Потомок белогвардейского офицера

            

В.П. Дарьин


Потомок
белогвардейского офицера
(документальная повесть)

                Часть 1:
                предки, детство, юность, учеба


                Предисловие автора.
     В этой небольшой книге я попытался описать реальную жизнь в Казани простого человека в условиях послевоенного уклада, в котором старались выживать простые люди, находящиеся в условиях советской реальности.
     Моя жизнь проходила под колпаком тайного террора, как я предполагаю, как потомка моего двоюродного деда, белогвардейского офицера Александра Андреевича Маслова, который был участником 1-й Мировой войны, всю гражданскую войну от ее начала до конца воевал в 4-м Уфимском полку им. генерала Корнилова в чине штабс-капитана. Он скончался в Харбине в больнице 13 декабря 1941г. в возрасте 45-ти лет, о чем его жена поместила некролог в местной газете. Он скончался безвременно и не своей смертью. На протяжении всей жизни мой отец и я подвергались тайным репрессиям. Это не подозрительность, а факты. В тексте Т.О. – это тайная организация, проводящая тайные репрессии (конкретизировать не буду).
    Несколько слов об авторе: родился 18.08.1946г. в Казани. Закончил Казанский авиационный институт - ракетные двигатели, лауреат Всероссийского конкурса "Инженер 2000 года" в номинации "Авиация и космонавтика", автор нескольких изобретений и патентов, серебряная медаль международного салона изобретений "Архимед 2018", работал в Германии ведущим конструктором по разработке сверхпроводящих электромагнитов.
    Я разделил книгу на 3 части, чтобы восприятие содержания было более рельефным.
   1-я часть: предки, детство, учеба. Описываются события по март 1971г.
   2-я часть: работа конструктором по ракетным
         двигателям, сверхмощным лазерам и семья.
   3-я часть: жизнь  после развала СССР  с 1991г по сей день.




 




 Содержание:
Название главы                Стр.

       1.Белогвардейский офицер А. А. Маслов             3
         и его семья               
      2. Мои родители                15
      3.   Детство               
           - Наш дом                25
           - 1949г                36
          - 1950г                38
          - 1952г.                40
         - 1953г.                43   
    
      4. Учеба в школе    1953-1964гг                44
 
      5. Учеба в институте.  1964-1971гг                68
               










                Часть первая.

1.  Семья белогвардейского офицера Александра Андреевича Маслова.
    Его отец Андрей Данилович Маслов (род. 14.10.1866 г.), его мать Ольга Дмитриевна Маслова (Мокрушина) род. 1.07.1869 г., а дед его Даниил Дмитриевич Маслов, бабушка Наталья Васильевна.
     Дети Андрея Даниловича Маслова и Ольги Дмитриевны:

1. Василий     23.04.1888 г. р.
2. Анна         1.09.1889 г.р. (умерла млад.)
3. Михаил       4.11.1892 г.р. (умер млад.)
4. Анна        14.06.1894 - 7.09.1937г (моя бабушка)
5. Александр  9.05.1896 - 13.12.1941г. (белогвардейский офицер, скончался в
        45 лет в Харбине)
6. Мария       17.02.1898 г.р.
7. Александра  11.12.1901 г.р.
8. Михаил      27.09.1905 г.р.
9. Феодор       6.06.1907 г.р.


Прапрадед, Иосиф Николаевич Маслов, был дворянином-землевладельцем и владел в 1864 году деревней Лебедки (243 двора) и 1628 саженей земли, что находились на другом берегу Камы (согласно док-тов из музея Чистополя).


       До революции они жили хорошо, ни в чем не нуждались. Был большой дом. Мой отец рассказывал, что у него в детстве были очень красивые книги, богато украшенные цветными иллюстрациями, что по тем временам редкость. Его мама Анна Андреевна имела нормальное по тем временам образование – церковно-приходская школа.  Ее муж Дарьин Павел Иванович был учителем. В 1911 - 1913 году они жили в Казани, где он работал учителем.


      В Чистополе у них был большой дом, который сестра моего папы Антонина Павловна Дарьина во время Отечественной войны распродала по частям за бесценок.
Папе досталось только бостоновый отрез на костюм и немного денег, которые тогда ничего не стоили. Есть информация о том, что моя бабушка Анна Андреевна Дарьина (Маслова), жила у Медведевых в 2-х этажном доме. Вероятно, в доме своей сестры Масловой, которая вышла замуж за Медведева поэтому и дом Медведевых. Дом стоял на углу улицы Льва Толстого. Тетя Тося (Антонина Павловна Дарьина сестра моего отца) отдавала Медведевым своего маленького сына Володю Дарьина, когда ей надо было идти на работу.  У моей бабушки Анны Андреевны Дарьиной (Масловой) был брат Александр Андреевич Маслов, 1896 г.р., который в 1-ю Мировую войну был командиром ударного батальона.
    Есть открытка с фронта от 31 июля 1917 г.
1-я мировая война, 20.07.1917г. Мой дед (брат моей бабушки) Александр Андреевич Маслов командир ударного батальона. Он стоит 2-й справа от знамени. На обороте этой фотографии его письмо к Мокрушиным (семья его матери).


Есть фотография, где моя бабушка Анна Маслова со своим братом Саней Масловым (надпись на обороте фото. 1912 год).

      После Гражданской войны Александр Маслов оказался в Харбине. Как он там оказался можно только догадываться. Из анкеты следует, что он участвовал в Гражданской войне от начала до конца. Был штабс-капитаном 4-го Уфимского полка. Награжден орденами Св. Анны 3-й степени с мечами и бантами и орденом за «Великий Сибирский поход». В СССР и Россию он так и не вернулся, хотя, как однажды высказалась сестра папы Антонина Павловна (тетя Тося), она писала ему, чтобы он вернулся, ведь многие эмигранты вернулись. После многолетних поисков мне повезло найти его дело в Хабаровском архиве и я привожу ниже его анкету:

     Помогли мне найти дело А.А. Маслова в «Доме русского зарубежья». Сотрудница этой организации указала мне, что в Хабаровском архиве находится это дело, которое сформировано БРЭМом (Бюро русских эмигрантов в Маньчжурии). Он проживал в Харбине после расформирования 4-го Уфимского полка, где он служил в чине штабс-капитана. 13 декабря 1941 года его не стало. Он умер в больнице не своей смертью. Привожу текст некролога, который поместила в местной газете его жена:
  «Преклоняясь перед Волей Всевышняго, жена с глубоким прискорбием извещает друзей, сослуживцев и знакомых о безвременной кончине капитана 4-го Уфимского полка Александра Андреевича Маслова, последовавшей в 10 часов вечера 13 декабря в городской больнице. Отпевание и погребение завтра 16 декабря в кладбищенской Св. Успенской церкви в 11 часов дня после литургии».
    В анкете он писал, что он монархист, воевал в 1-ю мировую войну командиром ударного батальона, после окончания Тифлисской школы прапорщиков. После всю Гражданскую войну он воевал на стороне белой гвардии. После войны он оказался в Харбине.
   О репрессированных можно также узнать на сайте «Бессмертный барак». Там я нашел материал о репрессированной его сестре Марии Мухиной (Масловой), которая была репрессирована в 1932 году и сослана на поселение в Челябинскую область. В 1992 году была реабилитирована. Но больше информации найти мне не удалось.
В 30-е годы семью Масловых, как я предполагаю не миловали, и могу судить по публикации в местной газете, которую мне прислали из Чистопольского музея, где речь шла об Марии Мухиной (Масловой), у которой брат Александр Маслов белогвардейский офицер. Анонимный автор этой заметки призывает обратить внимание общественности также на факт, что ее отец богатый торговец и что 2-я половина дома должна быть также реквизирована, как и 1-я половина была реквизирована в счет недоимок с белогвардейского офицера А. Маслова. Я также предполагаю, что отдельные члены семьи Масловых были репрессированы в 30х-40х годах.
      Я сам знаю, что из Харбина вернулись оркестранты Олега Лундстрема, а, именно, джаз-музыкант Дэринг, которые обосновались в Казани. Дэринг руководил джаз-оркестром ДК им. Куйбышева, который перед киносеансами играл к/т «Татарстан» или «Родина» (не помню точно), а также вернулись родители одного моего знакомого друга Леньки Локая и др.

                Мои родители.
Я, Дарьин Валерий Павлович, автор этих строк, родился 18 августа (воскресенье) 1946 г. в Казани в роддоме, который находился на территории стадиона авиазавода им. Горбунова (сейчас стадион «Рубин»).
Это одноэтажное здание, где потом разместился спортзал, в котором я (интересное совпадение) спустя 18 лет занимался в секции настольного тенниса (1962-1964гг) и играл за заводскую команду «Рубин».

        Мои родители: отец Дарьин Павел Иванович (19.11.24- 19.10.80г) и моя мама Дарьина (Якупова) Минзифа Ягудовна (24.07.23г – 10.02.2008г). Отец был родом из г. Чистополя Казанской губернии, где рано (в 13 лет) остался без матери, отца он не помнил, была старшая сестра Дарьина Антонина Павловна (1917 г.р.), которая его и вырастила до совершеннолетия.
Как говорил мой папа, что его мама Анна Андреевна Дарьина (Маслова) (14.06.1894- 07.09.1937 г.)  умерла от бедности (у нее был туберкулез), т.к.  она могла зарабатывать на жизнь только шитьем и на жизнь едва хватало.  Она происходила из дворянской семьи.
       Папа работал на казанском авиазаводе № 22 (завод им. Горбунова) и жил неженатым в общежитии. Во время войны работал он фрезеровщиком, ночевал иногда прямо в цехе. Все были неухожены, множество вшей. Папа рассказывал, что шутники собирали вшей в горсть и с криком «десант» выбрасывали их в воздух. Завод тогда выпускал 20 пикирующих бомбардировщиков ПЕ-2 в сутки. Сам генеральный конструктор Петляков работал как и все - день и ночь. Он успевал быть и в Москве и в Казани. Однажды ему надо было быть в Москве и его посадили в перегоняемый Пе-2, вероятно к неопытному экипажу, т.к. он одевался скромно и в нем не признали Генерального конструктора.      
     Очевидцы описывают, что после взлета самолет набрал высоту, но потом резко нырнул к земле и врезался в нее. Могила Петлякова находится на Арском кладбище в Казани. 
    
         В 1944-45 г папа познакомился с мамой. Мама рассказывала, что однажды, когда у них должна быть встреча, папа не пришел. Мама ждала-ждала, а потом подумала, что что-то случилось с папой (другая просто вильнула бы хвостом и ушла), пришла к нему в общежитие и увидела, что папа лежит на кровати в разбитых чувствах. Оказывается, что у него украли его единственный костюм и ему не в чем было идти на их свидание. После такого случая у них только окрепли чувства, т.к. было на деле продемонстрировано чувство сострадания.
    Мои мама и папа жили в комнате 10 кв. м. В комнате с трудом размещались их кровать, моя кроватка с картиной на стене, изображавшей крестьянский двор с дедушкой, сидевшим во дворе, стол и шкаф, из которого я однажды похитил и съел почти все конфеты, при этом я не мог себя остановить и мне было очень стыдно, когда мама это обнаружила, но не ругала.
       На озере Кабан находился Морской клуб, где проходили начальную военную подготовку резервисты с завода им. Горбунова, в число которых входил и мой папа. После окончания этих курсов их забрали на военную переподготовку на 2 месяца в Североморск (1957г).

                Старая Казань.
      В 18-19-х веках это был крупный город с университетом и большой научной общественностью. Было много студентов.
Это был город контрастов не только по уровню жизни, но и в религиозном отношении. По численности населения это был 3-й город в России.



  На улице улице Горького около стадиона «Динамо» и музея Горького (в подвале пекарня, где он работал пекарем) жили наши родственники по линии маминого отца. У них было четверо детей: Натфулла (фотокорреспондент газеты) я называл его дядя Толя, Минхач (дядя Миша) очень авантюрный человек, любящий компании, Мазлума (закончила Казанский университет хим. Факультет), Мансур (диссидент, однажды, скрываясь ночевал у нас дома, говорят погиб в тюрьме). Их отец выглядел очень интеллигентно с роскошными усами и очками.               
 
                Моя мама.
       Моя мама, Минзифа Ягудовна Дарьина (Якупова), по национальности татарка. Ее родители: отец- Якупов Ягуда (отчеств тогда не было), работал в ВОХРе, а потом пасечником на пасеке в «Сухорецком» лесу, мать – Якупова Зарифа.
     Мама родилась 24 июля 1923г в Казани, жила на «Гривке» (это место почти напротив Кремля, но ближе к монументу "Начало подкопа Ивана Грозного". В своих воспоминаниях Федор Шаляпин, знаменитый оперный певец, родился в Казани, писал, что в юности он с одной женщиной зарабатывал на свадьбах - она пела частушки, а он играл на гармошке. Однажды они заночевали на свадьбе на "Гривке" и он имел первую близость с дочкой(дебилкой) хозяйки. При драках стенка на стенку на льду Кабана он всегда был в первых рядах драчунов.
      Мама закончила 10-летнюю школу №89 в июне 1941 году.
Хотела поступить в мединститут, но побывав там с подругой на день открытых дверей в анатомическом театре, в ужасе сбежала оттуда. У нее был старший брат Рахим, который погиб 13 мая 1943 года под Смоленском (похоронен в братской могиле №6 в поселке Алферово). Он родился в 1914 году, участник Финской войны. Мама рассказывала, что, когда началась война 22-го июня, она с братом и его компанией были на Голубом озере, катались на лодке и вообще веселились. Когда им сообщили, что началась война, Рахим сказал в шутку, что это он начал ее, т.к. поругался с кем-то. Он не был женат, как вспоминала моя мама.
Потом его снова забрали в армию невзирая на то, что он уже побывал на Финской войне. На фронте он получил ранение, лечился в госпитале и потом даже посетил свою семью в Казани. Он не хотел снова идти воевать, как будто предчувствовал свою смерть.
     Потом в 1986 году я и мама ездили в Смоленск, чтобы найти могилу ее брата, но поиски были безрезультатны, т.к. не было подготовки (не было информации от местного военкомата). Мама только знала, что сообщили из Казанского военкомата, что могила у деревни Зимницы (на самом деле, как выяснилось в 2017 году в интернете это братская могила №6 в поселке Алферово Смоленской области).

       Мамины родители жили в бараке. Это длинное одноэтажное здание с общим коридором и комнатами с обеих сторон коридора, выходящими в этот коридор. Туалет был во дворе в дощатом холодном домике с дырками в полу. В каждой комнате стояла печка, которая топилась дровами и на ней готовили еду. Для чая был самовар, который также работал на дровах.
Мне 3-5 лет: мама иногда приводила меня в барак, где жили ее родители, чтобы я погостил у них, им это, конечно, было приятно. Почти все жители барака имели сараи, в которых держали всякую живность. Мои дедушка (бабай) и бабушка (аби) держали коз и кур, для которых заготавливался полный сарай сена и я, бывало, в нем «купался». Меня поили козьим молоком. Дома был самовар, который дед сначала растапливал щепками, нарезаемыми большущим ножом, а затем туда добавлялись более крупные деревяшки. У соседей-девушек 17-18-ти лет я иногда слушал патефон с танцевальными мелодиями. Это были приятные моменты нахождения в бараке. Вообще для меня все там было интересно. Иногда с моим соседом Толькой Болотовым, я приходил в гости к бабаю и аби. Там мы забирались в сено и резвились, что не нравилось бабаю и он разгонял нас крича «...Пашу мать...». Эта была ругань, которую понимал только он (как точно выражался писатель Долматов).

      К нам в старый дом на Шатурской улице иногда приезжала мамина родственница Галия-апа, которая жила на «Колхозном рынке» в центре Казани и, который был центром трущоб, где во дворах был нестерпимый смрад, помойки и уборные на улице. У нее всегда была просьба, чтобы с помощью мамы написать, или письмо в тюрьму к своему сыну Наилю, или заявление к начальству тюрьмы. Мама всегда делала это с большим уважением к этой маленькой несчастной женщине, страдающей одышкой и всегда с доброжелательной улыбкой на ее некрасивом, но добром лице. Она иногда развязывала свой платочек и доставала 1 рубль и давала его мне. Мне было ужасно неудобно. Ее сын погиб в тюрьме, об этом ей было сообщено письменно. С этим сообщением она приехала к маме, чтобы что-то написать в тюрьму. Очень и очень грустно и жалко эту женщину и ее погибшего сына Наиля. Потом она, добрая душа, отдала мне велосипед, который раньше принадлежал ее сыну. Для этого мы с папой съездили к ним домой и достали из сарая пропыленный велосипед зеленого цвета. Привезли мы его на трамвае и пешком вели от остановки до дома. Потом папа привел его в порядок и я ездил на нем повсюду, куда была возможность. Через некоторое время его у меня украли, как потом выяснилось - сухарецкие воры. На работе у отца были работники с "Сухой реки". Через них удалось вызволить мой велосипед, за которым я ходил сам по указанному адресу.
   Часто к нам заходила Мукарама – мамина двоюродная сестра по ее маме. У них с мужем Мадарисом (токарем на 16-м заводе) было 3-е детей: Равиль, Дания и Нурия. Жили они в частном доме недалеко от пляжа (дамба Казанки напротив Кремля). Мы тоже ходили к ним в гости. К большому горю их сын, работая на речном пароходстве, погиб (утонул) при невыясненных обстоятельствах. Я хорошо помню этого хорошо сложенного представительного парня. Очень жаль, что так произошло.

                Наш дом (ул. Шатурская, д.57)
     Мы жили в 2-х этажном деревянном доме с двумя подъездами, который строился как 8-ми квартирный нормальный дом.  Каждая квартира имела 3 комнаты, общую прихожую, общую кухню и общую уборную. Так должно было быть в идеале. Но из этого дома сделали сначала общежитие из 24 комнат с 2-мя жильцами в каждой, а потом 24 семейные коммуналки в одной из которых жил, а моя семья.
   В нашем подъезде над нами на 2-м этаже жили в коммуналке: Севостьяновы - дядя Федя (как его жена называла «****ун»), его жена, которая часто устраивала ему сцены ревности, и их дочери Надя и Люся. В другой комнате этой коммуналки жила Нина Терентьева (очень положительная и спокойная) старше меня лет на шесть-восемь со своей мамой
(по прозвищу Дуглас) и отцом, который часто болел и потом, к сожалению, умер,
        В другой коммуналке на том же 2-м этаже по другую сторону площадки жили:
Иван Болотов с женой Полиной и с сыновьями Виктор, Валька, Толька , который был моим ровесником и приятелем, и дочь Зоя, которая была старше меня и занималась в авиамодельном кружке и в музыкальном кружке, т.е. была выдающейся девушкой.
      Иван Болотов участник войны, военный шофер, был контужен и ранен. Психически не здоров, систематически издевался и избивал своих детей. Это бывало даже за обеденным столом. Он бил их ложкой по голове и рукам. Жалко было видеть их, как они плакали от обиды и боли ни за что ни про-что, а он истерически смеялся.
     Тетя Поля как могла сглаживала эти сцены истязания детей. Они заняли еще одну комнату, когда прежний жилец Павел Лукашенко с женой Клавой и сыном Колькой и дочерью съехал, получив квартиру в новом каменном доме сталинской (как тогда говорили) архитектуры, который располагался по соседству с ДК Строитель. Болотовы даже умудрились пустить к себе квартирантов-мужчину и женщину. Он был маляром-художником, видный мужчина брюнет с орлиным профилем и курчавыми волосами. По трафаретам красил на одеялах заказчиц «персидские ковры». Я видел, как его жена (красивая полная женщина) плакала, жалуясь тете Полине Болотовой на тяжелую жизнь, что муж не имеет постоянной работы. В другой комнате этой коммуналки жила семья Евдокимовых (их звали «кадышевские», т.к. они были из деревни «Кадышево») с дочерью Верой и сыном Ванечкой 3-4х лет, который заболел и умер к большому горю его семьи и всего дома. В те годы люди были очень близки друг к другу и каждое событие в жизни нашего дома переживалось всеми близко.

      На нашем первом этаже в нашей коммунальной квартире (все жили в коммунальных квартирах) жили: семья Кузьмин Иван и Вера Зверева с дочерью Ириной. Вера Ивановна Зверева (как мне рассказала по секрету мама) родила двойню. Другую девочку тайно от Ивана Кузьмина отдали бездетной ее сестре тете Лёле и назвали Ниной. Она часто приезжала в гости в наш дом и называла обоих мамой. То же делала Ирина. В другой комнате, куда можно было попасть по коридорчику с тонкими фанерными стенами, жила семья Трифоновых Иван и Нюра (бывшие деревенские из деревни Семиозерки, очень религиозные) с детьми Вовкой (мой ровесник) и Верочкой (младше меня года на четыре), у которой судьба в дальнейшем сложилась трагически, она погибла перед вторым замужеством в автокатастрофе при прогулке в ее автомобиле, который перевернулся под управлением безграмотного водитля, перед процедурой регистрации в ЗАГСе. Это было так неожиданно, нелепо и трагично. Очень глубоко жалко Верочку, у которой осталась дочка Ира от первого брака с умершем мужем, служивший с ней в Венгрии. Семья Трифоновых сыграла в моей жизни весьма зловредную роль, особенно их сын Вовка и отец Иван Трифонов. Однажды, спустя много лет, в 1997 году, я с мамой навещал на Сухорецком кладбище папину могилу и мы почти столкнулись с родителями Верочки, которые пришли к могиле Верочки, которая находилась по пути нашего возвращения от папиной могилы. Это была тяжелая для меня встреча. Они смотрели на меня с немым укором, словно я был виноват в ее смерти. Это было отчасти от того, что моя мама приблизительно за год трагической гибели Верочки, когда я приезжал из Троицка в командировку по поводу моего проекта сверхлегкого самолета «Альбатрос АС-3», предлагала мне сблизиться с Верочкой. Мама говорила, что может быть она мне подойдет, она медсестра, ведь вместе росли в одной коммунальной квартире. Она была тогда вдовой с хорошим приданным (новая машина Жигули, которую они с покойным мужем купили в Венгрии, и которая стала для нее впоследствии могилой из-за идиота водителя без прав). Я тогда как-то не воспринял это предложение мамы. А у могилы Верочки, когда мы возвращались с посещения могилы папы, моя мама, как бы оправдываясь, сказала ее матери и отцу, стоящим у могилы: «я же ему говорила…». Вот такая моральная тяжесть на меня свалилась. Ведь, в действительности, Верочка выходила замуж за какого-то другого избранника. Тогда у могилы я почему-то не смог выразить моих чувств к погибшей Верочке, а это их еще более (как мне кажется) озлобило. Ведь в детстве папа отчаянно наказал меня за неподобающее отношение к Верочке, хотя там провокатором и участником был ее брат Вова (подонок). Там были обычные детские шалости вроде игры во врачей.
      Третьи соседи – это моя семья: папа, мама и я. Мы, как и все, жили стесненно в 10-метровке. Размещались как могли. Я спал в своей кроватке. Помню, я болел корью (мне было 4-5 лет), лежал в родительской кровати и дела, вероятно, были плохи. Нужна была какая-то сила, которая породила бы во мне интерес к жизни. Однажды, я как всегда во время болезни, лежал в родительской постели лицом к стене, ко всему равнодушный. Но вот пришла моя мама с маленьким бумажным кулечком, который развернулся у меня на одеяле и оттуда высыпались драгоценные, как мне показалось, розовые блестящие камушки. И, о волшебство, они оказались той силой, которая вызвала у меня интерес к жизни. Я улыбнулся, попытался взять их в рот, но мама, улыбаясь, сказала, что это пуговицы, которые она только что купила. Так произошло маленькое чудо, приведшее к началу процесса выздоровления.
     В каждой коммунальной квартире была кухня, довольно больших размеров, что там размещалась печь, топившаяся на дровах (в 1959 году ее заменили на газовую с огромным газовым счетчиком на стене) и два кухонных стола (Зверевых и Трифоновых). Наш столик стоял не на кухне, а в коридоре, слева от входной двери в нашу комнату. Готовили еду, кто на керогазе, кто на примусе или на электроплитке.
      Как-то зимой папа сделал силки для поимки птички, которые мы поставили на углу нашего дома, посыпав туда семечки. Ждать пришлось недолго и в эти силки попала синичка (мы это увидели и быстро подбежали и вытащили из пут). Потом эта синичка жила у нас всю зиму. Летала по комнате, клевала семечки. Еще у нас была большая собака, которую звали Ратмир. Она каждое утро провожала отца на работу и, однажды, к нашему большому горю, не вернулась. Говорили, что ее поймали собачники. Была кошка, которая принесла котят и приносила иногда придушенного мышонка для их обучения. Он, бедный пытался убежать, его быстро ловили. Кошка свободно бегала на улицу через всегда открытую форточку. Потом у нас был большой пуховый кот Васька, который также бегал на улицу через форточку по своим котовьим делам. Иногда утром он приходил пораненным: то ухо разодрано, то глаз поврежден. Но по ночам он всегда убегал на улицу. Мы жили на первом этаже и ему было легко взбираться по раме и в форточку. Однажды случилось наводнение и наш подпол, где мы хранили картошку, залило водой, но мало того-  к нам откуда-то приплыла чья-то гитара.   
      Отец иногда читал мне нараспев былины из книжки «Русские былины», вероятно, так ему их читали в его детские годы. Это была книжка в мягкой обложке, на которой был изображен седой старец в старинной одежде. На меня эти чтения производили незабываемое впечатление.
        В другой коммуналке, напротив по площадке, в одной комнате жила семья Климовых: Петр и жена его с детьми: Нина, Толя, который мечтал о покупке динамо-фонарика, после того как он продаст на базарчике достаточное количество ведер картофельных очисток, Виктор (мой ровесник), который впоследствии в школьные годы играл со мной в одном струнном кружке на контрабасе (большая балалайка) и занимался в секции борьбы в том же зале, где я занимался боксом, и самая младшая Вера. В другой комнате жили Леша (маленький, безобидный мужичок) с женой Анфисой и ее дочерью Галей Барминой (привлекательная девушка). Они издевались и унижали дядю Лешу, который несколько лет назад (на свою беду) женился на Анфисе и взял их к себе в комнату. В результате издевательств он повесился в уборной на карнизе дверного проема. Эта Галя чем-то привлекала меня. Однажды, когда я не пошел в школу из-за простуды, сказав маме, что иду к этой Гале, я пошел в другую квартиру на том же этаже и через темный коридор, разгораживающий смежные комнаты и вошел к ней в комнату. Галя была одна и что-то ела и читала. Потом она спросила, читал ли я сказки «Тысяча и одна ночь» и начала читать отрывок из нее. Там описывалось, что шах переспал с наложницей и она оказалась жемчужиной еще не сверленой. Я спросил (мне было тогда лет 9-10), а что это значит. Она собралась ответить, но в этот момент в комнату вошла моя мама и быстро забрала меня оттуда. Галя от неожиданности запнулась на полуслове. Сейчас, я подозреваю, что мама следила за мной и подслушивала, как мать, которая охраняет свое дитя от дурных влияний. Эта Галя Бармина впоследствии сыграла очень враждебную роль в моей судьбе вместе с Иваном Трифоновым, который умело склонил ее (как я думаю) к сожительству и сотрудничеству в тайных и злых делах.
      Третья комната в этой коммуналке оставалась общежитием. Молодой человек, живший в ней, сломал мой игрушечный пароходик, который плавал в корыте с водой и двигался за счет пульсирующей струи пара, выходящей по трубкам в воду из котла с упругой мембраной . Он вставил в крышку катера горящую сигарету, которая и прожгла эту тончайшую латунную мембрану парового котла. Спустя много лет, живя в Германии в 2011 году на «трёделе» (блошиный рынок) купил точно такую же игрушку. Думаю, подарю ее своему будущему внуку. Не мог отказать себе воспоминанием о детстве. А тот пароходик оказался трофейной игрушкой, продававшейся у нас как своя.
     В другом подъезде на 2-м этаже жили: семья Одинцовых- Михаил Дмитриевич -  учитель физкультуры в школе №100, его жена тетя Галя и два их сына Вадик и Женя, в другой комнате недавно переехавшие Каюровы- муж, жена, их дочь и сын Вовка Каюров, впоследствии мы с ним часто пересекались по жизни и дружим по сей день. Напротив, по площадке в другой коммуналке жили: Аркадий и Маруся Зозули с сыном Виктором, прекрасным и видным парнем, курсантом спецшколы ВВС, в другой комнате жил старик Маслов (ходил в военном галифе и сапогах). На первом этаже в левой коммуналке (как входишь в подъезд) жили: Климовы муж, жена тетя Фрося взрослый сын (был во флоте срочником) и маленький сын, страдавший грыжей. Во второй комнате жили: муж, жена Маргоша.  В правой коммуналке жили: Усачевы-муж Вася, жена Наташа, дочь Валя и сын младший Коля. В другой комнате отделенной фанерным коридорчиком жили Ушаковы-дядя Петя, его жена Тамара и их дочь. В третьей комнате жили не помню кто.
Мама рассказывала, что, когда мне было 1-2 года, я плохо ел и папа придумал играть на мандолине, я открывал от удивления свой рот и мама успевала впихнуть мне ложку каши. К слову, мой папа был с хорошим музыкальным слухом, играл на мандолине аккордами и хорошо пел. К сожалению, я так и не спросил его, как он научился играть на мандолине. Мандолина долго висела в нашей квартире на гвоздике за шкафом. Потом, занимаясь в струнном кружке, она мне хорошо пригодилась для занятий музыкой дома по нотам, т.к. я играл в струнном оркестре на мандолине (партия домра-прима, ведущая мелодию). Про старика Маслова (нашего соседа по дому) папа однажды сказал, что в детстве его люто ненавидел старик Маслов (вероятно это был отец моей бабушки Анны Андреевны Масловой) и он его очень боялся. Почему тот ненавидел моего папу осталось для меня тайной, которая могла бы объяснить многое…

1949г. Я еще не говорю, а мне уже 3 года. Родители опасались, что я глухонемой. Дядя Петя Ушаков (сосед в соседнем подъезде) взялся это выяснить. Помню меня принесли к ним домой и у них дома он показал мне будильник потом приложил его к моему уху. С улыбкой спросил меня «Тых-тых»?
Я сказал «Тых-тых». Это были мои первые слова, которые показали, что я прекрасно слышу и могу говорить. Просто до этого не было стимула разговаривать, и я ленился это делать.

