Глава 9 - Уйти - это тоже решение

С утра мы с Сашей разбудили детей и выгнали их на зарядку. Обычно, чтобы всех разбудить, нужно пройтись по комнатам несколько раз. Вот я и делала уже, кажется, третий круг почёта, когда Саша сказала мне: "Маша, иди буди мальчиков! Я девочек уже разбудила". "Я всех хожу, бужу и заставляю убираться. Не переживай", - ответила я. "У тебя маленькие девочки не встали! А у меня встали", - возразила Саша.  "Саша, ну вот ты прикалываешься, что ли? - подумала я. - Ты себя-то вспомни! По первому требованию вставала в детстве? Может, встали, потому что и я, и ты уже несколько раз попросили?"
Я выгнала последних оставшихся детей из комнат, собрала их в строй, Саша пересчитала их и повела на площадку, где проводилась зарядка, а потом на завтрак. Потом для нашего отряда по плану был бассейн, куда Саша и отвела здоровых детей. Мне же пришлось вести больных в медпункт.
У медпункта была огромная очередь. Казалось, болело уже пол-лагеря, не меньше. Да и я уже кашляла не хуже наших детей. Мы провели в этой очереди два часа, то коротая время игрой "в слова", то просто сидя или наматывая круги. Саша то и дело звонила мне с вопросом: "Маша, ну и где вы?" "Тут очередь огромная, все болеют! - раздражённо отвечала я, добавляя про себя: - Ты думаешь, я тут развлекаюсь?" В очереди я встретила Тамару, которую весь наш педотряд знал как "девочку, которая побывала на Окрестина". Она тоже привела детей из своего отряда в медпункт. Кроме меня и Тамары, в очереди было ещё несколько вожатых. В разговоре с Галей и Диной Тамара плакала и говорила о том, что она весь этот лагерь "просто не вывозит". Я хотела подойти к ней и сказать, что испытываю точно такие же чувства, но передумала. К чему ни с того ни с сего встревать в чужой разговор?
Когда я наконец привела детей обратно в отряд, все уже искупались в бассейне, и теперь были на футбольном поле. Саша куда-то повела Никиту, а меня попросила присмотреть за детьми. Ребята захотели играть в "мафию". Я, разумеется, не была против. Они уселись на краю поля и начали игру, пригласив в неё меня.
Тут мне на телефон пришло сообщение от Саши: "Маша, по лагерю ходит проверка. Мы должны играть с детьми именно в активные игры". "Да шла бы к зайчику эта проверка и ты, Саша, вместе с ней! - подумала я. - Проверка лучше бы занималась тем, чем надо, а не ерундой страдала!" Но ничего не поделаешь - пришлось тормошить детей. Несколько мальчиков согласились погонять в футбол. Мы с Дашей взяли ракетки и стали неумело играть в бадминтон, изображая бурную деятельность. Проверка, к слову, на горизонте так и не нарисовалась.
Перед обедом на поле появилась Диана, которая утром находилась на заслуженном отдыхе после ночного дежурства в корпусе. Саша с Никитой тоже уже вернулись. Я уговорила нескольких скучавших маленьких девочек порисовать вместе со мной. Я достала из рюкзака свой блокнот и фломастеры, и мы стали рисовать общую картину, на которой у нас появились котики, белочки, бабочки и кто-то ещё.
А потом был обед. Никита немного задержался, и мальчишки испортили его порцию: расковыряли котлету и подлили в кашу чай. Разумеется, Никита не захотел есть такое и попросил меня, чтобы я принесла ему другую порцию. Я пристыдила мальчишек, сказала Никите, чтобы больше не отставал от отряда, и пошла за порцией. Бабуля-повариха дала мне её, но сложности были ещё впереди.
Поскольку была третьей вожатой, я ела во вторую смену, после всех ребят. Когда я подошла за порцией для себя, повариха воскликнула: "Девочка, так я же тебя уже кормила!" "Я тогда не для себя брала", - сказала я и объяснила ситуацию. В общем, пришлось мне выслушать длинную гневную тираду поварихи о том, что на каждого ребёнка рассчитана только одна порция, и никаких исключений. Правда, обед она мне всё же дала.
Перед тихим часом двоих ребят снова пришлось отвести в медпункт, где я услышала разговор двух медсестёр. "Так а ту девочку уже отвезли в травматологию?" - спросила одна. "Ох, если бы! Машина ведь сломалась. Ещё неизвестно, когда починят. Поэтому пока тут лежит", - ответила другая. "А проверка-то куда смотрит?" - мысленно съязвила я.
