Осколки прошлого

ВЕРА  АНТОНОВНА
Ночная смена для таксиста – не подарок. Сейчас бы домой, встать под душ, потом упасть в кровать и спать, и спать. И чтоб тишина… и никто бы не мешал. А кому мешать-то раз жена на работе, а сынишка в садике. Э-х-х! Есть в жизни приятные моменты.
 Таксисту  Дмитрию не было ещё и тридцати пяти, ему нравилось просто жить, и ощущать себя сильным и здоровым. Он никогда не задумывался о смысле жизни, и не строил планы на очень отдалённое будущее, как и большинство, из ныне живущих.
Дмитрий припарковался у шестого подъезда, помог клиентке выставить вещи и собрался ехать. И тут он увидел, что от соседнего подъезда к нему поспешно ковыляет старушка. Он подождал её, и когда она отдышалась, услышал:
- Вы не представляете, как я рада Вас видеть. Телефон куда-то задевала, такси вызвать не могу, а ехать надо…
- У меня вообще-то ночная смена была, мне домой пора. – Но, увидев её расстроенное лицо, спросил: - А далеко Вам ехать?
- Я хотела попросить Вас покатать меня по городу, я хочу попрощаться с ним, я прожила в нём свою жизнь.
- Это будет не дёшево.
- Ничего, я заплачу, сколько надо. – Интеллигенция, подумал Дмитрий, подхватив её чемодан и большую сумку, и спросил:
- Вы куда-то уезжаете? После прогулки по городу – в аэропорт или на вокзал?
- Нет, я еду в дом престарелых. – Она помолчала. – Там и закроется книга моей жизни. – Надо же, умеют же люди сказать, подумал Дмитрий, а вслух сказал:
- Садитесь, вещи я поставлю в багажник. Что же Вас никто не сопровождает?
- Некому. Я осталась одна. Сын живёт за границей. Внуков я видела только на фото. – Её глаза заблестели от непролитых слёз. – Но он помогает мне материально. – Поторопилась она реабилитировать сына. - Я ведь еду в частный дом, судя по рекламе, один из лучших в  городе, а проживание и лечение там стоят немалых денег. Я работала учителем математики в школе целых тридцать пять лет, но моя пенсия и трети стоимости не покроет. Сын согласился оплачивать моё содержание, а я ему завещала свою трёхкомнатную квартиру, так что всё не так плохо. Опасно, знаете ли, оставаться одной в квартире в моём возрасте – мало ли что.
Хотя, по правде говоря, она ещё не совсем осознала свой биологический возраст – 75 лет, как и многие её сверстники. Слова «в моём возрасте» были пока не наполнены тем смыслом, который они предполагают – древняя, беспомощная старушка. Голова пока работала, интерес к окружающей жизни не пропал, себя может обслуживать, как и раньше. Правда, ноги стали сильнее болеть, но они и смолоду были слабым звеном, да сердечко пошаливает, одышка, так сердце ведь не только в пожилом возрасте болит…
Дмитрий, слушая старушку, вспомнил свою мать. Она тоже живёт одна в деревне в своём домишке, но ей ещё около шестидесяти. Она пока и кур держит, и собачка у неё есть, и кот, и огород. А дальше что будет? А ведь я никогда об этом не задумывался, некогда было, да и повода тоже не было, подумал Дмитрий. А теперь, глядя на эту старушенцию, задумаешься…
Но я-то ведь не за границей живу, с облегчением подумал он, - у нас всё по-другому будет.
Он не взял денег со старушки, сказав ей:
- Да мне по пути было Вас довезти, я почти дома. Я Вас провожу до администрации.
Территорию Дома для пожилых и инвалидов окружал высокий забор из металлического профиля «весёленького» тёмно-зелёного цвета. Последние годы стало модно окружать частные владения такими двухметровыми заборами, чаще всего тёмно-коричневого цвета.
Они прошли через проходную. Как на зоне - охраняют стариков-то, чтоб не сбежали домой, весело подумал Дмитрий. Посреди участка стояло бледно-зелёное, местами обшарпанное, трёх этажное здание, которое большими окнами уныло смотрело на посетителей. Широкое крыльцо без перил вело к высокой двери. Дмитрий воскликнул:
- А-а, да это же здание бывшей районной поликлиники, забор сбил меня с толку, да ещё проходная. Закрыли поликлинику  из-за нехватки врачей. Раньше весь пригород здесь лечился, а теперь ездят за тридевять земель.
Взлетев по ступенькам, Дмитрий поставил вещи и вернулся за старушкой. Она вцепилась в его локоть, словно ища защиты, и не надеясь на неё. Ни за что не отдам свою мамку в такой каземат, подумал Дмитрий, и провёл  старушку в здание.
То, что они увидели внутри, приятно удивило их. Здесь явно не так давно сделали косметический ремонт. Двери комнат на первом этаже выглядели вполне достойно, да и сам коридор был светлым и просторным.
- Как Вас зовут? Я – Дима. – Вдруг спросил Дмитрий. – Может, когда-нибудь и загляну проведать.
- Вера Антоновна Зубарева, спасибо Вам, Дима. За всё спасибо, дай Вам Бог счастья!

НАЧАЛО  НОВОЙ  ЖИЗНИ
В это время открылась дверь с табличкой «Главный врач Шумейко Глеб Валерьянович». Он поздоровался с Верой Антоновной и крикнул куда-то вглубь коридора:
- Ольга Ильинична, принимайте пополнение.
Вскоре появилась миловидная женщина в белом халате, она приветливо улыбнулась и представилась:
- Ольга Ильинична Шумейко, врач геронтолог, пройдёмте со мной. А вы наверно Вера Антоновна Зубарева? Мы Вас ждали. Приму ваши документы, финансовые вопросы мы обговорили с вашим сыном через интернет. Медсестра Марина проводит вас в комнату на второй этаж. Устроитесь, пообедаете и отдохнёте. Потом я вас осмотрю.
Пока Вере Антоновне всё нравилось, она только спросила:
- А нельзя ли поселить меня на первый этаж? Ноги у меня, знаете ли, и одышка.
- Вам сюда пока рано – здесь живут лежачие подопечные.
Вере Антоновне понравилось слово «подопечные», значит, люди здесь живут, а не просто лечатся, как в больнице.
Комната, куда проводили Веру Антоновну, была рассчитана на 3 человека. Её кровать стояла в левом углу от входа, две другие – у большого окна. Женщины лежали, отвернувшись к стене, но не спали. Вера Антоновна приветливо сказала:
- Здравствуйте, я ваша новая соседка. Меня зовут Вера.
- Ещё одна несчастная. – Вместо приветствия проворчала та, что справа.
- И так дышать нечем, так ещё одну принесло. – Пробурчала вторая.
- Я вообще-то не выбирала себе комнату, так что ни в чём перед вами не виновата. – Решила пойти на компромисс новенькая.
- А тебя никто и не винит, раскладывай свои пожитки, скоро обед.
- Ну, как здесь живётся? – Продолжила «наводить мосты» Вера Антоновна.
- Сама увидишь. – Недовольно и неохотно ответила та, что справа.
Пришлось прервать беседу и разложить свои вещи. Она повесила над кроватью фото сына с семьёй в рамочке на гвоздик, который уже был в стене. На другой гвоздик она повесила репродукцию с картины Крамского «Незнакомка». Внешность этой незнакомки напоминала саму Веру Антоновну в молодости.
Она заправила кровать своим бельём и покрывалом, на спинку повесила полотенце, тумбочку укрыла вязаной крючком ажурной салфеткой, пристроила у кровати мягкие шлёпанцы. Ну вот, это и есть теперь моё личное пространство, подумала она, книги, и всё прочее потом разложу. В сумке оставался ещё горшок с её любимым цветком, «Ванькой мокрым», но её кровать находилась далеко от окна, и там уже стояли другие цветы, поэтому пока «Ванька» примостился на тумбочке у кровати хозяйки.
Столовая находилась на их этаже в конце коридора. В дальнем углу двое мужчин и женщина сидели за одним столом вместе с нянечкой. В руках у двоих были ложки, а одного няня Оксана сама кормила с ложки. То и дело с той стороны были слышны стук и лязг – то ложка выпала из руки у одного из двоих, то неловко повернувшись, тарелку задел и суп пролил, то  протез выпал в тарелку. На них никто не обращал внимания – это стало привычным.
У няни – молодой женщины было, видимо, ангельское терпение. Она не сердилась, не раздражалась, а помогала бедолагам справиться с их проблемами. Хорошо, что рядом был кран с раковиной. Оксана вытирала пролитый суп тряпкой, а рты - салфетками, приговаривая:
- Ничего, ничего, вот мы и покушали, теперь компотику попьём и баиньки пойдём.
Чудеса, подумала Вера Антоновна.
Оставшиеся семь мужчин сидели за отдельным столом, а десять женщин – за другим. Ели молча, не глядя друг на друга.
- И это здесь мне придётся доживать свой век? – С тревогой думала Вера Антоновна. – Но ведь и я могу дожить до такого состояния, как те трое. Лучше сразу умереть, невесело подумала она.
Она потом не раз вспоминала свой первый день в Доме для пожилых и инвалидов, ей тогда захотелось бежать оттуда без оглядки.