     Июль 1949 г  Мама устроилась работать приемщицей молока на «Гормолзаводе», который находился в центре Казани, на «Булаке» (канал между озером Кабан и рекой Казанкой, который потом был отделен от реки Казанка). Это живописное место. Через Булак перекинуто несколько мостов. Поэтому этот район назывался «Казанской Венецией». Маме оставлять меня было не с кем и, поэтому, она брала меня с собой на эту работу. На работу мы ехали на троллейбусе из поселка «Стандартный» (так раньше называли место, где мы жили) от остановки «Сталинградская» (сейчас «Ленинградская») до остановки «Чернышевская» (на ул. Баумана). Там на углу был универсальный магазин «ТУМ». В народе такая поездка в центр называлась «ехать в город». Проезд стоил 1р.80к. Кондукторша от нескольких рулонов билетов отрывала билеты на нужную сумму, зависящую от числа остановок. Пока мама была на работе, я гулял на свободе по живописным травянистым и крутым берегам канала «Булак», но не заходил за массивную чугунную изгородь, которая опоясывала весь «Булак».
     Местные мальчишки шумно купались, особенно, мне запомнился рыжий мальчишка, который плыл по-собачьи, вздымая тучу брызг, бешено работая руками и ногами. Мне хотелось также резвиться, но я не смел. Солнце светило и все было прекрасно. В обеденный перерыв мама демонстрировала меня своим коллегам, мы обедали, а вечером возвращались домой тем же путем.
 
      1950г мои воспоминания: я с мамой в Соцгороде с трамвайной остановки идем в фотографию на ул. Белинского. Небольшой дождик. Мне 4 годика, мне причесывают чубчик и сажают за столик с деревянными плиточками как шахматная доска. Фотограф, заглядывая в огромный ящик фотоаппарата, просит меня улыбнуться. Так получились 2 фото- серьезный и улыбающийся.
      Мне 3-4 года. Я стою у нас дома у табурета, который для меня как стол и мама угощает меня гранатом (неведомый мне фрукт), который она купила на колхозном рынке в центре Казани на улице Кирова (район трущоб). Мама сидит на стуле и дает мне зернышки граната. Я кушаю с великим наслаждением и запоминаю, что это гранат. Я не понимаю, что это витамины и что это спасение от авитаминоза, которым тогда страдали дети. Другое воспоминание: я с мамой ем вареную картошку, макая ее в подсоленый рыбий жир, используя вместо вилки заостреную спичку. Было очень вкусно. Мои родители держали кур в нашем сарае, что в те голодные годы было большим подспорьем. Мама каждое утро ходила в сарай и приносила яйца, которые она варила мне всмятку на завтрак.
    Летнее солнечное утро. Мама ласково будит меня и выводит меня на освещенное и теплое крыльцо. Я сажусь на единственную ступеньку, которая приятно согрета солнцем. Как хорошо сидеть и щуриться на ласковое солнце, еще не совсем проснувшись и греясь под его лучами.
    Однажды Вовка Трифонов уговорил меня и Тольку Болотова совершить «путешествие» в деревню «Семиозерки», чтобы навестить его бабушку. Он сказал, что дорогу знает, и мы пошли. Прошли бараки, где жили мамины родители, перешли «Сухую реку», которая была просто ручейком. Об этом селе "Сухая Река" упоминает А.С. Пушкин в томе 7 "История Пугачева". Там он пишет, что ... "Пугачев переправился через реку Казанка и остановился в селе Сухая Река" .... Потом прошли деревню «Кадышево» и прошли в общей сложности километров семь - восемь. Пришли в «Семиозерки», зашли в дом его бабушки. Она была ошарашена. Побежала за кем-то, но мы быстро повернули обратно и в конце концов наше путешествие завершилось вечером. Подходим к дому, а там весь дом собрался на улице и нас ищут. В общем был переполох. Кого-то из нас наказали, но меня родители не наказали.
       Мне 5-6 лет. Мои родители поехали с компанией на пикник на озеро Лебяжье. Это очень живописное место, любимое место отдыха казанцев из Ленинского и Кировского районов. Все заняты разговорами в компании, а про меня забыли и я, воспользовавшись этим, быстренько побежал к воде, там были мостки. Вода озера, буквально, кишела купающимися взрослыми и детьми. Я смело зашел на мостки и, не задумываясь о последствиях, прыгнул в воду с этих мостков. Я погрузился в воду с головой, но соломенная кепка осталась на поверхности и, не успев захлебнуться, был вытащен из воды какой-то доброй душой, увидевшей мой безрассудный прыжок в воду. Таким образом, благодаря какой-то неравнодушной доброй душе, я остался жив. Правда, моя кепка, из какой-то бумажной соломки, пришла в полную негодность. Когда я вернулся к своим, вся компания продолжала веселье и никто ничего не заметил.
       Мои родители часто бывали в компаниях. Иногда мы ходили в компании Минхача (троюродный брат мамы) и его жены Малики в цирк, который располагался на «Черном озере», вблизи Кремля. Это было капитальное здание с давней историей. На вечерние спектакли тогда детей не пускали, но меня 5-6- летнего мальчика папа прятал в полах своего пальто и мы проходили через контроль. В буфете мне покупали крем-соду. Это такой лимонад. Тогда в буфетах мало что было. Это были послевоенные годы. Мне посчастливилось видеть там «Железную дорогу зверей» под руководством самого Льва Дурова. Видел клоуна Карандаша с его собакой Кляксой. Но особенно мне запомнился Юрий Никулин, тогда в 1952 году еще неизвестный публике клоун. Он работал подсадным зрителем. Ведущий обращается в публику: «ну, кто это сможет сделать?». И тут как-бы нехотя и смущаясь выходит несуразный человек. Садится задом наперед на коня и конь скачет по арене сбрасывая его и он подвешенный на канате плывет над ареной. Публика хохочет. Что и надо было артистам. Были еще антрепризы- Безработный в Америке, где также участвовал Юрий Никулин. Он бегал от полицейских вокруг статуи и хитрым образом скрывался стоя вместо статуи.
     Папа, мама и я иногда оставались ночевать в их полуподвальной квартире, располагавшейся в доме, соседствующим со стадионом «Динамо», дворцом пионеров и почти напротив театра Галеаскара Камала. Недалеко был «Дом Кекина» - здание клинообразной формы с вычурной архитектурой. В том же доме, где жили Минхач, через арку в подвале располагался музей Горького с бывшей хлебопекарней, где он работал. Дядя Миша работал там сторожем и пользуясь этим, открывал музей и ночью водил меня по этому музею. Мне запомнились макеты пароходов под стеклянными витринами и настоящая деревянная лопата, которой доставали выпеченный хлеб. Мне запомнилась похоронная процессия из тысяч людей, идущих за гробом композитора Салиха Сайдашева у театра Галеаскара Камала на улице Горького. Он был автором оперы «Наемщик», отрывки из которой мы играли в нашем струнном оркестре.
   
     1952 год. Мне 6 лет. Вместе с Толькой Болотовым, моим дружком, я с телячьим восторгом наблюдал за воспитательницей детских яслей, с которыми соседствовал наш дом. Ее звали Марина, она сидела на краю песочницы и играла на мандолине для детей на прогулке. Нам это ужасно нравилось и еще больше нравилась она сама до того, что мы в нее влюбились, как говорится, по уши. Решили написать ей письмо с признанием в любви. Пришли ко мне домой, я сел на край выдвинутого ящика платяного шкафа (это было мое место для занятий письмом), придвинул табуретку (мой письменный стол), мама дала мне лист бумаги и я начал выводить каракули под диктовку моей мамы, т.к. я ее попросил помочь написать это первое (и вероятно последнее) любовное письмо. Помню текст письма: «Марина мы тебя любим». Потом Толька предложил подкрепить это письмо подарком, в качестве которого он принес большой соленый огурец. К сожалению, вручить лично Марине письмо и подарок, у нас не хватило смелости. Поэтому Толька положил их на кирпичное основание забора, которым был окружен этот детский сад. Дальше судьбу этого письма и подарка я не помню. Но оглядываясь назад в наше детство, можно сказать, что это был Поступок наших детски наивных сердец.
   С папой запускали воздушные змеи. Папа брал огромный целый газетный лист, на хвост вешалась мочалка длиной 1-2 метра. В окружении толпы ребятишек папа запускал змей на невообразимую высоту, по нитке к змею отправляли «телеграммы» в виде клочков бумаги, которые под действием ветра достигали змея. Однажды папа пришел с работы и быстро вытесал из деревянного полена красивый корпус корабля как он назвал- «морской охотник». Правда, он валился на бок, но кусок свинца, прикрепленный к выемке в днище, делал правильную осадку на воде.
   Папа рано (еще до школы) научил меня числам и арифметическим действиям с ними. Сидя на том же ящике шкафа, я решал арифметические примеры, которые диктовал мне папа. Там были очень большие числа, которые я складывал и вычитал. Для этих записей у меня была толстая общая тетрадь в клеточку. Он демонстрировал мои способности своим друзьям и очень гордился моими арифметическими способностями.
    Позднее, я запомнил на всю жизнь мое первое прочтенное слово, сложенное из слогов, а затем и предложение. Помню, сижу на валике дивана, ноги на диване, пытаюсь прочитать мое первое предложение в книжке «Маша и медведи». Я мекал, бекал и вдруг у меня получилось. Внезапно для меня «ребус» из букв сложился в интересное предложение о медведях и Маше. Мои родители, затаив дыхание, следили за моими шагами в постижении науки чтения. Но настоящим книголюбом я стал значительно позже, когда меня записали в библиотеку. Это было в классе 6-м. Библиотека № 28 в Соцгороде, куда надо было идти пешком по ул. Челюскина, потом через глубокий овраг и еще немного пешком. В библиотеке был особый привлекательный запах книг и книжных полок. Библиотекарша, доброжелательная миловидная женщина всегда помогала мне выбрать интересные книжки. Когда я называл свой адрес у меня проявлялось мое заикание и это меня очень смущало и огорчало. 
    Очень популярны были тогда сборщики вторсырья. Они ездили на телеге и кричали «Старье берем, старье берем…». За сданные вещи можно было получить воздушный шарик со свистулькой, которая свистела «Уди-уди-уди…» или бумажный яркий разноцветный мячик на резинке, который прыгал и возвращался в руку на резинке или еще какие-то вещицы. Я с Толькой Болотовым однажды умудрились найти и сдать в металолом алюминиевую часть от самолета. Несли этот кусок вдвоем издалека и очень было тяжело. Принесли в приемный пункт, дядя взвесил нашу добычу и дал нам большую стопку медных пятаков, что нам детям (5-6 лет) очень понравилось, хотя на самом деле этот дядя нас просто обманул. 
     1953г. Март месяц. Просыпаюсь утром в своей кроватке, над которой висела картинка с дедушкой сидящем во дворе около своей избушки. Мама мне говорит, что умер Сталин. Потом вечером соседка тетя Вера Зверева, которая работала бухгалтером на швейной фабрике, пришла с черной повязкой на рукаве. Был траур. Потом спустя некоторое время люди осмелели и я слышал много рассказов о страшных арестах за любые проявления нелояльности и анекдоты. Для меня тогда все это как-то не было близко и понятно.
Начало учебы в школе.
    1953/54 г.  В сентябре папа отвел меня в 1-й класс в мужскую школу №100 (что интересно, мой приятель и сосед Толька Болотов родился 2-го сентября и его не взяли в школу. В дальнейшем это сыграло судьбоносную роль в его жизни). Там меня записали в класс, где моей первой учительницей стала Елена Ефимовна, о которой у меня остались самые приятные воспоминания. Мои рисунки она показывала всему классу, как пример. Один из учеников, Вася Кулешов, иногда с этим не соглашался. Обычно на переменах была страшная беготня всех ребят. Она ставила меня близко к себе и я был вынужден стоять и завидовать. как другие резвятся. Наверно, так было нужно, но я этого не понимал. От нее шел небольшой резкий запах.
Как потом выяснилось она была землячкой моего папы.


    Лето 1954г.  После окончания 1-го класса летом мы всей семьей поехали на колесном пароходе по Волге и Каме в г. Чистополь (родина моего папы) в гости к его сестре Антонине Павловне. Дарьиной, у которой было 3-е детей: старший Володя, средняя Надя и младший Павлуша. Пароход был в пути 36 часов. Паровая машина работала исправно, колеса ритмично шлепали по воде своими плицами. Мы спали в самом дешевом классе, в трюме. Это было целое путешествие, несмотря на то что он находился по прямой примерно 200 км. Мы плыли по Волге, которая тогда еще не была перекрыта никакими плотинами. Течение Волги было хорошо видно. Наше плавание продолжалось около 36 часов. Во время нахождения на пароходе, папа поводил меня по пароходу и показал, как работает паровая машина, которая с помощью 2-х огромных шатунов и не менее гигантского кривошипа медленно и мощно вращала гребные колеса со специальными гребными плицами. Это было впечатляющее незабываемое зрелище. Еще мне запомнился вид границы вод при слиянии Волги и Камы. В Чистополе у папы была его сестра Антонина Павловна Дарьина со своими детьми Володей, Надей и Павлушей. Мы приехали к тете Тосе прямо на работу. Она была токарем и бывала избранной депутатом горсовета. Они жили тогда в поселке Водников в маленькой комнате. Мы остановились у них. Ездили с ночевкой на рыбалку на Каму. Ночевали прямо под открытым небом. Папа рыбачил на «закидушку»- это длинная бечевка с привязанными к ней на коротких лесках крючками. Таких лесок с крючками было штук 10-15. На конце бечевы был груз, с помощью которого эта бечева с крючками забрасывалась с берега далеко. Потом через некоторое время эта снасть вытаскивалась на берег с уловом. Были судаки, окуни, щуки.
Варили очень вкусную уху. А дома Володя развлекал меня, вырезая из сосновой коры красивые кораблики. Вообще был очень добрый парень и хорошо ко мне относился. Надя младше меня на 1 год.
         
    У нас жила кошка, которая окотилась и у нас были котята. Очень веселые игруны. Кошка иногда приносила придушенного мышонка, чтобы котята приучались к охоте.
   
   Потом у нас завелся кот «Васька», пуховый, у которого пух всегда сваливался как войлок у валенка и мама отрезала свалявшийся слой шерсти с бока кота и он ходил с голым боком. На ночь он уходил через открытую форточку по своим котовьим делам. Иногда возвращался раненным (то ухо порвал, то глаз поврежден). В общем вел полнокровную котовью жизнь. Жаль, только, когда мы в 1961 году
переехали на новую квартиру, он через несколько месяцев исчез. Очень жаль.
    Однажды папа, мама и я пошли в гости к маминой подруге-однокласснице Марусе Барзыгиной. Они жили на «Гривке» (это место вблизи правого пляжа, если ехать от нас в центр), где раньше жила и мама со своими мамой и папой. Это был большой двухэтажный дом с большим садом. Там была совсем другая, зажиточная жизнь. Тетя Маруся вышла веселая и приветливая, но пустила нас только в сад и дала блюдо вишни, сказав, что у них гости. Мой папа был сильно разозлен, т.к. это было прямое пренебрежение и оскорбление.
               
 
                Учеба в школе
      
     1954/55 г учеба во 2-м классе, школа №54, летом пионерский  лагерь «Голубое озеро».
       На следующий 1954 год с 1-го сентября меня перевели во второй класс в школу №54 с уже смешанным обучением (мальчики и девочки учатся вместе). Это было очень ново и интересно. Школа располагалась буквально в 100 метрах от нашего дома. Надо было просто пройти мимо хлебного магазина, куда я всю мою мальчишескую жизнь бегал по поручению мамы за хлебом, и перейти улицу с оживленным движением. В хлебном магазине продавец тетя Шура. С 2-го по 4-й класс моя учительница была Мария Федоровна, которая была строга, но на уроках пения она с упоением читала нам греческие мифы о Геракле и других интересных героях мифов. Эти чтения развили мой кругозор и послужили моему дальнейшему развитию.

     1955/56 г, учеба в 3-м классе, школа №54.
Учеба в 3-м классе не оставила каких-то особых воспоминаний.
Наибольшее удовольствие доставляли уроки пения, на которых
Наша учительница Мария Федоровна продолжала читать нам греческую мифологию, про приключения Геракла и др. героев античности.
Я сижу за одной партой с самой красивой девочкой в классе-Нелей Саляховой. Однажды она заболела и нас послали ее навестить. Пошли Валя Колбасникова, Андрей Акулинин и я. Жили они на ул. Челюскина в так называемых щитовых домах. Отец ее во время войны был стрелком-радистом на самолете. Мама работала проводником в поезде Казань- Москва. Симпатичная женщина. Тогда я впервые попробовал на вкус сгущеное молоко. После визита все ушли, а я остался и поиграл с ней в ее куклы. Мне очень понравилось.

               В нашей семье случилось большое несчастье.
     Помню, сижу за столом, который служил и обеденным и письменным и игральным столом, т.к. другой просто не помещался и готовлю уроки и вдруг приезжает скорая помощь. Мама обнимает меня и прощается со мной очень эмоционально со слезами на глазах.  Маму увезли на скорой помощи на операцию (как я потом услышал от взрослых - по «не в маточной беременности»).  На меня это произвело удручающее впечатление. Наступили дни моего одиночества. Мое одиночество скрашивали котята, которым было всего-то две-три недели. Помню эпизод, когда я один в комнате, папа на работе и соседка тетя Нюра Трифонова приглядывает за мной. Я от тоски занимаюсь с котятами, которые только что родились и жмутся к теплу у батареи. Вдруг я замечаю, что они перестали шевелиться. Я ничего не понимаю, спрашиваю тетю Нюру. Она говорит, что они умерли и их она похоронит. Сейчас я понимаю, что их просто отравили мышьяком. Папа, приходя с работы, шел в пивную на углу Беломорской и Сталинградской и брал меня с собой. Помню множество пьяных мужиков, запах перегара, пива и дыма от курева. Это были не лучшие времена для меня. Однажды отец сказал мне, что возможно мама не выживет и нам надо приучаться жить вдвоем. Эта его речь мне очень не понравилась, я просто возненавидел эту мысль. Я ему ответил, что нельзя так говорить.
    К счастью, мама после операции поправилась (это было, когда я учился во 2-3 классе). И вернулась домой живая и здоровая и моя жизнь снова стала счастливой.


              Лето 1956 год. Пионерлагерь "Голубое озеро".
.
     В пионерлагере я научился играть в шахматы, правда, мы с приятелем играли немного по другим правилам: короля можно было съесть, если он зазевается. Тогда объявлялась победа.
Когда я вернулся домой, папа, узнав, что я научился играть в шахматы, срочно купил в спорттоварах деревянные шахматы и мы с ним с удовольствием в них играли. На первых порах папа играл со мной без ферзя. Это была мне «фора» как более слабому игроку. Потом по мере роста моей квалификации он играл со мной уже без 2-х ладей, а потом мы стали играть с папой на равных. Папа играл очень эмоционально. Когда позиция его ухудшалась, он начинал нервничать, зевал фигуры и затем проигрывал только из-за своих, несдерживаемых эмоций.
  У меня с детства было заикание, которое сопровождало меня всю жизнь, несмотря на попытки лечения. Я не знаю откуда оно появилось. Мама говорила, что меня напугали через окно, показываясь с вывернутой шубой в виде страшных чудищ, и что это была Нинка «Дуглас», что жила на 2-м этаже. Чтобы вылечить меня от заикания, мама часто возила меня на консультации в ГИДУВ, который находился на улице Бутлерова недалеко от дома, где жила ее подруга Сания. В этом ГИДУВе принимали различные врачи, в том числе невропатологи. Помню даже меня показывали студентам, как живой экспонат по анатомии и физиологии. Там я получал сеансы ультрафиолетового облучения. Помню, как моей маме советовали лечить меня гипнозом. Предполагаю, что с этого времени я стал подопытным человеком в их программе опытов в гипнотическом влиянии на кору головного мозга. Это, предполагаю, была секретная программа.

              1956/57г.  4-й класс, шк. 54
     Учеба в 4-м классе не оставила особых воспоминаний. Все было по старому. Те же ребята, та же учительница Мария Федоровна.
Осенью 1956 года папа привел меня в авиамодельный кружок в клубе им. Горбунова к дяде Володе Гаврилову (папиному знакомому, он был братом жены (Галя) физрука Михал Дмитрича Одинцова (наших соседей). Меня очень впечатлили модели планеров и самолетов, висевшие на веревке под потолком и вообще вся мастерская была со своим неповторимым запахом. Так я стал заядлым авиамоделистом. С этого времени авиамоделизм стал занимать большую часть моей жизни, т.к. это было любимое мое занятие.
      Однажды примерно в мае, находясь в Соцгороде, на ул. Белинского около ювелирного магазина, я с большой жалостью и болью видел, как милиционеры схватили под руки бедного безногого инвалида, который был прикреплен к своей тележке с колесиками-шарикоподшипниками, которая в какой-то мере заменяла ему ноги. Его вина заключалась в том, что он пел, подыгрывая себе на трофейном аккордеоне и за это ему кидали мелочь в его шапку. Он обливался пьяными слезами и пел душе- раздирающую песню о войне и о том, что инвалиды никому не нужны. Дюжие милиционеры с размаху бросили его в «черный воронок». Это зрелище потрясло меня до глубины души..
   
     Первый телевизор на нашей улице.    
     1957г. Дядя Миша Малышев из соседнего дома первым из всей округи купил телевизор КВН-49 с экраном размером 9см по диагонали. Сначала его смотрели без линзы. Набивалось народу-полная комната. Дядя Миша пускал всех желающих. По тем временам это было чудо, как электрическая лампочка до революции. Помню крутили только фильмы и немного дикторского текста. Помню фильм «Депутат Балтики». Потом на следующий год мой папа тоже купил телевизор «Луч», у которого экран был в два раза больше, но все-таки очень маленький. Тогда появились специальные линзы, которые заполнялись дистиллированной водой или глицерином. Помню за антенной мы с папой ходили аж за трампарк по железнодорожным путям на ул.Воровского пешком. Папа нес большую часть антенны, сваренной из труб, а я меньшую часть. Потом устанавливали с папой эту антенну на нашей крыше на мачте и тросовых растяжках. К нам также приходило много детей из соседних квартир.
      Ребята нашего двора увлеклись изготовлением самопалов, взрывающихся гильз, начиненных серой от спичек и нагреваемых тлеющей ватой. Время взрыва точно никто не знал. Ждали за углом. У меня не хватило терпения и я высунулся и гильза взорвалась. Я почувствовал на лице мелкие уколы, но не больше, как говорится, «бог миловал».
      Потом я увлекся изготовлением летающих ракет, сделанных из этих гильз. Меня увлекало зрелище огненного факела, рвущегося с громким шипением из сопла маленькой ракеты. Потом я поставил эти запуски на «научную основу». Изготовил «испытательный стенд» в виде проволочного маятника, на конце которого примотал гильзу-ракету, а ось маятника закрепил на шкафе. Все готово, старт – подношу спичку к соплу, резкая вспышка, громкое шипение и моя ракета на подвеске-маятнике резко взмывает вверх по окружности, насколько ей позволяет длина радиуса. Это было очень захватывающе, и я проделывал это несколько раз, т.к. это было относительно безопасно, ведь ракета не летела дальше радиуса этого маятника. Потом пришла мама, а в комнате не продохнуть от продуктов сгорания сотен спичечных головок. Я чувствовал себя виноватым, но также чувствовал и огромное удовольствие, и удовлетворение, что получил результат от полетов моей микроракеты. Это определило мой выбор будущей инженерной профессии - ракетные двигатели (КАИ). 

               Лето 1957 год.
     Ребята нашего двора увлеклись также изготовлением из стрелянных мелкокалиберных гильз разных взрывных хлопушек и самопалов. В пустую гильзу засыпалось вещество со спичечных головок (расходовалось огромное количество спичечных коробков) затем конец гильзы сминался и загибался, т.е. затыкался. Потом эту гильзу помещали в тлеющую вату, бросали в какой-нибудь уголок и ждали, когда «трахнет». Иногда для лучшего эффекта проволокой связывали несколько таких гильз. и они взрывались как из пулемета. Однажды такая связка долго не взрывалась, и я решил проверить. Взял конец проволоки, где на другом конце были гильзы в тлеющей вате и они вдруг начали рваться один за другим почти у меня на руках.
    Делали также так называемые «самопалы» и «поджиги». Это
были деревяшки в виде пистолета с прикрепленной металлической трубкой, сплющенной с одного конца. Со стороны открытого конца засыпалась мелкая крошка со спичечных головок, которая играла роль пороха и поверх вата, а затем в маленькое отверстие, где был сплющенный конец,  подносили спичку и «поджиг» оглушительно стрелял. Были случаи, когда эти трубки не выдерживали внутреннего давления и взрывались, причиняя травмы стрелявшему.
      Моими приятелями также были Ринат Галиахметов из соседнего дома, который мог играть на гармошке «двухрядке» (бишпланка). Я упросил его научить меня играть на этой гармошке. После нескольких уроков я уже мог играть «По долинам и по взгорьям… волочаевские дни…». Были еще братья Чугуновы – Славка (голубоглазый блондин) и Валерка (кареглазый брюнет). Валерка умел виртуозно вырезать из картона заготовки, которые после соединения на специально вырезанных замках, волшебным образом превращались в домики и другие сооружения. Это происходило в прихожей нашей квартиры, и наши мамы искренне удивлялись его умению.

