Зоопарк
Пётр Мартынович Алейников. Актер. Умер в 1965 году.
Баррикады. Это кино.
Старый фильм. Старый кинотеатр. Мы смотрим какуяту чернобелую ерунду. Большевики. Броневик.
Смешно. Кинотеатр нестандартный. Масляная краска .
1983 год.
У высотки. До Зоопарка почти совсем немного шагов.
Я так хочу увидеть гипопотамма. Мне 18.
Я многое видел. Умел. И знал.
Но бегемот....
Зоопарк.
Высотка сталинская.
Мы сидим на скамейке.
Наши впечатления.
Красиво, сказал Бак.
Высокое, сказал Крупп.
Тут снимали Москва слезам не верит?- спросил ум нашей компании Беня - горгульей не хватает, как в Киеве.
Мы приехали на один день. Из Ярославля. Мы на ЯМЗ с зэками план по воскресеньям тройной даём. Сто первый километр. Практика. На конвейере удивительные люди.На конвейере удивительные люди. Сплошь москвичи. Какие истории я услышал из их уст!
К половине своей группы. В гости. Мы прибыли на колбасной электричке. На 9 мая. Мы - минские. С Автаза.
Нам палец в рот не клади. К 18и мы уже битые. Ломаные.
Мы в 1980м к Высоцкому на Ваганьковое ездили. Автостопом.
Интерьер кинотятра.
Вход в зоопарк.
Прошел мимо Алейников, великий актер, проходя: Што молодежь, бегемота смотреть , кормить идете? Или как?
Мы замерли в классической позе: это Христос?
Рты у нас отворились. Мороженое стекало по пальцам.
Рядом на скамейке сидел Юматов, который "красные революционные шаровары" с бутылочкой в руках, и с ухмылкой смотрел на нас. Ты иди , Петя, иди, не видишь хлопцы с провинции. Им ещё чаю Бодрость укупить.
А чаю-то мы в торце дома на площади, в гастраноме накупили почти мешок. За пять подходов в кассу.
Мы ехали метро Текстильщики , потом долгим автобусом в общагу. На задней площадке пьяный в гавно поэт декламировал свои стихи вперемешку с Высоцким. В паузах заглядывал нам в глаза и спрашивал, вам сколько лет? Восемнадцать?
Восемнадцать! Восемнадцать лет геноцида советского народа! - Кричал непонятый поэт.
Восемнадцать!
Мы дали ему пять рублей. За артистичность. И геноцид.
Где-то я в Минске в автобусе это уже слышал. И поэта этого видел. Дежавю какое-то.
Хотя тогда я этого слова не знал.
Москва не спала.
В общежитие мы схлестнулись с кавказцами. Институт . Мясо молоко.
Они не знали. Что мы Минск. Автомеханический техникум. И их ножи для нас просто смешны. У нас роликовые цепи. На животах. С детства.
Через год мы увидели небо. Мое небо немецкое. Горное небо Афганистана смотрело на моих друзей. Мы улыбались.
В девятнадцать надо улыбаться. В девятнадцать ты уже понимаешь, что там, в небе.
Бегемота я так и не увидел.
Потом. В Киеве. Через много лет.
Он затаился в глубине боссэйна. Хитрый украинский бегемот. Само спокойствие. Пока его не потревожить.
А в девяностом, на Сретенке, в пять утра самого Колчака видел.
В эполетах.
Зотолых.
Свидетельство о публикации №221080401622