Я же мать 4

                4

  За этот месяц Борис сильно повзрослел, гораздо быстрее своих сверстников. Жизнь она оказывается бывает разной. Тюрьма — это темная ее сторона. Можно сказать – школа выживания. Внешне он оставался таким же щупленьким маленьким подростком, только во взгляде исчезла детская наивность. Все прошлые проблемы казались сейчас детскими забавами. Нет взрослых, за спиной которых можно спрятаться. Отныне и навсегда, все решает он сам. Боря понимал, согласно статьи, у него серьезная заявка на занятия хорошего положения в преступной иерархии. Только как это сделать не хватало знаний и опыта. Для себя он решил, ни за что не сломается, как бы не было страшно, даже если будут убивать. Он на даст себя унижать и превратиться в Машку. После той яростной вспышки, когда его назвали бешенным, прозвище к нему прилипло. Теперь это его второе имя, Бешенный, но гнев старался контролировать, сам испугался, так и до беды не далеко.

  Сокамерники периодически менялись, кого-то освобождали, кого-то этапировали в колонию. Ушли по этапу Кастет и Хавчик. Пришли новые сидельцы. В основном малолетки из неблагополучных семей за воровство, грабеж и хулиганку. Как обычно бывает, в семье не хватает денег на элементарные вещи для детей. От отчаяния мальчишки решали проблему по-своему, только чтоб не быть посмешищем у сверстников. Не подозревая куда это может завести. Если бы перед этим им показали, что с ними будет, куда они попадут, может половина пацанов призадумалось. Горькое сожаление приходит, когда столкнутся с тюремной романтикой. Ах, какой сладкой, жизнь на воле покажется.

  Шпак пытался взять бразды правления в камере в свои руки, стать смотрящим, но ума не хватало, была только сила, которую конечно боялись и уважали. Лазарь его обыгрывал умом, смекалкой и хитростью приручал к себе. Он парень не глупый из хорошей семьи, жестокость ему не свойственна, хотел, чтоб была хоть какая, то справедливость и человечность.
  - Скажи мне друг Шпак, сколько будет шестью девять? – Лазарь, поощрял своей дружбой и в то же время унижал вопросом. Ставя этим себя выше по значимости.
  - Хрен его знает? – не напрягаясь отвечал Шпак.
  - А кто-нибудь знает? – спрашивал Лазарь.
Шпак угрожающе обводил взглядом сокамерников, ни дай бог кто-нибудь поумничает, тому плохо со здоровьем будет.
  - Ладно хорошо, 54, для вашего сведения. Шпак, что такое СССР?
  - Сыр, - возникла ассоциация у Шпака.
  - Точно! – весело воскликнул Лазарь. – А Ленин?
  - Дедушка общий, - какие-то детские воспоминания остались у него.
  - Общагский дедушка, - смеялся Лазарь. - Шпак, а сколько классов ты закончил?
Все молчали, попробовали бы они посмеяться.
  - Шесть с половиной. А ты?
  - С половиной, ой не могу, - ржал Лазарь. – Я девять.
  - А скажи мой друг Шпак, какая статья за разбой?
  - Элементарно, Ватсон, 162 до 8 лет.
  - А за изнасилование?
  - 131.
  - Учитесь салаги! – похвалил Шпака. – Загадка: Вилкой в глаз или в ж… раз?
   -  На зоне вилок нету.
  - Все ты знаешь, - приподнимал авторитет Шпака, Лазарь.
  Боре еще предстоит познать сию науку, так чтобы от зубов отлетало и это страшнее, чем дважды два перепутать.
  - Что молчишь, Бешенный? – Спросил Лазарь.
  - Я поражен, мне еще учиться и учиться, - они оба понимали иронию, но лучше этого не показывать.
  - Учись пригодится, - серьезно сказал Лазарь.

