Дело на одну трубку

                ДЕЛО НА ОДНУ ТРУБКУ

                Не плачь. Не лей напрасно слезы.
                Но пой! Пляши! За серебро.
                Ах, Коломбина! Слишком поздно...
                Нет Арлекина. Нет Пьеро.

                Рина Кова «Коломбине...»

Жуткое представление собрало всех, кто остался на ночь в цирке. Берейторы, униформисты, дрессировщики, ассистенты, пушистые шпицы и стройные пудели в скорбном молчании толпились у манежа, на котором, раскинув в стороны руки, лежал мертвый клоун в белой блузе с воланами и жабо. Над ним склонился судмедэксперт с пинцетом и лупой в руках, обтянутых резиновыми перчатками, фотограф непрестанно щелкал затвором камеры, а следователь записывал что-то в блокнот.
– Смерть наступила от удара острым предметом прямо в сердце, – указал эксперт на алое пятнышко на груди покойника.
– У кого только рука поднялась на нашего доброго Пьеро! – сокрушался фотограф, выбирая ракурс для снимка. – Дети его так любили!
Следователь закончил записывать и опустился на корточки перед телом.
– Чем это его?
– Думаю, чем-то вроде сапожного шила, – разжав мертвому клоуну окоченелые пальцы на правой руке, эксперт извлек из них пинцетом клок рыжих волос и направил на него лупу.
– Белого клоуна убил рыжий! – ухмыльнулся следователь своей догадке и обернулся к двум полицейским, которые от нечего делать раскачивались на трапециях: – Немедленно перекройте все входы и выходы! Ищите Арлекина! И будьте осторожней, он может быть вооружен длинным шилом…

***
Адвокату Семёну Боеву пришлось изрядно повозиться с шурупами, прежде чем картонка с надписью «Адвокат Ракушкин Карп Игнатьевич» покинула входную дверь, а на ее месте начищенной бронзой засияла табличка «Адвокат Боев Семён Павлович».
Перспектива до пенсии сидеть за крошечным столиком в городской коллегии стала так пугать Семёна, что, перешагнув гордыню, он выпросил у отца деньги и купил себе эту небольшую контору у ушедшего на покой адвоката.
«Стулья из приемной надо выкинуть и поставить кушетки. Маленькая комнатка со столом и сейфом – отличное место для секретарши», – раздумывал он, прохаживаясь по своему новому пристанищу.
В просторном кабинете с двумя массивными столами, высоким резным буфетом и шкафом, полным книг, Семёну особенно понравился кожаный диван.
– Какое великолепие! – воскликнул он и упал на него плашмя. – Сбылась мечта адвоката!
«Завтра же надо принять секретаршу, купить канцелярские принадлежности, завести бухгалтерию…» – в раздумьях он зажмурил глаза и тут же уснул.


***
Брякнула распахнувшаяся форточка, сверкнула молния, и раскаты грома разбудили Семёна.
– Уже ночь! Хорошо я поспал… – адвокат сполз с дивана и, выставив руки в темноту, пошел искать выключатель. Вспышка молнии за окном осветила на буфете слегка початую бутылку отличного виски, забытую прежним хозяином, и Семён машинально схватил ее. Запрокинув голову и делая глоток, правым глазом он заметил какое-то движение, и, обернувшись, буквально оцепенел от ужаса. В дверях кабинета с огромным топором в руке стоял невысокий человек в плаще и шляпе, скрывающей лицо. Молния на мгновение осветила жуткого гостя, и стекла в окнах затряслись от раскатов грома.
«Это конец! – застучала в висках страшная мысль. – Кому же я так помешал?»

