Александр Анф. Орлов, или Оправданный Пушкиным 3-ч

                «ОРЛОВ  УМЕР  В  НИЩЕТЕ»

 
 Орлов был одним из немногих писателей своего времени, пытавшихся прожить литературным трудом. Написанные им книжки раскупались быстро, но наживались на этом только издававшие их книгопродавцы. Пушкин в статье, названной именем Орлова, указывает, что тот получил за одну из своих книжек 20 рублей, а издатель - 2 тысячи Из единственного известного нам письма Орлова , адресованном, видимо, И.И. Дмитриеву, мы узнаем, что за другую его книжку книгопродавец получил более тысячи, а сам автор - 10 рублей.

 Вынужденный кое-как перебиваться на более чем скудные литературные заработки, Орлов страшно бедствовал, но не падал духом. «Ежели другие имеют годового дохода тысячи, а мне в год не дают и двухсот рублей, - читаем мы в том же письме, - ежели другие занимают стулья, а мне не дают места на скамейке в числе самых ничтожных писцов, ежели другой встает окружен изобилием, а я не имею куска черствого хлеба и не в состоянии заплатить пяти рублей за квартиру, ежели у другого полки уставлены книгами, а у меня не на что купить пера, чернил и бумаги, то между мною и другими разница велика, а по сей причине мне ничего не остается делать, как смеяться над несчастиями! и готовить себе после смерти другим воспоминание: Орлов умер в нищете! и был Олицетворенная Нищета!»

 Однако постоянное обращение писателя к бедному люду, понимание его нужд и забот, искреннее сочувствие не могли привлечь пристального внимания цензуры.

 Составленные С.А. Венгеровым и И.А. Шляпкиным библиографические указатели произведений Орлова свидетельствуют о том, что творческая деятельность литератора, столь интенсивная в начале тридцатых годов, в 1834 году резко идет на убыль и в году 1835 прекращается полностью. Правда, два года спустя она возобновилась - но каким образом! Если ранее на протяжении года в свет выходили 10-15 книжек Орлова, то теперь - одна-две. Ни крайняя бедность, ни пренебрежительное отношение критики не охлаждали любовь Орлова к литературе. Какие же иные, более серьезные обстоятельства стали причиной того, что его произведения почти совсем перестают издаваться? Бесспорно, что-то произошло. Но что именно?

Ответ на этот вопрос дают периодика того времени, а также архивные материалы московского цензурного комитета, которые коренным образом повлияли на литературную деятельность Орлова и, если можно так выразиться так, убили в нем писателя.

 В самом начале 1834 года - 15 января - «Северная пчела» писала: «Теперь в Москве издаются романы для развоза по ярмаркам и деревням… Там есть особого рода литература, особое сословие литераторов, которого представителем и главою есть известный г. Орлов, автор множества пародий петербургских романов. Книги этого изделия даже не разбираются в журналах и сходят с рук в особом разряде читающей публики, распространяя в ней дурной вкус и истребляя в своих читателях все зародыши грамоты и здравого смысла».

 А несколькими номерами ранее в той же «Северной пчеле» было напечатано следующее официальное сообщение: «Государь император по докладу г. управляющего министерством народного просвещения высочайше утвердить соизволил ординарного профессора статского советника Каченовского в звании ценсора при Московском ценсурном комитете».

      Теперь вновь обращаемся к документам Центрального исторического архива г. Москвы - фонд Московского цензурного комитета:

    1 февраля 1834 года в журнале заседаний Московского цензурного комитета записано:

          «Слушали:

          … 5) Донесение ценсора Каченовского, в коем прописывает, что назначенную ему для прочтения рукопись под заглавием Союз голода, холода и во всем недостатка он сомневается одобрить.

          Места на странице 6-й и на стран. 15-й решительно подлежат запрещению<…> Но сего недовольно: все сочинение, написанное для низшего класса людей, может иметь весьма неприятное впечатление в читателях, особенно при нынешней дороговизне. Наконец, дух и направление текста почитает он несовместимыми с требованиями ценсурного устава.

