Людмила

Я встретил ее в первый день занятий. Нашу группу привели на институтский стадион и указали на скамейки, располагайтесь. Преподаватель физкультуры, мужичок, средних лет, с пивным животом, раскрывал перед нами программный план занятий. То есть то, что мы должны были освоить на первом курсе пединститута. Я, деревенский парнишка, в шевиотовых* брюках и в простых матерчатых туфлях, сидел один. Во мне не было ничего особенного, неуклюжий мешковатый парень. Разве что прическа, густой чуб из тёмно–русых вьющихся волос, которому бы позавидовал любой столичный стиляга. – Сядьте немного правее – услышал я приятный девичий голос за спиной. Я обернулся назад. – А то солнце светит прямо мне в глаза, сказала, с улыбкой, девушка. Я подвинулся вправо, да так и остался сидеть, в пол оборота, не отрывая от нее глаз. Она сидела между двух парней и оживленно, о чем–то с ними шепталась. Лекции я уже не слышал, смотрел только на нее. Длинные ресницы прикрывали удивительно голубые глаза. Локоны, отливающие золотом солнца, ниспадали на плечи. Когда занятия окончились, все поднялись и направились в учебное здание. А я все сидел, и с какой–то еще неосознанной, щемящей душу грустью, смотрел как она уходит, всё с теми же парнями, также весело беседуя. О, как она была прекрасна!
С того дня, чем бы я не занимался, что бы я не делал, всё время предо мною были её глаза, её волосы, я слышал её голос. Ну конечно же, меня она не замечала, как и многих других парней. У неё был свой круг общения, включая тех двух пижонов и еще пару девчонок, судя по всему, они были из одного города. 

Через несколько дней занятий, нам перед лекцией сообщили, что из подшефного совхоза пришла телефонограмма, просили помочь в уборке винограда. Выезжали мы завтра в семь утра. Когда я подошел к зданию физмата, где был назначен сбор, она уже стояла у автобуса с неизвестным мне парнем, он её очевидно провожал, уж слишком элегантно он был одет. Перед загрузкой в автобусы, красавчик приобнял девушку и как–то небрежно чмокнул её в щечку. Тогда я подумал, что у меня есть шанс познакомиться с ней поближе и стал пробираться к автобусу, в который она уже зашла. – Людочка, иди к нам, мы тебе место держим. Села она на заднее сидение, вместе с теми же парнями, с которыми я видел её на стадионе. Вот так я и узнал имя прекрасной незнакомки!

В совхозе нас очень хорошо встретили, поселились мы в бригаде. Жили легко и весело. Днем работали, после работы купались в море, вечером танцевали. Не много позже приехали и второкурсники, среди них был тот парень, что провожал Люду в автобус. Ему было лет двадцать пять, высок и плечист, светлые волосы, на лацкане его костюма красовался значок спортсмена–перворазрядника*.

Как же мне хотелось тем вечером пригласить Людмилу на танец, познакомиться с ней наконец, но тот парень, со спортивной фигурой не отпускал её от себя ни на шаг. Но и ей видимо было с ним хорошо и весело.

Работали мы на винограднике парами, парень с девушкой, парни относили корзины с гроздьями свои и девочек. Староста во–всеуслышание заявил, – Я работаю с Людочкой! Я же работал в паре с парнем, не досталось нам с Андрюхой девчонок. Всё старался я быть поближе к Людмиле, мне так хотелось смотреть на неё, слышать её голос. Нагнувшись над полной корзиной, я услышал: – Людочка, нехорошо ты делаешь, мы тебя ценим, уважаем, ты многим очень нравишься, а встречаешься почему–то с парнем с другого курса. – Ну что я могу сделать, ведь сердцу не прикажешь, никто мне не нравится! С Олегом же мы знакомы давно, он умен, с ним очень интересно, ко мне он хорошо относится. Что она ещё говорила, я не слыхал, получалось будто–бы я подслушивал, поэтому я поднял корзину и ушел. Так я к ней и не подошёл, ни сегодня, ни завтра, ни до окончания трудового семестра, который пролетел, как один день. 

Опять началась учеба с учебниками и зубрёжкой. На курсе все видели, что Олег и Люда любили друг друга, во время перерывов между лекциями, он спускался со второго этажа и они просто бежали навстречу друг к другу. Поговаривали даже о их свадьбе. Ну что их связывало – взаимное влечение, общность интересов или нечто другое? А еще они пели вместе и пели прекрасно. Был какой–то праздник, кажется, Первое Мая. Объявили её номер, вот она вышла на сцену, я её еще ни разу не видел на сцене. Держалась она свободно, и эта манера держаться очаровывала. Пела она песню Исаака Дунаевского «Весёлый ветер» из кинофильма «Дети капитана Гранта». Потом они спели вдвоем с Олегом «Песенку о капитане» из того же фильма. Как они пели, успех был потрясающим, песня о любви, а они ведь любили! Вызывали их на бис, но они галантно поклонились и больше не вышли.

