Мартовские иды

09 МАРТА, ВТОРНИК.

– Игорь Александрович, к Вам Слизняков, – доложила секретарша Сонечка, зайдя в кабинет Каламбурского, исполняющего обязанности генерального директора. Она закрыла за собой дверь, чтобы посетители в приёмной не слышали их разговора. Мало ли о чём зайдёт речь, а вдруг начальник, с присущим ему сарказмом отзовётся о ком-нибудь, а тот услышит или ему передадут, да ещё приукрасив. А так, дверь закрыта... Сонечка считала, что главная обязанность секретаря – хранить секреты.

– Какая же эта Сонечка хорошенькая! Золотистые локоны, огромные голубые глазищи, фигура, как у куклы Барби. И вроде бы совсем неглупая для своих лет. И ко мне, кажется, относится с уважением, если не сказать даже с благоговением. Заботится о комфорте, чай-кофе и всё такое… Вот даже наклейки с яблок отклеивает, когда попросишь фрукты подать. Аллочка, её предшественница, никогда таким не заморачивалась, просто обдавала яблоки струёй воды и мокрыми клала их в вазу: жри так, с этикетками. Интересно, для своего ребёночка она наклейки снимает? А Сонечка, совсем другое дело, надо её на лучшего сотрудника месяца выдвинуть. И опять же, ещё не замужем, при такой-то красоте. Странно, такие девушки всегда мужчинам нравятся. Правда, если честно, и моя Алёна, когда мы только-только познакомились, такая же стройная была. И волосы такого же цвета, но всё-таки Алёна как-то взрослее Сонечки, хотя разница в возрасте у них лет пять-шесть. А может всё дело в том, что Алёна беременна, – все эти сумбурные мысли за долю секунды пронеслись в голове Каламбурского, но, притушив промелькнувшую было в его глазах искорку, он произнёс вслух, – А что Николаю понадобилось? С чем пришёл?

– Говорит, срочные документы подписать. Говорит, что через секретариат долго ждать, а документы срочные и конфиденциальные, – ответила Сонечка, и Игорю показалось, что в её голосе даже промелькнула капелька обиды на Слизнякова. Похоже, ей было обидно за весь секретариат.

– Ну, что делать, приглашай Слизнякова, пусть заходит. Наверняка, у меня к нему будут вопросы по тексту документов, – сказал Каламбурский, немного досадуя, что дальше разговаривать придётся не с миленькой Сонечкой, пахнущей фруктовыми ирисками, а с сумбурно-неуклюжим Колей Слизняковым, в любое время дня, даже утром, источавшим тяжелый запах пота. Хотя Игорь даже немного сочувствовал ему. Конечно, существуют люди, которые попросту не очень часто принимают душ, но Слизняков – другое дело. У него физиология такая, что он по любому поводу потеет. И даже французский одеколон не помогает, хотя на него у Коли уходит значительная часть бюджета. А окружающие должны всю эту адскую смесь нюхать. Куда деваться? Кстати, если верить опросам, плохой запах –
один из факторов, раздражающих офисных сотрудников на работе. И фактор очень весомый. Где-то на третьем месте, после низкой зарплаты и вредного начальника.

Сонечка ушла, а в кабинет с заготовленной заранее лучезарной улыбкой ввалился Слизняков. Был он больше похож на огромную амёбу, весь какой-то рыхлый и неопрятный. Невзирая на корпоративный дресс-код, Слизняков был без галстука. Каламбурский хотел было сделать ему замечание, но ограничился тем, что демонстративно поправил узел своего галстука. Наверняка, в галстуке Слизняков будет ещё больше потеть. Потом Игорь приподнялся в кресле, подал Слизнякову руку, изо всех сил стараясь не отдёрнуть её инстинктивно после того, как тот подал свою, как всегда влажную от пота.

Слизняков знал, что у него всегда потеют ладони, и, вспомнив об этом, достал из кармана брюк скомканный носовой платок и вытер их.

– Мог бы сделать это до того, как мне свои руки совать, а так выходит, что это у меня потные ладони, раз он вытирается – подумал Игорь, но вслух произнёс совсем другое: – Что там у тебя, Коля? Что за спешка?

– Сергея Петровича нет, а нужно договор с компанией «Еврокирпичпроект» подписывать, – сказал Слизняков и протянул Каламбурскому толстенную папку с договором.
 
– Сергей Петрович уже два месяца как в командировке. Чего именно сейчас хватились-то?

– Так это юристы задержали. Вы же знаете, как у них бывает, здесь статья не та, там приложение нужно…

 – «Еврокирпичом» Сергей Петрович всегда лично занимается. Это его тема. Неужели, нельзя его дождаться? Он же уже в понедельник будет на работе.

– Бухгалтерия торопит. Говорят, если «Еврокирпичпроект» до четверга предоплату по договору не проплатит, зарплату менеджерам не из чего будет платить. А у нас сейчас с задержкой зарплаты строго, сами знаете.

– Да, уж, зарплата – вещь необходимая! – согласился Каламбурский и добавил, – и деньги тоже.

– Вы, Игорь Александрович, всегда в корень проблемы зрите. Я вот и Пруткову, нашему стажёру, так и говорю,– учись, Сёма, у Игоря Александровича, у него знания и жизненный опыт.

– Отлично, Коля, прогиб засчитан! Клади свой кирпич в лоток, посмотрю.

– Да чего там смотреть, Игорь Александрович? Начальник департамента стройматериалов и биологически-активных добавок смотрел, юрист смотрел, главбух смотрела, нормоконтролёр тоже. Все советы и пожелания Сергея Петровича по поводу «Еврокирпичпроекта» учтены, я сам проверял.

¬– Коля, неужели ты думаешь, что я такой документ на сорока семи страницах на сумму без малого сто миллионов подпишу, не глядя? Там мало, что читать нужно, нужно ещё и перевод проверять. Кто переводил-то на английский?

– Прутков, у него апперинтермидиент, – ответил Слизняков.

– Ну вот, сам видишь, стажёр переводил. По любому, проверять нужно. Всё-таки сто миллионов… Клади свой кирпич, заходи в четверг где-то в пять тридцать, как раз до конца рабочего дня успеешь партнёрам отправить, – сказал Каламбурский и вернулся к проверке своей электронной почты.

Слизняков помялся, переваливаясь с ноги на ногу, но не ушёл, – Игорь Александрович, а Вы не могли бы до четырёх тридцати подписать? А то мне надо в четверг уйти немного пораньше.

– К врачу, что ли?

– Зачем к врачу? Слава богу, здоров. Мне тут билеты на хоккей достали.
 
– Вроде бы четверг в КХЛ перерыв, нет матчей, – удивился Каламбурский.

– Так я у меня билеты на матч МХЛ, – сказал Слизняков голосом мальчика, который упрашивает маму купить ему эскимо.

– Это Молодёжная лига, что ли? Неужто, это так интересно, чтобы с работы на полтора часа раньше уходить? – искренне удивился Каламбурский.
 
Он покосился на лежащую в лотке пачку документов и отрицательно покачал головой: – Это нереально. Раньше пяти никак не успею. Тут других срочных дел выше крыши. Так что ты уж потерпи, сделай одолжение, проведи на работе ещё пол часика и заходи в четверг ровно в пять. Успеешь и партнёрам отправить, и на свой матч дворовых команд.

– Спасибо, Игорь Александрович, вы такой отзывчивый руководитель! Значит в четверг, ровно в семнадцать ноль ноль, – Слизняков, наконец, как-то незаметно бочком выскользнул из кабинета, только запах остался.
 
Игорь встал из-за стола и открыл окно. В кабинет хлынул прохладный и влажный мартовский воздух. Стало холодно, и пришлось через пару минут окно закрыть.

В кабинет снова заглянула Сонечка с одёжной щеткой: – Игорь Александрович, разрешите я ваше пальто почищу, а то я у вас пылинки на левом рукаве заметила. Всё-таки, вещь солидная, пальто от Берберри, требует особого отношения.

– Спасибо, Соня, ты такая внимательная! – сказал Каламбурский и углубился в чтение бумаг. Сонечка немного пошуршала щёткой и вышла в приёмную.

Где-то через полчаса она вернулась: – Игорь Александрович, у Конфеткиной сегодня день рождения. Директор по персоналу просила, чтобы вы лично её поздравили, так сказать, от руководства.

– Как говорят, «хвост крутит собакой», приходится подчиняться младшему по чину, – подумал Игорь и спросил у Сонечки, – наверное, цветы нужны, подарок?

– Вот, я тут всё приготовила: букет, открытку с подписями коллег и подарок, – сказала Сонечка, передавая Каламбурскому пышный букет из ярко жёлтых роз, хризантем и какой-то зеленушки.
 
– А подарок? – спросил Игорь.

– А подарок – барашка в бумажке. Сама купит себе что захочет. А то у неё такой странный вкус, ей не угодишь, – Сонечка передала начальнику красиво оформленный конверт с надписью «С Днём рождения!» снаружи и толстой пачкой мелких купюр внутри.

Они спустились на третий этаж в бухгалтерию. Конфеткина, дама старшего предпенсионного возраста, в нарядном праздничном платье, уже стояла там напротив обступивших её полукругом коллег из финансового департамента.
 
Каламбурский встал в центре полукруга и, обращаясь к имениннице, произнёс короткую, но ёмкую речь, в которой подчеркнул все её достоинства и достижения. А потом шагнул к ней навстречу, вручил ей конверт с «подарком» и протянул букет. Конфеткина приняла подарок одной рукой, а букет другой. Напоследок Каламбурский чмокнул её в щёку.

В обычной жизни ему бы и в голову не пришло целовать женщину намного старше себя (мама и бабушка не в счёт, они же родные), но дружеский чмок не только не запрещался изданным директором по персоналу корпоративным этическим кодексом, но даже предусматривался неписанным корпоративным обычаем.

Наверное, так и правильно. Каждая сотрудница должна иметь право на поцелуй в щёчку от генерального директора (или исполняющего обязанности в момент отсутствия последнего), а не только молоденькие девушки. Вполне возможно, что пожилые сотрудницы даже больше заслужили такой знак внимания от руководства. Всё-таки опыт, стаж. Но корпоративный кодекс требовал равного уважения ко всем сотрудникам, невзирая на пол, возраст, сексуальную ориентацию, стаж работы в компании, национальность, вероисповедание и цвет кожи. Зачем в кодексе было про цвет кожи – непонятно, ведь у них в компании ни одного чернокожего не было.
 
А вот неписанный корпоративный обычай предусматривал одно отличие в процедуре поздравления. Оно состояло в том, что коллег женщин чмокал представительный генеральный директор, а коллег мужчин – красивая эйчарша.
 
– Жаль, у Сонечки день рождения в конце месяца, – подумал Каламбурский: – К тому времени Сергей Петрович уже вернётся и будет её лично чмокать. Такие вещи он никогда никому не делегирует, если только не находится в командировке.
   
Аплодисменты в адрес Конфеткиной притихли. Она, раскрасневшаяся от всеобщего внимания, тем временем пришла в себя после поздравлений и толкнула проникновенную речь.

– Дорогие коллеги, я очень тронута! Спасибо за поздравления и за подарок, завтра же куплю себе новый утюг, а то старый искрит. Очень приятно работать в таком дружном коллективе под руководством таких замечательных и отзывчивых руководителей, как Игорь Александрович…– и чуть замешкавшись добавила, – и, разумеется, Сергей Петрович.

Ей тоже немного похлопали и пошли на кухню есть принесённые ею торты. Всё-таки, день рождения, нужно уважить именинника.

10 МАРТА. СРЕДА.

А в среду и у самого Игоря Каламбурского был день рождения. Постоянно звонили все телефоны: и стационарный и оба мобильных. Сонечка, обычно грудью стоявшая на пути нежелательных звонков, в такой день решила от выполнения этой миссии воздержаться. Ну, как не дать родным и близким, коллегам и, разумеется, благодарным клиентам поздравить именинника с таким важным событием. И потом, она властна только над стационарным телефоном, а большинство поздравляющих всё равно звонит на мобильный.

Впрочем, в большинстве случаев звонки было приятными, хотя в целом их содержание можно свести к следующему: – Игорь, дорогой! Поздравляем! Здоровья, здоровья и ещё раз здоровья, это самое главное! Хорошего настроения! У тебя уже всё есть, остальное сам себе купишь! Да, ещё счастья в семейной и личной жизни! Кстати, как там у вас с супругой? Ещё никто не родился?

Иногда особо придуривающиеся звонившие задавили ещё и дополнительные вопросы: – Ну, старик, и как ты себя ощущаешь в свои восемнадцать (пятьдесят, шестьдесят восемь, восемьдесят – нужное подчеркнуть)? Держись старик, не унывай, всё ещё только начинается.

Были и такие, кто пытался соригинальничать и говорил: – Игорь, – позволь тебя отхэппибёздить!

Но таких было немного, человек двадцать, не более.

Каждому звонившему приходилось уделять несколько минут внимания. Хотя бы из вежливости. Но были и такие, кто после короткого поздравления и вопроса о здоровье начинал подробно и нудно рассказывать о своих собственных болячках. Наверное, для того, чтобы поднять настроение имениннику, у которого, в отличие от них, всё хорошо. Благо, у Игоря постоянно громко звонил то тот, то другой телефон, и это давало ему возможность, сославшись на необходимость ответить на звонок по другой линии, досрочно завершить затянувшийся разговор. Но только для того, чтобы начать следующий.
 
Все сегодня выражали ему свою любовь и уважение. Генеральный позвонил из самого Чикаго, это даже несмотря на разницу во времени. И даже Подбрюхин заглянул в его кабинет на секунду и, прямо из дверей, помахав рукой, выкрикнул: – С Днём рождения, Игорёк!

Иногда телефоны звонили одновременно, но, всё-таки выпадали периоды минут по десять-пятнадцать, когда было тихо, и Игорю удавалось просмотреть письма, пришедшие на электронную почту. Вместо обычных двухсот писем в день, сегодня уже к половине дня пришло около трёхсот. К счастью, личные письма можно было сразу не читать, отложить на потом.

К обеду число звонков поубавилось. Большинство уже отпоздравлялось, а меньшинство отправилось обедать. «Война войной, а обед по распорядку».
 
– Слава Богу! Можно немного поработать, – подумал Игорь и занялся чтением контракта с «Еврокирпичпроектом».
 
Но дальше трёх страниц ему продвинуться не удалось: дверь кабинета отворилась и в неё один за другим стали проникать счастливые лояльные подчиненные с торжественными выражениями на лицах. Кабинет у Каламбурского был не очень большой, и войти смогло только человек сорок, в основном директора департаментов и представители отделов. Ещё примерно столько же столпилось в приёмной и, изображая энтузиазм, вытянув шеи, пытались услышать, что говорят в кабинете.
Правда, пять парней, по виду айтишников, не интересовались происходящим в кабинете, а столпились вокруг Сонечкиного рабочего места. Со стороны можно было подумать, что они всей бригадой пришли, чтобы отладить её компьютер или поменять картридж в принтере.

