Как Мария Тицкую пришибла невзначай

     - Жуковали мы тогда по третьепутку вкособочь, - гудливый, самоуверенный басок Палача, отталкиваясь вхомутень, уваливался на покатую голову Тараса Мыльникова, прильнувшего к храпящей щербатым пьяным ртом Оксе, оглушая приоткрываемой истиной, казалось, вот еще чуть - чуть и вдрабодан пьянущий Палач, кособоко прущий целиковую ель в костер, осчастливит товарищей чем - то таким, от чего вся их замызганная, нелепая жизнь враз изменится, воссияют вершины духа и, кто знает, может, даже и Кишкин козырнет белыми штанами, а потом помрет, тихо и покойно, - отчаялись вконец. Я, Флимон и Сальный, трое нас было, как и заповедовал старец праведный Мартын, все, бывалоча, наставлял нас на Ветке - то, ступайте, грит, гниды, отсель втроих, потому третьепуток зарок знает.
     - Эй ! - заорал кто - то крупный, в медвежьей дохе у входа в балаган, впираясь внутрь. - Есть кто жив ?!
     - Ястребов, - ворохнулся спьяну Кишкин, сноровисто отползая в угол. Ухватил корявой рукой топор и зарычал : - Проходь ! Эвва ! Рассыпсь, падло !
     - Да ты чего, - полорото ржал знаменитый на всю Охряпку скупщик хищнического золота, обдавая балаганников сивушным духом, - старичок божий ? Помирать уж тебе пора, а все душегубствуешь, за топор хватаешься ? На, сука !
     Каменный кулак Ястребова врезался в лоб Кишкина с сухим костяными стуком, словно бильярдный шар, запущенный изюмским гусаром от борта, Мыльников у Елани в кабаке видал о том годе. Подтянутый, блестящий, напомаженный и верткий веретеном гусар обыграл тогда впрах всю ярмарку, обчистил и скаредника Еланю, откупорившего кубышку, что запрятал в жене. Чахоточная она была, вот мимохожий странник и посоветовал кабатчику в нутро жене и засунуть горшок с серебром, мол, ни один лихой человек в жизнь не достигнет. Елане того и надо. Вскрыл брюшную полость жены ножиком, горшок засунул, дратвой заштопал да зарок страшный и положил.
     - Лежи, горшок, копись и в рост ходи, как экономика плешивого уродца, как полуостров, украденный впотьмах, как все деды таскали горб и зоб руками.
     Ужасный зарок. Потому - то Еланю и увезли в город за семь тыщ верст, а пока везли казаки конвойные ухаря такого - все встречные сосенки башкой арестанта и считали.
     - Рраз ! - орет краснорожий подъесаул, с похмелья качаясь в высоком кавказском седле. И башкой Елани в сосну. На, сука !
     - Два ! - подтягивают оренбуржцы, передавая полуштоф зелена вина лежащему на телеге подьячему. И башкой Елани в сосну другую. На, сука !
     - Трррри ! - хлещет водку, пуча глаза, подьячий. И полуштоф опустевший в башку Елани. На, сука !
     Но что самое удивительное : довезли. Сдали в острог, получили паек, сапоги, все как полагается по Указу. А на Еланю и его башку потом весь город сбежался смотреть. До государя дошло. Вполз к нему граф Бенкендорф и доложил чин по чину все как есть и было. Осерчал государь знатно.
     - Это чего, - говорит на голштинском, - такое творится - то, Христофорыч ? Ты пьян неможаху ко мне лезешь, дичь несешь, а меж тем, - и тычет в усы Бенкендорфу телеграмму из Сибири, - весь Тобольск в запустение пришел, так как население в острог переселилось и теперь пытает у Елани секрет головы ?
     - Ой, бля, - вскрикнул Мыльников, угощаемый пинком в живот.
     - А не бредь, сволочь, - ругался Ястребов, охаживая кряхтящего Тараса ногами, - какой, на хрен, гусар ? Какой, твою мать, государь ?  Ты об чем, урод ?
     Мыльников откатился к Палачу и почувствовал себя уверенней, тот всегда нож засапожный греет за голенищем, мигни - в обиду не даст.
     - Пригрезилось мне, - бросил снисходительно отирающему кровь с сапог Ястребову, хлюпая разбитым носом. - А ты чего по балаганам шаришься ?
     - Да понимаешь, - странно просительным голосом заговорил обычно самоуверенный скупщик, садясь на нары с храпящей Оксей, - устал я золото скупать, дай, думаю, пройдусь и зубы вам повышибаю.
     Страшный, косматый, пьяный Ястребов вскочил и блеснувший на его левой руке кастет вышиб дух из воспрявшего было Мыльникова. Кишкин завизжал противным кошачьим дискантом и лишь привычный ко всему Палач, широко расставив кривые ноги ордынца, надрывно хохотал, успевая ощупывать вздутую пазуху спящей Окси.