То вниз, то вверх

Аннотация:
Объединённая версия всех моих произведений о Магическом Санкт-Петербурге. Дополненная и улучшенная.
 
 
 
   "ТО ВНИЗ, ТО ВВЕРХ!"
   (роман)
 
   Жанр:
   Историко-политическая фантастика
 
   Автор: Касторф Наталия Борисовна
   (kastorfnataliia@gmail.com)
 
   СИНОПСИС
   (на случай экранизации)
 
   В мир Высших Сил так просто не проникнешь, тут всё решают Ангелы с Архангелами.
   В Подземный мир, то бишь в Зазеркалье, то бишь в ад, или как его ещё там, попасть сравнительно легко. Тут надо знать порталы. Через зеркало можно попасть или, скажем, через болото.
   А если попадутся шикарные дворцы, битком набитые зеркалами, да ещё и сплошь стоящие на болотах, вот как в СПб, тут и вовсе наступает "разгул бесовщины".
   Текст романа процентов на 80 посвящён свежераспечатанным тайнам Санкт-Петербурга. В частности, таинственным событиям, происходившим в Смольном институте, где, при таинственных обстоятельствах пропадали ученицы, печники и прочий невинный люд (уже одного этого участка текста хватит на многосерийный телесериал).
   Итак, необходимо знать порталы.
   Или, "на крайняк", подружиться с кудрявым вороном-проводником. "Кудряш" (не путать с гладкопёрым вороном, жрущим мертвечину) отправит вашу душу прямо вниз, в адские покои.
   А можно и самому сделаться "кудряшом", достаточно поменяться местами с одним из таковых.
   Скромный продавец овощей по фамилии Бехер так и сделал. Правда потом сильно пожалел. Жмурики народ прикольный, но с живыми общаться веселее!
   Как же выбраться из ада? Где взять средства на самовыкуп?
   Бехер, ещё при в нормальной жизни, всегда мечтал стать изобретателем, но интересные идеи как-то в голову не приходили. Зато, попав в подземное пространство, поближе к земному ядру, то бишь к магме, он в полной мере овладел магией. И даже создал "бехеровку" - напиток двух цветов, зелёного и красного, позволяющий шмыгать туда-сюда, через зеркало в ад и обратно. Кстати, нынешняя наша "бехеровка" вся липовая, много Бехеров-однофамильцев пытались создавать свой адский эликсир, да всё без толку.
   Так и мучился бы Бехер вечно, так и прозябал бы в потустороннем мире, если бы не "адская монахиня Адель", дочка болотного демона , обитавшего на прусских болотах Целау.
   Небольшое уточнение:
   Адель родилась на прусских болотах Целау, а Бехер - и вовсе в Праге. Но это не сделает фильм высокобюджетным! Ибо основные "заграничные" эпизоды проходят в интерьерах, в лесах, на лугах. Намёк на "иностранщину" здесь можно создать мельканием 1-2-секундных кадров типа надписи: "Прага, 1618", на фоне беглой картинки пражского городского пейзажа.
   Адель и Бехер приходят к дружбе не сразу. Но ворону-кудряшу, всё же, удаётся за дорого продать "адской монахине" одно из своих крупных изобретений и, таким образом, снова вернуться к земной жизни. Уже имея вполне заслуженный "третий глаз" - как бывший обитатель Преисподней!
   Но, постойте...
   Откуда взялся этот термин "адская монахиня"? И вообще, как может дочка демона сделаться монахиней?
   Очень даже может!
   Всё дело в том, что в строящемся Санкт-Петербурге времён Северной войны, бордели иногда функционировали под видом монастырей. В такой "монастырь", по наивности, и попала наша героиня, была изнасилована, то бишь "впала в грех", а за грехи - прямая дорога в ад! И даже с некоторыми почестями! В данном конкретном случае, "попаданка в ад" стала выполнять почётную функцию - играть роль "мадам Привратницы" адского портала! Одного из адских порталов. Так как она, всё же, дочка демона, который, в свою очередь служил привратником на одном из прусских болотных порталов.
   Скажем больше:
   Адели посчастливилось общаться с самим Петром Первым! Вернее, с одним из его пяти двойников.
   Кстати, о царских (или королевских, или наполеоновских) клонах-двойниках.
   Мало кто имеет информацию о том, что все цари, фельдмаршалы, президенты, шейхи и другие главы государств и армий, рождаются в Зазеркалье, от адской "Мамы".
   "Мама" рождает своих деток небольшими группами, по 2-4 человечка, максимум по пять. "Пятерняшки" же - большая редкость. Они-то и являются главными претендентами в короли и президенты. Прикиньте, какая будет экономия каждый раз, если король или президент сразу будет рождаться с четырьмя двойниками, которые вполне готовы к исполнению своих функций, и специально их готовить ни в коем случае не надо!
   А с Петром Первым вообще интересная штука получается. Ведь он уехал однажды со всей своей свитой в Голландию, имея рост 180 сантиметров, а вернулся в Россию... При росте 2 метра и четыре сантиметра!
   Короче, кто с теорией подземной плодовитой "Мамы" не знаком, тот будет всю жизнь подозревать, что "царь не настоящий".
   Итак, наша Адель отлично устроилась в аду.
   И всё бы было ничего, и всё бы ладушки, если бы не её дочь Анна, нажитая в грехе.
   Услышав, что её единственная дочь собирается замуж за "жалкого князишку", за "белоручку", никогда в своей жизни толком не работавшего, она резко начинает ощущать себя злой тёщей. Способной... Или не способной?.. На убийство!
   Нет, не способна Адель на убийство, ибо никогда никого не убивала, и даже в мыслях такого не имела. Тогда что? Суицид? Хорошая идея. Если не знать, что она уже и так в аду...
   Однако, совершенно неожиданно, выход находится.
   Спасителем и избавителем "привратницы адского болотного портала", живущей в СПб (вернее, под СПб), является другой болотный житель - воронежский "болотник" Пётр Сергеевич Болотников.
   Казалось бы, какое отношение имеют мелкие топи Воронежской губернии к обширным, царским, имперским, украшенным дворцами, болотным просторам Санкт-Петербурга?
   Здесь всё очень просто. Всё дело в подземной, тайной болотной связи. А также в традиционном географическом положении. Болот.
   На юге, как правило, болот мало.
   Вся болотная "масса" сконцентрирована на севере (Пруссия, север России, плюс не очень северный, но и не такой уж южный, Воронеж).
   Пётр Сергеевич Болотников, по настоянию своих жадных родителей, весьма и весьма неохотно, переезжает, вместе с ними за компанию, "на заработки" в Питер.
   Смешно!
   Какие в Питере могут быть заработки? Город-Маг, под которым скрывается огромная "машина-пылесос", она же "тяга", высосет из каждого приезжего не только все деньжата, но и всё здоровье. Тут главное ноги вовремя унести, назад, на родину! Но далеко не у всех получается вовремя.
 
   Однако тем, у кого хватает ума уехать вовремя, Питер даёт вслед такой подарок, такие знания, что уехавшему хватает неоценимых благ на всю оставшую ся жизнь...
 
   Родители Петра Сергеевича, два деревенских помещика-лопуха, продав имение некому жулику-капитану, спускают все свои сбережения в Болотной Столице.
   Покажется странным, но Петру Сергеевичу их вовсе не жаль. Ведь именно они надоумили его бросить в селе любимую жену Авдотью и его ненаглядное чадо.
   Сердце Петра Сергеевича постепенно каменеет. Ему уже не трудно наблюдать (и даже подстраивать!) другие смерти. Тем более, что царь-отцеубийца, Александр Первый, однажды задушив Павла Первого, своего родного отца, прямо в спальне, спокойненько уселся на престоле как "Божий помазанник", и ему ничуть не было стыдно! По крайности, первое время, пока он не стал монахом...
   После смерти родителей Пётр Сергеевич устраивается в Смольный институт разнорабочим. С единственной целью - присмотреть себе фиктивную жену побогаче, обмануть её, ограбить и, после всего, вернуться к дорогой жене в деревню, уже с огромными деньгами.
   До поры, до времени, Петра Сергеевича интересуют именно смолянки. Но...
   Появление болотной принцессы Анны, дочери Адели, меняет его планы на 180 градусов.
   А уж когда он вдруг знакомится (через зеркальный шкаф) с самой мамашей, его обуревает мания: охмурить не только Анну, но и "будущую тёщу", владеющую, по его наивному представлению, всеми богатствами подземелья (или Зазеркалья, или как там его ещё).
   Денег Петр Сергеевич никаких не получает, больше того: он попадает в сумасшедший дом. Но адская монахиня в восторге: её дочь не вышла за белоручку, она вышла за царского трудягу-лекаря...
   Проходит целое столетие. И даже больше.
   Пра-пра-правнук "бездарного князишки", тоже Юрий Петрович, становится в двадцатом веке важным человеком, полиглотом, переводчиком и бизнесменом. А пра-пра-пранучка болотной принцессы Анны влюбляется в него. И всё! "Безжалостный Великий Город Питер" практически завоёван! Каким образом?
   Всё очень просто!
   Великий Город обижает только лишь приезжих. Но не коренных. Женившись на коренной, сам становишься коренным. И все начинают восторженно судачить о тебе: "Зацепилось наше перекати-поле за кустик!"
   Пра-пра-правнучка болотной принцессы Анны и явилась для Юрия тем спасительным кустиком, ибо родилась непосредственно в СПб.
   Однако и после свадьбы приключения не кончаются.
   Ведь в коммуналке, где проживают счастливые молодожёны, внезапно поселяется Максимка ("Фантомася"). Малец только выглядит приезжим, а на самом деле, он тоже коренной, так как 10 лет назад родился именно в Санкт-Петербурге. И имеет полное право стать одним из претендентов на подземное единоличное владычество, быть коронованным в ходе торжественной подземной процедуры.
   Так думает Адель (к тому времени уже "бессмертная полусумасшедшая бабка"). Она выслеживает мальца, подстраивает неожиданные встречи с Максимкой и однажды ей таки удаётся заманить его в адские кулуары.
   Закручивается история в духе "постмодерн", с невообразимыми, невероятными деталями и последствиями!
   Однако планы старухи-Адели не удаются, ибо с Люцифером не поспоришь. Ему самому виднее, кого куда ставить владыкой. И ему также всё равно, кто у кого что украл, лишь бы его драгоценное, вполне земное материальное достояние, всегда было в одном и том же, неизменном объеме и количестве.
   Но "бабка" Адель жуть как упряма. Она инициирует охоту на одного из наиболее влиятельных подземных "жуликов"-владык. Её обуревает внезапно проснувшаяся честность и порядочность, как никогда мощная и выразительная!
   Она тащит не только своих родичей, но и многих других сочувствующих в длительное путешествие.
   А в это время "под землёй" обитатели Зазеркалья продолжают жить своей "лживой жизнью".
   Примечательна персона Дауна (главного, наиболее примитивного и послушного претендента на подземный трон). Интересны также выходки его сестрички-Дерьмовочки, которая, на самом деле. вовсе даже не сестричка, а... Матрица! "Программа конца света!"...
   Повествование было бы неполным без эрмитажной Свиньи Агаты и без её подружки Мышки Киры.
   Ведь ворон Бехер-Стоцкий - всего лишь птица, от которой мы многое услышали. А где повествование от лица животных, ась? Было бы несправедливо проигнорировать Свинью Агату, прятавшуюся на картине Рембрандта больше трёхсот лет и, наконец-то, вышедшую в свет, чтобы прославиться.
   Поскольку Эрмитаж находится в СПб, мы лишний раз убеждаемся, что центром всех болотных объединений мира являются питерские болота. А, стало быть, Санкт-Петербург - Болотная Столица Мира. Не больше и не меньше!
 
   ********
 
   ЭПИГРАФ:
   "Я открыл банку килек и заглянул внутрь. Кильки внимательно смотрели на меня чёрными, блестящими глазами. Мне стало не по себе. Я прикрыл банку рукой. Ничего не произошло. Я убрал руку и понюхал ладонь. Она пахла рыбой. Нет, то что килька пахнет рыбой, - это нормально. Но к чему эти взгляды?"
   (Виктор Ярвит)
 
 
    []
 
  РИСУНОК АВТОРА
 
    []
 
    []
 
 
 
 
   Часть 1 - "ПРАЖСКИЙ ВОРОН"
 
 
   1.
   Ад живёт среди нас, границы его размыты и неосязаемы, но кто-то чувствует его дыхание с самого рождения. В аду не только огонь, но и адская скука, есть мрачные тесные комнаты, где одиночество червём съедает мозг, где многие предпочли бы пламя. Или едешь по дороге: по краям серая трава, серые кустарники, ни души кругом и не с кем словом перекинуться. Даже демонов не видно.
   Адские демоны гораздо охотнее общаются с "верхними людьми", смущая ум и совесть, подстрекая на войны и мелкие конфликты.
   Самая большая и самая кровавая бойня между католиками и протестантами происходила в семнадцатом веке, когда убийства во имя Христа стали нормой, земля порой напоминала ад. Живописные долины превращались в пепелища, зелёные холмы и горы пугали чёрными лысинами пожарищ, смахивая на потухшие вулканы. Тридцать лет боёв и разрушений, смертоносных эпидемий и массового голода уничтожили память о хорошей жизни. Ведь крестьянские дворы не сразу зацветают, поля не в одночасье начинают колоситься и желтеть, стада тучнеют лишь после того, как старая, чудом уцелевшая скотина даст приплод, а вновь засеянные плантации хмеля смогут порадовать урожаем не раньше, чем через два-три года. Ни свиную рульку не запечь, ни пива не выпить. Ах, пиво! Говорят, с него и началась эта война.
 
   Существует мнение, что Тридцатилетняя война началась в Праге, в дешёвом кабаке, стала результатом легкомысленной беседы.
 
   В народе бродят слухи о роковом побоище, которое имело место в мае, 23-го числа, в году 1618-м.
   В тот день погода стояла отличная, было не сыро, но и не пыльно, не ветрено, но и не душно, не холодно, но ещё не по-летнему жарко. Солнце поднялось на достаточную высоту, чтобы создавать у населения хорошее настроение.
   - Отчего вы, святой отец, в таком обширном теле пребываете? Не соблюдаете постов? - жизнерадостно спросил католического падре прихожанин протестантской церкви, едва переступив порог пивной.
   Священник отодвинул кружку, неприязненно глянул на оборванца. Он и не думал отвечать, но вдруг вспомнил, что на днях эту пивную посещал один весьма известный учёный экспериментатор, который долго проводил опыты на себе самом и выявил недуг, приводящий к тучности.
   - У меня плохой обмен веществ...
   - Что это значит?
   - Болен я... А посты я соблюдаю, не волнуйтесь.
   Падре положил деньги рядом с кружкой, вышел из-за стола, дав понять, что прения завершены.
   - Погодите! - послышалось из музыкального угла. - Я тоже имею к вам вопрос, целых несколько вопросов. Не уходите, дорогой падре! Ответьте, что может делать святой отец в таком неприличном заведении!
   Эти слова выкрикнул Иржи Навратил, вокалист забегаловки, больше известный как "Ирка Губичка" - из-за большого рта, которым он мастерски владел: целовался с каждым, кто попросит, а также исполнял заливистые песни, хватающие за душу. Уж он-то разбирался в движениях души.
   Священник, махнув рукой, направился к выходу.
   - Если вы больны, святой отец, то и душа ваша больна, - не унимался музыкант. - Душевнобольной не может лечить чужие души!
   Перестав терзать клавир, который, как ни странно, имел место в том убогом интерьере, певец заголосил акапелла:
   - Mens sana in corpore sano!!! - что означало: в здоровом теле здоровый дух.
   Падре не выдержал, помчался в музыкальный угол, схватил обидчика за лацкан зелёной шёлковой курточки.
   К сожалению, в тот момент хозяин заведения Павел Счастны отсутствовал. Вернее, он был неподалёку, за дверью чёрного хода, вышел вылить остатки вчерашнего пива и замечтался. У него таки имелся важный повод для мечтаний: новый певец пришёлся по душе некоторым представителям местной и приезжей знати, что резко подняло престиж заведения.
   Заведение располагалось на самом берегу реки Влтавы. Счастны взял коврики и пошёл полоскать их к реке. Рядом паслись чьи-то коровы.
   Выполоскав коврики, хозяин пивной закурил, бросил взгляд на вершину высокого холма, где виднелись городская ратуша, костёл и королевская резиденция. Надо же! Тут тебе коровы, а тут вдруг властные покои.
   Не окажись трактирщик таким сентиментальным, ничего бы страшного не произошло.
   Был второй час дня, пивная быстро заполнялась. Скоро стало невозможно в ней находиться из-за возникшей драки. Первым покинул помещение пан Губичка. Выскочив из кабака, он помчался к холму, взял курс на самую его вершину, к ратуше...
 
   2.
   В пышной зале пражской канцелярии бургомистр принимал высочайших гостей: двух имперских наместников из Вены и их писца.
   - В пивной у Счастного несчастье!
   - Что ты говоришь, дитя моё? - встрепенулся градоначальник, услышав весть.
   - Там побоище! Уже есть первая кровь!...
   Городскому голове ничего не оставалось, как подняться, вынуть из-за ворота салфетку.
   - Мне надлежит лично проверить ситуацию, иначе потом всю жизнь буду корить себя за чёрствость и отсутствие интереса к жизни горожан...
   Не укоров совести боялся отец города, просто вспомнил, что примерно двести лет тому назад из окна ратуши был выброшен его далёкий предшественник, а также дюжина представителей городской власти. То была первая в истории Европы "дефенестрация", повлекшая за собой более тяжёлые события: начало Гуситских войн.
   На формирование процессии ушло чуть больше часа. Шествие укрепили молодыми людьми из числа католиков, ярых приверженцев правящей династии Габсбургов. Однако битва завершилась победой голодранцев, то бишь протестантов, где-то раздобывших огромное количество оружия. И очередным выкидыванием из окон высокопоставленных особ: жертвами стали бургомистр, оба имперских наместника и писец.
   В этот раз "дефенестрация" осуществлялась не из окон ратуши, а из окон канцелярии. К счастью, обошлось без рассыпания мозгов по булыжнику и без побиения ногами властных тел, ибо тела упали в кучу навоза. Дело житейское, пустяки, мелочь. Но большая война, всё-таки, началась. Самая продолжительная война семнадцатого века...
   Так пан Губичка вошёл в историю. Но об этом ли он мечтал? Он мечтал стать всемирно известным певцом. И, буквально накануне, его приметили знатоки хорошей музыки, два богатых путешественника из Вены, заглянувшие в пивную по ошибке. Им кто-то рекомендовал таверну Счастного как вполне приличное заведение. Шум, просторечье и резкие запахи чуть было не выгнали новых гостей прочь, но сладкий голос певца удержал их. Австрийцы вошли, сели за один стол с простолюдинами, остались допоздна. Когда пивная начала пустеть, они заказали Губичке классический репертуар. Иржи знал его и исполнил. Один из незнакомцев подошёл к нему, пожал руку. Другой резво подбежал, обнял и поцеловал.
   На следующий день трактир украсился клавиром, купленным гостями на местном музыкальном рынке. Немного погодя были присланы ещё подарки, даже деньги, что дало Губичке, выходцу из маленького городка, возможность переселиться из лачуги под холмом в комнату на холме, которую любезно предоставила ему семья потомственных музыкантов.
 
   3.
   Не дожидаясь конца побоища и омерзительной "дефенестрации", Иржи снова помчался наверх по склону холма, но уже не в канцелярию, а к себе домой. Очутившись в узком переулке, он остановился, чтобы перевести дух. Сунул руку в карман, достал компенсацию за надорванную одежду. Он выдал её себе сам. Интересно, что раньше Губичка не воровал, даже малейшего намерения не имел. В куда больших потасовках приходилось ему участвовать, с куда большим уроном, но чтобы брать компенсацию за подпорченный внешний вид, брать её самовольно, тайком, из чужого кармана...
   Теперь Иржи было стыдно. И не только за это. Много чего плохого насовершал он за последние два месяца, и каждый раз сокрушался. И чувствовал, что он тут совершенно ни при чём, что им руководила некая сила, которой он не мог сопротивляться.
   Последние два месяца пан Губичка не принадлежал сам себе, им владел некто Бехер-Стоцкий, который был скорее вороном, нежели мужчиной, и который имел свойство делаться невидимым. Он и заставил вокалиста выкрикнуть столь обидную для католического священника фразу. А ведь Иржи сам был католиком! Он предпочитал католиков протестантам, ибо первые не так строги. И против Габсбургов ничего не имел, он уважал их за любовь к роскоши, которая спасает от смертного греха уныния.
   "Надо будет в ближайшие дни извиниться перед уважаемым падре", - подумал Иржи. Не ведая о том, что ни один из ближайших дней для него не наступит.
   А пока что он стоял в своей комнате, перед венецианским зеркалом, обдумывая жизненные планы.
   Наверное, нехорошо долго смотреться в зеркало. Скорей всего, это даже грех. Иржи, получая в подарок концертные костюмы, часто грешил в этом смысле. Однако сейчас он не видел в зеркале ничего кроме своей унылой рожи. В которую хотелось плюнуть. Затеял драку, лишился карьеры. Теперь начинай всё с нуля...
   Вообще-то напрасно ругал себя Иржи Навратил, не так уж много он и проиграл на тот момент. Потеряв богатых покровителей, он вышел на гораздо более значительную птицу. Птицу в прямом смысле слова!
   Бехер-Стоцкий числился вороном, хотя и не от самого рождения. До сорока лет он был человеком, очень маленького роста, сутулым, лысоватым, почти таким же невзрачным с виду, как Иржи. За что и полюбил последнего.
   Двести лет назад Йозеф Бехер-Стоцкий тоже обожал смотреться в зеркало, ещё когда он был "просто Бехером". И очень любил фантазировать, кем бы он мог стать, будь он красивее, стройнее, выше ростом.
   - Как глянешь на портреты всех этих учёных снобов - красавцы в дорогих очках, вихрастые, патластые, а если кто из них плешивый, то обязательно высокий. А ты на кого похож?! Уууу, пошлый коротышка... Так и будешь овощами торговать, до самой смерти, и никто тебя толком не похоронит...
   В один из таких сеансов Бехер заметил в зеркале большого ворона - необычного, с кудрявым оперением. И даже голос его услышал.
   - Стань моим другом, засранец, и я похороню тебя в лучшем виде!
   Йозеф съёжился. Ворон продолжил издеваться.
   - Ладно, я пошутил. Хотел бы ты стать красивым, Бехер?
   - Да...
   - А бессмертным?
   - Ммммм...
   Уклончивость ответа не смутила вопрошавшего. Он вылетел из зеркала, присел на подлокотник кресла, стал отряхиваться. В результате этих действий половина комнаты усеялась чёрными колечками перьев.
   - Возьми одно перо! - скомандовал гость.
   Йозеф наклонился, взял колечко.
   - Положи в карман!
   Для выполнения второй команды пришлось надеть штаны, так как Бехер любил позировать перед зеркалом обнажённым. Карман раздулся, затвердел. Там появились монеты. Много монет!
   - Возьми ещё одно перо...
   Бедняга повиновался.
   - Положи его себе на плечо!
   Плечо было голым, покатым. Йозеф растерянно заморгал.
   - Клади-клади, не свалится!
   И вправду не свалилось, даже приросло, не оторвать.
   - Итак! - сказал пернатый гость. - Либо ты становишься моим преемником, либо я тебя сейчас убью.
   Бехер вздрогнул, но ничего не ответил. Наглая птица сменила тон.
   - Хорошо, я снова пошутил. Работать со мной будешь или нет?
   - Смотря, что мне придётся делать. Я всегда мечтал стать изобретателем...
   - Изобретать будешь после работы, работа прежде всего. Полетели!
   Ворон взмахнул крыльями, и перья, взвившиеся вихрем с пола, стали липнуть к телу бедолаги, прирастать намертво, руки превратились в крылья. Только нижняя часть оставалась человеческой - благодаря штанам.
   - Ну же, прояви смекалку! Изобретатель... кхм...
   Птица употребила местное ругательство. Бехеру пришлось снова снять штаны, сделаться сплошь курчавым и снизу. И вылететь в окно.
 
   4.
   За окном висел густой туман. Что спасало от любопытных взглядов. Немного полетали над полями, над лесами, над небольшими городишками и сёлами. Работа оказалась лёгкой, напрягать пришлось только зрение: то были поиски трупов, свежих тел с ещё не до конца отделившейся душой.
   - Хочешь быть проводником, Бехер?
   - ???
   - Будешь провожать души на тот свет, и не бесплатно...
   С незапамятных времён за каждую душу ворону-проводнику полагалась мзда. Когда человек умирает, он выделяет пучок энергии и издаёт характерный звук. Иногда "кхак", иногда "кхок", иногда "кхэауоуау", но чаще всего "кхек". Так же называется валюта того света, ибо деньги, как ни крути, тоже энергия. Кошельков у воронов нет, поэтому вместо ассигнаций и монет им удобнее всего носить перья.
   Когда душа отделяется от тела, к ней подлетает кудрявый ворон, исполняет ритуальный танец, уносит её вдаль. Затем появляется стая обычных ворон, гладкопёрых, клюющих мертвечину.
   В тот день Бехер узнал все необходимые детали своей будущей работы. Самые необходимые, ибо у наставника был на него ровно один день.
   - Будешь совать клюв куда не надо или задавать глупые вопросы, станешь гладкопёрым. Хочешь жрать мертвечину?
   - Нееет!!!!
   - Имей в виду, - сказал благодетель, - одно перо - это один "кхек". На тебе их две с половиной тысячи, ты уже сказочно богат, Бехер! Будешь хорошо работать, станешь ещё богаче. И не смей больше говорить "пошлый коротышка", у нас это табу...
   Остальное Йозефу пришлось додумывать самому. И с первых же дней наслаждаться тем, что уже получил. Больше всего наслаждался он своим новым жилищем - торжественной чёрной залой, находившейся сразу за венецианским зеркалом, за тем самым. Стены залы, от пола до потолка, были облеплены "кхеками", как сейчас у богачей принято везде клеить доллары. Шкаф и два сундука, набитые перьями, были украшены аналогично.
   Новая внешность также пришлась Бехеру по вкусу: он стал красивым. Пугающе красивым! Многие шарахались, глянув в зеркало, в то самое. Увидев там огромный клюв и два жёлтых сверкающих глаза на бархатно-чёрном фоне, съёмщики комнаты теряли дар речи и убегали, иногда оставив свои вещи.
   Хозяева дома, которых за двести лет сменилось немало, пытались избавиться от зеркала, но оттуда слышалось: "Не трогать! Дом сожгу!"
 
   5.
   Иржи Губичка не обращал внимания на зловещие слухи, он всегда мечтал пожить в богатом интерьере. Такая комната в любом другом месте стоила бы втрое, вчетверо, а то и в десять раз дороже. Поэтому он не очень сильно испугался, увидев чёрную кудрявую птицу.
   - Вот тебе пёрышко, ради знакомства! - каркнул Бехер-Стоцкий, вылетев из зеркала и легонько тряхнув крылом.
   В кармане рваной курточки пана Навратила появилось перо, которое, в свою очередь, превратилось в кошелёк, туго набитый монетами. Золотыми!
   На такие перемены каждый реагирует по-своему. Иржи почему-то решил выбежать на улицу. Где был убит мятежниками и ограблен. Его предсмертная гримаса отдавала неприличием: некогда широкий и красивый рот певца превратился в куриную гузку. Бехер-Стоцкий недолюбливал кур. Ещё меньше любил он предателей, а посему не счёл достойным заниматься этим трупом.
   Совесть ворона была чиста, возиться с конкретным мертвецом или не возиться, каждый раз зависело от доброй воли проводника, никаких предварительных договоров с потенциальными покойниками "кудряши" не подписывали.
   Не только вороны уносят души в другой мир, но и Ангелы с Архангелами. Прекрасно зная это, Бехер-Стоцкий всегда смотрел: что за душа, его ли это клиент. При малейшем сомнении отлетал в сторонку и терпеливо ждал своего куска.
   Если Ангел или Архангел забирал душу в рай, то пучок земной, испачканной человеческим грехом энергии, совершенно не нужный там, наверху, мог быть в полном его, Бехера, распоряжении.
   Если в течение часа Ангелы не прилетали, Йозеф исполнял ритуальный танец, брал под мышку, то бишь под крыло, душу и летел сдавать её куда следует. Гонорар за душу, один "кхек", получал там же.
   Когда выждать час было невозможно, приходилось принимать оперативное решение, не всегда правильное. За ошибку полагался штраф, примерно тридцать "кхеков" - если потом за душой, прямо в ад, прилетал Архангел Михаил.
   Чем позже появлялся Архангел Михаил, тем больший штраф приходилось платить нерадивому "кудряшу". Ад не гостиница, но даже одни сутки содержания там чего-то стоят.
   Не желая платить штрафы, многие "кудряши" летали за советом к юродивому по прозвищу Григорий Фига. У того была очень ценная книга, он называл её "Книгой Жизни".
 
   6.
   Обитал Григорий под стенами пражского монастыря, рядом с канализационным люком, то бишь "над стоком". Поэтому все вороны-проводники, прилетавшие к нему за советом, называли себя "Стоцкими": "Майер-Стоцкий", "Лишка-Стоцкий", "Кузьменко-Стоцкий". Если кто-то представлялся просто: "Аллендорф", "Корецки", "Фигнер", совета от юродивого он не получал.
   Решётка люка была изумительно красивой, ведь тогда не в каждом городе Европы была канализация. У той решётки и просиживал вещун целыми днями, листая книгу. Страницы были абсолютно пустыми: ни одной буквы, ни одного рисунка.
   Услышав имя мертвеца и сверившись с книгой, невидимые знаки которой читать мог только он, Григорий либо кивал, либо показывал фигу. Первое означало: "ошибки нет", второе: "за этой сволочью придут". Иногда он тыкал фигу прямо в люк - если спрашивавший находился под решёткой.
   Работал Григорий не бесплатно, но его советы были во много раз дешевле, чем зазеркальные штрафы.
   Предсказатель Фига отличался солидным возрастом, был старше Бехера лет на триста. Возможно, он и сам когда-то работал проводником, а потом вернулся к людской жизни. Для простых смертных он был русский дурачок, незаконнорожденный, брошенный родной матерью сорок лет назад. Мать, якобы, сбежала назад в Москву после неудачного общения с представителем богемской элиты. Будто бы она была дворянкой.
   Бехер-Стоцкий частенько навещал Григория, предпочитая делать это тайно, подкрадываясь к люку подземными лабиринтами.
   Всех лабиринтов ада не охватишь, не облетишь. Бехер усиленно делал вид, что нисколько не любопытен и что свой клюв не будет совать куда не надо, что не желает тратить драгоценное время, отведенное для работы, на вынюхивание того, что ему бы и сами показали, если б захотели. Кто? Хозяева ада, коротышки.
   О том, кто такие коротышки, Йозеф узнал довольно быстро - из слухов, источником которых являлись непрерывный шёпот, гул, крики, свист и хохот в подземном пространстве. Тогда же ему стало ясно, почему нельзя произносить "пошлый коротышка".
   Согласно слухам, с коротышками лучше всего было дружить. Они, якобы, общались с "Тем, Кого Никто Не Видит". По их протекции можно было менять адские профессии и даже возвращаться к земной жизни, заплатив немалый выкуп, ведь после пекла человек уже не тот: у него открывается третий глаз, а также появляются другие адские способности.
   Как это ни странно, выкупать себя из ада мало кто хотел. Всего лишь раз вкусив ужасающей халявы, большинство жителей "того света" (подземелья, зазеркалья или как его ещё), не хотели оттуда выселяться. Ну да, если уж заключённые, выйдя из тюрем, стремятся попасть туда опять, то что говорить об адских мучениках, которые все как один мазохисты.
   Свободы в пекле чуть больше, чем в тюрьме, а должности есть прямо-таки очень привлекательные. Самая заманчивая должность полководческая, её кому попало не дают, ею пользуется исключительно начальство.
   Война приносит смерть и энергетический убыток "верхним" людям, но зато даёт большую прибыль зазеркалью. И немыслимую славу полководцам!
   Наполеон, Геббельс, Ленин, Сталин - этих коротышек в семнадцатом столетии в помине не было. Зато были другие, не менее смекалистые воеводы-карлики, специалисты в области массовых убийств и массового накопления адской валюты, вышеозначенных "кхеков".
   Если ты маленького роста, это чисто твоя проблема. Если ты, к тому же, человеконенавистник, это проблема для твоего ближайшего окружения. Ну, а если твоё имя, при всём при этом, стоит в одном ряду с именами маршалов и адмиралов, ты постепенно становишься головной болью для всей планеты.
 
   7.
   Бехер-Стоцкий глобально-исторически не мыслил, ему хватало и своих проблем. Ему в тот день срочно нужен был совет наставника, который, как это ни странно, все двести лет не покидал его: являлся во сне, развлекал байками, помогал подсказками, ну, и, конечно же, потчевал шутками, которых у него в запасе был целый вагон. И все угрозы его были шуточными, как выяснилось позже.
   Наставник вернулся к земной жизни, стал успешным продавцом мехов и параллельно сделался вещуном. Внешность его была так себе: пузатый, рыхлый, с чёрной кудрявой шевелюрой. Но чувствовал себя он при этом весьма неплохо.
   - Не хочу худеть! Зачем? Мне и так комфортно! - воскликнул он однажды, отрезая себе огромный кусок пирога с курятиной.
   После этих слов Йозефу смертельно захотелось такого же комфорта, то бишь возвращения к нормальной жизни. Жмурики народ приятный, но с живыми общаться веселее.
   Как именно удалось наставнику вырваться из преисподней? Всех деталей он долго не сообщал. Бехер был уверен, что то была премия за развязание Гуситских войн. Позже оказалось, что премия действительно была, но её хватило лишь на оклейку перьями чёрной залы. И на заполнение - перями же! - сундуков, не таких уж и громадных, как показалось на первый взгляд, скорее небольших.
   - Так мало заплатили?! - удивился Йозеф.
   Разговор происходил на улице, рядом с лавкой наставника, в самый разгар городских боёв. Кругом звучали выстрелы.
   - А сколько ты хотел? И другие "кудряши" старались, вносили свою лепту. На всех поделить - выйдет совсем чуть-чуть.
   - Кхм, тогда где же вы нашли средства на самовыкуп?
   - Определил тебя на своё место! Это и был мой выкуп. Можно было "кхеками" заплатить, но такая сумма мне не по карману, да и жадный я, скупой. Стыдно мне за себя, веришь? Не обижаешься хоть?
   Бехер, конечно, обиделся. В основном, на себя. Почему он не выспросил обо всём этом раньше, ещё до драки в злосчастной таверне? Столько сил и времени было потрачено на обхаживание глупого певца. Надо было применить ровно такую же хитрость, в самом начале, когда ещё не пахло войной. Надо было, прямо сходу, в первый день знакомства, хорошенько напугать губастого кривляку, и всё. И тот бы жив остался! Носил бы сейчас Иржи "кудрявый чёрный балахон", а он, его мудрый наставник, Йозеф Бехер, уже никакой не "Стоцкий", давал бы ему ценные указания, являясь во сне.
   Зачем вообще нужна была та драка? Тем более что одна драка в одной-единственной пивной всё равно ничего не решала. Много драк произошло в тот день между воинствующими христианами, в самых разных местах Праги, многие невидимые вороны-подстрекатели рассчитывали получить в конце надвигавшейся войны свои "кхеки".
   Йозефу хотелось ещё что-то спросить, но окончить разговор не удалось: мятежники стали поджигать все лавки в городе, не обошли и заведение наставника. Тот мгновенно сделался невидимым, оставив Бехера хлопать крыльями над пустым местом.
   Бехер загрустил. На всякий случай тоже сделался невидимым. Куда лететь? Домой? Хорошая идея, если дом твой цел и невредим.
   Прилетев в свою милую комнатку, прослужившую ему целых два столетия, Йозеф обнаружил, что зеркало разбито. Хозяева дома сбежали, забрав всё, что можно было унести. В чёрную залу с этого дня пришлось попадать окольными путями, проникая в адские лабиринты через кротовьи норы, дупла старых деревьев и тому подобные неприглядные отверстия.
   Чёрная зала практически утратила своё значение, её можно было использовать лишь в качестве кладовой, но уже никак не в качестве дежурки привратника адского портала.
   Бехеру нравилась должность привратника, он любил работать кем-нибудь по совместительству, он вообще любил много работать.
   Без зеркал в те дни остались многие его коллеги: и трудяги-"Стоцкие", и легкомысленные "просто Аллендорфы". Сверхэкономное коротконогое начальство обязало их срочно подыскать себе временные жилища, пусть не очень уютные, но пригодные для отдыха. Выбор куцых командиров пал на болота, они их очень рекомендовали, ведь болота это те же порталы, хоть и не такие уютные, как европейские гостиные.
   Старым "кудряшам" не привыкать к переменам, смирились, а вот молоденьким, которым было всего лишь по двести-триста лет, всё время хотелось возмущаться. Но они этого не делали, ведь каждое кривое слово бунтаря грозило переводом в гладкопёрые.
   Работу свою "кудряши" продолжали выполнять, но уже бесплатно - "по законам военного времени". Как уже неоднократно говорилось, наглым коротышкам война всегда на руку: можно беспощадно лгать и так же беспощадно экономить, прикрываясь героическими лозунгами.
   "Стоцкие" и "просто Аллендорфы" дали толчок новой войне, но не ожидали, что она продлится тридцать лет. Запас "кхеков" кончились у всех довольно быстро, гораздо раньше, чем они рассчитывали, и огромное количество трупятины, валявшейся вокруг, постоянно искушало их питаться бесплатно, вместе с гладкопёрыми.
   Бехер тоже предпочитал помалкивать. Единственной его отрадой были редкие прогулки по подземным лабиринтам к самому ядру Земли, где вкусно пахло магмой и где в голову могли прийти умопомрачительные идеи. Магма, магия, колдовство... В новых условиях ещё сильнее мечталось о карьере изобретателя.
   После двух лет напряжённых раздумий он однажды вдруг нащупал путь к такой карьере. Успех пришёл не один, а вместе с деньгами и славой. Правда, вскоре обнаружилось одно существенное неудобство: результаты его научных экспериментов боялись солнечного света, действие должно было происходить в полной темноте, оптимально - в пекле. Война тоже своеобразное пекло, но, большей частью наземное, да и рядом с военными позициями не особенно-то поколдуешь - не та атмосфера.
 
   8.
   Первые два года войны выдались весьма неудачными для протестантов - католики постепенно одерживали верх. А чуть позже началась большая путаница: временами невозможно было разобрать, кто против кого воюет. Эта путаница длилась очень долго, практически до самого конца войны - благодаря тому, что страны-участники тридцатилетнего конфликта не проводили воспитательную работу среди своего контингента. Вчерашние сторонники Габсбургов легко переходили на сторону врага, католики перекрашивались в протестантов, а протестанты вдруг, ни с того ни с сего, становились ярыми приверженцами Рима. В такой неразберихе, как никогда, нужны были переводчики.
   Английский язык в семнадцатом столетии ещё не приобрёл международной значимости, поэтому французам, итальянцам, датчанам, венграм, немцам, шведам и прочим приходилось общаться буквально на пальцах, ибо непонятные ситуации, требовавшие словесных разъяснений на высшем уровне, возникали чуть ли не ежедневно, сразу во многих местах.
   Тут-то и подоспел Бехер со своим первым крупным изобретением. Невероятно, но почти все международные встречи проходили под его руководством!
   Поскольку эти встречи проходили в пекле ("в зазеркалье", "на том свете" или как там его ещё), проникнуть туда можно было лишь выпив специального напитка зелёного цвета. Позднее тот напиток был назван "бехеровкой", и это название существует до сих пор, однако современная "бехеровка" вся поддельная, с ней в зазеркалье не попадёшь, ну, разве что на короткий момент, пока действует алкогольный дурман.
   Одного сходства фамилий недостаточно! Быть даже полным тёзкой настоящего изобретателя, а также "своим в доску земляком" категорически мало, это доказано веками.
   Кстати, и сегодня каждый, кто имеет фамилию "Бехер" и проживает в Карловых Варах, а таких людей немало, нет-нет, да и попробует схимичить что-нибудь зелёное, приторное, алкогольное. Однако результат всегда выходит непутёвый.
   Итак, пробравшись с помощью зелёного напитка в пекло, участники переговоров становились по обе стороны огромного подковообразного магнита. Когда кто-то произносил речь, словесный поток, преобразовавшись в силовых линиях, выходил с другой стороны уже на другом языке.
   Слава Бехер-Стоцкого докатилась до ушей герцога Валленштейна, который пожелал сделать Йозефа своим секретарём. Помешанный на колдовстве и гороскопах герцог нуждался именно в таком помощнике, он был уверен, что одной лишь военной наукой и хитростью, без адской подмоги, создать свою собственную - мировую! - империю было невозможно.
   Йозеф уже возомнил себя правой рукой всемирного владыки, уже чуть было не поселился в его новом дворце. Но римские католики, которых высокомерный герцог явно раздражал, объявили Валленштейна двуличным и предателем, подослали убийц.
   Помешанный на гороскопах герцог и не думал защищаться, так как накануне успел побеседовать с очередным астрологом. Тот посоветовал не дёргаться, а молча принять то, что диктуют звёзды.
   Йозеф снова остался не у дел. За десять лет до окончания войны! Все последующие десять лет ему пришлось неимоверно бедствовать, так как он впал в немилость у коротышек, симпатизировавших Риму. Благо, другие коротышки симпатизировали протестантам, и до судебного разбирательства дело не дошло. Во время войн не до судов, тут успевай считать: выигрыши, проигрыши, трупы, "кхеки".
   Чудом избежав трибунала, Йозеф ещё пуще ударился в изобретательство. Но на этот раз решил не идиотничать, не поддаваться излишним мечтаниям, а действовать наверняка. Либо вовсе не действовать, а терпеливо ждать случая. Очень уж хотелось ему снова стать человеком.
   Много прекрасных идей толпилось и роилось тогда у него в голове, но продать их можно было разве что своим соседям, адским демонам и ведьмам, которые были совсем не богаты.
 
   9.
   Когда ведьма бедная, это даже хорошо, так как богатая ведьма начинает швыряться деньгами, и все остальные могут подумать, что она добрая и хорошая. Получается, что хорошая ведьма хуже злой ведьмы, так как она может быть хорошей в течение длительного времени, и все остальные могут успеть забыть, что она ведьма. Это может иногда довести до сумасшествия. Так один из адских коротышек чуть не сошёл с ума от одной ведьмы, потому что когда ведьма влюбляется в кого-то, это катастрофа.
   Ведьма по имени Лола, или Бешеная Лола, большей частью пребывала в зазеркалье (в адском подземелье или как там его ещё), но и в люди иногда выходила, например, ездила в Испанию на отдых.
   Всем известно, как жарко в Испании. Теплые чувства там становятся ещё теплее, а большая любовь ещё больше.
   На курорте Марбелья повстречала Лола давнего знакомого. Это был один из ответственных коротышек, весьма честный и работящий зазеркальный деятель, но и он иногда прибегал к нечестным трюкам, выезжал в южную Европу, чтобы спрятать наворованные "кхеки" у одной из своих любовниц.
   В наши дни этот коррупционер пошёл бы в надёжный банк, скажем, в швейцарский, но в семнадцатом веке надёжных банков не существовало. К тому же, испанские любовницы, как правило, бедны, никому и в голову не придёт искать сокровища у них дома.
   К тому же, испанки красивы, притягивают мужской пол как магнит, чем вызывают ревность у девушек и женщин всех возрастов, даже у старых ведьм, не говоря уже о молоденьких ведьмочках.
   Бешеная Лола стала дико ревновать, когда увидела бедно одетую испанку в объятиях богатого коротышки, в то время как у нее не было ни мужа, ни любовника, а лишь сплошное одиночество, хотя она была не очень бедная. Каждый раз будучи в Испании она, конечно же, спускала все свои денежные средства на испанских мужчин, которые тоже очень хороши собой. Но потом ухитрялась эти средства пополнять. Как? Лучше не спрашивать, свои тайны ведьмы хранить умеют.
   Лола выбрала момент, подошла поближе, подмигнула коротышке, стала шептать ласковые слова, намекать, что нищая крестьянка ему не пара, но давний приятель лишь отшутился, сказав, что постоянно нищая молодая девушка лучше, чем временно нищая старая ведьма.
   Разобиженная Лола помчалась домой, чтобы пожаловаться друзьям, среди которых были влиятельные демоны. Однако в этот раз ей мало повезло, все только хихикали и перемигивались: "Наша Лола тает от любви! Как это романтично!"
   Не сказать, что Лоле в тот момент совсем никто не посочувствовал. Аккурат рядом стоял Бехер, который тоже жаловался демонам и ведьмам на то, что ему никак не удаётся подсобрать деньжат на выкуп себя из пекла. Ему тоже досталась порция насмешек, его тоже обвинили в излишнем романтизме, мол, зачем ворону-проводнику земные приключения, когда в аду их хватает с избытком.
   Когда хихиканья и завывания прекратились, одна из ведьм посоветовала парочке обиженных объединиться и как-нибудь помочь друг другу.
   Бехер снова кинулся в изобретательство. На новое изобретение было потрачено две недели, оно вошло в историю как "Blood Magic", то бишь "магия крови", или "Energy Kick", то бишь "энергоудар", который можно посылать с любого расстояния. С любого! Это ноу-хау используется и сегодня. Для мести! Но чтобы месть хорошо получилась, надо быть прирождённой ведьмой или ведьмаком, самоучки же, усердно посещающие курсы экстрасенсов, "могут только приворот", да и то не всегда. Применяя магию крови, они, как правило, мстят самим себе, ничего у них не получается, срамота одна да боль в затылке.
   Лола была прирождённой ведьмой и в успехе не сомневалась. Особенно после того, как узнала, насколько легок сам процесс этого ворожейства.
   Желающий отомстить ведьмак (или ведьма) должен ежесекундно думать о циркуляции крови в теле противника, поближе к голове, настойчиво пытаться изменить его - усилием ума и воли. Изменить так, чтобы кровь с силой приливала в одну точку. В результате этого противник должен ежедневно (или даже ежечасно!) получать страшные удары по голове или по сонной артерии. И вскоре умереть. От инсульта или от расслоения стенок аорты. Или почти умереть, слечь, стать "овощем", сделаться обузой для родственников, что ещё хуже. Вот и всё!
   Ничуть не думая о побочных эффектах, именуемых "ответными ударами", Лола приступила к процедуре. Она была очень сильной ведьмой. Сильной и всегда уверенной в себе. Чьи-то там "ответные удары" были ей нипочём.
   Сначала всё шло очень гладко: её любимый коротышка стал получать мощнейшие "энергоудары" по голове. Ему было больно, он даже расстроился. Но, как выяснилось, ненадолго. Вскоре обнаружилось, что он, вроде как... даже поздоровел и помолодел! Реально стал выглядеть моложе, это все заметили.
   Через полгода он стал ещё моложе. Через год еще моложе. А бедная Лола... Она превратилась в глубокую старуху! Стала выглядеть много-много старше, чем до эксперимента. Бедняга забыла о разнице в возрасте. Об огромной разнице! Коротышке тогда стукнуло целых тысяча четыреста лет, в то время как Лоле - только шестьсот. Энергетические удары, посланные от молодого тела к старому, всегда способствуют омоложению последнего и старению первого.
   - Ты не знала сколько ему лет? - удивился Бехер.
   - Знала, но... не очень точно, - всхлипнула Лола.
   - А об ответных ударах когда-нибудь слышала? Не помню, говорил ли я тебе о них. Если нет, то здесь, конечно, моё упущение...
   - Говорил, говорил, но я их никогда не боялась, они на меня раньше не действовали. В этот раз я просто не знала, что этот подлец... Что этот лежалый товар до такой степени лежалый!
   Бехер смутился, он чувствовал себя подавленным. Вместо того, чтобы помочь влюблённой ведьме, он сделал её ещё более несчастной. Это было плохо для его кармы.
 
   10.
   Когда вы делаете кого-то несчастным, то и сами неизбежно, в будущем, становитесь несчастными. Бехер чувствовал себя несчастным, горевал с каждым днём всё больше и больше. А тут ещё нахлынули мысли о наставнике. "Надо срочно предупредить его. Знает ли он что-нибудь о карме? Если я стал несчастным по его вине, то и он сегодня не такой счастливец, каким притворяется..."
   Бехер оказался прав, интуиция не солгала ему: наставник в последнее время страдал большим душевным недугом, находился почти что на грани безумия.
   Всё началось с неожиданного визита - в меховой магазин наставника пожаловали индусы.
   Сначала пришли тридцать индийских женщин. Почему именно тридцать?! Гарем, конечно, дело неплохое, но почему именно индийский? Наставник всегда предпочитал арабский вариант.
   Потом пришли индийские мужчины, принесли фимиам, конфеты и специи. Комната наполнилась ароматами.
   - Планируете вечеринку? - игриво спросил их слегка напуганный наставник. - Я ещё не знаю всех восточных ритуалов, только камасутру, и ту в теории. Я, наверное, пойду, пройдусь по воздуху, а вы тут гуляйте без меня, я не обижусь...
   Но гости почему-то молчали. Затем пришли ещё несколько мужчин. Среди них наставник узрел... Своего собственного наставника! О существовании которого давно забыл.
   У каждого наставника есть свой наставник. У всех у нас есть свой наставник по жизни, хотя кому-то и не верится.
   - Ты появился, Анади? После стольких лет? Ты что - недоволен мной? Тебе что-то неприятное сообщили обо мне? - спросил Адарш.
   Да, наставника Бехера звали Адарш, что в переводе означает "идеальный". А "Анади" означает "вечный".
   Анади молча указал Адаршу на небольшое овальное зеркало, неизвестно откуда появившееся в углу, в самом темном углу комнаты.
   Адарш послушался, подошел к зеркалу, глянул на своё отражение и вздрогнул. У него на голове красовалась грязная, серая, мятая шапка!
   - Эта шапка - твоя карма. Ты должен поскорей улучшить её, - сказал Анади.
   - Но как?!
   - Сделай хоть кого-нибудь счастливым...
   С этими словами он исчез, вместе со своей индийской свитой.
   Адарш, он же кудрявый и пузатый наставник Бехера, решил немедленно сделать кого-нибудь счастливым. Кого именно? Бехера, конечно. "Йозеф должен быть освобожден из ада как можно скорее! - сказал он сам себе. - Сейчас приду к нему во сне, он как раз спит..."
   Бехер и действительно спал в тот момент, прямо на краю подземного ущелья, и был ему сон, в котором прозвучал голос наставника: "Пруссия... Топи Целау... Там живёт болотная девица... Странная... Ей продашь свои изобретения... И будет тебе выкуп..."
   Бехер не хотел верить такому сну. Если до сих пор ему в жизни не очень-то везло, то почему именно сейчас должно было повезти? Однако же сон хорошо запомнился...
   Как известно, больше всего болот на севере. Многие "кудряши" массово ринулись в Пруссию ещё в самом начале войны - в поисках порталов. А самые рисковые и вольнодумные из них - в "Руссию", край дикий и опасный, но пока ещё далёкий от больших сражений.
   Йозеф долго не решался лететь в такую даль, целых сорок шесть лет после войны прошло, прежде чем он отважился - именно после того вещего сна.
   Не только вороны мчались на север, людям тоже туда было надо.
   В Тридцатилетней войне больше всех пострадали немцы, утратившие половину населения. Юг Германии, когда-то самый цветущий и хлебный, стал в послевоенные годы самым голодным. Подумать только, Бавария голодала! Многие не выдерживали, ехали на перекладных в Пруссию.
 
   Часть 2 - "АДЕЛЬ"
 
   1.
   Небольшой город Фридланд, (ныне "Правдинск"), в котором родилась Адель, лежал недалеко от Кенигсберга. Он и сейчас там находится. И все окрестные болота уцелели, не утратив древнего названия "Целау". На тех болотах местные девицы искали цветок счастья. Особенно упорно искали после войны - женихов-то не хватало. Десятки лет минули после сражений, но всё равно не хватало.
   Мать Адели, красавица Грета, тоже искала себе цветок. Искала-искала, пока не забеременела. После чего родителям пришлось срочно выдать её замуж - за не очень молодого, но очень невзрачного упыря.
   Муж Греты, с виду тютя, бесцветная улитка, был не дурачок: догадывался что не от него произошла странная девица, ни грамма не похожая на остальных его детей. Но высказываться не спешил, так как боялся общественного мнения. В пуританском обществе того времени семейный скандал мог избавить от доброй половины капитала даже самого крупного дельца. Даже "черепичного короля", коим являлся он, Фриц Лидке.
   Много черепичной глины было в округе, и вся она принадлежала семейству Лидке. Эта жирная болотная субстанция была ещё и очень вкусной - по свидетельствам приезжих, которые с голодухи и не такое ели.
   Красавица Грета не реагировала на сплетни, она была выше их, но, тем не менее, желала поскорее выдать замуж своё несуразное чадо. В один прекрасный день она предложила дочери сходить к местному священнику за благословением, иначе нельзя было найти хорошего жениха.
   Священник знал все городские сплетни (благодаря исповедям), а посему, дав благословение, посоветовал Адели сходить ещё и на болота.
   - Вдруг там объявится твой родной отец. И тоже даст своё благословение! Оно тебе не помешает, правда?
   Другая девушка струсила бы, но только не Адель. Она, конечно же, пошла ночью на болота, и увидела на просеке, залитой лунным светом, высокого мужчину в плаще и широкополой шляпе, лицом очень похожего на неё.
   Затем мужчина исчез. Затем, на той же просеке, буквально на том же месте, она увидела свою мать. Грета стояла в зарослях, не хмурясь, как обычно, а улыбаясь, без мокрого носового платка в руке.
   Подойдя чуть ближе, девушка увидела ещё кое-кого и удивилась ещё больше. То была она сама, Адель! Её копия мирно беседовала со своей матерью. Не так, как обычно, не на повышенных тонах, а вполне дружелюбно. Правда, слов не удалось разобрать.
   Внезапно картинка исчезла, и на том месте снова появился "рыцарь плаща и шляпы", как мысленно назвала его Адель.
   - Приветствую тебя, моя дорогая!
   - Вы знаете меня?
   - Конечно! Ты моя дочь! Самая любимая! Тебе уже шестнадцать лет, и ты пришла, чтобы получить приданое. Выбирай!
   Он стал превращаться в различные предметы: в сундук с одеждой, в шкатулку с побрякушками, в повозку с двумя лошадьми...
   - Мне ничего не нужно, кроме твоего отцовского благословения!
   - Ну, как знаешь.
   - А вы... ты что... умеешь превращаться?
   - Умею, и обычно превращаюсь в то, о чём думаю. Я искренний, мне скрывать нечего. Это моя самая прекрасная черта - искренность. Что может быть прекраснее искренности?
   - А кто тут был до тебя?
   - Вы с матерью! Не узнала? Я думал о вас и превратился в то, о чём думал.
   Он понизил голос и почему-то несколько раз оглянулся по сторонам.
   - У нас... там... внизу...
   Он указал глазами себе под ноги и ещё раз оглянулся. И прислушался.
   - Там, внизу, есть много лицемеров. Нами правят маленькие скромники, ходят бедно одетые, вечно в холщовеньком, а сами себе на уме. Коротышки говорят, что им ничего не нужно, абсолютно ничего. До поры до времени, пока не представится удобный случай... Ну же, хоть ты не лицемерь, выбирай приданое!
   Он снова начал превращаться. Адель занервничала.
   - Да не нужно мне ничего этого! Лучше скажи, сколько всего у тебя дочерей?
   - Много. Но ты самая любимая, так как рождена моей любимой Гретой, с которой мне не суждено быть вместе. Экономия!
   - При чём тут экономия?
   - У нас там, внизу, всё очень дотошно рассчитано. Я в своё время выбрал свободу превращений, за что и поплатился потерей права на взаимную любовь. Взаимная любовь дорогое удовольствие, между прочим.
   Он поднял глаза к небу, усыпанному крупными звёздами.
   - Там, наверху, энергии бесконечны, божественные силы могут раздавать любовь направо и налево, даже тем, кто её не заслуживает. Иногда чересчур много тратится божественной энергии на поддержание в любовном настроении парочки идиотов, которые при других обстоятельствах ненавидели бы друг друга. Сама посуди: лицезреть каждый день одну и ту же человеческую тварь, наблюдать, как она ест, испражняется, хмурит брови, слушать, как она фыркает, командует другими. Какая тут может быть любовь? Каждый человек, в сущности, кусок дерьма...
   Он превратился в коричневую кучку. Затем вернул себе свой обычный вид.
   - Небеса слишком щедры, у них романтика в почёте! В грубом нижнем мире властвует занудство: либо то выбирай, либо это. Всё сразу иметь не получится. Экономия...
   Адель задумалась. "Либо то, либо это".
   - То есть, правду говорят: кому везёт в картах, не везёт в любви? Где-то я такое уже слышала...
   Отец прервал её.
   - Не отвлекайся, я ещё не всё сказал, а уже почти светает!
   - Тогда давай скорей своё благословение...
   - Что толку в моём благословении на брак, если я не могу гарантировать любовь. Лучше я подарю тебе секрет игры "назад-вперёд"! Твоей матери я подарил цветок счастья. А тебе подарю игру.
   Адель удивилась, услышав о цветке, ведь она его никогда не видела. Впрочем, скрытная Грета и не такое утаивала.
   - Что за игра? - спросила она нетерпеливо. Игра интересовала её куда больше.
   - Очень простая: хватаешь врага за руку, за ногу, за одежду, всё равно за что, и кричишь: "Назад!!!"
   - И?..
   - И сразу видишь, кем он был раньше, много-много лет назад: ящеркой, первобытным человеком, пауком. Чем громче крикнешь, тем дальше унесёшься в прошлое со своим врагом.
   - А это не опасно?
   - Для тебя - нет! Главное, не забудь потом крикнуть "Вперёд!!!"
   Пока Адель соображала, что ответить, отец исчез, растворился в предутренней дымке.
   Девушка хмыкнула.
   - Что будет, если каждый начнёт кричать такое своему врагу?
   В кустах зашуршало.
   - Каждый не начнёт! Секрет игры должен быть подарен болотным отцом. Не у каждой дочери есть такой отец...
   Этот каркающий голос испугал Адель, она бросилась бежать - в сторону города, в направлении шпиля кирхи. Пока она бежала, карканье не прекращалось, хотя на болотах обычно уфают филины.
 
   2.
   Адель мчалась что есть духу, пока не остановилась у ворот своего дома. Там, в зарослях кустарника, стоял её бесцветный отчим. Он был не один, к нему прижималась девица, очень яркая, но очень некрасивая: губастая, зубастая, с толстыми бровями.
   Отчим бросил свою спутницу, подошёл к Адели.
   - Где ты шляешься по ночам?! Позоришь, меня, дрянь!
   - Я встречалась с моим настоящим отцом! А ты нашёл свою настоящую любовь? Бог пролил на вас чересчур много любовной энергии, и тебе сразу понравилась эта крокодила? А ей, наверное, понравилось, как ты какаешь?
   - Это моя пропавшая дочь...
   - Пропащая?
   - Заткнись! Двадцать лет назад умерла моя первая жена, а дочь куда-то пропала. Я думал, что она тоже умерла, но вот она нашлась...
   Девица кивнула. Она буквально лопалась от смеха и презрительно глядела на Адель.
   - А мама знает?
   - Вот именно: мама знает?! - каркнуло в кустах.
   Отчим затрясся от злобы.
   - Так ты ещё и каркаешь, дрянь?! Издеваешься?! Сейчас я тебя отправлю к воронам, на небо!
   Он подошёл совсем близко, протянул руки к горлу Адели. В голове девушки пронеслось: "хватаешь врага за руку..."
   - Назад!!! - крикнула она, схватив липкую длиннопалую пятерню.
   Мгновение, и окружающий пейзаж резко изменился: дома, деревья, заросли кустарников куда-то подевались, вместо всего этого буйного великолепия возникла неприглядная пустошь, очень похожая на те картинки, которые Адель видела в толстых книгах из домашней библиотеки. Она попала в древнюю эпоху? Спросить было не у кого, вокруг висела подозрительная тишина, которая нарушалась едва слышным журчанием ручейков.
   Адель глянула под ноги и обнаружила совсем близко, на земле, ящерку, почти бесцветную, с глазами отчима. Из глазок ящерки брызнули слёзки.
   - Видишь, как всё просто в нашем грубом мире: либо ты меня отправляешь к птицам, либо я тебя к ящерицам, - сказала Адель. - Либо то, либо это...
   Она хотела ещё поиздеваться, но вдруг услышала стук. Стук деревянных мечей!
   Дуэлянты были очень маленького роста - всего один фут. Одежда их потрясала скромностью: серые холщовые балахоны, а обувь вообще отсутствовала. Они заметили девушку, перестали драться.
   Не желая приобретать новых врагов, Адель крикнула "Вперёд!!!" и очутилась у ворот своего дома.
   Из ворот вышла мать, не знающая, что она уже вдова. Её молодая соперница, теперь уже бывшая, всё ещё стояла в зарослях кустарника, не веря своим маленьким некрасивым глазкам.
   Похороны пропавшего без вести прошли без участия покойника: в фамильный склеп была поставлена символическая урна.
   Сразу после похорон Адель помчалась к своему тайному другу Эрику.
 
   3.
   Познакомились они на игровом поле у окраины города. Один из приезжих пареньков учил всех драться.
   - Бей прямо в нос! - сказал он Адели.
   - В чей?
   - Да хоть в мой! Только это не бесплатно...
   Выяснилось, что за целых десять ударов Эрик берёт всего лишь один серебряный диттхен. Или даёт пять крепких поцелуев. Адель с удовольствием согласилась на последнее условие, так как до этого её никто не целовал, даже дома. Все поцелуи перепадали младшей сестрёнке Марион, которая была копия мать: белокурые кудряшки каскадом, чуть ли не до колен, личико как с пасхальной картинки, голосок чисто как у ангела. Все умилялись, старались сделать ей приятное, пощекотать, накормить чем-нибудь вкусненьким.
   Адель говорила низким голосом, что не умиляло, а, наоборот, отпугивало. Большой рост её и большой размер ноги тоже не вызывали восторга.
   Будущая монахиня не только дралась и целовалась, но и училась верховой езде. Иногда она завязывала из своих тёмно-русых волос конский хвост, и тогда слышала от местных мальчишек:
   - Кобыла скачет на кобыле!
   Близко подходить обидчики боялись, защитник "обеих кобыл" всегда находился рядом и кулаки свои держал наготове.
   Вечерами Эрик учил её рисовать, он и это прекрасно умел, так как родом походил из Голландии, где почти каждый рисует. И гармонии он её учил, изо всех сил учил, это было в его же интересах, так как выглядел он ещё некрасивее Адели.
   - Глянь, какой у меня нос, больше твоего! И ростом я вымахал ого-го, да и зубы у меня неровные, гораздо кривее твоих! А в целом выгляжу я гармонично, скажи, ведь это правда, красавица ты моя?
   Всякий раз, услышав от друга "красавица", Адель бросалась к нему на шею и страстно лепетала, что гармония, верно, важнее тупой красоты.
   Впрочем, о страсти, как таковой, в её взрослом понимании, речь пока не шла. Ни Адель, ни Эрик не испытывали похоти, хотя знали, что это такое.
   У рыжего некрасивого Эрика уже был "опыт", у Адели ещё не было, но в те моменты они были чувственно равны - в каждом из них играла трепетная дружба, не более.
   - Вдвоём мы смотримся ещё гармоничнее! Даже самые некрасивые детали можно сложить великолепно, правда? - смеялся Эрик, обнимая её.
   Они друг друга считали красивыми, и от этого души и тела их пронизывал чудесный трепет, сродни божественному.
   Родители Эрика были портняжками, простыми и очень добрыми людьми. Адель им нравилась, они тоже считали её красивой. Строили они на неё планы? Неизвестно, ведь они были евреями, и сыну своему, вероятно, готовили более подходящую пару.
   Так или иначе, но однажды эта крошечная семейка снялась с места - запрягла свой фургончик и уехала.
   Семья рыжих Шнайдеров отчалила на заработки в Московию. Край этот, хоть и считался диким, но, по слухам, был невероятно хлебным.
   Хлеба и во Фридланде хватало, но почти всех гостей города отпугивали слухи о болотах, об их таинственной всасывающей силе, которая, если не погубит окончательно, то изрядно подорвёт здоровье, лишит энергии, отнимет деньги, которые, как уже сказано, тоже энергия. Родители Эрика успели наслушаться всяких историй.
 
   4.
   После отъезда друга Адель осталась одна, при своей красивой матери, которая, судя по всему, ничего не знала о гармонии.
   Сестрицу Марион выдали замуж, а братишек-близнецов отвезли в Кенигсберг - на воспитание к родителям Фридриха Лидке.
   В те дни душу девушки грела тайна, которую она не открыла даже Эрику. Подарок отца, секрет опасной игры, мог потерять силу, поведай она о нём хоть кому-нибудь. Так сказал невидимый ворон.
   Мать проводила всё свободное время в бане, стараясь держать в порядке свою красоту. Адель проводила почти всё время на кухне, помогая слугам поддерживать порядок там. После смерти "черепичного короля" половина слуг была уволена, из экономии.
   Порядок, немецкий "орднунг", каждый тогда понимал по-своему, ведь после большой войны не минуло и пяти десятков лет. Ещё не было маниакального стремления к защите экологии, так как воздух загрязнять было некому, промышленные предприятия-гиганты возникли позже. Не было и пресловутых автобанов.
   Дорог, как таковых, в Европе семнадцатого века не существовало. Имелись широкие проезжие равнины, испещрённые колеями различной глубины. В самых глубоких увязали семейные фургоны, гружёные неподъёмным скарбом.
   Когда Адель решила отправиться в Московию, в надежде найти Эрика, мать не препятствовала ей и даже выделила неплохую сумму.
   Девушка нашла себе попутчиков довольно скоро, так как не крутила носом, то бишь не слишком выбирала. На телеге, запряжённой старой лошадью, сидели два монаха-бенедиктинца. Один из них был слепым, а второй одноруким.
   - Кто тут у нас, дон Винченцо?
   - Девушка, похожая на парня, дон Роберто.
   - Ты согласился взять её в попутчицы?
   - Христиане должны помогать друг другу. Глядишь, и она нам чем-нибудь поможет...
   - А она не ведьма?
   - Не похоже...
   Адель достала из котомки провиант. Все трое начали трапезничать. После этого монахи заснули в обнимку, а девушка заскучала.
   В проезжавших мимо повозках люди балагурили и смеялись, отчего Адели становилось всё грустнее и грустнее. Совсем взгрустнула она, когда сломалось колесо, и монахи попросили её подержать зад телеги. Будто она мужик!
 
