Глава - 4. Идеология хомейнизма

                1.

            Говоря «идеология хомейнизма», мы, как марксисты, конечно, должны понимать, что это в своей основе – не какая-то отдельная идеология, неизвестно откуда выскочившая, а обыкновенная идеология класса, в данном случае – буржуазии.

    Поскольку при одной и той же общей основе класс может иметь некоторые особенности, связанные или с условиями его формирования, или со спецификой его положения среди других классов и политических сил, это нужно как-то учесть в названии идеологии. Вот почему мы говорим: «идеология хомейнизма». Но правильный подход к пониманию этой идеологии только таков: сначала об общей буржуазной основе и лишь затем - о специфических особенностях данного конкретного случая. В противном случае при рассмотрении различных идеологий в разных процессах и разных обществах мы или запутаемся, или некритически поверим автору идеологии, что его идеология не является идеологией какого-то класса и служит одной лишь «всеобщей истине». Марксисты, стоящие на классовых позициях, в это, конечно, не верят.

     Кстати, нелишне будет дать определение и разъяснение, что такое идеология. Правда, это сначала уведёт нас немного в сторону, но зато потом всё же пригодится в нашей теме.
               
                * * *

            Когда-то идеологию, существующую в обществе, определяли как «набор, совокупность взглядов». Затем разработчики марксистской теории поняли, что для правильности нужно добавить ещё два важных момента.

    Во-первых, вместо «набор» стали говорить – «система взглядов», показывая этим, что взгляды логически связаны друг с другом, обусловлены друг другом, представляют собой не случайный «набор», а продуманную, увязанную совокупность, исходящую из одного общего корня. Во-вторых, во всех словарях подчеркнули неустранимую зависимость идеологий, существующих в обществе, от классовости этого общества.

     Это очень правильные дополнения. Но для полноты понимания мы должны ещё сказать о том, что не всякие "взгляды" относятся к идеологии, даже если они и составляют систему. Как известно, какие-то взгляды имеет каждый человек и в своей жизни руководствуется ими. Но зачастую это – взгляды не идеологического, а психологического характера. Среда, в которой живёт человек, его конкретный образ жизни закрепляют в нём те или иные понятия о положительности или отрицательности окружающих объектов и обстоятельств, о правильности или неправильности тех или иных его действий. Таким образом, это – чисто практическая приспособленность к среде и своему положению в ней.

      Несмотря на некоторую неизбежную сумбурность и непродуманность, определённая системность есть и тут. Вот почему мы назовём это «психологической системой взглядов».

      Существенное отличие идеологической системы от системы психологической состоит в том, что идеологическая система является не практической, а теоретической, то есть каждый логический элемент этой системы теоретически обоснован.


            И какие же выводы следуют отсюда?

                1). Идеологию не может выработать необразованная в теоретическом отношении, неинтеллектуальная часть общества.

                2). Идеологическая система не может принципиально противоречить психологической системе взглядов, она лишь обосновывает психологические взгляды, разрабатывает их глубже и подробнее, увязывает их в закономерные теоретические связи.

                3). Именно через посредство психологического звена складывается классовый характер той или иной идеологии, так как творящие её теоретики исходят при этом именно из психологической системы своих взглядов, а та, в свою очередь, различна у разных классов из-за различия условий их жизни.

                4). Не лишённый теоретического обоснования набор психологических взглядов, а лишь стройная теоретическая идеологическая система может быть основой для политической стратегии и тактики класса.



            У каждого класса есть своя теоретическая «элита», которая вырабатывает соответствующую идеологическую систему. И при всей её теоретической сложности именно соответствующий класс легче всего и чутче всего схватывает положения своей идеологии, так как если и не понимает, то во всяком случае «чует» её соответствие именно своей психологической системе. И наоборот, вы можете как угодно доказывать правильность своей идеологии человеку с другой по классовости психологической системой, приводить любые сильные аргументы, но он не откроет свою душу для вашей идеологии, – мощным препятствием стоит иная психологическая система его практических взглядов.
               
                - - - -

            А возможно ли соединение в одном человеке элементов разных по классовости идеологий? Из только что сказанного следует, что чуждую идеологию не то что в целом, но даже и в большом проценте человек принять не может. Но вот отдельные элементы чуждой идеологии проникнуть в его сознание могут, тем более, если они мощным водопадом льются на него из всех официальных источников.

     Но эта идеологическая двойственность, при прочих нормальных условиях, относительно легко устраняется. Достаточно лишь умело показать человеку непримиримость, несоединимость своих и чужих идеологических элементов, как он и сам начнёт задумываться над этим противоречием и стремиться к идеологически непротиворечивой однозначности в себе. Это, кстати, является одним из эффективных приёмов пропагандистской работы.

     Но почему было сказано об «относительной» лёгкости переубеждения? Потому, что степень лёгкости такого переубеждения зависит от степени чистоты психологической системы взглядов, а она в реальных условиях практической жизни может иметь (и часто имеет) в той или иной степени составной характер.

     Не говоря уже о классе мелкой буржуазии, которая - по самому своему положению - имеет очень пёструю психологическую систему взглядов, - до такой степени пёструю, что иногда просто диву даёшься, что такое возможно.

     Вот почему мы говорим об относительности этой «лёгкости» переубеждения; она сравнительно легка для путающегося пролетария, но в зависимости от степени мелкобуржуазности может быть и довольно «тяжёлой», а то и невозможной.

     В этом отношении три классовых типа заметно отличаются  друг от друга. Засорённый пролетарий гораздо легче принимает революционную марксистскую идеологию и исправляет себя, если это нужно; на следующем месте идёт рядовой представитель мелкобуржуазного класса, который, будучи недоволен угнетением со стороны крупной буржуазии, может и соглашаться с некоторыми, привлекательными для него, элементами марксистской идеологии, но то одну, то другую путаницу из него удалить неимоверно трудно, а иногда и просто невозможно; более же крупный представитель буржуазного класса не примет вашу марксистскую идеологию никогда, ни при каких аргументах. Вот почему путающегося рядового члена КПРФ перепропагандировать всё же как-то можно, но перепропагандировать Зюганова не получится ни у кого и ни за что.
               
