Эссе - 2. Феоктист и Ирина Моисеевы

   Имея скромных, но, по секретным рассказам родовитых родственников, будучи ребёнком, я всегда с любопытством слушала моих бабушек.
   Дедушки к тому времени героически погибли, защищая Родину, после революции 1917 года.
   В мою бездонную память врезались семейные легенды, и мне, взрослой даме, пригождаются, как учебник жизненной мудрости.
   С почтением, любовью, вспоминаю о прошлом нашего семейства. Порой берёт моё сердце кручина о рано и безвозвратно ушедшей прежней жизни предков, рожденных в 19-м, начале 20-го столетия, о семейном укладе, родословной.
В те времена СССР документы специально уничтожались моими родными. Доносы, ночные расправы, стирали память о культурном российском прошлом, но остались в основном в устном воспоминании, и некоторые фото, документы.
   Восхищаюсь своими родными, как же они любили и защищали свою семью, дом, Родину.
   Так, в мои летние школьные каникулы, после ужина вечерком, тетушка Ирина, 1897 года рождения иногда рассказывала, ностальгируя о прежней жизни. Да, она сердилась, когда её называли бабушкой, рассказывала мне о своем детстве, юности, непростой жизни.
   Тетя Ира ранее видела, как моя мама ухаживала за своей парализованной мамой, моей бабулей. Прошли годы, и она стала к нам проситься жить, отвергая иные предложения по уходу за ней.
   Переехала к нам в деревянный столетний домик в 1978-м году, доживать свой земной путь.
   Сбережений у неё не было, своего жилья тоже. Ранее с мужем они проживали более двадцати лет в ведомственной квартире от «Водоканала», где и работали на «Перекачке», которая и по сей день находится на улице Яблочкова.
   Двор там был огромнейший, росли фруктовые деревья, а клумбы с цветами выращивал её третий муж Яков Васильевич Белоглазов.
   В детстве, как приду к ним в гости, так без букетика редко когда уходила.
   Серебристый оклад бороды деды Яши всегда был ухожен, расчесан. Рубахи светлые с кушаком, в русском стиле, прикрывали поясницу. А губы у него всегда были красные. Я этому очень удивлялась. Повзрослев, однажды отважилась спросить, почему?
   Он мне ответил:
   «Видишь, какой порядок у меня во дворе, в помещении перекачки? Порядок должен быть во всем, и за собой я ухаживаю также. Благородно выглядеть привык с измальства. Это Ируська меня всё бранит, вроде глицерина много трачу. А вот именно глицерином губы и надо мазать, чтобы не сохли. Оттого и пчёлки около меня всегда вьются. Глицерин-то сладенький, а им полакомиться охота».
    Засмеялся дедуля.
                «Верный страж».
   Яков Васильевич до своей кончины работал на перекачке смотрителем. Бывая в гостях, с моей бабулей, я видела, как он со знанием дела исправно следил за всеми механизмами, знал толк в приборах точности неведомых мне измерений. Насосы по очистке воды проверял, чистил круглыми сутками, без праздников и выходных, поддержки, в любую погоду и сам ремонтировал.
В прошлом он работал механиком на каком-то пароходе.
   После смерти кормильца, то есть мужа, тётушку попросили освободить жильё.
                ***
   Мне исполнилось семнадцать лет. С мамой мы проживали в частном деревянном доме. Мама решила, что с бабушкой я буду под присмотром и она под моим присмотром.
   Пенсию она получала крохотную, за мужа. Своей пенсии ей не платили, так как всю жизнь она нигде не работала. И у нас дома она ничего не делала: не мыла, не стирала, еды не готовила, не убиралась. Она с нами просто жила, молилась, исповедуя старообрядчество, а мы скрашивали её проживание. Собственных детей у неё никогда не было. В двух прежних браках, похоронила она своих мужей. Родственники третьего мужа Белоглазовы от неё отказались. Нам она приходилась ещё более дальней родственницей, называлась четвероюродной бабушкой, вот и напросилась к нам в приживалки.