   5.
   Так прошли четыре дня. С пропитанием в пути было легко, сердобольные проезжавшие, завидев лысины и монашеское облачение, а также заметив физическую ущербность обоих бенедиктинцев, щедро делились с ними тем, что имели.
   Над возами постоянно летали птицы, пытаясь полакомиться излишками. Особенно активничали вороны, могли выхватить кусок прямо изо рта.
   Кудрявый ворон сел Адели на плечо.
   - Привет! Узнала?
   Адель узнала Бехера по голосу, но, на всякий случай, выразила недоумение.
   - Кто ты?!
   - Твой ангел хранитель!
   - С такими чёрными крыльями?
   - Дело вкуса. На всякий случай представлюсь: Йозеф Бехер, бывший Стоцкий. Кстати, ты не знакома с Григорием Фигой? Думаю, вряд ли ты с ним знакома, во Фридланде нет приличной канализации...
   Адель глянула на монахов, те по обыкновению дрыхли в обнимку. Можно было поболтать и подурачиться. Бехер тоже так считал, он ещё не понял, зачем ему эта дурёха и какая от неё может быть польза в будущем, но раз наставник утверждал, что она полезная...
   - Я видел, как ты встречалась со своим отцом. Он в преисподней небольшой начальничек, всего лишь болотный привратничек, но зато он очень добрый и гостеприимный, я у него жил. Я, видишь ли, никак не подберу себе уютное болотце. Отправлюсь-ка я на восток, вместе с тобой...
   - Будешь продолжать шпионить за мной?
   - Фу, какие выражения! Ты мне понравилась, веришь? И потом, я твой должник, ты мне очень помогла...
   - Чем, интересно?
   - Оооо! Одно твоё заклинание чего стоит! Я им активно пользуюсь! Уже целых два раза попользовался, кое-что заработал и теперь совершенно не голоден...
   - Какое заклинание?
   - "Мама знает?" Я был поражён, увидев, как твой отчим затрясся от этих слов...
   Адель тоже затрясло. От смеха.
   - Нечего хихикать, - обиделся Йозеф. - Я был у твоего дома, когда ты исчезла вместе с отчимом и вернулась одна. Но я никому не скажу, что ты его... Что он пропал из-за тебя.
   - Он не пропал, а превратился в ящерицу.
   - Святая правда, видел я ту ящерку, очень симпатичная!
   - Так ты и там подслушивал? Как ты туда пробрался?
   - Я ворон-проводник, "кудряш", летаю где хочу. Тебе без меня будет трудно, соглашайся на сотруд... На дружбу! Чисто по дружбе даю тебе подсказку: в следующий раз, превратив кого-то в ящерицу или в паука, хорошенько оглянись по сторонам, вдруг опять увидишь маминых попрыгунчиков...
   - Дерущихся гномов?
   - Их самых! Они делают запрещённые упражнения, от которых растут ввысь, а мама им не разрешает.
   - Какая ещё мама?!
   - У них на всех одна мама. Она рожает их большими пачками, ей это легко, появляются они на свет до смешного крошечными...
   Ворон порылся клювом в волосах Адели.
   - Жаль, тут их нет, а то бы я показал... Словом, как увидишь этих обалдуев, полудохлых двойняшек, которые тайно выросли до фута, крикни: "Мама знает?!" И они исполнят всё, что ты попросишь. Для начала требуй знание всех языков, включая и диалекты. Ты же едешь в Руссию, там большие грамотеи в большой чести...
   Каркнув, ворон улетел было прочь. Но затем вернулся и спросил:
   - Так ты ничего не слыхала о Григории Фиге?
   - Нет...
   Бехер окончательно улетел, но его краткое возвращение оказалось роковым для Адели: монахи заворочались, проснулись. Увидев, что гостья разговаривает с диковинной чёрной птицей, однорукий столкнул её с телеги.
   - Кышш!!! Оба кыш!!! Чтоб я тебя больше не видел, ведьма!
   Девушка поднялась, cтряхнула пыль с платья, взяла вещевой мешок, пошла вдоль колеи, присматривая новых попутчиков.
 
   6.
   - Эй, красивая, айда к нам! - раздалось у Адели за спиной.
   К этому времени она уже успела пройти километра два. Монахи не очень-то обогнали её на своей лошадёнке, их лысины ещё виднелись впереди.
   - Какая стройная, не то, что моя Хильда, правда? - раздался другой мужской голос.
   Оглянувшись, Адель увидела двух молодых парней, ехавших на лёгкой расписной повозке. Обе их лошадки были разукрашены лентами.
   - Айда с нами на праздник! - выкрикнули парни почти одновременно.
   - На какой праздник? - спросила Адель.
   - Тут, в соседней деревне, живёт мой кузен, ему завтра исполняется двадцать пять лет! - сказал пёстро одетый детина, которому на вид не было и восемнадцати, над верхней губой его едва шевелился пушок.
   Адель пожала плечами.
   - Но ведь уже смеркается. Скоро ночь!
   - Правильно! - сказал второй парень, который был чуть постарше первого. - Мы как раз собирались остановиться вон в той рощице на ночлег...
   Он указал на небольшую кучку деревьев, видневшуюся впереди, слева от колеи, на расстоянии не более полукилометра.
   Адель снова пожала плечами.
   - А я не буду вам мешать? Может быть, я попрошусь в попутчицы к кому-нибудь другому, кто, как и я, направляется в Москву?
   Ей было страшновато. Не так из-за пуританского воспитания, которое усиленно прививала ей мать, как из-за вероятности быть ограбленной.
   - Какое совпадение! - воскликнул младший из незнакомцев. - И мы потом туда же направляемся, сразу после праздника!
   - У нас в Москве, в немецкой слободе, полно родственников и знакомых проживает, - сказал старший.
   Этот ответ успокоил Адель. Парни улыбались. Их улыбки светились теплом и сочувствием. Второго, пожалуй, было больше.
   - Тебе лучше всего держаться нас, поверь, неизвестно, на кого ты нарвёшься по такой поздноте. Вокруг много всякого народу шастает, ещё ограбят. Не суетись, лучше приляг, поспи, ты ведь устала, верно?
   Как раз доехали до рощицы. Молодые люди соскочили с тележки, сняли куртки, бросили на траву, стали укладываться на них.
   - Сочту за честь уступить даме своё место в тележке! - сказал младший.
   - Я тоже хорошо воспитан! - ответил старший.
   - Тогда спокойной ночи, - сказала Адель.
   Она легла на дне повозки, подстелив солому.
   Сон был приятным: два прекрасных принца пытались обнять её, оба сразу. Приятные объятия не прекращались до самого пробуждения.
   Когда Адель проснулась, сквозь деревца рощи пробивались лучи рассвета. Лёжа в полудрёме, с полузакрытыми глазами, девушка по-прежнему чувствовала на себе руки, крепкие уверенные объятия. Настолько сильные, что... О, нет! То были верёвки. Она лежала в повозке. Лошадей не было. Парней тоже.
 
   7.
   Кое-как освободившись от пут, Адель проверила наличие кожаного мешочка за пазухой.
   - Мои деньги! Их украли?!
   Из кустов вылетел кудрявый ворон.
   - Разумеется, украли! Не надо быть такой наивной! Не успел я отлучиться, как у тебя снова неприятности. А ещё в Москву намылилась. Там таких дур только и ждут...
   - Не твоё дело!
   - Нет, теперь уже моё! Не могу я тебя бросить, веришь? Совесть не позволяет. Буду за тобой следить и делать всякие полезные замечания. И напоминания! Напоминаю: иностранных языков ты не знаешь, трудно тебе будет на чужбине, поэтому усиленно ищи встречи с мамиными попрыгунчиками...
   Послышался стук копыт.
   - О! Кажется, накаркал! За тобой едут враги, радуйся! Хватай их за все места, превращай во что хочешь, ты же дочь своего великого отца, не посрами его честь, да и свою тоже...
   Ворон снова шмыгнул в кусты.
   - Так вот кто украл мою садовую тележку! - крикнул пожилой всадник, спрыгнув с коня.
   Он подбежал, схватил Адель за подол платья, начал стаскивать с повозки.
   - Слезай, воровка, сейчас я тебя отлуплю!..
   - Назад!!! - крикнула Адель, спрыгнув на траву и схватив грубияна за штаны.
   Через миг она оглянулась по сторонам. Молодой рощицы уже не было. У ног сидела пожилая мышь с глазами всадника. Рядом слышался знакомый стук крохотных мечей.
   Гномы прекратили дуэль, уставились на гостью.
   - Упражняетесь? Хотите стать выше и сильнее? - крикнула Адель. - А мама знает?
   Дуэлянты бросили мечи, бухнулись на колени.
   - Чего тебе? Того же, что и Бехеру? Сто тысяч "кхеков"?
   - Не ем я кексов, от них толстеют! - выгнулась перед ними Адель. - Мне необходимо выучить все языки, которые есть на свете, и чтоб за пару минут, и чтоб со всеми диалектами!..
   Малыши переглянулись.
   - Губа не дура! - сказал первый.
   - Это же в двадцать раз дороже! - охнул второй.
   Они действительно боялись свою маму, ибо выполнили то, о чём просила их незваная гостья.
 
   8.
   Будущей монахине языки пригодились буквально через час. Крикнув "Вперёд!!!", она снова очутилась у рощицы, рядом с проезжей колеёй. Вдали заметила деревушку, которую накануне, в вечерней темноте, не замечала. В той деревушке отдыхал после вояжа по Европе русский царь. Адель встретилась с царём, увидела его!
   Но сначала она встретилась с Бехер-Стоцким. Ворон поджидал её у того самого места, с которого она исчезла.
   - Ты в правильную сторону глядишь, молодец, чутьё у тебя превосходное. Только учти, приобретённые языки сразу все не вываливай, на русском говори с акцентом, иначе примут за шпионку. Русский царь ненавидит шпионов!
   - И откуда ты всё знаешь? - хихикнула Адель.
   - Буквально только что слетал туда на разведку, подслушал их разговоры...
   - Чьи разговоры?
   - Шпионов, которые не дают царю шагу ступить, повсеместно его контролируют...
   - Примерно так же, как ты меня контролируешь?
   - Да что ты сравниваешь! Там шпионаж особый, по поручению покойной матушки царя. Она и при жизни за Петром следила, нанимала за деньги специальных людей. Видно, те деньги ещё не кончились, раз они продолжают вынюхивать про него.
   - А может, кто-то другой успел их нанять?
   - Ой, и верно! Как я сразу не додумался... Ну, ладно, иди вон к той избе, которая самая нарядная. Желаю наняться к царю в переводчицы, заработать много-много денег и... Остальное скажу потом. Надеюсь, ты потом учтёшь, кто навёл тебя на суверена Руссии и отблагодаришь по-царски! Ну, пока!
   Ворон хлопнул крыльями, хотел улететь, но тут вдруг заметил слёзы на глазах Адели.
   - Чего ревёшь?
   - Грустно мне. Попрыгунчики боятся свою живую маму, царь боится мёртвую, а мне даже бояться некого: моей маме на меня плевать, парням, которые забрали мои деньги, сама я не нужна оказалась. Никому я не нужна, никто меня не любит!..
   - Вот дурёха! Радуйся, что не изнасиловали, а деньги ты всегда сможешь заработать, владея секретом игры, подаренной отцом. Отцом, который тебя любит!
   Он каркнул и, наконец, улетел. Адель вздохнула.
   - Спасибо за напоминание об отце!..
   Об Эрике она вспомнила сама. И устыдилась. Он ведь тоже её любит! Cкорей всего, ещё не разлюбил, а она...
   Как хорошо, что есть на свете люди, благодаря которым ты можешь испытать любовь. Хоть когда-нибудь, хоть раз в жизни, хоть на один момент. Если бы не Эрик и не отец, Адель уже давно начала бы подозревать, что этих чувств не существует и что вряд ли стоит жить.
   Она вытерла слёзы, улыбнулась, пошла в том направлении, куда ей вот уже час как хотелось пойти. В дороге она расхохоталась. Буквально только что она страдала! Из-за каких-то чужих парней. Из-за воришек. Прав ворон, дурёха она.
   Девушка снова пристально вгляделась в горизонт. И где же там самая нарядная изба? На вид домики были все одинаковые.
   Адель поправила на спине вещевой мешок, одёрнула платье, пригладила пальцами волосы. Жаль, зеркало не взяла с собой в дорогу. Домашние упорно внушали ей, что прихорашиваться нет никакого смысла.
   - Что ты понимаешь в настоящей красоте и любви! - однажды произнесла мать, глядя не на дочь, а на своё отражение в зеркале.
   Уж она-то была создана для любви, в этом ни у кого сомнений не было.
 
   9.
   Немецких женщин можно смело разделить на две группы: "созданные для любви" и "созданные для любви к порядку". Последние явились основательницами знаменитого немецкого "орднунга". Адель, вольно или невольно, сознательно или нет, всегда причисляла себя ко второй категории. Не каждой немке удаётся принадлежать к обеим группам. Либо то, либо это. Екатерина Великая - редкий пример принадлежности к обеим группам. С лёгкой руки немецкой принцессы Россия в полной мере узнала, как можно активно любить, не выпуская при этом бразды правления государством. Случилось это в середине восемнадцатого века.
   Адель пока жила в семнадцатом, в самом его конце. Она ничего ещё толком не слыхала о наведении немецкого порядка в "Руссии", но инстинктивно мечтала наводить его. Присматриваясь к деревне с покосившимися домиками, она представляла себе, как бы она выглядела, эта местность, если бы там поселились её соотечественники. Шёл 1697 год. В сёлах "Руссии" порядка было маловато. Совсем мало. Пугающе мало.
   Накануне появления здесь, когда она ещё путешествовала с монахами, когда ещё даже не пересекли границу с "Руссией", она уже отметила убогость деревянных изб. Изредка мелькали каменные домики, иногда наполовину деревянные, наполовину глиняные или просто вымазанные глиной. И ни одной черепичной крыши!
   Войдя в деревню, Адель заметила, что ни один дом не отличался богатым внешним видом. Пышных садиков тоже не было. И где же та изба, на которую намекал ворон?
   Хотя немецким "орднунгом" нигде не пахло, зато ото всюду веяло вкуснятиной. Адель ощутила сильный голод и некоторое волнение в груди. Скоро ли она встретится с царём? Сразу ли удастся с ним поговорить? Ворон сказал, что Пётр Первый приехал на отдых инкогнито. Значит, нелегко будет отличить его от простонародья. Бехер также сообщил, что государь прибыл из Голландии. А её Эрик был родом из Голландии. Эрик... Временами Адель явственно ощущала его присутствие.
   Девушка лихорадочно соображала, чем она могла бы заинтересовать местных жителей. Нет ли там любителей рассказов о Европе, поданных с акцентом (не забыть бы о его употреблении). Нет ли там жаждущих вкусно накормить бродяжку, у которой отняты все деньги?
   Адель украдкой заглядывала в раскрытые окна и двери, но входить не решалась. Как ни странно, внутренность многих домишек выглядела аккуратно.
 
   10.
   Изба, в которую она, наконец, решилась зайти, была наиболее аккуратной. Её можно было бы назвать нарядной, хотя и с натяжкой. Вокруг избы простирался широкий двор, где на привязи стояли кони - целых несколько!
   Изба была совершенно пустой. Поначалу.
   Хозяева ушли не очень далеко, вскоре на горизонте возникла целая ватага одинаково одетых мужчин. Они выглядели очень добродушными, махали Адели. Ей даже показалось, что в её сторону летят воздушные поцелуи.
   Ворвавшись в дом, ватага заорала на своём, на тарабарском, скорей всего, на русском. Адель, уже владея всеми языками, не понимала смысла выражений, хотя отдельные слова были понятны. Каждое отдельное слово было ей понятно, а фразы целиком - нет. Кто-то тыкал в неё пальцем, кто-то снимал со стен изображения в виде небольших картин в раме. То были православные иконы, Адель и это не сразу поняла.
   Затем дикари стали тыкать в неё иконами, плевать через левое плечо и накладывать на себя свой крест. Не такой, как у латинян, а православный. Адель решила, что её приняли за нечисть.
   И, конечно же, ей сразу стало ясно, что нужно делать. Она мигом превратила одного из орущих мужиков в птеродактиля, перенесясь с ним в далёкое прошлое.
   Гномов в этот раз почему-то не было. Спрятались? От жадности? Не пожелали выдать Адели очередного отступного?
   Бросив прощальный взгляд вслед птеродактилю, который взвился в небо, девушка крикнула "Вперёд!!!"
   Снова очутившись в избе, она, как и ожидала, не застала там никого. Трусишки убежали. Можно было отдохнуть, поесть. На печи и внутри неё стояло множество горшков с яствами. Стол был накрыт красивой скатертью, на нём высился огромный каравай, по запаху - недавно испечённый.
   Невероятно, но вскоре трусишки вернулись. Во главе с царём! Они ждали его, готовили ему встречу, а Адель пришла первой и всё им испортила. Они стали тыкать в неё пальцами, называть ведьмой. Кто-то крикнул:
   - Государь, бей ведьму прямо в нос!
   Царь оказался не из пугливых, подошёл, хотел исполнить просьбу подданных. Девушка ловко увернулась, подпрыгнула, дала в нос царю.
   Окружение охнуло и онемело. Царь захохотал.
   - Моя школа! Лицо твоё мне незнакомо, но дерёшься ты по-моему. Не было тебя в Заандаме? Где я учил своих людей драться...
   Адель подумала: не подглядывал ли Эрик в своё время за царём? Или это старинная голландская забава? Откуда было ей знать, что игру эту принёс в Европу русский царь. Виновата угодливость его подданных, которые придумали такой аттракцион. Они и сейчас строились в очередь, идиотски улыбаясь, мостились под царский кулак.
   Эрик о забаве не рассказывал, но однажды поведал о том, как возмущались голландцы указами русского царя о казнях. В их стране смертная казнь была запрещена. Много раз приходили амстердамцы и заандамцы к Петру скандалить, но русский царь на это неизменно отвечал:
   - Народ голландский дерзок есть!
   Пётр не велел казнить Адель, а наоборот, велел ей переоблачиться в мужское платье.
   - Мне зело нравится твой акцент, однако выглядишь ты как ведьма. Где платок твой? Почему волосы покрыть не соизволила?
   Царь сразу приблизил "ведьму" к себе, видно, решил, что иностранка не будет за ним шпионить. В то, что по её вине исчез один шпион, судя по всему, ни грамма не поверил.
   Свита, узрев большое расположение Петра к гостье, резко изменила тон, все стали наперебой приглашать её выпить.
   - Я не пью! - крикнула Адель, но никто к этому серьёзно не отнёсся.
   Пришлось ей выбежать во двор. Пётр выбежал следом, заговорщически подмигнул, взял повозку с лошадьми.
   - Умеешь тройкой управлять? - спросил он.
   - Нет!
   - Тогда я поуправляю, а после научу тебя. С этого дня ты мой кучер Антоний!
   Адель села в повозку, и они понеслись. Прочь! Пётр Первый был рад улизнуть от соглядатаев. Адель была рада тому же. Направились они в Москву. Вдвоём. Вот так удача!
 
   11.
   В дороге царь работал: то плотником, то инженером, то лекарем. Иногда лечил зубы крепостным крестьянам.
 
   По пути в Москву Пётр с Антонием решили заглянуть в Швецию - из простого интереса.
   Интерес этот имел огромные последствия: царь решил основать свой собственный Париж!
   Париж по-прежнему столица мира, хотя тут можно дискутировать. Фонтаны, дворцы, позолота, духи, кутюр, отменный кинематограф - этого уже полно и в других местах.
   Главная черта любой столицы - притягательность. Тут не помешает развитый сосательный рефлекс, ведь дворцы, построенные на болотах, дважды притягательны - и визуально, и благодаря невидимой подземной тяге.
   Санкт-Петербург был построен на обширных топях и сразу начал, как могучий пылесос, всасывать коврики соседних территорий, образовав вокруг себя империю. Но это в ходе Северной войны. А в самом начале, сбежав от своей матушки, от недоброго взгляда сестры Софьи, понимал ли Пётр, что делал? Кто-то невидимый, но весьма влиятельный, надоумил русского царя плюнув на родственников, стряхнув с себя их липкую любовь и ненависть, заняться иностранными соседями. Сперва голландцами, потом - шведами.
   Тайно покидая Голландию, Пётр взял повозку, лишь отдалённо напоминавшую карету и путешествовал в ней на восток, меняя извозчиков и попутчиков как перчатки. В этой повозке многократно сиживала и Адель, когда царь брал поводья в свои руки. Это делал он как бы невзначай, как бы бравируя извозчицким талантом.
   Как бы невзначай добрались до Весёлого острова. Как бы невзначай юный шведский король Карл Двенадцатый пригласил русского царя выпить.
   Приглашение удивило Петра: откуда юнец благородного вида знает его любимые выражения "Мин херц!" и "Брудершафт!" И откуда он вообще его знает?!
   Любопытство взяло верх, да и трусость негоже показывать. Пришлось сойти наземь, перейти по мосту на остров, слухи о котором ходили весьма туманные.
   Юнец шёл так быстро, что двухметровый гость едва за ним поспевал - после целого дня сидения в карете. Был поздний осенний вечер, достаточно темно, однако в свете народившегося месяца хорошо просматривались скользкие булыжники. Дождь буквально только что перестал моросить.
   Окна деревянных и каменных построек были плотно занавешены или закрыты щитами - наподобие ставен. Пришлось пройти через весь остров, прежде чем гостеприимный юноша отпер замок покосившейся хибары. Она выглядела беднее всех. Но замок был знатный! И дверь солидная. Что за ней скрывалось? Или... кто? Не иначе как юнец, успевший напоить служанку, теперь не знал, что с ней делать. Пётр решил, что девственник хочет получить уроки храбрости от бывалого мужа.
 
   12.
   В хибарке было пусто, но зато имелся вход в подвал.
   Стены подземного коридора поблёскивали коричневой мозаикой. В зазоры между камешками проникал тусклый свет. Вскоре свет сделался ярче, словно за стенами разбушевалось пламя. Образовалась немыслимая жара.
   Но потом стало прохладнее, а затем и вовсе холодно - как на улице. Всё это время юнец что-то говорил на своём языке. Пётр не отвечал. А даже если и хотел бы ответить... Образование, полученное от церковных дьяков, плохо владевших даже русским языком, не располагало к беседам с иностранцами.
   Внезапно провожатый свернул в узкую сыроватую нору. Мозаики там не было, а были влажные глиняные стены. И много покосившихся дверей. Отворив одну из них, благородный юноша, с поклоном, пригласил Петра войти. Тот послушался.
   В интерьере действительно была баба, одетая в холщовый балахон, подвязанный бечёвкой. Не девичьего возраста, отнюдь, бедристая, пузатая, щекастая и лысоватая. И очень маленького роста, чисто карлица. Повернувшись к вошедшим, она обнаружила ещё одно свойство - крайнюю мужиковатость.
   Баба заговорила низким голосом - так же, как и благородный юноша, по-тарабарски. Очень быстро и очень чётко, пьяные так не разговаривают.
   Юнец потупился, виновато закивал. И вдруг, начисто забыв о брудершафте, умчался прочь. Стук его высоких каблуков стих через минуту.
   - С прибытием, Пётр Алексеевич, - сказала баба, уже по-русски.
   Пётр расхохотался - в силу юмора, полученного при рождении.
   - Какие образованные женщины в Европе!
   Баба улыбнулась, весьма кокетливо.
   - Я не женщина, но к делу сие не относится...
   - И каково же дело? - не унимался царь. Он был настроен на веселье, а не на дела.
   Однако посерьёзнел, когда узнал, что его пригласили на приём к подземному владыке. Не к Люциферу, который самый главный и обитает гораздо ниже, у самого ядра земли, а к одному из его наместников, который отвечает за территории, примыкающие к острову. И что эти территории надобно скорей расширить и застроить величественными дворцами, пока другие болотные владыки до такого не додумались.
   - Хотел шведам поручить, да малочисленны они, кишка тонка.
   Так и сказал женоподобный начальник: кишка тонка, ибо русский знал в совершенстве. Сколько ещё языков знал владыка, спрашивать было неудобно. Сколько народу в его собственном российском государстве, Пётр тоже постеснялся спросить, иначе получил бы ответ: четырнадцать миллионов.
   Вместо этого он осведомился:
   - Кто тот юноша?
   - Который?
   - Который так стремительно удрал, не выпив со мной брудершафту.
   - Это новый шведский король. Он боится, что ты можешь не согласиться, и ему придётся искать нового царя, охочего...
   - Охочего дворцы строить? Я свой собственный дворец сызмальства мечтал иметь, много дворцов, и свой огород с фонтанами - не хуже версальского!
   - Мечты наши совпали, - улыбнулся холщовый толстяк. - По примеру Парижа и я намеревался новую столицу делать - на территориях, отведенных мне хозяином...
   Каким хозяином, и так понятно, подумал Пётр, а вот...
   - А волнения там будут? Хочу, чтобы всё как в Париже!
   - Будут-будут, всё будет, - заверил владыка. - Но не всё сразу. Для волнений зависть великая нужна, а у нас с тобой пока даже дворцов ещё не понастроено. Зависти обычно много там, где дворцы...
 
   13.
   Царю пришлось узнать более подробно о тайных планах подземного владыки.
   - Топь с дворцами - чудо света, но сама по себе ещё не чудо, и даже не полчуда. А вот ежели её объять империей, в столицу всякие люди приедут, денег навезут, товару... Главное - тягу поддерживать...
   Что такое тяга, Пётр узнал позже, уже в сугубо военной обстановке, а пока только контракт читал. Читал и перечитывал. И одобрительно кивал.
   - Ну как, договорились? - почти заискивающе спросил пухляк, неожиданно перейдя на "вы". - Многих талантов вы человек, Пётр Алексеевич, но наипаче вы дипломат, наслышан о вас, наслышан. Ах, какой дипломат!..
   Иностранные слова были слабостью царя. Это и решило дело - поставил свою подпись. Кровью.
   Прощаясь, холщовый владыка дал ценное напутствие.
   - Несмотря на всю щедрость хозяина, советую не тратить драгоценную тягу попусту. Меня на мой пост привела рачительность, а вы думали что?
   Пётр снова закивал в ответ. Какой-нибудь современный царь спросил бы:
   - Вы выиграли тендер на местное подземное правление и расширение наземных территорий?
   Но Пётр только двигал шеей с невыразительным кадыком. Тут опять же виноваты дьяки, не научившие его бойко разговаривать.
   Царь хотел ещё что-то сказать, но ему помешали. В комнату ворвался кучер Антоний, уставший ждать в карете.
   - Херр Питер, ваша матушка не велела вам посещать подозрительные места! Ради покойной родительницы, чья душа вот уже три года с небеси за вами наблюдает, покиньте сие мрачное заведение...
   Пётр окаменел от изумления.
   - Кто привёл тебя сюда?
   - Никто, я сам пришёл! Тот отрок, который затащил сюда вас, пытался помешать мне, но я дал ему в нос, он и сбёг...
   - Ты выслеживал меня?
   - Не извольте гневаться, великий государь, я ради памяти вашей матушки...
   Подземный владыка слушал и морщился.
   - Хорошо, ступайте вон, - произнёс он немного погодя.
   Пётр подумал, что гонят кучера или, по крайности, их обоих. Но, к удивлению суверена, на выход приглашался именно он. Пришлось повиноваться. И сильно недоумевать. Очень долго недоумевать, дожидаясь собственного кучера, и чувствовать себя лакеем оного.
   - А ты, дочка, подойди поближе, - всё так же морщась, нетерпеливо-тихо произнёс владыка, едва дождавшись, когда уйдёт великий государь всея Руси. Антоний дико глянул на него, но подойти подошёл.
   - Грудь распахни!
   Ответ был дерзким.
   - Грудь не дам смотреть!
   - Дашь!
   Холщовый карлик, приблизившись вплотную, разорвал на груди непокорного царского слуги верх камзола. Для этого ему пришлось подпрыгнуть. Дорогие пуговицы, оторвавшись, с металлическим перезвоном покатились по выложенному полудрагоценными камнями полу. Возница кинулся было собирать их, но толстячок остановил его. Он вынул из кармана балахона несколько золотых монет.
   - Купишь новые, а эти мне самому сгодятся...
   - Зачем?
   - Не твоего ума дело.
   Кучер неуклюже запахнул камзол, прикрыл верхнюю часть его шейным платком, спрятал монеты в карман. Затем, подумав, снял платок, сунул его в карман, вновь распахнулся.
   - А грудь-то смотреть будете?
   - Я уже всё увидел. Знак лунника на месте.
   Он вынул из кармана зеркальце, поднёс Адели. Только сейчас она заметила у себя под правой ключицей светлое родимое пятно, розовато-сиреневое, похожее на звёздочку. Или... Пожалуй, больше похожее на цветок.
   - Почему я никогда не видела это пятно?
   - Наверное, ты редко смотришься в зеркало.
   "Вот оно что, - подумала Адель. - Вот какой цветок подарил отец матери..."
   - Ты - Адель, дочь моего лучшего друга и соседа, младшего болотного владыки, - сказал коротышка. - Он мне из Целау весть присылал о тебе.
   - Какую?
   - Что ты, рано или поздно, будешь навещать эти края. Он ведь провидец, да ещё какой! Всегда лучше меня всё знает...
   Возница поправил одежду
   - Так вам нужен был не царь, а я?
   - Оба нужны, но ты, пожалуй, больше. О нашем с тобой разговоре - ни-ни...
 
   14.
   Когда Адель вернулась к карете, Петр успел уже задремать - крепко устал. Даже как тронулись с места, не почувствовал. А когда проснулся утром, весело спросил:
   - Ты хоть знаешь, Антоний, кому в нос вчера вечером дал?
   - Кому?
   - Шведскому королю!
   Адель заржала, не хуже кобылицы.
   - А не скажешь ли мне, зачем пузатый коротышка задержал тебя?
   - Ему понравились мои пуговицы, срезал, гадёныш, а вместо них выдал эти жалкие монеты.
   Адель вынула из кармана золотые. Тут уж и Пётр заржал.
   Со стороны всё это смотрелось как идиллия. Тут можно было бы вполне предположить грядущую крепкую дружбу. Но всё испортил Алексашка Меншиков. Сам будучи из простых, он сильно завидовал "Антонию" - как бы тот не перебёг ему дорогу и не сделался главным фаворитом. Затеял интригу. Результатом той интриги стало выяснение пола кучера.
   - Говорю тебе, мин херц, этот кучер - баба, - ежедневно наседал на государя Алексашка.
   Царь, прекрасно зная пол своего кучера, отшучивался.
   Меншиков, не терял надежды избавиться от соперницы, следил за ней неустанно. Это было легко, Адель не знала его в лицо, даже не ведала о его существовании. Иногда, прогуливаясь одна, в самых разных местах, она беседовала со встречными, не утруждая себя акцентом. Ей нравилось говорить на разных языках.
   - Мин херц, эта баба прекрасно говорит по-русски, без малейшего акцента, да ещё и иностранных языков у неё пропасть. Не иначе, как шпионка...
   Добил-таки государя наушник, избавился от Адели. Девушку переправили в монастырь, в один из тех, что располагались на шведских территориях близ Весёлого острова, тоже пока ещё шведского.
   Петру бы погоревать в такой ситуации, да некогда ему было проявлять сентименты. Крепко наказывать зело смышлёную девицу тоже не хотелось. Все его помыслы были заняты юным шведским королём. И подписанным кровью контрактом.
 
   15.
   При первой же военной оказии узрел Пётр снова того юнца, что хитростью заманил его в подземелье. Шведский король изображал грозного противника, да и русскому царю пришлось делать то же самое - согласно контракту. По контракту надо было целых двадцать лет поляков мучить, немцев обижать и прочих всяких там - земли у них отбирать. Владыкина тяга зело помогала земли притягивать.
   Бои шли легко, без особых усилий. Нет, героизм, конечно, был. И слёзы были. Мазепиных слёз Петру было очень жаль, очень. Не известили его, что ли, шведы о контракте? Хотя, кто его, такого старого, будет нянчить, всё равно не дожил бы до конца войны. То ли дело шведский юноша - геройски памятник заслужил, хоть и потерпел поражение.
   В центре Стокгольма до сих пор стоит тот памятник. Шведы очень благодарны Карлу Двенадцатому, избавившему их от лишней головной боли - от обязанности тягу регулировать. А невежды думают, что они просто любят всех сопляков и неудачников, что слишком добрые они, шведы.
   Те же самые невежды, а может, уже и другие, более поздние, удивляются, зачем было строить Петропавловскую крепость на Весёлом острове, когда крепость Ниеншанц уже давно готовая была.
   Такая бесхозяйственность была результатом... кхм... коллективного правления!
   Да, Пётр Первый правил не сам, не в одиночку, а со своими братьями. С четырьмя братьями-близнецами. Их, в общей сложности, было пятеро. Пятеро! И не все они были одинакового роста.
   Итак, Пётр Первый был из "пятерняшек". У них у всех была одна мама - зазеркальная, то бишь подземная, и они все её боялись. Своих земных мам они тоже боялись. Видимо, это и помогало им в правлении. Или мешало. Точно теперь уже трудно сказать.
   Сейчас существует много теорий о том, что настоящий Пётр Первый выехал в Голландию при росте чуть больше 180 см, а вернулся уже... ах!.. под 2 метра 4 сантиметра. Всё правильно, братья были похожи лицом, но не ростом. Кто был повыше - у того весь ум в рост ушёл. Следовательно, те, кто был ростом пониже, были поумнее. Но эти сведения не для всех. Они долго оставались неизвестными. Об этом - чуть позже. А сейчас - конкретно о дворцах.
   Ещё сильнее ропщут люди, когда вспоминают, сколько вложено народных средств в болотные дворцы, совершенно нерентабельные - одной краски на ремонт сколько уходит. Но не каждому ведь объяснишь, какие тайны кроются под этими на первый взгляд бесполезными объектами.
 
   16.
   В подземный мир легче всего проникать через болото. Когда болото покрыто дворцами, можно и через дворцы, это даже удобнее, тем более что с зеркалами во дворцах проблем не бывает.
   В Санкт-Петербурге две тысячи триста дворцов, как бывших, так и нынешних, "типа музейных", поэтому у местных привидений жизнь вольготная, так и шастают туда-сюда.
   Привидений много, большей частью однотипных, но старуха с розовой вороной на плече всегда была одна. Объявилась она на людях только в девятнадцатом столетии, хотя, по слухам, и в восемнадцатом ухитрялась чудить. Иногда ходила без вороны, вместо вороны у неё была бутылка рома, и не на плече, а в кармане. Внешне смахивала та старуха на фрейлину, на "типа дворцовую", но только издали. При ближайшем рассмотрении - нищенка. А как ругалась да как плевалась!
   Бродил этот непонятный дух, вызывая всяческие кривотолки.
   Некоторые сравнивали её с Ксенией Блаженной Петербургской. Однако это чистой воды нонсенс: не может святая плеваться! Хотя, зимой вокруг её часовни находили замёрзшие плевки. И сейчас их там находят. Иногда там и газеты кучами валяются. И другой мусор кто-то регулярно сбрасывает. Но это не Ксения.
   Легенд о странном привидении существовало множество, вот одна из них:
   Жила-была в городе, в одном из его монастырей, монахиня, урождённая графиня или княжна, обладавшая огромной духовной силой. Но согрешила и, как результат, попала в ад. Была, конечно, туда хитростью заманена - слишком уж большая сила в ней имелась. А также многие таланты, на которые позарился подземный повелитель. Так однажды угодила грешница ему своим научным изобретением, такую экономию навела в хозяйстве, что разрешено ей было иногда бывать на людях. Ну, она, конечно, сразу кинулась всем помогать - по старой монашеской привычке. Всем страждущим, особенно приезжим, на которых тяга имперского болота гораздо больше действует, чем на ещё не приехавших. Гость, пребывающий в самом центре трясины, пусть даже и во дворце, не может не вызывать сострадания. Приезжего, который, несмотря на предупреждающие знаки, всё же рискнул и надолго задержался в северной столице, можно по взгляду узнать - такое выражение обычно у коровы, которую непрерывно доят, да не в тёплом сарае, а на диком сквозняке.
   Много ходило разных легенд о той старухе, да не все они правильные. Мало кто знал, почти никто не ведал, что имя старухе - Адель. А что затащили её в ад обманом - чистая правда.
   Что старуха делала в аду несколько столетий, тоже не все знают. Но об этом позже. Необходимо завершить повествование о царе.
   Пётр Первый прорубил окно в Европу. Продолжение сих великих дел впечатляет.
   - Править, будешь, но только в шутку, - сказал холщовый владыка Петру, когда тот явился к нему с докладом, сразу после успешно проведенной войны.
   Царь задумался. Шутки у него в запасе были разные. Но одно дело, когда подданные сами под кулак носы подставляют, да ещё и спасибо говорят, а другое - внешнюю дипломатию наводить.
   - Как это - в шутку? - на всякий случай спросил он.
   - Понарошку...
   - А... Ну, это можно. Шутки я люблю! Аккурат заказал для петергофского парка шутихи... фонтанные...
   - Вот и поладили, - причмокнул толстяк. И тут же, изменившимся голосом, трубным, от которого Пётр содрогнулся, добавил:
   - Ежели передумаешь, есть ещё две возможности!
   - Каковы оне?
   - Разрешаю чистой, беспримесной ненавистью править, как наш главный - ему будет приятно...
   - А вторая возможность?
   - Ну, можно и любовью. Только не искренней, не переусердствуй, иначе сожрут...
   - Кто?
   - Твои же верноподданные тебя и сожрут, а ты заметишь это уже в самом конце, когда будут доедать последний кусочек...
   Петру сделалось противно. Не знал он такого о своих верноподданных.
   - Нет, я выбираю шутки, тем более, что за фонтаны уже вперёд уплачено мастерам...
   Уже собрался было Пётр уходить, но полноватый карлик снова удивил его речами, обратно сладкими:
   - Да, и тягу проверять не забывай, а то, не ровён час, отвалятся...
   - О чём речь? Или... о ком?
   - Всё, что нажито и завоёвано, без тяги не удержится - как пришло, так и уйдёт...
   Пётр снова призадумался. Про тягу он, худо-бедно, уже знал, а вот как с нею управляться...
   - Вентиль, что ли, иль задвижка там есть какая? Слышу впервой, не обессудьте...
   Толстый сделал вид, что обиделся. Потом, наоборот, повеселел.
   - Я так и думал: не хватит тебе знаний на всё про всё. Но это ничего. Тягу я беру на себя.
   - Я не против! - стал во фрунт царь, как простой солдат, и даже шевельнул усами.
   У толстого владыки не было усов, он лишь поморщился в ответ.
   - Буйный ты. Ещё в первый раз хотел тебе сказать, да боялся обидеть неправильным словом...
   - Буйный, всё верно, мин хе... ваше подземное... ээээ... величество! - снова обрадовался царь. Имея маленький размер ноги, да при его-то росте, лучше всего казаться буйным. Тогда другие недостатки незаметны сделаются.
   - А коли подтверждаешь, что буйный, тем более не доверю тебе тягу. Ещё весь мир засосёшь ненароком. Сам наши земли удерживать буду, так и быть...
   - Так тому и быть! - с облегчением выдохнул Пётр Алексеевич.
 
   17.
   Оставалось обсудить мелкие детали.
   - Ты построй для неё, для машины, что тягу производит, укрытие - побольше и пострашней. Здесь, у себя, мне её держать тесно, - толстяк кивнул на входную дверь. Видимо, в одном из сыроватых коридоров, за одной из перекошенных дверей, машина-то и находилась.
   - Под Кунсткамерой придётся её скрыть, у меня там эмбрионов в банках припасёно - на две армии захватчиков станет, с перепугу бросят оружие и...
   - При чём тут эмбрионы? - вежливо осведомился куратор вентиля.
   - Ээээ... Шутка, не извольте беспокоиться... - молодцевато ответил Пётр. Однако, выйдя из гнилого лабиринта, тут же дал приказ укрепить полы "Кунсткамеры", то бишь музея редкостей. Именно в том месте, где страшилы. И понаделать люков. Удобных лазов, украшенных отечественными самоцветами. Турецких камней было велено не использовать, хоть и крупные у турков изумруды. А зачем турки обманули Карла Двенадцатого, мог бы ещё пожить парнишка, рановато умер. Говорят, на нервной почве. Или свои же, шведы, грохнули, тут слухов море.
   Пётр Первый, как ни прискорбно, тоже умер. После него многие правили в шутку, но уже ничего не зная о задвижке.
   А когда до Сталина дело дошло, тот вообще всё по-своему замутил: ни на какие аудиенции с невидимым начальством не соглашался, просто перенёс, на пару с Лениным, столицу на старое место - и всё. И правил, как хотел, по своему усмотрению: шутка-ненависть-любовь, шутка-ненависть-любовь... Всё так быстро завертелось, что пойди теперь разбери, где, когда и что у него было. А о чистой любви впопыхах забыли. Чистую, искреннюю и беспримесную любовь, вроде, и внедрять-то было некому в России. Очень долгое время. Но потом, всё же, нашлась кандидатура.
   При поддержке батюшек, компьютера, колдунов и экстрасенсов, вычислили человека, которому народ ближе всего. И сообща напутствие дали:
   - Что бы ни случилось, говори: "Мной руководит любовь к народу".
   - Так и есть, даже врать не придётся, - отвечал новый избранник.
   - И не забудь своё происхождение обнародовать, чтоб не завидовали. А то зависть не способствует любви. Говори: "Мать - уборщица, отец - рабочий".
   - Так и есть, и тут врать не придётся...
   Про всю эту чехарду кто-то знал, кто-то - нет. Но результатом были довольны все. Граждане стали активнее смотреть в зомбоящик, и зобоящиком его почти что совсем перестали звать.
   И о Санкт-Петербурге не так активно вспоминали, ибо столицей прочно сделалась Москва.
   В общем, вроде, всё устаканилось. Лишь одна только старуха-привидение, та, что с розовой вороной на плече, продолжала нервничать и материться. И громко осуждать кого-то за отсутствие рачительности.
   - Доэкономились! - выкрикивала она, носясь по улицам Северной столицы - когда в видимом, а когда и в невидимом режиме.
   Как уже сказано, старуха с розовой вороной на плече, имеющая страсть к порядку, была никем иным, как постаревшей Аделью. Как она дошла до жизни такой, будет длинный рассказ. И о городе не мешает поговорить подробно. Ведь болото, украшенное дворцами, есть завлекалочка непреодолимой силы.
 
   18.
   Поскольку мы имеем дело с потусторонним миром (с болотным зазеркальем, подземельем или как ещё), необходимо уточнить хотя бы некоторые его качества, иерархию и прочее.
   В болотах отражаются не только камыши, но и деревья, и пролетающие птицы. И небеса в них отражаются, но по-особому, по-болотному: часть благой энергии всасывается, поэтому не всё так хмуро и безрадостно даже там, внизу.
   Властные структуры ада многогранны, многослойны, многокристальны, многокафельны, многокирпичны. Во всё это вникать - жизни не хватит. Человеческой жизни уж точно не хватит.
   Обычный человек не всех святых-то помнит, куда уж ему помнить все подземные чины.
   И наземных чинов не упомнишь. Наполеон знал наперечёт имена всех своих солдат, но кто он был на самом деле, тут уже говорилось, хватит.
   Обычному, земному человеку достаточно знать главное: на небесах есть Бог-Царь, а не так давно, всего две тысячи лет назад, и Богоматерь появилась.
   Подземного царя пока не будем трогать, и о нём сказано достаточно, а вот о зазеркальной матери можно и поговорить.
   Примерно две тысячи лет назад жила-была одна трусливая девица, которую родители никак не могли выдать замуж: она боялась рожать из-за боли. В то время христианских храмов ещё не было, новая церковь пряталась в катакомбах, но слухи кое-какие в народ уже просачивались: будто бы какой-то деве повезло, и она родила совершенно безболезненно, и будто бы даже родила бога. Узнав про такое, трусливая деваха воскликнула:
   - Так и я согласилась бы рожать! Сколько угодно раз, и не обязательно бога, кого угодно согласилась бы рожать, лишь бы не больно было!
   Восклицала она это часто и, наконец, была услышана.
   В один прекрасный день начала она рожать, рожать непрерывно, очень маленьких детей, совсем крошечных, которые умели ползать, мыслить, кушать твёрдое и говорить прямо с самого рождения. Правда, говорили очень тихо, так как были очень маленькими, даже мать не могла с ними толком общаться, приходилось класть их прямо в ухо. Но поскольку в ухе все они не помещались, да и количество их неуклонно росло, возникла большая проблема.
   В наши дни такая проблема легко решаема с помощью санэпидстанции, а две тысячи лет назад той девице пришлось туго. Древние родители вызвали древнего врача, который посоветовал им, вместе с дочерью и внуками, переселиться в лес.
   В лесу полно всякой живности, там её никто не считает, разве что самых крупных и полезных особей, на которых растёт много меха и мяса.
   Жизнь семьи полностью наладилась, все трое успокоились, особенно родители девицы. Они, если честно, сначала тоже боялись, что она когда-нибудь выйдет замуж и приведёт зятя. Вдруг зять окажется недобрым человеком. Какое счастье воспитывать собственных внуков на свежем воздухе, на природе, без постороннего вмешательства!
   Природа вокруг становилась всё гуще, а главное - чище, ибо в неё перестала ступать нога человека. Многочисленные внуки не только с самого рождения кушали твёрдое, но ещё и больно кусались. Какое счастье иметь таких защитников на старости лет!
   Но счастливая старость не бесконечна, родители девицы окончательно состарились и умерли, да и сама она не помолодела. Пришлось ей снова искать духовную поддержку, снова пошла она к людям.
   Среди людей продолжали ходить слухи о девице, родившей бога. Будто бы та дева, состарившись, была взята на небо вместе с телом, не испытала смертных мук.
   - И я так хочу! - воскликнула бывшая трусливая девица, теперешняя многодетная мать, не менее трусливая. - Если нельзя на небо, согласна в другое место, лишь бы не мучиться!
   Чтобы умереть, да чтоб не больно было, существует много вариантов, вплоть до суицида. Трусиха все варианты обдумала, но ни один из них не выбрала, она вообще панически боялась умирать. Всё ходила, причитала, стенала, восклицала.
   Наконец и эти восклицания были услышаны, ей подыскали хорошее место.
   Её саму туда взяли, вместе с телом, но без детей. Зато позволили рожать новых, в неограниченном количестве. Поставили условие: родильной камеры не покидать, рожать непрерывно.
   Родильная камера с табличкой "Мама" оказалась очень уютной, вполне пригодной для вечного проживания. На радостях роженица стала рожать по двое, трое, четверо... Пятерых за раз стала рожать!
   Подземный Совет (зазеркальное лобби, болотный комитет или как его ещё) выразил глубокое одобрение по этому поводу и вынес новое постановление: пятерняшек растить до размеров человека, делать из них наземных правителей, гигантов мысли, хоть и маленького роста, но зато - сразу после рождения! - имеющих кучу двойников. Конечно, можно было их выращивать и дольше, до состояния "высокий-интересный" - с помощью специальных упражнений, с помощью уже известных нам дуэлей на символических деревянных мечах, Кстати, для этого имелись и другие специальные магические упражнения, их также можно было использовать для увеличения размеров тела, а смысл? Часть умственной энергии ушла бы в рост! А ведь экономию ещё никто не отменял, ведь только небесные энергии бесконечны.
   Рождавшихся меньшими группами решено было считать неполноценными, им запрещены были "дуэли роста", как мы уже не раз сказали, а чтоб они не очень обижались, им было дозволено пользоваться адской валютой, то бишь "кхеками", неограниченно.
 
   Часть 3 - "НЕЖДАННЫЕ МЫТАРСТВА"
 
   1.
   В преддверии Северной войны шведы разбегались из своего насиженного городища как тараканы. Кто-то им шепнул о контракте между "Руссией" и болотным зазеркальем? Если и шепнул, то не всем.
   Значительная часть населения всё же не покидала городище, долго не покидала, достаточно долго для того, чтобы Адель почувствовала себя почти шведкой. Целых два года наслаждалась она общением с монахинями, говорила с ними на чистейшем шведском языке. Ей нравилось дурачить набожных северянок. Она и сама была северянкой, но лишь по отношению к южанкам - к баваркам и прочим южным немкам. Для шведок она была южанкой.
   Как уже сказано, весёлое общение, перемежавшееся молитвами, длилось почти два года. Затем весь этот северный монастырь собрался, как по военной тревоге, отчалил ещё севернее - в Стокгольм. Хотели взять с собой и Адель, "долговязую новенькую", и та уж было согласилась, но буквально накануне отбытия ей приснился сон, в котором холщовый коротышка, "друг её отца, младшего болотного владыки", запрещает ей уезжать.
   - Ты мне здесь нужна, не смей никуда ехать! - прозвучал его голос в ушах девушки, уже когда она почти проснулась.
   Адели даже показалось, что всё это происходит наяву. Открыв глаза, она ожидала увидеть пузатого карлика, смахивавшего на карлицу, но вместо него увидела настоятельницу - худую, высокую шведку.
   - Сестра, ты едешь с нами или...
   Никуда Адель не поехала, к вящему удивлению товарок. Решила послушаться друга своего настоящего отца. Болотного друга болотного же отца.
   Послушалась, осталась, но в какую передрягу угодила!
   Не нашлось для неё другого приличного места, так как в городище начались странные метаморфозы, и пришлось ей на время поселиться в заброшенном подвальчике маслобойни, спать на голом полу. Ночью спала, а днём попрошайничала.
   Те, кому она была якобы нужна, больше не объявлялись, никаких голосов она больше не слышала. Зато слышала непрерывный стук молотков и больших молотов, днём и ночью.
   Ещё война толком не началась, а уже началось строительство дворцов, так необходимых для появления зависти у горожан будущего города, великого города, столицы будущей великой империи.
   Первым делом начали втыкать в жидкую болотную почву сваи. Неопытные русские строители, привыкшие возводить у себя в деревнях одни лишь избы да амбары, "мёрли, как мухи", согласно рапортам Алексашки Меншикова царю. Так и писал друг детства другу детства: "Мрут, как мухи".
   Особенно много трупов появилось на территории Весёлого острова, где начали возводить Петропавловскую крепость.
   В наше время часто можно слышать: надо было ограничиться крепостью, а сам город строить поодаль. К сожалению, все умны задним числом. А в то время, учитывая амбиции и резкий характер государя, о строительстве столицы в другом месте и речи быть не могло. "Отсель грозитить мы будем шведу!" Отсель, и больше ниоткуда.
   Строители были русские, а архитекторы сплошь иностранные, но последним их благородное происхождение не помогло. Большое болото, как правило, любит всех одинаково. Затягивает всех подряд, высасывает силы и здоровье у всех без разбору.
   Топи Целау тоже отличаются сильной хваткой, но с хваткой петербургских топей, бывших шведских, им и сегодня не сравниться.
   Впоследствии и писателей с поэтами сюда затянуло, тем же сквозняком у большой двери, которую Пётр прорубил в Европу. Многих и многих затянуло и обобрало до нитки. Тяга-то действует непрерывно, без выходных и праздников.
   Хорошо живётся на болотах лишь тем, кто там родился, им даётся дополнительный ангел. Адель родилась на других болотах, там и ангел её болотный остался. Здесь у неё ангела не было. Хотя... А Бехер на что?
   Ворон тоже не совался к девушке, целых два года не совался. По двум причинам: во-первых, обижался на неё за гордыню, а во-вторых, не осмеливался: кто мешает болоту делать его, болотное, дело, кто пытается накрыть своим крылом приезжих, часто бывает жестоко наказан.
 
   2.
   Адель за эти несколько лет обнищала, но не одичала. Много раз переболела всякими болезнями, но не сдавалась. И даже ухитрялась милостыню подавать, чем придётся.
   Как-то раз подала корку хлеба нищенке, сидевшей у стен непонятной обители.
   - Спаси тебя Господь, милая... - сказала нищенка и упала.
   Адель встрепенулась.
   - Помогите кто-нибудь, скорее! - крикнула она озираясь. - У неё, верно, голодный обморок!..
   Из ворот непонятной обители выбежали две монахини, одетые в такие диковинные облачения, каких Адель сроду не видывала. Они стали поднимать нищенку.
   - Помогла бы ты нам, сестрица, - взмолилась одна из монахинь, глядя на Адель.
   Втроём понесли нищенку к воротам, где поджидали ещё четыре монахини, которые изрядно помогли, и уже через десять минут нищенка приходила в себя на столе в большой столовой, то бишь в трапезной.
   - Что это за монастырь? - спросила Адель.
   - Святой Бригитты! - ответила одна из монахинь.
   - Разве есть такая православная святая?
   Сёстры переглянулись, но почему-то не ответили.
   Адель не обиделась на них и совершенно не удивилась, так как мало чего православного было в "Руссии" того времени, наипаче в строящемся "европейском городе". Многого она не знала, но зато была уверена: чтобы навести порядок на земле, его надо устроить сначала в аду ( в зазеркалье, в болотной обители или как там ещё). Она скучала за отцом и за его "старшим другом". И по-детски счастлива была, ведь судьба привела её в монастырь, где, как поговаривали, на каждую монахиню по сорок искушающих демонов имеется. Значит, на работу в ад желательно шагать из монастыря. Не знала она, что всё случится очень быстро, что её дорога в ад находится буквально в двух шагах...
 
   3.
   В огромной спальне было сорок с лишним коек. Иногда по ночам Адель, лёжа в постели, слышала шушуканье и хихиканье. Кое-кто из девушек разговаривали о мужчинах.
   - Я бы за такого вышла не раздумывая, деньжищи у него завидные...
   - А любовник он какой?
   - Пока не знаю...
   Такие разговоры не удивляли Адель, ведь она до того ни разу не общалась с русскими монахинями и послушницами. То, что в Европе запрещено, в дикой "Руссии", вполне могло приветствоваться. То, что в Европе считалось неприличным, русские охотно совершали, будучи в полной уверенности, что поступают в соответствии с общечеловеческими нормами и правилами. Вели себя как дети!
   Возможно, эти девушки ничего не слышали о пуританских методах воспитания. Адель легко прощала им маленькие слабости.
   Возможно, вся эта дикая страна нуждалась в добром воспитателе. Или учителе. Ведь к христианству она, всё-таки, пришла! Хотя потом, столкнувшись с "техническими трудностями", с двухчасовым выстаиванием служб, со строгими постами, епитимьями, а также с другими, чисто техническими, деталями, многие православные позавидовали католикам: у тех и служба вдвое короче, и выстаивать её не нужно, а есть скамеечки. И много всяких других послаблений католикам даётся, и даже в наше время. Многие православные, погоревав-посокрушавшись, перестали регулярно церковь посещать, стали ограничиваться свячением пасх и яиц. Лишь два процента утруждают себя подвигами.
   Адель ничуть не осуждала послушниц и надеялась на их скорейшее исправление. "Господь вразумит их сам, не моё это дело!" думала она и продолжала молиться: и днём, и ночью, когда лежала без сна.
   Среди ночи в спальню вошла девушка в простой одежде: коричневая юбка, серая блузка, серая косынка. Она направилась к Адели.
   - Не нужно ли тебе чего, родная?
   - Нет... Кто вы?
   - Миранда...
   - Мне ваше имя ничего не говорит...
   - Оно и к лучшему...
   - Почему к лучшему?
   - Потом узнаешь... Спокойной ночи!
   Миранда покинула спальню. Послушницы всполошились.
   - С кем это новенькая болтает?!
   Адель села на кровати.
   - Я беседовала с Мирандой! Вы её знаете?
   В ответ раздался смех.
   - Я же говорила: она странная...
   - Да! Всё время молится, непрерывно. А теперь вот говорит сама с собой...
   Адель возмутилась. Могли бы обсуждать её и потише.
   - Так вы здесь только что никого не видели?
   Снова раздался дружный смех послушниц.
   Адель улеглась, накрыла голову подушкой и решила более не обращать внимания на разговоры в спальне. Пусть оскорбляют и издеваються, христиане должны прощать.
   Она и раньше прощала им издёвки, прощала с лёгкостью, ведь эти девушки многого о себе ещё не знали. Они даже не знали, на что способны, хотя многие уже собирались принять постриг. Земной человек не может знать всё о себе, даже если он монах или монахиня.
   В доме отчима Адель не получала любви, зато получала свободу. Например, свободу чтения. В богословских книгах она нашла прелюбопытный факт: будто бы монахи одного из афонских монастырей позавидовали достижениям нового послушника, который сильно преуспел в молитве и духовном делании, добился высшей похвалы настоятеля. Монахи не выдержали, бросили выскочку в выгребную яму. Если бы не помощь Богородицы, неизвестно, чем бы всё закончилось.
 
   4.
   Адель непрерывно молилась, совершенствовалась в духовном делании и смирении. И не ждала ничего хорошего со стороны товарок.
   Однажды она шла по коридору, как всегда бормоча молитвы, кланяясь всем монахиням и послушницам, а также настоятельнице. Настоятельница в очередной раз кивнула на неё, как бы ставя в пример всем остальным. Послушницы нервно захихикали.
   Было утро, а утром положено завтракать. Адель завтракала, сидя в одиночестве, мысленно читая молитву. Послушницы поглядывали на неё, перешёптываясь. Затем две из них встали со своих мест, подошли к ней.
   - Сестра, вчера во время службы в храме ты приглянулась...
   Другая цыкнула на неё.
   - Вчера во время службы на тебя обратил внимание священник из соседнего монастыря. Он хочет с тобой поговорить...
   Незаметно наступил вечер, время ужина. За ужином к Адели снова подошли послушницы, напомнили о священнике, который где-то ждёт её для беседы.
   И вот уж совсем поздний вечер наступил. Адель в сопровождении послушниц подошла к каменному особняку.
   - Здесь он живёт, этот святой отец? В таком шикарном доме? - спросила она.
   - Здесь он только служит. В каждом уважаемом особняке есть внутренний храм. Ну что, войдёшь, или постесняешься?
   - Войду! Стучите!
   - Без надобности, нас тут давно ждут...
   Адели ничего не оставалось, как войти туда и...
   Какая музыка! Она сроду ничего подобного не слыхала.
   Поднялись по низенькой мраморной лестнице, с неё свернули вправо по коридору, который привёл в нарядно обставленную гостиную.
   В гостиной ждал молодой человек в рясе, рыжий, очень высокий, и очень некрасивый с лица. Из-под чёрного подола выглядывали щегольские башмаки. Очень красивые.
   - О! Какое послушание! Ровно в одиннадцать, как и договаривались! - воскликнул он.
   Послушницы сделали серьёзные лица.
   - Нам нужно стразу же покинуть вас.
   - Да, матушка ждёт нас для вечерней молитвы.
   - Может и мне уйти? Прийти в другой раз? - спросила Адель.
   Человек в рясе бросился к ней, осенил крестом, дал поцеловать руку и свой большой нагрудный крест.
   - Другого раза может не быть, ведь завтра я уезжаю в Европу. Мне очень нужен твой совет, сестра, ведь я ни разу не был в Пруссии. Ты ведь оттуда?
   - Да, но...
   - Что значит это "но"? Ты не желаешь мне помочь?
   - Живя дома, я редко ходила в церковь. Здешние сёстры приобщили меня к монастырской жизни и к постоянной молитве. Я очень им за это благодарна и не хочу, чтобы они думали, будто я...
   - А я буду благодарен тебе, если ты меня научишь некоторым европейским манерам, - перебил её человек в рясе. - Особенно застольным! Чтобы меня, там, у вас, в Европе, не сочли русским медведем.
   Священник махнул послушницам, те вышли. Затем он жестом указал на накрытый стол.
   - Прошу разделить со мной трапезу.
   - Но сейчас пост!
   - Меру поста определяет духовник. Да и душа сама ведает. Душа меру знает! А дело священника - лишь благословлять. Благословляю!
   Он перекрестил Адель, снова дал поцеловать руку и крест.
   - Что скажет матушка?
   - Я говорил с ней.
   - Обо мне?!
   - Ничего странного в этом не вижу. Новые послушницы всегда являются предметом особого внимания матушки. Она следит за каждым их шагом, иногда советуется со мной. Ты ведь новенькая?
   - Да...
   - Тогда садись и вкушай с чистым сердцем.
   - Если матушка и вправду разрешила...
   - И благословила!
   Он наполнил две рюмки водкой.
   - И водку разрешила?! Не может быть!..
   - Может! Пей, говорю!
   Тон священника был наглым, но не таким уж чтобы очень. Тембр голоса напоминал...
   Ой! Адели стало почти дурно. В этом голосе она уловила знакомые нотки. Любимые. Так Эрик с ней когда-то разговаривал: нагло, но с любовью. Это лучше, чем без любви, но вежливо.
   Священник оказался почти полной копией её друга, особенно после первой рюмки. После второй она уже не сомневалась: душа Эрика стремится к слиянию с её душой, и Бог посылает им обоим приятные встречи. Возможно, Эрик в тот же самый момент общался с девушкой, похожей на неё.
   После третьей рюмки она уже вообще ни в чём не сомневалась: раз матушка благословила и священник не против...
   После четвёртой она сама предложила рыжему и некрасивому мужчине, разительно похожему на её друга, не стеснять себя ничем и не мучить.
   - Пожалейте же себя, наконец! Господь хочет от нас милости, а не жертвы...
 
   5.
   В болотной столице, которая только и делает, что сосёт из тебя соки, трудно жить-выживать, а долго жить-выживать ещё труднее. Плюс эти белые ночи! Получается двойная нагрузка на психику. Тут не только день с ночью перепутаешь, но и бордель с монастырём.
   Настоятельница монастыря явно что-то перепутала в своё время, ещё в самом начале. Честно говоря, возглавлять тот монастырь она стала совсем недавно. Да и не совсем настоящий был этот монастырь. В то время. когда строился Великий Город, мало кому было интересно приглядываться к чему-либо, кроме дворцов.
   В один прекрасный день, одна сельская вдова, приехавшая проведать родственника-строителя, задумала остаться в городе. Навсегда.
   Собрала она девиц подозрительного поведения, со всей округи собрала, да из родного села ещё привезла нескольких. Вот и организовала, в недостроенной пока ещё "обители", что-то вроде "церковной общины".
   Однако...
   В один прекрасный день её стало мучить безденежье, и она подумала: пусть сёстры помогут, христиане должны помогать друг другу.
   Правильно она рассудила или нет, не нам с вами судить. Судить имеет право только Бог.
   Утром того дня, который наступил после посещения Аделью рыжего священника, настоятельница находилась на монастырском подворье, срезала георгины и астры. Примерно в десятом часу "рыжий человек в рясе" вошёл через калитку. Теперь на нём, вместо рясы, был дорожный костюм. В правой руке он держал саквояж, а в левой - небольшой мягкий свёрток - с одеянием священника. Вежливым жестом подозвал настоятельницу, вручил ей деньги и свёрток. С особым благоговением вынул из-за пазухи большой нагрудный крест. Поцеловал его и тоже передал настоятельнице.
   - Благодарю за возвращение меня к жизни. Ах, эта ночь... Моя душа поёт!
   - Неужели так понравилась вам эта грубоватая девица?
   - Дело вкуса! Она напомнила мне мою первую любовь...
   Псевдосвященник закатил глаза, на момент ушёл из этой жизни, а потом вернулся. Видимо, его первая любовь тоже была неотёсанной девственницей, и, видимо, тоже зело пришлась по вкусу в момент первого свидания с ним.
   Настоятельнице пришлось по вкусу такое отношение к её новенькой воспитаннице. И щедрость клиента пришлась по вкусу.
   - Покидаете нас? Надолго?
   - На всё воля Господа...
   - Воистину! Неисповедимы пути Господни. Господь хочет от нас смирения, а не заумства...
 
   6.
   В то же самое утро, всё ещё юная, но уже отнюдь не невинная Адель, сидя полуодетая на кушетке, вяло вспоминала, чего хочет от неё Господь. Но утренние мысли совсем не то, что вечерние, когда мозг работает быстрее и охотнее. Она отрешённо смотрела на деньги, лежавшие на столе среди объедков и окурков. Выражение её лица сильно отличалось от лица настоятельницы, которая любила деньги гораздо больше, чем она.
   Заглянула служанка.
   - Мадмуазель, половина денег моя. Я рисковала не меньше вашего. Скоро господа приедут, хозяева дома.
   - Откуда приедут?
   - Точно не знаю, но должны прибыть нынче утром.
   Адель, широко улыбнувшись, схватила деньги, швырнула их служанке под ноги. Та начала лихорадочно их собирать.
   - Мадмуазель, не гневайтесь, но я ещё приду, убраться надо, грязно тут. А вы бы шли к себе...
   Адель кивнула. Служанка вышла.
   Адель, с той же улыбкой, весьма новой для неё, начала бродить по комнате. Заметив на полу рядом с камином плошку с надписью "крысиный яд", она схватила её, прижала к груди, затем поднесла к лицу, зарыдала.
   - Ну, вот и конец мой пришёл! Как просто всё! Всегда мечтала заглянуть в преисподнюю, хоть одним глазком. И вот сейчас там буду...
   Она залпом выпила содержимое плошки. Часть его пролилась на пол.
   Девушка глянула на своё отражение в большом зеркале. Поверхность зеркала покрылась рябью...
   В тот момент служанка старательно подметавшая под дверью, заглянула в замочную скважину.
   - Мадмуазель, ну, когда же вы уйдёте? Мне из-за вас достанется...
   В коридор с парадной лестницы пришёл слуга с двумя саквояжами.
   - Господа спрашивают, готовая ли ванна?
   - Знамо дело, готова!
   - А завтрак?
   - Накрою в зелёной гостиной!
   Слуга направился к двери в зал.
   - Багаж поставить в залу велено...
   - Здесь поставь! Я там уберусь и сама отнесу...
   Слуга поставил саквояжи, удалился, а служанка распахнула дверь зала.
   - Выметайтесь, живо, а не то нам обеим не сдобровать!
   В зале было пусто.
   - Где вы? Прячетесь? Что за вздор? Не иначе как хотите сжить меня со свету... Выгонят меня из-за вас...
   Она заглянула под стол, под кушетку, проверила окна, запертые изнутри. Заметила пропажу плошки с ядом.
   - Сама куда-то сгинула, а посуду зачем красть? Ведьма, не иначе ведьма... Небось, умчалась на метле! Такой, конечно, никакие деньги не нужны, ей главное людей с ума сводить. Но я не из пугливых, и не такое видела...
   Она вышла в коридор, вернулась с саквояжами, поставила их в угол, начала уборку.
   В это же самое время юная Адель, держа в руках пустую плошку, озиралась вокруг. Помещение, в котором она находилась, было начисто лишено мебели, стены оказались абсолютно голыми: четыре голых голубых стены с одной белой дверью.
   - Эй! Придёт кто-нибудь за мной? Прибыла ещё одна грешница! - крикнула Адель.
 
   7.
   Дверь отворилась, в помещение вошла старушка, весьма экстравагантная, в полупрозрачном пеньюаре. Она бросилась обнимать Адель, целовать её.
   - Наконец-то! А я уж думала, что никогда не выйду замуж.
   Девушка отстранилась.
   - Вы замуж хотите? Вы?!
   - Доживёшь до моих лет, тоже захочешь...
   - И сколько же вам лет?
   - Точно не помню, но несколько сотен уже набежало, пока я тут прохлаждалась. По-моему, четыреста! Да, не меньше четырёх сотен набежало...
   Она схватила плошку, стала рассматривать её.
   - Крысиный яд... Ты это выпила?!
   - Как видите. Иначе бы меня здесь не было.
   - Ха! "Здесь"! А ты уверена, что знаешь, где ты?
   - За зеркалом. То бишь на том свете. То бишь... в преисподней?
   Старушка улыбнулась.
   - Какая осведомлённость!
   Она начала раскачиваться, а затем вальсировать, фальшиво напевая.
   - "То бишь в подземелье"... "То бишь болотных глубинах"... "То бишь глубинных высях"... "То бишь в"...
   Она остановилась, уставилась на плошку.
   - Всё верно! Все давно всё знают! И всё всем ясно!.. Не ясно мне одно: что ещё было в этой посудине. Не поверю, что, просто выпив крысиного яду, ты сразу, без похорон, попала к нам. Это было бы слишком банально! Тут что-то ещё... Так что ещё было в этой посудине?
   - Ничего! Хотя, я так рыдала, что могла не заметить, как служанка, всё утро путавшаяся у меня под ногами, подсыпала ещё чего-то...
   Она обернулась. Сквозь зеркало был виден зал, только что оставленный ею. Горничная продолжала уборку. Но старуху это почему-то мало трогало.
   - Рыдала, говоришь?
   - Рыдала! Перед смертью все рыдают!
   - Ну и изобретательница ты! - услышала Адель ласковый голос. - До сих пор все пользовались эликсиром Бехера, а ты свой изобрела!
   Прибежали крысы.
   - Ой, и крысы примчались, лизнув твоего нового чудесного эликсира...
   Старушка сорвалась с места, убежала. Через момент вернулась с каким-то старичком.
   - Дорогой жених, мой будущий муж и повелитель! Разреши представить тебе новую привратницу, хранительницу зеркала в доме на улице... Как бишь её?
   - У этой улицы ещё нет названия. Вернее, название устарело. - сказал старик. - Но скоро будет тут новый город! Который построится изрядно быстро!
   Старушка чмокнула его.
   - Умница моя, цветочек мой!
   - Мой ангел!
   Они ещё пообнимались. Затем старушка впала в раздумье.
   - О чём это я? А! Дорогой, я готова представить тебе ту, которая сменит меня на моём посту.
   - А она согласна?
   - У неё нет выбора.
   - Тогда идём собирать вещи!
   - Идём!
   Адель опешила.
   - Погодите, а мне что делать? Оставаться тут?
   - Если хочешь, оставайся...
   - Как долго?
   - Не знаю. А если хочешь... иди с нами.
   Старичок поддержал свою старую невесту.
   - Да-да! Пусть поможет нам паковаться!
   - Благодарю за приглашение... - промямлила Адель.
 