Зато мимо медпункта проехала другая машина. Это был большой грузовик-мусоровоз с табличкой "генеральная уборка". На нём висел российский триколор, георгиевская лента и православный крест, но высокой культурой тут и не пахло. Громко и трёхэтажно матерясь, водитель разгонял очередь захворавших детей, пытаясь проехать...
На тихом часу меня первыми встретили, конечно, Яна и Настя. "Мария, а мы знаем, сколько Вам лет!" - сказали они. "Да?" - удивилась я. Дело в том, что нам, вожатым, было запрещено сообщать детям свой возраст. Дети, правда, регулярно спрашивали об этом Диану, Сашу и особенно меня, но мы отвечали, что откроем им эту тайну в последний день смены. "Вам 18! - сказала Яна. - Нам 16-летние девочки из 27-го отряда рассказали". "Значит, кому-то всё же сболтнула лишнего, - подумала я. - Ну да ладно. Всё равно и так видно, что мне явно не 25".
"А Вы тоже из Беларуси?" - спросила Настя. "Да, - ответила я. - На нашем отряде все вожатые из Беларуси". "А Вы русская?" - продолжила беседу Яна. "Белоруска, - сказала я. - А если быть точнее, то на четверть русская, на восьмую часть - литовка, на какую-то там - полячка, а ещё немного еврейка, ну и на то, что осталось - белоруска, да. Интересна и многогранна, в общем". "А как Вы окончили школу?" - спросили девочки. "Да неужели?! Эта парочка, оказывается, может нормально побеседовать! - подумала я и ответила: - Хорошо окончила. Серебряную медаль получила. Если б не восьмёрка по физике, была бы золотая". "А у вас в Беларуси есть серебряная медаль? - спросила Яна. - У нас в России только золотая. И у нас система оценок пятибалльная". "А у нас десятибалльная", - поделилась я. "А у Вас есть друзья?" - поинтересовалась Настя. "Конечно, - сказала я. - Только они в Беларуси, в Минске. А одна подруга вообще скоро переедет в Литву".
"А Вы можете распустить волосы? - попросила Яна. - А то Вы всё время с этими хвостиками! Мы очень хотим увидеть Вас с распущенными". "Могу", - согласилась я, завела девочек в их комнату и распустила волосы. "Какая Вы красивая! - восхитились Яна с Настей. - Вам очень идёт!" "Что ж, я очень рада, что вам понравилось", - улыбнулась я.
Но идиллия продлилась недолго. Обожаемый Яной и Настей Рамильда лежал в изоляторе, поэтому они затребовали Сашу, который им, как ты помнишь, тоже нравился. Пришлось мне снова дежурить на лестнице. Яна и Настя чего только не перепробовали: и караулили, когда я отвернусь или отойду, и пытались меня уговорить, и грубили, и даже пробовали нагло пролезть под моими руками. Я очень на них сердилась и всё больше убеждалась, что вот этих двух девчонок мне совершенно не жалко и что вот им я точно не сочувствую, не сделаю для них снисхождение, не нарушу правила ради них.
Когда Яна и Настя наконец устали, сдались и ушли в свою комнату, на лестнице появились Вика, Даша и Ульяна, которую уже выпустили из изолятора. "Маша, нам сказали, что на ступеньках у входа в корпус лежит котёнок, - сообщили они. - Можно, мы пойдём его посмотрим?" Там на самом деле лежал котёнок, и я его видела, когда заходила в корпус. "Ну, котёнок - это святое, - подумала я и сказала: - Можно. Только тихо и недолго".
В конце тихого часа Олег не сдал телефон. Об этом мне сообщил Коля, который тоже долго не хотел его сдавать. "Маш, он положил его вот в эту сумку, - показал мальчик. - Заберите его, иначе я тоже не сдам телефон. Только не говорите Олегу, что я его выдал". Я забрала телефон Олега и положила ко всем остальным, хотя мне и было, конечно, не очень приятно лазать по чужим сумкам. А после полдника Олега пришлось вести в медпункт.
