Глава 19. Аснат

Дизайнерская кушетка мягко принимала формы её тела. В геометрически скупой графике кабинета она располагалась так, что едва повернув голову вправо, можно было увидеть сквозь прозрачную, из поляризованного оргстекла, стену идеально продуманный хаос небоскрёбов большого современного мегаполиса. Панорама города гармонично дополняла кубистический минимализм интерьера, создавая динамичное ощущение целостности, «ничего лишнего», позволявшее сконцентрироваться на главном – на себе.
- Расскажи мне. – Эфраим неторопливо «надел», оплаченное ею на ближайший час, доброжелательно-бесстрастное лицо «мудрого друга».
Несколько сеансов назад они решили перейти на «ты». Она уже не помнила, кто был инициатором этого перехода, но согласие было обоюдно-искренним. Ей нравился его профессионализм, очевидно обусловленный не только опытом, но и талантом истинного психолога, его умение одним звучанием своего голоса творить образ уютно-ненавязчивой заинтересованности «случайного» собеседника, провоцирующей откровенность. Чуть вздёрнутая выше колен облегающая юбка строгого делового костюма, дополняла мизансцену дразнящей энергетикой неосуществимого флирта.
- О чём?
- Как ЭТО было в первый раз.
- Я ведь уже рассказывала. Тебя это заводит?
- Немного. Но главное, что это заводит тебя. Нам сейчас это понадобится.
- Мне едва исполнилось 16. Это было во время трёхдневной школьной экскурсии по Галилее. Однажды, после отбоя, мы выбрались из палаток и прошли на небольшую поляну в стороне от лагеря, отгороженную от него кустарником и редкими стволами сосен. Поляна обрывалась, захватывающим дух, видом на огни Тверии. Где-то внизу угадывался Кинерет. Их было двое, но я была не против. ЖЕЛАНИЕ было столь сильным, что это не казалось ни порочным ни, тем более, пошлым. Нагота превратила каждый сантиметр моей кожи в одну пылающую «эрогенную зону». Первый опыт оказался удачным, несмотря на их грубоватую неуклюжесть. Но когда, на следующий день, я увидела их кривые ухмылки, которым лучше всего подходило слово «гнусные», и непроизвольно «масляные» взгляды, скошенные в мою сторону, когда они говорили с приятелями, мне стало стыдно. Не того, что я сделала, а того, что позволила таким ничтожествам к себе прикасаться. Это надолго «остудило» мою сексуальность. Оставшиеся два школьных года я сублимировалась в учёбе. Особенно – компьютерах и программировании. Поэтому в армии я попала в элитное компьютеризированное подразделение… Он был командиром части. Мужественное, по-мужски красивое лицо и сильные руки. Боевой офицер, он участвовал в реальных боях, где убивали по-настоящему. Но он боялся жену. Я им манипулировала. Не то, чтобы это дало мне какие-то сказочные привилегии. Дело было не в этом. Меня это «заводило». Да, кажется, и его тоже… Там же, в армии, защитила первую степень. Запись в резюме о службе в таких частях открывала неплохие перспективы трудоустройства, но после демобилизации я всех удивила – поступила на археологический Тель-Авивского университета. Древность манила меня. Это было трудно сформулировать словами, но я чувствовала, да нет – просто знала, что поступаю правильно. Полевые работы никогда не доставляли мне удовольствия, но я была блестящим аналитиком.
- Скромность – это не твой порок.