Когда вышли из столовой, увидели на Доске объявлений красочный лист – приглашение на совместные посиделки с администрацией в 16 часов. Рядом с Верой Антоновной остановились две её соседки. Она уже знала – ту, что справа зовут Галя, а вторую – Зина. Прочитав объявление, Зина громко заявила:
- Знаем мы эти посиделки – одна болтовня. – Галя засмеялась:
- А ты откуда знаешь? Ты же туда ни разу не ходила, спала без задних ног!
- Нет у меня ни передних, ни задних ног! Тебе лишь бы обидеть!
Едва коснувшись подушки, Зина уснула.  Галя взяла стул и присела у кровати Веры Антоновны:
- Ты не обижайся, Вера. – Махнула она рукой в сторону спящей. – У неё деменция. Слышала о такой хворобе? Врачи говорят, что деменция лишает человека разума, памяти и радости. Я за ней присматриваю, всё равно делать нечего, а она забывает, кто рядом с ней. Каждый раз спрашивает, как меня зовут, и что я делаю в её квартире. Не помнит, где находится. Собирает свои шмотки и говорит: - Такси скоро приедет, к сыну поеду. А сын от наркотиков уже пять лет как помер. Лекарства пить не хочет – боится, что отравить её хотят. Ну, а так-то она не опасна. Как раньше-то относились к деревенским дурачкам? – Их не обижали, жалели, в дом пускали, кормили-поили. Вот и я её жалею, за руку везде вожу, как ребёнка, разговариваю с ней, спрашиваю, хотя понимаю, что часто пургу гонит – вспоминает то, чего не было. Вот такая она, деменция, упаси, Господи, от такой напасти. А ты-то как? Всё у тебя в порядке? Ну, ладно, поспи, ты с дороги. Пойду и я прилягу.
Уснуть сразу не удалось. Вера Антоновна размышляла:
- Как часто старость бывает неприглядна. У Гали оплывшее морщинистое лицо с коричневыми подглазьями, с усиками у рта, глаза уже не назовёшь ясными и бесформенная фигура. Но, на это не обращаешь внимания, когда поймёшь, что за этой внешностью и грубоватой речью скрыты широкая душа, доброта и милосердие. А внешность – не более чем устаревший фасад.
В общем, установились у них с Галей хорошие отношения, и жизнь сразу окрасилась в более светлые тона. Собираясь на посиделки, Вера Антоновна и Галина тихо переговаривались – Зина крепко спала.
- Галя, а как ты сюда попала?
- Да я бы ещё подумала, стоит ли здесь доживать свой век, если бы не соседка с пятого этажа, одинокая старушка. Дочь её живёт в этом же городе, но тоже болеет часто, так что они чаще по телефону общались, если не забудут его зарядить, да деньги на него положить. Так вот, упала  старушка в ванне, выпустив воду, ударилась головой, а отопление ещё не включили. Когда очнулась, сама из скользкой ванны выбраться не смогла. Так и пролежала она в этой ледяной ванне трое суток, пока дочка забеспокоилась и позвонила в МЧС. Те приехали и разломали все её хитроумные замки. Скорая отвезла её в больницу, там она и померла от двухстороннего воспаления лёгких. Вот я и подумала, что меня это же ждёт. Мне ведь тоже уже 77 лет. А с детьми жить, сама понимаешь – не сахар. Невестка вечно недовольная, месяц может не разговаривать, если что не по ней, или орёт, как потерпевшая. У дочки мужик алкаш пропитый, а расходиться с ним не хочет, боится одна остаться. Вот тебе и причина. Приют этот, хоть и хороший – не дом родной, зато в случае чего – врачи рядом, да и от бытовухи освободили, здесь всё налажено.

ПОСИДЕЛКИ. ОЛЬГА  ИЛЬИНИЧНА
На посиделки в большой общей комнате собрались самые активные, расселись по диванам и стульям. Вскоре пришла Ольга Ильинична – врач  геронтолог и совладелица этого заведения:
- Сегодня я хочу рассказать вам свою историю. Я выросла в семье медиков. Мама – медсестра, папа – врач невропатолог. И жила с нами бабушка по отцу, тоже врач, раньше она преподавала в медучилище. Бабушка стала мне самым близким человеком в семье. Она была умницей, с ней можно было говорить о чём угодно. Она много знала, много повидала, пережила, и была для меня образцом для подражания и неоспоримым авторитетом. Когда я училась в школе, она была уже на пенсии и уделяла мне много внимания. Она до старости была худощавой, подвижной, помогала моей маме по дому, пока резко не ухудшилось зрение. Но вдруг я поняла, что с ней что-то случилось. Ей было уже 85 лет. То, что она теряла очки и что-нибудь забывала, было обычным делом. А тут она стала меняться на глазах. Родители – очень занятые люди не сразу это заметили. А я не могла поверить, что бабушка, моя умная бабушка может так измениться! Папа сказал, что это деменция – старческое слабоумие. Это потрясло меня.
Папа снял квартиру неподалёку, нанял сиделку, которая жила вместе с бабушкой, мы навещали её ежедневно, но она перестала нас узнавать. Однажды, сиделка, видя, что бабушка прилегла, решила вздремнуть. Когда она проснулась, обнаружила, что в кармане нет ключа от входной двери, а дверь закрыта снаружи.
Бабушку искали несколько дней вместе с полицией, развесили её фото, обзвонили всех знакомых и родных, но бабушку так и не нашли. Она как в воздухе растворилась. Я в это время окончила школу,  поступила в мединститут и стала врачом геронтологом, чтобы помогать всем пожилым людям - избежать или отсрочить этот страшный недуг – деменцию.
Мы с мужем решили открыть Дом для пожилых и инвалидов. Начали с того, что посетили дома для престарелых, на балансе государства. Мы решили, что наш Дом для пожилых и инвалидов будет основан на новых принципах. Дело это новое – таких домов в стране можно пересчитать по пальцам одной руки. Чтобы выкупить этот дом, мы взяли кредит, продали квартиру, которую родители подарили нам на свадьбу, и теперь живём здесь, вместе с вами. Родители помогли, обратились к богатым бизнесменам, они в порядке благотворительной помощи дали денег. Нам удалось сделать ремонт внутри здания и оборудовать его всем необходимым. На ремонт фасада и оборудование участка пока денег нет. Вот почему стоимость проживания пока высока. Обращались мы и в администрацию города, поднимали вопрос в печати об участи одиноких пожилых людей и инвалидов, но пока положительных результатов нет. Мы поняли, что этот вопрос надо поднимать на государственном уровне. Если бы государство субсидировало нас, хотя бы частично, цены на проживание снизились бы. Помещение рассчитано на сорок мест, сейчас у нас занято двадцать пять. Из них пять пациентов лежачие. Среди двадцати – трое с деменцией.
Я надеюсь на вашу помощь, чтобы у нас сложился сплочённый коллектив, основанный на взаимопомощи. Жизнь в этом Доме не должна казаться заключением, какие есть предложения?
-  Я Николай. У меня есть подопечный из шестой комнаты – старичок Семёныч. Я его на прогулку вывожу. Он и летом мёрзнет, как зимой, поэтому я ему шарф намотаю, пальто застегну, шапку натяну, палку ему в руку дам, локоть свой подставлю, и идём мы с ним парочкой. И так светло на душе, когда заботишься о ком-то. Я его ни о чём не расспрашиваю, да и зачем. Как он жизнь прожил – теперь уже не важно. Наверно правильно в народе говорят: хочешь жить для себя – живи для других, это хорошее средство избавиться от мыслей, что ты никому не нужен. У нас пятеро лежачих. Иногда неплохо зайти к ним, поговорить, ободрить. Когда заскучаешь, посмотри, кому хуже, чем тебе. Помоги ему. – Николай оглядел всех, ища поддержки, и все согласно закивали.
- Я Владимир Сергеевич, можно просто Сергеич. В молодости хорошо жить надеждой на светлое будущее. А когда тебе за 75, у тебя уже нет будущего. Мы, старики, счастливы только в режиме собственного ритма, покоя и тишины. Мне лично уже претит суета сует. Общение с людьми хочется свести к минимуму, а здесь это общение неизбежно. Среди  сверстников и старших чувствуешь себя древней развалиной. Мы здесь изолированы от мира людей, родных и привычных условий. Какой у нас может быть интерес в жизни? А без него не жизнь будет, а тягомотина, и время будет казаться резиновым. Вывод какой? Давайте доживать интересно. Читать – глаза не позволяют, даже в очках. По телеку смотреть нечего, хотя среди нас есть любители глазеть в ящик целыми днями, но это их дело. Значит, будем разговаривать, петь песни нашей молодости, слушать хорошие стихи, играть в лото, шашки, шахматы, нарды. Но нам нужен организатор досуга. Иначе, праздность и ничегонеделание сократят наш век. Волонтёры пусть приходят, и вносят свежую струю. – У него был приятный неторопливый голос, и все слушали его с вниманием. – Ольга Ильинична спокойно заметила:
- От родных мы вас не отрываем, у нас есть часы и дни посещений, пожалуйста, общайтесь. И будущее есть у всех и всегда, пока человек жив – хорошее или плохое будущее – другой вопрос. У некоторых есть планшет или телефон,  а это и есть окно в мир.