   8.
   Адель, вслед за старой привратницей и её старым женихом, вошла в спальню. Весь интерьер был завален произведениями ручной вязки: жакетками, шарфами, пледами и пр. Старый жених схватил огромную сумку, ручной же вязки, начал запихивать всё это богатство в неё. Рядом на полу лежали такие же сумки, но пока пустые.
   Адель взяла в руки шарф и плед.
   - Как красиво! Чья это работа?
   - Наша! - сказал жених.
   - Наша! - поддакнула привратница.
   Как бы в доказательство, старый жених подобрал с пола недовязанный шарф, стал лихорадочно вывязывать узоры. Затем, махнув рукой, бросил это дело, снова начал паковать сумки.
   У Адели перехватило дух.
   - Потрясающе!
   Раздался стук в дверь.
   Старая привратница бросила набивать сумку, разогнула спину.
   - Войдите!
   - Войдите! - повторил за ней жених.
   Вошла... Миранда.
   - Тебе что-нибудь нужно, милая? - тихо спросила она у Адели.
   - Не-е-ет... - удивлённо протянула Адель. - Кто ты? Как ты здесь оказалась?! Ты что, охотишься за мной? Или ты кудрявая ворона-проводница? Кто ты?
   Ничего не ответив, Миранда ушла.
   Снова раздался стук в дверь. Будущие молодожёны разом отозвались:
   - Войдите!
   - Войдите!
   Вразвалку, щёлкая клювом и царапая пол когтями, вошёл Бехер-Стоцкий.
   - Тебе что-нибудь нужно, милая? - голосом Миранды спросил он.
   - А ты откуда здесь?! - взорвалась Адель. - Как ты узнал, где я?!
   - Я же проводник! Или уже забыла?
   - Ничего я не забыла. Ты ещё и в ангелы ко мне набивался...
   - Мда... - задумчиво произнёс ворон. - Кто-то любит задирать нос себе во вред... Ничего я тебе больше не скажу, хотя и мог бы.
   Он гордо вышел.
   Старая привратница и её жених переглянулись.
   - Похоже, ей здесь не дадут скучать, - сказал жених.
   - Вязать, по крайней мере, не придётся, - буркнула привратница. - Будут у неё более интересные развлечения.
   Снова раздался стук в дверь. Старая привратница бросила гневный взгляд на Адель.
   - Это опять к тебе?
   Тут она заметила, как из-под двери, прямо на неё, поползли толпища гнид.
   - Ой, нет, на этот раз ко мне!
   - Ты хотела сказать "к нам"! - почему-то обрадовался старый жених.
   Адель от страха и гадливости запрыгнула, прямо в башмаках, на кушетку.
   - Эти насекомые тоже хлебнули моего эликсира и пробрались через зеркало?!
   - Цыц! - оборвала её привратница. - Это наша служба безопасности...
   Адель сняла башмаки, прижала их к груди и улеглась на кушетке, накрывшись с головой пледом.
 
   9.
   В дверь вошёл коротышка в холщовом балахоне, весь обсаженный вшами и гнидами, а также в сопровождении оных. Старая привратница и её старый жених пали перед ним на колени.
   - О, повелитель! Простите, что не от нас узнали о смене главного лица на этом посту, - замурлыкала старая привратница.
   - И об уходе второстепенного! То бишь меня! - крякнул старый жених.
   Коротышка поморщился.
   - Не будь у меня таких хороших осведомителей, я всегда всё узнавал бы с огромным опозданием.
   Он умильно глянул на насекомых, которые сформировали у его ног аккуратный полукруг, почтительно застыли. Затем продолжил.
   - И какова причина вашего отбытия?
   - Будто вы не знаете! - хихикнула привратница.
   - Знаю, но хотел бы слышать от вас.
   - Как же! Как же! Вы же обещали, если мы найдём себе сильную замену... - воскликнул старый жених.
   Старая привратница цыкнула на него.
   - Если мне будет найдена замена! Ты-то здесь при чём?!
   Холщовый коротышка снова поморщился.
   - И кто она, эта несчастная?
   Старого жениха взорвало.
   - Почему "несчастная"?!
   Привратница снова цыкнула на него.
   - Бдеть у зеркала, конечно, дело невесёлое, но можно ведь найти массу дополнительных занятий. Я ведь нашла себе развлечение!
   Она кивнула на горы вывязанных вещей.
   - Мы нашли! - крякнул старый жених. Он схватил недовязанный шарф, продолжил вязку. Руки его сильно тряслись.
   Коротышку перекосило.
   - И чем же она так сильна, эта ваша замена?
   - Ну, как же, как же! - залепетала привратница. - Вы же сами ставили условие: кто сможет сам, без моей помощи, пройти из верхнего мирка в наш мир через это зеркало, тот будет иметь право здесь остаться и... Работать!
   - А желание? Будет ли он... То бишь она...
   Он подошёл к кушетке, брезгливо приподнял край пледа, которым укрылась Адель.
   - Будет ли она иметь желание работать? Мне доложили, что она попала сюда случайно, не желая этого, стала жертвой обстоятельств...
   Привратница деловито подбоченилась.
   - Желание появится в ходе работы. У неё нет другого выхода. Вылезай!
   Адель выскочила из-под пледа. Холщовый коротышка смерил её презрительным взглядом.
   - Хорошее начало! Сейчас я никого не нашёл на сторожевом посту, - он кивнул на дверь. - А потом и она, по вашему примеру, будет всё время прятаться здесь. С вашей лёгкой руки!
   Привратница не растерялась.
   - У неё на это не будет времени! Она отпетая изобретательница, она будет всё время что-то изобретать, неотлучно находясь на своём посту, правда, солнышко моё?
   Адель неуверенно кивнула. Холщовый коротышка поднял брови.
   - В чём же состоит её изобретательство? Приведите хотя бы один пример.
   - Она додумалась налить слёз в крысиный яд! А до того её изнасиловали, лишили девственности. Слёзы изнасилованной девственницы вкупе с крысиным ядом явились чудесным пропуском к нам. Это очень оригинальное изобретение, нечто совершенно новое.
   Старый жених как бы обрёл второе дыхание.
   - Или хорошо забытое старое! Я тут знал одну девственницу, лет триста назад...
   Старая привратница бросила на него ревнивый взгляд.
   - Ещё скажи, что она тебе отдалась!
   Холщовый владыка утомлённо вздохнул.
   - Не переводите разговор на другую тему! По вашему мнению, одного изобретения достаточно, чтобы заслужить титул привратницы и восседать тут следующих пару сотен лет?
   - Но вы же сами говорили, что если кто-то сможет сюда пробраться без моей помощи...
   - Я это говорил, будучи уверенным, что никто не сможет!
   Старый жених нахохлился.
   - И теперь что? Оставаться нам здесь? Вечно оставаться?! И свадьбе нашей не бывать?!
   Владыка проявил гуманность.
   - Хорошо, пусть остаётся. Проверим её в действии. А далеко не уходите, если что - верну вас сюда.
   Старый жених возликовал.
   - Мы будем рядышком! Совсем недалеко! Помчались!
   Он схватил сумки с вязаными вещами и выбежал в дверь. Старая привратница шмыгнула за ним.
 
   10.
   - Чего уставилась? - спросил владыка у Адели. - Никогда не видела скромных правителей? Да, я одет не так шикарно, как некоторые князьки и графья верхнего мира, но могу я больше них.
   - Не сомневаюсь! Я была знакома с одним из ваших владык, буквально недавно общалась с ним, а он до этого общался с русским царём, у которого я служила кучером...
   - И об этом мне известно. И о пуговицах, с помощью которых он, глупец, хотел захватить единоличную власть. Он сразу понял, что твой камзол с царского плеча.
   - С помощью пуговиц?!
   - Ты общалась самым глупым из наших подземных владык, поэтому он утратил своё место, я теперь вместо него.
   - Он сказал, что я ему буду нужна. Где он?
   - Неважно! Кстати, не хотел говорить при старой привратнице...
   Он кивнул на дверь.
   - Ты мне будешь ещё больше нужна, ведь ты способна превращать бриллианты в дерьмо...
   - Я?!
   - Не пугайся, я не настолько скромен, чтобы бросаться бриллиантами. Я хочу использовать их на благое дело, и ты мне в этом поможешь.
   - Не понимаю...
   - Тебе и не понять без моего объяснения. Игру "назад-вперёд" ещё не забыла? С её помощью можно превращать не только людей, но и предметы - в их старую форму. Все бриллианты когда-то были углём, простым углём...
   - Понятно! С удовольствием для вас это исполню!
   - Благодарю. Но это будет ещё не скоро, так как у меня ещё нет достаточного количества бриллиантов. Мне нужна очень большая их куча!
   - Для каких целей?
   - Этого я не могу сказать, оставайся здесь, жди дополнительных указаний. Но чтобы остаться на этом месте, тебе нужно быстренько что-то оригинальное и весьма полезное изобрести. Иначе переведу в невесёлую камеру, где томятся горе-изобретатели, не способные ни на что другое, кроме как есть и пить.
   За дверью послышался кашель привратницы.
   Владыка усмехнулся и нарочито громко произнёс:
   - А сюда верну эту дряхлую пару! Которая только корчит из себя невинность. Неизвестно, чем они тут втихаря занимались, эти скромники. Эти лицемеры!
   За дверью послышался звук падающего тела. Затем прозвучали торопливые, удаляющиеся шажки.
   Владыка гордо, вместе с гнидами, удалился, более не взглянув на Адель. Та расстроилась.
   - Ну вот... Все меня бросили. И что же мне изобрести, если я в жизни ничего не изобретала?
   Она поймала себя на мысли, что вовсе не боится быть переведенной к другим изобретателям - хоть там будет с кем интересно пообщаться. Она почему-то разволновалась, подумав, какими несчастными будут чувствовать себя старые любовники, не имея возможности обвенчаться или хотя бы просто пожениться. Ей хотелось помочь этой паре, ведь только свадьба могла, по их мнению, сделать их счастливыми. Пусть они заблуждались, но какое приятное заблуждение!
   - Если мне никогда не суждено выйти замуж, так пусть хоть кто-то будет счастлив!
   Адель ощутила прилив гордости за себя . И... счастья!
   - Если не любимой, так полезной буду я отные! Да! Именно так!
   Дверь, как бы в ответ, приятно скрипнула.
   - Погоди, не торопись, может, и любимой ещё станешь...
 
   11.
   В дверь важной походкой снова вошёл Бехер-Стоцкий.
   - Кхе-кхе... Поздравляю с новой должностью!
   Адель снисходительно глянула на ворона.
   - Ты снова здесь? Уходи, не мешай работать.
   - Работать?
   - Ну, думать. Пока думать.
   - Могу помочь!
   - Чем ты можешь мне помочь? От тебя одни неприятности. Вспомни наши встречи: после каждой из них я попадала в опасную переделку.
   - Не только с моей подачи, но и с подачи своего отца. Не я дал тебе секрет игры, благодаря которой, кстати, ты знаешь столько языков.
   - Толку мне от этих языков, если благодаря им я оказалась здесь!
   - Неблагодарная, всё тебе не так. Ангела-хранителя своего постоянно гонишь, всё судишь по внешнему виду...
   - Если бывают ангелы с чёрными крыльями, то я самая великая изобретательница в мире!
   - А если ты узнаешь правду? Что твой ангел - девушка, одетая очень скромно?
   - Кого ты имеешь в виду?
   - Миранду!
   - Ты с ней знаком?
   - Конечно! Я её всё время вижу, в отличие от тебя. Она с тобой буквально нянчится, предупреждает каждый твой шаг.
   - Ага! Понятно! Это её усилиями я оказалась в аду.
   - Не кощунствуй! Тебе предопределено здесь оказаться высшими силами, этот вопрос ангелы-хранители регулировать не могут. Но в деталях - всегда помогают, если их подопечный не очень противный.
   - Это я-то не очень противная? До сих пор мне все внушали, что противнее меня не бывает.
   - Миранда так не думает. Ты ей нравишься! Иначе бы она тебя давно бросила.
   - Хорошо, я буду вежливо с ней разговаривать в следующий раз.
   - А пока поговори со мной! Мы могли бы принести большую пользу друг другу, если ты, конечно, умеешь держать язык за зубами.
   - Умею!
   - Тогда слушай! У меня в мозгу давно созрело одно весьма полезное изобретение, но денег мне за него не дадут, не по рангу мне делать изобретения, а тебе - дадут, если хорошенько надавишь на хозяев. Это же почти миллион "кхеков"! И ты потом поделишься со мной, лады? Мне срочно нужна эта сумма.
   - Зачем тебе полмиллиона "кхеков", да ещё и срочно?
   - Надоело со жмуриками якшаться, веришь? Да и живых доить некрасиво, совесть замучает. Тебе хорошо, ты при зеркале, а моё зеркало навсегда утрачено, не могу я так просто найти себе замену. Уж лучше пусть будет выкуп.
   - Ну, выкупишься ты, и что?
   - Хочу вернуться назад в человеческое состояние, да не бедняком, а богатеньким.
   - И каково же это полезное изобретение?
   - С некоторых пор один проходимец пытается превратить преисподнюю в богадельню...
   - Каким образом?
   - Вымогает сумасшедшие деньги за информацию, а потом переводит их в пользу бедных.
   - Какую информацию?
   - О душах, которые попадают в ад по ошибке, которых потом всё равно отдавать придётся.
   - Кому?
   - Архангелу Михаилу, он один имеет право забирать их!
   - И ты веришь в эти сказки? Хоть один раз ты его видел, Архангела Михаила?
   - Не видел, но приходится верить, раз Григорий Фига так успешен в своём шантаже...
   И Бехер поведал Адели умопомрачительную историю о том, как он, после долгой разлуки, нашёл Григория Фигу и как тот оказался уже не таким добрым как раньше.
   - Его испортило это чёртово болото! В Праге он был не таким прижимистым. А тут его высосали, он озверел, стал хулиганить и спекулировать. Но он не всё берёт себе, большой остаток, до копеечки, отдаёт бедным. Вот и получается, что он превращает преисподнюю в богадельню...
   Адель, разинув рот, слушала рассказ Бехера, бывшего Стоцкого. Не она одна решила помогать людям!
   - Есть ещё благородные люди! - воскликнула она.
   - Тебе сейчас не о благородстве надо думать, а о твоём неопределённом положении. Предлагаю выдать моё изобретение за своё, и останешься здесь, цела и невредима.
   - А дальше? Что, если с меня буду потом требовать всё новых и новых изобретений?
   - Не волнуйся, дам тебе ещё парочку идей на всякий случай. И потом не оставлю тебя. Я ведь теперь твой наставник, хоть тебе и не верится. Но помни: все изобретения, навеянные магмой, осуществимы только здесь. Наверху они теряют свою силу...
 
   12.
   Минуло не так уж много времени, и вот уже получено разрешение на внедрение первого крупного изобретения Адели. Раньше его нельзя было получить, в преисподней своя бюрократия. Хотя время там, как уже сказано, понятие чисто символическое.
   Затем прошла ещё пара символических недель, и изобретение внедрили - изготовили специальную камеру, через которую должны были проходить все новички ада.
   Адель, деловито подбоченясь, как это делала старая привратница, наблюдала за процессом. Некоторые души, едва войдя, вылетали из камеры как пробки - таких уже в самом начале набралось пятеро.
   Главный холщовый владыка, "местный патриарх", как прозвала его Адель, с довольным видом тоже наблюдает за процессом.
   В подземном царстве, судя по всему, следовали земным традициям - в вопросе разделения чинов. Мелкие болотные владыки назывались младшими владыками. Правители средних болот - старшими. Ну, а эта могучая топь, которая, по уже распространившимся слухам, собиралась стать центром большой империи, имела владыку из владык - строптивого "патриарха". Говорят, неимоверно экономного. Но ходили также слухи, что это всё спектакль, что он неимоверно вороват и ещё себя покажет.
   Как бы там ни было, "Тот Кого Никто Не Видит", похоже был не против такого варианта, ему, похоже, разные варианты нравились, и было всё равно, кто из подчинённых у кого что украдёт. Лишь бы его земное хозяйство в целом оставалось цело и невредимо.
   - Ну вот, на этих пятерых, - пробормотал холщовый патриарх, - сильно тратиться не будем, сразу отдадим их приёмник для временных обитателей. Пусть Михаил их забирает поскорее, а то натерпятся. Мы ведь их баловать не собираемся.
   Это он говорил сам себе, вращая диким глазом, как бы подытоживая всё, о чём давно мечталось. Затем он обратил свой взор к Адели.
   - Молодец! Не ожидал от такой молодой такой прыти!
   А через какое-то время Адель уже поздравляла Бехера, который превратился в человека и собирается покинуть преисподнюю.
   - Мои наилучшие пожелания в новой жизни! Желаю стать богатым и знаменитым.
   - Богатство дело наживное, а знаменитость лишь плод фантазии. Буду стараться не расстроить сам себя и тебя! Ещё раз поздравляю с новой должностью, с закреплением в ней!
   Заметив грустный взгляд Адели, он спросил:
   - Что, скучать будешь без меня? Не печалься. Буду приходить к тебе во сне и наяву, как мой наставник приходит ко мне.
   - А почему этого не делает Миранда? Могла бы почаще меня навещать...
   - Ангелам не положено часто говорить с подопечными, каждое такое общение - большое исключение.
   - Так она и в аду будет меня нянчить?
   - Почему бы и нет!
   - А как она сюда проникла, если она ангел?
   - Архангел Михаил свободно проникает, где хочет, и для ангелов такая возможность есть...
   - Ладно, улетай и будь счастлив. Желаю прославиться...
   - Благодарю!..
   И он улетел. И вскоре прославился.
 
   13.
   Но сначала Бехер, бывший Стоцкий, долго выпивал на радостях. Он выпивал с таким количеством "верхних" людей, что чуть не спился. Благо, его остановил вездесущий наставник.
   - Хватит балбесничать, начинай своё дело!
   - Какое?
   - Ты теперь вещун экстра-класса. У тебя открыт третий глаз, не заметил?
   Конечно, Бехер уже начал что-то замечать, но списывал это на своё пьяное состояние.
   Наконец, начал он своё дело, открыл контору по предсказаниям, наговорил массе людей массу всякой всячины. Люди были очень довольны, оставляли ему массу денег. Правда, тайно, ведь со времён инквизиции прошло не так много столетий, поэтому Бехер боялся наказаний и суда, и поэтому он просил всех никому о нём не рассказывать.
   Днём он работал, а ночью изобретал новые способы вещания.
   Один из способов оказался очень удачным: ему стали открываться... небеса! Ну, не совсем чтобы очень, но кто из людей в ангелы перешёл, на эту тему кое-что открылось.
   Небольшая справка:
   Кто хорошо ведёт себя в этой жизни, имеет шанс выбиваться в ангелы, становиться чьими-то ангелами-хранителями. Правда, ворон не совсем отчётливо понимал, зачем это нужно. Лично он сам не хотел бы идти в ангелы, так как пришлось бы круглосуточно следить за каким-нибудь субъектом. А вдруг тот окажется идиотом? А вдруг он будет неприлично себя вести? А вдруг он женится, и тогда придётся "коррелировать" с его полоумной супругой и с её многострадальным ангелом-хранителем, который потребует, чтобы ангел мужа плакался в одну жилетку с ангелом жены?!
   Как всё сложно у ангелов-хранителей, врагу не пожелаешь такой жизни...
   В общем, ворон начал активно сочувствовать ангелам. Досочувствовался до того, что стал пытаться с ними общаться. И утешать!
   Один из новеньких ангелов пожаловался ему, что ему дали в подопечные не ту девицу, которую он хотел.
   - А какую бы ты хотел?
   - Да ты её наверняка знаешь...
   Каково же было изумление Бехера, когда он узнал имя девицы, весьма желанной для того ангела.
   - Надо будет срочно сообщить Адели новость! У неё теперь ещё один ангел появится, пусть теперь скажет, что от меня один вред. Ещё какая польза от меня! Ха!
   В следующую же ночь приснился он Адели.
   - Привет! У меня для тебя новость! Радуйся!
   - Выкладывай.
   - Твой Эрик умер! И родители его умерли - их убили грабители по дороге в Москву. Но родителей не взяли в ангелы, а сына взяли - он исключительный человек. И он теперь хотел бы стать твоим ангелом хранителем! Ему дали другую девушку в подопечные, но он хотел бы общаться с тобой, только с тобой! Я уже говорил с Мирандой на эту тему, она не против взять его в ученики и сделать его уже сейчас твоим охранником...
 
   14.
   Адель была охвачена бурей чувств. Её мучили одновременно и радость и уныние. Она ощутила и страсть и вялость. Страшную вялость и слабость вдруг ощутила она. Отвечать ей почему-то совершенно не хотелось. Но ответить что-то, всё же, надо было.
   - А Миранда не будет ревновать?
   - Нет!
   - А как же... Я ведь теперь православная, а он...
   - Да какая тебе разница! Сама-то ты давно в православные записалась? Ты хоть вспомни, что ты родом из болота...
   - А что за девушку ему дали? Может быть, он потом передумает, может быть, она красивая, а мне потом будет неудобно перед Мирандой за моё предательство...
   И так далее. И тому подобное.
   Ворон был в шоке. Не ожидал он, что девица, которая всё время сетует, что её никто не любит, вдруг отказывается от любви. От любви ангела!
   Бехер ничего больше не ответил. Он снова обиделся. Впервые в жизни обиделся "навсегда и серьёзно". Потому что нельзя так разбрасываться любовью. Он бы так не поступил. Его никогда в жизни никто не любил, и он не жаловался. Он понимал, почему. А тут он ничего не понял. Потому и обиделся.
   Адель и не ждала ответа. Она корила себя за свою нерешительность. Фактически она совершила предательство!
   И она запила. И уснула.
   И проспала она сотню лет, которая в аду пролетает незаметно. Проспала и тот момент, когда Санкт-Петербург был провозглашён столицей. Проспала и войну с Наполеоном. И комические эпизоды подземного коронования пятерняшек проспала. И как они после войны дрались и спорили, кому быть той жирной бабой, которая издыхала на острове Святой Елены.
   А ещё раньше, ещё в самом начале своего долгого сна, она проспала собственные роды. Проснувшись, узнала, что у неё кто-то родился. Но даже не поинтересовалась, кто именно. Настолько ей теперь всё было безразлично. Ведь то было дитя смертного греха...
   Адель не один раз просыпалась, и даже не два. Однажды бодрствование затянулось - по вине внезапно нагрянувшего Бехера!..
   Но в тот раз, перед самой встречей с наставником, буквально за несколько дней, она, как и во все остальные разы, проснулась сама. Снова с унылой и отрешённой миной. Ей теперь всё было безразлично - после той ссоры с Эриком, о которой она помнила целое столетие.
   Глянув в зеркало, она с ужасом узрела в нём лицо старухи. Её не предупредили о том, что необходимо каждый раз просить адское начальство о несменяемости внешности. И платить за это. Теперь уж обратной дороги нет.
   - Ну, теперь Эрик и вовсе меня покинет.
   И стала она думать, что ей делать дальше. Как жить. Если из земной жизни попадаешь в рай или в ад, то из ада можно снова в жизнь. Зачем?
   Помогать приезжим деньгами? Не в коня корм, болотный город всё равно их высосет. Помогать чем-то другим?
   Вышла она на улицу, с высочайшего разрешения "патриарха", предложила в ювелирной лавке свою помощь: превратить горку бриллиантов в кучу дерьма. Раз владыке это было надо, почему кому-то другому не надо? Её тогда чуть не арестовали! Но сделали скидку на возраст. Преклонный возраст, что ни говори, имеет свои преимущества.
   Нет, определённо нужно было менять отношение к жизни, пусть даже к адской, другой у неё всё равно не было...
   Вот тут-то наставник проклюнулся. Он обижался на неё целых сто лет, но потом пожалел и вышел на связь:
   - Ты забыла про орднунг! Без тебя тут одна немка пыталась его наводить, но погрязла в разврате.
   - Я её знаю? Кто она?
   - Неважно, её уже похоронили. Никудышняя была царица. Сейчас правит русский царь Николай Первый...
 
   15.
   Йозеф Бехер, уже никакой не Стоцкий, а солидный аптекарь из Карловых Вар, за то время, что Адель спала, успел жениться. Не только жениться, но и много раз поссориться со своей половиной, которую обожал. Поэтому в любовных вопросах уже не был так категоричен и не слишком осуждал Адель. Ещё неизвестно как у неё сложилось бы с Эриком.
   Бехер даже прославиться успел, много всякой всячины наизобретал, вплоть до аналога современной пластиковой карточки (которая сейчас может и тогда могла служить накопителем всяческих благ, символически выраженных в денежной форме).
   Соавтром создателя знаменитой "бехеровки" тоже стал, хотя ему больше подошло бы имя "первооткрыватель", не будем забывать его подземные опыты во время Тридцатилетней войны.
 
   Йозеф Витус Бехер, "официально утверждённый" (из числа многих Бехеров), изобретатель знаменитого напитка, тоже одно время жил в Карловых Варах. Говорят, рядом с ним постоянно крутился кудрявый ворон, его полный тёзка. Крутился и морочил голову, грозно каркал и хлопал крыльями, короче, вёл себя пугающе - по совету своего наставника. Теперь пойди разбери, кто там главный.
   И, что самое интересное, "бехеровка" ведь первоначально получилась ярко-зелёного цвета! Она сама была зелёной, а не только её бутылочка. Ровно такой же зелёной как жидкость, с помощью которой некогда, давным-давно, во время войн и перемирий, высокие персоны попадали в ад (или в зазеркалье, или в болото, ах, не всё ли равно!) Это-то и дало ворону, хоть и не совсем моральное, но право давить на усталые мозги "жалкого торговца".
   - Ты торгаш, а не учёный! Если бы ты был настоящим изобретателем, то согласился бы на мой вариант! - каркал пернатый Бехер. - Ведь твои фокусы в зазеркалье никого не перемещают, а мои - с успехом перемещали, значит, мой рецепт - лучший!
   Утомлённый не так работой, как постоянными перепалками с наглой птицей, которую и в форточку-то было не вытолкнуть - она сразу же превращалась в смешного лысого человечка! - Йозеф-Витус, наконец, согласился на эксперимент. И таки пару раз попал в зазеркалье!... Правда, позднее не очень-то в это верил...
   - Эх, пить меньше надо! - говаривал он почти каждый день, почти до самого конца своей жизни.
   Больше ничем прославиться ворону пока не удалось, и у него внезапно возник вопрос: как там Адель? Стала ли она счастливой? И таки осчастливил её, многочисленными дельными советами, хотя и ненадолго.
   Бехер напомнил адской монахине о зеркальном шкафе, который она получила в наследство от старой привратницы. Его надо было срочно определить в Смольный институт! В институт благородных девиц! В хозяйственный флигель, в чулан.
   С того дня Адель стала наводить порядок в институте.
   - Николаша Первый симпатичный царь, помоги ему с орднунгом, пожалуйста, - сказал ей Бехер на прощание.
   Он знал, что говорил. В последнее время он, как правило, знал, что делал и говорил. Он уже не был тем "пошлым коротышкой", каким считал себя когда-то.
   Помогла царю экономная Адель, очень сильно помогла, допомогалась до того, что даже в Смольном навели смертельную экономию. Один раз пришёл царь с проверкой, а в трёх чанах наваристой ухи обнаружили всего три рыбки!..
 
   16.
   Основательница Смольного, русская царица прусского происхождения, Екатерина Вторая, была рождена, в основном, для любви, но одновременно и в стране пыталась навести порядок, с помощью Смольного - через новый, прогрессивный семейный лад, где муж-офицер боготворит культурную и начитанную супругу. Но при чём здесь строгая экономия?
   Грустно было наблюдать за тощими девицами, особенно за младшенькими, за "кофейницами", носившими форму кофейного цвета.
   А один случай прямо-таки слезу вышибает...
   Слушайте же, что произошло как-то раз.
   В дортуаре стояло десять коек. Десятую занимала воспитательница. По-французски "бонна". Бонна храпела, из-за чего все были уверены, что она крепко спит.
   Яркий лунный свет проникал в помещение свободно, ибо занавеси были отданы в стирку. Пару месяцев назад. И до сих пор не возвратились.
   - Есть хочется, - прошептала в темноте "кофейница" Верочка, надеясь, что её никто не услышит.
   - Ага! - сказала её ближайшая подруга Шурочка. Она тоже не спала.
   Как выяснилось, бодрствовали все девять "кофейниц".
   - Ты тоже голодна? - спросила Верочка.
   - Ага! Ужас, как хочется есть! - ответила Шурочка, уже не шёпотом. И, конечно же, разбудила воспитательницу. Та заворочалась, вскочила, села на кровати.
   - Может, вам ещё кофе в постель подать? - зычно, по-крестьянски, буркнула немолодая, но ещё не очень старая дама. Не только голос её был крестьянским, но и повадки, и грубая кожа на пятках, на локтях - везде. К 1830 году благородный институт успел превратиться в казарму, почти в полном смысле этого слова. Благородных преподавательниц и воспитательниц уже не нанимали, брали тех, кто попроще и подешевле. Институт давно жил казарменной жизнью. Впрочем, как и вся страна.
   - Ага! - захихикала Шурочка. - Скорее дайте нам кофе в постель, мы ведь "кофейницы"!
   Воспитательница юмора не поняла.
   - Что за шутки? Вы, я полагаю, новенькая?
   - Ага...
   - Не "ага", а "уи, мадам"...
   - "Уи, мадам"...
   - Уже лучше! Впредь шутить никому не советую! Шутить в этом покое имею право только я, понятно?
   - Ага... То есть, "уи, мадам"...
   - Вот именно! Вам, милочка, будет особое задание...
   Шурочка почувствовала гордость.
   - Какое, мадам?
   - Вам будет дополнительное задание для тупиц: повторять каждый вечер перед сном "уи, мадам"... Минимум по десять раз, а лучше по двадцать!
   - "Уи, мадам"... "уи, мадам"... "уи, мадам"...
   Маленькая "кофейница" и в мыслях не имела дразниться, она просто выполняла то, что ей сказали. Но злая бонна вскочила с кровати, подбежала к Шурочке, сорвала с неё одеяло.
   - Вы издеваетесь надо мной? Я сказала "каждый вечер", а теперь уж ночь! Встать, живо!
   Шурочка вскочила с кровати. Дама продолжала неистовствовать.
   - Повторите три раза громко, с выражением: "Экскюзе муа, мадам"...
   - "Экскюзе муа, мадам"... "Экскюзе муа, мадам"... "Экскюзе муа, мадам"...
   - Довольно! Марш в постель! И не заставляйте меня больше возвращаться к вопросам дисциплины!
   Воспитательница "кофейниц" улеглась на своё место. "Кофейницы" последовали её примеру. Бормотание и шорох прекратились. Лишь Шурочка, пустив слезу, еле слышно прошептала:
   - А есть всё равно хочется...
   Потерпев минут десять, она украдкой встала с кровати и на цыпочках пробралась к двери. Бонна перестала храпеть.
   - Куда вы, мадмуазель?
   - Я... По нужде!
   - Надо говорить "в туалет"!
   - Я... В туалет, мадам...
 
   17.
   Пробегая по коридору, Шурочка столкнулась с ещё более свирепой дамой, чем бонна - с чопорной дежурной дамой.
   - Стоп! Куда вы так быстро направляетесь?
   - В туалет, мадам...
   - Вы ошиблись, милочка, он в другом конце коридора!
   - Экскюзе муа, мадам...
   Шурочка, конечно, побежала в указанном направлении, но ей нужен был совсем не туалет. Подождав, пока дежурная дама исчезнет в одном из дортуаров, она опять сменила направление, помчалась в сторону лестницы, спустилась вниз.
   Вскоре хитрая "кофейница" уже мчалась по коридору первого этажа.
   Этот коридор был самым торжественным. Пожалуй, только в нём барышни могли ощущать себя благородными ученицами. Более-менее. Обе стены были густо увешаны портретами императоров и императриц, среди которых выделялась огромная картина, на которой матушка-основательница вручала первым выпускницам дипломы.
   У этой главной картины Шурочка остановилась. Ей на секунду показалось, что царица ей подмигивает. "Кофейница" подмигнула в ответ.
   Наверное, напрасно это сделала.
   Брови основательницы вдруг зашевелились, чуть-чуть подвинулись к переносице. Ах, да, подумалось малявке, не по рангу младшим ученицам фамильярничать с царями. Да и старшим не по рангу, с чего она взяла, что может, вот так запросто, ответить на монаршее подмигивание?
   Она снова глянула на Екатерину. Великая императрица продолжала хмуриться.
   "Скорей отсюда, - решила про себя преступница, - а то царица догадается, за чем я шла. Никому не скажет, но неудобно будет..."
   До цели оставалось всего несколько шагов. Притормозив у двери с надписью "Кухня", малявка юркнула в неё.
   Раньше Шурочке удавалось лишь краем глаза заглядывать на кухню, видеть длиннющие столы с объёмистыми кастрюлями. Но ей вся эта роскошь была ни к чему, ведь ночью кастрюли пусты. Они и днём-то бывают пусты, а ночью особенно.
   Не мечтая о деликатесах, "кофейница" хотела... Нет, не кофе. Ей элементарно хотелось хлебушка, даже слюни текли при мысли о горбушке. И вот... К своему восторгу кроха обнаружила целую буханку!
   Буханок было очень много, и все они умопомрачительно пахли. Видно, с вечера свежий хлеб завезли.
   - Утром хлеб уже не таким вкусным будет! Желательно есть свежий, так мама говорила...
   Буханки были огромными, ни одна не помещалась за пазуху ночнушки. Нож тоже был огромным. Шурочка взяла буханку, попыталась отрезать горбушку.
   Неожиданно за дверью раздались шаги и кашель. Малышка вздрогнула и... О, ужас!.. Пальчик был в крови. Пальчик маленький, а кровищи целый ручей... Что делать?! Чем перевязать?
   Шурочка пошарила в ящиках буфета, нашла полотенце, приложила его к ранке. Что дальше?
   За дверью снова послышался кашель, в замочной скважине повернулся ключ. Поняв, что её заперли, "кофейница" расплакалась.
   - Как я выберусь отсюда?
   Погоревала-погоревала кроха и... Задремала. Сидя на корточках у буфета...
 
   18.
   Когда Шурочка проснулась, в двери снова поворачивался ключ.
   - Кто-то идёт сюда! Что теперь будет?!
   Она шмыгнула под ближайший стол, попыталась проползти под столами к выходу, но её схватила за волосы рука дежурной дамы.
   - Я ни в чём не виновата! - только и смогла придумать в своё оправдание Шурочка.
   Она снова зарыдала, но дежурная дама и не думала выпускать из рук её косичку.
   - Не виноваты? Вы? А кто виноват?
   - Экскюзе муа, мадам...
   Дежурная дама была определённо злее бонны.
   - Вы не ответили на мой вопрос! Кто виноват в том, что вы здесь оказались, а? Может быть, я? Или наш дворник, месье Архип?
   Она кивнула на стоящего рядом дворника. Тот растерянно пожал плечами, зевнул. Шурочка всхлипнула.
   - Никто не виноват... И я не виновата... Мне просто очень хотелось...
   - Я вам, кажется, ясно сказала, в какой стороне туалет!
   - Экскюзе муа, мадам... Я заблудилась...
   Архип молчал, переминаясь с ноги на ногу и сочувственно глядя на Шурочку, в результате чего та всхлипывала громче и громче.
   Наконец дворник не выдержал:
   - С голодухи сюда притащилась малявка, известное дело, да не одна она, скольких я отсюда ночью выгонял!..
   Мадам окрысилась.
   - А вас никто не спрашивает, милейший! Отперли дверь - и можете быть свободны... Пока... До моих особых распоряжений... Ступайте вон!
   Архип, виновато кланяясь и пятясь, удалился. Шурочка сделала последнюю попытку разжалобить дежурную даму:
   - Экскюзе муа, мадам... Простите... Я заблудилась... Это больше никогда не повторится! Простите, умоляю!
   - Я-то вас прощаю! - громогласно заявила мадам, да так, что даже кастрюли отозвались металлическим воем. - Это мой христианский долг - прощать ближнего! Но простят ли вас остальные?
   - Кто, мадам?
   - Остальные ученицы! Ваши коллеги! Вы своим дерзким поступком ставите под сомнение их честь и достоинство!
   В предрассветной тиши такие речи звучат особенно поучительно, мадам собиралась сказать ещё кое-что в этом духе, но внезапно узрела брошенный на самом дальнем столе нож, надрезанную буханку и окровавленное полотенце.
   - А это что такое?!
   Она метнулась к объекту, схватила нож, хорошенько рассмотрела его. Затем схватила окровавленное полотенце, ткнула им Шурочке в лицо.
   - Кого вы тут зарезали, моя милая? Мышку или крысу? Или, может быть, слона, судя по количеству пролитой крови? Вы тут, может быть, по ночам, тайком от всех, научные опыты проводите?!
   - Ничего я не провожу... Резала хлеб, поранила палец...
 
   19.
   Дежурная дама упивалась собственным остроумием, в то время как сердце "кофейницы" обливалось... Нет, не кофе. Кровью! И трепетало от страха. Она стояла, понурив голову, а мадам продолжала издеваться.
   - Отвечайте, кто надоумил вас прийти сюда ночью?
   - Экскюзе муа, мадам...
   - Вы не ответили на мой вопрос! Кто виноват в том, что вы здесь оказались, а? Может быть, вашей вины нет здесь, может быть, старшие девицы, которым вечно всего мало, попросили вас принести им хлеба, чтобы потом мякиши в шарики скатывать и на уроках в учителей бросать?
   - Не было этого, мадам...Экскюзе муа, мадам... Я сама во всём виновата...
   - Что ж, тем хуже для вас...
   Она схватила Шурочку за ухо, потащила к выходу из кухни.
   - Оставлю-ка я вас, милочка, до восьми утра в хозяйственном флигеле, в чулане, а там высшее начальство решит, что с вами делать...
   От испуга кроха даже плакать перестала.
   - Не надо! Не поступайте так со мной, мадам, прошу вас!..
   - Ты не оставляешь мне другого выхода!..
   - Говорят, в чуланах мыши водятся!
   - На кухнях, милочка, тоже мышей достаточно, однако же, вам не было страшно сюда пробираться, тайком от всех, да ещё и глубокой ночью!
   - Я раскаиваюсь, мадам...
   - Ни минуты в этом не сомневаюсь!..
   Оказавшись, наконец, в чулане, в полной темноте, Шурочка начала молиться. И... О, чудо! В углу помещения появилось неяркое свечение. Оно шло из старинного шкафа...
 
   20.
   Итак, Адель взяла Шурочку к себе, но потом пришлось её сразу отдать. Виной этому явилось её же "собственное" изобретение, втихую перенятое у Бехера.
   В аду всегда много завистников. Позавидовал кто-то Адели, что она, в кои-то веки счастлива. И где! В аду!
   Кто надоумил "патриарха" провести Шурочку через камеру, неизвестно. Известно лишь, что она вскоре попала в камеру для тех, кого, рано или поздно, заберёт Архангел Михаил.
   Прибыла там Шурочка очень долго, так как Архангел Михаил имел на неё совсем другие виды. Она должна была утешать Адель.
   Но ни Шурочка, ни Адель об этом не ведали. И обе были в шоке. Долго были в шоке. Почто две сотни лет. А за это время в адской жизни Адели произошли ужасающие изменения.
   Но сначала она снова запила. И снова уснула. Но проспала совсем не долго. Однажды среди сна она услышала:
   - Мама, благослови!
   Сначала не поверила своим ушам, даже не хотела открывать глаза. Открыв их, удивилась ещё больше. На пороге её дежурки стояла... Грета!
   - Наверное, я схожу с ума, - пробормотала Адель. И снова закрыла глаза.
   Открыв их, снова увидела Грету.
   - Мама! Ты мне не рада?
   В итоге оказалось, что это не Грета, а её незаконнорождённая дочь Анна. Которая собиралась выходить замуж! И... за кого?! За презренного хлюпика! За князишку, который никогда и нигде не работал! За белоручку! Он же испортит ей всю жизнь! Всю жизнь!..
   Впервые в жизни Адель ощутила себя злой тёщей. И впервые почувствовала, что хочет кого-то убить. Но как? Убивать она не умела. Да и не смогла бы. А, не убив, как иначе защитить её сокровище, её родную дочь, от её же... такой неправильной... любви...
   Невероятно, но на выручку ей пришёл ещё один болотник, то бишь человек родом из болота. Он прибыл в Санкт-Петербург из Воронежа!
   Пока адская монахиня выла и стенала после неудавшейся попытки стать счастливой матерью, пока она жалела, что слишком добрая по натуре и не может никого убить, пока сгоряча прикидывала, а не наложить ли ей на себя руки (забыв, что она уже и так в аду!), её будущий утешитель, её славный герой-избавитель, помещицкий сынок Пётр Сергеевич Болотников, учился стрельбе из старинных пистолетов у казачки Фросеньки Репкиной. Он пока ещё не знал, что поедет в Санкт-Петербург. Ему и в родном селе Болотникове было хорошо, под родительским надзором, да при девках, коих пруд пруди на разных сеновалах. Не гнушался он ни крепостными бабами, ни вольными казачками. Ловко управлялся Пётр Сергеевич с женским полом, так что спасти, подчас невольно, одну-другую-третью от нежелательных поклонников для него было делом плёвым.
   Да, но...
   Почему к Адели избавление от страшных душевных мук, от невыносимого смятения, болжнобыло прийти имеено из Воронежа? С воронежских топей?
   Гле Воронеж, а где Санкт-Петербург...
   А главное, каким образом воронежский спаситель-избавитель смог заполучить зеркальный шкаф, который много веков хранился в подземелье, а потом, по странной необходимости, был и вовсе переселён - сначала в Смольный институт, а потом в убогую гостиничку Петергофа?
   Эх, не всё так просто.
   Поэтому давайте по порядку...
 
   Часть 4 - "КОМНАТА С ЗЕРКАЛЬНЫМ ШКАФОМ"
 
   1.
   Громоздиться на мягкую обивку стула, пусть даже новыми башмаками с перламутровыми пряжками, предосудительно, то бишь моветон, но когда речь идёт о неприкосновенности государя, здесь уж титулованному сыщику, графу, состоящему на шпионской службе, можно всё.
   Графу Петру Сергеевичу Скобелеву по утрам мечталось о разных небылицах, фантазировалось от души, что в двадцатидвухлетнем возрасте простительно. Вот и в то утро делать было нечего, хандра нависала смертельная, так почему же не поиграть в полицейского? Вверять миссию охраны суверена ему, доморощенному сыщику, конечно же, никто не собирался, но ежели бы таковое поручение возникло...
   Из окна неопрятного номера, где пахло чёрт знает чем, наипаче мышами, было видно совсем не много, лишь купола дворцовой церкви, однако со стула открывалась куда более щедрая панорама. Хотя щуплые полупрозрачные деревца ухитрялись заслонять чуть не половину царского двора, но разобрать, присутствует ли там суета, было вполне возможно. Ведь на главном подворье Петергофа, у самого входа в домовую церковь, должны были, в самом скором времни, буквально через сутки, происходить прелюбопытные события!
   Эх, ну, как тут не выйти на прогулку, как ещё не пошпионить всласть! Помимо всего прочего, не мешало подышать полезным морским воздухом, полюбоваться парком сквозь фигурную решётку, несмотря на чрезвычайно пасмурную погоду.
   Забава забавой, а графу до зарезу нужно было выяснить одну деталь, которая решала его планы на следующую неделю. Если брат царя действительно выехал в Петергоф, если завтра он действительно примет участие в панихиде по убиенному батюшке, то надоевшую хандру следовало отбросить и устремиться в противоположном направлении, то бишь помчаться в столицу - по весьма важному, весьма щекотливому и весьма-весьма денежному делу.
   Грациозно соскочив с вышеозначенного стула, Пётр Сергеевич заметил, что края обивки надорвались и обнажили внутренность сидения. Довольно-таки неприятную! Гвозди были ещё крепки, а ткань вела себя, что называется, предательски. Не хватало ещё разговоров с хозяином...
   В ответ на графские мысли за дверью раздался кашель, и моментально стало ясно, что манёвры сыщика осуждены. Неумеха-соглядатай нахмурился: эх, хотел же занавесить скважину!
   Как бы там ни было, на кашель стоило отреагировать - ведь за номер уж три недели как не плачено. Или четыре. Впрочем, потерпит хозяин, ничего другого ему не останется, ибо, кроме Петра Сергеевича, не нашлось более дураков селиться в доходном доме глубокой осенью, близ отключенных на зиму царских фонтанов, в страшной дали от столичных утех. Кстати, петербургский оперный сезон давно уж начался!
   Как и ожидал Пётр Сергеевич, за дверью оказался Свирид Прокофьевич Барский, владелец той маленькой и весьма дешёвенькой ночлежки, тухлого, насквозь прогорклого заведения. Кто же ещё мог дежурить под дверью? Предполагать другое было наивно, а уж надеяться на то, что кашлявший мигом отскочит от двери и устремится в глубины своих пыльных коридоров, и вовсе не приходилось: слишком уж общительная личность был господин Барский. Ничуть не стеснительная, а прямо-таки жутко откровенная и незастенчивая личность, да в придачу с претензией, да в придачу с гонорком.
   - А зачем это вы, ваша светлость, сударь вы мой любезный, башмачками, хоть и новыми, портите сидение мебели?
   Общительность хозяина объяснялась недостатком собеседников, ибо редкая птица селилась под крышей того гостеприимного мышатника. Кухня безнадёжно пустовала, как, впрочем, и всё здание, а посему была напрочь лишена запахов, в отличие от номеров, где кормёжка, хоть и бедная, иногда водилась. Птицам, насекомым и прочим тварям случалось поживиться разве что из рук редких постояльцев, покупавших снедь в соседнем ресторанчике.
   Исходя из вышеперечисленного, граф не очень испугался, когда его застукали за порчей казённого имущества.
   - Повторяю вам свой вопрос: зачем вы мебель искалечили?
   Пётр Сергеевич не дрогнул ни одной из щегольских бакенбард.
   - Ну, сударь, так уж и мебель!
   - А что же это в понимании вашей светлости?
   - Коли это мебель, то я - отставной фельдфебель! - бойко срифмовал постоялец, давая понять, что у него на всякий вопрос давно ответ заготовлен, а что касаемо дельных советов, то они ему ни к чему.
   Хозяин несколько стушевался, а граф, воспользовавшись случаем, добавил ясности (или туману!), перейдя на тихий шёпот:
   - Ежели бы я только захотел, то остановился бы в шикарном месте, подороже, но там обзор из окон не тот, ну, вы меня понимаете...
   - Никак нет, не понимаю-с! Довольно смутные ваши пояснения, извольте выражаться по-простому...
   - Ну, коли не поняли, тогда слушайте!..
   Граф пустился в такое пространное объяснение обстоятельств, вынудивших его селиться "где попало", что Свирид Прокофьевич искренне пожалел о своём поступке - о том, что прильнул к замочной скважине в столь неудобную минуту. Замечание он высказал исключительно для проформы, дабы их светлость не подумали о гостинице плохо, дабы не сочли местные нравы слишком вольными: мол, и на стулья можно с ногами лезть, и в кроватях, Господи прости, забавляться с чужими жёнами. Ну, а ежели их графская светлость числятся на секретной службе, то тогда, конечно, совсем другое дело...
   Хозяин склонил неровную лысину, обрамлённую седой порослью, в сторону рассказчика, почти прильнувши к нему ухом, да и глазами выразил почтение. Но Пётр Сергеевич, тем не менее, расстроился.
   - И потом, - продолжил граф, - я неоднократно намекал вам, что сестра моя, наконец, оформила наследство, и что деньги нашего покойного отца вот-вот прибудут сюда вместе с нею! А денежки, скажу я вам, немалые...
   Прочитав недоверие во взгляде визави, граф не поленился и достал из-за пазухи цепочку, на которой вместо крестика болтался медальончик с эмалевым портретиком. На портретике была обворожительнейшая брюнетка.
   "Врёт, всё врёт про сестру, ведь ровно месяц назад у него на бюро портрет блондинки находился, тоже сказал, что сестра! Заигрался с бабами их светлость..." - подумал Свирид Прокофьевич, но высказать сию догадку не решился.
   Изящно повертев медальончиком, граф возвратил его за ворот кружевной рубахи, затем юркнул в комнату, с грохотом захлопнув дверь и таким образом наплевав на все правила учтивости. Старый склочник явно не собирался уходить, так зачем тратить время на прощания и расшаркивания.
   Лишь только дверь закрылась, прохладный воздух из коридора прекратился, и вскоре граф нашёл себя погружённым в привычные ароматы номера, где кроме мышиного помёта, пахло ещё то ли супом, то ли табаком, то ли портянками, то ли и тем, и другим, и третьим. Нет, определённо следовало выйти в свет, да поскорее!
   Раздумывая, что бы это надеть, ибо по стеклу барабанили дождевые капли, граф задержался у шифоньера с зеркалом. Он ухмыльнулся, смастерил своему отражению рожицу, по-детски высунув язык, театрально поклонился и даже подпрыгнул. Затем, опять же сам себе, послал парочку воздушных поцелуев. Хандра прошла, хотелось веселиться, а заодно - растормошить хмурого хозяина, который, без сомнения, находился на своём посту и всё это наблюдал. "Занятный старикан, - подумал Пётр Сергеевич. - В его возрасте я, вероятнее всего, тоже буду часами в чужие скважины смотреть..."
 
   2.
   Хозяин доходного дома и двух постоялых дворов Свирид Прокофьевич Барский завидовал молодому прохвосту, называть которого "ваша светлость" язык не поворачивался. Потому и вырывалось иногда простецкое "сударь". Как ни крути, хорош был гусь: и смекалка при нём, и ловкость, и несомненнейший успех у женщин. С этакими вот талантами можно делишки воротить - "будьте мне покойнички"! Да ещё и живя рядом со столицей, да ещё и родившись блондином, почти альбиносом. Будь Свирид Прокофьевич сейчас при его возрасте, да при его внешности, уж он-то бы использовал все эти возможности, не ютился бы по дешёвым углам, не терял бы зря времени, не юродствовал.
   Хотя, чего Бога гневить, в своё время и у Барского имелись возможности, которыми он преотличнейше воспользовался, ни одной не упустил! В молодости он имел всё необходимое для создания головокружительной карьеры, несмотря на то, что родился крепостным, и вовсе даже не блондином, а самой что ни на есть обычной, русой масти.
   Сызмальства Свирид Прокофьевич числился невольником в имении на двести душ, но сие не помешало ему к сорока годам стать владельцем нескольких гостиниц. И всё благодаря молодости и прыти! Всякий юноша, будучи не дураком и имея рядом богатую особу дамского пола, может сделать себе приличное состояние в два счёта.
   Свирид Прокофьевич, тогда ещё "Свиридка Молотило", слыл среди крепостных парней самым сноровистым и мускулистым, и это было подмечено барыней, которая, по счастливому стечению обстоятельств, тоже родилась крепостной. Её хозяин, бездетный барин-вдовец удочерил её "для получения наследства", и она, сменив сарафан на рюши, стала хаживать фасонисто, виляя уже не крестьянскими, а благородными боками. А поздно ввечеру, когда хозяин начинал храпеть в своей спальне, на сеновале аккурат разворачивалось "действо". Сбросив домашний наряд и намазавшись французскими мазилками, распустив рыжую косу, опрокинувшись на спину и разметав пухлые груди-ручки-ножки, усеянные конопушечками, барыня делала томный знак. Свиридка тотчас юркал промеж всей этой телесной прелести, нащупывал влажное горячее местечко, про сладость которого ведали лишь старый барин, да ещё несколько крестьян. Барину тогда было за семьдесят, а удочерённой кобылице - сорок с гаком.
   Позднее хозяйкины груди стухли, а конопушки стали смахивать на оспины, особенно при дальнем рассмотрении. Поэтому Свиридка к барыне охладел. Он перешёл на тайное общение с дворней, против чего хозяйка, как ни странно, не возражала - видно, боялась, что её умертвят. Напрасно боялась! Свиридка честно дождался барыниной кончины, и его честность была вознаграждена: внезапно обнаружилось завещание, которое вступало в силу лишь в результате "натуральной", то бишь собственной смерти владелицы имения. А не какой-нибудь другой, искусственно-насильственной кончины.
   Согласно завещанию, Свирид Молотило получал вольную и фамилию "Барский", а также абсолютно всё состояние усопшей, включая и обширные угодья, и кирпичный замок с дорогой лепниной, и крестьян. Барыня, на его счастье, родственников не имела.
   Свиридка в одночасье сделался Свиридом Прокофьевичем, заматерел и даже месяца два побыл благодушным помещиком. Некоторым молодым крестьянам, тем, кто семейные и с детьми, вольную жаловал, а остальных распродал. Не знал он толком, что делать с имением. На те немыслимые деньги купил он доходный дом и два постоялых двора в Петергофе. Жаль, погорячился, надо было бы одну гостиницу купить, но зато в столице - та уж точно бы не пустовала!
   Пока Свирид Прокофьевич, стоя в неудобной позе, прокручивал в воображении всю свою жизнь, вспоминая самые приятные её моменты, граф прихорашивался у зеркала, продолжая посылать сам себе воздушные поцелуи. В результате чего за дверью снова раздалось покашливание.
   "Вот уж несдержанный хозяин мне попался, - подумал постоялец, - а я-то полагал, что он солидный человек. Ха! Знал бы он, что за прекрасная особа вскорости здесь поселится, непосредственно в этой комнате, не так бы ещё закашлялся, ведь старички сами не свои до девиц!"
   Свирид Прокофьевич не только про девицу ничего не знал, но даже не имел отчётливого представления, кому именно предназначались околозеркальные поцелуи. До того утра "их светлость" не давали повода сомневаться в своём умственном благополучии, а также не имели видимой привычки сюсюкаться с кем бы то ни было. Не может быть, чтобы граф нежничал сам с собою. Не нарциссизмом ли, часом, страдает?!
 
   3.
   Пётр Сергеевич тем временем, накинув дождевой кафтан и сунув ноги в галоши, резво подскочил к двери, элегантным движением отворил её и, чуть не сшибив хозяина с ног, устремился вдоль коридора. Даже не потрудившись запереть комнату на ключ.
   - Э-э-э... Вам цветы к приезду ставить? - промямлил ему вслед Свирид Прокофьевич.
   - Разумеется! Моя сестра их обожает! - ответствовал ветреный граф.
   Проводив гостя взглядом, пока тот не исчез окончательно, хозяин выдал тяжеленный вздох и, неожиданно для себя, ударился в философию:
   - Шкаф за каким-то лешим приволок... Кто нынче селится с собственной мебелью? Одни сумасшедшие. Зачем мне шкаф, ежели, к примеру, его владелец вдруг вздумает не вернуться и, Боже избави, не заплатить за постой? Ведь целый месяц "завтраками" кормит, а у меня долги скоро пойдут! За много продашь его, шкаф-то этот? Ведь и рубля не дадут, ежели коснётся торговаться...
   Затем, поразмыслив чуток, добавил, опять-таки вслух:
   - Коли он входную дверь не запирает, то и шкаф у него, стало быть, не заперт... Что там внутри, ась?
   Подкравшись к чужой мебели на цыпочках, хозяин заведения секунды три постоял в нерешительности, глядя в зеркало. Вдруг лицо его преобразилось. Как же ему было не преобразиться, ежели в зеркале привычное отражение исчезло и вся мебель, та, что была в комнате помимо шкафа, тоже куда-то подевалась, а на их месте появились вычурные заграничные комодики с резьбой, позолотой и гнутыми ножками. Вместо фикуса возник горшок с пылающими фуксиями, а вместо бедной этажерки с затёртыми книгами нарисовался трельяж французской работы, уставленный одеколонами, духами, пудреницами и прочими дамскими радостями.
   - Вот это да-а-а... - произнёс Свирид Прокофьевич в растерянности.
   Но на этом его мучения не кончились, они, собственно, только начинались. В самом дальнем углу таинственного интерьера обозначилась лаковая ширма с китайскими рисунками, из-за которой вышла дама, сильно смахивавшая на дворцовую фрейлину. Она послала ошалевшему хозяину воздушный поцелуй. Тот, на всякий случай, ответил двойным поцелуем и книксеном.
   Вежливо улыбнувшись, дама спросила:
   - Моя дочь ещё не прибыла?
   - К-к-какая дочь?!
   - Моя Анна... Мы с ней уж месяц как не виделись...
   Отчаявшись что-либо ответить, по причине внезапно нахлынувшей немоты, хозяин зажмурился и, продолжая делать книксены, слать поцелуи и неистово кашлять, попятился к двери. Практически наощупь. Он покинул номер, так и не исследовав внутренности шкафа! Дух перевёл лишь добравшись до кабинета и запершись на два оборота. Там он списал все странные видения на нервы и крайнее переутомление последних дней. Влияние чужого шкафа на свою персону счёл вредным. То ли дело его собственные мебеля - старинные, уютные, ласкающие око вычурностью и надёжностью. Хоть и заграничные, но уже давно привычные для ока мебеля, родные, тёплые... Особливо печи. Вот уж на чём хозяин ночлежки не экономил, ибо страсть как любил тепло.
   Печей в гостинице было предостаточно, и все как одна голландской работы. Или аглицкой, какая разница, лишь бы грели. А в кабинете Свирида Профьевича красовалась самая фасонистая их сестрица, формами напоминавшая покойную благодетельницу, рыжую барыню. Роспись той печи также выделялась необычностью - была не в кобальт, а в рыжину.
   - На могилку не хожу, молебнов не заказываю, так пусть хоть... сама... тут памятничком постоит... Молодость удалую мне напомнит!
   Любил Барский эту печку всей душой, часто хаживал подле неё, нет-нет, да и обнимал, прижимался. И на этот раз не преминул прижаться, стал картиночки разглядывать... Взгляд его остановился на изображении с надписью: "японские купцы". Чудак художник! Видел ли когда-то оных? Уж очень напоминали те двое... Его самого! Та же оторочка из волос вокруг макушки, те же халаты расписные, тоже, поди, шёлковые - в таких Свирид Прокофьевич приходил в сознание после ночи.
   - Эх, вольготная жизнь у японских купцов, разъезжая, мне б такую! - невольно вырвалось у хозяина гостиницы.
   Ответ не задержался:
   - Зачем тебе такая жизнь, Свиридушка? Купцов ведь убивают!
   Чей то был голос?! Уж не барынин ли?!
   Свирид Прокофьевич кинулся к иконам, стал истово креститься.
   После того сел за дубовый стол и принялся строчить отчёт в контору по сбору податей. В том письме он сообщал, что беден и вот-вот обанкротится. Эх, надо ж было сплоховать: купить доходные комнаты в деревне! Деревня, она хоть и царская дача, а всё ж деревня.
 
 
   4.
   Насчёт причины своих неудач Свирид Прокофьевич сильно заблуждался. Они заключались не в удалённости от Петербурга, а, наоборот, в чрезмерной близости к столице - всего-то двадцать вёрст с небольшим гаком. Такая близость отвлекала от нормальной жизни, заставляя мечтать о ненужных вещах. А тут ещё мелькание золотых карет у чужих домов, шныряние заезжих франтов, местных щёголей, хохот девиц, необъяснимые запахи, всякий раз новые. Запахи те щекотали ноздри, отчего и мысли невероятно путались, словом, не жилось спокойно господину Барскому, владельцу доходного дома и сразу двух постоялых дворов.
   В отличие от старенькой гостиницы, постоялые дворы не пустовали, их стены ломились от крепостного люда, от прислуги тех самых надушенных господ, кои квартировали во дворцах. Но бывшему крепостному Барскому их общества было мало, он хотел общаться со знатью, а не с прислугой. Словом, не тешила его судьба как раньше, всё донимала непонятными советами и простецкими намёками, внушала поселиться в Новгороде, ведь имение рыжей барыни находилось именно там, почти под боком, совсем недалече.
   Великий Новгород - амбициозный и рачительный хозяин. "Древний Ганзеец" - не легкомысленная, многообещающающая и так мало дающая столица. Он способен одарить кого угодно и чем угодно - был бы "у кого угодно" хотя бы маленький первоначальный капиталец. Поместил бы новоиспечённый барин себя в новгородские объятия, устроился бы близ знаменитого кремля, стены которого не слабей московских, так и неприятностей бы не было, жизнь протекала бы спокойно. Поселился бы Свирид Прокофьевич, послушавшись судьбу, в той неопасной местности, в прекрасной дали от засасывающей воронки, выпивающей все жизненные соки, душу опустошающей, так и был бы счастлив до конца дней своих! Но не послушался Свирид Прокофьевич доброжелательную долю, понесло его поближе к мнимым прелестям, засмотрелся он на чужую жизнь, позавидовал. Вот уж лет двадцать, как завидовал он чужому пышному и бесконечному, как ему мерещилось, счастью.
   Какой-нибудь другой город или, скажем, другая столица, не смущали бы его в такой степени, а столица-спрут, построенная на болоте, денно и нощно манила к себе, затягивала, словно бы в трясину. И спасу от этих мыслей не было. Господину Барскому казалось, что стоит поселиться хотя бы на окраине Петербурга, как дела моментально наладятся. Возмутительнейшее заблуждение!
   Санкт-Петербург такое место, где приезжему надолго задержаться невозможно, хоть он тресни, хоть наизнанку вывернись, хоть будь он семи пядей во лбу. Хоть он с какими бешеными денежками пожалуй, а через пару лет неминуемо разорится. А посему не нужно понапрасну обольщаться насчёт петербургской жизни - чрезвычайно вредное сие мнение.
   Но кого когда интересовали басни потерпевших? Кто вообще учится у неудачников? В жизни надо всё проверить самому, пусть даже придётся немного пострадать...
   Таким опасным убеждением страдают многие. Вот и молодой повеса, тот хлыщ, что под именем графа Скобелева поселился в самом дешёвом номере, тоже лез из кожи вон, лишь бы разбогатеть в столице - оттого и мотался туда-сюда. Дело молодое!
   - Надо бы ещё раз проверить документы, - пробормотал Свирид Прокофьевич. - А сейчас хорошо, что он уехал, а то не дал бы написать отчёт.
   Бедняга не подозревал, что ему очень скоро, не далее как через сутки, придётся отложить отчёт, едва-едва начавши, и броситься строчить доносы в тайную полицию.
   Свирид Прокофьевич не догадывался и о том, что им с молодым графом придётся коротать самые последние дни жизни вместе, идти рука об руку к розовому закату, распивая чаи в одной и той же горнице, с усмешками вспоминая прошлое житьё-бытье. Невероятно, но именно такая доля ждала их обоих, этих столь разных по возрасту и душевному складу господ!
   Однако хозяин доходного дома был не медиум и не волхв, а посему не догадывался о таком грядущем счастье, и мечтать не смел. Покамест он страстно мечтал лишь об одном: чтобы барин не обманул его, чтобы вернулся, как обещал, и расплатился бы за месяц пребывания в номерах, то бишь отдал бы должок. Да и наперёд не мешало бы кинуть деньжат - для обоюдного спокойствия. Вот о чём грезилось Свириду Прокофьевичу, хотя мечтать ему следовало о другом. Мы вечно не о том мечтаем, о чём следовало бы, отсюда и все неприятности, отсюда, например, стремление общаться с беспокойными гостями.
   А беспокойный гость, меж тем, бежал вприпрыжку в направлении дворца. Он собирался выведать, будет ли на днях торжественная служба в храме. Будет служба - будет и князь, а пожалует великий князь Константин - пожалует и его свита, вкупе со шпиками в штатском. Предполагалось, что следить за монаршей безопасностью будут не только приезжие сыщики, но и петергофские, а стало быть ни один из местных околоточных и носа не покажет в ту никудышнюю гостиницу, в которой намеревался несколько ночей к ряду делать свои важные дела граф Скобелев. Да не один, а с молодой сообщницей. Вот, собственно, с какой целью вынюхивал граф обстановку, вот, собственно, чем объяснялось его "сыщицкое" рвение.
   Неподалёку от дворца, помимо нарядных императорских конюшен, имелся обычный извозчичий двор, а при нём, как водится, была и кучерская, где балясничали, перебрасываясь картами, извозчики. Кучерская была чисто символическая, насквозь продуваемая ноябрьским ветром - разборной навес над самодельными столами да разборные фанерные стены. Стен было три, а не четыре. На месте четвёртой, несуществующей стены стояла накренённая безлошадная телега, не имевшая сразу двух колёс. Лучшего места для сбора сведений в ту минуту было не найти.
   - А что, правду говорят, будто брат едет к брату в честь юбилея? - вальяжно спросил Пётр Сергеевич, ставя мокрую галошу на спицу уцелевшего колеса.
   Извозчики переглянулись.
   - Насчёт юбилея не в курсе, а вот по упокоенному брату нынешнего императора, по Александру Палычу, Царствие ему Небесное, панихида, вроде, намечается... - сказал, наконец, кучер, тот, что ближе всех располагался к вопрошающему. Лицом он отличался незлобивым, так что вся остальная беседа протекала с его помощью.
   - Я об этом и толкую! - воскликнул Пётр Сергеевич. - Юбилей - это когда дата круглая, даже если и не праздник...
   Извозчики всё молчали, покуривая самокрутки. От карт, однако, временно отстранились.
   Для убедительности граф изобразил печаль и даже, вынув платок, пустил невидимую слезу:
   - Пять лет назад, в этот самый день, отошёл в мир иной, почил о Господе благословенный государь наш, Александр Палыч!
   Петр Сергеевич театральничал, то бишь сильно лицемерил. Его так и подмывало сказать "отцеубийца", но об умерших либо с почтением, либо вовсе молчок. Не суди, да не судим будеши. В некоторых случаях лучше придержать язык, даже если очень хочется выставиться всезнайкой. О том, что покойный Александр Первый заговор против своего единокровного папеньки, Павла Первого, сорганизовал, не знали разве что самые дремучие крестьяне, а уж на кучеров такое думать было грех - те всегда всё узнавали раньше прочих.
   Молодому графу неожиданно сделалось весело. Ведь странно как-то получалось: помазанника Божьего убил его единокровный сын, нынче тоже уже покойный, и сразу, не успев даже как следует покаяться, принял папашину корону, сделался помазанником Божиим. А ежели теперь вдруг, паче чаянья, Константину Палычу взбредёт в голову лишить жизни своего младшего братишку, императора Николая Палыча, то снова один помазанник сменит другого, и - ладушки! Но такого, вестимо, быть не могло, Пётр Сергеевич, играя в полицейского, просто мысленно резвился. На пожилого князя Константина в таком деле надежда была слабая: ведь он сам, добровольно, отказался от престола в пользу брата. Престол должен был принадлежать именно ему - по старшинству. Так что вся эта охрана, весь ажиотаж, против кого угодно могли быть направлены, но только не против светлейшего князя.
   Чист был Константин перед августейшим младшим братом Николаем, ныне правившим и здравствовавшим, чист, как стёклышко, да и доживал, как выяснилось позже, свой последний год на белом свете. И обитал-то он почти рядышком - в шикарном Константиновском дворце, до которого было рукой подать, так что ежели хотел бы, давно устроил бы покушение на брательника, но ему всё это было без надобности. Великий князь Константин боялся быть удушенным, как и его отец, покойный Павел Петрович. Потому и отказался царствовать. Опасался он не только этого, многого в ту пору приходилось опасаться. А самого его могли опасаться только женщины, да и то не теперь, а в молодые годы, ибо был он тогда охоч до прекрасного пола. Но преклонный возраст уничтожил и этот, последний страх относительно его персоны.
   Вслух такие мысли высказывать было ни к чему, поэтому Пётр Сергеевич перешёл к более приятной теме:
   - А что, говорят, будто в этот раз где обедня будет, там и обед состоится - в Большом Дворце? - снова слукавил он, так как решительно ничего на эту тему ни от кого не слыхал.
   - Пока ничегошеньки не известно, - ответил незлобивый кучер, - может в Большом дворце, а может, и в Коттедже Марии Фёдоровны, что в парке Александрийском. Ежели желаете, я вас целый день буду возить от дворца к дворцу, возьму не дорого...
   Пётр Сергеевич жестом подозвал его поближе. Кучер приободрился, ему явно нравились панибратские манеры графа.
   - Так прокатимся, барин, сперва до Коттеджа? Коли там ничего интересного не будет, никогда не поздно и назад вернуться...
   Граф нетерпеливо прервал его:
   - Мне к Смольному! Да поживее! Дело весьма хлопотное, времени потребует...
   Кучер опешил.
   - Мало кто отсюда прямо в Смольный заказывает, - бормотал он, заправляя удила. - Это ж пока до столичной околицы доберёшься, а потом ещё и через весь город рысачить... С окраины на окраину... Успеем ли сегодня же вернуться?
   - Не успеем, сам знаешь, что не успеем, да мне сегодня возвращаться и не нужно, а вот к завтрашнему вечеру успеем, полагаю...
   Кучер решил испробовать последний аргумент:
   - А ведь моросит как! Да и новые тучи надвигаются, скоро дождь во всю хлынет, а там и слякоть разгуляется...
   Граф ничуть не смутился.
   - Вот и поторопись! Заплачу прилично, останешься доволен.
   Вскоре бричка тронулась, затряслась по неровной дороге, ведшей в обход. Константиновский дворец, тот самый, вышеупомянутый, как на грех, находился между Петергофом и Санкт-Петербургом, так что из-за родственной процессии, нужно было теперь делать огромный крюк.
 
