Я же мать 5

                5

  Серым пасмурным утром вывели Бориса на станции с еще тремя подростками. На улице холодно и сыро не по-весеннему. Лужи затянуты тонкой льдинкой. Вокруг, покуда видит глаз, сплошной стеной стоит вечно зеленый лес. Правильно такой лес называется – тайга и нет ей конца. Интересно, кто-нибудь смог изучить эти необъятные земли полностью. Может первооткрыватель Ермак пешком прошел их вдоль и поперек? Сибирь или Север почему-то подумал Борис, поежившись. Чем они отличались друг от друга он не знал. Но знал точно - и там, и там холодно.
  В обратном порядке, из Столыпинки перегрузили в воронок, со всеми проверками и с соблюдением мер безопасности.
  - Шаг влево, шаг вправо…

  До колонии ехали около часа, в холодном не отапливаемом кузове автозэка.   Разговаривать не хотелось, дремали уткнувшись носом в теплое нутро курток. На окраине маленького городка, окруженного непроходимыми болотами и тайгой, находилась огромная территория воспитательной колонии, со всеми жилыми, учебными и производственными корпусами. И являлась градообразующим предприятием города. То ли колонию построили для города, то ли город для колонии, кто знает? Но она предоставляла рабочие места для большинства жителей.

   Колония встретила, своих новых воспитанников мрачным видом. Они с любопытством вертели головой. Увидеть колонию и умереть! Не от радости конечно, как от Парижа. Второго такого страшного места трудно найти. Тяжелые железные ворота и проходная выкрашены в ядовито зеленый цвет, не придающий оптимизма. По периметру, за высоким забором с колючей проволокой поверху, бегают злые собаки, натасканные на охрану людей. Над забором возвышаются вышки с вооруженными охранниками. Внутри зоны находятся двухэтажные административное здание, школа, училище и обшарпанные одноэтажные здания – бараки, для проживания воспитанников. Бежать отсюда невозможно, а если кому-то пришла бы такая шальная мысль и удалось сбежать, то он бы сгинул в тайге или утонул в болоте.

  Мимо строем и с песнями промаршировали на работу колонисты.
  - Вы откуда? Москвичи? – выкрикнули из строя.
  - Нет, - ответил парень из вновь прибывших.
  - Не прилетели к нам грачи - пидорасы москвичи, - констатировали факт из строя. Видно москвичей здесь не любят.
  Борис с интересом разглядывал строй заключенных и понимал в одной из этих колонн его место. Это его дом на долгих, долгих пять лет. «Не думай о прошлом, не думай о будущем. На зоне тоже жизнь», учил разным премудростям дядя Валера. Наверно он прав, если постоянно думать о доме, маме и друзьях, можно сойти с ума. О будущем тоже незачем загадывать, подумает позже, сейчас это кажется несбыточной мечтой - фантастическое будущее. Какая она будет жизнь через пять лет? Через пять лет он уже не будет ребенком, это точно.

  Вновь прибывшие уже минут сорок стояли в шеренге на холодном ветру, рядом на земле валялись китайские клетчатые сумки с остатками личных вещей. Ветер насквозь продувал их легкую, не по сезону, одежду. Зуб на зуб не попадал, и башка тряслась от холода. Хотелось уже поскорей попасть в теплое помещение.
  - Долго еще мерзнуть? – спросил парень из строя, продрогший до самых костей. – Зови хозяина.
  - Отставить разговоры! – по-военному приказал охранник.

  Из административного здания вышел офицер в серой шапке ушанке, военного образца, и направился к ним.
  - Добро пожаловать в образцово показательную колонию, - дальше название колонии. – Я начальник колонии, полковник Малахов Петр Валерьевич, для вас просто – хозяин. Кто будет хорошо себя вести, будет получать поощрения и послабления режима, а кто будет нарушать режим - тому карцер. С режимом и правилами ознакомят на карантине и не дай бог вам их нарушить. Все понятно? Вопросы? – Петр Валерьевич говорил громко, четко, командным голосом.
  - Понятно, - замерзший голос из строя.
Затем их еще раз проверили по списку, отправили для дальнейшего оформления и авторизации в колонии на весь срок заключения.