Однако, Сонечка, привыкшая купаться в лучах восхищения топ-менеджеров уровня ноль или минус один, выскользнула из кольца окруживших её системных администраторов, взяла из шкафа среднего размера пакет с подарком и каким-то необъяснимым образом, даже не пуская в ход локтей, протиснулась в забитый людьми кабинет и встала в первом ряду поздравляющих. Был у неё такой талант, проходить сквозь толпу, как нож сквозь масло, она и в столовой всегда оказывалась первой у раздачи, и что примечательно, никто никогда не возражал.

В центре собравшихся была директор по персоналу Наталья Стоунбридж. Несмотря на иностранную фамилию, она была русская, родом из одной из деревень Тамбовской области, а фамилия досталась ей от первого мужа, американца. Впрочем, с ним она уже давно развелась, а фамилию оставила себе на память. В прошлом году она вышла замуж за боксёра Костю Бомбушкина, но его фамилию не взяла. Лень, мол, менять документы.
 
Одета Наталья была по-праздничному, впрочем, как и всегда. Но сегодня, кроме изящного ожерелья из розового жемчуга от Картье, её украшал огромный букет, впрочем, предназначенный имениннику. В повседневной жизни Наталья была с Игорем на «ты», но сегодня, специально, чтобы подчеркнуть торжественность момента, обратилась к нему на «Вы» и по имени-отчеству.

– Игорь Александрович! Сегодня в нашем коллективе, несмотря на будни, праздничный день. Сегодня практически все работники офиса пришли поздравить Вас с Днём рождения! Мы знаем Вас как самоотверженного труженика, как ответственного и мудрого руководителя, неунывающего оптимиста, умеющего найти выход из любой кризисной ситуации. Вы являетесь для всех нас примером во всём: в работе, в быту, в отношениях с подчиненными, в трудовых буднях и в корпоративных праздниках, в тяге к самосовершенствованию, ведь не всякому дано, кроме двух высших образований и степени кандидата экономических наук, окончить ещё и ЕМВА. Во многом благодаря успешному завершению проектов под Вашим руководством наша компания вышла на новый уровень развития и вошла в своей сфере в пятёрку лучших компаний, представленных на Российском рынке…– Наталья продолжала свою речь ещё минут пять и завершила её пожеланиями здоровья («это самое главное!», ещё большего оптимизма, успехов в работе на благо компании и семейного счастья!

Закончив говорить, она под аплодисменты сотрудников подошла к Каламбурскому, вручила ему свой огромный букет и, прижавшись к нему на мгновение грудью, чмокнула в правую щёку.

Какое-то время Игорю пришлось простоять, прижимая к себе букет, с которого на костюм от Эрменджильдо Зеньи капала вода, пока через толпу сотрудников не протиснулся директорских шофёр Саша с огромной хрустальной вазой наполненной водой. Вазу поставили на письменный стол, букет поставили в вазу, а руки у Игоря освободились.
 
Тогда вперёд вышла Сонечка, держащая в руках пакет с подарком. Своим негромким, но звонким голосом она произнесла: – Дорогой Игорь Александрович! Мы все счастливы работать с Вами и под Вашим чутким руководством! Каждый из нас знает, что если возникнут трудности в работе или сложности в личной жизни, можно прийти к Вам, и Вы во всём разберётесь и поможете! В знак нашего глубокого уважения разрешите вручить Вам этот скромный подарок!
 
Сонечка сначала склонила голову чуть вперёд и чуть набок, передала имениннику подарок, а потом, наоборот, стала на цыпочки и, опершись на его правое плечо, чмокнула Каламбурского в левую щёку. Все снова принялись аплодировать, кроме самого Каламбурского, ведь его руки были заняты подарком.
 
Он покрутил в руках свёрток с подарком и решил, что правильнее открыть его прямо сейчас, на глазах у дарящих. Он разорвал красивую подарочную бумагу. Под ней оказалась коробка светлого дерева, похожая на школьный пенал советского первоклассника, только значительно больше. На коробке была выжжена какая-то эмблема и надпись по-французски. Игорь сдвинул крышку пенала и даже ойкнул от изумления. Внутри, на подушке из тонкой стружки, лежала коньячная бутылка. Сама бутылка была вполне обычная, белого стекла, через которое видно было, как внутри плещутся тёмно-золотистые волны драгоценного напитка, а пробка была залита красным сургучом. Но особый восторг именинника вызвала этикетка, на которой был крупными цифрами написан год его рождения. Подумать только, этот коньяк был его ровесником! Это для человека тридцать с хвостиком ещё не возраст, а вот для коньяка – очень даже и очень!

– Надо же, какие молодцы! – подумал Игорь, – мало того, что этот коньяк стоит бешенные деньги, так его ещё надо суметь у нас в Москве найти.

Однако, на этом поздравления не завершились. Директора департаментов и филиалов по очереди произносили свои хвалебные речи. Если директор была женщиной, она, закончив говорить, шла чмокать именинника и вручать ему цветы, а если директор был мужчиной, то он крепко жал Игорю руку, а букет цветов вручала какая-нибудь девушка из его департамента. Девушки рук не жали, а только целовали именинника в щёку.

Игорь принимал букеты и складывал их на стол. Почему-то вдруг, всего на мгновение, ему привиделось, что он находится не на дне рождения, а на собственных похоронах, лежит в гробу, а нескончаемая вереница скорбящих сотрудников возлагает цветы. Вот привидится же такое!

Потом вперёд выступил представитель иностранной корпорации ¬– самого крупного клиента компании. Он подарил полутораметровую картину, на которой был изображён головной офис их корпорации в Роттердаме. Целоваться он не стал, а только энергично и с чувством пожал имениннику руку. Наверное в его корпорации был более строгий этический кодекс.

Наконец, в центре внимания оказался низенький пузатый дядечка, представляющий, кажется, Ассоциацию бельгийского хмеля, если, конечно, Игорь ничего не путает. В руках он держал какой-то свёрток в цветастой бумаге.

Дядечка говорил по-русски, но все ударения делал на последний слог.

– Дорогой мсье Каламбурски! Наша ассоциация от всей души поздравляет Вас с День рождений! Наш главный исполнительный офицер просил вручить Вам этот скромный подарок, – дядечка с помощью кого-то из департамента маркетинга снял со сверстка бумагу, и все ахнули.

– Этот модель, есть Маннекен-Пис, как его официально называют у нас в Брюссель. Наверное, это не очень красивый звучать по-русски, но Вы можете его называть Маленький Жюльен, так его называть наши люди, – дядечка показал всем собравшимся точную копию главной достопримечательности Брюсселя – статуи Писающего Мальчика в его натуральную величину – 61 см (от головы до пят, разумеется).

– Но это есть ещё не всё. Самое главное, что у него есть один пробка вот здесь и один кнопка над этот задний часть. Если сюда налить превосходный бельгийский пиво и нажать на этот кнопка, то будет настоящий фонтан, как в Брюссель, – дядечка нажал на кнопку и показал, как Жюльен делает то, за что его прозвали Писающий Мальчик.  Пенистая жёлтая струйка превосходного бельгийского монастырского пива брызнула на пол, вызывая восторг у собравшихся.

– Какая прелесть! – сказала главный бухгалтер.

– Дорогие коллеги! Благодарю вас за тёплые поздравления и пожелания! Мне тоже очень приятно встречать свой день рождения здесь, очень приятно работать с вами! Сейчас Софья вышлет вам приглашения в столовую на угощение, когда всё доставят! Ещё раз, огромное спасибо! – поблагодарил Каламбурский коллег и клиентов, потянувшихся к выходу из его кабинета.

– Уже доставили! – громко сказала Сонечка, и скорость выходящих повысилась.

Каламбурский остался в кабинете один. Наконец-то можно будет поработать, почитать этот злосчастный контракт, если, конечно, уймутся знакомые, желающие его поздравить по телефону. К счастью, после обеда количество звонков уменьшилось, наверное, большинство желающих уже отстрелялось. Кстати, об обеде. Наверное, обедать сегодня не придётся…Ну что ж, не впервой.

В это время дверь кабинета открылась, показался аппетитная Сонечкина попка, обтянутая брючками в облипочку, а за ней и сама Сонечка с подносом в руках. На подносе стояли три тарелки: одна со всевозможными пирожками, вторая с двумя кусочками разных тортиков, третья с фруктами. Сонечка поставила эти яства на стол и вышла из кабинета, но почти сразу вернулась с чашкой свежезаваренного чая.

– Это я Вам от Вашего же угощения отщипнула, а то Вам в столовую сходить некогда, – сказала она, – приятного аппетита, Игорь Александрович!

– А тебе самой-то досталось что-нибудь?

– Да. Хотя, там на кухне не зевай, моментально всё разбирают. Всё такое вкусное! Особенно, этот пирожок с мясом и эта кулебяка с капустой. Я себе тоже немного отщипнула. Спасибо Вам!

– Ну, мне-то не за что. Я только деньги дал. Это тебе спасибо, что такие блюда выбрала и так чётко всё организовала! – расчувствовался Каламбурский.

– Вы столько для компании делаете, должен же кто-то в компании и о Вас позаботиться! – улыбаясь, сказала Сонечка и вышла, чтобы не перебивать Игорю аппетит.

Правила внутреннего распорядка запрещали принимать пищу на рабочем месте. Но, во-первых, ему можно – он и. о. директора, а во-вторых, сегодня ему совсем некогда идти в столовую и толкаться там в толпе сотрудников, накладывающих в свои тарелки праздничное угощение.

Он открыл в режиме редактирования контракт с «Еврокирпичём». В начале он принялся было по привычке исправлять грамматические ошибки, но понял, что если делать это как следует, то он в них погрязнет. Большинство менеджеров, причастных к составлению текста контракта, сразу после сдачи ЕГЭ позабыли школьные правила и лепили запятые и прочие знаки препинания всюду, где надо и где не надо. Наверное, боялись, что при отсутствии запятых их сочтут невежами. А лишнюю запятую всегда можно выдать за авторскую пунктуацию. Но это, в конце концов, не его задача, на это нормоконтроль существует. Кстати, нормоконтроль уже поставил свою визу, так что все претензии к ним.

Тем не менее, его не оставляло чувство, что с этим контрактом что-то не так. Он никак не мог понять, что именно. Эх, был бы шеф на месте, он бы сразу увидел, он этот «Еврокирпич» третий год ведёт, знает, что к чему.

Перед глазами маячили колонки текста – на английском слева, на русском справа. Английские параграфы были существенно короче соответствующих русских параграфов. В принципе, так оно обычно и бывает, английский больше приспособлен для коммерческих текстов, легче выразить коммерческую мысль в лаконичной форме. Тем не менее, приходилось внимательно перечитывать обе колонки. В одном параграфе он заметил какое-то незнакомое ему английское слово. Полез в электронный словарь – там этого слова не оказалось. Встал, подошёл к шкафу, достал добрый старый вебстеровский словарь. Там это слово нашлось, но имело совершенно другие значения, мало подходящие к контексту.

Игорь нажал кнопку селектора и попросил: – Соня, пригласи ко мне Пруткова.

– Это тот стажёр, с которым вы всё время возитесь? – уточнила Сонечка.

– Этот, какой же ещё. Слава Богу, у нас стажёров сейчас мало, а то бы совсем времени на работу не оставалось.
 
– Игорь Александрович, – позвонила Сонечка через пару минут, – Пруткова на месте нет, наверное, в столовой сидит, торты подъедает. Я сейчас за ним схожу.
Ещё через пару минут в кабинет, постучавшись и облизываясь, зашел Прутков, молодой стажёр, с которым Игорь лично возился уже полгода, поскольку был приставлен к нему в качестве наставника и коуча.

– Ты, Сёма, зачем вот сюда это слово мудрёное вставил. Где ты его только взял? Сам, что ли придумал?

– Игорь Александрович, я его в словаре коммерческих терминов нашёл. Отличный словарь, мне он от дедушки достался.

– Написал бы как-нибудь попроще. Слово-то такое есть, но только в данном контексте оно неуместно. Проще надо, и главное, чтобы не было никаких двояких толкований. Ты посиди-ка пока здесь, можешь понадобиться, если ещё что непонятное найду. Грушу вот возьми, покушай, а то тебя Соня прямо из столовой вытащила, – Каламбурский снова углубился в редактирование.

Ещё раза три или четыре он подзывал к себе Пруткова, уже успевшего съесть грушу и даже банан, и показывал, где тот ошибся и как надо писать правильно.

– Смотри, вот здесь, где гарантийные обязательства. Вот этот абзац. Смотри, что написано по-русски, и что у тебя получилось по-английски. Длинноты у тебя потому, что ты не можешь найти перевода незнакомому слову и вместо него городишь огород из знакомых тебе слов. Давай, найди подходящие слова и сокращай эту околесицу. Текст перевода должен быть адекватным источнику. Понял?

Сёма Прутков кивнул: – Понял, всё сделаю.

Раздалась до боли знакомая трель телефона – такой рингтон у него стоял только на Алёну.

– Ну, как ты там, именинник? Может, в честь праздника домой сегодня пораньше придёшь? Не забыл, к нам сегодня Мастерковы обещали зайти. Они даже няню специально вызвали, чтоб с Иришкой посидеть.

– Ты, Алёна, пожалуйста, позвони им, извинись за меня, скажи меня на работе задержали. Степаныч – мужик правильный, поймёт. Я бы Соню попросил позвонить, но это как-то не по-дружески передоговариваться с друзьями через секретаршу. В субботу твои родители придут, в воскресенье нам отдохнуть нужно. Перенеси Мастерковых на следующую неделю, вот прямо на понедельник или вторник. И пусть с Иришкой приходят, она забавная, нам не помешает. Топ её развлечёт. Так что им и няня не понадобится.

– Они за сегодня няне уже заплатили. А у них зарплаты, сам знаешь, не как у тебя.
 
– Тогда пусть в кино сходят, раз няня оплачена. Наверное, давно на вечерний сеанс не ходили.

– А с закусками что делать? Я сегодня столько всего вкусненького наготовила.

– А я часикам к девяти приду. Вот и закусим, и выпьем шампанского. Только ты и я. Мне сегодня два бутылки "Кристалла" подарили и ещё "Дом Периньон".

Каламбурский снова погрузился в текст контракта. Вроде бы уже все ошибки поправил, переводы сверил, цифры проверил на калькуляторе, но контракт всё равно ему почему-то не нравился. Вот только бы знать почему?

– Может быть вот эта фраза? Надо бы уточнить кое-что у юристов и директора департамента строительных материалов и биологически активных добавок.
 
– Соня, соедини меня с Чулковым и с кем-нибудь из юротдела, ¬– попросил он Сонечку по селектору.

– Игорь Александрович, уже восьмой час, все уже давно ушли, – ответила Сонечка.
– Ну да, конечно. А ты? Почему домой не идёшь? Тебя, наверное, дома ждут, беспокоятся. Раз уж ты всё равно ещё тут, свари мне кофейку и иди домой. Я тут как-нибудь сам попробую обойтись.