***
Поборов паралич, Семён медленно опустил бутылку и, нащупав на стене кнопку, включил свет.
– Вы кто? – прохрипел он.
Человек снял головной убор, и у адвоката немного отлегло от сердца: гость с топором не был похож на разбойника. Грустное лицо с печальными глазами, под одним из которых красовался синяк, не вызывало опасений.
– Кто вы такой? – уже уверенней спросил Семён.
Гость тряхнул рыжей шевелюрой, и на его носу откуда ни возьмись появился красный шарик.
– Цирковой артист, клоун, Матрацев Борис Борисович! – представился он и сделал реверанс.
– А это вам зачем? – покосился Семён на топор и сделал из бутылки большой глоток.
– Не пугайтесь, он бутафорский.
Клоун прислонил реквизит к стене и, прижав к груди мокрую шляпу, посмотрел на адвоката глазами потерявшегося спаниеля.
– А можно и мне? – жалобно произнес он.
Семён достал из буфета пару стаканов, наполнил их и устроился за одним из двух столов.
– Присаживайтесь, – указал он на стул, – и извольте объяснить, зачем пожаловали на ночь глядя?
Циркач сел, ловко метнул шляпу на вешалку у двери, опрокинул в рот содержимое стакана, и красный шарик куда-то исчез с его носа.
– Меня обвиняют в убийстве Пьеро! – обижено произнес он. – А я его не убивал!

***
Семён положил перед собой чистый лист, взял забытую Ракушкиным на столе перьевую ручку фирмы «Паркер» и приготовился записывать.
– Расскажите, Борис Борисович, все по порядку… – только успел он сказать, как в прихожей хлопнула дверь и в кабинет ворвались два полицейских.
– Всем оставаться на местах и предъявить документы! – скомандовал лейтенант, размахивая пистолетом, а сержант, державшийся за кобуру, встал у двери.
– Это за мной! – простонал перепуганный Матрацев.
Семён спокойно достал из кармана удостоверение адвоката и поднял руки.
– Советую поступить так же! – приказал клоуну лейтенант.
Пока тот нервно шарил по карманам плаща в поисках паспорта, в кабинете появился шапочно знакомый Семёну адвокат, фамилию которого он не сразу вспомнил.
– Как вы тут оказались, господин Боев? – возмущенно спросил он с порога. – И откуда у вас ключи от этого помещения?
«Точно, Пален его фамилия. Как у министра юстиции времен Александра II», – вспомнил Семён.
– Это вы что тут делаете, господин Пален? – парировал он. – Мне продал это помещение Карп Игнатьевич. Теперь я здесь хозяин!
– Как это продал? А почему мне не сказал? – Пален был заметно растерян, а полицейские удивленно переглянулись.
– Почему он должен вам говорить? – ухмыльнулся Семён. – Это была его собственность: захотел и продал.
– Да я и не спорю, дело, конечно, его... Но я работаю в этом кабинете уже двадцать лет, и вы сидите, кстати, за моим столом.
Об адвокате Палене ходила слава глубокого теоретика права, а советоваться с теоретиками было любимым занятием Семёна, поэтому он покорно встал и освободил место коллеги. «Такой человек мне очень даже пригодится», – подумал он, устраиваясь за столом Карпа Игнатьевича.
Полицейские переглядывались и пожимали плечами.
– Так мы больше не нужны? – наконец спросил лейтенант у Палена.
Тот вынул из кармана бумажник.
– Недоразумение вышло. Извините, братцы. Думал, воры залезли, а это коллега просто припозднился, – лепетал он, отсчитывая купюры.
– Вы что такое задумали? – нахмурился лейтенант. – Взятку офицеру хотите дать?! Вы за кого нас принимаете?! – перешел он на крик.
Пален спокойно отсчитал несколько купюр и передал их Семёну.
– Арендная плата за месяц!
Лейтенант слегка стушевался, но лица не потерял.
– Извините, Пален. Профессия у нас такая – всех подозревать, – объяснил он. – А этот товарищ, – полицейский строго посмотрел на съежившегося на стуле клоуна, – так нам свой паспорт и не предъявил…

***
– Это мой клиент, артист цирка Матрацев, – объяснил полицейским Семён. – Он находится на моей территории, не совершает никаких преступлений, и у вас нет никаких оснований проверять у него документы. Я призываю вас…
– Ма-тра-цев!? – лейтенант, не дослушав, передернул затвор и направил пистолет на клоуна: – Руки вверх! Вы арестованы за убийство Пьеро! То есть Петра Васильевича Макушкина.
Матрацев выпучил глаза и поднял руки.
– Как ты посмел, мерзкий Арлекин? Его так любили дети! – процедил сквозь зубы сержант и достал из кобуры оружие.
– Остановитесь! – крикнул Пален. – Если Матрацев арестован, он имеет право на свидание с адвокатом наедине, поэтому уберите оружие и подождите в приемной. Пока обвиняемый получает юридическую консультацию, забирать его вы не имеете права.
Лейтенант немного подумал и убрал пистолет в кобуру.
– Согласен. Закон есть закон, мы подождем. Но дверь не закрывать, если он вздумает бежать, пристрелю без всякого сожаления.
Полицейские надели на руки растерянного клоуна наручники и вышли из кабинета, оставив его с адвокатами.