- Я – Вера Антоновна. Могу возразить Сергеичу: в молодости редко кто задумывается о далёком  будущем, всё ещё впереди, уверены мы, и жизнь кажется нам бесконечной. Зато теперь переезд на другое место людям нашего возраста, нарушение привычного уклада жизни – тяжёлое испытание. Дома и стены помогают. Не каждый пожилой человек с этим справится. Многие считают, что мы сюда приехали не жить, а доживать. Но нам всем придётся адаптироваться к новым условиям, другого пути нет. Лучшие годы нашей жизни мы все, как в смоле кипели. Без работы – ни одного дня. Сегодня уволился, завтра уже на новой работе, чтобы стаж не прерывался. Всё время надо было что-то делать! Всё лучшее отдавали детям, помня, что самим пришлось пережить в войну или после неё, о себе не думали. А теперь спешить нам некуда, и мы с вами можем подумать о душе. К старости душа наша обращается к Богу. Значит, надо приглашать к нам священника. – Большинство одобрительно перешёптывались.
- Хорошо, что вы об этом заговорили. Мы с мужем думали об этом, но не знали надо ли это вам. Вы ведь жили в период непримиримого атеизма. – Ответила доктор Шумейко.
- Я Наталья Егоровна. Вся наша жизнь уходит на то, чтобы разобраться в ней. То где учиться, то на ком жениться, то, как воспитывать детей,  дать им образование и так далее. В жизни всегда есть интрига и азарт и это хорошо.  Но то, что было важно в молодости, стало не важно, когда пришла старость, да вы и сами это знаете. А теперь что ж, теперь не потерять бы то малое, что осталось – дышать,  слышать, видеть, соображать, чем-то интересоваться, общаться с людьми, с которыми свела нас судьба в этих стенах. Нам нужен позитив и взаимное уважение. Мы не должны считать себя осколками прошлого, жизнь продолжается, хоть и не в том качестве, как прежде, тогда обстановка здесь перестанет быть казённой и скучной. Согласны?
Все одобрительно зашумели, люди снова почувствовали себя в привычной среде – на собрании, где есть докладчики, слушатели и «одобрям» или «не одобрям».
- Я Фёдор Петрович, можно просто Петрович. Я считаю, что умиротворение доступно не всем, а в замкнутом пространстве – тем более. Среди нас есть люди «токсичные», неуживчивые. Они отравляют жизнь соседям по комнате. Подумайте, как этого избежать. Как говорится, положительной энергией заряжаются, а отрицательной – заражаются. И к режиму привычны далеко не все, и к соседям по комнате не все симпатию питают, даже если те и не делают ничего плохого. Еда для всех одинаковая, как в больнице. Может быть, делать дополнительно хотя бы выпечку в придачу к вечернему кефиру, а некоторые вместо кефира попили бы чайку, пусть за наши деньги, а то многие не привыкли засыпать с пустым желудком. У нас ведь как – днём в сон клонит, а вечером и ночью  не спится, хотя… бессонница – иногда единственная возможность побыть наедине с собой. Кроме этого у нас, как и на воле есть и «совы», и «жаворонки». - Ему всё дружно захлопали. Потом загалдели:
- Перила надо к ступенькам приделать.
- Скамеек в сквере мало и они далеко друг от друга.
Ольга Ильинична поблагодарила всех и на этом посиделки закончились:
-  Ваши пожелания я записала и постараюсь, опираясь на них, улучшить нашу жизнь.
Решили в следующий раз начать знакомиться поближе – кто хочет, может рассказать о себе.

ОТЕЦ  ПОРФИРИЙ
Не прошло и недели, как в Дом явился пожилой священник, отец Порфирий. Он обошёл все комнаты, и начал с тех, что для лежачих жителей Дома. Он поговорил с ними, утешил их, прочитав молитву. Потом освятил все комнаты и пригласил жителей Дома в общую комнату на беседу. К удивлению молодых владельцев Дома, пришли на беседу все их подопечные – и те, кто верил, и те, кто был атеистом, так как все они помнят о скором конце их жизни. Сергеич спросил:
- Скажите, батюшка, для чего нужен страх смерти? Раз это естественный процесс.
- Чтобы он всегда оставался естественным процессом. Если бы страх смерти отсутствовал, то при любом испытании, которое посылает нам Господь, а их в нашей жизни великое множество, начались бы массовые самоубийства. А ведь жизнь – это и есть неспешное умирание, если не случится преждевременной.
Наталья Егоровна  тоже задала вопрос:
- А зачем человеку старость? Чтобы сожалеть о неправильно прожитой жизни, или в полной мере испытать предательство тела по отношению к душе?
- Старость – что ж, старость подарок от Бога. Представьте, если бы пришлось умирать молодым, полным сил и замыслов. Если человек доживает до глубокой старости, наступает момент, когда у него не остаётся никаких желаний, кроме питья, толики еды,  привычной кровати и туалета. Тогда и страх смерти исчезает сам собой. Мне приятно видеть многих из вас активными.
- А всё-таки лучше быть старой, чем мёртвой, как сказала одна знаменитая актриса. Скажите, батюшка, а что такое вера и зачем она нужна? Раньше-то нам и говорить про это нельзя было. Мой отец послушался свою мать, окрестил меня, так его чуть из партии не исключили на партийном активе. Я вот ни разу в церкви не была, и молиться не умею, а крестик тогда никто не носил. – Собрание согласно загудело, делясь аналогичными воспоминаниями. Отец Порфирий не перебивал, хотя и сам это пережил. Потом ответил на вопрос:
- Вера в Бога придаёт жизни любого человека смысл. Эта вера заложена в нас в глубине веков.
Человек верит родителям, учителям, авторитетным мнениям, врачам. Вера – это основа доверия. Без доверия невозможны отношения между людьми, нельзя создать семью, воспитать детей. Значит вера – это основа жизни.
- Батюшка Порфирий, а нельзя ли так сделать, чтобы здесь у нас был такой уголок, где можно было бы поставить свечечку за упокой или во здравие, помолиться? Или  причаститься и исповедаться? Нам всем уже пора быть поближе к Богу. – Поинтересовался Николай.
- Это хорошая идея. Я поговорю с руководством Дома и со своей Епархией. Думаю этот вопрос можно решить.
В общем, не зря приходил отец Порфирий – утешил, на все вопросы нашёл ответы, народ к нему потянулся. Он оставил молитвенник, чтобы желающие выучили некоторые молитвы.

СЕРГЕИЧ  И  НАТАЛЬЯ
А на дворе стояла золотая осень и бабье лето. Все, кто мог самостоятельно передвигаться, вышли на улицу. Те, кому трудно ходить, заняли скамейки, а кто покрепче – гуляли по дорожкам под деревьями. Солнце и небо сегодня были ярче, чем обычно. Богатое разноцветье листьев на деревьях участка, тёмно-красные гроздья рябины между её резною оранжево-зелёной листвой, радовали взгляды гуляющих, поднимали их настроение. Тонкие паутинки – предвестники плохой погоды, летали, задевая гуляющих.
Глеб и Ольга, глядя на них из окна кабинета, рассуждали:
- Некоторых из этих людей язык не поворачивается назвать стариками, хоть лет им набежало за семьдесят, согласен, Глеб?
- Да, они и сами часто не верят, что стали стариками, хотя время и работает против них. Мыслят здраво, и желание жить интересно, не угасло. Уважать надо этих людей, не пытаясь улучшить. Вот на них и надо опираться, Оля.
Двое из гуляющих, – Наталья и Сергеич  нарушили традицию -  когда «мальчики» отдельно, «девочки» - тоже.  Они шли рядом, не обращая внимания на других. Всё вышло случайно, хотя так и планировалось в душе. Просто она присела на скамейку, а он, подойдя к ней, спросил:
- Разрешите с Вами помолчать. – Она ответила:
- А может, нам лучше погулять, пока есть возможность?
 У Натальи было некрасивое, но интересное лицо – в нём читался характер. Сергеич – худощавый и подвижный для своих 75 лет. Густые брови слегка нависают на глаза с колючим взглядом. Высокий лоб и коротковатый нос энергичного человека. Он неторопливо говорил:
- Наш возраст, как бабье лето. Вроде бы ещё тепло, но всё равно как-то уже грустно – зима близко в прямом и переносном смысле, а за ней весна, и мы вдруг растаем…
- Да уж. Не успеваешь оглянуться, как будущее становится прошлым.
- Знаете, как оптимисты говорят? Сколько бы тебе не стукнуло – отбивайся.
- А мне через два месяца стукнет 76, будет повод отбиваться.
- Я подарю Вам небо в звёздах. – Пошутил Сергеич.
- Спасибо, но я уже в таком возрасте, когда и сковородка – лучший подарок. – Улыбнулась Наталья. Сергеич засмеялся:
- Зачем Вам сковородка, она Вам не более нужна, чем моё небо в звёздах. Мы же здесь на всём готовом.
- Я смотрю на Вас и чувствую, что от Вас исходит непоколебимая уверенность в себе.
