Болезнь Гиршпрунга

Парк Александрия хорош во все времена года. Но зимой он не просто хорош – он превращается в заколдованный мир, как будто из сказки Андерсена о Снежной королеве – в бархатном покрывале богатых снегов, в дворцовом обрамлении стеклянных контуров высоченных деревьев, в зеркальном отражении бликов на ледяной глади речки Рось. С этим, на окраине Белой Церкви, парком, было связано много давней истории, соединяющей родину Мары с украинской землей. Но было еще что-то, что делало этот город близким, почти родным Маре. Само название этого, совсем незнакомого городка, куда она волей судьбы попала не так давно, напоминала ей о дяде Мите, ее крестном, который после войны служил священником под Новгородом в Сольцах и у которого она провела важное, долгое лето своего выздоровления от послевоенного времени чахотки. Дядя Митя, брат Марочкиного папы, редко наведывался в Подмосковье к своей крестнице Марочке, круглой сироте, которая росла в большой и дружной семье своей мамы после рано ушедших родителей. Дядя Митя не хотел бросать тень своим священническим служением на Марочкину биографию. А после лагерей, где побывал из-за своего отказа сотрудничать с органами, даже писать почтой перестал, передавал весточки только с верными людьми. Но когда Марочка, окончив мединститут, получила назначение в Загорск, разыскал ее там (непонятно, каким образом разыскал!) и они провели несколько замечательных дней, в бесконечных воспоминаниях о ее папе, о книгах, оставленных Марочке отцом, о судьбах их многочисленной родни, разбросанной по всей стране, уж теперь многих и не найти.

Тогда, в Загорске, дядя Митя жил у монахов в монастыре и провел Мару по всем закоулкам обители Сергия. Именно от него она услышала запомнившиеся ей на всю жизнь рассказы о Сергии Радонежском, от которого тянулась ко всей ее (по папиной линии) семье прочная ниточка связи – легенды о рукоположении кого-то из очень давних Мариных предков в священнический сан самим отцом Сергием. Легенда? Трудно сказать. Но рассказ об этом всегда будил в душе у Марочки волну радости, наполняющей ее до краев чувством полета – высоко-высоко, где нет страха, нет боли, где все наполнено ярким всепоглощающим светом.
 
Марочка любила парк Александрию. И после рождения дочки она, несмотря на суровые в этом году морозы, старалась ходить сюда при любой возможности. Набиралась здесь какой-то необъяснимой силы. Здесь стирались все невеселые мысли, вспоминалось все лучшее из прошлого, уходили тревоги, надежды казались осязаемыми и исполнимыми. Здесь, в Белой Церкви, служил ее муж Гурий, здесь ее окружало множество хороших людей, здесь она не чувствовала себя одинокой. Впрочем, это чувство было ей мало знакомо, она всегда умела находить общий язык с самыми разными людьми – отзывчивая, улыбчивая, искренняя девочка, которую любили не только в семье, но и везде, где она появлялась.

Сегодня здесь, в парке ее ждала новая, но уже ставшая близкой, подруга – Ева. Да, имя знатное, библейское. Как и сама Ева, жена сослуживца Марочкиного мужа. Красавица, темноволосая, с необыкновенным сияющим взглядом девушка. Быстро сошлись, подружились семьями, и теперь не только проводили вместе праздники и выходные, но часто виделись и в будни. Тогда, когда на город опускалась ночь, им, пока еще чужим в этом городке молодоженам, хотелось компании и они ее находили друг в друге. Однако Мару с Евой, кроме обычных женских дел и схожих интересов, объединяло самое важное – их дочки. Одногодки, в девять месяцев разницы. Но звезды Мары и Евы сошлись задолго до их семейной дружбы. Впервые они встретились в поликлинике – Марочкина дочка была первой пациенткой Евы, молодого педиатра, совсем недавно закончившей учебу, которая уже вышла на работу после родов и невероятно волновалась тогда, на первом своем приеме больных. И волновалась не зря. Мара, еще в декрете, но тоже врач, выпускница с красным дипломом Московского мединститута, уже несла Еве готовый диагноз, поставленный своему ребенку.

Услышав диагноз, Ева растерялась. Она совершенно не помнила, что такое болезнь Гиршпрунга. Но виду не подала и, назначив анализы, выписала простые лекарства и предложила навестить Мару с дочкой на дому – дескать, такие холода, не стоит дитя морозить. А сама (как рассказывала потом, по прошествии лет) после работы помчалась в библиотеку, читать, что это за болезнь такая...

Конечно, никакого Гиршпрунга у Мариной дочки не оказалось. Есть такая шутка, что медики болеют всеми болезнями, которые они проходят в институте. А Мара-то отличница. Круглая причем. На курсе все знали – есть вопрос? иди к Маре! И расскажет, и поможет разобраться. И на дежурстве в госпитале в войну она многое повидала, и врачи там были – настоящие практики, многому у них научилась. А после войны Мара уже почти безошибочно разные болезни вычисляла у всех своих родичей и соседей. Но здесь, вдали от бабушки, от всех близких ей людей, напуганная обычными детскими коликами, нарисовала страшный диагноз. И Ева должна была развеять ее страхи, что она и сделала, позвав на консилиум главврача поликлиники. Диагноз был снят, Мара ушла с пузырьком чудодейственной (и, главное, безвредной) микстуры и записью упражнений для детского животика и ножек-ручек ребятенка. Колики прошли – сами по себе, или благодаря микстуре, или благодаря тому, что кормящая грудью Мара успокоилась.

Сегодня, в парке Александрия, они с Евой прощались. Ева (судьба семьи военного) переезжала по новому месту службы мужа. Парк уже не казался сказочным. Но точно – холодным, равнодушным, безразличным. Долго бродили Ева с Марой по дорожкам. Пошел снег, сильнее, сильнее, накрыв весь окружающий мир непрозрачной пеленой. Неужели уже никогда не увидимся? Вопрос мучительный, ответа нет. Медленно пешком возвращались в город. Провожали друг друга до ночи, никак не могли расстаться.

А вот  история с болезнью Гиршпрунга на этом не закончилась. Когда Мариной дочке исполнилось 3 года, ее отдали в садик. В первый же день детсадовский врач, заполняя историю болезни, спросила, чем болела девочка. И девочка сама бойко ответила: "Ничем, даже болезнью Гиршпрунга девочка не болела!" А все потому, что эту историю часто повторяла Мара, рассказывая гостям своего дома о своей замечательной подруге в Белой Церкви, как бы читая мантру – чтобы снова увидеться с Евой...

Письма, письма, письма... А потом все же встретились Ева с Марой, уже в большом городе, где после этого прожили всю жизнь. И снова были совместные праздники, театры, прогулки. И все домашние хлопоты стали тоже снова общими, как будто семейными. А история о редкой болезни с таким необычным названием часто служила тостом и воспоминанием о лучших годах – о годах их общей, красивой молодости.

02.08.2021
Посвящается моей маме, Марианне Алексеевне, и ее подруге Еве Григорьевне Гуральник.