de omnibus dubitandum 119. 364

ЧАСТЬ СТО ДЕВЯТНАДЦАТАЯ (1918)

Глава 119.364. МЕЖ ДВУХ ОГНЕЙ…

    Вернувшись из Финляндии, Филиппов в марте 1918 года переехал вместе с ВЧК в Москву, где работал в отделе по борьбе со спекуляцией и преступлениями по должности и был посредником в отношениях большевиков с Русско-азиатским банком.

    Однако 8 июля 1918 года по приказу председателя Петроградской ЧК Моисея Соломоновича Урицкого Филиппов был арестован по подозрению в причастности то ли к нелегальной организации «Союз спасения Родины», то ли к антисемитской организации «Каморра народной республики».

    Дело с арестом — весьма запутанное, но для Филиппова — характерное. Он оказался между двух огней в противостоянии Дзержинского и Урицкого, связанного с расследованием обстоятельств убийства редактора петроградской «Красной газеты» Володарского.

    Не в силах доказать свою невиновность питерским чекистам, Филиппов в отчаянии писал Дзержинскому:

    «Вот уже месяц как я арестован в Москве по телеграмме Урицкого. Теперь после пребывания на Гороховой в вони, среди жуликов и авантюристов, после сидения в «Крестах» без допроса меня перевели на Гороховую, продержали 8 дней и вновь направили в Предварительную...

    За что?! За что?! За будто бы юдофобскую пропаганду какого-то Злотникова, которого я, раза два, видел два года тому назад!..

    Почему мое отношение к государственному строю в прошлом, выразившееся в многочисленных процессах по 129-й статье, и присуждение к одному году крепости не засчитывается, а донос какого-то Снежкова-Якубинского который попал к Урицкому на службу, заслуживает доверия?

    Если есть сила в проклятиях, я их несу всем... В эти годы, с седой головой, я так юношески верил в Вас, Ленина, в работу Комиссии, в необходимость своей работы и на почве финансовой, и в практическом духе, и в торжество демократических начал, народных, ярких, русских.

    И теперь видеть, что отвержен, и при общем издевательстве надо мной я должен переживать помимо личных горестей еще и горечь разочарования во всех, даже в Вас...».

    «Кресты» - это вам не «Лукьяновка», где «при проклятом царском режиме» паханствовал, держа общак, Моисей Соломонович с ее незапираемыми на засов камерами, чтением лекций «по» научному социализму, спортивными состязаниями, виночерпием и прочими курортными удовольствиями. «Кресты» - это серьезно, и у Филиппова начинается «ломка»: очень скоро он уверовал, что именно по подозрению в причастности к погромной деятельности его и «замели».

    Но ни опыт, ни способности не могли помочь Филиппову выпутаться из дела «Каморры народной расправы», в которое включили его по указанию Моисея Соломоновича Урицкого.

    Положение осложнялось потому, что Алексей Фролович далеко не сразу отгадал, почему его включили в это дело.

    Он волновался, нервничал, и, видимо, зная уже что-то о порядках в ПЧК, более всего опасался выпасть из поля зрения высших советских сановников. С первых дней своего пребывания в тюрьме он бомбардирует начальство докладными записками, которые не столько свидетельствуют о его преданности режиму, сколько ставят задачей заинтриговать партийных бонз сведениями, которыми он, Филиппов, располагает:

    «Ввиду того, что я лишен возможности, вследствие пребывания под арестом, произвести расследование, в каких банках заложено было и где, какое количество акций Русско-Балтийского судостроительного завода, то прошу выйти с просьбой к т. Урицкому или непосредственно Николаю Николаевичу Крестинскому о том, чтобы эти сведения, самые подробные, с указанием имен акционеров и их адресов были доставлены к Вам в отдел для определения того, кому сейчас принадлежит предприятие, а то может оказаться, что Комиссия, разделяя точку зрения ВСНХ, тем не менее будет работать во вред республике» {Дело «Каморры народной расправы», т. 5, л. 90}.