- Ну, я уже не в том возрасте, чтобы быть неуверенным в себе. Жизнь научила меня быть неуверенным в других. По этой причине я и оказался здесь, а не живу у себя дома…
 Главным в моей жизни была работа, я принёс ей себя и свою жизнь в семье - в жертву. То индустриализация, то модернизация, то срочный заказ от государства, то пятилетка в три года, то «догоним и перегоним». Я мало уделял внимания жене и детям, домой приходил только отдохнуть, зато семья была обеспечена. Даже отпуск проводили не вместе. Жизнь уходила на то, чтобы на неё зарабатывать. На работе я достиг успехов. Сейчас это странно звучит, а тогда… как это было важно для меня и многих других: лучший по профессии, ударник коммунистического труда, Герой социалистического труда, ветеран труда РФ, денежные премии, бесплатные путёвки в санаторий. У моей жены тоже был «пунктик» – деньги. Сколько ни заработай – всё мало. Получил от предприятия двухкомнатную квартиру, обменяли её и комнату в коммуналке, где раньше жила моя благоверная, на большую трёхкомнатную в хорошем районе – опять мало. Жена умерла скоропостижно от инфаркта. И что в результате? На пороге старости я остался один. Дети взрослые, контакт с ними утрачен, о чём я сильно сожалею. – Он помолчал, вздохнув. - У всего есть своя причина. Однажды я случайно услышал их разговор. Дочь спросила брата: - А тебе не кажется, что наш батя слишком задержался на этом свете? Как наследство делить будем, когда старикан гикнется? Сын ответил: - Я жениться собираюсь, квартиру забираю, а ты к мужу пойдёшь…
Начались разборки, но дальше я слушать не стал, тихонько вышел на улицу. Я стал бояться своих детей, понял, что до настоящей старости  могу и не дожить. После того, что я услышал, я не мог надеяться на поддержку своих детей, когда придёт настоящая старость. Я сбежал от них сюда. Наверно я это заслужил, потому и оказался здесь. Но чем больше живу, тем больше убеждаюсь – никто не знает, как правильно жить. И никто не представляет, какая старость ему уготована. – Он задумался, молчала и Наталья. Он посмотрел на неё:
- Теперь Ваша очередь рассказать о себе.
- Обедать пора, пойдёмте, Владимир Сергеевич. О себе расскажу на следующей прогулке.
Однако прогулка состоялась не скоро – похолодало, начались дожди.
Даже это окно в мир закрылось для обитателей Дома. Зато подключили отопление, и жизнь уже не казалась такой унылой.
Наконец двое решились погулять и в такую погоду, их тянуло друг к другу. Дождь всё моросил, разбиваясь о чёрные скользкие ветки, и продолжая размачивать землю, как прошлогодний сухарь. Ветер бежал за ними, пытаясь вывернуть зонт наизнанку. Наталья и Сергеич осторожно шагали по бурой, слипшейся от влаги листве. Расставаться никак не хотелось, и они снова брели под дождём, тесно прижавшись, друг к другу, пока не промочили ноги.

«ПОСИДИМ,  ПООКАЕМ»
На очередных посиделках рассказывать о себе захотели не все, но послушать других от нечего делать пришли почти все обитатели Дома. Это ведь как книгу прочитать. Пришла к ним и Ольга Ильинична, включила маленький, как зажигалка, диктофон. Она готовит материал для диссертации по своей специальности, и знает, что у пожилых людей есть потребность излить душу, рассказывая о своих переживаниях. Когда расселись по местам, заговорила первой самая активная:
- Ну что, посидим на завалинке, как в былые времена, побалакаем. Тимофеевна я. Хорошо мне было одной в своей квартире, спокойно. Сама себе хозяйка. Никто мне не указ. Каждый день мой был, как праздник. И запахи были другими, и время текло по-другому. Замужем-то я вот так нахлебалась, а как развелась – вот она, свобода и личное счастье! Это для души, но тело-то с этим не считается, стареет, немощным становится, и тут ничего не поделаешь. И чего с ним только не случается! То тут болит, то там. Но мне было-таки хорошо, пока не сломала я, шейку бедра, неловко упав, и мне потребовался уход. Тогда и кончилась моя независимость. Здесь-то мы постоянно под присмотром медиков, а дома сходить в поликлинику к врачу на приём – то ещё испытание. До неё ещё добраться надо. А потом - пока в регистратуру в очереди настоишься, да ещё карточки постоянно теряют, потом у кабинета – опять очередь, хоть и с талончиками. Анализы сдать  - одни с утра, другие – с обеда…целый день просидишь и простоишь, дом-то не близко…
Сказала я молоденькой врачихе: - Тут у вас последнее здоровье растеряешь. А она мне: - А на что вам здоровье в вашем возрасте? – Я от обиды даже не сообразила, что ей ответить.
Сын к себе звал, да не хотелось обузой для них становиться, на грубость и недовольство их нарываться. У них своя жизнь, а я здесь буду доживать. Здесь Глеб Валерьянович внимательный и доброжелательный, поговорит с нами, спросит, как да что,  да и Ольга Ильинична тоже.
- Что, правда – то, правда, и в больнице не лучше, чем в поликлинике. Назначили меня на операцию, я, понятно, напрягся весь, занервничал. Пришёл в назначенный день, просидел в приёмной до обеда – оказалось, анестезиолог не явился, пришёл в следующий раз, лёг на стол, глянул на врача-анестезиолога, а он в дупель пьяный. Слез я со стола и домой ушёл. Оказалось, в нашей больнице и такому рады, своего-то сократили из экономии, а этот из соседнего городка приезжает. А когда через десять дней мне сделали операцию, то на четвёртый день выписали, ещё и шов кровил, долго я на перевязки ходил, за бок держался, и опять в очереди маялся, я там не один такой был. Такая нонче медицина, ядрёна кочерыжка. – Подхватил седой, как лунь, старичок Макарыч.
- А я думала, судьба мне такую старость обеспечила. – Подхватила дама в макияже, бусах и серьгах, лицо её ещё хранило признаки былой красоты, – бывшая актриса Мадлена Тарасовна. – А потом задумалась о своей прошлой жизни, и поняла – не судьба, а сама я тут виновата. Парень у меня был в молодости – хоть куда. И душа к нему тянулась, да и тело тоже. И он меня любил, на руках носил, и я поверила, что я - совершенство. Да только  не верила я, что это ОН - единственный и неповторимый. Только через многие годы, я поняла, что всю жизнь человек недоволен настоящим моментом.  И только спустя время, он понимает, что именно раньше он и был счастлив, только не сумел этого понять. Вот и я всё ждала кого-то другого. И дождалась, когда пришлось брать то, что осталось. Моим мужем стал выпивоха,  актёр, избалованный славой. В кино и в театре – положительный герой, идеал, любимец женщин, а дома тиран и хам. Ушла я от него и из театра пришлось уйти, а потом и аборт пришлось сделать – не рожать же от такого урода. Потом встретила хорошего человека. Казалось, живи да радуйся, и в кино была востребована, но родить-то я ему не смогла, аборт даром не прошёл, и предпочёл он женщину не знаменитую и не красавицу, но родившую ему сына. –  Тяжело вздохнув, Мадлена Тарасовна продолжила:
- А время не стоит на месте, молодость прошла, а тело ещё живое. Собирала любовь так… по мелочи. А потом решила: да ну их всех подальше - и захребетников, и альфонсов, буду жить одна, денег хватит… пока инсульт не разбил. Кое-как оклемалась, и поняла, что надо куда-то податься, где ни готовить, ни стирать, ни убирать не надо и врачи рядом, а соц. работницы два раза в неделю это не выход. И вот я с вами, дорогие мои братья и сёстры, моя последняя семья. Я почитаю вам стихи Елены Благининой о нас:
Деревья, что мы любили, теперь срубили.
Цветы, которые мы рвали, давно увяли…
То пламя, что нас грело, других согрело…
Сердца, что рядом с нами бились, остановились.
И только песня остаётся, и всё поётся, всё поётся.
- Вот и мы с вами будем жить вместе, и петь наши песни.
  Ей захлопали, все поняли, что она никому не старалась понравиться, и рассказала всё, как есть. Правда, грустные стихи настроили всех на грустный лад:
- А я вот осиротел не так давно. Жили, как все. Ссорились, мирились, и до потасовки дело доходило. Нетерплячие мы с ней были, вспыльчивые. А друг без друга не могли. Бывало, остыну, посмотрю на неё, и так мне душу проймёт, хоть плачь. А у неё обида с лица ещё не сошла, на меня не глядит. Молчание иногда хуже крика. А как посмотрит ласково – душа моя вон от радости и облегчения. Как постарели, я Бога молил, чтоб умереть вместе или я - чтобы первым. Да не услышал Бог, мои молитвы, видимо грешил много. Умерла моя Лида, у меня на глазах, как обухом меня по голове стукнуло. Сижу и смотрю на неё, и слёз нету, и дотронуться до неё не могу, даже глаза закрыть не смог. Соседка пришла, привела меня в чувство и сыну моему позвонила. Так всё и закрутилось, да без меня, в ступоре я был, и похороны плохо помню. Совсем я зачах, всё моё счастье Лида с собой унесла. Я ел, не испытывая голода, и не чувствуя вкуса. Смерти ждал, да не пришло ещё видно моё время. А жить я ни с кем не захотел - тихая старость и бурная молодость вместе не уживаются. Они быстро устают друг от друга. Решил я сюда податься, к людям, таким же, как и я, и не раскаиваюсь. – Закончил свой рассказ Николай. Мадлена Тарасовна тихо, но внятно сказала:
- Храни, Господь, людей живых…
- Мы для кого-то все родные.
