Уход. Часть шестая

   Не утерпел и приоткрыл глаза Амыр. Давно такой красоты не видывал. Засыпанные снегом от макушки до подошвы горы на фоне голубого неба белыми гребнями подпирали облака. Тишина звенела первозданностью и оглушала глубиной. Не слышно движения, зверь спрятался, птица не летит. Ужель найдется живое существо способное нарушить эту природную девственность? Травинка перед глазами замерзла от инея, который собрался ее укрыть, да перестарался и осыпал белыми иголочками, как в шубу укутал. Дунь ветер и зазвенит белое очарование снега.

   Мысль дурную до себя не допускаешь, кажется, все услышит твое неуважение к природе и отзовется, накажет за нетерпение к погоде. В таком Благовесте со снятой шапкой на коленях стоять и слушать до боли в ушах, надеясь воспринять хоть какой-то звук живой мелодии. Только часто ничего не учуешь, да невольно сам нарушишь и каешься после, что не сумел утерпеть, оплошку допустил. В такое время самое лучшее молчать и созерцать, природа всю себя наизнанку выворачивает. Редко такое откровение выпадает человеку, суетится он.  Терпения не хватает, а от нетерпения этого все ошибки в жизни случаются…

   Время не ждало, а подгоняло поселенцев с планом по лесозаготовкам, с приближающимися холодами. Спешка ломала людей на заготовках леса, так и не было доктора, а лекарь Аржан подался в мир иной. Многое знал Амыр, да кто его слушал? Не проходило недели, чтобы кто-то не изувечился на лесосеке. Здоровый народ убывал, трудности одолевали, но старший гнал план, не считаясь с обстоятельствами. Вскоре в поселении на день оставались изувеченные и больные, остальные шли на работы. Остановилась заготовка продуктов на зиму, Иван с напарником вынуждены взять в руки топоры. А зима торопила желтой мягкой листвой, пожухлой травой, уменьшающимся днем и бесконечными больными ночами.

   Свежий снег как водится  на Руси, упал на подмерзшее болото и сковал ледяной коркой деревья, землю, а с ними и инструмент. В первый день снегопада от неосторожного обращения при транспортировке бревен к лесоскладу на реке, придавило на смерть двух женщин и подростка, изувечило мужика, бросившегося на помощь. Вскоре пошли простудные заболевания. Люди неправильно обувались, да и особой обуви ни у кого не припасено. Амыр по осени нарвал охапку травы, ее называли «обувальная». Эту траву клали на портянку, укутывали ногу, потом, надевали бахилы из шкуры зверя. Любую работу делали с Иваном в зимнее время без боязни. Ни вода, ни снег не страшны, при любом шевелении ноги начинали гореть огнем, как в печке.

   Холода начали валить народ. Главный же гнал на работы, словно не замечал, что людей  становилось меньше. Из разговоров уяснили, что распорядитель тоже на поселение направлен за прегрешения перед властью. Семью не тронули и ему задачу поставили выполнить план по валке леса. От того и лютовал горемычный. Понимая, что и его семью может коснуться такая жизнь. А может уже давно в другом месте на берегу реки план гонят. Река Обь длинная и болота нескончаемые.

   Пришедшая зима принесла те же беды, что первая. Холод, голод, болезни и склоки. Только теперь уже между группировками старых и новых поселенцев. Первых значительно меньше осталось в живых, и они постоянно проигрывали в спорах и драках. Порядок ни кто не требовал, разве только Сафрон. Митрофаныч, к ледоставу понял-таки, что его бессовестно обманули и забирать с этого гиблого места не собираются. Пал духом, перестал выходить из конторы. Гнать на работы голодную и озлобленную толпу толи совести не хватало, а может, боялся гнева людского.