    Мы специально выделили слова о необходимости определения того, кому сейчас принадлежит предприятие, чтобы не работать во вред республике. Это ведь только рядовым большевикам и простым рабочим могло казаться, что для революции не существует разницы между владельцами предприятий, что она борется со всеми капиталистами без исключения.

    И нельзя сказать, чтобы записки эти не вызывали интереса у адресатов, но тут — нашла коса на камень! — ничего нельзя было предпринять для выручки агента.

    Моисей Соломонович Урицкий не реагировал ни на намеки, ни на просьбы.

    Итак, обрисуем ситуацию, в которую влопался Алексей Фролович Филиппов.

    Натуральные «паханы» ликвидируют пацана Моисейку («Володарского») и прячут усилиями Моисея Соломоновича концы в воду, шлепнув на скорую руку важных свидетелей и соучастников теракта, выполнявших начальственные «указивки».
Хода делу более не дают, о чем скорбит следователь Отто, у которого дело просто отбирают. Петроначальство рапортует в Москву, что все – ОК!

    Москва в лице «Лукича» и «железного Феликса» подозревает неладное, что само по себе любопытно: с чего бы такой интерес к «чоткому пацану»? Такой шелупони, как грязи. Глава ЧКи посылает своего явного (Закса) и тайного (Филиппова) эмиссаров для расследования этого дела.

    Моисей Соломонович Урицкий держа нос по ветру, пронюхивает, с какой истинной целью Филиппов приезжает в Петроград и того берут, пристегнув к недавно сфабрикованному – Моисеем Соломоновичем же! - делу о «подпольной террористической черносотенно-погромной организации» и упекают в «Кресты».

    Алексей Фролович начинает бомбить депешами своего тайного шефа. Разумеется, Моисей Соломонович читает сии эпистолы под лупой и на просвет. Надо ли говорить, что арест сексота Филиппова ломал игру «железного Феликса» и грозил срывом всей операции! А посему шеф чрезвычайки отписывает своему подчиненному:
 
    «Товарищу Урицкому.

    Ко мне обращается А.Ф. Филиппов с просьбой вникнуть в его положение, что сидит он совершенно зря. Не буду распространяться, пишу Вам потому, что считаю сделать это своею обязанностью по отношению к нему, как к сотруднику Комиссии. Просил бы Вас только уведомить меня, в чем именно он обвиняется.

С приветом.

Ф. Дзержинский» {Дело «Каморры народной расправы», т. 5, л. 63}.

    Хотя в конце июля, когда была написана эта записка, Дзержинский еще не вернулся в ВЧК, но он по-прежнему сохранял свое влияние в партийном и советском аппарате, и Моисею Соломоновичу Урицкому следовало бы уважить его просьбу.

    Однако он даже не удостоил Дзержинского ответом.

    Итак, Дзержинский ПРЯМО указывает на то, что Филиппов сотрудник ВЧК и отнюдь не из «чекистской пехоты». Однако ответа от Моисея Соломоновича «железный Феликс» так и не дождался. Урицкий проигнорировал просьбу шефа.

    Согласитесь, поведение Урицкого, вызывает недоумение, если не сказать оторопь: как такое вообще возможно? Правда, у  Моисея Соломоновича был в рукаве некий извинительный аргумент: на тот момент «железный Феликс» числился формально в отставке.

    Тем не менее, отказать, шефу, хотя бы и бывшему, было, по крайней мере, невежливо да и не дальновидно: шеф мог вновь возвратиться к исполнению своих обязанностей и тогда бы Моисею Соломоновичу могло не поздоровиться.

    Положение самого Дзержинского в это время было непрочным, но когда дела поправились, он смог вызволить своего сотрудника, успевшего отсидеть почти полгода:

    «Гр. Алексей Фролович Филиппов был арестован, как заподозренный в причастности к организации «Союза спасения Родины».

    Установлено, что гр. Филиппов к «Союзу спасения Родины» никакого отношения не имеет и от предварительного заключения 3 сентября сего года освобожден».