Сказ Второй. Глава Двенадцатая

12.  КОМАНДИРОВКА.

«Теперь, конечно, людей нашей фамилии по разным местам можно встретить.»
П.П. Бажов

Из последней поездки на Верхотурье поздней осенью Афанасий Иванович вернулся довольный, даже насвистывать что-то пытался. Семен сразу уловил эту переменчивость в настроении брата, пошутил:

- Знать с воеводой Измайловым замирились, и он тебя одарил?

- Дак он опять павелином вышагивает, и одежек на нем не сосчитать. Вишь, прибыли с Поморских городов плотники, и работа сразу двинулась. Видал я, как они с пилами-то управляютца, ловко у них получаетца деревья валить. А потом и на доски толсты распускают стволы. Эх, нам бы такую пилу!

- Не дали?

- Куда там, - махнул Афанасий рукой. – Поморские-то нашим Сибирским даже в руки инструмент свой не дают. А воевода Измайлов наказал мне – искать ревень в наших местах. Кусты такие, он показывал. Сказал я ему, что по весне обязательно с жонками в лес пойдем, и тот ревень искать учнем. Говорил Измайлов, будто иноземцам корни того ревеня государь продавать будет.

- Дак в чем радость твоя, Офонасий? – поторопил Семен брата. – Говори. Не поискам же ревеня ты так обрадовался.

- Воевода Раф Родионович проездом через Верхотурье был! – выпалил Афанасий. – Стрельцы сказывали, что ехал он в Тоболеск, а оттуда в Тюмень на воеводство! А я, пока с Верхотурья вертался, решил, что по весне в Тюмень поеду, а оттуда в Тоболеск. Просить стану воеводу князя Хилкова Василия Ивановича, чтоб слободку нашу в Тоболской разряд переписали. Тогда нам под Рафом Родионовичем быть!

- Дальная дорога, - протянул Семен. – С Верхотурья поедешь?

- А напрямую, на Тюмень! Переговорили мы с Лукой Евсеевичем, можно проехать! Конь мой, черемисы бывший, послушный стал, вроде-как и сдружились мы с ним; да ружье возьму с зарядами, - не пропадем!

Семен Васильевич только головой покивал, знал, что уж если решил брат упрямый, не следует и в спор вступать: все едино по-своему сделает, да слово наперед дела пускать не стал. Только и сказал решительно:

- С тобой поеду!

Знаком судьбы им стал приезд в слободку ранней зимой обоза, в котором соколники государевы направлялись в Тоболеск. Обоз шел южным направлением: через Казань, Уфу, башкирские степи (смелое решение), и аккуратно на Чусовскую слободку вырулил. Вот так! А мы-то думали, что новая слободка никому и не ведома еще, стоит себе в дальней сторонке от всех, глухими лесами отгорожена. А тут на тебе, люди государевы из самой Москвы пожаловали. Рассчитывали они в Чусовской подводы поменять да, глянув на «великое поселение», в Невьянскую слободу направились. Оттуда, сказывали, на Туринск пойдут, а там уже Тюмень и Тоболеск. Крюк получился, однако.

Ну а, наши-то, Гилёвы, напрямую в Тюмень направились. Уехали по весне 1653 года Афанасий Иванович и Семен Васильевич. Дождались, когда трава зеленая пробьется, чтобы коней не заморить в пути, и уехали. Нашли они, дорогу-то в Тюмень! Может и поплутали где, да кривулей нарезали каких, но нашли. Жаль, не сохранился путевой дневник их, а может и совсем не вели: не до того было в дороге дальней. Не скажу, что родичи наши, Гилёвы Афанасий Иванович и Семен Васильевич, первопроходцами были: была тропа какая-то, по которой татары и вогуличи уже много лет беглых крестьян, от тех же Строгановых, в Сибирь переправляли. Да за провожанье то скот и деньги с беглых получали. Опять-таки, куда иноверцы беглых уводили, в какую Сибирь, то ни в каких документах не прописано. 

В Тюмени, конечно, сразу к Всеволожским поехали. Рафа Родионовича в живых не застали, горе-то какое, и только на могилку его сходили. С сыном Андреем и с дочерью Евфимией. Потом, когда Евфимия Федоровна их с Андреем Федоровичем обедом вкусным кормила, сын Рафа Родионовича вспомнил вдруг, что в избе приказной – это когда еще батюшка живой был – слышал он про деревню Гилёва, что в Тюменском уезде. Подумал еще тогда Андрей Федорович, уж не сродственники ли там живут Афанасия и Семена Гилёвых?

