5. 2. Художественная мастерская Айвазовского

        http://proza.ru/2021/08/03/375
        В 1865 году Айвазовский извещает Академию художеств о своем намерении открыть в Феодосии художественную мастерскую, которую могли бы посещать все желающие посвятить себя искусству молодые люди.
 
        Он пишет: «В прошлом 1865 году по возвращении моем из Санкт-Петербурга была открыта мною в городе Феодосии общая художественная всеобщая мастерская, в которой с тех пор несколько молодых людей занимались под моим руководством сначала рисованием с оригиналов, с натуры и наконец масляными красками. Ныне трое из них: Фесслер, Алтунджи и Кондопуло написали в натуре программы: первый из них — Судакскую долину, второй — также берег Судака, а третий — вид города Феодосии. Все три программы написаны ими самими от начала до конца.

        Представляя первые труды моих учеников в Совет Академии, я прошу покорнейше на первый раз снисхождения Совета и поощрение, которым Совет удостоит моих учеников, будет для меня истинным вознаграждением. Если Совет найдет программу первого (Фесслера) достойною звания художника, то я буду очень рад».

        В девять утра ученики стали приходить в дом мастера. Когда все подошли, а сегодня было восемь человек, Айвазовский в чёрном костюме и белой рубашке степенно, твёрдой походкой, вышел к ребятам.

- Здравствуйте, мои, дорогие! – с ласковым взглядом поздоровался художник.

- А это кто у нас такой маленький? Как звать?

- Степан, - ответил мальчик.

- А что у тебя ещё за кулёк?

- Это мамка вам прислала! – ответил мальчуган.

         Айвазовский развернул материал и засмеялся:

- Это ещё, что такое?

        На столе лежали продукты из пакета – белая булка и бутылка водки. Мальчуган смущённо:

- Мамка потом ещё гуся принесёт и яиц!

- Степан, скажи маме большое спасибо, но больше не надо пожалуйста ничего приносить, хорошо! Передашь! Главное условие – это твои успехи…

- Ладно, барин, передам! – заулыбался малыш.

         Разношёрстная и разновозрастная группа учеников, в которой выделялись формой шесть человек учащихся Академии художеств, повеселела и раскрепостилась от сковавшего их внутреннего страха от присутствия великого художника.

         В то время было принято, что, приведя ученика впервые в школу, родители приносили «хлеб-соль». А каждый четверг ученик также приносил еще «четверговое», на масленицу – сыр и масло, после каждого праздника – «праздниковое». Почему-то особо выделялся день сорока мучеников, когда полагалось принести сорок бубликов и постное масло. Часть бубликов тут же крошилась, заливалась постным маслом и съедалась учениками, остальное шло учителю. В течение года родители ученика должны были доставить учителю еще воза три дров.

- Ну, что приступим! Прошу, господа, пройдём в галерею к картинам, - позвал за собой мастер.

- В этой галерее побывало много известных людей нашего времени и что особенно мне приятно сообщить, что здесь получали знания и такие в настоящее время замечательные художники как Лев Лагорио, Константин Богаевский, Адольф Феслер и многие, многие другие.
 
        Продвигаясь по галерее, Айвазовский рассказывал о картинах, об их особенностях, отвечал на вопросы.

- Иван Константинович, у вас так много замечательных картин, а не хотите ли вы иногда отдохнуть, расслабиться на какое – то время.

- Мои дорогие, писание картин, это моя жизнь, даже когда я в силу того, что нет под рукой кистей и холста, очень порой страдаю, например, в путешествиях. Но я хочу сказать нельзя расслабляться, придумывать себе причины, что ты сегодня не можешь писать, так как у тебя какая - то слабость или болит голова. Настоящий художник должен всегда идти к цели и не давать себе расслаблений, иначе ничего не достигнешь в этой жизни.

- А какие вы предпочитаете краски? – прозвучал вопрос от ученика Академии, высокого, стройного парня, со светлыми волосами на голове.

