Двенадцать месяцев - от февраля до февраля. 1-6

                Часть первая

                Глава шестая. 5 ноября 1973 года (продолжение)

     Интересная ситуация у меня сложилась в патентном институте. Так как мне всегда были остро необходимы деньги, я занимался заявками, выкраивая на это время всеми возможными способами. Возможно, я недосыпал, хотя, проспав четыре часа, чувствовал себя полностью выспавшимся, бодрым и работоспособным. Снов, в том понятии, как об этом рассказывают другие, я не видел. Возможно, я не совсем правильно это написал. Иногда, на грани пробуждения, мне казалось, что я что-то во сне видел. Даже появлялось желание, это что-то запомнить, но стоило открыть глаза, я ничего не мог вспомнить, и оставалось лишь то самое впечатление, что мне что-то снилось, причем интересное настолько, что у меня была потребность — это запомнить. Вот и всё, больше ничего. Может благодаря тому, что в процессе сна я мало расходовал эмоциональной энергии, мне и хватало четырёх часов на полноценный отдых. Поскольку, как это принято считать, любому человеку необходимо спать не менее 8 часов и люди этому безропотно следуют, а мне вдруг хватало 4-х, я этим и пользовался всю свою сознательную жизнь. В годы, о которых идет речь, я те самые четыре часа, высвобожденные ото сна, тратил на анализ и экспертизу чужих технических решений. Называю это именно таким термином, потому что далеко не все из них можно было отнести к полноценным изобретениям. За месяц я рассматривал заявок ничуть не меньше, чем штатные эксперты, у которых был жёсткий план и которые, вследствие этого, обязаны посвящать экспертизе всё своё рабочее время. Я же вынужден был заниматься заявками урывками в любом месте, где только предоставлялась такая возможность. Зачастую это происходило даже в метро, когда мне удавалось сесть. В этом случае тут же открывался дипломат, из которого доставались какие-то материалы, и я погружался в мысли и чаяния неизвестных мне людей. Причины, по которым писались заявки на изобретения, были совершенно разными, но условно их можно разделить на две основные группы. Первая, она же главная – насущная потребность автора ознакомить всех желающих с тем, что ему удалось придумать. И это не жажда славы или какого-то признания, или что уж далеко не всем авторам присуще, но тоже встречалось – своеобразное хвастовство, мол, посмотрите какой я умный, до чего сумел додуматься. Нет, это была именно потребность найти единомышленников, получить отклик, желательно, конечно, положительный или с замечаниями и поправками, которые автору приходилось или с благодарностью принимать и соглашаться или, в случае отказа, с жаром отстаивать своё мнение. Иногда из-за взаимного недопонимания между автором и экспертизой переписка по таким заявкам длилась всё время, отведенное на это законодательством, но, если авторы с доводами экспертов так и не соглашались, им давался дополнительный шанс на более объективное, как они полагали, отношение к своему труду. В таком случае к рассмотрению заявки подключался так называемый Контрольный совет, состоящий из штатных или внештатных экспертов-специалистов в узких областях знания, хорошо знакомых с темой.

     Однако, встречались, далеко не так уж и редко, заявки, написанные по принуждению. Патентные отделы предприятий и организаций, чересчур уж ревностно относящиеся к своим обязанностям, устанавливали настоящий план по подаче изобретений и требовали неукоснительного его выполнения. Вот с отказами по таким, высосанным из пальца, техническим решениям, авторы соглашались без каких-либо споров.

   Заявка представляла собой полный комплект необходимых документов, подшитый в картонную папку, называемую на местном сленге "коркой", и в таком виде поступала к эксперту на рассмотрение. Вносить какие-либо изменения и дополнения в материалы заявки не допускалось, что-либо писать в этих материалах тоже нельзя. Выносить заявочные материалы с "коркой" за пределы института, было категорически запрещено. Для текущей работы экспертам выдавался второй экземпляр текста заявки, на отдельных несброшюрованных листах, но в нем не было всех данных, необходимых для окончательного оформления экспертного решения. Поэтому, так уж было принято, что эксперты, работая с материалами, всегда "корку" держали под рукой. Как-то ехал я в метро, сидел себе спокойно, читал материалы заявки прямо с "коркой", а рядом женщина села, на меня посмотрела, да вдруг сказала:

     - Хоть бы "корку" не светил.

     Я материалы тут же в дипломат убрал, да бегом из вагона. Долго боялся, что вскроется это. По головке бы точно не погладили, но, к счастью, обошлось. Это я к тому, в каких условиях мне, да и другим внештатным сотрудникам работать приходилось.