   За мной она приглядывала неусыпно. Я была девушка видная, окружающие проявляли ко мне много внимания. Со своим будущим мужем я ещё женихалась, и Ирина Феоктистовна стала наставницей моей будущей семейной жизни.
   Когда мы с мамой жили вдвоём, она часто болела, фронтовые контузии давали о себе знать, папа мой фронтовик, без вести пропавший в Енотаевском районе в 1977 году. Теперь стали жить втроём. Придет мама с работы, а тётя Ира всё про меня ей докладывает. Служба у неё теперь такая стала.
   Я не обижалась, она была хорошая рассказчица, хотя многое и утаивала, а я доставала её, просила досказать истории, что в прошлый раз вроде недопоняла или нас кто-то отвлёк.
   Мы жили в общем дворе на 6 квартир, соседи, видя в ней барское происхождение, манеры, капризы, тоже, сидя на лавочке, иногда слушали её речи, которые не всем были по душе, а мне нравились.
   В жаркий полдень мы уходили вдвоем в дальнюю прохладную комнату, где она ненавязчиво, с ностальгией, порой подолгу рассказывала потрясающие истории.
   Мне всегда было скучно с молодыми невеждами, они же примитивные, однообразные, а с восьмидесятилетней бабушкой было интересно, увлекательно и поучительно. Например, она поведала мне, как её папенька до революции хотел сберечь её здоровье, решил приготовить ей лекарство, чтобы вылечить гайморит и зубы от кариеса. Да, как не удивительно это звучит.
   Соседи решили, что это старческий маразм, а я не жалею, что дослушала быль.
                «Зола».
   Однажды до 1917 года, после консультации о юной Ирине с личным семейным доктором, её папенька, справляясь о часто болеющей «дщери», испросил рецепт, как надежнее сохранить её здоровье. Он всё сокрушался, что она слаба и хвора была, росту высокого - не меньше одного метра восьмидесяти сантиметров, аскетического образа жизни. Он считал, что у девиц быстро проходит юность, а во взрослой жизни ей надо будет выходить замуж, рожать детей, много хлопотать и заботиться о родных, по дому работать. Как Бог даст, конечно. Ведь с её слабым здоровьем женихи-то все разбегутся.
   Сокрушался, ей же тогда придется всю жизнь быть одной.
В русской поговорке, так и говорится: «Береги честь, здоровье смолоду, а платье снову».
   Вскоре ранним утром во двор дома, где проживало семейство Моисеевых, привезли подводы березовых дров. Молоденькой Ирине было интересно, для чего же это летом дрова в центре двора уложили на большой железный лист. Жара в те дни была приличная. Работники в специально выбранный день, в безветренную погоду, по распоряжению хозяина подожгли сложенные горкой дрова, и они с треском весело сгорели. Соседи и работники были в изумлении, наблюдая столь необычное зрелище.
   Феоктист Иванович восседал на крыльце, следил за процессом. Ирина находилась в своей комнате, услышала шум и треск во дворе, вышла к отцу поинтересоваться, зачем все это происходит, уж третью подводу дров сжигают? Её об этом просили узнать дворовые люди. Лето, а березовые хорошие дрова горят быстро, жарко, зимой они были бы нужнее. Можно сказать, что за 2 часа сожгли годовую норму дров отопления целого дома. К чему вся эта блажь? Ей папа ответил так:
   -Видишь ли, моя единственная, бесценная дочь. В стране неспокойно, возможно вскоре начнётся революция. У нас всё отберут, лекарю за твоё лечение платить будет нечем. Ты пока незамужняя, слаба здоровьем. Доктор посоветовал приготовить специальную березовую золу, чтобы ты ею чистила свои зубы, и гайморит будет заодно пролечиваться. Тогда проблем с твоим здоровьем, хотя бы лет на 10 или 15, будет меньше, вот я и распорядился. Любя тебя, желая, на сколько это возможно, сохранить твоё здоровье, молодость и красоту, пока в моих силах изготовить для тебя по настоятельной просьбе нашего домашнего доктора лекарственный порошок.