- Ну, господа, ведь пресса пишет, что я покупаю краски у великого мариниста Тёрнера… А если по правде, то этот вопрос требует обстоятельного ответа, я постараюсь его Вам рассказать покороче сегодня, у нас по плану еще практический показ рисования картины, чтобы вы увидели всё воочию. Значит так:

- Если их разбить по группам, то мы получим следующий перечень. Белые: я предпочитаю свинцовые белила цинковым, также использую кремницкие свинцово-цинковые. Для желтых цветов идут: блестящая желтая, неаполитанская желтая двух оттенков охра, кадмий, индийская желтая.Неаполитанскую желтую применяю в маринах с луной, стоящей низко над горизонтом. В смеси с синими она даёт красивый зелёный цвет оливкового оттенка, близкий к цвету тёмного бутылочного стекла. Кадмий, обладающий рядом отрицательных свойств, применяю, но в очень ограниченном количестве и опять же стал это делать только с недавних пор. Красные, идут: киноварь, краплак (темный и светлый), красная охра, назовём её так условно, ведь очень близко к ней по цвету приближаются многие другие земляные красные краски. Синие: кобальт, ультрамарин, берлинская лазурь, индиго. Её применяю в ночных картинах. Она близка по цвету к смеси берлинской лазури с черной, но без той специфической «ядовитости», которая присуща берлинской лазури. Зеленые: обычно у меня составные зеленые цвета, смешанные из желтых и синих или черных, а также ещё целый ряд красок с зелёными оттенками. Коричневые: сиена жженая, ван-дик, асфальт. И черная: персиковая.

- В последнее время пользуюсь в основном красками берлинской фирмы «Mеwes», - закончил перечислять свои краски Айвазовский.

          Употребление всех этих красок можно проследить на многих его картинах, написанных в разное время. А вообще вспомним, что Иван Крамской писал Павлу Третьякову: «Айвазовский, вероятно, обладает секретом составления красок, и даже краски сами секретные; таких ярких и чистых тонов я не видел даже на полках москательных лавок». Некоторые секреты Айвазовского дошли до нас, хотя главный вовсе не тайна: чтобы так писать море, нужно родиться у моря, прожить подле него долгую жизнь, за которую так и не пресытиться им.

- Хорошо, Иван Константинович, а кисти, кисти какие у вас? – ещё один ученик Академии решил побороть своё стеснение и задать великому маринисту свой вопрос.

         Айвазовский широко улыбнулся, подвёл их к картине над которой работал, стал брать и показывать кисти, одновременно объясняя какие кисти, для чего он применяет:

- Вот колонковые кисти, причем пользуюсь ими не только для окончательной проработки деталей, но и для кладки основного тона в небольших картинах, применяю их для прорисовки граней волн, пены, бликов света на волнах, оснастки кораблей, особенно кораблей, потерпевших крушение, когда нужно прописать обрывки парусов, развевающихся в воздухе, порванные и перепутанные снасти, поломанные реи. Став старше, и обладая уже достаточным опытом для работы над большими холстами, применяю большие плоские щетинные кисти — лопаточки, которые использую для лепки облаков, например. Вот ещё есть, художник взял кисти с длинным волосом, флейцы, имеются и круглой, и плоской формы. Их употребляю для получения слитных переходов тонов.

        Можно сказать, что в картинах первого периода флейцами он прорабатывал большие плоскости неба и воды на штилевом море. Это способствовало получению слитной эмалевой кладки, красочного слоя. Флейцами он стушёвывал облака, достигая этим большой мягкости формы. Круглые флейцы применялись им для живописи ореола вокруг луны или солнца. В этих случаях Айвазовский работал торцом флейца, нанося тем же или чуть сгущенным цветом сеть мельчайших красочных брызг вокруг солнца или луны. Этим достигался не только эффект большой реальности при изображении раскаленного солнечного диска на горизонте, но одновременно сохранялась свобода, свежесть и яркость живописи. Таким же приемом — в торцевании более светлого красочного слоя в более темный — иногда писались и солнечные лучи на его картинах.

       В это время Костя, внук Айвазовского, прохаживал и слушал художника вместе с остальными, не выдержав молчаливого своего хождения, спросил:

- Скажите, Иван Константинович, располагаете ли вы краски на палитре в каком-нибудь определенном порядке или как придется?

