Я горжусь своей мамой

Вера Петровна тридцать лет жила в своей квартире одна. Муж умер, а дочь Марина с семьёй уехала в Америку, но часто и долго разговаривала с матерью по телефону, отправляла денежные переводы и посылки. С появлением мобильных телефонов стали видеть друг друга. Бабушке отправлялись фотографии внуков. Марина была уверена, что знает про свою мать всё. Единственная тема, которой мама никогда не касалась из деликатности, это отношения с мужчинами. И Марина была так воспитана, что не стала бы спрашивать.

Внезапный звонок давней подруги Веры Петровны выбил у Марины почву из-под ног: мама умерла. Причём почти скоропостижно, за два дня. Сильно простудилась, а вместо лекарств, которые не любила и почти никогда не принимала, натиралась настойками собственного изготовления, парила ноги, горло. Но не учла одного: то, что помогало в относительно молодом возрасте, оказалось бессильным в восемьдесят два года.

Марина с мужем успели приехать в Санкт-Петербург, чтобы проводить мать в последний путь. Они многое не узнавали в некогда родном городе, поражались изменениям, бегали, собирая справки, совершенно голодные. Перед сном выпивали по стакану кефира с куском хлеба и падали без сил. За три дня прилично потеряли в весе, но смогли организовать достойные похороны и поминки.

Вернувшись из кафе, где семьдесят друзей и знакомых Веры Петровны поминали её добрыми словами, дочь с зятем присели на диван с единственным желанием – отдохнуть. Раздался звонок.

- Мариночка, в кафе забыла сказать, а пришла домой и вспомнила. У Верочки на прикроватной тумбочке стоит старенький радиоприёмник. Я бы хотела смотреть на него и вспоминать твою маму. Мой дом - соседний. Будь так добра забежать на третий этаж.

- Хорошо. Сейчас принесу.

Соседям она уже раздала вещи и фиалки, любимые цветы мамы. Они именно сейчас были густо облеплены разноцветными шапками. Хоть не пахли, зато радовали глаз.

На улице стемнело. Не без труда Марине открыли по домофону входную дверь. Женщина помнила, как бывала в квартире маминой подруги, правда, это было лет сорок назад. Постучалась. Тишина. Позвонила. То же самое.

- Буду надоедать соседям, может, кто объяснит, - решила, удивляясь тому, что старушка сама просила прийти, но не открывает.

Редкие соседи выходили, однако никто ничего не знал. Марина уже поняла, что перепутала или дома, или подъезды. Последним вышел на лестничную площадку дородный высокий мужчина лет под восемьдесят, одетый в тёплый красивый халат (как профессор Преображенский, мелькнула мысль). Он явно не прочь был пообщаться, но как-то казался жалким, что ли, или обескураженным.

- Ничем не могу помочь, - заявил «профессор», - не знаю таковой.

- А вы давно тут живёте?

- Да сто лет. У меня, знаете ли, в некотором роде горе. Была у меня любовница…

Марина мысленно усмехнулась, учитывая возраст собеседника, но решила поддержать:

- И что же с ней?

- Умерла. В соседнем доме жила прекрасная женщина моего возраста, которая любила меня, а я любил её. Знаете ли, годы не имеют никакого значения. Главное, что она была одинока, и я одинок. Вот два одиночества и развели у дороги костёр. И он чудесно разгорелся, знаете ли.

- Понимаю. Ваша… извините, не знаю имени…

- Вера Петровна. Верочка. Дочка у неё аж в Америке живёт. На поминки сегодня не пошёл. Я уж лучше дома, сам помянул.

Марина всё поняла. Речь шла о её маме. Вот, значит, как: довелось познакомиться с любовником матери. Мужчина приглашал в гости, даже приобнимал Марину за плечи. «Ласковый, - отметила женщина, - этим, наверно, и подкупил». Но она не рассказала, кто она такая. Зачем? Ничего уже не исправишь.

Вернувшись в мамину квартиру, застала мужа спящим. Зато утром поведала тайну, которую мама унесла с собой. И даже ближайшие подруги не проговорились.

- Марина, - поднял на смех муж, - ну ты нормальная? На девятом десятке, а туда же – любовь.

- А я горжусь мамой. Ты в шестьдесят уже стонешь: не хочу, отойди. Что будет с тобой через двадцать лет? Да и со мной. Мы ведь одногодки.

Она понимала, что у них с мужем пока всё нормально, хоть, правда, и не так часто, и не так активно, и не так сладко. Как будет через десять лет, и подумать страшно.

- То, что они в свои годы хотели и могли любить, - это же замечательно! В какой угодно форме. Согласен? Ты себя поставь на их место.

- Блин, и то: если мы проживём ещё двадцать лет и будем любить, как всю жизнь, наше место - в рекордах Гиннесса.

Оба задумались. Потом обнялись.

Ещё одни рекордсмены.