   5.
   Прибытие государева родича ожидалось вечером, но уже с утра все дороги и всевозможные мелкие подъезды были перекрыты конницей. Ведь сколько покушений уже было на российских императоров - не перечесть! Так рассуждал кучер. Вслух. А Пётр Сергеевич поддакивал ему кивками. ДорОгой граф не собирался разговаривать, раскрывать душу перед всякими там извозчиками, но как-то так само собой вышло, что слегка разболтался, разоткровенничался. Объездная дорога была полна ухабов, а кучер - невысказанных откровений. Поэтому разговор затеялся как бы сам собою. Постепенно.
   - А ведь правду говорят, будто у нас две беды! - крякнул бы возница, ежели бы к тому времени были известны в России "Мёртвые души". Но им ещё лишь предстояло быть написанными, а посему он, чисто для начала разговора, с сердцем вымолвил:
   - Ну, и дороженька, сударь ты мой!
   Ответа не последовало, но незлобивый кучер не терял надежды на продолжении беседы.
   - Так вы и вправду в Смольный изволите ехать или...
   - Или что?
   Помедлив, кучер выдал третью по счёту тираду:
   - Многим неохота мелочи добъяснять, дают сперва один адрес, а позднее, уже в пути, передумывают, заказывают другой, который в том же направлении, только дом уже совсем не тот, вот я и подумал, может, смените вы свои намерения...
   - Не сменю. В Смольный еду. Аккурат туда и направляюсь.
   - Дело там какое, али...
   - Еду родственницу проведать.
   - Эка напасть! Все нынче повадились родственников проведывать, как перед концом света, будто боятся, что не успеют свидеться. Вот даже к императору - и то с визитом родственничек едет...
   На том дебаты могли бы завершиться. Кабы не сломалось колесо.
   - Тьфу, ты, нелёгкая, везёт же мне сегодня! Уже второе колесо за один день, а ведь бричка новая... Не поверите - новьё!
   Что бричка новая и колёса новьё, у Петра Сергеевича сомнений не было. Граф Скобелев знал толк в бричках, ибо, как это ни странно, сам ещё недавно работал кучером, пока графский титул за ним не закрепился - официально, на бумаге с вензелями. Волокита с обретением вензеля и фамилии была страшная, вот уж намаялся он с этими бумажками! Нотариус попался - зверь.
   Пётр Сергеевич по жизни не обладал чрезмерными амбициями, но без графского титула ему к Смольному приближаться никакого резона не было, не дали бы ему свидание с благоприобретённой сестрицей, а уж чтобы вывезти её куда-нибудь на целую неделю - этого точно не позволили бы. Нравы и порядки в Смольном существовали строгие, одинаковые для всех. Родители видели девиц раз в год, по праздникам, да и то не всякий год. Об этих нравах тайный граф Скобелев знал не понаслышке - ведь он успел там поработать, перекрасившись для такого случая в брюнета. Исполнял он и должность истопника, и на разных прочих чёрных должностях работал, включая извозчицкую. Ещё тогда шпионить научился, так что сыщицтво было у него теперь в крови. Плебейская работа не оказалась без толку: благодаря длительному шпионажу в институте, он теперь планировал отхватить солидный куш. Посредством фальшивой сестры, согласно фальшивым же документам, якобы подтверждавшим их, якобы кровное, родство.
   Граф снова размечтался, хотя уж было далеко не утро. Ему не терпелось обнять новоявленную родственницу, подержаться хотя бы за локоток, зарыться, чисто по-братски, в пахнущие юностью кудри... И это при живой жене! Да, граф Скобелев был, хотя и тайно, хотя и не вполне официально, но женат. Новоиспечённый дворянин, несмотря на всю свою молодость и блондинистость, был персоною довольно тёмной. Кстати, то, что не совсем родственником приходился он сестре, совсем почти не родственником, лишь ему одному было теперь известно. Нотариус, оформивший бумаги, тут же почил о Господе. Говорят, от сердечного приступа, редкий пьяница был тот нотариус. Хотя мог бы ещё пожить, кабы не снотворные пилюли.
   Словом, титул графом был приобретен преступно и незаконно, и за совсем не большие деньги. Сестра-блондинка, получалось, была куплена им за купюры, как проститутка, которая, ко всему прочему, об этом факте даже не догадывалась. Пикантненькая ситуация! А посему необходимо было действовать быстро и ювелирно точно, разными хитрыми способами и увёртками заставить мнимую, но богатую сестрицу как можно скорее забыться в его объятиях и согласиться на все условия. То бишь наследством поделиться.
 
   6.
   От сладострастных помыслов граф разомлел, утратил нить беседы с кучером, потерялся в чувствах и в результате, в один чудесный миг, почувствовал нужду встряхнуться. Да и по нужде сходить не мешало. Словом, когда колесо сломалось, он не разгневался, а, наоборот, воспрянул духом, а заодно и всеми мускулами, ибо поразмяться после однообразной тряски на самодельных рессорах отнюдь не лишнее.
   Пётр Сергеевич сбросил дождевик, благо дождь уже переставал, закатал рукава и начал во всю прыть помогать вознице, что снова привело незлобивого кучера в восторг. Экий барин сноровистый и простой души человек!
   А в скором времени и крупную подмогу Бог послал - цыган на разукрашенной лентами и сушёными букетами шестиколёсной кибитке.
   Цыганский фургон может вмещать гораздо больше пассажиров, нежели покажется на первый взгляд. Когда он остановился, из него высыпала, поди, целая деревня - и ну тоже помогать, причём, бескорыстно. Дочери барона понравился нарядный белобрысый юноша, попавший в невыносимое, на её взгляд, положение.
   Пока цыгане с незлобивым кучером ставили колесо, граф перекинулся словечком и улыбками с баронской дочкой, которая, к тому же, была кормящей матерью.
   От младенца и от матери пахло давно забытым домом. Давненько не общался граф накоротке с женским полом! Иначе не размечтался бы он так фривольно и непростительно о не принадлежавших ему дамских прелестях, о чужих девицах, которые, как таковые, и не нужны были ему вовсе, ему были нужны исключительно их деньги. Только деньги могли спасти его далёкую супругу и единокровное чадо от нищеты и вымирания, только очаровательно шуршащие бумажки могли дать воспитание и образование их отпрыску, который был таким же блондинистым, как и папаша.
   Тут странное, однако, дело получалось. Ежели супруга, покинутая графом не по доброй воле, а в силу обстоятельств, была такой же жгучей брюнеткой, как и цыганка, то и чадо должно было родиться не белобрысым, а брюнетистым, вот, например, как цыганкино чадо. Однако ж вышло редкое хитросплетение: ребёночек Петра Сергеевича родился беленьким, весь в отца расцветкой пошёл, да и личиком копия.
   Все усматривали в этом странный знак, все, кроме местной колдуньи. В воронежской губернии, где когда-то находилось имение родителей новоиспечённого графа Скобелева, в миру - Петра Болотникова, была одна гадалка на несколько деревень, она же ворожея, она же добрая волшебница, она же злая колдунья. Ворожея-то и разъяснила всё. По её мнению, белобрысый помещичий сын был только телом родительский, а душою походил он из болота, из того, что за околицей, уже всё высохшее, едва-едва обозначалось. Словом, родители Петра Сергеевича лишь произвели его на свет. А раз душою он из болота - значит "болотнянин", персона, родственная лешему, водяному, русалкам и прочим видимым и невидимым волшебным тварям. Интересно, что и фамилию он получил "Болотников" - как раз такая, по совпадению, была у его родителей!
   По легенде, рассказанной колдуньей, болотняне рождаются раз в тысячу лет, и не просто так рождаются, а якобы для истинного счастья, для несусветной земной любви. Снаряжают их на этот свет все жители болота - те, что до поры, до времени ночами шастают по кочкам и трясинам, мелькают в виде зелёных огоньков. Так их полумёртвым душам легче обретаться рядом с людскими селениями.
   Болотные жители, видимые глазом ночью и невидимые днём, раз в тысячу лет тосковать начинают. Оно и ясно: жизнь на болоте скучная, бедная на удовольствия. За тысячу лет так успевают натосковаться, что тошно им делается. Вот и выбирают для получения истинных удовольствий представителя - Главного Болотнянина, самого светящегося, самого могучего в болотной страсти, в своей веками не растраченной удали. Ради него они все окончательно гибнут, то бишь напрочь исчезают, передав ему одному до скончания века всю свою жизненную силу, как уже стало модно говорить - "энергию". Благодаря той совокупной силе, и рождается из болота раз в тысячу лет один-единственный плотский человек, а болото через постепенно высыхает.
   Среди людей продолжает Главный Болотнянин свой жизненный путь, где ему предстоит найти себе пару, и совсем не обязательно болотного происхождения. Можно с дочкой лешего сойтись, а можно и на простой крестьянке жениться, лишь бы была пригожа и характером не противна.
   Уже в ранней молодости, в самой что ни на есть юности находит Болотнянин себе пару, а колер его масти всегда светлый, поелику болотный совокупный cвет всегда могуч есть. Поэтому девица, выбранная болотнянином, какой бы масти ни была сама, неизменно рождает белого пушистого младенца - чисто тебе альбиноса! А уж что мужская сила у Главного Болотнянина могучая, так тут и говорить нечего.
   У будущего графа Скобелева, у Петра Сергеевича Болотникова, сызмальства было крепкое понятие о земной любви. Уже лет с тринадцати-четырнадцати покорял он сельских баб, всех подряд, невзирая на стать и возраст. Были на его счету и пожилые вдовы, и юные девственницы, которые должны были благодарить судьбу, что он до них снизошёл и научил всяческим ласкам и премудростям. Самой благодарной ученицей была Фросенька, дочь вольного поселенца-казака. Та отдавалась с большим прилежанием. Но не телесно, а только душой. Ей страсть как нужны были иные, чисто житейские премудрости, коих она много подозревала у своего дружка. Даже сам он всего того не подозревал, что про него подозревала Фросенька. И сильно уважала его за это!
   И цель в жизни у Фросеньки была, в отличие от остальной деревенщины - она мечтала устроиться в столице. Ежели не замуж, то хотя бы в горничные пойти. Пётр Сергеевич всё это ей обещал, правда, сам долго не зная путей выполнения своих же собственных обещаний, но надежду всякий раз давал, при каждой встрече, чем заслужил несколько уроков стрельбы на пистолетах. У Фросенькиного отца, у героя наполеоновской войны, много трофейного оружия в избе хранилось...
   Эх, как бы это ни было напряжно, но нам опять придётся перенестись в другое времечко, чуть-чуть пораньше.
   Конечно, занудных описаний и всяких там деталек будет много, но без них, мой дорогой читатель, ты ни-че-го-шень-ки не поймёшь.
   А главное, ты не поймёшь мотивов, из-за которых наш спаситель избавитель, имея кучу баб "плюс Фросеньку", схватился за идею обладания малознакомой болотнянкой Анной.
   Итак...
 
 
   Часть 5 - "НА ВОРОНЕЖСКИХ ТОПЯХ"
 
   1.
   - Люблю старинное оружие!
   Пётр Сергеевич Болотников, сын захудалых помещиков, пальнул картечью из французского тромблона. Горка поленьев превратилась в щепки. Эхо выстрела накрыло осенний луг.
   Стайки пернатых взметнулись, поднялись ввысь, закружились над стогами и над норами мышей-полёвок, которым в этой жизни полагается бояться всех и вся, даже птиц.
   За лугом виднелся сосновый бор, тёмный, молчаливый, населённый таинственными обитателями - полная противоположность стрельбищу. По другую сторону от луга грязновато желтело выкошенное поле.
   А между лугом и полем, в красивой маленькой ложбинке, пристроилась одинокая изба, окружённая ещё не старым садом. Там жила юная казачка Фросенька с отцом-инвалидом, героем войны.
   Шёл 1830 год. Война с Наполеоном кончилась давно, но пострелять кое-кому ещё хотелось.
   - Лучше уж стреляйте пулями! - раздался девичий голосок.
   - Пулями... пулями... - снова покатилось эхо.
   Самой Фросеньки не было видно - она пряталась за стогом сена. Молодой барин, такой умный и красивый, оказался плохим учеником - неловко управлялся с оружием. Убьёт ещё ненароком!
   - Стреляйте лучше пулями, прошу вас...
   Ученик снова не ответил, и девушке пришлось выглянуть. Затем она показалась вся. Ну и вид! Тёмно-русая коса полурастрёпана, утыкана соломинками, а в карманах фартука - только что спасённое зверьё.
   - Верните мушкетон на место! - шутливо-строго приказала Фросенька.
   Её друг расхохотался.
   - Какой же это мушкетон? Это тромблон! Смотри, какое дуло, чисто труба оркестровая!..
   Фросенька не в шутку разозлилась.
   - То-то и оно, что труба, бросьте, говорю!
   - Зачем?
   - Мне жалко сусликов! Вот вам пистоль, так меньше вероятности, что попадёте в бедную зверушку...
   Отмахнувшись, Пётр Сергеевич прицелился - на этот раз в ворону, которая пыталась обидеть воробья.
   Фросенька снова метнулась в укрытие.
   - Тятя! Тяяять!.. - позвала она отца.
   Зря кричала. Михал Михалыч Репкин был на подходе. Деревянная нога не давала идти быстрее, а то бы уж давно доковылял.
   Лицо казака Репкина украшал военный шрам - через всю левую щёку. Из-за этого казалось, что он подмигивает. Или обижен на весь свет. Или имеет злую натуру.
   На самом же деле характер у старика был мягким, юным, натура - доброй. Ни на кого он не обижался, хотя, конечно, повод был. Сильная обида иногда брала.
   Обидно было Репкину ногу потерять в самом конце войны. Ещё обиднее было получать за это пенсию. Обидно быть калекой.
   А ведь он знал, что сам виноват! Отвлекался, не берёг себя, не соблюдал казачьих законов и примет.
   Обида была на сморщенном лице, но не на весь мир, в на самого себя. Поклялся он тогда, ещё во Франции, что дочь воспитает внимательной и бдительной. Чтобы могла за себя в жизни постоять! Вот и стрелять научил её ещё сызмальства.
   Нет, он не хотел, чтобы дочь выросла трусихой - вроде пугливых полевых птиц. Он мечтал воспитать в ней отвагу, истинную отвагу. И чтоб она могла эту отвагу всему миру показать. а также рассказать, кто её стрелять учил. Для неё и ценные трофеи домой привёз из-за границы.
   Подойдя к стогу, старый есаул вытащил из него ящик - кованый медью, до половины наполненный оружием.
   - Хорошая коллекция у твоего отца!
   Пётр Сергеевич подскочил к ящику, взял два пистолета.
   Фросенькин отец развеселился.
   - Когда это Репкины были скрягами? Дарю вам любой из двух, выбирайте, барин.
   Фросенька нахмурилась.
   - Не называй его барином!
   - А как прикажешь называть твоего дружка?
   - И не дружок он мне вовсе, а... Советчик! Я его стрельбе учу, а он за это обещал научить меня благородным манерам...
   Старик Репкин махнул рукой.
   - И то правда: нам он никакой не барин! Мы с тобою вольные казаки, а не крепостные...
   Несмотря на контузию, Михал Михалыч обладал невероятной силой. Ухватившись за медные скобы, он легко поволок неподъёмный ящик по жёлто-зелёной траве - прямо к избе. Пётр Сергеевич разинул рот: они с Фросенькой тащили эту тяжесть от избы к стогу битый час!
   Раздумья молодого барина были прерваны всё тем же девичим голоском.
   - Вы ненавидите сусликов? Таких маленьких и беззащитных?! Что, если я вас за это застрелю?
   Фросенька нацелила двуствольное ружьё прямо в лоб белобрысому насмешнику.
   - Не застрелишь!
   - Почему?
   - Потому что ты меня любишь, ты без ума от меня...
   Девушка опустила ружьё, поправила оборки длинного ситцевого платья, одёрнула кашемировую жакетку.
   - Ошибаетесь. Я не застрелю вас по другой причине...
   - По какой?
   - Вы обещали устроить меня в столице, не так ли?
   - Ну... Обещал... И что?
   - Когда не выполните обещания, тогда и застрелю, а сейчас мне это ни к чему...
   Пётр Сергеевич радостно вскочил с колен.
   - Идём!
   Фросенька опешила.
   - Куда?
   - К твоему отцу! Хочу заставить тебя думать обо мне только хорошее: буду просить твоей руки...
   - Врёте!
   - Идём, говорю, там увидишь...
 
   2.
   Чудом избежавшие лезвия косы полузасохшие былинки во всю хлестали Фросенькины икры: платье было не таким уж и длинным.
   - Ой!
   Девушка присела, схватилась за лодыжку.
   - Что там? - снова обрадовался Пётр Сергеевич. Тоже присев, он ухватился за Фросенькину ногу - чуть повыше места, где была её разгорячённая ладонь.
   - Кажется, ступню подвернула...
   - Надеюсь, не сильно? - губы молодого барина чмокнули острую коленку, неосторожно вылезшую из-под платья.
   Девушка вскочила, забыв о боли.
   - Не надо, прошу вас!
   - Но почему?
   Будто бы в ответ, раздался хриплый голос есаула:
   - Ужинать пора! Не мори голодом гостя, дочка!
   Прихрамывая и опираясь на руку друга, Фросенька побрела к избе.
   - Теперь ты истинная дочь своего отца - тоже охромела! - пошутил Пётр Сергеевич.
   Девушка устало улыбнулась, ни весело, ни грустно. Её уже не так радовала близость красивого юноши. Дойти бы до дому, присесть на сундук. На сундук с приданым! Она сама сшила себе кучу платьев - на трофейной, привезенной из Франции машинке, согласно французской же моде. Пётр Сергеевич обозвал её хромоножкой? Фросенька тоже не преминула съязвить:
   - Плохой из вас ученик!
   - Ну и что? Я ведь не военный! Не то, что наши с тобой отцы!
   Фросенька удивилась. Помещиков Болотниковых она ни разу в глаза не видела, хоть их деревня находилась совсем рядом. Зато много слышала о них. Будто бы очень хорошие люди. Потому и сына их не прогнала, когда он вдруг пришёл к ним пару недель назад, стал знакомиться. Мол, дай пострелять, научиться хочу. Прямо тут, недалеко от Фросенькиной избы, на этом лугу-стрельбище они и познакомились.
   Фросенька сделала серьёзное лицо.
   - И ваш отец... Сергей Петрович тоже воевал?
   - Конечно! За что и получил от царя кусок земли...
   - А когда ж вы сами в армию-то пойдёте?
   - Неохота мне, понимаешь?..
   Он снова, уже в который раз, попытался обнять Фросеньку. Та снова вырвалась и снова не очень рассердилась.
   - Понимаю! При ваших-то родителях... При их деньгах...
   - Не так они богаты, как ты думаешь. Кусок земли, дом-развалина и несколько крестьян - жалкая насмешка над ветераном. Даже титула не дали за героизм! За преданность императору!
   - А вы хотели бы...
   - Хотел бы! Мечтаю графом стать! И стану им! Пошла бы ты за графа?
   Фросенька опешила. Самой бы научиться такой наглости. Наглость иногда бывает очень даже хороша. Полезна! Особенно для тех, кто собирается жить в столице. Фросенька очень хотела жить в столице, но пока жила на поселении, между казацкими и помещицкими деревнями, в избе, которую её отец построил своими руками.
 
   Из трубы казацкой избы шёл дымок. Ужин был давно готов: каша да щи, да кусок пареной репы - любимое лакомство Репкина. Обидится "будущий граф", как пить дать обидится.
   - Вы и вправду небогаты?
   - Сказал же: нет!
   - А в армию не идёте, потому что...
   - Здоровьем слаб!
   Фросенька расхохоталась.
   - Ой, не могу! Всё здоровье на сеновалах оставили?
   "Будущий граф" возмутился.
   - На каких-таких сеновалах?
   - В соседских деревнях все девки ваши, будто я не знаю...
   Неизвестно, чем бы кончилась та перепалка, если б не залаяла Полканиха, Фросенькина любимица.
   Девушка крепче сжала ружьё.
   - Чую, гости к нам пожаловали...
   Пётр Сергеевич ехидно улыбнулся.
   - Ну, пожаловали - и пожаловали! Оружие зачем к грудям прижала? Прижала бы лучше меня...
   - Как-то неспокойно стало на душе...
   - Трусиха ты! Я, маменькин сынок, и то не испугался, а ты когда-то говорила, что с отцом всю Европу на лихом коне обскакала!
   Продолжая вглядываться в горизонт, Фросенька защебетала:
   - Неправда ваша! Не говорила я такого! Просто я в Париже родилась, в восемьсот четырнадцатом году... И через всю Европу не в седле, а в люльках да в кибитках проколыхалась... Но героически - тут вы правы!
   Она стала живописать молодому барину о своих приключениях. Да так увлеклась, что не заметила, как они оба присели на траву, прижались друг к другу. Внутри вдруг стало сладко. То была необычная сладость, не та, что на ступает, когда поешь конфет, варенья или или мёду. Внутри всё трепетало. Может, это от рассказов исторических?
   Очнувшись посреди рассказа, Фросенька глянула барину в лицо. В сете малинового заката оно казалось таким румяным, таким пригожим.
   - Вы что-нибудь чувствуете? - спросила она робко.
   С лица барина схлынула мечтательность. Он было снова понадеялся на земное.
   - Чувствую! - задорно воскликнул он. - А ты?
   - И я чувствую!
   Фросенька теперь уже приглашающе глянула на барина, сама даже не ожидала от себя такой прыти. Тот, тоже внезапно осмелев, положил ей голову на плечо, стал гладить. Поверх одежды, скромно, неуверенно. Фросеньке почему-то не понравилась эта скромность, ей захотелось, чтобы рука Петра Сергеевича легла на грудь, под кофточку, как это у неё во французских журналах показано. Зря, что ли, она такую кофточку сегодня надела? Зря. что ли, тятенька все эти журнал вёз в такую даль?
   Барин, будто поняв настроение подруги, будто раскусив её хитрости, расстегнул перламутровую пуговичку, которую она всего-то пять минут назад застегнула - кокетничая.
   Фросенька легла на траву. Острые короткие сухие стебельки впились в спину. Не хотели её счастья? Завидовали ей?
 
   3.
   Судя по всему, героине войны с Наполеоном пока не суждено было стать героиней полевых сражений, хотя новые впечатления и ощущения влекли. Другим девицам барин уроки давал, так почему бы и ей, Фросеньке, слегка не поучиться? Не выходя за пределы целомудрия, вестимо. Поцеловаться, обняться. Она приготовилась рассказывать и дальше, вдруг барин, очарованный очередным её приключением, возьмёт, да и сделает сам, всё что нужно, без намёков.
   Девушка открыла было рот для очередной побасенки, но неожиданно на горизонте появился человек. Фросенька случайно заметила его, краем глаза.
   - Бьюсь об заклад, к батюшке сослуживец приехал!
   - Ха! Приехал! А бричка где?
   - Это богачи на бричках разъезжают, а военные герои сплошь и рядом бедствуют...
   Пётр Сергеевич поднялся, вынул из-за пояса дарёный пистоль.
   - Герой, говоришь?
   - Несомненно!
   - А вот это мы сейчас проверим!
   Он выстрелил в воздух. Незнакомец вздрогнул, остановился. Затем пошёл дальше, уже хромая.
   Юная казачка ахнула.
   - Вы его подстрелили?!
   - Нет!
   - Тогда почему же он захромал?
   - Наверное, ногу подвернул, как и ты. Вот незадача: у нас уже трое хромых!
   - Осталось и вам охрометь! - взвизгнула Фросенька.
   Ей полегчало: весёлая беседа с другом всегда лечит.
   Однако незнакомец, появившийся на горизонте, вызывал тревогу.
   Неспокойно на душе в тот сентябрьский вечер было не только Фросеньке. Её отец тоже волновался: долго эта егоза гулять будет? Небось, с помещицким сынком любовь решила закрутить. Напрасно, доченька, напрасно, как бы потом жалеть не пришлось. Против молодого барина есаул ничего не имел, пусть себе стреляет, учится. А ежели жениться вдруг надумает... Не воспротивятся ли его родители? Отца его, Сергея Петровича, вся округа знает как доброго человека, матушка его тоже всякому мила, как говорят. слова от неё обидного не было, даже крестьянам. Да и не богаты они, чтобы р=нос задирать. Но...
   - Надо бы последить за ними, пока не совсем стемнело, - сказал есаул и, поправив культю на деревяшке, похромал к окну.
   В казацкой горнице-светёлке обычно много окон - по четыре на стену - чтобы просматривалась вся округа. В жизни много неожиданностей, и врага надо видеть заранее. Военные предосторожности и в мирное время не помеха.
   Услышав лай и выстрел, Репкин похромал резвее - глянуть на луг и на зловещий малиновый закат.
   - Убиваются или как? Нет, оба живые, сидят на траве, хохочут... Хорошо, что ещё не лежат...
   Он передвинулся к противоположному окну, откуда был виден невысокий полевой пригорок, покрытый щетиной скошенной ржи. Вниз по пригорку хромал странный мужичок. Сухощавенький, росточком маленький... Но несомненно шустрый!
   - Что за человек? Военный, похоже... Ну да, военный... Выправку хорошую имеет!
   Михал Михалыч распахнул оконце.
   - Кого-то ищете, служивый?
   - Тут живёт герой войны с Наполеоном Михал Михалыч Репкин?
   - Угадали! Именно тут и живёт он, в этой самой избе! И спать ещё не лёг, так что заходите!
   - Благодарствую!
   К тому времени, когда незваный гость добрался до калитки, хозяин дома уже снимал щеколды, одновременно унимая рычащую Полканиху.
   - Цыц! Молчать! Бузить приказа не было! К старости совсем от рук отбилась, не признаёшь в уважаемом госте военного человека! Героя!
   Он бросил взгляд на хромую ногу незнакомца.
   - Где воевали? В каком полку служили?
   - Так сразу не отвечу. Носило меня везде понемногу...
   Встрепенувшись и ставши "во фрунт", гость добавил:
   - Позвольте представиться: штабс-капитан Заступников Фёдор Пафнутьевич!
   - Так я и думал! Заступник! Защитник! Ну, проходите, коли не шутите... Отец вы наш родной...
 
   4.
   Лицеприятная беседа двух вояк была слышна лишь им двоим. Фросенька же продолжала удивляться:
   - Странно, почему Полканиха вдруг разлаялась... Она редко злится...
   - Жениха ей надо, как и тебе, - ответил Пётр Сергеевич. - Айда на сеновал! Пока твой тятя будет занимать коротышку россказнями о Париже, мы внучат ему наделаем!
   Фросенька ужаснулась. Откуда барин доведался, что она хотела пригласить его именно туда, к себе, на сеновал, который служил и девичьей спальней? Не иначе, колдун наш барин. подумала она. Но виду не подала. А то почует, что с ней легко ладить, да ещё и передумает. А ей страсть как хотелось избавиться от невинности. Говорят, во Франции невинность уже не в моде.
   Чтобы не спугнуть, а наоборот, подогреть молодого барина, Фросенька сделала невинную рожицу.
   - Об этом рано думать, тут вы погорячились, не пара я вам, Пётр Сергеич, и не рассчитывайте!
   - Так ведь и просто так на чердак можно залезть, посидеть-поговорить... Заодно и выведать, чем гость незваный дышит!
   Фросенька оживилась.
   - Это дело! С чердака слышно каждое слово, промолвленное в горнице. Только вы меня там не тискайте, лады? - радостно взвизгнула Фросенька. Взгляд её говорил обратное, он был, как и всегда, манящим, приглашающим к продолжению приятного разговора жестами и касаниями.
   - Лады! Не трону даже пальцем! - так же весело ответил Пётр Сергеевич, протянув ей руку. Фросенька взяла его прохладную ладонь своей горячей, слегка шершавой от полевых работ и от частой стрельбы ладошкой.
   - Рука у вас какая нежная! - воскликнула она.
   - Ничего, скоро станет такой же...
   Барин хотел сказать "грубой", но передумал.
   - Скоро мои руки будут такими же сильными и сноровистыми. как ладони твоего отца-героя!
   Фросенькее ответ понравился. Она снова ощутила сладость. Скорей бы вылезти на сеновал, да начать уж целоваться, какой там ужин! Он игриво сняла с головы барина картуз, надела себе на пахнущие сеном волосы. Фуражка барина пахла восхитительно. От этого запаха сделалось ещё слаще внутри.
   - Пойдёмте, только тихо! - сказала девушка, указав глазами на чердачное оконце, из которого торчал букет недавно сорванных георгин.
   - Понял! - Пётр Сергеевич приложил палец к губам. - Ни гу-гу!
   И этот жест чрезвычайно тронул Фросеньку, даже ноги задрожали. Скорей бы добраться до сеновала, а там уж... Конечнео же, всё будет в рамках дозволенного.
   Пройдя через калитку, оба пригнулись и, прячась за высокими кустами сада, направились к стремянке, ведшей на чердак.
 
   5.
   С чердака и впрямь каждое слово было слыхать.
   - У меня нынче разносолов тьма! Будто знал, что гости будут, - суетился Репкин, усаживая гостя поудобнее - на самый крепкий табурет.
   - Ну, уж и гости! - деланно смутился щуплый капитан.
   Михал Михалыч вдруг остановился, призадумался.
   - Фу ты, неприятность! Мясного-то ничего нет!
   Он кинулся к сеням.
   - Пойду во двор, зарежу курочку, гость вы наш дорогой, последнюю не пожалею!
   Фросенька мгновенно оказалась на грани слёз.
   - Хохлатку будет резать, мою лучшую подругу...
   Пока она сокрушалась, Пётр Сергеевич приложил к широкой щели между досками перекрытия любопытный глаз.
   - Ну и посетитель вам попался! Хозяин за дверь, а он сразу взглядом рыскать по углам... Словно ворюга какой!
   Со двора донеслось громкое кудахтанье. Фросенька взрыднула, а Пётр Сергеевич поморщился. Вспомнил, как нянька резала кур и тут же ощипывала - прямо у него на его глазах. Когда он был ещё совсем крохой! Гадкое зрелище.
   К счастью, эта пытка была недолгой. Кудахтанье стихло, и в горницу, победно улыбаясь, вошёл хозяин дома, держа на вытянутых руках чугунную посудину, из которой торчали куриные лапы. Поставив казанок в печь, есаул шагнул к буфету.
   - А сейчас - по рюмочке наливочки! - с этими словами он достал из кармана холщовых штанов маленький ключик, начал отмыкать резную дверцу.
   - От кого запираете хмельное зелье? - поинтересовался капитан.
   - Есть от кого прятать, не сомневайтесь, - ответил Репкин. - Вокруг луга да нивы, да толпы чьих-то крепостных крестьян, которые воды попить заходят из колодца, а дай им раз глотнуть спиртного - не отвяжутся!..
   Гость понимающе кивнул, порылся в вещевом мешке.
   - У меня на такой случай своя имеется, покрепче... Дайте-ка посуду!
   Посуда была выдана в момент. Полилась нехитрая беседа...
 
   6.
   Фросенька сначала возмущалась: как это тятенька решился с незнакомым человеком, да ещё из подозрительной бутыли, водку пить. Старый казак никогда не потеряет бдительности... Вдруг отравят! Но когда услышала, о чём речь, сменила мнение о незнакомце на приятное. Одним словом, развесила уши. Петру Сергеевичу тоже было интересно. Оба начисто забыли о голоде - не до ужина им стало. И даже не до поцелуев.
   - Вот все в столице стремятся обосноваться, а это зря... - важно молвил ни грамма не захмелевший гость, в то время как Репкину было уже "хватит".
   - Как это зря? - удивился хозяин избы.
   - А так! Не жить там надо, а использовать имперское болото как трамплин для дальнейших продвижений. Все, кто вовремя уехали, теперь спасибо говорят...
   - Кому?
   - Да хотя бы мне! Я давно наблюдаю всю эту петрушку, сам мечтаю покинуть Санкт-Петербург навсегда, но не время ещё. Мне уезжать пока не время!
   - Не понял ровным счётом ничего... - промямлил Репкин, разливая по рюмочкам капитанское зелье.
   - Что же тут непонятного? Пожил в столице, покрутился, накопил деньжат, фасону, и...
   - И?
   - Дуй в Европу! Скажу вам по секрету: Санкт-Петербург - весьма полезная и денежная дверь, про свойства которой не всем известно и которую желательно... почаще проходить! Скажу вдобавок: это царь всех дверей!
   - А если кто родился прямо там, ему тоже надо уезжать?
   - Им-то как раз на месте сидеть полагается, местнорождённые чисто для мебели необходимы, как в театре декорация. Говорят, что коренные вообще не люди, а хорошо замаскированные духи. Городу без населения никак нельзя, иначе это будет не город...
   Тут уж совсем любопытно стало есаулу.
   - А как же таможня? Ведь остановить нынче могут, всё лишнее отобрать...
   Капитан будто ждал этого вопроса.
   - Петербург - особый город. Он сам себе таможня. Кого не пожелает выпустить с награбленным - того и остановят. А кому даст добро - тот хоть сто пудов золота увози - никт о даже не вякнет.
   - И есть такие, кому он давал зелёную добро?! - удивился есаул, даже с табурета вскочил, несмотря на деревяшку.
   - Я таковых не знаю. Сам хочу стать таким. Гуторют...
   Он понизил голос до последней крайности, но всё равно кое-что ещё можно было разобрать. Обрывки фраз, услышанные добровольными сыщиками, выглядели так:
   - По землёй имеется пространство... Там есть ходы-выходы... Там живёт... сам... САМ!!!
   Пётр Сергеевич и его подруга только переглядывались. "Будущий граф", как и обещал, ни разу не дотронулся до Фросеньки. Ни разу! После того как стихла беседа внизу, он вежливо, при свете огарка, пролистал некогда модный французский журнал, глянул на открытки с видами Парижа, а потом шёпотом скомандовал:
   - Спать! И пусть приснится нам царь всех дверей...
   Ну, уж нет! Про царя дверей всегда успеется... А вот про любовь. Не только французских картинок насмотрелась Фросенька, но и других было много у отца - немецких, голландских - всяких. Среди них попадались самые разные - и модные, и... Разгульные! Не то, что это ей было нужно, но, если уж выходить во взрослую жизнь, да о Европах разговаривать, так, по крайней мере, необходимо испытать хоть что-нибудь на себе, просто чтобы знать, о чём речь. Хоть разочек испытать! Зря, что ли, барин у них в гостя? Когда ещё возможность представится...
   Те всякие картинки не для неё отец покупал, себе смотреть иногда разрешал, ввиду отсутствия подруги жизни. А что дочка утащила их к себе наверх, на чердак, и устроила там из них галерею - даже и не догадывался. С одной ногой неочень-то полезешь по лестнице. Хотя ловкому ветерану войны такое не большая трудность, если очень постараться.
   - Эй! - тронула Фросенька барина за пиджак. Он не откликался. Неужели так быстро уснул?! Она сильнее погладила плотную бархатную ткань - чисто панцырь непробиваемый! Это только добавило ей волнения. Это ж надо, в таком дорогом пиджаке улечься! С такими дорогущими пуговицами! Чай, одна драгоценная пуговица дороже костюма стоит! Закатится в сено - ищи её потом...
 
   7.
   Наутро молодые соглядатаи, отчаянно целуясь и тиская друг друга, обменивались впечатлениями от сна. Как оказалось, сны у них были похожими. Пётр Сергеевич видел самого царя дверей и подробно описал его: важный господин с брюшком, золотыми зубами и огромным кошельком.
   Фросенька зашлась от восторга.
   - Я то же самое видела! Опишите его как можно подробнее, умоляю!
   "Будущий граф" напрягся и добавил:
   - У него вся правая рука в перстнях, а на левой... Целых два браслета...
   - А одет во что? - Фросенька вся затряслась, снимая надевшую рубаху. Ведь утром уже не так зябко, как ночью. - Неужто у него такой же красочный и дорогой же пиджак есть, как и у вас, Пётр Сергеевич?
   - Не хочу тебя пугать, но на нём была царская мантия с гор-р-рностаем, - зарычал барин, бросаясь на обнажённую грудь только что лишившейся невинности девицы.
   Он жадно целовал девичьи соски, причиняя им боль, однако Фросенька даже не пикнула - ей было приятно. Наконец! Наконец она стала женщиной. Как все! А то все девки кругом, даже крепостные, глазели на неё, как на истукана, который только красуется в модных платьях, нянчится с тятенькой, да шьёт себе заграничные обновки, а как до дела...
   Оторвавшись от Фросенькиных грудей, "будущий граф" затеял возню... чуть-чуть пониже. И опять бывшей девице стало сладко. Она уже точно знала, откуда берётся такая сладось. А ежели коснётся когда и с кем-то более солидным что-то, то уж никак не заробеет и не будет стесняться. Эх... Скорее бы в столицу!
   - Так вы говорите, царь был весь в перстнях, в царской мантии и с солидным животом?
   - К сожалению, да, пузатый... ты о таком мечтаешь, что ли?
   Барин нежно погладил атласный животик и снова накинулся на жертву, по его вине утратившую невинность. Свидетельством тому были пятнышки на расстеленной сене простынке. Красные.
   Услышав, что графу приснился пузатый мужчина, Фросенька возликовала:
   - Ух ты-ы-ы... Всё сходится! Уррра!!! - завопила девушка. - Теперь придётся...
   - Что придётся?
   - Придётся сводить вас к местной колдунье!
   - Зачем?
   - Она вас проверит! Вдруг тоже вещуном окажетесь...
   - Может, и окажусь... Да! Там ещё было написано: "Таможня"...
   - Где?!
   - А вот в такой чудесном гнёздышке, как твоё... У тебя там тоже двёрка намертво захлопнется, когда я тебе временно не нужен стану?
   Барин зарылся лицом в складки постели, стараясь разместиться ближе к гнёздышку.
   Такой наглости.
   - Слишком смело вы себя ведёте барин...
   Пётр Сергеевич расхохотался. Но ты ведь этого хотела, по глазам было видно, ещё сегодня днём, ещё когда мы, надрываясь, вместе сундук с оружием тащили. Небось, мокро у тебя там было...
   Фросенька не знала, что ответить. Вдруг и вправду колдун? Она, если честно, всегда побаивалась колдунов, даже знакомых.
   - А как вы догадались. что я хотела пригласить вас на чердак?
   - А куда же тебе было меня приглашать. Все девки себе будуары на чердаках устраивают, особенно, если родители не часто там появляются. Отцу ведь твоему туда каждый раз не забраться...
   Почувствовав, что ляпнул нехорошее, барин шепнул в ушко насупленной Фросеньке, предварительно чмокнув её - в это же самое ушко:
   - Хорошо, согласен сходить к твоей ведьме, заодно и судьбу узнаем.
   - Не к ведьме, а к колдунье!
   - Не вижу разницы.
   - Разница есть! Ведьмы все злые, а колдуньи и добрые бывают...
 
   8.
   Согласно слухам, в Воронежской губернии, недалеко от лугового стрельбища есаула Репкина, сразу за лесом, на болотах, жила одна колдунья на несколько деревень. Она одна могла всё разъяснить - по глубокому Фросенькиному убеждению. У той колдуньи имелись такие травы, от которых можно было уснуть на несколько лет, а потом встать и быть свежим, готовым действовать, будто и не спал вовсе. А были и такие сушёные растения. от которых можно было вовсе не проснуться. Хорошо бы иметь такие всегда под рукой. Хотя и не время ещё.
   Фросенька всего раз там была, в избе у той женщины, её туда водила дальняя сестрёнка, то бишь кузина, приезжавшая из другого городка.
   Помнится, в тот раз кузина хотела избавиться от ребёнка. И от мужа заодно. Завела себе пассию. У них, у городских, всё просто.
   Интересно, так ли просто всё в Петербурге? Хотелось бы отношений попроще, с кем-нибудь побогаче, если уж ехать туда. Замуж пока не хотелось. Хотя, если ребёночек появится, то можно было бы и... обвенчаться. А уж после венца - ни-ни...
   Так размышляла Фросенька, в то время как горячие губы её выдавали довольно обычные и серьёзные слова - о планах будущего житья в столице.
   Пётр Сергеевич слушал внимательно, но недолго. Внизу, в казацкой горнице, продолжалась полупьяная возня, звучали шутки вперемешку с хохотом. Не ложились они, что ли? Барин снова глянул в щель между досками. В тот момент Михал Михалыч завёл песню соло. Модой барин затрясся от беззвучного хохота.
   - Эвона как голосит! Одичал твой батюшка, живя на отшибе...
   - Не смейтесь над калекой, я ему всё прощаю.
   Отец Фросеньки внезапно бросил петь, так же неожиданно, как и начал. По его мнению, у гостя был печальный вид.
   - Вот я пою, а вы - нет! Мучает вас кручина какая, али обидел кто смертельно...
   Капитан пожал плечами.
   - Да нет, никто меня не обидел, а... Всё ж обидно! За вас мне обидно! Воевали, как и я, жизнью рисковали, кровь свою проливали, а под старость лет - и помочь-то толком некому!
   Репкин в знак протеста замахал руками.
   - А вот и нет! Неправда ваша! Не обиженный я жизнью, а наоборот, осчастливленный! Я такую дочь себе в подмогу вырастил, что любой родитель мечтать только может! И умница, и работящая, и смелая! Однако мне ещё подмога никакая не нужна, здоров как бык!
   Фросенькин отец пошёл к буфету, поднял его, вместе с посудой.
   - Мне подмога не нужна, - продолжил ветеран войны, а вот дочери моей нужна опора в жизни, на выданье она, шестнадцатый годок пошёл...
   Капитан расцвёл в улыбке.
   - Созрела уже, взрослая? Кажется, я её видел! Она сидела по другую сторону от вашей избы, на лугу, с каким-то интересным субъектом, симпатичным, блондинистым... Это и будет её опора? Скоро свадебку сыграем, или как?
   - Не хотелось бы спешить... да ие ровня ей этот достойный человек. Хороший человек, но не опора - барских кровей он, не казацких...
   Капитану явно по душе были такие речи.
   - А хотите, я её в Петербург устрою? Там много потомственных казаков, есть и неженатые. молодые, резвые, под стать вашей дочурке... Эх, хороша, видел я её, огонь! Решено: устрою её в столице!
   - Это ж... в каком качестве сначала?
   - Для начала - в самом благородном качестве: в Смольный институт определю!
   - Так она ж почти неграмотная у меня!
   - А там грамота никакая и не нужна!
   - Как это - грамота не нужна?! Институт ведь! Учебное заведение!
   - Правду глаголю вам: обучение чисто женское, почти детское: знай себе, танцы танцуй да вышиванием развлекайся. Да и знакомых у меня полно среди бонн, то бишь воспитательниц...
   - А... Ну, ежели через знакомых - тогда устраивайте, я не против...
   Допив очередную рюмку, старик Репкин пустил пьяную слезу и завёл очередную песню, с ещё большим надрывом.
 
   9.
   На сеновале в ту минуту царило несколько иное настроение: барин хихикал, а Фросенька ликовала.
   - Слыхали, как сильно тятенька меня любит?
   - Слыхал-слыхал... А вот меня не очень жалует, что прискорбно...
   - Вы ж не сын ему, не удивляйтесь! А меня он с детства на руках носит! И я его люблю не меньше. Он один у меня остался, для него живу. Я бы страсть как хотела с воронежских болот вырваться в столицу! Стала бы богатой, благородной, вернулась бы сюда, построила бы каменный дворец и тешила бы батюшку до конца жизни, книжки ему читала бы... И не только бы батюшку нянчила, а и всех больных ветеранов в нашей округе, всех обездоленных...
   - Ты говоришь, прям как моя матушка, она тоже хочет весь мир облагодетельствовать, только пока не может - времени всё нет, - пошутил Болотников-младший. - А твоя мать где?
   - Мать моя родная переставилась шестнадцать лет назад, сразу после родов, ещё во Франции... Родила меня - и тут же умерла. Храни, Господи, её душу светлую!
   - Она сестрой милосердия служила?
   - Угадали! Я же говорю: вы колдун! Ясновидец!
   - Хм! Шестнадцать лет назад, говоришь, родилась? Я полагал, тебе больше...
   Пение внизу в очередной раз стихло. Петру Сергеевичу пришлось снова приложиться к щели между досками перекрытий.
   - Что теперь там? - вся извертелась Фросенька.
   - Гость ваш хитромудрый что-то несусветное затевает, не иначе. Тятенька твой уже изрядно выпимши, а тот - ни в одном глазу! Неспроста это...
   - Да будет вам человека зря чернить!
   Фросеньке, чем дальше, тем больше нравился незнакомец. Полканиха могла и ошибиться, видно, просто голодна была, вот и лаяла.
   А гость вдруг вскочил, засобирался в путь. Фросенькин отец разволновался:
   - Выпейте ещё на посошок, на дорожку, а то когда ещё в следующий раз придётся!
   Капитан был непреклонен.
   - Нет, мне предостаточно-с... А насчёт дорожки... У меня в ближайшей деревне... Как её... Болотниково?
   - Точно-с!
   - Там у меня кой-какие делишки, весьма важнецкие намечаются...
   - Какие, если не секрет?
   - Почему же секрет? Никакого секрета нету! Вот уже год как разыскиваю я сослуживцев - и тех, с кем бок о бок воевал, и тех, с кем даже не знаком, мне всё едино. Много денег я в столице заработал - помогать хочу ветеранам, сколько смогу! К вам заглянул случайно, по совету старого извозчика: зайдите, говорит, к Михалычу-казаку, он всю Европу обскакал, многих знатных военных знать должен...
   Репкин смутился.
   - Здесь я многих военных знаю, это правда... Вот, помещик есть, Болотников Сергей Петрович, молодцеватый барин, ещё не старый, он тоже воевал...
   - Прекрасно! - воскликнул капитан. - Он-то и поможет мне найти всех остальных, а вас, Михал Михалыч, утомлять уж более не решусь...
   Старик приложил руку к сердцу.
   - Не утомили вы меня, а порадовали своим визитом. А за обещание устроить дочь в столице - особая вам благодарность...
   Капитан важно кивнул:
   - Что касаемо столичных дел - просите, не стесняйтесь, выведу вашу дочку в люди, пристрою в Смольный! Расшибусь, а пристрою!
   Услышав этот разговор, Фросенька окончательно возликовала, даже косу бросила заплетать.
   - Ура! Я учиться в Смольный поеду!
   Пётр Сергеевич попробовал ещё раз повлиять на неё.
   - Там ведь только благородные девицы учатся!
   Но Фросенька только отмахивалась.
   - Раз важный гость обещал, значит, устроит меня туда...
   "Будущий граф" хихикнул.
   - Впервые слышу, чтобы в Смольный деревенских брали... Хотя, глаголют, нынче институт уже не тот, что был при Екатерине Великой. С тех пор лет семьдесят уж минуло...
   - Раз господин военный капитан обещал, значит уверен в своих словах!
   - Он-то в себе уверен, а мы, наивная деревенщина, должны держать ухо востро. Не нравится мне этот прощелыга, врёт он всё...
   - Ну, уж и врёт! Если бы врал, то половину правды говорил бы, а то всю выложил, как на духу...
   - Это как же?
   - А так: если бы он хотел меня куда-то подло заманить, то рисовал бы золотые горы. А тут честно признаётся: в Петербурге жизнь нелёгкая, её надо перебыть-перетерпеть, а потом ехать дальше...
 
   10.
   Провожая гостя до калитки, старик Репкин кивнул в сторону пригорка.
   - Вон, в ту сторону надо идти, откуда вы изволили прийти вчерася. Там и найдёте село Болотниково.
   - Видел, видел я деревню вдалеке, но не знал, как называется, благодарю за подсказку! - отвесил низкий поклон капитан.
   - Тогда - счастливой дороги!..
   - И вам не быть в печали!
   Обнявшись с гостем и проводив его взглядом, старик Репкин поковылял назад, домой.
   Придя в избу, он не заметил, что стекло на иконе Николая Чудотворца треснуло. Дурной знак! Но счастливому отцу в рассветный час было не до молитвы.
   Лёг спать, пьяно захрапел.
   К тому времени Фросенька и Пётр Сергеевич уже успели спуститься по стремянке во двор.
   - Ну, идите уже к маменьке с папенькой, желаю, чтоб они вас не ругали, - кокетливо произнесла юная казачка.
   - Гонишь, а у самой грустный вид! - парировал "будущий граф". - Не жалеешь, что не остаюсь с тобой навеки?
   Он нежно обнял утраченную ради него невинность.
   - Может, и жалею, да только не до баловства мне сейчас... Сами знаете, какое положение у простых девиц, да ещё в придачу сироток... Наполовину сироток... Давеча мне маменька снилась, предостерегала против чего-то...
   - Уж не против меня ли? Дай мне руку хоть на прощание, что ли...
   Взявшись за руки, они медленно побрели к калитке.
   Внезапно оба заметили под ногами, на дорожке, кровавую лужицу и разбросанные куриные перья.
   Фросенька схватилась за голову.
   - Ох!
   Барин не нашёлся, что с казать в утешение. Снова ухмыльнулся.
   - Эк тебя от горя перекосило! Не можешь Хохлатку забыть?
   Фросенька вся затряслась, но уже не от страсти. Задрожала, бкдто ей стало холодно.
   - Тут знамение нехорошее кроется!
   - Какое знамение?
   - Говорят, кто на ранней зорьке, да ещё и при ясной погоде, увидит чью-то кровь... чужую... чью - не так важно...
   - И что тому человеку будет?
   - Говорят, тот человек... или несколько людей, которые чужую кровь увидели...
   - Что? Что?! Не тяни!
   - Словом, человек, увидавший кровь на... кровавой заре, убийцею станет! Неминуемо! А если и не станет душегубом, то всё равно будет обвинён! Невинно обвинён...
 
   11.
   Петру Сергеевичу сделалось смешно от Фросенькиных страхов. И досадно. И мерзко-неприятно. Невыносимо противно! До чего же суеверны эти вольные казаки. Не всякий крепостной мужик, даже спьяну, до такого додумается. Он сплюнул на траву.
   - Околесица! Враки!
   Фросенька окрысилась.
   - А вот и не враки! Точно вам говорю! Я много слышала таких историй!
   - Где? От кого?
   - Ещё маленьким ребёнком, пока с тятей путешествовала! И даже видела тех, кто лично пострадал от такой приметы - им пришлось потом многих убивать или быть обвинёнными во многих убийствах, или просто быть обвинёнными - никого не убивая...
   Пётр Сергеевич раздражённо вздохнул. Его даже очень сильно передёрнуло.
   - Эка невидаль! Военные кампании для того и существуют, чтобы убивать. Потому-то я в армию и не иду - убивать неохота! На войне ведь как: хоть на рассвете кровь увидишь, хоть ввечеру, один пёс - убийцею сделаешься!
   Фросеньке сделалось грустно.
   - Неспокойно как-то на душе... Тревожно, прямо сердце выскакивает...
   Пётр Сергеевич погладил Фросенькино сердце, вкупе с находящимися поблизости прелестями.
   - Я скажу тебе, отчего оно выскакивает: гость ваш непрошеный его смутил своими глупыми россказнями... Если хочешь, я сейчас догоню его и... убью!
   - Неужто убьёте?!
   - А что ещё мне остаётся? Примета сбудется, и ты сразу успокоишься...
   Фросенька прильнула к другу, обняла.
   - Не шутите так, не надо... Я за вас уже боюсь!
   - А я не боюсь! Ради тебя на убийство пойду! Люба ты мне!
   Он обнял Фросеньку, крепко поцеловал в губы.
   - Не надо больше ничего такого, а то снова не выдержу,опять прийдётся вас на сеновал приглашать. Шли бы вы домой спать-почивать, а? Утомились, небось, а?
   Будущий граф отстранился, но неохотно, с весьма обиженным видом.
   - Не утомился, но домой пойду - не стану более унижаться!
   - Вот и хорошо! А я провожу вас! Сейчас только козу отвяжу - пойдём втроём по полям-лугам-болотам!
   Впервые за последние сутки "будущий граф" искренне пожелал отделаться от Фросеньки.
   - Нет, я, пожалуй, сам пойду... Бегом побегу, так быстрее будет! Заодно послежу малехо за нашим бравым капитаном!
   - Зачем?
   - Надо!
   - Ну, коли того желаете - с Богом!
   Пётр Сергеевич махнул ей, резво убежал. Он один остался не хромым после вчерашнего, да и мозги, вроде, ещё целы... Пусть только попробует столичный прыщ травить сказками его родителей! Зря, конечно, Репкин ему о них упомянул...
 
   12.
   Ещё в юности, от местного писаря и учителя словесности, "будущий граф" усвоил: мой дом - моя крепость. И даже мог это высказать по-английски! Высказал бы и по-немецки, и по-французски, да благодетель-писарь помер, так и не научив его вышеозначенным двум языкам. Если и вправду после Петербурга положено в Европу ехать, так пусть уж все необходимые языки будут сразу - в полнейшей готовности. Надо будет поразмыслить об этом.
   "Будущий граф" резвой походкой направился к пригорку, на вершине которого едва-едва маячила фигура капитана. Приостановившись на полпути и обернувшись, молодой барин поискал глазами Фросеньку. Та уже скрылась в избе.
   - Нет, не любит она меня! Жаль...
   Он снова двинулся к пригорку.
   - Интересно, перестанет ли он хоть на время хромать?.. Только бы не обернулся! Страсть как хочется разоблачить бродягу!..
   Капитан не обманул ожиданий Петра Сергеевича.
   - Ха! Так и есть! Идёт вприпрыжку и не хромает! Интересно, куда это он направился? Проезжий тракт, вроде, в другой стороне... Неужто же в наше имение курс держит?!
   Капитан в тот самый миг пастуха, ведшего корову. Крестянин махнул рукой в направлении помещицкой усадьбы.
   Пётр Сергеевич процедил с зубовным скрежетом:
   - Точно! К моим родителям пожаловать решил... Вот бестия! Ну, уж сегодня прям с утра домой спешить не буду. Мне что, выспаться негде?
   Он помчался в сторону другой деревни, видневшейся на горизонте...
   Всё то время Фросенька вертелась перед зеркалом, которое висело на бревенчатой стене в горнице-светёлке, аккурат над сундуком с её приданым. Зеркало было огромным, его в своё время ещё матушка покойная получила в подарок от французов, в каком-то из дворцов, оставленном на разграбление русским войскам. Побеждённые просто так подарков не дарят, просто матушка умела делать перевязки, как никто другой. За это ей и раму к зеркалу смастерили - местные, дворцовы мастера, которых потом выгнали на улицу, да ещё и надпись ей по-французски сделали: "бэль фам", что значит "прекрасная дама".
   Фросенька всякий раз, глядя в это зеркало, чувствовала себя именно "бэль фам", а не геройской дочерью казака. Да простит её тятенька, она ещё и раздевалась нагишом, прямо в горнице, когда он спал, без ширмы перед ним раздевалась, не ощущая никакого стыда. А если даже и проснётся, думала она, так что? Он её за всю жизнь во всяких видах насмотрелся.
   Правда, были, ещё во время их путешествий по Европе, неприятные моменты, когда взрослые иноземные дамы, глядя на них с тятенькой, перешёптывались: "Инцест!" В те минуты тятенька держал её на коленях. Либо просто обнимал. Фросенька по взглядам понимала, что это слово означало что-то очень нехорошее. Неужели грех ребёнку сидеть у отца на коленях?! быть в объятиях?! Даже если и сейчас она усядется к нему на колени, всё равно греха не будет. Оба не допустят.
   Фросенька глянула на дремавшего отца. Везапно ощутила его силу и... О, нет! Не будет этого, ведь сказано уже. От неё всё зависеть будет, а она - сильная. Гордая казачка. Хотя и "бэль фам".
   Резко отвернувшись, Фросенька стала примерять матушкин гардероб, по очереди накидывая пеньюары, шали, декольтированные бальные платья. Своя одежда тоже у неё была - собственноручно изготовленное приданое, но мамины вещи смотрелись элегантнее, ибо создавались французскими портными.
   Мама была лет на двадцать младше храброго есаула, совсем ещё молодой обвенчалась с ним, за ней даже французы ухаживали, но она навсегда отдала сердце любимому.
   Любимому отцу Фросенька была готова служить всю свою жизнь, без устали. Но сначала надо было денег ему на старость заработать. Где их заработаешь, как не в столице.
   - Вот бы и вправду благородной стать! Да с моей-то внешностью! Говорят, у них там, в Петербурге, все барышни синюшные от климата! А я как приеду, как начну сражать красой тамошних ловеласов - ни один не устоит!
   Ей вдруг явственно припомнился последний сон.
   - А мне ни один из этих вертихвостов и не нужен будет, я для главного жениха теперь себя блюду!
   Она снова посмотрела на своё нагое отражение - пониже пупка, туда, где был треугольничек кудрявых волос - цвета её шикарной, роскошной, пушистой косы. Ух, как все буду от неё без ума. Но...
   - Моя маленькая таможня, ты всегда будешь начеку, - внезапно обратилась она к кудрявенькому треугольничку.
   Никто больше не пройдёт туда, не побывает там. Решено! Даже "будущий граф". Ещё не известно, когда он станет настоящим графом, а своё счастье Фросенька готова была делать прямо сейчас.
 
   13.
   Фросенька не всё рассказала другу - не хотела, чтобы кто-то сглазил её счастье. Ей этой ночью приснился не просто красавец мужчина "в летах и с брюшком", не просто богач, а... Очень галантный богач! Богачу совсем не обязательно знать, что она не уже не дева, деревенские девки давно научились куриной или кроличьей кровью обманывать женихов. А если и узнает... Так не обидится! на то и царь.
   И сама она себе снилась - в белом подвенечном платье, вся окружённая букетами, подаренными суженым. А ещё снились горы серебряных монет, вперемешку с золотыми...
   Нет, про такое никому раньше времени знать не надо, особенно молодому барину.
   Барину, однако, в тот момент было не до вещих снов. Солнце почти уже поднялось, когда он уверенной походкой двинулся к деревне Моховке. По дороге напевал и бормотал всякую всячину.
   - Не любит Фросенька - полюбит Машенька... Не полюбит Машенька - полюбит Катенька... В накладе всяко не останусь!..
   Мимо проезжала порожняя телега. Полусонный возница курил самокрутку.
   Пётр Сергеевич не растерялся.
   - Подвези-ка ты меня, братец, в Моховку!
   - Садитесь, барин, отчего ж не подвезти! В Моховку и еду! Живу я там!
   "Будущий граф" по-крестьянски вскочил на телегу, предложил вознице монету, но тот отказался.
   - Мне всё одно по пути, грех деньги брать...
   - Тогда возьми мой картуз!
   - Не надо, у меня своя шапка есть, да и жена засмеёт...
   Когда почти приехали, молодой Болотников спрыгнул на пыльный тракт.
   - Дальше пешком пойду...
   Возница ухмыльнулся.
   - Оно и понятно - местные девицы привыкли видеть вас на бричке, да с вожжецами в руках, а тут - телега!
   - А тебе откуда всё про меня известно?
   - Да про вас тут, в Моховке, мало кто не судачит...
   - И что же говорят?
   - Разное говорят, да не мое это дело - бабские сплетни ширить...
   - Но всё-таки! Говори, раз уж начал!
   - Девкам вы больно нравитесь - то и говорят, а другого я не запомнил, простите, великодушно...
   - Ну, это для меня не секрет! Ладно, подвёз - и на том спасибо. Поезжай с Богом!
   - Да я тут останусь, на околице - мне кобылу напоить из речки надобно. А вам - желаю повеселиться!
   - И тебе не сидеть без дела!
   Пётр Сергеевич, сняв картуз, театрально поклонился. Милая братия эти извозчики! Один из таковских однажды и научил Петра Сергеевича своему искусству.
   "Будущий граф" отправился вглубь деревни пешком...
 
   14.
   По Моховке молодой барин гулял без удовольствия - спать хотелось невыносимо.
   - Эх! Тоска! Где-бы это завалиться на часок-другой? Все девки в поле, на работы подались... Эх!..
   Тут он заметил старуху-бродяжку.
   - Любезная, не скажешь ли, который час...
   - Не знаю.
   - А я думал, ты при ходиках... При золотой луковке на цепочке! Вы, бродяги, все только прибедняетесь, а у самих мешки золота в лесах закопаны...
   Нищенка, раскрыв беззубый рот, прищурилась.
   - Вам, барин, нечем себя занять?
   Молодой Болотников сделал похожую гримасу.
   - Тебя это печалит? Злит? Или просто жрать охота? Не наклянчила ещё на кусочек хлебушка?
   - Наклянчу, не волнуйся...
   - Ну-ну, продолжай - днём бродить, а ночью по погребам да по ямам дрыхнуть!
   Бродяжка явно не ожидала такого нахрапа.
   - Обидел ты меня, крепко обидел...
   - А ты не лезь с нравоучениями! Не навязывайся! Меня и без тебя есть кому учить! Не знаешь, сколько времени - проваливай, бывай здорова, не хворай!
   - Обидел ты меня, крепко обидел... Не пройдёт тебе это даром, не пройдёт...
   Пётр Сергеевич не поленился, подбежал к ней ближе.
   - Чего заладила? Чего тебе вообще от меня надо? Денег? Так не дам! Из упрямства не дам! Не нравишься ты мне, не симпатична...
   Он глянул бродяжке в глаза... И отшатнулся!
   - Да ты колдунья! Глаза у тебя - как у чёрта!
   - Не-е-е-ет, милок, колдунья здешняя за восемь вёрст живёт, а я - Божий человек, я не колдую, но всю правду про тебя сказать могу, ежели желаешь. И денег не возьму - за такую правду грех деньги брать!
   - Какую правду?!
   - Страшную. Она у тебя прямо на лице написана, разглядеть её вовсе не трудно...
   Пётр Сергеевич рванулся было прочь, побежал даже.
   - Беги-беги, от судьбы не убежишь...
   Пришлось вернуться.
   - Ну, говори, что знаешь, только быстро!
   - Всей правды не скажу, а скажу только половину. Обидел ты меня! Скоро от безделья твоего пшик останется, дел появится великое множество - только успевай делать...
   - Напугала! Весь дрожу от страха! Ха-ха-ха! Предсказательница выискалась! Мне давно пора работать начинать, а чуть позже - отцовское имение в наследство принимать... Пошла прочь, старая!
   Он снова кинулся прочь от бродяжки. Та крикнула во след:
   - Я-то старая, а вот ты состариться и не успеешь... Побродяжничаешь вволю - это да! Это ты успеешь! И по подвалам наночуешься, не сомневайся! Будешь не раз меня вспоминать...
   Пётр Сергеевич ускорил бег. Он уже пожалел, что от Фросеньки не пошёл прямо домой. Там, видать, уже позавтракали, к обеду готовились. Да и россказни фальшивого капитана не мешало бы послушать: старику Репкину одно талдычил, а его родителям, уж несомненно, что-нибудь более каверзное сочинит.
   "Будущий граф", хоть и имел задатки провидца, однако не учёл, что капитанишка не спал всю ночь, заговаривая зубы есаулу. Прилёг коротышка на часок-другой в чистом поле, в небольшом овражке, среди колючих сорняков. Не впервой, видать.
   А посему им обоим, штабс-капитану и "будущему графу", была судьба явиться в отчий дом последнего почти одновременно. И встретиться там! К вящему расстройству Болотникова-младшего, но к вящей радости гостя-благодетеля.
 
   15.
   Меж тем родители Петра Сергеевича, Антонина Фирсовна и Сергей Петрович, наслаждались обществом друг друга в собственном саду, который одинаково обожали, а потому почти всё время проводили там.
   Даже зимой стол под яблоней, в ту пору звенящей голыми ветвями и заиндевевшей, был регулярно накрыт. Правда, несколько иначе, чем в летнюю или весенне-осеннюю пору: вместо хрустальной вазы с фруктами, живых цветов и пышущего жаром самовара, в декабре-марте там находились сушёные фрукты, сушёные же розы и несколько бутылочек спиртного, регулярно уносившегося прочь ретивыми слугами - лишь только им казалось, что бутылочки чересчур промёрзли и вот-вот лопнут.
   Иногда, среди сугробов и шапок белых хлопьев, накрывавших не только дорожки, поляны и клумбы, но и все деревья, мелькали красные грудки снегирей. Тогда супруги часто в голос, не сговариваясь, повторяли:
   - Сущий рай!...
   А этим погожим сентябрьским утром, отец "будущего графа" сидел под яблоней, у прибранного стола, накрытого свежей скатертью, читал "Российские ведомости". Мать-хлопотунья, находясь неподалёку, давала указания садовнику.
   - Эти георгины в спальню ставь... А эти флоксы - молодому барину в кабинет...
   Пётр Болотников сильно преувеличивал бедность своих родителей. Вернее, преуменьшал их достатки. В двухэтажном "доме-развалине", ещё довольно крепеньком, были две гостиные, три спальни, библиотека и два кабинета - отца и сына. Все окна были занавешены дорогими тяжёлыми шёлковыми шторами, привезенными нарочным из Петербурга, так что у случайных посетителей или не очень близких гостей, не имевших доступа в интерьеры, могло сложиться вполне благоприятное впечатление: хозяева не бедствуют, пребывают в полнейшем достатке.
   Внутри старого особняка тоже не сказать, чтобы было бедно. Обладая вкусом и бережливостью, можно и при небольших средствах создать подобие рая, то бишь неповторимый уют.
   Вкуса у хозяйки дома было предостаточно, а бережливость иногда граничила с расчётливостью, что однако, ни на ком не отражалось дурно, даже на дворовых людях.
   Более того, почти всю дворню, всё тот же ушедший безвременно писарь, научил когда-то игре на музыкальных инструментах. Так что долгими зимними вечерами садовник Афанасий играл на клавесине - простенькие мелодийки, но задушевные. А иногда, в особенно морозное время, весь крепостной люд усадьбы, насчитывавший не более полусотни, распределялся по покоям, услаждая слух хозяев то оркестром балалаек, то звуками арфы. Там же и спать оставались - волею сердобольной хозяйки. Не гнать же после концерта и чая. разнесенного каждому в комнаты, бедных людей на мороз. Укладывались, правда, на полу, но зато в уюте и в тепле.
   Когда морозы не свирепствовали, можно было выйти в сад, казавшийся белой ажурной беседкой, послушать перезвон ветвей или трель далёкого почтового колокольчика. Ну, а летом, нежась в тени деревьев, бесконечно вспоминать ушедшую бурную молодость.
   Яблоня, весьма раскидистая, была в саду одна. Стояла она в окружении вишен и розовых кустов. Клумбы меняли свою окраску в зависимости от сезона: ярко-красные весенние тюльпаны уступали место розам, а те - иногда уступали очередь георгинам и флоксам. А иногда, не уступая, росли рядом с ними - настроения хозяйки и садовника менялись ежегодно.
   Сад и лежащие внутри его хоромы создавали впечатление зажиточно имения. Хотя, сравнивая всё это с жилищами соседей, супруги приходили к выводу, что как помещики они и вправду... захудалые.
   Такое положение вещей не расстраивало пожилую пару: меж ними смолоду царили совет да любовь. А когда бранились - только тешились! Антонина Фирсовна была ещё красива, а её супруг - солиден и в меру ворчлив.
   - Молодому барину вместо цветов трёпки надо дать! - сказал отец семейства, отложив газету.
   - Что ты такое говоришь?! Не смей позорить сына при посторонних, тем паче - при крепостных!
   Сергей Петрович привычно стушевался.
   - То была шутка, разве не понятно?
   - Тебе всё шуточки шутить да немыслимые прожекты городить, а ребёнок до сих пор не пристроен! Брось читать газеты, там ничего умного нет, лучше подумай, как помочь сыну...
   - Женить его надо, и как можно скорее, а то шляется неизвестно где, снова ночью его не было... Сопьётся, не ровён час при такой жизни...
   Антонина Фирсовна вскипела.
   - Как тебе не стыдно! Снова фантазии? Петруша водки в рот не берёт, разве что наливочки иногда... И не так уж сильно он гуляет, другие больше в его возрасте куролесят...
 