     Так вот. Обычно внештатник приходил и садился рядом со своим руководителем. Тот просматривал, что ему принесли и, если всё в порядке, материалы машинисткам относил. Мне же, в связи с тем, что я с десятком заявок всегда приходил, в одной из рабочих комнат свободный стол отвели. В той комнате ещё шесть человек работало, а моя руководительница сидела в другом огромном помещении, на 12 экспертов рассчитанном, где стоял постоянный гул от телефонных переговоров. Поэтому там я работать не мог, мне, то с одной, то с другой стороны, кто-нибудь да обязательно мешал. Ну, а какая при этом отдача от творческого человека бывает, вы и сами прекрасно знаете. Раз, я просидел там пару часов, но так и не смог толком сосредоточиться, другой. Вот и пришлось к руководству идти, помощи просить. Нелли Пивновская, курирующий нас заместитель заведующего отделом, которая сама в этой же комнате сидела, взяла меня за руку, да в соседнюю повела и громко так, что все головы подняли и на неё уставились, произнесла почти по складам:

     - Молодого человека зовут Иван Александрович!

     - Просто Ваня, - перебил её я.

     - Повторяю, - нисколько не смутилась Нелли, - Иван Александрович. Он у нас внештатник, но не обычный, за которым нам самим бегать приходится. Иван Александрович в прошлом месяце пятнадцать первичных заявок рассмотрел, причём тематика всех была на грани со смежниками – медиками, биологами, сельским хозяйством. Дело в том, что Иван Александрович химик по образованию, кандидат биологических наук, а работает в медицинском НИИ. Прошу стол этот ничем не занимать, ну, а в отсутствии хозяина, не возбраняется, конечно, за ним и чай попить и с внештатниками посидеть, или с заявителями экспертное совещание провести. 

      Все всё, молча, выслушали и этим ограничились. С тех пор так и повелось. Я входил, громко со всеми здоровался, а мне, в лучшем случае односложно отвечали, а чаще головой кивали и продолжали сосредоточенно работать, как будто меня не существует. Я уж потихоньку имена их всех выучил. Они же иногда друг с другом коротко переговаривались, но кроме имен ничего ни о ком из них так и не узнал. "Не больно и надо", - думал я про себя, хотя такое положение дел меня слегка задевало и озадачивало.

     Но, однажды, дело где-то в последние майские дни было, я пришёл в самом конце рабочего дня, а в комнате какое-то оживление. Пара дам незнакомых сидела и разговор громкий вела. Я, как всегда, поздоровался со всеми, а в ответ не только "Привет" или "Здравствуйте" услышал, но и вопросы какие-то, не посыпались, конечно, но прозвучали, что меня удивило слегка. Особенно один, который их явный лидер задала, высокая такая слегка полноватая женщина лет тридцати, с ухоженным лицом, с приведённой в порядок причёской, просто, но достаточно элегантно с явным вкусом одетой. Её все называли Галина Семёновна, лишь изредка позволяя себе короткое имя Галя, в то время как остальных и она, да и они сами называли лишь по имени: Валя, Нонна, Наташа, Света и Люся.

     - Иван Александрович, не откажитесь ли вы попить с нами чайку?

     Я настолько оторопел, услышав этот вопрос, который был больше похож на приглашение к столу, что замялся и не знал, как на это отвечать, и как это воспринимать. Пока я пытался собрать все свои мысли в одну кучку, и успокоить, начавшие вдруг поигрывать нервы, все молчали, с любопытством рассматривая меня. Особенно этим грешили две незнакомки. Видно было, что они тут не просто прекрасно знают всех хозяек, а скорее являются членами какого-то старого хорошо сложившегося коллектива.

     Галине Семёновне надоело видно ждать, когда же я приду в себя, и она, уже с таким весьма ощутимым нажимом, вопрос-приглашение повторила, изменив порядок слов, да новых добавив, но оставила смысл прежним:

     - Иван свет Александрович, так как вы относитесь к тому, что вам придётся присоединиться к нам? У нас, видите ли, небольшое событие в коллективе сегодня произошло. Вернее, конечно, не сегодня, а несколько, не будем уточнять, сколько именно лет назад, но именно в такой же самый весенний день.
 
    Я только и смог пробормотать:

    - С удовольствием, - как всех тут же перестал интересовать.

    Некоторые занялись своими делами, а остальные, собравшись в небольшой кружок, принялись перешёптываться.

     Мне необходимо было сдать в печать все заявки, срок рассмотрения которых заканчивался в мае. Поэтому, не обращая внимания, и даже больше, не замечая, что творится в комнате, я перекладывал заявку за заявкой из одной кучи в другую, убеждаясь, что всё оформлено правильно, и работу можно отдавать руководителю на проверку, а затем уж и в машбюро. Может это произошло случайно, а может и было хорошо срежиссированно, но стоило мне закончить просмотр последней работы, как в комнате началось оживлённое передвигание столов. Я же, схватив всю немалую пачку, отправился в соседнее помещение, положил свои работы на краешек стола своей руководительницы, но поскольку в тот момент её в комнате не было, не стал никому ничего объяснять, а отправился назад.