                - - - -

             И ещё одну мысль нужно высказать об идеологии, чтобы уже полностью закончить эту тему.

     Мы сказали, что идеология – это не просто «система взглядов», а «теоретическая система взглядов». Но если так, то возникает вопрос: а какая связь этой теоретичности с научностью?

     Я думаю, читатели немало слышали нелепых противопоставлений «идеологии» и «науки». «Марксизм – это не наука, а просто идеология», - презрительно говорят эти люди.

     Встречаются и другие люди, которые с почтением говорят о любой идеологии: «О, это так теоретично, так умно, - следовательно, это научно».

     Неправы и те и другие. Марксистская идеология научна, но не потому, что она теоретична. Теоретичность ещё не означает научности. Теоретизирование может быть и ненаучным, и мы можем достаточно видеть глубоко теоретизирующих буржуазных писак, у которых подлинной научности нет ни на грош.

     Итак, противопоставлять идеологичность и научность, так же как и отождествлять их, неправильно. Это термины разновидовые; на то и другое надо смотреть отдельно.


            Всякая идеология теоретична, не теоретичных идеологий не бывает. Но научна ли эта теория или только выдаёт себя за научную – это отдельный самостоятельный вопрос.

     Что значит быть наукой? Это значит а) отражать действительную объективную реальность и действительные процессы, идущие в этой объективной реальности; б) не останавливаясь, отражать их всё глубже, всё подробней, всё шире, всё правильней, то есть развивать знание, а не консервировать его; в) не «складировать» знания по отдельности, а строить из них цельную структуру, лишённую нелепых логических неувязок; г) применять полученные знания к практике и делать из результатов этого применения надлежащие добросовестные выводы.

     Буржуазная идеология, при всей своей якобы «умной» теоретичности, не может быть научной по отношению к социальным вопросам, так как она не соблюдает (и не может соблюдать) самый первый, основополагающий пункт – не признаёт (и психологически не может и не хочет признать) объективный процесс всё большего вхождения капитализма в исторический тупик. Отсюда неизбежно следует и несоблюдение ею всех прочих перечисленных признаков научности.

     Марксистская же идеология зародилась именно как отражение этого объективного процесса и поэтому не может не быть заинтересованной в необходимом и как можно лучшем соблюдении всех пунктов научности по отношению к этому процессу.


            Впрочем, люди, заявляющие, что «марксизм – не наука», могут иметь в виду и несколько другое. Они скажут: «Нет, мы не говорим, что марксистская идеология в принципе не наука. Мы лишь хотим сказать, что, может быть, начавшись как наука, она к настоящему времени утратила названные признаки и таким образом, оставшись идеологией, наукой быть уже перестала.»

     Что ж, это утверждение имеет под собой здравое основание. Но… Но тогда эту идеологию прекратите именовать марксизмом. Как только она утратила научность, она уже не может называться марксистской. Марксистской называется та идеология, которая продолжает линию Маркса, а именно: научным образом всё глубже и подробней отражает объективный мировой революционный процесс в его развитии.

     Вот почему говорить «марксизм – не наука» неправильно и в этом смысле. Если «не наука», то значит, и «не марксизм».


            Относительно грамотные люди, стоящие на более-менее правильных позициях, знают, когда и откуда появилась эта ненаучная идеология. В позднесоветское время ведущая идеология изменилась: она сохранила те элементы внешнего коммунистического оформления, которые были ещё полезны новым власть имущим, но выбросила из содержания саму суть революционного марксизма. Почему? Потому, что хозяева этой идеологии и их теоретизирующая «обслуга» - это представители интересов совсем другого класса. Вот почему, казалось бы, та же по употребляемым терминам идеология (официально продолжавшая именовать себя коммунистической, марксистской) уже на самом деле стала идеологической системой нового вида буржуазии, а значит – ни в какой мере не способной осуществлять все названные признаки подлинной научности. Мы получили действительно ненаучную идеологию; мы получили массу учебников и «умных» диссертаций, выражающих теоретические положения этой ненаучной идеологии, лишь прикрывающейся коммунистической фразеологией; мы получили (к сожалению) и массу, может быть, и искренне сочувствующих делу пролетариата людей, которые тогда выучились по этим учебникам, а сейчас продолжают повторять эту ерунду, всерьёз думая, что это марксизм.

     Итак, если критики имеют в виду именно эту идеологию и обзывают именно её «не наукой», то они правы. Но причём здесь действительный марксизм?


            Вот всё, что нужно было, в виде вступления, сказать по вопросу идеологии. И хотя это отвлекло от главной темы, но сказать это было необходимо.


                2.

            ПЕРВОЙ ЧЕРТОЙ ИДЕОЛОГИИ ХОМЕЙНИЗМА назовём открыто и недвусмысленно провозглашаемый антиимпериализм. Здесь, видимо, проявилось не одно только накопление отрицательных последствий империалистического господства в стране, но и влияние антиимпериалистической волны во всём обширном регионе Ближнего и Среднего Востока с 50-х – 60-х годов.

     Антиимпериализм проявился не только в очень сильно выраженном антиамериканизме, но и в резком противостоянии Израилю, – активному проводнику интересов американского империализма в регионе, и в поддержке других антиимпериалистических движений (причём не только в своём ближнем географическом окружении, но и в других регионах мира), и в активных призывах к объединению усилий всех, как мусульманских, так и немусульманских, борющихся стран третьего мира.