          Осенью 1956 года папа записал меня в платный кружок фигурного катания. Занятия первоначально проходили в зале клубе им. Горбунова. Занятия вела руководитель Диляра Валеевна. Красивая молодая брюнетка с макияжем на глазах. Плата составляла 200 руб. в месяц (после реформы 1961 года это было 20 руб.). Занимались балетом в зале ДК Горбунова у балетных станков. Изучали позиции для ног: первая, вторая, третья и четвертая. Приседали, потом батман, гранд-батман (нога поднимается как можно выше). Потом на танцверанде в парке Соцгорода, где летом были танцы, залили каток, и мы начали осваивать фигурные коньки. Папа купил коньки и ботинки с высокой шнуровкой (фигурные) и укрепил коньки на ботинки с помощью дрели, болтов и гаек. Все получилось очень хорошо. Там на танцверанде-катке мы осваивали эти коньки с зубцами на носу. Эти зубцы вначале играли предательскую роль- в самый неподходящий момент врезались в лед, и ты падал носом об лед. Постепенно катание было освоено и затем Диляра Валеевна начала показывать выполнение отдельных элементов фигурного катания. Во время занятий решетчатая стенка вокруг веранды всегда была буквально облеплена любопытными детьми и взрослыми, т.к. для тех времен это было невиданное зрелище. В фотоальбоме родителей были фотографии нашего фигурного кружка на этой исторической веранде. Жаль, что фотографии не сохранились, какая-то сволочь их украла или уничтожила. Ну, бог с этими сволочами, которые украли не только эти фотографии, но и другие из альбома.
    В малом зале клуба им. Горбунова нам членам фигурного кружка был показан сногсшибательный блестящий цветной фильм «Венский балет на льду». Мы увидели совершенно другой сверкающий праздничный мир. Это впечатление ледового шоу с прекрасными фигуристами осталось на всю нашу жизнь. На занятиях на льду этой веранды мы иногда шалили – бегали, друг за другом. Галя Жирнакова часто играла со мной в салки. Нам это очень нравилось. В дальнейшем я с ней оказался в одной 37-й школе, и наша дружба продолжалась.
    Занятия продолжались. Иногда наши занятия проходили на катке «Черного озера» - центре фигурного катания Казани. Там были трибуны, хорошее освещение и музыкальное сопровождение катания фигуриста. Однажды, где-то в феврале нам объявили, что мы младшие фигуристы будем участвовать в соревнованиях и сдавать норму на 3-й юношеский разряд. Мне передали слова Диляры Валеевны, что соревнования будут начаты завтра в восемь часов. Здесь-то и произошла ошибка. Я понял, что это восемь часов вечера, т.к. не мог предположить, что это имелось ввиду восемь часов утра. Я передал это моему коллеге по катанию Витьке. Приходим на «Черное озеро» со своими отцами к 8-ми часам вечера, с радостным ожиданием предстоящего события. Программа подготовлена, пластинка с музыкой есть, все готово, но выясняется печальная новость, что надо было приходить к 8-ми часам утра, чтобы прокатать «школу» (восьмерки и параграфы). Это был шок. Диляра Валеевна, чтобы подсластить пилюлю, предложила прокатать хотя бы произвольную программу под музыку. Мне пришлось прокатать мою подготовленную программу на глазах многочисленной публики на трибунах (в те времена народ не был избалован зрелищами и поэтому трибуны ломились от публики).
    Баллов от моего катания, конечно, не хватило на разряд. Витя от таких огорчений плакал, я почему-то не плакал. В результате от обиды я прекратил занятия фигурным катанием, хотя у меня получалось. Продолжалось общение с моими друзьями по фигурному катанию: Галя Жирнакова, Вовка Переверзев, его сестра Алла, Сашка Онегин, Сашка Макаренко (катался на «Черном озере» и жил там же неподалеку на ул. Ленина).
     Однажды в мае месяце меня занесло в бывшую мою школу № 100, где я отучился всего один год и это была раньше мужская школа. Там царило веселье, танцы, был выпускной вечер. Музыкой (проигрыватель с пластинками) заправлял мой кумир Виктор Зозуля, сосед из нашего дома (курсант спецшколы ВВС). Он был душой всех девушек, ставил пластинки по заявкам. Помню одну: Бунчиков «Школьные годы чудесные…». Потом он стал блестящим военным летчиком, командиром бомбардировщика ТУ-16. В жизни ему не повезло. В пьяной стычке среди гостей, его жена, защищая его, ударила нападавшего бутылкой по голове и осколок, к несчастью, попал ему в глаз. Помню он прибежал к папе просил помочь с глазом. Папа, как мог, ему помог, а потом его увезли в госпиталь и в конце концов он остался без глаза. А это значило, что прощай авиация и карьера, так хорошо начинавшаяся. В то время как раз был запущен Гагарин. Он очень переживал, что закончилась его карьера. Потом он был как-то в гостях у папы (они выпили) и рассказал, как он устраивался на работу «на гражданке». «Меня спрашивают, что я умею делать, а я прямо говорю - меня на службе учили убивать, больше я ничего не умею». И его определили начальником склада на заводе. Судьба иногда зависит от одного неверного движения, ведущего к несчастному случаю.
    Однажды играем во дворе с Вовкой Трифоновым и Толькой Болотовым. Кидаем большой шарикоподшипник на точность попадания. Трифонов кинул так «точно», что попал подшипником мне в голову. Пошла кровь, я закричал, выскочила моя мама, перевязала мне голову и повела в больницу, которая была недалеко на Беломорской. Там медсестра попыталась сделать мне укол против столбняка, но я так истерически дергался, что она страшно разозлилась и с возгласом, этот ненормальный, отказалась делать мне  укол.
    Мама иногда отвозила меня погостить к тете (сестре ее папы) - Факие в деревню Шушма-баш в Балтасинский район. Это 120 км от Казани на север. У нее было большое семейство – три сына и две дочери. В деревне почти никто не говорил по-русски, а я не говорил по-татарски. Возникали сложности общения. Поэтому я в основном проводил время один. Любимое занятие было забраться на чердак, благоухающий пучками засушенных различных лекарственных трав,  висящими на стропилах. Там лежали стопки никому не нужных журналов «Техника-молодежи», которые выписывал Хидиятулла (старший сын). Он был наиболее интеллектуально развит и разговаривал по-русски. Этими журналами я зачитывался с утра до вечера. Могу сказать, что благодаря этим журналам у меня сформировалось мировоззрение любителя науки и техники. Иногда я ходил на рыбалку на речку Шушму, которая протекала прямо за огородами их дома. Вода была прозрачная и холодная. Видно было плавающих рыбок. Улов был небольшой, несколько карасей и плотвы, размером с детскую ладонь. Тетя Факия жарила мне их на молоке, было очень приятно есть нежное рыбье мясо. Когда вечером все собирались за столом тетя Факия ставила на стол котел с супом, ржаной хлеб собственной выпечки и все начинали трапезу с веселыми улыбками. Вообще за столом было всегда весело, все чему-то смеялись. Ели деревянными ложками, сильно перчили суп. Соль была каменная местного производства. Молочные продукты тоже были собственного производства. Корова давала молоко, часть которого относили на сепаратор для изготовления сметаны и масла. Из топленого молока делали продукт типа ряженки. Сама тетя Факия занималась изготовлением на ткацком станке цыновок. Это был полностью ручной труд, который приносил какой-то маленький доход. Иногда я общался с местными подростками. Вместе купались и загорали. Недели через две моей деревенской жизни приходил конец -  за мной приезжала мама и мы с ней уезжали домой. Ехали на попутной грузовой машине в кузове с лавочками до Арска (40км) по грунтовой пыльной дороге с ухабами, а дальше до Казани на пригородном поезде с паровозом. 
     Родители не жалели денег на покупку мне разнообразных игрушек, которые с возрастом были более развивающими. Был самолетик с гироскопом, который всем на удивление мог иметь всего одну точку опоры (при вращающимся маховике), вторая точка опоры просто висела в воздухе (гироскопический эффект).
    Покупали мне различные механические конструкторы и электро-конструктор. Там я понял некоторые физические законы, знание которых пригодилось мне в школе.

     Летом 1957 года меня опять отправили в пионерский лагерь «Голубое озеро».
     По воскресеньям меня навещали мои родители. Это был радостный день. Мы шли на берег Казанки, садились на травку, мама доставала разные вкусности и с большим удовольствием все кушали.
    Однажды нам объявили, что будет солнечное затмение. Все начали коптить на свечке осколки стекла. Так мы наблюдали солнечное затмение. Это было, конечно, уникальное и незабываемое зрелище.
    В хорошую погоду нас вели на берег реки Казанка, где была построена деревянная купальня и мы по-отрядно там купались, т.к. были маленькие и не умели плавать. Однажды наш вожатый, не помню как его зовут, построил нас ребят в ряд и сказал: «кто умеет плавать - шаг вперед». Несколько ребят сделали шаг вперед, в том числе и я, хотя я плавать не умел. Что меня толкнуло вперед, я не знаю. Может хотелось показаться бывалым. И так я оказался в числе немногих мальчиков, умеющих плавать. Вожатый дал задание доплыть от берега до дальнего угла квадратной купальни (7-8 метров). Когда очередь дошла до меня, я бодро «саженками» (как я видел раньше плавали люди) доплыл до этого угла и ухватился за спасительное бревно. А обратно уже плыть не решился. Забрался в купальню и обратно на берег. Так я неожиданно для себя стал умеющим плавать. Вот это, конечно, удивительно для меня.


     1957/58г. 5-й класс, в школе были завтраки, которые стоили 1р 50коп (15 коп. новыми деньгами с 1961 года). Там было второе: маленькая котлетка и немного гарнира, кусочек хлеба и стакан чая.
     В нашу жизнь ворвался новый термин «Искусственный спутник Земли», который был запущен 4-го октября 1957 года
С космодрома «Тюратам» (Байконур). Никогда не забуду, как мы, ребятня у дома, с огромным любопытством смотрели в ночное осеннее небо 1957-го года и на яркую точку быстро пробежавшую по небосклону. Тогда космические чудеса в какой-то мере определили мои интересы в жизни.
     У нас появились учителя по отдельным предметам. Немецкий язык и историю древнего мира – Ирина Павловна,
    литература – Нина Михайловна Карсова (симпатичная, голубоглазая блондинка, крупная фигуристая женщина, которую прозвали «искусственная голова», т.к. волосы у нее были обесцвечены, а на лице был яркий макияж). Говорили, что она дочь генерала и старая дева. Она была очень чувствительна и эмоциональна, до того, что во время чтения некоторых стихов у нее выступали слезы на глазах. На нас это производило впечатление. Она иногда воевала с двоечником Анатолием Изотовым, он был не по возрасту крупным подростком (на голову выше нас) и, вероятно, он как-то волновал ее, она повышала на него голос, щипала его, а он, крича: «а что вы щипаетесь», замахивался на нее стулом. Однажды он, Андрей Акулинин и я совершили небольшое путешествие на россыпи строительного крупного щебня. Возомнили, что это геологическая экспедиция. Помнится этот Изотов причинил мне боль: он, стиснув мою голову над столом, медленно опустил мой подбородок на перо вертикально стоящей на столе пишущей ручки. Я почувствовал сильнейшую боль когда перо этой ручки воткнулось в мой подбородок. Я кричал, а он продолжал держать мою голову и опускать ее на это перо, которое воткнулось снизу в подбородок на несколько миллиметров. Вот такой был шкодник и издеватель.
       Математику вел Николай Алексеевич  Мокеев - очень сухой и строгий мужчина невысокого роста в коричневом костюме, который он никогда не менял. Математика давалась мне с трудом, пока папа с неимоверным терпением разъяснил мне на спичках арифметическую задачку. Я сидел сначала ничего не понимал и мама мне сочувствовала, но папа продолжал терпеливо объяснять мне суть этой задачки. И вот наступил счастливый момент, когда до меня вдруг дошло решение задачки. Я понял как это просто. С этого момента для меня математика перестала быть загадочной дисциплиной и я почувствовал уверенность в решении математических задач. И все это благодаря терпению и настойчивости моего папы. Однажды Мокеев объявил, что проводится конкурс самоделок школьников и спросил нет ли у нас школьников что-либо интересное. У меня как раз уже был самолетик из «ватманской» бумаги, который я сделал по чертежам из приложения к журналу «Юный техник», используя «ватманскую» бумагу, принесенную папой с работы от инженеров цехового бюро. Этот самолетик имел моторчик из резинового шнура, пропеллер и сам мог взлетать на улице, разбежавшись 8-10 метров по ровной земле.
Я сказал про мой самолетик и Мокеев попросил принести, чтобы посмотреть. Я, польщенный этим вниманием и видя не очень презентабельный внешний вид, решил покрасить его. И это была моя ошибка, т.к. краска была густая и самолетик отяжелел. Я этого не понимал и принес его на смотрины. На втором этаже был большой зал и я запустил самолетик как обычно на разбег, но самолетик, к моему стыду не взлетел а просто пробежал по всему залу. Мокеев посмотрел на меня укоризненно и как будто я его пытался обмануть. Но на выставке мой самолетик все-таки был. Это была моя первая презентация моего технического творчества.
      Физкультуру вел Анатолий Тимофеевич Савченко. Очень спортивный специалист. Он имел разряды по нескольким видам спорта. Очень коммуникабельный человек, играл на аккордеоне, читал со сцены стихи, что сильно увеличило его популярность. Как только он появился, сразу было объявлено, что будут работать несколько спортивных секций. Мне очень понравилась секция фехтования. Желающих там заниматься было так много, что была разыграна лотерея и я оказался в числе счастливчиков, вытянувших счастливый билет и попавших в эту секцию. Но к нашему огорчению физрук объявил, что, к сожалению, денег на снаряжение нет и поэтому секция работать не будет. Было предложено заниматься в секции настольного тенниса. И я, не зная, что это такое, выразил желание заниматься в этой секции. Это решение было для меня судьбоносным. Начали заниматься на теннисном столе, который изготовил школьный столяр. Это был простейший теннисный стол из нетолстой фанеры и на козлах из деревянных брусьев. Шарик отскакивал от поверхности стола не так, как должен был по стандарту, но для нас это было уже чудо и мы с огромным энтузиазмом и желанием учились играть в эту интересную и полезную игру. У нашего физрука Анатолия Тимофеевича Савченко был 1-й разряд по настольному теннису. На первых порах он выяснял кого можно оставить для дальнейших занятий, а кого отсеять. Я оказался в числе «способных» и избежал «отсеивания». Моя игра быстро прогрессировала, и я уже мог достойно выступать на районных соревнованиях.
     Мой папа сделал стол для настольного тенниса в нашем дворе. Мы с ним усердно тренировались. Папа советовал: "играй агрессивнее».
      В седьмом классе я уже играл на таком уровне, что Савченко брал меня на тренировки в спортзалы с игроками более высокого уровня. Однажды он пригласил меня поехать с ним в спортзал Жирового техникума (это другой конец города у озера Кабан). Там тренировался Бабушкин и Шарипов, звезды настольного тенниса Казани, мастера спорта. После школы я зашел домой, взял чемоданчик со спортивными вещами и встретился с Савченко. Он почему-то спросил: сказал ли я с кем еду тренироваться. Я сказал, что не говорил. Потом заехали к нему домой. Это был арендованный им с семьей частный дом на отшибе поблизости от «базарчика» в Соцгороде. Зашли в дом, Савченко усадил меня на стул, завел пластинку с веселой английской песенкой «Двадцать крошечных пальчиков» (тогда это был хит) и куда-то ушел. Потом вернулся и сказал, что его жена неожиданно пришла с работы и спит. Как я потом, будучи взрослым, осознал то, что его жена, оказавшись случайно дома, спасла меня от возможного насилия. Тренировки в Жировом техникуме давали хороший импульс росту моего теннисного мастерства. 

                Лето 1958 год. Пионерлагерь «Голубое озеро».
      
     С моим одноклассником Андреем Акулининым мы оказались в одном отряде.
 Осенью 1958 года с моим дружком Андреем Акулининым записался в кружок «Струнных народных инструментов» тоже в клубе им. Горбунова. Его средняя сестра Галя уже занималась в этом кружке, поэтому мы оказались там. Принимал нас руководитель, старый интеллигент, хороший музыкант. Проверил слух, нажимая клавиши рояля, и ритм, отстукивая по роялю карандашом. Я все выполнил. Он посмотрел на мою кисть и назначил меня играть на «домре-приме» и мандолине. как однотипном инструменте, а Андрея, который был крупнее меня, наоборот на «домру-пикколо». Такая малюсенькая, как игрушка (как большая деревянная ложка или ковшик). Для меня это было немного странным. Когда мы опаздывали на занятия, руководитель, окруженный веселой кампанией учеников, называл нас в шутку «саботажники». Все смеялись. В кружке существовал оркестр, который исполнял серьезные вещи, например, отрывок из оперы Салиха Сайдашева «Наемщик». Помню, я видел похороны этого композитора (1954 год), когда был в гостях у наших родственниках Тухватуллиных, которые жили на ул. Горького, недалеко от театра оперы и балета им. Камала, дома-музея М. Горького и стадиона Динамо. Было огромное скопление народа. Это меня немного удивило, т.к. я не был в курсе о значении его таланта для культуры Казани. Вернемся к кружку народных инструментов. В кружке существовал оркестр, который исполнял серьезные вещи, например, отрывок из оперы Салиха Сайдашева «Наемщик». Этот отрывок из «Наемщика» оркестр играл с большим энтузиазмом и желанием. Мне нравилась мелодия и все молодые оркестранты. Я приходил иногда пораньше и видел, как воспитанники нашего руководителя, которые, как я думал, учились уже в консерватории, устраивали небольшие концертики. Например, исполняли очень тогда популярную песенку:
          «Мари не может стряпать и стирать,
             зато умеет петь и танцевать…».
Это было очень приятное зрелище. Красивые девушки, красивые юноши старше меня, видно было что между ними идет флирт. Нас с Андреем тоже иногда сажали в состав этого оркестра. Для нас это было большое доверие.   
   
   В школе одна из медсестер (неказистая женщина лет сорока) проявляла ко мне нездоровый интерес. Это я почувствовал после проведенного среди всех школьников медосмотра (как предполагаю сейчас, по поводу статистики половой жизни подростков). На одной из перемен мне сказали, что меня ждут в медкабинете. Я пришел, а там медсестра начала меня шантажировать, что может рассказать результаты этого медосмотра подростков и так хитро улыбается, но я не выказал испуга от этой возможности и был спокоен и молчал. В результате она прекратила шантаж, видя, что на меня это не действует.
   Летом меня отправили, как всегда в пионерский лагерь «Голубое озеро». Там была совсем другая, по-своему интересная жизнь без родительской опеки, но с полувоенным распорядком: строились на отрядную линейку, в столовую ходили строем и с песней. Были построения на обще лагерную линейку. Каждый отряд располагался в своих домиках. 

    Иногда Андрей Акулинин предлагал довольно странные действия. Например, «давай друг друга усыплять».  Я не понимаю, он объясняет, что надо вздохнуть глубоко, нажать на пульсирующие жилки на шее и сжать человека в объятиях. Он проделал это на мне, но ничего не получилось, когда же я проделал это с ним, он вдруг обмяк и упал на землю. Потом очнулся как после сна. Это произвело на меня очень неприятное впечатление.
    Вообще в нашем доме дети всегда играли в какие-то подвижные игры. Играли в футбол между деревьями, в «штандер». Это игру уже забыли, но игра интересная. Очерчивался круг на земле диаметром 1,5-2 метра. Ребята вставали внутри круга. Водящий подбрасывал мяч вверх и кричал чье-либо имя.  Все остальные бросались из круга врассыпную. А тот кого назвали должен был как можно быстрее поймать мяч и крикнуть «штандер» и все при этом должны замереть на том месте, где их застало это слово. Тот с мячом должен из круга сделать три шага и попасть мячом в ближайшего играющего. Если он попал в него, то тот ловил мяч и в свою очередь старался попасть в ближайшего игрока, при этом все старались забежать в круг и не быть осаленными мячом. Потом все оставшиеся собирались опять в круге и водящий подбрасывал мяч вверх и кричал в свою очередь имя другого игрока. Тот ловил мяч, кричал «штандер» и все повторялось до тех пор, пока всех не выбьют из игры и определялся победитель. Вот такая была игра.
       Около дома была волейбольная площадка. Каждый вечер там собиралась молодежь (старше нас) и самозабвенно играла в волейбол, а мы, пацаны, смотрели и завидовали их игре, их отношениям. Вечером на этом пятачке даже устраивали танцы. Там я даже был безответно влюблен в красивую девушку Римму, которая дружила с Зойкой Болотовой и была старше меня года на четыре. Потом, спустя 2 года, находясь в пионерском лагере я увидел ее у родника «Голубого озера» в обществе седого человека у шикарной машины «Волга». Она набирала воды из родника, который потом тек на водяную мельницу по каналу параллельно реке Казанке, но против ее течения (вот парадокс). Вероятно, это был высокопоставленный чиновник очень охочий до молоденьких девушек. А потом, много лет спустя, когда я окончил КАИ и уже начал работать конструктором у Зубца, встретил ее в зале театра «Качалова», где был концерт югославской эстрады. Это была неожиданная и приятная встреча. Она была почти такой же, но слегка похудевшей. Вспомнилась моя старая, безответная (телячья) любовь. Я проводил ее домой. Она работала архитектором в ГИПРО нии. Жила она в том же районе, где проходило мое детство, те же стандартные деревянные дома. Она привела меня на кухню, угостила чаем. Но все было испорчено появлением годовалого малыша, который неуверенно прошагал из комнаты. Римма с досадой сказала: «мама ну что ты его выпустила». Для меня (мне было 21-22 лет) это был шок. Я не знал, что делать. На этом наше знакомство прекратилось. А жаль. Я был тогда очень молод и не мог правильно рассуждать о таких ситуациях.
      Мы младшая поросль играли также в «садовника», сидя вечером на лавке у сараев напротив нашего дома. «Испорченный телефон» также игрался. Играли даже просто в «салки». Был очень большой задор и интерес.
    Зима. Во дворе между рядами сараев и нашим домом строим снежные крепости, которые стоят друг против друга. Две команды атакуют с азартом снежками друг друга. Слышен крики и смех. К нам присоединяются более взрослые ребята, которые увлеченно кидаются снежками покрепче и покрупнее. Совершаем вылазки из крепости и нападаем на противоположную крепость. Всем весело и все смеются от удовольствия и азарта.
    Помню, мама устроила «культпоход» в ДК Строителей для своей мамы и для меня на кинокартину «Свадьба с приданным». Это мое единственное воспоминание о нашем совместном посещении с «Аби» чего-либо. Я вспоминаю о своей бабушке со щемящим чувством жалости и беспомощности.

     Папа иногда брал меня на рыбалку. Однажды вечером после работы мы поехали на лодочную станцию, которая была в 300 метрах от остановки «Рабочая». Там мы сели в лодку (деревянная лодка с подвесным мотором «ЗИФ-5») дяди Володи Александрова с несколькими друзьями отца. Прибыли на берег Казанки. Была осенняя погода, развели костер. Чтобы наловить рыбы для ухи, двое полезли в холодную воду с бреднем. Походив вдоль берега в несколько заходов, вытащили на берег небольшой улов, из которого сварили уху. Было холодно и горячая уха, которую положили мне в алюминиевую кружку, показалась мне верхом кулинарного искусства. Я с наслаждением хлебал вкусное варево с большим количеством перца. Мужики выпили водки и были очень довольны. Потом сели в лодку и поплыли обратно, чуть не врезавшись по пути в бакен, т.к. была ночь, нос лодки был высоко поднят и загораживал видимость. Вернулись домой около полуночи. Домой сразу не пошли, т.к. папа сказал, что устроим маме сюрприз. Зашли за дом, где наше окно, подошли к окну и видим горит свет. Мама сидит за столом с задумчивым видом и что-то пишет. Папа легонько постучал по стеклу и скрылся. Мама с удивлением и со страхом посмотрела за окно в ночную тьму. Потом мы все-таки объявились к маминому облегчению. Она сказала, что услышав стук, подумала, что это сигнал с того света от умершей ее мамы, т.к она в это время писала на ее надгробной доске, но мы развеяли ее заблуждение.
      Была традиция ходить на демонстрации. Папа с мамой и мной ходил со своим цехом. Он был передовик, лучший работник завода и его портрет иногда появлялся в колонне демонстрантов рядом с портретами крупных партийных деятелей.

   В пятом классе у меня сформировалась устойчивая страсть к чтению. Началось это с курьезного случая. Однажды, разбирая в сарае хлам, в корзине нашел несколько книг с обгрызенными мышами углами. Взял одну из них с картинками в старом стиле. Любопытно было о чем написано. Сел у корзинки на пол и так зачитался, что оторваться было нельзя. Это была книга Даниеля Дефо «Приключения Робинзона Крузо». После этого феерического случая папа записал меня в библиотеку № 28 в Соцгороде, до которой я ходил пешком минут 15-20, но это меня не останавливало. Когда я приходил в помещение библиотеки меня охватывал непередаваемый запах книг и волшебных ожиданий. Я набирал по 2-3 книги сначала без разбора, а потом я начал последовательно выбирать определенных писателей. Сначала это были сказки, потом Жюль Верн, Александр Беляев, Герберт Уэлс и другая фантастика.
В более старших классах (8-11 кл.) я зачитывался Эмилем Золя, Ги де Мопассан, Оноре Бальзак, Эптон Синклер, О’Генри, Диккенс, Стендаль, Фенимор Купер, Чехов, Ремарк и др.
    Однажды я прочитал роман Гашека «Бравый солдат Швейк». Он произвел на меня такое образное впечатление, что я нарисовал его по клеточкам (как меня научил папа раньше).
     Однажды в классе шестом папа сводил меня на экскурсию к людям, которые разводили аквариумных рыбок. Аквариумы в три-четыре этажа занимали всю комнату. Это было сказочное зрелище, которое произвело на меня незабываемое впечатление. Был куплен маленький аквариум объемом в одно ведро и запущены гуппи, меченосцы, улитки и водоросли. Все выглядело чудесно и всем нравилось. Когда жили в старом доме я ходил с сачком и с банкой за живым кормом (дафнии) на различные мелкие озера. Потом папа принес с работы заготовки для каркаса нового аквариума, были закуплены толстые стекла. Так был построен моим папой при маленькой моей помощи аквариум на три ведра емкости воды. Это уже был нормальный и красивый живой уголок. Я в нем развел даже «Лялиусов» (лабиринтовые рыбки с красивой окраской.
   Единственный зоомагазин располагался в центре города на улице Куйбышева около театра оперы и балета, напротив входа в Ленинский садик на другой стороне улицы, где были, кроме аквариумных рыбок, птицы, хомячки, черепахи и другая живность. Я приехал туда за рыбками и водорослями для моих аквариумов. Там один дядька заинтересовался мной и выяснив, что я очень ищу транзисторы П13 для постройки карманного приемника, сказал, что у него они есть и пригласил меня завтра приехать к нему и он мне их даст. На следующий день я сказал об этом родителям и поехал на конечную остановку трамвая №2 (недалеко от Финансового института). Папа тайно от меня последовал за мной. Когда я прибыл на место и увидел того мужика, вперед вышел мой папа, подошел к мужику и о чем-то резко с ним поговорил. Я сейчас могу сделать вывод, что папа спас меня от педофила.
    В школе, однажды, Вовка Зарицкий (мой одноклассник) дал мне листочек с фирменным типографским текстом, в котором предлагалось поучаствовать в викторине на знание ГДР (германская демократическая республика). Кто дал ему эту анкету я не знаю. Призом могла быть поездка в ГДР. Надо было ответить на 5 несложных вопросов и отправить письмо в Берлин, не забыв указать свое имя и домашний адрес. С помощью посещения Ленинской библиотеки я ответил на вопросы и отправил письмо в Берлин. Оглядываясь назад, я теперь понимаю, что это был сбор адресов и имен для создания базы данных какой-то тайной организации.
     Мы, ребята из нашего дома, Вовка Каюров, Толька Болотов, Витька Климов и я часто путешествовали, как мы говорили, на «Голубое», т.е. район реки Казанки около карстовых озер «Голубое озеро». Недалеко был пионерлагерь «Голубое озеро». Около этих карстовых озер даже была водяная мельница, работавшая от родниковой воды, поступавшей по деревянному желобу на деревянное колесо. Жернова крутились и мололи то, что было подано на них. Был живописный огород с огромными тыквами и другими овощами. Кто там жил не знаю, но это был одинокий дом (хутор). Я посетил это место в 2015 году с моей племянницей Ольгой Дарьиной. Сейчас этого всего уже нет. А жаль. В те времена на берегу Казанки мы разводили костер, жарили в золе картошку, пытались ловить рыбу. Однажды мимо нас прошли взрослые парни. Спросили, что мы тут делаем, но нам повезло, т.к. мы их не заинтересовали. Когда созревала черемуха (в июне) мы забирались на огромное дерево и ели эту черемуху. На языках у нас накапливался толстый слой оскомины.
     Иногда приезжает в гости Нинка (мы говорим из города, как будто мы живем в деревне) – близняшка моей соседки Ирки Зверевой. У близняшек интересная история. Вера Ивановна родила двойню, но деде Ване (ее мужу) сказали, что родилась только Ирка, а Нину отдали бездетной ее сестре Ольге, которая жила в Вахитовском районе (Мех. комбинат, химзавод, Жир. комбинат), а мы жили в Ленинском районе (район авиационной промышленности). Так двойняшки были разлучены и воспитывались в разных семьях. Нинка была не по годам развита и информирована. Она всегда привозила какие-то новые игры или тайные новости и выражения сексуального характера.
    Самые любимые были вечера рисования в комнате Зверевых, когда приезжал к ним в гости дядя Женя (брат Веры Ивановны-мамы Ирки). Веселый добрый симпатичный парень. Показывал нам разные интересные фокусы и на наши восторженные вопросы о том, как это у него получается? Он всегда интригующе отвечал: я знаю «петушиное слово». Учил нас рисовать морские суда и морской бой. В общем было очень весело и интересно. Потом этот Женя, к сожалению, разведется со своей женой-красавицей (она глупая женщина послушала гадалку, предсказавшую ей развод).
   Однажды, когда мои родители и я находились в гостях у Александровых, я по обыкновению сидел в другой комнате и разбирался в подшивках интереснейшего журнала «Техника-молодежи». Там меня поразил самолет «летающая крепость» Боинг 17 с четырьмя моторами и 11 членов экипажа. Придя домой я на память нарисовал зеленым карандашом этот самолет, за который я получил «отлично» на уроке рисования, когда я принес этот рисунок туда.

