Дед
Конечно, деда не видел и не знал, потому что родился через восемь лет после его смерти. Всё, что знаю о нём, от старшей его дочери Нины и среднего сына Бориса. У деда с его женой Анастасией (в девичестве – Карачаловой) было семь детей: Нина (1913 г.р.), Михаил (1914 г.р.), Зоя (1920 г. р., моя мать), Борис (1923 г.р.), Анастасия (1925 г. р., умрёт в возрасте 12 лет), Мария (1928 г.р.), Александр (1932 г.р.). Жена деда Анастасия (моя бабушка) умрёт в 1932 году от брюшного тифа вскоре после рождения сына Александра. Матерью моего деда была Павла Сергеевна Гуляева (из богатой вологодской семьи Борисовых); отцом – Михаил Петрович Гуляев, сын рязанского потомственного дворянина. Отец Михаила Пётр Гуляев служил в Вологодской губернии, и когда пришел срок сыну Михаилу жениться – призвал его к себе из Рязани и женил на Павле Сергеевне. Такие были обычаи. В подаренной помещиком Волоцким Петру Гуляеву деревне Сосунка Борисовы и Гуляевы построили большой двухэтажный дом. Эта деревенька и стала родовым гнездом вологодских Гуляевых. У Михаила и Павлы родилось четверо детей: Александр, Мария, Варвара, Николай (мой дед). Потом Мария выйдет замуж за Животова Ивана Ивановича, а Варвара – за Тарабанова Виталия Алексеевича.
Николай, как и его брат Александр, начальное образование получили в уездном городке Грязовец. А потом по 7 лет учились в мужской гимназии Вологды. После окончания гимназии Александр уехал в Санкт-Петербург, поступил в реальное училище (агрономия). Николай, по-видимому, никуда далеко не уезжал, жил и работал на два города – Грязовец и Вологду. Когда учился в гимназии, то жил в Вологде у своих родных, младших братьев его матери, Владимира и Константина Борисовых. В 1912 году Николай женился на Анастасии Карачаловой. В 1913 году родилась первая дочь Нина. В 1914 году – первый сын Михаил. В этом же году началась первая мировая война. Николая призвали в армию, как военнообязанного. По рассказам дяди Бори: отец воевал, получил тяжелое ранение. В 1916 году его демобилизовали. Революцию и гражданскую войну пережил в Сосунке. По ранению и инвалидности больше не призывался. В 1920 году родилась Зоя, моя мать. Потом – Борис и так далее.
Как ни странно, мать мне почти ничего, никогда не рассказывала о деде, бабушке. У нас с ней не было близких, доверительных отношений. Тем более что шесть лет сталинских лагерей ей здорово поломали психику и изменили отношение к миру и людям. Хотя, по рассказам Бориса, детство моей матери было прекрасным, она выросла в любви и заботе близких, в большом, просторном доме. После окончания школы, поступила в Грязовце в педагогический техникум, закончила его с отличием в 1938 году. В этом же техникуме потом будет учиться Борис. Трагедией для семьи станет смерть их матери от брюшного тифа в 1932 году. Мать заменила старшая сестра Нина. Да и Михаил стал надёжным помощником отцу. К слову сказать, в 1930 году Николая Михайловича арестовали, как якобы виновника в падеже скота в колхозе, где он служил счетоводом. Но на самом деле вины его никакой не было, и через год Николая выпустили из вологодской тюрьмы. Помог Николаю его двоюродный брат Сергей Александрович Гуляев-Зайцев, в то время известный в Вологде партийный работник. Он занимал сразу несколько должностей: руководил совпартшколой, был замом ректора молочного института, возглавлял отдел агитпропа в обкоме партии. В 1937 году работал первым секретарём Печёрского окружного комитета ВКП (б) в Коми АССР. Потом – арест, суд и расстрельный приговор. Николай тут ничем не мог помочь брату. Борис, рождённый в 1923 году, хорошо помнил, в каком страхе семья жила в эти страшные годы сталинских репрессий. Николай Михайлович пребывал в постоянном ожидании ареста, наготове всегда баул с вещами. Иллюзий никаких не было, о его непролетарском происхождении не забывали. Спал на кухне первого этажа, на лавке, не раздеваясь. Страх стал проходить только в годы войны, когда два его сына, Михаил и Борис, воевали офицерами на фронте, были отмечены наградами.
