Рыжие эти глаза. Повесть. Глава 2

На следующий день по приезду с утра он пошёл в училище. С волнением подходил Сергей к знакомым высоким дверям, с латунными ручками, учебного здания. Сюда спешили и другие ребята. Они почти не знали друг друга. На экзаменах было как-то не до знакомств, а потом сразу все разъехались по домам. Но всё равно почти все собирались в отдельные кучки и тихо вели беседы. Новиков ни к кому не приставал, ходил по просторному фойе вестибюля, рассматривал различные плакаты на стенах, доску почёта, почитал стенгазету. Послышалась команда выйти всем во двор, и ребята кучно потянулись в указанном направлении.
- Электромеханики сюда! - скомандовал начальник строевого отдела Васильев, указывая на широкую аллею, ближе к учебному зданию. - Судоводители туда! - махнул он в другую сторону, и все начали расходиться по разным сторонам.
- Внимание сюда! - командовал он дальше. - В шеренги по четыре человека становись!
Все начали толкаться, переходить туда, сюда, но никто не мог до конца понять команду, и никаких шеренг, конечно, не получилось.
- Да-а, - разочарованно потянул Васильев. - Вы что, в школе строевую подготовку не проходили?
- Нет, не проходили, - послышалось со всех сторон.
- Вот я и вижу, что вы стадо, а не курсанты. Ну ладно, научим. Командиры рот! Постройте курсантов! - подал он новую команду.
Те быстро кинулись исполнять приказание, и вскоре более-менее стройные шеренги стояли на аллее.
- Вот молодцы! Уже кое-чему научились. Сейчас вам зачитают списки, кто в какую группу попал. Запомните их хорошенько и потом построитесь по группам.
Все притихли и стали внимательно слушать. Командир роты, который представился как Николай Иванович Макаров, зачитал списки. Вначале он назвал назначенного старшину роты Александра Крамкова. Сергей попал в группу Э-12. Старшиной группы у них был назначен Николай Крыгин. Когда зачитали все списки, курсанты перестроились по-новому. И только Васильев начал говорить, что им надо сделать сегодня, как к нему подбежал дежурный по училищу и что-то шепнул на ухо.
- Так, внимание! Товарищи курсанты, ну-ка подравняйтесь как следует. Начальник училища идёт.
Тут из здания показался небольшого роста полноватый мужчина лет под шестьдесят. Васильев вытянулся и громко скомандовал:
- Курс, равняйсь! Смирно! Равнение на... право! - и чётким шагом, взяв под козырёк, пошёл навстречу Чугунову.
- Товарищ начальник училища, первый курс для организационных мероприятий построен! Начальник строевого отдела Васильев!
Чугунов, держа руку под козырёк флотской фуражки, прошёл на средину аллеи и, налегая сильно на "о", громко поздоровался:
- Здравствуйте, товарищи курсанты!
В ответ послышался нестройный возглас непонятно какого приветствия.
- О-о, пошехонцы, здороваться даже не умеют, - разочарованно проговорил он и скомандовал: - Вольно! Продолжайте заниматься оргмероприятиями.
Васильев продублировал команду и стал рассказывать дальше.
- Так у нас уж заведено, что первый курс всегда выезжает в колхоз на отработку. Это и помощь селу, и себе. Обычно курсанты копают картошку в колхозах. Вместо денег мы берём продукты. Так что вы все будете работать на себя, чтобы не голодать зимой.
- А чего, есть нечего в училище? - послышался вопрос из строя.
- Кто это сказал? - спросил Васильев. Ему никто не ответил: - Ладно. В училище ещё с голоду никто не умер, но вы сами знаете нынешние трудности с продовольствием, особенно с хлебом. Но его нам выделяют, правда, по нормам. Даже белый хлеб у нас не переводится. Хотя он и пополам с кукурузой, но есть его можно, даже с удовольствием можно. В городе и такого не всегда купишь. Так вот. А картошка будет в полном достатке, если вы её накопаете. Задача ясна?
- Да. Ясно. А когда и куда мы поедем?
- Раз всем ясно, отвечаю на поставленный вопрос. Выезжаем мы завтра утром. Машины придут к девяти. Поэтому, кто будет ночевать в городе, к этому времени всем быть на месте здесь. Остальных мы разместим в общежитии. А ехать тут недалеко, в соседний район. Ещё вопросы есть?
- А в чём ехать?
- Как в чём? Вам же было предписано взять с собой тёплые осенние вещи. Вы что, не взяли?
- Да, взяли. Нет, не взяли. Нечего было брать, - загудел строй.
- Так! Внимание! Командиры рот, уточните, у кого чего нет! - распорядился Васильев.
Перед строем электромехаников появился куда-то на время ушедший командир роты.
- Товарищи курсанты! Задаю вам вопрос - у кого чего нет. Вы, старшина, записывайте. У кого нет фуфайки?
- У меня! - послышался из строя звонкий голос.
- Как фамилия?
- Лыжин!
- У кого нет резиновых сапог!
- У меня! - послышался тот же голос.
- Как фамилия?
- Лыжин!
- Понятно. У кого нет рабочих брюк?
- У меня!
- Как фамилия?
- Лыжин!
- Слушай, Лыжин! У тебя ничего нет. Как же ты жил? - изумлённо спросил Макаров.
- А так и жил, - спокойно ответил тот под громкий хохот строя.
Когда все организационные мероприятия завершились, курсантов распустили. Сергей сразу же направился в город к своим родственникам. А на следующее утро ещё задолго до назначенного срока появился с большой котомкой около училища. Тех, кто остался ночевать в общежитии, покормили в столовой и выдали сухой паёк на дорогу, а Сергею собрала подорожники заботливая тётушка. Грузовые под тентом машины стояли рядом с учебным корпусом. Дали команду рассаживаться, она была быстро выполнена, и все тронулись в путь. В часа три были на месте. Курсантов развезли по разным деревенькам, расселили по домам по несколько человек. Селили по списку. Вместе с Новиковым в маленький домик, где жила одинокая бабка, попали Виталий Аносов, его тёзка Васюков, Евгений Будин, Владимир Ганшин, Виктор Горкин. Все они были одногодки, все после окончания восьмилетки, поэтому сошлись быстро.

Сельские заботы были хорошо знакомы Сергею, хоть его родители и не числились колхозниками. Но он с ранних лет приучался к этим непростым хлопотам и дома, и в школе. Поэтому не особо тяготился ими и здесь, на картошке, как другие, выросшие в городе. Работал спокойно, не сачковал, но и не усердствовал сильно. И вообще, здесь всё было привычно, совсем как дома, только не хватало родителей, сестрёнки, по которым он сильно тосковал, беспокоился за больного отца. О ёлнатских парнях, конечно же, вспоминал, но то место, которое раньше отводилось им, заполняли новые друзья. Особенно близко Сергей сошёлся со своим земляком, жившем в селе их области, только в другом районе, Виктором Горкиным. Они даже внешне чем-то походили друг на друга. Были одинаково голубоглазые и русоволосые, среднего роста и крепкого телосложения и говорили, как и все волжане, сильно окая. Чубчики свои тоже, как один, бриолинили.