                Лето 1959 г. Меня отправили в п/л. Голубое озеро.

     Тогда уже были смешанные отряды. Неля Саляхова (моя одноклассница и самая красивая девочка в классе) оказалась в одном со мной отряде. Она уже училась в другой школе, т.к. они получили квартиру на ул. Октябрьская (пос. Воровского) Были танцы на танцверанде. Музыка была очень романтическая. С Нелей мы станцевали, но без особых эмоций с моей стороны, а она была напряжена. Почему-то мои чувства были в противоречии. Меня тянуло к другой девочке – Агафоновой. Это вероятно было под влиянием какого-то гипноза. В то время я уже хорошо играл в настольный теннис. У нашего отряда стоял теннисный стол и я часто играл с моими партнерами и, конечно, почти всегда побеждал. Неля Саляхова наблюдала за моей игрой и в моменты особо острые всегда восторженно смеялась. Однажды случился исторический момент. Около стола, где я играл в настольный теннис, оказались наш пом. вожатый и Вася Аксенов (будущий знаменитый писатель Василий Аксенов). Он работал от мединститута тоже пом. вожатым в нашем пионерлагере. Они сидели на лавочке около стола и вели веселую беседу и много смеялись. 

   В 1958г. я прочитал в журнале «Юный техник», который выписывали для меня родители, очень интересный рассказ писателя Джеймса Олдриджа «В мире безмолвия». Там я увидел описание подводной маски, трубки и ласт, который меня буквально потрясли. Там были чертежи как самому сделать эти вещи. Первым делом я решил сделать ласты. С Толькой Болотовым, моим дружком, раздобыли порванную камеру от автомобиля МАЗ, вырезали выкройки и склеили клеем 88 и закрепили заклепками наши ласты. Испытывали их на «Ременке». Ременка- это идеально круглый котлован, похожий на огромную воронку диаметром 50-60 метров от  взрыва особо мощной бомбы, которую сбросил немецкий бомбардировщик не попав по авиазаводу. Этот котлован наполовину был заполнен водой. Там всегда толпилось множество ребятни. Вероятно, это была воронка от немецкой бомбы для авиазавода, но не попавшей в цель. Наши ласты вызвали изумление и огромное любопытство у всей ребятни. Скорость плавания с этими ластами была просто недосягаемой для простого пловца. Там я чуть не подрался с моим соседом-дружком Вовкой Каюровым, который жил в нашем доме. После этой стычки я понял, что я не умею дать отпор в драке. Сейчас он мой друг детства и живет в Крыму в Симферополе. Появилось желание научиться этому- значит надо заняться боксом.

    1959/60г. 7-й класс. В школе продолжаю заниматься в секции настольного тенниса у нашего физрука Анатолия Тимофеевича Савченко. Благодаря тому, что он играл на уровне 1-го разряда, я получаю от него сильнейшую подпитку для совершенствования моего умения играть в настольный теннис. Хожу в бассейн, единственный в Казани, 25 метров, на Кабане. Ездить приходится почти через всю Казань. На троллейбусе от Ленинградской улицы до кольца (пл. Куйбышева), потом на трамвае № 8 до остановки Красный Сафьян. Небольшое 2-х этажное здание – на верхнем этаже «сухой зал», где предварительно разминаются, а на первом этаже сам бассейн.
 
          Я с удовольствием занимаюсь в авиамодельном кружке на Республиканской станции юных техников. Она находилась на ул. Гагарина (около музыкальной школы). Строю в кружке схематическую модель самолета, а параллельно дома из набора, подаренного папой, строю фюзеляжную модель планера. Балансировку по инструкции делал, засыпая свинцовую дробь в носовой отсек модели. Пришлось сыпать много дроби. Это была ошибка в модели. Из-за этого модель получилась перетяжеленной. Крыло должно было быть смещено назад и тогда бы для балансировки нужно было бы засыпать значительно меньше дроби, но для нас инструкция была неприкосновенна. В результате планер получился сильно перетяжеленным и скорость его была
чрезмерной, но это выяснилось уже на соревнованиях, проводимых на Николаевском аэродроме ДОСААФ. При запуске ее на леере я долго бежал, чтобы модель набрала высоту. Потом она отцепилась от леера и начала планировать на большой скорости и врезалась в землю. А еще ранее у меня руководитель отобрал мою схематическую модель планера, которую я с большим старанием делал в кружке, т.к. у его любимчика модель не могла летать из-за того, что крылья перекосились обшивкой, которая стянула слабый каркас крыльев.
     Я с горя взял у дяди Володи Гаврилова (он был один из главных судей) спички и сжег свою разбившуюся фюзеляжную модель планера. А тот любимчик с моей моделью занял призовое место. Надо мне было пожаловаться дяде Володе, который был в судейской коллегии соревнований. Потом я дома рассказал о случившимся. Папа перевел меня в другой авиамодельный кружок.
Это был для меня суровый урок несправедливости.
    В дальнейшем я строил кордовую модель-копию самолета ЛА-5. Получилась красивая модель с компрессионым мотором МК-16. Около Дома пионеров в Соцгороде был импровизированный кортодром (просто пустырь). На нем мы – авиамоделисты гоняли свои кордовые модели. Было, конечно, полно адреналина. Со мной в кружке занимался Вовка Переверзев, с которым я был знаком еще по секции фигурного катания. Он вытачивал на станке детали авиамодельного ПуВРД (пульсирующий воздушно-реактивный двигатель) и потом собрал и запустил его. Это было феерическое зрелище. Рев стоял такой, что ушам было больно.
                Мои занятия в кружках.
     В школьные годы родители всячески способствовали моим занятиям в самых разных кружках: авиамодельном, музыкальном, фигурного катания, боксе, настольного тенниса.

Авиамоделизм.
     Я любил заниматься техническим творчеством. Папа всячески старался развивать у меня эту склонность. На день рождения мне обычно дарились какие-либо наборы для самостоятельной постройки.
Однажды я построил очень простой (из бумаги – ватман) самолетик с резиномотором и винтом, который разбегался на собственном шасси, взлетал и пролетал 40-50 метров. Это был самолетик, чертежи которого были опубликованы в приложении к журналу «Юный техник». Папа помог мне с ватманом, который он принес из цехового техбюро и помог с втулкой для оси пропеллера.   Например, когда я учился в 3-4 классе, мне подарили набор деталей для постройки модели подводной лодки, которую я после завершения постройки, пускал в ближайшей луже.

Музыкальный струнный кружок с четвертого класса (1957 год).
     Я начал там заниматься благодаря сестре моего школьного дружка Андрейки Акулинина, которая занималась в музыкальном кружке в клубе им. Горбунова под руководством старого интеллигента, доброжелательного и очень хорошего специалиста в своем деле. Его сестра пригласила нас и мы пришли на пробу нашего слуха и наших пальцев. В результате я показал мелодичность и ритмику очень хорошо и по пальцам был определен на «Домру-приму», т.е. ведущую мелодию в оркестре, а Андрейку определили на «Домру-пикколо», несмотря, на его более крупные габариты, чем мои.

Фигурное катание.
Первые коньки из дерева, когда мне было 5-6 лет, сделал мне мой папа. Они крепились на валенки с помощью кожаных ремешков. Они почти не скользили и это было совсем не то, что надо было. Потом мне купили коньки «Снегурки» с крепежными щечками, стягиваемые винтовыми креплениями, сжимавшие обычные ботинки по бокам подошвы. Плохой эффект. Потом настоящие коньки на ботинках «Норвежки».
     Осенью 1957 года папа решил отдать меня в секцию фигурного катания, где я занимался до неудачной сдачи на разряд на катке «Черное озеро» через год.
Руководителем была Диляра Валеевна. Секция была платной – 200 руб в месяц. Сначала мы занимались балетом в зале в ДК «Горбунова», а с приходом зимы на катке, который был залит прямо на танцверанде в парке Соцгорода. Смотреть на наши занятия сбегалось огромное количество народа, который глазел на нас через решетку деревянной ограды танцверанды. Там я с удовольствием играл в салки с Галкой Жирнаковой, с которой в будущем еще имел товарищеские отношения учась в 37-й школе. 

               
     На следующий год наш руководитель Николай Федорович предложил мне построить экспериментальную модель вертолета оригинальной соосной схемы, которую он увидел в журнале «Крылья Родины». Мне понравилась эта идея и я построил этот вертолет, который имел оригинальную соосную схему. На авиамодельных соревнованиях вертолет летал и я получил за это 2-е место по экспериментальным моделям (пополам с Фаридом Фасхутдиновым с его летающим крылом). Получил ценный подарок – слесарный набор инструментов. Пила по металлу до сих пор служит мне (с 1963 года).

     Последней моей работой в авиамодельном кружке – это радиоуправляемая модель самолета. Все было готово, за исключением установки рулевых машинок и приемника команд, но наступали выпускные экзамены (1964 год) и я оставил эту модель моему неизвестному преемнику. Как потом я узнал, радиоуправляемая модель хорошо летала.
    Николай Федорович – руководитель нашего авиамодельного кружка был выдающимся во всех смыслах человеком, каких на Земле мало. Его воспитанники в жизни добились больших успехов и как могли его поддерживали и всячески о нем писали в прессе г. Казани.



    К нам часто приезжали мамины родственники – дядя Толя Тухватуллин (внештатный фотокорреспондент газеты Советская Татария) со своей женой Аней.
        Они познакомились на войне в санитарном поезде: он был раненым, а она санитаркой. Их разбомбили, на ней сгорела вся одежда и он отдал ей свою одежду.  Трое детей Толя, Надя и Витя.

.   Летом 1960г. папа взял мне путевку на заводе и я еду на Черное море по путевке в п/л «Волна» (г. Анапа) во 2-ю смену. Для меня это было эпохальное событие. Ехали на поезде до Москвы. Я ехал в Москву в первый раз в жизни. Когда утром подъезжали к Москве, меня поразили огромные 10- этажные здания, стоявшие вдоль следования нашего поезда. В Москве мы должны были провести день, а вечером отправиться на поезде до Новороссийска (станция «Туннельная». Наша пионервожатая Зоя (веселая, доброжелательная молодая девушка) предложила нам посмотреть Московское метро и прокатиться на нем. К моему большому сожалению, я не смог в этом участвовать, т.к. мои новые красивые полуботинки, которые купили мне родители перед самым отъездом из самых лучших побуждений, натерли мне пятку до мокрой мозоли и я вынужден был сидеть у озера в Измайловском парке и наслаждаться тем, что я сижу без этих предательских ботинок. К концу дня вернулись счастливые экскурсанты по Московскому метро и мы пошли на Курский вокзал, где сели в поезд до Новороссийска (станция Туннельная).
   Там я впервые узнал что такое море, какая там вода, которая сначала показалась мне горькой и отвратительной, но потом прекрасней ее не было ничего. Я узнал и увидел совершенно новый и незнакомый мне мир, который был удивителен и прекрасен. Там наш 2-й отряд состоял из Москвичей и Казанцев, т.к. сам пионерлагерь «Волна» был от Московского авиазавода и Казанского авиазавода. Палаты были: для девочек, москвичи мальчики и казанцы мальчики были в разных палатах. Днем после завтрака мы шли купаться на море. Наш пионервожатый Аркадий (он же ударник в оркестре) был распорядителем нашего купания. Ходили на экскурсии в том числе в совхоз Джемете, где я впервые и не только я, попробовал «чебуреки» невероятно вкусные и сочные. Я об этом написал моим родителям, но они так ничего и не поняли (я объяснил уже дома). Я отличился в соревнованиях по настольному теннису: вдвоем мы заняли первое место по нашему лагерю. За это нас двоих чествовали на общей линейке и каждому по корзине винограда. Когда смена закончилась, каждому выдали по маленькому 5-ти кг. ящичку винограда.
   
    Учась в седьмом классе (1960г), я каким-то образом (возможно мой дружок Валерка Савичев надоумил) записался с Толькой Болотовым в секцию плавания в зимнем плавательном 25 метровым бассейне, который был единственным в городе Казани и находился на другом конце города в Вахитовском районе около мечети у озера Кабан. Ехать надо было сначала на троллейбусе №1 до конца маршрута («Кольцо»), а потом на трамвае №8 до остановки «Красный Сафьян». По времени это занимало около 1ч. 45мин. Тренировал нас Кубасов, высокий спортивный мужчина с короткими усами. Он плавал вольным стилем и нас этому учил. Начало занятий было в сухом зале, а потом уже в воде. Оформление мед. допуска было долгим, со сдачей различных анализов. Перед заходом в помещение на входе стояла санитарный врач и проверяла пропуск, помывочные принадлежности, плавки, шапочку. Вода была прозрачной зеленоватой с сильным запахом хлора. Говорили, что хлор помогает избежать насморка. Кубасов также приобщал нас к занятиям в Морском клубе на базе 16-го завода на шлюпках под парусами с взрослыми ребятами. Это было незабываемое удовольствие. Проходили под Ленинским мостом чуть не задевая мачтой пролет моста.
   
       1960/61 уч. год.  8-й класс. Это был мой последний учебный год в моей родной 54-й школе-восьмилетки.
     Осенью я вместе с одноклассниками Андреем Акулининым (мой школьный дружок) и Аглямом Ахметзяновым записался в секцию бокса при ДК им. Ленина в Соцгороде. Одновременно Витька Климов (мой сосед по старому дому) записался в секцию борьбы там же. Тренером по боксу был мастер спорта Марат Акчурин, пом. тренера Олег Андреевич Шевченко (впоследствии зам. Генерального директора Павлова Александра Филипповича на моторостроительном (бывшем 16-м заводе). Я занимался там почти год. Андрей на «спаррингах» нещадно бил меня в голову своими длинными руками в боксерских перчатках (что спасало от травм, но иногда удар был таким, что я еле устоял на ногах).  В общем против Андрея у меня защиты не было и, поэтому я не очень желал с ним боксировать. Аглям Ахметзянов показал себя полностью не пригодным к боксу, т.к. в пылу «спарринга», если он пропускал сильный удар, он взрывался, забывая все приемы, наклонив голову шел вперед и просто махал руками снизу-вверх. Это выглядело просто нелепо и безрассудно. Каждый вечер иду на каток СК им. Урицкого (150 метров от нашего старого дома) и соседствует с нашей школой общим забором. Один наглый мальчишка на катке пристал ко мне и я ему дал достойный отпор, благодаря азам, которые я получил на боксерских занятиях (дал по нему легкую серию прямых ударов по корпусу) и он поняв, что бьют грамотно, плавненько отошел.
       Учеба в школе шла своим чередом. Однажды на уроке химии наш химик Василий Михайлович, наклонился, чтобы стукнуть меня (я сидел на первой парте) по голове учебником по химии за то, что я отвлекался, оборачиваясь назад, и при этом пиджаком прижался к чернильнице, вделанной в парту, переполненной чернилами. На его пиджаке мгновенно образовалось чернильное пятно размером с ладонь. Увидев, что с его пиджаком, он разъяренно закричал на меня: «Вон из класса». Конечно, положа руку на сердце, нужно сказать, что учеников бить книжкой (толстый учебник химии) по голове нельзя.
    Я показывал хорошие результаты по всем предметам школьной программы.
    В секции настольного тенниса под руководством тренера (он же учитель физкультуры) Анатолия Тимофеевича Савченко, я делал хорошие успехи и неоднократно награждался почетными грамотами на районных соревнованиях.

       Лето 1961г. Начались летние каникулы. Я занимался настольным теннисом в клубе «Комсомолец», который находился в «Молодежном городке» в районе улицы Гагарина, а также одновременно с большим желанием и интересом занимался в авиамодельном кружке при Доме пионеров в Соцгороде. Руководил кружком Краснов Николай Федорович. Очень квалифицированный, изобретательный и с большим педагогическим опытом человек. Участник войны, бывший танкист. Он воспитал много ребят, которые в дальнейшей жизни добились определенных успехов. Авиамоделизмом занимались, кроме меня, Владимир Переверзев, который занимался кордовыми моделями и сам изготовил  пульсирующий воздушно-реактивный двигатель (ПуВРД), который был для авиамоделей, Ильдус Зинатуллин универсальный мастер, Фарид, который занимался таймерными моделями (на фото я помогаю ему запустить мотор таймерной модели) и еще он изготовил модель «летающее крыло».  С нами авиамоделистами в одной комнате занимались и судомоделисты. Это были Ринат Нурмухамедов, Геннадий Соколов (будущий генерал) со своим младшим братом, Владимир Андреев, Владимир Верхоглядов. Они изготавливали высокотехнологичные сверхскоростные модели глиссеров, которые развивали скорость по кругу больше 100 км/час. Это были выдающиеся мастера, которые сами изготавливали микродвигатели, т.е. на равных конкурировали в крупными зарубежными фирмами. Мой папа по моей просьбе изготавливал для этих моделистов заготовки для их изумительных двигателей из специальных металлов с нужной твердостью закалки. 
 
    Осенью 1960г. я вместе с одноклассниками Андреем Акулининым (мой школьный дружок) и Аглямом Ахметзяновым записался в секцию бокса при ДК им. Ленина в Соцгороде. Одновременно Витька Климов (мой сосед по старому дому) записался в секцию борьбы там же. Тренером по боксу был мастер спорта Марат Акчурин, пом. тренера Олег Андреевич Шевченко (впоследствии зам. Генерального директора Павлова Александра Филипповича на моторостроительном (бывшем 16-м заводе). Я занимался там почти год. Андрей на «спаррингах» нещадно бил меня в голову своими длинными руками в боксерских перчатках (что спасало от травм, но иногда удар был таким, что я еле устоял на ногах).  В общем против Андрея у меня защиты не было и, поэтому я не очень желал с ним боксировать. Аглям Ахметзянов показал себя полностью не пригодным к боксу, т.к. в пылу «спарринга», если он пропускал сильный удар, он взрывался, забывая все приемы, наклонив голову шел вперед и просто махал руками снизу-вверх. Это выглядело просто нелепо и безрассудно. Каждый вечер иду на каток СК им. Урицкого (150 метров от нашего старого дома) и соседствует с нашей школой общим забором. Один наглый мальчишка на катке пристал ко мне и я ему дал достойный отпор, благодаря азам, которые я получил на боксерских занятиях (дал по нему легкую серию прямых ударов по корпусу) и он поняв, что бьют грамотно, плавненько отошел.
   Осенью 1961 года должны быть районные соревнования, где мы могли выполнить разрядные нормы и официально получить первые разряды по боксу, но в июле я сломал ключицу.
     12-го апреля 1961г. произошло историческое событие. Первый полет человека в космос! Наш Гагарин полетел в космос. Помню, зашел в учительскую – все учителя сгрудились вокруг радиоприемника и напряженно-радостно слушают Левитана.
     Для меня это было что-то из области фантастики.
               
                Новый дом
           Наш новый дом (на ул. Декабристов, д.186 кв.37)
 В апреле 1961 года мы переехали в новый дом, состоящий из трех домов, который был совсем в другом районе (пересечение ул. Декабристов и ул. Воровского) в новую однокомнатную квартиру со всеми удобствами на 3-м этаже, что по тем временам было выдающимся событием. Правда, как потом я узнал, моего отца пытались обмануть в жилищной очереди. Прежде чем папа получил ордер, там была целая история с обманом моего папы. В самый критический момент, видя, что его окончательно обманули, он пошел к парторгу завода. Папа объяснил ему все факты обмана с документами на руках. Ознакомившись с документами и поняв, что папу пытаются обмануть и в очередной раз не дать квартиру, он тут же вызвал к себе председателя профкома и потребовал сейчас же решить вопрос с выдачей ордера на квартиру.
  Весной было знаменательное и судьбоносное событие для нашей семьи- папа, наконец, получил ордер на однокомнатную квартиру со всеми удобствами в длинном доме в районе «Воровского». Это было так: в начале апреля папа устроил нам сюрприз, пригнав машину и сообщив, что мы получили квартиру. Это был для мамы и меня счастливый шок. Грузовая машина уже стояла у подъезда нашего старого дома, мы погрузили в кузов наш нехитрый скарб, в том числе аквариум и кота Ваську, на грузовик и поехали в нашу новую квартиру. Я сидел в кузове на вещах вместе с мамой и был очень счастлив, что жизнь так сильно изменилась в лучшую сторону. Папа с мамой были счастливы.

  Помню эпизод, когда гости были провожены по домам, папа поставил пластинку с вальсом Штрауса и начал вальсировать с мамой по комнате вокруг стола. Я с большим удовольствием наблюдал за счастливыми лицами моих родителей.

           Моего папу пытаются завербовать.

  Однажды в конце апреля 1961 года я пришел домой и вижу, что мой папа сидит за столом и выпивает с двумя его коллегами по цеху №34 - Бикжановым и еще кем-то не помню (у нас дома на новой квартире). Они как водится выпивали и закусывали. Увидя меня, они засобирались уходить. Когда они ушли, отец был бледен и, обращаясь ео мне, сказал с таким тоном, какого я от него никогда не слышал: «Валерка – это самые подлые и плохие люди». Это был верх его возмущения и ненависти к ним. Я думаю, что они предлагали ему сотрудничать в каком-то очень грязном деле. Это были, как я думаю, представители Т.О.
 
      В июле 1961г. я сломал ключицу, неудачно попытавшись вскочить на подножку трамвая, который в те времена еще не имел остановки «Воровского» и мчался мимо. Там был поворот перед мостом в «Трампарк», где трамвай сбавлял ход и я, пользуясь этим, регулярно вскакивал на подножку последнего вагона, цепляясь за поручни дверей вагона (такие были деревянные вагоны довоенного образца). Всегда это удавалось, но в тот раз не удалось. Я упал и очнулся на рельсах, затем увидел удаляющийся трамвай. Направлялся я в Соцгород в авиамодельный кружок в Дом пионеров. Я поднялся, отряхнулся и все-таки доехал в кружок. Пришел туда, а плечо болит и болит и боль не проходит. Пришел в травма пункт в 9-й больнице в Соцгороде. Рентген показал перелом левой ключицы без смещения.
    Я не знал тогда и даже не мог предположить, что это было тайное нападение на меня. Трамвай был разогнан на предельную скорость для этого поворота (обычно он там притормаживал) и мою правую руку кто-то ювелирно сбросил с поручня трамвая. А так как левой рукой я успел ухватиться за левый поручень, то меня рвануло и развернуло так, что ударился спиной о вагон и упал. Хорошо, что у меня было правило запрыгивать в последнюю дверь последнего вагона, где не было колес, и я отделался сравнительно легко - сломал левую ключицу. Предполагаю это была месть на нашу семью за отказ папы сотрудничать с Т.О.

1961/62 уч. год.  Весь наш 8-й класс из 54-й школы перевели в 37-ю школу 11-ти летку. Учеба в 9Ж классе с производственным обучением в школе №37. Это была огромная 4-х этажная школа в Соцгороде недалеко от ДК Строителей. Два раза в неделю ходили на производственную практику на авиазавод им. Горбунова в ученический цех №98.

    Осенью 1961г. я продолжил заниматься в плавательном бассейне на Кабане, т.к. моя ключица снова стала целой (перелом зарос). В феврале 1962г. произошло повторное разрушение сросшейся ключицы. Случилось это так. Поздно вечером я возвращался с занятий в плавательном бассейне. С трамвая №8 я должен был на «Кольце» (пл.Куйбышева) пересесть на троллейбус №1, который ехал до моего дома (на ост. "Воровского"). При посадке в это время всегда образовывалась огромная толпа желающих сесть на троллейбус. Я оказался зажатым в этой толпе и два или 3 крепких человека резко меня сдавили. Давление на мои кости было таким, что моя заросшая ключица снова сломалась. Как я сейчас уверен, что это была очередная акция Т.О. против моего здоровья. Я почувствовал треск и резкую боль. Кое-как вылез из очереди. Хорошо, что меня увидели мои бывшие соседи – Вера Ивановна и ее муж дядя Ваня Кузьмин. Они взяли такси и довезли меня домой. Дома вызвали скорую помощь, которая отвезла меня в «Институт восстановительной хирургии» на ул. Горького, где меня осматривал (бывают же совпадения) брат моего будущего друга Женьки Плаксийчука – хирург Юрий Николаевич Плаксийчук. Он критически осмотрел меня и сказал, что у меня «грудь сапожника». Сделали перевязку без гипса (на ключицу гипс не ставят) и мы поехали домой. Противно болела ключица. В марте 1962г. мои родители уехали в санаторий в Закарпатье. Мне оставили деньги, чтобы я обедал в ресторане «Маяк» после школы, что я и делал. Я приходил, меня уже знали, как постоянного посетителя, приносили обед, который я сметал с большим аппетитом. Утром меня поднимал будильник, установленный на тазу для большего шума, а для гарантии меня будил сосед дядя Сережа Шарипов из 39-й квартиры. Так проходило время, ключица благополучно заросла, я учился в 37-й школе, играл в настольный теннис в «Рубине» и ходил в тот же плавательный бассейн на «Кабане». У нас сменился тренер. Вместо Кубасова, у которого, как кто-то сказал, были семейные проблемы (жена его кажется упекла в психиатрическую больницу), появился Эдуард Павлович Янклович. Невысокого роста, мягкие, как у кота, манеры, прическа «Ежик». Там он иногда ставил меня на заплыв с Валей Архиповой, неожиданно появившейся в его группе, идеально сложенной девушкой, как Венера Милосская, только живая. К идеальному телу надо прибавить большие голубые глаза, маленький носик и манящие губы, составлявшие вместе, лицо красавицы. После нескольких заплывов, в которых она меня небрежно обгоняла (это был еще гидродинамический эффект как с кожей дельфинов), я с ней, конечно, познакомился ближе. Договорились встретиться в бассейне на балконе. Сейчас, вспоминая, я могу предположить, что тренер целенаправленно привел ее в нашу секцию, чтобы познакомить меня с ней с далеко идущими целями. Но вернемся к нашему свиданию. Дело было зимой. Я приехал с опозданием. Валя ждала меня на балконе бассейна. Было жарко и влажно. Это было, можно сказать мое первое свидание. Потом пошли гулять. Я проводил ее до дома. Он, кстати, был всего в 2-х остановках от бассейна, в непосредственной близости к ТЭЦ. Домик был деревянный, плохонький, одноэтажный. Она жила там со своей мамой. Еще у нее был старший брат и старшая сестра, которая вышла замуж за москвича и жила в Москве. Валя работала телефонисткой на междугородном телефоне, находившемся на «Кольце» (это площадь в центре Казани). Особенно запомнилось (в 1963 году) мне наше свидание с посещением местного клуба на 100-150 зрителей. Там шел кинофильм «Вертикаль», в котором я впервые увидел и услышал песни, которые глубоко запали в мою душу и потрясли
меня. С тех пор я стал фанатом Высоцкого.