***
Борис Борисович Матрацев окончательно раскис.
– Я не убива-а-а-ал! – рыдал он, размазывая по щекам сопли. – Помогите мне, пожалуйста-а-а-а, товарищи адвокаты! Я вам денег заплачу-у-у-у!
– Успокойтесь! – стукнул ладонью по столу Семён. – Времени нет слушать ваши стенания. Рассказывайте как на духу, почему вас подозревают в убийстве этого Пьеро?
– Ума не приложу, – клоун немного успокоился, достал из кармана платок и шумно высморкался. – Макушкин – мой друг и партнер, зачем мне убивать его?
– А кто вам такой замечательный синяк поставил? – вмешался Пален.
– Какой синяк? – неубедительно удивился Матрацев. – Ах, этот! – потер он подбитый глаз. – Это Макушкин. Но это не то, что вы подумали… Простое недоразумение…
– Хватит юлить! – возмутился Семён. – Если вы не будете с нами откровенны, мы не сможем вам помочь.
Пален достал из кармана курительную трубку и, чиркнув спичкой, закурил.
– Рассказывайте. Мы ждем.
Матрацев немного помялся и начал рассказывать.

***
– Это все из-за Коломбины, жены Макушкина. Она почему-то сказала ему, будто мы с ней любовники. Он не сдержался, и вот, – Матрацев показал пальцем на свой синяк.
– А вы что, любовники? – спросил Семён.
– Ну что вы! – покачал головой клоун. – Это чистой воды поклеп!
– Странный поклеп, не находите? – Пален глубоко затянулся и выпустил в потолок струю табачного дыма. – Нечасто жены вот так, без причины, признаются своим мужьям в измене. Для этого должен быть повод. Расскажите-ка нам, Матрацев, как вы провели прошедший день. И как можно подробней: важной может оказаться любая мелочь. Начните прямо с утра.
– С утра и до самого вечера я спал у себя в общежитии. Представления не было, и я решил хорошенько отдохнуть. Вечером пошел на работу: надо было с фордера в каскад порепетировать – это падение такое с выходом на змейку. Выхожу из партера, а на пустом манеже наша Коломбина – Клавдия Васильевна – с Макушкиным номер работают. И номер, доложу вам, мерзопакостный: Макушкин в злобной маске Чаки с бутафорским мачете гонялся по манежу за перепуганным униформистом, а Клавдия Васильевна, изображавшая его невесту – Тиффани, бегала вдоль пустых кресел с ножиком и притворялась, будто тыкает им зрителей! Меня от отвращения чуть не вывернуло! Как они посмели предать наши идеалы: из классических Пьеро и Коломбины превратились в каких-то злобных троллей!
Я, конечно, все понимаю, с юмором у нынешнего зрителя совсем плохо. Над шутками не смеются, а как начну Пьеро палкой по манежу гонять да Коломбину за косы дергать, так хохочут, что уши закладывает. Комедия «дель арте» нынче не в моде! Чаки и Тиффани – вот новые герои! – с отвращением произнес клоун. – Тогда я как крикну им из партера: «Не позволю ужастиками детей смешить?!» Хотел и маску сдернуть с подлого притворщика, посмотреть на перепуганное лицо этого святоши, но передумал… А если честно, струсил. Крикнул и сбежал… Посидел в клетке у слона, успокоился и решил поговорить с Макушкиным. Хотел вразумить его… Он же добрый человек, его дети любят. Неужели, думаю, он способен ради бренной славы превратиться из доброго Пьеро в злобного Чаки?
Нашел я его в гримерке. Сидит, угрюмый, в одиночестве водку пьет. Я его таким никогда не видел. Переживает, думаю, не совсем еще скурвился! Не успел я рта открыть, а он как вскочит – и прямо мне в глаз! «Ты что творишь, – кричу, – совсем спятил?» А он схватил меня за грудки и говорит: «Мне Клавочка во всем призналась! Я простил ей, но не тебе! Как мог ты, подлый соблазнитель, разбить мне сердце и семью!»
Я возражал, но он не слушал. Наконец Макушкин дал мне пощечину и вызвал на клоунскую дуэль на зонтиках. Тут уж я возмутился: на клоунскую дуэль может вызвать только клоун клоуна. «Ты больше не клоун, ты злобная кукла! – сказал я. – И драться на зонтиках я с тобой не буду!» Тогда он предложил драться по-настоящему, на настоящих шпагах – в полночь за цирком, в сквере у памятника Фрунзе! Я согласился на кураже, а потом посидел в клетке со слоном и передумал.