   16.
 
   Права была мать, не так уж и сильно гулял Пётр Сергеевич в свои двадцать два года. А тем утром ему даже слегка развлечься не удалось. Расстроенный предсказаниями нищенки, "будущий граф" спешно покинул Моховку, пошёл к окраине - снова подводу искать. Или залётную бричку. Бричек в округе было мало, так что с шиком вернуться домой вряд ли представлялось возможным.
   А тут и недавний возница нарисовался - напоив кобылу у мелкой, почти затерявшейся среди камышей речушки, он медленно ехал назад, лениво щёлкая вожжами - к тому месту, где меньше часа назад высадил Болотникова-младшего.
   - Уже возвращаетесь, барин? Так быстро? - спросил возница.
   - Вези домой, братец, нагулялся я...
   - Сюда мне было по пути, а теперь, коли желаете, чтобы я лишние два конца сделал, туда-обратно, заплатить бы не мешало, вы уж не обижайтесь...
   Пётр Сергеевич лихо вскочил на телегу.
   - Что ты несёшь, какие обиды, нешто я не знаю, какие это труды? Сам, бывалоча, намаюсь, пока на бричке от одной деревни в другую перееду: то колесо отлетит, то бричка целиком перевернётся! Сам, собственноручно всё чинил, а когда не под силу было - прохожих упрашивал. Мол, помогите, заплачу...
   - Что же вы извозчика-то не возьмёте? Чай, крепостных у вас пруд-пруди...
   - Думаешь, батюшка мне то же самое не предлагал? Ещё сколько раз предлагал! Раньше тебя предлагал, и нынче предлагает, чуть не каждый день, мол, посади Сидора-Петра-Ивана на облучок, мол, не барское это дело - вожжами трясти...
   - А вы, гляжу, совсем не слушаете батюшку, не хотите подчиниться даже в такой малости?
   - Я бы и слушался, кабы не понимал его истинных намерений...
   - Каких намерений, извольте поинтересоваться?
   - Известно каких! Следить за мной желает батюшка, про каждый шаг иметь подробнейшее понимание мечтает...
   - Это как же?
   - А вот как: ты, к примеру, высадивши меня, что будешь делать?
   - Назад, домой поеду, в Моховку! Летняя страда ведь не закончилась, хотя и сентябрь на дворе. В огороде моём дел - не переделать. Не баре мы, хотя и не крепостные. Мы вольные работники, у нас одна надёжа - что на руки свои, нам чаи под яблонями распивать некогда...
   Пётр Сергеевич, будь он барышней, непременно прослезился бы.
   - Деловой ты человек, любо-дорого тебя послушать, а дворовые люди батюшки моего - почти все лентяи и сплетники. Им про меня родителям наушничать зело охота - за дополнительный кусок! И так доносят всё, что видят и что не видят, а уж из их числа извозчика брать - точно себе во вред!..
   Возница с удовольствием поддакнул.
   - Здесь вы правильно рассудили, я бы до такого, пожалуй, не додумался...
   - Додумался бы, кабы вдруг оказался на моём месте!..
   Возница, сильно засмущавшись, стал креститься.
   - Свят-свят-свят! А вот этого мне не надо, простите, если что обидное вдруг сказал! Мне и на своём месте хлопот хватает, да и родители мои ещё не умерли - в соседней деревне живут, в Кирилловке.
   - А кто их в старости досматривает?
   - Сестра за ними уход ведёт, да меня иногда помочь приглашает... Нет, мне своего вполне хватает, о чужих заботах мечтать некогда...
 
   17.
 
   Немного погодя Пётр Сергеевич сел на телеге ровнее, стал шею тянуть, пытаясь разглядеть, что там впереди.
   - А вон и дом родной! Останови-ка, дальше пешком пойду...
   - Что опять? Боитесь, как бы и я наушничать не побежал - батюшке-то вашему?
   - Нет, собирался тут один пройдоха отзавтракать и отобедать у нас в имении. Не хочу я перед ним на телеге возникать - не его ума дело, с кем я гуляю, на ком катаюсь...
   - Как скажете...
   "Будущий граф" соскочил с телеги и тут же хлопнул себя ладонью по лбу.
   - О главном-то забыл тебя спросить тебя, заболтался...
   - О чём знать желаете?
   - Сказывают, будто недалече, верстах в восьми от твоей любимой Моховки, проживает некая колдунья... Ты не слыхал ли о ней?
   - Слыхать-то слыхивал, да боязно мне с колдуньями общаться. Признаться, даже в мыслях такого никогда не имел. Боюсь я ведьм, сызмальства боюсь...
   - А судьбину свою выведать ни разу не хотелось?
   - Моя судьбина мне и так известна: в поле паши да иногда вожжами щёлкай! Это вам, господам, в картишки резаться охота или погадать. Ещё и по столицам разъезжать изволите, а у нас, у простых, всё проще простого...
   Молодой Болотников похлопал возницу по плечу.
   - Ну, бывай здоров, простая ты душа...
   - И вам пребывать в добром здравии!
 
   18.
   Пётр Сергеевич зря думал, что незваный гость уже с его родителями беседует. Тот только собирался появиться - чуть раньше него самого. Ведь нельзя же просто так, неподготовленным, являться к незнакомым людям. Для начала надо речь продумать. А какие речи в голову полезут, если человек всю ночь не спал?
   Такие вот мысли роились с утра под капитанской фуражкой, но Болотникову-младшему о них ничего не было известно.
   Часу этак в десятом, в самый разгар супружеской беседы, раздался стук в кованые ворота усадьбы. Сергей Петрович нахмурился.
   - О! Лёгок на помине! "Дитятко!"
   Антонина Фирсовна кивнула садовнику.
   - Чего стоишь, Афанасий? Иди, открывай!
   - Слушаюсь, матушка барыня!
   Садовник бросил инструменты, направился к воротам. Однако вместо "дитяти" за чугунными прутьями и завитками маячил силуэт капитана.
   Садовник сперва пошёл к старому дубу, взял из дупла большой ключ. Затем оценил внешность гостя. Не громила, можно не бояться. Отпер ворота.
   - Вы кто такой будете? Как доложить?
   Гость приосанился.
   - Штабс-капитан Заступников Фёдор Пафнутьич! В одних кругах моё имя известно всем поголовно, в других же, более патриархальных и менее открытых обществу, обо мне вряд ли слыхали! Ну, да ничего! Могу ли я войти, любезный страж?
   Страж никогда не слышал таких длинных фраз, да ещё и в исполнении голодранцев.
   - Мало ли кто что наплетёт...
   Он смерил гостя взглядом ещё и ещё раз, особо задержавшись на пучке линялых жиденьких волос, торчавших из-под воинской фуражки.
   - Бумаги предъявите, не то мне придётся вышвырнуть вас вон...
   - Что ж вы так неприветливы со странником? - с издёвкой осведомился капитан. - Может быть, он голоден, устал...
   Перехватив взгляд садовника, блуждавший по потёртым галифе и по напрочь сношенным сапогам, гость воскликнул:
   - А!.. Ну, так бы и сказали! Внешний вид мой погружает вас в сомнения? Другого я не ждал... Это в столице - чем убожее вояка, чем больше шрамов у него на лице, тем больше сострадания к нему и всяческого уважения... Хорошо-с! Вот вам бумаги! Я же ещё раз устно представлюсь, пускай вам будет стыдно: штабс-капитан Заступников, герой пятисот кровавых сражений, обладатель многих побед и наград!..
   Афанасий смутился.
   - Ну, так бы и сразу... Прошу входить!
   Он повёл гостя вглубь сада.
 
   19.
   Под яблоней картина не сильно изменилась: Сергей Петрович сидел у прибранного стола без самовара, а Антонина Фирсовна стояла над ним, яростно подбоченясь. Увидев зашарпанного капитана, она воскликнула:
   - Это ещё что за фигура?!
   Её супруг искренне обрадовался перемене разговора.
   - Не видишь - служивый к нам в гости пожаловал! Небось, устали, проголодались?
   Капитан пожал плечами.
   - Есть немного... Извините за внешний вид: я тут вздремнул в овраге чуток, прежде чем к вам ломиться, оттого и помятый весь, соломой облип... В дороге предпочитаю не шиковать, дабы прочувствовать на своей шкуре, что есть жизнь в деревне, вдали от городских удобств и удовольствий...
   Он отряхнулся, затем снова приосанился.
   - Имею честь представиться: штабс-капитан Заступников Фёдор Пафнутьич!
   Сергей Петрович возликовал ещё больше.
   - Присаживайтесь, расскажите, что нового в мире! А то газеты к нам приходят, самое малое, через месяц!
   Капитан изобразил потрясение:
   - У-у-у-у-у! Через месяц! В столице за месяц такое случиться успевает, что вам и за год во всём этом не разобраться!..
   Мать Болотникова-младшего сменила выражение лица на ласковое.
   - Так вы к нам из столицы?!
   - А как же! Всеобязательнейше оттуда! Я там живу!
   Подошедший в тот момент к воротам Пётр Сергеевич услышал голос капитана. Он передумал стучать, а, затаившись, начал ждать - в надежде узнать новости, скорей всего не предназначавшиеся для его ушей. Ведь капитан определённо видел, хотя и мельком, молодого барина у избы Репкиных и теперь, увидев снова, мог в корне изменить течение рассказа.
   Антонина Фирсовна, меж тем, распорядилась:
   - Афанасий! Ступай, скажи на кухне, что я велю принести ещё один прибор!
   - Слушаюсь, матушка барыня!
   - Так вы и впрямь сюда к нам... из самой столицы?!
   Казалось, что хозяйка дома вот-вот облобызает гостя. Тот, судя по всему, был не против.
   - Вот, думал-думал и решил: навещу-ка я однополчан, живущих в непролазной глуши, а заодно и выведаю, не надо ли им чего. У меня в Санкт-Петербурге большие связи, вплоть до... Вплоть до Зимнего дворца! Вплоть до Смольного!
 
   20.
   Афанасий, едва вернувшись с кухни, вновь вынужден был отправиться в особняк, уже по другой причине.
   - Принеси фарфоровые чашки из буфета! - приказала барыня.
   Садовник, пригнув шею, повиновался.
   Через несколько минут стол под яблоней украсился национальным китайским разноцветьем, которое выгодней всего смотрится на белой скатерти - давно проверено.
   - Ну, расскажите нам что-нибудь интересненькое! - сказал Сергей Петрович, умащиваясь поудобнее в плетёном кресле.
   - Что именно вам интересно? - спросил гость.
   Антонина Фирсовна охотно уточнила:
   - Для начала поведайте о столичных нравах! Страсть как интересно их наш писарь излагал, жаль, помер, бедолага... Он был нам как родной, научил Петрушу и писать, и читать...
   Сергей Петрович шутливо замахнулся на супругу свёрнутой газетой.
   - Тебе бы всё о балах да об удовольствиях!
   Капитан изобразил умиление, близкое к восторгу.
   - Какие же вы, право, ненасытные до чужих рассказов люди!
   Затем он сделал грустное лицо.
   - Не в этом моя миссия, не об том моя забота, не об том...
   - А об чём забота ваша? - почти одновременно выдохнули супруги.
   - О друзьях-товарищах, об однополчанах, которые живут куда бедней меня, однако, подвигов насовершали неизмеримо больше. Я разъезжаю по сёлам и весям, разыскиваю этих бедолаг. Не подскажете ли адресок-другой?
   Сергей Петрович мигом напустил и на себя серьёзный вид.
   - Я сам воевал, ордена имею, да только к категории бедолаг не отношусь... Не знаю, кого бы это вам из моих соседей-помещиков посоветовать... Кажись, некого...
   Антонина Фирсовна решительно возразила:
   - А Никита Баранов? А Порфирий Дятлов? Запамятовал?
   Супруг досадливо поморщился.
   - Об этих-то я помню! В тридцати-сорока верстах отсюда имеются места, где воинских героев пруд пруди! Но не все они, замечу, бедные... Есть среди них богатые помещики, много богаче меня...
   Болотников-старший начал подробно повествовать о том, как его однополчане, да и просто знакомые военный в чинах, дослужившиеся не только до знатной пенсии, но и до титулов, живут-поживают. Не преминул также заметить, что иные привезли из Франнции больше добра, че он за всю жизнь нажил честным трудом и службой.
   - Мародёры меня не интересуют, - важно заявил посреди беседы капитан. - Я бы с радостью познакомился с теми, кто кровь проливал больше других, а ничего значительного не имеет - в материальном смысле.
   Такие речи придали хозяин усадьбы вдохновения.
   - Ну, ежели хотите знать о них, тогда езжайте к одному из тех, чьё имя я вам посоветую, а они уж вас направят дальше. Есть
   Капитан окончательно растрогался и даже пустил слезу.
   - Вот как! Не изволите ли написать их имена и адреса на бумаге?
   - Напишу, как же! Для этого нам с вами необходимо пройти в мой кабинет...
 
   21.
   В кабинете, где всегда, даже в летнюю пору, не говоря уж о весенне-осенней, всегда горел камин, и состоялась перепись беных героев. И ещё более задушевная беседа.
   - Хромота ваша, насколько я могу судить, также на полях сражений приобретена?
   - Всеобязательнейше! Только не люблю я о своих делах да подвигах рассказывать, ведь я вам уже говорил это!
   - Ну-ну, не буду больше...
   Антонина Фирсовна попыталась приподнять за локоть капитана, усевшегося на шаткий стул.
   - Сергей Петрович, предложите гостю ваше персональное кожаное кресло!
   Болотников-старший вскочил, засуетился, стал стирать с кресла предполагаемую пыль.
   - Прошу усаживаться поудобнее! Вы нам теперь как родной!
   - Да что вы, право... Зачем столько возни вокруг моей скромной особы?
   Капитан, усиленно хромая и кряхтя, водрузился на хозяйском троне.
   А Сергей Петрович сел у письменного стола, придвинув поближе чернильный прибор.
   - Ну-с! С кого начнём наш список?
   Супруга снова не оставила ему времени на раздумья.
   - Начинай с Никиты Баранова, который раньше всех мне почему-то вспомнился. Он ведь недавно овдовел, детей не нажил, сидит-горюет, спивается...
   Она поправила чепец, закатила глаза к пыльной люстре.
   - Затем Порфирия и Савву Дятловых напиши, оба брата воевали, плечом к плечу, ну, а потом... Врочем, думаю, вы и без меня управитесь, а я пойду наверх, прикажу людям, чтобы готовили для гостя спаленку...
   - Весьма признателен! Благодарю за гостеприимство! - крикнул капитан.
   - Да! И баньку не мешало бы истопить! - добавил от себя Сергей Петрович.
   - Уж об этом-то мог бы и не напоминать!
   Антонина Фирсовна фыркнула и ушла. А супруг, на пару с гостем, приступили к написанию бумаги. Вскоре перечень был готов.
   Хозяин дома отложил в сторону перо, поднял к глазам весь исписанный лист, дунул на него - для просушки чернил.
   - Всего лишь двадцать шесть персон припомнились мне по здравом размышлении. Не мало ли вам будет, гостюшка?
   Капитан благодушно кивнул.
   - Для первого раза достаточно. Мне теперь, дабы навестить их всех, месяца, не хватит!
   - В добрый час! Ах, как, всё-таки, много вы делаете для людей...
 
   22.
   Болотников-младший, к тому времени уже успевший перелезть через ограду, обласкать собак, знавших его со щенячьей поры, и прокрасться к двери отцовского кабинета, недолго там оставался - разговоры о списках соседей подтвердили его опасения: гость отпетый жулик.
   Постояв совсем немного и послушав, Пётр Сергеевич пошёл в свой кабинет - наблюдать со второго этажа, как слуги, накрывая стол под яблоней, несли на него разносолы.
   - Эвона как мои родители его принимают!
   Вскоре на крыльцо вышла мать.
   - Приглашаю солидно отобедать! - крикнула она мужчинам, замешкавшимся в коридоре.
   Первым из двоих показался капитан. Он сделал смущённое лицо.
   - Я ведь уже выпил чаю...
   На что было отвечено:
   - Чай дело пустое! Извольте-ка вкусить болотниковских благ в полной мере!
   "Будущему графу" вновь захотелось удрать. Но сделать это, совершенно себя не обнаружив, оказалось делом непростым. Да и желудок несколько часов ничего не принимал!
   - М-да... И когда же мне являться этому народцу? Сейчас или повременить, ещё чуток послушать? Пожалуй, выйду сейчас, а то фитюлька их окончательно в свою веру обратит - тогда уж поздно отговаривать будет!
   Младший барин вышел через чёрный ход, обогнул кустарники, затем немного постоял за углом особняка. И лишь потом вышел к весело обедавшей компании. В тот момент мать своей рукой клала в тарелку гостя увесистый кусок рыбы.
   - При вашей-то походной жизни когда ещё так сытно откушаете...
   Сергей Петрович неустанно вторил:
   - А мы ведь ещё даже толком и не выпили!
   Антонина Фирсовна кокетливо хихикнула.
   - У тебя всё водка на уме! Спросил бы гостя, не желает ли он рому... Или сигар гавайских...
   - Неужели же и колониальный товар имеется?! - неподдельно изумился капитан.
   Тут им всем стали слышны шаги Петра Сергеевича. Капитан изумился повторно, почти неподдельно
   - В вашем гостеприимном дому визитёры так и шастают - не переводятся!
   - Полноте, никто у нас особенно тут не бывает, - сказала барыня, - в такой глуши живём, что... Это, вероятно сын наш, Петруша, пожаловал...
   Она снова сделала знак садовнику.
   - Приеси ещё блюд!
   - Слушаюсь, матушка барыня!
 
   23.
   Появление Петра Сергеевича несколько смутило капитана. Но не так уж чтобы очень. Не дрогнув щекой, гость продолжил:
   - Послушные у вас крестьяне, Антонина Фирсовна!
   - При рачительных хозяевах крестьяне и в работе знают толк, и в поведении... - ответила хозяйка.
   - Истину глаголешь, матушка! - поддержал её супруг. Затем он повернулся к капитану:
   - Сейчас я вас с сыном своим познакомлю!
   Гость бросил нож и вилку, вытащил из-за ворота салфетку, встал из-за стола, в который уж раз приосанился.
   - Разрешите представиться: штабс-капитан Заступников Фёдор Пафнутьевич!
   - Зачем же вставать? Это лишнее, - сказал спросил Болотников-старший. Капитан и тут нашёлся что ответить.
   - Нешто забыли? В армии такой порядок: уважаемых людей приветствовать стоя!
   - И низших по рангу? Младших по возрасту и без воинского звания? Не слышал такого!
   Антонина Фирсовна возмутилась:
   - Да что ты всё, Сергей Петрович, придираешься? Ко мне всё утро придирался, а теперь вот...
   Капитан погладил хозяина по плечу.
   - Ничего-ничего... Дело житейское! Семейное...
   Он снова сел в плетёное кресло, а барыня-мать захлопотала:
   - Садись, Петруша, пообедай с нами...
   Пётр Сергеевич, ни на кого не глядя, сел за стол.
   - Что же ты как следует с гостем-то не познакомишься? - негодовал отец.
   - А мы разве не знакомы? Не далее как вчера вечером имели честь лицезреть друг друга...
   Капитан изобразил восторг, снова почти искренний.
   - Ах, да! Припоминаю... Видел я вас давеча у дома друга моего... Вы с его дочерью премило выглядите! Премило! Прекрасная пара!
   - А вот это - уже не ваше дело... Да и какой он вам друг? Вы же несколько часов назад познакомились.
   Отец и мать всё это время недоумённо переглядывались. Однако капитан и тут не оплошал.
   - На молодёжь не стоит обижаться - у них на всё резкий ответ! И мы такими были в свои годы... Друг или просто знакомый - мне без разницы. Хочу помочь ему! Сочтёте за каприз - воля ваша, а только обещал я пристроить его дочь в Петербурге, и обещание своё выполню.
   - У господина капитана в Петербурге такие связи, которые тебе вовек не снились! - закудахтала Антонина Фирсовна. - Он и тебя вмиг пристроит к хорошему местечку...
   То была последняя капля. "Нет уж, и сегодня дома не останусь, - решил Пётр Сергеевич, - переночую-ка пару ночей ещё где-нибудь. Капитан ведь не железный - погостит-погостит, устанет от обжорства, да и хозяевам надоест..."
   Молодой барин, ни с кем не попрощавшись, вскочил и удрал из-за стола.
   Вслед ему послышались упрёки матушки с отцом. А также масляный рык капитана:
   - Дело молодое!
 
   24.
   Так и не поев, Пётр Сергеевич помчался на околицу - дабы узнать, что делает Фросенька. Та пасла козу неподалёку от своей избы.
   "Будущий граф" достал платок, помахал, но юная казачка не заметила его - видать, думала о чём-то серьёзном.
   - Ха! "Институтка"...
   Пётр Сергеевич снова помахал.
   - Эге-ге!..
   Опять безрезультатно. Прыжками устремился барин к своей подруге, а доскакав, выпалил с разбега:
   - Врунишка служивый уже на моих наседает!..
   Традиционно попытался обнять Фросеньку, но та вырвалась - резче, чем обычно!
   - Будет вам! Лучше расскажите, что именно говорил капитан вашим родителям.
   - Ничего нового - почти всё то же, что и твоему обожаемому тятеньке плёл, ну, разве что немножко подлиннее и покрасноречивее - ведь разносолов в нашей избёнке побольше...
   - Так он и вас в Петербурге устроит? Ой! Хорошо бы!
   - Чего же тут хорошего?
   - Как это чего? Мы с вами там общаться будем...
   - Общаться-то мы и здесь можем, да только...
   - Что?
   - Не любишь ты меня! Какой смысл в общении, когда и поцеловаться-то толком нельзя?
   - Вам бы всё целоваться да миловаться, а мне по этикету скоро это будет не положено...
   - По этикету? И кто же научил тебя таким словам?
   - Тятенька, вестимо...
   - Понятно... Твой тятенька Европу видел! Однако столь же наивен, как и ты, а может, и ещё наивнее - раз такой пир закатывает проходимцам... Последних кур для них режет!
   Фросенька не сразу нашла слова. Завидная, всё-таки, наглость в крови у Болотниковых!
   - Во-первых, никакой штабс-капитан не проходимец, а во-вторых, кто бы ни пришёл в гости, хозяин накормить просто обязан - закон гостеприимства!
   Переведя дух, она спросила:
   - Так что нового сказал капитан? Или вправду ничего?
   - Да ничего, говорю тебе...
   Однако новое всё-таки было. Не покинь Пётр Сергеевич свой пост, услышал бы о петербургских невестах такое... Сразу после невежливого отбытия Болотникова-младшего гость выдал его родителям прелюбопытнейшие сведения.
   - Ваш сын не зря так груб и беспокоен. Молодому человеку его возраста жениться надо, да поскорей! А я, ежели хотите, сосватаю вам богатую девушку, петербурженку, будете благодарить...
   - Так уж и петербурженку? Коренную?
   - Так точно-с! Коренную! Урождённую! Вы можете не верить, но есть примета: ежели сочетаться браком с коренной, то дела намного удачнее пойдут, чем, скажем, ежели жениться на некоренной...
   - Неужто примета и вправду сбывается?
   - Так говорят...
   Болотников-старший повеселел.
   - И где ж он шляется теперь, этот счастливчик? Зачем убёг? Ведь про самое-то главное и не услышал...
   - Это я виноват - слишком долго говорил обиняками, - вздохнул капитан.
   Мать Болотникова-младшего пригорюнилась.
   - Опять, наверное, будет ночевать где попало...
 
   25.
   Фросенька, добрая душа, конечно же, согласилась взять на ночь барина к себе на чердак. А тот всю ночь отговаривал её от Петербурга. Мало того, что отговаривал, так ещё и потешался над капитаном - пуще прежнего намехался. Заладил: "Не верю коротышке, не вер-рю!!!"
   - Не такой уж он и коротышка, - раздосадованно хмыкнула Фросенька. - На вид в нём аршина два с половиной...
   - С половиной?!
   - С половиной, не меньше! Такого роста и мой дядька по материной линии - работник хоть куда, восьмерых детей имеет, и дети тоже хорошие работники!
   Болотников-младший не унимался.
   - Если бы капитанишка простым работником хотел казаться или благородным отцом большого семейства, тут и разговору не было бы, а ведь он вершители судеб метит, большим человеком выставляется!
   Фросенька тоже не собиралась сдаваться.
   - Может, и вправду большой человек, скоро узнаем. А вот вы, барин, хоть и ростом выше его, а связей в Петербурге имеете мало - раз мы с вами до сих в деревне маемся ...
   "Будущий граф" потупился.
   Фросенька продолжила атаку.
   - А может... вы и вовсе связей в столице не имеете?
   Барин снова промолчал, хитро улыбаясь. Не видя смысла в продолжении допроса, девушка перевела беседу в иное русло.
   - Предлагаю этой ночью сходить к гадалке - она нам и судьбу поведает, и про капитана всё расскажет...
   Пётр Сергеевич был не против сразу же пойти куда-то, надоел ему чердак.
   - Эта твоя ведьма...
   - Колдунья!
   - Хорошо, колдунья. Она живёт в восьми верстах отсюда?
   - В восьми врестах - это от Моховки, а от нас гораздо ближе... Она по ночам обычно не спит - самое время гадать. Только бы никто нас не опередил, а то ещё раз придётся идти к ней...
   Спустившись по стремянке первой и накормив Полканиху, чтобы та ворчанием не выдала все их планы, Фросенька сделала знак рукой Болотникову-младшему. Тот сразу же спустился вниз.
 
   26.
   Словом, отправились в путь. И не по чисту-полю, как надеялся Пётр Сергеевич, а сначала через луг. Затем через густой бор. По лесным тропинкам шли довольно долго, успели насладиться звуками и запахами, коих днём не бывает.
   Со временем бор стал редеть. Затем перешёл в осинник. Затем деревья кончились - на пути стали попадаться лишь мелкие кустики. Фросенька всё время шла впереди, присвечивая фонарём.
   Наконец добрели до убогой, излучавшей странные запахи избы.
   Изба не только запахи излучала, она и свет излучала - как рождественская ёлка в тёмной детской. Вокруг этого марева. как чёрная дыра, зияла кромешная темень. Верилось, что мир перестал существовать, что осталась только эта вот избушка, окружённая пламенем лучей.
   Что-то роковое чувствовалось в этом видении, поэтому Фросенька и её спутник, как по команде, одновременно остановились, стали вглядываться в окружающее избу простарнство, прислушиваться к неясным звукам.
   Звуки были. Их было много. Но вся эта какофония являла собой поток странного характера.
   Наконец, спутники осмелились подойти поближе и постучать в перекошенную дверь. Моложавая с проседью хозяйка вышла к гостям, приветливо улыбнулась. Резкие черты лица совсем не портили общее впечатление - доловльно дружелюбное и смпатичное. Затем случилось неожиданное. Пристальнее глянув в лицо Петра Сергеевича, ворожея закричала:
   - Кого ты привела?!
   Никто не ждал такого поворота. Когда хозяйка спряталсь в избе, Фросенька, шикнув на барина, вошла вслед за ней. Болотникова-младшего оставили снаружи на неопределённое время.
 
   27.
   Пётр Сергеевич уже подумывал, а не уйти ли, уже искал глазами, из чего бы сделать факел, но неожиданно был приглашён в избу.
   Войдя, он различил простые бревенчате стены - примерно такие, как были и в Фросенькино избе, которую её отец силач построил собственными руками за каких-то несколько месяцев, сразу после прихода с войны.
   Но вскоре стены куда-то исчезли. Они сначала постепенно, очень медленно раздвинулись, а потом... Их не стало!
   И что самое интересное, Фрсенька, как выснилось полже, ничего такого не наблюдала. Она, по приказанию хозяйки, брала с невидимых уже стен пучки трав, заьем вешала их снова на невидимые крючки и гвозди.
   Когда Фросенька выполняла эти нехитрые поручения. она сама как бы исчезала куда-то, вместе со стенами, а потом немыслимым орбразом возвращалась.
   Вскоре у петра Сергеевича появиось ощущение, что они с гадалкой в избе остались на едине, что Фросенька как бы не существует. а если существует - то лишл для выполнения мелких поручений, как сказочный мальчик-паж.
   И лицо гадалки вскоре показалаось барину знакомым. До такой степени щнакомым, что...
   - Мама! - невольно вырвалось у него.
   Затем он куда-то и сам провалился. А очнувшись.ю увидел уже совсем обычную картиную
   Гадалка сидела у печи белее полотна. Как выяснилось, ей накануне во сне было видение: кто-то красивый и блондинистый, такой похожий на "будущего графа", хочет отобрать у неё жизнь... Да не просто хочет! Отбирает...
   - Вот вы не верите, а был мне такой сон, - сказала колдунья, совсем не злая, а очень добрая с виду, капая зелье, сваренное из каких-то трав, в глиняную плошку. Запах от зелья был такой, что хотелось заснуть и не проснуться.
   - Этими травами она днём полы стелет, а по ночам - избу обкуривает, прежде чем начать гадать, - шепнула Фросенька Петру Сергеевичу. Тот не сразу ответил. Но потом, всё же отважился спросить:
   - Ты слышала, как я назвал её мамой?
   Фросенька растерялась
   - Нет...
   Вскоре обстановка стала снова казаться Петру Сергеевичу обычной, даже олбыденной.
   Не теряя времени, гадалка уже делала расклад - на Фросеньку.
   - Ты, милая, найдёшь свою судьбу лет через пяток, не сейчас.
   Пётр Сергеевич хохотнул, но Фросеньке было не до смеха.
   - Не сейчас? А... Ну, ладно, подожду. А в Петербург-то мне ехать?
   Гадалка разбросала карты шире.
   - Не вижу я тебя среди богатых. Если и уедешь - будешь в нищете. Да в опасности!
   - В опасности?
   - В опасности!
   Пётр Сергеевич оживился:
   - Вот видишь, лучше меня тебя никто не защитит! Оставайся здесь, глядишь - поженимся!..
   Затем он обратился к гадалке:
   - Раскиньте-ка теперь и на меня! Может, именно я этой курице и буду женихом? Через пять лет, когда своё дело заведу?
   Гадалка раскинула на барина.
   - Не вижу я вас вместе... Вернее, вижу, но не в браке, а в одной и той же напасти.
   - В опасности?
   - В опасности!
   Пётр Сергеевич обрадовался:
   - Я же говорил, что этот капитан опасный тип!
   - Какой капитан? - переспросила гадалка.
   Пришлось ей бросить и на капитана.
   - Да... От него-то опасностью и веет... Смертельной!
   Оба гостя приумолкли. Затем, когда гадалка вышла во двор, Пётр Сергеевич обнял Фросеньку, находившуюся на грани слёз.
   - Ну вот, всё и прояснилось. Никто никуда не едет, мы остаёмся здесь и через пять лет женимся...
   Эти последние слова были услышаны колдуньей, которая вернулась со свежей охапкой - из совершенно незнакомых цветов и трав. По крайней мере, Фросенька таких в своей жизни не видывала и не нюхивала.
   Для большей точности предсказаний и вящей достоверности, ворожея решила погадать ещё и на другом отваре. Вскоре объявила:
   - Повторяю: вместе я вас не вижу! А для барина имею новость, не знаю, обрадуется ли...
   Она поведала Петру Сергеевичу, кто он есть на самом деле - "болотнянин", то бишь "болотник".
   - Всё равно что леший? - удивился "будущий граф".
   - Да.
   - И вы меня поэтому боитесь?
   - Нет, но...
   Она велела барину покинуть избу, как можно скорее, одному, без спутницы, и желательно навсегда.
   - Если послушаетесь и тотчас же уйдёте, то, возможно... Обретёте свою единственную любовь!..
   - А она? - кивнул на Фросеньку Пётр Сергеевич. - Как эта барышня одна, да по ночному по лесу, да без меня, назад пойдёт?
   - Ей придётся остаться у меня до утра, - ответила гадалка. - К этой девушке у меня есть длинный разговор.
   Пётр Сергеевич всё медлил.
   - Хы... И куда же мне идти? К твоему отцу, егоза ты тятенькина?
   - Ступайте, если больше некуда, к нам на чердак. Вот вам для Полканихи... - нетерпеливо сказала Фросенька, достав из кармана фартука кусок хлеба и бросив его барину - как собачке.. Её уже разволновала речь гадалки.
 
   28.
   Пётр Сергеевич ушёл. И попал... Как оказалось, он попал прямо в руки к своей Судьбе!
   Возвращался барин не теми же болотами, а пошёл чуток в обход. Сам не ведая почему, видно зелье гадалки подействовало. Стал он вспоминать колдуньины слова.
   Долго плутал "будущий граф" неудобоходимыми, окольными путями, сам не зная, зачем выбирал те пути. Потом вдруг захотелось ему пройтись Праздничным лугом - был такой луг в округе.
   Там и встретилась Петру Сергеевичу на узенькой тропинке девка-болотнянка, которая от его взгляда не остолбенела. Он сам от её чёрных глаз окаменел и вслух подумал: "Моя!"
   Познакомились они с Авдотьей Кочкиной, на лугу, который странным образом располагался меж двумя высохшими болотами и назывался Праздничным. Дуня подбежала к нему первой, стала целовать. Растворились они друг в друге, а когда узнали имена... Тут уж оба крикнули:
   - Мой!..
   - Моя!..
   А луг ночной был светлым и ярким, куда ярче снов и полуночных грёз, в которых они и до того часто виделись. И пели им лесные нимфы, и плясали им русалки, и завидовали, завидовали...
   - Ты пошто своё болото бросил? - кокетливо спросила Дуня. - Али разонравилось?
   - Сама знаешь почему, не притворяйся, я всю жизнь искал тебя и вот... нашёл... А болото мне уже не нужно, не вспоминай его...
   Авдотья ласково улыбнулась.
   - В округе много о тебе толкуют. Хороший ты, добрый... И болото твоё хорошее было, зря ты о нём так... А я своё болото уважаю, оно меня в люди вывело, с тобой вот познакомило. Меня на кочке после рождения нашли, оттого я и Кочкина. А родителей у меня никогда не было - добрые люди подобрали, вырастили... Избу построили...
 
   29.
   Так Авдотья-болотнянка стала женой, хотя и незаконной, Петру Сергеевичу. Других помещицкому отпрыску уже не надо было. Вот и выходило, что женат он - их с Дуней повенчали родные, хоть и давно высохшие, болота. На Праздничном, на Венчальном лугу повенчали!
   Стал будущий граф наведываться только к молодой своей жене, другие избы и сеновалы стороной обходить. Её дом стал и его домом. У родителей он себя дома более не ощущал.
   А когда Авдотья понесла, родители Петра Сергеевича за голову схватились. Они уж было собрались имение продавать, в Санкт-Петербург переселяться, а сын им:
   - Продавайте имение, ежели хотите, а у меня теперь тут своя семья! И имение своё есть, правда, небольшое - изба да двор с несколькими курами. Отправляйтесь в Петербург без меня, можете Фросеньку с собой взять вместо дочери, тем более что обещал я ей найти место в столице!
   Убитые таким ответом, кинулись родители в ноги к капитану, в очередной его приезд, а тот и говорит им:
   - Хитростью надо парня из деревни выуживать. Скажите, что он должен сам на свою семью зарабатывать, коль уж обзавёлся, а для этого ему надо непременно ехать в столицу. А жена незаконная никуда не денется, дождётся, если любит. Поедемте, поедемте, нечего раздумывать! Вместе карьеру будем делать вашему сыну, помогу чем смогу. У меня на Невском проспекте знакомый французишка есть - аккурат намылился свою лавку продавать и во Францию, на родину ехать. Недорого продаст, я посодействую, чтобы с вас взял недорого!..
 
   30.
   А незадолго до этого, родители Петра Сергеевича, в то первое, в то роковое утро после знакомства на Праздничном лугу, пока что ничего не знали. Их сын проснулся не там, где предыдущей ночью, не на чердаке у кокетки Фросеньки, а у молодой жены своей, серьёзной и красивой, хотя и не официальной.
   Пётр Сергеевич, будучи практичным человеком, сразу подсчитал все выгоды от встречи с Авдотьей: Полканиху куском хлеба ублажать не пришлось, ворочаться на жёстких чердачных тюфяках - тоже... И родительских обычных восклицаний избежал... И наелся до отвала - после долгого перерыва! - на кухне у красавицы...
   А что красавица в любовных ласках умницей оказалась - так это надо было в первую очередь упомянуть. Но барин не был чересчур сентиментальным, вот и выгоды не в том порядке перечислил.
   А про главную-то выгоду сам себе не признавался - полюбил он, не на шутку полюбил. И не верил в это!
   Лежал он утречком в объятьях у Авдотьи и... Не верил!
   Интересно, что сказали бы родители, доведавшись о таком приключении сына...
   Тем утром, точнее - утром предыдущего дня, родители Петра Сергеевича и сами влезли в приключение - в самое большое приключение их жизни. После когдатошней свадьбы, вестимо.
   Для начала кинулись они провожать в дальний путь - "по деревням и весям" - загостившегося капитана. У благодетеля всех страждущих на плече висела котомка, из которой торчали окорок, бутыль и банный веник. А рядом стоял Афанасий - с двумя полными заграничными саквояжами в руках.
   - Помилуйте, зачем мне ваши саквояжи? - изумился капитан.
   - Возьмите-возьмите! - затараторила хозяюшка усадьбы. - Там я вам одежду кой-какую положила: пару шёлковых рубашек, две манишки, два ночных колпака - всё равно Сергей Петрович уже ничего такого не использует!
   - Оставьте, прошу вас! - парировал капитан. - Не по сердцу мне дорогие подарки, да и тяжесть лишняя...
   Отец Петра Сергеевича привычно хлопнул себя по лбу.
   - Мы же можем бричку с извозчиком дать! Освободитесь от дел - вернёте.
   Но капитан и здесь был непреклонен.
   - Не взыщите, я человек походный, мне излишества всякие вредны!
   Он гордо поправил котомку. Гостеприимные хозяева умилились - чуть ли не до слёз.
   - Ну, что же - тогда с Богом!
   - Будем молиться за вас! И за вашу благороднейшую миссию!..
 
   31.
   Уже сделав пару крепких шагов типа "вон из деревни", капитан вдруг остановился.
   - Забыл сказать вам, что у меня в столице особняк гостеприимный имеется, чрезвычайно дорогой, а посему вечно пустует - не люблю я роскоши... м-да... Один князь завещал мне его для благотворительных нужд, а сам в скорости скончался - почил о Господе!
   Антонина Фирсовна от волнения раскраснелась.
   - И вы теперь там всех нуждающихся принимаете? Благотворительные приёмы устраиваете? Вот бы хоть одним глазком взглянуть на настоящий благотворительный приём! Там у вас, небось, меценаты мошной трясут, а сами одновременно шампанское распивают!
   Сергей Петрович, как всегда, попробовал одёрнуть свою мечтательную супругу.
   - Да погоди ты тараторить! Не смущай человека, а то ещё подумает господин штабс-капитан, что мы к нему в качестве гостей набиваемся!
   Капитан часто-часто закивал, будто ждал такой реакции.
   - А почему бы и нет? Вот как обтяпаем мы ваше дельце с продажей имения и покупкой лавки на Невском проспекте, так сразу же и пожалуйте ко мне - не в качестве деревенских приезжих, а в обличье дорогих столичных гостей! Ну, я пойду потихонечку...
   Он, усиленно хромая, подался прочь. Болотниковы ещё больше умилились.
   - Какое благородство! Нынче таких людей - дём с огнём не сыскать!..
 
   32.
   Капитан, чем больше удалялся наивного села, тем громче пел себе под нос. И бормотал. Хорошо, что гостеприимные хозяева его не слышали.
   - Вот липучие создания - не хуже банного листа! Чаи теперь гонять будут сутками да обо мне судачить... Одно слово - увальни! Поживи с такими недельки две - сам обрюзгнешь...
   Отойдя подальше, он бросил котомку наземь, размялся, подпрыгнул, сделал два десятка приседаний, затем потряс конечностями, потёр колено на "хромой" ноге.
   - Так и вправду охрометь недолго... Пора ногу менять! Нынче на левую припадал, а теперича на правую охромею... Ать-два, ать-два! Не забыть бы...
   Дойдя до проезжего тракта, он остановился, достал из котомки табак и бумагу, сделал самокрутку, закурил.
   Ну, и где этот пройдоха-кучер? У него ведь вся моё запасное платье! Может, стоило взять хотя бы один саквояж у тюфяков? Да нет, плохая примета - пользоваться личными вещами дураков... Ночные колпаки, ишь, предлагали - целых два! Так и самому отупеть недолго...
   Он криво улыбнулся, стал усиленно озираться. В кустах через дорогу, совсем неподалёку, в зарослях высокого кустарника, виднелась часть брички. Позади тех кустов паслась одинокая лошадь.
   - Вот он где примостился! Дрыхнет, небось! И пьян - как пить дать пьян! Ну, я ему сегодня задам, пожалуй...
   Капитан, то и дело озираясь, бегом припустил в ту сторону. И наконец обнаружил негодяя - храпящим на траве, рядом с бричкой. Пришлось толкнуть его ногой.
   Извозчик вскочил, завращал соными глазами.
   - Кто вы?! Чего вам надобно от меня?!
   Пришлось ударить его по лицу.
   - Хозяина не признал, шельма?!
   - Так ведь вас две ночи и, почитай, два дня не было! Оголодал я! Провизия-то кончилась! Вот и выпил... маленько...
   - Может, тебе ещё рассолу принести? Пошли! Запрягай кобылу, едем в соседнюю деревню!
   - Как звать-то деревню?
   - Село Никитино!
   - Далековато! Овёс тоже весь вышел! Дотянет ли кобыла?
   - Дотянет! Не впервой! Сказывают, что село Никитино зело гостеприимно! Там героев войны уважают более, чем где-либо...
   - Хорошо бы...
   Усевшись на мягком сидении брички и дав команду кучеру, капитан вынул из-за пазухи пачку бумаг. Затем достал из кармана список, полученный от Болотникова-старшего.
   - Уф-ф-ф! Канцелярская работа опостылела уже! Надоела до смерти! Так и запутаться недолго... Героев нынче развелось! Успевай помогать!
   - Мне бы хоть немного помогли... - буркнул кучер.
   - Бог поможет!
   - Хорошо бы...
   Немного погодя вдали стали вырисовываться силуэты изб. Повеяло свежескошенной травой и ещё невесть чем - всем понемногу. Извозчик сделал ладонь "козырьком".
   Кажись, уже скоро... Приехали, кажись... Не иначе, как Никитино уже!
   - Да-с! Оно-с! - подтвердил капитан, сделав и себе что-то вроде козырька, из того же. Дальше шли не подтверждения, а сплошные приказания - попробуй-ка ослушаться.
   - Ну-с, приказ будет такой: за мной не увязываться, держаться сторонкой, ходить по деревне с весёлым видом, крестьян да ихних бар очаровывать - тогда не только пропитание, но и ночлег тебе будет обеспечен. А через двое суток... Велю ждать здесь, при дороге, как обычно!
   Кучер, сперва онемев, изобразил отчаяние.
   - Помилуйте! Мне без вас никто ничего не даст, не умею я очаровывать!
   - А ты постарайся, голова на что? Скажи, что воевал... и всё такое прочее...
   Отчаяние кучера усугубилось.
   - Говорю вам: не дадут мне ничегошеньки! Я местные нравы давно изучил... Учёный!
   Капитан был непреклонен.
   - А коли учёный, проваливай на все четыре стороны! Дальше как-нибудь без тебя обойдусь, дубина...
   Подумав, он вручил нерадивому извозчику мешок, подаренный Болотниковыми. При виде окорока и бутыли кучер облизнулся, неистово заулыбался.
   - Благодарствую!..
   - Благодарностей твоих мне не надо, тупица. Мне в селе Болотникове дармовую бричку вместе с кучером предлагали, в полное и безраздельное пользование, а я, дурак, тебя пожалел, без работы оставлять не захотел...
   Кучер сделал вид, что поверил.
   - Благодарствую... Коли желаете - назад поеду, восвояси, только...
   - Что?
   - Заплатить бы не мешало!
   С недовольным видом капитан вынул из-за пазухи бумажник, расплатился с пьяницей - чтобы тот не сболтнул лишнего при случае.
   Горемычный вконец расцвёл.
   - Премного благодарен-с!..
   Капитан поморщился.
   - Ну, а теперь - проваливай! Из-за тебя придётся мне пешком... хромать...
   - Давеча вы, вроде, не хромали-с...
   - Что ты знаешь! У меня нога в боях ранена - иногда даёт о себе знать, а иногда не даёт! По-разному бывает!
 
   33.
   Через несколько минут капитан, припадая на правую ногу, приблизился к самой крайней избе.
   Из своего убогого жилища вышла крепостная девка - бельё развешивать собралась.
   - Приветствую тебя, красавица!
   Девка улыбнулась, кокетливо подоткнула юбки.
   - И вам здравствовать, коли не шутите!
   Капитан достал очередную дозу табака на самокрутку.
   - Я никогда не шучу! Шутки - дело столичных бар, а я служивый человек, раненый в боях!
   Девка бросила бельё в корыто.
   - Ой! Так вы Наполеона видели?!
   - Видел - вот, как нынче тебя вижу!
   - И какой он из себя?
   - Великий, как и подобает Наполеону!
   - Говорят, он ростом невелик... как вы...
   - Как я? Ну да... Я тоже ростом невелик. Зато велик душою! Помогаю людям, чем только могу...
   Не желая терять времени, капитан взялся за своё.
   - Скажи, красавица, а хозяин у тебя есть?
   - Это уж как водится!
   - А кличут его как?
   - Барином кличут! Ещё Никитой кличут, когда как... Он добрый, вы его не бойтесь!
   К разговорам с крепостными временный хромой прибегал редко - толку с невольников мало, все как один пустобрёхи, обделённые барской лаской. Им только дай позубоскалить!
   После кратенькой весёлой перепалки с прачкой, не сразу приступил капитан-заступник к знакомству с её барином Никитой, далеко не сразу. Перед новым знакомством необходимо новую речь придумать. Пришлось побродить по деревне, побормотать - порепетировать, так сказать...
   И вот, наконец, ближе к ночи, когда стемнело, капитан, очень сильно хромая, приблизился к усадьбе поручика Баранова, при свете Луны и огарка свечи стал разглядывать ограду, затем фруктовые деревья.
   - М-да... Это имение, пожалуй, побогаче будет, нежели Болотниковская усадьба...
   Послышался скрип отворяемой двери, затем лай собак.
   Из-за угла особняка вышел хозяин.
   - Я гляжу, кому-то не спится в столь поздний час...
   Капитан, изобразив испуг, сначала уронил курительную трубку, затем поднял. Затем картинно схватился за сердце.
   - Уф-ф-ф! И напугали же вы меня!
   Хозяин дома, пребывавший до того в благодушном настроении, я вно не хотел его менять ради незнакомца.
   - Кто вы?
   - Имею честь представиться: штабс-капитан Заступников Фёдор Пафнутьич, участник многих сражений обладатель бесчисленных наград и грамот...
   Реакция хозяина усадьбы была довольно неожиданной.
   - Я тоже воевал... И что?
   Странно, но он не кинулся тащить гостя в дом, в отличние от старика Репкина.
   Образовалась пауза.
   - Я вот думаю...- промолвил раздосадованный капитан, давненько помышлявший о застолье и прочих проявлениях гостеприимства, к коим успел уже привыкнуть. - Смотрю на вас и думаю...
   - Думаете? - почему-то вдруг растрогался Баранов.
   - Думаю-гадаю! Кумекаю-соображаю!
   - О чём же, не томите?
   Заступникову, или как его бишь, стало ясно: наступил черёд финальной фразы, которую он подготавливал почти полдня.
   - Готовы вы расстаться со всеми этими красотами, да и с собаками в придачу, ежели, к примеру, найдётся подходящий вариантец в столице?
   Никита почесал затылок.
   - Да как сказать? Не думал о таком, признаюсь... А уж говорить об этом при лунном свете...
   - Так пригласите меня в дом! Али боитесь?
 
   34.
   Дальнейшая беседа гостя и хозяина протекала уже не при Луне, а при светильниках. И под знатное угощение! Капитану удалось-таки нащупать необходимые душевные струны, да хорошенько брякнуть по ним.
   - Это всё лень помещицкая в вас говорит! Стыдно! Позорно герою войны в деревне загнивать! Когда в столице дел - невпроворот! Столица, может быть, только и живёт ожиданием своих героев! Ей, матушке, может быть, тошно плодить щелкопёров-чиновников! Устала уже... может быть...
   Никита снова почесал затылок, пожал плечами.
   - Да накой я ей нужен, столице-то?
   - Как это "накой"?! Вы меня удивляете! Страна, может быть, стоит на пороге войны с Польшей!
   - Неужели?!
   - Али газет не читаете совсем?
   - Читаю!
   - И ничего не помните из прочитанного?
   - Признаться - нет... Выпиваю я... сильно выпиваю с горя... Вдовый я, бездетный...
   Капитан, будто сильно удивившись, заорал:
   - Бааааа!!! Удача-то какая!!!
   Баранов тут же захотел объяснений. И получил их. Все пояснения были выданы ему в форме военных сводок.
   - Выражусь коротко, - с надрывом начал капитан. - По проверенным слухам, в Польше зреет восстание!
   Никита кивнул.
   - Бр-р-р-р! Как я понял, и Польша уже куда-то катится, в какие-то тартары, а не только матушка-Россия?
   - Совершенно верное ваше замечание! Неблагодарные поляки, освобождённые нами от Наполеона, так и норовят отделиться!
   - Как по мне - катились бы они, эти поляки, на все четыре стороны!
   Хозяин дома с жадностью набросился на студень, стал уплетать его, громко чавкая.
   - Э-э-э! Не по-государственному мыслите! Неправильно! - воскликнул капитан.
   - А как надо мыслить?
   - Эх! Чувствуется в вашем понимании этакий застой, этакая тухлость деревенская! Ну, ничего, мы эту затхлость, эту вашу лень, преодолеем!
   - Каким же образом, если не секрет?
   Никита не перестал жевать, напротив, сгорбившись над тарелкой, ещё и чай стал с громким свистом отправлять - туда же, к себе в горнило.
   - Простите великодушно, но одинокому вдовцу малая толика непонимания простительна... А водочка-с - необходима! Вот и батюшка благословил...
   Капитан с досады достал трубку - самокрутки при таком серьёзном разговоре были неуместны. Затем вынул табак, закурил, стал молчаливо ждать.
   Расчёт удался: через минуты три Никита бросил вилку, вытер лицо салфеткой, стал крестится на иконы, расположенные в углу.
   Тут капитана снова понесло:
   - Перестаньте вы поминутно крестом себя осенять, чай не в церкви находимся!.. Приказываю вам немедленно собраться и мысленно сосредоточиться, иначе...
   - Иначе что?
   - Иначе разговора у нас с вами не получится! Не удастся мне вас в Петербург перетащить!
   Никита, махнул на него салфеткой.
   - А-а-а... Ну... Это пустяки! Сущие пустяки!..
   Гость решился на крайнюю меру - изменил своё лицо до неузнаваемости.
   - Приказываю вам... Немедленно встать! Встать, говорю!
   Никита поднял на него изумлённые глаза, икнул.
   - Встать? Зачем?
   Капитан брызнул слюной, начал имитировать истерику.
   - Встать, когда старший по званию вам велит! Увалень вы этакий...
   Никита неохотно поднялся, стал по стойке "смирно", попытался подтянуть живот.
   - Уважаемый штабс-капитан! Вам и невдомёк, что мне теперича вся эта муштра, всё это кровавое мракобесие без интереса... без надобности...
   - Что такое?!
   - Я уж и обет дал... Монастырю... И всё имущество туда... им... скоро отпишу... Не о чем мне больше волноваться в этой жизни...
 
   35.
   Вот так удар! Капитан полдня потратил не только лишь на составление речей. Им было - пока в уме! - подсчитано, сколько земель у месье Баранова, сколько работников и какая движимая часть имеется. Никите же было не до подсчётов. Он снова принялся уплетать остатки ужина, с довольным видом поглаживая живот. Регулярно отрыгивая.
   Заступник всех обиженных посерел с лица.
   - Погодите... Погодите... Что-то я не понимаю... Какой обет?!
   - А чего там понимать! Вы такой же православный, как и я, а значит про обеты монастырские в курсе, не притворяйтесь! Обыкновенный обет я дал! И молебен ради этого отстоял, а на другой день - и обе службы, утреннюю и вечернюю...
   - Погодите... Погодите... И что же получается в результате всего этого стояния, моления и... давания обетов?
   - А то, что я уже обязан отписать всё своё имущество, движимое и недвижимое, вкупе с крепостными душами, на сугубо монастырские нужды...
   - Кому лично отписывать вы всё это собрались? На чьё имя?
   - Да какая теперь уже разница...
   - Разница есть, и огромная! Если имя женское, а оно непременно женское - в женском-то монастыре...
   Капитан, уже в который раз, вынул из-за пазухи пачку бумаг, потряс ею в воздухе.
   - Я-то преотличнейше разбираюсь во всех тонкостях закона и прочего крючкотворства, а вот вы, милейший, я вижу, совершеннейший профан в этом деле!
   Он с ненавистью глянул на Баранова. Вот уж... баран.
   - Больше скажу: вы, Никита Гордеич, в данный момент олицетворяете собой... Вселенское зло!
   Баранов, догладывавший косточку, снова громко отрыгнул.
   - Не может быть! Неужели я вчера так размашисто бедокурил?! Слуги донесли вам, признайтесь!.. Честно, говоря, со мною в пьяном виде всякое возможно!
   Капитан сделал снисходительную мину.
   - Полно-полно, не пугайтесь, я ведь пошутил! Но... Шутки шутками, будь на моём месте кто-нибудь из императорских шпиков - мигом бы состряпал на вас дельце, да не одно!
   Тут уж Баранов кушать перестал. Напрочь!
   - Какая же вина на мне? Извольте объясниться!
   - Изволю! Вот, к примеру, вы только что оклеветали невинного человека!
   - Кого?!
   - Матушку-настоятельницу! Главу того монастыря, куда вы, с позволения сказать, хотите бросить... Нет, даже не бросить, а... изрыгнуть весь свой капитал, ни секунды не задумываясь о последствиях!
   - Да как же это?!
   - Очень просто: сначала вы назвали священный долг защитника отечества кровавым мракобесием! К тому же, хоть и косвенно, утверждали, что именно матушка-настоятельница внушила вам такие мысли - лишь бы только вы не ехали в столицу, не устраивались там и не продолжали верой и правдой служить отечеству!
   - О-о-о... А ведь и правда в наши дни за такие вольности посадят...
   Никита положил голову на стол, накрыл её руками, продолжив издавать нечеловеческие звуки.
   - О-о-о... Что же теперь делать?...
   - Прежде всего уберите свидетелей, - с отеческой улыбочкой посоветовал капитан. - Для того чтобы наша с вами беседа стала конфиденциальной и безопасной для вас... Выгоните слуг, прочь, подальше...
   Никита поднял голову, мутно посмотрел на повара и поварёнка.
   - Кыш! Все вон!
   Повара поспешно удалились.
   - Ну, вот, - обрадовался гость, - теперь можно и о деле... О государственных делах!...
   Никита снова вытер лицо салфеткой.
   - Помилуйте! Мы с вами едва-едва знакомы, а вы говорите со мной, будто я подсудимый и вот-вот угожу на каторгу!
   Нимало не смутившись, капитан продолжил.
   - В наше тревожное... В наше тревожнейшее время от этого никто не застрахован!
   - Даже вы?!
   Гость снова сделал снисходительную мину.
   - Даже я!
   Никита горестно вздохнул, держась за сердце.
   Продолжайте-с... Выкладывайте всё, что ещё я где натворил, сам того не ведая... Говорите всё, а то умру и так и не узнаю... Что-то мне нехорошо... в груди словно пожар...
 
   36.
   Отец и мать Петра Сергеевича в то время, как и предполагал капитан, чаёвничали - под той же яблоней, что и утром, но уже при свечах.
   - Что-то неспокойно на душе, тревожно как-то... - сказала мать. - Прям внутри как-то жечь начало!
   Старший Болотников выкатил глаза.
   - Жечь?! Внутри?! Вот те на! С чего бы это? Ты ведь вчера почти не пила... Я себе позволил - это да! Да ещё как позволил! Вот у меня внутри огонь - так огонь! Пожар прямо!
   Расстегнув грудь, он кивнул садовнику.
   - Сбегай-ка, братец, на кухню, рассолу притащи, а?
   Затем хозяин дома посочувствовал жене.
   - С чего это ты вдруг расхныкалась, мать моя родная, а?
   - Сама не знаю... Не по себе как-то...
   - Расстроили тебя рассказы о Царе Дверей, не иначе! М-да... Падки бабы на столичные удовольствия!
   - Да я не в этом смысле... - простонала Антонина Фирсовна. - Мечты - мечтами, а коли уж доведётся жить в Санкт-Петербурге, может и не так всё радужно обернётся...
   Садовник вернулся, поставил кадку с рассолом на маленький столик, рядом с большим столом.
   - Давай её сюда! Не до фасону нам сейчас! Гость отбыл ещё утром, а мы тут целый день изжогой маемся, так что к вечеру можно и расслабиться...
   Отец семейства, выхватив кадку из рук Афанасия, присосался к ней.
   - Радужно нам в Петербурге будет, али не радужно - ты сама всё это придумала! Мне и здесь вполне хорошо, я бы и не суетился насчёт столичного устройства, кабы не твои укоры...
   Он допил рассол, поставил кадку наземь, крякнул от удовольствия.
   Жена вздохнула.
   - Не для себя я всё придумывала - для сына! Для кровиночки нашей!
   Сергей Петрович потёр расстёгнутую грудь, снова кивнул Афанасию. Тот бросил инструменты, подбежал.
   - Унеси кадушку!
   - Слушаюсь!
   - Да в погреб загляни - нет ли там ещё кваску? Не утолил я жажду!
   - Слушаюсь!
   Сергей Петрович потрудился встать и подойти к супруге.
   - Коли сомневаешься, мать моя родная, зачем тогда служивого человека смущала, а?
   - Никого я не смущала!
   - Как же! Наговорила тут у всяких всякостей, мол, сына пристроить хочу!
   - А ты не хочешь, да?
   К счастью садовник вернулся с кадушкой кваса. Болотников-старший управился с ней так же, как и с двумя литрами рассола.
 
   37.
   Пока родители Болотникова-младшего чаёвничали с рассолом, пока их сын, Пётр Сергеевич, миловался с Авдотьей и узнавал от неё, болотнянки, новые одробности о болотнянах, Фросенька бежала, сама не своя, домой от колдуньи, вся заплаканная...
   И так, заплаканная, целый день пролежала. До вечера. Отец её не трогал: привык к дочкиным настроениям.
   А к вечеру разлаялась Полканиха.
   - Никак, снова пожаловал к нам кто-то... - сказал есаул.
   У калитки стоял посыльный. Он размахивал какой-то бумагой.
   - Михал Михалыч, вам письмо!
   Репкин схватил большой белый конверт дрожащими руками.
   - Неужто письмо?! От кого же?
   - От одной весьма важной персоны, от военного!
   - А-а-а... Кажется я знаю, кто тот военный... Премного благодарен-с!
   - Рад служить ветеранам!
   Старику не хотелось, вот так сразу, отпускать посыльного - давно ни с кем не балагурил.
   - А откуда вам известно, милейший, моё военное прошлое?
   - Не было бы известно, кабы не всё тот же уважаемый военный господин! Он меня напутствовал: "Когда будешь письмо передавать, обязательно скажи, что ты рад служить ветеранам войны с Наполеоном!"
   - А-а-а... Ну, ладно-с... - отреагировал Михал Михалыч. - Ой, не уходите, погодите, я ведь заплатить вам за труды должен!
   - Ничем таким платить не надо-с!
   - Сейчас сбегаю в избу, - не унимался Репкин, - принесу вам чего-нибудь поесть!
   Посыльный не сдавался.
   - Тот человек, который меня к вам направил, заплатил сполна и строго-настрого наказал мне вас насчёт благодарности не тревожить!
   - А-а-а... Ну, коли так... А может, переночевать у меня изволите? Время-то позднее!
   - Не могу! - ответствовал посыльный. - Меня бричка ждёт на дороге! Мне до утра ещё надо поспеть в две деревни с весьма срочными донесениями!
   - Тоже по военной части?
   - Угадали! Там живут два отставных офицера, молодых ещё, так им велено явиться для прохождения новой службы - в Польше!
   - В Польше?
   - Ходят упорные слухи, будто в Польше готовится восстание... Ну, всего вам доброго, желаю утешиться письмецом!
   - Уж постараюсь! Ступайте с Богом!
   Громкая беседа с нарочным разбудила дремавшую Фросеньку. Но она выбежала слишком поздно, не успела расспросить его лично.
   - Тятя! Кто там приходил?
   - Посыльный!
   - От кого?
   - Погоди, сейчас прочитаю...
   Старик Репкин взял очки, стал читать.
   - Поди ж ты! От самого капитана письмо...
   - Да? Он же недавно только отбыл...
   У Фросеньки вновь появились сомнения. Гадалка строго-настрого запретила ей общаться с приезжим капитаном, сказала, что тот доведёт её до греха. А тут такое срочное письмо, да ещё и присланное с нарочным...
   - Погоди, дочка... вот... уже читаю...
   Репкины узнали из письма, что капитан встретил по дороге в Петербург старинного приятеля, у которого ещё больше связей, чем у него самого, и что этот приятель тоже рвётся пристраивать молодых, работящих и храбрых девиц во фрейлины, во дворцовые дамы - путём обучения в Смольном, вестимо. В общем, письмо дышало добротой. Такой внимательной и такой предупредительной добротой, что Фросенька опять переменила мнение - уже в другую сторону, в первоначальную. Она же не чурка деревянная, с которой можно делать всё что угодно, не полено она, чай, и не развратница. Если что - и защитить себя сможет , крепенькая! А капитанчик отнюдь не великан. Да и оружия у них с тятей полно... Если что...
   Конечно, за капитаном могли стоять люди более свирепые. Но зачем она им, такая хитрая и глазастая? Заметит опасность - сразу уедет к тятеньке!
   Фросенька ощутила и в себе прозорливость, что-то вроде ясновидения. Гадалка мстила ей - за молодость и красоту. Завидовала? Может, ей самой хотелось в Петербург, ведь на болотах, как известно, жизнь занудная. Точно! Позавидовала старая карга!
   Фросенька пока ещё не знала, что после их с барином ухода гадалка сразу же и померла - поскользнулась, ударилась виском об угол печи. Сон о блондине, носящем смерть, оказался в руку...
 
   38.
   Фросенька-то успокоилась, а Баранов и на следующий день пребывал в сомнениях. С самого утра сидел у неприбранного стола, почти что трезвый, держа голову на скатерти, покрыв лысину ладонями, издавая нечеловеческие звуки. Капитан стоял над ним, победно ухмыляясь.
   - Сколько явам повторять, бестолочь вы этакая: своё доброе имя вы можете доказать лишь в столице, продолжая служить императору...
   Никита поднял голову.
   - Так я не прочь!
   - Не прочь? Ну, вот и поладили!
   Гость снова достал пачку документов, начал раскладывать их на столе. Никита с любопытством следил за его действиями.
   - Как бишь, я запамятовал, ваше полное имя-то будет?
   - Никита Гордеич...
   - А фамилия?
   - Баранов...
   - Какое совпадение! - продолжал глумиться капитан. - Неужели же и впрямь "Баранов"?!
   Он снова закурил, стал хищно улыбаться, шевеля усами.
   - То, что отчество у вас "Гордеич" - это хорошо-с! Это значит, что гордость в вас имеется. А вот "Баранов"... С такой фамилией, вам, братец, стыдно будет претендовать на звание главного интенданта Петербурга! Зря я, что ли, к бумажным делам приставлен? Даю вам новую фамилию - "Воеводин"!
   - Да мне этого и не надо...
   - Как "не надо"?! Как "не надо"?! Плох тот солдат, который не стремится стать генералом!
   Никита рухнул лбом на скатерть, замычал.
   - Без надобности мне все эти высокие титулы, особенно после смерти жены... Покойница любила всякие чины - для неё всю жизнь старался выслужиться, а теперича в тягость мне всё это!
   Капитан неприятно захихикал.
   - Неправда ваша! Опять неверно мыслите! Полагаете, что жена ваша вас сейчас не видит?!
   - А вы полагаете - видит?!
   Никита стал вертеть головой, с любопытством изучая пространство. Тут уж капитан заржал.
   - Ха-ха-ха! А ещё православным числитесь! Неужто запамятовали, что наши родные души за нами с небес наблюдают? Неужто матушка-настоятельница вас этому не научила? Чему она вас там вообще учила? Ведь не только я, а и другие заинтересоваться могут!
   Никиту передёрнуло.
   - Не говорите мне больше о матушке-настоятельнице, умоляю!
   - Хорошо, не буду! - согласился капитан. - А вот что касаемо вашего будущего - тут уж извольте, не перестану вас уговаривать! Назначаю вас главным интендантом Петербурга - главным защитников всех контуженых калек, всех сирых и убогих! !
   - Не может быть!..
   - Только так, и никак иначе!
   - О-о-о-о-о... Пожалуй, соглашусь! Дайте я вас расцелую, дорогой вы мой человек!..
   Баранов встал из-за стола и с "бараньей" миной пошёл на гостя, желая потискать его как следует. Однако в планы капитана это не входило.
   Что вы, право, как животное, как бык какой или... баран... на меня навалились? Пустите меня! Приказываю - отпустить!
   Никита, неохотно, но всё же выпустил из рук благодетеля.
   - О-о-о-о-о... Простите великодушно! Обижать вас и не думал! И в мыслях не имел!
   Капитан перевёл дух, отряхнулся.
   - Одно слово - деревня! Этак вы совсем тут одичаете! Водкой баловаться да монашенок совращать - дело непристойное, мужицкое... Очень скверное дело ваше...
   Никита возмутился.
   - Не было этого! Я верен своей жене и после её кончины!
   - Ну, не было - так не было! Это я так, шутки ради... Словом, пока вы в деревне находились в полном бездействии и неведении, чем заняться, я в столице сложа руки не сидел! Горы воротил! У нас теперь, у героев войны, знаете, какое сильное братство возникло?
   - Не знаю... Какое?
   - У этого братства имеется бесчисленное множество отделений, то бишь "филиалов" - по всей России! Создавалось оно для того, чтобы оказывать поддержку всем нуждающимся ветеранам, и у истоков создания стоял... Я!..
   - Ух ты!..
   Вид хозяина вдруг сделался виноватым.
   - О-о-о-о-о... Простите, не привык я к благодетельной работе, напутать чего-нибудь могу! Из-за меня ведь всё дело рухнуть может!
   - Не рухнет, не бойтесь! Тут вам совершено нечего бояться, уверяю вас!
   - Хорошо бы...
   Никита метнулся к иконам, пал на колени, начал молится.
   - Благодарю Тебя, Пресвятая Дева Богородице, что призрела на меня, убогого...
   Капитан хищно осклабился.
   - Передайте Богородице, что это я вас надоумил, наставил на праведный путь, а то, не ровён час, совсем запутались бы со своими деньжищами, всяческим непотребствам и плотским утехам стали бы предаваться, церковных людей соблазнять, да каких людей! Саму матушку-настоятельницу!..
   Никита бухнулся головой об пол.
   - О-о-о-о-о... Это-о-о-о... Никогда!..
   Капитану от такого затяжного цирка стало скучно.
   - Ну, всё, подымайтесь с колен! Теперь-то вы в полном порядке! Теперь ваши деньги не на блудные деяния пойдут, на пользу обществу!
   - О-о-о-о-о... Пресвятая Дево Богородице, услышь меня! Призри не только на меня, а и на сего достойного человека!
   - Вот так-то оно и лучше будет, пожалуй! Одобряю!
 