На это Айвазовский, немного подумав, сказал:

- Константин, а что делал бы пианист, если бы клавиши на рояле располагались не в порядке, а как придется?

- А сколько по времени уходит у вас на картину? - прозвучал новый вопрос.

- Писать тихо, корпеть месяцы не могу. Не отхожу от картины, пока не выскажусь. Обычно, самое большое время которое я трачу, примерно десять дней.

- Иван Константинович, а как вам удаётся так быстро писать свои замечательные картины, ведь у других на это уходят годы?

- Дорогие мои, я думаю, что этому способствуют свойства моей памяти и глубоко продуманный процесс создания картины, при котором отдельные стадии работы чередую в строго последовательном порядке. Без этого совершенно невозможна была бы быстрота написания, - ответил мастер.

- Говорят, что вы больше рисуете по памяти свои картины, а не с натуры, барин, - прозвучал вопрос от знакомого нам мальчугана.

- Сюжет картины слагается у меня в памяти, как сюжет стихотворения у поэта; сделав набросок на клочке бумаги, я приступаю к работе и, как сказал перед этим, до тех пор не отхожу от полотна, пока не выскажусь на нем моей кистью. Я принимаюсь за работу и, так сказать, всею душой отдаюсь ей.

       Много ещё было вопросов к великому художнику, великому маринисту всех времён. Иван Константинович рассказал юношам, что начинает работу с самого основного сюжетного зерна картины, которое было зрительным центром ее, и только выразив основную мысль, он переходил к второстепенным частям картины и быстро заканчивал их «толстою кистью», подчиняя все зрительному и смысловому центру, а не академическим методом, при котором живопись сводится к постепенному закрашиванию холста по детально проработанному рисунку, начиная с верхнего левого угла к правому нижнему, что воздух он пишет непременно в течение одного утра, как бы велика картина ни была. Этого требует смешение красок. Таким образом, иногда ему приходится не отходить от картины с шести часов утра до четырёх пополудни.

      И конечно колдовство художника с лессировкой. Прием лессировки Айвазовский знал во всем его богатстве и разнообразии и извлекал из него, когда было нужно, самые тонкие живописные эффекты. Он виртуозно применял лессировки по просохшему подмалевку, изображая прозрачным слоем краски мелкие волны, набегающие на берег, или воду, сбегающую со скал и камней во время прибоя. Этот трудно передаваемый эффект он выполнял с большим мастерством и достигал большой тонкости и правдивости впечатления. Землю и камни Айвазовский писал грубыми щетинистыми кистями. Краска в этих местах обычно положена плотным слоем.

        Лессировочный (более темный) тон, попадая в борозды краски от жесткой щетины, придавал своеобразную живость красочному слою и большую реальность изображенной форме.

        Проходя среди картин, он рассказывал ребятам о методах своей работы, как они менялись на протяжении жизни. Пояснив, что существенных изменений не было, хотя материалы, техника живописи в различные периоды творчества были различны. Сороковые и шестидесятые годы являются периодом, когда Айвазовский любил гладкую, блестящую, лаковую живописную поверхность картин; в семидесятых годах произошел известный перелом — отступление от этой манеры, а в восьмидесятых - девяностых годах он предпочитал матовую поверхность картин и более широкую, обобщенную живопись.

        Сегодня на марины Айвазовского мы смотрим в музеях. Часто это провинциальные галереи, с обветшалым интерьером и без специального освещения, которое заменяется просто светом из окна. Но при жизни Айвазовского его картины висели в богатых гостиных и даже во дворцах. Под лепными потолками, на оклеенных роскошными шпалерами стенах, в свете люстр и канделябров. Вполне возможно, художник заботился о том, чтобы его картины не потерялись на фоне пестрых ковров и мебели с позолотой.

         Знатоки говорят, что ночные пейзажи Айвазовского, которые нередко выглядят простовато при скудном естественном освещении или под редкими лампами, оживают, становятся таинственными и благородными, какими их задумывал художник, если смотреть на них при свечах. Особенно те картины, которые Айвазовский при свечах и писал.