- Но понимаем лишь седые,
- Что жизнь – один короткий миг! (Стихи И. Самариной)
- Да уж, когда кто-то близкий уходит от нас навсегда, остаётся после него память души и тела. – Тихо сказала Васильевна. – А мой такой балагур был. Спрошу его: Ты чего носки свои раскидал? А он: «Это кошка виновата - взяла померять, да на место не положила». Ну, как было на него сердиться. Одна беда была – выпить шибко любил, но деньги все домой приносил, и зарабатывал хорошо. Ну и я была не лыком шита. На севере жили, там и пенсию заработали. Как быстро всё прошло. Куда всё подевалось? А уход здесь хороший, и лечат, если что. Тишина, покой – ни громкой музыки от соседей, ни мотоциклов, которые трещат и рычат так, что чертям жарко. А от проблем и здесь никуда не денешься. Соседку свою ненавижу, меня от неё тошнит. Запах от неё – не дай Бог, а засядет в туалет – и час сидит и больше, а ты хоть на стену лезь, приходится к соседям проситься. Ну, ладно, не два горошка на ложку. Всё равно здесь лучше, чем одной куковать - не с кем словом перекинуться. – Помолчали, каждый думал о своём.
- Выходит, здесь собрались одни унылые неудачники по жизни? – Удивилась Вера Антоновна.
- Да нет, конечно. Есть и оптимисты, которые пришли в этот дом по собственной инициативе. Они сами себя и других веселят – поют песни, читают стихи на посиделках.  Приют для стариков – не рай земной, не дом родной. И люди те же, что и «на воле», у каждого свой бекрень или пунктик, или бзик. Человек в старости меняется и не всегда к лучшему. Словно шелуха с нас облетает и обнажает нашу сущность. Ну ладно, хватит о грустном. Не забивайте себе голову, оставим дурацкую ностальгию и сожаление о былом. Как бы то ни было, мы тут все долгожители и отхватили от жизни изрядный кусок. И не всегда он был горьким. Ты вот тут, Васильевна, говорила о выпивке. Эта зараза тот же наркотик. В природе не только человек подвержен этой зависимости. Животные тоже не отстают – обезьяны едят подгнившие фрукты, чтобы получить кайф от опьянения. Слоны закапывают ягоды и фрукты в землю, чтобы те бродили – для того же. Дельфины атакуют рыбу фугу, чтобы та воткнула в них иголки с ядом – тоже для кайфа. У всех природа заложила тягу к удовольствию от опьянения, и я не был исключением. Хорошо, что вовремя понял, имея перед глазами пример моего дяди, что это удовольствие способно разрушить жизнь и твою, и твоих близких. А к старости понял, что жизнь состоит из маленьких радостей, но ежедневных – книга, музыка, прогулка, общение с интересными людьми, вязание, рисование. Жизнь у нас и сейчас продолжается, кто бы нас ни окружал, и в какой бы ситуации мы не оказались, будем жить в этом Доме, «пока смерть не разлучит нас». – Борис-оптимист улыбался сам и заставил улыбнуться всех.
- А я скажу насчёт общения с людьми. – Подхватил идею старичок Михалыч из пятой комнаты. – Скоро и незаметно летит время. Его замечаешь, когда оно уже прошло. Была у меня в молодости романтическая история. Девушка моя очень меня любила, прохода мне не давала и чуть не покончила с собой, когда я женился на другой девице. Оставшись один, я вспомнил свою давнюю подругу, и решил узнать, где она и что с ней. Если она одна, то нельзя ли объединиться, для совместного «доживания».  Узнал, пришёл к ней, но увидел толстую неряшливую старуху, да и сам я изменился, конечно, облысел малость, часть зубов потерял, без палки и шагу ступить не могу, осанка моя бравая слегка погнулась. Когда я напомнил ей наши отношения, она равнодушно посмотрела на меня и сказала: «Дура я была тогда, молодая дура. А ты как был ходоком, так им и остался. Так что иди, давай, поищи дуру старую». – Все дружно смеялись над незадачливым женихом, и он вместе со всеми. А может, он сам и придумал эту историю, чтобы повеселить товарищей, а это уже хороший знак.
- Граждане отдыхающие! На ужин пора! – Объявила Оксана. И все потянулись за ней в столовую. Разговор договорились продолжить после ужина. Но дождь кончился и многие решили подышать свежим воздухом.
А на утро – печальная новость – умер один из лежачих. Почувствовав приближение смерти, он попросил позвать священника. Священник пришёл, выслушал умирающего, и сказал ему:
- Прости себе все грехи, сын мой, каждый человек грешен и ты такой, как все. Бог любит кающихся во грехах, и прощает их. Мир тебе и вечный покой.
- А я вот думаю, не всё можно прощать. К примеру, изверги всякие, маньяки, отцеубийцы…
Тихо говорил Михалыч. Ему, так же тихо, возразил Макарыч:
- Священник говорит, перед Богом все равны. Другое дело – кем он вернётся в наш мир в следующей жизни, ядрёна кочерыжка – может клопом или тараканом, а может, ядовитым пауком…
- Фу-у! Ну, у тебя и фантазии, приятель, не иначе в интернете нахватался… ну и ну…
- Не нахватался, а прочитал, что умирает только тело, а душа перерождается - так учёные говорят, мол, доказанный факт. Правда, неизвестно на какой планете ты потом окажешься…
Теперь ждут родственников, которые приедут за покойным и похоронят. Старики не любят говорить о смерти, и в этот день все невольно говорили вполголоса из уважения к усопшему.

РОДНЫЕ  ДУШИ
На следующий день установилась вполне приличная погода и Наталья с Сергеичем, отделившись от всех, неспешно прогуливались под деревьями вдоль забора. В их душах царило умиротворение и удовольствие от жизни. Их потянуло друг к другу с первого дня знакомства. Вот тебе и старики – двигаться уже трудно, а душа живёт, и эмоции никуда не делись. Им было хорошо вместе, и расставаться никак не хотелось.  Сергеич растроганно говорил:
- Эх! Почему ты мне не встретилась лет тридцать назад. Вся жизнь моя потекла бы по другому руслу!
- Ну, у тебя в те годы были совсем другие интересы, ты сам рассказывал. Да и я в то время была совсем другим человеком. Так что возможно тогда я не привлекла бы твоего внимания. Я с тех пор сильно изменилась. Чтобы стать такою, как сейчас, пришлось пуд соли съесть.
- Не скажи, сущность-то человеческая не меняется и с годами. Душевная теплота и чуткость никуда не деваются. Как сказал один известный писатель – доброта – это то, что может услышать глухой и увидеть слепой.
- Как с тобой хорошо, Володя! Послушаешь тебя, и кажется – впереди целая жизнь.
- Когда ты рядом, Наташа – жизнь кажется лучше. А ты мне так и не рассказала, с чем ты съела пуд соли.
- В моей жизни бывало намешано всё – и бочка мёда с ложкой дёгтя, и кипение-горение страстей, и ледяной душ. Я занимала значительные должности, имею учёную степень, а в итоге оказалась здесь. Ни красота, ни должность, ни куча денег не делают человека счастливым, если молчит душа. Ну, если коротко, то: полюбила я одного публичного человека, а он был женат, и семью бросать не собирался по разным причинам. Родила я от него двоих детей, которых он не мог признать. Все, кто были с нами рядом, осуждали меня, но я не обращала на них внимания – я жила не для них, а для него и детей. Потом у меня признали онкологию, и я поняла, что чувствует человек, приговорённый к смерти. Я решила не тратить силы и время на слёзы и стенания…надежда на лучшее не покидала меня, я помнила о детях, и   долго, но успешно с раком боролась. Мой любимый мне помогал, как мог. Потом умер. Дети к тому времени выросли, учились за границей, там завели семьи, звали меня, но я за границей бывала не раз и поняла, что жить там постоянно не смогу. Решила поместить себя в частный Дом, хотя, к большому сожалению, достойный сервис у нас в стране только за большие деньги. Вот такая у меня жизнь. А ты только сейчас понял, что в женщинах главное?
- А главное в вас, женщинах, для каждого времени  своё: в молодости – секс и внешность, в среднем возрасте – домовитость, а в старшем – душа. Я не знал тебя в первые два периода, зато узнал сейчас, и воспринимаю тебя, как свою вторую половинку. А ты? – Она лишь пожала плечами, ничего не ответив.
Недалеко от них сидели на лавочке два приятеля:
- Заметь, Семёныч, как люди паруются, недаром говорится, что свой свояка видит издалека. А паруются люди по интересам. Ленивые и равнодушные всех сторонятся. Вот вчера, пока ты спал, вышел я на участок подышать и присел на лавку рядом с твоим соседом. А он и говорит:
- Перенесите своё тело на другую скамейку. – Я обалдел от такой наглости и спросил:
- Как это? А наглец отвечает:
- С помощью ног, любезный, а я тут без вас поскучаю. Слыхал, Семёныч?
Болтливые сплетники  тоже кучкуются, всем кости перемывают. Работяги-трудоголики – только о работе, прочие – о бабах.
- А мы с тобой кто будем, Николай?
- Мы с тобой наблюдатели, Семён.
- Ну-у, нашшот баб-то я шу-у-стрый был… я и тут уже приметил одну врачицу вот с такой кормой. – Сообщил он замогильным голосом и развёл руки шире своих хилых плеч. – Жалко, што мой жеребец сдох не ко времени, я бы… – и он, не закончив фразу, неожиданно уснул, опираясь на свою палку.
Николай с изумлением посмотрел на него. Ты смотри, подумал он, на ладан дышит, а туда же, вот тебе и молчун беспомощный. И где же он такую врачицу разглядел, может, Оксану?

ПРИВЕТ ИЗ ВНЕШНЕГО МИРА
 Вскоре произошло сразу три значительных события в жизни наших затворников.