- Это не бахвальство. Это – правда. Уже потом, работая в Управлении Древностей, я нашла ряд несоответствий в археологических отчётах Британского Фонда Исследования Палестины (Palestine Exploration Fund – легендарный PEF), позволивших уточнить весьма чувствительные аспекты Иудейской Войны и разрушения Второго Иерусалимского Храма. Начальница отдела, которую я воодушевлённо поспешила оповестить о своём открытии, отнеслась к нему со сдержанным пессимизмом, но попросила представить ей письменный отчёт. А через какое-то время, представляя перед руководством, спонсорами и сотрудниками отдела проект своего доклада на, готовящейся в Лондоне, международной конференции, повторила мой отчёт, не обременяя себя ссылками на «первоисточник». Даже не потрудившись изменить порядок слов в моих формулировках! Моё состояние было близко к шоку. На выходе из аудиториума, где проходила презентация, мы столкнулись: на её губах играла, полоснувшая меня своей узнаваемостью, ухмылка, которой лучше всего подходило слово «гнусная». Меня опять ПОИМЕЛИ! И вдруг, депрессивное, грозящее раздавить своей тяжестью, чувство обиды и беспомощности исчезло, «самоустранилось» внезапной мыслью, похожей на откровение: «Ты слишком многого от них хочешь»! Я очень рано осознала исключительность своего таланта, а затем всю жизнь подсознательно стремилась добиться чьего-то одобрения, искреннего признания своих способностей родителями, учителями, командирами, начальницей… Не для превосходства! Нет! Однажды я прочла фразу, на тот момент очень точно описывающую моё состояние: «Человек должен ощущать себя в чём-то лучше других – только так он может испытать радостное чувство равноправия!» . И вдруг я осознаю, что требую от окружающих понимания, на которое они НЕ СПОСОБНЫ! Тем самым, давая им в ощущение их собственную ограниченность! Это вызывало не просто раздражение! Это вызывало злость, способную исказить понимание того, что «хорошо», а что «плохо»!
- На самом деле, переживаемый тобой конфликт очень древний. – Взгляд Эфраима был напряжённо сосредоточенным. – Фактически – это «синдром Каина»!
- Пожалуй. Но проблема оказалась её же решением: «Не стремись кому-то понравиться. – Подумалось мне. – Это «отношение зависимости». Твой талант даёт тебе возможность спровоцировать у окружающих желание понравиться ТЕБЕ. И это единственное его предназначение». Похожая на озарение, эта мысль очень быстро стала воплощаться в реальные изменения обстоятельств моей жизни. Это было как МАГИЯ! В Лондон я поехала с начальницей. В качестве «консультанта». Там, в Лондоне, произошло СТРАННОЕ. Конференция проходила под эгидой Британского Музея, а потому его посещение входило в «обязательную программу». Экскурсия изначально планировалась как обзорная и ставила перед собой задачу впечатлить участников величием СТРУКТУРЫ, нежели всерьёз объяснять профессионалам аспекты построения экспозиции. Но возле Портлендской вазы мы задержались. Произведение искусства I века нашей эры, выполненное в какой-то немыслимой (даже для нас) технике завораживало: искусная резьба по стеклу (!), воспроизводящая античные сюжеты оттенками голубовато-светло-серого на тёмном, глубоком как первобытный хаос, фоне – всё это обладало ощутимой «магнетической» силой. Мой взгляд приковало изображение головы Пана, обвившей своими рогами основание ручки амфоры. В этот момент наш гид, молодой, но уже «широко известный в узких кругах» британский археолог Натан Малкович, рассказывал, как 7 февраля 1845 года, некий Уильям Ллойд, из трудно объяснимых побуждений, разбил (то есть, вдребезги!) бесценный артефакт. «Он был арестован и обвинен в умышленном причинении ущерба, – продолжал рассказ Малкович – но адвокат указал, что закон об этом правонарушении ограничивает его применение уничтожением предметов стоимостью не более пяти фунтов. Тогда Уильяма Ллойда судили за разбитую витрину (а не за уничтожение уникальной вазы!) и приговорили к штрафу в три фунта. Но трёх фунтов у него тоже не было и ему пришлось отсидеть два месяца в тюрьме. Когда он вышел, стены его камеры были исписаны какими-то числами. При ближайшем рассмотрении, это оказалось повторяющейся группой цифр 2.15.11. Кто-то из следователей предположил, что это шифр какого-то заклинания, но серьёзно к этому никто не отнёсся. В конце концов, Ллойд был алкаш, а не фанатик». На этих словах изображение головы Пана изменилось. Умом я понимала, что это что-то субъективное, сродни галлюцинации, но она была слишком вещей: в выражении «лица» античного бога появилось что-то зловещее – с музейного экспоната на меня смотрел демон XV аркана колоды Таро Элифаса Леви. БАФОМЕТ! Это длилось какое-то мгновенье, затем экскурсия продолжилась своим чередом. Достав смартфон, я набрала первое, что пришло в голову: 2 – Вторая Книга Пятикнижия – Исход, 15 – номер главы, 11 – номер стиха.
