Выполняяя чужие желания голубка

Я - архитектор в конце концов или нет? И мне считать - не привыкать! Сначала надо решить, где вероятность встречи с ней равна сотой доли процента. – Он стал загибать пальцы.

- Откидываем Юго-восточную Азию, вряд ли она отправится в коммунистический Китай или в нищие Индию, увы прекрасная Индия нищая!, Бангладеш, Персию, Иран или Ирак, да и белой женщине там делать нечего – если только украсить собой – двадцать пятой женой гарем какого-нибудь шаха. Но, судя по всему, девушка не рвется в гарем. – Он усмехнулся.
- Минус два с лишним миллиарда. Уже легче.
В Африку? Невероятно. В Южную Америку? Конечно, нет! Остаются – Европа, Северная Америка, Австралия, Новая Зеландия.
Много чего остается! В одной моей Германии пятьдесят миллионов человек проживает.
Но прочь сомнения. Он обязательно найдет её!
Потому что, лежа в больничной постели, беседуя с опадающими за окнами листьями; осень, пришла полноценная осень, и леса за окнами клиники покрылись разноцветными листьями, верил он, что девушка слышит его едва различимый шепот.
Он разговаривал с Луной, но не с той, тяжелой, полновесной, летней, золотой, а бледной, полупрозрачной, почти невидимой, далекой небесной собеседницей, меняющей свой облик каждый день и неизменной миллионы лет. В эти осенние ночи он с такой силой влюбился в эту девушку, что, казалось, сердце взорвётся, как фейерверк.
Затем пришла зима.  Он сидел на большом балконе клиники, любовался на любимые свои горы и повторял, как молитву. - Она ждет меня. Я знаю – она ждет меня! - Сердце молилось Всевышнему, чтобы он снова свёл их, потому что он хотел любить и быть любимым. Потому что только эта девушка, единственная во всем мире, среди миллиардов женских особей, и была ему нужна.


Скептичный мозг, говорил ему, что это – иллюзия. Опасная иллюзия – любить того, кого себе намечтал. Кого совсем не знаешь. Кто может оказаться просто неспособным ответить на твои чувства такой же великой, самозабвенной любовью. Чье сердце, наконец, может быть уже занято!
Но он не поверил своему мозгу.
Эти разрушительные мысли он гнал прочь. Но всё равно страх из детства – страх быть нелюбимым, часто возвращался к нему.

Он горько усмехнулся – блестящий аристократ, не обделенный ни талантом, ни удачливостью, завидный жених и просто отличный парень Александр-Игор де Нортбург в глубине души оставался одиноким мальчиком и отчаянно нуждался в любви!
Ребенком он нуждался в материнской любви, но мать всегда была каменно-равнодушна к нему, пряча ради приличия свои холодные чувства под маской любезности. Да, от этой души несло холодом… А еще он подумал, что мать завидовала ему. Только сейчас пришла в его голову эта мысль. Ему отец оставил состояние и титул. А не её обожаемому Георгу - плоду греха, ядовитому плоду скоротечной любви немецкой девушки и русского солдата. Результат совокупления молодой самки и свирепого самца, доблестного победителя самой совершенной машины убийств - немецкой армии. Победителя тех парней, которым фюрер внушил, что они самые крутые. Вот они удивились, когда их погнали парни, более крутые…

     Разгадать сердце женщины невозможно. Наверное, воспоминания о тех денёчках всегда преследовали её. Секс с ревущим зверем бередил её тело и память, воспоминания о свирепом солдате, о его грубых ласках первобытного самца, наполняли её ночи мучительной жаждой. Которую, его отец - утонченный аристократ, увы, не мог утолить. Не потому что был слаб, а потому что эти ласки ей были не нужны.  Она искала не того. Она хотела только подчиниться грубой силе.  Максимилиан де Нортбург, наследник и потомок девяти веков баронов, которые сначала были грубы и свирепы, как тот русский зверь с золотыми волосами, что изнасиловал девочку на конюшне, постепенно цивилизовывались, и стали утонченными аристократами. Когда спокойные века и бурно развивающиеся промышленность, наука и культура принесли им невероятные богатства.