Колхозный распорядок дня был обычен для тех курсантов, кто вырос в селе, но несколько трудноват для горожан: вставали в половине седьмого - рановато, по понятиям последних (будила их хозяйка), быстро умывались и завтракали. Баба Шура (хозяйка) ставила на стол только что вытащенный из печи большой медный таз с пюре (картошку ребята чистили все вместе с вечера, принося её с собой с поля), шипящий ещё самовар, хлеб и сахар. Пюре и чай были без ограничений, а вот хлеб, сахар и немного масла по нормам. Но всё равно все наедались и шли копать картошку, поле было совсем рядом, за окраиной села. Обедать ходили домой. Ели суп на мясном бульоне или щи, котлету, опять же с пюре, и компот или кисель. Потом снова на картошку, и в шестом часу они уже были свободны. Ужинали (картошка с мясом, иногда с макаронами, чай) и... дальше каждый сам был предоставлен себе. Особых развлечений в деревне не было - клуб находился на центральной усадьбе колхоза километрах в шести от них (особо не находишься в кино, которое крутили по средам и воскресеньям, да и то старые фильмы), девчонок, с которыми можно погулять, нет. Вот и слонялись парни по деревне, донимали ради шутки местного придурковатого Костю ("Костя, дай закурить?" - цеплялись к нему. "Членом будешь дурить!" - зло бросал тот. "Костя, дай закурить?" "Членом будешь дурить!" И так до тех пор, пока Костя ни хватал какой-нибудь дрын и бросался на обидчиков, которые враз разбегались по сторонам). Сергей не участвовал в таких развлечениях, он больше любил бродить по грустнеющим перелескам, благо осень стояла сухая и тёплая, или забирался в сарай с сеном и там лежа мечтал, частенько ходил он и разрушенную церковь, где валялись разбитые иконы и громадный крест с распятым Христом.
Однажды, как всегда под вечер, он пришёл в эту церковь, побродил по развалинам, вспугнув голубей, и остановился напротив распятия. Смотрел долго в замученное лицо Христа с выщербинами на лбу и такими же ранами, видимо, от топора на тело, и он не понял почему, но в глазах как-то стало мутнеть и зарябило. Сергей начал тереть их пальцами и стал видеть лучше. Когда он вновь поднял взгляд на Христа, то увидел, как из его глаз потекли слёзы, а из ран засочилась кровь. На него нашло какое-то оцепенение, рука непроизвольно поднялась и потянулась к распятию. И только коснулась его, всё тело Сергея содрогнулось словно от удара тока, и раздался какой-то крик. Он отскочил в сторону и стал дико осматриваться, ничего не понимая.  В церкви никого не было. Но кто мог так пронзительно крикнуть? Он что ли от испуга? Или..? Сергей посмотрел на распятие. Оно также стояло на том же месте и в том же виде, как всегда. Дрожь охватила всё его тело. Чтобы её унять, он медленно повернулся и пошёл к выходу из церкви, а когда вышел, кинулся бежать в деревню. Только около своей избы немного успокоился. Больше к этой церкви он не ходил.

Так и летели дни. В конце сентября задождило, и курсантов вернули в училище. Сразу же был объявлен карантин, ребят никуда не выпускали, их остригли наголо, выдали форму, расселили по кубрикам на третьем этаже общежития. Селили, как и в колхозе, по списку, так что все они (Аносов, Будин, Васюков, Ганшин, Горкин и Новиков) оказались в одном кубрики, и это их вполне устраивало, уже как-то притёрлись друг к другу на картошке. Училище после спокойного лета начинало постепенно оживать. Первый курс вернулся из колхоза, второй с ознакомительной практики, и общежитие загудело. Второкурсники, жившие этажом выше, ходили ватагами знакомиться с новобранцами. В первый же вечер в кубрик, где жили ребята, завалился подвыпивший в гражданке парень.
- Эй, салаги, привет! - бросил он небрежно.
Ребята неохотно ответили.
- Москвичи есть?
Те молчали.
- Так, земляков, значит, нет. Тогда гоните всё, что у вас есть!
Ребята не шелохнулись, сидели кто на табуретках, кто на кроватях.
- Вы чего! Глухие что ли? Я сейчас вам уши прочищу! - и он демонстративно двинулся на Ганшина, тот заробел, стал доставать из кармана брюк пачку с сигаретами.
- Вот, вот... у меня... есть... - начал он, протягивая сигареты.
- Молодец. Понятливый парнишка. А вы, салабоны, чего сидите? Гоните
сюда всё, что есть! - наступая на Новикова, почти закричал тот.
Сергей молча поднялся с кровати, в голову словно ударила какая-то
жаркая молния, он весь задрожал и, сжав кулаки, пошёл на парня. Тот
остолбенел, попятился, потом остановился.
- Чего тебе надо? - зло выдохнул пришедший, в упор глядя на Новикова.
Тот молчал и также зло смотрел на обидчика. С кроватей и табуретов стали подниматься и другие ребята.
- А-а, ерепенитесь? Сейчас мы вам покажем, - проговорил второкурсник, демонстративно поставил ногу на табурет около койки, вытер суконным одеялом ботинки, повернулся и вышел из кубрика, сильно хлопнув дверью.
Ребята облегчённо вздохнули. Сергей сразу почувствовал какую-то слабость в теле, опустился на койку, склонил голову. Он сам не мог понять, чего это вдруг его потянуло на подвиги. Ещё совсем незнакомое училище, старшекурсники, кто его знает какие, и вдруг такой протест? Но это получилось самопроизвольно, как бы независимо от него. Почему? Он никак не мог понять.
- Ну, сейчас нам дадут, - тихо проговорил Аносов.
- Чего дадут? - возразил Горкин. - Нас тут шестеро. Отмахаемся.
- Как же, отмахаешься, если завалится человек двадцать, - вступил в разговор Будин. - Надо было ему ещё чего-нибудь дать, и всё, он бы и отстал.
- Такие не отстают, а только наглеют, - ответил ему Горкин.
- И что же нам делать? - спросил всё время молчавший Васюков.
- Знаете что, ребята. Я, наверное, немного погорячился, - тихо проговорил чуть успокоившийся Сергей, - но отступать теперь некуда - надо защищаться.
- А как? - спросил Будин.
- Как? Да очень просто. Так, давайте придвинем койку к двери и подопрём её другой.