   Опять в ход для питания пошли корни, мох, кора. Привычно уже обозначили место, куда стаскивали по утру умерших. Сафрон со своими единоверцами под страхом смерти не давал разграбить семенной фонд. Караулили, но все балансировало на грани. Иван не сидел сам и не дозволял Амыру, каждый день уходили на охоту.  Пережили зиму, помогли многим остаться на белом свете, спасая от голодной смерти.

    С приходом весны посчитали и прослезились от поредевших рядов поселенцев.
За зиму пару раз наведывались вооруженные разъезды на лыжах. Спускались вниз по реке и контролировали порядок. Интересовались, нет ли беглых. Долго не задерживались, увидев и поняв, какая катастрофа образовалась на острове. Весной прибыл пароходик и вновь с баржи погнали в болота новую партию поселенцев. С ними прибыл новый распорядитель, Митрофаныч воспрял духом, но ненадолго.  Поскольку переведен, как не справившийся, в обыкновенного работника с наделенными полномочиями бригадира. Появились и два вооруженных конвоира, которые оставлены, видимо, для соблюдения порядка.

   Вновь застучали топоры, запели пилы, оживился лес криками людей. Что готовила третья зима? Иван принялся готовить побег. Понимал – дело серьезное по тайге шестьсот километров. Летом соваться в болота - напрашиваться на погибель, необходимо дождаться зимы. Помня слова деда Аржана про справку задумались, как раздобыть документ.

   Способ вскоре открылся, просто лежал на поверхности. Охотились и приносили дичь в поселение, но был и побочный результат охоты. Нет да попадался соболь, шкурки которого они бережно прятали в надежный схрон. Они не думали, зачем нужны эти трофеи, просто жаль разбрасываться такими подарками судьбы. Видимо пришло время для решительных действий. Ненароком намекнули распорядителю, что могут добыть ценный мех, до конца не признавались, опаску держали. И словно предвидели обман. Испугался начальник, что раскроется подлог и отказал в последний момент. Шкурки правда забрал. Зато не устоял перед другим соблазном.

   В середине лета объявили выходной день. Помыться, одежду и обувь подремонтировать. Иван с Амыром, как водится, отправились проверить ловушки в тайге. С одеждой все в норме, дед научил крепко жилами сшивать шкуры. Потому и решили поохотиться. Погода подсушила местность во многих местах, ушли далеко от поселка. В такие часы открывались все новые уголки необъятного болота, находились потаенные тропы и направления, неразличимые с первого взгляда. Обнаруживались и следы, оставленные человеком. Что в таких местах нужно людям? Насколько далеко они могут оказаться в лесистой местности, и по каким причинам. Жилых сел поблизости не располагалось, охотиться далеко – нет здесь угодий для промысла. Знать другие причины гнали в гиблые места человека.

    Вдоволь нагулявшись и добыв двух зайцев, возвращались домой. С маршрута сбились в сторону, хотя направление выдерживали, и двигались ходко, оставалось пройти не более трех километров. Встретился на пути ельник, густой и прилично высокий. Нижние разлапистые ветви опускались над землей, образуя полог, который закрывал от постороннего взгляда, если встать под дерево. Подушка из хвои, наполовину перепревшая, превратилась в мягкую перину. Под ней и гнуса не видно, в стороне держится сели передохнуть, Амыр повел глаза в сторону и недалеко увидел необычное: что-то белое притянуло взгляд. Страшновато и он тронул рукой Ивана. Они настолько сработались и приноровились друг к другу, что товарищ без вопросов пригнулся и принялся всматриваться, затем поднялся, на носках ног двинулся в нужном направлении.

   Костровище, давно размытое дождями. Тряпки разбросанные вокруг. Но самое неожиданное -  в этом месте в куче тряпья просматривался череп и скелет человека.  Кости, отмытые осадками до бела, выеденные зверем  и частично разбросанные. Нечто, подобное котелку. Истлевшая ткань заплечного мешка, нож, топор со сгнившим топорищем. Остальное давно растащено, даже табак в кисете мыши распотрошили. Какая судьба закинула охотника или беглеца? Давно уж перестали ждать дома, а он вот где упокоился.