        Отец Алекса был утонченный аристократ. И Алекс был утонченный аристократ.
        Но матери то нравились воины прошлого – варвары, насиловавшие женщин Германии на протяжении многих веков. Или викинги.
         Алекс однажды почти еще ребенком увидел у матери фотографию этого солдата и удивился, как тот невероятно красив – могучий викинг с золотыми волосами. Свирепый, дикий, бесстрашный…
        Да, мать от природы была похотливой самкой,  и её тело требовало грубого первобытного секса. Всякий аристократизм в постели, утонченные ласки, изысканные касания, презирала. Она предпочитала пить русский шнапс, водку, а не самые лучшие вина Франции. Она предпочитала запах конюшни, запах мужского пота, покрывающего разгоряченное тело молодого конюха. У отца было больное сердце, и этим все сказано. Мать утолять свой голод бегала на конюшню, к сильному, здоровому самцу.
        Ему было всего шесть лет, когда он случайно забрел туда и в пыльном луче,  легшем на охапку сена в деннике лучшей лошади отца – Урази, увидел, что мать, как наездница скачет верхом на Людвиге, их молодом конюхе. Он тогда не понял, чем это занята мать, но почувствовал, что она делает что-то плохое, некрасивое, неприятное отцу и закричал от страха. Его крик подстегнул их. Зарычав от ярости, как звери, содрогнувшись от сильнейшего оргазма, тотчас потрясшего их, они нехотя разлепились.  Мать вскочила и, поправив амазонку, прошла мимо сына, как мимо досадной помехи, запрыгнула на коня и умчалась, не заботясь о плачущем  ребенке, оставив его в опасном месте, где один удар копыта мог лишить его жизни. Казалось, что она даже мечтала, чтобы он исчез. Тогда она и Георг останутся наследниками всего состояния барона.  Потому что барон Максимилиан и его отпрыск были последними живыми листочками на засыхающем семейном древе.

        Ребенок не рассказал вернувшемуся через несколько дней из поездки во Францию отцу о странной сцене, свидетелем которой он стал случайно. Будучи совсем еще несмышленышем, Алекс все же понял, что этот эпизод больно ранит отца, но тайна похабных похождений матери осталась в глубине его сердца навсегда.
         А когда отец умер, ловко составленное завещание в пользу собственного отпрыска, сделало Алекса богатым, но одновременно и лишившего богатства мать и брата, оставившего им незначительную при величине всего состояния сумму только на пристойную жизнь. Без излишеств, без блеска, без конюшен и штата прислуги – обслуживать их осталась такая мелочь для комфорта, как пара горничных, повар да садовник.
       Мать, выслушав нотариуса, надменно  усмехнулась, подумав, что до совершеннолетия Александра она сможет распоряжаться его состоянием и жить в той роскоши, к которой она привыкла. И отложить украденные у младшего сына денежки на более чем обеспеченную старость.