      В 60-х годах по вечерам на улицах появлялись БКД (дружинники – комсомольцы), которые могли остановить любого молодого человека и обыскать его и если внешний вид его их не устраивал, то забирали его в штаб и там остригали или избивали. Так боролись со «стилягами». Меня самого остановили у моего дома и грубо обыскали и не найдя ничего оставили меня в покое. Это меня возмутило до глубины души, но я ничего не мог сделать с этой группой БКД.

Лето 1962 год.
  После районных соревнований по настольному теннису в клубе «Комсомолец» (район ул. Гагарина), где я познакомился и влюбился с первого взгляда в Галю Побужаеву, когда я судил их с Томой Шевченко парную игру против кого-то, я пошел заниматься в секцию Уксусникова Владимира Дмитриевича на стадионе «Рубин». Что интересно, эта секция располагалась в полуподвальном спортзале, где в 1946 году был роддом и где я родился 18-го августа. Там была очень интересная атмосфера. Много интересных ребят и девочек. Там были интересные девушки, и среди них Нина Вязанкина (голубоглазая брюнетка), которая мне нравилась, и она мне очень симпатизировала.
    В те времена в летнее время для молодежи основное вечернее развлечение были танцы. В парках отдыха были специальные танцверанды. Они состояли из эстрады в «ракушке», где располагался эстрадный оркестр и самой танцплощадки. Центральная танцверанда была в парке Горького, также были в Ленинском районе в парке Соцгорода (стадион «Рубин») и около ДК Строителей. Также в Кировском районе. Я иногда с товарищами заходил к танцверанде в Соцгороде или ДК «Строителей». На саму танцплощадку я никогда не заходил, даже не знаю почему. Однажды, у танцверанды ДК «Строителей» я увидел ужасающую картину убийства молодого парня, который после невероятной беготни от преследователя, упал. Собралась толпа, я подошел тоже. Кто-то зажег спичку, чтобы посветить. В центре живота у парня была ранка от ножа, и он судорожно дышал. Кто-то вызвал скорую помощь, но как потом я услышал, что тот парень умер. Это страшная и обидная смерть в результате драки.
      Лучше и веселее было на танцверанде в парке стадиона «Рубин».
Там я встречался с друзьями и знакомыми, которые среди многочисленной публики гуляли вокруг ярко освещенной круглой танцверанды. Однажды Валя Колбасникова (моя одноклассница) попросила меня отвезти домой Нелю Саляхову (мою школьную любовь) на моем мотороллере «Вятка-2». Я с удовольствием согласился. Неля села позади меня, держась за меня и мы понеслись по ночным улицам к ней на ул. Октябрьскую, где она жила с мамой и папой. Неля была немногословна. Она только сказала: «какой ты молодец Валера». Это был 1965 год. К сожалению, мы встретились только спустя пять лет у моего дома во время моей вечерней прогулки. Мы прошлись до ул. Восстания, где у кинотеатра «Костер» был общественный туалет, куда она зашла и ее не было минут десять.
Для меня показалось странным, что она только, что из дома и снова в туалет. Может быть там у нее были другие дела…
   Однажды папа пришел с работы, а за ним пришла кошка с виду неказистая, серенькая. Папа рассказал, что она увязалась за ним почти от самого завода. Он видя это, привел ее в наш дом. Мама и я с этим согласились, т.к. наш кот Васька пропал уже больше года и эта кошка, как бы заполнила этот "вакуум". Кошку назвали Муркой и она стала у нас жить. Через некоторое время мама возмутилась тем, что Мурка гадит по углам и попросила меня отвезти ее подальше, а папе скажем, что она убежала. Дала мне сумку, в которую я положил кошку и застегнул молнию. Сел на трамвай №9, который ехал на конечную остановку в Караваево (недалеко от авиазавода). Трамвай приехал, я вышел и выпустил кошку на свободу. Приехал другой трамвай, я туда сел, приехал обратно и доложил маме о выполненном задании. Вечером пришел с работы папа и мы ему сказали, что кошка убежала. Он огорчился и принял это сообщение. Через некоторое время он услышал, что кто-то скребется в дверь. Он открыл дверь и радостно воскликнул:"она вернулась!" Мама и я тоже очень удивились, особенно, я, т.к. я сам отвез ее в отдаленное место, кошка была закрыта в сумке и не видела куда я ее везу. Для меня это было просто необъяснимо и похоже на чудо. Еще большим чудом явилось то, что Мурка начала ходить в туалет в унитаз, хотя этому ее никто не учил. Просто чудеса мирового масштаба... Таким образом Мурка стала членом нашей семьи. Кошка выбрала нас как свою семью!   

   В июне Николай Федорович (руководитель нашего авиамодельного кружка) предложил мне и Вовке Переверзеву, с которым мы вместе занимались в авиамодельном кружке, поехать в пионерлагерь и работать там руководителями авиамодельного кружка на Лебяжьем. Мы собрали чемоданчики и приехали к пионерскому лагерю. К нам вышел директор этого пионерлагеря, посмотрел на нас и сказал, что ему нужен только один и посмотрел на меня. Я сказал, что без моего друга я не согласен работать у них. На этом наши переговоры закончились, и мы пошли восвояси. Вовка от такой обиды даже заплакал. Я как мог утешал его, но это действовало слабо.
    В июле 1962 года Николай Федорович опять предложил мне поехать в пионерлагерь «Голубое озеро» (мой можно сказать «дом родной», т.к. мои родители каждый год отправляли меня туда) руководителем авиамодельного кружка. Я засомневался, но потом согласился и оказался там. Меня определили не как самостоятельного специалиста, а пом. вожатым в пионеротряде. Все же это была некоторая самостоятельность. В определенные дни я проводил занятия авиамодельного кружка в кружковой комнате. В остальное время я подчинялся распорядку в пионеротряде.

   В мае 1962г.  Валерка Савичев рассказал о чудесном озере Яльчик, куда он ездил со своим отчимом и, о котором знали тогда только охотники и рыбаки. Оно находилось в Марийской АССР глубоко в тайге. Я очень заинтересовался и мы с Валеркой устроили в июне поход на это озеро. Для этого мы собрали рюкзаки, доехали до вокзала и в 12 часов ночи с пригородного вокзала отбыли поезде Казань- Йошкар-ола. Тогда поезда ходили на паровозной тяге. Приехали в 2 часа ночи, на улице дождь. Укрыться можно было только в маленьком домике, который служил станционным зданием и кассой. В зал ожидания размером 4м х 5м набились как «сельди в бочке» охотники, рыбаки и мы. Стояли вплотную друг к другу человек 30-40. Потом гроза закончилась и мы пришли к озеру. Был рассвет, над озером был легкий туман, доносились различные звуки живой природы. Было сказочно красиво и впечатлительно. Вода в озере прозрачная как в роднике, но теплая и купаться одно удовольствие. Это озеро я полюбил на всю жизнь. Для того чтобы заниматься подводной охотой Савичев сделал подводное ружье с металлическим гарпуном и резиновыми трубками из желудочных зондов(в качестве упругих натяжителей), купленных в аптеке. Он пригласил меня на испытание своего самодельного подводного ружья около своего дома. Была зима, он натянул резины с большим усилием и нажал на курок. К нашему огромному удивлению гарпун был выстрелен из ружья только на 3-4 метра. Это повергло нас в уныние. Настала весна и мы опять решили повторить испытание. Валерка зарядил гарпун и с большим усилием натянул резиновые амортизаторы. Ружье поднял на 45 градусов (максимальная дальность) и нажал курок. Неожиданно для нас гарпун полетел очень далеко (25-30 метров) и чуть не попал в проходящую женщину. Мы это наблюдали за полетом гарпуна с «похолоданием в сердце», но все обошлось. Разгадка была простой. Когда испытывали зимой, то резина от холода потеряла свои свойства, а весной было тепло и усилия резины были максимальны. 
    Однажды я пришел к Валерке Савичеву домой (мы учились в 54-й школе в параллельных классах до 8-го класса и жили по соседству) и он показал мне как он продолжает носить свои красные носки, у которых уже не было подошв, так они износились, а заменить их нечем (в те времена 60-е годы в магазинах не было самых необходимых вещей. Люди изворачивались как могли). Для этого он из ниток, которые продевал через неразрушенные боковины носка, образовывал сетчатую подошву носков. Вот так люди выходили из положения при всеобщем дефиците.
    Так вот, находясь на «Голубом озере» руководителем авиамодельного кружка, я знал, что наши ребята поехали на это чудесное озеро Яльчик и мне тоже очень хотелось там быть. Для этого я отпросился у руководства, что буду отсутствовать субботу и воскресенье. Побывав на озере, я возвращался на последнем речном трамвайчике, плывшем по реке Казанка до остановки санаторий Крутушка. До пионерлагеря идти по диким местам километра четыре-пять.  Наступила ночь, глубочайший мрак и началась сильнейшая гроза с громом, молниями и дождем. Я шел от Крутушки по сплошной грязи в полной темноте, которая изредка разрывалась ослепительными молниями. Это была тяжелейшая «прогулка» в моей жизни. На ботинках налипли пудовые куски грязи. В конце концов я, как говорится «усталый, но довольный», все-же добрался до своего отряда и бухнулся в постель. Эту дорогу я не забуду никогда.
      Как-то раз с Валеркой Савичевым зашли к Каюрову Вовке, который переехал со своей матерью в другую коммунальную квартиру на углу Беломорской и Ленинградской. Там он позвал свою соседку, девушку лет 16-ти. Устроили танцы. Валерка был активнее всех и танцевал с ней без перерыва. Потом в последствии дело кончилось ребенком и женитьбой, а потом и разводом.
 
1962/63г Учеба в 10Е классе. Также ходим два раза в неделю на производственное обучение на авиазавод в учебный цех 98. Мальчиков определили в слесаря, а девочек в токаря. Мы изготавливали инструментальные ящики из алюминиевого листа. Соединяли части путем клепки пневматическими молотками. Ребята ходили смотреть к сборочным и агрегатным цехам. Там было очень интересно. Однажды группа из 3-4-х учеников: Ильдус Самигуллин, Валерка Емуранов и Саттаров пошли туда и украли кожанную сумку из корпуса строящегося самолета. Рабочие их поймали. Было целое дело. В школе был большой шум, что они повредили обшивку самолета, сорвали производственную программу целого цеха. В результате эту группу исключили из школы. Хорошо, что я не пошел в тот раз с ними. Тогда меня ждала бы совсем другая судьба. Ангел-хранитель предостерег меня от этого.
     С Левкой Наумовым (моим школьным товарищем) случился трагический несчастный случай. На станке «гильотинные ножницы» для рубки металлических листов ему нечаянно обрубила четыре пальца левой руки наша одноклассница Лариса Бондарь. Дело было так: она попросила его помочь, т.к. не лез в щель этого станка лист металла. Он зашел сзади станка и крикнул, чтобы она нажала на лист, а ей послышалось нажать на педаль…
В медпункте ему оказали помощь, пальцы сложили в пакетик. Тогда еще не было таких достижений, как пришивание пальцев на место и Левка стал инвалидом. Лариса несколько дней не приходила в школу и у нее была нервная болезнь, конечно, ее положению не позавидуешь.
    У меня была прекрасная зрительная память. Я обленился и не готовил уроки. Вместо этого я на перемене перед уроком просматривал страницы учебника и как-бы фотографировал их. Когда меня вызывали к доске, я просто читал страницу, которая стояла у меня перед глазами. Вот такая была зрительная память. Учитель физики был очень доволен, что я блестяще отвечаю по сложной тематике, например, полупроводниковая физика.

     Мои родители решили меня несколько приодеть, Купили хорошую  толстую ткань для пиджака (в мелкий диагональный бело-черный ромбик) и мы с папой пошли в ателье на пересечение Гагарина и Ибрагимова. Там портной впервые снял с меня мерку, мы оставили материал и через, наверно, две-три недели заказ был готов. Я примерил новый стильный пиджак. Все было хорошо и я стал его носить. На фото на вечере в ДК "Им.Ленина" я в новом пиджаке.
 Однажды в школе на перемене ко мне подошла Галя Жирнакова, моя «старая» приятельница по секции фигурного катания с 1956 года, и предложила мне продолжить заниматься фигурным катанием, т.к. «у тебя же получалось». Галя сказала, что Диляра Валеевна (руководительница секции) даст мне бесплатно коньки и приглашает на занятия. Я согласился и начал снова заниматься фигурным катанием, в результате чего был награжден почетной грамотой за выступление на городских соревнованиях  (на "Черном озере").
    Зимой состоялся культпоход в ДК. им. Ленина, который организовала наш культмассовик, красавица Бэла Еникеева, на кинокартину «Серенада Солнечной долины», которая произвела на меня впечатление яркого счастливого света из другого мира. Это впечатление осталось со мной на всю мою жизнь.   
     Весной Вовка Каюров пригласил меня в весенние каникулы на зимнюю рыбалку на Волгу в Васильево. Все это организовал Михаил Дмитриевич Одинцов (физрук и бывший сосед по старому дому). Эта рыбалка мне очень запомнилась. Погода стояла солнечная, тихая. Просверлив лунки, мы развернули удочки, наживили мотыля и опустили крючки в воду. Есть пословица, что новичкам везет, так вот мне, как новичку очень повезло – я поймал 3 крупных подлещика. Моим компаньонам повезло меньше. Но самое приятное – это было загорание на весеннем солнце. Мы разделись до пояса – это 30 марта, кругом снег и лед, а мы загораем. Красота!

                Лето 1963 год.   
     Наше основное местопребывание в хорошую погоду, конечно, живописнейшее озеро Яльчик. Мы – это друзья – соседи Кузнецов, Шумбутов, Савичев, Каюров, Наумов, Кобзев и др.

     Вечерами мы ходили в парк Соцгорода на танцы. Собственно, на танцверанду я так ни разу не сходил и не покупал билеты. Мы с ребятами после секции настольного тенниса в основном ходили туда постоять вокруг веранды и побалагурить. На танцах играл приличный джаз- ансамбль. С большинством музыкантов я познакомился через Сашу Онегина (фигурист-коллега) и Вовку Переверзева. Музыканты – братья Козловы: Вовка – констрабасист и Алексей – саксофонист. (вспоминается у Василия Аксенова: «Козел на саксе…") А также тромбонист Сергей Мокрушин (псевдоним Виктор Маевский – знаменитый тромбонист). Сергей Мокрушин был родом из Чистополя. Как потом я вычислил, что у моей бабушки Анны Андреевны Масловой мама была из семьи Мокрушиных. Таким образом можно предположить, что мы были родственниками, т.к. Чистополь достаточно небольшой городок. Но в те времена мой папа не просвещал меня насчет родственников, а я не очень-то интересовался, а зря.

    Мои родители поехали в дом отдыха «Пустые Морваши».
Когда они были на киносеансе, их вдруг срочно позвали на выход. Мама испугалась. Вышли из зала и их встречает родственник мамы – Минхач (балагур и шутник), который с заговорщицким видом подошел к ним и достал из-за пазухи огромную пачку денег. В сумерках деньги показались настоящими, но на самом деле это были огромные ассигнации царских денег. Оказывается Минхач при ремонте одного из домов нашел клад из царских ассигнаций.
     Однажды летом из Дербышек приехал, Толик (младше меня года на два), сын наших родственников Тухватуллиных, на мотоцикле своего отца (Ковровец). Такой радостный и добрый, что дал мне прокатиться. Как потом выяснилось, он приехал, чтобы подставить меня, а себя выгородить, что он без спросу взял отцовский мотоцикл и катался на нем в его отсутствие. Как говорится, «бойтесь даров данайцев». Так оно и вышло. Он должен был вернуться домой в Дербышки, и пригласил меня к себе домой, посадив меня за руль мотоцикла. Ехали через центр города, я без прав, рулю смело, сплошная авантюра. Не доезжая оперного театра, нас остановил гаишник (вероятно Толику этого и надо было, чтобы нас «застукали» в ГАИ и, чтобы это стало известно его отцу). Хитрый был мальчик Толик. В этот день вернулся его отец и его вызвали в ГАИ.
Весь скандал пришелся на меня, а не на Тольку. Его подлый замысел удался. Мои родители на меня никаких наказаний не сделали.
     Мои родители всегда охотно отдыхали за городом в кампании своих друзей. Особенно часто они проводили время с семьей дяди Володи Александрова, работавшего с папой в одном цехе и его женой тетей Нюсей. Оба они были невероятные юмористы, особенно, когда компания навеселе от выпитого. У Александровых была дача на острове в районе Боровых Матюш. Это было место на живописном берегу Волги покрытом огромными соснами, которые давали изумительно чистый и ароматный от хвои воздух. Для многих казанцев это было любимым местом отдыха. У Александровых была большая деревянная моторная лодка с мотором ЗИФ-5, который был не такой мощный, но надежный. Папа тоже загорелся идеей покупки моторной лодки или катера. Он часто агитировал маму: давай купим и мне будет чем заняться, чем пить водку. Однажды осенью мама, получив сигнал от своих торгашек (она работала кассиром в магазине «Рыба- Мясо»), сказала, что в г. Киров завезли катера «Прогресс» и можно там их купить. Папа быстренько договорился с Галимом (родственник мамы), который работал на грузовом МАЗе, чтобы поехать туда и купить этот катер. К нам захотел присоединиться муж той маминой коллеги, от которой мы получили эту секретную информацию. Он попросил заодно привезти еще два катера для себя. Продавец того магазина отдаст их нам под честное слово.
    Быстренько собрались, меня послали с Галимом за компанию и в помощь ему. Приехали в Киров уже под вечер, в магазине заплатили за наш катер, погрузили еще два катера для того мужика и поехали обратно. Приехали в Казань к дому того мужика, а он начал играть комедию, что он их не может взять.
Галим загрустил – что делать? Я ему говорю: «хорошо не хочет брать, тогда мы продадим сами и с барышом». Галим повеселел, тогда тот мужик быстренько осознал, что это серьезно и сразу разгрузил эти два катера к себе во двор. А мы поехали домой, потом к дому Мукарамы (родвтвенницы мамы) и сгрузили катер к ним во двор на временной хранение. Потом папа купил место на лодочной станции, которая находилась прямо на Ленинской дамбе, что было очень удобно. Потом мама по своим торговым каналам получила секретную информацию, что в Зеленодольске есть на складе магазина мотор «Вихрь-25». Так в те времена всеобщего дефицита решались дела по приобретению различных товаров. Так наша семья стала владеть катером «Прогресс» с подвесным мотором «Вихрь-25». Это было шикарное приобретение по тем временам. Папа выучился на водителя моторной лодки. Тогда у него уже был сахарный диабет и мама всегда следила за его диетой и инсулиновыми уколами, которые она делала ему сама.   
      
         Мои занятия в секции настольного тенниса в «Рубине» с успехом продолжались. В секции было весело и интересно. Из нового дома на Декабристов я ходил, вернее бегал, через трампарк, ж/д пути с теннисной ракеткой за пазухой. Перед тренировкой за теннисным столом была разминка. Тренер Уксусников придавал этой разминке значение. Потом начиналась тренировка с игрой на теннисных столах. В спортзале могло разместиться 5-6 столов. Обычно тренер ставил парень с девушкой, т.е. мы – ребята тренировали наших девушек. Иногда выезжали на товарищеские встречи с командами других спортивных обществ. Помню выезд нашей команды «Рубин» для игры с командой «Дербышки». После игры сели в наш автобус. Моей соседкой оказалась Нина Вязанкина. Я сидел около нее усталый и апатичный. Подошел наш тренер и укоризненно сказал, что надо развлекать свою даму. Жаль, что я тогда не придал значения этому замечанию. Спустя несколько лет, когда я уже учился в КАИ, ко мне приехал приятель детства Вовка Каюров из Дальнего Востока, где он играл в хоккей за местные команды, и позвал меня навестить общежитие Казанского университета. Мы пришли к его знакомой в комнату. Вовка активно вел беседу с девушками и вдруг в комнату вошла Нина Вязанкина. Я был просто и удивлен и обрадован. Поговорили, и я узнал, что она учится в Университете на метеоролога, т.к. ее послали учиться от заводского аэродрома, где она раньше работала на метеостанции. И на этом мы расстались, а жаль.
      
     1963/64г Учеба в 11Е классе.
Осенью в школе среди старшеклассников был организован модный тогда КВН (клуб веселых и находчивых). В каждом классе организовались команды и в нашем 11-Е тоже. Надо сказать, что коллектив класса составляла основа  и причисленные ученики из других классов. Основа – это наш класс из 54-й школы (см. фото 8 кл.шк.54). Другая группа поменьше – это часть восставшего класса этой школы 37, который был расформирован и распределен по другим классам, и 2-3 ученика вообще со стороны. Так вот, при выборе капитана команды было выдвинуты две кандидатуры: Валерий Дарьин и Василий Зенцов, как представитель меньшей группы. В результате наши девочки (шк.54) оказались активнее и выбрали меня капитаном команды КВН нашего класса. В результате на школьном КВН наш класс занял 2-е место. Это, я считаю, достаточно почетно.

    Зимой я посетил концерт оркестра Олега Лундстрема в ДК им. Ленина. Композитор Дмитрий Покрасс вспоминал как представлял песню о коннице Ворошилову. Был также на концерте Эдди Рознера – знаменитого музыканта и виртуозного трубача. Валерка Савичев рассказывал, что через своего отчима, работающего там электриком, он сумел побывать за кулисами и видел, как Рознер кого-то строго отчитывает.

    Это было время «оттепели». Хрущев на съезде КПСС провозгласил, что мы будем в 1980 году жить при коммунизме. Как оказалось, это был полный волюнтаризм, за что в осенью 1964 года был снят с должности главы СССР и отправлен на пенсию. Наша классная руководительница Галина Сергеевна Колосова (дочь знаменитого конструктора авиадвигателей, лауреата Ленинской премии) принесла в класс рассказ Солженицына «Один день Ивана Денисовича". Этот рассказ произвел впечатление разорвавшейся бомбы. Мы и не знали сотнях тысячах безвинно осужденных и погибших в лагерях в годы сталинских репрессий. Это должно было относиться и к семье моего отца по линии его матери Анны Андреевны Масловой, но тогда я этого не знал.
     Мой папа однажды в подпитии, смотря телевизор, сказал мне в сердцах и с досадой: «Валерка, нужна 3-я революция». Папа был ортодоксальным коммунистом и такие слова было странно от него слышать. Но его достала наша действительность, которую я знал не всю. Его часто избирали заседателем в суде, как лучшего и уважаемого специалиста и человека. Он всегда, идя туда, одевался очень тщательно и прилично. Костюм, свежая рубашка, галстук. Он ведь был из дворянской семьи, которая после революции потеряла все и его мама умерла в бедности, когда ему было всего 13 лет (в 1937 году). На этих судах он повидал многое…, его также привлекали в качестве судебного исполнителя. Он рассказал, как присутствовал при исполнении решения суда о незаконной постройке и выселении в деревне Савиново, которая находилась в черте Казани. Выселяли бесправную, несчастную семью на улицу. Старуха с голой грудью, болтающейся как веревки, отчаянно и истерически кричала. Отец страшно переживал о таких несправедливостях.
   Зимой 1964 года решил попробовать пройти медкомиссию и записаться в аэроклуб, который примыкал к Ленинской библиотеке (ул. Ленина), напротив Университет. Пришел туда, врач меня принял, проверил зрение. И увы: левый глаз 0,8, но правый 1,0. Потом проверка на дальтонизм. Я хорошо все различал, но от незнакомой обстановки оробел и задерживал с ответом и запинался. Врачу это не понравилось и он забраковал меня сказав, что у меня задержка речи. В последствии, когда я летал на планерах, учась в КАИ, и вел радиопереговоры, все эти вещи не подтвердились (хотя я и страдал заиканием с детства).
   Весной начали готовиться к выпускным экзаменам на «аттестат зрелости». Белла предложила мне готовиться к экзаменам вместе(как я сейчас понимаю, что это был проект Т.О. по моему привязыванию к ней и с последующими моральными издевательствами). Там, у них дома (маленькая комнатушка в коммунальной квартире) во время подготовки, конечно, начались объятия и поцелуи в губы и «в засос». Чуть не дошло до секса, но там у них была коммуналка и соседи мешали… Как мне говорила одна знакомая женщина, что красивая женщина - это ловушка. Органы безопасности и серетные службы активно привлекали таких женщин и параллельно использовали их по назначению на явочных квартирах. Когда Белла была в Китае со своими родителями в командировке отчима, она в школе дружила с сыном Болгарского посла, как она рассказывала. Этим воспользовались спецслужбы для ее запугивания за связь с иностранцем, когда она вернулась в СССР с родителями. С этого времени она начала сотрудничать с ними. 
 


                Лето 1964 года. 
        В июне закончил школу, и на торжественном Выпускном вечере, получил аттестат зрелости. Перед этим вечером с Левкой Наумовым распили бутылку красного вина в парке кинотеатра «Строитель» около танцверанды. После торжественного выпускного вечера, все выпускники пошли гулять в центр города, где гуляли всю ночь. Я, конечно, был без ума влюблен в Беллу Еникееву (нашу красавицу).




 В июле с Левкой записались на подготовительные курсы в КАИ, которые проходили в самом красивом 2-м здании КАИ на улице Льва Толстого (бывшее архитектурное училище). Загорали на пляже Казанки. Сдали за эти курсы деньги и занимались целый месяц.


 В августе вступительные экзамены, которые я сдал не очень хорошо (12 баллов из 3-х предметов) и не прошел по конкурсу. Я услышал, что можно подать эти же баллы на вечернее отделение КАИ. Я это сделал и был счастлив, когда меня туда зачислили. В сентябре 1964г началась моя учеба на вечернем отделении КАИ. Здание вечернего отделения находилось по соседству с Моторостроительным заводом (бывший 16-й завод). Одновременно папа предложил мне работать у него в цехе (цех 34) на авиационном заводе им. Горбунова. Я согласился и, т.к. я имел 2- разряд слесаря (после завершения производственного обучения в школе), меня приняли туда в слесарную группу по обработке деталей. 

1964/65г. С сентября началась моя учеба на 1-м курсе вечернего отделения КАИ. В деканате я получил студенческий билет. После работы я приходил домой, переодевался, кушал и бежал на занятия в институт. На лекциях иногда от усталости начинало клонить ко сну, но я с этим боролся. Секретарша в деканате симпатизировала мне и назначила меня старостой в группе. Я отмечал в журнале посещаемость занятий. Ко мне с просьбой отметить присутствие часто обращался Павлов Александр Филиппович (будущий Генеральный директор Моторостроительного завода). Он тогда учился еще в авиационном техникуме и ему трудно было успевать в два ВУЗа.
      Еще весной 1965г выучился на водителя мотоцикла на курсах ДОССАФ и сдал экзамены на мотоциклетные права.
    