- А теперь давайте с вами сделаем перерыв, молодые люди, прошу вас пройти в гостиную выпить чаю, и потом с вами продолжим уже нашу практическую часть, - сказал Айвазовский и жестом руки пригласил ребят к двери.

        За чаем, оставшись одни, Айвазовский вышел в свою половину дома, среди молодых людей произошёл взрыв эмоций от встречи и общения с великим мастером кисти.

- Потрясающе! Я бы с удовольствием остался в доме выполнять всю черновую работу, лишь бы видеть, как великий художник работает! – прокричал блондин.

- И я, и я, - вторили ему окружающие.

- А какие картины, а вон та с кораблями под парусами видел, ба – бахнут как залпом по врагам нашим! Ух здорово! – прокричал самый юный из присутствующих.

        Скоро перерыв закончился, и Айвазовский пригласил молодых художников из галереи в мастерскую. Мастерская художника большого впечатления на ребят не произвела из-за своей простоты, но вот огромная незаконченная картина с большими волнами сразу приковала их внимание.

- А нам друзья к мольберту, проговорил мастер.

        Холст стоял на мольберте, большая палитра с кистями и ящик лежали на табурете. Все сгрудились возле художника, который уже стоял, переодевшись с кисточками в руках возле мольберта.

- Приступаем к практической части нашего занятия, - тема картины будет у нас «Море и ночь», - никто не возражает?

- Нет! - дружно прозвучали голоса присутствующих ребят.

- Тогда приступаем, - проговорил Айвазовский и начал работу над новой картиной.

        Затаив дыхание, ребята окунулись в волшебный мир написания картины великим мастером, великим маринистом всех времён. Широко раскрытые глаза с огромным вниманием следили за каждым движением художника, за каждой чёрточкой, появляющейся на холсте. Восемь человек ребятишек, потеряли связь времени с реальностью, они уже не понимали где находятся, они не видели ничего кроме таинства красок, которые появлялись перед их взором в виде волн, неба, кораблика и… луны, которая ярким жёлто – золотистым светом освещала море и кораблик под парусами. Вот они сами там на этом судёнышке, под ночным чёрным небом. И этот свет, освещающий дорожкой море рядом с кораблём и падающий на паруса, окрашивая их белизну на оранжевую окраску, делая их загадочно – сказочными в этой летней ночи.

          Мастер писал картину настолько уверенно, быстро, переходил от одной части к другой, и картина становилась всё больше частью их самих по мере новых и новых элементов, появляющихся на холсте. Удивительно как Айвазовским смело, натренированными движениями, мешались краски на палитре. Легко и быстро углублялся воздушный фон. Видны стали тёмные кучевые облака, как будто стремящиеся ближе подползти и закрыть луну. Невидимыми движениями художник наносит волшебные краски на полотно. Вот и море заблестело волнистой поверхностью и по нему загорелась, разбившись на водной поверхности, лунная дорожка. Айвазовский наносил мазки и отходил от картины, вглядывался и тут - же подходил и писал вновь. После того как в ослабленном полутоне была выполнена вся картина, Айвазовский на следующем этапе работы углубил тонкими лессировками темные части картины и более выразительно прописал светящуюся поверхность моря. Потом подправил энергичными ударами кисти косматые черные тучи на небе. Всё, что у него сложилось в голове, видимо, было воплощено, и, окончив картину, художник посмотрел на ребят и видно было, что он ею доволен. Прошло всего три часа. Ребята взорвались громкими аплодисментами и криками «Браво!». За всё время они будто сроднились с холстом мольберта и как будто сами жили в ней во время презентации написания картины!

- А теперь, мои дорогие, после перерыва за столы, поработаем индивидуально с вами, посмотрим, что вы усвоили, что мы умеем на практике.

       Айвазовский учил по старинке. Учеников он сажал перед одной из своих картин и предлагал им сделать точную копию с неё карандашом. Изредка он на что-то указывал, но в целом предоставлял ученикам полную свободу. Этот метод, конечно, не был самым плодотворным, но общение с большим мастером само по себе многому учило.
(Продолжение следует. http://proza.ru/2021/08/10/656 Полностью можно прочитать в Литрес, набрать Александр Смольников)