     Эта сторона хомейнизма считается настолько важной, что даже отражена в Конституции:

                - «Внешняя политика  Исламской Республики Иран основана на отрицании всяческого господства над Ираном или какого-либо господства со стороны Ирана, сохранении независимости во всех сферах и непринятии на себя обязательств перед гегемонистскими державами...
     Запрещается заключать любой договор, который привёл бы к установлению иностранного господства над природными и экономическими ресурсами, культурой, армией и другими сферами жизни государства...
     Исламская Республика Иран рассматривает независимость и свободу в качестве права всех народов мира. Поэтому Исламская Республика Иран, воздерживаясь от всякого вмешательства во внутренние дела других стран, поддерживает справедливую борьбу угнетённых против угнетателей во всём мире.» -


            У некоторых товарищей порой возникает недоумение: как может капиталистическая буржуазия подняться против империализма? «Во-первых, - говорят они, - в зависимых странах местная капиталистическая буржуазия куплена империализмом и небескорыстно служит ему, а во-вторых, - империализм вытекает из сущности современного капитализма и значит нельзя бороться против империализма, не борясь и против капитализма как такового.»

     Но вот пример Ирана (и не только Ирана) показывает нам, что при действительном наличии немалой части компрадорской, проимпериалистической крупной буржуазии всё же может быть и та её часть, которая недовольна, и сильно недовольна, чужим хозяйничаньем  в сфере их внутреннего рынка и их ресурсов. Мы не можем утверждать, что такая часть капиталистической буржуазии есть везде, но жизнь показывает, что в тех странах, где капиталистическое развитие не очень высокое и где, следовательно, имеется очень большая доля попираемой империализмом мелкой традиционной буржуазии и буржуазии средней, только пытающейся перейти из мелкобуржуазности в капиталистическое хозяйствование за счёт своего рынка, часть ущемляемых беспардонным господством внешних монополий очень немала.

     Что же касается второго возражения, то ведь в данном случае речь идёт не об уничтожении империализма (да, уничтожить его без уничтожения капитализма нельзя), а всего лишь  об отгораживании от его отрицательностей барьером собственного экономического суверенитета. В начале 80-х правительство Ирана разъясняло это так: «Преобразования в нашем обществе и развитие его возможны тремя путями: 1) оборвать внешние связи, замкнувшись в собственных границах и ресурсах; 2) проводить политику «открытых дверей», превращаясь в придаток развитых держав; 3) проводить политику «избранных связей». Наша революция избрала третий путь. Для того, чтобы выжить и устоять, причём  на собственных ногах, следует соединить собственное суверенное владение средствами производства с экономическим опытом всех передовых стран мира.»

     Возможно ли это? а если поначалу и возможно, то не упрётся ли со временем в какую-то объективную преграду, которую и в самом деле без социалистических преобразований не преодолеть? – это уже другой вопрос, ответ на который, кстати, и желательно будет получить из исследуемой здесь антиимпериалистической практики. Но мы видим, что как минимум начать противодействие внешней империалистической системе часть местной недовольной капиталистической буржуазии может. Вспомним рассуждения маоцзэдуновской «теории трёх миров» о противоречиях 2-го капиталистического мира с 1-ым.

            Но возражающие могут сказать: «Ну хорошо, пусть так. Но можно ли относить это явление к антиимпериалистическому процессу, а тем более – к антиимпериалистической революции, а ещё тем более – к мировому революционному процессу? Не правильней ли считать это лишь конкурентными распрями внутри мировой капиталистической системы, следствием которых будет всего-навсего некоторое переформирование внутренних отношений в этой системе, а по мере развития этого местного капитализма – ещё и превращение его, в свою очередь, в маленького «империализмика» для своего региона?»

     Что ж, такое возможно. И этот вариант действительно нельзя было бы отнести к революционному антиимпериалистическому процессу. За примером далеко ходить не надо, - достаточно взять наглядную конкурентную распрю России с другими участниками общей мировой капиталистической системы и место и роль российского монополистического капитализма в его регионе. Действительно нужно быть совсем безграмотным невеждой или же по макушку погрузиться в бессовестную «зюгановщину», чтобы называть эту политику России антиимпериалистической.


     Итак, разные варианты действительно возможны. И может быть, отличить одно от другого будет не всегда просто. С одной стороны, при действительной антиимпериалистичности непримиримо острые ситуации могут быть не всегда и стороны могут вести тонкие дипломатические игры, используя внешне уважительную риторику. С другой стороны, при простых конкурентных распрях возможны очень острые конфликтности, да ещё и сопровождаемые шумной патриотической пропагандой насчёт «национальных интересов». Если судить поверхностно, то можно легко принять одно за другое.

     Очень ясно видна главная неправильность тех российских активистов, которые из-за нечистоты своей классовой идеологии стараются соединить в одно целое и марксистские термины и почтение к путинизму. Они объявляют путинизм «антиимпериалистическим», а значит – достойным союза. Они преподносят это как борьбу неимпериалистической капиталистичности с империализмом, тогда как на деле это явная конкурентная распря между двумя подразделениями общей империалистичности. Разумеется, это принципиально разные вещи.

     Вот почему по отношению к Ирану нам, видимо, не стоит спешить с уверенными утверждениями. Давайте просто отметим, что антиимпериалистическое движение, возглавляемое ущемляемой национальной буржуазией, возможно, как возможна и обычная внутриимпериалистическая конкурентная распря, и что для того, чтобы разобраться, какой из вариантов на самом деле имеет место, нужно смотреть на процесс достаточно длительное время, оценивая и внутриполитические преобразования в стране, и политическую риторику, и официально провозглашаемые цели, и отношения с другими антиимпериалистическими движениями, и конкретные действия страны во внешней политике.

