В Клайпеде

Сентябрь 1954 года. Училище и Днепропетровск остались позади. Молодым лейтенантом в золотых погонах, бросив молодую жену в Днепропетровске ждать вестей, еду в  Прибалтийский округ. Именно так, в округ, точнее мы не знали, пока нам штаб округа не укажет.
Штаб Прибалтийского венного округа, находившийся в Риге, направил меня в зенитно-артиллерийский полк 3-й Гвардейской мотострелковой дивизии, стоявший в портовом городе Клайпеда. При немцах город назывался Мемель.
 В части меня приняли просто: сказали, что назначают командиром взвода разведки полка, сказали, что я завтра должен выйти на службу, но ничего не сказали, где мне жить или хотя бы ночевать. Правда, посоветовали поговорить с офицерами, точнее с молодыми лейтенантами и старлеями, которые где-то снимают углы. Они подскажут. Вот так.
А на следующий день было 7 ноября, т.е. праздник, и я не только явиться должен был в полк на службу, но и принять участие в прохождении полка церемониальным маршем по центральной улице Монтес.
Так вот не принял я участия в этом параде. И не по моей вине, а по вине литовских националистов, которые подорвали единственный мост через единственную же в городе речку Данга, да так, что полк оказался с одной стороны, а мое место    ночевки с другой.
Угол, т.е. койку снял я в доме, где еще наших нищих лейтенантов ютилось 6 человек. Но это были офицеры, прослужившие уже по нескольку лет в полку. Они были холостяки и имели не только койку у толстой старухи-хозяйки, но и пансион. Пансион – это завтрак, и всё. Вступил в пансион и я. Плата – 600 рублей в месяц. Первая получка случилась у меня 14 ноября и я узнал, что она равна 1028 рублей. Значит, оставалось еще 400 рублей, чтобы купить мыла и зубной пасты, а при возможности еще бы и пообедать и поужинать. Вот такой расклад.
Получка всегда была 14 числа месяца, и день этот назывался «день артиллерии». Он всегда отмечался скромным, но обязательным выпивоном в местном ресторане «Банга», что значит волна.   Но первую мою получку отмечали у старухи на дому и не по моей инициативе. То, что я, неопытный и непьющий пацан,  напился до потери своего сознания – это бы не беда. Но я заказал на этот вечер разговор с молодой женой, еще месяц назад оставленной  мною в Днепропетровске. И я, без сознания будучи, не мог прийти на почту. Бедная девушка, что она думала и что пережила, до 12 ночи ожидая на почтамте моего звонка! Бросил, сбежал, молчит!
На следующий день я сообразил, что натворил и послал телеграмму, чтобы скорее выезжала ко мне.
Жилья в городе было мало. Видимо, многое было разрушено в войну. Правда и руин уже не видно было, все за 9 лет было расчищено. Нового жилья практически не строилось. По крайней мере, я помню лишь один строящийся дом в три кирпичных этажа – один во всём городе .
Полк наш располагался в немецких казармах на улице Монтес, некогда хороших, а сейчас запущенных. Это были старые немецкие казармы.  Что они были когда-то хорошие, видно было по большим специальным   помещениям на каждом из трех этажей, предназначенным для принятия душа. Множество хромированных труб, сифонов, кранов – всё сияло и блестело никелем до сих пор, но всё было мертво, не использовалось. Не было горячей воды в советских казармах.
В 1954 году это был не очень большой портовый литовский город. После войны прошло 9 лет, следов разрушений не было, но бедность была большая.  В магазинах не было очень многого, что хотели бы люди купить для еды и для носки. Такие продукты, как колбасы, сыры, сливочное масло, мясо, макароны отсутствовали каждый раз, как только ты их хотел купить. Хлеб, правда, был. Небогатого выбора, но  был.
Молодые лейтенанты и более солидные старшие лейтенанты моего зенитного полка получали раз в месяц, в так называемый «день  артиллерии» 14 числа, получку, т.е. оклад жалования. Был он очень маленький, просто мизерный, прокормиться на него мог только один человек, но только если больше ни на что не тратил, разве что на зубную пасту, а еще дешевле зубной порошок в круглой белой коробочке. И несмотря на ничтожность (я, командир взвода, получал в месяц 1028 рублей)  этой «зарплаты», каждый раз 14 числа молодые лейтенанты полка, спаянные знакомством еще по училищам в Ленинграде и Днепропетровске, посещали ресторан  «Банга» и немного выпивали и скромно закусывали.
Служба моя в полку 3-й Гвардейской мотострелковой дивизии, стоявшей в городе Клайпеда, продолжалась три года, до ухода в Академию связи в Ленинграде. С ноября 1954 по июль 1957 года.
Из всей молодежи полка я был единственный женатый человек. Жена моя Клава, на которой я женился в Днепропетровске 3 октября 1954 года, приехала ко мне по моему вызову только в конце ноября или в начале декабря, уж не помню. (Прошло 60 лет). Жить мне было негде.
Клайпеда в 1954 году была не крупным,  еще в недалеком прошлом немецким городом Мемель. Послевоенных разрушений уже не было, но жилья было мало. На центральной площади стоял большой бетонный столб, на вершине его задорно задирала ствол  маленькая 45-миллиметровая противотанковая пушка. Больше достопримечательностей в городе почти не было, если не считать сиротливо стоявшую посреди тротуара на центральной улице Монтес мертвую бензоколонку, оставшуюся со времен немцев. Она напоминала о том, что когда-то в ней был бензин, а по улицам ездили легковые автомобили. Легковых машин на улицах Клайпеды  не было. Правда на втором этаже местного универмага продавались две машины: какая-то черная, небольшая, прямоугольных форм трофейная легковушка и советский  шикарный новый ЗИМ. Ценник большими черными цифрами на белой дощечке говорил, что   ЗИМ стоит 40 000 рублей. Цифра по тем временам для жителей Клайпеды была фантастическая. Все понимали это явление как наглую показуху: вот, видите, и у нас продаются машины.
Удалось снять угол у двух странных (пьющих) портовых женщин и жить с ними практически в одной комнате с молодой женой. Мы бы и пожили, если б тётки не оказались такими стервозными, завистливыми до чужого молодого счастья, хотя и сами были не старше сорока. За съем угла отдать  надо было треть моей мизерной зарплаты, то есть 300 рублей из моих 1028. Что такое угол? Это маленькая комнатка, или чулан, не отдельный от жилья твоих хозяев. Из удобств в то время был крохотный общий туалет и общий водопроводный кран. Один.
 
