Уход. Часть пятая

   Зима пришла сразу! В одно прекрасное утро поселенцы на нижних нарах проснулись не по времени, а от холода. Резко ударили морозы. Моментально остывшие камень и грунт, набрали в себя холод.  Отдали в окружающее пространство  тепло от печи. Натопленного на ночь оказалось недостаточно, куржаком покрылись двери и потолок. Амыр  и Иван проснулись рано, прижались друг к другу спинами, затем начали одевать все, что было под рукой. Туалет внутри подготовить не успели и жители выбегали по нужде на улицу. Происходило это чаще, чем обычно. Виноват холод. Утром площадка у входа превратилась в желтый каток, кому нужда бегать далеко, авось ни кто не увидит. Так думали многие, от того и желто от мочи вокруг.

   Амыр подтягивал ноги все выше к животу, но от низкой температуры спрятаться невозможно. Пальцы на ногах пощипывало, а вскоре начало  колоть иголками. Мышцы стягивало судорогой. Попытки нагреть помещение растопкой печей, не помогали. Холодно! Видно, что большинство уже не спали, но оттягивали время и не вылезали из кучи тряпок, которых и без того был минимум.

   Нижние нары накалились, волна холодного воздуха поднималась все выше. Вскоре поселенцы покинули нижние настилы: кто-то работал,  большинство сгрудились возле печи. Теплый воздух от огня не циркулировал, так как сидящие рядом перекрывали движение. Но отогнать их от живительного тепла никому не по силам. За дровами ходили лишь добровольцы, которые и шли за топливом ради того, чтобы согреться в работе. А мороз крепчал, люди к исходу пятого дня совсем перестали двигаться, обреченно готовясь к худшему. Благодаря тому, что все перебрались поближе к печи, Иван и Амыр перебрались на второй ярус. Но и здесь преодолеть холод казалось невозможно.

   Добрая половина жильцов простыли в виду нехватки одежды и отсутствия теплых вещей. Укрыться не представлялось возможным. Кашель, чих. Сопение и стоны заполняли ночь, готовить пищу оказалось неудобно, не хватало посуды, а от общего котла все отказались. Нахождение в землянке больше напоминало каторгу, и вскоре дед Аржан переманил к себе в аил детей, как он окрестил молодых соратников по поселению. Здесь ребята почувствовали преимущества такого жилья: не жарко, но удобнее и надежнее, чем в землянке. Втроем сподручнее таежную зиму пережить.

   Переход оказался своевременным. Начались случаи смерти среди поселенцев. Высокая температура и сухой кашель валили люд на нары, вводили в бессилие. А поскольку врача не предусматривалось, помощь оказывал только дед Аржан. Ему вначале не верили и гнали с травками и чаями в аил – какая, мол, от этого польза? Как старый не просил, чтобы при малейшем недомогании люди ставили в известность, пересиливало русское «авось». И оттягивали момент до последнего. Когда переселенцы поняли, что с сибирскими болотами шутки плохи, оказалось поздно. Количество мертвых  перевалило за полсотни.

   Сафрон заставил складировать трупы в небольшом приямке в ста мерах от жилья. Их складывали штабелями, так как похоронить, долбить в мерзлом грунте могилы, в таком количестве не хватало сил. От потравы зверем делали навес над штабелем. Решили ждать весны. Холод по-прежнему донимал, не хватало тепла, вещей и качественной пищи. На охоту ходили Иван и Амыр, они и стали основными поставщиками мяса, для голодающего населения поселка.

   Холода крепчали. Окружающая местность изменилась до неузнаваемого. За короткое время насыпало снега, намело сугробы, наморозило инея. Из всего обилия цвета существующего в мире, остался черный, белый и голубой. Перелески присыпало с вершинами, хвойники ушли под сугробы с головой и нагнулись, где соединились макушками, создавая трубы-тоннели, по которым передвигаться можно в полный рост. Где хорошо намело, оказалось просто непроходимо, снега выше человеческого роста заполонили свободное пространство. Болотистые, открытые места превратились в белую перину, по внешнему виду ни за что не подумаешь, что под этой ровной массой встречаются кочки, местами блюдца открытой воды.