     Но мы пока говорим не о действительной сущности иранской так называемой «исламской революции», а об идеологии хомейнизма. А открыто и недвусмысленно провозглашаемый острый антиимпериализм действительно составляет очень заметный внешний признак этой идеологии.


                3.

            ВТОРОЙ ЧЕРТОЙ ИДЕОЛОГИИ ХОМЕЙНИЗМА назовём её однозначно буржуазную, частнособственническую направленность.

     Понятно, что обозначив в качестве классовой основы хомейнизма интересы определённой части иранской буржуазии, мы и не можем ожидать  от его идеологии чего-то иного. Прямая, решительная защита принципа частной собственности и по этой причине резко отрицательное, враждебное отношение к марксизму, к идеям научного социализма – это естественный и вполне закономерный  элемент хомейнистской идеологии.

     При этом сказывается та особенность, что численно преобладающей движущей силой иранского антиимпериалистического процесса явилась мелкая буржуазия и близко к ней стоящая небогатая средняя капиталистическая буржуазия. Блок немногочисленной части относительно крупной капиталистической буржуазии с этим широкими частнособственническими слоями придал идеологии хомейнизма очень сильную направленность в так называемый «мелкобуржуазный социализм», - в идею о возможности и единственной правильности такого общества, которое, сохраняя частнособственнические отношения, тем не менее справедливо и щедро распределяет среди всех производимые блага.

     Ни в коем случае не путь западного капитализма с его социальной несправедливостью, ни в коем случае не путь коммунистический, попирающий естественное человеческое право частной собственности, а наш собственный, особый, единственно верный путь, полностью лишённый их отрицательных черт, - такова главная идеологическая установка  хомейнизма по вопросу общественного устройства.

     Вплотную к этому стоит и идея о «бесклассовости» создаваемого в Иране общества. Классы хомейнизм понимает, разумеется, не по-марксистски, - для него деление происходит не от занимаемого места в способе производства, а от грубо несправедливого распределения. И поскольку теория «мелкобуржуазного социализма» призвана отменить эту несправедливость, постольку, как считает хомейнизм, разговоры о какой-то классовости полностью теряют всякое реальное содержание.

                (Хоть меня и критикуют некоторые читатели за частые отступления от главной темы, но в данном случае опять не могу не отвлечься на взгляды нашего общества. Для мелкобуржуазной психологии, преобладающей в каждом капиталистическом обществе [в том числе и в нашем], подобные идеи всегда являются неотрывно присущими, родными и горячо любимыми. Стоит только хотя бы вскользь пробежать по нашей мелкобуржуазной интернетовской говорильне, как мы сразу увидим весь набор этих идей: и толкование социализма лишь как справедливое распределение благ, и неприятие «попирающей индивидуальность» общей огосударствлённости, и отрицание будто бы «искусственного, надуманного» деления людей на какие-то там классы, и всяческое восхваление образцового «социализма»  развитой Европы, установившегося, мол, без всяких революций, и так далее и тому подобное.
     И очень жаль, что некоторые вроде бы серьёзные  авторитетные сторонники марксизма говорят об этих взглядах только как об ошибках или глупостях неумных людей, вместо того, чтобы чётко, по-марксистски говорить не об «ошибочности», не о «дурости», а о классовой природе такой идеологии. Цитату Ленина о классовой подоплёке взглядов и идей знают все, а как до применения её на деле – сразу сбиваются на бесклассовую, бытовую терминологию. Это очень неправильно.)

     Явно выраженный буржуазный, капиталистический характер руководящей политической силы иранского процесса мы, естественно, забывать не должны, несмотря на его антиимпериалистичность. Не хотел бы, чтобы было понято так: если этот процесс является антиимпериалистическим, если эта буржуазия настроена антиимпериалистически, то значит, - ах, какая хорошая буржуазия! ах, как мы её любим! Если меня поймут так, то ещё, пожалуй, и в махровом оппортунизме обвинят: вот, дескать, приукрашивает капиталистов, в то время как мы, пролетарские революционеры, должны относиться к ним как к врагам.

     Нет, никто никого не приукрашивает. Просто речь идёт о том, что мировая капиталистическая система, исторически дойдя до империализма, создала в самой себе огромное внутреннее противоречие.

     Империалистичность сосредоточена только в части мировой капиталистической системы, тогда как другая часть лишь питает эту верхушку дополнительными возможностями экономической положительности и берёт на себя неизбежные отрицательности. По-другому положительная работа современной капиталистической системы и не осуществима, - добавочные плюсы одной части ниоткуда и не возьмутся, если не будет соответствующих минусов у другой части. Общая капиталистическая система, таким образом, подобна поршню, который работает лишь в том случае, если имеется не равенство, а разность давлений или температур.

     Получается, что историческое развитие идёт не только через нарастающее противоречие капитализма с антикапитализмом, но и через нарастающее противоречие внутри самой мировой капиталистической системы, через, образно говоря, отгораживание одной части цилиндра от другой. Мировая капиталистическая система, таким образом, получает разрушающие удары не только извне, но и изнутри.

     Вот почему мы должны включить в общую антиимпериалистичность не только социалистический поток, противопоставляющий себя капитализму вообще, но и тот поток, который противопоставляет себя не капитализму вообще, а лишь империалистической верхушке  современного капитализма. Это совсем не означает, что мы, революционные пролетарии, должны любить этих капиталистов. Но отводить этому разрушающему противоречию современной капиталистической системы необходимое место в общей антиимпериалистичности мы, конечно, должны.


                4.

            ТРЕТЬЕЙ ЧЕРТОЙ ИДЕОЛОГИИ ХОМЕЙНИЗМА назовём очень существенное место в ней сильной централизаторской идеи.