  Новички все проходили через прописку, били и унижали их, но такого беспредела как с Лехой больше не было в камере. Если кого-то требовалось опустить, заставляли Леху дотронуться до непрошедшего прописку, и он автоматически ставал опущенным и подселялся рядом Лехой. У сволочей - сволочные законы.
  Раз в день выводят на прогулку, в закрытый дворик, с решеткой сверху, но это возможность вздохнуть свежий воздух и увидеть небо в клеточку с ярким солнышком. Один раз в неделю водили в душ и меняли постельное белье. Душ – это из железной лейки лилась слабая струйка прохладной воды. Нужно быстро за пятнадцать минут успеть помыться. Все рады и этому, освежить пропитанные потом и табаком тело. А также это разнообразие сидению в тухлой камере, пройтись, ноги размять. Все с нетерпением ждали, когда этапируют на зону. Там условия содержания лучше и нет закрытого пространства, если не угодить в карцер.

   В тюрьме есть библиотека, можно заказывать книжки. Боря пристрастился к чтению. Знала бы учительница литературы, Инна Андреевна, сколько он книжек перечитал здесь, может похвалила бы. Вместе с книжными героями проживал их жизнь, как будто находишься в том месте и в то время. Побег из тюрьмы, так это называл для себя Борис. Из любимых «Робинзон Крузо», нравилось несгибаемая воля героя и неуемная предприимчивость и фантазия. Представлял себя вместо Крузо в девственно-живописных лесах, на берегу моря, даже запахи слышал - запахи свободы. Купался, загорал, ловил рыбу и жарил ее на костре. Так же ловко, как Крузо, он справлялся с бытовыми трудностями и опасностями. Закрывая книгу, с сожалением возвращался в действительность, серость, тухлость и блатной базар уголовников.
 
  В камере были настольные игры: шахматы, домино. Карты иметь запрещено и играть тоже, если их найдут при обыске, что периодически происходило, могут наказать карцером. Но карты все равно появлялись в камере. Играли на интерес, щелбаны и чай, это самое безобидное, но отдавать обязательно или надо отрабатывать. Карточный долг священный - не отдашь, можешь здоровья лишиться. Кодекс чести уголовника.
  - Бешенный сыграешь? – пытались привлечь Бориса.
  - Я не умею.
  - Садись научим.
  - Не умеешь, не берись. Не хочу нажить себе проблем, - отвечал он всегда. – Мне их и так хватает.

  Расследование прошло быстро, так как Борис изначально признал вину. Дело передали в суд. Суд тоже не нашел нарушений и причину затягивания дела.
  На суде присутствовали родственники, одноклассники, учителя, соседи. Никто не мог поверить, что мальчик способен на такой поступок. Никогда за ним не была замечена агрессия, жестокость. Учителя дали не плохую характеристику: учился слабенько, но по поведению замечаний нет, как все мальчишки мог поозорничать, побегать, попрыгать, девчонок за косички подергать. Со взрослыми и сверстниками не конфликтовал.

  Галя не поднимала головы, не знала куда спрятать глаза, особенно когда свидетельствовала против сына. Провалиться со стыда! Но она была уверенна, что его отпустят, может условно дадут.
  - Он хороший сын и всегда заступается за меня, когда пьяный отец дерется.
  - Сама ты пьешь не меньше мужа, - выкрикнула бабушка.
  - Тишина в зале, - стучала молотком судья. – Дальше рассказывайте.
  - Да что рассказывать. Я не видела, как у сына в руках очутился нож, а Миша, муж, поскользнулся на полу, там мокро было и упал прямо на нож.
Галя выдохнула, самое страшное она сказала. На остальные вопросы, она отвечала уклончиво: да, нет, не помню, не знаю. После села на свое место и просидела тихо, не поднимая головы весь процесс.

  Трагедия разъединила семью. Родители отца не общались с матерью, во всем ее винили и проклинали внука.  На последнем слове Боря не удержался, расплакался, попросил прощения у родственников. Ему было стыдно за поступок, который не совершал и за свою слабость – разнылся как девчонка. 
  - Будь ты проклят, Иуда! - кричала горем убитая бабушка.
Дед молчал, опустив глаза, придерживал жену под руку, чтоб не упала.  Эти же проклятия сыпались и на голову Гали.
  - Тварь неблагодарная! Мы всегда были против вашего брака – не пара ты нашему сыну. Как в воду глядели. Пригрел змею на груди. И сыночка таково же вырастила. 