     Вернулся я как раз в тот момент, когда на получившийся из четырёх сдвинутых столов почти танцпол был водружён огромный торт, откуда-то на столе, забившемся в самый угол у окна, возник большой букет красных гвоздик, а все, вероятно нетерпеливо меня ожидая, тут же встали и начали поздравлять небольшого росточка, пухленькую женщину с вечно растрёпанными тёмно русыми коротко стрижеными волосами, по имени Валя. Я оглядел стол: тоненько нарезанная колбаска, сыр, красная рыбка и никакого спиртного. В тот день ещё до ВНИИГПЭ я забежал по делам нашего народного книжного магазина в Москнигу. Управление находилось прямо напротив входа в МХАТ в бывшем Камергерском переулке, название которого было посчитано старорежимным, и улочка получила новое имя, да такое знаете бесхитростное – проезд Художественного театра. Если по этому проезду спуститься чуть вниз, то попадёшь на главную улицу нашей страны – улицу Горького. На другой стороне этой вечно забитой автомобилями улицы, стоял Центральный телеграф, самое красиво наряжаемое не только в Москве, но мне кажется и по всей стране в дни всенародных праздников здание. Вопрос, почему именно Центральный телеграф следует украшать так ярко и вызывающе красиво, меня всегда интересовал, но нигде я на него ответ получить не мог. В конце концов, я решил, что это дань памяти об одном из первых лозунгов, выдвинутых Лениным во время Великого Октября: взять почту, телефон, телеграф. В этом призыве телеграф, как одно из основных средств коммуникации, находился пусть и не на первом месте, но само здание Центрального телеграфа стояло очень удобно, вот его и украшать принялись лучше других. Я до сих пор уверен в этом, а там, конечно, кто, знает. 

    Напротив, здания Центрального телеграфа, почти на уголочке проезда Художественного театра раньше находился небольшой, но очень популярный магазин по-видимому, "Российские вина", где в те годы заместителем директора работала моя родная тётка, тётя Люба. Забежал я к ней в гости в тот день, прежде всего, конечно, поздороваться, да капельку потрепаться о всяких делах семейных, но при этом была у меня и ещё одна подспудная мысль. Захотелось мне себя грешного, да супругу свою Надежду Михайловну побаловать бутылочкой хорошего грузинского вина. Вот я и попросил у тётушки о такой малости. Нашлась подходящая бутылка. Было это Оджалеши, прекрасное, достаточно редкое и не очень на слуху десертное красное полусухое вино с потрясающим ароматом. Бутылку я в свой дипломат убрал, слегка ей заявки придавив, да в патентный институт прямым ходом направился.

     "Надо же, как я угадал", - подумал я, когда испросил у дам разрешения угостить их неплохим, как я сказал вином.  Думаете, хоть кто-нибудь отказался, ничего подобного. По-моему, все только и ждали от меня чего-нибудь такого, как будто я иллюзионист знаменитый. Первым делом я решил загнать настоящую корковую пробку в бутылку. Но мой порыв был немедленно остановлен. В ящике одного из столов нашёлся штопор, и проблема оказалась решённой.

     Выпили по глоточку за здоровье именинницы, потом повторили "за прекрасных дам", ну, а напоследок, когда в чашки чайные, из которых мы пили, последние капли благородного напитка перетекли, решился я, с общего согласия, разумеется, шутливый тост произнести:

     - Директора одной мебельной фабрики из славного города Рязани послали в командировку по обмену передовым опытом в Париж. Вернулся он домой и тут же весь свой рабочий коллектив собрал, отчитаться решил, чем он там, в Париже занимался. Всё он рассказал и, в чём мы им нисколько не уступаем, и, что новое, у нас ещё отсутствующее, он там увидеть смог, и даже со своей культурной программой во Франции познакомил. В завершении он попросил вопросы задавать. Один рабочий и задал вопрос:

     - А скажите, товарищ директор, что вас больше всего поразило во Франции?

     Директор подумал немного и ответил:

     - Знаете, я прилетел в Париж поздно вечером, приехал в гостиницу и пошёл в ресторан поужинать. Там ко мне дама местная подошла, взяла салфетку и нарисовала на ней кровать. Так вот я до сих пор не могу понять, откуда она узнала, что я директор той фабрики, которая производит кровати?

      Девушки рассмеялись. Я помолчал немного и, когда все успокоились, произнес:

     - Так выпьем за догадливых женщин.