 
 
Приезд жены.
 
Закончилось моё учение в Днепропетровском  зенитно-артиллерийском училище. Получил в конце сентября 1954 года золотые лейтенантские погоны, полную офицерскую форму: индивидуально пошитые в ателье за государственный счет шинель, китель, брюки, хромовые сапоги, а кроме того,  чехол от матраса, в который были брошены байковое тонкое  одеяло, наволочка, портупея, портянки и бельё. Я  взял да и 3-го октября расписался с Тарасенко Клавдией Ивановной в ЗАГСе. Прожив с молодой женой , у которой не было своего жилья в Днепропетровске, дня три-четыре, я объяснил ей, что мне надо ехать в Ленинград, чтобы доложить ситуацию маме, а потом в Прибалтийский округ, а далее, куда пошлют. Вот когда пошлют, я её и вызову к себе туда же. То есть оставил молодую девушку одну по крайней мере на месяц отпуска. Мама, живя в очень большой бедности, ждала  меня, как подрастающего помощника, в материальном смысле прежде всего.
Числа пятого ноября я прибыл в штаб Прибалтийского округа в Риге для дальнейшего направления, а через день уже представлялся командиру зенитного полка в г. Клайпеда в Литве.
Приняли меня спокойно, без каких-либо эмоций, только сказали, что   жилья для офицеров у них нет никакого, чтоб искал его сам, а завтра, 7-го ноября, чтобы принял участие в прохождении полка торжественным маршем по центральной улице Монтес. Правда,  командование посоветовало в деле моих поисков жилья опираться на опыт молодых, но уже послуживших в Клайпеде  и таких же бездомных офицеров полка. В неуютной мансарде старого немецкого дома, разделенной на две комнатушки фанерной перегородкой, не доходящей до потолка, жили две нестарые, но малосимпатичные портовые женщины с маленьким ребенком. Вот они и   сдали мне за 300 рублей в месяц одну из этих комнатушек. В комнатушке стояла солдатская железная койка и был еще какой-то стол с единственным ободранным стулом. Был существенный недостаток тут: между комнатками как бы была дверь, но она была без двери. То есть был проем. Мы с женой тут будем вдвоем, а они там втроём. К выходной двери надо было нырнуть в пустой проем и пройти через их конурку. И вот в это логово я должен был привести свою молодую жену, уже второй месяц ждавшую вызова после трех дней замужней жизни в Днепропетровске.
Какие душевные сомнения, а может быть и душевные  муки в течение месяца с лишним пережила молодая девушка, оставшись одна после трех дней блеска этих лейтенантских погон, записи в ЗАГСе, поздравлений подруг по ателье, - и, вдруг,  внезапного отъезда молодого мужа неизвестно куда и насколько, этого мне жена никогда не говорила. Мысль об этом меня, конечно, беспокоила. И вот, получив, сняв для жилья хоть какой-то угол, я послал телеграмму Клаве, чтоб вечером, а было 14 ноября, она пришла на почтамт в Днепропетровске для разговора по телефону со мной. Я всё должен был рассказать, и про жилье, и как ехать, и что жду очень.
И тут случился конфуз, не конфуз, а целая беда. По крайней мере, для Клавы это была беда. И для меня это была беда. А дело в том, что 14 ноября был особый день в жизни офицеров полка, он назывался, конечно незаслуженно, «день артиллерии». Раз в месяц офицерам выдавали зарплату, именно в этот день. Офицеры жили очень бедно, на еду до конца месяца как правило не хватало, но в этот день неженатая молодежь вечером, после службы выпивала. Это был день моей первой офицерской получки. По требованию молодых офицеров я должен был обмыть это дело, то есть угостить эту молодежь.
Надо сказать, что по части выпивки я не имел никакой тренировки, никогда ранее меня не влекло ни питьё пива, ни водка. Не было условий.
Правда, в 7 классе был один курьезный эпизод. Мы жили с мамой тогда в подворотне 199 школы, где я учился,  а мама работала уборщицей. К директору школы Аркадию Исааковичу Дрознину из армии заехал сын, отслуживший службу сержант. Дрознин воевал, а с войны вернулся с другой женой, так что этот солдат просто заехал, чтобы посмотреть на бывшего папу. Остановиться у папы он не мог. Остановился у нас в подворотне.
Он повел  меня вечером в Сад отдыха, что на Невском проспекте рядом с Аничковым дворцом. Там в ларьке в те поры продавали водку в разлив, в стаканы. Закуски никакой не продавали, только водку.     С закуской в 1947 году в Ленинграде было очень туго. Солдат налил мне полстакана. Я выпил. Помню только, что в этот вечер я танцевал вокруг столба фонарного на Инженерной улице.
И вот я спонсировал положенное угощение для друзей-однополчан, помогших мне найти и снять угол. Пить мне надо было по обязанности. Я потерял соображение и забыл, что на 10 вечера назначил телефонный разговор Клаве. Осознание пришло только утром. Представил, как Клава после полутора месяцев после моего отъезда ждала и сомневалась, как просидела на почтамте в Днепропетровске до 12 часов, с каким настроением вернулась домой.
Я срочно послал ей телеграмму, чтобы выезжала.
И тут  меня срочно послали в командировку в Ригу. Поручили принять, проверить работоспособность и доставить в полк новую (невиданную ранее в полку и, тем более в дивизии) радиолокационную станцию МОСТ-2, а заодно привезти на всю дивизию в двух огромных ящиках около двухсот пистолетов новых типов:  Стечкина и Макарова. У нас на вооружении были тогда еще пистолеты ТТ (Тула Токарев).
С собой я взял человек пять из своего взвода во главе с сержантом Зиганшиным. Хороший был сержант, суровый, честный татарин. На него можно было во всём положиться. В Ригу ехали в теплушке. Из Риги ехали тоже в теплушке, а РЛС ехала на платформе.
 