Он поработал ещё минут сорок, пока не понял, что больше не в состоянии видеть этот контракт. Положил коньяк в сейф, а остальные подарки в одёжный шкаф. Только картина с изображением чужого офиса в далёком Брюсселе в шкаф не влезла.
– Надо будет отдать, чтоб её в раздевалке повесили, где же ещё? – подумал Игорь, засунул в портфель бутылку Кристалла и стал собирать букеты с цветами. Выбрал пять, самых красивых, больше ему было не унести. Так с огромной охапкой цветов и спустился вниз на стоянку.
 
На стоянке стоял его одинокий Лексус, других машин не было, все уже разъехались. Игорь сложил букеты на заднем сидении и завёл двигатель. Зажглись фары и в их свете он заметил, что на остановке корпоративного автобуса, что в дальнем конце парковки, стоит до боли знакомая фигура. Он надел свои водительские очки и понял, что это Сонечка стоит там, совсем одна.

– Странно, она ведь давно ушла, может что-то случилось? – подумал Игорь, вышел из машины, подошёл к Сонечке и в свете фонаря увидел слезы на её щеках, – ты что тут, Соня? Что случилось?

– Я на автобус опоздала, перед носом уехал, а следующий только через час. Стояла здесь на остановке одна, а он как из-за угла выскочит…

– Кто выскочил?

– Да парень какой-то. По виду, наркоман. А в руке ножик. Сумку у меня из рук вырвал, вот ручка только осталась.

– Но он тебя не поранил?

– Нет, только сумку забрал и убежал. А я тут осталась, как дура, одна, без сумки, без денег, без телефона. Ну что за люди, Игорь Александрович! ¬– слезы потекли из её глаз пуще прежнего.

– Ну, ты цела, это главное. А то у нас, было дело, соседку в лифте какой-то отморозок подкараулил, так он ей по руке опасной бритвой полоснул. Его потом поймали, а толку-то? У соседки шрам от запястья до локтя… – Игорь хотел как-то приободрить Сонечку, но понял, что лучше было бы ей всего этого не говорить. Тогда он обнял девушку, чтобы она поплакала на его груди и успокоилась.
 
– Успокойся, всё обошлось, подумаешь сумка, – тихо прошептал он ей на ухо.
 
– У меня там все деньги, студенческий билет, ключи от дома и пропуск в офис. Документы-то я восстановлю, ключи запасные у мамы возьму, а вот деньги-то! Я как раз сегодня должна была их маме отвезти. Она болеет, ей срочно нужны на лечение, я обещала, – оставаясь в его объятиях, Соня подняла на Игоря своё лицо, чтобы посмотреть ему в глаза. Всё-таки, он был намного выше. Её глаза блестели от слёз.

– Много денег-то? – спросил Игорь.

– Маминых тридцать тысяч, и моих три триста, как раз, чтоб дотянуть до получки.

– Надо же, какое число, аж три тройки подряд! – Игорь попытался шутить, чтобы Сонечка опять не разревелась, – а знаешь, что? Пойдём в машину, я тебя подвезу куда скажешь, а то автобуса тут не дождёшься.

Сонечка послушно пошла к машине, и села на переднее сиденье.

– Мне надо бы к маме, она ждёт, будет волноваться. Да и ключи надо от моей квартиры взять. Вот только, что я ей скажу? У неё сердце… И деньги я ей обещала, а денег то и нет, – Сонечка перечисляла монотонным голосом все соображения, приходившие ей в голову.

– Слушай, Соня! Во-первых, успокойся! Всё устроится. Деньги я тебе дам, отдашь маме, – Игорь достал бумажник, вытащил из него семь пятитысячных купюр и положил на торпеду,– во-вторых, вот тебе телефон, позвони маме, чтобы не волновалась, скажи, что уже едешь. Номер помнишь?

– Игорь Александрович, спасибо Вам, Вы такой…такой! Но я не могу взять. Я с получки такую сумму отдать не смогу.

– Не сможешь и не надо. Даже и не беспокойся. Отдашь, когда будет возможность. Так что бери, пока они с торпеды не свалились. Давай поедем уже, ты мне только адрес скажи.

– Проспект Мира, дом 110.

Лексус рванул с места. Игорь рулил, а Сонечка, уже успокоившись, набрала номер маминого домашнего телефона. Звонить на мобильный она не решилась, а то мама увидит, что звонок с незнакомого номера, начнёт беспокоиться.

Дом, в котором жила Сонечкина мама был на другом конце города, но они доехали на удивление быстро. Места у нужного подъезда не было, и Игорь остановил машину около заборчика детского сада, вокруг которого был навален почерневший снег.

– Ты подожди секундочку, не выходи. Я тебе снаружи дверь открою, чтобы ты в снег не провалилась, – сказал Игорь, – и, знаешь что? Выбери маме букетик, любой, какой ей больше понравится. Маме приятно будет.

Он вышел, обошёл Лексус спереди и потянул пассажирскую дверь на себя. Она открылась наполовину. Этого хватило, что Сонечка с букетом в руках смогла вылезти, ведь была она девушка худенькая.

А Игорь дал ей руку, чтобы поддержать, ведь под пассажирской дверью была снежная каша.

– Я тебя подожду, тебя ещё домой надо завезти. Только ты, пожалуйста, там долго не рассиживайся, деньги отдай, ключи возьми и спускайся.

– Игорь Александрович! А может, Вы со мной пойдёте? Мама будет рада, я ей столько о Вас рассказывала.

– Чего там обо мне рассказать? Давай, как-нибудь в другой раз. А то как-то глупо получается, припрусь без приглашения, с букетом, будто твой ухажёр. Да и быстрее будет, если ты одна пойдёшь и скажешь, что тебя внизу начальник ждёт, нельзя задерживать. Дари ей букет, отдавай деньги, бери ключи и поедем. Нам ещё на другой конец города.

Улыбающаяся Соня вернулась минут через десять с каким-то кулёчком в руках: – Мама пирожков напекла, велела Вас угостить.

– Сегодня я весь день пирожками питаюсь, – Игорь откусил кусок пирожка и заулыбался во весь рот, – вкуснотища! Не то, что покупные.

Они ехали по ночной Москве в Коньково, где Сонечка снимала квартиру. Пока он крутил баранку, она скармливала ему один за другим мамины пирожки. Игорь их с аппетитом ел, и при этом чувствовал себя немного виноватым: пока он раскатывает по Москве с симпатичной девушкой и жуёт пирожки, дома его ждёт жена с приготовленными лично угощениями.

Они приехали к Сонечкину дому.

– Возьми и себе букетик какой-нибудь. Вот этот, например, ты же любишь тюльпаны. Бери, бери! А то у меня вся машина в цветах, будто катафалк. Мне сегодня даже показалось, что это мои похороны, а не день рождения. Столько всего хорошего о себе узнал!

Сонечка взяла букет и спросила: – Игорь Александрович! Может быть Вы зайдёте, я вам чай заварю, как Вы любите. Или, извините, если в Вам в туалет нужно, а то Вам ещё ехать и ехать?

– Вот именно, Соня, ехать и ехать. Как-нибудь в другой раз. А сейчас мне самое время поехать домой, пока день рождения не кончился! Или ты теперь боишься одна в подъезд заходить?

– Нет, в подъезд не боюсь! У нас в подъезде консьерж отличный, Василий, бывший десантник. Он контуженный, но очень добрый и сильный. Спасибо Вам, Игорь Александрович! Спасибо за всё!

– До завтра, Соня, – сказал Игорь в раскрытое окошко и поехал, а Сонечка с букетом в руках пошла, улыбаясь, по мокрому мартовскому тротуару к своему подъезду.
 
11 МАРТА. ЧЕТВЕРГ.

В четверг Игорь Каламбурский пришёл на полчаса раньше, но Сонечка уже была на месте и выглядела так же восхитительно, как и обычно. На лице её не было никаких следов вчерашнего происшествия, а была лучезарная улыбка.

– Приятно, когда тебе так улыбаются с самого утра, – подумал Каламбурский и принялся за работу. Быстро, почти не глядя, подписал приказы о премировании, приёме на работу и даже тройку увольнений по соглашению сторон. После чего опять засел за «Еврокирпич».
 
Сонечка связала его с Чулковым, потом с начальником юротдела, потом с кем-то ещё. И ещё. И ещё. Постепенно контракт стал принимать более или менее приемлемый вид.

– Надо бы позвонить шефу, – подумал Каламбурский.
 
Он не стал просить Сонечку, а сам набрал генерального. Но Сергей Петрович сбросил звонок, и от него тут же пришла эсэмэска на английском. Типа, не могу сейчас говорить, перезвоните попозже.
   
– Ну что ж, перезвоним попозже, – решил Каламбурский и взялся читать почту и другие документы.

А потом к нему зашел Подбрюхин, который вчера не стал его поздравлять вместе со всеми, а лишь помахал ему из дверей.

Каламбурский знал, что Рудольф Макарович Подбрюхин относится к его временному директорству с предубеждением. Можно сказать, ревниво. Всё-таки, Игорь всего лишь начальник одного из департаментов, а Рудольф – аж целый заместитель генерального директора. Но так случилось, что Подбрюхин был в отпуске в тот момент, когда генеральный убыл в длительную командировку, и ему пришлось издать приказ и оставить вместо себя Каламбурского. Через неделю Подбрюхин вернулся из отпуска, но не переиздавать же приказ. И теперь вот уже почти два месяца, как он вынужден подчиняться Игорю. Разумеется, Игорь, зная мстительный характер Подбрюхина, избегал давать ему какие-либо поручения или спрашивать с него отчёты, и эта подчинённость имела исключительно формально-виртуальный характер.

Ещё Игорь был уверен, что Подбрюхин его люто недолюбливает (от слова «ненавидит») и только и ждёт любого мало-мальски легитимного повода, чтобы уговорить Сергея Петровича его, Игоря, уволить. Однажды он уже предпринимал попытку с ним разделаться и назначить на его место свою любовницу. Это, когда у Игоря лопнула лодка, и он застрял на Волчьем острове. Но, руки коротки! Как говорится, бодливой корове Бог рог не даёт. В ту пору Игорь вёл серьёзный международный проект и никак нельзя было его увольнять и оставлять проектную команду без руководителя. Вместо увольнения генеральный выписал Игорю материальную помощь, как попавшем в кораблекрушение (как раз хватило, на новую лодку, размером больше на полметра).

Подбрюхину пришлось свою любовницу пристраивать в другую фирму, где генеральным был его собственный двоюродный брат. Через месяц тот, неизвестно за что и почему, её уволил, но Игорь-то к этому абсолютно непричастен. С другой стороны, не было бы Игоря, была бы любовница Подбрюхина директором департамента вместо него. А что? Молодёжь надо продвигать, за ней будущее. Так что теперь Рудольфу приходится лично удовлетворять её немереные материальные запросы исключительно за свой счёт. Разумеется, заботиться о даме сердца – это приятно, но уж очень напрягает, когда она чётко знает сколького ей ещё не хватает до полного счастья. Да и законная жена Подбрюхина тоже хорошо знает, чего ей не хватает.

Сам же Подбрюхин в последние два месяца вёл себя по отношению к Каламбурскому снисходительно покровительственно, словно к молодому и неопытному стажёру. Пусть мол, молодой покрутится, набьёт себе шишек, наберётся опыта, глядишь, лет через пятнадцать и дорастёт до позиции руководителя холдинга. На самом деле, Подбрюхин был лишь на два года старше Каламбурского. Правда, он в фирме с самого её основания, а Игорь – только последние девять лет.
 
Вот и сегодня Рудольф Подбрюхин завалился к нему в кабинет без всякого приглашения, вальяжно развалился в гостевом кресле и закурил толстенную и длиннющую сигару. В кабинете генерального он никогда не курил, не посмел бы. Да и в своём тоже, ведь запах сигары потом ничем не выветрить. Приходилось ему ходить в курилку вместе с рядовыми менеджерами. А тут такая удача, Каламбурский ему замечания за курение делать не осмелится.

Игорь с отвращением вдохнул сигарный дым и закашлялся. Вот уже полгода, как он бросил курить, и такой прежде любимый табачный дым теперь внушал ему глубокое отвращение. Вплоть до тошноты. Впрочем, как и сам Рудольф Подбрюхин.
 
 – Ты, Рудольф Макарыч, сел бы поближе к окошку, – миролюбиво улыбаясь, сказал Игорь.

– Шутишь, Игорёк? На улице март месяц, холодрыга. Март-марток, не снимай вторых порток. Я вот кофейку горячего к тебе зашёл выпить, если, конечно, ничего горячее нет.
 
– Как будто у него в кабинете нет собственной кофеварки, ко мне кофе пить припёрся! – подумал Каламбурский.

В это время в дверь кабинета открылась, показался аппетитная Сонечкина попка, обтянутая брючками в облипочку, а за ней и сама Сонечка с подносом в руках. На подносе стоял кофейник, сахарница, молочник и две кофейных чашки. Она поставила поднос на журнальный столик и стала наливать Подбрюхину кофе, наклонившись так, что при этом из её декольте свесился золотой кулон на цепочке. В глазах Подбрюхина, направленных не то на кулон, не то на ложбинку, проглядывающую в Сонечкином декольте, появился плотоядный блеск. Впрочем, большинство мужчин именно так и реагируют на такие ложбинки. А девушки, разумеется, это хорошо знают.

Каламбурскому осталось только наблюдать Сонечку, как бы сказать помягче, со спины. Впрочем, неизвестно ещё, кому из них больше повезло: Сонечка была девушка всесторонняя.

Потом Сонечка развернулась на своих высоченных каблуках и стала, слегка наклонившись, наливать кофе Каламбурскому.
 
– Жаль, стол у меня письменный, Подбрюхину больше повезло, у него стол низенький, – подумал Каламбурский, которому не было видно ложбинки, а только кулон.

Сонечка, чуть покачивая бёдрами, двинулась к двери, а оба директора проводили её взглядами. Должно быть и слева, и справа Сонечка выглядела одинаково привлекательно. А когда она вышла, директорам пришлось сконцентрировать своё внимание на кофе.

– Так ты, говоришь, у тебя есть что погорячее? Коньячок какой-нибудь…– поинтересовался Подбрюхин.

– Чего погорячее на работе не держу. Корпоративный этический кодекс запрещает, – сказал Игорь, а сам подумал, – я тебе налью коньяку, а ты потом меня директору заложишь, мол, распивал на рабочем месте в рабочее время да ещё коллег подпаивал.

– Врёт ведь, жмот! – подумал Подбрюхин, – ему же накануне подарили бутылку дорогущего коньяка. Не мог он же он всё выпить, такой коньяк стаканами не пьют.

– Не готов ты, Игорь, ещё к работе директором! Директор всегда должен иметь в сейфе что выпить, а вдруг, проверка какая? Или учредители заявятся. У меня вот всегда бутылка другая стоит, – сказал Рудольф.

