Муму

1.

— Сонечка, милая моя Муму, ты никогда не задумывалась, куда периодически пропадает наш дорогой президент? — иезуитски щурился Модест Крабов.

Соня лениво тянулась в постели. Поправила выскочившую из-под пестрой ночнушки грудь.

— Даже не знаю… Делает очередную подтяжку? Кинулся в предсмертное бл*дство? У него же где-то под Валдаем целый эскадрон акробаток. Или батутисток? Точно не помню.

— Ошибаешься, дорогуша! Юрий Абрамкин, в качестве капитана Немо, отвозит партию золота и бриллиантов на Таинственный остров.

— Это Жюль Верн? — зевнула Муму. — В детстве читала. Скука!

— А он не скучает. Там, на этом острове в Тихом океане, он строит со своими подельниками город Солнца, эдакую коммуну Фурье, Утопию.

— Никогда не поверю! Этот господин думает только о самом себе. Какая, блин, еще Утопия?

— Вот и многие оппозиционеры сомневаются. Но это именно так.

— Бред сивой кобылы! — Соня встала, подошла к окну, утреннее солнце беззастенчиво пронзило ситец ее ночнушки.

— Какая ты красивая! — воскликнул Модест. — Огонь! Пламень небесный! Сонюшка, сколько ж тебе лет?

— 22. Скорпион по знаку.

— А почему Муму? Зачем ты просишь называть себя столь идиотской кличкой?

— Я — Соня Коровкина. Прадеда моего звали — Трофим Тургенев. Сама из Рязани. Поэтому и Муму. По-моему, прикольно.

— Может быть…

— А у тебя с какого бодуна такая дикая фамилия — Крабов?

— Вовсе не дикая. Все мои предки с Дальнего Востока. Потомственные ловцы океанских крабов.

— Ну, допустим… И как же называется та субмарина, на коей Абрамкин отвозит свое золотишко?

— «Святой Георгий».

— Лучше бы «Святой Юрий». Абрамкин же Юрий.

— Юрий и Георгий приблизительно одно и то же.

— Всё может быть… А вот оппозиционеры почему-то все на букву «М». Ты — Модест, есть еще Моисей, Максим, Марк, Михаил.

— Есть и Афанасий.

— Тот в «Матросской Тишине». О нем можно забыть. А скажи-ка, Модест, ты в молодости занимался спортом?

— Мастер спорта по гиревому троеборью. Чемпион Москвы. Участник Пекинской Олимпиады.

Внешностью г-н Крабов обладал соответствующей. Низенький, плечистый, мощный. Будто весь в жестком крабьем панцире. Глаза слегка выпученные и водянистые. Впрочем, изрядно умные. Иногда, надо отметить, и отчаянно наглые.

На первых порах он Соне, с ее внезапной к нему страстью, не поверил. Тогда она пригласила его с выставки Пикассо в Русском Музее к себе домой, на Басманную.

— Крошка, не хочешь ли ты подставить меня? — спросил он, пронзая водянистым взглядом. — Я — человек женатый. Мне моя репутация дороже разудалого секса.

— Как это подставить? — невинной овечкой проблеяла Муму.

— Уж не подстилка ли ты ФСБ? Нет ли у тебя дома видеокамер?

— О чем ты? Я тебе с любовью, а ты плюешь мне в лицо. Харкаешь!

— Береженого бог бережет…

— Ой-ой! Чао-какао!


2.

Началась же вся эпопея Муму с влюбленности в полковника ФСБ, Олега Шелеста. Не сразу Соня узнала, что тот из карающих органов.

Олег пришел встречать свою дочурку Анну, та занималась в студии хип-хопа вместе с Софией.

Увидев Коровкину, полковник обалдел. «Возможно, это закатная моя любовь!» — охолонуло парня в тайных погонах.

Аннушка, махонькая такая кнопка, с огромными загнутыми ресницами, с золотой сережкой в носу, дружила с Соней. Представила ее своему пращуру.

И тут понеслось… Страсть! Камасутра! Ягода-малина…

Г-н Шелест тер седые виски:

— И зачем я тебе нужен, старый козел? К тому же, из садистских карательных органов?