 Всю процедуру проверки, включая постыдный шмон прошли быстро. Провели санобработку, обрили наголо головы, выдали новую робу и отправили в душ. Впервые за месяц Борис мог по-настоящему вымыться, не считая скудные протирания из крана холодной водой на пересылках. Он наслаждался теплой водой и тер себя мочалкой до красноты. Хозяйственное мыло держал цепкими руками, с тюрьмы знал – упавшее мыло поднимать нельзя, «опустят». Тело стало легким, задышало каждой порой, а после надел новую чистую одежду, черного цвета.

  Медик смерил температуру, провел внешний осмотр, расспросил о детских заболеваниях. Борис не знал, чем переболел в детстве, поэтому на все вопросы отвечал отрицательно, с его слов заполнили карточку. Накормили горячим обедом, не весть что, но это была горячая пища. Затем отвели в отдельный барак.

  Наконец-то выдалось свободное время, ребята перезнакомились между собой. Виктор он же Лысый и Сергей он же Туз, ребята с богатым опытом отбывания наказания в колонии. Их выдавала вальяжная походка моряка и растопырка пальцев с татуировками. Лет им по шестнадцать - семнадцать, стройные высокие ребята. Вели себя уверенно и дерзко. Весело воспринимали все происходящие с ними, как будто на отдых в детский лагерь приехали. Они были впечатлены от авторитетной статьи Бориса, ни что не выдавало в худеньком молчаливом мальчике убийцу.
  - Уважуха, брат, - похлопали по плечу. – Давай Борис - борись.
Еще один мальчишка, Илья, как и Борис – первоходка. И тоже за убийство. Он убил одноклассника.
  - Повезло нам брат, - шутил Лысый, обращаясь к Тузу. – Одни мокрушники кругом. Серьезные ребята!
  - Точно! Не нам чета, - подтвердил Туз.
Борис и Илья шутку не оценили, были растеряны и взволнованы. Стояли переминаясь с ноги на ногу.
  - Не межуйтесь пацаны. Это первый раз страшно, а потом привыкнете. Здесь хорошо: и накормят, и напоят, и спать уложат. А на воле что? – Приводил уверенные доводы Лысый, лежа на кровати, закинув руки за голову.
Не дай бог привыкнуть, подумал Борис, у него на жизнь другие планы были.

  Лысый и Туз проведя в колонии несколько лет не смогли на свободе адаптироваться в обществе – никому нет дела до них, наоборот везде отпихивают. Судимость как штамп на корове, без всякого шанса на исправление. Сказывалась обида на людей.
  - На зоне тебя не забывают, в день по нескольку раз проверят, позаботятся об образовании, работой займут – это какие-то деньги, чтоб отовариться в ларьке, куреха там пряники. Кино, концерты иногда. Футбол, качалка. Если ты еще хорошо устроишься, то совсем весело, - философствовал парень.
Наверно из детской колонии они прямиком перейдут во взрослую зону, будущее их предрешено.
 - В колонии есть правила их надо знать и не нарушать. А на воле беспредел. Мамку только жалко, переживает за меня, - грустно закончил Лысый.
  Борис не раз замечал, трепетное отношение к матерям от уголовников любого возраста. Неуважительные высказывания или действия в сторону матери строго пресекались, за это человека не уважают. Он тоже вспомнил мать. Как она там? Тяжело ей будет одной. Сильно забилось сердце в груди, нестерпимо захотелось домой к маме. В глазах появилась резь, мужчина не плачет.

  Действительно в колонии есть вертикаль власти осужденных и нужно их строго придерживаться, если ты попал в униженные ты там и останешься весь срок. На зоне почти нет воровства. Воровать у своих - крысятничество, за это жестко наказывают. И еще много всяких понятий, порой глупых, особенно на малолетке, но которые каждый должен соблюдать.

  После месяца этапирования спать на чистой простыне, вытянувшись всем телом, это роскошь, которую не ценишь на воле. Как много оказывается в жизни он не ценил, принимал как должное: отдельный туалет со всеми удобствами, чистая пастель, сладкий пряник, гулять где хочешь и с кем хочешь.  Он еще много раз вспомнит, что не ценил. Ему еще так мало лет, чтоб знать другую сторону жизни.

  Утро началось по расписанию в 6-30. Утренний туалет, завтрак. Знакомство с начальством, их много сразу всех не запомнишь. Психолог с каждым воспитанником провел собеседование, чтобы дать более детальную психологическую характеристику для определения в отряд: выяснял сколько классов образования, какие увлечения, выявлял степень агрессивности и склонность к побегу.