На начало другого институтского концерта я опоздал и расположился у входа в зал, прислонившись к стене. Я одел черный костюм, крик последней моды. Я уже был не тот, деревенский парнишка в скромной одёжке. Учеба в престижном ВУЗе большого города, накладывала свой отпечаток на манеру одеваться, говорить… Да, и вот она сошла со сцены и идет прямо в мою сторону. Я что–то ей сказал в виде комплимента, – Ах, как вы хорошо пели. И начал говорить Людмиле что–то об искусстве, к этому времени я уже много прочёл книг, интересовался тем, что как мне казалось, должно её занять. Она с удивлением подняла на меня глаза. У меня хватило смелости предложить ей прогуляться. Я был так решителен и так настойчив. Откуда появилось у меня это? Она, вежливо отказалась, что–то сказала об Олеге. С этого времени мы подружились, сидели вместе на лекциях, я помогал выполнять ей лабораторные работы. Однажды я предложил Людмиле сбежать с двух последних часов лекции, она согласилась, мне её согласие было вдвойне приятно. Дело в том, что, мы занимались во вторую смену, Олег тоже, и после занятий он всегда её поджидал в холле. Сегодня, я лишал его такой возможности.

Мы долго бродили по городу, много говорили, было совсем темно, когда мы подошли к её дому, вот и настало время прощаться. Я боролся с раздвоенным чувством, – поцеловать её или уйти, сказав – до свидания. Сердце моё учащённо билось я боялся своим прикосновением обидеть её, и в то же время сила молодого страстного чувства волновала меня. Беру её за хрупкие плечи, она поворачивается ко мне, я её целую. Милые, её горячие губы, доверчиво прильнули к моим губам. Я ей не безразличен! – Я тебя люблю! – шепчут мои губы. – Эх, ты Витенька, давай теперь я тебя поцелую, – и целует меня так, как меня никто и никогда не целовал. У меня задрожали колени, теперь я уже совсем ошарашен. Кто она на самом деле? Трясущимися руками закуриваю сигарету, чтобы успокоиться. Говорю – брось Олега. – Не могу, ведь это не так просто. – Почему? – Что вас связывает? – Не надо об этом сейчас, Витя. Мне надо разобраться в себе. А теперь иди домой, поздно уже. Что–то таинственное, манящее связывает нас теперь. Мы убегали с лекций и целовались, целовались до безумия.

«По пятницам у Олега были занятия в спортивной секции, Люда стала говорить ему, чтобы он не приходил её провожать, – Ведь можно хоть один день побыть одной, и к семинарам тебе готовиться надо, и мне тоже», – говорила ему Людмила. А мне жаловалась, – Как он мне надоел, мне противны его объятия, мерзки его скользкие губы, его слова! «– Брось его», – говорю ей. – Зачем ты обманываешь его, и себя, зачем душу мою терзаешь! – Нет это невозможно, слишком многое нас связывает! Снова теряюсь в догадке, что же их связывает. – Объясни, кто для тебя Олег? – Виктор, я прошу тебя не надо о нём, – в голосе Людмилы слёзы.

Через три дня Новый Год, мой второй Новый Год в этом городе. Каким он будет? Бродим по ночному городу, мечтаем, мелодично поскрипывает под ногами снег. Наш город южный и очень красивый, особенно зимой, везде стоят заснеженные деревья, какая–то в этом есть сказочность, таинственность. А хорошо на сердце ещё и потому, что рядом со мной она, моя Людмила.

Однако Новый Год будем встречать порознь, Люда с Олегом, а я уеду за город к родственникам. Так решила Людмила. Вдруг, после лекции, Люда отзывает меня в сторонку и тихим, завораживающим голосом говорит: – Витенька приходи ко мне тридцать первого декабря, днём я буду одна. – Зачем, к чему? – Хочу с тобой быть, целоваться.

Дома она была одна. Лежала на диване, в простеньком домашнем халатике и смотрела телевизор. – Садись. Я сел рядом. Вот она, совсем рядом, теплая, желанная. – У тебя есть выпить? – Да, там в буфете. – Ты со мной выпьешь? – Да. – Людмила, родная, давай останемся вместе! Было непреодолимое желание быть с нею, слиться воедино... – Не надо, Виктор, мягко отстранилась Людмила. – А теперь уходи, мне надо собраться на вечер. Какое у нас было положение, мы как два мотылька тянулись к одному огню. И в то же время официальная дружба с Олегом, такая открытая, и нелегко было разрушить, это установившееся мнение. – Людмила, я умоляю тебя, или мы будем только вместе, или я уйду совсем от тебя! Хочешь я сам поговорю с Олегом! – Ты его не знаешь, Витя, он просто убьёт тебя. Я сама всё решу. Я ушёл, глубоко переживая, невыносимо было это положение. Ведь мы любим друг друга, порыв сердец, трепет губ, дрожь сплетённых рук, и снова расставание.
 