В сквер пошел, но не для того, чтобы драться с Макушкиным. Хотел только посмотреть, придет ли он сам. Вдруг он просто хорохорился. Долго я сидел в кустах, но так его и не дождался. Погулял немного и решил все-таки порепетировать. Смотрю, у входа стоит «скорая помощь» и полицейская машина, а рядом два служивых болтают. Один и говорит: «Матрацев – тварь бессердечная. Как он мог зарезать бедного Пьеро!»
– Это были мы с сержантом! – раздался голос лейтенанта из прихожей. – Вас поджидали…
– Я так и понял, поэтому и сбежал, – откликнулся клоун. – Вот вроде и все…
– Подслушивать нехорошо! – пожурил полицейских Пален.
В кабинет вошел лейтенант и присел на краешек дивана.
– Позвольте спросить, – обратился он к Матрацеву, – а зачем кому-то убивать Пьеро?
– А мне зачем? – вопросом на вопрос ответил тот.
– Вы каждый день колошматили его на манеже, могли и на этот раз не сдержаться.
Семён удивленно хмыкнул:
– Интересная версия, но, возможно, у кого-то был мотив повесомей.
Лейтенант только ухмыльнулся:
– Не корчите из себя невинность, Матрацев. На месте преступления вы оставили неопровержимую улику: в правой руке Пьеро сжимал клок ваших волос.
– Вы уверены, что в правой? – удивился клоун. – Макушкин был левшой! Весь цирк об этом знает.
– Точно в правой, – подтвердил полицейский, – эксперт при мне осматривал его тело.
– А может, вам известно, каким оружием был убит Пьеро? – деловито спросил Пален у разболтавшегося служаки.
– Его проткнули чем-то вроде шила! – крикнул из приемной сержант, опередив лейтенанта.
– Идите к нам! – позвал его Боев.
Полицейский вошел и устроился на диване рядом со своим начальством.
– У него на груди была ранка не больше горошины, – сказал он.
– Подумайте хорошенько, кто в цирке пользуется шилом? – спросил у клоуна Семён.
– Слоновод! – не задумываясь, ответил тот. – Чтобы управлять слоном, он легонько тыкает его шилом за ухом. Но убить им никак не получится. Коротковато оно для этого…

***
Пален встал из-за стола, глубоко затянулся, выпустил в потолок струю сизого дыма и, хмуря брови, заходил по кабинету.
– Как говаривал Шерлок Холмс: «Это дело на одну трубку»! – наконец произнес он. – Убил тот, кто не знал, что Макушкин левша, и знал, что Пьеро вызвал на дуэль Арлекина.
– Кто это мог быть? – спросил у клоуна Семён.
Матрацев съежился и обхватил скованными руками рыжую голову.
– Когда у нас с Пьеро случилась ссора, мы были одни, – простонал он, потом встрепенулся: – Вспомнил! Когда я выбежал из гримерки, Макушкин бежал за мной и кричал: «Дуэль! Только дуэль! В полночь у Фрунзе!»
– И кто его мог слышать, кроме вас?
– В коридоре я видел только одного Фарятьева, шпагоглотателя. Недавно у нас работает…
– Фарятьев! – радостно воскликнул лейтенант. – Не тот ли это Фарятьев по кличке Артист, осужденный за жестокое обращение с животными? Сейчас он уже отсидел, а в тюрьме известным артистом был: ложки да вилки глотал.
– Это что за номер? – удивленно вскинул брови Матрацев.
– Тот еще номер, он так в больничку хотел попасть. Надзирателей ему разжалобить не удалось, а вот сокамерники громко хлопали в ладоши, пока он завывал над унитазом. Тут кличка «Артист» к нему и приклеилась.
– А наш Фарятьев кошек не любит!
– Точно он! – Пален сел за стол, отложил потухшую трубку и, помолчав, произнес: – Все ясно. Фарятьев работает в цирке недавно, значит, мог и не знать, что Пьеро – левша. Фарятьев знал о предстоящей дуэли, и опыт у него имеется: хоть и животных, но убивать ему уже приходилось. Фарятьев умеет управляться со шпагой, а рана от нее такая же, как от шила. И самое главное – Фарятьев не любит кошек.
– Непонятно только, зачем ему убивать Пьеро? – усомнился в умозаключениях Палена сержант. – Мотив пока не ясен.
– А вот сейчас все и выясним! – лейтенант поднялся с дивана и, передернув затвор, убрал пистолет в кобуру. – Поедемте в цирк!