   39.
 
   Капитан вышел на деревню - прогуляться да новые речи продумать, а Никита снова стал молится у икон.
   К вечеру явились выгнанные повара, да ещё троих слуг с собою привели - для храбрости.
   Прикажете убирать со стола?
   Никита оторвался от молитв, рассвирепел.
   - Пошли вон!!!
   - Так ведь мухи налетят!..
   Тут и капитанишка нарисовался - весь посвежевший от деревенского воздуха.
   - Кому сказано: пошли вон?! Барин молится, а им неймётся! Была бы у меня такая дворня - вмиг расквасил наглые рожи! Да, в придачу, высек бы на псарне - до смерти! А потом псам голодным отдал бы останки!
   Никита благодарственно кивнул.
   О-о-о-о-о...
   Слуги в ужасе ушли. Но храбрый поварёнок, всё-таки, остался.
   - Не серчайте, барин, уж больно дело спешное!
   Никита поднял голову.
   - Дело? Какое дело?
   - К вам гости пожаловали! Из соседней деревней помещики - господин Бузинов с супругой! Прикажете пригласить?
   - Приглашайте!
   Капитан в отчаянии замахал руками.
   - О, нет! Только не это! Не нужны нам гости! Пока не нужны...
   - Пошто вы гостей моих невзлюбили? Ещё и не знакомы вовсе - а уж невзлюбили!
   Капитану пришлось крякнуть и изобразить почтение.
   - Скорей всего, это гости не ваши, а очень даже мои! Как, вы говорите, их фамилия?
   - Бузиновы-с!
   Гость снова порылся в своих бумагах, вынул одну, вчитался.
   - Так и есть! Оне-с! Ко мне-с! Видимо, не дождались письма и сами с челобитной препожаловали! Видимо, им кто-то уже донёс, что я у помещика Баранова гощу!
   Никита истово перекрестился.
   - Воистину слухами полнится земля наша святая!
   Капитан сурово зыркнул на поварёнка.
   - А теперь - кыш! Доложился - и марш на сеновал, отсыпаться! Да, и попроси гостей на время выйти со двора и подождать за воротами усадьбы! У меня дело к ним зело секретное! И чтобы я тебя сегодня не видел! Увижу - убью!
   Никита нахмурился.
   - Уж больно вы суровы с моей дворней! Нехорошо-с!
   - А что хорошего в их беспардонном поведении? - зашевелил усами капитан. - Я из-за этих ваших... тварей... чуть важных посетителей не лишился - отпугнуть ведь могли, бестии!
   - Так уж и отпугнуть!
   Тут надлежало капитану стушеваться.
   - Ладно, некогда мне с вами тут рассуждать! Готовьтесь к моему следующему визиту через недельки две! А о том, что мы тут обсуждали - никому!
   - Никому-с! Клянусь!
   - А вам и клясться-то нет нужды! - гыгыкнул гость. - Коли кто-нибудь проведает про ваши отношения с матушкой-игуменьей...
   - Не продолжайте-с! Понял! Буду всё держать в секрете, только вот...
   - Что ещё? - тут капитану полагалось выказать нетерпение.
   - Как насчёт моей бараньей фамилии? Новую бумагу мне сейчас дадите или... Позже?
   Капитан замялся.
   - А-а-а... Бумагу? Это - пара пустяков! На днях и выпишу - будете рады.
   - Серьёзно? Счастье-то какое!
   Никита чуть снова не набросился на благодетеля. но, вспомнив свой недавний позор, удержался. капитан. между тем, стал расшаркиваться.
   - Однако, мне уже пора идти! Думаю, мои новые просители сильно заждались!
   - Тогда - не буду вас задерживать! С Богом!
   - Счастливо оставаться!
   Гость покинул горницу. Никита перекрестил его вслед.
   - Неужто же фамилию выправить сумеет? Голова-а-а!..
 
   40.
   Выйдя из сеней, пройдя через ворота, капитан заметался в поискахъ: где помещики Бузиновы? Те, видать, обиделись на поварёнка и сразу же ушли. Но фигуры их на горизонте ещё виднелись. Пришлось бежать за ними. Сильно хромая!
   - Погодите же! Постойте! - надрывался тайный благодетель всех нуждающихся и непонятых. Бузиновы опешили.
   - Это ещё кто?! - воскликнула жена.
   - Наверное, он и есть тот воинственный гость, который не дал нам поговорить с Никитой! - ответил муж.
   Бузинова хотела продолжать идти.
   - Лично я на Никиту в обиде! Никогда ему этого не прощу! Даже не вышел встретить как всегда! Не поприветствовал!
   Супруг оказался менее обидчивым.
   - Да погоди ты зря на человека злиться! Может, причина у него какая!
   Капитан, тем временем, запыхавшись и сильно прихрамывая, добежал до них.
   - Простите! Простите, ради всего святого!
   - Кто вы?
   - Я - доверенное лицо Никиты Баранова, его фронтовой друг и ближайший приятель!
   Бузинов смерил коротышку долгим взглядом.
   - Что-то я вас раньше не видал и не слыхал, чтобы он хоть раз о вас слово молвил!
   Простите ради всего святого! Ради Пресвятой Девы Богородицы, молю вас!
   Он пал наземь, затрясся в рыданиях.
   - Плох наш Никитушка! Совсем плох!
   - Что такое с ним?
   - По всей видимости, умом тронулся! Я пять минут назад его из петли вытащил!
   Бузиновы нахохлились.
   - Простите нас за грубость! - сказала супруга. - Так вы и есть тот воинственный гость, который со вчерашнего дня гостил у Никиты?
   Капитан, по примеру Никиты. бухнулся на колени, стал истово креститься.
   - Воистину! Воистину полниться слухами наша святая земля! Тем паче, когда у одного хорошего человека есть желание помочь другому, не менее достойному гражданину, а то и сразу нескольким!.. Низкий поклон вам, матушка, за вашу доброту!
   Бузинова растрогалась.
   - Не держите на нас зла...
   - И в мыслях не имел обижаться! Позвольте предста виться: штабс-капитан Заступников! Доверенное лицо его императорского величества! Путешествую инкогнито, потому и внешний вид такой... Я вот уже как месяц путешествую - по важному правительственному заданию. Поистрепался в дороге, поиздержался...
   Бузиновы молчали, не зная, радоваться или плакать. Супруг оправился от потрясения первым.
   - Вешался он или нет, а я на него в страшной обиде! Даже не вышел нас встретить... пьянчуга этакий...
   Капитан резво вскочил с коленок, временно забыв о контузии.
   - Вот ведь как удивительно мир устроен! Мы с вами едва знакомы, а я уже чувствую в душе такое расположение...
   Бузиновы переглянулись.
   - Вы только что изволили сказать, что помогли Никите...
   Капитан поднял глаза к небу.
   - Силою Господа нашего! Силою Иисуса Христа и Пресвятой Девы Богородицы я буквально вернул его с того света! Не будь на то воли Божией - отправился бы нынче вечером любезный наш друг Никита к праотцам!
   Супруг Бузинов тоже стал креститься.
   - Неужели наш сосед до того допился, что в петлю лез?!
   Капитан кивнул.
   На всё воля Господня!
   Он снова глянул в небо, снова перекрестился.
   Сейчас я вам расскажу такое, чего ни одна душа знать не должна!
   Бузиновы переглянулись.
   - Никому не скажем!
   - Выкладывайте же!
   - А побожитесь, что ни кому не поведаете сей тайны!
   Бузиновы перекрестились.
   - Ей-Богу!..
   - Ей-же-ей!..
   Капитан, озирнувшись и перейдя на шёпот, молвил тихо-тихо, хотя бескрайний луг был совершенно пуст:
   - На этот раз Никита запил не от одиночества, а наоборот...
   Бузиновым опять пришлось переглянуться.
   - Как это?
   - Что значит "наоборот"?
   Заступников изобразил крайнее сочувствие:
   - Его мучают блудные помыслы относительно одной особы...
   Бузиновым пришлось перекреститься снова.
   - О какой особе речь?
   - На кого вы намекаете?
   Финальные слова буквально молнией сразили парочку - обоих:
   - Это такая особа, о которой даже упоминать... всуе... страшный грех! То, что вы сейчас услышите, может грозить большими неприятностями! И не одному лишь Никите, а и мне, и...
   - И нам?
   - Да, иногда ненароком такое услышишь, что лучше бы и вовсе глухим родился - спокойней бы жилось!
   Бузиновы одновременно вздрогнули. Супруг зажёг фонарь, прихваченный на всякий случай - ибо от Никиты мало кто засветло уходил.
   Капитану их реакция понравилась.
   - Сейчас, похоже, именно такой случай! То, что мы сейчас беседуем одни, да ещё и ночью, да ещё и при Луне, спасает нас от многих неприятностей, ибо сейчас кругом уши...
   - Вы имеете в виду шпиков?
   - Их-с!
   Бузиновы опять переглянулись. На этот раз трусливо.
   - Ну, это вы зря! Здесь у нас, на деревенских просторах, я ни разу не встречал ни одного шпика, а вот у вас в столице...
   Капитан продолжал запугивать бедолаг.
   - В столице их, шпиков, конечно же, неизмеримо больше, да и опасностей поболее, чем у вас, но бывает, что и в деревнях иногда шпики орудуют!
   - Да что вы?!
   - Орудуют! Весьма и весьма! Да так искусно, что их порой не отличишь ни от обычных поселенцев, ни даже от крепостных!
   Бузиновы перекрестились.
   - Свят-свят-свят!
   - Так это что же получается? Уже и по деревне без надзора его императорского величества не походишь?
   - Получается, что так! Но в данном случае вам бояться абсолютно нечего: у меня глаз намётан, я шпика от не шпика отличаю на "раз-два!"
   Бузиновы вдруг приняли решение - почти одновременно.
   - Не пожалуете ли к нам... чаю выпить? Заодно и осмотрите наши владения - опытным глазом, на момент шпиков!
   - Охотно-с!
   - Да и переночевать вам не мешает в хорошем месте - хоть изредка, а то, поди, намаялись, по чужим-то сеновалам...
   - Мы вас в горнице положим!
   - Весьма приятно... Премного благодарен-с!
 
   41.
   Недели не прошло, а капитан уже командовал в бузиновской усадьбе - не хуже мирового судьи или канцелярского начальника. Супруги во всём поддакивали гостю, даже когда сомневались, прав ли он. И на каждое своё действие, намерение или пожелание просили отдельного разрешения. По крайности - совета.
   - Никитушку надо бы завтра проведать... Ему тоскливо без людей... - завёл благотворительную песню Бузинов.
   - Вместе и проведаем! Завтра же пойдём! - ответил капитан. - Мне он самому нужен позарез, бумаги я ему обещал, а не дал.
   - Благородный вы человек! Какое счастье, что нас свела судьба! - воскликнула Бузинова. - То, что мы ещё несколько дней назад были незнакомы, а теперь вот задушевно беседуем у самовара - несомненно, добрый знак!
   - Божие знамение! - сказал её супруг.
   - Оно-с! - поддакнул капитан.
   - Теперь мы - ваши должники! - продолжила Бузинова. - Чем мы могли бы вам служить?
   - Полно вам, матушка-барыня, разве мне когда-либо кто-либо служил? Я ведь сам служивый человек - всю жизнь только то и делаю, что служу: то царю, то отечеству, а теперь вот ветеранам принялся служить, помогаю им жизнь налаживать...
   - И давно вы на этом поприще подвизаетесь?
   - Давненько! Почитай, пятнадцатый годок пошёл!
   - Устали, небось, умаялись...
   Капитан отрицательно замотал головой.
   - Вам это может показаться странным, но я усталости не чувствую! Наоборот: после каждого удачно выполненного дела... Нет, я, пожалуй, не так выразился: после завершения каждой из моих скромных миссий, в меня будто поток целительной энергии вливается! Сильнее становлюсь, здоровее себя чувствую, ей-богу!
   - Бог всё видит!
   - Не оскудеет рука дающего, всё верно...
   Вот уже неделю как слушали Бузиновы басни капитана - у богато накрытого стола с самоваром. И, как повелось, в середине дня гость начинал картинно зевать, прерывая свой же собственный рассказ.
   - Простите, что-то раззевался я...
   - Оно и не диво: после всего, что вам довелось пережить! Сейчас я вам постелю!
   При этом слове хозяйка неизменно, в течение последних дней, вскакивала из-за стола, шла к шифоньеру, вытаскивала оттуда ворох лёгких одеял, подушку, простыни.
   - О! Зачем все эти хлопоты! - смущался капитан.
   Не менее смущённо чувствовал себя в эту минуту и хозяин дома. Он тут же уходил куда-то, и надолго. Ибо, во-первых, доверял супруге, а во-вторых, не станет же их гость и благодетель заигрывать с чужими жёнами в чужой гостиной. Сущий носенс!..
   После ухода супруга беседа в гостиной продолжалась - небольшое время.
   - Прямо здесь меня на отдых и определите? - осведомлялся капитан.
   - А где ж ещё? - кокетливо отвечала Бузинова. - У нас, конечно, есть спальня для гостей, да там, боюсь, вам неуютно будет...
   - Это почему-с?
   - Там недавно дочка с зятем располагались - в гости к нам из Кологрива приезжали, беспорядок учинили страшный!..
   - Вот как!
   В этом месте Бузинова обычно закатывала глазки.
   - Да и по другой причине было бы вам там не с руки, даже ежели бы и порядок был образцовый...
   - По какой-такой причине? Договаривайте, ну же!
   - Да там... Рюши, бантики всякие, занавесочки-кружева... Куклы... Словом, не мужской там интерьер, не геройский!
   - Понятно-с... Мало героизма в нашей жизни осталось, и чем далее, тем меньше остаётся...
   Примерно так, или же чуть иначе, продолжалась ежедневная беседа гостя и хозяйки, в отсутствие хозяина, который был хорошо воспитан и не вникал в чьи бы то ни было досужие разговоры.
   Затем хозяйка с гостем, при обоюдной помощи, пытались расстелить постель - на широчайшем турецком диване. Капитан неизменно спрашивал:
   - Сей диван, как я понимаю, турецкий, то бишь вражеский?
   - Что вы! Что вы! Фасон турецкий, но привезено это ложе из Европы...
   Вот и всё. На этаких словах беседа прекращалась и начинались действия - не военные, отнюдь, а дружеские и весёлые. Хотя и молчаливые. Что остаётся делать жёнушке, когда супруг не против...
   Кого-то уже сумел ублажить ветхий странник, военный герой, путешествовавший инкогнито, а посему усердно скрывавший свои материальные богатства. Духовным же его богатствам дивились все подряд, по крайней мере те, кому досталась его милость. Ну, а те, кого эта милость пока ещё миновала, имели честь значиться в списке - не очень длинном, но всё же солидном. Чтобы всем остальным доставить то же удовольствие, в основном духовное, капитану требовались месяцы, а не дни.
   Счастливцы, вкусившие от капитанских благ, были пока немногочисленны. Однако каждый получил своё сполна и был доволен. Кроме Болотникова-младшего. Вот здесь и предстояло отдельно потрудиться. То был самый уязвимый пункт вышеозначенного списка. Самый болезненный.
 
   Часть 6 - "В СТОЛИЦУ!.. В СТОЛИЦЕ..."
 
   1.
   Что может быть больнее для родителей, узнавших, что их сын женился не на той, и что, помимо всего прочего, он собирался порвать с ними все связи, окажись они против избранницы. Боль помещиков Болотниковых всё росла, непрерывно разрасталась. Когда Авдотья понесла, родители Петра Сергеевича за голову схватились.
   - Как же ты теперь карьеру в Петербурге будешь делать?!
   А сын им:
   - Мне уже карьера никакая не нужна. Продавайте имение, ежели хотите, а у меня теперь тут своя семья! И имение своё есть, правда, небольшое - изба да двор с несколькими курами. Отправляйтесь в Петербург без меня, можете Фросеньку с собой взять вместо дочери, тем более что обещал я ей помочь устроиться в столице!
   Убитые таким ответом, кинулись родители в ноги капитану, в очередной его приезд, а тот и говорит им:
   - Хитростью надо парня из деревни выуживать. Скажите, что он должен сам на свою семью зарабатывать, коль уж обзавёлся, а для этого ему надо непременно ехать в столицу. А жена незаконная никуда не денется, дождётся, если любит. Поедемте, поедемте, нечего рассуждать! Вместе карьеру будем делать вашему сыну, помогу, чем смогу. У меня на Невском проспекте знакомый французишка есть - аккурат намылился свою лавку продавать, на родину уезжать. Недорого продаст! Я посодействую, чтобы с вас взял недорого...
   Уговорили они, все втроём, Петра Сергеевича. Не сразу, конечно, уговорили, тут время потребовалось. Как ни странно, помогла им в этом Авдотья. Именно её послушался Болотников-младший.
   - Поезжай, Петруша, ведь будешь ты здесь за родителями скучать, а я, чуть не такое слово тебе скажу, будешь меня ругать, мол, глупая я...
   Пётр Сергеевич поначалу серчал:
   - Что ты городишь! Я люблю тебя... знаешь как?!
   - Знаю! Но и родная кровушка имеет вес... Будешь тосковать по ним, зло на мне вымещать, а если вдруг заболеют они или умрут - будешь грызть себя, да и меня с ребёночком закусаешь...
   Долго думал над этим вопросом "будущий граф" и признал-таки Авдотьину правоту. Любил он своих простофиль-родителей, и не просто любил, а питал к ним нежность. Ведь они даже крестьян никогда не пороли, хотя имели на это полное право...
   А тут ещё такое обстоятельство возымело роль: графом становиться в деревне трудно, в городе же - куда как легче. Да и свои колдовские способности испытать жуть как хотелось. Авдотья, она же болотница, сама эти свойства имела, и в муже их распознала легко. Именно она и посоветовала мужу защищаться от врагов в столице такими свойствами.
   Оставил он Авдотье всякого имущества, на пару лет вперёд, а сам пошёл к Фросеньке - прощаться навсегда. И извиняться, что лично сам не смог её никуда пристроить.
 
   2.
   Велико же было удивление Болотникова-младшего, когда Фросеньки он дома не обнаружил. Она раньше его в Петербург ускакала!
   - Приезжали за ней люди, на богатой бричке, да на тройке вороных коней! - радостно провозгласил старый есаул.
   - Никак, сам царь дверей за ней прислал? - зло пошутил барин.
   Старик Репкин, хоть и был силён физически, но с возрастом стал глуховат и подслеповат, потому и в шутках не больно разбирался.
   - А что? Может, и сам царь прислал! Император! Собрали её быстро, по-военному, видать, пронюхали, чья она дочь. Таких девиц у нас в округе больше нету! Дамский батальон будут формировать, али как? Не слыхали, часом, барин? Император Николай Первый, говорят, любит молоденьких фрейлин, которые боевые и при случае защитят страну, а не только лишь пирожные есть могут! Может, Фросеньке моей фрейлиной суждено стать, даже без учёбы в Смольном, она ведь боевая!
   В то время, когда шла эта беседа, Фросенька как раз больше всего думала о пирожных. Их, наверное, в Смольном подают четыре раза в день: в завтрак, в обед, в полдник и в ужин!
   Ну, и, конечно, о Царе Дверей она всё время помышляла. Ей, непосредственно перед отъездом, снился один и тот же красочный сон: симпатичный пузатый дяденька, да такой ласковый, да с такими большими перстнями на пальцах, ловко её танцевать водил, будто пушинку болтал в воздухе! А она всё туфельки теряла... Теряла и теряла... Словно Золушка из французской сказки. Нет, не зря она в Париже родилась. То было хорошее начало. Для чего? Там видно будет... А пока она считала вёрсты до столицы: полустаночки так и мелькали, так и мелькали...
   На одном из полустанков подсел к ним в воз сам... Капитан! Нашёл-таки время, бросил все остальные дела. Ещё и извинился, добрая душа, что прямо из отцовской избы взять её не смог - дела другие были, устраивал другие судьбы.
   Выслушав про Фросенькины сны, благодетель подтвердил, что Царь Дверей именно так и выглядит. Больше того: если повезёт, он будет ждать их в одной из попутных гостиниц, в Воронеже - инкогнито, для предварительного знакомства! И то, что Фросеньку, минуя Смольный, могут сразу, без обучения, взять во фрейлины тоже охотно подтвердил. Смотря как она себя поведёт, возраст-то уже солидный - целых шестнадцать лет. Смолянки в этом возрасте уже о женихах мечтают, а не об учёбе!..
   Под эти речи Фросенька задремала. А когда открыла глаза, перед ней была воронежская гостиница "Отель де Франс". В других гостиницах разве могут цари останавливаться? Хотя...
   - Разве нет у царя в каждом городе по дворцу? - осторожно спросила Фросенька.
   - Есть! Но это когда он открыто путешествует. А сейчас - инкогнито...
   Что такое инкогнито, Фросенька мало понимала, но такие мелочи её не волновали - главное, что сам Царь Дверей сподобился к ней в такой личине приступить. Знать, дело серьёзное насчёт неё задумал, планы на неё имел и виды... Страна по-прежнему требовала героев! И героинь.
 
 
 
 
   3.
   К гостинице ехали ещё долго. Была уже полночь-заполночь, а ещё даже границы города Воронежа не обозначились.
   Хоть и тряско было, а всё же Фросеньке удалось поспать немного. Слегка вздремнуть, время от времени приходя в себя, вспоминая, кто она и куда едет.
   В этой полумечте-полудрёме-очень приятно грезилось: то друг приснится, то отец, то капитан. То ещё какие-то мужчины, все солидного вида, приличные, богатые. Но если уж и удавалось заснуть порепче, то чаще всех почему-то снился Пётр Сргеевич. И снова была сладость во всём теле, но более всего внизу живота. Такая сладкая истома!
   В очередной раз очнувшись, она даже произнесла его имя. Хорошо, что капитан тоже дремал. Пришлось признаться самой себе, что за Пером Сергеевичем она сокучилась. И ещё долго будет скучать, если... Если не попадётся кто-то более оборотистый и смелый, и начнёт её так же кусать и тискать... Ах... Как неудобно, всё-таки, думать про такое.
   Окончательно проснувшись, Фросенька глянула на капитана. Тот уже успел перекусить, смахивал с сюртука хлебные крошки, мохнатил носовым платком усы. Затем достал из кармана трубку.
   - Не спишь, роная? Надобно готовиться к важной встрече. Ради тебя ведь сам приехал!
   - Уже приехал?! И давно? - всполошилась "будушая фрейлина".
   - Мне о его прибытии встречные нарочные уже два раза сообщали. Так что... Прихорашивайся, куй железо, пока горячо.
   - Поняла-поняла!
   Девушка, забыв о присутствии лишних ушей, то бишь о кучере, принялась щебетать о своих планах на верчер, но капитан остановил её. Многозначительным взглядом. И даже пригрозил. пальчиком.
   Этот взгляд и этот жест чрезвычайно умилили Фросеньку. Какой, всё же, заботливый этот капитан, прямо как отец! И не только в душе. И какой самоотверженный! У самого дл полно, а он нянчится с ней, буквально нянчится! Как отец... "Не спишь, родная?" Как сладко в душе после таких слов. И не только в душе...
   Тут Фросенька вздрогнула. Пожожую сладость она уже ощущала. Дважды. Когда гуляла с барином и... когда смотрела на спящего отца. Во второй раз ужаснулась сама себе, поняв. что после первого опыта с Петром Сергеевичем может теперь хотеть всех подряд. Мужчин. Любых.
   И вот капитан уже её взволновал. Стоило ему по-отечески сказать: "Не спишь, родная?" И снова эта сладость.
   И что же тут такого? Если на отца смотреть с вожделением грех, то на капитана. Почему бы нет?
   Царь, или другой вельможа, которого ей приготовили для встречи, он ведь будет её во фрейлины отбирать, а не в любимые. Скорей всего, встреча, хоть и ночная, пройдёт хлодно,официально. А Фросеньке так хотелось тепла... Любви.
   Она снова глянула на капитана - не прочитал ли он её мыслей? Тот ухмылялся в усы, по-доброму ей подмигивал, и даже... Погладил коленку...
   Фух, лучше бы он этого не делал!
   Фросенька вспыхнула, одернула зачем-то юбку. Затем устыдилась этого жеста. Что, если капитан обидится?
   Нет, не обиделся, а снова улыбнулся, ещё добрее.
   - Не смущайся, милая, всё будет хорошо...
   И снова эта добродушная улыбка.
   Ох, если бы не встреча, которой ей уже почти совсем не хочется, она бы сейчас обняла капитана, прижалась к нему всем телом, расцеловала, а затем, приехав на место, отдалась бы со всей страстью, даже более охотно, чем Петру Сергеевичу. Он солиднее "будущего графа", да и умнее, так как в графья не метит. Делает людей счастливыми - и всё. Он крепко стоит на земле, рассуждает здраво. Он не мечтательный маменькин сынок. этому добррому мужлану, хотя он и старше её, намного старше, и не отец, она отдала бы всё, всю себя. Но и об отце не забывала бы ни на миг, конечно.
   Ей пришла в голову здравая мысль.
   - Пока я буду беседовать с...
   Фросенька бросила сторожкий взгляд на кучера.
   - Тс-с-с... - снова сделал знак пальчиком капитан.
   Фрросенька приблизила губы к его уху.
   - Пока я буду беседовать с государем, где в это время будете вы?
   Капитан неожиданно обнял её за талию, прижал к себе. Фросенька вспыхнула, прильнула к благодетелю. Ах, снова эта сладость, захлестнувшая волной!
   Капитан вздохнул и... вдруг осмелился взять её за подбородок. Благо кучер сидел всё время спиной. Его рука пахла так же, как и руки отца - табаком. И была такой же сильной и уверенной. Усы тоже пахли табаком и приятно щекотали ухо. Дыхание - буквально обжигало.
   - Я, моя милая, буду у себя, в той комнате, которую мне приготовили. Моё дело - привезти тебя. А дальше...
   - А дальше? Меня увезут во дворец?
   - Возможно...
   - Прямо-таки во дворец?!
   - Неисповедимы пути государевы. Я за вершителей судеб отвечать не могу-с.
   Он с тяжким вздохом отодвинулся на сидении, вжался в мягкий борт повозки - только бы быть подальше от Фросеньки. Как это мило. Какой он стеснительный, скромный, доброжелательный и совсем ещё не старый ветеран отечественной войны.
   Фросеньке захотелось сделать этому человеку что-нибудь приятное, большое, значимое. Не тотчас, конечно, а позже. Когда, наконец, станет ясной её судьба. Когда она станет фрейлиной... Если она станет фрейлиной, то перво-наперво отблагодарит его, одарит, если не по-царски, то по-фрейлински.
 
   4.
     Вот и город. А вот и гостиница впереди.
   Бричка остановилась. Кучер спрыгнул с облучка, зевая, подошёл к капитану. Тот дал ему несколько монет.
   Оба путешественника ступили наземь.
   Из главной двери вышел швейцар, раскланялся - почему-то только перед Фросенькой. А капитана, вроде, и не заметил! Видать, шепнули уже ему насчёт Фросенькиного будущего места во дворце.
   Затем, также отдельно от капитана, уже другой служитель гостиницы, повёл девушку в прекрасные покои. Ни души там не было, а всяких красивых штучек и вкуснейших яств - полным-полно. Были и пирожные, да в таком количестве, что в одиночку никак не съесть - тут и месяца не хватит.
   Правда, в одиночестве Фросенька недолго оставалась.
   Сначала в комнату ввалились...
   Нет, пока ещё не люди, а только запахи - в виде металлического кувшина с фигурной ручкой, принесенного девушкой в чепце. "Наверное, горничная", - подумалось Фросеньке.
   Какой аромат шёл из сосуда Аладдина! О пирожных Фросенька сразу же забыла, хотя и продолжала думать о животе. Уже не о том месте, где желудок, а чуть пониже, где по-прежнему было сладко-пресладко - гораздо слаще, чем делалось во время встреч с Петром Сергеевичем, но говорить тогда о том ни в коем случае не полагалось, уж это-то все знали, даже самые разбитные крепостные девки.
   Деревня. Где теперь она?
   Запахи чуть поутихли, Фросенька быстро к ним привыкла - принюхалась. А на пороге появился какой-то важный барин. То был человек из снов! Весь разодетый в шелка и бархат, а также в меха. Шапка на нём была соболья. Он сбросил её небрежно, прямо на пол, но прибежавшая горничная успела подхватить её. Затем присела в глубоком реверансе. Важный человек протянул ей рубль. Она приняла его, поцеловала руку дарителю. А на руке той...
   Сон сбылся полностью! На руке той было несколько перстней. Вторая же рука, опять-так согласно сновидению месячной давности, была украшена двумя браслетами.
   При том человеке находился красивый саквояж - красно-зелёных бархатных тонов, местами отдававший в коричневатую болотную зелень.
   Когда горничная удалилась, человек раскрыл саквояж, достал из него саквояжик поменьше.
   - Вы представитель государя?
   Мужчина кивнул. И дальше он всё делал молча.
   Сперва отворил маленькую дверцу, которая была в стене, и скрылся за ней. Раздался громкий плеск воды.
   Фросенька на цыпочках подошла к полураскрытому саквояжу, осторожно заглянула в него. Там лежал атласный свёрток, красивые ночные туфли.
   Вернувшись, человек стал рыться в саквояже. Атласный свёрток оказался одеждой. То были два халата - дамский и мужской.
   "Странно, - подумала Фросенька, зачем эти халаты?" Потом решила, что, наверное, государь устал и не желает мучиться в официальной одежде.
   - Он сейчас будет тут?
   - Надо немного подождать, - сказал долго молчавший таинственный господин.
   Вода за стенкой продолжала шуметь.
   Господин сделал знак - вкатили шарманку. Одну песенку на ней сыграла горничная, а одну - сам господин. Потом он уселся подле девушки, снова замолчал.
   Дабы прервать молчание, Фросенька встала с кушетки, сделала книксен и протянула руку. как бы приглашая на танец.
   Господин отрицательно замотал головой.
   Кружить тот барин казачку в танце не кружил, видно, не умел он танцевать, а сразу отвёл в соседнюю комнату, где шумела вода, то бишь в ванную.
   - Необходимо чистой быть, - произнёс он вторую фразу за всю ночь. Вторую, и последжнюю.
   Господин вышел, а Фросенька стала раздеваться.
   Окунувшись в воду, она ощутила блаженство, какого ещё не испытывала никогда.
   Прошло несколько минут, в течение которых девушка несколько раз вспомнила своих знакомых мужчин. Пётр Сергеевич и капитан были среди них.
   Ей вдруг снова захотелось любви. Срочно! Уже хоть с кем-нибудь. Да хоть с тем господином, который только что вышел. Не с государем же ей быть! Пока государь о ней вспомнит, она уже успеет...
   Будто прочитав её мысли, вошёл тот господин. Он молчал. Да и не нужно было слов. У Фросеньки захватило дух от зрелища. Господин был наг! Совершенно гол. А какие ароматы он источал!
   Господин, так же молча, поставил ногу у ванну, между ног Фросеньки. Его колено было у её губ. Она поцеловала это колено. Ей так хотелось.
   Господин воспринял это как знак...
 
   5.
   Очнулась Фросенька уже поздним утром, и уже от совсем других запахов - противных-препротивных ароматов табака и водки. И от криков капитана:
   - Бессовестная! Куда ты вчера делась, ась?! Царь ждал тебя и уехал! Как я теперь тебя в Смольном представлю?
   Фросенька опешила.
   - Там ведь не будет никого, кто знает этого господина. В Смольном таких господ нет.
   - Но там есть доктор. Доктор, который делает всем вновь поступившим медосмотр. Разденься-ка, дурочка ты моя... - капитан вдруг сменил тон на ласковый. Так отец её жалел, когда она чересчур шкодила.
   Фросенька сняла халат и осмотрела своё тело. Там были синяки от укусов. Некогда приятных, а теперь вызывавших отвращение последствиями.
   - Ну! - сказал капитан. - И что мне теперь с тобой делать?
   Фросенька бросилась на кушетку, стала рыдать
   Капитан, несколько мгновений стоявший молча, присел рядом ней. Затем начал расстёгивать сюртук. Снял его, бросил в угол. Затем стал расстёгивать брюки.
   От счастья Фросенька перестала плакать. Любимый ею и такой желанный вчера вечером капитан её простил. Она помогла ему снять брюки, бросилась целовать колени. Капитан застонал от удовольствия, стал лизать её - облизал всё её тело, где только мог. А где ему было неудобно доставать языком, Фросенька помогала, разворачивалась так, будто всегда это делала. Великое дело инстинкт!
   Как будто прочитав её мысли, капитан воскликнул:
   - Великов дело инстинкт!
   И снова начал её облизывать.
   Не таким уж слабаком оказался "котротышка" В ту минуту Фросенька ненавидела Петра Сергеевича - за то, что тот дал капитану это прозвище. Ей с капитаном было так хорошо, как ещё ни с кем другим. Пётр Сергеевич и тот человек из снов в подмётки ему не годидились.
   - Всё, что ни делается, к лучшему! - произнесла Фросенька, а довольный капитан накрыл ей рот своим усатым ртом и от удовольствия девушка совершенно отключилась.
   Наутро следующего дня, поняв, что капитана она так и не проняла душевно, . расстроилась. Видать, не судьба ей был иметь настоящую любовь. Что ж, оставался монастырь. Их в Петербурге много.
   Но капитан снова сжалился над ней, пообещал поселить у себя в доме - в качестве помощницы прислуги.
   Ну и обещал изредка с ней бывать. Спать с ней. Раз у ж она в него так влюблена.
   О Смольном и Зимнем дворце уже и речи не может быть...
   Потом капитан повёз её в Петербург. Хорошим человеком оказался, не отправил назад, к отцу, не пережил бы позора инвалид. Да и она, Фросенька, не пережила бы. Теперь она должна была во всём слушаться капитана...
   А что у капитана денег за ту ночь, которая прошла с участием "Царя Дверей",  солидно поприбавилось - откуда же ей было знать.
 
   6.
   Пётр Сергеевич долго ничего не знал о судьбе Фросеньки, как она там, в лапах капитана, не обижают ли её? Внутреннее чувство подсказывало: обижают, но поточней узнать об этом довелось не скоро.
   А в самое ближайшее время Болотниковым предстояло оформить крайне подозрительную сделку - продать имение, вместе с крестьянами. Для этой цели капитан прислал нотариуса. Сам не удосужился присутствовать, шельма!
   Ох, и наплакалась же мать, когда, наконец, поняла, что больше не увидит Афанасия. Да разве только его! Всю свою дворню она оплакивала, и не зря - новый хозяин их выглядел неважнецки: злой был и чересчур уж ухватистый.
   - Ох, не простят мне мои люди, если их пороть начнут, не простят... - ближе к вечеру, особливо ввечеру, подвывала матушка.
   Изрядно посерьёзневший во всём этом процессе батюшка лишь огрызался:
   - А чем ты раньше думала? Собиралась их с собой тащить, да по-царски в покоях селить? Холить-лелеять да тяжёло работать не разрешать?
   Пётр Сергеевич, и без того не любивший сидеть дома, тут и вовсе пропадать стал - у Авдотьи у своей, вестимо. Та уже ходила тяжело, хотя ещё работала в саду и огороде. Пётр Сергеевич, из своих последних денег, нанял ей прислугу - нa будущее, за ребёночком смотреть. Да велел раньше времени-то не расплачиваться - ведь обманут, сейчас мир такой...
   Сам же охотно работал в саду-огороде, присматривал за курами и за коровой, которую тоже купил, тайком от родителей, продав кое-какие свои вещи вольным казакам да барам, жившим по соседству.
 
   7.
   Но всему приятному конец имеется.
   Не успев как следует намиловаться с красавицей Авдотьей, "будущий граф" дожен был в один прекрасный день собираться в путь, грузить пожитки в бричку, видеть, как мать с отцом рыдают вместе с крестьянами. Расставание было горьким, ох, каким горьким.
   Наконец, полурыдая, выехали в путь.
   По дороге попадались бойкие трактирщики, предлагавшие своё угощение, но родители, пока не съели все свои запасы, в трактиры не заглядывали.
   Дорога не выдалась слишком утомительной - всем было о чём поговоритьь в пути. Но, в конце концов, доехали-таки до границы Петербурга, поселились в дешёвенькой гостиничке, стали ожидать благодетеля, обещавшего пристроить их получше.
 
   А частый гость Болотниковых, то бишь капитан, обещавший устроить все дела в столице, обещание своё не выполнил - бросил их ещё в самом начале, ещё когда они на все деньги, вырученные от продажи имения, лавку на Невском приехали покупать. Бывший частый гость не встретил их, бросил на изволение судьбы, исчез бесследно, будто растворился. Пришлось горемыкам на скорую руку убогую мелочную лавочку брать, на окраине столицы, хорошо, хоть на неё хватило, а уж чтобы на Невском проспекте обосноваться - тут в десять раз больше требовалось средств.
   Вместо того чтобы разбогатеть, родители Петра Сергеевича беднеть начали, лавка невыгодной оказалась. А кабы и выгодной была, то всё одно не знали бы помещики как с ней управляться, ведь в городской торговле хватка особая нужна.
   Как в воду глядела Авдотья, как чуяла, что придётся любимому пускать вход свои сверхъестественные способности. Изо дня в день, работая в лавке, Пётр Сергеевич давал посетителям негласные сеансы гипноза. Бывало, не хочет брать покупатель какую-то мелочь, так он направит на него своё око-бриллиантик, и сразу же есть результат: покупку совершали, да ещё благодарили - сильно-сильно.
   Конечно, ежели бы мать с отцом были хорошими помощниками, толк в торговле был бы ещё лучше, но так уж получилось: не для торговли они оба были созданы. Капитан божился, что научит торговать, да только его след простыл, адреса даже не осталось.
   Пожилой отец-Болотников стал пропадать в игорных заведениях. Сначала просто смотрел, как люди денежки проигрывают, а потом и самому захотелось поиграть. Из-за этого-то увлечения никак нельзя было собрать большие деньги в кассе лавки.
   Мать, глядя на всё это, сильно плакала и вскоре превратилась из весьма сочной, хоть и не очень молодой, деревенской "павы" в обычную иссохшую мещанку, каких в ту пору в Петербурге было пруд пруди.
 
   8.
   Точно так же не повезло мадам Бузиновой - та, переехав в столицу, тоже быстро превратилась в серенькую мышку, и все прелести, которыми она когда-то смущала мужской пол, включая капитана, уж как-то слишком быстро испарились.
   И кое-что ещё, чуть позже, узнал Болотников-младший о Бузиновых: супруг, вскоре по приезде в Петербург, заболел чахоткой и скончался, а Бузинова, теперь уже вдова, занялась нехорошими делами - стала бандершей в доме терпимости. У кого? У всё того же капитана. Так говорили, а проверить не было возможности. Целыми днями в лавке пропадал Пётр Сергеевич.
   Выполнял "будущий граф" не только торговые задания, но также и маменькины поручения. Антонина Фирсовна, хоть и не работала как лошадь, зато советы давала неутомимо, с лошадиным упрямством. А и не с кем больше было ей беседовать - только с сыном и общалась, да с мимолётными посетителями.
   - Говорил тебе пройдоха этот, благодетель лживый наш, капитанишка шустрый, что коренных в невесты себе надобно присматривать, так послушайся его совета...
   - Наслушались уже! - отвечал сын.
   Однако мать не унималась:
   - Тем более гарантия. что в этот раз не пропадём. С паршивой овцы - хоть шерсти клок. Вдруг как раз именно этим советом и спасёмся, и выплывем...
   Неохотно, но всё же слушался Пётр Сергеевич. Нет, Авдотью с сыном он забывать не собирался. Вопреки маменькиным чаяниям, собирался он вернуться в милое с детства село, к любимой своей жёнушке, а ежели и брать хотел себе местную невесту - так только для вида, фиктивно, неофициально. Гипнотизировал он всех подряд с утра до вечера, да так никого и не нашёл - ни одна девица его Авдотье даже в подмётьки не годилась.
   - Испортила тебя твоя красавица болотная, - твердила мать, - потому и слишком переборчив стал.
   Что касаемо болотного происхождения красавиц, так и многих местных, коренных можно было болотнянками считать - город-то на болотах стоит. Но Петру Сергеевичу ни одна из местных не понравилась.
 
 
   9.
 
   Шли дни, месяцы...
   Торговля двигалась еле-еле. Отец ещё и пить начал, благо нашёл себе компанию - тоже из обманутых капитаном. Что интересно, те люди были тоже из воронежских краёв, а некоторых отец ещё и раньше знал. Сидели в казино, сплетничали. И о капитане сплетничали. Да как его было сыскать? Тот как сковзь землю поровалился,
   Правда, вскоре Пётр Сергеевич адрес проходимца выведал: через Фросеньку, случайно забежавшую к ним в лавку, не за лентами-кружевами, а за ветошью для чистки пистолета!
   Именно в тот день и узнал все подробности о ней Пётр Сергеевич. Капитан Фросеньку подло обманул, продав её девичью невинность подороже, да ещё и всю вину на неё свалил: мол, пьяная была, отдалась первому встречному!
   Пристроил её позже капитан к такому же "Царю Дверей", но девушка уже была далеко не девушкой, уже знала, с кем жить будет, добровольно соглашалась на разврат, а что делать? Спешно выезжая из деревни, она даже сундук с платьями не взяла, так как думала, что ей "во дворце всё новое выдадут". Вот и одежду теперь приходилось клянчить у любовника либо у капитана. Иногда обнашивалась до дыр.
 
   Постепенно и второй купец-развратник Фросеньку бросил. Стала она работать на капитана, в его заведении, неотлучно. Тот от неё сбегать и не собирался! Нужна была она ему - в качестве "девицы по особым поручениям".
   После встречи с Фросенькой Пётр Сергеевич затаился, нарочно не стал адрес злодея родителям показывать, не счёл нужным. Затаиться-то затаился, но и пригорюнился изрядно: почувствовал, что сердце его... как бы каменеет. И уже не от любви, а от ненависти. К самому себе. Горько стало, что послушался дураков. Не умерли бы они с Дуней в деревне, выжили бы, земля всяко прокормит.
   Фросеньку "будущий граф" отговорил от мести капитану, велел ждать более удобного случая. Жаль было отца её, инвалида, вдруг какую ошибку допустит дочка, не дождётся ведь калека её домой, и похоронить-то будет его некому! А своих родителей Пётр Сергеевич постепенно начал ненавидеть, ещё больше, чем себя, ведь они сподобились угробить их с Авдотьей союз, убили несусветную любовь, которая раз в тыщу лет случается! Словом, потерял он всю нежность к родителям, которая была у него раньше.
 
   10.
   Скрытая неприязнь к родителям росла. В один прекрасный день надоело сыну неудачников наблюдать, как пустеет ящичек с деньгами в лавке, забрал он как-то вечерочком весь остаток из кассы и был таков.
   Отца с матерью поступок сына на тот свет загнал - оба умерли от удара, почти одновременно. А сын, сняв на похищенные денежки подвал, купил себе два камзола, десяток кружевных рубах, туфли с перламутровыми пряжками да и ещё много чего. На оставшиеся купюры бумажку фальшивую выправил у нотариуса, назвавшись дальним родственником генерала и потомственного дворянина Скобелева. При Николае Первом таких героев пруд пруди в России проживало, ибо времена были не менее героические, чем при его задушенном отце, Павле Первом.
   Нотариус был выбран не случайный: именно он оформлял бумаги по продаже болотниковского имения. Пётр Сергеевич разыскал его, использовал в своих целях и... Подсыпал в водку яду! А вся округа потом судачила: мол, пьяница был нотариус, вот сердце и не выдержало...
   С кончиной нотариуса на руках Петра Сергеевича новая кровь появилась. Но убийцей он себя не считал. Не суди, да не судим будешь! Если царским сыновьям можно в сговорах участвовать, отцов шарфиками душить, а потом сразу на престол cадиться, то ему, маленькому человеку, и не такие фокусы простительны. Не выкрал бы он денег у родителей-простофиль, те бы всё равно обанкротились, сами сгнили бы в лютой нищете и его сгноили бы, а Дуня так и не узнала бы ничего, ждала бы, плакала. Не хотел он для жены такой судьбы. Он хотел пировать с ней при свечах - как это делают графы с графинями.
   Вернуться к Авдотье надеялся граф не с пустыми руками. В столице ведь можно не только в коробейницких лавках зарабатывать. Но сначала надо было капитана навестить, по старой памяти, "спросить дельного совета". А и не у кого больше было спрашивать, кроме как у губителя семьи. Вынул новоявленный сирота из тайника бумажку с адресом, пошёл на то место, исследовал его и выяснил, что за промысел у капитана. Оказалось, что публичный дом, заштатный бордель, дом терпимости. Фросенька правду говорила. О пирожных ей уже давненько не мечталось.
 
   11.
   Имея уже не простое, а каменное сердце, Пётр Сергеевич придумал нечеловеческий план. Для начала решил он капитана навестить. Переломил себя, пошёл на поклон к ироду, прикинулся дурачком, поплакался про родителей, попросился в помощники, мол, некуда больше идти: в столице все чужие, а уехать не на что. Капитан сделал вид, что сразу не узнал просителя. Потом фальшиво заулыбался, достал из буфета початую бутылку водки, налил две рюмочки.
   - И кем же ты хочешь у меня работать?
   - Для начала... зазывалой!
   Капитан не усмотрел в прошении ничего дурного. Зазывалой, так зазывалой! Не забыл ещё, видать, в каком образе сам недавно выступал, пока дело своё главное не начал. Теперь уж ясно стало: зазывал он в столицу наивных помещиков, заставлял дешёво продавать имения, покупая невыгодные лавки, а проценты с каждой сделки клал в карман. Хитёр, злыдня!
   Но и проситель был не прост, хотя и молод. Пётр Сергеевич хотел не только работу получить, но и отплатить обидчику.
   - Отчего ты не воспользовался моим советом? - весело затараторил после рюмки капитан. - Прибыл бы в столицу пораньше, устроился бы в Смольный - для начала простым рабочим...
   Пётр Сергеевич вспомнил то предложение, но вспомнил также, почему не принял его: по слухам, в "монастырском институте" кишмя кишели привидения.
   Граф рассказал о своих страхах капитану, но тот лишь посмеялся:
   - Будешь слушать всё, что люди говорят - пропадёшь! Запомни: верить сейчас никому нельзя...
   - Запомню... - зло прищурившись, процедил проситель.
   И снова не почувствовал капитан ничего дурного, не заметил ни капли яда в тоне Петра Сергеевича. Ему тогда было не до разговорных тонкостей: салон любви нуждался в пополнении, требовались новые барышни, девицы чистые, ещё никем не пользованные, а дамочки лёгкого поведения, к которым относилась теперь уже и Фросенька, постепенно переводились в категорию малого спроса, с понижением в жаловании.
   - Так вы из Смольного девиц желаете набирать?! Полагаете, хоть одна девица добровольно согласится на побег? Нешто такое возможно?
   Капитан снова хмыкнул в прокуренные усы.
   - Невозможно. Но тем ценней товар. Первые два месяца буду приплачивать, ибо могут появиться неожиданные расходы. Но в положенный срок спрошу по всей строгости! Бежать не надейся, поймаю - задушу!
   Сам-то капитан был хлипкого телосложения, но при нём постоянно находились могучие туполобые слуги. Те задушат.
 
   12.
   Гиблое место к тому времени славилось уже не столько привидениями, сколько жёсткими порядками, установленными для девиц: с родителями видеться после особого разрешения, питаться впроголодь, изнурять себя учёбой до обморока, а вставать - чуть ли не с петухами! Холод в дортуарах был такой, что в Петропавловской крепости карцеры теплее. Богатым смолянкам жилось чуть легче, благодаря родительским деньгам. Но правила выхода за пределы учреждения были одинаковыми для всех: только парами, только строем, да и то изредка. Для ежедневных прогулок имелся институтский двор, контролировавшийся воспитательницами и прислугой.
   В самом начале, сразу после основания заведения, ещё в екатерининские времена, институтки чувствовали себя истинными барышнями, учёными и благородными. Тогда ещё такого воровства не было, воспитатели не грели руки у императорского камелька и не практиковали издевательств. Ибо сами набирались из благородных. Но всё течёт, всё меняется. Шёл 1830-й год. Не благородную, а казарменную жизнь вели теперь институтки. Впрочем, как и вся страна.
   Единственной отрадой для воспитанниц были регулярные императорские балы, на которые возлагались большие надежды: там можно было найти завидного жениха или покровительницу из числа фрейлин.
   До балов надо было ещё дожить, а в будние дни, особенно ночами, приходилось им несладко...
 
   13.
   Домой, в подвальную лачугу, новоиспечённый зазывала шёл бодро, почти вприпрыжку, с непоколебимой верой в собственные силы. Он ведь собирался общаться с неопытными барышнями, на коих магия его голубых глаз должна была подействовать наверняка!
   Выкрасившись в брюнета, прилепив жиденькие усики и самому себе сказав пару слов чужим, сиплым голосом, Пётр Сергеевич пошёл на встречу с дамой-распорядительницей.
   Затем начались рабочие будни. Работал тайный граф поначалу уборщиком на кухне, затем дворником и истопником. Когда заболевали кучеры, выполнял и их работу: не зря у него в поместье своя личная бричка была! Бричка была, а кучера не было. Пётр Сергеевич любил навещать зазноб в одиночку.
   Задание, данное капитаном уже не "будущему", а настоящему, хотя и тайному графу, было непростым, а посему следовало для начала обзавестись помощниками из числа прислуги - союзники в таком деле не помеха. Словом, предстояло выждать некоторое время, хорошенько присмотреться к окружению, проявить наблюдательность.
   Наблюдая за институтками, тайный граф покатывался со смеху. А иногда ему и жаль было девиц.
   Заведение, о котором так мечтала Фросенька, если и было чем-то знаменито, то не пирожными. Пирожные появлялись там крайне редко, и не для всех предназначались. А бывали дни, когда благородные девицы ложились спать голодными. Неплохо для фигуры!
   Наблюдения вести граф мог только днём, а ночью, да ещё и в спаленках девиц, то бишь в дортуарах, последить ему не удавалось. Хотя и страсть как хотелось!
   Само собой, следить ему хотелось исключительно за старшими девицами. Хотя и в спальнях младшеньких можно было наблюдать прелюбопытнейшие сцены..
   Об одной из этих сцен, которая привела голодную сироту Шурочку в Зазеркалье, то бишь в болотный мир, мы уже наслышаны.
   И роковая фраза Шурочки потом ещё долго стояла в ушах её мучительницы, дежурной дамы:
   - Не поступайте так со мной, мадам, прошу вас!..
 
   14.
   Дежурная дама в тот момент не пожелала долее беседовать с прислугой, важно удалилась. А зря! Могла бы постараться умаслить свидетелей!
   Архип с презрением посмотрел ей вслед.
   - Раскомандовалась тут... "Мадам"! Давно ли сама из Твери притащилась? "Дежурная дама"! Футы-нуты... Тьфу!..
   Он схватил метлу, продолжил мести двор. Пётр Сергеевич охотно присоединился - тоже взял свою метлу, стал махать ею. В том, что его назначили в то утро дворником, определённо был какой-то тайный смысл. Вернее, промысел. Тайный граф заметил в руках дворника окровавленное полотенце, которое он впоследствии сунул в карман фартука. Неважно, чья то была кровь, главное - согласно примете! - Архип видел её на рассвете, ибо совсем недавно рассвело. Значит, скоро его обвинят в убийстве. С невинно обвиняемыми разговаривать гораздо легче, чем с просто невинными: они гораздо откровеннее, и более услужливы, особенно за деньги. Теперь Граф почему-то был уверен, что примета Фросеньки насчёт увиденной на рассвете крови непременно сбудется.
   Пётр Сергеевич в уме всё просчитал довольно точно, даже день, когда Архип весь затрясётся от страха и беспомощности угадал. В тот самый день тайный граф и рассчитывал сделать дворника своим верным союзником, приплюсовав к выгоднейшей ситуации свою магическую силу.
   Ну, а пока всё шло своим, подготовительным порядком. В то утро, когда Шурочку упрятали в чулан, директриса заведения сидела за своим рабочим столом. Часу в девятом к ней постучалась и, не дожидаясь разрешения, ввалилась воспитательница "кофейниц".
   - Добрый день! Можно?
   - Вы уже вошли. Что-нибудь не терпящее отлагательства?
   - Весьма и весьма не терпящее дело!
   - И в чём же оно состоит?
   - У меня посреди ночи пропала воспитанница...
   - Посреди ночи?!
   - Пошла в туалет и...
   - Прислугу опрашивали?
   - Опрашивала...
   - И что?
   - Никто ничего не видел...
   - А дежурная дама, ночная блюстительница, она что говорит?
   - Она отсыпается после дежурства... Будучи не весьма...
   - Что "не весьма"?...
   - Трезвой, мадам...
   - А ночные сторожа?
   - Те тоже спят...
   - Так разбудите! Всех срочно поднимите на ноги!
   - Хорошо, всё будет сделано, как вы велите!
 
   15.
   В тот момент дежурная дама спала одна в огромном дортуаре на сорок человек. Все остальные койки были свободны и аккуратно заправлены. Когда вошла воспитательница "кофейниц", ночная блюстительница аккурат переворачивалась с левого бока на правый. Пришлось слегка потрясти её.
   - Проснитесь! Вас вызывает мадам директриса!
   Дежурная дама с трудом продрала глаза.
   - Меня?! Почему вдруг?
   - Пропала одна из моих воспитанниц - Александра Воронина!
   Дежурная стала одеваться, бормоча:
   - Александра... Александра... Какая-то Александра...
   - Александра Воронина! Вышла ночью в туалет и - пропала!
   - А! Эта маленькая воровка!
   - Вы её видели?
   - Ещё как видела!
   - Тогда, прошу вас пройти к мадам директрисе и всё обстоятельно изложить!
   Дежурная дама поправила смятое платье, в котором спала, затем волосы и, сопровождаемая бонной, покинула дортуар.
   В то самое время дворник Архип, поглядывая на дверь чулана, старательно мёл двор метлой, бормоча:
   - Сколько она там уже сидит? Почитай, два часа... И - ни звука! Постучала бы - открыл бы, я не изверг... А ить не стучит, поганка...
   Архип перестал мести, снова пристально глянул на дверь чулана. Затем бросил метлу, приложил ухо к двери.
   - Эй, девонька! Мамзель! Мадмуазелька! Молчит... Не померла ли, часом, с перепугу?
   Не дождавшись ответа, дворник махнул рукой, продолжил свою работу...
   А через несколько минут дежурная и бонна ввалились к директрисе, опять же едва постучав.
   - Можно?
   - Конечно, можно, зачем спрашивать лишний раз? Пропала ученица, дело подсудное, всем нам каторга грозит, а вы заладили: "можно" да " можно"!
   У обеих обвиняемых вытянулись лица. Они стали переглядываться.
   - Подсудное дело?! Нам каторга грозит?!
   - Из-за какой-то маленькой воровки?! Вправду каторга?!
   Директриса с возмущённым видом поднялась из-за стола.
   - Я, конечно же, утрирую, но вероятность судебного процесса чрезвычайно велика, чрезвычайно. Если девочка не найдётся.... Как бишь её?
   - Александра Воронина.
   - Если мадмуазель Воронина не сыщется, полетят головы, и в первую очередь - ваши!
   Обвиняемые снова обменялись взглядами, весьма красноречивыми. Дежурная выступила первой.
   - Разрешите внести ясность!
   - Вносите!
   - Ученица Александра Воронина сегодня ночью была застигнута врасплох на кухне - за весьма неблаговидным занятием!
   Директриса удивилась, даже вынула мундштук, закурила.
   - Застигнута врасплох? За каким же таким занятием, позвольте поинтересоваться? Она что - пыталась подсыпать яду в самовары? Или намазать пол салом - чтобы все с утра грохнулись?
   - Она пыталась украсть буханку хлеба!
   - Всего то? Ну, и где же она теперь?
   - Буханка?
   - Прошу не ёрничать! Где в данный момент пребывает ученица второго класса Александра Воронина? Как я понимаю, вам кое-что известно! Это вселяет надежду! Значит нас, всё-таки, не упекут в тюрьму...
   Ночная блюстительница, однако, отлично помнила, что лучшая защита - нападение.
   - Да её саму надо в тюрьму, эту маленькую мерзавку! Мало того, что буханку искромсала, так ещё и сама ножом обрезалась, испачкала кровью казённое полотенце!
   Бонна решила поддержать товарку:
   - Эта новенькая - самая невоспитанная из всех моих подопечных! Даже ночью ухитряется пререкаться! Дерзила мне! А речь у неё какая, а повадки!
   Директриса устало села за стол, прекратила курить.
   - Кстати, о повадках... И о деревенских замашках...
   Она выдвинула ящик стола, порылась в нём, вынула из вороха бумаг несколько листков.
   - Вот донесения ваших коллег. Вы обе изволите употреблять нецензурную брань в общении с подопечными!
   Обвиняемые снова переглянулись.
   - Нецензурную брань?!
   - Да! - кивнула директриса. - Я, конечно, понимаю, что наше заведение уже не то, каким оно было в самом начале, полвека с лишним назад, при матушке-основательнице, при императрице Екатерине Великой. Ныне в наши ряды всё чаще проникают провинциалы...
   - Ха! Вы ещё не слышали, как наш преподаватель химии выражается! А он ведь коренной петербуржец! Несёт такое, что стыдно вымолвить!
   Директриса повеселела.
   - Это вам-то стыдно вымолвить? Ну-ну!
   Товарки явно решили идти до конца.
   - А вы сами как-нибудь послушайте! Постойте-ка под дверью - и послушайте! Речь у него в высшей степени некультурная!
   Директриса жестом указала провинившимся на дверь.
   - Хорошо, я во всё постепенно вникну, во всём разберусь. А вы тотчас же выпустите девочку, накормите чем-нибудь...
   Она посмотрела на часы.
   - Ведь уже десятый час! Она определённо изголодалась!
   Воинственные воспитательницы гордо вышли, а директриса колокольчиком вызвала свою горничную.
   - Недурно было бы позавтракать, как ты считаешь, милая?
   - Вы правы, мадам...
   Горничная вышла, а директриса по-матерински проводила её взглядом, улыбнулась, устало вздохнула.
   - Да-а-а... Времена круто изменились... Нынче воспитатели... Хм! "В благородном институте"!.. Ведут себя из рук вон отвратительно! Даже горничные большего понятия о приличиях...
 
   16.
   Дежурная, страшно запыхавшись и хватаясь за сердце, металась по двору. Не найдя никого лучше, она бросилась к рабочим.
   - Не знаю, что и делать! Помогите! Кто-нибудь!..
   Косарь бросил инструмент на траву.
   - Чем могу помочь? Готов услугам!
   - Мне нужен дворник, месье Архип! Вы его не видели?
   - Вчерася видел... кажись.. А сегодня.. Нет! Сегодня не видел!
   - Немедленно найдите мне его!
   Рабочие хором прыснули. Дежурная дама впала в истерику.
   - Чего ржёте?! Мне нынче не до ваших сальных шуточек! Да и вообще до вас, до всех, нет дела!
   Косарь снова взялся за косу.
   - А, ну, тогда я, пожалуй, пойду-поработаю...
   Дежурная дама, взвизгнув, подскочила к нему.
   - Я, кажется, просила вас об услуге!
   - А, ну, да! Только если вы насчёт Архипа, то в эту пору его найти чрезвычайно трудно, я бы сказал, совершенно невозможно...
   - Это ещё почему?!
   - Он у нас теперича за двоих работает: за дворника и за ночного сторожа! Видать, сегодня ночью сторожил, затем, как водится, территорию подметал, ну, а теперя, полагаю... Дрыхнет!
   Рабочие покатились со смеху. Но дежурной даме было не до смеха.
   - "Дрыхнет"! Фи, какие выражения!
   - Ну, мы в ваших институтах не учились, извините...
   Дежурная дама, злобно фыркнув, помчалась к центральному входу здания, ворвалась в коридор первого этажа. На глаза ей попалась уборщица, обычная прислуга, но... Какая издёвка в глазах! Да ещё и смеет так нагло спрашивать:
   - Мадам, это вы прошлой ночью дежурили по корпусу?
   - Я!
   - Тогда, боюсь, вам грозит увольнение...
   Это явилось последней каплей.
   - Дура! Деревня! Все дураки! Плебеи!.. Во главе со своей беспардонной директрисой! Безграмотные, беспардонные дураки!.. Увольнение! Ха-ха! Если хотите знать, я об увольнении в последнее время мечтаю! Жалование так мизерно...
   Уборщица была не робкого десятка.
   - Мадам, нельзя ли повежливей с прислугой? Чай, не крепостные тут работают!
   - Сама знаю, что не крепостные, иначе вмиг отправила бы на конюшню - высечь!
   Тут подключилась шеф-повариха, случайно выглянувшая из кухни, давно ведавшая о происшествии.
   - Нет, любезная, на этот раз речь идёт не о банальном увольнении - вам грозит лишение свободы! Вам и мадам Линьковой! Вам двоим и никому другому! А дворника Архипа сюда не приплетайте - он действовал по вашей указке!..
 
   17.
 
   Дежурная дама выскочила во двор, уже не замечая никого, даже ухмылок и реплик прислуги. А косари продолжали потешаться, обсуждая её стремительные появления и не менее стремительные исчезновения.
   - "Я, кажется, просила вас об услуге!"
   - "Фи, какие выражения!"
   - Может, и впрямь пойти Архипа разбудить? А то достанется ему - ни за что, ни про что... Принесла же нелёгкая эту дуру! Чего ей надобно от Архипа?..
   Архипа найти и разбудить было нетрудно. Так же нетрудно было привести его в кабинет хозяйки заведения, тем более что провожать его вызвались лучшие друзья - горничные, косари, повара и прочая обслуга.
   Директриса была потрясена.
   - Давненько не видал мой кабинет такой внушительной процессии! Что за сюрприз? Сегодня целый день одни сюрпризы. Прямо с самого утра! Сомневаюсь теперь, буду ли иметь хоть когда-либо покой.
   Дежурная дама, растолкав толпу, вырвалась в первые ряды и ткнула пальцем в дворника Архипа.
   - Вот он, главный злодей, мадам!
   Схватив бедолагу за рукав, она сделала попытку вытащить его на середину кабинета. Раздался всеобщий хохот. Дежурная дама не выдержала:
   - Все вон!!!
   Мадам директриса невольно прыснула.
   - Хороши манеры у наших воспитателей, ничего не скажешь!
   Однако потом пришла в себя и приказала всем, кроме ночной блюстительницы и Архипа, покинуть помещение.
   Когда дверь захлопнулась, дежурная дама подтолкнула Архипа поближе к рабочему столу директрисы.
   - Допросите его!
   Директриса глянула на неё с укором.
   - Непременно допрошу, но для этого и вам доведётся покинуть помещение. Вы не будете против этого возражать, надеюсь?
   Дежурная дама вылетела из кабинета, хлопнув дверью. Директриса перевела взгляд на Архипа.
   - А вы - присаживайтесь. Прошу вас...
   - Благодарствую, мадам...
   Дворник взял из угла стул, поставил его поближе к столу. Директриса начала допрос.
   - Вы подтверждаете, что девочка пришла на кухню за буханкой хлеба?
   - Подтверждаю!..
   - И лишь это одно явилось причиной жестокого с ней обращения?
   - Именно это! Одно это и ничего более!
   - Вы свободны... пока...
   - Благодарствуйте!
   Архип встал со стула, направился было к двери, но директрисе в голову пришла ещё одна мысль. .
   - Ключи от флигеля всё ещё при вас?
   - А где ж им ещё быть, мадам? Я берёг их, специально никому в руки не давал...
   - Тогда воспользуйтесь ими немедленно! Откройте чулан и приведите ученицу Александру Воронину ко мне! Тотчас приведите! Без лишних проволочек!
   - Слушаюсь, мадам!..
 
   18.
   Архип не один подошёл к двери чулана - следившая за его передвижениями дежурная дама, опасаясь, как бы дворник не сказал или не сделал что-нибудь не то, помчалась за ним и даже слегка опередила.
   Когда Архип достал ключ и попытался открыть замок...
   Оба узрели вместо замка нечто невообразимое: тоже висячий замок, но древнего производства, весь проржавленный и громадных размеров. Обычным ключом он не отпирался. Не иначе, как с того света прислан он был тот замок!
   Практически онемев от увиденного, оба, кивками, согласились на взлом.
   Подбежавшие к тому моменту косари и прочие работники мигом помогли сломать скобы, и команда дежурной дамы, как и все её прочие команды, выглядела запоздалой и комичной.
   - Отпирайте! Немедленно!..
   Архип дрожащими руками взял упавший висячий замок, бросил его на клумбу с засохшими астрами, и лишь после этого открыл дверь. Он сделал приглашающий жест.
   - Входите первая, мадам!
   Дежурная дама вошла.
   В чулане оказалось пусто. Вернее, весь хлам имелся в наличии, но девочки не было. С выражением гадливости на лице дежурная дама обвела взглядом помещение.
   - Мадмуазель Воронина!.. Где вы? Не прячьтесь, выходите! Живо!.. Выходите сами, не заставляйте снова тащить вас за ухо!
   Архип и косари, стоявшие в дверях, переглянулись, хмыкнули.
   - Громче, мадам, она, наверное, уснула, не слышит вас...
   - Либо у неё голодный обморок...
   Дежурная Дама с резко повернулась к ним, смерила ненавидящим взглядом.
   - Вон отсюда! Без вас разберусь, что к чему!
   Архип проявил смекалистость.
   - Э-э-э-э-э, нет, мадам! Госпожа директриса доверила мне лично привести девочку! Не хотите толком помогать - сами можете уйти, вас тут никто не держит!..
   Косарь с большой родинкой на лице, лучший друг Архипа, добавил:
   - По вашей вине девочка в чулане целый день просидела! Представляю, что с вами сделает мадам директриса!
   Дежурная Дама, выскакивая из чулана, крикнула:
   - Будьте вы прокляты! Оба!!!
   Получив такое благословение, Архип и его лучший друг косарь, с зажжёнными свечками в руках, стали осматривать помещение чулана.
   - Куда она могла деваться? - спросил косарь.
   Его лучший друг Архип ответил:
   - Так ведь маленькая мамзелька, кроха ведь совсем, видать, залезла в мышиную нору, да там и померла с голодухи! Мыши в нашем заведении - и те ведь голодают...
   - Типун тебе на язык! - шикнул на него косарь. - Не смей такого говорить в этих стенах, если не желаешь, чтоб выгнали взашей!
   - Ладно уж, не буду, - сказал Архип, - а то и впрямь выгонят! Чем я мать-то кормить буду?
   - То-то! Думай, прежде чем язык свой распускать!
   Они оба бросили взгляд на зеркальный шкаф.
   - А в шкаф-то мы не заглянули!
   - И то верно!
   Архип осторожно приоткрыл дверцу.
   - Ничего не понимаю!Ничего тут нету! Ничегошеньки! Пусто! Ни ленточки, ни пуговички от неё - ни-че-го!
   Косарь даже выронил косу, которую зачем-то прихватил с собой в чулан. Он тоже, для порядка, заглянул в шкаф.
   - М-да... Что делать будем?
   - А чего тут делать? Ничего тут не поделаешь! Придётся так и доложить мадам директрисе!
   - Ну, что ж, идите, "месье Архип", докладывайте, а мне, "месье косарю", зело спать охота, не буду я вас по кабинетам сопровождать, тем более что меня оттуда давеча вежливо выгоняли!
   - Не обижайся - правила такие в нашем заведении, ты ведь знаешь...
   - Ну да, дело житейское!
   Оба вышли из чулана, задули свечи.
   Косарь вздохнул с видимым облегчением.
   - Ты ступай к директрисе, доложи, что да как, а я ужинать пошёл...
   Архипу стало любопытно, он обожал разнообразие в еде.
   - Далече ужинаешь в этот раз? Никак, новую зазнобу в городе завёл?
   - На сей раз у меня всё под рукой: местные поварихи на меня глаз накинули!
   - А, ну, ступай-ступай, а я пойду сугубо по делам, к директрисе-матушке!
   Косарь сочувственно похлопал друга по плечу.
   - Есть захочешь - приходи ко мне на кухню!
   - А как же! Не премину воспользоваться такой оказией!
 
