Инфантицид среди элиты ХХ века

             О том, как писатель Киплинг загнал своего старшего сына на бойню Первой мировой, я уже писал в эссе "Размышления о выборе между патриотизмом и глобализмом" и "О важности наличия принципов и следовании им в любых ситуациях".

            Медкомиссия дважды не допустила парня на фронт — с таким зрением, как у Киплинга-младшего, офицеру на поле боя делать было нечего. Но папаша задействовал связи и знакомства — шутка ли, первый лауреат-англичанин Нобелевской премии по литературе, рупор английского империализма, горячий сторонник похода цивилизованного мира (!) против немецких варваров.
            Горестно восклицает жена Киплинга, делясь мыслями со своим дневником: «Почему сын наших друзей или соседей должен умереть для того, чтобы наш собственный сын остался жив?»

             И Джон Киплинг (в семье его звали Джек) погиб в 18 лет во Франции. Тело его найдено не было. Потом обнаружили безымянную могилу неизвестного лейтенанта ирландской армии, решили, что в ней лежит юный Киплинг.

           Что дальше? Киплинг получил язву желудка, написал пронзительное по своему трагизму стихотворение "Мой мальчик Джек". И только потом осознал, что он "никогда не был так счастлив, как в то время, когда он знал, что его сын спит в соседней комнате".

           Примечательно, что в 1919 г., в одной из «Эпитафий войны», Редьярд Киплинг пишет: «Если кто-то спросит, почему мы погибли, ответьте им, потому что наши отцы лгали нам». Хорошо, что писатель осознал лживость собственных иллюзий. Но какой ценой....

           Оказывается, политическая элита США также страдала от непреодолимой страсти к инфантициду. Никто иной как Теодор Рузвельт, лауреат Нобелевской премии мира в 1906 году, тоже ратовал за войну с Германией, ибо страшно возмутился гибелью граждан США на "Лузитании" (хотя немецкое посольство в США, фактически, заранее предупредило пассажиров билетов на рейс "Лузитании" не покупать и на корабль не садиться). Тем не менее, Рузвельт не только сам хотел поучаствовать в войне, но и послал на верную гибель одного из своих сыновей, Квентина, который погиб в воздушном бою над французскими просторами в день взятия Бастилии, в 1918 г. Немцы его похоронили с почестями, не в последнюю очередь из-за того, что питали уважение к его отцу.
          Рузвельт перенес удар стойко. На первый взгляд. Не плакал, не просил, чтобы его пожалели. Раз мой сын выполнил свой долг, то и мне следует выполнить мой, вот принцип, которым руководствовался Рузвельт, когда на людях показывал себя бодрым и неутомимым общественным деятелем.
           А через полгода он умер во сне. Оторвался тромб. Не из-за переживаний ли по поводу смерти сына?

            Кто поймет психологию таких людей? И Киплинг, и Рузвельт не понаслышке знали, что такое война. И положили на ее алтарь самое дорогое. Во имя чего? Ради чьих интересов? Кто стал выгодоприобретателем, бенефициаром смертей юного Джона-Джека и молодого Квентина? Куда улетучился горделивый милитаристический пафос Киплинга после смерти сына? Чего стоило Рузвельту сдерживать себя на людях и не дать излиться своему горю - тромба?

            А ведь находились такие люди, для которых пример Киплинга и Рузвельта служил примером, и они жертвовали жизнью сыновей, часто единственных детей, следуя примерам своих кумиров и идолов. Воистину, слепцы ведут незрячих...