Любимая невольница

Дев вольно пришедших так полон гарем.
Но тайная башня неведома всем,
Томится невольница новая там,
Ее не откроют ненужным глазам.
Захвачена в плен, из далеких земель,
В чадре и в окошке лишь узкая щель.
Отдельно от всех, под тяжелым замком
И стражи у двери дежурят притом.

И вот настает эта ночь, этот час,
Султан отдает свой особый приказ,
Рабыню, затмившую всех красотой,
Из башни ведут на цепи золотой.
Завеса чадры непроглядно густа,
По слухам, слои те доходят до ста,
Ни контур фигуры, ни глаз и ни ног
Никто различить даже мельком не мог.

В покои султана рабыню ввели
И первый покров тут с нее совлекли.
Сверкнули глаза сквозь прозрачную ткань,
Раба на коленях...но голос был "встань!"
На кокон плененный взирая довольно,
Султан приказал нежной деве невольной
Плясать, постепенно снимая чадру,
Чтоб полностью лишь обнажиться к утру.
Покровы красавицы стан оплели
Лишь очи сверкают из узкой щели
Уста под замками из шелка
И стан извивается долго.
Похоже на танец семи покрывал,
Но только лишь взор бы покровы сорвал,
И медленно, медленно плат за платком
Бросай на ковер под хозяйским кивком,
Пока не прикажет хозяин застыть,
Пока от покровов не будут чисты
Невольничьи бедра, невольничья грудь,
Хоть тело горит, но желает заснуть...
От танца она утомиться должна,
Проложена шелком грань яви и сна.

Лишь музыка льется в тиши полуночной,
Сокровища цепью закованы прочной
Под всеми слоями густых покрывал,
И голос хозяина - главный сигнал.

И влагой наполнена животворящей
Та чаша, что замкнута малым замком
Терзающий груди невольницы спящей,
Помыслить он больше не мог ни о ком...
Любимой рабыней невольница стала,
А вскорости даже любимой женой,
И только оков никогда не снимала,
На зов господина расставшись с чадрой.