«Кто, как Ты, между богами, Господи?» (Исход. 15:11). Аббревиатурой этого стиха является Библейское имя Михаэль, абсорбированное другими языками в различных формах, от Михаила до Майкла. На выходе из музея, по окончании экскурсии, к нам подошёл Натан: «Что вы собираетесь делать завтра?». Вопрос был адресован, как бы, к нам обеим, но явно допускал варианты «персонализации». Следующий день в графике конференции был обозначен, как «личное время», то есть, был свободен от официальных мероприятий. «Предлагаю съездить в Гластонбери. – Продолжил Натан. – Башня Церкви Святого Михаила на вершине живописного холма, у подножия которого расположились руины средневекового аббатства, окутанного таким количеством тайн, что тем для «светской беседы» искать не придётся. От Святого Грааля до склепа короля Артура и портала в иные миры – Авалон! И всё это в трёх часах езды от Лондона». «Пожалуй, я предпочту шопинг» – понимающе улыбнулась начальница. «А я поеду» – несколько неожиданно для самой себя сказала я. Следующий день мы действительно провели в Гластонбери: загадочные (при некотором воображении) развалины аббатства, семь рукотворных уступов холма – явно Кельтского захоронения, с вершины которого открывалось пространство, залитое яркими, сочными, с преобладанием зелёного, красками, до самого горизонта демонстрируя непревзойдённое мастерство «ландшафтного дизайнера», чьё величие воплотилось, будто пришедшим откуда-то извне, словом «Создатель»! За всеми этими впечатлениями я совершенно забыла о вчерашнем эпизоде в музее. Но когда мы вошли под своды, находившейся тут же, на вершине, башни, единственно уцелевшей от церкви Святого Михаила, меня будто пронзила, сотрясла неведомая, пугающая сила, заставив стать свидетелем видений иных времён. Видений многомерно-ярких, вовлекающих в эту Игру Разума все, доступные мне, органы чувств! Я видела! Тьмы воинов, с искажёнными яростью лицами, подступивших к крепостным стенам замка. Мужество его защитников было неиссякаемым, но их силы были на исходе. Могучий рыцарь, неизменно появлявшийся там, где нужно, нанося разящие смертоносные удары, казалось, держал оборону только силой своей воли. Потоки крови, смешавшие ярость нападавших и мужество защитников, страшным «коктейлем» заливали зубцы оборонительных башен. Внезапно над долиной скользнула ТЕНЬ, в следующий миг обрушившаяся на нападавших напалмовым «ливнем» огня. Рыцарь подошёл ко мне, желая что-то сказать. Его глаза были полны, неожиданной в таком совершенном орудии войны, нежностью. Но в этот момент шальная, уже одиночная стрела пронзила его шею. Даже падая, он сумел повернуться так, чтобы не забрызгать меня собственной кровью. И лишь по белоснежному манжету рукава платья расплылось алое, похожее на искусно огранённый рубин, пятно… «Ты в порядке?» – вернул меня к действительности голос Натана. «Да. Но нам лучше вернуться в Лондон» – с трудом возвращая голосу естественную твёрдость, ответила я. Первую половину пути ехали молча, но постепенно, поначалу простыми, односложными утверждениями, своей очевидностью возвращающими незыблемость физических законов материального мира, Натан, как настоящий психолог, сумел вывести меня из моего оцепенения. Вернувшись в Лондон, мы продолжили вечер в небольшом, но уютном (не для туристов) кафе, недалеко от музея. Он оказался интересным собеседником: ассоциативность его речи была неожиданной, но интуитивно достоверной. В то же время, с ним было легко.
- И он был вознаграждён?
- Да. В конце концов, он оказался в моей постели, если ты об этом. Вернувшись домой, в Иерусалим, я постаралась забыть эти эпизоды в музее и на вершине холма в Гластонбери. Но вскоре видения повторились. С новой силой и разнообразием.
- Мне кажется, ты приходишь ко мне не для того, чтобы от них избавиться, а для того, чтобы в них разобраться. Но для этого тебе надо признать очевидное – не только их реальность, но и ЦЕЛЕНАПРАВЛЕННОСТЬ. Бафомет в музее поставил акцент на прозвучавших цифрах – 2.15.11, из которых ты вывела имя Михаил, которое сподвигло тебя согласиться на поездку в Гластонбери, завершившуюся в церкви Святого Михаила. Подумай, что является лейтмотивом увиденного… – Его голос становился протяжным, «вязким», в нём появилось эхо, придававшее звучанию объём. Голос зазвучал, как бы одновременно отовсюду. – Ты носишь имя Библейской Аснат, рождённой дочерью патриарха Иакова Диной и воспитанной царедворцем Потифаром, чтобы стать возлюбленной женой Иосифа Великолепного, матерью его сыновей – родоначальников двух Колен Израилевых: Эфраима и Менашшэ. Разве это может быть случайным?! Ты ИЗБРАННАЯ – в тебе течёт ЕЁ кровь!
