Лешка

Белая береза под моим окном.

Белые розы, белые розы...

Господи, о чем я думаю. Нашла время для стихов и песен. Уж тогда лучше – белые стены, белый свет.

— Да, я готова, все отлично.

Ну почему они так любят белый цвет? А эти мультяшные зайчики на их белых шапочках. Вульгарно и совсем не успокаивают. Хотя какая разница – зайцы так зайцы. Страшно все равно.

— Один, два, три, четыре, пять (вышел зайчик погулять), ше...


Полетели!


Огромная скорость. Я думала, что летать – это всегда ввысь. Нет, кружусь. То резко падаю вниз, то взлетаю вверх так, что чувствую, как сердце вырывается из груди. Как маятник моё тело качается из стороны в сторону, и кажется, что никогда это движение не закончится. А может и правда просто расслабиться, и пусть все идет, как идет. Наверное, так и чувствуется невесомость. Когда понимаешь что под ногами волны, и стараешься удержаться на самой высокой, но взлетаешь вновь, и опять сердце замирает и трудно дышать.


Те, в зайчиках, говорили, что ничего не почувствую, буду просто спать. Говорили что нужно просто довериться. Кому довериться – им? Или судьбе? А может... Да ну, не хочу об этом.


Калейдоскоп! Боже, разве на свете есть такое кол-во цветов! Там – есть. И почему постоянно слышится этот монотонный стук. Тук, тук, тук. Только дятлов мне сейчас не хватает. Не дурачься, Лёля – это твоё сердце. Значит работает, милое.


— Ну что, успокоилась немножко?
Странно, но голос такой знакомый, и мурашки по телу.
— Лёшка? Одуреть! Ты то как тут? — я бы меньше удивилась, если увидела перед собой высокого старца в белой одежде и с совершенно белой бородой (опять белый), — вот так встреча!
— Я, я. Наблюдал как ты паришь и ножками смешно сучишь.


Лёшка, мой милый Лёха стоит передо мной, и все та же улыбка, как тогда, в далекой юности.


— Давай, Никонова, приходи в себя.
— Но ведь ты давно... мотоцикл, мокрая дорога. Мы с ребятами смогли приехать только на девять..., — договорить я не смогла.


Мой близкий человек. Мой однокурсник. Замечательное время, первая любовь.


— Не надо об этом. Все хорошо. А ты совсем не изменилась, ведьмы не стареют.


Смеется, и при этом чуть склоняет голову набок – привычка.


— Вот ты черт то, Лёх.  Ага, через двадцать пять лет, девушки обычно становятся краше, — я глажу свою лысую голову и мне совсем не стыдно за свой внешний вид.
— Не, не, Никонова, правда красотка. А волосы, да пустяк, отрастут. Хотя твоя рыжая грива мне нравилась больше.


На Лёхе джинсы и потертая байкерская куртка.


— А ты бы мог и не зазнаваться. Сколько раз во снах я тебя звала, бежала за тобой.  Ну мы же гордые, мы же все еще обижаемся. Блин, как же я рада тебя видеть.
— Лёлька, ты не меняешься. Все такая же язва.


Мы стоим так близко, что я могу почувствовать его дыхание. Не чувствую...


Сколько раз на протяжении многих лет я ругала себя, сколько раз мысленно просила прощения у Лёхи, сколько раз засыпала с мыслью – придет, обнимет, поговорим.

Приходил, но никогда не приближался.

— Ты все знаешь? Пожалей меня, а. И вообще у тебя должок передо мной.

О чем я, вообще дура, какие долги...


— Всегда помнил. Когда дочки родились, я на ночь им рассказывал сказки о загадочной стране, где всходит солнце. О прекрасном острове, на который так мечтал попасть один бедный парень с гордой принцессой.
— Принцесса – это я? Мне так много нужно тебе рассказать. Знаешь, – у меня уже внук есть, а у тебя – внучка. Я иногда переписываюсь с твоей женой.
— Все знаю, Лёль. Мы же все видим. У нас там телевизор, — Лешка хитро подмигивает и берет меня за руку, — спасибо, что не бросили их тогда, а теперь держись.


Какая же оказывается маленькая наша планета! Красивая. Беззащитная.