***
У главного входа в городской цирк адвокаты Боев и Пален, два полицейских и закованный в наручники Матрацев застыли в изумлении перед огромной афишей, закрывающей весь фасад. С нее окровавленным мачете им грозил злобный Чаки, а из-за его спины глумливо ухмылялась щекастая физиономия его невесты Тиффани.
Текст на баннере гласил: «Сегодня и каждый день на арене цирка с премьерной программой свирепые куклы – Тиффани и Чаки».
– Как он посмел! Убить его за это мало! – простонал Матрацев.
– Вы про кого? – спросил Семён.
– Про Василия Борисовича! Директора нашего цирка. Сейчас я ему устрою!

***
Матрацев пнул дверь с табличкой «Директор», и компания вошла в кабинет, по которому бегали маленькие пушистые собачки, везде, куда ни взглянешь, валялся цирковой инвентарь, а в центре, за обширным столом, сидел в кресле лысый старичок в пенсне с рыжим котом на руках.
Он встретил гостей приветливой улыбкой, но клоун немедленно ее сбил.
– Как вы могли такое допустить! – заорал он с порога, потрясая закованными в наручники руками. – Это же форменная пошлятина! Разве можно маньяков и убийц к детям подпускать?
– Про каких убийц вы говорите? – спокойно спросил директор, поглаживая кота. – Не вы ли, Матрацев, нынче ночью зарезали Пьеро?
– Я не виноват! Меня подставили, – буркнул тот.
– Рассказывайте другим, а я-то вас знаю. Дуэль Пьеро и Арлекина – простой классический сюжет…
– Полиция разберется! – прервал директора клоун. – Расскажите лучше, как вам в голову такое пришло – выпустить на манеж Чаки и Тиффани?
– А что мне оставалось? – вздохнул старичок. – Пьеро убит, Арлекин в бега подался. Мне что, из-за вас представление отменять? Слава Талии: остались еще в цирке настоящие артисты! Ангел наш спаситель, Клавдия Васильевна выручила. У нее такое горе: мужа убили, а она, между прочим, сейчас будет играть Тиффани на манеже. Настоящий профессионал!
– А кто играет Чаки? – вмешался Пален. – Случайно, не Фарятьев?
– Он самый! – подтвердил директор. – Прекрасный артист. Он у нас шпагоглотателем служит, а мечтал всю жизнь о клоунаде, втайне номер Чаки репетировал…
– Вот и мотив! – воскликнул Семён. – На убийство Фарятьев пошел ради мечты. Глотать шпаги – дело скучное и не почетное, у многих такие фокусы вообще отвращение вызывают. Другое дело – клоун. Слава, любовь зрителей и, конечно, деньги – вот о чем мечтал бывший заключенный.
– А я всю жизнь мечтал быть слоноводом… – печально произнес Матрацев.
– У вас еще все впереди, – Пален ободряюще потрепал клоуна по плечу и развил догадку Семёна: – Вчера, когда вы, Матрацев, застали тайную репетицию, под маской Чаки скрывался вовсе не Макушкин, как вы подумали, а шпагоглотатель Фарятьев. Он сразу понял, что вы этого просто так не оставите, и решил столкнуть лбами вас и Пьеро. Думаю, с его подачи Коломбина наврала мужу, что вы любовники. По задумке Чаки, ваше традиционное трио должно было накрыться медным тазом, а на его месте появиться их уродливый дуэт. Может, он и не хотел никого убивать: рассчитывал, что вы сами перебьете друг друга, а когда услышал, что Пьеро вызвал вас на дуэль, наверняка обрадовался. Но наступила полночь, а Пьеро ни на какую дуэль даже не собирался. Тогда он и решил убить его самостоятельно и свалить все на вас.
– Фарятьев заколол Макушкина шпагой – привычным для себя инструментом, – продолжил мысль Палена Семён, – взял из расчески клок волос Арлекина и вложил его покойнику в правую руку: не знал, что Пьеро – левша.
– Что вы такое говорите? – возмутился директор. – Разве Макушкина убил не Матрацев?
– Убийца – Фарятьев! Вы еще не поняли? – пояснил ему лейтенант, достал из кобуры пистолет и передернул затвор. – Его надо срочно арестовать, пока он еще бед не натворил.
Директор цирка посмотрел на настенные часы и, выронив кота, схватился за лысую голову:
– Он уже на арене! Детей надо спасать! – закричал он.