   19.
   Директриса по-прежнему сидела за своим рабочим столом, когда вошёл Архип.
   - Ну, наконец-то! Какие новости?
   - Да никаких, мадам...
   Как прикажете понимать вас?
   - Да тут и понимать-то нечего: не нашлась ваша девочка, не сыскалась, мадам...
   Директриса резко поднялась со стула, вышла из-за стола. Архип вздрогнул, начал пятиться к двери.
   - Чего вы удаляетесь? Бежать собрались? - усмехнулась мадам директриса. - Чего-то вдруг испугались?
   - Вашего гнева, вестимо...
   - Вам теперь не этого бояться надо!
   - А чего?
   - Вам, и правда, невдомёк?
   - Никак нет!
   - Нам всем теперь суда бояться надо! - воскликнула хозяйка заведения. - Судебной волокиты и прочих... разбирательств!
   Архип мгновенно сник.
   - И вам... бояться следует, мадам?
   - И мне! Я ведь глава института, а не праздный граф Бобринский!
   - И что же теперь... всем нам делать?
   - Думать! Прежде всего - думать!
   - О чём?
   - О том, как говорить со следователем, какие показания давать!
   - Ах... Это... - ещё больше сник Архип. - Вот незадача-то...
   Директриса и Архип несколько минут стояли посреди кабинета. Каждй думал о своём. Наконец, хозяйка института участливо погладила дворника по плечу.
   - Да будет вам бояться раньше времени!
   Архип поёжился.
   - Вы же сами говорите...
   Директриса перешла на "ты", учитывая задушевность и секретность обстановки.
   - Я просто хочу тебя предостеречь, как преданного и хорошего человека: когда будешь ответ держать перед следователем, думай, прежде чем что-то сказать...
   Архип с трудом перевёл дыхание.
   - Легко сказать: "Думай!" А ежели на ум ничего путного не приходит?
   - Во всяком случае, помни главное: ни за что не бери вину на себя!
   - Это-то конечно! Зачем мне брать чью-то вину!
   Директриса зачем-то кивнула на дверь.
   - Ты не знаешь женских хитростей!
   Тут самолюбие дворника было явно задето:
   - Смею вас поправить, мадам: с женским полом более-менее знаком!
   Директриса матерински улыбнулась, хотя выглядела была младше Архипа.
   - Тот женский пол, с которым ты знаком, не так коварен, как здешние...
   Она снова бросила взгляд на дверь, перешла на шёпот.
   ... как здешние... так называемые "бонны"! Вчерашняя дежурная дама, помимо прочих её достоинств, плетёт против меня интриги...
   - Неужто?!
   - Да, - грустно сказала директриса. - У меня будет к тебе небольшая просьба: заметишь что-нибудь такое - моментально доложи мне, хорошо?
   - Рад стараться!
 
   20.
   Осторожность хозяйки заведения не была напрасной. Пока дворник находился в кабинете директрисы, вышеупомянутая дежурная дама находилась под дверью вышеозначенного кабинета.
   - Чёрт! Плохо слышно! Что она ему там говорит? Уж не про меня ли? И он тоже хорош гусь - вонючий дворник! Неужели наша главная дама докатилась до панибратства с чернью?!
   Директриса в это время давала напутствия дворнику, тихим шёпотом, чрезвычайно ласково увещевая своего нового осведомителя:
   - Как ты понял, я не советую тебе общаться со вчерашней дежурной дамой накоротке...
   - Когда такое было? Она всегда рычит как мегера - пообщаешься тут с ней! Лучше уж с бродячими собаками общаться, простите великодушно на грубом слове!
   - В любом случае, запомни: она может подходить к тебе с ласковыми речами, пытаться убедить, что то была ваша общая идея - запереть девочку в чулане на замок...
   - Спасибо, сам сообразил уже, об этом-то не волнуйтесь. Если уж и есть какая опасность для меня в этом деле - так это видеть родительские слёзы. У меня, помню, маленький братишка в детстве умер, так моя маменька так плакала, так плакала!
   Директриса вздохнула,
   - Не знаю, к счастью ли, к несчастью ли, но Александра Воронина к нам поступила сиротой, так что материнских слёз нам с вами не увидеть...
   Архип перекрестился. Директриса, прильнув к нему и взяв за плечо, продолжила увещевать его.
   - Иные люди умеют так менять обличье, что не поймёшь, когда они искренни, а когда хотят заманить в ловушку...
   - Понял! - сказал Архип. - Великое мерси за предупрежденьице!
   Директриса обняла его за талию, прижалась грудью и перешла на ещё более тихий шёпот.
   - Когда тебе приспеет пора к следователю идти, я сообщу... Лично сообщу! Никого другого, кроме меня, на сей момент не слушай!
   Для большей убедительности директриса взяла его... не то, чтобы за талию... словом, чуть пониже.
   - Понял! Всё отлично понял! Великое мерси! - крикнул от великого перевозбуждения Архип и, наконец-то, был услышан дежурной дамой. Та всё никак не могла отлипнуть от замочной скважины - благо никого на тот момент в коридоре не было.
   К большому сожалению ночной блюстительницы, звуки опять прекратились. Какие либо. Ещё минут пять она не покидала пост, но результата не было.
   - Чёрт! Завела себе мадам нового наушника! А то и любовника... Старых ей мало! Может, он и раньше к ней с доносами бегал? Надо было с ним повежливее разговаривать, а то не ровён час...
   Дежурная дама корила себя отчаянно: ведь есть за кабинетом директрисы комнатка без окон, маленькая такая. Ходили слухи, что в том крошечном "апартаменте" получали крещение и свежий титул местные фавориты, они же и доносчики...
   Дверь резко отворилась. Забывшая об осторожности дежурная дама получила удар по носу, схватилась за него, стала шарить в кармане платья в поисках платка.
   - Вы здесь подслушивали, милочка? - спросила директриса.
   Блюстительница ночных нравов напустила на себя подобострастно-елейный вид.
   - Что вы! Что вы! Это такой моветон! Я и ученицам не велю подслушивать, и сама себе не позволяю!
   - Тогда что вас привело в столь неурочный час под мою дверь? Я ведь вас пока не вызывала, не правда ли?
   - Я шла к вам с одним очень важным вопросом, мадам, хотела задать его, да вот, боюсь, не вспомню теперь, о чём спросить хотела... или попросить... От такого сильного удара всё буквально плывёт перед глазами!
   Тон директрисы посуровел.
   - Не смею вас задерживать вас!
   Когда хозяйка института скрылась за дверью своего кабинета, дежурная дама и Архип несколько мгновений таращились на друга. Держась за нос, провинившаяся продолжала льстиво улыбаться.
   - О чём была ваша беседа, если не секрет?
   - Не велено рассказывать!
   - Даже мне?
   - Вам - особенно!
   - Но позвольте... Позвольте...
   Она взяла Архипа за локоть, повлекла вдоль по коридору, в сторону лестницы, ведшей на первый этаж. Архип всё это время оглядывается на дверь с надписью "Директриса".
   - Ничего я вам такого не позволю, даже не надейтесь!
   Памятуя о комнатёнке за кабинетом, дежурная дама не могла позволить себе расслабиться и заговорить с дворником как положено, по-простому. Вдруг его уже повысили, как знать.
   - Но позвольте... Позвольте... Как же так? Мы ведь с вами оба являлись участниками события, и вот теперь, когда я хочу знать, нашлась ли девочка, никто не может мне ответить на столь естественный вопрос!
   - Девочка пропала - и точка! - рыкнул Архип.
   Ночная фея испуганно отпрянула.
   - Как "точка"?!
   - Все объяснения извольте получить в директорской! Вы ведь за ними туда шли, не так ли?
   - Но позвольте... Позвольте... Я теперь вовсе ничего не понимаю... Куда она могла пропасть?! Как?!
   - Я знаю не больше вашего, мадам...
   Настал час откровений. Несомненно!
   - Но о чём то же вы с госпожой директрисой толковали? Вы теперь знаете больше меня, поделитесь... Немедленно поделитесь! Приказываю вам как старшая по званию!
   Её лицо приобрело привычное "нечеловеческое" выражение.
 
   21.
   Архип припустил вниз по лестнице. Дежурная дама не собиралась отставать.
   - Месье Архип! Немедленно остановитесь! Вы обязаны доложить мне всё!
   Архип послушался, остановился, но слишком резко. Дежурная дама "споткнулась" об него, чуть не упала, а посему вцепляется в одежду дворника, обеими руками, и даже стала её гладить.
   - Говорю вам: вы обязаны...
   Архип попытался высвободиться, но тщетно.
   - Чего вы от меня хотите?
   - Я хочу, чтобы вы...
   Из подвального этажа им навстречу поднимался сторож. Он понимающе хохотнул.
   - Архип, не отказывай даме! Откажешь - будет моветон! Нехорошо получится, невежливо...
   Пылкая беседа дежурной дамы и дворника, прерванная сторожем, возобновилась с новой силой - благодаря неуёмности мадам. Сторож, усиленно подмигивая Архипу, делал знаки, мол, беги бегом, за что удостоился дополнительной словесной трёпки:
   - Не умничайте, месье сторож! Идите, куда шли!
   - Уже иду! - хохотнул страж. - И Архипа отпустите, не надо за него цепляться! Ближе к ночи это странно выглядит...
   Архип послушался коллегу, припустил было бегом по коридору, но мадам бегала быстрее. Она снова схватила дворника за одежду, что было с радостью замечено уже другим сторожем.
   - Архип! К тебе образованная дама пристает? Чем же ты её привадил, интересно?
   Прочувствовав сполна, что значит быть осмеянной плебсом, мадам Курятникова начала сдавать позиции, то бишь пятиться назад. Пятясь, она наступила на ногу своей коллеге - другой дежурной даме.
   - Мадам, сегодня моё дежурство! Вы можете быть свободны!
   - Не цепляйтесь ко мне, без вас тошно!
   Коллега настороженно повела носом.
   - Да вы пьяны!
   - Я только полрюмочки... У меня неприятности...
   Она замахала руками, словно крыльями ветряной мельницы, как бы пытаясь разогнать витающие в воздухе коридора винные пары.
   - О ваших неприятностях всем известно, мадам, но это не повод лишать покоя остальных! Что вы делаете здесь, в спальном отделении для рабочих?! Стыдитесь! Вечереет, а вы в мужском отделении!
   - Я с ним не заигрывала, не подумайте!
   - В любом случае, я обязана буду завтра рапортовать мадам директрисе о вашем появлении в подвале в неурочный час!
   - Не поступайте так со мной, прошу вас!..
   Сказав так, дежурная дама вдруг пошатнулась, вздрогнула. Эта фраза прозвучала в её ушах Шурочкиным голоском! А тут ещё и призрак нарисовался, который, судя по всему, был виден... и слышен... только ей одной...
   - Не поступайте так со мной, прошу вас!.. - вымолвил призрак надрывно.
   Дежурная дама раздражённо отмахнулась от видения, и это тоже было замечено и всячески обсмеяно окружающими - ведь остальных эта галлюцинация не мучила.
   Повращав глазами и вовсе озверев, мученица заорала:
   - Тьфу на вас на всех! На всех вас и на вашу директрису - тупую и чопорную... солдафонку!
   Она убежала, а другая дежурная дама, совершенно трезвая и, видимо, крайне бесчувственная к бедам коллег, с выражением крайнего ужаса и гадливости на лице, поверх очков, пялилась ей вслед.
 
   22.
   Следующей ночью яркий лунный свет всё так же свободно проникал в помещение дортуара "кофейниц" сквозь незанавешенные окна. Верочка, подруга "мадмуазель Ворониной", не спала. Глазами, полными слёз, она смотрела на пустую Шурочкину кровать. Остальные "кофейницы" крепко спали. Бонна ворочалась, храпела, хмурилась во сне - видно, от каких-то неприятных сновидений. Верочка начала тихо шептать:
   - Шурочка, ну где же ты? Неужели ты умерла?!
   Едва прикрытая оконная форточка распахнулась, и в дортуар влетела прозрачная розовая ворона, уселась на Шурочкину кровать. Вместо того чтобы испугаться, Верочка обрадовалась:
   - Мадмуазель ворона, вы Шурочку не видели? Вы ведь летаете, где вам вздумается!
   Ворона разинула клюв, заговорила голосом "мадмуазель Ворониной":
   - Это же я, Шурочка, твоя лучшая подруга! Верочка, не плач, мне сейчас гораздо лучше, чем тебе... Меня теперь никто не обижает...
   - Так ты, всё-таки, умерла? Ты на том свете? В раю?
   Призрак Шурочки исчез, а Верочка, расстроившись, перешла на очень громкий шёпот:
   - Шурочка, погоди! Погоди, не исчезай пока! Ты же мне ещё не всё сказала!
   Бонна, лежавшая лицом к стене, перестала храпеть, открыла глаза. Затем она вскочила, включила свет.
   - Всем встать!
   Кофейницы проснулись почти одновременно, вылезли из коек, построились по стойке "смирно" - не впервой! Бонна сначала бешеным взглядом обвела помещение, затем, став на колени, начала ползать, изучая подкроватное пространство.
   - Где она?!
   Кофейницы молчали, испуганно, совершенно не хихикая. Наконец, Верочка отважилась спросить:
   - Кого вы ищете, мадам?
   Бонна метнула в её сторону ненавидящий взгляд.
   - Я слышала голос! Мадмуазель Пирогова, вы ведь буквально только что разговаривали со своей подругой, мадмуазель Ворониной!
   Верочка пожала плечиками.
   - Вам послышалось, мадам!
   - Мадмуазель Пирогова, прошу не издеваться! Живо говорите, где находится ученица Александра Воронина! Где она прячется, а? Отвечайте!
   Верочка вдруг вспомнила, что Шурочка не жаловалась, а наоборот, была очень рада новому месту.
   - Не ругайтесь, мадам, лучше сразу отведите меня в чулан... как Шурочку...
   - Ну да! Я вас отведу в чулан, вы там таинственным образом растворитесь, а мне потом перед судом стоять? Вы этого мне желаете?! Не выйдет! Завтра же пойдёте на приём к директрисе, а сейчас - все по койкам! Живо!
   "Кофейницы" радостно запрыгнули в кровати. Бонна погасила свет, легла сама.
   А за окном уже брезжил рассвет. Его лучи пронизывали коридор. Пьяная мадам Курятникова, дежурившая накануне в том же коридоре, шатаясь, брела к дортуару "кофейниц", неустанно бормоча:
   - Не может быть, чтобы эта мерзавка пропала! Дрыхнет уже в своей кровати, ручаюсь!
   В эту минуту из дортуара "кофейниц" вышел призрак Шурочки, пару секунд постоял посреди коридора, затем растворился в лучах нарождавшегося дня. Дежурная дама икнула, схватилась за сердце.
   - Ну! Что я говорила! Такие прохвостки не исчезают! Они рождаются лишь с одной целью: бесить порядочных и здравомыслящих людей!
 
   23.
   Чуть попозже, тем же утром, в институте появился следователь. С благословения хозяйки заведения он выбрал для допросов именно ту крохотную комнатёнку, в коей, не так уж и изредка, имели место посвящения в наушники и... фавориты!
   О посвящениях и посвящённых следователю ещё не успели доложить, а посему он вообразил, что занимает весьма секретную, почётную и мало кому известную комнату, которую неплохо было бы украсить зелёной лампой, принесенной из дома.
   В самый первый свой рабочий день следователь пришёл без опозданий. Директриса проводила его в новый кабинет.
   Затем, вежливо и долго постучав, пришёл Архип - ему первому предстояла встреча со следователем. Директриса, взяв дворника за плечо, тихим шёпотом увещевала:
   - Вы его не очень-то робейте, а то он подумает, что часть вины на вас, всё-таки, есть...
   - Постараюсь не заробеть, госпожа директриса, но...
   - Что?
   - Боязно как-то!
   - Почему?
   - Я со следователями сроду не общался!
   - Пустое! Если уж вы наших бонн не боитесь, то следователя - и подавно не заробеете! Следователи люди опытные, вежливые, разговаривать с людьми умеют... И к вам надлежащий подход будет найден, не сомневайтесь, особенно если будете звать его по имени: Владислав Акимович...
   Она проводила дрожащего дворника в соседний покой.
   Архип начал усердно кланяться. Директриса объявила:
   - Сейчас прикажу горничной принести нам чаю - всем троим!
   Следователь передвинул папки на столе, поправил лампу.
   - От чая никогда не отказываюсь, но сегодня, простите великодушно, чрезвычайно стеснён во времени, у меня на всё про всё - три часа, не более!
   - Как изволите, я просто не хотела нарушать закон гостеприимства. Неужели же так и не выпьете чаю? Ведь впереди у вас кропотливая работа...
   - За гостеприимство чрезвычайно благодарен, однако... Попросил бы вас на время удалиться в коридор!
   - Меня?!
   - Такова процедура следствия! Допрашивать подозреваемых положено тет-а-тет, то бишь с глазу на глаз, не обессудьте!
   Он вынул из папки листок бумаги, протянул его директрисе.
   - Пока я буду беседовать с одним из ваших работников... Как его звать-величать?
   - Это наш дворник, Архип Голубцов...
   - Пока мы с господином Голубцовым будем обсуждать ваше из ряда вон выходящее событие, вас, госпожа директриса, я попросил бы позвать остальных - согласно списку, который вы изволите в руках держать...
   Директриса с ужасом просмотрела список.
   - Но тут гораздо большее количество подозреваемых персон, чем я вам писала в рапорте!
   - Может быть, моя ремарка покажется вам странной, но мне, по долгу службы, полагается самому решать, кто подозревается, а кому не стоит волноваться...
   Директриса с ещё большим усердием перечитала в список.
   - И моё тут имя... указано... Полагаю, это ошибка?
   - Ошибки нет, ваше имя я записал в самом конце! В ходе вашего допроса мы подытожим показания ваших подопечных и, наконец, услышим ваши собственные соображения. Они-то наиболее ценными окажутся, полагаю...
   Директриса направилась к двери.
   - Не смею перечить! Пойду, созову всех, кого вы обозначили в списке!
   Она гордо покинула кабинет.
 
   24.
   Дежурная дама, она же госпожа Курятникова, стояла под дверью с надписью "Директриса", держась за голову и бормоча проклятия, как бы не замечая очереди за собой и любопытных глаз, вкупе с ушами.
   - Чёрт! Не было печали!.. Дёрнуло же меня вчера водки принять! Теперь злорадствовать будут - все, кому не лень...
   Из двери с надписью "Директриса" выглянул следователь.
   - Следующий!
   Мадам Курятникова поспешно вошла в кабинет. Очередь сразу же начала переговариваться.
   - Благодаря её чудовищной жестокости и нам теперь всем предстоит оправдываться, доказывать, что мы не виноваты, - сказала горничная.
   Сторож с энтузиазмом подхватил:
   - Это ещё что! Она вчера к Архипу пьяная ломилась, водкой за версту от неё разило!
   - И как только таких допускают к воспитанию девиц! - возмутилась другая горничная.
   Затем на провинившуюся обрушился целый хор:
   - А кто ещё пойдёт преподавать за такое мизерное жалование?
   - Я бы пошёл - всяко легче, чем косой в поле махать!
   - Это только кажется, что легче...
   - Ничего не кажется! С маленькими девочками я бы вполне нашёл общий язык!
   - Он бы нашёл, верьте-верьте!
   - Прекратите свои сальные шуточки, надоело... - под конец возмутилась третья горничная.
 
   25.
   Дежурная дама всё это время сидела у стола напротив следователя. Тот что-то молча писал. Затем несколько раз перечитал написанное кем-то, вздохнул.
   - Это показания дворника месье Архипа? - осведомилась госпожа Курятникова.
   - Да-с...
   - Теперь с моих слов писать будете?
   Следователь глянул на неё как психиатр на пациентку.
   - Всё будет от вас зависеть, мадам. Ежели внятно излагать будете - запишем-с, а станете околесицу нести - вызовем доктора... Да-с...
   - Какого ещё доктора?!
   Следователь сладенько улыбнулся, протёр очки, несколько помедлил с ответом, сделав смешную гримасу. Мадам Курятникова взбесилась:
   - Вы полагаете, я сумасшедшая?
   - Как я могу что-то полагать, если вы ещё даже не начали давать показания...
   Дежурная дама облизнула губы, потянулась к графину.
   - Можно мне... воды?
   - Извольте, извольте, конечно же, можно!
   Следователь налил воды в стакан, протянул дежурной даме. Та выпила залпом, вытерла губы рукавом.
   - Извините, платок забыла в спешке! Мне лишь полчаса назад сообщили о допросе, который вы вдруг, ни с того ни с сего, решили нам тут всем учинить!
   Следователь снова сладенько улыбнулся.
   - Вы считаете, допрос этот не имеет под собой никаких логических оснований?
   - Именно так я и считаю! Если по каждому мелкому поводу следствие разворачивать, следователей не хватит...
   Следователь улыбнулся максимально широко.
   - Смею вас утешить - до сей поры хватало... И не только следователей хватало, но и прокуроров, и участковых приставов, и постовых, и околоточных надзирателей, и прочих весьма уважаемых лиц, наблюдающих за порядком... Чего-чего, а этого добра у нас в стране хватает!
   - Хм! "Наблюдающих за порядком"! Ничего себе порядки: допрашивать заведомо невиновных людей, да ещё и в таких количествах...
   Следователь, наконец, напустил на себя суровый вид.
   - Ну-с... Будет вам юродствовать, мадам, либо извольте изъясняться прямо и начистоту, либо...
   - Что "либо"?
   - Второе "либо" обещает вам большие неприятности! Ведь пропал ребёнок, пропал по вашей вине...
   - М-да? Ну, и когда же он пропал, это ваш... ребёнок?
   - Насколько мне известно, уже вчера девочку никто не видел!
   - Вчера?! Ха! "Вчера"! Да я её, с позволения сказать, буквально этой ночью видела, буквально несколько часов назад!
   - И вы могли бы подтвердить это письменно?
   - Разумеется!
   Следователь протянул дежурной даме чистый лист.
   - Тогда - пишите! Прошу-с! И, пожалуйста, поподробнее!
 
   После мадам Курятниковой в секретный покой был приглашён косарь с большой родинкой на щеке. Лицо его выражало испуг.
   Следователь сразу взял быка за рога.
   - Что вы можете показать по делу пропавшей девочки?
   - Да я её, девочку-то эту, ни разу и в глаза не видел!
   - Вот как? Возможно ли такое? Вы ведь постоянно во дворе работаете, косите траву, всё лето, почитай, косили, а воспитанницы данного заведения весьма привлекательны внешне...
   - Да разве я на лица их смотрю? Моё дело за поведением присматривать, ну, чтоб не разбегались кто куда, чтоб всё время во дворе оставались, пока их классные дамы да эти... как их... бонны по какой-либо нужде отлучаются. А всё другое нам запрещено - глядеть, знакомиться и всё такое прочее... Мы - чернорабочие-с!
   Следователь придвинул поближе перо и чернильницу.
   - Та-а-ак... На какой вы должности записаны при данном институте?
   - Косарь я, сами ведь прекрасно знаете! Ну, и сторож, вестимо...
   - Как такое возможно, позвольте? И косарь, и сторож одновременно...
   - Да! И косарь, и сторож, и подметальщик и кучер - на все руки мастак! Других нынче в институт не принимают - средства щадят потому как... Экономия!
   - Вот оно что!
   Косарь понизил голос до шёпота.
   - Да если бы они только на нас, на мужиках экономили, а то ведь и девицам от этой неуёмной бережливости достаётся!..
   - В каком смысле?
   - Недокармливают их! Да и нас, обслугу, тоже питанием не жалуют! Хорошо тем, кто на кухне... пассию имеет... Ой, боюсь, это уже лишнее, к нашему делу не относится...
   - Пока что к делу относится всё - ведь продвигается оно не слишком быстро! Вы - третий кого я допрашиваю, а ещё толком ничего не выведал! Скажите, а проверки здесь бывают? Кто-либо проверяет состояние вещей?
   Косарь замялся.
   - Вот, не далее как вчера была проверка...
   - Да?
   - Сам государь-император пожаловал...
   - Что вы говорите?! В газетах ничего такого не было!
   - А и не будет. С чёрного хода он приходил... он иногда к нам заходит... ин... инк...
   - Инкогнито?
   - Да-с!
   - И чем это обернулось для института?
   - Тем, что шеф кухни получила выговор... словесный...
   - За что?
   - За то, что в трёх огромных чанах наваристой ухи плавали всего три рыбки. Только вы меня не выдавайте!
   - А вам самому откуда это известно?
   - Моя... знакомая... там работает. Если узнают, что дальше кухни пошло - всех поварих уволят...
 
   26.
   К тому времени Архип, сидя на койке в спальне для мужской прислуги, уже пил горькую. Вскоре к нему вбежал запыхавшийся косарь.
   - Уже пьёшь? В такую рань? Не понимаю...
   - А чего тут понимать, коли упекут меня... дело верное!
   - Почему ты так решил? Все ополчились на мадам, которая малявку костерит направо и налево и ещё заявляет, что видит её регулярно и что малявка от неё всё время удирает!
   Архип махнул рукой.
   - Мадаму всяко оправдают - "благородные они"! А коли мы с ней вдвоём действовали, так, стало быть, отвечать именно мне придётся!
   - Не боись, я слышал, будто... Говаривают, будто директриса горой за тебя! Ненавидит она ту мадаму лютой ненавистью...
   - То директриса, а то следователь! Зверь, а не ищейка! Говорил со мною так, будто я уже осуждён, только и делов осталось, что в тюрьму меня свести...
   - Да погоди ты! Какая тюрьма, когда суда ещё даже не было!
   - Говорю тебе: следователь зверь! Засудит он меня! Засудит - как пить дать!
   Косарь пожал плечами.
   - А на меня этот солдатушка справил ладное впечатление! Ты его не бойся раньше времени - он дело своё знает! Невиновного не засудит! С виду он человек обстоятельный, да и по разговорам видно, что не глупый.
   - Вот и мадам директриса так говорит...
   - Ну! Вот видишь!
   - Говорить-то говорит, а при нём, при следователе-то при этом, зело тушуется...
   - Неужели?
   - Да! Не успел твой солдатушка кабинет войти, как её всю затрясло!
   Архип улёгся одетым на койку, повернулся к стене. Косарь почесал затылок.
   - Так она ведь.. женщина... Женщины, братец ты мой, всего боятся... А ты - мужик!
   - Мужик-то мужик, да боязно мне...
   - Перестань! Хочешь, я снова к следователю пойду, расскажу про тебя - какой ты хороший, мухи не обидишь и так далее? Только и ты там стой поблизости где-нибудь - на случай, если вопросы к тебе появятся.
   Архип согласился. Друзья направились к лестнице, ведущей из подвала наверх.
   В это время в подвальном коридоре бродила плачущая Верочка, почти не обращая внимая на встречных взрослых.
   - Шурочка, ну где же ты? Мне поговорить с тобой надо...
   Косарь с Архипом не смогли пройти мимо такого.
   - Ты гляди! Ещё одна мамзелька желает потеряться!
   - Эй! Мамзель... как вас там...
   Архип попытался взять Верочку за плечико. Та испуганно отстранилась. Косарь проявил максимум дипломатии.
   - Не бойтесь, барышня, не вырывайтесь, а лучше расскажите нам, что вы тут забыли и как вас звать! Как ваша фамилия?
   - Я Пирогова Вера, ученица второго класса... Ищу подругу Шурочку... Шурочку Воронину...
   - Ту, которую заперли в чулане?
   - Вы нашли её?!
   Архип нервно закашлялся.
   - Э-э-э... Понимаете ли, мамзель... Как бишь вас зовут?
   - Вера Пирогова!
   - Так вот, мамзель Вера, Шурочку вашу, то бишь мамзель Шуру, до сих пор так и не нашли, и меня за это, кажется, посадят!
   - Уверяю вас! Никто вас не посадит! Вы просто найдите мне её - и всё!
   - Легко сказать, да трудно выполнить, мамзель! Вы сами-то её после того видали?
   - После чего?
   - Ну, после того, как она... якобы пропала... После того, как мы с мадам вчерашней ночной дежурной её в чулане заперли?
   - Не-е-е-ет...
   - Вот видите! А от нас хотите невозможного! Я скорей поверю, что через неделю буду тюремную робу носить, чем в то, что ваша подружка найдётся!
   - А вот и напрасно! Дежурная дама, которая её заперла, следующей ночью тоже дежурила... добровольно...
   - И что?
   Друзья хитровато переглянулись: надо же, как слухи ширятся! А Верочка торжественно продолжила:
   - Она твердит всем подряд, что видела этой ночью Шурочку в коридоре около нашей спальни!
   - Твердит, говорите?
   - Да! Непрестанно всем рассказывает об этом, я уже несколько раз слышала!
   Архип и косарь дружно хмыкнули.
   - А мы вот ничего такого не слыхали!
   - Не слыхали мы, мадмуазель, пьяные валялись...
   Верочка снисходительно глянула на них, вздохнула.
   - Ну что ж... Тогда я, с вашего позволения, господа, пойду дальше... искать мою пропавшую подругу...
   Архип и косарь снова хмыкнули.
   - Чудная девчонка!
   - Знамо дело - чудная!
 
   27.
   У двери с надписью "Директриса" почти никого не осталось - следователь заканчивал приём. Архип и Косарь, дождавшись выхода последнего подозреваемого, вошли без стука.
   - Наше вам почтение, господин следователь!
   Всегда невозмутимый следователь мало удивился.
   - А, это вы! Как я погляжу, теперь ко мне по двое ходить будут, целыми процессиями!
   - Друзья присели предложенные стулья. Косарь начал говорить.
   - Не серчайте, господин следователь, на Архипа! Можно мне рассказать за него, как всё было? А то он во второй раз... не решается про одно и то же повторять...
   - Это почему же не решается? Такая нерешительность вовсе не в его пользу!
   Косарь взмолился:
   - Не серчайте, господин следователь...
   Следователь вытер лысину платком.
   - Пока - не серчаю! Но, может статься, вскорости и осерчаю - всё будет зависеть от ваших показаний!
   - Хорошо... Мои показания... То есть, показания Архипа будут следующие...
   Следователь недовольно поморщился.
   - Показания Архипа должен озвучивать сам Архип, раз уж он тут!
   Косарь скорчил болезненную мину.
   - Но он не может... пока...
   - Что? Губы слиплись? Рот не раскрывается?
   - Да нет... он... побаивается...
   - Ах, побаивается! Значит, чувствует за собой какую-то вину! Он, видите ли, побаивается! А запирать ребёнка одного в чулане - не побаивался?!
   Архип разлепил губы.
   - Мне приказали...
   Следователь вскипел с устатку.
   - Так! Покороче! Кто приказал вам запереть девочку в чулане? В ходе первого допроса вы ничего такого не говорили! Вы лишь сказали, что ключи были у вас...
   - Истинно были...
   - И только у вас?
   - Нет, ключи от чулана есть ещё у... четверых работников... или даже у пятерых...
   - Да? Что же вы раньше не сказали? Я прекрасно помню эту вашу фразу: "Ключи всегда у меня, только у меня, и все об этом знают".
   Архип вздохнул.
   - Я хотел сказать, что мои ключи только у меня всегда, а про чужие ключи я понятия не имею. Простите великодушно, с испугу напутал, наплёл небылиц... Мерзавец я, негодяй, скотина и больше никто...
   Косарь опять вмешался.
   - Дежурная дама ему всё время приказывала, господин, следователь!
   - А почему она кому-нибудь другому не приказала, а? Между прочим, ходят слухи, что она к месье дворнику неравнодушна... есть показания свидетелей!
   Косарь снова кинулся на помощь.
   - Позвольте, я скажу...
   Следователь хлопнул папкой по столу.
   - Не позволю! Вас, господин Уткин, я попрошу покинуть помещение, а вы, господин Голубцов, останьтесь!
   Косарь мигом стушевался.
   - Как прикажете, господин следователь...
   После ухода "месье Уткина" следователь повёл допрос наирезчайшим тоном.
   - Ну-с, теперь, когда мы остались одни, может быть, вы расскажете мне то, что... не решались... говорить при своём приятеле! У вас ведь имеются тайны, даже от ближайших друзей, ведь имеются секреты, правда?
   - Никак нет-с! Мы завсегда всё друг-дружке рассказываем!
   - Например?
   - Ну, к примеру... Только вы не говорите месье косарю... господину Уткину, что я вам его секреты выдал...
   - За кого вы меня принимаете? Могила! Излагайте, прошу вас, какие тайны поведал вам господин Уткин!
   - У него, к примеру, пассия имеется... на кухне...
   - Вот как?! Хм, неплохо устроился ваш "месье косарь"!
   - И я о том же! Так хорошо устроился, что даже меня не раз приглашал пойти с ним, отобедать, пока никто не видит...
   - А что, обслуга тоже голодает? Недоедает?
   - Ну, к примеру, бывает так, что, ежели чуть припозднился на приём питания, то и голодным остался...
   - И куда же девается положенный каждому порцион?
   - Положенный? Каждому? Нигде про такое не читывал, уж извините за мою дремучесть...
   - Это элементарное отсутствие интереса! Вы обязаны интересоваться своими правами!
   - Оно-то конечно, на бумаге, видимо, всё так и прописано, да только в жизни всё наоборот выходит! Частенько выходит наоборот!
   - Вы, господа рабочие, политически слепы, ничем не интересуетесь, газет не читаете, о существовании законов едва слышали - на этом-то вас и ловят!
   - Ну, да...
   - Однако, вернёмся к делу, подытожим то, что вы успели мне сообщить мне в ходе двух допросов. Итак...
   Следователь порылся в бумагах, достал из вороха два листка.
   - Итак, мы имеем следующее: вы, Голубцов Архип Степанович, вчера рано утром...
   - На рассвете!
   - ... на рассвете подметали территорию у здания......
   - Так точно-с!
   - Долго подметали?
   - Да порядочно-с!
   - И за это время успели два раза увидеться с госпожой Курятниковой Елизаветой Павловной?
   - С кем-с?
   - С той мадам, которая осуществляла надзор за порядком ночью...
   - А-а-а-а-а... С дежурной дамой?
   - Как угодно!
   - Да, я виделся с ней два раза... может, и больше...
   - При каких обстоятельствах?
   - В первый раз она попросила открыть ей кухню...
   - А во второй?
   - А во второй... Попросила, чтобы я открыл дверь чулана...
   - Который располагается в хозяйственном флигеле?
   - Так точно-с!
   - И что же было дальше?
   - Она пришла не одна, а с той девочкой, которая...
   - С Александрой Ворониной?
   - Да-с! Она попросила меня запереть девочку в чулане!
   - В каких отношениях вы состоите с госпожой Курятниковой?
   - Да ни в каких-с!
   - А вот другие свидетели утверждают, будто она вас домогалась...
   - Врут всё!
   - Не думаю! У меня есть сведения, что госпожа Курятникова минимум два раза приходила к вам на... на место вашего ночлега и устраивала истерики!
   - Так то было... это... как его...
   - Что?! Договаривайте! Говорите всю правду, либо я вас прикажу немедленно арестовать!
   - За что?
   - За пособничество в преступлении и... за сокрытие фактов!
 
   28.
   Архип так и не смог договориться с представителем закона. Слишком уж витиевато выражался следователь, дворникам такие речи слушать пытка. Оставалось положиться на судьбу. И на бутылочку. К последней - только приложиться, вестимо.
   Когда дворник возвращался в свою дворницкую спаленку, по коридору мужского отделения для слуг всё ещё бегали маленькие девочки, но Архипу уже было не до них. А вот печник - тот к следователю не ходил, ненужным показался, он-то выспался на славу и спокоен был, как никогда, потому-то и устроил, ради такого случая, весёлые потягушечки в подвальном коридоре - с привлечением зрителей, какие в ту минуту под руку попались.
   - Ох, и долго же я спал... Зато все печечки налажены, теперь работают исправно, не зря вчера трудился до самой ночи! Теперь мадмуазели вряд ли будут жаловаться на холод! Пусть только попробуют заикнуться, что им зябко!
   Ему навстречу вышла заплаканная Верочка.
   - Ты что здесь делаешь, кроха? Почему в слезах? Снова ночью замерзала, ась?
   Верочке было не до шуток, и давно, но события последних двух-трёх суток каким-то странным образом прошли мимо печника.
   - Месье печник, вы, случайно, не видели мою подругу Шурочку?
   - Не видел я здесь никаких подруг! Учтите, мадмуазель, здесь подруг не бывает и быть не может!
   Шурочка ещё больше покраснела, уже не от слёз.
   - Не обижайтесь не меня, пожалуйста, я прекрасно знаю, что здесь дортуар для мужчин, но мне сейчас, пожалуй, не к кому обратиться с просьбой...
   - А почему вы не на занятиях?
   - Занятия на сегодня кончились!
   - Тогда идите на прогулку! Товарки ваши, то бишь, мадмуазели, небось во всю развлекаются, мячиками перебрасываются, в крокет играть изволят...
   - Не обижайтесь, но нам всем нынче не до того...
   - Что так?
   - Через две недели или три... будет дворцовый бал, все сидят по дортуарам, платья меряют...
   - Ну и вы бы шли со всеми платьица примерять, рюшами любоваться!
   - Прошу вас, месье печник, вы, пожалуйста, не обижайтесь на то, что мне приходится перечить вам, но... Горе у меня, не могу я идти на бал!
   - Да что вы всё "не обижайтесь! да "не обижайтесь"? Заладили!
   Верочка громко разрыдалась. Печник склонился над ней, чтобы утешить.
   - Рыдаешь-то чего, кроха? Какое горе у тебя, ась?
   Верочка достала платок, высморкалась, вытерла слёзы.
   - Я ведь вам уже сказала: пропала моя лучшая подруга Шурочка Воронина!
   - Вот незадача! А чем я могу помочь?
   - Понимаете, она, скорей всего, так и осталась в том флигеле, где была заперта позапрошлой ночью - в наказание за кражу горбушки хлеба на кухне...
   - Откуда такие сведения?
   - Это всем уже известно! А ваши коллеги, месье дворник и месье косарь, вероятно, не очень тщательно искали, вот и не нашли её...
   Печник и Верочка беседовали без свидетелей, но Верочка постепенно всё равно перешла на шёпот.
   - Я больше чем уверена, что Шурочка теперь живёт в чулане и терпит страшные лишения!
   - Как я понял, ей ещё страшнее попасть в руки разъярённых бонн, и она продолжает прятаться?
   - Вы всё правильно понимаете, месье печник!
   Она озирнулась по сторонам.
   - Какое счастье, что нас никто не видит и не слышит!
   - Сам удивляюсь! Чтобы в эту пору - и не души не было в коридоре...
   - Вот видите! Сам Бог желает нам помочь! Не откажите мне в любезности, помогите!
   Печник перестал потягиваться и чесаться, даже посерьёзнел с лица.
   - Что ж... Говорите свою просьбу, мадмуазель, а то и впрямь Боженька разгневается на нас за медлительность и нашлёт сюда ненужных свидетелей!
   Верочкины глазки в одну секунду высохли.
   - Вам необходимо взять у месье дворника ключи от чулана и более тщательно обыскать его! Желательно ночью! Пока никто не видит!
   - Хорошо-с! Как скажете, мадмуазель! Ключи от чулана у меня и свои имеются. Выполню, пожалуй, ваше поручение, только не плачьте, умоляю, а то у меня сердце разрывается от ваших слёз!
 
   29.
   Печник и Верочка вовремя закончили шептаться, ибо в тот же миг в коридоре показались Верочкины однокашницы - Любочка и Лидочка. Печник снова был удивлён.
   - А вы зачем прибежали, а? Тоже подругу ищете?
   - Да! Ищем! Вот она!
   - Вот же она!
   Лидочка и Любочка указали пальцами на Верочку. Та нахмурилась.
   - Что вы тут ищете?
   - А ты зачем тут? Мы же договаривались, что ты после уроков будешь вместе с нами платье примерять!
   - Без меня вы уже ничего не можете сделать?
   - Без тебя нам скучно!
   - Кроме того, ты, наверное, забыла, что обещала Лидочке свой второй корсет!
   Верочка пожала плечиками.
   - Честно говоря, уже не помню!
   - Обещала-обещала! Не уворачивайся!
   Печник устал от щебетания.
   - Мадмуазели, умоляю, ступайте-ка в свои покои! Нам, печникам, про корсеты слушать не пристало!
   Лидочка и Любочка обрадовались.
   - Правильно! Верочка, пойдём, вот и месье печник тебя просит - просто умоляет!
   Верочка кивнула.
   - Хорошо. Идите первыми, а я вас догоню...
   Лидочка и Любочка умчались. Печник обрадовался - не то слово!
   - И вы бежали бы за ними, мадмуазель, а дело наше с вами, думаю, потерпит...
   Верочка опять чуть не расплакалась.
   - Прошу вас, не гоните меня пока я не сказала вам главного! Если вам неудобно долго с ученицами в коридоре беседовать, то я лишь парочку словечек вам ещё скажу!
   - Валяйте!
   - Я думаю, вернее, я вполне уверена, что Шурочка страшно голодает...
   - Хорошо! Прямо сейчас возьму буханку хлеба, которая у меня со вчера припасена, и отнесу ей!
   - Только тотчас же отнесите, прошу вас! Вдруг она уже при смерти!
   - Не волнуйтесь, мадмуазель, всё будет исполнено так, как вы изволили приказать! А сейчас - бегите к своим товаркам!
   - Уже бегу!
   Верочка убежала, а добродушный печник и не думал обманывать - через несколько минут он с видом заговорщика уже крался к двери чулана. Отпереть новый замок новым же ключом не составило труда.
 
   30.
   Печник был уверен, что за ним никто не следит. Однако Верочка не сразу пошла в дортуар - поглазела немножко из окна первого этажа. Лишь убедившись, что её не обманули, отправилась на примерку платья.
   Глубокой ночью Верочка, Лидочка и Любочка, перешёптываясь, по очереди, на цыпочках подходили к окнам. Они там дежурили ещё с вечера.
   - Ну, и где он, твой печник? - спросила Лидочка.
   - Да! Почему он до сих пор не вышел? - негодовала Любочка.
   Верочка приложила палец к губам.
   - Тс-с-с!
   Поздно! Бонна проснулась и приподнялась на локте.
   - Это что там за собрание у окна?!
   - Мы услышали крики со двора...
   - Какие ещё крики? Почему я ничего не слышала?
   Девочки не сдавались.
   - Вы ведь крепко спали!
   - Там были два голоса - мужской и женский!
   - Не лгите! Никого там нет и быть не может! Сторожа работают исправно! Ложитесь немедленно!
   - Уи, мадам!
   Верочка, Лидочка и Любочка запрыгнули в койки. Бонна, однако, решила ещё немного поговорить:
   - И чтобы до утра - ни единого слова! В противном случае я доложу о вашем поведении мадам директрисе, и она запретит вам идти смотреть, как готовятся к балу старшие ученицы!
   Любочке захотелось использовать ситуацию:
   - А когда нам можно будет на бал идти? У нас есть вполне подходящие платья, мы их даже уже примеряли!
   Тут уж бонна вскочила, по обыкновению включила свет, удивлённо уставилась на девочек, переводя взгляд с одной на другую.
   - Откуда у вас бальные платья в столь юном возрасте
   - Верочкина мама нам всем троим купила и привезла!
   Верочка поспешила с пояснениями:
   - Моя старшая сестра выросла из своих платьев - вот мама и решила привезти мне их!
   Реакция бонны. как и всегда, была яростной:
   - Что вы позволяете себе, мадмуазель Пирогова? К чему такое попрошайничество и... захребетничество? Вы попросили мать привезти вам дополнительные платья, помимо формы, я правильно поняла?
   Лидочка вступилась за подругу.
   - Она не виновата! Её мама сама считает, что нам иногда не мешало бы...
   - Что "не мешало бы"? Пощеголять в чьих-то обносках вместо формы? В следующий раз, когда ваша мать, мадмуазель Пирогова, приедет к вам с визитом, отдайте ей всё лишнее, что не имеет отношения к учёбе! Сообщите мне, когда она приедет, я с ней лично переговорю!
   Девочки оторопели.
   - Уи, мадам...
 
   31.
   Той ночью не спалось не только девочкам. Архип тоже не мог сомкнуть глаз, как ни старался заснуть. И не только по причине неудачного разговора со следователем. Его, как и трёх маленьких "кофейниц", беспокоила судьба истопника. Дворник тоже наблюдал за проникновением печника в чулан, а не только лишь Верочка. Кому поплакаться взрослому мужчине среди ночи? Жалостливой директрисе, приглашавшей его в гости "в любое время"?
   Архип встал с койки, включил свет, благо временно проживал в комнате один, без напарника - тот был в отпуске, уехал к родне в деревню.
   Подойдя к зеркалу, дворник детально изучил свою внешность. Может, и правы сплетники: кое-что нашла в нём директриса, вид солидный и ещё не старый. В бороде седины мало, бровь - могучим крылом... Ждёт ли его такая дама именно в этот час? Эх, была - не была...
   С огромным удивлением и трепетом сердечным дворник выяснил, буквально через пять минут, что его... ждали!
   - Ну, наконец-то, скромник вы наш...
   Сам не зная почему, Архип пал на колени - прямо посреди директорского кабинета. И это было лишь начало!
   Продолжение имело место, как и положено, в секретной комнате, где на ту пору, по обыкновению, шикарная постель была расстелена - прямо на полу, на нескольких пухлых матрацах, сложенных стопкой, а крошечный стол-бюро, который днём превращался в рабочее место следователя, был ещё раньше отправлен в кабинет - рабочее место директрисы. Зелёная лампа "солдатушки" находилась там же, в официальном кабинете мадам, на её рабочем столе...
   Не мудрено, что позднее утро застало вышеупомянутую мебель и ламповый инвентарь всё на тех же, не вполне официальных местах. И не мудрено, что директриса, в кои-то веки проспала начало рабочего дня.
   И всё бы ничего, кабы "солдатушка", безумный и чересчур усердный следователь не начал барабанить в дверь...
   Как ни старалась привести себя в порядок дама, как ни мечталось ей, чтобы Архип голубем улетел в окно, однако правда жизни выдалась суровой: следователь их обоих понял, а их действия истолковал по-своему.
   Архип, как ни странно, держался солидно - не трясся и уже не падал на колени. Возомнил себя крепким фаворитом? Возомнил бы, несомненно возомнил бы, как и каждый крепкий мужик на его месте, если бы... Кабы не следователь. Зверь! Покидая кабинет мадам, как ему казалось - навсегда, дворник явственно услышал:
   - Теперь понятно, уважаемая госпожа директриса, почему вы так старались возложить всю вину на мадам Курятникову...
 
   32.
   Сильно горевал Архип, несказанно мучился. И что больней всего: тут уж пожаловаться было совершенно некому, ведь сторожам и косарям об играх с директрисой не поведаешь...
   И долго бы он мучился, долго бы страдал, и в итоге, может быть, таки попал бы в казематы. Но!.. Не судьба ему была идти в тюрьму.
   Всё дело в том, что за телодвижениями печника, а также прочей челяди, а также за хулиганскими выходками бонн, равно как и за их страданиями, следил ещё один человек. И то была не Верочка. Неусыпнейше бдел за абсолютно всеми событиями в институте не кто иной, как тайный граф Пётр Скобелев - когдатошний помещицкий Пётр Болотников.
   Одному человеку следить за персоналом в несколько десятков единиц чрезвычайно трудно. А делать какие-либо важные дела в таких условиях - невыносимо тяжело. Здесь непременно нужен союзник. А то и два.
   Насчёт первого союзника графу давно сталоло ясно: сквернословящий и вечно пьяный учитель химии за деньги мать родную продаст и перезаложит в ломбарде.
   Но одного химика было мало. Требовался человек трезвы, порядочный, не очень грамотный, но кое в чём имеющий соображение. "Зело провинившийся" дворник был самое то.
   Пронаблюдав, как Архип с трагическим лицом покинул царственные кабинеты, пётр Сергеевич метнулся к нему.
   - Знаю твоё горе, братец, можешь не рассказывать, - завёл свою хитрую песню новичок-чернорабочий. - Дай-ка мне твой ключик от чулана... Остальных ключей не надо, оставь при себе. Я тебя выручу, обещаю - завтра же будешь весел и пьян. Но и ты обещай мне подмогу в поиске невесты, страсть как хочу жениться на благородной...
   Сия нехитрая просьба была тотчас же удовлетворена, необходимые обещания спешно даны.
 
   33.
   Несмотря на неприятную утреннюю встречу со следователем, а также на готовившиеся неприятности, директриса, как и её новый фаворит, Архип, сохраняла полное душевное спокойствие. Во-первых, законник застал их с дворником одетыми и совершенно не оправдывающимися. Во-вторых, его пафосное отбытие "на три дня, для подготовки материалов в суд" ещё ни о чём не говорило - может быть, страж Фемиды и не врал, может быть, то была давно запланированная отлучка.
   Чем далее, тем веселее становилось на сердце у директрисы. Пускай сначала что-нибудь докажет этот... Крючкотворец! Может быть, они с Архипом обсуждали пропажу девочки - при закрытых дверях, как и подобает в таких случаях. Так и было сказано следователю. А он не нашёл ничего лучшего, как назначить хозяйку заведения своей временной заместительницей - на все эти три дня.
   Следующий же день своего так называемого дежурства директриса ознаменовала двойной встречей с дворником, опять же при закрытых дверях, а также двойной дозой шампанского. Искренне влюблённой женщине многое дозволено, особенно когда она искренне одинока. Получив неограниченную возможность плакаться и жаловаться на жизнь, да ещё в такой рыцарской компании, когда ни слова возражения, одно сочувствие, мадам директорша практически утратила самоконтроль - в хорошем смысле этого слова. Говоря простецким языком - потеряла голову. Отсюда и храбрость, и нарочитая бравада и... Да что там! Почти каждый такое испытал, если он не прирождённая сволочь.
   Помимо всего прочего, счастье директрисы укреплялось сознанием того, что, как это ни странно, именно на сей раз, об утреннем конфузе было известно только следователю. Когда "солдатушка" барабанил в дверь, никого в коридоре не было.
   У директрисы-то был праздник, а вот у обвиняемой мегеры...
   Тут победоносица не преминула съязвить.
   - Вид ваш сделался менее геройским, нежели пару дней назад. Отчего такие резкие метаморфозы?
   - Вы уж простите меня, ради всего святого, госпожа директриса! Я не хотела вам дерзить, просто нервы уже на исходе в последнее время, боюсь...
   - Итак, чего вы боитесь?
   - Что не выдержу всего этого, ой, не выдержу!
   Она зашлась рыданиями.
   - Ну, меня-то вам бояться нечего! - сказала хозяйка института. - Покамест я провожу дознание, на правах главы заведения. А вот когда через несколько дней снова появится следователь...
   - Что тогда будет?
   - Вы должны хорошенько подготовиться к очередной встрече с ним, к обстоятельной беседе и к даче достоверных показаний.
   - Я давно готова! Расскажу всю правду, ничего не скрывая! Впрочем, как и в прошлый раз...
   Директрисе сделалось любопытно.
   - И что же вы намереваетесь ему сказать?
   - Всю правду!
   - Например?
   - Всю неприкрытую правду о том, как этот изверг, этот вандал, этот свирепый дворник... как его бишь...
   - Архип!
   - Вот-вот! Я расскажу господину следователю всю правду про этого мужлана, невоспитанного медведя... Который, ко всему прочему, позволял себе сальности в мой адрес, облапывал меня и дружков своих к таким действиям подзуживал!
   Директриса нахмурилась, с тяжёлым вздохом встала, начала мерять шагами кабинет.
   - Как видите, я не напрасно вызвала вас для предварительной беседы! Отнюдь не напрасно! Отнюдь!
   - Думаете?
   - Не просто думаю - уверена!
   - Значит... Я на правильном пути?
   - Увольте - я так не сказала!
   - Тогда... Что же? Что в моих будущих показаниях ошибочно?
   - Всё! Решительно всё!
   - Не может быть! Вы меня разыгрываете!
   Директриса прекратила курсировать кабинетом, остановилась в зловещей позе, смерила дежурную даму презрительным взглядом.
   - Это вы нас всех решили тут разыграть, милейшая!
   - Позвольте! Как же?
   - Дай вам волю, полную свободу, вы сознательно заведёте следствие в тупик и при этом сделаете мину, будто действуете в интересах, по меньшей мере, половины человечества!
   - Именно! Что здесь не так?! Любое зло должно быть наказано!
   - Тогда скажите, в ком в данном случае вы усматриваете зло?
   - В дворнике! Его злобная фигура давно всех пугает! И страшит!
   - Вы хотя бы раз заметили проявления ненависти с его стороны?
   - О, да! По отношению ко мне - неоднократно!
   - Сейчас речь вовсе не о вас, а о пропавшей девочке! Об Александре Ворониной!
   - Ну, да... И к девочкам... То есть, я хотела сказать, к воспитанницам, он тоже...
   - Что?
   - Проявлял крайнее недоброжелательство...
   - В чём это выражалось?
   - Точно не помню... Спросите кого-нибудь другого, кого угодно...
   - Уже спрашивала! Я опросила большое множество наших преподавателей, да и прислуга не была в этом смысле обойдена вниманием...
   Директриса взяла пачку бумаг, швырнула их под нос дежурной даме.
   - Вот письменные свидетельства почти всех ваших сослуживцев!
   - И что в них?
   - Крайне неприятные для вас признания!
   - А именно?
   - Почти все господа, работающие в нашем учреждении, в один голос утверждают, что недоброжелательство по отношению к ученицам всегда происходило именно с вашей стороны!
 
   34
   В ту самую минуту Верочка, Лидочка и Любочка на цыпочках подходили к кабинету директрисы. Лидочка приложила ухо к замочной скважине.
   - Долго же мадам терзает эту пьяницу!
   - Будь моя воля - я бы её замучила насмерть! - сказала Любочка.
   - Фи, какие вы кровожадные! Нельзя же так! - возмутилась Верочка.
   Её подружки тоже возмутились.
   - А запирать в чулане маленьких девочек - это не кровожадно?
   - Будь моя воля - я бы её задушила! Вкупе с нашей храпуньей-бонной!
   Дверь кабинета директрисы резко отворилась, из неё выскочила заплаканная дежурная дама, невидящим взглядом обвела коридор и бегом устремилась к лестнице.
   - Ой, гляньте-ка! Мегера наша плачет! - воскликнула Любочка.
   Верочка сочувственно произнесла:
   - Вот видите? А вы хотели её удушить!
   Её подружки расхохотались.
   - А кто сказал, что мы передумали?
   - Лично я её не престану ненавидеть, пока наша бедная Шурочка не сыщется!
   Дверь кабинета директрисы снова отворилась. На этот раз вышла сама директриса. Заметив Верочку, Лидочку и Любочку, она расплылась в улыбке.
   - Вот вы где, мои хорошие! Только вызвала, а вы уже примчались. Молодцы! Входите!
 
   35.
   В кабинете девочкам сделалось ещё веселее, они принялись разглядывать интересные вещички, находившиеся на рабочем столе мадам. Та мягко перевела их внимание в нужное русло.
   - Ну, мои хорошие, рассказывайте мне всё, что знаете!
   - С удовольствием расскажем всё про эту пьяницу! - воскликнула Лидочка.
   Директриса нахмурилась, но "по-доброму".
   - Не надо так выражаться, откуда у вас такие словечки?
   Верочка тоже нахмурилась "по-доброму", постаралась сделать похожее личико.
   - Госпожа директриса, я их всё время одёргиваю, а они слушаться не хотят!
   - Молодец! Ты у нас кто?
   - Вера Пирогова!
   Директриса достала журнал, сделала запись.
   - А подруги твои?
   Верочка скомандовала:
   - Девочки, живо свои имена!
   - Лидия Мышкина!
   - Любовь Иванова!
   Директриса улыбнулась.
   - Ага! Значит, передо мной стоят Верочка, Лидочка и Любочка!
   Верочка вздрогнула.
   - Ой! Вы сказали "Ага"?!
   - Да! А что?
   - Хорошо, что наша бонна, наша мадам воспитательница вас не слышала! Надо говорить: "Уи, мадам"!
   - А если бы она меня услышала?
   - Вам пришлось бы каждый вечер перед сном десять раз повторять: "Уи, мадам"!
   Директриса от хохота даже за сердце схватилась.
   - Ну-ка, ну-ка! Повеселите меня ещё немножко! Давно я так не смеялась! Стало быть, "Уи, мадам!" - это что-то вроде страшного наказания?
   Верочка кивнула.
   - Да! Нас так наказывают почти каждый вечер, а когда мы ночью шепчемся, обещают никогда в жизни не отправлять на бал!
   - А у нас платья красивые есть! - воскликнула Лидочка.
   - И китовые корсеты! - добавила Любочка. - Нам их Верочкина мама привезла!
   Директриса снова улыбнулась.
   - На бал вам ещё рановато идти, да и о дорогих корсетах думать рано, что же касается глупых наказаний - я обязательно поговорю о них с вашей бонной!
   - И о корсетах поговорите, умоляю! - попросила Лидочка. - У нас от новых деревянных корсетов на теле синяки! Хотите, покажу?
   Он сделала попытку расстегнуть платье.
   - Не нужно, милочка, я тебе верю!
   Лицо хозяйки института посерьёзнело.
   - К сожалению, дешевизна корсетов - вынужденная мера. На то есть указание свыше! В стране сейчас тяжёлая ситуация, поэтому необходимо экономить...
   - Экономить? Это как? - спросила Любочка.
   - Рекомендую вам носить свои корсеты аккуратнее, - сказала директриса, - чтобы они не ломались - вот и всё! Лишь только у меня появится возможность, я прикажу заменить деревянные корсеты на металлические - с гибкими спицами!
   - Но ведь и те часто ломаются! - сказала Лидочка. - А Верочкина мама, наверное, ещё не слышала про экономию в стране, так как привезла нам, всем троим, корсеты и китового уса...
   - Не троим, а четверым, возразила Любочка. - Четвёртый был на Шурочкину долю!
   Стало видно, что директрисе неприятны такие речи.
   - С Верочкиной мамой я поговорю...
   - Только не очень сильно ругайте её, - взмолилась Верочка. - Мама, скорей всего, совсем не слышала про экономию!
 
   36.
   Устав любезничать и шутить, директриса напустила на себя весьма серьёзный вид.
   - Когда состоится ваша следующая встреча с мамой, мадмуазель Пирогова?
   - Через три месяца! На Рождество!
   - Не через три, а через три с половиной! - вмешалась Любочка.
   Директриса вновь подобрела с виду.
   - С Верочкиной мамой я поговорю так, что она ни в коем случае не обидится...
   Верочка даже подпрыгнула от счастья.
   - Благодарю вас!
   - Девочки, - совсем уже серьёзным тоном сказала высокая начальница. - Меня сейчас волнует совершенно другое - судьба вашей подруги... Александра Воронина, ваша подруга, была достойным человеком и примерной ученицей..
   - Была?! - ужаснулась Верочка.
   - Простите, я оговорилась! Конечно же, она где-то есть, я ни минуты не сомневаюсь в том, что она жива, но люди, причинившие ей зло, должны быть наказаны! Непременно должны быть наказаны! И вы поможете мне в разоблачении преступников, надеюсь...
   - Охотно! - сказала Любочка. - Что мы должны делать?
   Директриса матерински улыбнулась, подошла к ним и поцеловала каждую. Затем она указала им на узенькую, но длинную гостевую кушетку.
   - Для начала - присядьте! А моя горничная принесёт вам чаю и пирожных! Вы ведь любите пирожные?
   - Обожаем! - сказала Лидочка. - Верочкина мама привозила нам пирожные!
   - Ага! Три месяца назад! - подтвердила Любочка.
   Директриса снова растрогалась не на шутку.
   - Да благословит Господь Верочкину маму и всех, кто помогает ближнему своему! К сожалению, государственная казна истощена непрерывными войнами - у России слишком много неприятелей! Но такие щедрые люди, как Верочкина мама, не дадут нам всем впасть в уныние! Да Благословит Господь всех добрых людей! Да не оскудеет рука дающего!
   Она позвонила в колокольчик. В дверь заглянула горничная Настя.
   - Принеси-ка ты нам, милая моя, пирожных из моего... Из неприкосновенного запаса института!
   Настя сильно удивилась.
   - Для кого?!
   - Для сих достойных учениц! Они заслуживают самого лучшего угощения! Ну, и я вместе с ними полакомлюсь, раз уж выдалась такая... счастливая оказия!
   Директриса подмигнула горничной. Та, фальшиво улыбнувшись, поклонилась.
   - Слушаюсь, госпожа директриса!
   - И чайку бы нам - послаще, да не очень крепкого!
   - Будет исполнено, госпожа директриса!
   Настя покинула кабинет. Её начальница стала перекладывать бумаги, освобождая место на столе для чашек с блюдцами.
   - Нынче чаю даже выпить некогда, да и не с кем... Столько разных дел!
   Она весьма театрально вздохнула.
   - Были бы дела приятные, а то сплошные недоразумения! Одна отрада - чайку испить в приятной компании... Я ведь тоже приятна вам, барышни, да?
   - Очень! - воскликнула Верочка. - Если бы все наши бонны были такими как вы!
   - Спасибо, родная! - ещё раз поцеловала её директриса.
   Тут и горничная подоспела - со свежезаваренным чаем. Начальница похвалила её:
   - Вот ещё один наш светлый образ! Побольше бы нам с вами таких добрых и обходительных людей среди обслуги!..
   Верочка, Лидочка и Любочка радостно кивнули. Директриса объявила:
   - А теперь - к делу!
   Долгожданное чаепитие началось.
   - Расскажите мне, мои хорошие: что вы видели в последнее время? - спросила директриса, предварительно откушав чаю с пирожными. Блюдца и чашки девочек тоже были пусты, настало время приятных откровений.
   Верочка, Лидочка и Любочка переглянулись.
   - Я видела призрак Шурочки! - сказала Верочка. - Ночью! Она сначала превращалась в розовую ворону, а потом превратилась в себя и...
   - И?
   - И пошла гулять по коридорам...
   Директриса поморщилась, сделала останавливающий знак рукой.
   - Об этом я достаточно наслышана, довольно! Меня интересует поведение наших бонн, в частности - той дежурной дамы, которая заперла Шурочку в чулане!
   Верочка разочарованно вздохнула.
   - Ах, это... Мадам Курятникову очень часто видят пьяной... Так говорят... Но я этого никогда за ней не замечала...
   - Ещё что?
   - Она частенько бывает у доктора! - пискнула Лидочка.
   - Нехорошая болезнь? Тогда я её уволю! Незамедлительно!
   Любочка внесла уточнение.
   - Насчёт болезни мы ничего не слышали, но старшие ученицы твердят, будто бы она каждый день подолгу просиживает у врача в кабинете и шушукается с ним!
   - А ещё они вместе хохочут! - добавила Лидочка. - Громко! Не заботясь о том, слышат ли их окружающие!
   Директриса подняла брови.
   - Неужели пьют казённый спирт? Я так и знала! Мне и раньше подобное докладывали... Как это я сразу не догадалась уволить хотя бы одного из них!
   Верочка точно так же подняла брови, вышло очень похоже.
   - Вы полагаете... что доктор поит дежурную даму спиртом?!
   - Я полагаю, они с доктором не только пьют в рабочее время, но и сплетничают на мой счёт, интриги строят! Уволю обоих!
   И Любочка подняла бровки, ей тоже захотелось быть как директриса.
   - Простите, а что такое "интриги"?
 
 
   37.
   На дворе размахивал метлой в стельку пьяный дворник, привыкший скорее к водке, чем к шампанскому. А уж чтобы смешивать эти напитки...
   - Месье Архип! - подбежала к нему взволнованная Лидочка.
   - Что привело тебя ко мне, кроха? - стараясь не икать и не дышать на девочку, спросил усердный подметальщик.
   - Госпожа директриса зовёт вас к себе!
   - Снова зовёт? - Архип бросил метлу, дрожащими руками застегнул новую атласную жилетку, комично сочетавшуюся с дворницким жупаном. - Я ведь был сегодня у неё... Целых два раза!
   - Она сказала, что дело весьма спешное!
   - Так она сказала?
   - Именно так!
   - Чудеса...
   Дворник стал раскачиваться из стороны в сторону, напевая старинную мелодию. Ни грустную, ни весёлую. Из-за чего нельзя было понять, хорошо ему или плохо.
   - Месье Архип! Вы меня слышите?
   - Ась?!
   - Смотрите на меня!
   - Смотрю, а как же!
   - Позвольте мне взять вас за руку и отвести на второй этаж - в кабинет госпожи директрисы!
   - Зачем?
   - Точно не знаю, но... Вам непременно нужно тотчас же идти к ней!!
   Архип вздохнул, сделал пару шагов в направлении главного входа в здание института. Лидочка цепко ухватила его за рукав.
   - Давайте я вам помогу, месье Архип! Без меня вы можете заблудиться...
   - Ангел! Чистый ангел!
   - Мерси за комплиман...
   Когда пьяный Архип, сопровождаемый Лидочкой, в третий раз явился по вызову, директриса сидела за своим рабочим столом.
   - Госпожа директриса, я привела месье Архипа - как вы просили! - отрапортовала Лидочка.
   - Благодарю, милая! А сейчас оставь нас одних, пожалуйста!
   - Слушаюсь, госпожа директриса!
   Лидочка вышла, плотно закрыв за собой дверь. Архип смотрел ей в след с нескрываемым восторгом.
   - Ангел! Сущий ангел!
   Директриса встала из-за стола, подошла к нему.
   - Вижу, ангел мой, ты утомлён...
   - Нисколечко! - дворник жадно приник к широкому декольте.
   Директриса вспомнила, что дверь не на замке, пугливо высвободилась, предварительно чмокнув пассию в висок - так же пугливо.
   - Посиди немного в одиночестве, я сейчас вернусь!
   Она вышла из кабинета, повернула ключ в скважине, а сверху скважину занавесила табличкой: "Не беспокоить".
   В коридоре хозяйка заведения поискала кого-то взглядом. Через пару секунд со стороны лестницы к ней подбежала Верочка.
   - Мадам, доктор у себя!
   - В гордом одиночестве?
   - Не знаю, я просто слышала, как изнутри повернулся ключ.
   - Благодарю, можешь быть свободна...
 