– Ну, вот и пил бы у себя. И вообще, Рудольф, ты ко мне просто покурить зашёл или по делу? – спросил Игорь, надвинув на переносицу очки, словно собрался что-то прочитать.   
– Конечно, по делу! Да, кстати… Как там у нас дела? Как выполнение плана продаж? Денег на зарплату в этом месяце хватит? А то, ходят слухи всякие...
– Да вот контракт один завис, если не подписать, придётся зарплату задержать. Не всем, конечно, а только менеджерам. Рабочим, кровь из носу, нужно вовремя заплатить, а то жаловаться побегут. Ну и директорам тоже, сам знаешь.

– Ещё бы мне не знать! Мне самому шестнадцатого кредит за «Мазератти» выплачивать. А что за контракт? «Еврокирпичпроект», что ли?

– Он.

– Да уж! Я его на той неделе смотрел, Слизняков приносил, уговаривал подписать, а я послал. Сыроватый он. Я документ имею в виду. Впрочем, это и к Слизнякову относится. Сергей Петрович знает, что и как, ему бы и решать. Но ведь теперь это ты у нас лицо, принимающее решения…

– Вот и я подозреваю, что сыроватый. Что-то в нём не так, а что именно, не пойму. Или перевод не совсем правильный. Буду ещё раз перечитывать, – Игорь показал на папку с контрактом, – придётся сегодня допоздна сидеть, так что, извини Рудольф…

– Ладно, пойду, раз уж у тебя ничего лучше кофе нету. А ты работай, раз ты теперь директор, все вопросы по зарплате к тебе будут. И вообще, пока что только ты за всё отвечаешь, – Подбрюхин наконец-то поднялся, раздавил окурок сигары в кофейной чашке и ушёл.

– Вот ведь жаба! – подумал Каламбурский и вновь принялся за работу.

Заглянула Сонечка, забрала чашку Подбрюхина, из которой торчал раздавленный окурок сигары. Кто-то пьёт и курит, а кому-то чашки мыть!

Позвонили с телевиденья, спросили, когда у него можно будет взять интервью по вопросам этики ведения бизнеса.
 
– Позвоните на следующей неделе, там решим, – ответил Каламбурский, а сам подумал, – на следующей неделе вернётся генеральный, вот пусть он и идёт на телевидение.

В кабинет заглянула Сонечка, чтобы, закрыв за собой дверь, спросить, примет ли Игорь Шестопалова из транспортного отдела. Она всегда, если посетитель кажется ей нежелательным, и она предполагает, что Игорь может не захотеть его принять, заходит в кабинет, чтобы по-тихому спросить. Ну а если кто-то из своих или VIP, то спрашивает по селектору. Хитрюшка! Ведь никто её этому не учил, сама додумалась.

Игорь кивнул, и Сонечка пригласила Шестопалова. Шестопалов пришёл деньги просить. С отдачей, конечно. Беспроцентную ссуду на покупку дома в деревне.
 
– Извини, Артём Аркадьич, ближайшие три дня свободных денег в кассе не будет, а там уж Сергей Петрович вернётся, так ты прямо в понедельник к нему и приходи, – Игорь давно знал Шестопалова, и, в общем-то, рад бы был ему помочь, но вот деньги-то где взять.

Шестопалов тяжко вздохнул. Наверное, сильно расстроился. Он был практически уверен, что генеральный, жесткий во всех вопросах, касающихся денег, ему точно откажет, и больше надеялся на Каламбурского.

Он ушёл, а вместо него зашла Сонечка: – Там к Вам Сидоренко. Похоже, тоже за деньгами.

– Как его зовут? Наверное, новенький, я такого не знаю.

– Зовут Валерой, а отчества не знаю, он молодой ещё, ему отчество не положено.

– Зови.

Сонечка позвала Валеру Сидоренко. Он и вправду был ещё молодой, года двадцать три. Судя по свитеру, заправленному в джинсы, сисадмин.

– Добрый день, Валерий, слушаю Вас, – сказал Каламбурский, указав на свободное кресло.

Сидоренко сел и протянул ему заранее заполненный бланк заявления на материальную помощь. На бланке уже стояли визы директора по персоналу и ещё чья-то, незнакомая Игорю. Наверное, начальник отдела программного обеспечения. Значит, они считают этого работника достойным и не против, если дирекция выделит ему денег из бюджета компании.

Легко делить чужие денежки! Дай сотрудникам волю, так они бы весь бюджет компании пустили бы на матпомощь и премии. Легко быть «хорошим» руководителем, поставив визу под таким заявлением, не ты ведь за бюджет отвечаешь.

Игорь прочитал заявление. Сидоренко просил аж целых сто три тысячи! С туманной формулировкой «В связи с семейными обстоятельствами».

– Валерий, что там у Вас за обстоятельства? Что стряслось?

– Люба, дочка наша болеет этим, как его… забыл, как называется. Очень редкое заболевание, никак названия не запомню, будь оно неладно. У нас его не лечат, надо в Швейцарию ехать. Мы по всем родственникам деньги собрали, всё равно, мало. Я кредит хотел в банке взять, так мне отказали. Жене тоже. Вот, сто тридцати трёх тысяч не хватает. А срочно нужно, пока у Любочки не начались необратимые процессы… – Сидоренко выглядел подавленным.

Игорь поставил на заявлении свою визу: – Идите, Валерий, в бухгалтерию, прямо к главбуху, а потом в кассу, там выдадут.
 
– Спасибо Вам, Игорь Александрович! Если бы не Вы…– приободрённый Сидоренко, не веря своему счастью, поднёс к глазам только что подписанное заявление.

– Лечитесь! Неправильно это, что дети болеют, несправедливо! – сказал Игорь вслед Валерию, убежавшему в бухгалтерию, а потом нажал кнопку селектора: – Соня, больше посетителей нет?

– Есть, Слизняков к Вам, говорит ему в 17:00 назначено, а ещё только 16:55, я его не пустила.

– Пусть заходит. Пять минут нас не спасут.

Тихонько бочком в дверь просочился Слизняков, но садиться не стал. Видно, торопился. Каламбурский открыл контракт с «Еврокирпичпроектом» на предпоследней странице и поставил свою подпись. И на последней странице, в Приложении тоже.

– Спасибо Вам Игорь Александрович! Я знал, что на Вас всегда можно положиться! – произнёс Слизняков и помчался прочь, прижимая папку с контрактом к груди, словно это была бесценная реликвия.

– Итак, контракт подписан! – подумал Игорь, –а не уйти ли мне сегодня пораньше домой? Неужели исполняющий обязанности директора не имеет права хотя бы раз месяц уйти с работы на полчаса раньше?
 
– Соня, я ушёл, у меня встреча, – сказал он, уходя.

¬– До завтра, Игорь Александрович, – Сонечка постаралась не показать своего удивления тем, что Каламбурский позволил себе уйти на полчаса раньше окончания рабочего дня, – раз начальник сказал, что у него встреча, значит так нужно. Даже, если он при этом имел в виду встречу дома с женой и собакой.

12 МАРТА. ПЯТНИЦА.

В пятницу, в последний день работы в качестве исполняющего обязанности, Игорь решил подготовить презентацию по результатам работы компании за те два месяца, когда её руководил он. Он достаточно быстро нарисовал с десяток слайдов с таблицами и графиками, снабдил их заголовками на английском. Легко работать, когда никто не стоит над душой, и можно никуда не торопиться.

Потом он вызвал Сонечку и сказал: – Соня, я тебе только что отослал презентацию. Сделай, пожалуйста, чтобы всю выглядело красиво, у тебя всегда отлично получается. И добавь ещё в конце слайд со счастливыми лицами наших сотрудников. В прошлую субботу у нас матч был по волейболу с «Киберглюкозой», наши выиграли. Наверняка, в нашем интранете полно снимков с этого матча. Пусть Сергей Петрович сам увидит, что у нас всё хорошо и все счастливы.

Соня ушла приводить в порядок присланные Игорем слайды.
 
Минут через десять в кабинет без стука вошёл Станислав Кондратьевич Чугунов, начальник корпоративной службы безопасности. Он всегда смело входил в любой кабинет, что вполне объяснимо, если учесть его опыт работы в убойном отделе. 
– Извини, Игорь, оторву на пару минут. Дело пустяковое, но срочное.

– Что случилось? – насторожился Каламбурский, а про себя подумал, – вот только мне в последний момент не хватало новых проблем!

– В среду вечером твою секретаршу, Софью Гольдфарб, ограбили. Прямо на нашей автобусной остановке. Ну, это тебе известно. Вчера утром Соня пришла ко мне, рассказала, что и как было. Мы с Григорием дело это на раз раскрутили. Сначала сумку Сонину нашли, в двухстах метрах от остановки валялась, на клумбе. А там и ключи, и студенческий билет, и пропуск. Денег и телефона, естественно, нет. Григорий пробил по нашим внешним видеокамерам, а потом через бывших коллег из МУРа по городским камерам и вычислил личность грабителя.

– Молодцы! А что теперь, сообщите в полицию, так сказать, по официальным каналам? Дело возбудят или как там делается?

– Можно, конечно и сообщить. И дело могут возбудить, если мы захотим. Статья 161 УК РФ. А там как суд решит, от 480 часов обязательных работ до четырёх лет лишения свободы.

– Но ты, как я понимаю, не собираешься в полицию официально заявлять? – спросил Игорь.

– А зачем нам лишний геморрой? Будут к тебе ходить, отрывать от дел, Софью твою будут на опросы дергать. Обязательно будут совать свой нос в дела компании, к ограблению не относящиеся. Я уж с этим парнем, с грабителем, сам сегодня поговорю. Как говорится, по душам. И мозги ему вправлю, и деньги он Софье вернёт, и за телефон заплатит. И лечиться начнёт.

– Ну, тебе, конечно, виднее… – сказал Игорь. Он также не испытывал особого желания лишний раз контактировать с представителями правоохранительных органов. Почему-то ему казалось, что они негативно относятся к частному бизнесу.

– Безусловно. Но дело, собственно не в этом…– Станислав сделал паузу.

– А в чём тогда? Говори уже! – сказал Игорь.

– А в том, что Григорий мне эти записи показал.

– И что? – с любопытством спросил Игорь.

– А то, что на записях, кроме Сониного ограбления, видно, как вы с Соней обнимались, а потом она к тебе в машину села.
 
– И что? Что здесь такого? Села в машину, и что? И какое это вообще имеет значение? – в голосе Игоря прозвучало напряжение.

– Лично для меня – никакого. Я в чужие дела не лезу, если не криминал, конечно. Мне своих дел хватает. И болтать я не привык, ты знаешь. Но вот Григорий-то с утра, ещё до моего прихода, к Подбрюхину побежал докладывать. Знает, что тот будет рад любому компромату на тебя. Выслуживается перед начальством. Похоже, на моё место метит.

– Спасибо, что предупредил! – сказал Каламбурский: – Буду иметь в виду.

– Вот именно, имей, – Чугунов пожал Игорю руку и вышел из кабинета.

До четырёх часов Каламбурский, успел вызвать своего заместителя, который вместо него остался руководить их департаментом, обсудил с ним положение дел. Поводов для волнения не было, заместитель прекрасно справился в его вынужденное отсутствие со всеми неотложными задачами.
 
Игорь не торопясь, разложил документы по папочкам, на что обычно никогда не хватало времени. Проверил поступившую почту.

Около трёх часов в кабинет зашла Сонечка, закрыла за собой дверь и спросила: – Игорь Александрович, к Вам Татьяна Перепрыжкина, примите?

– Почему не принять хорошего человека, – благодушно согласился Игорь и подумал,– ну эта хоть денег просить не должна. Хотя, кто её знает…

Татьяна, женщина до тридцати, если не смотреть в личное дело, сразу взяла быка за рога.
– Игорь, ты должен вмешаться, – энергично сказала она, усевшись на стул, придвинутый сбоку к его письменному столу.
 
Она почему-то решила, что вполне уместно будет обратиться к исполняющему обязанности генерального директора, к тому же, к человеку старше себя на «ты». Право обращаться на «ты» действительно было включено в их корпоративный этический кодекс. Это потому что англоговорящие учредители холдинга не понимали разницы между обращениями на «вы» и на «ты», а кодекс был представлял собой кальку с кодекса штаб-квартиры в Стокгольме. Но чаще всего, сотрудники холдинга к людям старше себя по возрасту и по должности обращались на «вы». Им самим так было удобнее. Разумеется, если их связывала многолетняя дружба, обращение на «ты» было вполне уместно и часто практиковалось. Но Игорь что-то не припоминал никакой особой дружбы с Татьяной. Ни на брудершафт они не пили, ни пуда соли вместе не съели. Но возмущаться и уж, тем более, делать замечания по этому поводу Игорь не стал.

– Что там у вас случилось, Татьяна? – спросил он, пытаясь показать искренний интерес.

– Ты же знаешь, Игорь, как я вкалываю...
 
– Понятия не имею, как ты вкалываешь и даже, если честно, чем ты вообще занимаешься в своём департаменте информационных технологий, – подумал Игорь, но вслух ничего не сказал, а сделал внимательное лицо. Но Татьяне, похоже, и не нужно было, чтобы он что-то говорил, лишь бы слушал, что говорит она.

– На мне, без преувеличения, вся группа интеграции держится. Эти лентяи Седов и Курбанов вместе взятые, делают меньше меня в два раза, – Перепрыжкина наклонилась к Игорю и перешла на доверительный шепот.
 
– Жасмин или ландыш? Ландыш или всё-таки жасмин? Никак не могу разобрать, что у неё за духи. Но явно, она надушилась ими за пять минут до прихода ко мне, – подумал Каламбурский и поймал себя на том, что смотрит на Татьянино декольте.

– У каждой женщины своё секретное оружие. У одной красивый бюст, у другой длинные ноги, а у третьей умильная гримаска вместо улыбки, а в данном случае, одна только гримаска, – пронеслось в голове Игоря, и он откинулся на спинку кресла, чтобы сохранить достаточную дистанцию.

– Ну, да. они же рядовые специалисты, а ты - старший. С тебя и спрос больше, зато у тебя зарплата выше, – сказал он таким тоном, каким детям объясняют прописные истины.

– Но я уже два года в старших специалистах. Многие мои однокурсники до начальников группы доросли, а некоторые даже до начальников отдела.

– Но ты же и так в своей группе главная, – удивился Игорь.

– Вот я и говорю Прогину, что пора меня заместителем начальника отдела поставить. А Прогин говорит, что у него уже есть один заместитель, а второго взять никто не позволит, потому что нет такой должности в штатном расписании.
 
– Ну да, должности второго заместителя в вашем отделе штатным расписанием не предусмотрено. Без изменения штатного расписания вам никак не обойтись. Пусть ваш Прогин подаст служебную записку, согласует с директором по персоналу и с финансовым директором, тогда пожалуйста, – разъяснил Каламбурский.

– Прогин для меня ничего не захочет делать. Он, вообще, женщин недолюбливает, а меня особенно, у него ориентация другая, все говорят, – Татьяна включила свою лучшую улыбку и встала со своего стула, но только для того, чтобы максимально приблизить своё декольте к глазам начальника. А чтобы смена положения тела выглядела обосновано, она прошептала, – Игорь, ты же директор, ты же можешь сам штатное расписание поменять, без этих марионеток. Что тебе стоит? Или тебя, как Прогина, тоже раздражают женщины на руководящих позициях?