   Позже, работник золу собрал, просеял, сложил по баночкам. Ирина сама добавила в каждую по одной капле мятного масла, как велел доктор.
   Отец продолжал говорить:
   - Приготовить все это я решил потому, что скоро ты покинешь родной дом.
   И с тем он ласково приобнял свою Ируську.
   -На днях тебя про сватают. Жених с образованием, да не с простым - инженер-геолог. Вы уедете отсюда очень далеко. Он по работе будет искать нефть, алмазы в Сибири. Ты бери с собой несколько баночек порошка для зубов. Они весу не имеют, легкие. Моя душа будет спокойна, так как лечить твои зубы в тайге или тундре будет некому. Вряд ли я дождусь твоего возвращения. Но на смертном одре, как истинно верующий старообрядец, предстану перед Богом с выполненным отцовским долгом. Никто не вправе упрекнуть меня, что я о своем чаде мало заботился, мало любил. И приданное тебе я приготовил хорошее, в помощь вашей молодой семье.
   Вот так любящий отец заботился и берег свою дочь в те далекие годы.
                «Родительский присмотр».
   Надо сказать, что жених по росту был на 5 сантиметров выше невесты, и этот факт всех устраивал. Был важен. И ей, и ему сложно было подобрать достойную пару по росту. После помолвки жених с тестем решили, что состояние здоровья молодой нареченной ещё требует родительского присмотра. Обговорив детали приданого, свадьбы, всё согласовали. Решили, что в смутное дореволюционное время ему надо уехать одному в свою геологическую экспедицию. Обустроиться и только потом они поженятся, тогда и заберет свою жену на постоянное проживание, где-то на берегу Северного Ледовитого океана.
   Жених уехал в неизвестность, в экспедицию. Оставшись с отцом, Ирина занимала себя, как могла, кручинилась. Готовилась к семейной жизни, читала, вязала кружева, носки впрок. Не жена, всего лишь невеста. Она захандрила. Вдруг он не вернется?
   Письма от него приходили раз в три месяца.
   Папа принял решение, позаботиться о дочке, списался с дядей из Финляндии.
   Вскоре дядя прислал официальное приглашение, и юную Ирину отправили гостить в столицу Хельсинки, предположительно на три месяца, а там видно будет.
В посольстве дядя занимал важный пост - пресс-атташе. Имени его я не помню, но диковинные рассказы тётушки Иры о жизни в гостях, для меня были весьма интересны и поучительны.
   Дядюшка заботился о своей любимой племяннице изо всех сил. Обязательно, каждую неделю они ходили в церковь.
   Я, конечно, поинтересовалась, в старообрядческую? Оказалось, церковь была единственная, католическая, в округе другой не было. Ирина подчинялась, хотя была очень недовольна этим обстоятельством.
   А иначе было нельзя, общественное мнение имело могучее влияние на политические и нравственные стороны жизни русских дипломатов в Финляндии. Каждые выходные надо было всем семейством ходить в церковь. На публике появляться.
  Дяде регулярно присылали различные приглашения на религиозные и светские мероприятия, которые проходили каждую неделю, посещения публичных мероприятий входили в его обязанности по работе.
  Все родственники окружали Ирину своей заботой. Она старалась избегать приглашения на балы, экскурсии, пикники, приёмы. Когда об этом узнавал дядя, сердился, что ему сразу не доложили. Делал всё для того, чтобы любимая племянница не скучала.
  Ирина, имевшая высокий рост, что было редкостью для девицы по тогдашним меркам, да ещё слабое здоровье, всех удивляла.
   В те времена финны и русские боялись свирепствующей на тот момент чахотки, туберкулёз нынешним названием. Так как болезнь можно было едва заметить, а при быстром течении заболевания, люди просто сгорали за месяц или два, быстро умирали. Так что её высокий рост, худоба, бледность всех насторожила.
   На вечеринках в знатных домах, кавалеры подозревали её в болезни, и приглашать на танец отказывались. Так она не смогла найти себе друзей среди финов, русских мигрантов, находящихся в дружественных отношениях с семейством дяди.