   Засыпало и землянки, только трубы выдавали местоположение жилья, да тропинки-переходы между бараками. Люди прекратили обращать на себя внимание. Ходили в лохмотьях, передвигаясь в тряпках и шкурах. От обморожений коростами покрывались руки, лицо. Многие стали неузнаваемы. Работы приостановлены, только заготовка дров, запасы которых таяли на глазах. А сибирские морозы все давили и давили, вскоре ощутился недостаток леса, заготовленного  для печей.  Новых работ по пилке и колке дров не вели. Вокруг поселка обломали большие и малые ветки на высоту человеческого роста. Холод косил людей, собирая свою страшную дань из жизней людских. Вскоре выгнать поселенцев из землянок на улицу превратилось в непосильный труд для Сафрона. Люди уже не считались с авторитетом старшего, просто игнорировали его распоряжения. Вскоре пришел и голод.

   Голодные истощенные люди, под страхом быть застигнутыми в преступлениях перед товарищами по несчастью, забывали о трудовых навыках, тем более о борьбе с возникшими проблемами. Плыли по течению жизни, не обращая внимания на все препятствия, что строила им река жизни.  Все это приводило к отчаянному положению, превращавшемуся в безвыходное. Обледеневшие, они не способны уже жечь костры, готовы только сидеть, лежать, спать у огня, бродить по острову и есть гнилушки, кору, особенно мох. Заживо угорали у печей  во время сна, умирали от истощения и холода, от ожогов и сырости, которая окружала. Так трудно переносился холод, что один из поселенцев залез в горящее дупло и погиб на глазах людей, которые не могли помочь ему, сами еле шевелились.

    Иван с Амыром как и прежде уходили добывать зверя, оставляя деда в поселении. Они изучили окрестности, знали звериные тропы и безошибочно ориентировались в белом безмолвии царственных болот. В один день, вернувшись с неудачной охоты, обнаружили потраву. Еще на подходе отметили, что над аилом не струился дымок, ужель дед проспал или занемог. Вокруг жилища все истоптано, припасы, находящиеся в аиле растащила голодная толпа. Дед Аржан лежал на полу, не в состоянии пошевелиться, так сильно избит. Да много ль старому надобно, с одного удара на землю свалили, пнули несколько раз и, воспользовавшись беспомощностью старого, растащили, что смогли. Спасло троицу то, что предусмотрительный дед создал запас и спрятал его недалеко, но надежно.

   Отходили дедушку травами и чаями, лучший кусок подсовывали незаметно ему за обедом. Но из осторожности не стали приносить добычу в аил, а оборудовали  недалече от поселка схроны, где и прятали добытое, до поры до времени. Старый обиды на соседей не держал. Что возьмешь с людей, потерявших разум от голода, их принять нужно такими, какие есть. Только добром и терпением лечить эту напасть можно. Все так же подкармливал детвору мясом и бульонами, носил ягоды и травы в землянки. Скоро происшествие с нападением забылось, да и потеплело на улице. Народ добрее стал, бабы уж и каяться приходили. Ну да кто старое помянет, тому глаз вон.

   За всеми событиями не заметили, что начался новый год. С февральскими метелями плавно перешли в март. А вскоре к весеннему солнцу потянулись растения, травы поселенцы варили похлебки из свежей травы, подпитывая организм витаминами. С теплом налаживалась жизнь. Жильцы, как звери зализывали раны. Похоронили умерших в течение зимы. Сначала думалось – каждого отдельно, но прикинув объем работ, выкопали единую яму, снесли в нее покойников и засыпали, придавив сверху камнями.  Начали раскапывать огороды, принялись за возведение избы для начальства – страх перед властью оставался и требовал хоть как-то обозначить работы. Вскоре с реки донесся гудок парохода…