Ребята все встали и быстро соорудили баррикаду около двери, стали ожидать гостей. Но никто к ним не шёл. Так они и просидели взаперти до позднего вечера. И потом, сбегав по очереди в гальюн, улеглись спать. Ночь прошла почти спокойно, не считая того, что кто-то всё же попытался к ним прорваться, но не смог даже приоткрыть хорошо подпёртую дверь. Так, собственно, началась их курсантская училищная жизнь. Сюда в большинстве своём они съехались из близлежащих областей России. Продолжали знакомиться друг с другом (в колхозе это не совсем удалось), находили земляков, завязывали дружбу, ссорились и даже дрались из-за различных пустяков. Одним они симпатизировали, других просто не замечали, третьих откровенно ненавидели и даже презирали, с другими не сходились характерами. Разные они все были люди: честные, прямые, хитрые, подлые... И все поначалу были какие-то настороженные, даже пугливые, так как находились ещё (хотя бы и в мыслях) под сенью домашнего уюта, добрых слов близких и родных. Часто вспоминали своих родителей, их ласку, заботу, сильно скучали по ним.  Некоторые во сне даже звали маму. Что ж, все они, собственно, были ещё детьми, лишь иные только пришли сюда после службы в армии, как, к примеру, старшина роты Александр Крамков или их старшина группы Николай Крыгин. А остальные... остальные с трудом втягивались в совсем новую для них атмосферу. Здесь некому было их приласкать, сказать тёплое словечко, поддержать по-отцовски, если кто обижал. Всем им училище сразу заменило мать, отца, дом.  Ведь недаром над входом в учебный корпус висел лозунг: "Училище твой дом.  Береги честь училища!" Всё старое осталось для них где-то позади, а впереди была совсем новая, ещё совсем неизвестная для них жизнь. С первых дней их ознакомили с уставом училища, с распорядком, с обязанностями курсантов, и потихоньку они начали входить в это русло: вставали по подъёму, шли на зарядку, ходили в наряды по очереди и уже вне очереди, если в чём-то провинились. И всюду строем, хоть и без песни.
С первого октября начались занятия. В принципе они мало чем отличались от тех, что были в школе. Стандартные предметы: математика, физика, русский язык и литература, английский язык... С последним, правда, не всем повезло. Большинство курсантов в школах, как и Новиков, учили английский, поэтому у них проблем с этим предметом не возникало, даже наоборот - они чувствовали себя наверху блаженства, так как всё пришлось начинать сначала: a, b, c, d. Повторенье - мать ученья, но хоть им на занятиях и было скучновато, но они не роптали, ходили регулярно, получали без проблем пятёрки. Тем же, кто учил немецкий в школах, доставалось крепко, а таких было человек десять, в том числе и Геннадий Сёмкин, который сразу стал высказывать своё недовольство ("Зачем я должен переучивать язык?") и в буквальном смысле отлынивать на занятиях и даже прогуливать их, за что, естественно, получал заслуженные нарекания. Русский язык и литературу вела Елизавета Ивановна Кубанская, их куратор группы. Этот предмет был наиболее близок Сергея после того, как у них в школе стала вести Софья Борисовна Таламанова. И здесь Новиков испытал то же чувство духовной близости к своему новому преподавателю, что даже начал писать стихи, никому, конечно, их не показывая, но записывая в тонкую общую тетрадочку. Елизавета Ивановна сразу обратила внимание на Новикова, когда на первых занятиях он стал с интересом рассказывать подготовленное на самоподготовке задание, за что получил отличную отметку.
Математика хоть и была знакомым предметом, но всех их сильно удивил преподаватель Борис Алексеевич Мимоходов, которого курсанты давно уже окрестили "Милочкой". Это был довольно зрелых лет мужчина, слегка полноватый, всегда подстриженный под "нулевую" польку. Одевался он как-то небрежно, собственно, как почти все пожилые люди. На нём был постоянно один и тот же китель, навечно испачканный мелом, давно не знавшие утюга брюки волочились по полу. По аудитории ходил он медленно, слегка покачиваясь и прихрамывая на левую ногу (сказывалось ранение). Всех он удивил с первой же встречи на занятии.
Лишь только дежурный по группе сдал рапорт: "Товарищ преподаватель! Курсанты группы Э-12 на занятиях по математике присутствуют в полном составе! Дежурный по группе курсант Аносов", он махнул всем рукой:
- Садитесь, милочки. Здравствуйте.
Надо было ответить на приветствие, как их учили, но кто засмеялся, кто стушевался, и получился разнобой. Мимиходов посмотрел на всех испытывающе и ничего не сказал. Это обращение к ним "милочки" выбивалось из уже начинающего быть привычным "товарищ курсант".
- Я буду вести у вас математику, милочки.
И снова по кабинету пробежал смешок.
- Вы, наверное, думаете, что это очень смешной предмет, милочки?
- Да нет, просто... - никто не мог ответить прямо, почему все смеются.
- Ладно, милочки, я думаю, что мы вместе с вами решим все интегральчики. Давайте договоримся так: вы будете внимательно меня слушать, записывать всё, что я вам говорю, учить, что я вам задаю, отвечать на все мои вопросы, а я вам за это, милочки мои дорогие, не буду ставить двоечки. Вы согласны?
- Согласны! - ответили все дружно. - А если мы чего не ответим, тогда что? - спросил Сёмкин.
- Тогда, милочка, я тебе поставлю в журнальчик точечку, до следующего раза.
- А на следующий раз что будет? - опять поинтересовался тот.
- А следующий раз, милочка, от тебя зависит. Если ты ответишь на вопрос, то поставлю тебе троечку, а если нет, то четвёрочку, - он чуть помедлил, внимательно посмотрел на удивлённого Геннадия и с усмешкой добавил, - но в две клеточки. - Все засмеялись. - Ну, ладно, милочки, это у вас ещё впереди, - остановил он смех лёгким взмахом руки, - а сейчас я вам расскажу немного о математике. - И стал рассказывать, расхаживая около доски.

Сергей словно очнулся ото сна, вспомнив Мимоходова. Он стоял на пустынной аллее парка и почти бессознательно глядел вдаль. Тут его взгляд приковали деревья, почти совсем оголённые и хмурые. "Как матери, у которых кто-то отобрал родных детей, и они остались одни, - почему-то подумалось. - Да, вот и моя мать осталась без меня, к тому же с больным отцом. Правда, есть ещё сестрёнка. Как они сейчас там живут? Трудно, наверное, приходится маме без единого мужика. Может, забрать из училища документы, пока не поздно, и уехать назад, в Ёлнать? Тем более, что мама была так против моей учёбы в речном? Нет, ты этого не сделаешь, Серёга! Если сам захотел здесь учиться, то доведи дело до конца. А то какой ты будешь мужик? Тебя же уважать никто не станет!"
Он невольным движением руки приподнял рукав шинели и посмотрел на часы. "Ещё мало времени, можно где-нибудь посидеть на скамеечке. Сегодня первое увольнение, можно гулять целый день. Лишь бы на ужин не опоздать". Сергей подошёл к ближайшей скамейке, смахнул рукой с неё листья и сел. "Да, а всё-таки хорошо здесь сегодня. Дома, наверное, тоже листья опали. Хватит работы нашим. В саду надо листья сгребать и всё перекапывать. Отец, видимо, ещё не вышел из больницы. Да и какой теперь из него будет работник после инфаркта. Ох, и достанется маме с сестрёнкой! Как я нужен сейчас там! Вот и в письме мама написала, что трудно без меня стало. Но Тоня начала больше ей помогать. Это хорошо. Маме всё же легче. А батю всё-таки жалко. Выйдет, наверное, из больницы инвалидом. Болячка ведь нешуточная. Скорей бы уж хоть он поправлялся".