          Определено: поелику комитет неоднократно имел случай заметить, что сочинения губернского секретаря Орлова… не только не могут споспешествовать успехам словесности нашей, но по духу и направлению оных могут еще иметь вредное влияние на нравы низшего класса людей, для коего большею частию они назначаются, посему на основании предписания г. министра народного просвещения от 31 марта 1831 за № 135 о губернском секретаре Орлове, коего сочинения показывают дух неблагонамеренный, довести до сведения высшего начальства, причем препроводить на благоусмотрение оного и вышеупомянутую поданную им в комитет рукопись : союз трех братцев: голода, холода и во всем недостатка».

          Отосланное на рассмотрение высшего начальства рукопись вызвала крайнее недовольство С.С. Уварова, незадолго до этого возглавившего ми нистерство народноого просвещения и подчиненное ему  Главное управление цензуры. В делах московского цензурного комитета хранится подписанное им  предписание, датированное 14 марта 1834 года:

          «Московскому цензурному комитету.

          По представлении комитета о рукописи: Союз трех братцев: голода, холода и во всем недостатка, соч. А. Орлова, главное управление цензуры утвердило заключение комитета о непозволительности сей рукописи. Удержав оную, управление находит нужным, чтобы московский цензурный комитет и впредь не позволял к печатанию сочинений А. Орлова, которые по содержанию и направлению своему могут иметь вредное влияние на низший класс читателей.

          О сем предлагаю московскому цензурному комитету.   

Управляющий министерством

народного просвещения

Сергий Уваров».

 
          Усердие нового цензора и московской цензуры не осталось без внимания о и одобрения высшего начальства. Девять дней спустя, 23 марта С.С. Уваров подписывает новое предписание:

          «Московскому цензурному комитету.

Главное управление цензуры с удовольствием усмотрело из представлений Московского цензурного комитета о рукописи Орлова Союз трех братцев и пр. и сочинении Жизнь Пустолобова, что комитет с особенною внимательностию наблюдает за сочинениями, которые могут иметь неблагоприятное для правительства влияние на читающую публику. Согласно заключению управления, предлагаю комитету и впредь обращать тщательное внимание на направление в сем отношении как книг, так и преимущественно периодических изданий.

Управляющий министерством

народного просвещения

Сергий Уваров».

 Выслушав на очередном заседании московского цензурного комитета столь явное одобрении высшего начальства, цензоры со спокойной совестью запретили по предложению Каченовского  новую рукопись Орлова - «Сказку о безносом купце».

 В ноябре того же 1834 года Каченовский вносит на заседание цензурного комитета предложение: испросить разрешения высшего начальства впредь вообще не пропускать в печать сочинений Орлова. И вот уже третье предписание главного управления цензуры, подписанное С.С. Уваровым 30 ноября,  где встречается имя Александра Орлова:   

«На представление комитета от 23-го сего ноября за № 495 предлагаю, что о ный в силу прежнего предложения моего от14-го марта за № 61 имеет право не представлять к печатанию представленных г. Орловым и другими подобными писателями сочинений.

Министр народного просвещения

Сергий Уваров.

 Следует отметить, что и московский цензурный комитет, и главное управление цензуры во главе с С.С. Уваровым, призванные следить за соблюдением цензурного устава и, разумеется, соблюдать его, сами шли здесь на грубейшее его нарушение, не предусматривавшего запрещения сочинений еще до их рассмотрения.

 Имя Орлова на два года исчезает с титульных листов выходящих в свет книг. На что же жил в это время бедствовавший литератор, даже в годы наиболее интенсивного издания книжек испытывавший нужду? Вновь, как в студенческие годы, давал уроки нерадивым недорослям? Писал прошения для не знавших грамоты простолюдинов? Обращался за помощью к меценатам? Мы, вероятно, так никогда и не узнаем ответа на эти вопросы.

 Когда Орлову два года спустя удается преодолеть тягостный «заговор молчания» и порой выпускать свои произведения, ему приходится быть более осмотрительным. И хотя его «сочиненьица» становятся теперь более безобидными для неустанно наблюдавшей за ним цензурой, адресует он их по-прежнему тому же читателю.