     Лето 1965г.  Летом купил мотороллер «Вятка-2» за 320 рублей. Возникла проблема куда ставить мотороллер. Выручил папа. На работе его друг дядя Саша Мясников согласился пустить меня на постой в свой гараж, который находился в Соцгороде недалеко от клуба им. Горбунова и школы №103 (2-х этажная). Помню собрались: дядя Саша, мой папа, кто-то еще и я со своим мотороллером. Дядя Саша открыл свой гараж и мы увидели, стоящий там, удивительный немецкий трофейный мотоцикл с коляской марки «ДКВ» с V-образным мотором и турелью для пулемета на коляске. В гараж поместился и мой мотороллер. Каждый раз, когда мне нужен был мотороллер я заходил к ним домой на ул. Кошевого и просил дать мне ключ от гаража. Иногда ключ мне давала очень красивая девушка моего возраста (дочь дяди Саши). Летом я с удовольствием осваивал езду на «Вятке-2». Выявился недостаток конструкции топливной системы, а именно, когда садился пассажир, то бензин не шел по шлангу из-за эффекта сифона, как мне казалось. Ездил к моей возлюбленной Вале Архиповой в пионерлагерь на «Высокой горе», где она работала пионервожатой. Я приехал туда, позвал ее и через некоторое время я был счастлив видеть ее. Она очень удивилась, и мы с ней прокатились на моем мотороллере. Катались также с Вовкой Ахматовым (мой одногруппник по вечернему факультету КАИ), который тогда ездил на мотоцикле «Восход». Днем работаю на заводе в цехе 34 в группе по предварительной обработке деталей. Работа: опиловка напильником и сверление пневмодрелью контровочных отверстий в гайках (в грань гайки очень тонкое сверло (диаметром 1,5мм) должно заходить под углом 30 градусов, что невероятно трудно).
    
      Однажды со мной познакомились Галина Ильина и ее подруга. Она сказала, знает Вовку Каюрова и Левку Наумова, т.е. у нас есть общие друзья. Как потом, спустя много лет, я вычислил, общих друзей не было и, что это была хорошо продуманная операция по повреждению моих детородных функций, которая осуществлялась агентами Т.О. Продолжаю о моем знакомстве с Ильиной (агентом Т.О.). Мы быстро договорились о встрече в садовом домике Наумовых (за «базарчиком» в Соцгороде). Я выпросил у Левки ключ от садового домика и приехал к ней по адресу пос. Северный частные дома. Галина ждала меня у калитки (возможно она там и не жила),села на мотороллер и я повез ее на своем мотороллере туда. Был сильный дождь и мотороллер буквально вертелся на месте, не желая ехать. Все-таки мы приехали, мокрые, разделись, легли в постель и я стал мужчиной, т.к. в первый раз имел секс с женщиной. То, что было раньше, это были, как говорится, репетиции. Но после этого секса у меня были последствия: я заразился гонореей или чем-то подобным от этой Ильиной. Потом эта болезнь быстро прошла и я не стал обращаться к врачу. Это им (Т.О.) и было нужно. И я предполагаю, что моя детородная функция пострадала.
      
      1965/66г учеба на 2-м курсе вечернего отделения КАИ.
Наша группа вечерников была очень интересной. Были самые разные люди по возрасту и положению по профессии. С одной из девушек у меня завязались приятные и близкие отношения. Определенно я ей нравился. Ее звали Татьяна. Блондинка с карими глазами. Учеба на вечернем факультете КАИ продолжалась. Днем я работал слесарем-сборщиком пневмо-гидравлических систем самолета. В институтской группе было много интересных молодых людей и девушек. С Виктором Колпаковым мы дружили и иногда после занятий заходили ко мне поиграть в шахматы, т.к. оба мы были большие любители этой игры. Мы приходили, родители уже спали, и мы проходили на кухню и там играли с большим удовольствием допоздна. Я чувствовал, что нравлюсь Татьяне (симпатичная, изящная блондинка с карими глазами). Однажды возвращаюсь из заводской столовой (фабрика-кухня) к себе на рабочее место, случайно оборачиваюсь и вдруг вижу, что за мной следовали две девушки. Это были Татьяна и ее подруга. Они шли за мной от столовой, чтобы, вероятно, посмотреть где-же я работаю и каков статус моей работы. Улыбаясь, они подошли ко мне: «вот ты где работаешь». Судя по тому, что они увидели – вокруг стояли различные сложные механизмы, которые сверкали своими хромированными деталями и около них работали люди в белых халатах – они сделали вывод, что у меня достойное рабочее место.  Потом у меня с ней были несколько встреч.  Она пригласила меня на свой день рождения. Я приехал туда как бы по пути с какого-то мероприятия в одежде мотоциклиста. Это, конечно, была моя оплошность, но Таня этого не заметила. Там была еще ее подруга. Потом мы с ней оказались в компании на вылазке за город, где чуть было не случилась близость, но в последнюю минуту я сплоховал и не воспользовался моментом, когда мы были наедине в лесу. 
В  На всю Казань гремел СТЭМ КАИ (студенческий театр эстрадных миниатюр) под руководством Семена Каминского. На вечера со СТЭМом невозможно было попасть. Однажды зимой 1966г. я сделал безнадежную попытку попасть в 5-е здание КАИ. У входа огромная толпа и тут на меня обращает внимание очень красивая девушка Валя, жившая, как потом выяснилось, тут же рядом на улице Лобачевского. Она спросила хочу ли я попасть на вечер и сказала, что у нее есть лишний билетик.  Как выразилась одна женщина: «каждая красивая женщина- это ловушка». Это действительно так, но понимание пришло много позднее. В свои сети она поймала Автондилова (сына большой военной шишки в Казанском гарнизоне), которым она вертела как хотела, заставляя его страстно ревновать. Однажды мы с ним неслись на моем мотороллере, пытаясь безуспешно догнать автомобиль, в котором она сидела с очередным ухажером. Мотороллер визжал, как резанный поросенок, но скорости не хватало, чтобы догнать. Автондилов умоляюще кричал: "Давай, Валера, давай догоним эту стерву..."
       
      Зимой 1966 года Кузнецов задумал отметить какое-то событие в Доме татарской кулинарии (ДТК), который находился в самом центре Казани на улице Баумана. Меня он также пригласил с какой-нибудь девушкой ну, например, с Галей Побужаевой, сказал он небрежным тоном, но как потом выяснилось с заранее обдуманными намерениями пригласить свою любовницу, обманув свою жену и меня. Таким образом он задумал видеть себя в "шоколаде" в окружении двух любящих его женщин, а я как-то сбоку припеку, да еще оплатить меню его любовницы. Забегая вперед в 1992г, был еще случай, когда я по его приглашению посетил его кооператив на территории "Кинопленки", он вышел проводить меня до проходной и мы встретили Галю Побужаеву, я был рад видеть ее и с ней заговорил и случайно резко обернулся на Кузнецова и был шокирован мимикой и жестами Кузнецова, который сигнализировал Побужаевой, что мол мое присутствие с ним случайность и он не причем. Сделал такую мину и пожал плечами. Мне сразу стало ясно, что они по-прежнему любовники. Потом спустя полчаса я выходил из проходной, а там Побужаева ждала меня, сделав вид, что случайно здесь. Она долго со мной разговаривала о том, о сем, видимо, пытаясь выведать, как я отношусь к той ситуации и знаю ли я, что они любовники. Видимо сам факт этой тайны и ее сохранение добавлял им психологическое превосходство, что вот они какие конспираторы и сексуальное чувство поднималось выше. 

        В марте 1966г отцу дали путевку в Миргород для лечения сахарного диабета. Мама тоже поехала с ним, и жила там на съемной квартире.
      На 8-е марта 1966г я пригласил Изабэлу ко мне в гости, т.к. мои родители поехали по путевке в Миргород. Изабэла пришла, я был так рад, что забыл закрыть дверь на запор. Только мы с Изабэлой расположились на диване в полуобнаженном виде, распахивается незакрытая дверь и в комнату влетает дочка наших соседей – Гузель. Она опешила, увидев нас в таком виде, но успела выпалить: «Ваша мама звонит с Днем 8-е Марта» и быстро убежала. Я как мог быстро оделся и побежал к соседям к телефону. Поговорил с мамой (или не с мамой). Как я подозреваю, что звонок был фальшивый, чтобы расстроить наше свидание с Изабэлой. Я вернулся, и мы продолжили наше любовное свидание.
Изабэла потом сказала, что не простит мне незапертую дверь. Конечно, это был большой конфуз.

В июне 1966г успешно сдал экзамены за 2-й курс вечернего ф-та КАИ.
    Лето 1966г. В теплые летние месяцы организовали компанию и регулярно ездили на наше любимое озеро Яльчик. В компании были мои соседи по дому – Женька Кузнецов, Женька Шумбутов, друзья с работы из цеха 34 – Слава Иванов со своим братом, мои друзья по старому дому Левка Наумов, Вовка Каюров, из класса – Вовка Кобзев, из секции фигурного катания – Сашка Онегин, Слава Павлов, Сашка Макаренко, который тоже флиртовал с Побужаевой. Иногда брали с собой акваланги, которые заряжали в Морском клубе за три рубля. Однажды случилось происшествие. Один из друзей Женьки Кузнецова одел акваланг, не умея им пользоваться и чуть не утонул с ним. Начал паниковать пытаясь как можно выше поднять голову, но при этом акваланг показывался из воды и всем весом тянул его на дно. Эта борьба могла закончиться печально, если бы Кузнецов не пришел к нему на помощь, нырнув в воду прямо в одежде. Потом он решил в «горячке» искупаться в той же одежде и с аквалангом, но не рассчитал того, что его легкие после напряжения потребляют слишком много воздуха, чего не может дать легочный автомат акваланга. Он стал задыхаться и тонуть. Его спасло то, что он догадался сбросить акваланг. Акваланг утонул, а Женька спасся. К моему глубокому огорчению, это был мой акваланг, который долго еще бурлил, лежа на дне озера Яльчик. Мы пытались его достать, но дно было сплошное болото и в ил лезть не было возможности. Так я остался без акваланга. Женька обещал заплатить, но обещания не выполнил.
      Осенью в нашей семье произошло трагическое событие. Папа на работе получил серьезную травму с повреждением лобной кости головы и множественный перелом левой руки. Он случайно резко коснулся детали вращающимся с бешенной скоростью шлифовальным кругом. Круг от такого воздействия развалился на куски, которые со страшной скоростью полетели в разные стороны, в том числе и в папину голову и руку.  Я навестил его с Валей Архиповой. Папа лежал без сознания и я не знал, что и предположить. Но, слава богу, папа очнулся и постепенно пошел на поправку. Я склонен предполагать, что это была месть Т.О. за отказ моего папы сотрудничать с ними.
   Уже во время учебы на «вечернем» у меня была мечта перевестись на дневное обучение, т.к. я считал его более полноценным. В июне я сходил в деканат 2-го ф-ка и выразил мое желание перевестись. Мне сказали, что перевод возможен с потерей курса и надо прийти в конце августа, когда начальство будет в деканате.
   Однажды произошло из ряда вон выходящее событие. Я пришел на работу в хорошем настроении после моего Дня Рождения (18 августа) в цех 34, где я работал сборщиком узлов управления для самолета-ракетоносца ТУ-22. Вдруг ко мне подходит группа людей во главе с зам. Гл. конструктора Чайвановым и объявляет мне, что я виноват в предпосылке катастрофы самолета ТУ-22. Самолет взлетел, пошел на вираж и вдруг у пилота отказал гидроусилитель руля направления. Пилот не растерялся и с помощью триммера руля направления сумел повернуть самолет и посадить его на аэродром. Я был просто ошарашен. Меня заставили разобрать при них снятый с самолета «Выключатель загружателя руля». При разборке выяснилось, что болт, который был осью вращения рычага механизма электрической сигнализации, оказался без гайки и выпал из отверстия и вследствие этого автоматика отключилась. Но в смазке оказалась шайба. Если не поставлена гайка, значит не должно быть и шайбы. Это загадка. Но меня обвиняли в том, что я не поставил гайку. Чайванов кипел от негодования: «Судить его – это преступник». После этого мой мастер и я провели свое расследование. Оказывается уже на самолете электрики производят настройку работы автоматики и регулируют эти детали, которые крепятся этим болтом и, возможно, когда ставили на место деталь с болтом, забыли поставить гайку. Потом конструктивно изменили это место: теперь гайка была снаружи и ее было видно – стоит она или нет. Вот так идет отработка конструкции самолета.
  Помню в конце августа 1966г, я с Кузнецовым Женькой поехали в центр Казани прогуляться, и я вспомнил, что надо зайти в деканат, куда я уже ходил в июне, но мне сказали, что надо зайти в конце августа. В деканате была секретарша и декан Павел Васильевич Семенихин. Я высказал свое желание учиться на дневном факультете. Показал свою зачетку с хорошими оценками. Он воспринял мое желание положительно и распорядился секретарше, чтобы она записала меня в какую-либо группу. Меня записали в гр.2209 (ракетные двигатели).

      Учеба в Казанском авиационном институте.
      Факультет «Двигатели летательных аппаратов».
         Специальность «Ракетные двигатели»


1966/67г Перевелся на дневной факультет КАИ с потерей курса, т.е. закончил 2 курса вечернего и поступил опять на 2-й курс дневного факультета. Быстро уволился с завода им. Горбунова с 4-го сентября.  Получил в отделе кадров трудовую книжку с записью «Уволен на учебу в КАИ». Так началась моя учеба на 2-м курсе дневного отделения КАИ. Пришел на лекции в свою группу. Познакомился со своими коллегами. Ребята все понравились. Были два студента-шутники, которые очень не нравились демобилизованным возрастным студентам. Под давлением этих служивых их в конце-концов исключили из института. При перекличке лектор комментировал фамилии студентов: Железняк - партизан, Скворцов - весна скворцы прилетели, Борщ - вкусно, Дроздов и т.д. На лекции по ОВЗ (основы взаимозаменяемости) лектор отметив, что отсутствуют студентки сказал, что отсутствуют представители "системы отверстия". Кто-то заявил в партком и его за это высказывание уволили. Еще у него был способ борьбы со сдачей зачетов по чужим лекциям. Каждую лекцию, сдавшего зачет он прокалывал ударом шила. Вот это был "компостер"...
   Записался в планерную секцию. Начались занятия, прошел летную комиссию, начал заниматься в парашютном кружке. Костя Шашков в дополнение к парашютным занятиям организовал в спортзале 1-го здания КАИ прыжки на батуте. Все прыгали и крутили сальто с большим удовольствием.
     Параллельно, чувствуя нужность, записался на курсы водителя автомобиля. Занимались по вечерам, а по субботам и воскресеньям ездили на Волге-21 с двойным управлением. Однажды я был за рулем, заезжаем вечером в КАИ и к нам в машину садится главный бухгалтер КАИ и везем его в Ленинский район в Соцгород. При выезде с Большой Красной на Ленинский мост, я, не посмотрев влево, хотел выехать на главную дорогу. Хорошо, что было сдвоенное управление. Инструктор во-время нажал на тормоз и мимо нас пронесся тяжелогруженый автомобиль.
Со сдачей на водительские права проблем не было.
    Роман с Архиповой Валей развивался успешно. На зимние каникулы с ней едем в Москву в гости к ее сестре, которая переехала в Москву, выйдя замуж за москвича Валентина Иванова. Приехали, вечером застолье, и эта сволочь (как я потом убедился) муж ее сестры добавил мне в водку, которую мы пили и закусывали грибочками, какое-то рвотное зелье. Легли спать, а меня мутит и тошнит. Я бегу в туалет, меня рвет, возвращаюсь, только прилягу меня снова тошнит и я бегу в туалет рвать нечем только потуги. И так продолжалось всю ночь. Такого со мной никогда не было. Всем это, конечно, не понравилось, чего и добивался Валентин Иванов.    
    На утро Валя, одетая в тренировочные брюки, говорит мне, что мне надо навестить нашу давнюю знакомую Полину Васильевну, а она останется здесь. Муж сестры на работу не пошел. Короче у них что-то намечалось и я просто мешал. В результате я все понял, не стал спорить и поехал к Полине Васильевне. Переночевал у нее, а на следующий день был у них, ходили на ВДНХ. У него на шее висел его гордость по тем временам (портативный магнитофон). Вернулись к ним домой и мне подсунули чехословацкий журнал «Фотография». Там я вдруг обнаружил фото Валентины в совершенно голом виде со свечей в руке. Подпись автора: Попов. Я был ошарашен. Спросил Валю, кто это ее фотографировал. Она возмущенно все отрицала. Но косвенные признаки сходились. Этот Иванов серьезно занимался фотографией и я видел раньше полуобнаженные ее фото дома в Казани. Приехали в Казань и я больше с ней не встречался.

    Однажды в Соцгороде случайно встретился с моим бывшим коллегой по работе на сборке. Звали его, кажется Гена. Он рассказал мне, что произошла трагедия. Разбился под Киевом при посадке ТУ-22. При разборе причин, выяснилось, что в шестерню редуктора поворота рулей высоты попала металлическая заглушка, которая была закрывала отверстие в шестерне. Заглушка была плохо установлена в шестерню и выпала из нее. Пилот не смог выровнять самолет перед посадкой, т.к. руль высоты заклинило и он врезался в бетонку. Катапультироваться они не могли, т.к. катапульты работали вниз, а не вверх, как было у всех других типов самолетов. Он спросил не я ли собирал эти редуктора. Я работал у сборщика этих редукторов Шамсеева учеником, но потом с ним работал другой рабочий (молодой). В общем история очень трагичная. Шамсеева уволили, Хорошо, что не судили. Жаль экипаж и их близких. Светлая память. В конструкции этого редуктора была заложена предпосылка к катастрофе, т.к. крепление заглушки зависело от умения сборщика: хорошо ли он ее раплющит и хорошо ли он ее обкернит. Потом это устранили. Шестерня была изготовлена с глухим отверстием и никаких слабых звеньев в виде ненадежных заглушек уже не было.
       Произошла встреча с Галей Жирнаковой, которая ждала меня в фойе 1-го здания КАИ. Я был рад увидеть ее. Она предложила мне кататься с ней в парном фигурном катании. Я вежливо отказался, сказав: «Галочка я не потяну два рода занятий: планерную секцию и фигурное катание». Она грустно это восприняла и мы больше не встречались. Я очень сожалею об этом. Мне надо было пригласить ее встретиться вечером и поговорить в другой обстановке. Я чувствую себя виноватым. В 2012 году в интернете я нашел ее страничку, но было поздно. Галя умерла от рака в Эквадоре, где она жила с мужем и преподавала фигурное катание. Ее дочь сейчас живет в Дубне, как сказала мне ее одноклассница. 
В июне 1967 году я совершил первый в своей жизни парашютный прыжок. Дело было так.
В июне была экзаменационная сессия и я должен сдать экзамен по сопромату и тут же ехать на аэродром "Куркачи" на парашютный прыжок, но надо было еще успеть уложить свой парашют тоже в первый раз, хотя я прошел обучение и сдал все зачеты. Понятно, что мысли о первом парашютном прыжке затмили все остальные мысли, в том числе и экзамены по сопромату. Экзамен, как и следовало ожидать, я не сдал. Н
Просто не стал решать задачу и получил "неуд.". Сел на свой мотороллер «Вятка-2» и помчался на аэродром Куркачи. Уложил свой парашют, стропа к стропе, петля к петле и т.д. и т.п. Потом ужин, отбой, подъем в 2ч.30, легкий завтрак (два сырых яйца, хлеб с маслом и чай) и едем на старт. В 4 часа утра загружаемся в АН-2, ревет мотор в 1000 л.с. и мы выруливаем на взлет и взлетаем. Высота 850 метров, инструктор пристегивает фал ранца каждого парашютиста к тросу в самолете и открывается дверь. Следует команда «пошел» и мы по очереди прыгаем в бездну… Я не помню, как я вывалился из самолета, сосчитал как учили 727, 728, 729 и почувствовал рывок ремней подвесной системы. Ура, мой парашют благополучно раскрылся. Слышу восторженные крики, песни… Огляделся, впечатление, что висишь неподвижно, как на воздушном шаре. Рядом также висят мои товарищи в полном восторге. Когда до земли осталось высоты 150-200м, стало видно, что земля неумолимо приближается и надо готовиться к приземлению. Чтобы развернуться потянул стропу, но парашют Д-1 очень медленно управляется. Все-таки я приземлился как учили, лицом к направлению движения. Потом сильный удар о твердую поверхность (меня отнесло к взлетно-посадочной полосе) и я лежу на боку, чувствую сильную боль в ногах (подумал, что сломал обе ноги) и меня тащит купол парашюта. С трудом встал, собрал купол и побрел к нашему старту. Приезжаю на кафедру сопромата в 3-е здание КАИ с большим желанием тут же пересдать экзамен (я тогда не знал, что пересдача экзаменов происходит осенью), мне сообщает наш лектор Софронов, что меня потеряли родители и что они звонили сюда. Скорее звоните и сообщите, что Вы нашлись. Я, конечно, быстро это сделал и успокоил своих родителей.
     В начале июля 1967 г. с досаафовского аэродрома "Николаевка" (около Оргсинтеза) я полетел на самолете ЯК-12 в Балтаси на аэродром нашего планерного клуба. Летчики были Юра Логвин и Юра Голанцев (большой шутник и балагур) и мы пассажиры студентики Олег Кох, Виктор Ермаков и я, Валерий Дарьин. При посадке в самолет Юра Голанцев пошутил- «Логвин взял парашют, а мы без парашюта. В случае чего, он будет с парашютом а мы - без парашюта". На что Логвин извиняющимся тоном ответил, что парашют он взял, т.к. сидение рассчитано под ранец парашюта и иначе без него нельзя. Я первый раз летел на самолете и тем более на таком маленьком пятиместном. Взлетели и взяли курс на север, высота метров 200-300. Под нами лес и впечатление такое, что мы его видим насквозь и в нем не скроешься. Интересное открытие. Летели минут сорок, появился аэродром Балтаси и благополучно сели. Сразу занялись делами по обустройству нашего лагеря. Ставили большие десятиместные шатровые палатки.  На аэродроме Балтаси, где располагался наш авиационно-спортивный клуб, мы каисты жили в палатках, которые сами поставили и все оборудовали. Заносили туда кровати, клали на них матрасы и постельные принадлежности. Обедать ездили на бензовозе, сидя верхом на цистерне и держась за поручни, в село Балтаси в местную столовую. Чтобы разместиться на бензовозе мы забирались на цистерну и держась за поручни ехали вопреки всяким правилам безопасности. Такая была наша бесшабашная молодость. Первую ночь ночевали в палатке вместе ребята и девушки. Помню около меня на соседней кровати спала Рая Любина (худощавая восточного типа девушка с 3-го ф-та). Утром она выразила недовольство, что к ней в постель ночью никто так и не пришел. Так началась наша жизнь в планерном клубе на аэродроме Балтаси. Институт платил за каждого планериста-студента по 500 руб. Тогда это были огромные деньги.

               Учебные полеты на планере «Приморец» КАИ-12.
Начались учебные полеты на планере «Приморец» КАИ-12. Это был 2-х местный учебно-тренировочный планер. Он не обладал высоким аэродинамическим качеством, но был прост и неприхотлив. Его автором и главным конструктором был наш Главный организатор Михаил Петрович Симонов. Он был Главным конструктором и начальником Студенческого КБ при КАИ. Много уникальных образцов планерной техники родились тогда в этом КБ, которое впоследствии превратилось в ОКБ «Спортивной авиации». Венцом победоносной карьеры Симонова явилось то, что он стал Генеральным конструктором известной авиастроительной фирмы им. П.О. Сухого, где под его руководством родился СУ-27 (самолет завоевания превосходства в воздухе). Так я начал в июне 1967 года полеты на планерах «Приморец» с инструктором Марселем Якуповым. Он очень грамотно и профессионально обучал нас студентиков. Во время войны он был пилотом военно-транспортных планеров. К горькому сожалению он погиб со своей женой и Колей Шуклиным в марте 1969 года на самолете ЯК-12.
     Иногда я летал в зоны с Юрием Мефодьевичем Логвиным. В зоне отрабатывали срыв в штопор и грамотный вывод из него. Это нужно уметь каждому планеристу, т.к. он летает в восходящем потоке на минимально возможной (критической) скорости для того, чтобы суметь вписаться в восходящий термический поток и чем меньше радиус спирали, тем выше скорость восходящего потока. Логвин продемонстрировал дважды выполнение мертвой петли на планере. Это было незабываемо. Сначала невесомость в верхней точке, а потом 3-х кратная перегрузка на вызоде из петли. Также перегрузки были при выводе планера из штопора.
Каждый полет мы записывали в рабочую книжку и анализировали свои ошибки.
    Потом состоялся первый самостоятельный полет. Мы (О. Кох, В. Ермаков В. Дарьин) его отметили вечером с небольшой выпивкой с инструкторами. Даже сочинили простенькую песню. Уже не помню слова, но это было от избытка чувств и от всей души.
     Но вернемся к нашей жизни на аэродроме Балтаси. Я уже летал на чехословацком  "Бланике". после упражнений на «площадки» - выбор площадки для вынужденной посадки и самостоятельного полета на «Бланике», мы получили возможность парить в «зонах». Это были Олег Кох, Виктор Ермаков, Валерий Дарьин, Юра Мельковский, Саша Касьян и наши девушки –, Люба Князькова, Наташа Бортник, и другие. А еще раньше нас летали и успешно парили старшие планеристы и инженеры: Вадим Утешев, Виктор Мисгер, Борис Ракитин, Эдуард Зирнис, Галя Ракитина, Валя Желтова, Фира Логвина, Люда Тищенко и много других хороших планеристов.  Однажды по заданию «зона», т.е. парение, я, находясь вдали от аэродрома, решил «тайно» зайти в ближайшее облако, что нам категорически запрещалось. Резон был таков, что в облаке гораздо сильнее восходящие потоки. Если под облаком 2-3 м/сек, а если повезет до 4-5 м/сек, то в облаке 7-10 м/сек.  И вот я вошел в облако. Как будто я погрузился в молоко и услышал мощный гул. Держу ручку прямо, весь напрягся, смотрю на приборы. Скорость 80-90 км/час, вариометр (подъем/спуск) почти на нуле, т.е. не поднимаюсь и не опускаюсь. Земли, конечно, я не вижу. И вдруг приборы точно взбесились. Скорость начала резко увеличиваться: 120-150-180-200 км/час. У меня в голове молнией пронеслось, что еще немного 250 км/час и планер начнет разрушаться. Вариометр показывал спуск (падение) 10-15м/сек. Я попытался взять ручку на себя, чтобы замедлить скорость и падение, но ручка не поддавалась. Чтобы не испытывать судьбу я не стал применять силу. И в это время мой планер выпал из облака в положении – крылья ребром к земле и пикирую. А у меня было впечатление (обманчивое), что я сижу прямо, а никак не на боку. Для меня это был урок, что без подготовки полетов по приборам с авиагоризонтом в облако нечего соваться.