Приехал сын Веры Антоновны Зубаревой – Леонид, с женой и двумя детьми из Англии и привезли много всяких вкусняшек для всего коллектива Дома. Накрыли  один большой стол. Те, кто разучился есть самостоятельно, и лежачие, поели раньше остальных.
Увидев такое великолепие на столе, некоторые граждане оробели. Но когда выпили лёгкого красного винца, порозовели и осмелели.
- Гляди, Михалыч, как вкусно живёт заграница, глаза разбежались, ядрёна кочерыжка.
- Ты не шибко старайся, приятель, а то потеряешь ключи от штанов с непривычки-то.
Вера Антоновна впервые увидела своих внуков вживую, Джона восьми лет и Мэри, шести лет. Но выяснилось, что они почти не говорят по-русски. Гости стали шёпотом спрашивать друг у друга: - А чего они молчат-то? Глухие или немые? Их сомнения развеялись, когда родители начали объяснять им ситуацию на английском языке. Вера Антоновна растерянно смотрела на внуков, не зная, как наладить с ними контакт. Она разволновалась, кусок не лез ей в горло. Сын обнял её за плечи:
- Ну что же ты, мама, угощайся. Мы приехали посмотреть, как ты устроилась, переоформить квартиру и познакомить тебя с внуками. Мэри, Джон, подойдите к бабушке Вере, обнимите её, она вас любит. А я вас с ней сфотографирую на память.
Вера Антоновна так ждала их приезда, с тех пор, как сын сообщил ей об этом через Ольгу Ильиничну Шумейко. Когда она увидела, как во двор въезжает сверкающий лимузин, у неё перехватило дыхание от радости. Она гордилась своим сыном и его семьёй перед остальными жителями Дома. А теперь она не смогла сдержать слёз разочарования. А когда дети спросили у родителей по-английски, а их мама перевела вопрос на русский, Вера Антоновна думала только о том, чтобы своими слезами не испортить праздник, не подвести сына и невестку, обесценив их старания. А дети спросили:
- А когда бабушка Вера  даст нам подарки? – Что она могла им дать?
Отец что-то быстро сказал им, и дети сели на своё место, так и не обняв бабушку Веру, а только постояв рядом с ней.
 Вере Антоновне привезли подарки: постельное бельё, большое махровое полотенце, кое-что из одежды и обуви, и семейное фото в рамочке. Сын Леонид предложил ей перейти в отдельную комнату, но Вера Антоновна отказалась. Она подружилась с Галиной, привыкла к Зине, и не захотела снова менять установившийся порядок. Поговорив с мамой, Леонид пошёл к хозяевам этого Дома:
- Я хочу поблагодарить вас за маму от всей души, теперь я за неё спокоен. Хочу вам помочь. У нас в  городе дружная  русская диаспора. Я расскажу о вашем Доме, брошу клич о материальной помощи, думаю, меня поддержат. Сообщите мне ваши реквизиты. И ещё посоветую вам, как бизнесмен, не ждите у моря погоды, привлекайте журналистов, телевидение, чтобы на вас обратила внимание общественность, и о вас начали бы говорить, напишите коллективное письмо президенту, ищите и другие пути.
 Когда дети и внуки уехали, у Веры Антоновны случился сердечный приступ. Её поместили в отдельную палату, а врачи и медсестра дежурили, у её постели по очереди  круглосуточно, пока она не вошла в норму. Когда  она вернулась в свою комнату, соседка Зина с деменцией громко спросила:
- А это кто ещё припёрся, у нас и так все койки заняты. – Вера Антоновна молча улыбнулась, подмигнув Гале. А к подаркам она долго не притрагивалась, не хотела будить воспоминания о встрече. Какая же я неблагодарная, думала она, сын с невесткой так старались. Ну и ладно, что дети не знают родного языка, такие сейчас времена – были русские, стали англичане. Больше она не захотела об этом думать, боясь нового приступа.
Второе значимое событие – приход студентов местного медучилища с концертом для ветеранов. Девочки в коротеньких юбочках  и мальчики со странными стрижками старательно исполняли шлягеры 60-х, 70-х годов под баян. Читали стихи, невнятно выговаривая слова, танцевали. Старики дружно хлопали, и были очень довольны. Ребята пообещали приходить с концертом раз в месяц, и слово они сдержали. Что ни говори, а они внесли свежую струю в жизнь обитателей дома.
Третьим, и самым значимым, стало обустройство помещения с иконами и двумя подсвечниками, напоминающего часовню - за счёт Епархии. Отец Порфирий сдержал слово, и часовенка редко пустовала – у кого-то дата важная поминальная, кто-то за здравие живых родственников свечки ставит, кто-то просто помолиться приходит. Свечи лежат в коробочке, а деньги за них надо опустить в копилку. Раз в неделю приходит служка церковный, пополняет запас свечей, забирает огарки и деньги. И всем хорошо. Что ещё нужно людям, у которых на дороге жизни билет в один конец.

ЖУРНАЛИСТ АЛЕКСАНДР ПЕРОВ
Деньги на расчётный счёт Дома, пришли через месяц в фунтах. Хозяева прикинули, что им теперь хватит на наружный ремонт здания и обустройство участка. Решили они воспользоваться и советом Леонида Зубарева. Связь с общественностью Глеб Валерьянович взял на себя. Он связался с редакцией газеты, которая уже опубликовала его заметку о проблемах стариков, но она никого не убедила. Общественность города и руководство просто не заметили эту заметку. Теперь он зашёл с другой стороны – попросил познакомить его с журналистом - профессионалом. Познакомились с Александром Перовым (Гадюковым), договорились о гонораре. Тот явился в Дом, сделал нужные фото, послушал  высказывания обитателей Дома на очередных посиделках, уяснив, что в основном – это дети войны или тяжёлого послевоенного времени. Записал финансовые проблемы владельцев Дома, сообщив, что скоро пройдут выборы губернатора области, и он собирается преподнести ему козырь в рукаве, подкинув идею первому заняться проблемой стариков на примере двух интернатов – государственного и частного Дома Шумейко. После этого журналист отбыл для сбора материала в гос. интернате.
В один из дней следующей недели жители Дома снова собрались поговорить о жизни.
- Кто начнёт? – Спросила доктор Шумейко.
- Ну, давайте хоть я. Когда собирался сюда, тревога не давала мне покоя. Что только я не передумал в бессонные ночи. Сомневался, правильно ли я делаю, согласившись здесь жить, сменив свою квартиру на койку в приюте. Но выбора мне не оставили. Соседка сказала:
- Соглашайся, Захарыч, так хоть жив останешься. Слыхал ты про чёрных риелторов? Я видела их в сериале «След». Приходят к тебе молодые люди, то парень, то девушка. Красивые, с добрыми глазами, приветливо улыбаясь, какой-то договор подсовывают подписать. При этом обкрадывают доверчивого старика до нитки. Или обманом оставляют старого человека без жилья. Якобы приглашают старика в санатории пожить за счёт фирмы, а обратно он уж не возвращается.
Я сначала не поверил ей, только помалкивал в ответ – мало ли чего насочиняют в сериалах. Пока мой приятель из соседнего подъезда не исчез неведомо куда, ничего мне не сказав, а такого не могло быть. Мы общались с ним много лет. Через неделю там уже новые люди жили. Вот и решился я продать свою квартиру и переехать сюда. Теперь привыкаю потихоньку.
- Вот до чего мы дожили. Теперь, оказывается, быть стариком и жить в своей квартире – опасно для жизни. А я боялась бросить работу и жить на мизерную пенсию, а не так, как я тогда жила, да и дети ждали помощи, поэтому и работала ещё десять лет. Думала я и о близкой старости, и душа моя замирала от разных мыслей: то я боялась вообще не дожить до этой самой старости, то со страхом думала о возможной деменции, и не хотела быть обузой для детей. Ведь мы раньше рано замуж выходили, и детей молодыми рожали. Так что, когда мы состарились и стали нуждаться в уходе, то дети наши тоже пожилыми стали. Мне 85, а сыну – 67. Думала – умру одна в квартире, совсем не гожа стала, кто мне стакан воды подаст, кто компресс на лоб положит. Но и с внуками нынче жизнь не сахар. Пожилые для них – осколки прошлого, о котором они понятия не имеют. И на добро они не всегда отвечают добром. Безнадёга. И здесь вот… чужие люди, посторонние. Непривычно всё. Пол голый. Недаром говорят, что свой бардак лучше чужого порядка. Да ещё пахнет лекарствами и казённым чем-то… но всё же здесь лучше, чем в государственном доме престарелых. Соседи мои поместили туда свою мать, как участницу войны. А когда приехали её проведать, она разрыдалась, и упросила забрать её. Говорит, на одну нянечку сорок пять больных, из них пятнадцать лежачих, и всем нужен уход, ей хоть разорвись, не успеть, а платят ей пятнадцать тысяч в месяц. От мух, тараканов и клопов отбоя нет. А от вони – спасенья нет. Кто в таких домах сейчас живёт? – Безнадёжно больные и  одинокие, никому не нужные старики, да бывшие уголовники, которые состарились в тюрьме. А на такой Дом, как наш, у простого работяги денег не хватит. – Она умолкла, молчали и все остальные, соглашаясь с ней.