Так получилось, но близкие отношения из родных у меня сложились с тётей Ниной (п. Вохтога) и с дядей Борей (г. Москва). С Михаилом виделся только раз, в 1986 году, на похоронах Нины. Впервые у тёти Нины я побывал летом 1970 года. Привезла меня в Вохтогу мать. Прожили два дня и вернулись в Вологду. Потом каждое лето на несколько дней приезжал гостить сам. Муж Нины Василий умер в 1967 году; жила одна в своём небольшом доме. Тетя была строга, малоразговорчива. Но иногда её пробивало, и она могла поведать кое-что из своей юности, молодости, об отце, о Борисовых. Но самые близкие, доверительные отношения у меня сложились с дядей Борей. Впервые его увидел в августе 1968 года. Он приехал из Москвы, где жил, в Вологду, повидать сестру Зою и меня. А впервые в Москве у дяди Бори побывал в 1977 году. Наверное, это был единственный человек на свете, который меня по-настоящему любил и которому я был нужен. После его смерти в 1996 году его дочь Вера сказала мне, что если бы я был с ним – он прожил бы дольше. Действительно, дядя Боря не раз звал меня навсегда переехать в Москву и жить с ними. Но я отказывался. Всё то немногое, что знаю о деде Николае, – знаю от дяди Бори. Дед был хорошо образован, начитан, культурен, с уважительным отношением к людям, с ним всегда было интересно. В доме имелась большая библиотека, основу которой заложил ещё отец деда Михаил. Первые книги привез из Рязани. По словам Бориса, когда дед сидел в вологодской тюрьме (1930-31 гг.), даже сокамерники испытывали к нему уважение, его доброта, образованность, начитанность помогали людям легче переносить это тяжкое время заключения. После революции дед быстро освоил крестьянский труд, плотницкий, в двадцатые годы завёл пасеку. Был с молодых лет охотником и рыбаком, знал и любил это дело. И детей своих приобщил. Особенно в этом деле преуспел старший сын Михаил. После войны дед с сыном Михаилом перестроили дом в Сосунке в одноэтажный, с большими окнами.
Так получилось, братья Михаил и Борис закончили войну в Восточной Пруссии. В июле 1945 года получили краткосрочный отпуск и поехали вместе на родину, повидать отца и семью. Четыре года не виделись. На следующий день пошли в соседнюю деревню, чтобы повидать и поблагодарить тех, кто помогал их отцу в годы войны. Пистолеты братья оставили у отца в комоде. На полпути им неожиданно встретилась компания парней и пожилых мужиков с кольями. Не говоря ни слова, они начали братьев избивать. Михаилу пробили голову, он потерял сознание. Борис сопротивлялся, и как-то ему далось остановить избиение. Избивающие поняли, что ошиблись. Дело в том, что недалеко находилась воинская часть, и служивые из этой части шастали по окрестным сёлам, обижали вдов и солдаток. И местные мужчины решили их проучить. Но на беду первыми встретили братьев Гуляевых; за минувшие годы они так изменились, что земляки не узнали. Увы, Михаил попал в больницу. Мужиков и парней судили. Хотя Михаил и Борис просили за них, но не помогло. В 1946 году Борис вышел в отставку. Но в 1947 году его в принудительном порядке снова призвали, как военного инженера. Служил на юге Урала, под Семипалатинском. В 1952 году их инженерно-строительный батальон перевели под Москву, в город Бабушкин. С 1946 года Михаил служит в штабе Уральского военного округа (г. Свердловск). В начале 1948 года командовать Уральским округом стал маршал Г. К. Жуков. Жуков был строг, суров с подчинёнными, не терпел угодничество, подхалимаж. По словам Бориса, маршал к Михаилу, однако, благоволил, видел в нём природную военную кость, хорошего, разумного офицера. Михаил в то время по долгу службы отвечал за техническое состояние всей артиллерии округа. Но сблизило их то, что оба были заядлыми охотниками и рыбаками. Михаил отлично