"Олег, мне нужно с тобой серьёзно поговорить! - сказала я. - Мне тут сорока на хвосте принесла, что ты не сдал телефон. Ты положил его в свою сумку. Но я всё равно достала его и забрала. Скажи, тебе не стыдно обманывать меня и ребят?" Олежка что-то пробормотал в ответ, а я больше ничего не сказала. Я ведь и сама днём раньше обманула Нину Владимировну...
Дело в том, что я решила уехать домой. Решение это зрело долго, и вот оно созрело. Мои родители не были против, скорее, были только за. Нет, дело не в том, что я не нашла общий язык с детьми. Я считаю, что с большего как раз-таки и нашла. Они обычные дети, хотя с ними, конечно, и непросто. Они такие же, как мои двоюродные брат и сестра Максим и Ксюша. Такие же, какой я сама была в детстве. Но вот сам лагерь... Местный режим, наверное, примерно наполовину объясняемый недостатком финансирования данного места... Нет, я так и не приспособилась и не влилась. "Я веду постоянную борьбу, то вступая в противостояние и теряя силы, то играя чужую роль и теряя себя. Это место не для меня. Да, меня любят дети, иногда я становлюсь для них стеной и заступницей. Но я устала. Я ничего в корне не изменю, я просто трачу свои каникулы. К тому же, мои напарницы Диана и Саша... Я устала от них отдельно. Мы слишком разные. Короче, пусть сами разбираются!" - решила я.
А почему я соврала Нине Владимировне? Да просто я подумала, что, если бы сказала ей о том, что не довольна лагерем - она бы стала уговаривать меня остаться или ещё чего похуже. Поэтому я придумала, что у меня случились срочные семейные обстоятельства, из-за которых мне надо вернуться домой. И Нина Владимировна разрешила мне уехать, сказав только, что мне надо подойти и написать заявление на отчисление из педотряда.
Вернувшись в корпус, я отозвала Диану и Сашу в сторонку и сообщила им о том, что меня больше не будет в лагере. "А почему ты уезжаешь?" - спросили они. "Поняла, что это всё не для меня", - коротко ответила я, не став вдаваться в подробности. Всё равно ведь не поймут! "Это не из-за нас?" - спросила Диана. "Не из-за вас", - ответила я, частично соврав, чтобы никого не обидеть. Да и если бы дело было главным образом в Диане и Саше, я могла бы просто попроситься в другой отряд. Но это не так, да и не хотела я другой отряд. Я уже полюбила этих детей... Если в данном случае можно так выразиться. Я выучила двадцать девять имён, я разглядела их особенности. И все они навсегда останутся в моей памяти.
"Ну хорошо, раз не из-за нас, - вздохнула Диана. - Грустно, конечно. От тебя всё-таки была какая-то помощь". "Какая-то помощь?! - мысленно вспылила я. - Нет, это всё-таки очень здорово, что я вас двоих покидаю".
Когда я вышла из корпуса, начался дождь. Даже не просто дождь, а настоящий ливень. Но идти обратно в корпус мне не хотелось, а хотелось побыть одной. Поэтому я села в беседку. Туда не попадал дождь, и потому там было сухо. Я сидела и наблюдала, как вода ручейками бежит по тропинкам, сосны умывают свои иголки, ветер купает кусты. И тут рядом со мной присел Коля, укрывшийся полотенцем.
"Ты чего тут? - удивилась я. - Тебе Диана с Сашей разрешили выйти?" "Я им ничего не говорил, - нахмурился мальчик. - Меня в комнате достали. Хочу один побыть". "Побудь, - разрешила я. - Посиди со мной".
Вскоре дождь утих. Коля ушёл обратно в корпус, а я пошла писать заявление. К слову, это оказалось очень хорошо, что я придумала про "семейные обстоятельства". Дело в том, что заявление содержало обязательную строку: "Претензий к руководству лагеря и педотряда не имею". Так что, видно, с претензиями бы не выпустили.
Отчислившись, я отправилась на ужин: надо же мне было всё-таки поесть. Я подсела за стол к Яне и Насте, потому что рядом с ними было свободное место. "Мария, Вы уезжаете?! - воскликнули они. - Это из-за нас, да?" "Нет, девочки, - ответила я. - Вы не виноваты в этом". "А Диана сказала, что это мы виноваты, и обозвала нас нахалками", - сказала Яна. "Нет, девочки, это не так, - возразила я. - Не принимайте близко к сердцу". "Тогда почему же Вы уезжаете от нас?" - спросили они. "Ну, как бы вам объяснить... - замялась я. - Вот помнишь, Яна, как ты однажды сказала мне, что хочешь домой?" "Помню", - ответила девочка. "Ну, вот и я хочу домой, - подытожила я. - Думаю, мы поняли друг друга".