Соня нежно целовала его в пропахшие табаком губы:

— Знаешь, мне всегда хотелось, чтобы амурным делам меня научил мужчина постарше.

— Научил?

— Еще как!

— Учишься в РГГУ?

— На последнем курсе. Буду историком.

— Умница! История России — занятие преувлекательное. Сплошь маньяки! Малюта Скуратов, Грозный Иван, всенародно обожаемый Иосиф Сталин. Да и наш, нынешний, из той же обоймы.

— Насилие в любой форме не приветствую.

— Сам такой же. Только без насилия, лапка моя, не обойдешься. Подумай сама, даже при родах акушер совершает некоторое насилие. Без него колесо жизни стопорнет. Так-то.

— Детей пока не хочу.

— Мечтаешь о чем?

— Устроиться на приличную работу. С дипломом историка это будет не просто. Купить нормальную квартиру. Опротивело тесниться в хрущобе с холодильником «Саратов» и пузатым теликом «Садко». Выйти, наконец, замуж.

— Я гожусь?

— Ты же женат? И стар… Извини, Олежек, твоя песенка, увы, давно спета.

Олег хватал Соню в охапку, тащил к постели:

— Сейчас докажу, что далеко не спета!

— Докажи, докажи… Я это люблю.

Потом они гуляли в парке имени Баумана. Соня жила неподалеку. Стоял морозный ноябрь. Заливали каток. Парк почти пуст. Пахло прелой листвой и подгорелым шашлыком из греческого ресторанчика «Русский Геркулес».

— Олег Иванович, — Соня дернула кавалера за локоть. Когда на нее находило игривое настроение, она величала полковника Шелеста по имени-отчеству. — А чем ты там занимаешься на своей Лубянке? Загоняешь раскаленные иглы под ногти? Сажаешь на осиновый кол? Корячишь на дыбе?

— Дуреха, окстись! Оглянись вокруг. На дворе 21-й век? Какая, блин, дыба? Иголки?.. Если серьезно, то отвечаю за цветные революции. Точнее, за их недопущение. Просекла?

— Ах, как мило! Нет, скучно… Лучше бы пытал. Это прикольней.

— Ты чего?

— Шучу, шучу.

Прошло три месяца. Амурные страсти Олега и Сони стали слегка остывать. Все-таки разница в возрасте. Еще и занятия в студии хип-хопа подошли к концу. Аня Шелест уехала поступать в Лондон (прямо на Бейкер-стрит) в элитную школу дизайна. Тогда-то полковник Шелест и сказал загадочное:

— Соня, помнишь мы с тобой говорили о материальном базисе?

— Можно без пафоса? Не ломай язык.

— Козявка, ты права. Так вот, о чем это я? У тебя появился шанс резко поправить свои дела. Выйти, так сказать, из грязи в князи. Пройти, ёлы-палы, в дамки.

Они сидели на лавке парка им. Баумана, любовались конькобежцами.

— Олежек, чего ты хочешь? Говори прямым месседжем.

— Есть у меня для тебя одно маленькое, но весьма ответственное задание.


3.

И вот появились они: Модест Крабов, Максим Шипулин, Моисей Табачников, Марк Херувимов, Михаил Великанов.

С каждым из этих оппозиционеров Соня, она же теперь Муму, спала на специально оборудованной квартире с видеокамерами, покрывающими практически любую точку жилого пространства, включая евро-уборную.

Странные дела твои, господи! В каждого этого мужчину Соня влюблялась, прямо-таки Душечка из одноименного рассказа А.П. Чехова.

Да и как не влюбиться? Тем более, после залихватского секса? Впрочем, секс здесь совсем не причем. Муму их любила за духовную доминанту. За ментальность. За просветленность. Секс был только офигенным изюмом в духовитой ванильной булке интеллектуального поля.

— Какие лично у меня претензии к президенту РФ? — поглаживал свой изрядно волосатый живот Михаил Великанов. — Антиэстетизм власти! Помнишь кровавое лицо мальчика из Алеппо? Достоевский одной детской слезинки не допускал, а тут кровавая каша.