Мы летим над облаками, и через их мякоть проглядывают голубые зрачки озер и морей. Много зеленого цвета – от изумрудного до почти прозрачного, с еле заметным оттенком пожухлой августовской травы.


Как приятно держаться за руки и наслаждаться свободой.

Как здорово, когда ничего не болит.


Несколько секунд, и мы на месте.


— Лёль, вот это ты и мечтала увидеть, — Лёшка подводит меня к высокому, сложенному из камня, столбу, — готова к подвигам?
— Я полмира объездила, но так и не побывала в Японии. Надо же, оказывается это все правда, да?


Лешка задумчиво ходит вокруг старинного сооружения, нежно ладонью проводит по его шершавой поверхности.

— Да-а, ну и нравы были у людей. Заживо замуровать девушку ради того, чтобы замок стоял столетия. Только замок разрушился, а вот она все еще живет... взаперти.
— А почему нет никого, я думала туристов будет море? — говорю тихо, хотя понимаю, что нас не услышат.
— Туристы тут не ходят. Да и кормят их другими легендами.
— Помнишь как наш историк рассказывал про этот обычай, и я, как дура, расплакалась?
— Помню. На первом курсе. Я тогда сначала потешался – первая красавица курса, холодная и неприступная, а вон оно как – плачет над сказкой.
— А потом ты вытирал мне слезы и обещал, что обязательно хоть одну бедняжку, но вызволим из плена.  Шутил, скажи честно?
— Конечно, надо же было как-то завоевать внимание отличницы.

Я пытаюсь кулачком ударить по его плечу и надуваю обиженно губы.

Старая кокетка.


Лёха и Лёля. Нас так и звали – "два Лё". Все студенческие годы вместе.

Диплом. Распределение. Судьба занесла его на край земли, меня в столицу.

Обещала дождаться.


Поднимается сильный ветер. Небо покрывается бордовыми тучами, внутри них извиваются белые змеи – молнии. Они пугают меня. Чернота надвигается. Еще миг и поглотит. Земля под ногами становится сухой, изрытой глубокими морщинами. Душно.

Лешка крепче сжимает мою ладонь.

Кружится голова, и опять эти звуки — тук, тук, но почему-то не размеренно, а хаотично, рывками. Трудно дышать. Лешкина спина заслоняет меня от ветра, я прижимаюсь крепче к его груди. Интересно, что сейчас делают хозяева зайчиков? Наверное нервничают, что-то пошло не так?


И вдруг все стихает. Ветер теряет свою мощь, как будто свирепый лев превращается в маленького безвольного котенка. Земля окрашивается россыпью белоснежных ромашек, а тучи на небе становятся похожими на фигурки животных, слепленные умелыми руками из нежнейшего розового зефира.


— Ну что, бери кувалду. Спасай бедолагу. И ничего не бойся, я с тобой.

Рядом с колонной и правда лежит кувалда. Я с легкостью беру ее в руки – странно, но она совсем не тяжелая.

Камни плавно, как будто в замедленном кино разлетаются в стороны, и подхваченные остатками ветра, улетают в небо. Последний удар. Яркий луч света вырывается наружу, и сделав круг над нашими головами, устремляется ввысь.


Я совсем не устала.


— Ну, молодчина. Работала как молотобоец.

Он с грустью смотрит на меня, а я стараюсь поймать хлопья, падающие на наши головы. Розовый снег облепляет меня со всех сторон, превращая мой наряд в красивое подвенечное платье.


— Леш, а можно я с тобой? Я больше не хочу тебя терять. Прости, что тогда не дождалась – погналась за другим счастьем. Я за все заплатила.
— Не, родная, нельзя. Только давай без слез.
— Ты же знаешь, третья стадия и чего ждать то?


Гладит мою щеку. Господи, как же я хочу удержать эту руку и больше никогда не отпускать.


— Мне пора. Лёлька, а тебя зайчики ждут. Ты только не раскисай.
— Мы еще увидимся?
— Обязательно, но через...


****

— Просыпаемся.

Просыпаюсь. Боли не чувствую. Просто ломит все тело и очень хочется пить.

— Вы молодец. Придете в себя окончательно, я все подробно расскажу. А сейчас отдыхайте.

Заяц на шапочке хирурга весело подмигивает. Или мне это только кажется...