 
 
Как выглядели наши офицеры. Как выглядела наша техника.
Командировка в Ригу за пистолетами. Радиолокатор  МОСТ 2.
Радиолокатор был смонтирован на очень неплохой советской машине ГАЗ-63. Антенна была сборно-разборная, директорного типа, т.е. состоящая из так называемых директоров (направляющих излучение). Сооружение (антенна) была похожа на четыре не очень длинных лестницы, устанавливаемых на крыше радиолокатора параллельно земле по две на разной высоте.
РЛС в выключенном состоянии  (хотя бы зимой) нужно было держать в отапливаемом помещении. Ничего похожего на такие помещения в полку не было. Начальство поступило, как всегда, просто и эффективно. Приказало мне обеспечить обогрев радара в зимнее время. А у же была зима, когда еще только вез РЛС из Риги по железной дороге. Ни стройматериалов, ни плотников. Солдатики мои собрали по свалкам старые двери от квартир, доски, куски железа и т.п. рухлядь и мы соорудили сарайчик для нашего МОСТа. Кстати, МОСТ расшифровывается как «Малая обнаружительная станция». Она была точно скопирована с канадской станции, имя которой я тогда знал, а теперь,  по прошествии 60 лет, забыл.
Покупка радиолы «Балтика» и стула.
Своей мебели у нас пока не было никакой, даже стула, я уж не говорю о кровати и столе. И вот я получил так называемые «подъемные», т.е. деньги, выдаваемые военнослужащему при его переезде на новое место службы. Подъемные эти в данном случае составляли около полутора тысяч рублей. Это 150 рублей хрущевских (после 1960 г). Мизер. И мы решили с Клавой купить на них что-нибудь существенное. А так как в магазинах в 1955 году купить было просто нечего, то пошли на базар и купили с рук подержанную радиолу «Балтика» и вполне новый стул. Один. На два денег уже не было. Радиола оказалась очень приличная и прослужила до 1959 года, когда была заменена «Ригондой».