  Суд учел все смягчающие обстоятельства дела и вынес приговор, пять лет воспитательной колонии. Такого не ожидали ни Галя, ни Борис. Это не шуточки –  пять лет колонии для мальчишки. Это поломанная судьба, не возьмут в Армию, не получишь нужного образования и профессию. Штамп уголовника на всю жизнь. Конечно он так не мог думать, мал еще. Главная трагедия для него заключалась в том, что он сейчас не вернется домой в прежнюю жизнь, а продолжится тюремный ад. Галя с жалостью смотрела на уходящего из зала суда, растерянного сына. Как же так? Замер у обоих в глазах вопрос.


  В одно прекрасное утро, Борису выдали паек, три селедки, три булки черного хлеба и кулек сахара, вывели с вещами и погрузили в автозэк. Пошел по этапу. На железнодорожной станции, под охраной с собаками, по списку передали конвоирам вагона. Специальный вагон для заключенных и их охранников, называется Столыпин. Выкрикивают твою фамилию, ты должен выйти из строя полностью назвать себя год рождения, статью, срок отбывания. Присесть на корточки и ждать посадку в вагон.
  - По одному, пошел. Шаг - влево, шаг – вправо – побег! Прыжок на месте провокация. Стреляю – без предупреждения.
 Ему все было в новинку, зазевался и получил удар дубинкой по спине.
  - Не тормози. Бегом!
  От хамского обращения – ты никто – пыль под ногами, самооценка падает до нуля, а с этим еще надо как – то жить или выжить.

  Неизвестность хуже всего. Никто не знает куда его везут, сколько дней, недель, месяцев проведет в дороге. Опытные уголовники, набирали больше продуктов, чем вещей, которые могут не пригодиться, более авторитетные и сильные могли раздеть слабого и интеллигентного заключенного и отдать ему свое грязное и вонючее барахло.
  Мать собрала в дорогу кое – какие вещички и незапрещенные продукты, которые перепроверили, переломали, раскрошили. Но он был рад и этому. Так хотелось сладкого, раньше он не замечал за собой такой тяги, что обыкновенные карамельки без фантиков, вызывают такое наслаждение, а пряники вкуснее любого пирожного. Как же мало человеку надо для счастья!

  В вагоне было несколько купе – боксов в которых сидел разный сброд людей со всей России. Бориса втолкнули в переполненное купе и закрыли решетку. В купе шесть полок, без окон, а арестантов было человек десять, пятнадцать. Кто – то лежал на верхних полках, а кто – то сидел внизу и спал сидя. Воздух тяжелый, спертый, люди могли месяцами не мыться пока добирались до колонии. Мужики постоянно курили, хотя охранники запрещали, да кто будет их слушать. Лучшие место было с краю, к проходу, больше воздуха, иногда конвоиры открывали окна в коридоре и глоток свежего воздуха проникал в купе.
  - Здрасте, - неуверенно поприветствовал он, толпу сидящих мужиков в основном в темной одежде, от этого сливались в одно большое целое и опасное.
  - Куда еще подселяешь, начальник? Как селедки в банке уже. Не вздохнуть, не пукнуть, - возмутился человек с краю.
  - Дома у жены под боком будешь руководить, что делать, - ответил конвоир.
Толпа пришла в движение, потеснились, кто – то пересел.
  - Давай малец падай, - показали место в углу. – Сумку под ноги брось.

