в форме пистолетика, который приставляется ко лбу или руке человека и в эту же секунду показывает температуру. Такие термометры в последнее время довольно популярны и в Беларуси. Вот только показывают они в основном 36,6, в крайнем случае 36,9, а иногда вообще 35. Повышенную температуру, похоже, они не показывают никогда. В общем, бесполезная затея, создающая видимость активной борьбы с коронавирусной инфекцией.
После термометрии был завтрак, а потом - время до обеда, в которое нам нужно было детей чем-то занять. На море в этот день идти было нельзя. Это объяснялось тем, что там были большие волны, хотя, как я потом сделала вывод, детям вообще разрешается купаться только при практически полном штиле.
По территории лагеря детей требуется водить только строем и постоянно их пересчитывать. Ходить куда-либо без сопровождения им категорически запрещается. Дело в том, что территория здесь, так сказать, "дырявая": хотя на главном входе и стоит пост охраны, имеется ещё несколько "чёрных выходов", за которыми никто не следит и через которые запросто можно сбежать.
Никаких квалифицированных воспитателей в лагере не работает, поэтому дети были полностью на нас, студентах, не все из которых получали педагогическую или педиатрическую специальность. В исключительных случаях нам, конечно, разрешалось обратиться к Нине Владимировне, но эти случаи должны были быть действительно из ряда вон выходящими: ведь она одна, а отрядов 27. Ещё в лагере работает женщина-культорг Оксана Витальевна. Она очень опытная, инициативная и работящая, но тоже одна на весь лагерь. В общем, организовать супер-программу для сотен ребят в её случае чисто физически не было возможным.
И так, Диана с Сашей порепетировали с детьми визитку отряда к открытию смены (а с теми, кто делать это категорически отказался, в это время посидела я), а потом стали играть с ними в беседке в "мафию". 26-ой отряд эту игру очень любил. Наши ребята даже свой отряд захотели назвать именно "мафией". Впрочем, такое название им подходило как нельзя лучше.
В "мафию", а потом в "страну сказок", которую откопала в интернете Диана, хотели играть, однако, не все. Ребят, отколовшихся от коллектива, старалась занять я. Мы играли сначала в "слова", потом в "находки", потом во что-то ещё. Ну а потом пришло время обеда.
Диана с Сашей то и дело на меня покрикивали: "помогай строить детей!", "помогай считать!" Хотя я и так помогала. Но они, видно, хотели, чтобы я всё сделала за них.
А после обеда наступил тихий час, а точнее "тихих два часа". Диана и Саша отправили меня в "штаб" за телефонами. Телефоны в лагере "Далматинец" у детей собирались. На вожатских курсах нам говорили, что родители детей имеют право написать специальное заявление, и в таком случае телефон у ребёнка забирать не будут. Но на практике это оказалось ложью: телефоны требовалось собирать абсолютно у всех и выдавать только на время тихого часа и на час перед сном. Если какой-то ребёнок категорически отказывался сдавать телефон - его нужно было отвести на разговор к Нине Владимировне, а если разговор не помогал - его отчисляли из лагеря.
И вот пришла я, значит, к "штабу" за коробкой с телефонами, но он оказался закрыт. Я присела на ступеньки и стала ждать. Но сколько я ни ждала, "штаб" никто так и не открыл. Вскоре мне позвонила Диана и сказала, чтобы я шла в корпус смотреть за детьми, потому что "они его разнесут", а им с Сашей "нужно рисовать отрядный уголок". Вздохнув, я отправилась спасать корпус от разнесения.
Сначала я вошла в комнату маленьких девочек. Они играли в "показ мод" и чего только не выдумывали: то надевали полотенце на голову и панаму сверху, а кофту повязывали на шею и шагали между кроватей, как по подиуму, то ещё что-нибудь в этом роде. "Ну вы играйте, девочки, только не шумите, пожалуйста, - попросила я. - А я пока пойду других проведаю".
Девочки постарше торчали в ванной и набирали в воздушные шарики воду. "Зачем вы это делаете?" - спросила я. "Играть потом будем", - ответили они. Я вспомнила, как мы на вожатском пикнике играли в водный воллейбол, и сказала: "Ну хорошо, только на улице и после тихого часа. Сейчас наберите воды, а потом идите в комнату. И всё это тихо!" "Хорошо", - ответили девочки. Только вот набрать воды без приключений у них всё же не получилось: они её поразливали. Пришлось мне заставить их убираться и самой помогать им.
Потом мальчики этажом выше поссорились, и один другого облил водой. Но хуже всего было не это. Хуже всего было то, что Игорь разрисовал стену кремом от загара. Причём произошло это в комнате, в которой во время тихого часа было тише всего. Диана с Сашей усадили его писать объяснительную и, конечно, во всём обвинили меня. Хотя Игорь объяснил свой нехороший поступок тем, что у него "сдали нервы после вчерашней драки с Никитой". А драка эта произошла, когда меня на отряде ещё не было. А вообще, я считаю, что если человек задался целью разрисовать стену, то ему уже никто не помешает. Тут уже, в самом деле, только писать объяснительную и взыскивать материальный ущерб. Но Диана с Сашей всё равно были мной крайне недовольны. Видите ли, на тихом часу все должны сидеть по своим комнатам и никуда не выходить, это правило лагеря! И не важно, что это не спасёт от разрисованных стен или ещё чего похуже...
"И зачем ты разрешила им шарики с водой?" - допытывались они. "Так не в корпусе же я разрешила их кидать! На улице бы потом поиграли", - развела руками я. "На улице тоже нельзя!" - сказали Диана с Сашей. "А это-то почему? - не поняла я. - Мы же сами играли ими в водный воллейбол, помните?"