            Откуда это в хомейнизме? Когда-то давно, разбирая тему Индонезии, было отмечено, что тогдашний её лидер Сукарно до самого своего политического краха так и не понял как следует необходимую роль централизации. Позже разбор антиимпериалистического процесса в арабском мире, в частности – в Египте времён Насера, показал, что поначалу этого не понимал и Насер, но в похвалу ему надо сказать, что это пониманию к нему скоро пришло.

     По-видимому, нет ничего удивительного в том, что общественные процессы, в которых преобладающее место занимает мелкая буржуазия, больше склонны к развёрнутым буржуазно-демократическим идеям, к наивной вере в свободную «коллективную мудрость вольного народа» (слова Бакунина).

     Идея крепкого централизма с самого начала присутствовала в советской и китайской революциях в очень сильном виде. Но это естественно, - там ведь во главе общественных процессов стояли коммунистически ориентированные партии. Почему же настолько же крепко и сильно эта идея с самого начала зазвучала в идеологии хомейнизма?

     Да, можно сказать так: будучи свидетелем развития национально-освободительных движений в странах региона, хомейнисты правильно учли их практический опыт. Можно сделать и такое предположение: являясь выходцем из исламской идеологии феодального времени, идеология хомейнизма сохранила командные централистские идеи, свойственные этой своей предшественнице. Но всё же представляется, что эти факторы, хоть и имели место, но были не самыми главными, а может быть, просто способствующими. Главным же фактором давайте (хотя бы в качестве версии, - возможно, это нужно ещё доказывать) назовём сам факт антиимпериалистической революции.

     В сукарновской Индонезии антиимпериалистической революции не было, да и империалистическая агрессивность себя почти не проявляла. В арабском мире времён Насера антиимпериалистической революции тоже не было, но империалистическая агрессивность постепенно нарастала и требовала правильных ответных решений. В Иране же процесс, возглавляемый хомейнистами, был антиимпериалистической революцией с самого начала, и это объективное обстоятельство и явилось главной причиной соответствующих субъективных действий.

     Да, революция была не той, которая меняет политэкономическую сущность строя. В отличие от антиимпериалистических революций в нашей стране и в Китае (осуществлявшихся на путях социалистического развития и значит соединившихся с революцией социальной) иранская революция оставляла политэкономическую сущность строя капиталистической, но политическую сущность этого капитализма меняла. Вот почему она тоже вполне правомерно может быть названа революцией (политической революцией), ведь революцией (в противоположность эволюции) называется именно резкая смена сущности.

     Да, развивавшийся в иранском обществе капитализм остался капитализмом, но не капитализмом обычного типа (в этом случае он не мог бы оторваться от империалистической зависимости), а капитализмом, политически строящимся так, чтобы из этой зависимости вырваться.

     Всякая революция настоятельно требует централизации – и политической, и экономической, и идеологической, и организационной. Без такой централизации никакая революция не осуществима. Три фактора, - неотъемлемых фактора любой революции, - требуют этого. Во-первых, всякая резкая смена сущности никак не может происходить без сильного сопротивления элементов прежней сущности. Необходимость сосредоточения сил для преодоления врага – вот первая причина обязательного централизма в революции. Во-вторых, всякая революция поднимает очень большую народную массу и тем самым порождает необходимость её правильной организации. Необходимость превратить огромную разношерстную массу в единый сильный монолит – это вторая причина обязательности революционного централизма. И наконец, в-третьих, во всякой революции активизируются не только те политические силы, которые действуют или в русле этой революции, или прямо против неё, но и другие, побочные, сопутствующие, течения. Правильно поступить с ними (направить, подправить, использовать как союзников, подавить или сделать временно нейтральными) невозможно без единого крепкого политического центра.

     Думаю, многие знают известные слова Энгельса: «Революция есть, несомненно, самая авторитарная вещь, какая только возможна».

     Такие меры хомейнистов, как первоначально запрет всех партий, кроме хомейнистской (а позже – формальное разрешение некоторых общественных организаций, но фактически под строжайшим контролем властей); недопущение самостоятельной политической власти приватной капиталистической буржуазии, а тем более буржуазии, склонной к развёрнутой буржуазной демократии или к прозападническим настроениям; пресечение идеологического плюрализма; организация сильного госсектора экономики; всевластная централизаторская фигура несменяемого вождя; создание военных формирований, специально находящихся в рамках власти вождя и его идеологии, - все эти меры, вытекающие из хомейнистских идей, вполне соответствуют требованиям этой революции.

     Ясно, как к этому относится либеральствующая и «демократствующая» часть буржуазии, - обвинения  в диктаторстве, тоталитаризме, а то и фашизме она применяет уверенно и не сомневаясь. Но обозначение хомейнистского режима как «фашистского» можно услышать и от тех, кто называет себя коммунистами. Если для первых такое «демократство» объяснимо, то коммунистам положено всё-таки знать, что такое фашизм, и не употреблять этот термин не к месту

    Вот почему не мешает немного вспомнить, что именно принято называть в коммунистической терминологии фашизмом.
               
                - - - -

            Как известно, всякое буржуазное государство является диктатурой буржуазии. Есть люди, которые понимают слово «диктатура» в смысле деспотизма, тирании, в смысле ограничения всех свобод и жестоких мер подавления. Нет, понятие «диктатура» означает лишь то, что тот, кто осуществляет власть, не делит её ни с кем и не позволяет никому ограничивать её со стороны. А как именно осуществляется эта власть, - деспотически жёстко или в «бархатных перчатках», - это к сути не относится. Тот или иной характер диктатуры, та или иная форма её осуществления зависит от обстоятельств.

     Понятно, что если в обществе есть классы с противоположными интересами, то власть не может быть предоставлена и тем и другим. Вот почему  в таких обществах власть всегда является диктатурой одного из таких классов.

