Гастролёры

Было это несколько лет назад. Гастролировали по севера;м вдвоём – я и Коля, отличный гармонист из Волгоградской области. Однажды ехали на автобусе вдоль Северной Двины в сторону Архангельска. Позвонила директриса того ДК, куда мы направлялись. Узнала, где находимся, и кричит, что надо немедленно выходить. Оказывается, мы проехали свою остановку. На паром почти опоздали, значит, на концерт тоже не успеваем. По подсказке директрисы побежали к реке напрямую, через лес. Выпал первый снег, загладил ямки-ложбинки, бежим, спотыкаемся. Гармонь на плече, в руке сумка с барахлом – нормально! Выскочили на берег, пристань недалеко, но паром уже отчаливает. А снизу по реке идёт мужик на моторной лодке. Мы запрыгали, как папуасы, руками замахали, подали голоса. Он нас посадил, до пристани на другом берегу добрались раньше парома. Народ на северах добрый, поэтому мужик взял с нас всего лишь по стольнику. Стоим, оглядываемся. Село на кореннике, на горе, а до горы чуть не километр по заливному берегу, который покрыт свежим снегом. И по этой белизне две тёмные колеи извиваются. То есть, дорога, а на ней лужи.
Тут причаливает паром, с него выезжает на мотоцикле «Урал» с коляской старый дед. Борода, как у Льва Толстого, по ветру полощется. А сам в стельку пьяный. Узнал, куда нам надо, и кричит: - Садитесь!
Коля шмыгнул в коляску, гармонь и сумку на колени, брезентом закрылся. Мне пришлось забираться на заднее сиденье. Гармонь на плече, сумка в руке, другой рукой держусь за деда. А он, похоже, был танкистом, в молодости ездил в сторону Берлина. Короче, прокатил с ветерком. Я до коленей мокрый и грязный, хорошо, что не сам выпал и даже сумку не выронил.
Дед остановился, Коля выбрался в плохом настроении. Оказалось, что у коляски нет дна, и пассажир побывал во всех лужах. То есть, мокрый как говорится, по это самое. Дед махнул рукой в сторону ДК и укатил дальше.
Дом культуры в небольшом деревянном здании, но почему-то все окна крест-накрест заколочены досками. А из трубы дымок вьётся. Непонятно.
Вдруг откуда-то сбоку выходит молодой мужик и спрашивает: - Чего надо?
Мы объяснили, он заматерился, но не на нас, а на директрису. Оказалось, что она уже давненько уехала в Архангельск и не возвращается. И так зло берёт, а она ещё концерты какие-то заряжает. В общем, поругался малость и позвал нас внутрь, чтобы мы обсушились.
В ДК, кроме фойе и зала, две комнаты – большая и маленькая. Типа, банкетный зал и кабинет. В кабинете печка топится, тепло, уютно. Мы переоделись в трико и тапочки, на гастролях без них никуда. Мокрые штаны и обувь пристроили возле печки. Мужик, который оказался хормейстером, чаёк наладил. Сидим, блаженствуем. Спросили хормейстера, почему у него окна досками заколочены.
Оказалось, что в селе начали помирать мужики. Причём, не шелупонь какая-нибудь, а нормальные, путёвые. Как месяц, так похороны. Церкви в селе нет, верней, есть, но в развалинах. Почему-то местные жители подумали, что все беды от Дома культуры. И когда помер десятый мужик, оставшиеся в живых пригнали трактор с пиломатериалом, заколотили окна, а на прощанье сказали: - Если доски оторвёте, мы вам бо;шки открутим.
Директриса струхнула и уехала в Архангельск, у неё там родители. Вот такая история. Мы с Колей, конечно, посочувствовали горю местных клубников. 
Тут в банкетном зале голоса послышались. Хормейстер вышел туда и громко спрашивает: -Чего надо?
Мы тоже выглянули. А там три старичка и пять старушек. Оказывается, директриса им позвонила, пригласила на концерт гармонистов. Хормейстер опять заругался, и опять на директрису. Я подумал: какой концерт с частушками, если в селе такое горе?
А Коля говорит: - Вы присаживайтесь за стол, товарищ хормейстер вам чаю нальёт.
Достал из чехла гармонь и затянул песню степного волка, в смысле, протяжную. И я достал свою, завёл про лучину. Бабки подхватили, деды тоже чего-то мычат. Хормейстер старается, самовар электрический включил, в шкафу нашёл печенье. В общем, посидели душевно, песен попели, поговорили за жизнь.
Пришло время собираться в дорогу, на вечерний паром. Мы перешли в кабинет, переодеваемся. Тут заходит старичок, в руках колпак вязаный, в колпаке купюры мелкие. Мы переглянулись, начали отказываться, мол, это же не концерт, просто поиграли для хороших людей. Старичок говорит: - Ну как? Вы приехали, посидели с нами, на душе легче стало. Мы ведь от чистого сердца, кто сколько смог,  берите, не обижайте стариков.
На улице был сильный ветер. До парома шли пешком, на реке задувало ещё сильней. Сзади, на горе, зажглись огоньки. Мы уезжали, а люди оставались в селе, где церковь в развалинах и ДК с заколоченными окнами. А что тут поделаешь? Ничего не поделаешь.