   Решили похоронить, не лежать же неприбранным. Нашли недалеко приямок, углубили его палками и принялись переносить. Иван поднял с земли кожаный мешочек, который оказался упрятан под тело, показался тяжелым по весу. Раскрыли и ахнули от неожиданности. Несколько мелких самородков и золотой песок. Амыр раньше не видел благородного металла и с удивлением и любопытством рассматривал. Вот какая недолга загнала сюда искателя приключений. Разобраться, что случилось невозможно, время ушло. От ран умер, от нападения дикого зверя, или просто замерз зимой. Попробуй,  разбери.

   Хотели мешочек тот вместе с человеком в могилу положить. Не твое – не трогай, человек под смертью ходил, добывая. Не донес! Но решили оставить, мало какая возникнет надобность. Присыпали землей, обложили камнями от ручья. Поставили крест, выстругали пользуясь ножом. Крепка  сталь, оказалась, почти не тронута ржавчиной.

   Это золото и использовали для подкупа распорядителя, добыли документ – справки о снятии со спецучета в комендатуре.

   На улице крепчали декабрьские морозы, близились снега и бураны, нередкие для такого времени и в этих местах. Все подготовлено к побегу и товарищи ходили в раздумье. Оставаться далее нельзя, поскольку найдется весомая причина, чтобы сжить их со света. Долго конвоиру пальнуть и затем объяснить причину. Да и кому будет объяснять? Если уходить, то тем более по следу быстро настигнут, а там – при попытке к бегству. Охране за пресечение попыток премиальные начисляли. Как быть? Эта мысль не давала покоя друзьям. Помог случай.

   Погода словно рассердилась на долгое бесснежье. Ветер нагнал тяжелые снеговые тучи и посыпал густыми хлопьями крупных снежинок. Закрутило, заметелило. Работников отправили в землянки, какая валка в такую погоду? Иван тронул Амыра за плечо и кивнул в сторону двери. Собрались вроде в туалет, а метнулись в нужную сторону – к схрону. Схватили вещи, снегоступы, направился младший в сторону реки, да Иван завернул в противоположную. Запутать надобно охрану, они тоже к реке пойдут, пока разберутся, время будет оторваться от преследования.

   Они пробирались знакомыми им одним тропинками. Ветер сбивал с ног, но остановок друзья не делали. Потеряться в этой круговерти, замести след, пропасть с глаз и исчезнуть в этом мире, в необъятном болоте, где и зимой двигаться с опаской нужно. Как Иван ориентировался в кромешной тьме? Непонятно, но шли. След метель укрывала сразу и надежно. Только бы дул пару дней, чтобы конвоиры носа из конторы не показывали.

   Ближе к утру, когда организм вымотался до последних сил, они устроились в буреломе. Провалились в яму под снег и поняли – пора встать и спрятаться. Знатно повалил ветер деревья. Те вывороченными корнями и перепутанными стволами создали огромный залом, который сверху привалило сугробом. Внутри тепло для двух путников, привыкших и не к таким холодам. Костер не разводили, боялись угореть. Прижались поплотнее, обняли один другого и провалились в сон. Еще не до конца осознавшие, что свободны. Не понимавшие до конца как опасна дорога по тайге и болотам. Не ведавшие, что значит – пешком шестьсот километров. Но разгоряченные сделанным и пройденным дышали, согревая пространство вокруг себя…

    Тишина гор.  Она оглушительна и безмолвна в своей чистоте. Порой бы крикнул, чтобы разогнать священный ужас перед громадой, поднимающейся перед тобой. Но не в силах нарушить созданное миром.  Падают лучи на белые макушки и бликами отражаются в пространство. А горы строго подтянутые до сакрального восприятия и лишь прожилки снега в черных морщинах камня создают картину вселенского бытия. До ломоты во взгляде Амыр всматривался в картину перед собой. Загадал: увидит живое, поднимется и направится вниз.