От этих невесёлых мыслей отвлекли его малыши, которые невдалеке подбирали опавшие листья и складывали их в отдельные кучки. Дети мирно копошились, но тут один из них хотел потихоньку взять несколько листочков у своего друга. Тот заметил это, подбежал к воришке и стал грозить ему расправой. Второй не остался в долгу и накинулся на первого. Они схватились, начали бороться и сразу же свалились в небольшую лужицу. К ним тут же подбежали заболтавшиеся было мамаши и развели их в разные стороны. Это происшествие немного развеселило Сергея, но он только едва улыбнулся. "Вот и я когда-то был таким. Но как же давно это было!" Ему тут же вспомнилось Столпино, бабушкин дом рядом со школой, где работала мать. И тот случай, когда ученики этой школы посадили его в колодезную бадью и опустили вниз. Он сидел там, может, не так и долго (колодец-то был действующим, а не заброшенным), но спокойно над тёмной и тихой гладью воды, что его, видимо, и спасло. А спасла его, сама того не ожидая, бабкина соседка по улице Кузнечиха, пришедшая за водой. Она в задумчивости перебирала рукоятки большого деревянного колеса, на барабан которого наматывалась цепь, и когда бадья с Серёжкой появилась над срубом, она так и обмерла, даже присела от испуга (хорошо хоть не выпустила рукоятку). А Серёжка также спокойно сидел в бадье и улыбался, только часто моргал ресницами, не понимая, чего это у Кузнечихи всё трясётся. Но та вскоре опомнилась и заорала благим голосом: "Загубили, ироды! Ой, загубили парнишку!" На её истошные крики сбежались бабки из соседних изб, высыпали дети из школы, выбежала оттуда и его мама, которая сразу же кинулась к сыну, вытащила его из бадьи и запричитала: "Что же это такое, Господи! Кто же это такое сотворил?" И не услышав ни от кого ответа, начала поддавать по заднице Серёжке: "Я же тебе сколько раз говорила - не ходи ты сюда, играй в огороде. Чего ты сюда полез, а?" А тот только улыбался и молчал. На этом приключение всё и закончилось. Виновников так тогда никто и не нашёл, хотя они и были рядом, тут, в школе. И ещё Сергею почему-то сейчас вспомнилось, как он у бабушки просил летом санки покататься, да так назойливо, что та не удержалась и надавала так ему по заднему месту, что он и садиться-то на него долго не мог. А вообще, она была добрая, всегда перед сном рассказывала им с сестрёнкой сказки и клала ему под подушку чего-нибудь сладкого: то ли кусочек сахара, то ли пряник, который он, проснувшись среди ночи, с удовольствием поедал. Без этого он и уснуть даже не мог. "Смешно, ей Богу. Но это детство, детство. Жаль, что уже нет в живых сейчас бабушки. Она бы очень обрадовалась моему поступлению в училище и наверняка сказала бы, что это Господь Бог помог мне".
Многое вспомнилось сейчас Новикову из далёкого, но всё-таки такого ещё близкого детства. Углубившись в такие приятные и никогда не забываемые моменты своей жизни, он даже не заметил, как подошло к концу время его первого увольнения. Глянув на часы, он заспешил в училище.
Как только он открыл дверь в свой кубрик, на него тут же сверху посыпались рабочие ботинки - "гады", как между собой называли их курсанты, и раздался громкий хохот ребят. Сергей всё же малость увернулся, ни один из "гадов" не попал ему в голову, но по плечам ударило несколько, и было больно. Он насупился от обиды, готовый броситься на друзей, но на кого? Больше всех и заразительнее смеялись Виталик Аносов и Женька Будин, поэтому он сразу догадался, чьих рук это дело, но кидаться на них не стал. Быстро вспыхнув, он также мгновенно и остыл, и, улыбнувшись как ни в чём не бывало, стал снимать с себя шинель. После ужина он посидел немного в библиотеке на самоподготовке, вернулся в общежитие. С опаской открыл дверь в кубрик и стоял в коридоре - ничего не посыпалось. Все ребята сидели на табуретах и койках, загадочно улыбались. Ожидая очередного подвоха, Сергей осторожно подошёл к своей койке, и что-то подозрительной она ему показалась. Слегка тронул рукой за спинку и почувствовал, что она совсем не держится, но вида не подал, сел на табурет и стал перекладывать книги в тумбочке. Все молча и внимательно за ним наблюдали.
- А чего вы не были на самоподготовке? - спросил как бы между прочим.
- Завтра ведь обществоведение, Орлов будет спрашивать.
- Да мы тут поготовились, по конспектам, он хорошо диктует, - ответил за всех Ганшин, с сочувствием глядя на Новикова.
А тот продолжал копаться в тумбочке, потом достал книгу и стал читать, сидя на табурете. Будин демонстративно разлёгся на койке, даже стал качаться на сетке. Сергей только незаметно ухмылялся и продолжал читать.
- Серёга, а чего ты на койку не ляжешь? - спросил его Аносов. - На ней удобнее читать.
- Не положено по уставу, ещё отбоя не было, - буркнул тот в ответ.
Такое тихое противодействие продолжалось долго, ребята больше не приставали к Новикову, который также спокойно читал книгу. А тут в их кубрик зашёл Геннадий Сёмкин и сел к нему на койку. Ребята все прямо замерли. Поговорив немного о завтрашних занятиях, он хотел встать с койки и ухватился за спинку. И только он чуть потянул её на себя, как койка с грохотом рассыпалась. Все дружно загоготали. А тот, вскочив на ноги, гневно бросил всем на прощание: "Придурки!" и выскочил из кубрика. А ребята стали помогать Новикову собирать койку.
Ночью Сергею захотелось по малому. Становилось всё холоднее и холоднее, и в общежитии было не совсем уютно, не помогали даже два шерстяных одеяла. Вот поэтому, видимо, многие мальчишки часто бегали в гальюн, что было не очень приятно, так как на их этаже он вечно был закрыт (забивался постоянно) и приходилось бегать на первый этаж. Новиков нехотя встал, натянул на себя робу, вышел в коридор и побрёл, почти не раскрывая глаз. При выходе с этажа около тумбочки, сидя на табурете, дремал дневальный, он даже и глазом не повёл на проходившего мимо курсанта. При возвращении назад случилось тоже самое - рота вся спала мёртвым сном. Когда он зашёл в кубрик, мелькнула мысль - а не пошутить ли над своими обидчиками? Все парни мирно посапывали,
Васюков даже храпел. Новиков тихонько подошёл к койке Будина - тот спал с раскрытым ртом, нагнулся, достал его гады и стал крепко привязывать к уголку сетки. Тоже самое он проделал и с гадами Аносова, окончательно решив, что дверная шутка над ним - это их работа. Утром, как всегда в половине седьмого, их разбудил крик дневального:
- Рота-а, подъём!
Все зашевелились, начали медленно подниматься и натягивать на себя рабочие брюки - на зарядку они ходили голыми по пояс. Одевшись, стали выходить в коридор. В их кубрике замешкались только двое - Аносов и Будин, они никак не могли найти свои ботинки. А уже зазвучала следующая команда:
- Рота-а, на зарядку!
- Где мои гады? Куда они делись? - со злом спрашивал Будин, Аносов только чего-то бурчал себе под нос.
- Да вон они болтаются на перекладине, - бросил им Горкин.
Будин схватил ботинки и начал их тянуть, они не поддавались - Новиков завязал на совесть, стал обрывать шнурки - не тут-то было, крепкими оказались они.
- Ах ты, гад! - бросился было он на Новикова. - Ты чего сделал?
- Я? - искренне удивился тот. - Да ты что? Я такими вещами не занимаюсь. Это вы с Виталькой специалисты по этому делу, - ответил спокойно и вышел в коридор.