Уехал я в деревню к матери, пробыл там все каникулы, даже на два дня опоздал на занятия в институте. Наши встречи с Людой временно прекратились. Я еще не знал, что Людмила ушла от Олега навсегда после той Новогодней ночи. Когда они вышли в тускло освещённую боковую комнату, он начал целовать её, потом обезумев от страсти, стал грубо добиваться её. – Я страшно закричала – вспоминала Людмила, прибежала хозяйка дома, где Олег снимал комнату. – Уберите от меня эту скотину, он пьян! Встречи Людмилы с Олегом прекратились. Олег, конечно, догадывался о нашей дружбе, если ему раньше на это просто намекали знакомые, то теперь, после того вечера, он понял всё. Но он был всё же умён и горд, больше никогда Людмилу не беспокоил.

Наши встречи с Людмилой приняли вполне открытый вид. Я был принят в круг её семьи, отец – кадровый офицер, мать – красивая, умная, сорокалетняя женщина – врач. Однажды, это было уже весной, бродили мы по улицам города, Людмила вынула из сумочки расчёску и зеркало, пошла впереди прихорашиваясь, сумочку же отдала мне. Какое–то любопытство влекло меня заглянуть в неё. Там лежала тетрадь, и в ней что–то было, присмотрелся – письма. Два письма, одно было адресовано девушке, второе было написано солдату, но адресат мне не был знаком, взял письмо и сунул его в карман. Людмила взяла сумочку, но я уже не мог сдержаться. – Смотри что я нашёл и показал ей письмо! Лицо её побелело. – Отдай письмо! Я думал вначале она шутит. Люда старалась вырвать его, я высоко поднял руку с письмом, она не отставала, я побежал по улице, остановился, поджидая Людмилу. Тяжело дыша, она смотрит на мою сжатую руку. Разорвал конверт, читаю. Пишет какому–то Борису, упоминает о их знакомстве с детства. – Кто он, друг детства? Молчит. Читаю дальше. Пишет, что ждёт его и любит, и если даже ом перестанет ей писать, всё равно она его не забудет. – Что это – спросил я. Людмила молчала, не поднимая глаз. Размахнувшись, я дал ей пощёчину и ушёл.

Через час она была у меня в общежитии. – Ты мне не веришь? Я люблю тебя, только тебя одного! С Борисом – это не серьёзно, то детство, милое, но уже далёкое. Виктор, ты даже не смотришь на меня. Мне нужен ты, только ты, я готова быть твоей...! – Раздевайся, – грубо приказал я. И стыд, и страх всё смешалось в ней, опустив глаза она стала медленно раздеваться... Что я делаю! Как я смею её так больно бить. Моё сердце сжалось, к горлу подступил комок. Я не мог больше смотреть как она унижается передо мной. Чувство гнева прошло. Ради меня она идёт на это! Ведь то, что сейчас произойдёт, будет мучить меня всю жизнь. Я люблю её, люблю эти глаза, эти руки, волосы, каждую клеточку родного тела, так зачем я позволяю себе так мучить её, ранить её душу! Сдерживая слезы, я опустился перед нею на колени, целовал её маленькие холодные руки и твердил дрожащим голосом одно: – Люда, родная, прости!

Сдавали последний экзамен за второй курс, Людмила вошла в первую пятёрку. Вышла из аудитории бледная, со слабой улыбкой на губах. – Как, спросил я. – Отлично, ответила Людмила. Ты меня подожди меня пожалуйста в коридоре, я постараюсь ответить без подготовки, сказал я. Когда вышел в коридор после экзамена, её нигде не было. Нашёл я её, грустно сидящую, на скамье. Пришли к ней домой, Ирина Николаевна была дома, приготовила нам обед. За чаем Людмила проговорила, обращаясь к матери, – Мамочка, я жду ребенка. Я был бесконечно рад, у нас будет ребенок, мой ребенок! Но почему мне Людмила этого не сказала раньше. – Людочка, выйди, – обратилась к дочери Ирина Николаевна. Ну конечно, они об этом уже давно переговорили. Люда вышла. – Ну давай поговорим, Витенька, как же это получилось, ты же умный мальчик, откуда в тебе это, как ты мог. Право не знаю, как, но не подумав, я ответил в тон ей. – А я по кабакам шлялся, пьян был, не помню. Как она тогда вскипела. – Я всегда считала тебя порядочным, выдержанным молодым человеком. Людмила – моя дочь. И я должна заботиться о её здоровье и благополучии. Ты должен на ней жениться или забыть её. Но она сама тебе об этом не скажет, она слишком скромна и тактична. Так что подумай! А что было думать, если я не представлял свою жизнь без Людмилы. Свадьбу, по настоянию Ирины Николаевны, играли не в студенческой столовой, а в ресторане.
 