   Амыр шевельнулся, вспоминая какие надежды возлагались поселенцами на прибытие руководства. Увидит начальство, что жизнь невыносима на этом берегу и изменит им место поселения. Как ошибались люди. Не понимали, что на крушении цивилизации можно заработать больше, чем на ее создании. С этими мыслями, неподвижно сидевший старик пошевелился. Ну, когда же жизнь послюнявит палец и перевернет последнюю страницу его жизни? Он безмерно устал! И все же слышал, как осыпается иней с кустарника под тяжестью птицы, севшей на ветку. Она, приняв его за сугроб и не почувствовав жизни в снежной куче, запела восставшему из тьмы солнцу.
Способен ли еще Амыр спеть песню, ожить и вдохнуть движение в свое замершее от ожидания тело. За время, которое он провел на горе нельзя изменить жизнь, но за это время можно изменить мысли, которые построят новую жизнь. Только не хочется дальше жить и искать для этого пути и возможности. От таких умных мыслей пошевелился и покряхтел с досады на себя, напугав птицу. Та вспорхнула, вновь осыпала колючие иголки инея на мягкий снег. Нужно умереть полностью, в-первую голову перестать мыслить. Только это плохо удавалось, хотелось еще раз пройтись по вехам жизни…

   Оставшиеся в живых люди побрели с надеждой на берег.

   Маленький пароход стоял под парами, баржа причалена к урезу воды. По сходням спускались люди, состояние которых позволяло сделать умозаключение: привезли еще партию поселенцев. По установленным правилам сгрузили инструмент и пару десятков мешков с мукой. Пока в неразберихе толкались, пихались, задавали друг другу вопросы,  катер поднял волну и отвалил от берега. Следом пошла по волне баржа вниз по течению, видимо не всех горемык выгрузили из трюма, и следующая партия направлялась еще дальше на север. Обреченные люди: прожившие год на безлюдном месте и прибывшие, не успевшие отдышаться на свежем воздухе, смотрели с любопытством друг на друга.

   Одни свыклись с положением вещей и окончательно поняли, что обратной дороги нет. Погибель ждет их на берегу великой сибирской реки. Прибывшие вглядывались с надеждой – жива же первая партия, значит все не настолько плохо. Но чем дольше рассматривали состояние встречавших, тем отчетливее понимали угрозу для своей жизни.  Пережившие год в болотах, понимали самое главное. Их обрекли и ничего не исправить. И их, и вновь прибывших.

   Вскоре послышались команды исходящие от огромного роста мужика внешним видом напоминающего Стеньку Разина. Подал голос прибывший распорядитель работ. Он живо интересовался у Сафрона, где поселение и куда вести людей. Добрались до жилья. Новая партия с раскрытыми от ужаса глазами смотрела, как разместились их предшественники. Если до этого на лицах бродили улыбки от знакомств, от расспросов, то теперь их сменила унылая физиономия. Когда поняли, что расположено под холмом свеженасыпанной земли, развеялись всяческие иллюзии на благополучный исход.

   Официальное теперь уже лицо с возмущением выговаривал, что поселение разместили не в том месте, не построили жилье для прибывающих, не заготовили лес! Постоянно тыкал толстым пальцем в какую-то бумагу и махал рукой в сторону болота. От этого крика становилось страшно и безнадежно. Как не пытался Сафрон объясниться, что им-то никто и ничего не растолковал: где встать, сколько построить и что заготавливать.  От такой несправедливости старые поселенцы потеряли дар речи и молча смотрели на распорядителя, сбившись в кучу.

   Наконец решили ночевать, а поутру следующего дня двигаться на новое место. С большим трудом разместили прибывших на освободившиеся места, уплотнились и утрамбовались. Провалились в тяжелый сон, полный впечатлений и огорчений от дневных событий. Утро встретило старых и новых жителей тревожным туманом, словно природа пыталась закрыть от людей страшное будущее. Влажная трава, набрякшие листья на деревьях, а вместе с тем промокшая сразу до безнадежного состояния одежда угнетающе действовали на поселенцев. Вновь их ждали трудности обустройства, трудная работа и постоянные попутчики: холод и голод.

