Половая и светская жизнь Барби

Папа мечтал о мальчике, и до какого-то возраста я росла пацаном. Сбитые коленки, лазание по деревьям, крышам и заброшенным стройкам, дружба с мальчиками и игра в ножички. Мечтала стать ветеринаром и таскала домой котят.

Потом как-то у меня появилась Барби. И я пропала.
Через какое-то время появилась вторая, её сестра, и китайский Кен, у которого отваливалась рука и голова сидела криво. Однорукий и кривоголовый Кен доставил мне кучу печалей, но с мужиками всегда была напряжёнка, так что моим сёстрам Барби повезло — у них был мужик, пусть один на двоих и слегка не в кондиции. Как ветеран Вьетнамской войны.

Ещё у них было двое детей, несколько собак, лошадей и машина. Такой я себе представляла семейную жизнь. С собаками и лошадьми.
На рауты мое семейство тоже отправлялось оптом, с лошадьми и собаками. Как правило, сёстры с детьми ехали на машине, а Кен, как настоящий ветеран, скакал на коне, сопровождаемый ещё парой лошадок и псов.
Собака была советская резиновая и была по размеру с Кена, но меня это не очень смущало.
Лошади, ясное дело, тоже были не фирменные, а разнокалиберные. Главное — лошади.

Печалью была одежда. Шить я не умела, и я мастерила её из лоскутков и своих носков как могла. Несколько платьев, купленных в магазине, я берегла как зеницу ока. Дети никогда не переодевались, на них запасных вещей не было.
Барби и её семейство занимали пять-шесть полок застеклённого местами книжного шкафа. Были открытые полки, а были — местами застеклённые. Вот они и жили в этом доме. Лошади и псы спокойно перемещались с этажа на этаж.
С мебелью была беда. Самое ценное — розовое резиновое кресло. Остальное — импровизации из коробочек, спичек и лоскутков.

У Барби была половая жизнь. Они с Кеном голые ложились в кровать под одеяло. Что надо делать, я не знала, так что они, полежав, одевались и ехали на балы и рауты. Ежедневно. С собаками и лошадьми.
Я складывала всё своё добро в пакет и шла в гости, и там мои Барби общались с другими. У моей соседки Кена не было, и её Барби вели половую жизнь друг с другом.
«Лесбиянство хуже пьянства», — хихикали мы с подругой. Тихо, чтоб никто не услышал.

Каждый вечер я придумывала истории из жизни Барби, её сестры и Кена.
Они никогда не ссорились, дети их были идеальные, машина не ломалась, никто не болел, собаки и лошади не какали в гостиной и не пахли псиной и, ммм, лошадиной.
Вот я думаю, мои родители были в восторге: сидит ребёнок и играет один часами.
В школе, кстати, увлечение Барби приходилось скрывать. Надо было притворяться взрослыми уже лет в десять.

Потом я взрослела, а они так и продолжали жить в стеклянном шкафу, грустно смотря на меня и отчаянно скучая.
До сегодняшнего дня дожил только Том, сын моей Барби, и то сменил пол. Теперь он девочка в белом платье.

Когда родилась моя дочка Юля, я была уверена, что она будет играть, что мы-то и развернёмся, что можно будет купить огромный настоящий розовый дом с розовой мебелью, завести прямоголового крепкорукого мужика. Я покупала и подсовывала ей Барби, но увы, она всегда была и есть равнодушна к игрушкам.
Может, потому что у неё есть я, няня, брат Макс, способность за пять минут завести друзей в любое время и в любом месте и получить всё, что хочешь.
Вчера вот её бесплатно завили в парикмахерской. Она сделала глаза кота из Шрека и сказала: «Моя мечта — увидеть кудри на себе, а мама не даёт».
Мастер, утирая слёзы умиления, завил её и наложил лак. Не первый раз проворачивает это с завивкой, к слову.
Юля, разглядывая моих кукол, недоумевает: «Почему они тебе нравятся? Что в них такого? Неужели, когда я вырасту, я тоже их буду любить?»
Она уверена, что куклы — это для взрослых.
У маленьких девочек полно других забот.