Будин же с Аносовым надели парадные ботинки и заспешили следом - по кубрикам уже ходил командир роты Макаров и выгонял опаздывающих на зарядку. На улице было весьма прохладно, всё-таки ноябрь начинался на дворе, постоянно подмораживало и уже срывался снег. Курсанты отчаянно прыгали, махали руками, чтобы хоть чуть согреться, но это мало помогало. И такое повторялось не первое утро. Закаливание организма оборачивалось обратной стороной - в санчасть всё больше и больше обращалось ребят с простудой. По пути умывшись, все вернулись в кубрик, стали собираться на занятия. Будин продолжал бурчать насчёт привязанных ботинок. Он так и не смог их отвязать, пришлось отрезать шнурки.
- Что, мне теперь без шнурков ходить? Это ты всё, Новиков, наделал, вот и покупай мне новые шнурки, - цеплялся он к Сергею.
- А при чём здесь я? Я спал как убитый. Это кто-то ночью приходил и привязал тебе гады, - отмахивался от него тот.
- Надо на дверь защёлку поставить, чтобы к нам по ночам никто не заходил, - предложил Васюков. - А то мало ли что может случиться. Вон из соседнего кубрика вчера ночью вынесли кровать вместе с Васькой Камневым.
- А Володьку Соловьёва так привязали простынями к койке, что он и встать на зарядку не смог, - дополнил Горкин. - Ох, и досталось ему от Марафета.
- Кого? Кого? - не поняли друзья.
- Да от командира роты Макарова, - ответил Виктор. - Это у него такая кликуха. Мне старшекурсники сказали. А насчёт защелки, может быть, и правильно. Поставим, и никто к нам не зайдёт.
- Ага. А если Марафет не зайдёт? - спросил его Новиков. - Он тебе такую защёлку на задницу поставит, что ты замучаешься открывать, - под дружный смех закончил он. - Нет, ребята, давайте лучше друг над другом не издеваться, хотя бы в своём кубрике.
- Я согласен, - первым отозвался Ганшин.
- Я тоже, - поддержал Васюков.
Другие согласились тоже. Все успокоились и стали ждать любимую всеми команду. Вскоре послышалась и она:
- Рота-а, на рубон!
Повторять её не надо было, все дружно стали выходить из кубриков и строиться в коридоре. А потом группа за группой заспешили в столовую, которая находилась на первом этаже учебного корпуса. Впереди шла группа Э-11, за ней ихняя, следом Э-13. Первая занимала дальние столики, последняя ближние к выходу, а Э-12 оказывалась посередине. Это вроде бы и неплохо, но в последнее время ребята стали замечать, что на их столах почему-то всегда оказывалось меньше на полбулки белого хлеба, чем у первой группы, - у тех хлеба было больше, причём именно белого, хоть и пополам с кукурузой, но всё равно такого вкусного, которого не часто видели на своих столах даже горожане. Такое происходило и со столиком, за которым сидел и Новиков. Естественно, это возмущало ребят. Горкин кипел от негодования:
- Сейчас пойду и отберу у них хлеб! Чего они жрут наш, ещё и смеются над нами.
- У кого ты отберёшь? Ты знаешь, кто его таскает? - успокаивал его Новиков. - Нет. Не знаешь. Так что сиди пока молча. А то они тебе и морду могут набить ещё за это.
- Пусть только попробуют!
- И попробуют, не беспокойся, у них это не заржавеет. Вон в их группе сколько местных. В город потом не высунешься, - забеспокоился Сергей.
- Так что, по-твоему, пусть эти скоты хлеб наш жрут? А мы будем голодными сидеть? Так что ли? - упорствовал Горкин.
- Слушай, ты не кипятись, Витя. Тут надо по-другому действовать.
- И ты знаешь как?
- Пока ещё точно не знаю, но одна идея есть.
Он не стал ничего рассказывать друзьям, но на следующее утро не встал в строй перед завтраком, а потихоньку спустился вниз и прошёл в учебный корпус, затаился там за колонной. И когда первая группа курсантов входила в столовую, он влился в неё и пошел с ними. Проходя мимо столика, где сидели Новиков с друзьями, один из парней (это был Владимир Гончев, из местных) схватил полбуханки белого хлеба и хотел тут же прошмыгнуть в передний угол зала, но Сергей моментально кинулся к нему и цепко ухватил того за руку.
- Положи на место! - зло выдохнул Новиков.
Тот сначала опешил, но потом задёргался, пытаясь вырваться. К нему на помощь подскочили одногруппники, схватили Сергея за руки, стараясь оторвать вора, но тот не поддавался. А тут подошли и ребята из его группы, встали за спинами первых. Обстановка накалялась. Все готовы были броситься друг на друга. Но в этот момент старшина Крамков подал команду:
- Рота, садись!
Все стали усаживаться по своим местам. Гончеву ничего не оставалось делать, как положить хлеб на место.
- Ладно, сука, мы с тобой ещё встретимся! - пригрозил он.
- Иди отсюда, пока цел! - с такой же злостью ответил ему Новиков.
На этом инцидент был исчерпан. Больше никто с их стола хлеб не воровал. Только после завтрака к Сергею подошёл Валерка Князев, местный парень, но из их группы, и так, между прочим, заметил:
- Ты смотри, Новиков, в городе один больно не появляйся. Этот, Гончев, он с улицы Гагарина. Там у них своя банда. Так что думай, - и пошёл дальше, как ни в чём не бывало.
Новиков ничего ему не ответил, но внутри что-то дрогнуло. Страх? Может быть, и страх. Конечно, ему, деревенскому парнишке, было боязно в этом большом и почти совсем незнакомом городе. Был он в нём всего-то несколько раз до поступления в училище, и вот сейчас пошёл только третий месяц, как он стал курсантом. Что он мог знать об этом городе? Да почти ничего. А тут ещё на первом собрании их всех особо предупредили, чтобы они поодиночке не ходили по городу, да и вдвоём тоже. И была тому особая причина. Как раз перед ними, в прошлом году, зарезали двух первокурсников, зарезали так, без особых на то причин, в общественном туалете около кинотеатра "Центральный", зарезали двое подпитых подонков, которых потом быстро вычислили, но до сих пор не могли поймать. Вот такая была история. Да и с местными постоянно происходили стычки, кровавые драки, доходившие до поножовщины. Как тут было не бояться города? Конечно, Сергею было страшновато появляться в нём, особенно одному. Но он как-то близко ещё ни с кем из ребят не сошёлся, поэтому в первые увольнения бродил по городу в одиночестве, забывая совсем о тех предупреждениях руководства училища. Да и испытать на прочность хотелось себя. Его давно мучил один и тот же вопрос, на который он никак не мог ответить: трус он или нет? В деревенских стычках со сверстниками, а они часто ходили улица на улицу, и он верховодил одной из крупных группировок, Сергей никогда и ничего не боялся, всегда бросался в самую гущу потасовок, и почти всегда они одерживали верх. Из-за этих схваток, в общем-то, даже и безобидных, ведь со своими врагами они обычно дрались на деревянных мечах, но иногда, правда, доходило дело и до более крутых вещей - железных полос, из которых изготовлялось что-то наподобие сабель, у него были серьёзные разговоры и с родителями, и в школе. После таких бесед происходило примирение сторон, но до определённого периода, до очередной нестыковки интересов. И тут всё начиналось сначала. Поднимались улицы, доставались припрятанные мечи и... Да, было такое, но это было совсем в другом месте, даже в другом мире, как это казалось сейчас Сергею. Здесь, в городе, всё было по-иному, всё было гораздо неизвестнее и опаснее. Но тот вопрос: трус он или нет? - всё также сверлил его мозг, и ему не терпелось испытать себя на прочность.