– Не успею, Татьяна Андреевна, даже если очень постараться, не успею. До окончания моего директорства осталось чуть больше часа.

– Но ты же всегда можешь Сергею Петровичу за меня словечко замолвить. Игорь, ты же знаешь, стоит только тебе захотеть… – из её слов нельзя было однозначно понять, что именно она имела в виду, произнося последнюю фразу.

Перепрыжкина не стала снова садиться, а просто ещё раз включила свою лучшую гримаску и покачивая бёдрами, пошла к двери.

Каламбурский выдохнул.
 
– И на что только она надеется? На своё сомнительное обаяние? И ведь второй раз за последние два месяца приходит, – подумал он и изо всех сил постараться больше о ней не думать. Но не получилось.

– Неужели они держат меня за слабака, падкого на женские прелести? – расстроился он, – странно, ведь знают же, что у меня даже любовницы нет, хотя по статусу и положено.

В четверть пятого Сонечка прислала ему готовую презентацию, выполненную её, как всегда, на «отлично» и с перевыполнением. Она даже соответствующую мелодию вставила в последний слайд, тот, где все счастливы и улыбаются. Каламбурский остался очень доволен этой презентацией, даже ничего подправлять не пришлось.

– До чего толковая девушка! – подумал он, – глядишь, через полтора года окончит университет и можно будет её в наш департамент ВЭД определить, там у неё будут все возможности для карьерного роста. Не вечно же ей в секретаршах сидеть. Если, конечно, она к тому времени замуж не выскочит и в декрет не уйдёт.
 
Он заулыбался, вспомнив о своей Алёне, которая вот-вот должна была уйти в декрет.

Ровно в пять часов вечера пребывание Игоря Александровича Каламбурского в должности исполняющего обязанности директора холдинга завершилось, и он с чувством выполненного долга на сердце и с Писающим мальчиком подмышкой пошёл домой.

13 МАРТА, СУББОТА.

В субботу Каламбурские устроили дома праздничное застолье для родных и близких. Игорь предлагал устроить празднование в каком-нибудь ресторане, но Алёна с негодованием отказалась. Она сама, как всегда, расстаралась, и несмотря на своё положение, наготовила всяческих гастрономических шедевров, празднично сервировала стол лучшим фарфором и хрусталём, как любили родители Игоря.

Самому Игорю осталось только открыть бутылки с вином и в последний раз вымыть кафель на лестничной площадке и около лифтов, потому что там было полно следов от соседских ног, всё-таки март на дворе, слякоть.

Всё это время Топ сидел возле подготовленного для гостей стола и охранял его от возможных посягательств неизвестных грабителей, на случай, если какому-то недоумку вдруг придёт в голову забраться через балконную дверь в квартиру, в которой обитает гордый потомок знаменитых династий ризеншнауцеров, алабаев и ирландских волкодавов. Его лохматая рыжая морда возвышалась над столом, а его мечтательный взгляд был направлен в самый центр стола, на блюдо с домашней бужениной, которое Топ охранял с особым пристрастием.

Само же торжество было как всегда веселым. Гости говорили какой Игорь замечательный, желали здоровья («это самое главное!»), карьерного роста, благосостояния и ненавязчиво намекали, что в скором времени Игорю придётся вплотную заняться воспитанием подрастающего поколения. В целом, вечеринка удалась, если не считать, что шурин Ваня, как обычно, перебрал (у Игоря всегда какой-то особый коньяк, как не пригубить?), стал делать селфи в обнимку с Жюльеном, стоящим на камине, и уронил бедного фаянсового мальчика на пол из наборного паркета из красного дерева. На полу образовалась здоровенная вмятина, а у мальчика откололся маленький, но очень важный с художественной точки зрения фрагмент.

Ваня, как увидел, что именно откололось, моментально протрезвел и невольно сделал жест, который так любил делать Майкл Джэксон. Гости даже на минуту перестали жевать. Тогда Алёна дала младшему брату ласковый подзатыльник и сказала: – Говорила же я тебе, не пей – Козлёночком станешь. Придётся завтра Степаныча попросить, надеюсь, он этот краник припаяет или приклеит.

Гости гуляли допоздна, а когда ушли, Каламбурские ещё минут сорок собирали со стола остатки яств и посуду, загружали её в посудомойку, а скатерть, залитую мальбеком – в стиралку.

Короче говоря, повесилились на славу и улеглись спать в полвторого.
 
14 МАРТА. ВОСКРЕСЕНЬЕ.

Игорю не удалось выспаться. Топ принёс ему поводок и, вежливо тявкнув, пригласил на прогулку. Гулять промозглым мартовским утром было противно, и минут через двадцать они вернулись, хотя Топ погулял бы ещё. Игорь снова разделся, лёг в кровать и заснул. А проснулся уже в начале двенадцатого от аромата приготовленного Алёной завтрака.

Они позавтракали и решили, что хотя бы на один день в неделю они заслужили право не напрягаться, абсолютно ничего не делать, а просто пойти прогуляться в парке. Правда, Алёне пришлось вызвать по телефону Зулю, чтобы та пришла убираться в их квартире. Зуля была всегда рада возможности поработать в воскресенье, а лучше неё всё равно не уберёшься. Выходя из дома, они прихватили с собой пострадавшего от Вани Жюльена и его отбитый краник, и занесли в квартиру Мастерковых, чья дверь была напротив.
 
Был ясный и солнечный день, а в воздухе вибрировал какой-то особый запах талого снега.

Они медленно гуляли по дорожкам, на которых внутри каждого следа ног на снегу собиралась талая вода, чавкающая под ногами, зато Топ носился по сугробам во всю прыть, пугая ворон и хозяек маленьких собачек, которые при его приближении хватали своих питомцев в охапку и прижимали к груди.

Перекусили там же в парке в крохотном кафе, где кроме шашлыка с колой и ужасного кофе, нечего было взять. Топ во время их краткого обеда с достоинством ждал у входа в кафе. Его всегда можно было привязывать у крыльца, не опасаясь, что его украдут любители экзотических пород. Ведь чтобы это сделать, грабителю пришлось бы подойти к нему поближе.

Игорь собрал для него оставшиеся на их тарелках жилистые куски шашлыка, которые им не удалось бы прожевать. Выйдя из кафе, он положил их на крыльце перед Топом. Когда через несколько секунд эти куски исчезли, они все вместе пошли снова гулять по парку и гуляли до наступления темноты.

15 МАРТА. ПОНЕДЕЛЬНИК.

Погода в середина марта в Москве непредсказуема. С ночи пошёл снег, к утру его насыпало сантиметров десять, а он всё продолжал идти. А ведь ещё накануне было ясно и солнечно.

Каламбурский пришёл в свой кабинет без десяти девять. Поздоровался с Сонечкой, которая, разумеется, уже была на своём рабочем месте.

– Доброе утро, Игорь Александрович! – сказала она приветливо и, предваряя его незаданный вопрос, сказала: – Сергей Петрович уже здесь, просил Вас зайти.
Игорь зашёл в свой кабинет, повесил на вешалку мокрое от снега пальто, бросил в кресло свой портфель из коричневой кожи с голубым кантом, взял со стола ежедневник и пошёл в угловой кабинет генерального, дверь которого находилась рядом, нужно было только обойти Сонечкин стол.

– Игорь! Привет, привет! Рад тебя видеть, дорогой! – приветствовал его Королёв.

– С приездом Вас, Сергей Петрович! Вы ведь к нам сразу с самолёта, а перелёт-то был, наверное, часов одиннадцать?

– Около того, но ничего, вот проведем в десять совещание директоров департаментов, и я сразу домой, отсыпаться, –  ответил Дубов, – кстати, вот тебе сувенир из Калифорнии.

Он вручил Игорю бутылку красного калифорнийского: – Ты же у нас вроде как уважаешь зинфандель?

– Уважаю, – улыбнулся Игорь.

– Ну, как у нас тут дела? Всё в порядке? – спросил генеральный.

– В общем и целом, да. План продаж выполнен. Контракты с «Еврокирпичпроектом», а также, ещё с тремя новыми клиентами подписаны. Денег на зарплату наскребли, – Игорь хотел продолжать, но заметил, что Дубов слушает его не слишком внимательно.

– Ну, молодцы, молодцы… Через полчаса приедут Свенсон и Абе, так что в десять все собираемся. У тебя же, наверняка, уже готова презентация по итогам января-февраля? – спросил Дубов, хотя и не сомневался в том, что ответит Игорь.

Игорь с бутылкой зинфанделя в руках вышел в приёмную и, проходя в свой кабинет, услышал, как Сонечка обзванивает директоров департаментов, приглашая их на совещание.

В девять пятьдесят пять он с ноутбуком зашёл в конференц-зал, где за столом уже сидела, хотя и не в полном составе, команда директоров департаментов. А во главе стола, рядом с генеральным сидели представители совета директоров белобрысый Свенсон и черноволосый Абе.

Ровно в десять в конференц-зал вошли отставшие три директора, а в десять ноль две влетела стремительной, несмотря на высоченные каблуки, походкой Наталья Стоунбридж.

– Ну вот, все собрались, начинаем. Сегодня на нашем совещании присутствуют председатель совета директоров нашего холдинга господин Абе и член совета директоров господин Свенсон. Это я для тех, кто с ними ещё не знаком, – сказал генеральный и продолжил уже на английском: – Первым делом мы заслушаем и обсудим отчёт и. о. директора Каламбурского, а потом господин Свенсон сделает пару важных объявлений.
 
Королёв кивнул Каламбурскому, чтобы тот начинал.

Игорь продемонстрировал отшлифованную Сонечкой презентацию, отвечая по ходу на редкие вопросы Королёва и Свенсона. Вопросы были по существу, ответы Игоря – тоже, и спрашивающие остались довольны. А господин Абе мотал головой вверх-вниз, как китайский болванчик, хоть и был японцем, а не китайцем.

– Отличная презентация, господин Каламбурский! Отличная работа, уважаемые коллеги! Вашему генеральному директору удалось создать команду, которая справлялась со всеми задачами даже в его отсутствие, – начал Свенсон, когда Игорь поблагодарил за внимание и окончил свою презентацию.

– Кстати, о вашем генеральном директоре. Совет директоров холдинга принял решение назначить Сергея Королёва руководителем Азиатско-Африканского региона. С завтрашнего дня он будет работать в Найроби. Это – первое объявление, которое я должен был сделать, – сказал Свенсон.

Все собравшиеся, кроме Королёва и иностранцев, подобрались и замерли, ожидая, что же будет дальше. Подбрюхин нервно елозил на краю стула. Стоунбридж задумчиво посасывала свой золотой «паркер». А Каламбурский почувствовал смутную тревогу.

Свенсон и Абе захлопали по поводу продвижения Королёва на более высокую позицию, и все собравшиеся поддержали их редкими аплодисментами.

– Теперь, когда господин Королёв пошёл на повышение, – продолжал Свенсон, как только аплодисменты заглохли, – Совет директоров назначил генеральным директором господина Подряхина.

– Подбрюхина, – поправил Свенсона Королёв.

¬– Да, конечно, прошу простить, мне сложно произносить русские фамилии. Рудольф Подбрюхин работает заместителем генерального директора уже десять лет и, надеюсь, сможет продолжить начатое господином Королёвым. Давайте, поздравим господина Подбрюхина и пожелаем ему успехов! – Свенсон зааплодировал и все его поддержали.

– Всё, совещание закончено. Я, наконец, поеду домой, отсыпаться и собирать вещи, а завтра Рудольф Макарович вместе с представителями Совета проведут с вами отдельные совещания, обсудят, как ваши департаменты будут работать дальше, – сказал Королёв и пошёл поздравлять Подбрюхина и жать ему руку. Все собравшиеся тоже встали и стали поздравлять и жать руки обоим генеральным директорам – бывшему и будущему.

Игорь вернулся в свой кабинет, но никак не мог переключиться на рабочий лад. Безусловно, он всегда знал, что следующим генеральным директором назначат Подбрюхина, на этот счёт у него никогда никаких сомнений не было. Но он никак не ожидал, что это может произойти вот так быстро и так внезапно, ведь Королёв мог бы работать здесь ещё лет пять, и ничего не предвещало его перевода.
 
– Ну, в конце концов, работа генерального директора очень хлопотная. Приходится за всё отвечать. Одно дело, когда ты этим занимаешься всего два-три месяца в качестве и. о., и совсем другое, если постоянно. Буду работать, как работал все шесть лет до этого, директором департамента. Правда, теперь моим непосредственным начальником будет этот мерзкий Подбрюхин. Но что поделаешь, начальников не выбирают, – вот какие мысли пронеслись в голове Каламбурского.

– Игорь! Всё! Мне пора бежать. Желаю тебе успехов! Если что – звони в любое время дня и ночи – всегда рад. Номер не стирай! – сказал зашедший в кабинет Игоря Королёв, уже одетый в пальто. А за спиной его маячил водитель Саша с большой картонной коробкой в руках.

– Счастливо Вам, Сергей Петрович! – Игорь с чувством пожал руку Королёву, и тот ушёл, по пути кивая возвращающимся с ланча сотрудникам.

Игорь хотел было позвонить Алёне и сообщить ей последние новости, но решил, что лучше в её положении будет услышать их не по телефону. Потому что по телефону она, наверняка, вообразить себе что-то ужасное и переволнуется.

– Если разобраться, а что такого особенного случилось? Что зря себя и её накручивать? – подумал Игорь.

Сосредоточиться на работе, а ведь её всегда хватало, он был совершенно не в состоянии. Разные недодуманные мысли носились в его голове, то и дело возникали какие-то вопросы и повисали без ответов, будто сдувшиеся наполовину воздушные шарики. Мелькнула даже малодушная мысль спуститься в курилку и стрельнуть там у кого-нибудь сигаретку. Но, Игорь решил воздержаться, ведь он же дал Алёне обещание больше никогда не курить, чтобы детям не пришлось вдыхать противный табачный дым. Мысли его переключились на будущих детей. Интересно, какими они будут? И как изменится его жизнь с их появлением?

Офис, точнее та его часть, что была видна сквозь прозрачную стену его кабинета, тем временем продолжал жить своей привычной жизнью, только суеты стало намного больше. Сотрудники сновали туда-сюда, и похоже, совершенно не по делам, о чём-то шушукались и ахали. Наверняка, то же самое происходило на других этажах.
 
Краем уха Игорь слышал, как Сонечка вызванивала того или иного сотрудника и просила срочно зайти к Подбрюхину. Те забегали по очереди в приёмную, Сонечка кивала им, разрешая зайти к новому генеральному директору, который уже успел перебраться в угловой кабинет, ещё утром занимаемый Королёвым.

Всё это было, в общем-то вполне естественно, разве что сам набор сотрудников был какой-то странный. В их числе были и директора департаментов, например, Стоунбридж, и рядовые сотрудники уровня минус три, такие как, например, Николай Слизняков, и Григорий Слюнькин из службы безопасности. И даже совсем рядовой, хоть и заслуженный, Артём Шестопалов. Минут через пятнадцать все они пулей вылетали от Подбрюхина, и Сонечка вызывала следующего.