— Альтернатива насилию? — облизнулась Муму, она ела швейцарский шоколад с цельным миндалем.

— Чистота и нежность! Если убиваешь детей, то какой же ты к чёрту альфа-самец? Ты вампир из триллера «Сумерки».

— Не смотрела…

…— Почему я стал оппозиционером? — круглил на Соню и без того круглые глаза Моисей Табачников. — Сам не пойму! Я, кстати, обожаю нынешнего президента.

— Неужели?! — кричала Соня из ванной, после бурного секса принимала душ. — Объясни, котик, плиз.

— Он же постмодернист. Какие выделывает фортели! В духе «Криминального чтива» Тарантино. А как ловко врет! Продувная бестия. И ни одного слова правды… А ему все сходит с рук. Дока! Прохиндей гениальный.

Соня выходила из душа, юная и восхитительная, что твоя Афродита из пены морской. Причем пены не Черного моря, а Адриатического, где, чай, почище.

— Муся, я не все расслышала.

— Какой еще Муся?

— Это от Моисея. Можно я буду тебя так называть?

— Ну, Муся так Муся.

— Зачем же ты, обожаючи президента, полез с красным знаменем на баррикады?

— Кроха, в конце концов, я устал от постмодернизма. Душа тяготеет к сугубому реализму. Мой идеал — «Солнечный город» из опуса Николая Носова.

— «Незнайку» читала. Клевая книжица.

…Больше же всего Соню изумил Максим Шипулин, старый такой дядька, за пятьдесят, всегда в изящном клетчатом костюме, в красном галстуке, а в нагрудном кармане пиджака — серебряная фляжка с двуглавым орлом, в оной же — шотландские виски.

Хлебнув «огненной воды», Максим Леонидович оттер толстые губы:

— А выходи-ка, стрекоза, за меня замуж.

— Ты же женат?

— Верно. Третьим браком. Или пятым. Все эти жены как дурной сон. Морок. Тень отца Гамлета. С последней же, Варькой, у меня вообще духовная пропасть.

— Макс, скажи откровенно, ты алконавт?

— Есть немного. Это от страха.

— Страха чего?

— Пустоты! Ты только задумайся, после нашей смерти больше никогда и ничего не будет. Ужас! И все мы висим на тонкой паутинке над пропастью вечного забвения.

— Мне это не понять. Я еще молодая.

— Поймешь как-нибудь… А лучше пройди по жизни смеясь.

— В революцию ты попер тоже из-за этого ужаса?

— Ага! Хочется сразиться с этим карликом Черномором, подмявшим под себя всю страну. Именно поединок, на грани жизни и смерти, дарит забвение. Впрочем, как и любовь. Only love!


4.

— Ну и когда ты пустишь в свет эту порнографию? — ласкалась к полковнику Шелесту Муму.

— Тебе-то зачем?

— Все-таки у меня есть папа и мама. Стыдно…

— Кроха, вместо твоего лица будет мутное пятно. В Останкино есть умельцы, так сказать, русские Левши. Тебя никто не узнает.

— Но все же?

— Сядь ко мне на колени. Вот так! Слушай, я ведь и не ожидал такой твоей изощренности. Ты запросто могла бы сниматься в крутой порнушке.

— Ты не отвечаешь на мой вопрос. Когда?

— Тут дело такое … — полковник ласкал маленькую и крепкую грудь Муму, сосок ее затвердел. — Президент наш, король и царь, султан и падишах, вошел в последнюю стадию деменции, распада. Нет, в физическом плане он еще ого-го, но в ментальном плане — проблемы. Суди сама, косить под капитана Немо, когда самому под семьдесят, моветон, да и попросту глупо.

— Подростковая фишка.

— Золотое словечко. Сейчас он превратился в подростка, а потом станет грудничком, пускающим обильные слюни и писающим в штанишки.

— Ай, больно! Нежнее… — полковник, расчувствовавшись, слишком сжал Сонин сосок.