     Класс буржуазии многочислен, и в классическом капитализме каждый частный собственник сам себе «маленький царёк». Вот почему классу буржуазии более подходяща такая форма осуществления диктатуры, которая учитывает (во всяком случае – пытается учитывать) интересы всего класса со всеми нюансами отдельных его частей. Такая форма организации диктатуры буржуазии называется буржуазной демократией.

     Безусловно, и наёмные работники могут допускаться к пользованию демократическим механизмом (особенно, если они этого требуют и настойчиво добиваются); это не нарушает буржуазного характера диктатуры, - в конце концов, эти работники тоже собственники - собственники своей рабочей силы, свободно продающие её по законам товарного общества. Вот почему если наёмные работники используют буржуазно-демократический механизм, не замахиваясь на самые основы капиталистического строя и на единовластие буржуазии, не выходят из рамок буржуазных законов, то для диктатуры буржуазии это не опасно (тем более что, будучи по факту экономически [а значит и  политически] сильнее, буржуазия вполне может «на законных основаниях» выигрывать в этих демократических играх).


            Как видим, здесь имеет место диктатура всей буржуазии, осуществляемая через буржуазно-демократическую форму.

     Фашистским же типом государства называется диктатура не всей буржуазии, а только её монополистической части и осуществляемая не через механизм буржуазной демократии, а прямо, непосредственно, так сказать, военным порядком.

     Такой тип буржуазной диктатуры невозможен в доимпериалистическом капитализме. Во-первых, вся буржуазия в этом капитализме была ещё относительно равна и демократическое учитывание этого буржуазного равенства было необходимым; во-вторых, огромная масса мелкой буржуазии в таком обществе в значительной степени склонна к капиталистическому состоянию общества и поэтому не может ещё быть массовым союзником пролетариата; в-третьих, сама экономическая структура этого капитализма такова, что им ещё невозможно эффективно управлять централизованно.

     В империалистическую же эпоху ситуация по всем эти пунктам радикально меняется. Монополистическая буржуазия резко выделяется над немонополистической и в соответствии со своим экономическим местом в общем хозяйстве поднимает свои интересы гораздо-гораздо выше интересов всякой прочей буржуазии; значительная масса мелкой буржуазии начинает всё больше испытывать недовольство от гнёта крупнейшего монополистического капитала и поэтому может становиться в народных протестных действиях массовым союзником пролетариата; наконец, сложившаяся крупная государственно-монополистическая структура управления общим хозяйством уже вполне позволяет управлять централизованно.

     Вот почему фашистский тип государства становится возможным только в империалистическую эпоху. Но стать возможным ещё не значит обязательно стать таковым.

     Пока низы в империалистической державе относительно спокойны, монополистическая буржуазия может осуществлять свою диктатуру и буржуазно-демократическими методами, тем более что теперь именно для неё справедливо то, что было раньше сказано о буржуазии в целом: будучи по факту экономически (а значит и политически) несравнимо сильнее, монополистическая часть буржуазии вполне может «на законном основании» выигрывать в этих демократических играх у остальной, немонополистической, буржуазии, не говоря уже о мелкой.
Некоторые товарищи, наблюдая такую систему, делают ошибку. Видя явное, местами просто вопиющее, перетягивание буржуазно-демократического «одеяла» в пользу монополистов, да ещё и сопровождаемое, если нужно, некоторыми насильственными мерами, они заявляют: «Вот! Это уже и есть фашизм!»

      Нет, это ещё не фашизм. Это по-прежнему использование диктатурой демократической формы, но  только не в пользу всего буржуазного класса, а главным образом – в пользу его экономически господствующей части.

      И только когда такое использование монополистами буржуазной демократии путём привычно освоенного перетягивания «одеяла» уже станет невозможным ввиду сильной революционизации антимонополистически настроенных низов (включая и пролетариат, и большую часть мелкой буржуазии, и некоторую часть ущемлённой средней буржуазии), тогда и наступает необходимость отбросить всякую демократическую форму и перейти к диктатуре монополистов прямой и открытой.

      Разумеется, очень уж резкой границы тут может и не быть, и в случае необходимости отдельные, частные элементы, приёмы прямой диктатуры могут применяться и до установления полномерной фашистской системы. Но в этом случае так и надо говорить – «отдельные, частные элементы», - а не спешить давать название всей системе целиком.


     Теперь дальше. Как бы ни была сильна монополистическая буржуазия, она всё же не может осуществлять своё прямое диктаторство в одиночку, без массовой помощи каких-то общественных слоёв. Она находит такие слои в лице части мелкой буржуазии, благодаря её известной двойственности. Перед монополистической диктатурой встают две задачи: организовать эти слои так, чтобы их можно было использовать для прямой диктатуры, и нагрузить их такой объединяющей идеологией, за которую их можно, как за прочное кольцо в носу, вести за собой, куда нужно. Вот откуда военизированные объединения мелкобуржуазного быдла, вот откуда наиболее подходящая объединяющая идеология – шовинистический национализм и социальный популизм.

     Отсюда мы видим, что эти внешние проявления не являются сущностными для фашизма. Они лишь неизбежно сопутствуют ему, являясь лишь средством для выполнения им своих задач. Это очень важно понимать, так как если эти признаки не сущностные, то, во-первых, их нельзя включать в определение фашизма, а во-вторых, они могут иметь место и без фашизма, сами по себе, по каким-то совсем другим причинам, не связанным с фашизмом.

     Вот почему допускают ошибку те, кто, увидев военизированное быдло и шовинистический национализм, сразу кричат о фашизме. Пример у всех перед глазами – вопли о фашизме применительно к нынешней Украине.

     Ошибаться не следует и ещё в одном вопросе. Определённое сворачивание буржуазно-демократического механизма, некоторое (а то и значительное) ограничение буржуазно-демократических свобод может иметь место не только по той причине, какая здесь указана, но и по каким-то другим причинам внешнего порядка, - например, война или внешний диктат. В этом случае тоже нет оснований ни употреблять термин «фашизм» в его правильном смысле, ни выдумывать новый искусственный термин специально для данного случая – «фашизм на экспорт». Нужно просто говорить, что так, мол, и так, по тем-то и тем-то причинам буржуазная демократия частично урезана.