стрелял, и знал от отца много интересных охотничьих и рыболовных штучек-дрючек, чего не знал маршал. Когда летом 1951 году у Михаила умер отец, Жуков лично подписал бумагу на отпуск. И ещё дядя Боря рассказывал о том, что у маршала с Михаилом был разговор о продолжении его учёбы в Академии, в Москве. Но из этого ничего не вышло из-за жены Михаила. Она наотрез отказывалась уезжать из Свердловска. Дело в том, что Михаил женился на девице из очень известной в городе семьи. В этой семье до революции жил и скрывался Яков Михайлович Свердлов, будущий глава ВЦИК Советской республики, соратник Ленина. Жена Михаила здесь была шибко уважаемой, известной персоной, но в другом месте она оказалась бы никем, обычной, как прочие. Михаилу пришлось смириться. И ещё. Михаил был большим любителем и знатоком стрелкового оружия. С войны он привёз целую коллекцию пистолетов и охотничьих ружей. Два немецких «Вальтера» Михаил подарил брату Борису. Это были не пистолеты, а произведения искусства, явно принадлежавшие высоким чинам вермахта или СС. Тончайшая резьба, филигранная отделка рукоятки костью. Однако ещё при жизни Сталина прошли кампании по изъятию стрелкового оружия у населения. Михаилу пришлось с коллекцией проститься. Борис отдал тогда один «Вальтер», другой утаил. Но в 1957 году по пьянке проговорился сослуживцу. Тот передал другому. Так Борису пришлось расстаться и со вторым пистолетом. Очень жалел.
Всё лето 1967 года я провёл в пионерском лагере нашей школы-интерната (д. Фомино, Грязовецкий район). Но на следующий год, в первых числах августа 1968 года, мать взяла меня из лагеря домой. Начала возить с собой по разным местам в Грязовецком районе, как на мои смотрины (- Зоя, какой он у тебя хорошенький; одно слово – барчонок). Так в первый и в последний раз побывал на родине матери, в деревне Сосунка Грязовецкого района. Правда, от деревни там остался один дом, без света, без радио. После смерти отца, Михаил дом в Сосунке продал. Дом раскатали и перевезли в деревню Щекутьево. Возможно, дом стоит там до сих пор. Другие дома тоже вывезли. Деревню в хрущевские годы назвали неперспективной. В Сосунке с матерью провели два дня. Приехало ещё несколько взрослых с детьми. Мы, дети, были предоставлены самим себе. А взрослые – пьянствовали. Привезли авоську перцовки и квасили до одури, до того, что не могли стоять на ногах, ползали на карачках. Запомнился хорошо один случай. Мне тогда было 9 лет. Гуляли по Сосунке с мальчиком примерно моего возраста, о чём-то говорили. И вдруг он меня спрашивает: - Ленин умер? Говорю: - Да, как бы умер. - Нет, - отвечает мальчик, - Ленин не умер, Ленин живёт в наших сердцах!.. Это меня удивило и рассмешило: такой шпингалет и такой убеждённый коммунистический пафос! В 1994 году, за два года до смерти, ко мне в Вологду в последний раз приезжал из Москвы дядя Боря. Мы с ним съездили в деревню Фомино, которой тоже уже тогда не было. Рядом с деревней (место нашего пионерского лагеря) протекает речка Лухта. На этой речке когда-то стояла мельница. И вот на эту мельницу в двадцатые-тридцатые годы прошлого века приезжал дед Николай Михайлович, привозил зерно для помола. С ним приезжали и сыновья. Я столько лет выездил в наш пионерский лагерь и не знал этого! И всё же, какое-то непонятное чувство близости и родства с этим местом, с этой землёй у меня всегда было. Даже когда-то появилась такая мысль: если стану состоятельным человеком – построю здесь дом. Но, увы, жизнь подходит к концу, все труды мои не сделали меня состоятельным человеком. Однако голос родной дедовской земли зовёт, зовёт теперь для того, чтобы упокоиться здесь. А пока захожу по воскресеньям в храм, ставлю свечку за упокой души деда и всех родных…
Свидетельство о публикации №221080200378