Начало жизни в Москве

Был август 1962 года. Я окончил учебу в Академии связи и приказом Министра Обороны направлен был в НИИ Военно-топографической службы в Москву. Ни родственников, ни близких знакомых в Москве не было. Жить в Москве с семьей (жене было 29 лет, дочке шесть) было негде. Ни НИИ, ни Генштаб, к которому относился НИИ ВТС, мне ничего не предлагали. Правда, полковник Котов, занимавшийся расквартированием в Генштабе, поспособствовал: мне в гостиничном домике ГШ,  что стоял во дворе большого дома №12 на Чистых прудах, временно разрешили пожить с семьей в шестиметровой комнатке без удобств, с одной железной койкой. Правда, через месяц попросили освободить и эту клетушку, ничего не предложив для дальнейшей жизни. Начальство НИИ обещало что-нибудь, когда кто-то из сотрудников получит квартиру и освободит комнату в коммуналке.
Жена сняла комнатку у милиционерши в этом же дворе, и тоже с одной узкой железной койкой. Хозяйка помогла, дала во временное пользование раскладушку. Моя капитанская зарплата составляла тогда 1580 рублей. Наем комнаты стоил 300 рублей. Работать жена не могла, без прописки не брали на работу, да и дочку деть было некуда. Так мы прожили год. Через год майор Тараничев Коля получил отдельную квартиру (кстати, предназначавшуюся  мне, как назначенному в Москву из другого города приказом МО). А я вселился в его забавную комнатку в доме 11 на 2-м Боткинском проезде. Мы с женой были счастливы.
Комнатка действительно была забавна. Сейчас от того Боткинского проезда не осталось ни тех домов, ни сараев, ни деревянных заборов. А в 1963 году Второй Боткинский проезд выглядел точно так как выглядел он в конце 19 века. Это был небольшой дореволюционный еще военный городок из красных кирпичных двухэтажных домов, выстроившихся вдоль дороги в линейку. По другую сторону дороги тянулся бесконечный деревянный высокий забор. За забором, говорят, был авиазавод №30. Говорили также, что до революции тут стоял гусарский полк. Последним в строю домов был наш домик  -  домик командира полка, тоже двухэтажный, тоже краснокирпичный,    но более похожий на коттедж, чем на казарму, особенно своей угловой башней, внутри которой располагалась каменная лестница на второй этаж.
Командир гусар, конечно, не подозревал, что в его доме когда-то будут жить целых восемь советских семей, все или бывшие, или действующие военные. Гусар жил просторно. На втором этаже у него, как я предполагаю, был и небольшой зальчик с выходом на небольшой деревянный балкончик. Так вот по ширине этого балкончика узкой кишкой была в советское время организована комнатка, которую мы и получили.  В ней было не более 8-10 квадратных метров. Теперь у нас был свой балкон!
Здесь мы прожили до 1966 года, до переезда на Арбат, на улицу Мясковского, т.е. нынешний Большой Афанасьевский переулок.
Получаемую нами комнату в квартире №14 дома №15 по ул. Мясковского освобождал подполковник Кошель, живший в этой большой 34-метровой комнате с женой, двумя очень взрослыми детьми и двумя бабушками. Комната была перегорожена на отсеки несколькими шкафами. Количество клопов было невероятным, мы отравой,  хлорофосом залили стены и плинтуса. Не заезжали 3 дня, ждали, пока клопы подохнут. Затем совком и веником сгребали дохлых клопов и побелили стены. Обои побоялись клеить. Но сама комната была великолепна! 34 метра квадратных, потолок около 4 метров, два окна с высоты четвертого этажа по вечерам выводили на красные кремлевские звезды. И место было великолепное: тишина арбатских переулков, и рядом прекрасная станция метро Кропоткинская. Невдалеке старый Арбат, проспект Калинина с новыми гастрономами, кафе, книжным и музыкальным  магазинами! И нам с Клавой было всего по тридцать с небольшим. Дочка училась в 4 классе 59-й школы в соседнем Старо-Конюшенном переулке и в музыкальной школе на Кропотктнской улице. У нас даже был свой балкон, но, правда, двери на балкон у нас не было. т.к. в досоветское время на него выходили из соседней комнаты (просто наша и соседняя комната тогда представляли одну залу). У Клавы ателье было на ул. Марины Расковой (рядом с гостиницей Советской), а я удобно ездил на работу от Кропоткинской до Красных Ворот, а с 1969 года до Сокольников. Прекрасно! И подъезд был чудесный: зимой в нем было тепло, а в летнюю жару прохладно, как в деревенском погребе: у дореволюционного дома были толстенные кирпичные стены.
Как я любил в свободное время ходить по арбатским переулкам, по бульварному кольцу, по старому городу. Моя ленинградская привычка любить старый город здесь живо подпитывалась.
Клава много работала, приходила всегда позже меня, но успевала и продукты закупать, и готовить, и себя и дочку обшивать.
Мы меньше, чем в Ленинграде, стали втроем гулять по городу, совсем почти перестали по выходным бывать за городом. Там мы втроем бывали и в Пушкине, и в Петергофе, и Павловске. Здесь таких мест не было. Ни Архангельское, ни Суханово, ни Марфино, ни Кусково не могли заменить ленинградские пригороды ни по масштабам, ни, главное, по транспортному удобству.
Но жизнь на улице Мясковского мы позднее всегда в семье вспоминали как одно из самых любимых мест нашего московского житья.