Жили мы у родителей жены. Нужды ни в чём не было, но я пошёл всё же работать, во время летних каникул вожатым в пионерский лагерь. Пионерлагерь был расположен на самом берегу моря, меня определили в четвертый отряд. Всего в отряде было двадцать восемь пионеров, семнадцать девочек и одиннадцать мальчиков. Воспитателем была опытная учительница одной из школ района, Анна Матвеевна. Она много лет работала в лагере, поэтому мне легко было работать в новой должности. Весь свой опыт, она тактично и вежливо передавала нам, молодым. – Самое главное, чтобы дети были вовлечены в общественную жизнь лагеря, чувствовали заботу и внимание воспитателей и вожатых и конечно же вовремя и сытно накормлены – так всегда говорила Анна Матвеевна. Старшим воспитателем был у нас Юрий Николаевич, энергичный сорокалетний лысоватый мужчина. По графику мой отряд заступил в наряд. Мы с Анной Матвеевной в пять часов утра уже были на ногах, как раз в это время повара получают продукты на складе и производят закладку согласно меню. – Виктор Иванович, – ты проверь, сколько получили масла сливочного и проследи за приготовлением порций – давала мне указания Анна Матвеевна. Не помню точно, но меня шеф–повар послал за чем–то в холодильник. Открыв холодильник, мое внимание привлекло какое–то приспособление под морозилкой, я двинул устройство в сторону и к моему удивлению вниз опустился противень, на котором были масло и сосиски, которые полагалось выдать детям на завтрак. Так произошла моя первая стычка с порядками, установленными в пионерлагере и с людьми, которые их поддерживают. Почему–то очень рьяно выступал в защиту виновных Юрий Николаевич, старался оправдать их. Деловой, шумный мужчина, много говорил, но мало делал. Спортивный инвентарь был стар, изношен, мячей, игр явно не доставало. Я не согласен был с Юрием Николаевичем, пообещал ему собрать всех вожатых и во всём принципиально разобраться. Поговаривали в лагере, что старший воспитатель хотел вожатым в четвёртый отряд взять кого–то из своих, но взяли меня, правда я на это не обращал внимания, как оказалось зря. У нас были разногласия, чисто деловые, по работе, я был не согласен в некоторых вопросах распорядка дня и в отношении питания детей, часть продуктов уходила не по назначению.

Как–то нам позвонили в лагерь из филармонии и сказали, что в городе состоится представление театра южного зрителя. Меня послали в город за билетами. Со мной поехала девочка–девятиклассница из первого отряда. Взяв билеты, мы возвращались в лагерь берегом моря. По пути я зашёл в кафе и выпил стакан хорошего южного вина. Солнце палило нещадно. Не доходя до лагеря метров шестьсот, я решил искупаться. Искупалась и Таня, так звали девушку. Вечерело, вода была тёплая, берег пустынен. Мы сидели на берегу, разговаривали. Таня чем–то напомнила мне Людмилу. Возможно, выпитое вино, ударило в голову, или это сходство, но я поцеловал девушку. Мне было девятнадцать – ей шестнадцать. Молодость! Как много ошибок мы в ней совершаем! Девушка замкнулась, разговор прекратился. К нам подошли дружинники, среди них был и Юрий Николаевич. Меня обвинили в том, что я был пьян и приставал к девочке. Юрий Николаевич настойчиво требовал от Тани. – Он к тебе приставал? – Нет, он только меня поцеловал – не могла соврать растерянная девушка. – Ах целовал, всё ясно... – тоном, не требующим возражения, подытожил Юрий Николаевич. Да действительно, всё складывалось против меня: да я выпил и со мной на берегу моря была девушка–ученица, да я её поцеловал, факты были не в пользу меня. Об этом немедленно сообщили в институт, жене моей Людмиле и конечно Ирине Николаевне. Нужно было бороться за себя, но я просто раскис! Меня уволили из пионерлагеря, ушёл и из института. И вот я в Армии – так закончил свой трудный рассказ–жизнь гвардии рядовой Виктор Виглов.
– Ну а как же Людмила? – спросил кто–то из солдат.– Людмила – переспросил Виктор. – Уже здесь я полупил письмо, у Людмилы родился сын, – наш сын!

*Шевиот – дешёвая ткань, производившаяся в Советском Союзе из крапивного волокна
**Спортсмен–перворазрядник – спортсмен, получивший после сдачи необходимых нормативов первый разряд в каком–либо виде спорта