     Это очень важно вот ещё в каком плане. Когда человек употребляет в этой ситуации ярлык «фашизма», - всё, он больше не думает; а зачем думать? о чём? – фашизм и всё, этим уже всё сказано. А вот если он скажет себе: «Нет, это, строго говоря, всё же ещё не фашизм», - ему придётся думать: а что же это тогда? каковы причины этого? что за этим на самом деле стоит? Опять-таки хороший пример – Украина. Ляпнул: «бандеровский фашизм», - и всё, закрыл тему, а значит - отсёк себе путь к исследованию. А если подумать и поисследовать, то открылось бы очень много интересного и важного, в том числе и относительно политики российского капитализма.



            И вот теперь, применяя сказанное к иранской диктатуре хомейнистов, мы видим, что несмотря на то, что это – сильно централизованная диктатура буржуазии, что классическая буржуазная демократия здесь урезана, что имеются и военизированные отряды, и некоторый неизбежный национализм, и даже репрессии против организаций коммунистического толка, всё это фашизмом быть названо не может, так как имеет совсем другую причину, совсем другое происхождение, а именно: антиимпериалистическую революцию, своеобразно осуществляемую частью капиталистической буржуазии.

     Разбираться в этих причинах, исследовать их, правильно толковать и оценивать происходящее, его плюсы и минусы, конечно, нужно. Но поспешно цеплять на хомейнистов ярлык «фашистскости» оснований нет.


                5.


            ЧЕТВЁРТОЙ ЧЕРТОЙ ИДЕОЛОГИИ ХОМЕЙНИЗМА назовём исламизм.

       Это до такой степени общеизвестно и всем понятно, что может возникнуть недоумение: а почему эта черта указана четвёртой, а не самой первой? Разве это не самая главная черта хомейнизма?

     Нет, это не главная черта хомейнистской идеологии, и те, кто глядя на исламистов видит только исламизм, сильно ошибается. Это всё равно, что глядя на человека видеть только его одежду.

     Очень хочу, чтобы эту мысль правильно поняли. Религиозность в обществе – это не идеология. Не бывает идеологии верующих и идеологии неверующих. Идеология, как говорилось в самом начале, имеет классовое происхождение. Религиозность же в этом отношении – это всего лишь форма, в которую по какой-то причине может облачиться та или иная идеология.

     Религиозность вообще – это одно из проявлений, одна из, так сказать, методологий общественного сознания. Человечество пытается осознать реальный мир, схватить своим сознанием его закономерности. Это может осуществляться разным подходом – и материалистическим, и идеалистическим (в том числе – религиозным).

     Да, подходы эти принципиально различны, но ведь мир при любом подходе один и тот же, и поэтому если человечество постепенно постигает его закономерности, то это является общим как для одного, так и для другого подхода. Разница лишь в том, что одни и те же понятые закономерности мира формулируются в разных терминах и понятиях – в терминах и понятиях разных подходов.

     Нет, я не хочу сказать, что материалистический и идеалистический подходы равнозначны. Но если имеются разные зеркала, разного качества, разной степени ровности, то действительность всё равно будет отражаться во всех этих зеркалах. Разумеется, качество зеркала скажется на качестве отражения, но то или иное отражение реальных процессов действительности всё-таки будет в любом случае.

     Таким образом, искажённо ли, нет ли, но и один и другой подходы способны уловить важные закономерности окружающего мира. Известные работы убеждённейшего идеалиста Гегеля являются очень наглядным тому примером.

     Возвращаясь к главной теме, ещё раз повторим, что религиозность как таковая – это не идеология, но она может использоваться как форма той или иной идеологии. Вот почему более первостепенными чертами хомейнистской идеологии являются те черты, которые выражают её социальное, классовое содержание, их мы и разобрали первыми, а черту, которая даёт лишь внешнюю форму этому содержанию, мы рассматриваем уже после них.

                - - - -

            Сочетание двух обстоятельств, - руководящее место в иранской революции именно духовенства и сильный исламский менталитет её главной низовой движущей силы, - придало исламскую форму и всем принципам хомейнистской политики.

     Можно показать, как все другие идеологические черты, описанные ранее и объяснённые нами с материалистической позиции, подаются хомейнистами именно в религиозной форме.

     Например, империализм США подаётся как «всемирный Сатана», вести против которого вечную священную войну-джихад является наивысшим заветом Аллаха. Позиция Израиля приравнивается к позиции тех иудеев, которые попирали ислам в стародавние времена; подобного же рода и аналогия империалистических проявлений Западной Европы с антимусульманскими походами крестоносцев.

     Нерушимость права частной собственности объясняется тем, что это право дано человеку Аллахом.

     Правомерность антишахской и антиимпериалистической борьбы обосновывается действительно имеющимся в исламе положением о не только разрешённости, но и о необходимости такой борьбы. Исламские тексты содержат не только мысль о вечной, до скончания веков, борьбе добра и зла, но и об обязанности людей сражаться на стороне добра. Согласно этим текстам верующий обязан сопротивляться несправедливости, тирании, угнетению по отношению и к самому себе и к другим, причём всеми доступными средствами. Нежелание изменить то, что неправильно, или недостаточное участие в этом есть, по исламу, проявление безответственности перед богом.

     Социальная поддержка малоимущих обосновывается очень часто встречающимися в исламских текстах наставлениями этого рода. «Верующие подобны одному человеку: причинить боль одному означает причинить боль всем… Не является верующим тот, кто ест досыта, когда его сосед голодает… Смотреть свысока на более бедных – грех… Владелец твоего богатства не ты, а Бог. Это Он дал тебе, чтобы ты дал и другим…» Постоянные пожертвования в пользу нуждающихся включены в пять главнейших принципов ислама.

