Жизнь, похожая на мою. Обычаи делового оборота-2

Проснулся утром в пять, разбудила жена, она уже кормила сыночка. Пора идти на молочную кухню. Встал с нашего топчана. Топчан был сделан папиным знакомым столяром по моей просьбе. Это была крепкая лежанка с каркасом из лакированного бруса с шестью ножками и с поверхностью из толстой лакированной авиационной фанеры. Матрас был из натурального латекса из сока гевеи, растущей в Таиланде.   Тесть заказал на заводе резинотехнических изделий в районном городке. На завод латекс приходил в бочках, и из него делали ковровые покрытия для самолетов.
Тогда в Саратове ещё самолеты делали пассажирские и военные. Говорят, и летающую тарелку делали. Теперь завод обанкротили. Корпуса сломали, оборудование на металлолом порезали и в Китай продали. Взлётную полосу тоже сломали и дома построили. А на месте цехов - торговый центр, с фонтаном и закусочными. Но до этого ещё целых 25-ть лет.
С самого начала у нас был новый раскладной диван, моя мама подарила на свадьбу. Моей жене диван не понравился с первого раза. Диван был обтянут красным в белую клетку материалом. Этот диван путешествовал с нами из домика в Мясницком овраге в новый дом на СХИ в верховья Глебучева оврага. Он имел обыкновение в самое неподходящее время раскладываться или падать на бок. Позже диван сослали на дачу родителей. Диван из немецкой жилой комнаты был узковат и хиловат. Его сломали, починили и оставили для красоты. Топчан был устойчив к разнообразным нагрузкам, но жестковат, не смотря на сок гевеи. В конце концов поверх гевеи положили пуховую перину в плотном синем чехле. Основу свою перина вела из 19-го века. Все эти годы ее прожаривали летом на солнце, проветривали, перебирали и дополняли, и меняли чехлы. Семейная перина была мягка и жарка.
Встал и потянулся, попытавшись достать концом пальцев потолок, подтянулся один раз по пути в ванну. Умылся, побрился, оделся, взял сумку с обменными бутылочками для детского кефира и бидончиком. Жена подошла закрыть за мной дверь, и я хотел её слегка щипнуть за попу, но она увернулась, сказав: «Давай топай, не отвлекайся».
В очереди я увидел одноклассницу. «Ты меня не забыла?»
«Нет, заняла для тебя очередь». Тетки было зашумели, но им резонно ответила Наташа, что я стоял перед ней. И тут, в этот самый момент, когда я писал эти строчки, мне позвонил бывший одноклассник, которого предпоследний раз я видел в марте 2002 года на встрече одноклассников, а последний раз в сентябре 2019 года, когда я пытался его пропустить на пешеходном переходе, а он не решался дорогу переходить. Я открыл окно и сказал: «Идите мужчина», а он сказал: «Сережа - это ты?» Так вот он сейчас позвонил и сказал, что ещё один наш одноклассник написал книгу и хочет прислать её мне, но не знает моей электронной почты.
Обещал перезвонить и поздравил с наступающим праздником 23 февраля. Но вернемся в 1979-й год.
Принес я молоко и кефир. Выпил чаю и поехал в мехколонну. В дальнем конце двора стояла тракторная вышка, покрытая коркой ила.  Зашел в прорабскую, сел за свой стол. Все документы я подготовил ещё в поле. Подошёл начальник мехотряда Широков Виктор Иванович. Полистал документы и спросил: «Почему себя не записал в аккорд?»
«Не захотел, зачем мне в зарплату рабочих лезть?»
«Деньги не нужны? Ты вроде не дурак? Иди в ПТО и плановый, потом в бухгалтерию, кадры, комплектацию и на склад. Все визы соберешь потом к главному инженеру, потом к начальнику на утверждение. Вот пока и всё, за пару дней справишься».
Но я вывел себя из аккордно - премиального наряда. Там моя зарплата в 150 рублей возрастала до 500, и весь состав ИТР и служащих был готов к борьбе со мной за денежные знаки. А тут такой поворот, меня нет в наряде, и карта бита. Почесав за ухом, сходив покурить и попив чаю, один за другим, начальники служб и отделов ставили свои визы на мои бумаги. На складе кладовщицы попросили взять на мой материальный отчёт часть пересортицы, утерянного и ушедшего в известном направлении. Я согласился, потом спишу. Со складами и кладовщиками я уже имел опыт взаимоотношений с 1977-го года, с начала моей работы в тресте.
Пришёл в приемную к главному инженеру. В приёмной на машинке печатала статная секретарь, блондинка с пышными волосами, собранными в хвост на затылке и заколотыми черным бантом. Она печатала и, не поворачивая головы, вела разговор с огромным мужиком под два метра ростом, поддатым и желающим пройти к начальнику. Он двигался по приемной туда-сюда как на шарнирах и басил, что ему надо к Борису, а она, не отвлекаясь от машинки, совершенно спокойным голосом повторяла из раза в раз: «Начальник занят. Акишин Борис Александрович занят». Это был бригадир строителей - монтажников Черных Анатолий Григорьевич. Вылитый Конан-варвар из фильма с Арнольдом Шварценеггером, который мы увидим лет через 10-ть, когда появятся первые видеомагнитофоны. Черных был здоров как бык, руки у него были как клешни, расстояние между большим и указательным пальцами, четверть у всех мужчин, 23-25 сантиметров, у него было 40 см. Он в столовой брал две тарелки или миски полного первого с горячими щами и нёс их одновременно двумя пальцами каждой руки. Я тоже по тому времени был высокого роста 1 метр 82 сантиметра и уже достаточно плотного телосложения, но он выглядел гигантом с костяным черепом, широкими скулами и выдвинутым подбородком. Тут он обратил внимание на меня и сказал: «Это ты и есть новый мастер? Говорят, ты с татарином Равилем и его рахитами линию в Акатной Мазе закончил и сдал. За мной будешь к начальнику». В этот момент дверь кабинета начальника открылась, и оттуда вышел главный инженер, тоже весьма крупный мужчина и смеясь сказал: «Ну, ты чего, Анатолий, опять поддатый пришел, тебя же предупреждали?»