   Тетя Ира рассказывала, как уважительно к русским дипломатам относилось местное население. Когда они проезжали по улицам в бричке, господа, рабочие, простолюдины останавливались, снимали картуз или шляпу и низко в пояс кланялись, а дядя из брички отвечал им тем же.
   Однажды, она очень захотела погрызть семечки подсолнечника, как привыкла дома в России. Дядя был удивлен, сказал:
   - Просишь сущую мелочь, да негде тебе и купить-то семечек.
   На следующий день всё семейство посоветовалось, и Ирина с сёстрами отправились пешком искать магазин, в котором продавали корм для птиц. Продавец предложил семечки в специальной упаковке, она обрадовалась и купила. Дома они оказались мелкими и противными, словно их чем-то обсыпали. Семечки помыли, просушили, поджарили, но все равно это было отвратительно.
   Дядя ей заметил, что приличной девице не пристало грызть семечки, а то без зубов и жениха останется. Ирина на него надулась и перестала ездить на балы. Вскоре дядя получил приглашение на пикник, который устраивался ежегодно в честь дипломатических работников на берегу лесного озера. Долго ждали хорошую погоду. Как только случился солнечный денек, с рассветом посыльный бегал по городу в течение двух часов, оповещая о месте и часе сбора семей дипломатического корпуса. Потому, как погода в тех местах меняется каждые три, четыре часа, надо было успеть совместить деловое общение, обед и семейные прогулки.
                «Пикник».
   Народу собралось много, отдыхающие разбрелись по зеленому лугу у озера, девушки собирали букеты, плели венки, надевали на голову себе и своим ухажёрам. После совместного обеда, отдыхающие парами перемещались от длинного стола под белыми скатертями с разными яствами до импровизированных, разбросанных по лугу, расстеленных прямо на земле покрывал.
   Все гуляют, беседуют, оставляя дорогие вещи без присмотра на траве. За всем этим наблюдала Ирина, удивляясь и радуясь культурному обществу, где никто ничего чужого не трогал. Она увидела, как один господин оставил на краю скатерти стола свои дорогие наручные часы. Она смотрела за оставленными часами, переживала. Так они и пролежали почти полтора часа. Люди проходили мимо, садились рядом, уходили, а часы как лежали, так и лежали.
   Семьи посольских служащих долго ждали этот ежегодный пикник. Вероятно, дядя желал, чтобы его племянница хотя бы здесь нашла себе новых друзей, завела знакомства.
   Он давал задание своим дочерям Ирину брать всегда с собой, везде водить, развлекать. Выделял для неё карманные деньги, чтобы она себе ни в чем не отказывала. Но она стеснялась своего высокого роста, считая, что выглядела, как Гулливер, настолько избранное общество было низкорослым. Поэтому она все сидела и сидела, чтобы не привлекать к себе внимания. И всё-таки впечатления у неё от пикника были самые приятные.
                «Технологическая диковинка».
Однажды девушки семейства дяди катались по городу в коляске запряжённой лошадью, показывали архитектурные красоты города Хельсинки, рассказывали легенды старины. Проезжая по одной улице, они остановились у магазина. Ирина, онемев от удивления, выйдя из коляски, встала напротив огромной витрины, примерно два на три метра размером, то есть практически под ее рост. Её поразили размеры цельного стекла с улицы и внутри магазин. То есть это была почти комната в человеческий рост. Внутри неё по стеклянным стенам сверху струились потоки воды и стекали куда-то в пол, а в центре на подносе стоял бочонок из топленого масла, фунтов на 10 или 12 и не таял. Она, конечно, поинтересовалась у родственниц, почему он не тает.
   Вышел хозяин магазина и в подробностях рассказал следующее:
  - Магазин находится у горы, там тают ледники. Вот и придумали такую холодильную камеру. Ледяная вода насосом закачивается и льется по витрине по толстостенным стёклам.
   В этот момент, хозяин продал покупателю бочонок с витрины, и тут же через боковую, едва заметную дверцу, человек внёс другой бочонок топлёного масла. Целый бочонок порой покупают именно благодаря этой витрине.

