Лето 41-го

А тем летом я впервые ехала в поезде.

Мне было уже девять лет, а Мите — моему брату — семь. Он был двумя годами младше. Помню, мы ехали очень долго и из окна почти всё время было видно одно и то же — поля, да поля. И ещё я боялась, что поезд может свалиться и упасть с рельсов, или машинист что-нибудь перепутает и мы столкнёмся с другим составом.

А Митя ничего не боялся. Он уже в детстве был очень смелый, и ему всё было интересно.

А мама боялась, что мы прозеваем свою станцию. Ту, где нам надо будет сходить, и она, чем ближе мы подъезжали, тем чаще бегала к проводнику, но при этом боялась оставлять нас одних. Всё думала, что Митя может далеко высунуться в окно и выпасть.

А потом к нам заглянул проводник и сказал: «Собирайтесь, гражданочка. Прибываем!»

Потом мы вышли на станции и поезд ушёл. И вокруг не видно было никаких домов, а всё те же поля. И мы пошли по пыльной дороге. Вдоль дороги росла пшеница. Она тянулась до самого горизонта, словно жёлтое море и колыхалась.  Было жарко, мама несла чемодан, а Митя всё говорил: «Давай-ка я понесу!» Но мама ему не разрешала, да и чемодан тот был размером чуть ли не больше Мити.

И тут нас догнал мужчина на телеге. Он спросил чьи мы, и мама сказала, что Егоровых. Мужчина подсадил Митю на телегу, мама положила туда же чемодан и помогла взобраться и мне. Мы ехали, и я смотрела, как лошадь махала хвостом из стороны в сторону.

Во дворе жила большая лохматая собака. Она сидела на цепи и, увидев нас, принялась подпрыгивать, отталкиваясь передними лапами от земли, и лаять. Из дома выбежала бабушка. Руки у неё до локтей были в муке. Бабушка всё пыталась нас всех обнять, но у неё не получалось, потому что она боялась нас испачкать в муке.

И ещё подошёл дед. Митю он подбросил в воздух и сказал: «О! Солдат растёт!», а мне сказал, что я стала совсем невеста.

Мы обедали за деревянным столом под яблоней. Стол весь был покрыт солнечными пятнышками, которые шевелились и дрожали, когда ветви яблони качал ветерок. Я потихоньку дала коту со стола кусочек курицы, а бабушка сказала: «Катерина! Разбалуешь зверя!»

И засмеялась.

А с котом мы крепко подружились. Его звали Барсик, он был полосатый, тёплый и любил мурчать, если я его гладила.

Помню, я никак не могла вечером уснуть. Было очень тихо. Так тихо, как никогда не бывает в городе, даже если и наступила ночь. И я всё вертелась в кровати и прислушивалась.

А Митя каждое утро хотел проснуться раньше кур. Но у него не выходило. Иногда он просыпался, но не успевал подняться с постели и снова засыпал.

Только однажды у него получилось, да и то его разбудил дедушка, чтобы Митя пошёл с дядьями — мамиными братьями — на рыбалку на речку.

А однажды мы пошли к соседке за молоком. Бабушка дала нам кувшин. И когда мы с Митей вышли со двора, то увидели, что по улице навстречу нам идёт папа. На нём были сапоги и гимнастёрка, перетянутая ремнями. Митя побежал к нему и кричал на всю деревню: «Папа приехал!»

Вечером пришло много гостей. Так много, что пришлось ставить у яблони ещё один стол. Дед протянул папе бутылку. Горлышко было запечатано сургучом и дед сказал: «Ну, артиллерист, заряжай!»

А кот Барсик сидел возле куста крыжовника и ждал, пока я ему чего-нибудь кину со стола.

Ещё помню, как папа с дедом копали погреб. Оба разделись до пояса, и у деда спина была узкая и вся загорелая дочерна, а у папы — белая и широкая. И дед всё торопился и пытался обогнать папу в работе. А папа копал неспеша, а потом посмотрит-посмотрит на деда, усмехнётся и сразу несколькими мощными движениями выкопает уйму земли и перегонит деда.

Было странно, как бабушка называла маму «доченькой», будто та была маленькой. И мама этим летом и вправду как-то помолодела и сделалась похожей на девчонку. Она научила меня плести венки из цветов, и мы обе с ней ходили по деревне в веночках, словно русалки.

Потом папе стало нужно на службу и он уехал, а мы ещё остались погостить.

А через некоторое время и мама сказала, что нам пора.

Нас пошли провожать, и весь путь до станции мы проделали пешком. Пшеницу уже убрали, и по всему полю стояли копны.

Кот Барсик крался за нами по жнивью, но потом, видно, понял, что мы уезжаем насовсем, и повернул обратно в деревню.

Я помахала ему вслед рукой.

А потом мы с мамой и Митей вернулись обратно в город, и на вокзале нас встретил папа.

А первого сентября я пошла в школу. Митя шёл со мной, и мне было приятно чувствовать, что я его старшая сестра и веду его в школу.

А больше этим летом ничего интересного не было.

И ничего грустного или печального не случилось.