***
Из партера Семён, Пален и их клиент Матрацев наблюдали, как под дружный хохот и аплодисменты публики лейтенант и сержант гонялись за Чаки, а тот, кувыркаясь и кривляясь, прыгал по проходам между кресел. Дети ставили полицейским подножки и хватали за рукава, а преступнику всячески пытались помочь, одобрительно улюлюкали и давали ему полезные советы.
– Беги, Чаки! Слева, Чаки! Берегись, Чаки! – кричали они наперебой, но как ни старался разбойник убежать, полиция следовала по пятам.
Наконец загнанный злодей сделал сальто-мортале и, распугав униформистов, выскочил на манеж. Под гомерический хохот публики он раскорячился в причудливом реверансе и, подпрыгнув на месте, кинулся к кулисам. До свободы оставалась пара прыжков, но на его пути встал сержант и погрозил пистолетом. Чаки попятился, вскинул руки, но, сделав два шага, закрутил кувырок назад и снова попытался скрыться. На этот раз ему навстречу вышел лейтенант, и, будто смирившись с неизбежным пленением, беглец устало присел на опущенный край подкидной доски.
Держа пистолеты наготове, полицейские медленно обступили Чаки, и в это мгновение из оркестра раздалась барабанная дробь, а на высоком пилоне в свете софитов возникла толстоногая Тиффани. Раскинув полные руки, она сделала подскок и смело ухнула вниз на поднятый край доски.
– Алле-гоп! – крикнул Чаки.
Кувыркаясь, он взлетел под купол цирка, и, зацепившись там за трапецию, беспомощно повис.
– Спускайтесь, Фарятьев! Вы арестованы за убийство Пьеро! – кричал лейтенант, размахивая оружием.
– Держись! Держись! – скандировали дети и их родители.
Поболтав ногами над ликующей от восторга толпой, Чаки истошно завопил с высоты:
– В тюрьму я не вернусь! – и выпустил из рук перекладину.
Зал умолк. Где-то тихо захныкал ребенок. Лейтенант тяжело вздохнул и убрал в кобуру пистолет.
– Финита ля комедия, – печально произнес он.
В центре манежа, будто сломанная кукла, валялся мертвый Чаки, а над ним скорбно склонилась его верная подружка – Тиффани.

Занавес!

ДА КАПО*
Пока Семён выходил из оцепенения от увиденного, Пален вынул из кармана трубку и, чиркнув спичкой, раскурил ее.
– Страшный конец, – задумчиво произнес он и глубоко затянулся.
– Так ему и надо! – радостно кричал Матрацев с красным шариком на носу. Каким-то образом он освободился от наручников и хлопал в ладоши. – Вы мне очень помогли, господа адвокаты! Спасибо вам большое! Сколько я вам должен за консультацию?
– Сколько не жалко, – не подумав ответил Пален.
Покопавшись в кармане, клоун извлек скомканную бумажку, сунул ее в руку растерянному Семёну и тут же исчез. Семён развернул купюру и тяжело вздохнул.
– Сколько стоит ваш табак, Пален?
– Пятьсот рублей за унцию.
– Получайте на табак, – сунул Боев пятисотрублевку коллеге в карман. – Дело на одну трубку, как вы и говорили.


ДА КАПО (итал. da capo – повторение). Трюк или реприза, которые артист исполняет после выхода на аплодисменты.