Первые дни ноября были заполнены до предела - всё училище готовилось к празднику Великого Октября, везде наводился порядок, курсанты во дворе и около зданий подгребали и убирали мусор, кое-что ремонтировалось, но больше всего доставалось первокурсникам - их готовили к первому параду. Каждый день после обеда они строились во дворе в колонну по четыре человека, делали несколько кругов там, а потом под духовой оркестр выходили за пределы училища. Вначале маршировали по ближайшим улицам, после, когда у них это стало получаться, пошли и дальше, по маршруту предстоящего парада, к центру города, пошли вслед за второкурсниками, которые чувствовали себя настоящими ассами. На главную улицу Ленина не стали заходить, а двинулись по мосту через Волгу. Шли ровными шеренгами, чётко отбивая шаг, оркестр старался изо всех сил. И как только первокурсники зашли на совсем недавно построенный мост, он сначала слегка завибрировал, а потом и зашатался в такт ударам барабана. Шедший во главе колонны начальник строевого отдела Васильев, не сообразив сразу, что происходит, замахал оркестру руками, чтобы те прекратили играть. Оркестранты вначале замешкались, но потом вразнобой закончили игру. А Васильев, выскочив на проезжую левую сторону моста, закричал что есть мочи:
- Сбить шаг! Сбить шаг!
Курсанты, не понимая что происходит, продолжали идти, как и раньше. Тогда Васильев подал другую команду, которую тут же продублировали командиры рот и старшины:
- Разойдись! Всем назад! Быстро с моста-а!
Стройные шеренги сразу превратились в кучную толпу, все повернули назад и побежали к берегу, громко гогоча на ходу. И как только выскочили на безопасную дистанцию, послышалась следующая команда:
- По ротам, в шеренгу по четыре становись!
Выстроившись по команде, курсанты направились в училище, оркестр больше уже не играл. По мосту строем они также больше не ходили, маршировали по улицам возле училища. Накануне праздника прошёл строевой смотр, ребят об этом предупредили заранее.
Вначале он проводился в общежитии. Командир роты Макаров на построении на завтрак произнёс небольшую речь. Поздравив всех с приближающимся праздником, он рассказал, что командование училища, несмотря на то, что они (первокурсники) ещё недостаточно овладели строевой подготовкой, решило допустить их к участию в параде, а это ко многому обязывает.
- Вам это ясно? - зычно спросил он.
- Ясно! - дружно ответили курсанты.
- Это хорошо. Но для начала мы со старшиной роты ещё посмотрим, как вы содержите свои кубрики. Так что после завтрака приправить как положено койки, навести порядок в тумбочках, в рундуках заправить шинеля.  Одним словом - навести полный марафет! Ясно?
- Ясно! - последовал чёткий ответ. - А увольнение будет? - кто-то спросил.
- Кто это без разрешения спрашивает? Надо сначала спросить разрешения спросить, а уж потом и спрашивать! - Макаров чуть помедлил. - А увольнение будет почти всем, кроме наряда, но после парада и праздничного обеда.
- А вечер отдыха? - опять кто-то спросил из строя.
- Я что вам сказал, не понятно? Надо сначала спросить разрешения спросить! Кто это спросил?
- Это я, - послышалось из строя.
- Кто это я? Фамилия у курсанта есть?
- Есть. Курсант Лыжин!
- А, Лыжин. Отвечаю Лыжину и другим. Вечер отдыха будет, накануне праздника. Ясно?
- Ясно! А девочки будут? - опять спросил Лыжин.
- Это ты снова?
- Я! Курсант Лыжин!
- Ну, ты до всего охоч. Будут тебе девочки, будут, но по приглашениям. Ясно?
- Ясно!!!
После завтрака все курсанты роты доводили до ума свои кубрики. В них был почти полный порядок. Обойдя левое крыло общежития, где располагалась их первая рота, Макаров остался доволен, так он и заявил старшине Крамкову, а тот передал это высказывание старшинам групп. А в это время во дворе уже шёл строевой смотр, который проводил начальник строевого отдела Васильев. На главной аллее выстроились курсанты второго и третьего курсов, первокурсники внимательно за всем наблюдали со своего третьего этажа - выходить во двор никому не разрешалось. Что говорил Васильев, никто из них не слышал, окна были хорошо задраены, всё-таки не за горами зима, а в кубриках уже далеко не Ташкент. Но все видели, как он, пройдя перед строем и внимательно осмотрев первую шеренгу, вдруг кинулся вглубь строя и вытащил оттуда показавшегося ему заросшим курсанта, которого тут же отправил стричься. У другого подобного лохматика он сам выстриг вытащенной из кармана машинкой ползатылка и тоже отправил достригаться в ближайшую парикмахерскую. Все в строю только смеялись вместе с Васильевым. Дошла очередь и до первокурсников. Их тоже выстроили на той же аллее. Командир роты сдал рапорт, Васильев поздоровался с курсантами.
- Ну что, видели, как проходил смотр у старших курсов? - спросил он после ответного приветствия.
- Видели! - дружно ответил строй.
- Сейчас и вас я обкарнаю под нулёвку, - пошутил Васильев, все только рассмеялись.
Что их стричь-то под нулёвку? У них только-только начала обрастать голова после карантинной стрижки по приезду в училище.
- Ладно, пока не буду стричь, потерпите немного, - продолжил он. - А вот форму надо посмотреть. Наверное, уже обкромсали свои шинели выше колен. Или нет?
- Нет! Не успели ещё!
- Я вам успею! Я вам успею! Как увижу, что шинель выше колена, сразу отберу и выдам из БэУ, что в кочегарке валяются. Понятно вам?
- Понятно!
- Вот и хорошо. Ну, а брюки как? Положенные 24 сантиметра или нет?
- Не знаем! Мы не мерили! Какие выдали!
- А мы сейчас посмотрим. Так-так.
Васильев стал обходить строй, наклоняя голову и заглядывая вглубь него. Около группы Э-11 он остановился, раздвинул первую шеренгу.
- А ну-ка иди сюда, - поманил пальцем одного из курсантов, тот начал оглядываться на соседей. - Иди-иди! - уже строже приказал он.
Из строя вышел Гончев. Васильев взял его за руку и провёл на середину аллеи.
- Вот поглядите на этого модника! Что это у него за штаны? - он покрутил курсанта из стороны в сторону, чтобы лучше все разглядели его брюки - вошедшие в моду дудочки. - Вы видите?
- Видим!
- Это явное нарушение формы одежды! И за это мы будем наказывать со всей строгостью! Вам понятно?
- Понятно!
- А сейчас мы сделаем так.