Постепенно голос стал пространством, наполненным ярким солнечным светом и запахом травы. Где-то рядом угадывался ручей, но его не было видно. На покрытой сочной зеленю лужайке перед средневековым замком стояли два человека. Два воина – это угадывалось во всём их облике. Один был одет в, богато расшитые и украшенные драгоценными камнями, светлые одежды сюзерена. Второй был облачён в чёрное. Вдали виднелась кромка густого девственного леса. «Ланселот пал. – Сказал Белый Рыцарь. – Святыня в опасности. Тебе придётся пройти сквозь Авалон, чтобы её спрятать. Это может быть опасно. Я пойму, если ты откажешься». «Ответ тебе известен, но ты оскорбляешь меня подобным предположением». «Я не ожидал другого ответа, но ты мне дорог. Я не могу позволить себе потерять и тебя. А потому повелеваю – не просто войти в Авалон, но и вернуться обратно». «Твоя воля для меня – закон» – улыбнулся Тёмный рыцарь. «Ты! – Белый Рыцарь повернулся к ней. – Отныне ты – хранительница тайны. Ты пронесёшь её не только через свою ЭТУ жизнь, но и все последующие. Ибо ты – ИЗБРАННАЯ. И хотя ты лишена магической силы СУМРАКА, или магической силы СВЕТА, ты отмечена магической печатью ПРЕДНАЗНАЧЕНИЯ. В тебе течёт ЕЁ кровь». Взяв её ладонь в свои руки, он положил её себе на грудь. Внезапно она увидела, как на белоснежном манжете её рукава проступает алая, похожая на искусно огранённый рубин, капля горячей крови… «Отныне – это твой знак. – Продолжил Белый Рыцарь. – Он возвестит тебе о предназначении в грядущих инкарнациях» …
- Как ты это делаешь? – Спросила, открывая глаза Аснат.
- Думаю, вопрос риторический. – Выражение лица Эфраима было новым. В нём появилась глубина, никогда не ощущавшаяся ею ранее. – У людей нет слов, чтобы это назвать, а потому об этом слагают легенды. Иногда это называют МАГИЕЙ. Однако, тебе пора – скоро вернётся Вивьен.
Закрыв дверь кабинета и оказавшись в небольшой приёмной, Аснат успела подумать: «Какая связь? И почему я должна уйти до прихода его секретарши. И, кстати, где она?». В этот момент в приёмную вошла Вивьен – молодая девушка, раскрасневшаяся, судя по количеству «брендовых» пакетов, от явно удавшегося шопинга.
- Ой! Вы всё-таки пришли! – Защебетала Вивьен. – Я ведь послала Вам SMS, что встреча отменяется. Доктор вчера уехал на север. С женой. У него циммер (дачный домик) недалеко от Цфата. Я как раз сейчас с ним говорила по скайпу. Он ООООЧЕНЬ извинялся за внезапную отмену, но врачам тоже нужен отдых: «Пациентам нужны здоровые психологи!».
Обескураженная Аснат никак не могла поймать «брешь» в этом «потоке сознания», чтобы вставить хотя бы слово.
- Ой! Какой красивый кулон! – С трогательной искренностью позавидовала секретарша. 
В этот момент Аснат почувствовала на шее лёгкую тяжесть украшения, которого не было раньше. Во всяком случае – когда она входила в кабинет. Опустив глаза, она увидела большой яркий, искусно огранённый, рубин в оправе из белого золота, на, изящного плетения, цепочке из того же металла. Резким движением Аснат распахнула дверь кабинета, но там никого не было.
- Да-да, конечно! – Пробормотала Аснат. – Я просто забыла. Бывает. Мне пора идти. – И, почти выбежав из приёмной, направилась к лифтам много-офисного высотного здания, в котором располагался кабинет Эфраима.
Уже оказавшись на улице, она почувствовала, что ей нечем дышать. Присев за столик небольшого открытого кафе, каким-то «медитативным» усилием ей удалось успокоить дыхание. Сняв с шеи кулон, Аснат поднесла к глазам пугающую глубину рубина, словно окаменевшую каплю горячей крови…

(Продолжение следует)