   Тетя Ира часто в разговорах употребляла слово фунт. Так, что мне трудно было понять в семидесятые годы, что это такое. В школе я спросила, нам про фунты не преподавали, говорили, что это устаревшая единица измерения веса, неприменяемая в СССР, так и было написано на последней странице школьной тетради обложки, все единицы измерения веса, среди которых я прочитала и про фунт. А тётя на мою неосведомленность злилась. Воспоминания постоянно возвращали её в те далёкие годы, когда вся жизнь вертелась вокруг неё. Когда она была среди родных, фунтами покупала сладости к столу, клубнику, малину, была любима, защищена и оберегаема любимым папенькой.
   Да она была достаточно инфантильна. Развлечениями не интересовалась, была чрезвычайно скромна, согласно своей вере, да всё по жениху скучала.
   А в Астрахани, дома папа с нетерпением ждал свою доченьку. Надеялся, что она развеялась, окрепла на свежем воздухе. В письмах писала, что каждый день пьет по стакану парного молока, гуляет в парках, катается на лошадях, лодках по озеру, кушает всё, что только пожелает.
   Ирина погостила три месяца у дяди в семье и вернулась домой.
   Все встречи Ирины Феоктистовны на финской земле были радушными. Запомнились с большим теплом.
   Как после финской войны, революции в России 1917-го года сложились судьбы родственников Моисеевых мне неизвестно, но грустила и вспоминала тётя о них по разным поводам в семидесятые годы в СССР постоянно. Истории пересказывала по нескольку раз с ностальгией.
                "О тёте".
   Вскоре в Астрахань вернулся жених из таежной командировки, и её сразу выдали замуж.
   Пышной свадьбы не делали, потому что было опасно. В обществе были постоянные брожения, доносы, наветы, то на соседей, то на родных.
   Состоялся праздничный семейный ужин и почти тайное венчание. Это тоже было нежелательным мероприятием для молодых. Власти города были инертны, революционеры запрещали богослужения, услуги церкви, как пережитки прошлого. Вскоре угрожали придать разрушению и разграблению храмы и монастыри, а всех служителей культа расстрелять.
  Все события, связанные с отъездом молодоженов, закрутились быстро.
  Муж её, образованнейший человек того времени, инженер–геолог, любил её, ценил, обещал тестю беречь его кровиночку, так как мамы она лишилась в десятилетнем возрасте, а сестер и братьев родных у неё не было.
   Из дома отправили телеграмму в С. Петербург, сообщив, что выезжают. Добротное приданое загрузили в повозку. По настоянию отца и коробочки с зубным порошком в количестве пяти штук.
   Купе поезда было выкуплено на двоих, чтобы поклажу самим охранять в дороге. Так началось её свадебное путешествие.
   На трое суток молодожены опоздали. В С. Петербурге, на перроне молодожёнов встретили. Представитель географического общества сразу, вручил им специальные разрешительные документы.
   Трое суток их ждала экспедиция от геологоразведки, с которой, дальше они отправились на Север искать нефть и алмазы.
   Тетушка Ирина всегда была при муже, числилась домохозяйкой.

   В семидесятые годы вечерами она рассказывала мне, как им жилось вдали от родины.
                «На берегу Северного Ледовитого океана».

   Местные жители побережья океана, эвенки, жили в чумах, а для семьи инженера геологоразведки, имени его я не помню, его жены Ирины был выстроен маленький деревянный домик. Продукты были местные или с Большой земли.
   Бывало, как уехать работать на недельную вахту, муж просил её к его приезду приготовить вареников с голубикой или морошкой.
   Конечно, сама она по ягоды не ходила, спину не гнула.
   Как только местный народ соберёт ягоды в бочки и привезет их на берег, так её и позовут. Она идет смотреть, что там привезли. Для неё бочки распечатывают. Она пробует, где покрупнее ягоды да послаще, чтобы покушать и на пирог набрать, на вареники чтоб хватило. Насыпали ей в тазик, красочный ассортимент. В Астрахани она таких даров природы и не видывала. Ягоды три вида, душистые: морошка, брусника, голубика. Огромны, многочисленные бочки с ягодами потом запечатают и отправляли на Большую землю.