   Только слабо зрение в его возрасте, не видит далеко. Может и услышал, разглядел, но не судьба ему сегодня. Собрался в дальний путь, а мысли жизни просят. Как быть? Для того, чтобы куда-то двигаться, нужно понимать в какую сторону идешь. Тогда и мир перед тобой расступается. Путались мысли в голове, он не ощущал времени, лишь понимал – солнце вновь к закату повернуло. Еще один день отвели ему боги прожить в красоте.

   Белый склон спускался вместе с взглядом в долину. Непорочно чистый, только цепочка его следов выдавала присутствие человека. Он тихо запел, чтобы не нарушить тишины, песнь своей жизни. Нужно знать куда идти…

   Они три дня прятались в снежной берлоге, не выходя на открытое место. Опасались, вдруг конвоиры догадаются в какую сторону ушли и догонят. Первые два дня слышали буран, который бешено крутил и передвигал по местности огромные массы снега, заметая их следы и все вокруг. На третий день стихло, они лишь палкой пробивали отверстие в сугробе для доступа свежего воздуха. Не разговаривали, понимали – в белом безмолвии, любой звук далеко слышно. Изредка жевали вяленое мясо из захваченных запасов и отсыпались, набирая сил. Впереди долгая дорога. Как надежда в дневное время пробивался свет через отдушину.

   Утром четвертого дня Иван принялся раскапывать лаз, чтобы выбраться на поверхность. Делал это аккуратно, чтобы в случае непредвиденного, не обнаружить себя, нырнуть вниз. Сверкнуло солнце, и товарищи выбрались на поверхность. Очарование природы достигло совершенства белого цвета, все округ засыпано снегом. Свежим, ни одной проталины не видно. Деревья стоящие вокруг замерли невесомым воском и подпирали свечками низкое небо. Стволов кустарников и лиственниц не видно, лишь белые изгибы и изломы, с едва заметными полутенями указывали на их присутствие. По кромке горизонта виднелся лес темной полоской. Небо лохматилось черными тяжелыми, готовыми разродиться снегом тучами. Лишь в верхней точке купола в рваном проеме черноты лучи врывались в зимнюю Сибирь и освещали землю пятаком в несколько километров. Они стояли и восторженно глядели вокруг с замиранием сердца, на мгновение  потеряв бдительность.

   Привязали к ногам снегоступы и двинулись в путь. Держались на расстоянии, чтобы суметь оказать помощь, если товарищ провалится в незамерзающее блюдце в болоте. Боязнь преследования гнала людей вперед. Думалось: быстрее, подальше, чтобы не стали искать так далеко. К тому же цепочка следов издалека указывала на присутствие человека в снежной пустыне. Но вновь природа встала на их сторону. Тучи, сближаясь к центру, закрыли окно и повалил густой снег. Как Иван умудрялся найти направление в такой обстановке, Амыру не понятно.

   Шли вновь до полного изнеможения, затем отыскали большую лиственницу. Нижние ветви присыпаны снегом, раскопали лаз и спустились в приствольное  пространство, завалили вход. Оказались в уютном укрытии. Здесь нашлись дрова, и чувствовалась безопасность от погони и диких зверей. Из оружия - только нож и топор, способные в умелых руках стать опасными для врага. Разожгли костер и впервые за четыре дня вскипятили в большой консервной банке, предусмотрительно захваченной Амыром, кипяток. Заварили траву и кору, это оберегало от простуды. Впервые уснули спокойным глубоким сном.