— Извини, увлекся. К чему это я? А к тому, что смена власти лишь вопрос времени. И где гарантия, что один из твоих оппозиционеров не станет альфа-самцом? Нет гарантии! И тогда спросят, кто готовил компромат? Полковник Шелест? Оторвут погоны и заставят их съесть… Заметь, без масла. Или засунут их в задницу. Что, блин, не лучше. Хуже!

Сонечка вскакивала с колен пока еще полковника, голая и на диво ладная, подходила к окну, потягивалась, вставала на цыпочки.

— Значит, сегодня встреча с Марком Херувимовым отменяется?

— О, как же ты хороша! — скрипел Шелест зубами. — К тебе, как к речному камушку, не пристает грязь.

— Идти-то на встречу? Зовет к себе домой. В сталинский небоскреб у метро Баррикадная.

— Почему не сходить? Ты только в сексуальном плане не очень-то увлекайся. А то, мама дорогая, вошла, козявка, во вкус.

— Не нагулялась еще. Хотя Марк Херувимов мне вовсе не люб. У меня с ним с секса-то не было. Тихий такой. Заикается. В очках. Тихушник.

— Именно Херувимов представляет для властной вертикали наибольшую опасность.

— Это шутка?

— ФСБ, лапа, не шутит. У Марка есть шанс стать следующим президентом.

— Ой, мне пора одеваться. У меня сегодня две лекции в РГГУ. Что-то там о новорусской коррупции под крылом РПЦ.

— И мне надо идти. День рождения у жены. 45 — баба ягодка опять. Эдакая волчья, что греха таить, ягодка.

Соня подбегала к Олежке, летуче целовала его в табачные губы:

— Чмоки-чмоки, родной.

У полковника багровели щеки:

— Давай сделаем это по-быстрому?

— Ни-ни! Я сегодня должна быть свежим бутончиком. Идите, полковник, поздравляйте свою волчью ягодку.


5.

Марк обитал на 9-м этаже той самой высотки, в коей снимался оскароносный фильм «Москва слезам не верит».

Открыл дверь сам. Высокий, худющий, в дымчатых очках. Костюмчик потертый, вельветовый. Тихий голос.

— Здравствуйте, Соня.

— Салют, Марк Владимирович.

— Можно без отчества. Чай? Кофе? Есть вишневый сок.

— Обожаю вишню.

— Проходите в зал. Устраивайтесь на этом диване. Удобно? На столике дамские журналы. То есть, мега-звезды, грязные сплетни…

— Фи! Я больше по классике. Достоевский, Чехов. Сейчас с восторгом перечитываю «Отцы и дети» Тургенева.

— Ивана Тургенева? Отлично! Плиз, пара секунд.

Муму села, закинула ножку на ножку. На ней была короткая твидовая юбка, колготки телесного цвета. Осмотрелась. На стене с сонной неспешностью тикали ходики с деревянной кукушкой. На столике с кипой журналов небольшой аквариум, а в нем алые меченосцы, гуппи, еще какие-то полосатые и в крапинку. Соня не знала названия. Однако красиво! Хотя и слишком скромно для такого элитного дома.

Марк принес хрустальные бокалы с вишневым соком. Один из них поставил перед Соней, другой пригубил.

— Софья… Как вас по батюшке?

— Зовите Муму.

— Отсылка к Тургеневу? Оригинально! Скажите, Муму, вас курирует полковник ФСБ Шелест?

— Мммм… Откуда вы знаете?

— Вы с ума сошли! Для приличия хотя бы все отрицайте… — захохотал Херувимов. — Учитесь же в РГГУ? Откуда такой наив?

Муму оставила сок, крепко сжала колени, потом резко встала.

— Ну, я пойду?

— Садитесь, воробушек! — Марк слегка надавил на ее плечо. При всей его худобе ладонь его была тяжелая, крепкая.

Сердце в Сони заколотилось пойманной птицей. И как же ей быть?

Херувимов снял дымчатые очки, белоснежным платком устало протер глаза.

— Я вас, голубка, сразу раскусил. Хотел только понять, кто же еще попал в ваши сети.

— Фамилии не назову.

— Все имена на букву «М». Так? И когда же сольют эту порнушку?