   Однажды весной вся экспедиция две недели ожидала прихода особо важного груза - оборудования для нефтяных скважин. Температура воздуха была градусов 10-12. С океана дул ровный спокойный теплый ветерок. Ирина пошла, прогуляться по берегу. Ранее муж её просил, сразу же, как только судно покажется на горизонте, ему сообщить. Нужно было успеть послать за ним человека верхом на лошади, с запасной лошадью для него.
   Он служил начальником экспедиции. До места работы было километров пять верхом, да обратно столько же.
   Корабль стоит недолго. Надо успеть, много дел переделать: разгрузка, погрузка, оформление документов.
   Смотрит Ирина вдаль, а корабля не видно. Ей же было скучно одной, стало интересно, кто из местного населения, чем занимается. На берегу в это время одна женщина разговаривает с семилетним мальчиком, снимает с него одежду. И остались на ребенке только портки, то есть штаны по-нашему. Стоит он по пояс голый, прямо на глазах синеет, плачет, дрожит. Мальчик вырывается от женщины, а она одежду за спиной прячет.
   У тети своих детей не было. Тут она, увидев такую несправедливость, бросается защищать малыша.  Подбегает она к нему, на ходу сбрасывает с себя большой пуховый платок, накидывает на ребенка, прижимает к себе, обнимает жалеючи. А та женщина была его матерью. Она как набросится на Ирину, да как начнёт на своем языке лопотать, кричать, ругаться, её отталкивать, мальчика вырывать. Платок Ирины швыряет на берег. На крики сбежалось много народу.
   Кто на чьей стороне, не понять. Ира языка не знает, испугалась, как жители чумов озверели.
  Подоспели наши русские сотрудники экспедиции, стали разбираться. Переводчик переводил. Оказалось, мать в теплую погоду решила закалять сына, так сказать, раздевала его для воздушных ванн, а Ирина раскомандовалась, стала укутывать ребенка насильно в свой пуховый платок.
   Вскоре начался прилив, и вдали показался корабль.

   Муж её пользовался большим авторитетом у своих и местных жителей. Когда он приехал и узнал обо всем, расстроился.
   Отец этого мальчика, чтобы помириться с Петром, вроде так его звали, и с Ириной, прислал в подарок какую-то большую редкую рыбу, в последствии оказалось очень вкусную. А Петр извинился за её поступок.
   Попросил жену впредь уважительнее относиться к местным традициям, укладу народов, не вмешиваться без переводчика и сначала родить самой и воспитывать собственного ребенка.

   Надо сказать, что детей у моей бабули так никогда и не было. В последующие годы Ирина была осторожнее. Из дома выходила редко, только когда народу на берегу было совсем мало, или с мужем. Боялась людей.
    С приливом прибыл корабль, успел разгрузиться, забрать почту на Большую землю. Принял груз в виде таёжных даров природы: пушнину, бочки с ягодами, грибами, приобретёнными у местного населения. Вскоре корабль отчалил, попрощавшись до следующего лета длинным и продолжительным гудком.
                "Просторы таёжные".
   Как-то в другой день тётушка Ира, я ее чаще тётей называла, вспоминала о поездках и командировках с мужем в тайгу.

   Однажды они ехали весь световой день, на санях запряженных лошадьми.
Ночью ехать было невозможно, луны не было, кромешная мгла, могли с дороги сбиться, погибнуть, а в лесах полно дикого зверя: медведей, рысей, волков.
   Почти стемнело, кони устали, еле плелись. Проводник, указывая дорогу, решил свернуть в малоизвестную ему сторону.
   Дорога привела к стойбищу. Пётр вышел из саней, направился к чуму договориться о ночлеге. Ирина сильно промерзла, ехать дальше в такую стужу без горячей еды, ночлега было опасно. Лошадям сразу дали соломы, не распрягая. Сил не было их распрягать.