   Однажды кто-то предложил устроить соревнования на точность приземления. На полосу клали шапку и нужно было коснуться колесом шасси до этой шапки при посадке планера. Я как ни старался хорошего результата не достиг, но посадку свою испортил: начал давать при посадке «козла». Меня за эти посадки наказали, назначив 10 полетов по кругу на высоте 300 метров вместо полетов на парение.
    Грибков контролировал, сидя на заднем сидении, как я пилотирую эти 10 кругов над аэродромом. В начале одного полета перед самым взлетом на буксире у самолета ЯК-12, меня словно кто-то толкнул, надо проверить убраны ли закрылки и интерцепторы. И что обнаружилось?  Интерцепторы были приоткрыты. Если бы я не проверил это, то могла случиться катастрофа, т.к. с открытыми интерцепторами планер бы не взлетел, а самолет тоже был бы в аварийном режиме. Мне грозило бы совершенное исключение из клуба из-за создания аварийной ситуации. Грибков, когда я исправил перед взлетом эту ситуацию, сказал «молодец» (видимо скрепя сердце, т.к. я предполагаю, что он и создал эту ситуацию). Это подтверждается другим случаем, когда перед моим взлетом он зашел сзади и заботливо поправил мои ремни парашюта, а в это время он также как в прошлый раз приоткрыл закрылки опытной рукой. В результате, я сел на вынужденную посадку, где-то у деревни, хотя должен был лететь по маршруту на выполнение разрядной нормы. Я обнаружил, что открылись интерцепторы, когда высоты было уже меньше 400 метров. Я падал с высоты 1200 метров думая, что попал в нисходящий поток и все искал как-бы из него выйти, работал закрылками и случайно наткнулся рукой на ручку выпущенных интерцепторов. Вот такие бывают судьбоносные случаи, которые бывают подстроены подлецами (возможно агентами Т.О.) .   
     Однажды произошел казус. Грибкова укачало в задней кабине моего планера. И его стошнило прямо в кабине. Я сначала не почувствовал, но потом до меня дошел отвратительный запах. Грибков сразу скомандовал идти на посадку и садиться не на ВПП, а прямо к стоянке самолетов и планеров. Я вылез из кабины и пошел не оглядываясь. Вообще-то надо было спросить, чем помочь. Я не догадался и не жалею.
            
                1967/68г учеба на 3-ем курс КАИ.
     В зимнюю сессию в читальном зале КАИ при подготовке к экзаменам познакомился с Людой Даниловой, которая училась на 3-м ф-ке и жила в центре на улице Баумана, почти напротив модного тогда кафе «Елочка». Мы с ней довольно много общались, ходили в кино в к/т «Спутник» на фильм «Рукопись, найденная в Сарагоссе», она приглашала меня к себе домой, познакомила с родителями. У них была большая квартира в центре на улице Баумана с богатой мебелью. Пианино в старом стиле с подсвечниками. Они раньше жили в Кенигсберге в собственном доме, реквизированным у сбежавших немцев. Потом, испугавшись косых взглядов, обменялись на Казань- родину ее отца. Он работал начальником автовокзала.

      В зимнюю сессию я поехал в Москву купить мотоцикл «Ява-350»- моя мечта. А перед этим я списался с моим другом детства Вовкой Каюровым, который был тренером хоккеистов в Магадане. Денег, конечно, он получал много и мог дать мне взаймы. Так, что я собрал 320 руб. от продажи своей многострадальной «Вятки-2» и занял 500 руб. у Каюрова. Приехав в Москву я остановился у нашей доброй Полине Васильевны, которая во время войны в эвакуации жила в Казани у маминой подруги тети Шуры Хайруллиной. Она жила на улице Чкалова, недалеко от театра «На Таганке», в то время для меня еще неизветного, хотя по Москве он уже гремел и билетов туда не достать. Я был самонадеян и решил попытаться купить билет в этот театр. Я испробовал все способы, даже стоял у эскалатора в метро. Я тогда не знал, что достать билеты туда, это как полететь в космос. Через несколько дней поисков мне все-таки повезло. В один из магазинов завезли «Явы». Мы бросились к кассам, заплатили деньги и не веря своему счастью получили обитые досками мотоциклы. Мелкие вещи типа аккумулятор, фара и др. были отдельно. Тут же грузовик к услугам и мой мотоцикл едет на Казанский вокзал в багажное отделение. Через несколько дней я с папой едем за багажом (мотоцикл). Там меня заметила мама Бэлы. Оказывается она работала в багажном отделении вокзала. Привезли «Яву» и поставили в гараж к инвалиду, где раньше стояла моя «Вятка-2».
Это около дома и очень удобно.
    После моей успешной поездки в Москву, мое знакомство с Людой продолжалось. В марте она пригласила меня на лыжную прогулку в Юдино, где у них была дача. Обратно ехали в пригородном поезде. Я попытался развеселить ее, рассказав пару анекдотов. Но она их не восприняла, тем самым отдалив меня от нее. Как-то после этого мы больше не встречались. Спустя несколько лет уже после окончания КАИ, когда я работал по распределению конструктором в КБ Зубца и руководил секцией подводного ориентирования и наша команда участвовала в республиканских соревнованиях на Яльчике, я увидел ее в компании, которая расположилась недалеко от наших соревнований. Возможно она хотела восстановить отношения и поэтому приехала с друзьями на Яльчик на эти соревнования. Вечером все сидели у своих костров и Люда пришла к нашему костру.
      Там был также Сашка Смирнов, который пришел к нам проведать со своей дачи, которую его семья построила здесь. Сашка играл на гитаре, все слушали и Люда также. Вечером как обычно, зажглись костры, люди расположились вокруг каждого костра. Образовались как-бы отдельные группки. Меня почему-то взяла в оборот какая-то девица и я пошел гулять с ней. Людмила все это видела. Она сидела у костра, где на гитаре играл Саша Смирнов. Он тогда уже учился в Москве в МИФИ. Жаль, что я не пообщался тогда с Людмилой. 

1968г. Лето. Я второй год занимаюсь планеризмом на спортивном аэродроме в Балтаси (Балтаси - татарское село в 100 км на север от Казани). Перешел на полеты с инструктором на «Бланиках» (великолепный чешский планер полностью из алюминия) Познакомился с летчиком-испытателем Володей Шаймановым, который испытывал спортивные планера КАИ-14 и КАИ-19 конструкции ОКБ Спортивной авиации под руководством М.П. Симонова. Однажды я с восхищением наблюдал невероятный пилотаж Шайманова  на пилотажном планере А-13. Он разгонялся в пике до невероятной предельной скорости, переворачивался на спину и пролетал на этой скорости над аэродромом на высоте не более 3-4 метра и затем круто взмывал в небо на высоту 300-400м и потом делал стандартную "коробочку" для захода на посадку. При этом на такой скорости от обшивки планера исходил звук как от реактивного истребителя. Это было просто невероятно, технически на высочайшем уровне и незабываемо.

       После моего триумфального полета на «Бланике» по маршруту до деревни Хлебниково, который больше никто из полетевших наших планеристов моего уровня не выполнил, сезон 1969 сулил мне хорошие перспективы роста как планериста. Но этому помешали подонки из Т.О.

     Однажды нам поручили отвезти авиационный бензин из Казани на аэродром Балтаси. Вернее, поручили нашему штатному шоферу Гене Сутягину (мой одноклассник), а я поехал как его помощник за неимением другого штатного шофера. Заправили по 5000 литров бензина Б-70 и АИ-90 в два бензовоза и поехали в Балтаси. До Арска дорога вполне приличная-асфальт. Как только выехали за Арск пошла грунтовая дорога, причем ее расширили свежей насыпью, на которой я и влип в происшествие. Я слишком уклонился на край дороги, который оказался слишком мягким и заднее колесо моего ЗИЛа-бензовоза предательски утопло в мягком грунте. Мне пришлось остановиться и дать задний ход, чтобы выехать на твердую дорогу, но колесо закопалось еще больше. Чем больше повторялись попытки выбраться, тем больше колесо закапывалось и моя машина накренилась так, что я, чтобы выйти из кабины должен был открывать дверь почти вверх, т.е. машина накренилась критически и еще немного она бы просто перевернулась и покатилась бы с насыпи вниз. Что бы тогда было представить нетрудно-было бы море огня из вылитого авиационного бензина. Но бог, как говорится, миловал. Нас догоняла колонна грузовиков и они помогли, взяв на буксир, вытащить мой застрявший по самую заднюю ось бензовоз. Я был просто спасен этими отзывчивыми людьми и был благодарен до глубины души. Это было первое приключение, а второе ждало нас уже на самом аэродроме, когда осталось проехать последние 200-300 метров. Там оказалась неглубокая лужа со скользкой жидкой глиной. Гена ехал впереди и забуксовал в этой луже на своей лысой резине. Я вышел из своей машины и подошел к его застрявшей машине. И вдруг вокруг наших машин закрутилась густая метель из пчел. Гена, оказывается, панически, до безумия боится пчел и не открывал дверь кабины, чтобы я спасся от пчел. Глаза вытаращены, губы побелели. Все-таки я сумел открыть дверь в его кабину. Сидим мы в кабине его бензовоза, а вокруг не прекращается эта метель из пчел. Потом все стихло и я увидел большой комок из пчел облепил камень у дороги. Гена тихонько вышел и, дойдя до сторожки сторожа, дозвонился до Балтасинского руководства. Через час-полтора приехал пчеловод со своими инструментами, обкурил пчел дымом и горстями собирал их с камня и грузил в ящик. Вот так без потерь окончилось наше приключение с пчелами. Жаль, что за пойманный с нашей помощью рой пчел мы ничего не получили. Ну и ладно. Хорошо отделались.
     На этом же аэродроме летом 1968 года проводились испытания беспилотного летательного аппарата, который подвешивался к самолету АН-2 и во время полета на определенной высоте сбрасывался в свободный полет. Это был безмоторный самолетик с размахом крыла около 1 метра и длиной тоже около 1 метра. Видимо отрабатывали работу автопилота. На моих глазах был случай, когда аппаратура отказала, аппарат вошел в пике, на высоте метров 300 был автоматически выброшен парашют, но он тут же был вырван из конструкции и БПЛА не снижая скорости врезался в землю. Смотреть на результат такого удара о землю было очень грустно. Было сплошное месиво из деталей конструкции и электроники. Но работа шла дальше, появился новый образец уже с 2-х цилиндровым оппозитным мотором мощностью около 36 л.с. и весом в 13 кг (цилиндры из магния, это был рекорд по весу), по конструкции как авиамодельный мотор.
   Лето 1968 года было самым плодотворным с точки зрения получения практики полетов на «Бланиках» и оттачивания техники парения в «зонах».
   Перед полетами на планерах мы должны совершить 2 раза в год прыжки с парашютом, т.к. парашютистам иногда приходится покидать планер из-за срыва планера в штопор, по причине парения на скорости близкой к срыву в штопор. Для совершения прыжка с парашютом я с Колей Шуклиным прибыли на аэродром Куркачи (40км от Казани), где выполнялись не только прыжки с парашютом, но и летали летчики-курсанты на реактивных чехословацких самолетах L-29. Там было парашютное звено, состоящее почти сплошь из девушек-спортсменок, некоторые из них были несомненно красивы. Укладка парашютов – это очень ответственный этап. Для него выделялось определенное время, но мы с Шуклиным опоздали (я предполагаю, что опоздание было подстроено). В следствии спешки из-за нашего опоздания на операцию по укладке парашютов, Шуклин, под предлогом, что я буду укладывать медленно и взялся сам уложить мой парашют и уложил мой парашют очень небрежно (он опытный десантник 20 прыжков с парашютом). Я все это видел, но ничего сделать не мог, т.к. нужен был прыжок, чтобы нас допустили к полетам на планере. На душе было очень тревожно: вдруг при такой укладке мой парашют не раскроется. Конечно, была еще надежда на запасной парашют, но слабая. Как потом я сделал вывод, что Шуклин был приставлен ко мне как «смотрящий» от Т.О. Парашют с такой укладкой не должен был раскрыться и я бы погиб (как бы несчастный случай). Но благодаря счастливой случайности и инструктору Кознову (мастер спорта, царствие ему небесное), мой и Шуклина прыжок не состоялся, т.к. он обнаружил не совпадение номеров ранцев наших парашютов и их вытяжных фалов. Там на старте, куда мы прибыли в 4 часа утра после ночевки в курсантских палатках, подъема в 2ч.30мин. и легкого завтрака (сырое яйцо и горячий чай с хлебом и куском масла) он нам сказал, что распустил наши парашюты и что наш парашютный прыжок не состоится.   
   
    А 6-го марта 1969г разбился Коля Шуклин вместе с моим инструктором по полетам Марселем Якуповым (царствие ему небесное и райское) и его женой. Они летели на самолете ЯК-12 из аэродрома Николаевка (Казань) в Балтаси по какой-то надобности, я предполагаю к директору меховой фабрики Мингазову, и попали в плотный туман не долетев километров 15-20 до Балтасей. Потеряв ориентировку в пространстве самолет ЯК-12 врезался в землю под углом ~ 50-60 градусов и на крейсерской скорости (150-170 км/час). Потом гробы были выставлены в аэроклубе и мы по очереди стояли в почетном карауле.   
    Общественная жизнь у нас-студентов кипела и бурлила. Вечерами сидели у костра и пели песни под гитару и пение Олега Коха. Его звали «дед» за его рыжую бороду.
       Однажды во время такого сидения у костра Рауф Тагиров и Алик Харасов решили сходить в лагерь трудно воспитуемых ребят и подшутить над поварихами. Меня они тоже пригласили на это приключение, но я отказался, т.к. мне и у костра было хорошо. Но Рауф взял меня в охапку и потащил. Я, конечно, вырвался и как знал, что это их приключение добром не кончится. Как выяснилось потом, они забрались под койки поварихам и когда они пришли и сели на койки, то Рауф и Алик выскочили и напугали их шутя, но шутки не получилось. Поварихи страшно напугались и подняли крик, на который сбежались мужики-вожатые и пустились за ними в погоню. Погоня продолжалась до нашего аэродромного лагеря. Мы уже лежали в кроватях, когда прибежали люди с фонарями, при помощи которых беглецов нашли. На следующее утро развязка была короткой. Симонов М.П., который в это время был на аэродроме, отчислил их из клуба планеристов и обеспечил их отчисление из КАИ. Вот я счастливо избежал разрушения моего движения вперед.
    Однажды после ужина меня позвала Люба Князькова, находившаяся в кузове грузовика, ехавшего в Балтаси. «Валера, поехали в кино». Я сразу среагировал положительно и запрыгнул к Любе в кузов. Но тут, как черт из коробочки, выскочил Николай Шуклин, который, как я уже говорил, был приставлен ко мне следить за мной. Он тоже запрыгнул в кузов: «я тоже хочу в кино». Приехали в клуб, взяли билеты, сели на свои места и тут меня потянуло в сон (это был гипноз). Потом шли пешком в наш лагерь на спортивном аэродроме. Молчали. И наша встреча с Любой была испорчена и получилось, что это судьбоносная поездка была испорчена навсегда. Потом Шуклин прозрачно намекнул, что она уже имеет отношения и я тут лишний. Я поверил (а, жаль), что у такой красавицы должен быть кто-то.
     Потом спустя много лет я узнал из интернета, что Любочка безвременно ушла от нас (она жила и работала в Коломне и у нее был рак). Ее даты: родилась 8.10.46г. и ушла 20.10.2013г. Это просто несправедливо и очень жалко и обидно.
   После того как были исключены Рауф Тагиров и Алик Харасов в нашем коллективе планеристов прибыло. Появились Саша Касьян, Валерка Новосельцев и Николай Саттаров. Этот Саттаров впоследствии сыграл в моей жизни злостную роль: вместе с Виталием Загребельным они устроили заранее задуманную провокацию – якобы день рождения Николая. Но об этом хронологически позднее.
    Саша Касьян отличный парень во всех отношениях. Мы с ним сдружились. Он привез из дома (Щелково, Московская обл.) мотоцикл ИЖ-56, я был у него в Кировском районе в бревенчатом доме его бабушки.
    Валерий Новосельцев бывший авиамоделист тоже влился в наш коллектив. К нему однажды приехала роскошная блондинка, говорили – стюардесса. Впоследствии я с ним имел общие интересы по сверхлегкой авиации на конкурсах СЛА и в Центре технического творчества в Теплом Стане (Москва).
   Наша аэродромная жизнь шла своим чередом. Однажды на аэродром Балтаси с инспекцией прилетел сам Михаил Петрович Симонов. В это время я выполнял серию полетов на планере «Приморец» по кругу на высоте 300 метром. Задание было 10 полетов с целью отработки хорошей посадки, которая была испорчена на недавних соревнованиях на точность приземления: надо было коснуться колесом шасси шапки-ушанки, которую положили в начале посадочной полосы.  Так вот, Михаил Петрович вдруг решил проверить пилотирование кого-либо из планеристов и выбор пал на меня. Он сел в заднюю кабину Приморца, а я в передней. Прицепили буксировочный фал, дан старт, самолет-буксировщик (ЯК-12) разбегаясь тянет на буксире наш планер. Разбег, взлетаем. На взлете планер пытается взлететь раньше самолета-буксировщика. Я не даю ему взмыть вверх, отдавая ручку от себя, т.е. прижимаю планер к земле, пока самолет не наберет нужную скорость и быстро начнет набирать высоту и наш планер за ним. В  книге «Генеральный конструктор М.П. Симонов» описан этот случай, в котором Михаил Петрович спас нас от гибели, благодаря своим высочайшим качествам. В книге «Генеральный конструктор М.П. Симонов» на стр.43 есть об этом небольшой текст. Привожу его ниже: "Рассказывает директор Центра научно-технического творчества "Альбатрос", конструктор самолета АС-3 "Альбатрос" В.П. Дарьин: "Михаил Петрович вывозил меня студента на планере, учил летать на "Приморце", который сам ранее разработал и построил. Однажды из-за моей нерасторопности мы чуть не погибли - я не отцепил вовремя буксировочный трос, а в это время летчик самолета-буксировщика, не дождавшись по радио моего доклада, о том, что я отцепил планер, резко свалил самолет на крыло, разворачиваясь на посадку за следующим планером. А у "Приморца" был определенный критический угол, при котором открыть замок было уже невозможно. Михаил Петрович нашел выход из ситуации, сохранив нам жизнь".

      От катастрофы нас спас Михаил Петрович- он успел дернуть ручку открытия замка и он на наше счастье открылся. Михаил Петрович обругал меня и летчика-буксировщика, который создал аварийную ситуацию. Вот так я обязан жизнью своей Михаил Петровичу Симонову. Вечная ему память!

     На обед ездили в столовую в Балтаси на грузовике в кузове, а иногда почти верхом на цистерне бензовоза. Однажды случайно задавили 3-х или 4-х гусей. Гусей вокруг Балтаси было много, и они вели полудикий образ жизни. Ночевали прямо в центре Черного озера. Хозяева почти их не считали. В общем этих гусей бросили в кузов, закрыв их брезентом, чтобы никто не видел наших трофеев. Вечером у нас был пир. Борис Керапян (наш начальник клуба и рекордсмен СССР по высотным полетам на планере с кислородным оборудованием) мастерски устроил жаровню и на решетке приготовил жаренную, сочную от стекавшего жира гусятину. Это было просто лучше, чем в самом шикарном ресторане.
   Однажды прилетел Михаил Петрович Симонов, и по этому случаю устроили показательные полеты детей из лагеря «Факел» (подшефные трудновоспитуемые) на самолете ЯК-12.
Во время одного из таких полетов произошел драматический случай, чуть не закончившийся трагедией. У взлетевшего с детьми ЯК-12 внезапно остановился двигатель. Симонов по радио принял сообщение летчика Обатурова об отказе двигателя и в страшном волнении закричал в микрофон: «садись прямо перед собой». И Женя Обатуров сумел благополучно сесть на площадку у озера. Это спасение случилось еще и потому, что наш аэродром находился на плато возвышавшемся на 150 метров выше местности.
  Был еще другой случай. На меня была возложена обязанность работы на бензозаправщике для заправки самолетов. И вот я включил насос подачи бензина в самолет. Все вроде бы хорошо, мотор работает, но приходилось давать больше газа. Я решил проверить соединение шланга к насосу. И к моему ужасу вижу, что шланг перегнут и слетел с штуцера бензонасоса, а из него хлещет авиационный бензин. Под ногами в траве мокро – это бензин пронеслось у меня в голове, может быть море огня от любой искры. Два прыжка, и я в кабине. Мгновенно ключ зажигания вырубил. Слава богу, моря огня удалось избежать.
Я вышел из бензовоза и предупредил РП (руководитель полетов) и ребят на старте, что разлился бензин вокруг бензозаправщика. Все быстренько разошлись. Потом закончили дозаправку самолета, т.к. он из-за этого не был полностью заправлен. Может это была диверсия, кто-то перегнул шланг, чтобы он слетел с бензонасоса и бензин свободно хлестал на землю с возможностью его воспламенения. Вполне может быть на фоне тайных террористических акций против меня.
    В сентябре 1968г я вернулся из Балтаси на аэродром Николаевку (сейчас там химзавод «Оргсинтез») на нашем АН-2. Нас очень любезно подбросил на самолете Володя Шайманов – командир АН-2. Он даже дал мне возможность посидеть на месте 2-го пилота и порулить в горизонтальном полете по маршруту. Выхожу я из самолета, ко мне подбегает Коля Шуклин и кричит- Валерка, не успел я Кознову морду набить – он разбился. Для меня это был шок. Тогда для молодой моей души такие известия про людей, с которыми я совсем недавно общался, были очень шокирующие. Кознов трагически погиб в июле 1968 года при выполнении акробатического прыжка с задержкой раскрытия парашюта на 30 сек., так называемая «тридцатка». Как рассказывали, после выполнения акробатического комплекса он раскрыл парашют, но там было что-то не в порядке. Тогда он нажал на кнопки замков подвесной системы, чтобы отстегнуть основной купол парашюта и, предположительно один из замков при отцепке ударил его в висок и Кознов потерял сознание. Дальше он летел до земли в свободном падении без парашюта, т.к. запасной парашют не был раскрыт. Очень трагично и очень печально. Такой был мастер спорта по парашютизму. Вечная ему память.
    Я познакомился на аэродроме с Валей Шабалиной, тоже планеристкой, студенткой 1-го факультета. Потом осенью она позвонила мне (телефон был у наших соседей Абдюшевых) и пригласила к себе в общежитие 1-го факультета, где она жила.
      Я приехал и она показала мне фотографии, которые сделала на аэродроме и попутно сказала мне, чтобы я не разговаривал по телефону, т.к. мой голос звучит совсем не благородно и не красиво. Я сейчас вспоминаю это и мне ясно, что тогда просто на меня наводили «порчу» (гипноз), чтобы голос мой был непотребным. 
     Немного про этих соседей. Это очень хорошие люди: Альфия и Равиль Каримович Абдюшевы, у которых были две дочери: старшая Гузель и младшая Алсу. Альфия работала учительницей, а Равиль Каримович был председателем профкома КБ Мухина, которое также, как и наше КБ Зубца располагалось на территории Моторостроительного завода п/я 735. С Равилем Каримовичем я часто играл в шахматы у нас дома на нашем диване.
Вообще, у нашей семьи сложились очень хорошие отношения с соседями. По субботам у нас собирались компания для игры в карты. Мой отец и мама любили играть в карты. Обычно компания была из шести игроков: Дарьины, Абдюшевы, тетя Соня и полковник мед. службы Куттуз Зиннурович (65-70 лет) со своей женой тетей Симой, которая была моложе его на 18 лет. Тетя Соня тоже соседка красивая статная женщина лет пятидесяти, работала главным бухгалтером в магазине "Одежда-Ткани", находившегося в первом этаже нашего длинного дома.

     1968/69г (осень-зима).  После летнего, вольготного житья в лагере на аэродроме Балтаси, вечеров у костра, пения под гитару и полетов на «Бланиках», начались занятия на 4-м курсе КАИ. Лекции, семинары, лабораторные работы и т.д. и т.п. 1968/69г (осень-зима).  После летнего, вольготного житья в лагере на аэродроме Балтаси, вечеров у костра, пения под гитару и полетов на «Бланиках», начались занятия на 4-м курсе КАИ. Лекции, семинары, лабораторные работы и т.д. и т.п. На 4-м курсе у нас началась «военка». Это военная подготовка как во всех вузах, имеющих военные кафедры. После прохождения этого обучения и военных сборов (2 месяца) и принятия присяги нам присваивали звание младших лейтенантов и некоторым предлагали службу в вооруженных силах с хорошей зарплатой в течение 1 года. Занятия проходили в 7-м здании КАИ на Большой Красной (это были как говорили бывшие царские конюшни. Наша военная специальность была «Электро-огневое подразделение» по заправке и запуску ракеты средней дальности. На одном из занятий преподаватель подполковник Иван Лузин неожиданно для меня назначил меня «секретчиком». Я получаю чемоданчик и печать, которой я каждый раз должен опечатывать этот чемоданчик, в котором хранились наши тетради с секретными конспектами. При этом в конце занятия, после сбора тетрадей и опечатывания чемоданчика я должен был докладывать преподавателю, что тетради на месте и чемоданчик опечатан. Таким образом я становился заложником всех возможных нарушений и пропаж из этого чемоданчика. Это был, как я предполагаю, запасной вариант объявления мне выговора по институту с последствиями, которые потом со мной случились с лекциями по секретным металлам, когда меня вывели из распределения по моим хорошим отметкам в дипломе (предоставление жилья и др.). Операция Т.О была организована с гарантией ее выполнения, т.е. я был выключен из распределения по набранным баллам (был 17-м из 160 на нашем курсе) в учебе.

   
   Осенью !968 года у меня было знакомство с продавщицей из магазина «Детский мир», тогда он был на улице Баумана напротив кинотеатра Родина. Моя шикарная Ява производила впечатление и она с удовольствием совершала после работы поездки на мотоцикле на Лебяжье. Все было прекрасно, но потом она не стала там работать и наше знакомство на этом и прекратилось. Учеба все больше занимала время.
    Время курсовых проектов. Мне досталась тема: «Ракетный двигатель F-1 первой ступени ракеты «Сатурн-5» для полета на Луну (Аполлон-11 19-го июля 1969г). Очень интересная тема. Порылся в технической библиотеке, накопал много интересного материала. Первая ступень имела пять таких двигателей – тяга у земли -680т, а в вакууме 720т, расход компонентов 1240 кг/сек, т.е. в секунду сгорает около 8 бочек керосина и жидкого кислорода. Фантастика. В общем я узнал очень много интересного. Защитил, мне кажется, на отлично.
      Настала зимняя сессия. Январь. У меня ОРЗ, как всегда, не вовремя, и как обычно в конце января- феврале. Сильнейший насморк. Из носа течет, как из водопроводного крана. Сдаю математику. Принимает математичка Андрианова (красивая смуглая брюнетка с роскошными волосами и огромными выразительными карими глазами) вместе с зав. кафедрой (не помню имя) седой пожилой человек, но чувствуется, что между ними что-то есть. Когда она читала лекцию, вся мужская часть аудитории ловила каждый ее царственный жест и буквально пожирала ее глазами. Она это, конечно, чувствовала. Сессия успешно закончена и, ура, начались зимние каникулы.
    Как-то вечером, когда я как обычно совершал прогулку, мне встретилась Неля Саляхова (моя школьная любовь в начальных классах, но почему-то дальше ничего не было). Она вышла замуж и жила в Горьком. Работала стюардессой.  Я рассказал о моих неудачах. Она уточнила, это «абортаж»? Т.е. она подразумевала более серьезное: измена и аборт. Я рассказал ей, что было в Москве с фотографией моей подруги в голом виде. Мы с ней прогулялись до пл. Восстания, где она зашла в туалет в подвале у кинотеатра "Костер". Почему-то задержалась там достаточно долго, странно, ведь она только, что вышла из дома ее мамы на ул. Октябрьской.
      Жаль, что с Нелей не получилось. Как-то также у моего дома я встретил Нелю с ее дочкой Элеонорой (тогда ей было 5-6 лет). Неля меня подбодрила: говори она все равно все забудет. Я ничего существенного не сказал. Я предполагаю, что она ждала от меня решительного предложения, а я, к сожалению, не оправдал ее надежд. Какой я был осел.
     В соседнем подъезде жила очень красивая девушка много моложе меня. Как-то раз я достал билеты на концерт во Дворец Спорта и пригласил ее пойти со мной. Взял бинокль, зашел к ним домой, ее мама нас напутствовала. На концерте сзади нас сидели мои сокурсники и очень интересовались моей дамой. После концерта я вел себя не очень заинтересовано, в подъезде все пытался обнять ее, но она отворачивалась от меня. На следующий день на лекции в институте Веденеев Женя спрашивает: «что за гейша была с тобой на концерте».
     Учеба шла своим чередом. Дома я делал курсовой проект по «Турбомашинам», а, именно, «Турбонасосный агрегат ракеты ФАУ-2». При защите его наша руководительница Занадворова безапелляционно сказала, что деталь – шлицевой валик между насосами невозможно изготовить, т.к. его невозможно закрепить (полированные сферы. Женька Веденеев потом сказал, что у Занадворовой челюсть отвалилась, когда Дарьин сказал, что можно изготовить с помощью «обратных центров». О таких центрах здесь на кафедре слышали впервые. Это мой папа посвятил меня в такую «технологическую тайну».