В кабинет Каламбурского зашла Наталья Стоунбридж со стаканчиком кофе в руках, не дожидаясь приглашения или хотя бы кивка, плюхнулась в кресло и закинула ногу на ногу. Игорь и так знал, что ноги у неё красивые. Она это тоже прекрасно знала.

– Ну и дела! – сказала она.

– Да уж, – ответил Игорь.

– Чувствую, грядут пертурбации... Ненавижу эту работу! Увольняй, изыскивай ресурсы…Пора бы мне уже чем-нибудь посерьёзней заняться… Ну, ничего, как-нибудь прорвёмся! – поток Натальиных излияний прерывался только, когда она делала очередной глоток и Игорь не успевал вставить ни слова, а только кивал, – кстати, а как дела у Алёны? Скоро уже?

– Спасибо, у Алёны всё нормально. Со дня на день в декрет уходить, но она продолжает ходить на работу. Я ей говорю, чтобы дома сидела, но, ты же её знаешь, она от своей библиотеки оторваться не может.

– Мы, женщины, не любим, когда мужчины за нас решают, что для нас лучше. По вашему мнению всегда выходит, что для нас лучше то, что вам самим хочется, – с видом мудрой черепахи произнесла Стоунбридж, – поэтому лично я всегда сама решаю, как мне поступать, и никакие мужики не могут заставить меня поступать по-другому. Ни муж, ни Рудольф, ни ты. Понял, Игорь? Помнишь, я тебе на корпоративе сказала, что не буду с тобой в третий раз танцевать? И не стала! Потому что я привыкла сама всё решать.

После этой сентенции Игорь сообразил, что Наталья, похоже, уже накатила пару рюмок коньяку прямо там, на своём рабочем месте. А теперь пришла к нему делиться своей озабоченностью происходящим в компании, а также, положением женщин, притесняемых мужчинами.

У неё зазвонил мобильник, она сделала последний глоток, оставила пустой стаканчик на журнальном столике вышла из кабинета, оставив в воздухе едва уловимый аромат сандалового дерева и «Хеннесси ХО».

До конца дня в кабинет Подбрюхина по одному приходили какие-то сотрудники, которых Игорь знал только в лицо, потому что они работали в других департаментах. Похоже было, что Рудольф собирается сидеть в офисе допоздна. Вот и Сонечка при нём должна будет сидеть до последнего, хотя по понедельникам у неё лекции в универе.

Впрочем, он заметил, что Сонечки нет на привычном месте.

– Значит, всё-таки, ушла в универ. Ну и правильно!

Игорь решил спуститься на второй этаж, навестить Михайлина, своего заместителя, которому пришлось руководивший департаментом, пока Игорь замещал генерального. Он хотел уточнить у Михайлина кое-какие цифры. Тот отвечал как-то сбивчиво и не глядя Игорю в глаза.

– Расстроился, наверное, что меня генеральным не назначили вместо Королёва, тогда бы его назначили начальником департамента. Ну, извини друг, я в этом не виноват, хотя кроме нас с тобой этой должности никто и не заслуживает,– думал про себя Каламбурский, продолжая выуживать у Михайлина нужные данные.

***

Но Сонечка не ушла в универ, и домой тоже не ушла.

Вместо этого, она сидела в кабинете нового генерального директора, который по селектору попросил её зайти. Она думала, что Подбрюхин начнёт диктовать ей какое-нибудь из своих первых распоряжений в качестве генерального директора, но он завёл с ней разговор на совершенно неожиданную тему.

Подбрюхин предложил ей сесть на гостевой диван, а сам сел рядом на кресло.
– Ого, значит разговор предстоит серьёзный! – пронеслось в мозгу Сонечки, ведь обычно Подбрюхин не предлагал ей садиться, потому что любил, чтобы она стояла напротив его стола. Возможно, потому что, стоя она лучше была видна в полный рост.

– Ты ведь у нас около года работаешь? – спросил он.

Сонечка кивнула.

– Ну и как тебе работа? Нравится?

– Да, очень! Я уже многому здесь научилась. И надеюсь ещё научиться. И с учёбой в университете удаётся совмещать.

– Ах, да. Ты же у нас в финансово-юридическом учишься. Это здорово! С таким образованием ты в нашей фирме можешь сделать прекрасную карьеру, может быть даже, станешь со временем руководителем. С твоими-то талантами. Правда, одних только академических знаний мало. Нужно ещё уметь строить отношения с людьми, особенно с руководителями.

– Я, Рудольф Макарович, считаю, что мне очень повезло. У нас такие замечательные руководители: Вы, например, всегда такой внимательный ко мне. Сергей Петрович профессионал с большой буквы, не зря его повысили. Да и Игорь Александрович тоже, – сказала Сонечка.

–Вот об Игоре Александровиче я и хотел с тобой поговорить. Только, как ты сама понимаешь, разговор этот конфиденциальный, и никто за пределами этой комнаты знать о нём не должен. Поняла? Никому, ни коллеги, ни подруге, ни родной маме, ни жениху об этом разговоре рассказывать нельзя. Кстати, жених-то у тебя есть?

– Жениха, пока нет, но есть парень, с которым мы встречаемся. Он в моём универе учится.

– Вот и парню своему ничего не говори. Ничего. Никому. Поняла? – Подбрюхин накрыл её левую ладонь своей.

– Конечно, Рудольф Макарович, я же секретарь, мне болтать не положено, – ответила Сонечка и высвободила свою руку, будто бы ей нужно было посмотреть на часики. Но который там час, она похоже, так и не разглядела.

– Ну и отлично, потому что нам предстоит очень важный для нашего холдинга разговор.

Подбрюхин с минуту посидел молча, а потом продолжил.

– Руководство холдинга, в связи с назначение нового генерального директора, сейчас решает кадровые вопросы и новые назначения. Мне хотелось бы знать твоё мнение персонально об Игоре Александровиче. Ведь ты больше двух месяцев непосредственно с ним работала. Скажи-ка мне, Софья, что ты думаешь о Каламбурском?

– Игорь Александрович очень внимательный руководитель, всегда чётко ставит задачи, объясняет, если что-то не понятно. Он очень ответственный, трудолюбивый. Все коллеги его уважают, клиенты тоже, насколько мне известно…– начала Сонечка.

– А с тобой он как? Ничем тебя не обижает? – перебил Подбрюхин.

– Что Вы! – Сонечка подняла на Подбрюхина взгляд, пытаясь понять, к чему он клонит.

– Видишь ли, Софья, какое дело. Ты у нас, извини уж за прямоту, девушка привлекательная. С мужской, так сказать, точки зрения. Уверен, что мужчины оказывают тебе внимание. Это же вполне естественно. Твой парень из универа не в счёт, я имею в виду здесь, на работе. Наверняка, Игорь Александрович делал какие-то попытки за тобой ухаживать. Может, подарки дорогие делал. Ну, ты же понимаешь, как это бывает между взрослым начальником и молоденькой подчиненной... Такому беззащитному созданию, как ты, трудно отказать начальнику, если он… Ну, в общем, ты понимаешь…

– Что Вы, Рудольф Макарович! Игорь Александрович никогда себе ничего такого не позволяет. Только конфеты подарил на восьмое марта. Но ведь это же не домогательство? И вообще, он очень порядочный мужчина, – Сонечка чуть было не вскочила от негодования, на её щеках запылали яркие пятна.

– Ну, давай предположим, что мне уже кое-что известно о ваших отношениях,– неприятно об этом говорить, но положение обязывает. Не нужно здесь изображать оскорблённую невинность. Я понимаю, девушке неприятно признаваться, что её гнусно домогались и принудили…ну, сама понимаешь, к чему. Тем более, признаваться в этом мужчине. Но мне ты должна рассказать. Я же не просто мужчина, я твой начальник. Мне ты можешь всё рассказать, как священнику на исповеди.

– Я не крещённая, в бога не верю, и на исповедь не хожу.

– Атеистка что ли? Это сейчас большая редкость. Ну, не как священнику, тогда, как доктору. Мне нужно всё знать, чтобы я мог тебя защитить от его гнусных посягательств. Поверь, мы тут за сегодняшний день столько всего о этом Колумбарском узнали, что в голове не укладывается. Можно сказать, волосы дыбом встают. Кстати, ты не единственная, кого он домогался. У меня тут уже одно заявление есть. Мы должны его немедленно уволить, он разлагает весь коллектив. Поэтому, если ты признаешься, что он злоупотреблял своим служебным положением, что принуждал тебя, домогался, трогал за какие-нибудь места, или там отпускал непристойные комплименты, мы от него избавимся и тебя в обиду не дадим. Он нам ещё заплатит за свои злоупотребления! – Подбрюхин так и сыпал обвинениями и угрозами в адрес Каламбурского.

Потом он придвинул ей листок бумаги и протянул ручку: – Не бойся, девочка, пиши, как он тебя домогался. Гарантирую, что кроме нас никто об этом не узнает.

Сонечка отдернула руку от предложенной ручки, как будто это была ядовитая змея. Она вскочила с дивана, выпрямилась, и сцепила пальцы на уровне груди.

– Рудольф Макарович, мне не в чем признаваться, и об Игоре Александровиче я ничего плохого сказать не могу и не хочу. Потому что это было неправдой. Игорь Александрович – очень порядочный мужчина, образцовый руководитель! Он никогда себе ничего такого в отношении меня не допускал. И вообще, он … хороший! – Сонечка говорила с запалом и решительностью, но щеки её покраснели и по ним потекли слёзы.

Утерев глаза крошечным платочком, она, всхлипывая, спросила: – Можно я пойду к себе? Мне ещё приказы печатать.

– Да ведь она влюблена в него, как кошка, вот и выгораживает! – подумал Подбрюхин.

– Это хорошо, что ты, Софья, проявляешь лояльность и горой стоишь за руководителя. Только ты пойми, что теперь твой руководитель не Сергей Петрович и не Игорь Александрович, а я. Это ко мне ты должна быть теперь лояльна, а не к этому прохвосту Колумбарскому. Я же говорил, тебе нужно учиться строить отношения с руководством. А иначе, мы с тобой, можем и не сработаться, – сказал он.
 
– Можно я уже пойду? – тихо повторила девушка.

– Иди, иди, умойся, успокойся и как следует подумай. Может ещё передумаешь и напишешь, как он тебя домогался. И помни, что о нашем разговоре нельзя рассказывать никому, тем более, Колумбарскому. А то он начнёт как уж изворачиваться, ещё и тебя саму выставит крайней, будто это ты сама ему навязывалась. Зачем тебе такое унижение? У тебя вся жизнь впереди. Разве стоит из-за такого прохвоста портить свою блестящую карьеру?

Заплаканная Сонечка вышла из директорского кабинета и села за свой стол. Она уставилась в монитор, но ничего там не видела, слезы мешали.

– Нужно всё рассказать Игорю! Нельзя же так поступать с хорошим человеком! – подумала она, – вот возьму и всё ему расскажу, и пусть даже Рудольф потом меня уволит.

Сонечка бросила взгляд в сторону кабинета Каламбурского, но того там не было. Она промокнула слёзы и стала набирать текст новых приказов. Минут через пять она отодвинула клавиатуру, достала из лотка какой-то бланк и с решимостью начала его заполнять от руки своим красивым подчерком. Потом перевернула листок, чтобы никто не увидел и вернулась к текстам новых приказов.

Ещё минут через десять в приёмной появился Каламбурский. Увидев его, Сонечка вскочила из-за стола и бросилась к нему навстречу.

– Игорь Александрович! Давайте зайдём в Ваш кабинет. Мне Вам нужно что-то сказать, – произнесла она тихо, чтобы никто, кроме Игоря не услышал.
 
Но, как оказалось, её слышал Подбрюхин, вышедший из своего кабинета и ставший за её спиной. Он бросил на Сонечку испепеляющий взгляд и взял Каламбурского за рукав.
 
– Игорь, пойдём в конференц-зал. Нам нужно обсудить один очень важный вопрос. Срочно, пока Абе и Свенсон не уехали.
 
– Дай я хоть свой органайзер возьму, – сказал Игорь.

– Пойдём! Уверен, органайзер тебе не понадобится, – сказал Подбрюхин и пошел в свой кабинет, не выпуская рукава Игорева пиджака.

Абе, Свенсон и сопровождающая их внештатная переводчица, болезненного вида рыжеволосая девушка, сидели за длинным столом для совещаний. Игорь зашёл, кивнул им и сел напротив. Подбрюхин сел рядом со Свенсоном. Таким образом, Игорь оказался сидящим напротив всех четверых. Он по одной только подобной рассадке понял, что вопрос, который будет обсуждаться, носит персональный характер. И, похоже, относится именно персонально к нему, Игорю Каламбурскому.

– Давай сразу приступим к делу. Чего кота тянуть сам знаешь за что? – начал Подбрюхин, раскрывая лежащую перед ним толстенную кожаную папку.

– Действительно, кота тянуть за известно что не нужно, – попытался пошутить Игорь.

– Ты же знаешь, Игорь, что когда закрываются одни двери, тут же открываются другие, а каждый выход, он в то же время и вход, – начал Подбрюхин, хотя и обещал не тянуть кота.

– Знаю. Обычно это говорят сотруднику, которого собираются уволить.

– Ну, вот видишь, ты сам всё понимаешь... Опытный функционер, ничего не скажешь. Мы тут посовещались с членами Совета директоров и решили, что такой, как ты, больше не может у нас работать. И нам придётся тебя уволить. Впрочем, если не станешь играть в оскорблённую невинность, ты можешь написать заявление ПСЖ, и мы расстанемся без скандалов, – Подбрюхин объяснил Абе и Свенсону по-английски, что аббревиатура «ПСЖ» означает «по собственному желанию», а вовсе не «Пари Сен-Жермен», как те могли подумать.
 
Абе и Свенсон закивали.
 
– Уволить? А за что, позвольте спросить? – спросил Игорь.

– В том то и дело, очень дорогой и совсем не уважаемый Игорь Александрович, что много за что! За последние четыре часа мы много чего о тебе узнали, и поверь, были потрясены и возмущены до предела, – сказал Подбрюхин и спросил, – перечислить?

– Перечисли, это может быть не только забавно, но даже и интересно, – ответил Игорь.

– Давай, загибай пальцы. Во-первых, за срыв работы департамента продаж.
 
– Как это? Какой срыв работы, если план продаж перевыполнен почти на полтора процента?

– А так! У нашей компании были все шансы перевыполнить план продаж за два первых месяца на четырнадцать процентов, если бы лично ты не велел Бодрову отказаться от заключения контракта с РКБ, – ответил Подбрюхин.

– РКБ – это что? – уточнил господин Абе.

– Абе-сан, РКБ – это известная фирма «Рязань Какао Бобы». И господин Каламбурский единолично решил, что нам нет нужды заполучить такого жирного клиента, – объяснил Подбрюхин.
 