 В предисловии к краткому путеводителю по древней столицы, озаглавленному «Панорама Москвы и ее окрестностей в новейшем их виде и положении», Александр Анфимович пишет: « Предлагаю я сию мою книжку классу самому среднему, которому в и самые благодатные весенние и летние дни нельзя оторваться от своих занятий дальше Марьиной рощи; да ежели бы другой и мог иметь свободное время, то, не имея в кармане более гривны меди, уйдет не далее той же рощи. Вот я издаю для какого класса - для класса, которому некогда да и не с чем расхаживать и разъезжать по Архангельским и далее. Не придет охота рассматривать  статуи, фонтаны, любоваться статуями, ежели желудок тощ».

 Одна из последних книжек, вышедших из-под пера Александра Анфимовича, посвящена знаменательному в истории России событию: закладке храма Христа Спасителя по проекту архитектора К.А. Тона, очевидцем которого был автор.

 «День заложения храма, 10-го сентября 1839 года, велик в летописях и будет велик в сердцах россиян, - пишет он.- Я не ездил в колясках, я стоял на кирпичах - слушал народные воззвания, которые слышать удается только тому, кто стоит на кирпичах же; а я слышал нелицемерные восклицания, я видел слезы радования».


 Обращаясь к министру Н а р о д н о г о  просвещения, автор книг для простого народа старался объяснить, что он пишет для простого народа

 «Для высшего класса людей я писал немного; я писал для среднего и низшего сословий. Я принял в соображение, что простонародие не может читать  Державиных, Ломоносовых и тому подобных, а потому и избрал я другую дорогу. Я увидел, что лавочник, сидя на прилавке, фабрикант, мастеровой в свободное время занимается чтением Бовы Королевича, Еруслана Лазаревича и тому подобного, а тем самым удаляется от тех пороков, которые от праздности происходят. Но так как все это прочитано, то я и решился удовлетворить простонародию, издавая разные повести, могущие служить ему развлечением. Я увидел, что портной, сапожник с удовольствием платит гривенник и покупает мои книжки, столь дешево ему достающиеся… Я увидел, что сапожник, в праздное время, собравши около себя товарищей и читая, так сказать, по складам «Неколебимую дружбу чухломских жителей Кручинина и Скудоумова», «Зевак на Макарьевской ярмарке», «О переломленной ноге, купеческих гулянках», толкует товарищам о этих чудаках, любуется сам собою, что он чтец, видя пред собою слушателей, а потому научается сам лучше читать, в других же вперяет охоту учиться грамоте… Таковым образом идут и его товарищи, которым никогда бы не пришла охота учиться. Но тут они, желая слыть чтецами, без учительской лозы  кланяются своему товарищу, чтоб он, в свободный час от работы, показал им грамоту, и товарищ, яко учитель, видя к себе таковое уважение, <…> дает им вместо указки шило и начинается учение. Сапожническая избушка обращается в классную залу. Таковым образом неприметно распространяется просвещение, а следовательно совершается желание правительства водворить просвещение. Я за ничто отдавал свои оригиналы, имея постоянную мысль: распространить охоту к чтению, с собственным пожертвованием, а не обогатить себя»

          Новое литературное обозрение. 1999. № 40. С. 188

 
 Писатель, не нашедший своей судьбы, разночинец, получивший блистательное образование и пренебрегший карьерой, грамотей и острослов, стремившийся жить от пера и не зависеть ни от кого, бедняк, презирающий богатство и роскошь, - таким был Александр Орлов.

 Неустанные преследования цензуры, беспросветная бедность, жизнь впроголодь, литературная поденщина - все это надломило здоровье писателя. В марте 1840 года Александр Орлов умер на койке Мариинской больницы для бедных. В этой обители страданий, находившейся на окраине тогдашней Москвы, находили пристанище преимущественно отверженцы общества - бездомные бедняки и бродяги. Среди них кончил сои дни и труженик литературы, которому дружески протянул руку Пушкин. Сбылось предсказание самого писателя: он умер в нищете.