Тут главный инженер увидел меня и сказал: «Вот хорошо, а я как раз о тебе разговаривал, вышел тебя вызвать. Сейчас пойдем, только сигареты у себя возьму. В кабинет вели две двухстворчатые двери. Две створки были открыты внутрь, а две закрыл за собой Черных, пройдя без спросу в кабинет начальника. Не прошло и 2-х минут, как двери с треском распахнулись и из них вылетел Черных и ударился спиной и головой о двери главного инженера. Он не упал, постоял несколько секунд, выпрямился во весь рост и потер своей здоровенной рукой такую же здоровую челюсть.
«Вот Борис меня приложил. Да, Борис может». Повернулся налево и уже упругой походкой вышел из приемной. На шум вышел главный инженер и засмеялся. Тут в приемную вышел и начальник Акишин Борис Александрович, увидел нас с главным инженером и сказал: «Заходите». А секретарю сказал: «Ира, вызови завхоза с плотником, пусть дверь поправят.
Рассказывай», - сказал он мне, - «Тебя тут хвалил главный за графики, и план ты сделал, и линию сдал, только не понятно, что там у тебя под конец с трактором и краном случилось?» Я не стал говорить про пьянку, а сказал, что хотел класс показать, да трактор в речку упал, а когда доставать стали, я дал команду заякорить кран. Он посмотрел на меня в упор, видимо уже слышал и другую версию. Я не стал говорить, что был в тракторе, в момент падения. Но меня больше никто ни о чем и не спросил. Никому не надо было проводить расследование со скандалом на весь мир. Посмотрел мой бумаги, спросил: «Почему себя из наряда вывел?» «Вот поэтому, в том числе и хотел, чтобы люди получили и в следующий месяц старались работать за деньги и без расслабухи». «Ладно, всё в порядке», и написал в моем отдельном табеле: «Начислить за май премию в размере 100% от оплаты труда».
Я спустился в прорабскую, по пути сдав документы в бухгалтерию. В прорабской сидел Черных и рассказывал Широкову и ещё нескольким прорабам и бригадирам, как его приложил начальник. Они были знакомы с детства и сейчас и тогда жили на Пролетарке в Саратове за железнодорожной линией. Акишин с детства занимался боксом и был кандидатом в мастера в среднем весе. После армии работал электриком на заводе и учился на вечернем в политехническом институте. Потом стал главным энергетиком, а потом партия его двинула начальником мехколонны в Пугачев, где я с ним и познакомился, приехав на инвертизацию складов в 1978-м году. Тогда я должен был уезжать поездом ночью, а он меня, простого инженера, пригласил к себе домой, мы пообедали, впили шампанского, тогда это была большая редкость, и поиграли в шахматы. Он проводил меня до вагона. А потом пригласил в 1979-м году к себе на работу. Мы дружили потом с ним всю жизнь до его трагической смерти. Я до сих пор вспоминаю о нём с теплом в душе и с благодарностью. Он поддержал меня в трудную минуту, а так вся жизнь могла пойти по-другому.
Подошёл конец рабочего дня. Подошёл и автобус, везти нас с базы в центр города Энгельса. Я предложил Виктору Ивановичу выпить по случаю первого закрытия нарядов, и он согласился. Переехали на троллейбусе мост.
Вышли на Музейной площади как раз рядом с гастрономом Юбилейный. Взяли бутылку водки за 3 рубля 62 копейки, французскую булку за 6 копеек, полкило развесной кильки пряного посола за 6 копеек и пол-литровую банку грибной солянки за 24-ре копейки.
Спустились к Волге к тому месту, где Глебучев овраг встречается с рекой, и речка Тамбурлык впадает в Волгу. Маленький пляж с желтым песком, и зарослями ивы, бревно на песке. Поодаль несколько рыбаков по пояс в воде удят рыбу.
Сели на бревно, кто-то оставил граненный стакан, одетый на сучок бревна. Открыли бутылку и банку с икрой, разложили нашу закуску на газетку, принесенную с собой. Широков достал складной нож с ложкой и вилкой. Мы налили и по очереди выпили за оконченную работу, за здоровье и за помин души наших близких, которых нет. Собрали мусор, стакан повесили на место, а пустую бутылку отдали старушке с клюкой и мешком за спиной.
Пошли пешком вверх по пр. Ленина (ул. Московская) до ул. Радищева. Там и расстались, он поехал в Заводской район, а я на трамвае номер 12-ть до завода Корпус на СХИ. Впереди у меня была неделя отдыха до следующей командировки.