Отцовский сад

Сильные и удачливые люди свои проблемы решают сами, остальные, побившись головой о разные стенки и не достигнув успеха, обращаются в последнюю, на их взгляд, инстанцию: телевидение или газету. Телерепортаж не только делает чью-то беду или неразрешимую проблему достоянием общественности, выводя на чистую воду бездушных чиновников, но и привлекает к этой беде внимание более высоких чиновников, порой вплоть до губернатора, а то и президента. И непосильный вопрос вдруг начинает быстро решаться. Лет 30 – 40 назад эту функцию исполняли газеты, которые, как правило, были печатными органами  партийных и исполнительных комитетов. Любую критическую публикацию исполкомы, райкомы и обкомы брали под контроль, находили рычаги для устранения описанных в газете недостатков и сообщали в редакцию о результатах. Ну а самим попасть на приём в высокую инстанцию простым гражданам было куда сложнее, чем написать письмо в редакцию либо туда зайти.

                ***

Двадцать три года было Илье Хитро, когда кончилась война. Жизнь еще только начиналась, а позади уже столько горя, ужаса, крови, потерь родных и друзей. «Но ничего, самое лучшее и интересное - впереди, - успокаивал себя парень, демобилизуясь из войск НКВД, в которых служил, и возвращаясь в родную Лещенку, что под Новогрудком. - Землица у нас прекрасная, теперь заживём». 

Женившись и построив свой дом, он первым делом занялся садом. Это ж красотища какая, и яблок будет всегда вдоволь. Саженцы и черенки добывал где мог, даже по переписке, обмениваясь с такими же садоводами-любителями по всей стране, - тогда это было очень популярно. Со временем появилась у Ильи даже своя школка - питомник, где разводил он самые разные и диковинные сорта. Сад занимал все сорок соток возле дома, практически не оставляя места на огород. По весне благоухал тысячами белых соцветий, а осенью с потяжелевших веток гулко падали в траву спелые сочные яблоки...

Вместе с садом росли-подрастали три дочурки, мал мала меньше, пришло время - заневестились, расцвели, как те яблоньки, повыскакивали замуж, а Илья с женой за крестьянскими да родительскими заботами как-то незаметно состарились. Неизвестно откуда навалились болезни, у Ильи Ильича открылась язва - отголосок военных дней, жену внезапно парализовало. В один из особенно тягостных вечеров, не в силах день за днём наблюдать ее муки и бессилие, он наложил на себя руки...

Сад словно осиротел - поник, стал потихоньку чахнуть... Потеряв своего хозяина, он и впрямь оказался беззащитным.

     ***

Прошли годы, и однажды в республиканскую газету, где я работала собкором, пришло письмо:

«Работаю медсестрой в сельской больнице, а живу в отцовском доме, где и прописана. Возле дома старый сад, которому уже больше пятидесяти лет. Пахотной земли нет ни одной сотки, за исключением нескольких грядок. После смерти родителей мне три года выделяли земельный участок под картошку. А в этом году председатель сельсовета сказал: «Корчуй сад и сажай картошку!» Но разве мне, одинокой женщине, под силу выкорчевать такой сад? Да и как рука поднимется?! Ведь это память отцовская, его труд, его пот.

После того, как мне отказали в сотках, я обратилась к председателю райсовета Сергею Владимировичу Чубрику. И очень благодарна за его чуткое внимательное отношение. Как спокойно он меня выслушал, как расспросил о жизни, о семье, о проблемах! Если бы все руководители так по-человечески относились к людям... Видимо, он позвонил в сельсовет и сказал председателю, что тот не прав, отказывая мне в земле. Когда же я пришла на поле, где отмеряли сотки, мне выделили такое место, что картошка там никогда не вырастет! Вот чем обернулась для меня попытка добиться своего.

Но почему я, как милостыню, выпрашиваю землю, чтобы трудиться на ней и кормить своих детей?»
 
Под письмом стояла подпись Таисии Потеюк, средней дочери Ильи Хитро.