Васильев присел около Гончева, засунул пальцы снизу под одну из брючин и с силой рванул. Та с треском разорвалась аж до колена. Начальник строевого отдела ещё раз дёрнул и порвал брючину до паха, оголив белые кальсоны.
- Все хорошо видели, что будет с модниками? - спросил он.
- Видели! Чего не видеть! - загудел строй.
- Вот и хорошо. Так будет с каждым, кто станет нарушать форму одежды. А ты, - обратился он к покрасневшему от стыда Гончеву, - марш в роту, и чтобы к концу строевого смотра на тебе были брюки положенного размера! Пшёл! - подтолкнул его Васильев, тот быстро побежал в указанном направлении.
Строевой смотр продолжился.

В последние дни перед праздником все пребывали в каком-то расслабленном состоянии, никому не хотелось напрягаться ни в чём, курсанты даже на самоподготовку в библиотеку почти перестали ходить. Это быстро оценили преподаватели. Милочка столько поставил своих любимых точечек, что многие просто загрустили. На последнем занятии он решил опросить всех и стал вызывать не по списку, а по партам, хотя и было это почти одно и то же, ведь их размещали в аудиториях в алфавитном порядке, и начал с сидящих у окна - Аносова и Будина. Первым оказался Евгений.
- Поди, поди сюда, милочка, - поманил он его пальцем.
Тот вышел, быстро решил пример, он вообще хорошо учился.
- Так, так, молодец. Поставлю я тебе четвёрочку. Садись, милочка. А теперь ты иди, - указал он на Виталия.
Аносов долго топтался у доски, но никак не мог решить задачу.
- Э-э, милочка, да ты ничего не знаешь. Иди посиди. Поставлю я тебе точечку, жирную, жирную. Так, кто там следующий?
Мимоходов оторвал взгляд от журнала. Аносов тем временем, расдосадованный, плюхнулся на скамейку и тут же с криком подскочил, все грохнули смехом. Оказывается, Будин насыпал ему на сиденье кнопок.
- Встань, милочка. Да, да, ты, - указал он на Будина. - Когда тебе покажется, что ты поумнел, скажешь, - чуть помолчав, продолжил он. - Так, так, кто там следующий? Ты, милочка, - показал он на Васюкова. - Иди, иди.
Виталий вышел весь насупленный, взял мел и стоял у доски, не зная решения задачи.
- Ну что? Не знаешь?
Васюков помотал головой.
- Садись, садись, милочка. Точечку-то ты честно заработал.
Борис Алексеевич внимательно стал смотреть на Горкина. Тот поднялся, склонил голову, но выходить не стал, хотя и была у него в журнале уже точечка.
- Ну что, милочка? Иди, иди к доске.
- Я не знаю, как решать, - честно признался Виктор.
- Так, так. Поставлю я тебе, милочка, четыре... в две клеточки. Садись. В следующий раз будет шесть... в три клеточки. Подумай над этим. - Мимоходов стал внимательно смотреть на Ганшина.
- Борис Алексеевич, - обратился к нему Будин, - я уже значительно поумнел.
- Во-во! Правильно! Я знал, что ты поумнеешь. Садись, милочка, садись.
Владимир тем временем вышел к доске и быстро решил задачу, Мимоходов поставил ему четыре. Новиков тоже справился со своей задачей, а вот остальным не повезло - журнал так и пестрел от точечек. Уж больно что-то был строг в этот день Милочка. Стоило кому-нибудь перепутать знак действия или не поставить скобку, где положено, сразу сажал на место. Ребята, конечно, сильно приуныли, но благо, что скоро прозвенел звонок, и все вздохнули с облегчением.

Накануне праздника в училище состоялся вечер отдыха. Они проходили в училище и раньше, но Сергей почему-то стеснялся там появляться, то ли из-за своей ложной скромности, то ли из-за неуклюже сидящей на нём формы - он даже и сам не мог понять. А кино ходил, фильмы (в основном старые) показывали два раза в неделю (в среду и субботу, если не было вечера) в актовом зале. Ребят на них ходило мало, но он не пропускал почти ни одного фильма - для него это было одно из главных развлечений. А чем ещё можно заполнить свободное время и хоть немного отвлечься от размеренной и скучной действительности? Да ничем. Вот он и ходил в кино. Но на этот праздничный вечер он точно решил сходить, к тому же и Горкин его уговаривал составить ему компанию. Отгладив как следует форму, они и пошли вдвоём. И этот вечер ему очень понравился. Концерт особенно, который поставили ребята со старших курсов. Зал был полон. Однообразие курсантской формы очень кстати дополняло симпатичное разноцветье платьиц и костюмчиков приглашённых девушек, в основном из дошкольно-педагогического училища, с которыми у речников были установлены дружеские связи, и других представителей прекрасной половины человечества. Желающих попасть на такие вечера к ним всегда было с избытком. Девушки сидели отдельными группками или вместе с ребятами, с удовольствием смотрели на сцену, от души смеялись над юморесками, с задумчивостью слушали песни. Тут же обсуждали всё услышанное и увиденное. Сергей только поглядывал на них, немного завидуя тем ребятам, у которых были здесь подруги, но даже и в мыслях не допускал познакомиться с кем-либо из девушек.
Концерт закончился, все стали выходить из зала, начиналась вторая половина вечера - танцы. Они проходили тут же на третьем этаже, но только для этого курсанты выносили скамейки в фойе. Горкин с Новиковым немного постояли, когда заиграл тот же оркестр, что и на концерте, и решили лучше пойти спать, так как танцевать вдвоём было неприлично, а приглашать девушек они не решились. Зато можно было от души отоспаться - поверки в такие дни не проводились. Так друзья и сделали.

Седьмого ноября поспать никому не дали - всех подняли раньше обычного, на зарядку полураздетыми уже не выводили, ходили в робе, пока морозов не случалось. Завтрак обещался быть праздничным, так оно и случилось - к обычной перловой каше с котлетой и хлебу с маслом к чаю добавили по пачке печенья на двоих и яблоки на каждого, обед ожидался тоже неплохим. Поэтому, хорошо позавтракав, курсанты с весёлым настроением стали строиться в шеренги - строй едва уместился во дворе. Начальник строевого отдела Васильев отдал рапорт Чугунову, тот поздоровался с курсантами, поздравил с великим праздником, дал команду пронести училищное знамя перед строем и знаменосцам возглавить колонну. Команда была чётко исполнена, стройные шеренги курсантов вышли из ворот училища и направились к центру города. Новиков, как и на тренировках, встал с правого фланга, чтобы лучше видеть тех, кто вышел на демонстрацию. Когда колонна проходила по центральной части проспекта Ленина, Сергей заметил своего двоюродного брата Виктора, кивнул ему головой, тот в ответ помахал рукой и крикнул:
- Приходи сегодня в гости!