        Но и тут вышел полный облом! Отец, видевший равнодушие матери к их совместному ребенку, понимавший, что в случае его смерти у мальчика не постесняются вырвать изо рта сладкий пирог, оставил приличную, неприкосновенную для жены, сумму на его содержание и воспитание в дорогих пансионах. А основной капитал сын мог получить, только достигнув совершеннолетия. Более того, отец предвидел и был готов к любому повороту судьбы, он подумал, даже о том, что столь лакомый кусок мог перейти к его жене, после смерти её младшего сына, и тут он тоже надежно защитил его, даже уже покинув земную юдоль. В случае смерти Александра-Игора де Нортбурга поместья во Франции и Германии, квартира в Париже, большой дом в Нормандии, деньги и акции, отходили Французскому Красному Кресту.
        Выслушав завещание, мать только холодно кивнула головой. В присутствии нотариуса ни угроз опротестовать завещание, ни слов о том, что милый Максимилиан был слегка не в себе, когда лишил свою жену и пасынка, которого воспитывал с пеленок, наследства. Ничего такого, что обычно слышит нотариус из уст разочарованных родственников.
        Значит, ему донесли о её похождениях с конюхами и шоферами-дальнобойщиками. Мать, чтобы удовлетворять свои грубые желания, пару раз в году уезжала отдыхать на фешенебельные курорты. Там, переодевшись в джинсы, кроссовки, мужские рубашки, удалив из ушей и с пальцев дорогие украшения, скакала по большим дорогам, находя любовников среди простых шоферюг, которые не знали её и встретить которых  потом, в своей второй жизни – жизни аристократки, жены барона, не было никаких шансов.
        Тайна должна оставаться тайной, в этом её острота и сладость. Сколько перебывало у неё молодых сильных самцов? Неизвестно даже ей, потому что подсчетами она никогда не занималась, просто удовлетворяла свою здоровую молодую плоть. Но всегда они были  высокие, атлетического сложения блондины. Ни одного худощавого черноволосого галла в её коллекции любовников представлено не было!
        Сейчас, когда почти растаяли оставленные мужем деньги, матери с любимым сыночком грозила если не бедность, то большая экономия, она слала приторно-мила с младшим сыном.
        - Но мать, - Алекс усмехнулся, - спохватилась слишком поздно! Ничего, кроме презрения, он больше к родной матушке не испытывал. Конечно, Алекс не позволит ей прозябать в нищете, но и тратить на свои прихоти, к чему она привыкла, огромные суммы тоже. Да, мать теперь была зависима от него! Но и эта запоздалая месть за её нелюбовь к нему - маленькому слабенькому мальчику, в ту пору, когда он так отчаянно в ней нуждался, принесла только горечь.

        Но какого всё же дурака он свалял, бросившись в побег от Анны.  Чего он хотел спасти? Свою пустую свободу?  Всё гораздо проще и грубее - он счел её недостойной барона де Нортбурга! Наследника, видите ли, девяти веков предков! Господина, жена которого никогда не наденет на завтрак красное платье и бриллианты?
        Эрика фон Брюллов не наденет. Она мила, любезна, прекрасно воспитана и холодна, как мраморная статуя. Когда он объявит ей о разрыве их помолвки, она не заплачет. Бесчувственная немецкая кукла с пустыми фарфоровыми глазами.
       Алекс почувствовал отвращение к девушке, с которой он хотел связать жизнь – когда-то её безупречно-белое тело влекло его и отвращало одновременно. И только сейчас он понял почему – в нем не было жизни. В нем не было риска – оно всегда было окружено заботой это тело – его вкусно кормили, массировали, наряжали. Но…  Но!  Но Алекс чувствовал, как от этого тела веет неизлечимым эгоизмом и, в сущности, ни её тело, ни сама Эрика не любят его. В сексе она всегда оставалась пассивной, позволяющей себя любить, а душа Эрики была занята модой, приемами, развлечениями. И никогда не страдала.       
        И тут Алекс поймал себя на мысли, что он истинный  сын своей матери. Баронессе не нравились прилизанные скучные аристократы, в которых не билась первобытная сила жизни, и ему тоже не нравились холодные дочери этих аристократов. Барону Александру-Игору Нортбургу нравились экзотические экстремальные женщины. 
 
      Едва выйдя на волю из клиники, он бросился искать Анну в Италии, в тех местах, где они расстались так нелепо. Но, обходя гостиницу за гостиницей, пансионат за пансионатом и показывая её фотографию, он везде получал вежливый ответ, что сия синьора здесь не проживала. Огромные суммы были изведены на частных детективов, и все безрезультатно. Наконец, один служащий авиакомпании вспомнил, что видел эту красивую женщину.
        - О, белиссима! – Он восторженно закатил глаза. -  Кажется, она улетала из их аэропорта.
        Куда? Он не знает. Красоток много и он не имеет возможности проследить путь каждой, синьор. 
        Наконец детективы сообщили, что напали на её след. Она в Вене!  По телевидению демонстрировали её фотографию и задавали  вопрос – «Знаете ли вы эту женщину»? Сулили приличное вознаграждение за любые сведения о ней.