Ну, точно, родичи! Нашли ту деревню Афанасий и Семен, где Гилёвых «пруд пруди», и быстро в родословной разобрались, кто кому дядьками да племянниками доводится, и по гостям Афанасий с Семеном походили чуть не неделю. (Эта веточка родовая от Ивана Ивановича пошла, про которого писал я в Первом Сказе, что он с младшими сыновьями в Сибирь ушел. А дед Иван у всех общий. Слова дед, деды – в то время и прадедов подразумевало, и более старшие поколения. Буду про Гилёвых тюменских в Третьем Сказе сказывать). А главное, Афанасий и Семен с Елисеем Баженовичем познакомились. Пройдет и лет чуток, и общее «дело» у них появится.

(Не знаю истинной причины, по которой скульптор Владимир Шарапов изобразил Елисея Гилёва стройненьким журавликом рядом с Петром Ульяновым, быть может, чтобы молодость его передать? Но когда Елисей с Афанасием да Семеном сошлись, то никто никому в развороте плеч не уступал!)

Ну, а с Тюмени в Тобольск дорогу ни по компасу, ни по солнцу и сверять надобности не было, - не зарастала та дорога. Хотя отдельные корни вековых деревьев и пересекали накатанную колею, то-то в радость на телеге трястись, всадников наших эти узлища не сдерживали. Да, поехали Гилёвы в Тобольск, пусть и пропала теперь надежда у Афанасия с Семеном под заботу Рафа Родионовича попасть, они все-равно к воеводе Тобольскому коней направили.

Воевода первый, а значит главный в Тобольском уезде, да что там в Тобольском, на всю Сибирь Великую главный, оказался совсем другим, ну абсолютно не таким, каким Афанасий с Семеном себе его ранее представляли. Никакими сединами не убеленный, лет на десять может и старше Гилёвых, князь Хилков Василий Иванович не вдруг свой пост высокий занял. На свадьбе государевой, сказывают, вторым чашником был, а такого почета заслужить можно было только личной службой, тут родословная славная до пят только подмогой малой выступала. (Кстати, и его родственник, боярин князь Андрей Васильевич Хилков, «в золоте» во дворец царский хаживал, а в списках выше Измайлова «по рангу» состоял).

В «штабе» у первого воеводы Тобольского был и второй воевода, Баим Федорович Болтин, да дьяки Богдан Обобуров и Григорий Родионович Углев, да письменные головы Иван Леонтьевич Полуехтов и Никифор Иванович Ельдезин. Но не перевел разговор с Гилёвыми князь Хилков на «штабных» своих, сам с садчиками разговаривал.

Имел способность великую воевода князь Хилков Василий Иванович, слушать умел терпеливо и слышать, что ему люди сказывают. Все-все рассказали ему Гилёвы: и как слободку заводили; и как Мамайко Турсунбаев с черемисою воровской на них напал; и как Раф Родионович решительно с розбойниками разобрался; и как с новым воеводой Верхотурским князем Измайловым все наперекосяк пошло; уже и первые новые переселенцы в слободке Чусовской объявились, и им избы рубить стали, а помощи на подъем тем переселенцам нет никакой; иные ведь совсем без животов пришли, а отправлять их на Верхотурье за помощью, дойдут ли? А самих слободчиков князь Измайлов и слушать не желает! И просят теперь Гилёвы дозволения князя Хилкова перевести слободку Чусовскую в Тоболской розряд.