В редакцию оно пришло в конце апреля, а к 9 Мая Таисии Ильиничне выделили новый участок земли в урочище Лавские, более полноценный. Так что картошка благополучно посажена, не пришлось вырубать и отцовский сад, который, словно предчувствуя недоброе, цвёл в этом году как никогда дружно и пышно. Всё, слава богу, обошлось, но, оказавшись вскоре в Новогрудке, я захотела встретиться с Таисией Потеюк.

Невысокая щуплая женщина с приятными чертами лица и кротким выражением глаз, она работала сразу в двух местах, одно другого не слаще: психоневрологической больнице и медвытрезвителе. На скамейке у последнего мы и общались. Внутри я выдержать не могла: мало того, что с порога обдаёт водочным перегаром, так ещё и верзила-милиционер курит что-то такое едкое - сделать вдох невозможно. Видимо, от этого убийственного дыма его подопечные скорее приходят в сознание...

 - Самое страшное, - вспоминает эпопею с участком Таисия Ильинична, - как надумаюсь ночью, а что же я на следующий год сажать буду, когда съем эту картошку? Я же без семян останусь! И купить не смогу! Вот тут я забегала. Но почему было сразу не выделить тот участок? Нет, надо сначала поиздеваться над человеком! И почему председатель сельсовета считает себя удельным князем или паном?

Видел бы отец, что терпеть приходится. Разве за это он воевал? Чтобы через пятьдесят лет его дочь ходила по кабинетам и кусок земли под картошку вымаливала?.. Он у нас очень беспокойный был, до всего ему дело: где что не так, там гниёт, тут разваливается. Всё справедливости добивался. Любил слушать, как Лукашенко выступает. «Тише! - цыкал на нас. – Думаю, он наведёт порядок в стране...» Сам терпеть не мог беспорядка, особенно на земле. Да и землю-то только земелькой называл, кормилицей. Отродясь у нас кроме плуга да коня другой техники не было, но никакого пырника (пырея по-русски) мы не знали. А теперь - мне телевизор посмотреть некогда, только пырником и занимаюсь.

Таисия Ильинична распрямляет ладони, и я вижу не ухоженные руки медсестры, а заскорузлые руки полевода.

 - Участки под картошку даже не запахали на зиму! Ни одной лошади в бригаде! А трактор? «Нет солярки, - объясняет бригадир, - поэтому не можем запахать». Ну так с людей собрали бы деньги на эту солярку, нет, лучше ничего не делать... Колхозное гумно напротив моего дома просто гниёт - и нет никому дела. Гречневую солому сгноили, а скотина дохнет. Добили колхоз...

 - Сад ваш еще плодоносит?

 - Через год. Нынче должны быть яблоки. Правда, падает много. Но свиньи едят. А мешочек муки для свиней - 1300 тысяч (равные тогда 5 долларам - прим.автора). Не очень-то разбежишься. А в саду, что ж, даже трава не растет, такая тень.

Письмо-то я с отчаяния написала. Это ж смешно, если подумать, - из-за двадцати соток писать! Да и отцовский сад жалко, что он им покоя не даёт?..

     ***

Новогрудчина - живописнейший уголок Беларуси, чего стоит одно только озеро Свитязь, холмы, разбросанные вокруг. Как счастливы должны быть живущие среди такой природы люди. А уж земли здесь хватит всем. Даже напротив, как бы не пришлось года через три, говорил мне, сокрушаясь, председатель Новогрудского райсовета Сергей Чубрик, искать, кто бы смог её обрабатывать. Село неумолимо стареет. За последние пять лет в той же Лещенке хоть бы одно дитя народилось... Шесть домов из шестидесяти стоят пустые.

Вот и дети Таисии Ильиничны выбрали для себя совсем не сельские профессии: дочь - историк в Слониме, сын мечтает о милицейской карьере. Старшая и младшая дочки Ильи Хитро живут и работают в Гродно.

Видно, и впрямь отживает свой век яблоневый сад. Некому его холить, подсаживать, молодить. Словно у Чехова. Жалко...

P.S. Дело было в далёком уже 1999-м, но было.
Фото автора.