 Лишь несколько месяцев спустя сообщение о смерти Орлова появилось в печати. «Северная пчела» поместила в раздел «Смесь» заметку, написанную, видимо, самим Булгариным, в которой Орлов был назван даже не писателем, а всего лишь писавшим. В других изданиях Александр Орлов  не удостоился некрологов. Если о нем и отзывались сочувственно, то только в рецензиях на его книги.

Так, критик А.Д. Галахов в журнале «Отечественные записки» писал:

«Это последнее творение известного всей русской публике «сочинителя» А.А. Орлова. Да, последнее! А.А. Орлов, творец множества романов, стихотворений, рассказов, расходившихся тысячами экземпляров по всем концам Руси православной и заслуживших полное одобрение и самый лестный прием в известных разрядах русских читателей, - недавно умер в Москве, и эта книжка издана уже после его смерти. Вы, почтенные читатели, не знаете этих творений, потому для вас известие о смерти виновников их ничего не значит; но что скажут те, которые покупали сочинения А.А. Орлова и читали-не-начитывались их. Где возьмут они такого утешителя, такого «более поэта, нежели философа» (как выразился о нем некогда Косичкин), такого приятного писателя, которого тщетно пытались уничтожить многие тоже известные сочинители».

                Александр Орлов был предан забвению.

 Неоцененный современниками Орлов, к сожалению, почти не обратил внимание историков литературы. Если в начале ХХ столетия о нем все же вспоминали, то, как правило, неверно трактовали его творчество. Так, С.А. Венгеров считал его графоманом, писавшим для собственного удовольствия. Однако А. В. Смирнов не согласился с этим мнением, но и он не смог охарактеризовать творчество Орлова. Между тем его произведения, передававшие народную речь во всей его пестроте, представляют и теперь немалый интерес.

 
                ОТ  АВТОРА


 Первый вариант моей работы об Александре Анфимовиче Орлове при публикации в «Альманахе библиофила», где я сотрудничал в 1970-1980-е гг.. встретил затруднения. Так без согласования со мной был выброшен не публиковавшийся прежде архивный документ - предписание С.С. Уварова Московскому цензурному комитету. Я решительно отказался о такой публикации. Только после положительных отзывов Н.И. Либана и Е.Н. Лебедева моя работа смогла увидеть свет в сборнике «Встречи с книгой», вып. 2, М., 1982
Привожу отзыв моего Учителя Николая Ивановича Либана. (К сожалению, отзыв Евгения Николаевича Лебедева не сохранился). 

«Статья А. В. Корнеева посвящена изучению творчества писателя пушкинского времени Александра Анфимовича Орлова, который по преимуществу писал для широкой демократической среды - как для мелкого чиновничества, так и для завсегдатаев ярмарки и базара.
 О создании понятной и доступной народу литературы думали многие писатели ХIХ века (В. Ф. Одоевский, В. И. Даль, Н. С. Лесков, Л. Н. Толстой). История литературы знает и спекулянтов по созданию народной книги (В. Бурнашев, а также И. Гурьянов и другие литераторы толкучего рынка),
Глава «В борьбе с Булгариным» позволяет подробно проследить участие Орлова в ожесточенной полемике, которую вели между собой Пушкин и Булгарин). Подробно анализируются пародии Орлова на романы Булгарина, что делается впервые. Представляют интерес отмеченные автором статьи сопоставления Орловым имен Ивана Выжигина и Ваньки Каина, а также Выжигина и Булгарина.
А. В. Корнеев использует в статье исследования своих предшественников (И. А. Шляпкин, С. А. Венгеров, П. Н. Сакулин). Справедливости ради укажем, что привлекаемые Корнеевым архивные материалы (дело о пребывании Орлова в Московском университете, журнал заседаний Московского цензурного комитета, а также предписания Главного управления цензуры за подписью С. С. Уварова, запрещающие произведения Орлова) значительно обогащают представление о жизни и творчестве Александра Анфимовича Орлова.
В целом статья производит самое благоприятное впечатление и интересна как для изучения «мелкотравчатой» литературы 20-30-ых гг. ХIХ в., и её значение для последующего развития разночинной литературы 60-70-ых гг. (Н. Успенский, Левитов, Решетников, Помяловский, Прыжов), так и для восполнения известного пробела в пушкиноведении (Пушкин и Орлов). К счастью, Корнеев игнорирует прямолинейность некоторых «исследователей», столь безапелляционно видящих в отношении Пушкина к Орлову только иронию. Впрочем, эта точка зрения постепенно исчезает из современного литературоведения, по-видимому, с угасанием теории вульгарной социологии.
Публикация статьи А. В. Корнеева безусловно привлечёт внимание как специалистов-филологов, так и широких читательских кругов, интересующихся историей литературы.
Ст. преподаватель кафедры русской литературы филологического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова
Н. И. Либан.
13.III. [19]83».