     Отрицание хомейнистами классового деления и классовой борьбы выводится из равенства всех людей перед Аллахом независимо от их положения.

     Обязательный централизм, и причём централизм, подвластный именно духовенству, объясняется централизмом бога над всем миром. В отличие от неверных, - говорится в исламских текстах, - где республиканское правление строится на идее якобы господства народа, мы полагаем, что господа над жизнью – и не народ, и не правители, избранные народом. Они лишь наместники, господин же всего – Аллах.

     Сочетание приверженности принципам ислама с очевидной необходимостью всемерного развития современной науки преподносится как не только не противоречие в вере, но и прямое исполнение воли бога, для того, мол, и наделившего человека умом, чтобы он мог сам раскрывать те свойства природы, которые бог намеренно заложил для будущей пользы созданного им человека. «Стремление к знаниям является долгом каждого мусульманина, будь то мужчина или женщина… Нет дара лучшего среди всех даров ребёнку от отца, чем образование… О Аллах, не дай солнцу сесть в тот день, в который я не увеличу своего знания… Обязанностью тех, кто обладает знанием, является передача его другим…»

     Наконец, проходящий через всю историю ислама культ борцов-мучеников за дело, угодное Аллаху, помогает мобилизовывать немалое количество активистов, проявляющих высочайшую преданность борьбе и поразительное самопожертвование.



            Во избежание недоразумения ещё раз повторю то, что уже было сказано.

     Вполне объяснимо то, что руководителям иранской революции свойственно воображать свою политику, свою организационную деятельность как осуществление истинных предначертаний ислама. На самом же деле политика порождается потребностями соответствующего класса в данной ситуации, а обоснование её исламом является лишь формой, в которую эту политику по необходимости облачают.

     Общественное сознание в любом своём подходе, - и в материалистическом, и в идеалистическом, - отражает весь мир, со всеми его противоположностями. Вот почему как в терминологии материалистической научности, так и в терминологии религиозности можно подавать и прогрессивные, и реакционные идеи. И всё будет звучать вроде бы как обосновано.

     Не совсем правы те товарищи, стоящие на атеистических позициях, которые называют религиозность как таковую орудием исторической реакции. Да, мы действительно можем видеть, что в эксплуататорских обществах церковь стоит на стороне господствующего класса и присоединяет свои религиозные проповеди к идеологической машине эксплуататорского государства. Но это не религия как таковая, а идеология эксплуататоров, облачённая в форму имеющейся религии. Вполне возможно и обратное - классовая идеология борющихся угнетённых, облачённая в ту же религиозную форму.

     Неправильно представлять дело так, что пока угнетённые являются верующими, они покорны угнетателям, а как только они выбросят бога, то сразу станут борцами. Борцами можно стать и на религиозном сознании, точно так же как трусливыми подлецами можно быть и при полном атеизме.


            Ещё раз повторю то, что говорил в начале: речь идёт не о равнозначности материалистического и идеалистического подходов. Какой подход правильней отражает мир, какое «зеркало» меньше искажает – это другой вопрос, здесь мы его не рассматриваем. Речь здесь идёт только о возможности облачения различных классовых идеологий и в одну и в другую внешнюю форму.

                - - - -

            В завершение темы следует сказать ещё о причине прочности именно этой, исламской, формы идеологии по ходу дальнейшего развития иранской революции.

     О командном значении религиозных форм в феодализме (даже если он в своих рамках развивает капитализм) уже говорилось в первой главе этих записей. Религиозность идеологической формы в иранской антиимпериалистической революции тоже объяснена. Но ведь по мере всё большего, всё более полного развития капитализма религиозная форма должна постепенно уходить с командного места, замещаясь современной, светской формой. И мы это действительно видим в тех исламских странах, которые далеко продвинулись по пути капитализма.

     В чём же отличие иранской стуации от ситуации в этих странах? В отличие от этих стран, в иранской революции мы имеем становление не обычного капитализма, а такого, который мог бы противостоять империалистической системе, мог бы существовать, не входя в эту систему подчинённым звеном. А без централизации власти это неосуществимо.

     В первой главе было для наглядности показано сходство некоторых черт феодальных религиозных государств и первоначальных этапов опосредованной социалистической революции. Это внешнее сходство объясняется некоторым подобием обстоятельств. Вследствие этого и на первоначальных этапах  нашей революции идеологическая система занимала чрезвычайное командное место.

     Я говорил тогда об этом сходстве не просто так, а с дальним прицелом; я знал, что это придётся применить в будущем тексте. Обстоятельства становления антиимпериалистического капитализма в ходе иранской революции тоже подобны этим обстоятельствам и поэтому тоже требуют чрезвычайного командного места идеологической системы. Вполне естественно, что такую идеологическую систему составила та идеология, под руководством которой осуществлялась иранская революция.

     Следовательно, неправы те, кто осуждающе заявляет, что Иран в идеологическом отношении «топчется на месте», «застрял в реакционности» и тому подобное, что он никак не может двинуться к прогрессу, не умея отойти от старой феодальной идеологии и прежних феодальных черт в практической политике.

     На самом же деле исламская по форме идеологическая система выполняет по своему содержанию уже не задачи феодального строя. Говорить о «реакционном застревании в феодализме», таким образом, неправильно. При внешнем сходстве некоторых черт практической политики, объясняемом некоторым подобием обстоятельств, исламская командность выполняет уже задачу не феодальной централизации (как в прошлом), и не централизации непосредственного революционного действия (как во время прямого революционного подъёма), а централизации госкапиталистической с антиимпериалистической направленностью.


    (mvm88mvm@mail.ru)