     Тост понравился и потихоньку я стал в этом коллективе своим человеком.
 
     Как-то наш народный книжный магазин получил партию книг о динозаврах. Один экземпляр я взял с собой, рассмотреть в спокойной обстановке. Книжку увидела Валентина, та, чей день рождения мы незадолго до того отмечали. Книжка была очень красочная, толстая, в красивой суперобложке, короче прекрасный подарок, да и только. Валентина начала расспрашивать, где я такую красоту раздобыть смог, ведь её дитятко по динозаврам буквально сохнет. Я о нашем магазине и рассказал. Галина Семёновна и Валентина оказались большими книголюбшами и попросили, хоть изредка новинки для них привозить. Я и предложил им стать нашим филиалом, а поскольку ездил я во ВНИИГПЭ чаще всего на "скорой", таскать мне практически ничего не приходилось. Подъезжал, снизу звонил, и через минуту с десяток молодых и шустрых девиц в нашу комнату всё гуртом перетаскивали, ну а затем, когда активистки для себя любимых понравившиеся новинки в сторонку убирали, они всех желающих не только из своего отдела, но и из близлежащих приглашали, и на некоторое время экспертиза приостанавливалась. Ну, а когда, я предложил Галине Семёновне с Валентиной на 3% от объема реализованной ими литературы, себе что-то бесплатно набирать, продажи резко в гору пошли. Вот ведь интересно, зарплаты в патентном институте были весьма приличными, девушкам вроде бы средств на приобретение книг должно было хватать, а вот, поди ж ты, если, что-то им не удавалось на этаже продать, вниз не стеснялись спускаться, на первый этаж, где раскладывали оставшиеся книги и ими торговали.

     Конечно, у всех, кто прочитал предыдущий абзац, вопрос возник: откуда я мог эти 3% взять? Дело в том, что нам, общественным книгораспространителям, государство выделяло по 5% от суммы реализации на премирование активистов и покрытие недостачи, возникающей из-за неумения быстро считать, да и от воровства тоже. Вот часть этой премии, я с согласия всего нашего Совета народного книжного магазина девушкам и пообещал.

     В день перед моим отъездом в круиз я особо не спешил, с заявками разобрался, новые брать не стал, а достал одну коробку конфет, из тех, которые мне Лариса Ивановна презентовала, открыл, да на стол положил, остальные в опустевший дипломат убрал. Чаёк с конфетками все сидели, пили, а я лясы точил, отвлекая присутствующих от работы. К их чести никто особенно и не сопротивлялся и разговор с общих тем постепенно перешёл на самую насущную: и где же ты Ваня отпуск свой провести собираешься, если заявки туда брать не желаешь? Пришлось открыться. К моему даже не удивлению, а изумлению, моё признание эффекта разорвавшейся бомбы не произвело. Узнав маршрут, Галина Семёновна только и сказала, что муж её, заслуженный артист РСФСР Вадим Конин, во всех этих странах, ну за исключением Турции, Мальты и Алжира уже не по одному разу побывал. Да вопрос задала:

     - А, что теперь нам разрешили в Испанию ездить? Сняли, значит, испанцы этот запрет, не стали дожидаться смерти Франко, - чем меня несказанно удивила.

           Одна лишь Валентина ручками всплеснула, что означало, по-видимому, её радость за меня. Повсплескивала, она повсплескивала своими ручками, да и говорит:

     - Мы тут остатки книг на прошлой неделе пошли допродать, а к нам заведующий отделом оборудования подошёл, всё оптом купил, да попросил с тобой, как ты придёшь, познакомить. Звонить ему, чтобы пришёл или пусть обойдётся?

     - Валечка, какой может быть разговор, конечно, звони.

     Пришёл невысокий, весь какой-то на редкость, подвижный товарищ, лет под сорок, а может быть и чуть меньше. Отчетливо проявившаяся лысина мешала определить возраст поточнее:

     - Лев Семенчук, - проговорил он, протягивая мне руку, да как начал задавать мне вопросы, типа:

     - А собрания можешь достать? А детективы? А Анжелику?

     Пришлось перебить и задать встречный вопрос:

     - А зачем мне всё это нужно?

     - Я, что, не объяснил? Прошу прощения. Дело в том, что я вышел на одну секретную контору, в которой всё есть, прямо как в Греции, а вот книг нет. Так они готовы по бартеру в обмен на книги любые продукты, да и шмотки кое-какие, доставать.

     Договорились мы, что как вернусь, наберу дефицита, и подъедем мы в контору эту секретную. Вот на таком высоком душевном подъёме и вернулся я домой ранёхонько, чем несказанно удивил, да обрадовал свою супругу.

                Продолжение следует