  На карантине их никуда не выпускали. Ежедневно проводились занятия по ознакомлению с правилами и уставами колонии. Какие права и обязанности есть у воспитанника колонии. На груди красуется белый квадратик с его данными: ФИО, статья.

 В свободное время отдыхали после тяжелого этапа. Откуда у Туза взялись карты один бог знает, он с ними не расстается никогда, постоянно виртуозно тасует, перемешивает, открывает любую карту - оказывается туз. Отсюда и погоняло у него.
  - Как ты это делаешь, - удивлялся Лысый.
Туз снова тасовал карты, Лысый сдвигал, выходил туз.
Иногда они играли на интерес, удары по ушам картами. Туз всегда выигрывал и с большим удовольствием поплевав на карты бил по ушам Сереге. От ударов уши опухали и краснели, Сергей тер их руками и отказывался больше играть.
  - Сыграем, - предлагал Туз Борису и Илье.
  Но те, насмотревшись на их игру и отбитые уши Сереги, вежливо отказывались. Надо быть просто дураком, чтоб не понять, что перед ними опытный шулер и играть с ним опасно.
  - Я не умею, - отмазывался Борис.
  - Что тут уметь, - настаивал Туз, это карта столько очков, это столько, набираешь двадцать одно – выигрываешь.
  - Да, да, - поддакивал Лысый. – Можете сразу все что есть отдать и еще должны будете всю жизнь отрабатывать.
  - А вдруг выиграют, - издевался Туз.
  - Вдруг, только чирей на ж*** вскочит. Ищи лохов в другом месте, - Лысый был зол на него.
  - Ну как хотите, - благодушно соглашался картежник, виртуозно крутя карты в руках.

  За две недели карантина, ребята отдохнули, и однообразная жизнь уже начинала надоедать.
  - Скорей бы в отряд отправили, - смотрел в окно Лысый. – Никакой движухи, скукотище. Застрелиться можно.
  - Сыграем? – предлагал Туз, вращая карту между пальцев.
  - Да пошел ты! Себя не уважать – играть с тобой, - трогал еще болевшие уши Серега.

  Больше всего Борису не нравился Илья, его колючий и злобный взгляд исподлобья пугал. Он то настоящий убийца, не как он. Илья молчал и ничего о себе не говорил, только зыркал недобро исподлобья. Когда его спрашивали за что он убил одноклассника, он отвечал угрюмо: «Сам виноват». В голосе не было ни раскаяния, ни сожаления о содеянном.
  - А как ты это сделал?
  - Взял нож, вечером выследил его и зарезал, - спокойно без эмоций отвечал Илья.
Может у него была веская причина убивать мальчика, но пугало то, как это сделано, не на эмоциях спонтанно, здесь и сейчас, а продумано с расчетом и слежкой. Нормальный человек за это время остынет, успокоится, передумает, а ненормальный вынашивает план мести и этим живет. Такие люди становятся маньяками, так думал Борис, им нравиться процесс подготовки преступления и его воплощение.
  Илья как бирюк сидел один ни с кем не общался, как будто вынашивал в голове новые планы. Ну его к черту, подумал Борис, неприятный тип.

  Карантин подходил к концу, скоро разведут в отряды. Все неизведанное вызывает тревогу. Снова новый не дружественный коллектив, новые правила. Надо быть на чеку, чтобы пройти достойно очередную проверку. Радовались только Лысый и Туз, им все знакомое, родное.

  Бориса определили в отряд. Спальня, длинная комната с зелеными панелями и двухъярусными кроватями, была чистой, но не уютной и с плохим запахом. Дежурный показал его спальное место. Все, что осталось от прежней жизни разложил в тумбочку. Грязные вещи, которые остались после душа сожгли, чтоб не тащить заразу в зону.
  В восемь часов утра по расписанию проверка. Впервые встать в строй помог бригадир. Так получилось, что согласно росту, он оказалось ближе к концу шеренги. Внимательно прислушивался, как и что отвечают воспитанники при перекличке, чтоб не ошибиться и не навлечь на себя унижающих замечаний. Слегка волновался.
  - Гладышев, - услышал свою фамилию.
  - Борис Михайлович, - громко отчеканил.
Так начался обратный отчет его срока.