– У меня были на это все полномочия. А также на мне была и ответственность за заключение контракта с компанией, которую, как всем известно, не сегодня-завтра объявят банкротом.

– Вот у меня служебная записка от Слизнякова о том, что существовала гипотетическая возможность получить с РКБ предоплату, а там пусть бы они банкротились сколько угодно.

– Вот именно, что гипотетическая. Пока контракт не подписан, можно о чём угодно фантазировать. Кстати, начальник департамента Бодров такую возможность даже и не упоминал.

– А вот Слизняков пишет, что он тебе про это говорил, – показал Рудольф какую-то служебную записку.

– Не помню, чтобы Слизняков когда-либо говорил хоть что-то подобное, – ответил Игорь спокойно.

– Руководителю стыдно иметь такую плохую память. Впрочем, не важно, мы тут все всё понимаем, – сказал Подбрюхин.

Абе и Свенсон кивнули, мол, да, понимаем.

– Далее…Не далее, как в прошлый четверг…– Подбрюхин достал из своей папки новый листок, – ты злоупотребил своими полномочиями и распорядился выдать Валерию Сидоренко материальную помощь аж на 133 тысячи рублей. Вот и документ из бухгалтерии. И это в тот момент, когда компания была под угрозой финансового разрыва, который между прочим произошёл по твоей вине, раз ты не получил предоплату с РКБ. Тебе не кажется, что ты слишком легко разбрасываешься деньгами холдинга? – строго спросил Подбрюхин.

– Рудольф, ты же знаешь, у него дочка больная, спасать нужно, – ответил Каламбурский.

– Так ты у нас оказывается спасателем себя вообразил! А может быть даже и Спасителем? Легко быть добреньким за казённый счёт. А что же ты Шестопалову в ссуде отказал? Он у нас заслуженный работник, ветеран… Шестопалов сегодня ко мне заходил, весь расстроенный. Заявление вот принёс.

– В ссуде Артёму Аркадьевичу я отказал ровно по той же причине, которые ты сам только что упоминал. Именно для того, чтобы избежать финансового разрыва.

– Так, посмотрим, что там дальше, – Подбрюхин достал из своей кожаной папки тетрадный листок, исписанный кривым подчерком: – Вот, тут написано, что ты по-хамски ведёшь себя в быту. Твой монструозный пёс по кличке Топ в субботу утром пытался разгрызть панцирь черепахи, вашей соседки Т. Хохотушкиной, бедное животное до сих пор из панциря высунуться боится.
 
– Ты Рудольф Макарович, что, решил на меня всех собак повесить? – искренне поразился Игорь, – ты бы лучше спросил у Хохотушкиной, почему их крокодил по всему дому бегает, детей пугает.

– Выходит, не поленился Рудольф в свой выходной приехать к нашему дому и собрать у соседей компромат на меня. Руки чешутся меня уволить! Только ничего серьёзнее этого эпизода найти не смог, – подумал Игорь, а вслух сказал, – лично я в субботу с Топом не гулял, так что уволить меня за это происшествие нельзя. Если тебе так хочется, можешь Топу выговор объявить. В приказе.

– Ладно, ладно. Горазд ты оправдываться. Зря компания твою учёбу в Нью-Йорке оплачивала. Посмотрим, что там дальше, – Подбрюхин снова полез в свою папку: – Вот, Шестопалов на тебя жалуется…

– Шестопалов уже был. До Хохотушкиной, – с иронией в голосе произнёс Игорь.

– Не один Шестопалов жалуется на твои притеснения. Вот, например, Перепрыжкина Татьяна, из отдела информационных технологий, жалуется, что ты не даёшь ей развиваться в профессиональном отношении, притесняешь её на гендерной почве. Ты что, Каламбурский? Для тебя женщина, если страшненькая, не человек, что ли? Не может стать руководителем? – с пафосом спросил Подбрюхин и добавил, обращаясь к иностранцам: – Притеснения на гендерной почве. Позор!

– Рудольф, ты же знаешь какая эта Перепрыжкина карьеристка. Без мыла всюду влезет. Никто её не притеснял. Ты и сам понимаешь, что всё это ерунда, – начал было Игорь, но понял, что его доводы никого не интересуют.

– Ерунда, говоришь? Что ж, есть обвинения и посерьёзнее, – Подбрюхин с торжествующим видом достал из папки очередное заявление, целых три листка скреплённых красной скрепкой.

Абе и Свенсон переглянулись, предчувствуя новое разоблачение. Похоже, им нравилось, что в конце их рутинной командировки им устроили такое представление и с любопытством ждали продолжения. Для них этот диалог превратился в увлекательное интерактивное шоу, которое они не только видели, но и могли в нём сами, при  желании, поучаствовать.

– Вот тут у меня заявление. Очень серьёзное заявление от очень уважаемого человека. Не то что от Перепрыжкиной, которую ты называешь карьеристкой. Вот тут наш директор по персоналу Наталья Семёновна Стоунбридж пишет, что ты её домогался, можно сказать, принуждал к действиям сексуального характера.

– Что за чушь? Стану я Наташку домогаться! И уж тем более принуждать, у неё же муж боксёр-тяжеловес, – Игорь замотал головой от нелепости обвинения.

– Вот и факты есть. На последнем корпоративе, в честь Женского дня 8 марта, ты подошёл к Наталье, спокойно стоявшей около дамской комнаты, грубо схватил её за руку и при этом сказал: – «Наташка, ну давай, ты же просто обязана пойти со мной». И стал тянуть беззащитную женщину за руку. Она еле от тебя отбилась. Что, скажешь, этого не было? Есть свидетели, которые твои слова слышали.

– Я же её просто на танец приглашал! Мы с ней и до этого танцевали, а она мне обещала следующий медленный танец. Вот я и предложил ей руку, чтобы идти на танцпол.

– Наталья Семёновна усматривает в этом сексуальный подтекст и грязное домогательство. Бедная женщина испытывает от этого невыносимые моральные страдания, боюсь, как бы не запила с горя.

– Ага, даже пришла час назад ко мне поговорить за жизнь. Судя по запаху, уже начала спиваться.

– А два часа назад Наталья пришла ко мне с заявлением об увольнении ПСЖ. Хорошо, я её отговорил, обещал оградить её от твоих домогательств. Тогда она своё заявление ПСЖ забрала, а вот это заявление написала. И сказала, что в если надо будет, пойдёт с этим заявлением суд. Хотя, вполне возможно, что она решит ограничиться тем, что расскажет о твоих домогательствах своему мужу. А там ты сам думай, что для тебя лучше.

– Вот уже от кого-кого, а от Наташки я такого не ожидал. Подруга называется! Надо же, какую свинью мне подложила! – вслух поразился Игорь.

– Я хочу спросить, почему вы оба всё время о каких-то животных говорите. То кот, то собака, то черепаха, то крокодил, а теперь ещё и свинья. Почему? – поинтересовался Свенсон.

– Я не знал, что в России водятся крокодилы. Я думал, только медведи, – сказал Абе.

– Это всё особенности русского языка, – ответил Рудольф.

– Идиомы, – пояснил Игорь, – повесить всех собак, подложить свинью. А крокодил – карликовый. Ну, или просто молодой, ещё не вырос.

Игорь показал размер крокодила, как рыбаки показывают размер пойманной рыбы. Абе и Свенсон засмеялись.

В этот момент дверь конференц-зала робко постучали, дверь приоткрылась и показалась голова Даши, персональной помощницы Подбрюхина.

– Рудольф Макарович, извините, если помешала. Соня только что ушла, а перед уходом просила передать Вам это. Я подумала, что-то срочное и важное, – сказала Даша и передала Подбрюхину тонюсенький конверт.

– Спасибо, Даша, очень кстати, – сказал Подбрюхин, потирая руки, – похоже, наша декабристка одумалась.

Он с нетерпением разорвал конверт. Там был один единственный листок. Подбрюхин бегло пробежал его глазами и, помрачнев, положил на стол обратной стороной вверх.

А потом продолжил, как ни в чём не бывало, с того места, где Даша прервала их диалог с Каламбурским.
 
– Вот ты, Игорь, пытаешься всё на шутку свести, но провинности твои носят очень серьёзный характер, оскорбляют общественную мораль и, больше того, нравственность, и наносят серьёзный ущерб репутации всего нашего холдинга. Представляю, как обрадуются конкуренты, узнав, какой беспредел у нас тут творится! – сказал Подбрюхин.
 
– А ведь у меня для вас господа, – продолжил Подбрюхин, обращаясь к Абе и Свенсону, – есть ещё кое-что интересное. Причём это куда интереснее, чем всё, что вы до этого слышали. Сейчас вы всё сами увидите и поймёте, что за птица этот наш Игорь Каламбурский.

– Опять какое-то животное. Это что, тоже идиома? – спросил Абе у переводчицы, которая растеряно кивнула в ответ.

Подбрюхин включил видеопроектор, достал из папки диск DVD, вставил его в дисковод. На экране появилась картинка ночной парковки, освещенной жёлтым светом редких фонарей. Под одним из фонарей можно было разглядеть Сонечку, к которой подошел мужчина, похожий со спины на Игоря. Видно было, как они разговаривают, а потом мужчина, похожий на Игоря, заключил девушку в свои объятия.
 
Иностранцы подались вперёд, ожидая продолжения, но Подбрюхин прервал воспроизведение и сказал: – Как вам это нравится господа? Посмотрите, что там у них было дальше.
 
Подбрюхин запустил следующую запись. Похоже, он заранее подготовил свою подборку видеоматериалов, оставив только самое на его взгляд интересное.
На экране появился запаркованный вдоль сугробов чёрный Лексус Игоря. Из него вышел Игорь (теперь было уже чётко видно, что это именно он, а не кто-то ещё, на него похожий). Потом он открыл пассажирскую дверь, и оттуда Сонечка с огромным букетом в руках.

 – Дело происходит на Проспекте Мира, дом 110. Думаю, что понятно, что Каламбурский снял в этом доме квартиру для интимных свиданий с секретаршей. Очевидно, Игорь таким образом решил отметить свой День рождения, ведь дело было как раз в среду, десятого марта.

Абе и Свенсон даже подались вперёд, ожидая, что Подбрюхин приготовил для них постельную сцену. Но он их немного разочаровал.

– Запись, которую вы видите, сделана городской видеокамерой, они сейчас у нас в Москве на каждом столбе. К сожалению, в квартире, в которую Каламбурский водит Соню и, возможно, других своих любовниц, камеры нет. Но зато мы с вами можем проследить за тем, что было после этого.

Игорь с трудом сдержался, чтобы не вскочить и не ударить эту гнусную харю нового генерального директора. Но он сдержался, и не потому, что их было трое, а он один, но потому что Подбрюхин только и ждал, чтобы Игорь бросился на него с кулаками.
 
Игорь сидел, сжав кулаки, а Подбрюхин тем временем с упоением продолжал демонстрацию видеозаписей.

– А вот мы видим финальный эпизод. Обратите внимание, дело происходит в Коньково, а это совсем в другой стороне от Проспекта Мира. На этой записи видно, как наш Игорь Каламбурский подвозит свою любовницу к её подъезду, и как девушка с букетом тюльпанов в руках и с улыбкой на лице идёт домой. А вот здесь видно, как Лексус разворачивается, и как Каламбурский после любовного свидания едет домой, где его, между прочим, ждёт жена. Между прочим, беременная.

Подбрюхин весь сиял от впечатления, произведённого этой видео подборкой на членов Совета директоров.

– Как видите, Каламбурский, воспользовавшись своим служебным положением, принудил секретаршу, причем даже не свою собственную, а Королёва, к вступлению с ним в интимную связь, – сказал Подбрюхин с нажимом на слово «принудил».

– Это же настоящий харазмент! – сказал Свенсон.

– Это недопустимо! – поддержал его Абе.
 
– Всё это было бы харазментом, если бы было правдой. Все видео вырвано из контекста. Я бы ни при каких условиях не стал бы морочить голову этой замечательной молодой девушке! – Игорь старался говорить, не срываясь на крик и не переходя на оскорбления, – где доказательства, из которых можно однозначно понять, что у нас с Соней были интимные свидания? Может, у тебя есть её собственноручное заявление о моих домогательствах? Она, что, тоже написала на меня кляузу под твою диктовку, как Наталья? Любопытно было бы увидеть…

– Вот именно, что ты, матёрый ловелас, заморочил бедной девочке голову. Вот она и не смогла устоять против твоих мерзких домогательств, ведь ты был её начальником, практически царь и бог. Кроме того, ты втерся к ней в доверие со своими ухаживаниями, всеми этими букетами и конфетами. Не исключаю даже, что бедная девочка в тебя влюбилась. Стокгольмский синдром называется. Разумеется, влюбилась на свою беду. Ведь ты с ней поматросишь и бросишь, чего ещё от тебя ждать. А ей потом, что, уходить в декрет или даже увольняться?

– Тебе не кажется, Рудольф, что ты слишком далеко дошёл в своих домыслах? – спросил Игорь, – есть у тебя её заявление или нет? Если есть – покажи, нет – закроем тему. Вот Даша только что тебе какую-то бумагу от Сони передала. Может это и есть её заявление о харазменте?

– Соня оказалась благороднее тебя. Она готова тебя выгораживать, даже ценой потери своего перспективного рабочего места. Даша передала её заявление на увольнение ПСЖ. Соня решила сама уволиться, чтобы избежать публичного скандала. Вот до чего бедную девушку довёл! – ответил Подбрюхин.

– Знаешь, Рудольф, такими обвинениями не стоит разбрасываться. Я тебя тоже могу в суд потащить, за клевету. Все мои прегрешения, которые тебе удалось на меня нарыть, яйца выеденного не стоят. Просто бред собачий. Вот ещё моралист какой выискался! Про твоих любовниц вся фирма знает, а ты тут уважаемым людям лапшу на уши вещаешь.

– При чём тут лапша? – поинтересовался Абе.

– Не причём, это снова идиома, – ответила переводчица.

– Так что мою личную жизнь тебе трогать не советую. Есть что-нибудь по делу, по работе? – Игорь, казалось, снова обрёл уверенность и спокойствие.

– В том-то и дело, что есть! И именно по работе. Ведь это ты подписал контракт с «Еврокирпичпроектом». Первоначально в контракте были гарантии «Еврокирпичпроекта», а теперь их там нет, – ликуя сообщил Подбрюхин и швырнул на стол папку с этим злосчастным контрактом.

– Как это нет? Не может быть! – изумился Каламбурский: – Я уверен, что они там есть.

– Держи контракт. Поищи, может быть найдёшь, мы вот с Абе-саном не нашли. Там закладка красненькая, раздел номер восемь, – Подбрюхин передал Каламбурскому папку с контрактом.
 
– Вот, пожалуйста, раздел восемь, про гарантии. Целых семь параграфов. А ты говоришь нету! – возмущенный Игорь вернул Рудольфу папку, раскрытую на разделе восемь.
 