  Борис оказался зажатым в углу, между стеной и людьми. Это хорошо, он мог быть не заметным, чтоб его никто не беспокоил.  Боря сначала прислушивался к негромким разговорам мужчин. Потом голоса стали отдаляться, а затем и вовсе стихли. Уткнулся носом в курточку, а головой привалился к стене, закрыл глаза и сразу оказался в другом месте. Побег. Сам мог выбрать, где хотел сейчас очутиться: на море с друзьями купаться; в походе, в спальных мешках лежать под звездным небом и мечтать о будущем. Такую депортацию души он сам себе придумал, чтоб не сходить с ума от действительности.
  От пустого никчемного человека шуму всегда больше, он полон энергии, всегда суетится, болтает без умолку. Человек серьезный и значимый, больше молчит и слушает, не позволяет себе пустой болтовни, если скажет, то это закон – надо слушать и исполнять. Такой авторитетный сосед оказался рядом с Борисом.
  - Ну давай знакомиться, малец, - предложил сурового вида пожилой мужчина.
  - Боря Бешенный, - правильно представился Борис.
  - Ого, это фамилия у тебя такая говорящая или погоняло?
  - Погоняло.
  - А за что получил, не похвастаешь?
  - За дело.
  - Ну тогда я Валера Уральский, а для тебя дядя Валера. Видал Клещ, парень в первый раз попал, а уже Бешенный, а ты пол жизни по лагерям, как был Клещ, так и остался Клещ.
  - Да мне и так не плохо живется, - ощерился молодой парень лет двадцати пяти – тридцати, раскинул татуированные пальцы.
Истинный возраст человека тяжело определить в нечеловеческих условиях, здесь все выглядят старше своих лет: серые лица, потухший взгляд, бритые головы.  А если этого же парня отмыть, одеть по моде, сделать стильную прическу, то пять лет сразу скинет, а может больше.

  После ужина, ржавой селедкой с хлебом и кипятком с карамелькой, выводили по одному в туалет. В туалет водили утром и вечером, на стоянках нельзя. А если вагон отцепляли и ставили в тупик, то и вовсе беда. Бывалые мужики запасались бутылками и мочились прямо в них, если припрет. Для Бори все в новинку. По дороге в туалет переговаривались с арестантами в других боксов.
  - Отставить разговоры, - били дубинкой конвоиры.
  Одно из купе занимали женщины, разных возрастов, от почтенных бабушек до молоденьких девчонок. Проходя рядом с их купе, арестанты оживали сыпались искрометные, в основном похабные шутки с обоих сторон. Девки просили закурить, охранники были начеку, чтобы ничто не передавалось.
  Борис, проходя мимо них чувствовал смущение и представить среди них свою мать не мог. Хорошо, что он взял вину на себя.
  - Ой, какой молоденький, от мамкиной сиськи только оторвали наверно, - видя его смущение еще больше подзадоривали его. Им бы только повеселиться.
  - Еще и девок то не щупал, когда теперь доведется. Иди касатик к нам мы тебя приголубим. Научим, как любить по-русски, - протягивали руки через решетку.
 Он шарахался от них, конвоиры били по рукам дубинкой.
Молодые, разбитные бабенки заигрывали и с охранниками.
  - Молодой, дай закурить.
  - А я люблю военных, красивых здоровенных.
  - Как служба? Может покувыркаемся, а то мне не скоро на свободу.
  - В штанах наверно уже детки пищат? – Смеялись бабы.
Это было развлечение средь однообразных тягостей будней. Охранники на них не обращали внимание или могли крикнуть.
  - Заткнитесь стервы.

  Все затихало, готовились ко сну. Дяде Валере уступили полку на втором ярусе, чтобы он мог хорошо выспаться.
  - Давай малец, забирайся на полку, отдохни, - предложил он Боре.
  - Нет, - интуитивно понял, такого он себе позволить не мог, занять место авторитета. – Я тут посижу.
  - Сейчас мне уступят место, - он строго посмотрел на лежащего на другой полке.
  - Давай Валера ложись, отдыхай, - быстро сполз с полки мужик.
Боре было неудобно перед мужиками старше его, но отказываться нельзя.

  Ехали долго, со всеми остановками, иногда кого – то высаживали, а на смену сажали новых.  Этап – это изнурительная, выматывающая дорога в места заключения. Неизвестность давила на психику.

  - Тяжело на малолетке чалиться, там сплошной беспредел, - рассуждал авторитет.
  - Мы тоже были первоходками, и ничего – живы, - отбил чечетку руками неунывающий парень.
  - Главное не дрефь парень, прописка у тебя хорошая и статья авторитетная. Держись серединки, вперед не лезь, там люди — это место кровью добивались, загрызут. И в чертях не ходи, - напутствовал Валера Уральский неопытного паренька, запавшему ему в душу. - Может еще свидимся, Боря Бешенный.

  До своего пункта назначения, Борис добирался, целый месяц. На пересылках в разных городах два раза по неделе ждал своего этапа. Все запасы продуктов, что дала мать, давно закончились, поэтому перебивался или казенным пайком, или щедростью мужиков.