Новиков согласно наклонил голову. "Понято". На параде курсанты показали себя неплохо, даже первокурсники, хоть они и сбивались с шага, но старались вовсю, поэтому похвалы от Васильева тоже заслужили. Об этом он им сказал, когда было построение на обед, который очень все ждали, и не напрасно. Он оказался таким же вкусным, как и завтрак. На этот раз было харчо, а не привычные похлёбка с кусочками сала и мяса или суп с кильками из консервов, который, кстати, очень многие любили и всегда просили добавки, на второе - гуляш с гречневой кашей, потом компот с булочкой, конфеты шоколадные. Такого изобилия на столах первокурсники ещё не видели, поэтому уплетали всё с большим удовольствием. К тому же многие из ребят, особенно городские, не дождавшись обеда, ушли в увольнение, а оставшиеся, конечно же, блаженствовали за них. Насытившись и немного отдохнув в кубрике, Сергей пошёл в город, к своим родственникам. Они предлагали ему остаться переночевать, но у него увольнение было только до десяти вечера, поэтому в назначенное время он вернулся назад. Училище долго не успокаивалось на этот раз, особенно там, где жили третьекурсники, не отставали от них и курсанты второго курса. У первокурсников было тихо. Дежурство по роте было усилено, поэтому никто к ним сильно и не рвался. Но всё равно праздник без происшествий не прошёл - кто-то напился и попался дежурному по училищу, кто-то подрался тут в общежитии, кого-то побили городские в увольнении. В основном, конечно, отличились курсанты третьего и второго курсов. Первокурсники только-только начинали осваивать азы зауставной жизни, бегая поодиночке и втихаря в самоволку, но и они стали появляться в приказах по училищу: снять со стипендии, объявить выговор. Из их кубрика только один Будин уже несколько раз сбегал в самоволку и не попался, чем весьма и весьма гордился. Другие просто не решались, побаиваясь наказания. Так и проходили дни, недели.
"Чем больше дней, прожитых в училище, прошло, тем ближе к его окончанию", - мудро изрекали некоторые из ребят, вызывая улыбки у других. О каком окончании можно говорить, если впереди ещё четыре с половиной года казарменной жизни? Но первокурсники всё больше и больше втягивались в эту непростую жизнь. Дни стали лететь быстрее и как-то даже незаметнее. Ребята всё реже вспоминали о доме, всё меньше скучали о нём, появлялись новые друзья, группы сливались в один большой коллектив. С приездом старшекурсников после практики жизнь стала ещё более интересней. Заработали различные спортивные секции. У Сергея была давняя мечта, ещё до поступления в училище, заниматься боксом. Но, увы, он просто не успел записаться в эту секцию - так много было туда желающих. Тогда он решил заниматься борьбой самбо и записался в эту секцию.
Занятия в ней проводил четверокурсник Александр Кудрявцев. В первый же день он выдал им борцовские куртки, и они начали тренировку. Гонял он всех сильно вначале, а потом стал показывать некоторые приёмы, выбирая себе в противники наиболее развитых ребят. Дошла очередь и до Новикова, и тот при первом приёме ловко увернулся у тренера. Кудрявцев выполнил более сложный захват, кинул его на мат и взял левую руку на излом. Сергей только сопел от боли, но не сдавался. И тут Кудрявцев увидел из-под задратого рукава куртки раздробленный локоть борца.
- Что это у тебя? - испуганно спросил тренер, вскакивая с мата.
- Да так, - замялся Сергей и стал медленно подниматься.
- А ну, покажи, покажи, - взяв за руку Сергея, настойчиво попросил Кудрявцев.
Новиков не упорствовал, показал руку и сильно покраснел.
- Да-а, парнишка. Хреновая штука. Тебе же нельзя заниматься борьбой.
- Почему же нельзя? Она у меня действует нормально, не болит, - и он стал крутить руку из стороны в сторону.
Кудрявцев почесал затылок.
- Что же с тобой делать? Ты понимаешь какая штука - тебя же не допустят ни к каким соревнованиям. - Он задумался. - А так заниматься... я даже и не знаю. У тебя желание-то есть заниматься?
- Конечно, есть! - воспрянул вмиг погрустневший Сергей.
- Ладно. Ходи на тренировки, но знай, что участвовать в соревнованиях ты не будешь. Тебе понятно?
- Понятно, - с грустью согласился Новиков.
И он ходил регулярно на тренировки, старался изо всех сил, чтобы не казаться слабым в числе борцов. И это ему вполне удавалось.
Так и летели дни. Учебные занятия проходили нормально. Сергей уже втянулся и не особо их опасался, готовился к ним и отвечал, если спрашивали, сам никогда к доске не вызывался. И в основном у него были хорошие и отличные оценки. Только вот по трудовому обучению схватил пару, да и то просто из-за невнимательности. Вытачивали они из болванок на токарных станках болты, и Сергей перепутал размер, сделал заготовку на десять миллиметров короче. Мастер, естественно, вкатил ему двойку, из-за чего Новиков очень сильно расстроился - это была первая отрицательная оценка в его училищной жизни. Но всё же под конец он сделал из той болванки два нормальных болта, за что в итоге и получил четвёрку. На остальных занятиях проблем пока не было.

Приближался прекрасный праздник Новый год. Первокурсники, как и все остальные, ждали его с нетерпением, надеясь на какие-либо изменения в лучшую стороны, веря в стародавние предсказания. Все они уже вполне освоились в этой новой для себя жизни, стали более привлекательнее в своей новой форме, которую понемногу подгоняли под себя. Сергей тоже малость заузил брюки, слегка подрезал шинель, перестал носить белые с тесёмками кальсоны, заменил их на трико, которое купил в магазине. Всё более и более обрастала волосами когда-то стриженная под нулёвку голова. Стали первокурсники бегать и в самоволку. Будин и Горкин уже не раз отлучались без разрешения в город, и это им всё сходило с рук. Они были горды собой и посмеивались над остальными. Сергея это стало сильно заедать. И вот он решил испытать себя на прочность, благо и повод нашёлся - надо было подстричься. Конечно, если бы он спросил разрешения, хотя бы у старшины роты, его бы и так отпустили, но тут надо было показать себя, показать, что и он не лыком шит, что не ссыкун какой-то, как обзывал их всех Будин. И он пошёл после обеда в город.
С оглядкой спустился со своего этажа, прошмыгнув мимо дневального, который не особо и обратил на него внимание, незаметно прошёл двор и очутился в учебном корпусе. Остался самый последний этап – пройти через КПП, мимо дежурного по училищу. Сергей стоял в коридоре и внимательно осматривал просторный вестибюль перед выходом, покрытый кафельной плиткой. Он весь дрожал от напряжения, ноги стали просто ватными. Дежурного видно не было, около входной двери стоял только дневальный. По залу туда и сюда ходили курсанты. Никто на Новикова не обращал внимания. Он через силу сделал первый шаг, потом второй, третий. Вот и входная дверь. Он с силой схватился за массивную ручку и толкнул дверь - она легко поддалась, и Новиков вышел из училища. Всё в нём напряглось до невозможности, ноги еле передвигались. Страх, что его сейчас поймают, просто сковывал все движения. Но он переборол себя и быстро засеменил вниз улочки, нырнул под железнодорожный мост и заспешил к центру города. Подстригли его недорого, всего за двадцать копеек, и неплохо, как ему показалось. И из парикмахерской он сразу же направился в училище. При входе повторилось то же самое - его всего трясло, ноги плохо слушались, но он быстро прошмыгнул через КПП, учебный корпус, двор, бегом поднялся на третий этаж и влетел в свой кубрик. Всё! Вздохнул с облегчением. Начало было положено. Ему всё сошло с рук. Теперь дорога в город проторена.