– Это на русском языке целых семь параграфов. А на английском, который, между прочим, превалирует – только два. А пяти самых важных параграфов нет! – торжественно объявил Подбрюхин и вернул папку Игорю, – на-ка, перелистни на одну страницу назад.

– Как это нет! Я точно помню, были, все семь. Я ещё Пруткову, стажёру, который перевод делал, велел их попроще написать, – Игорь перелистнул страницу назад и замер от неожиданности. На странице в левой колонке, где был английский текст контракта в разделе восемь было только два параграфа. Но сразу это не бросалось в глаза из-за того, что английский вариант был короче русского, и потому на русском раздел восемь начинался уже на следующей странице и их сложно было сопоставить.
 
– Были бы оба текста, английский и русский, на одной странице, я бы это конечно заметил. Но ведь там точно были эти злосчастные пять параграфов, – подумал Игорь, и сказал, – я одобрил вариант, где весь гарантийный раздел был полностью и на обоих языках. Я точно помню, я Пруткову ещё указания давал об адекватности перевода.

– А вот это мы сейчас проверим! Стажёр Прутков как раз сейчас в приёмной дожидается, – сказал Подбрюхин и распахнул дверь конференц-зала, – Семён, заходи.

Зашёл стажёр Прутков, встал рядом со стулом Подбрюхина, бросая испуганные взгляды то на высокое иностранное начальство, то на Игоря.

– Расскажи-ка, Семён, какие указания давал тебе Игорь Александрович, когда вы с ним обсуждали перевод восьмого раздела? – спросил Подбрюхин.

– Игорь Александрович сказал, что у меня получается слишком длинный перевод, что на английском нужно писать короче, чем на русском. Вот я последние пять параграфов и удалил.

– Ту квоквэ, Брутэ! – произнёс по латыни Игорь, бросив осуждающий взгляд в сторону стажёра.

– Простите, что? – спросил тот.

– И ты, Брут! То есть, и ты, Прутков! – произнёс Игорь, – не ожидал от тебя такого…

– Ты иди, Семён. Дальше мы сами разберёмся, – потирая руки, сказал Подбрюхин.

А когда дверь за Прутковым закрылась, Подбрюхин встал и, обращаясь к Абе и Свенсону сказал: – Но самое интересное, не в том, что из контракта по вине подписавшего его Каламбурского исчезли гарантийные обязательства «Еврокирпичпроекта», а в том, что Каламбурский вообще не имел никакого права его подписывать без утверждения советом директоров.

– Как это, не имел права? – спросил Игорь.

– Сумма контракта более ста миллионов. Если точно, сто миллионов шестьдесят две тысячи рублей. А все контракты на сумму свыше ста миллионов должны обсуждаться на совете директоров.

– Это на сегодняшний день. А в четверг, когда я подписал этот контракт, сумма была меньше ста миллионов. Это только в пятницу ЦБ объявил на понедельник новый курс евро.

– Господа, давайте уже заканчивать эти разбирательства. Нам с Абе-саном пора в аэропорт, – сказал Свенсон.

– Мы сегодня вечером узнали много огорчительных фактов, которых не знали ещё утром. Непрофессионализм, неумение наладить коммуникации, харазмент, гендерная дискриминация и сексуальные домогательства. Ясно, что господин Каламбурский не может продолжать работать в нашем холдинге, тем более, под руководством господина Подбрюхина. Его присутствие в руководстве холдинга нежелательно, – сказал Абе.

– Чтобы избежать трудовых споров и обращения в суд, мы предлагаем тебе, Игорь, уволиться по соглашению сторон. Я посмотрел твой трудовой контракт, там указаны условия возможного увольнения. Так что, ты можешь рассчитывать на выплату предусмотренной контрактом компенсации, – сказал Свенсон и встал.

Подбрюхин протянул Игорю два экземпляра подготовленного заранее дополнительного соглашения к его трудовому договору.

Игорь тщательно прочёл текст и подписал оба экземпляра. Подбрюхин, не скрывая торжества, тоже подписал их и поставил поверх своей подписи круглую печать.

– До свидания, господа, – сказал Абе, поднимаясь со стула и пожимая руки поочередно Подбрюхину и Каламбурскому.

– До свидания, успехов во всём, – сказал Свенсон и тоже пожал им руки.

– Прощайте! – сказал им вслед Игорь, – скатертью дорога. Это тоже такая идиома.

Он не стал пожимать руку Подбрюхину и вышел из конференц-зала.

Потом Игорь зашёл в свой кабинет, забрал из сейфа самые ценные свои вещи, оставив ключ в распахнутой дверце. Потом взял со стола фотографию Алёны в обнимку с Топом. Всё самое ценное для него легко уместилось в портфель. А всё остальное можно было смело оставить своему приемнику.

Игорь вышел в приёмную и через стеклянную стенку бывшего кабинета Подбрюхина увидел, как Наталья Стоунбридж раскладывает на письменном столе свои личные вещи, доставая их одну за другой из картонной коробки, которую держит стоящая рядом Даша.

– Заселяется в свой новый кабинет, – подумал Игорь, – вот она, цена предательства.

Наталья заметила его через стекло и тут же сделала вид, что не заметила. Он хотел было высказать Наталье всё, что он о ней теперь думает, но решил этого не делать. Горбатого могила исправит.
 
Вместо этого, он распахнул дверь кабинета заместителя директора и с улыбкой помахал ей ручкой, всё равно как из окна уходящего поезда. А потом пошёл к лифту.

Он приехал домой в половине девятого. Алёна сразу догадалась по его возбуждённому виду, что произошло что-то нехорошее.

– Что-то случилось, Игорь?
 
– Случилось. Но это длинная история. Расскажу чуть позже, чтоб аппетит не перебивать и не отвлекаться, – ответил Игорь.

Они сели ужинать. Обычно Игорь никогда не пил крепких напитков, если завтра идти на работу. А тут он, против обыкновения, накатил себе полный стакан водки и хряпнул его весь сразу. Выдохнул, и принялся за закуски. Алёна молча сидела напротив, смотрела на мужа и пила минералку. Ей ведь теперь нельзя никакого алкоголя.

Наевшись, Игорь пересел в кресло и, когда Алёна села напротив, рассказал ей в лицах обо всех событиях сегодняшнего дня. Алёна ничего не сказала, только сидела, поджав губы и периодически прикладывала платочек к носу и глазам.

– Ничего, милый, прорвёмся, – сказала она, – а завтрашних гостей давай отменим.

– Ни в коем случае! Мне сейчас как раз не повредит поддержка Мастерковых. Они ведь свои, им можно всё рассказать.

ГЛАВА VIII. 16 МАРТА. СНОВА ВТОРНИК.

Игорь рассчитывал как следует выспаться, может быть, до часов одиннадцати и даже отключил будильник, но в десять часов прозвучал дверной звонок. Он услышал, как Алёна, готовившая на кухне завтрак, пошла открывать дверь.

Потом Алёна заглянула в спальню и сказала: – Игорёк, одевайся. Там к тебе пришла ваша Сонечка. Наверное, Подбрюхин её послал за тобой. Может быть, они там поняли, что без тебя им не обойтись, и передумали насчёт твоего увольнения? Может быть, обратно позовут?

– Это вряд ли, – сказал Игорь, натягивая джинсы, – а ты пока Соню в гостиную проводи.

Он на секунду забежал в ванную, чтобы умыть лицо и пригладить волосы. Всё-таки, эта девушка никогда не видела его в домашней обстановке и растрёпанным.
– Доброе утро, Соня, – сказал он, садясь в кресло напротив неё.
 
Перед девушкой стояла чашка с дымящимся чаем. Очевидно, Алёна успела принести ей чай и удалиться на кухню, чтобы не мешать им разговаривать.

– Доброе утро, Игорь Александрович! – сказала Сонечка, – я сегодня на работу пришла, а там все гудят, говорят, что Вы решили уволиться. Кто говорит, что по статье, а кто ¬– по соглашению сторон.

– Ну да, по соглашению сторон.

– Но я-то знаю, как дело было. Я вчера хотела Вас предупредить, но Подбрюхин не дал, – Сонечка вдруг расплакалась, и Игорь придвинул ей коробочку с салфетками.
 
– Игорь Александрович! Люди рассказывают, что он там всякие гадости про Вас по всей компании собирал. Он и меня убеждал наговорить на Вас. Что Вы меня домогались, или что мы с Вами…– Сонечка замялась.

– Вступили в предосудительную сексуальную связь! – продолжил за неё Игорь.

– Игорь Александрович! Ну, как же это? Разве так можно? А потом, разве кто-нибудь в здравом уме может о Вас такое подумать? Это ещё от меня можно всяких глупостей ждать в силу моего возраста.
– Такое случае случается, Соня. От Подбрюхина любой гадости можно ожидать. Помнишь, как там у Диккенса: «Червяк, продвигающий себя на лучшую позицию путём виляния своего хвоста». Ну, это мой вольный перевод. Но червяк, он и есть червяк, – по-философски произнёс Игорь.

– Игорь Александрович! Знаете, как он от меня требовал, чтобы я на вас наговорила! Даже уволить обещал. Я его чуть матом не послала.
– Соня! Ты и вдруг матом? – удивился Игорь.

– Еле сдержалась. Воспитание не позволило. Так что я решила сама уволиться по собственному. А заявление через Дашу передала.

– Это я понял. А он что?

– А он наложил резолюцию: «уволить с отработкой две недели». А я сегодня, как пришла в офис отрабатывать, и узнала, что Вас уволили, отпросилась к зубному и сразу к Вам. Игорь Александрович, я не хочу, чтобы Вы обо мне плохо подумали.
 
– Я думаю, Соня, что ты очень честный и смелый человек! – ответил Игорь, – расскажи, что там у вас ещё слышно.

– Ходят слухи, что на Ваше место Слизнякова назначат, хотя он из совсем другого департамента. Но, Подбрюхин говорит, что это даже хорошо. Мол у него глаз ещё не замылился.

– Вот ещё один червяк, продвигающийся вперёд путём виляния хвостом, нашёлся. Точнее, не червяк, а слизняк, – заметил Игорь вслух, а про себя подумал, – господи, до чего я дошёл, над чужими фамилиями смеюсь. Совсем как Подбрюхин, который меня переиначил в Колумбарского.

– А ещё, Наталью Семёновну назначили заместителем генерального директора, а директором по персоналу будет какая-то Елена Ляликова. Она со стороны, я её не знаю.

– Зато я знаю. Это близкая знакомая Подбрюхина. Даже слишком близкая, если ты понимаешь, о чём я. Так что ты с ней поосторожнее.

– Да что уж там…Мне девять с половиной рабочих дней осталось. Как-нибудь продержусь, – сказала Сонечка.

– Ты знаешь, Соня, ты не торопись увольняться. Ты ещё можешь до конца месяца отозвать своё заявление. Поработай ещё месяц-другой. Я думаю, тебя теперь в покое оставят на какое-то время. Не до тебя им, власть делят. А там, глядишь, я в какую-нибудь приличную фирму устроюсь и возьму тебя персональным помощником. Если хочешь, конечно.

– Конечно, хочу, Игорь Александрович! Ведь это же здорово! – Сонечка вскрикнула так радостно и громко, что Алёна с кухни услышала её и заглянула в гостиную.

– Соня, мы с Игорем ещё не завтракали. Будешь с нами? У нас сегодня омлет с помидорами и ветчиной, – сказала Алёна.

– С удовольствием! Я сегодня не завтракала, мне Подбрюхин весь аппетит отбил.
Втроём они пошли на кухню, если вкусный завтрак и беззаботно разговаривали и даже шутили, словно ничего плохого не случилось. Потом Сонечка уехала обратно в офис, а Каламбурские с Топом отправились на прогулку.

***

Вечером пришли Иветта и Роман Степаныч Мастерковы, да не одни, а с Иришкой, которая тут же напала на Топа с обнимашками и повисла у него на шее. Иришка была одной из четверых людей, кому Топ разрешал гладить себя по пузику, и единственной, кого он катал на свой спине.

Иветта принесла в подарок альбом по винам Нового Света, а Степаныч принёс цветы для Алёны и ещё что-то завёрнутое в пакете из «Магнита».

Они сели за стол, разлили по бокалам шампанское, а Иветта произнесла тост. Естественно, тост был про то, какой Игорь замечательный человек, у который сам всего добился и у которого почти всё есть, остаётся только пожелать здоровья («это самое главное!», прибавления в семье и дальнейшего продвижения по службе.

– Спасибо! Уверен, что дальнейшее продвижение по службе мне гарантировано.
Потому что с сегодняшнего утра я безработный, и любая работа будет для меня продвижением, – сказал Игорь.

Мастерковы с удивлением посмотрели на него, и ему ничего не оставалось, как рассказать им про события вчерашнего дня. Сначала он рассказывал достаточно сдержанно, но постепенно всё более и более вдохновлялся, и даже изобразил всех персонажей своего рассказа в лицах.

– Надо же какие страсти у вас! Я думала, что такие разборки только в американских сериалах бывают! – поразилась Иветта.

– Не разборка, а расправа. Прямо-таки, мартовские иды какие-то. И ведь, как нарочно, даже число совпало, 15 марта, – заметил Степаныч, который хорошо знал историю Древнего Рима и наизусть помнил, что и когда случилось с Гаем Юлием Цезарем.
 
– А ведь со многими из тех, кто подставил Игоря, я была лично знакома, а с Наташкой даже дружила. Хотелось бы в глаза им разок посмотреть и… больше никогда их не видеть, – сказала Алёна.

– Хватит о грустном! Есть и хорошие люди, правда, их не так много, как хотелось бы, но тем они дороже, – сказал Игорь.

– Давайте выпьем за новые возможности, которые теперь откроются перед нашим именником! Игорь, за твои новые достижения! – провозгласил Степаныч.

– Уж не знаю, как там насчёт новой работы, найду ли я в ближайшее время приложение своим руководящим талантам, – сказал Игорь, чуть пригубив, – но у меня не горит, у меня же «золотой парашют» и, в отличие от Гая Юлия Цезаря, я ещё даже не умер.

Выпили за «золотой парашют», всё-таки солидная компенсация, не то что пенсия по старости.

– Игорь, через пару недель я тебе гарантирую полную занятость! А то мне одной сразу с двумя малышами будет сложно управляться.

Выпили и за такое удачное совпадение.

– Ой, чуть не забыл. Вот, приделал вашему мальчику крантик, всё в порядке, – сказал Степаныч.

Каламбурские придирчиво оглядели Писающего мальчика с ног до головы, уделяя особое внимание тому месту, которое откололось, но не нашли никаких следов пайки или склейки.

– Сейчас мы его испытаем, – сказал Игорь с энтузиазмом и залил в Жюльена бутылку Сотерна.

Жюльена поставили на стол, подставили под него бокал и нажали кнопку на пояснице. Маленький Жюльен тут же доказал, что его не зря называют Маннекен Пис, чем вызвал взрыв хохота у собравшихся.

– Ну ты, Степаныч, волшебник, – сказала Алёна.

– Холодная сварка голубым лазером! – с гордостью сказал Степаныч.
 
Что бы это ни означало на самом деле, звучало внушительно.