Я доела свою порцию и встала из-за стола, а Настя вскочила и обняла меня так искренне и так крепко, как могут, наверное, только хулиганки. И у меня сразу прошла вся неприязнь к ней и её подружке Яне. "Наверное, в самом деле, всё, что было им нужно - это Саша и Рами, - подумала я. - И разве есть тут, за что их осудить? Может, это как раз то, что называется "первая любовь". А за свою любовь борются, как могут и как умеют".
Я пожелала всем ребятам хорошего отдыха, побольше приятных моментов и ушла навсегда...
Я вышла за территорию лагеря, зашла в магазин в Кабардинке и купила себе еды на дорогу, потом заглянула в аптеку и купила пастилки от горла: оно у меня болело. В медпункт я идти не хотела, поскольку боялась, что меня могут не отпустить назавтра домой. Мало ли что? К тому же, там ведь и детям не особо помогали, так какой смысл?
Тебе, наверное, интересно, как отнеслись соседки по комнате к моему отъезду? Так вот, из шести человек половина поняла меня, а половина - нет. Лучше всех меня поняли Ксюша и Полина. Мы с ними довольно душевно поговорили на прощание. Эмилия сказала, что тоже понимает меня, но всё же, если бы у меня уже был педагогический опыт, как у неё, я смогла бы всё выдержать. Возможно, она права. В самом деле, на курсах нам говорили, что это принципиальная позиция лагеря - дать детям молодых студентов в качестве вожатых, чтобы всем было весело. Но на самом деле это совсем не так. Безудержным весельем в лагере "Далматинец" как-то не пахнет. Наверное, это просто экономия средств, не более. И, подозреваю, таких лагерей по России навалом.
Варя и Ника не поняли меня, но не стали и осуждать. Кира же, девушка из Мурманска, меня осудила. Я даже не стала пытаться донести до неё основную причину своего отъезда. Она, как и Диана с Сашей, всё равно бы не поняла. Кира часто повторяла, что не понимает и не поймёт людей, которые, как она выражалась, "обсерают лагерный рИжЫм", и говорила, что мы должны быть благодарны за еду, крышу над головой, возможность иногда искупаться в море, а ещё за то, что у лагеря нет с нами никаких трудовых договоров, а потому с нас никто никогда ничего серьёзно не спросит. Кире не понять, что есть люди, которым просто не всё равно... Не всё равно, что происходит вокруг, где они работают и чем занимаются. И что, пытаясь делать всё по совести и в согласии со своими убеждениями, не всегда можно выдержать до конца... А делать по-другому невозможно.
"Это так глупо - взять и уехать! - сказала Кира. - Тебе нужно просто отстоять личные границы". "Нет, Кира, встать и уйти - это тоже решение, и притом довольно серьёзное, - сказала я. - И иногда самое правильное. Кроме того, я вижу отстаивание своих личных границ именно в отъезде".
Да, мне частично всё-таки стыдно за свой отъезд. Стыдно не перед лагерем и не перед напарницами, даже не перед соседками по комнате. С Алесей только вот жаль, что не успела попрощаться... Хотя, возможно, и с ней, и с Аней мы ещё увидимся, ведь мы учимся в одном университете.
А стыдно мне перед детьми. Я ведь оставила их. "Кто теперь скрасит их дни до конца смены? - думала я. - Но всё же... У них есть родители, которые могут их забрать, если уж кому-то будет совсем невмоготу. Всем не поможешь... Я, наверное, сделаю больше полезного у себя дома. Пойду в приют, напишу и нарисую что-нибудь, повторю микробиологию и пропедевтику, в конце концов!"
Да, возможно, для кого-то я "беглая", дизертирка, предательница и кто угодно ещё, но ничего не поделаешь. Я думала, что еду в нормальный цивилизованный лагерь, вроде "Надежды", в которой я сама, будучи ребёнком, любила отдыхать, но это, увы, оказалось не так.
Вечером мы с соседками по комнате отмечали День Рождения Эмилии, которой исполнился 21 год. Мы пили чай, ели торт, кроме того, девочки пили пиво, но я от этого воздержалась.
Мы все подписали для Эмилии открытку на память, и я тоже оставила там свою "зайчиковую" подпись.