   Проснулись одновременно от постороннего звука, не сговариваясь, приготовились к отпору и невольно рассмеялись. Голос птицы разбудил в это мирное утро. Потянулись дни и версты пути. Радовали: свобода и понимание, что с каждым шагом приближаешься к жилью человека. Шли и мечтали о будущем. Вдруг юноша замер – Ивана впереди не видно. Секунду назад шагал, проверяя слегой дорогу и исчез, словно его не существовало в этом мире. Снег под ногами оседал и намокал от воды, выступающей из образовавшейся ямы. В отчаянии со всей силы толкнул слегу в черную яму, почувствовал, как попал в твердое и тут же понял, что товарищ зацепился за спасительный шест. Не дергая, Амыр попятился назад, выбираясь, на твердый наст и потянул свой конец. Одной рукой уцепился за хилую поросль, другой удерживал древесину связывающую его с товарищем.

   Сколько тянул не сознавал, потемнело в глазах, вытянуло жилы, мышцы затрещали от натуги. Казалось, не осилит, но теряя сознание, услышал громкий вдох. Тысячи мехов развернулись и наполнили легкие Ивана воздухом.  Товарищ выбрался и заглянул в глубину черной бездны, страшно! Бездонно!  Опрокинулся на спину, чтобы прийти в себя и увидел в небе голубую бирюзу, пронзенную яркими лучами солнца. Не там бездонность, откуда он вынырнул только что благодаря другу, а в прозрачном светлом небе, где жизнь.  Они отползали от образовавшейся полыньи: как не усмотрели? Не спеша, аккуратно, подталкивая друг друга дальше от намокшего края. Затем брели, выбирая крупное дерево. Забились привычно в укрытие: один стягивал с себя одежду, другой разводил огонь. Амыр собрал все шкуры и тряпки, укутал товарища. Сушил над огнем мокрое и наблюдал за Иваном. Того охватил жар, тело горело, бился в ознобе. Про себя в сутолоке забыл и вдруг почувствовал боль в плече. Потянул мышцу.

   Достал из своего мешка травы, с ними он не расставался и заварил чай. Целебный, с горстью ягод можжевельника, выгоняющий из человека хворь. Напоил друга, который не приходил в себя. Укрыл еще плотнее. Выбрался наружу, наломал хвойных веток, подпихнул под лежащего,  укрыл сверху. Занялся своей болячкой. Вспомнил старинный бабушкин рецепт: отсчитал в банку девять красных шишек лиственницы и девять зеленых. Налил воды, поставил на огонь. По не многу доливал жидкость по мере того, как она выкипала. Через несколько часов получил густую массу, вылил на тряпку и приложил к плечу. Завязал насколько оказалось возможным. Вновь заварил чай, напоил больного. И провалился в сон.

   На третьи сутки Иван очнулся, улыбнулся Амыру и молча протянул руку. Для мальчишки это послужило высшей степенью похвалы. Они первый раз поели вяленое мясо, пожевали сушеных грибов, напились отвара брусничника, который юноша откопал в снегу. Еще через три ночи они поднялись, встали на снегоступы и пошли в направлении полуденного солнца.

   Через неделю увидели над ельником дымы. Не один,  много. Впереди лежала деревня, затерянная в диких просторах. Видимо жилье близко, близки и дороги. А скоро и железка с большими городами. Село обошли, ближе к полуночи перешли дорогу, замели ветками след. Охотник, конечно,  разгадает, кто прошел, но, авось, пронесет. Шли дальше, не выдавая себя.

   Среди вековых елей приметили жилье, темным пятном выделяющееся на белом снегу. Подходили, стараясь соблюсти безопасность. Следов к зимовью и от него нет, видимо давно не посещалось человеком. Охотники промысловики имеют их по несколько строений в разных уголках участка. Вошли переночевать. С огромным удовольствием согрели воды, помылись и в райских условиях приготовили ужин. Уже сквозь дрему услышали топот у двери, кто-то отряхивал обувь. Что можно предпринять? И они замерли в ожидании. На пороге в клубах холодного пара встал бородатый мужик, с ружьем. За плечами мешок…