- Скорее бы уж упокоиться, да Бог смерти не даёт пока. – Она утёрла кончиком платка, не прошеные слёзы. Восьмидесятилетний Михалыч возразил:
- Молодых-то тоже понять можно. Старики тоже не все ангелы, бывают – такие занозы, хуже язвы – не дай Бог. На весь мир злые, ничем не угодишь. Бывает, что на пьяной козе не подъедешь, вечно не довольные, настоящими тиранами в своей семье становятся. Давят авторитетом, учат жить. У моей дочки свекровь такая. Чисто старуха из сказки о рыбаке и рыбке. Чем к ней лучше, тем она хуже. – Он вздохнул:
- А эту новую жизнь я вообще ненавижу. Теперь деньги – это всё, любой ценой. Люди не чтят добро, не уважают старость, нет ни сочувствия, ни уважения к старости. Запросто назовут то дедуган, то старый дзэдун, то старикашка. Дак это ладно, а моего соседа внук - гоняет его за водкой, на бабку орёт, может и тычком угостить, чтоб под ногами не мешались, это называется - пустили внука пожить, чтобы по общагам не мыкался,  да сами лишними стали. Благородство тоже не в чести. Всё фальшиво, этот пиар, когда всё продаётся и всё покупается. Об этом можно говорить ещё и ещё, но вы и так всё знаете. Так что здесь я чувствую себя защищённым, спасибо нашим докторам и персоналу. И к режиму привыкаю, с ним и правда, легче жить. Остальное от нас самих зависит.
Слово взял его сосед Кандыбин:
- Я член компартии и мы с вами все советские люди. Никакая заграница нас с пути не собьёт. Мы должны проводить политинформацию о текущем моменте. Народ должен знать… развели тут, понимаешь антисоветчину, НКВД на них нет. Олигархи эти – сплошь воры и бандиты…
- Уймись, Кандыбин! Ты-то как здесь оказался? Не на свою же пенсию? Кто за тебя платит?
Кандыбин сразу сдулся, как воздушный шарик, и замолчал.
- А я вот как раз бывший олигарх, ну, не олигарх, скорее «новый русский». Я был богат, для этого крутился, как белка – до полного износа и опустошения. Стресс был постоянным фоном моей жизни. Капитализм в нашей стране в то время был кровавый, связанный с риском для дела и жизни. Мне не повезло – жена-красавица сбежала к конкуренту, когда узнала, что на меня наезжают, сыну нужны только деньги, ждёт моей смерти и наследства, а на меня наплевать, бизнес отжали «серьёзные люди» с угрозой для жизни. Понял я: на черта мне это нужно? Лучше быть бедным, но живым, чем оказаться в богатом гробу с шикарным памятником на кладбище. Продал я дом со всем имуществом, и вот я здесь. Другой раз лежу и думаю: на что я положил свою жизнь, о чём мечтал в голодные годы! Скажу для примера: в сытой загранице провели опрос – счастливы ли Вы? 80% ответили – «счастья в жизни нет» - вот тебе и раз! Эх! Вернуть бы свою молодость и начать жить сначала, да не вернёшь. Ну, а здесь жить можно, живём, как на курорте, а кому не нравится моя поношенная физиономия, пусть посмотрят на себя в зеркало. Срок годности у всех нас давно вышел.
- Да уж! Мы старались не за деньги, а за вымпел, флажок и уважение окружающих. И стариков своих мы не бросали и жили, бывало, вместе с ними в тесных коммуналках. Дети мои так жить не захотели, рвались разбогатеть, не щадя сил, а как разбогатели, сдали меня в приют с глаз долой. Внуки мои ещё школьники, но они всё видят, всё замечают, как надо к старым родителям относиться. Так что неизвестно, что ждёт моих детей в старости. Внуки-то сочувствуют мне, родителей не одобряют, приезжают ко мне иногда. Не скажу, что мне здесь плохо. Та же коммуналка, только уход такой, какого я дома не видал, врач опять же всегда рядом. Тело моё изрядно потрёпано жизнью, ему уж никакая починка не поможет. Да что тут печалиться – всему своё время. Приятеля я здесь нашёл, нам есть о чём поговорить. И не скучно здесь, и часовенка имеется. Жаль только, что спать в девять часов ложимся. Самые-то интересные передачи  после девяти и начинаются, а так-то… сын с невесткой не зря деньги за меня платят.
Соседка Веры Ивановны, Галина, подвела итог:
 - Как мы ни пыжились всю жизнь, как ни крутились, кто, как мог, а судьба  у нас  всех сошлась в одном и том же месте, потому что государство наше о стариках не заботится. Мы-то попали в лучшие условия, а у кого нет богатых родственников, как им живётся? Вот соседка моя по дому, где я раньше жила, - огородница. На пенсию-то её не шибко разгуляешься без огорода. Она на своей дачке всё  в наклон да в наклон, а давление повышенное, хоть и лекарства пьёт. Доработалась, что инсульт разбил прямо на грядке и отслоение сетчатки глаза – теперь почти слепая и немощная. Мужу её и самому уход нужен, он старше на десять лет. Денег не с чего было накопить, и дети их ту же лямку тянут. И что им теперь делать, на кого надеяться? Так что, нам тут грех привередничать, надо самим жить и другим помогать.
Больше желающих высказать своё мнение в этот день не оказалось, и все разошлись в ожидании ужина. Больше всех радовалась итогам этой беседы доктор Шумейко. Она убедилась, что они с мужем работают в правильном направлении. Их домочадцы начинают обживаться в Доме. Вопросов, которые надо решить, ещё уйма, но это поддерживает их с Глебом в тонусе.
Через месяц прошли выборы губернатора, Александр Перов с помощью редактора газеты попал к губернатору на приём. Он хорошо подготовился к этому визиту, выложил все аргументы и убедил подать пример всем губернаторам, поддержав инициативу супругов Шумейко и оказать им помощь – и моральную и материальную. Губернатор  журналиста услышал и на ближайшем заседании областной думы дал возможность Перову изложить суть проблемы. Он очень толково изложил, и закончил своё выступление словами:
- Супруги Шумейко настоящие сподвижники. Недавние выпускники ВУЗа, эти энтузиасты взялись за нелёгкое дело - организацию помощи старикам. Они вложили в это дело и свои деньги, и душу, всё сделали для того, чтобы создать достойный приют для пожилых людей и инвалидов, где эти люди не будут изолированы, как без вины виноватые, где у них будет возможность жить, согласно своим интересам, и общаться с внешним миром. Они заслужили это своим трудом. Но без вашей помощи у новаторов Шумейко возможности ограничены. Они делают очень нужное и хорошее дело, заботясь о старшем поколении. И рассчитывают на вашу поддержку. Их опыт может послужить примером для всех губерний нашей страны.
В результате депутаты проголосовали за то, чтобы поддержать новаторство Шумейко в таком важном деле и выделить им средства из бюджета области на погашение кредита в банке и улучшение условий жизни, и лечение пожилых граждан и инвалидов.
Это была победа. О них заговорили в средствах массовой информации, показали видеоклип по телевизору, и Ольга с Глебом, окрылённые успехом начали строить планы на будущее. Теперь они могли увеличить контингент и персонал, и подумать, наконец, о собственном жилье и потомстве.
Журналист Александр Перов принёс в подарок жителям Дома фотографии, которые он делал для губернатора и видеоклип о жизни обитателей Дома. Фотографии поместили на свободную стену в общей комнате и все с удовольствием их рассматривали, обмениваясь впечатлениями:
- Ты гляди, какой я оказывается бравый дедок. Давно я себя со стороны не видал, а теперь вижу – мне ещё рано в землю зарываться. – Шутил Михалыч.
- А вот этот белый, как крючок согнутый, я что ли? Не может быть! Я ещё на наших бабок поглядываю, а тут…
- Жениться тебе надо, Захарыч, бабка тебя живо выпрямит, будешь перед ней по струнке стоять. – Хохотали его соседи по комнате.
Женщины смотрели фото без комментариев – боялись навлечь на себя насмешки.
Настоящий фурор вызвал просмотр видеоклипа по их большому телевизору. Сколько было детской радости, когда старики увидели себя в кино. Разговоров хватило надолго, а клип они смотрели не один раз. Жить стало интересно.

ВМЕСТЕ  ДО КОНЦА
Дружба между Натальей и Сергеичем крепла. Правда, им не удавалось посидеть вдвоём, молча наслаждаясь общением. Позитив, исходящий от них, притягивал остальных жителей Дома. К ним присматривались. Любые явления, выходящие за рамки обыденности в этом тесном мирке – целое событие. Люди обязательно будут судачить об этом, высказывая своё мнение, и эти мнения будут различны. Чем меньше информации получает человек, тем сильнее работает воображение. Мадлена Тарасовна по этому поводу высказалась словами поэта Асадова:
- Не завидуй любви, если двое
Вместе за руки взявшись, идут.
Неизвестно до этого сколько,
Они горя тащили хомут.
 Что и говорить, трудная это задача – оставаться самим собой среди людей, где каждый пытается сделать вас кем-то другим – по своему усмотрению. Это как камень, брошенный в пруд, покрытый ряской, когда от него идут круги, но быстро замирают.
Но как же хорошо просто быть вдвоём и чувствовать, что рядом родная душа:
- Ты знаешь, Наташа, я вчера долго не мог уснуть. В окно моё светила луна, я видел млечный путь, а мне казалось, что мимо меня протекает вечная река жизни. Никогда раньше такие мысли не приходили мне в голову. Я технарь и ни стихами, ни другой лирикой не увлекался. С чего бы это, как думаешь?