   В один из морозных январских дней 1969 года мы (6-7 человек) прилетели на самолете АН-2 на аэродром Балтаси, чтобы выполнить кое-какие работы по авиационной технике, находившейся на стоянке. Когда нужно было возвращаться, произошел уникальный и необыкновенный случай. Вы когда-нибудь садились в самолет на ходу. А нам пришлось это испытать. Дело было так. Все зашли в самолет, сели по местам, мотор взревел на взлетном режиме, но мы не сдвинулись с места. Что такое!!! Пилот сказал лыжи примерзли, давайте раскачаем. Все вышли, раскачали самолет, сдвинули его с места, залезли, сели на места, ну, думаем, сейчас будем взлетать. Мотор взревел на взлетном режиме, а мы стоим.  Пилот говорит, что лыжи успевают примерзнуть, поэтому нужно его облегчить, т.е. всем выйти и тогда он сдвинется с места и, чтобы он не примерзал опять, он должен двигаться. Сказано-сделано. Самолет с ревущим двигателем медленно двигался по аэродрому по кругу, а люди на ходу запрыгивали внутрь с помощью одного из нас, который хватал человека за воротник и втаскивал в самолет. Так произошла необыкновенная посадка на ходу самолета. Я предполагаю, что в авиации это был редчайший случай, когда люди запрыгивали в самолет на ходу. Правда, при посадке у кого-то сдуло шапку ураганным потоком от винта самолета, но останавливать самолет не стали, т.к. посадочные лыжи опять бы примерзли и пришлось бы начинать все сначала. Вот такие были незабываемые и необыкновенные случаи.
 
     Пришло лето 1969г, а с ним начинался 3-й сезон моих полетов на планерах на аэродроме в Балтаси. Но этому помешали темные силы. А дело было так. Я хотел приехать в Балтаси на мотоцикле и поэтому, когда я позвонил в клуб, который располагался в подвальном помещении жилого дома в Соцгороде и мне кто-то (враг действовал по плану) сообщил ложную информацию, что уже все уехали. Тогда я сел на мотоцикл и поехал догонять наших спортменов-планеристов. Приехав на аэродром, я никого не обнаружил, спросил сторожа, но он ничего не знал. Тогда мне пришлось заночевать в сторожке этого сторожа. Он постелил мне на полу. Ночью, как я сейчас догадываюсь, меня заразили бактериями геморрагической лихорадки. Тогда я об этом еще ничего не знал. На следующий день никто не приехал. Мне пришлось ехать обратно в Казань. Был конец июня-начало июля. Самая хорошая пора лета. Мой приятель и сосед, студент 5-го ф-та КАИ Юрка Малкин пригласил меня ехать на Яльчик и я с удовольствием к ним присоединился. Там, на Яльчике мы блаженствовали – купались, загорали, болтали между собой. К нам присоединилась сестра Сашки Смирнова Марина и сам Сашка. У них там прямо у станции был хороший бревенчатый дом. В общем очень приятно провели время на роскошной природе Яльчика с его песочным пляжем, вековыми соснами на песчаной почве и прозрачной радоновой водой озера. Юрка Малкин мастерски готовил суп из белых грибов. Отдельно жарил лук и сало. Потом кипящие шкварки выливал в суп. Вкус и аромат супа были неописуемы. Однажды он поспорил со мной, что за пять минут найдет пять грибов. Если я проспорю, то выпью пиво из бутылки стоя на голове. Он побежал в лес и, конечно, принес 5 белых грибов. Он просто их заготовил заранее, а мне, как говориться «лапшу на уши повесил». Вот так мы развлекались.
       В понедельник иду на моторостроительный (завод №16) завод в технологический отдел на студенческую практику. Пришел на завод, а чувствую себя отвратительно. В голове какой-то туман, плохо соображаю. Это было числа 8-10 июля. Отпросился домой. Пришел домой, сказал маме о самочувствии. Померил температуру. Глазам своим не поверил. Температура на градуснике 40 градусов. Мама сразу пошла к соседям и от них по телефону вызвала скорую помощь. Приехали, осмотрели, послушали и уехали, сказав, что если бы было воспаление легких, то они бы увезли в больницу, а это простуда и она пройдет. Я лежу, а в голове что-то непонятное. Ничего не болит, а туман в голове и бешенная температура. Я прошу маму вызвать скорую помощь еще раз, а сам уже знаю, что надо сказать, чтобы увезли в больницу. Приехала скорая помощь, посмотрели меня, температуру и я еще начал кашлять, чтобы симулировать воспаление легких. И это подействовало и, как потом выяснилось, спасло мне жизнь. Меня увезли на скорой помощи в 9-ю больницу в Соцгороде (около оврага, сейчас его уже нет). Мне срочно сделали анализы, которые показали, что у меня острое воспаление почек, предварительный диагноз «очаговый нефрит».
     Положили в палату и назначили укол каждые 3 часа «стрептомицин». И каждые три часа приходила медсестра и колола мне в ягодицу поочередно. Когда я спал, меня будили и ставили укол. Это меня спасло от смерти. Огромное спасибо врачам. Припоминаю интересный случай, когда я уже выздоравливал и лежал в общей палате. 19 июля 1969 года состоялась высадка американцев на Луну. Этот исторический момент показывали по телевизору, правда, с плохим качеством. Видно было как фигуры людей (Нил Армстронг и Джеймс Олдрин) ходят по поверхности Луны. Это были поистине эпохальные кадры. Так вот один старик (как я тогда воспринимал пожилых) в нашей палате упрямо повторял, что это все обман и, что до Луны лететь не меньше месяца, а они долетели за неделю. Вот такие бывают «фомы неверующие». Погода стояла просто замечательная и я тосковал по аэродрому и по полетам. Пошел просить главного врача, отпустить меня на субботу-воскресенье домой. Я так убедительно просил, что она, вероятно, подумала мне надо на свидание с любимой девушкой и отпустила меня. Я тут же помчался к клубу, где должна быть машина в Балтаси. Приезжаю в Балтаси и слышу разговор (подстроенный специально для меня), что когда я был там в последний раз, то там была вспышка тифа. Я это услышал и очень напугался, т.к. слышал, что это очень опасное заболевание. Сразу поехал обратно в больницу. Приезжаю и сразу докладываю главному врачу, что в Балтаси, где я был, выявлен тиф. Что такое тиф я представлял смутно, но слышал страшные слухи. Врачиха сделала большие глаза, сразу позвонила в инфекционную больницу (на ул. Вишневского), приехал «скорая помощь» и меня быстренько увезли туда. Палату, где я лежал, залили дезинфекцией, меня проклинали и больные и сестры. На производственной практике мастера и группу заставили пить английскую соль и сдавать анализы. «Скорая помощь» привезла меня в приемный покой этой инфекционной больницы и врач осмотрел меня, пощупал живот, который не болел, и сказал, что у меня нет тифа. Я обрадовался и хотел идти домой, но врач строго сказал, что я здесь остаюсь, чтобы подтвердить или опровергнуть мой псевдо-тиф. Таким образом я сам себя запер на 2 недели в изоляции в этой инфекционной больнице. Положение: глупее не придумаешь. Вспоминая мое нахождение в этой инфекционной больнице, на ум приходит рассказ Зощенко «Как я лежал в больнице». Там герой говорит в конце рассказа: «…в следующий раз умирать буду, но в больницу не лягу». Вот и я могу сказать те же слова. Но вернемся к началу моего пребывания в больнице. Мне сказали, что я должен вымыться и переодеться в больничную одежду. В подвале посреди помещения стояла ванна, где я должен был мыться. Толстая пожилая санитарка дала мне все банные принадлежности, я начинаю раздеваться, но смотрю, что она не уходит. Я вежливо прошу ее уйти. Она в ответ: «ну, вот еще какие-то претензии», но все же ушла. Я помылся, переоделся и мне было определено мое койко-место. Была суббота, врачей нет, завтра воскресенье и врачей тоже нет. В общем для оптимизма никаких причин. Гуляя по коридорам больницы, я изучил плакаты о различных инфекционных болезнях и нашел мою, потому что диагноз «Очаговый нефрит» был предварительным, и мне хотелось докопаться до действительного диагноза. Про тиф я сразу понял, что это совсем не то. Прочитав один из плакатов, я сделал открытие, что заболел геморрагической лихорадкой. Все симптомы сходились. Только сейчас я понял, какое это опасное заболевание. Из 3-х заболевших, один умирает. Передается от «рыжих полевок» путем различных контактов в степных районах страны. Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что это была удачная операция Т.О., цель которой вышибить меня из успешного членства в планерном клубе. Дни тянулись медленно, меня навестили родители, принесли книжки и самоучитель английского языка. Есть чем заняться. Но меня поместили в изолятор для тифозных за то, что я выходил на свежий воздух во двор больницы. В этом изоляторе были еще двое. Я был просто взбешен и уже подумывал о побеге, но вспомнил, как моего соседа по палате, отчаянного пьяницу вернули после его побега. Его поймали у пивной бочки. Ему часто приносили передачи. После них употребления этих передач он становился вдрызг пьяным и у него подскакивало давление, которое ему сбивали лекарствами. Долго не могли понять, как он напивается?
Оказывается, в банку, например, с персиками вместо жидкости была налита водка и, также в другие стекло тары.
    У меня был взят бак. посев и через две недели должен быть результат. Написал письмо моему дружку Левке Наумову. Спустя год, он мне рассказал, что после моего письма он заболел дизентерией. Тут можно подумать всякое. Наконец-то пришло время прийти результатам моего обследования. Обнаружены следы тифа, но, оказывается, если была прививка, то покажет также. Напоследок, перед выпиской у меня взяли пробу желчи, и я был свободен. Первым делом, вернувшись домой, я узнал, когда можно поехать на аэродром в Балтаси. Была середина августа, наступал «День авиации», мой день рождения, а на аэродроме жизнь текла своим чередом. Юрий Мефодьевич Логвин встретил меня неприветливо. Сказал, что нужно работать, а не летать. Это мне показалось уже слишком, т.к. я и так был все лето лишен полетов. Я не послушался, т.к. нужно было работать на практике на заводе. Надо было поработать. Это все гипноз Т.О. После этого Наташа Бортник передала его слова, что «…ноги Дарьина в клубе не будет…»
      1969 год. В сентябре после моей болезни «Геморрагическая лихорадка» в июле, Виталий Загребельный предложил мне поехать в сентябре на Черное море в Кабардинку (поселок около Геленджика). Я с удовольствием согласился. Как он сказал, его мама, Лилия Павловна, там отдыхала и у него есть этот адрес, где можно остановиться.
    Я с удовольствием согласился, и мы отправились на самолете до Геленджика и потом на автобусе до Кабардинки.
    В этой Кабардинке развивались интересные события. Сначала все шло буднично, ходили на пляж, купались, загорали, ели вкусные шашлыки, которые жарились прямо на пляже. Потом мы нашли на пляже партнеров по преферансу и стали регулярно расписывать «пульку» в «Сочинку». Однажды дело даже дошло до скандала, когда эти командировочные из Уфы, обвинили нас, что мы играем на одну «лапу». Но, главное событие было, когда Виталий Загребельный напоив меня вечером с добавлением микстуры, которая вызывает подсознательные ответы на вопросы во время сна опрашиваемого (используется в КГБ- микстура «правды»), утром объявил мне, что он меня опрашивал, когда я спал, и, что все про меня знает, кто я такой и что у меня на уме. Он рассказал, что добавил в алкоголь спецсредство (микстура «правды»), которое (как я предполагаю) дал ему его отец Ростислав Евгеньевич. Он меня прямо, почему-то, называл «опасным человеком». Вероятно, он состоял на службе в Т.О.
     Однажды, где-то в середине срока нашего отдыха в Кабардинке, мое внимание привлекла красивая блондинка, которая продавала мороженое из нежданно-негаданно появившегося лотка на колесах. Ее звали Наташа, у нее были красивые голубые глаза. Мы познакомились. На второй день мы так хорошо сблизились, что она подарила мне свое фото и на обороте написала «Голубоглазому Валерику». Дальше пошло как по маслу. Она пригласила меня к себе домой, сказав, что родителей дома нет. Я, конечно, на «крыльях» примчался на свидание в ее дом вечером, когда совсем стемнело. Она радостно встретила меня, я хотел обнять ее, но она вывернулась, выскочила во двор и исчезла в направлении сарая. Темень было кромешная, хоть глаз выколи. Я был огорошен таким поведением и с досады ощупью резко пошел к калитке и вышел на улицу. Это, как сейчас я предполагаю, спасло мне жизнь. Если бы я пошел ее искать в этом сарае, то со мной бы быстренько расправились. После этого на следующий день она не появлялась со своим лотком, т.е. это была приманка в западню для меня.
     Наши игры в преферанс продолжались в номере гостиницы, где остановились эти 2 командировочные. Потом это прекратилось, и мы случайно познакомились с двумя женщинами. Одна высокая, стройная блондинка лет 30-ти, а другая полненькая брюнетка, постарше ее. Ездили в Геленджик, катались на пароходике. По сравнению с Виталькой у меня не было шансов. Отдых подходил к концу. Мы уже экономили на обедах в ресторане «Южный».
Виталька почему-то уехал первый, оставив меня одного. С хозяином я договорился, что он на мотоцикле, перед моим отъездом, отвезет меня в Новороссийск на местную знаменитую толкучку. Я хотел купить себе хороший свитер. Так и сделали. Ехали на его козлике по горному серпантину с «ветерком». Толкучка – это что-то выдающееся. Товары со всего света. Только давай деньги. У меня, конечно денег было ограничено. Свитер я все-таки купил, конечно, красивый, но по качеству я не уверен. Купил еще, тогда очень модные многоцветные ручки. Обратно приехали быстро, время было и хозяин предложил обмыть мои покупки. Сели за стол, он достал баллон вина и мы основательно выпили. Потом на его же мотоцикле я был доставлен в маленький аэропорт Геленджика. Тогда здание аэропорта было больше похоже на временный одноэтажный павильон. Меня сильно разморило, и я был очень пьян и, как мне кажется, несоразмерно выпитому слабому молодому виноградному вину. Предполагаю, что Загребельный поручил ему напоить меня и в вино он добавил чего-то сногсшибающего.  Я сидел на улице в тени аэровокзальчика Геленджика совершенно пьяный в ожидании самолета в Казань, и меня начал задирать молодой парень. Попросил посмотреть купленную многоцветную шариковую авторучку. Потом попытался с ней скрыться. Я бдительно схватил его, чуть не упал, он потащил меня. Но тут, на мое счастье, вмешалась женщина, видя мое состояние, она прикрикнула на него и защитила меня вплоть до посадки в самолет. Вот так это была третья попытка отправить меня в небытие в этом 1969 г в 09 (сентябрь) месяце.
      1969/70г На пятом курсе учеба продолжалась.  Культурная жизнь била ключом. Через Юрку Малкина познакомился с Ленькой Локаем. Интересный парень из семьи доктора наук (его отец работал на кафедре 2 фак. КАИ). Однажды случилось быть у него дома в гостях с ночевкой. Была хорошая компания, выпили, повеселились. У Лени шикарная квартира, он продемонстрировал недавнее приобретение: стереофоническую радиолу Рига. Это был последний писк моды. Стереозвук. В компании был Кирсанов Сашка. Ночью меня зверски рвало. Я еле-еле успел добежать до туалета. Меня позорно рвало, чего раньше никогда со мной не было. Рвотой я перепачкал туалет. Потом пришлось все убирать, но Ленька был рассержен на меня. Чего и добивались негодяи. Предполагаю, что это был Кирсанов. Он, вероятно, тайно добавил рвотное средство в вино или водку.   
   
     1970г. Я закончил 5-й курс КАИ. Весной 1970 года было распределение на работу и получение жилья согласно успеваемости. Я учился неплохо и был 17-м в очереди на распределение в хорошие КБ и получение жилья. Но перед этим мне была устроена провокация, вследствие которой я получил выговор по линии 1-го отдела и автоматически лишался моей очереди и оказывался на последнем месте (вместе с наихудшими студентами). Эту провокацию выполнил, как я предполагаю, Загребельный. У нас была лекция по секретным сталям высокой прочности. Читал нам лекции Александр Михайлович Беленький (впоследствии мой начальник в филиале казанского КБ в ФИАЭ им. Курчатова.
По окончании лекции мы сдавали наши тетрадки с грифом «ДСП» (для служебного пользования) старосте Калиниченко. А тут у нас определилось окно и меня Загребельный пригласил в кино в к/т «Спутник», недалеко от 1-го здания КАИ. И вот, что странно, тетрадь оказалась у меня в портфеле, т.е. я ее не сдал старосте, но я об этом не знал. И вот вдруг в фойе кинотеатра перед началом сеанса появляется староста и требует у меня тетрадку с этой лекцией. Я открываю портфель и обнаруживаю ее там. Это был для меня шок. Как я сейчас уверен, мне тетрадь подсунул Загребельный. 
      Летом 1970 г. офицерские сборы в Острове (Псковская обл.) в течение 2-х месяцев. Мы жили в казарме, в которой, как нам рассказали, на чердаке до этого повесился солдат срочник. Нам стало немного не по себе.Когда мы переоделись в солдатские гимнастерки, то на первых порах не узнавали друг друга. Ходили по городку строем повзводно.

   Однажды мы пошли строем на стрельбище, чтобы практически пострелять из пистолета «Макарова», автомата «Калашникова» и бросить гранату. Стрельба из автомата очень меня впечатлила. Автомат- грозное оружие. Пуля калибра– 7,62мм. Один взвод лишился этого удовольствия – пострелять из автомата Калашникова. А дело было так: Майор Таноян, командир нашей учебной роты привел свою секретаршу, чтобы дать ей пострелять и заодно покрасоваться перед ней. И вот она легла с автоматом на рубеж огня, а какой-то остряк из другого взвода возьми да и крикни: ножки-то раздвинь, как по инструкции…
Тут майор разъяренно скомандовал: «взвод встать, кругом, шагом марш». И весь этот взвод так и не пострелял. В процессе нашей учебной службы я испытал большие лишения, простудился, по телу в районе бедер пошли «чирии». Ходить было трудно. Но это пустяки по сравнению с теми издевательствами, которые испытывал Юра Чугунов (сын знаменитого обкомовского главврача). Его наш взводный (Глазунов Александр, бывший служивый штабной писарь в армии) постоянно назначал дежурным подметать территорию. Были разговоры, что Юра на грани срыва…
     Занятия проходили на натурном образце ракеты средней дальности. Отрабатывали постановку из походного положения в вертикальное положение на боевое дежурство, а также имитировали заправку компонентами (вода)  для работы ракетного двигателя и пуск ракеты. На обед также ходили строем. Обедали за длинными столами на 10 человек. Обслуживали солдаты - срочники. Что интересно, стол вытирали горбушками от буханок белого хлеба. Это как-то нас коробило. На обед был суп типа баланды, второе – каша с куском вареного сала, на третье компот, который наливали в алюминиевые кружки черпаком из ванны. Такая еда была очень непривычна, но приходилось мириться, т.к. другой не было.
Завтрак и ужин, практически, ничем не отличались от обеда, только не было первого. Однажды я увидел неповиновение 1-го взвода. Командир нашей роты после обеда построил четыре наших взвода в колонну и скомандовал «запевай». !-й взвод должен был запеть взводную песню, но запели другую «Мы парашютисты, привольно в небе чистом...». Взводный кричит «Отставить», но взвод продолжает. Тогда следует команда «взвод кругом и в хвост колонны». Подходит очередь 2-го взвода и они тоже запевают «Мы парашютисты…». Их тоже в хвост колонны. Очередь 3-го нашего взвода. Мы солидарно поддержали и запели «Мы парашютисты…». Вот такие были дела.


     В конце нашей службы нас выстроили на плацу и мы по очереди выходили из строя и принимали присягу.

1970/71г  В сентябре 1970г. по заявке МПБ (моторостроительное проектное бюро (КБ Зубца), меня и Загребельного Виталия распределили туда (конечно по блату – его отец генеральный директор 16-го завода (КМЗ- Казанский моторостроительный завод). Это огромный завод: 50% авиапассажиров СССР летало на двигателях этого завода. Я делаю свой дипломный проект в МПБ (моторостроительное проектное бюро),названное так я думаю для маскировки ракетной тематики, которое находилось на территории этого огромного завода,. Тема очень интересная. Американская твердотопливная ракета ближнего рубежа обороны «Спринт» системы противоракетной обороны «Сейфгард». Руководителем моего дипломного проекта был начальник КБ-1 Фомин Владимир Павлович, орденоносец, интеллигент, креативный конструктор.

                В феврале 1971г. защитился на «отлично», хотя из-за волнения сильно заикался и, 9-го марта 1971г я выхожу на работу, как инженер-конструктор в конструкторское бюро, которое занималось разработкой твердотопливных двигателей ракет противоракетной обороны. Начинается моя профессиональная работа.
               

           Операции против меня (с 1961 до 1971 годы).

      Здесь я опишу все злодеяния, которые совершались против меня на протяжении всей моей жизни. Возникает вопрос, а кем или, правильней, какой организацией?
    Началось все это с попытки завербовать моего отца. Была одна не очень примечательная встреча моего отца с двумя его коллегами по цеху №34 - Бикжановым и еще кем-то не помню у нас дома на новой квартире в конце апреля 1961 года. Они как водится выпивали и закусывали. Тут пришел я и они засобирались уходить. Когда они ушли, отец был бледен и сказал дрожащим от негодования голосом какого я от него никогда не слышал: «Валерка – это самые подлые и плохие люди». Это был верх его возмущения и ненависти к ним. Я думаю, что они предлагали ему сотрудничать в каком-то очень грязном деле. Это были, как я думаю, представители Т.О. Потом я понял после выяснения связи Эллы и ее отца (как она говорила мафиози) из Одессы, что это, возможно, шло за границу.
       Первое вредительство Т.О. против меня была в мае 1961года после попытки неудачной вербовки моего отца: сброс моей руки с трамвайного поручня, чтобы я сорвался вниз под трамвай. Тогда я сломал только ключицу, но не погиб. Почти также это было сделано уже в 2009 году с моим другом Женькой Плаксийчуком, ему дали подножку при выходе из троллейбуса, когда он был пьян (это они выследили). Это было сделано для того, чтобы наша дружба прекратилась. Тогда он упал на асфальт и сломал себе челюсть (подозревали перелом основания черепа) из ушей текла кровь, долго не мог жевать (легко отделался) и ему намекнули, что это предупреждение свыше. Об этом Женька мне обмолвился, но Татьяна тут же молниеносно его пресекла. 
      Второе вредительство было октябре 1964г., когда я учился на вечернем отделении КАИ и одновременно работал в цехе №34 авиазавода: я вышел с секретного авиазавода по студенческому билету, а пропуск унес с собой за территорию завода, не зная об этом. Когда проходил через окошечко проходной, я автоматически вынул из кармана, где всегда лежал пропуск, студенческий билет и прошел через проходную, отдав его вахтерше, а она механически взяла его как пропуск. А пропуск мне (враг) подложил в карман, где всегда лежал студенческий билет. Это было подстроено с помощью Т.О. осведомительницы Галины Барминой (бывшей моей соседки), которая как бы случайно встретила меня в столовой фабрики-кухни и проводила меня до моего рабочего места (это была разведка, где лежит моя одежда) и потом я ее проводил до ее рабочего места в агрегатном цеху, где она работала клепальщицей в паре с Иваном Трифоновым (мой бывший сосед и тоже, думаю, осведомитель Т.О.). Вероятно, и вероятно она была также его партнершей по сексу. Эта связь, как я думаю, длилась с самой ее юности, когда она со своей матерью затравили дядю Лешу (ее отчима) и он повесился. В те времена она уже была очень эффектной девушкой (голубоглазая стройная блондинка с пухленькими губками).
      Третье вредительство в конце мае 1968г.: Перед полетами на планерах мы должны совершить 2 раза в год прыжки с парашютом, т.к. парашютистам иногда приходится покидать планер из-за срыва планера в штопор, по причине парения на скорости близкой к срыву в штопор. Для совершения прыжка с парашютом я с Колей Шуклиным прибыли на аэродром Куркачи (40км от Казани), где выполнялись не только прыжки с парашютом, но и летали летчики-курсанты на реактивных чехословацких самолетах L-29. Там было парашютное звено, состоящее почти сплошь из девушек-спортсменок, некоторые из них были несомненно красивы. Укладка парашютов – это очень ответственный этап. Для него выделялось определенное время, но мы с Шуклиным опоздали (я предполагаю, что опоздание было подстроено). В следствии спешки из-за нашего опоздания на операцию по укладке парашютов, Шуклин, под предлогом, что я буду укладывать медленно и взялся сам уложить мой парашют и уложил мой парашют очень небрежно (он опытный десантник 20 прыжков с парашютом). Я все это видел, но ничего сделать не мог, т.к. нужен был прыжок, чтобы нас допустили к полетам на планере. На душе было очень тревожно: вдруг при такой укладке мой парашют не раскроется. Конечно, была еще надежда на запасной парашют, но слабая. Как потом я сделал вывод, что Шуклин был приставлен ко мне как «смотрящий» от Т.О. Парашют с такой укладкой не должен был раскрыться и я бы погиб (как бы несчастный случай). Но благодаря счастливой случайности и инструктору Кознову (мастер спорта, царствие ему небесное), мой и Шуклина прыжок не состоялся, т.к. он обнаружил не совпадение номеров ранцев наших парашютов и их вытяжных фалов. Там на старте, куда мы прибыли в 4 часа утра после ночевки в курсантских палатках, подъема в 2ч.30мин. и легкого завтрака (сырое яйцо и горячий чай с хлебом и куском масла) он нам сказал, что распустил наши парашюты и что наш парашютный прыжок не состоится.   В сентябре 1968г я вернулся из Балтаси на аэродром Николаевку (сейчас там химзавод «Оргсинтез») на нашем АН-2. Нас очень любезно подбросил на самолете Володя Шайманов – командир АН-2. Он даже дал мне возможность посидеть на месте 2-го пилота и порулить в горизонтальном полете по маршруту. Выхожу я из самолета, ко мне подбегает Коля Шуклин и кричит- Валерка, не успел я Кознову морду набить – он разбился. Для меня это был шок. Тогда для молодой моей души такие известия про людей, с которыми я совсем недавно общался, были очень шокирующие. Кознов трагически погиб в июле 1968 года при выполнении акробатического прыжка с задержкой раскрытия парашюта на 30 сек., так называемая «тридцатка». Как рассказывали, после выполнения акробатического комплекса он раскрыл парашют, но там было что-то не в порядке. Тогда он нажал на кнопки замков подвесной системы, чтобы отстегнуть основной купол парашюта и, предположительно один из замков при отцепке ударил его в висок и Кознов потерял сознание. Дальше он летел до земли в свободном падении без парашюта, т.к. запасной парашют не был раскрыт. Очень трагично и очень печально. Такой был мастер спорта по парашютизму. Вечная ему память.
    А 6-го марта 1969г разбился Коля Шуклин вместе с моим инструктором по полетам Марселем Якуповым (царствие ему небесное и райское) и его женой. Они летели на самолете ЯК-12 из аэродрома Николаевка (Казань) в Балтаси по какой-то надобности, я предполагаю к директору меховой фабрики Мингазову, и попали в плотный туман не долетев километров 15-20 до Балтасей. Потеряв ориентировку в пространстве самолет ЯК-12 врезался в землю под углом ~ 50-60 градусов и на крейсерской скорости (150-170 км/час). Потом гробы были выставлены в аэроклубе и мы по очереди стояли в почетном карауле.