Вздохнул тяжело Василий Иванович:

- То не я решаю, в Сибирский Приказ челобитные ваши направим. Не первые вы слободчики Верхотурские, что на князя Измайлова челобитные мне подаете. И с иными у Льва Тимофеевича отношения не заладились.  Но сразу скажу вам, без утаю, что в Приказе Сибирском нас с вами могут и не послушать. И не в вас, Офонасий сын Иванов и Семен сын Васильев, дело. (Вот так прямо и назвал полными именами, когда еще такое на Русии бывало, чтобы князь крестьян полным именем прозывал?!) В Русии нашей Великой, мало и ошибусь, сто и еще полста городов под воеводами, а в иных и воевод нет, только головы городские, а сколько слободок – и не счесть! И ежели в Приказах учнут слободки в иные разряды переводить, под иных воевод ставить, тут уж порядку не жди, все смешается. В нашем-то, Сибирском Приказе, два десятка городов да острожков, и за всеми уследить надобно, всех в едино держать. А земли сколь в Сибири Великой? И ту всю под государем нашим надобно держать крепко и оборонить…

- Не мне судить о делах воеводы Верхотурского, князя Измайлова Льва Тимофеевича, то государь решает. Но челобитные ваши и иных слободчиков обязательно в Приказе Сибирском зачитаны будут. Ну, а иные дела непотребные учнет воевода Верхотурский вершить, приезжайте, вместе решать будем!

С тем и вернулись к себе в Чусовскую слободку Гилёвы. Не весело им было. Они-то думали, что ежели рассказать все князю Хилкову, то Первый Тобольской воевода одним росчерком пера разрешит все их проблемы. А оказалось, что и он не всесилен и, хотя и главный воевода на Сибири, по воеводе Верхотурскому ничего решить не может. А как далее слободчикам Гилёвым «под самодуром ходить», и загадывать не загадывали.

Со сказа моего может показаться вдруг, что одни Приказы и руководили государством, да все в нем решали. Что вроде как, и государь где-то затерялся, на заоблачном Олимпе с Боярской Думой великие думы думая. Ан нет, иной раз, и он под горку спускался, сам вершил правосудие! Да понятное дело, о самом важном заботился. Ниже я грамоту приведу, как раз сей весной и написанную.

«От царя и Великого Князя Алексея Михайловича всеа Русии, в Сибирь, на Верхотурье, воеводе нашему Льву Тимофеевичу Измайлову да подьячему Михайлу Посникову. Писали есте к нам, что по нашему указу посланы от нас, с Москвы, в Сибирь, в Тоболеск, для кречатьи ловли, наши соколники и помочники Михей Тоболин, Игнатей Кельин с товарищи и те де наши соколники и помочники проехали из Казани в Сибирь, в Тоболеск, степью, через Верхотурский уезд, не займуя Верхотурья верст с четыреста, через новую Верх-Чусовскую слободу, а нашу де грамоту привез к вам из Туринского острогу Казанской стрелец Юшка Тяпкин, который послан был с ними соколники и с помочники с Михеем Тоболиным с товарищи из Казани в Сибирь, для проезду, в толмачех; и тот де Казанской стрелец Юшка Тяпкин сказывал вам: как де ехали наши соколники и помочники Михей Тоболин с товарищи из Казани, не займуя Верхотурья, степью, и в Верхотурском де уезде, в Невьянской слободе прикащик Ларион Одинцов подвод им не дал, и они де из Невьянской слободы до Туринского острогу подводы наняли, дали сорок алтын.
И мы указали того Невьянского приказщика Лариона Одинцова, за то, что он нашим соколником и помочником Михею Тоболину с товарыщи подвод не дал, а наняли они от Невьянского острогу до Туринского подводы собою, на Верхотурье бить кнутом и от приказу его отставить, а на его место послать иного, кого пригоже.
– И как к вам ся наша грамота придет, и вы б Невьянскому приказщику Лариону Одинцову, за то, что он нашим соколником и помочником Михею Тоболину с товарищи подвод не дал, и они подводы наймывали собою, - велели на Верхотурье учинить наказанье, бить его кнутом и из приказщиков отставить, а на его место велели б есте в Невьянской слободе быть в прикащиках кому пригоже, до нашего указу; а как вы Лариону Одинцову, по нашему указу, наказанье учините, и кому имянем в Невьянской слободе, на его место, в приказщиках быть велите, и вы б о том отписали к нам, к Москве, а отписку велели подать в Сибирском Приказе, боярину нашему князю Алексею Никитичу Трубецкому, да дияком нашим Григорью Протопопову да Третьяку Васильеву. Писан на Москве, лета 7161 (1653) марта в 20 день».

А ведь совсем правильным служилым человеком был, Ларион Одинцов, и с Афанасием Ивановичем всегда они по-доброму общались, и как он так опростоволосился? Вот куда теперь Одинцову с «волчьим билетом»?