   Радовало одно – появилось руководящее лицо, способное взять на себя ответственность за происходящее. Распорядитель оказался не большого ума и, не смотря на, увещевания Сафрона приказал трогаться в путь. Как не объясняли ему, что в таком тумане это опасно – первыми пошли мужики, ступили в болотную жижу, и чавкающая грязь принялась засасывать людей. Распорядитель молчал и упорно подталкивал на тропу, пока не провалился один мужик по самую шею, еле успели выдернуть из трясины. Начало не обещало хорошего,  и не оставляло надежд. Остановили движение, присели на берегу и смотрели, как туман отрывается от кочковатой местности. Появилась болотная трава с крупными каплями на стеблях и листьях, в лужах сплошным слоем плавала ряска. Казалось кроме зеленого и серого цветов, в этом мире ничего нет, даже лица людей просматривались пятнами землистого цвета на белом кружеве водяного марева, устроившего такой праздник для встречи.

   Появились стволы редких лиственниц, которые худыми изможденными стволами сцепляли мокрую согру с низким небом. Как водится, забутил дождь, мелкий и нудный. Без того убитое настроение безнадежно тяжелым бременем улеглось на плечи людей. Но шли дальше под чавканье засасывающей в глубину грязи. Отдельные бросали взгляд назад, там, где вода восстанавливала картинку нетронутости и заполняла пространство между кочек. Все меньше надежд оставляя на элементарную надежду выйти на берег. Не скоро, но под ногами почувствовалась, наконец,  твердая почва и начался небольшой подъем.

   Иван и Амыр знали эти места, попадали не раз в походах на охоту. Здесь начинался хороший лесостой, так что карта у распорядителя оказалась верной. Хвойники уходили макушками высоко в небо и в хорошую погоду подпирали облака. С обратного берега этого большого острова пробегала средней ширины река, метров пятьдесят. По ней видимо и планировался сплав леса до Оби. Но до заготовительных работ казалось много пройдет времени, мужиков среди поселенцев осталось в живых мало, на кого рассчитывало государство? Для мужика голод – главная опасность. Организм требует еды и при ее недостаче быстро теряет работоспособность, а там и выживаемость. Теряется мышечная масса, а с ней уходят силы. Женщины и дети более приспособлены, и выживают. А вот здоровые с виду представители сильного пола умирали в-первую очередь.

   Чувствовался опыт в организации дел у распорядителя Митрофаныча, так он велел себя называть. До осени успели срубить новые землянки, заготовить лес, создать запасы пищи, пусть не столь великие, но позволяющие с надеждой смотреть в будущее. Все крутилось вокруг здания «конторы», которое построили первым, затем жилье. До этого ночевали под открытым небом. Работали все без разбора: мужики, бабы, дети. Больным нашлось занятие – огород. Иван с Амыром отряжены на добычу мяса охотой, на лесоповале они появлялись лишь в дни аврала, когда работы скапливалось невпроворот.

   Печальный опыт первой зимовки помог обустроиться и приготовиться к холодам. Умер дед Аржан. Ведь обрадовался новому месту, здесь деревья, как людская надежда к солнышку тянулись. В хорошую погоду давали тень, в дождь стряхивали капли на землю и прибивали пыль. Большой кедр недалеко от землянок – любимое место старика, он под ним любил сиживать в редкие минуты затишья. Молился и просил помощи для всех работающих. Дерево полезное по его разумению, даже в дождь под ним сухо. А запахи хвои и коры с ума сводили, напоминая о доме. Аржан говорил, что надышится и словно на свободу вышел и на родине  побывал.

    Ближе к полудню попросился на открытое место, сам не смог идти, поглядеть как журавли улетают.  Птиц  давно уж не видно, да, наверное, в воспаленном мозгу деда они все тянули клин на юг, в сторону Родины. Так и отлетела душа за журавлиным криком, поднявшись в высоту недосягаемую. Светлая и святая душа покинула мир. За день до этого позвал вечером на улицу и напутствовал:

- Бегите домой, ребятки. Как бы трудно не пришлось. Здесь не выживете, я бы давно ушел, но силы не те. Иван, ты Амыра не бросай, жаль парнишку, он один в этом мире остался. Держитесь, друг друга и выйдите к людям. Там в глаза не бросайтесь, негоже на виду беглому быть. Эх, кабы хоть какой документ…