 
Позднее обстоятельная статья об Орлове «Бытописатель Москвы 1820 годов» была напечатана в сборнике «Краеведы Москвы» (Вып. 2). Позволю себе привести отзывы о ней замечательного пушкиниста Валентина Семеновича Непомнящего и видного литературоведа Валентина Ивановича Коровина.

         
«18 дек[абря] [19]85 г.

Глубокоуважаемый Алексей Вениаминович!
Сердечнейшее благодарю Вас за книгу с Вашей статьёй о многострадальном А. А. Орлове. Пользуясь случаем, хочу сказать, что прочёл я эту статью с увлечением и большой пользой для себя. Это основательная, хорошо построенная и написанная работа, так как в ней отразился не только добросовестный Ваш труд, в ней звучит человеческое соучастие к хорошему, честному, пусть и небольшому литератору. Можно сказать, Вы открыли забытый островок в океане литературы, и если раньше Александр Анфимович Орлов был для читателей персонажем пушкинской биографии, то теперь положение изменилось. Появились работы о А.А. Орлове, в том числе автора этих строк: в биобиблиографическом словаре «Русские писатели. ХIХ век». (том 1. М., 1996) и биографическом словаре «Русские писатели. 1800-1917; Том 2,  М., 1
отчасти возвращено и собственное бытие. Поздравляю Вас с успехом и впредь желаю таких же.
С уважением, В. Непомнящий».   
      
 «Я с большим и неподдельным удовольствием прочел новеллу А. В. Корнеева «После юбилея». Она овеяна духом подлинной истории нашей словесности, причём история эта берётся в малоизвестные и по-своему экзотические моменты, прежде всего, в момент помпезно задуманного юбилея печально известного литератора, современника Пушкина и Гоголя, Греча. Наряду с этим пикантным моментом в новелле представлена и литературная биография Греча, которая трактуется как постепенная деградация, как идейный и духовный упадок. Встреча Греча с его тёзкой Добролюбовым – разумеется, вымысел, который оговорен в подзаголовке: «историческая фантазия». Добролюбов представлен в новелле как выразитель помыслов людей нового поколения, мечтателей и деятелей. Может быть, образ его в новелле несколько схематичен, но, думается, иным этот образ быть и не может: уснащение его какими бы то ни было подробностями лишило бы его ореола; а он должен быть представлен именно в ореоле.
В. Н. Турбин.
23. VI. [19]87».

«Счастливая мысль открыть малоизвестного писателя Александра Анфимовича Орлова и прояснить его жизненные и творческие связи на долгие годы заняла внимание А. В. Корнеева. Нужно было изучить массу документов, свидетельств, рассеянных по журналам, книгам, архивам и по крупицам воссоздать облик писателя. И в этом я вижу бесспорную удачу автора. Она в моих глазах возрастает и от сознания того, что теперь мы более конкретно ощущаем писателя и человека, имя которого упомянул Пушкин и который заслуживает нашего внимания и памяти.
В. И. Коровин, доктор филологических наук».

 
 С тех пор положение изменилось Имя Александра Анфимовича Орловы ныне по праву входит в фундаментальный биографический словарь «Русские писатели. 1800-1917» (Т. 4. М., 1999) и двухтомный библиографический словарь «Русские писатели. Том 2. М., 1996).