Кормилица

Весна 1943 года, фашистов гонят на запад. Семья Анны Погребной – пятеро детей, старшей дочери пятнадцать лет, младшему четыре года. Уже по–летнему жарко, палит солнце. Анна с дочерями Дусей и девятилетней Шуркой в поле на прополке кукурузы. Иван, тринадцатилетний, по–мужски серьёзный паренёк – главная опора в семье, в степи с рассвета, он ездовой*. Дома остаются самые маленькие, Толя – семи лет, да четырехлетний Василёк. «– Вася, – я закрою дверь на улицу»,     – говорит Толя. – Пойду ловить зайчиков, а ты побудешь дома один! – А мне зайчика принесёшь – шлёпает губами малыш. – Да, принесу. Только не говори мамке, что я тебя одного дома бросал. Не скажешь, нет – упрашивал он брата. – Нет не скажу, только маленького, маленького зайчика принеси, – шепелявя, соглашается младший брат.

Голодно, трудно приходится семье фронтовика, но сердце Анны согревает надежда, нет нет, да и приходит весточка с фронта от мужа. – Крепись, – пишет Андрей, – скоро разобьём фашистов, вернусь домой. Береги детей Анна! Сколько слёз выплакано, сколько горя пережито и под немцами были, и под полицейской плёткой, всё вынесли худенькие женские плечи, всё выдержали материнские сердца.

Толя с такими же семи–восьмилетними пацанами, уходил в степь к прудам, ловить степных зверьков. Пригрело солнце и то тут, то там раздавался свист сусликов–зайчиков, как их ласково называл Василек. Найдя жилые норки, дети таскали с пруда воду ведрами. Тяжело, жарко, но эти дети очень хотели жить! И вот показывается мокрая взъерошенная мордочка. По–деловому, как взрослые, мальчишки тут же снимали шкурки со зверьков. Собрав сухую прошлогоднюю траву и кизяк**, разводили костер. Спички были большой драгоценностью, поэтому костёр нужно было зажечь с одной спички. У кого не получалось, не корили, не смеялись, но не по–детски серьёзные выражения лиц, говорили о многом. Сегодня костровой – Толик. Мальчишки, одев тушки на проволоку, суют их в пламя костра. Перемазанные сажей, довольные, только энергично работают челюсти. Не забывают они и о младших сёстрах и братьях, каждый со своей порции оставляет домашним. – Что там у тебя копошится за пазухой?      – Да суслик – не хотя отвечает Толя Погребной. – Васька так просит зайчика, снесу я ему, да и суслик такой маленький, и убивать жалко его. Васька грозится мамке сказать, что я его одного дома бросаю, так я ему обещал. – Ну коли обещал, снеси – авторитетно говорит старшой, Петька Калинкин – девяти лет.

Сколько радости было у Василька, когда он наконец получил, давно желаемого зайчика, с ним он не расставался, заботился, рвал травку. Только лишь на ночь оставлял его в каменном домике–норке, который сделал эму старший брат. Но основное внимание в семье отдавалось козе Клашке. Сколько надежд и ожиданий на неё возлагалось зимой. А какова была радость ребятни, когда у неё появился маленький козленочек.

Два литра вкусного молока в день давала Клашка. Но своенравная была эта коза, молоко отдавала только Шуре, сколько ребята не пытались втихую подоить Клашку, что тут было! Клашка бодалась, брыкалась, и вырвавшись, убегала. Козлёнок Стёпка уже подрос, самостоятельно ел травку, с молочной диеты его перевели на воду. А чтобы он не мог воровать молоко у Клашки, Иван сделал ему колючий намордник. Как не изловчался Стёпка, осторожно подсунуться под Клашку, колючие шипы кололи её, пугали козу, и та, отпрянув в сторону, тут же блеяла, снова звала Стёпку, но под себя уже не пускала. И только вечером, подоив Клашку, Шура снимала со Стёпки ненавистный намордник, и он по–детски причмокивая суетился, теребя Клашкино пустое вымя. Кроме Клашки со Стёпкой была у Погребных ещё овца с ягнёнком. Загоняли их на ночь не в сарай, а на баз, тепло ведь уже было. Базы в наших краях делаются с курая***, который со временем так спрессовывается, что никакой южный ветер–степняк не разрушит его. Жили Погребные в мазанке–полуземлянке из двух комнат, да коридор, двор с улицы был обнесён мазанным забором, охватывающим с двух сторон дом. За годы войны забор обветшал, во многих местах зияли обвалившиеся проёмы. Пришла с работы усталая мать со старшими дочерями. Толя уже всё приготовил для печурки, которая сделана в земле, в глубине двора. Вскоре из трубы потянулся дымок со степным запахом кизяка. Анна приготовила пшённый суп, в бригаде сегодня давали многодетным по горсти проса. – Хлопцы, травы хозяйству на ночь нарвали? – обратилась мать к младшим сыновьям. – Нарвали мама, на пустыре травы много. По улице пылилось немногочисленное сельское стадо. Клашка, как обычно, хотела прошмыгнуть мимо дома и опять через проём в заборе, залезть в огород, ей это удавалось часто, но сегодня девочка зорко следила за козой. Поев ароматный, заправленный старой коркой сала, суп, дети с наслаждением пили козье молоко. Село постепенно успокаивалось. Только кое–где редко брехали собаки, во дворе под рассохшимся корытом удивительно храбро распевал сверчок, с жёстким щёлканьем, низко, по улице пролетел и исчез в степи козодой.

Дом Анны был угловой, сразу же начиналась бескрайняя степь, за огородом был пустырь с покосившимся амбаром, да с разбомбленной конюшней, до войны там была одна из колхозных бригад, а теперь там было всё на половину скрыто в траве. Дети тесно прижавшись друг к другу сидели на завалинке перед домом и слушали страшные сказки про колдуна и злую ведьму. Рассказывал Иван, – мастер был он на всякие выдумки. Вышла со двора мать, забирая уже уснувшего Василька, проговорила,    – хватит Иван, тебе ведь с рассвета вставать, за лошадьми в поле идти, да и детям спать пора. Своего старшенького мать всегда называла Иваном по–взрослому, если бы ни Иван, не справиться ей одной.

Утром дети проснулись от громкого крика–плача матери. Мать по–бабьи причитала, обняв за шею Клашку. Кормилица ты наша, убереглась ты от смертушки, не дала деткам голодовать! На крик матери собрались соседки. – Накликал беду на нашу голову Максим со своей окаянной волчицей. Неделю назад, конюх Максим Худолей, который по ранению пришёл домой, выследил волчье логово и убил волчицу, а волчат забрал. Дети ещё бегали смотреть к правлению колхоза, на бричке лежала, с оскаленной пастью мёртвая волчица, а под боком у неё копошились слепые волчата. У подводы стоял Максим и говорил улыбаясь, – матерый похитрее, скрылся, но от меня далеко не набегаешь. – Получил проклятый свою премию, а моя вон на базу лежит премия. – Будет тебе Анна убиваться, кто думал, что так получится – успокаивали её соседки. Отомстил за свою подругу волк, на базу лежала зарезанная овца с ягненком. А Клашка, как она успела! Вместе со Степкой выпрыгнули на баз, с него на забор, и по забору добрались до мазанки, взобрались на крышу дома, где её Анна рано утром и увидела.

*Ездовой – работник, правивший лошадьми, запряжёнными в повозки
**Кизяк – сухой коровий помёт
***Курай – степное растение


Рецензии