Диана с Сашей сказал мне, чтобы я впредь ничего не разрешала детям без их ведома, потому что я "вообще ничего не знаю, не понимаю и не соблюдаю режим". "Да ради Бога, - буркнула я и подумала: - Похоже, я вообще тут лишняя".
А потом был полдник, а затем - открытие смены. В начале мероприятия наш педотряд должен был станцевать "вожатский танец". Его почему-то танцевали только белорусские вожатые, а российские, которых в "Далматинце" тоже было немало, не танцевали. Для танца Нина Владимировна говорила всем нам надеть белые майки, но у меня совершенно не было времени сходить в свой корпус и переодеться. Диане с Сашей было проще: они жили в одном корпусе с нашими детьми. В общем, выскочил весь педотряд в белых майках на сцену, а я осталась. У меня была красная майка, да и танцевать я, мягко говоря, не очень умею, поэтому решила не позориться. И тут пошёл сильный дождь...
Сцена в лагере "Далматинец" открытая, поэтому всем участникам мероприятия пришлось разбежаться по корпусам, а открытие смены перенести на завтра. Так мы и просидели в корпусе до ужина.
А во время ужина при очередном подсчёте детей выяснилось, что Никита пропал. "Маша, куда ты смотришь?! - закричали на меня Диана с Сашей. - Ты понимаешь, что мы потеряли ребёнка?! Ты понимаешь, что ты вожатая?!" "А чего сразу я-то?! - огрызнулась я. - И вы, вообще-то, тоже вожатые! Да и вообще, я думаю, вернётся Никита, мало ли, куда двенадцатилетнему мальчику понадобилось уйти!" "И вообще, как так - дык вы меня ни во что не ставите, я должна всегда всё спрашивать у вас! - подумала я. - А как что-то случилось - так "ты же вожатая" сразу!"
Мы завели всех детей в корпус, Диана с Сашей отправились искать Никиту, а меня оставили с отрядом. И вскоре... Сбежавший Никита вернулся в корпус. Он пришёл ко мне и сказал, что хочет переобуться. "Ты, ты... Ты что?! - в сердцах закричала я. - Мы тут уже все переполошились, Диана с Сашей Нину Владимировну на уши поставили. Да что там Нину Владимировну - они уже и в полицию позвонили!" Услышав слово "полиция", полненький и неповоротливый Никита задал такого стрекача, что мне не удалось его удержать. "Ааа! Я не хочу! Отстаньте от меня, все!" - кричал он. Никита выбежал на улицу, а я - за ним.
Как раз в этот момент в корпус направлялась Саша. Она кинулась навстречу Никите, но паренёк сбил её с ног. "Мааша! - закричала она. - Помогай мне его держаать!" Я ухватила Никиту за руки, но моя комплекция тем более не позволила повязать рвущегося в бега семидесятикилограммового пацана. К счастью, мимо проходил Клим. Заметив нашу борьбу, он тоже ухватился за Никиту. "Никитушка, успокойся, пожалуйста! - уговаривала его я. - Не бойся, полиция не приедет! Мы тебе ничего плохого не сделаем! Правда-правда!" "Никита, ну за что ты так с нами? - выла Саша. - Что мы тебе сделали?" "Я не хочу быть здесь! - кричал Никита. - Меня все достали, меня все обижают, меня тут никто не любит! Я просто хотел пойти и почистить ручеёк у главного входа, на который тоже всем всё равно, а вы! Вы... "
Вскоре прибежала Нина Владимировна. Она успокоила Никиту, позвонила его родителям, поговорила с ними и с самим мальчиком. После этого Никита вернулся в свою комнату и, пообещав больше не сбегать, плюхнулся на свою кровать и заплакал.
Я же даже не плакала, я просто ревела. Меня трясло, я лила слёзы и не могла остановиться. Такое со мной в последний раз было, наверное, 1-го сентября, когда ОМОН разогнал "цепь солидарности" около нашего университета. "Да это не лагерь, это просто колония какая-то! - думала я. - Я чувствую себя узником и надзирателем в одном лице. Почему мы должны всё время водить детей строем и никуда их не отпускать? Почему им всё запрещено? Когда я была в "Надежде", у нас была большая хорошо огороженная территория, по которой можно было гулять, как угодно. И на ней была куча всяких качелей, горок, батутов, лесенок и тому подобного. Здесь ничего этого нет! Да ладно бы с детской площадкой - почему нельзя просто сделать нормальную территорию, с которой дети не сбегут, и потому за них можно так не волноваться?" Я вспомнила, как мы с подружкой в "Надежде" чистили прудик и спасали лягушек, и заплакала с удвоенной силой. В ушах у меня ещё долго звенело это "почистить ручеёк".
Вечером, когда я собирала телефоны, восьмилетняя Полина попросила меня: "А можно, я оставлю его себе на ночь, чтобы зарядить? У меня только два процента, он очень долго заряжается, и все розетки постоянно заняты! А мне нужно звонить маме". "Нет, прости, но это не разрешено", - ответила я. "А можете тогда зарядить его у себя в штабе?" - спросила Полина. "Хорошо, я постараюсь", - пообещала я.
Нина Владимировна согласилась подключить Полинин телефон в розетку в "штабе", за что я её поблагодарила. Шагая под ночным небом к своему корпусу, я снова и снова словно бы слышала из далёких миров одно и то же "почистить ручеёк".