Соня не без кокетства поправила грудь:

— Порнушка не выйдет.

— Зачем врать?

— Каждый из моих клиентов может стать следующим президентом.

— Это Шелест сказал?

— Он. И у вас шанс самый высокий. Вы в топике.

Марк Херувимов наклонился, крепко поцеловал Муму в губы.

— Сонька, ты не поверишь, это отличная новость! Есть у меня, дочка, для тебя маленькое, но чрезвычайно ответственное задание.


6.

Минул всего год, а как все изменилось. Произошла, так сказать, бескровная революция.

Судите сами!

Юрий Абрамкин был освобожден от всех полномочий и безоговорочно признан пожизненным отцом русской нации. Его отправили на Таинственный остров, к своим миллиардам. Причем отправили без кандалов, под оркестр «Виртуозы Москвы», тот лихо играл «Прощание славянки».

Президент был искренне рад. На острове тепло. Тропики. Пересвистываются колибри. Можно ловить форель и охотиться на крокодилов. В минуты же досуга в тайном гроте пересчитывать по сундукам свое золотишко и брюлики, коих так много, как звезд на небе или того и побольше.

И кто теперь правит Русью?

Только не смейтесь… Софья Коровкина! Да-да! Под присмотром оппозиции впервые в истории многострадальной страны были проведены честные выборы. И Соня, в прошлом Муму, победила с колоссальным отрывом.

Марк, если помните, Соне намекал на маленькое, но ответственное задание. В последний момент выборов Муму должна была снять свою кандидатуру в пользу Марка Херувимова. Она же хорошо подумала и не сняла.

— Поздравляю, лапа! — искренне ликовал полковник Шелест. — Здорово мы их, дурачков, развела.

Соня, как кающаяся грешница с картины Рембрандта, опустила голову. Русые ее волосы закрыли лицо. Всхлипнула по-ребячьи:

— Олежек, почему народ поверил именно в меня? Я же из себя ну ничего не представляю?

Полковник Шелест садился рядом с современной Матой Хари, отводил от черных глаз волну чудесных волос, нежно целовал в щеку.

— Народ просто устал от крендебобелей Абрамкина. Ему нужна свежая кровь. Чистый лист.

— Да какой же я чистый лист? Оппозиционеры трахали меня в хвост и в гриву.

— А кто это знает? Только ты да я. Ну и еще 2-3 чела.

— Оппозиционеры сотрут меня в порошок.

— Ха! Это мы еще посмотрим.

Когда же разгневанные выборами оппозиционеры обдумывали свои дальнейшие планы в кафе «Му-Му», что на Арбате, то все, как ни странно, отравились маринованными лисичками.

— Это след хохлов и Госдепа! — лютовал на Первом канале ведущий Владимир Соловьев.

Украинский след найден не был, тем более, след США. История эта как-то быстро забылась. Ведь оппозиционеры не померли, ни одного летального исхода, а просто как-то резко поглупели от диареи, стали напоминать нынешнего отца нации.

— И куда их теперь? В дурку? — насторожилась Муму.

— Отправим чувачков на Таинственный остров, — тонко улыбался генерал Шелест. — Пусть они под пение колибри вместе с отцом нации удят форель и разрывают пасти крокодилам.

— Отличная мысль! Ты с мымрой развелся?

— Она сейчас в клинике Боткина. Траванулась донецкой сметаной.

— Так-таки донецкой?

— Я и сам чуть не отошел в мир иной. Судорогой сводит левую ногу.

— Давай помассирую. Крем есть?

— Ну, что вы, господин президент?! Пусть я генерал, но не дело первому лицу государства массировать чьи-то досужие ноги.

— Самоуничижение паче гордости.

— Как ты умна! Когда ты заканчиваешь свой РГГУ? Заканчивай поскорее! Сразу же изберем тебя в академики.

— Скажи откровенно, ты меня хотя бы любишь чуток?

— Чуток? Как можно?! Всем сердцем! Так я люблю только Россию.

                *** «Убить внутреннюю обезьяну» (издательство МГУ), 2018, «Наша Канада» (Торонто), 2018