- Думаю, седина в бороду – бес в ребро.
- Ну вот, а я ожидал похвалы. Нет в тебе, моя дорогая, «лиризьма».
 Они посмотрели друг на друга и усмехнулись.
- Чего нет, того нет. «Лиризьм» был, но весь вышел – на прошлой неделе. Нового пока не завезли. – И они весело рассмеялись.
Они сидели на скамейке, недалеко от открытого окна кабинета врача.
- Ну, за эту пару волноваться нечего. Они нашли друг друга, и будут радоваться жизни вместе. – Сказала Ольга Ильинична мужу. – Сходи, послушай Осьмушкина из седьмой комнаты, жалуется на боли в сердце.
А разговор на скамейке продолжался:
- Всё-таки старость имеет свои преимущества, - задумчиво сказала Наталья. – Не надо кому-то подражать, перед кем-то заискивать, лицемерить, кому-то стараться понравиться. Что с нас возьмёшь? Так что можно оставаться самой собой, а это – свобода.
- А давай жить вместе, Наташа, я не хочу с тобой расставаться. Жениться нам не надо. Просто я схожу к владельцам, и попрошу отдельную комнату на двоих, пусть это будет дороже, чем на троих, мы справимся. Представляешь, погуляли, пришли ДОМОЙ, попили чайку вместе, потом на посиделки вместе и на ужин – всегда и везде вместе. Главное, у нас будет уйма свободного времени, ведь мы не обременены бытовыми заботами.
- Ну не знаю, как-то странно это всё. – Наталья, улыбаясь, пошутила: - У тебя есть вредные привычки? Признавайся.
- Нет, что ты! Я ангел воплоти, но у меня есть один недостаток – недостаток денег, все они уходят на моё содержание и редкие капризы. А так… разве что, иногда подхрапываю.
- Ну, это ничего, спать-то мы будем на разных кроватях. У моей соседки по комнате такой богатырский храп, что в соседних комнатах слышно. К этому я притерпелась.
Эти двое пожилых людей забавлялись, как дети, и были очень довольны друг другом. Но тут Наталья серьёзно сказала:
- А ты знаешь, Володя, мне тоже не хочется с тобой расставаться. Что скажут люди – меня не интересует.
-  Правда, Наташа? Надо же какой неожиданный подарок сделала мне старость! Я умру с мыслью, что у меня это было! Я жил с женщиной, которая стала дорога мне, пусть это будет год, два, пять, десять лет или… десять дней! Вот так-так, оказывается и у нас с тобой есть будущее! Заодно отметим и твои 76 лет, пригласим всех желающих. Бюджет своих капризов в этом месяце я ещё не исчерпал, на застолье хватит, позвоню своему приятелю, он привезёт всё что надо.
Владельцы Дома не возражали, так даже лучше, решили они. Ведь это и есть «активное социальное взаимодействие». Комнат свободных полно, а на места «молодожёнов» можно принять ещё двоих подопечных. Эта новость ошеломила всех обитателей Дома, и обсуждалась везде и всюду, но «молодые» были поглощены обустройством своей комнаты, и не обращали внимания на все пересуды.
Комната ничем не отличалась от всех остальных, но Наталья сумела придать ей семейный уют, женщины умеют это делать. К ним зашла бывшая соседка Натальи:
- У вас тут как дома, а я вот лишена такого счастья. – Сказала она, поджав губы, и стала жадно заглядывать во все углы, как будто надеялась отыскать там своё несбывшееся счастье.
Отпраздновать это событие собрались все желающие. Пришли и доктора Шумейко. Посадили за стол и двух женщин с деменцией. Соседка Веры Ивановны всё ворчала:
- Одни дураки кругом, едят да поют, что к чему?
А вторая всё спрашивала:
- У вас кто-то родился, где же младенец? - Но  они не могли испортить праздник, и все в ответ  только улыбались.
Выпили винца по чуть-чуть, порозовели, оживились, поздравили Наталью с Сергеичем. Мадлена Тарасовна прочитала стихи, как всегда грустные:
Словно капли в тумане – мы были, нас нет.
Словно деньги в кармане – мы были, нас нет.
Нас никто не поймает, нам никто не поверит,
Нас никто не обманет – мы были, нас нет.
Но тут Галина вдруг запела таким сильным и молодым голосом: « Ой, то не вечер, то не вечер…», и все, кто мог, подхватили эту песню и допели до конца.
Фёдор Петрович, поздравляя «молодых», сказал:
- Молодцы вы, ребята. Научиться жить здесь и сейчас – самое великое благо, доступное для всех нас, так что грустить не будем. Предлагаю послушать юморины Бориса Бронштейна:
Скажу я вам, красавица, без фальши,
Со всею откровенностью скажу:
Меня уже нельзя послать подальше –
Я и поближе еле дохожу.
Дедушки, улыбаясь, кивали в ответ. Бабушки ехидно переглядывались, подталкивая друг друга локтями.
Пусть девушка красива и стройна,
Я не боюсь – таких я видел много.
Другой вопрос: сумеет ли она
Перевести меня через дорогу? – Вот-вот, только это и осталось. – Заулыбался Захарыч.
Эстафету подхватил Борис-юморист. Он обладал бесценным даром, который не приобретается никаким ученьем. Этим даром была доброта и снисходительность. Он готов был одарить своей дружбой, искренней и надёжной, любого обитателя Дома, и ничего не оставалось, как платить ему взаимностью:
С этим чёртовым склерозом не до шуток:
Перед тем, как на свидание тащиться,
Заплатил я за букетик незабудок,
Но забыл его забрать у продавщицы.
Ожидаемого эффекта от стихов не последовало – смеялись только бабушки, а дедушки загрустили. Заметив это, Борис весело воскликнул:
- Не надо слёз и стенаний по поводу конца жизни и всё такое! Всё закономерно и естественно: родился, растратил жизнь – кто на что, и теперь пожинаем плоды, ожидая неминуемого финала, хотя, чего его ждать, он сам придёт. Что тут такого? Всему – своё время. Давайте лучше споём! – И запел «По Дону гуляет казак молодой». Потом  пели ещё и ещё. Ужинать в этот вечер не стали, хватило застолья.

ЖИЗНЬ  ПРОДОЛЖАЕТСЯ
Спустя два года знаменитый Дом Шумейко для пожилых и инвалидов не узнать. Владельцы Дома расширили территорию парка, сделав её зоной комфорта. С помощью волонтёров высадили плодовые деревья и цветущий кустарник. Через пару лет весной деревья эти зацветут на радость жителей Дома. В тени старых деревьев теперь стояли два больших стола со скамейками – для настольных игр на свежем воздухе. Две просторных беседки и диванчики украшали территорию. Дорожки для прогулок выложены плиткой, чтобы облегчить передвижение и обеспечить адекватные физические нагрузки жителям Дома. За порядком на территории следит дворник, он же поливает большую клумбу с цветами перед входом в здание. И само здание преобразилось, засверкало  свежей покраской и новыми окнами. Всё здесь теперь сделано для удобства жителей этого дома.
Теперь в Доме сорок долгожителей – со всего региона. Новеньких подселяют к старожилам, они помогают быстрее адаптироваться к новым условиям. Работы прибавилось, но и персонал увеличился – здесь теперь работает кардиолог и ещё один терапевт. Добавился и технический персонал, и организатор досуга обитателей Дома, с появлением которого жизнь стала намного интереснее и позитивнее. Частый и уважаемый гость в Доме отец Порфирий.
С прошлого года по просьбе стариков «совы» и «жаворонки» живут на разных этажах, и режим у них соответствует их биологическому ритму, чтобы обеспечить здоровый сон, отдых и расслабление.
Несмотря на хорошие условия, неизбежны в Доме и конфликты, и болезни, и похороны, ведь здесь живут хоть и постаревшие - представители людского племени.
В комнате Галины и Веры Антоновны умерла Зина. На её место поселили новенькую – Антонину, бывшую спортсменку – теннисистку. Антонина на 7 лет старше Галины и на 9 – Веры Ивановны, но, несмотря на это бодрая, активная. Она разгадывает кроссворды, следит за положением дел в спорте через ноутбук. Она взяла в оборот обеих соседок, настаивая на движении во время прогулок и гимнастике по возрасту. О себе рассказала:
- Я пришла сюда, прочитав статью в газете, мне здесь самое место, я привыкла жить в команде, а жить собираюсь долго, моя мама умерла в 99 лет.
Умер Семёныч, подопечный Николая, и тот попросил в соседи такого же, чтобы опекать его.
Наталья и Сергеич по-прежнему счастливы вместе.
Стоимость проживания в Доме по-прежнему высока, и не доступна для большинства пенсионеров, но этот Дом – служит примером, как можно организовать последний этап жизни людей, переживших вместе со своей страной тяжёлые времена.
Этот Дом станет частью жизни супругов Шумейко. Это их детище. Какие бы победы и почести не ждали их в будущем, им всегда будет казаться, что главное они уже сделали. Сейчас они в самом начале пути и верят, что придёт время, когда государство обратит внимание на положение стариков в нашей стране, и одиноким долгожителям не придётся задумываться, как они будут доживать свой век. Всему своё время! И не будет причин драматизировать наступление старости, а смерть будет восприниматься, как естественный финал земной жизни.