   Муж пришёл радостный, взял Ирину под руку, она еле держалась на ногах. Вошли в чум греться, хозяин пригласил присесть у костра, Ирина прямо свалилась с ног у очага. Ей сразу налили чаю, дали отварного горячего мяса. Она кушала и потихоньку начинала приходить в себя. Муж радовался, разговаривал с хозяином через переводчика.

   В те годы, в тайге было очень много разных племен, местных аборигенов. Порой переводчик не всё мог понимать, диалекты были иногда вообще неизвестные.
   Пока они разговаривали, судили да рядили, понимали, отогревались, переводчик понял, что здесь что-то неладно.
   Ирина рассматривала присутствующих у костра людей и заметила, что с разных концов чума на них смотрели злые глаза. Муж понял и сказал, что пойдет проверить своих коней, их как бы надо распрягать. Хозяину заплатил за ночлег и вышел из чума.
   Она дремала лежа у костра, почти уснула. Как вдруг вернулся муж, начал её поднимать, уговаривать выйти из чума, вроде ей надо сходить в туалет. Она ответила, что ничего не хочет. Что ей сейчас тепло и очень хорошо. Муж настаивал, силой стал её поднимать и под белы рученьки вывел на свежий воздух. Подвел к саням, с силой усадил. Сам мигом прыгнул следом, без лишних слов, и переводчик к ним тоже. Без окриков вожжами начали управлять лошадьми, постепенно набирая скорость. Погоняя коней, поехали во тьму лесную от куда приехали. Ирина возражала, а муж заставил её замолчать и повиноваться беспрекословно. Она, злилась на него, но подчинилась, скрепя зубы, увидев в его руках пистолет, сразу поняла, что-то происходит.
   Отъезжая от чума, они увидели выбегавших им вслед людей. Кричавших, их хотели догнать. Но муж выстрелил поверх их голов. Погоня прекратилась, Ирина испугалась, всё крестилась и теперь уже не капризничала, а читала про себя молитву «Отче наш».
   Вот что значит таёжные кони! Они как почувствовали, отдохнули около часа, но этого им хватило, и помчались по снежным просторам.
  В ту ночь Ирина и Петр все-таки попали на постой к староверам в крошечную деревушку.
   Без переводчика их встретили и обогрели. Петр поинтересовался про то место, откуда они сбежали. Рассказал, что переводчик, знавший языки разных таёжных племен, притворившись спящим, расслышал, как хозяин договаривался с кем-то из мужчин за чумом, где и как будут убивать русских гостей. Как только заговорщики разошлись, переводчик понял их план и незаметно выскользнул. Он научил начальника, что надо быстрее сбежать, ведь они попали в племя людоедов, а Петр ему поверил, и погоня была приостановлена выстрелом из пистолета в воздух.
   Хозяева - староверы подтвердили, что они чудом избежали страшной участи, а племя людоедов называлось остяки.

   Прошло десять лет, Ирина вернулась в Астрахань бездетной вдовой. Сильно не распространялась, но сказала, что муж погиб при взрыве, сгорел в пожаре нефтяной скважины.
   Своего отца она в живых уже не застала. Зубной порошок использовала не каждый день, но зубы не болели, гайморит перешёл в хронику, особо не беспокоил, только часто шмыгала носом.
   Тем не менее, замужем она была ещё дважды. Трёх мужей похоронила, детей не родила.
   В конце своей жизни, в очередной раз, пересказывая истории о Финляндии, конечно же, вспоминала всякие удивительные истории об этой стране, народе, культуре. Я же не все смогла запомнить. Она и перед самой смертью всё ещё иногда говаривала по-фински: хевясте (спасибо) и т.д.
   На жизнь никогда не жаловалась, но с усердием много молилась. В поликлинике карточки у неё не было.
В возрасте 84-рех лет, зубы свои она никогда не лечила. Зубы у неё были здоровые. Незадолго до её смерти у неё выпал один единственный зуб с корнем по понятной причине.
Померла Ирина Феоктистовна Белоглазова у нас дома в 1980 году легко. Ей было восемьдесят три года.
  Автор: Любовь Фолионова 14.06.19