   38.
   Директриса быстрой походкой направилась к лестнице, спустилась на первый этаж и уже через минуту стучалась в дверь с надписью "Доктор".
   Доктор открыл не сразу.
   - Не ждали?
   - Признаться - нет...
   - Вы чем-то серьёзным заняты в данный момент?
   - Как вам сказать... Текущие дела, которые вам вряд ли интересны...
   - Но, тем не менее, вы разрешите мне войти, не так ли?
   - Не знаю, что и ответить... У меня в данный момент спиртовая дезинфекция проходит - пары ещё не выветрились!
   Директриса повела ноздрями.
   - Чувствуется! Могли бы и не сообщать мне эту новость!
   - Прошу вас прийти через какое-то время, мне, право, жаль ваших лёгких...
   - Скорее уж - нервов! Я не ошиблась?
   Отодвинув доктора, хозяйка заведения проникла в медицинский кабинет.
   - Ну, приглашайте же меня присесть! Или спиртовые запахи временно отбили у вас охоту ухаживать за дамами?
   Доктор повиновался - придвинул стул. Но гостья не собиралась присаживаться. Она снова принюхалась.
   - Простите, уважаемый господин лекарь, но, похоже, я вас недооценила!
   - В каком смысле?
   - В смысле прекрасного пола...
   - Не понимаю!
   - К вашему глубокому сожалению, невзирая на спиртовую атаку, мой нос оказался способен различать и другие запахи...
   - Какие же?
   - Ну, например, ароматы чужих духов...
   Улыбка на лице директрисы сделалась шире. Она кивнула на ширму, стоявшую в углу. Из-за ширмы торчала часть медицинской кушетки.
   - У вас, как я погляжу, произошли большие перемены в обстановке! Даже кушетка появилась! И ширма! Всё это за казённый счёт, как я понимаю? Кто распорядился оплатить эти расходы?!
   Врач изо всех сил пытался казаться удивлённым.
   - Неужели вас так сильно взволновало появление маленькой смотровой кушетки в кабинете врача? По-моему, это вполне естественно! А вот отсутствие её до сей поры, бросавшееся в глаза всем и каждому, нельзя было назвать естественным!
   - Меня волнует не так кушетка, как особа, которая в данный момент может на ней находиться...
   Директриса подошла к ширме и, как бы случайно, толкнула её. Та меделенно завалилась, обнажив пикантную картину: на кушетке, свернувшись калачиком, одетая в своё обычное платье, спала Курятникова.
   Директриса всплеснула руками.
   - Ах! Так вот откуда шёл этот непревзойдённый аромат, победить который не удалось даже целой бутыли чистого медицинского спирта! Более мерзких духов мне в жизни нюхать не приходилось! Дешёвка! Впрочем, как и её хозяйка...
   Госпожа Курятникова, наконец, проснулась, с испуганным видом уселась на кушетке, стала тереть глаза. Затем бросилась застёгивать полурасстёгнутый верх платья.
   - Не прикрывайтесь, милочка, не надо! Помните: в глубоком декольте намного больше шарма, нежели в мелком... Правда, доктор?
   Директриса подмигнула медику, тот нервно закурил.
   - А вот курение никого ещё не красило, - сказала директриса, - да и вреда от него больше, чем от мимолётного дружеского соития! Не вам ли это лучше знать, господин доктор?
   Дежурная дама пулей выскочила из кабинета, оставив дверь распахнутой. Директриса расхохоталась ей вслед.
   - Что же вы так стремительно нас покидаете?! Остановитесь! Мы ведь ещё толком и не поговорили!
   Доктор не выдержал.
   - Вольно вам потешаться над слабыми людьми, мадам...
   - Это она-то слабая, эта лошадь?!
   - Но ведь вам давно известно о её пристрастии?
   - Впервые слышу, что у этой кислой мумии есть пристрастия!
   - Неужто ваши осведомители вас не просветили?
   - "Осведомители"?! У нас тут не полицейский участок! И не охранка! Какие у меня могут быть осведомители?
   - Извините, если чем обидел...
   Директриса призадумалась.
   - Ах, да! Осведомители! А ведь вы правы - они у меня есть!
   Доктор вздохнул с видимым облегчением.
   - Вот видите! Если хорошенько подумать и вспомнить...
   - Вот-вот! Я тут как раз подумала и вспомнила! Ко мне недавно приходили целых трое осведомителей!
   - Трое?
   - Вернее, то были не осведомители, а осведомительницы. Восьмилетки из числа "кофейниц"...
   - Вот как? И что же они вам... сообщили?
   - Весьма неприятные вещи, весьма! И весьма недетские...
   - И что же ваши юные разведчицы, эти героини, донесли вам?
   - С их помощью я ничего особенного не узнала, услышала лишь то, о чём давно догадывалась...
   - О чём именно?
   - О ваших постоянных шушуканьях в этом кабинете и о том, что некоторые дамы выходят от вас пьяными...
   - Это ещё доказать надо!
   - Доказать сие - не проблема, ибо в свидетелях недостатка нет.
   Доктор пошёл к окну, отворил его.
   - Думайте, что угодно, только я ни в каких заговорах против вас не замешан...
   Директриса усмехнулась.
   - Хорошо! Допустим, я не совсем здорова психически и у меня врождённая мания преследования, допустим! Допустим, тема заговора не имеет под собой никаких оснований, но... Есть и другие темы, имеются и более серьёзные вопросы к вам, нежели вопросы моей личной безопасности!
   - Какие же?
   - Существуют ещё и вопросы морали! Вы работаете в женском заведении, и тот факт, что даже маленькие девочки, вольно или невольно, посвящены в ваши шашни с мадам Курятниковой, а также знают о её "вполне естественном" пристрастии к бутылке, уже за одно это вас обоих стоило бы уволить!
   - Как хотите... За то мизерное жалование, которое мне здесь платят...
   Директриса взялась за ручку двери.
   - Моё дело вас предупредить! Это самое последнее предупреждение вам и вашей... даме сердца!
   - Как угодно!..
 
   39.
   Шёл всего лишь первый день неофициального дежурства директрисы на посту следователя, а сколько жертв! Курятникова в пьяной истерике, дворник просто пьян и невыспамши, а доктор...
   О докторе следовало бы упомянуть отдельно. Сия малоприметная персона, если и позволяла себе лишнее, то руководствуясь сознанием собственной защищённости. Защищённость эта равнялась полной неприкосновенности и безнаказанности, но не все про это знали.
   Доктор тоже ходил в осведомителях, но не у директрисы. Мадам занимала пост директора института не так давно - всего полгода, а посему пока не имела времени, да и желания, поинтересоваться судьбой своих предшественниц и предшественников. За последние несколько лет их сменилось немалое число, и всех их отправил в отставку именно доктор. Негласно.
   Пётр Сергеевич сначала тоже побаивался хозяйку, но когда понял всю зыбкость её положения...
   Свои наблюдения тайный граф ни в коем случае не ограничивал слежкой за боннами и дворней, и его скрупулёзность была вознаграждена. В один прекрасный день он увидел, как из кабинета доктора выходил весьма почтенный господин, а из кармана господина - по неосторожности! - торчал белый конверт.
   Через пару дней Пётр Сергеевич снова видел того господина - снова выходящим из кабинета доктора, хотя по внешним данным больным назвать его было нельзя. Да и не работал он в институте - просто захаживал, раз в неделю.
   Проследив за пациентом, бывший сын помещика Болотникова, нынешний граф Скобелев, выяснил, что от здания института тот господин бричку никогда не брал, а всегда ходил пешком, на очень большую дистанцию, конечным пунктом которой являлся Зимний дворец.
   Жаль, не мог проникнуть тайный граф в стены дворца, а то бы узнал, что там тоже имеются секретные комнаты, и не одна. Именно в такую комнату неизменно проходил с доносами почтенный господин.
   Ещё до скандала, учинённого директрисой в докторской, вышеозначенный пациент успел принести рапорт государю:
   - Директор Смольного института госпожа Верховенская злоупотребляет служебным положением...
 
 
   Часть 7 - "ДВА ЦВЕТНЫХ ПУЗЫРЬКА"
 
   1.
   Вникать в институтские интриги было просто - никто особенно не прятался. Скандалы проходили шумно, с надлежащей помпой. Вчерашние друзья делались врагами, и наоборот. Однако эта чехарда требовала времени, которым Пётр Сергеевич не располагал: капитан ограничил подготовительный период, то бишь "присмотр", двумя месяцами, в такие сроки толпу союзников не наберёшь. Пришлось остановиться на двоих: на дворнике Архипе и на учителе химии. Последний мог пригодиться и попозже, а первый - тот нужен был как можно скорее, по многим причинам, прежде всего как источник информации.
   Дабы источник забил ключом, необходимо его активизировать, то бишь взбодрить. Выручить из какой-нибудь беды, например.
   Пётр Сергеевич не зря одалживал у Архипа от чулана - его потом успешно нашли под матрацем мадам Курятниковой. Следователь, в конце концов, уверовал, что именно она устроила пропажу девочки. Мотив - беспричинная ненависть. Больше эту даму в институте не видели. Обвинена в убийстве и сокрытии тела! Не зря же она видела Шурочкину кровь на рассвете... Старинная казачья примета сбылась.
   Ну, а дворника спасло его, хоть и временное, фаворитство. Нашла-таки мадам директорша для следователя нужные слова, поверил ей "солдатушка", хоть и не сразу.
   Теоретически, фаворитство дворника могло вылезти графу боком: будь Архип похитрее да попроворнее, он вскоре сам начал бы использовать всех и вся, опираясь на властную покровительницу. Но не хватал он умных звёзд с небес, это раз. А во-вторых, покровительница и сама еле-еле удерживалась на троне. Одним словом, происков этой влюблённой пары графу опасаться было незачем.
   Итак, трудясь в поте лица, граф усиленно присматривался к девицам. Для сбора сведений, как нельзя лучше подходил именно дворник. Архип был архибеден и архисговорчив: вот где пригодились капитанские денежки!
 
   2.
   Сразу же после ареста мадам Курятниковой граф решил наведаться в хозяйственный флигель, глубокой ночью, ибо после пережитого в столице мало что могло его испугать. Спрятавшись в чулане за горой сломанных стульев и прочей хромой мебели, стал ждать.
   На колокольне Воскресенского собора, прозванного "Смольным", пробило полночь. Звук колокола был необычайно тихим. Или почудилось, что звонят?
   Вдруг в дальнем углу возникло неяркое свечение. В нём обозначился силуэт большого шифоньера с зеркалом во всю дверь. Только Пётр Сергеевич собрался подойти поближе, как из шкафа выскочила барышня в розовом платье, не худая и бледнолицая, как смолянки, а что называется, "в самом соку" - шикарная длинноволосая блондинка. Правда, несколько прозрачная: сквозь неё можно было видеть все предметы. "Уж эту-то кормят хорошо! Только что она здесь делает? И почему сквозь неё можно смотреть, как сквозь розовые очки?!"
   Таинственная барышня шутливо хлопнула себя по лбу и ланью запрыгнула в шкаф. Тут только граф сообразил, что никакую дверцу она не открывала: туда-обратно шастала через зеркало!
   Девица, между тем, снова появилась, на этот раз с большим мешком. Отправив зеркалу воздушный поцелуй, она произнесла:
   - Спасибо, маменька!
   Пётр Сергеевич наблюдал с восторгом, как розовое привидение тащило к выходу мешок. Который не всякий грузчик согласился бы взять на спину!
   Неожиданно, у самой двери, девица остановилась, бросила мешок на пол и снова хлопнула себя по лбу. Что ещё она забыла сделать? Её платье было с пояском, на пояске - букетик, а под букетиком притаились две бутылочки: зелёная и красная, обе на серебряных цепочках. Глотнув из красненького пузырька, барышня вдруг перестала быть прозрачной, приобрела вполне плотский вид. Затем она снова взвалила мешок на плечи и, наконец, покинула флигель.
   Пётр Сергеевич подкрался к шкафу. Тот оказался пуст! Надо было срочно проследить за "маменькиной дочкой", пока та где-нибудь не спряталась.
   А девица и не собиралась прятаться. Стояла посреди двора в лунном свете, как розовая фея или сошедший на землю ангел, и вертела головой, словно бы ища кого-то. Мешок лежал на земле чуть поодаль.
   - Скажите, - обратилась она к графу, - вы работаете при этом монастыре?
   - Так точно-с...
   Пётр Сергеевич облегчённо вздохнул. Барышня-призрак не догадалась, откуда он вышел, а значит, не почувствовала слежки. "Хоть и потусторонняя она гостья, а элементарного чутья не имеет! - подумалось графу. - Стало быть... её сверхъестественные таланты испаряются, лишь только она отхлебнёт из красного пузырька!.. А зелёное снадобье? Нешто имеет обратное действие? А иначе как ей возвращаться к маменьке..."
   Осталось выведать, насколько барышня внушаема. Граф направил на неё своё магическое око. Подействовало! Феюшка зарделась, покачнулась, схватилась за его плечо - чтобы не упасть. Дыхание сделалось прерывистым и шумным, отнюдь не ангельским.
 
   3.
   Хотя Пётр Сергеевич и усвоил болотную теорию, ещё там, в деревне, от колдуньи, однако же, не сразу сообразил, что та барышня, должно быть, тоже болотнянка. Ведь Санкт-Петербург расположен на топях! И все его призраки, смущающие жителей дворцов и бедных подвалов, все как есть, болотного происхождения. А коли обрела плоть девица, стало быть, она, так же как и граф с Авдотьей, послана к людям на поиски счастья... Бог в помощь! Не так-то легко найти истинное счастье среди насельников безумного и алчного мирка.
   - Как зовут вас, юноша? - спросила розовая фея-ангел.
   - Неважно, я чернорабочий, нам запрещено знакомиться. А вот касательно монастыря, считаю своим долгом внести ясность: это не монастырь, сударыня...
   - Ха! А что же?
   - Это школа для девиц.
   Пётр Сергеевич хотел добавить: "казарменного типа", но сдержался. Дабы не спугнуть неведомую птицу, прибывшую в Смольный из более благополучного болота, чем его родное. Если в то место можно возвращаться, то оно куда более таинственное, чем все известные ему болота, обречённые на высыхание. Обитатели Имперского Болота, вероятнее всего, общаются с влиятельными потусторонними владыками.
   - Вам, барышня, может быть, воспитательницу позвать?
   - Если это и вправду школа при монастыре, позовите кого-нибудь из бонн!
   Граф сделал, как ему велели. Он был уверен, что самозванка, одетая не по форме, сразу же будет выгнана, и мысленно готовил укрытие для неё у себя в подвальчике. Но мешок, полный подарков, сыграл свою роль: фею приняли в ученицы без скандала. Она спокойно поселилась в одном из дортуаров - на знаменитой Шурочкиной кроватке, которую все боялись. Боялись даже кукол, лежавших на ней, ибо ходили слухи о прозрачной розовой вороне, которая ночами садилась рядом с ними, на подушку.
   Зато фее там спалось отлично. Правда, ноги приходилось сильно поджимать, сворачиваться калачиком, но ни на какой другой кровати гостья почивать не соглашалась. И кукол никому не отдала - спала с ними в обнимку.
   И уроки фея посещала, и ходила на прогулки во дворе. И платье из мешка вытащила белое. Чтобы в нём идти на дворцовый бал!
 
   4.
   До бала оставалось десять дней, то бишь полторы недели. И барышни, и воспитательницы имели к дворцовому мероприятию интерес - каждая свой. Шушуканья по коридорам, классам и дортуарам превышали нормы, негласно установленные для обычных дней.
   Появление в институте новенькой мало кого удивило, ибо все, кроме обслуги, были заняты исключительно собой. Для такого равнодушия имелась и другая причина: новенькие поступали в имперские благотворительные институты чуть ли не ежедневно, чуть ли не по пять-десять душ за раз. Ежели не в Смольный, так в Александровский, а не в Александровский, так... Большой разницы между заведениями в ту пору не существовало. Сиротинушек благородного происхождения и не очень, приблудных всякого сорта, а также отринутых роднёй дочерей, племянниц или падчериц в те времена сдавали непременно в институты. Всё это было к вящему раздражению воспитательниц: сироток много, а казна-то не бездонна! Приходилось экономить. Доэкономились до того, что...
   На допросе у "солдатушки" косарь не врал: государь-император, пожаловав на кухню с чёрного хода, действительно однажды обнаружил всего три рыбки в трёх огромных чанах, предназначенных для приготовления наваристой ухи...
   После той проверки экономия притихла. Но потом возобновилась, с новой силой. Бонны вывели новые нормы раздачи пищи, как ни странно - ещё более суровые, захлопотались донельзя. Так что новенькая пару дней походила в неучтённых. Да и впоследствии мало кто ею интересовался. То ли воспитательницам лень было спросить друг-дружку, откуда взялась упитанная фея в покоях для бедноты, то ли фея успела их всех сразу, оптом, подкупить, кто знает.
   О суровых дамах-педагогинях самые разные слухи ходили: мол, за деньги они закрывали глаза на самые вопиющие нарушения дисциплины. Бедным же ученицам приходилось быть паиньками, но и это не всегда помогало: их то и дело жучили, как нашкодивших щенят.
   Атмосфера грядущего бала, хоть и ненадолго, примирила давно конфликтовавшие стороны. Воспитательниц - с ученицами, богатых учениц - с "попрошайками", пронырливых "кофейниц", самых младшеньких, рядившихся в коричневенькое-немаркое, - с нервными "синими" девицами, ученицами средних классов, переживавшими переходный возраст. Царило всеобщее "братание"!
   Отстранённо держались лишь старшеклассницы, не носившие ни синего, ни коричневого. Им надлежало быть бело-голубыми и тихими, как ангелы. Перед началом новой, взрослой, замужней жизни.
   Прислуга тоже имела к мероприятию интерес - чисто познавательный, порождённый банальным любопытством. Но даже рьяно любопытствовавшие не замечали ничего из ряда вон выходящего. Прохаживаясь с метлами по подворью, заглядывая в коридоры-комнаты с целью проверки отопления и прочих тонкостей, никто из них не обнаруживал чего-либо более странного, чем всегда. Ну, разве что безденежные ученицы вдруг стали замечаться по углам с пирожными, коих ранее не пробовали, а также пахнуть дорогими сортами мыла.
   Хотя, в одном из дортуаров имела место сцена, достойная более серьёзного внимания:
   - Что за синяки у вас, милочка, на талии? - спросила фея-ангел у худосочной ученицы, когда та переодевалась. Синяки те не были результатом побоев, ни в коем случае, просто-напросто, согласно институтским правилам, абсолютно все барышни, независимо от возраста, обязаны были носить корсеты - из китового уса. Китовый ус вещь дорогая, а как же экономия? Стали закупать дешёвые образцы, начинённые металлическими, а то и вовсе деревянными каркасами. Каркасы те, естественно, ломались, причиняя боль и оставляя синяки. А иногда и кровоподтёки!
   В подарочном мешке у феи-ангела нашлось бесчисленное множество дорогих корсетов.
   - Наденьте это, не стесняйтесь... - протянула новенькая свой очередной подарок.
   - Мерси, мадмуазель...
 
   5.
   К подаркам бедняжки быстро привыкли, и шума вокруг них не устраивали, так что даже самая любопытная прислуга не могла заметить в их поведении ничего особенного.
   Денежные ученицы были чуть внимательнее обслуги. Если раньше они в упор не замечали "замухрышек", то теперь стали прямо-таки льнуть к ним, выспрашивая, что да как.
   Вскоре и у денежных наступили изменения. На руках у них стали появляться перстни, на шеях - кулоны, на головах - кокетливые диадемы, на манер тех, которые носили принцессы с обложек модных французских журналов. И это при том, что родителей они, как и все прочие, видели крайне редко. Лишь за пару дней в качестве гостинцев ученицами, как бедными, так и богатыми, была получена такая масса всяких разностей, что вскоре узел, сделанный из простыни, похудел и сделался практически невидимым: от него осталась только простыня.
   В другое время и при других предпраздничных обстоятельствах, суровые дамы-воспитательницы отметили бы этот вопиющий факт и даже отправили бы кое-кого в лазарет - лечиться от дури, а заодно и от ожирения. Но в этот раз проказницам всё преотличнейше сходило с рук, ибо дамы-воспитательницы сами ежедевно поправлялись в талии, принаряжались ярче обычного, а нескольких из них однажды вечером, не очень поздно, застали в обществе сторожей, в состоянии алкогольного опьянения, отнюдь не лёгкого.
 
   6.
   Появление феи-ангела в институте сделало Петра Сергеевича ещё более расчётливым: барышня была из породы зазеркальной знати, а значит, дать ему могла поболе, чем все фиктивные браки со смолянками вместе взятые. Ему и работать-то перехотелось: пусть капитан нанимает других дураков, а ему некогда выполнять невыполнимое. С помощью прозрачной розовой красотки он мог достигнуть желаемого счастья куда более коротким путём.
   Граф уже видел себя на альпийских лугах, полёживающим среди ярких цветов в истинно графских позах, покуривающим самые дорогие сигары. Если уж фитюльки-барышни, не имея никаких заслуг перед феей, были одарены по-царски, то он, знавший тайну, был достоин неизмеримо большего. Неизмеримо! Он ведь не смолянка-попрошайка.
   От новых планов и от каменного сердца, которое, подобно раковой опухоли, уже пустило метастазы в душу, Пётр Сергеевич несколько помутился рассудком, стал строить невообразимые прожекты. Будь он трезвее, мудрее и не так испорчен последними жизненными обстоятельствами, он поступил бы следующим образом: попросил бы у феи-ангела денег, очень больших, либо набрал золотых и брильянтовых украшений - дабы уехать со всем этим в родные пенаты, предварительно отдавши долг капитану. Но в теперешнем его состоянии просить что-либо у кого-либо он считал унизительным. Вот уж поистине, если Бог хочет наказать, то лишает разума!
   Помешался Пётр Сергеевич - отцеубийство, хотя и косвенное, сделало его сознание непроницаемым, а ум - крайне непонятливым. Возжелав иметь всё на свете, он страшно боялся продешевить.
 
   7.
   Настал день, когда граф, наконец, узнал причину появления феи-ангела в унылом полумонастырском заведении: у неё в Петербурге был тайный жених! Из местных дворянских сынков. Как-то днём она остановила Петра Сергеевича у флигеля, у того самого, где чулан.
   - Раз уж вы меня первый встретили подле этих стен, то и знать вам первому полагается...
   - О чём вы? - смиренно спросил граф, отведя свой пронзительный взгляд.
   - Не смущайтесь, пожалуйста. Мы ведь с вами друзья?
   Пётр Сергеевич кивнул.
   - Тогда вы согласитесь мне помочь! - обрадовалась барышня, запрыгала и захлопала в ладоши.
   - В чём должна состоять моя помощь?
   - Видите ли... - начала болотная принцесса свой чрезвычайно длинный и необыкновенно трогательный рассказ...
   Из того повествования он доведался, что девицу звали Анной, и что она уже однажды виделась со своим суженым, а то был суженый, вне всякого сомнения. Встретились они год назад на императорском балу, альбомы друг другу подписали, и к следующему балу должны были определиться с чувствами: либо поклясться друг другу в вечной любви, либо расстаться навеки.
   - Я напишу ему записку и передам с вами. Вы ведь не откажете затворнице-смолянке, побудете моим курьером, хорошо?
   Пётр Сергеевич снова кивнул. Вид у него был смиренный и задумчивый, в то время как в душе творилось всякое-разное. Загляни кто-нибудь в тот момент ему в душу, отпрянул бы в ужасе...
   Ровно через два часа брюнетистый курьер с жиденькими накладными усиками стоял в богато убранной княжеской гостиной, залихватски подбоченившись и насупившись. В той же гостиной, у столешницы с инкрустацией из слоновой кости и полудрагоценных камешков, сидел благородного вида юноша, чуть младше его возрастом, и строчил под диктовку любовные письма - одно длинней другого, на дорогущих вензельных листах. Юноша был трепетен и бледен, а диктовавший гость - не в меру свиреп и требователен.
   - Чему вас учат в институтах? Письма невесте - и то написать не умеете... Дайте-ка сюда свои маракули!
   Юноша протянул Петру Сергеевичу очередной исписанный листок. Граф схватил его, стал рассматривать.
   - Хм... Та же история... Почерк снова чересчур уж ровный, складно написано, но... без души!
   - Я старался вложить все чувства, которые...
   - Все ваши старания пустыми оказались! Необходимо присутствие живой души! Живой! Душа, она либо присутствует, либо отсутствует! Разве уважающая себя дама откликнется на такое холодное, хотя и весьма учтивое, послание?!
   Княжеский отпрыск судорожно сглотнул и слегка нахмурился. Наглый тон посыльного придал ему решимости.
   - Не понимаю...
   - Чего не понимаете?
   - Ведь она велела вам пригласить меня на бал?
   - Разумеется!
   - А где же послание от неё?
   Тут уж гость перешёл к угрозам.
   - Если вы не понимаете простых вещей, то и нечего свататься к глубоко ранимым барышням! Любая бумажка может испортить её репутацию, дискредитировать в глазах общества! Найди кто-нибудь её послание к вам, она будет немедленно отчислена из института...
   - Ах! - распунцовелся жених. - И что же теперь прикажете делать?..
   Курьер осклабился:
   - Как "что"?! Переписывать, доводить каллиграфию до естественного вида! Любовь не терпит слишком аккуратного письма и нехлюйства в чувствах! Я тут, можно сказать, и своей репутацией рискую, а вы хотите поломать всё дело?!
   - Может быть, лучше воспользоваться сонетами?
   - Какими сонетами?
   - Шекспировскими...
   - Валяйте! Но учтите: заимствовать чужую душу - грех. На свидание пойдёт не Шекспир, а вы, так что вам не следовало бы уж так уж переводами увлекаться. Подключите собственную голову! И сердце!
   Сердце юноши не было каменным, он с новым прилежанием взялся за бумагу и перо. Писем получилось огромное количество, но лишь одно из них удовлетворило диктовавшего. И вот что странно: забракованные послания не попали в мусорную корзину, их после ухода гостя не обнаружил никто: ни сам писавший, ни его домашние, ни прислуга.
 
   8.
   А грозный посетитель княжеских особняков, сменивший выражение лица на кроткое, помчался к Смольному. Там его, в каморке сторожа, поджидала барышня.
   - Неужели он мне так ничего и не написал?!
   - Нет! Его маменька всё время были под рукой, а при маменьке он сам не свой, смущается даже шёпотом говорить на любовные темы...
   - Но он... придёт на бал?!
   - Тс-с-с... Разумеется придёт, куда ж он денется...
   Барышня просияла:
   - Я должна сделать ему подарок!
   У Петра Сергеевича не было сомнений насчёт того, откуда прибудет подарок. Лишь только фея, глубокой ночью, скрылась в деревянном ящике, он прибил поверх зеркальной дверцы фанерный щит. Затем набросил на шкаф огромный, весь изъеденный молью ковёр...
   Теперь надлежало добить соперника. Окончательно вывести из игры.
   Не врученное вовремя письмо, в конце концов, хотя и днём позже, было вручено любителю каллиграфии. Тот воспрянул духом, узрев конверт со знакомым почерком, но ненадолго. Текст записки был жестоким: "Приходите завтра. Объяснимся. Жду. Ваша Анна". Даты не было, но подпись-то знакомая стояла! "Завтра" означало день после бала. Его на бал не пригласили, а следующим днём... собирались унизить и прогнать?!
   Что было потом, стало причиной долгих сплетен. Вся Итальянская улица недоумевала, куда это уехал от родителей и от прекрасного богатого житья молодой княжич. А тот уехал на Урал, к дядьке-золотопромышленнику - с горя дело новое осваивать. Раз уж в любви не повезло. Уехал в тот же день - так осерчал на неверную красотку!
   А красотка, всё то время сидевшая в плену, позднее, натурально, была выпущена. Шкаф откупоривал Архип, так что ему и досталось...
 
   9.
   Всё шло по плану. Следующим пунктом значился капитан. Пришлось прибегнуть к химии. Известно, что науки в Смольном преподавались чисто символически: упор делался на рукоделие, танцы и иностранные языки. Математика сводились к основным понятиям, а физика - к показу фокусов.
   Была в институте и химия: преподавал её один бродяга, который разбирался в ядах. А главное - выбалтывал рецепты любому встречному, полезными бутылочками снабдевал, лишь бы платили.
   Получив от химика несколько бутылочек, граф начал строить новые планы. Нельзя сказать, что в тот миг у него не было сомнений. Были! Он ведь убийцею не рождался. Однако Фросенька, примчавшаяся вся в слезах, окончательно решила долю изверга.
   - Он тебя выгнал?
   - Хуже...
   - Может ли что-либо хуже быть?!.
   Как выяснилось, Фросеньку перевели из дешёвых проституток на ещё более низкую должность - в бордельные прислуги. В результате чего её финансовое положение ухудшилось до такой степени, что она уже не в состоянии была оплачивать бедный угол, в котором ютилась последние пару месяцев. Правда, капитан, за дополнительные гроши, разрешал ей убираться по утрам у него дома, паралельно ублажая толстомордых охранников - уже совершенно бесплатно, дескать, для её же женского здоровья. Далее она имела право перекусить и выспаться в каморке, служившей для хранения старых вещей - сколько душе угодно, хоть до следующего утра.
   Зря поступил капитан так жестоко! План для него был сработан с ювелирной точностью.
 
   10.
   На Садовой, близ Невского проспекта, располагался весёлый трактирчик, в котором владелец "салона любви" заказывал себе шампанское для похмелюги. Петру Сергеевичу ничего не стоило изготовить "непочатую" бутыль и, с помощью мальчика-посыльного, уложить ею наповал троих: капитана и его мордастых охранников. А когда пришёл действительный посыльный, пожилой курьер, регулярно носивший в тот вертеп шампанское, дело было, что называется, постфактум, мальчишки и след простыл.
   Пожилой курьер замешкался с доставкой не по своей воле и не по рассеянности: прямо у выхода из трактирчика к нему под ноги свалился пьяненький извозчик и удерживал за штаны до тех пор, пока не позвали околоточного надзирателя. Нетрудно догадаться, кем было подстроено то нападение. В коротком промежутке между визитами курьеров, молодого и старого, Пётр Сергеевич лично навестил злодеев и вынес все деньги, которые нашлись в квартире.
   Фросенька получила возможность вернуться к отцу, благо тот ещё не умер, дождался её. Граф же навсегда избавился от монстра, угрожавшего ему расправой в случае, если в бордель к концу недели не поступит хотя бы одна невинная смолянка. Поделом кровопийце!
   А за убийство капитана в полной мере заплатил хозяин трактира, чьё шампанское, якобы, выпили трое подельников. Ведь решительно весь околоток знал, где брал капитан вино для утреннего застолья. Прямо из трактира и вывели беднягу под белы руки, запроторили на каторгу, до самой кончины.
   Получалось, что обиженный губителем тайный граф сам постепенно стал губителем, и число его жертв росло. Но получалось также, что не виноват он, так уж сложилось. Бог судья!
 
   11.
   Каменное сердце Петра Сергеевича отбивало несусветный ритм. В том ритме том графу удавалось не только убивать, но и делать дела помельче: ежедневно слать депеши в Смольный. Все когда-то забракованные письма молодого князя, окропленные "слезами вперемешку с кровью", постепенно очутились в ручках феи-ангела. Любуясь милым сердцу почерком, бедняжка верила, что её простили и вот-вот увезут из институтской серости в укромное местечко - для тайного венчания! Городские сплетни до Смольного не доходили, и розовая фея была рада сознавать, что жених у себя дома и терпеливо ждёт. И не до шкафа ей было целый месяц! А кабы и вспомнила про него...
   Шифоньер уже давно был переправлен лошадьми в Петергоф, в убогую гостиничку господина Барского. Именно там, в захудалом номере, будущая тёща, хоть и не совсем официальная, должна была озолотить зятька-лжеграфа, спасшего дочурку от бесчестья и согласного жениться на последней, так и быть.
   Пётр Сергеевич, сроду не имевший тёщи, так как Авдотья не помнила своих родителей, был убеждён, что его в зазеркальном царстве примут с распростёртыми объятиями. Диабазовое сердце уверяло, что та дама не только согласится взять его в родственники, но и откроет все свои сокровища, коих у неё пруд пруди.
 
   12.
   В те дни в обслуге Смольного стало одним рабочим меньше, а в подвальной лачуге, что у самой Александро-Невской Лавры, родился великолепный образец графского подобия: крашеный блондин, бывший натуральный, обладающий накладными бакенбардами, того же цвета, что и красиво уложенные кудри. А чёрные накладные усики полетели в угол, в кучу мусора, где уже валялась бутылочка из-под красителя.
   Голос тоже пришлось сменить, прежний чистый баритон себе вернуть. А как же! Нельзя всю жизнь разговаривать с хрипотцой...
   Всё то время Анна оставалась в институте. А куда ей было деваться, ежели из флигеля странным образом испарился шифоньер? Молодому графу было не то, чтобы не до неё, но и недосуг. Временно. Он мысленно погряз в завоевании "алмазных копей, находившихся в болотных высях". Жизненное кредо Петра Сергеевича заключалась в следующих постулатах:
   "Болотные выси" - словесная абракадабра, нонсенс, уморительная глупость, сущий смех. Но такое понимание вещей свойственно лишь людям ограниченным, тем, кто не знаком с потусторонним миром, с зазеркальным раем, с подземными царствами и прочими тайными закоулками. Южный Полюс ничуть не хуже Северного, а низ, если хорошенько разобраться, ничуть не порочнее верха. Противоположности, как известно, притягиваются - именно сей принцип и удерживает вместе такие разные миры: нижний и верхний, сокрытый до поры и ежедневно видимый оком. Благодаря этому, столь любимому учеными единству противоположностей, вселенная и существует. Компактно и более-менее гармонично. Иначе бы давно распалась. Что касаемо радостей жизни и всяческих там удовольствий, то "нижние", плотские утехи ничуть не позорнее "верхних", духовных. Любовь основана и доселе зиждется на этих двух китах. Животная страсть ничуть не постыдна, ибо животные много лучше людей"...
   Сия нехитрая философия укоренилась в душе Петра Сергеевича довольно рано. Имя, полученное им при крещении, давало повод так фривольно мыслить. Ведь апостол Пётр, его небесный покровитель, был распят вниз головою не случайно. Для нижнего мира, мира отражённого, он распят правильно, ибо то, что для нас низ, для подземных обитателей есть верх. И тот факт, что Петру Болотникову, главному болотнянину крупнейшего болота воронежских земель, колдуну, магу и высококлассному гипнотизёру, было суждено поселиться в граде Святого Петра, являлся, несомненно, символичным: "Высокочтимое Имперское Болото", как он его нарёк, определённо знало, с кем водить дружбу, а кого гнать взашей. Вот, например, как выгнало оно молодого князя Люлина, Юрия Петровича, его недавнего соперника.
 
   13.
   С фамилией "Люлин" в столице вообще нечего делать. Нюням и размазням одна дорога - вон из Петербурга, да подальше, на Урал либо в Сибирь. Либо к японцам, на их маленькие, но чересчур гостеприимные острова - вон сколько их туда набежало! Ведь если здраво рассудить, никто и нигде не селится без причины, раз набежали - значит, надо им было. Вот и в Петербург все лезут, несмотря на промозглую погоду, неприветливые облака, наводнения, эпидемии и прочее. Во всём есть свой скрытый здравый смысл, даже в опасностях, так что нечего бояться риска - раз послал его Бог, значит, так надо было. Испытывает Бог человека, как же без испытаний-то? А что иные хотят спокойно всю жизнь прожить, не замаравшись - в том кроется низкое кокетство.
   Опираясь на подобные рассуждения, легко водить дружбу с совестью, и граф ни разу не усовестился за свои поступки. Падая, он имел ощущение, будто поднимается ввысь...
   Пётр Сергеевич не сомневался: всё, что с ним происходило, было результатом действия потустороннего, болотного, перевёрнутого и, тем не менее, такого родного мира. Он был душою оттуда и туда должен был неминуемо вернуться. Подземная родина его не покидала, время от времени давая о себе знать. А иначе зачем, почему это вдруг, с какой это стати встретилась ему в один прекрасный день не менее прекрасная особа - розовая фея, зазеркальный ангел, отнюдь не небесный. Только бы удалось вывезти её из богадельни и доставить до гостинички Барского - на встречу с "маменькой". А там уж он сам. Неужто же не сможет заморочить голову потенциальной тёще? Чем он хуже хлюпика и размазни Люлина? А господин Барский - тот будет наповал сражён красой, манерами и богатыми одеждами гостьи!
   Впрочем, о богатых одеждах Анны давно и помина не было. За последний месяц фея изрядно пообносилась, слишком уж расшвырялась подарками, себе ничего не оставила. А новых поступлений не предвиделось, увы.
   Но об этом Пётр Сергеевич пока не думал. Трясясь по ухабам объездной дороги, кивая на вопросы незлобивого кучера, он мечтал, мечтал, мечтал... И то было воистину приятно!..
   Пребывая в мечтах и воспоминаниях, граф Скобелев не заметил, как проехали южную границу Петербурга. Начало смеркаться.
   - К Смольному аккурат к полуночи доберёмся, - молвил кучер. Пётр Сергеевич машинально кивнул. Несмотря на дикую усталость, он лихорадочно соображал. Учитывая полное безденежье и невозможность останавливаться "в номерах", граф задумал переночевать у распоследней капитанской пассии, у недавно взятой "на работу" дамочки по имени Аглая. Её адрес он получил от Фросеньки. Дамочка та, помнится, имела виды на него, да не смела в открытую флиртовать - капитана боялась. Теперь же охотно примет. Поскорей бы выудить "сестру" из института!
 
   14.
   К зданию Смольного подъехали, как и ожидалось, ночью. Ворота отворил почти трезвый привратник. Трезвость в таком месте дело не лишнее, но ближе к ночи немножко полагается, ну, раз погода в городе традиционно питьевая. Хорошо, что то был не Архип. Хоть и изменил граф внешность до полной неузнаваемости, но всё же...
   Из здания вышла дежурная дама. Вид у неё был заспанный и невероятно строгий, однако Пётр Сергеевич знал подход: мигом вынул ассигнацию.
   - Прежде денег не мешало бы... документы показать... - широко зевнула дама.
   Предъявил он ей документы, свои и "сестрицыны", которые были в полнейшем порядке, а затем, со скорбью в голосе, выдал много раз отрепетированную фразу:
   - Знаете ли, у нас в роду наследственная болезнь имеется, впервые проявляется в восемнадцать лет, а моей сестре сейчас семнадцать с половиною. Я выписал докторов из Швейцарии, снял два номера в гостинице...
   Все эти тирады были не нужны. Сонная Анна появилась через три минуты. Увидев яркого блондина, в ярком же камзоле, проснулась окончательно: брат?! У неё есть брат?! Но в объятия пошла, как вежливая девушка. Тут-то и сообщил ей граф, шёпотом, на ушко, что он от Юрия Петровича. От жениха.
   - Кем вы ему будете? - спросила барышня.
   - Я его давнишний друг, с молодых ногтей, сызмальства, с самого детства!
   - Последняя записка была от вас?
   - Так точно-с! - ответил граф. - А остальные свитки, предыдущие - все как есть от него-с... Получали-с?
   Фея радостно закивала.
   - Когда я с ним увижусь?
   - Не далее как завтра вечером, в Петергофе.
   - А что ему мешало приехать самому... сюда... ко мне?
   - Вы ведь знаете, что у государя-батюшки встреча с братом - по случаю панихиды. Ваш Юрий Петрович при этой встрече обещал присутствовать, по-родственному, он ведь родственник Романовым...
   - Неужели?!
   Как приятно нищему болотнянину дурачить избалованную фрейлинами болотнянку! Словом, отчалили...
 
   15.
   Когда подъехали к зданию на Гороховой, Пётр Сергеевич покинул бричку, велев кучеру быть на том месте ровно в шесть утра у подъезда.
   - Пошто так рано, барин?
   - А ты разве не помнишь, тетеря, как мы ехали сюда? По ранней-то дорожке спокойней будет. Ну, как снова кто-нибудь главный путь запрудит? Вдруг ещё какие-нибудь родственники у государя объявятся, вспомнят, что у них есть кузен или дядька, работающий царём?
   Кучер в восторг не пришёл, но кивнуть - кивнул. И поехал искать постоялый двор. Спать оставалось всего ничего...
   Дом по Гороховой, 10, впоследствии ставший известным как "дом усатой графини" или "дом пиковой дамы", был совершенно не нужен графу - подле него он лишь бричку остановил.
   Дождавшись момента, когда кучер, хлестнув усталую кобылу, свернул за угол, он схватил Анну за локоток и потащил через многочисленные подворотни на соседнюю улицу.
   - К чему такая спешка? - спросила девушка, сильно запыхавшись.
   - Потом всё объясню, - ответил граф, запыхавшийся не менее, но не от бега, а от опасений. Он опасался, что кто-нибудь, мучимый бессонницей и бдящий в ту пору у окна, а было около двух пополуночи, мог заметить их и запомнить.
   - Нельзя ли было высадиться ближе к тому месту, где мы...
   - Тс-с-с!.. - прервал спутницу Пётр Сергеевич. - Мы здесь инкогнито. Если кто-нибудь узнает, что невеста самого Юрия Петровича...
   Тут граф, перейдя на тишайший шёпот, объяснил, почему приличным барышням, княжеским невестам не пристало ходить ночью по незнакомым подворотням. В конце добавил:
   - Мы переночуем у жены моего друга, который сейчас находится в Москве по весьма важному государственному поручению...
   Барышня притихла. Казалось, она поверила и в эту ложь. По крайней мере, более вопросов не задавала.
 
   16.
   Выйдя на Малую Морскую, "родственнички" совершили легкую пробежку к дому номер девять и сразу же вошли в подъезд. Тот трёхэтажный особняк некогда принадлежал московской знати. Затем был продан за долги в казну, и далее много-много раз перепродан и перестроен. Наконец, после смены очередного владельца, сделался доходным домом, причём, неофициальным. Официально, по бумагам, в том особняке должны были располагаться конторы и служебные апартаменты представителей местных национальных общин, наиболее крупной и влиятельной из которых слыла немецкая.
   Первые два этажа служебностью не отличались, а отличались роскошными дверьми из деревянного массива - с богатой инкрустацией и вензельными табличками. Между мраморными лестничными пролётами стояли мраморные же скамейки, сзади которых, в весьма живописных нишах, помещались напольные вазы с искусственными цветами. Некогда цветы в тех вазах были натуральными, и меняли их чуть не каждый день.
   Последний этаж, третий, выглядел скромнее, да и постояльцы там менялись чаще, в связи с чем многие решили, что там отдаются служению, и именно конторскому.
   Пётр Сергеевич и измученная фея добрались до верха и остановились. Оглядеться и слегка перевести дух. За указанной в адресе дверью слышалась игра на пианино. Граф давно подозревал, что убогая контора на Садовой, где капитан исдох, была лишь для отвода глаз. Основное лежбище располагалось здесь, в секретном вертепе, где наложницы менялись не реже двух раз в месяц. Последняя, Аглая, невероятная красотка и хитрюга, сумела задержаться там подольше.
   "Знает она или нет, что хозяин умер?" - несколько раз успел подумать граф, прежде чем музыка за дверью прекратилась.
   На стук вышла Аглая, вся в чёрном. "Знает!" - успокоился Пётр Сергеевич.
   Кружевная траурная шаль исключительно шла молодой хозяюшке вертепа, несказанно украшая её миленькое, почти юное, но в то же время серьёзное личико. "Хороша!" - сделал спонтанный вывод граф, в очередной раз поймав себя на мысли, что сравнивает чью-то кралю со своей ненаглядной Авдотьей. Мысль ту он с брезгливостью отверг.
   - Нам бы... комнату! - бойко сказал он, с нежностью обняв Анну за плечи.
   Несколько секунд ветреница в трауре молчала, изучая их пронзительными, но чертовски обаятельными, большими тёмно-изумрудными глазами. Затем вальяжно произнесла:
   - Конечно-конечно! Я же вижу, как мадмуазель устала! Она хочет хорошенько выспаться, чтобы утром выглядеть неотразимо, да?
   Схватив Анну за руку, она потащила её по длинному, почти не освещённому коридору, вдоль стен которого мерцали хорошо отполированные ручки совсем недавно выкрашенных дверей.
   Пётр Сергеевич шёл следом в полной уверенности, что хозяйке тихой любовной заводи не терпится избавиться от соперницы и поскорее заключить его в свои объятия.
 
   17.
   Дошли до маленькой, более скромной, чем все остальные, двери, находившейся в тупике. За той дверью обнаружилась крошечная спальня с одной-единственной небольшой кроватью, тумбой, ореховым комодом и бронзовым умывальником в углу. Судя по несмятым кружевам, запахам лаванды, руты и ещё чего-то непонятного, едва уловимого, то был типичный девичий будуар, принимавший гостей крайне редко.
   - Располагайтесь, барышня! - скомандовала Аглая.
   Фея-ангел, высвободившись из объятий Петра Сергеевича, послушно вошла в комнату.
   - Ночная ваза под кроватью, она вам пригодится на тот случай, если я вас запру! - безапелляционно и слегка кокетливо произнесла хозяйка, зачем-то подмигнув Петру Сергеевичу.
   - Запрёте?!
   - А как же, яхонтовая моя, а как же! Тут, в этом большом гостеприимном доме, встречаются такие посетители... Здесь бывает немало желающих покуситься на юную и непорочную леди. Вы ведь всё ещё непорочны?
   От таких вопросов неиспорченные девицы обычно краснеют, поджимают губки и опускают глазки, не зная, что ответить. Точно так же поступила и Анна. Хозяйка вертепа зашлась от восторга:
   - Я так и думала! Ложитесь тут - и вас никто не тронет! Будете в полной безопасности!
   Перехватив недоумённый взгляд Петра Сергеевича, дамочка скороговоркой пояснила:
   - У меня нынче ночью двое гостей - по случаю траура. Вы ведь ещё не в курсе, что умер мой друг и главный благодетель?
   - Слыхал. Весьма сожалею и сочувствую, - смиренно сказал граф, вынув из кармана носовой платок.
   - Ну и мужчины нынче пошли, чуть что - сразу в слёзы! - развеселилась Аглая.
   - Думаете, ваши гости могут меня выкрасть? - решила, всё же, уточнить свою судьбу Анна. Её пугала перспектива быть запертой на ключ в одной из комнат совершенно чуждого ей дома, где во время траура играют на музыкальных инструментах и хохочут, прикрывая рот траурной шалью.
   - А кого же им красть, как не вас, моя золотенькая? Я для такого дела уже не подхожу, стара, скоро двадцать пять стукнет!
   Она, как и обещала, заперла фею-ангела в кружевном ароматическом будуаре. Затем сунула ключ в недра корсета и повела Петра Сергеевича в соседние апартаменты.
 
   18.
   В модно обставленной, но неважно прибранной гостиной разило сигарным дымом, дорогим спиртным, мариноваными огурцами и прочими атрибутами долго продолжавшегося банкета.
   Посреди комнаты стоял рояль, а подле него - круглый столик, на мятой скатерти которого были набросаны окурки и огрызки. В дальнем углу, на софе, неприлично раскорячившись, сидел молодой всклокоченный финн с расстегнутой ширинкой. Или то был эстонец, одним словом, "пьяное чухно". Рядом с ним восседал огромный рыжий веснусчатый немец, лет сорока с гаком, тоже с не застёгнутой прорехой.
   Лица обоих гостей были хмельными и чересчур уж веселыми, как для траура. Без каких-либо признаков интереса к вошедшей парочке.
   - Шнапс! - только и смог вымолвить немец, узрев Аглаю и незнакомца.
   - Сейчас! - в тон ему ответила хозяйка и, снова подмигнув Петру Сергеевичу, бросилась к буфету.
   - Может быть, я сам найду какое-нибудь место, лягу где-нибудь... в чулане? - спросил граф.
   - В чулане?! Побойтесь Бога! Кто же устраивает гостей в чулане? - лопотала дамочка, тщетно пытаясь острым ножом, смахивавшим на кавказский кинжал, откупорить бутылку водки. - Кстати, познакомьтесь: это постоянный представитель консульства Германии в Петербурге, барон фон Штрелиц. У нас с ним чисто платонические отношения! А это - его близкий друг и советник по всем местным вопросам, Пекка Хуттунен...
   Граф брезгливо поморщился.
   - Мне всё равно где спать, лишь бы отдохнуть, хоть пару часиков. Завтра в полшестого, то бишь через три часа, нам снова уезжать...
   - Уезжать?! - вздрогнула и неожиданно посерьёзнела Аглая.
   - Да, к сожалению, завтра утром я вынужден буду покинуть это гостеприимное жилище...
   Хозяйка вертепа выронила нож.
   - Погодите-погодите, ведь мы ещё не побеседовали! - истерично взвыла она.
   - А есть о чём? - поинтересовался граф.
   - Конечно! Нам непременно надо переговорить...
   Посерьёзневшая было дамочка, снова сделала бесшабашную мину и громко расхохоталась. Она тоже была изрядно пьяна. Пётр Сергеевич на всякий случай сделал вид, что ему интересно и что он с удовольствием примет участие в беседе.
   Финский гость, тем временем, взял откупоренную бутылку и, игнорируя чистые рюмки, стал надираться прямо из горла. Затем он предложил бутылку консульскому представителю. Затем оба иностранных представителя обнялись, рухнули на пол и через секунды две дружно захрапели.
   - Вот и отлично! - сказала дамочка. - Теперь никто не помешает нам отдаться деловой беседе...
   "Какие у неё со мной могут быть дела?!" - внутренне взмолился граф, но смятения не выказал. Аглая вывела его в коридор, но вместо того, чтобы осыпать лобзаниями, а граф был уверен, что именно с того и начнётся их разговор, потащила его за руку на кухню, где уже вовсю кипел самовар.
   - Прислуга ночью не работает, и мне приходится хлопотать самой, - молвила хозяйка салона, предлагая гостю табурет и сигару. - Так значит... Вы оставляете девицу мне, а сами... Куда путь держите, если не секрет?
   В очаровательном голосе Аглаи звучал металл.
   - П-п-позвольте... Эту благородную девицу я должен оставить вам?! Для каких целей?!
   - Ах, да! Вы ведь не в курсе, что мы с покойным капитаном, незадолго до его трагической кончины, обвенчались, и он составил завещание, по которому вся его собственность и все его дела перешли ко мне... Надеюсь, вы не думаете, что именно я убрала его?
   - Н-н-нет... Вовсе не думаю... Как можно-с?!
   - А ведь курсируют такие слухи! Не верьте никому! Я его любила! Да!.. Любила!
 
   19.
   Такого сильного удара граф давно не получал, с самого момента разорения его родителей. Однако разговор нуждался в продолжении... В спокойном и непринуждённом.
   - Помилуйте, зачем вам благородная девица? Ищите утешения в мужчинах, это так естественно!
   Аглая зло поправила корсет.
   - Вы, вероятно, издеваетесь? Два месяца назад вы сами изволили пообещать моему мужу, что доставите ему непорочную смолянку, а он под это обещание выдал вам аванс и терпеливо ждал результата. Срок истёк! И клиент давно готов, оплатил все услуги наперёд. С лихвой! Если ему вовремя не предоставят обещанную девственницу, у меня будут большие неприятности, а я, естественно, взыщу компенсацию за ущерб! Как вы думаете, с кого?..
 
   20.
   Пьяная скандальная проститутка, да ещё и без охраны - невероятный искус для убийцы-теоретика, который никогда не чаял стать кровавым душегубом... кровавым... то бишь своими руками никогда никого... ни-ни... И вот теперь получалось, что...
   Графу пришлось сильно напрячься, неимоверно, дабы не выдать своего истинного настроения.
   Пётр Сергеевич сделал вид, что его страшно напугали Аглаины угрозы.
   - Не кипятитесь, душенька, умоляю! Я действительно хотел на время увезти Анну из Петербурга, но с единственнейшей целью: чтобы её не нашли воспитатели и не вернули обратно в институт. Вы ведь знаете, какие там порядки, на какой позор она была бы обречена и каким наказаниям подверглась бы. После смерти капитана я, честно говоря, не знал, что делать с барышней, которую... Так легко уговорил! Она давно хотела сладкой жизни, спала и видела себя наложницею толстосума. Так вот... Если вы действительно наследница усопшего...
   - И продолжательница дел! - добавила вдова. - Однако вы меня успокоили, а то я начала было подозревать...
   - А уж как вы меня успокоили! Я, честно говоря, всё это время, пока мы не виделись, жил мечтами о вас, втайне надеялся хоть на одно свиданьице, украдкой от капитана, как вдруг слышу: "Оставьте девицу мне!" Сами понимаете, что я мог подумать...
   Вдовушке приятны были эти речи, видимо никто и никогда не делал ей подобных признаний, несмотря на всю её жгучую красоту.
   - Что вы, что вы! Я увлекаюсь исключительно мужчинами...
   Она вскочила с табурета, снова резко поправила корсет, да так, что груди моментально вывалились из глубокого декольте - излюбленный приём дам полусвета, весьма распространённый фокус. Пётр Сергеевич сделал вид, что потрясён, что видит такое чудо впервые.
   - Прошу прощения, но... я нынче не при деньгах...
   - Фи, какие глупости, я ведь теперь ваша должница! Девица, приведенная вами, пойдёт по наивысшей категории!
   - И кто же пожелал иметь эту невинность, если не секрет?
   - А вот это - не ваше дело! Ну, что, пойдёмте? Докажете мне свою удаль?
   Граф продолжал сидеть, бешено таращась на выпавшие груди и глотая слюни - делал вид, что вот-вот утратит контроль над собой.
   - Вдруг кто-нибудь сейчас войдёт?!
   - Не бойтесь, немец вдребезги пьян, а дружок его...
   - Любовник?
   - Именно! Тот вообще неделю не встанет на ноги...
   Пётр Сергеевич вскочил, начал лихорадочно разоблачаться, аккуратно складывая одежду на табурет. Аглая смотрела на всё это с любопытством.
   - Неужто вы от меня... до такой степени без ума?
   - Да-да-да-да-да! И ежели вы меня тотчас не осчастливите...
   - Осчастливлю, но не здесь! - умилённо-удивлённо воскликнула вдова.
   Порывшись в одном из ящиков буфета, она извлекла связку ключей. Затем взяла графа под руку и повела по уже знакомому коридору в совершенно незнакомый интерьер.
 
   21.
   В том интерьере напрочь отсутствовали окна. И стояла огромная кровать, устланная восточным шёлком. Она занимала почти всё пространство - кроме неё решительно ничего не было.
   "Типичный номер для свиданий, надо полагать, большинство здешних комнат именно так и выглядят", - мысленно отметил граф и, не тратя понапрасну времени, без словесных отступлений, стал удивлять Аглаю набором всех тех знаний, которые были накоплены им со времени первого опыта на сеновале, с крепостными девками, ещё в имении отца.
   На сеанс много времени не ушло, вдова оказалась не слишком падкой на телесные удовольствия, ей этого хватало и по службе. Она довольно быстро отключилась, заснула, уткнувшись лицом в подушку. Удобная позиция! Нет, оно, конечно, было бы ещё удобнее, ежели бы лицом кверху, но тогда поди знай, в какой миг ей вздумается глаза открыть. Без её изумрудного взгляда куда как спокойнее.
   Граф на цыпочках метнулся к вороху Аглаиной одежды. В потайных кармашках корсета нашёлся ключ от кружевного будуара, несколько ассигнаций, а также записка, адресованная неведомо кому: "Этих двух доставьте на Итальянскую". Видимо, речь шла о товаре, о неких проститутках.
   Ещё раз глянув на спящую, Пётр Сергеевич покинул номер, не забыв прихватить и связку ключей, на всякий случай.
   Нож, найденный на кухне, оказался не тупым, отнюдь, так что горло вдовушке граф перерезал быстро и аккуратно - памятуя, как в детстве нянька резала кур. То зрелище ему не нравилось, он всячески избегал его, но теперь вот пригодилось. В очередной раз выручил деревенский опыт! А уж вложить нож в руку мертвецки пьяному немцу оказалось сущим развлечением.
   В гостиной, где храпели пьяные любовники, тоже имелся ключ - точно так же торчал из скважины. Пришлось и его на связку повесить. Граф плохо отдавал себе отчёт, зачем похитил ту огромную связку, но бросить было жаль: деревенские замашки неистребимы. Оставалось вымыться на кухне из-под самовара, вытереться посудным полотенцем и, наконец, вернуть усталое тело в одежды, свободные от пятен и мертвецкого духа.
   Теперь можно было идти к Анне.
   Девица спала сном ангела. Прекрасно! Букетик из искусственных цветов, в месте с пузырьками, находился на комоде, а платье полонянки будуара валялось на полу. Немедленно "в стирку"! Если в коллекции Петра Сергеевича до сего момента не хватало двух бутылочек, то коллекцию девицы давно не мешало пополнить французскими платьями.
   Пётр Сергеевич покинул будуар и ринулся по коридору - на поиски дамской одежды. Благо в шифоньерах гостиной, да и в капитанской спальне этого добра было навалом. И разрешения спрашивать было не у кого: бывшая владелица корсетов, рюшей и умопомрачительных рукавчиков завершила свой земной путь, а в дальнейших путешествиях ей слишком вызывающая, пёстрая одежда никак не требовалась.
   На всякий случай проверив остальные комнаты, коих было свыше дюжины, граф убедился, что они пусты, и что других покойников, равно как и живых, там нет.
 
   22.
   Покойников Пётр Сергеевич перестал бояться с тех пор, как почили его родители, жертвы Высокочтимого Имперского Болота. Если уж им, наивным, судилось безвременно умереть, то хитрая Аглая заслуживала ещё худшего. Ей-то поделом было вдвойне! Никто из жителей Курской губернии, откуда эта дамочка прибыла на заработки в столицу, не всплакнёт и не заохает, ибо ничего не узнает. Да и нечего тут узнавать: зряшная, бесполезная личность эта Аглая... Одним словом, чувствовал себя Пётр Сергеевич в покоях у покойницы покойно.
   Процесс переодевания "сестры" в чужое платье прошёл не без восклицаний, но графу удалось втемяшить барышне, что её старая одежда, "выстиранная хозяйкой", будет доставлена днями, прямёхонько в петергофскую гостиницу, равно как и поясок, и букетик, и все-все-все висюльки, которые при нём болтались.
   А в шесть утра незлобивый кучер уже маячил у подъезда на Гороховой. Настроение было у него отличное: поспал-таки чуток. Что касаемо других деталей, влиявших на настроение... Ну и что, что за барином инцест подозревался? Балагурить в кучерской об этом дело лишнее, так что барину нечего волноваться, всё будет тихо...
   Парочка сонных путешественников, наконец-то, появилась. Почему-то не со стороны Гороховой, а от Малой Морской. В бричке уселись по-пуритански: подальше друг от дружки. Велели трогать. Вернее, барин велел. Сестра, или кем она ему приходилась, мигом уснула. Не успели отчалить, как барышня снова приклонила голову, легла родственнику на грудь. Дело молодое!
   Сами-то барин изволили не спать, головой вертеть изволили, смотреть по разным сторонам предпочитали - ну, чисто тебе иноземцы! Будто не видели тех дворцов никогда... Такие вот мыслишки порхали в голове у незлобивого возницы.
   Голова барина, как ни странно, в ту минуту была занята самыми неожиданными размышлениями... О природе! Петр Сергеевич чувствовал себя умиротворённым, и на то была причина: приятно пахла увядшая листва, куда более приятно, чем тело увядшей вдовушки.
   Был ноябрь, но почему-то вспомнилась весна. И Авдотья. Ах, как они с ней когда-то! Нет, Авдотью он никогда не бросит, даже ради болотной царевны...
   Дорога выдалась нетряской. К приезду брата императора готовились на совесть: срыли большие ухабы и утоптали мелкие, для чего из разных мест были вызваны солдаты.
   Ехали весело, кучер балагурил соло, не дожидаясь ответов графа, говорил в два раза быстрее обычного. Будто чувствовал, что наговаривался на всю жизнь. На всю оставшуюся, недолгую. Буквально через два часа его жизнь весьма глупо оборвалась. Видно, на роду ему сие было написано.
 
   23.
   Незлобивый кучер умер не так, как обычно умирали извозчики, не свалился в овраг, не сломал себе шею. Косвенным виновником той смерти явился новомодный трактир, в котором городские сплетни подавались с особым шиком и с необычайной помпезностью. Построено было то придорожное заведение наспех - опять же в честь события, намечавшегося в Петергофе. В нём всё сияло чистотой и новизной, а посему туда не только ямщики да всякая там деревенщина, но и баре иногда не брезговали заглянуть. Пётр Сергеевич, приметив заведение, обратился к кучеру:
   - Давай, что ли, перекусим, братец, а?
   Кучер обрадовался:
   - Выпить тоже не мешало бы!
   - Тогда слезай, я угощаю! - крикнул граф и по-крестьянски выскочил из повозки.
   От этих криков проснулась Анна. Подав руку, Пётр Сергеевич помог ей сойти. Ну, и за талию, вестимо, подержался, чисто по-братски, раз уж такой случай выдался.
   В трактире, несмотря на утро, а было всего лишь одиннадцать часов, народу разного набилась пропасть. В самом дальнем углу смаковали политику.
   - Говорят, в Польше вспыхнуло восстание, а наместник наш польский, наш благородный князь Константин, бежал из Бельведерского дворца в одном халате!
   - Почём ты знаешь?
   - Да все об этом слышали! Думаешь, зачем он к брату в Петергоф помчался? Жаловаться, не иначе. Теперь сидят, смекают, как им с неблагодарной Польшей дальше поступать...
   - Почему с неблагодарной?
   - А потому, что их освободили от Наполеона, а они...
   - А они?
   - Хотят нарушить целостность империи!
   - Да шут с ними, с поляками, давайте выпьем за здоровье рода Романовых! Пусть братья встречаются почаще, хоть и на панихидах, без разницы...
   - Виват!
   К тому столу подошёл военный и вмешался в разговор:
   - Простите, но я совсем другое слышал: Великий Князь Константин до сих пор героически сражается, наше войско сейчас под его началом...
   Это заявление вызвало смешки:
   - А кто же сей момент, по-вашему, гостит у государя?
   Пётр Сергеевич вытянул шею, дабы услышать, что скажет военный, но неожиданно входные двери распахнулись, и вбежал газетчик, сообщивший новость, которая надолго отвлекла присутствующих от разговоров о польском восстании.
   - Господа! Сегодня ночью на Малой Морской произошло убийство! Барон фон Штрелиц зарезал женщину!..
   Раздались выкрики:
   - Не может быть, чтоб немецкий барон был убийцей!
   - Да и не немец он вовсе, а голландец!
   - Ничуть не бывало - немец!
   - А я говорю - голландец!
   Эта перепалка закончилась полюбовно и довольно быстро, спорившие пришли к выводу, что "немец" или "голландец" - один чёрт!
   И позднее, лет через семьдесят с гаком, возникали подобные споры, что постепенно привело к переименованию столицы на русский манер: "Петроград". Голландское имя "Питербурх", данное городу ещё Петром, стало вдруг немецким считаться. А там и война приключилась - первая мировая. Солдат погнали не немецкий фронт, и необходимо было немцев, проживавших в Петербурге, срочно выгнать или истребить, для чего устраивались погромы...
   Однако до первой мировой ещё надо было ещё дожить, а тут - такая волнующая новость!
   Все повскакали с табуретов, окружили вестника. А Пётр Сергеевич, оставшийся сидеть у своего бокала с пивом, призадумался. Как, всё-таки, новости быстро разлетаются! У некоторых транспорт поживее, чем у его болтливого кучера... "Отчего это вы, барин, вышли не из того подъезда, у которого я вас высаживал?" Надо бы... поговорить с ним!
   Тут граф, как всегда к месту, вспомнил о коллекции пузырьков. Бутылочки, выданные химиком, всегда были при нём. Да и сигары, похищенные у барона, "жгли карман". Вместе с сигарами у немца была изъята крупная сумма денег.
   Попросив Анну посидеть немножко в одиночестве, Пётр Сергеевич встал и направился к незлобивому извозчику. Тот аккурат допивал своё пиво, до самого дна добирался.
   - Пойдём-ка, братец, покурим, ну их, всех этих газетчиков, с их сплетнями!
   На скамейке у трактира было пусто, ибо все гости находились внутри заведения. Снаружи оставались лишь пустые брички.
   - Присядь-ка, я тебя дорогОй сигарой угощу, - сказал кучеру граф.
   Сигары в коробке были - все, как одна! - красавицы. Жаль, пахли по-разному: Пётр Сергеевич ухитрился капнуть на одну из пузырька.
   Улыбчивый возница в заграничных запахах не разбирался, закурил. Потом застыл вдруг, замер, выпучил глаза... Так и помер, сидя на скамейке.
   Граф пошёл к бричке, взял оба саквояжа, свой и Анны, переложил их на другую, порожнюю повозку, хозяином которой оказался не мечтательный и вовсе не задумчивый, не сонный, не бормочущий всякую ерунду, а наоборот, весьма серьёзный и необыкновенно ловкий возница. Хотя и жутко неприветливый. Лениво взглянув на деньги, он согласился отвезти графа и его сестру в Петергоф.
 
   24.
   Через пять минут повозка хмурого возницы уносила романтическую парочку подальше от злосчастного трактира, наполненного пересудами и табачным дымом.
   Спящая болотная красавица теперь была одета во всё французское. Граф же, побрезговавший гардеробом капитана, наоборот, не спал. Он, задумчиво поглаживал накладные бакенбарды, кои должны были компенсировать несвежесть кружевной рубашки.
   Пётр Сергеевич снова думал о прелестях природы. Ему не было никакого дела до происшествия на Малой Морской - пускай сначала что-нибудь докажут! Слово "дактилоскопия" тогда ещё не существовало, его должны были придумать через три десятка лет, так что графу, вроде, не о чем было волноваться. Вроде... А вот планы на ближайшие пару лет не мешало бы подкорректировать. Что и было сделано, мысленно, ближе к вечеру, когда уже совсем подъехали к границе Петергофа.
   Планы у Петра Сергеевича были самые разнообразные, рассчитанные не на один вариант событий, а на несколько. Ибо не знал он точно, как встретит его гостиница. Коли не обманет Свирид Прокофьевич, коли купит в голландской лавке цветов, коли поставит их в номере да коли торжественно встретит их с Анной у порога - тогда один коленкор. А ежели возникнет другая ситуация...
   Кроме всего прочего, Петру Сергеевичу не терпелось узнать, как подействует на него самого - при оказии! - содержимое зелёненькой бутылочки. "Неужто и я попрозрачнею? Неужто так же легко проникну через старый шифоньер в гости к будущей тёще, к той даме, что посылала мне поцелуи и которая так похожа на царскую фрейлину?"
   Оставалась лишь одна загвоздка - Анна. У графа не было полной уверенности в том, что она охладела к Юрию Петровичу и что с радостью согласится стать его возлюбленной. Хотя бы на время. А спрашивать напрямик было боязно - так все дело могло рухнуть. Ну, как разнюнится, разъерепенится? Действовать следовало осторожно. Благо время ещё позволяло. Если повезёт - обручится с ним болотная красавица, а документально оформлять женитьбу - поди, нет таких порядков в Высокочтимом Имперском Болоте.
   В остальном Петру Сергеевичу думалось приятно, он даже задремал минут на десять. И приснилась ему Авдотья. Почему-то в интерьере цвета фуксии. Точнёхонько такого колера горшечные цветы в зазеркальной комнате, где обитает дама, раздающая воздушные поцелуи.
   Авдотья в том сне, в том розово-красном интерьере, сидела за прялкой. Она пряла и молчала, а он, её недавно титулованный супруг, пил чай за большим столом, накрытым белоснежной скатертью. Хм! Почему-то на пару с простолюдином, с гостиничным хозяином Свиридом Прокофьевичем.
   Граф с хозяином гостиницы угощались из золотого самовара, наливали чай в расписные блюдца драгоценного фарфора, но Авдотью к себе в компанию не звали... Да она и не пошла бы! Скромная женщина его Авдотья, чай в чужой компании пить не станет. Разве что наедине с красавцем-мужем, венчанным с нею родным воронежским болотом. И непременно в интерьере цвета фуксии. Вот оно какого цвета, истинное счастье!
   Ради будущего чаепития в розовых тонах Пётр Сергеевич готов был ещё немного пострадать, ещё кого-нибудь убить, но чтобы уж потом никогда не расставаться с дорогой супругой.
 
   24.
   Недалеко от Большого дворца, почти у самого краснокирпичного здания Императорских конюшен, лошадь унылого кучера сделала остановку. По своей собственной воле. Пётр Сергеевич усмотрел в этом знак: надо бы и с этим кучером душевно попрощаться, вдруг что-то заподозрил, вдруг не зря молчал и всю дорогу супился.
   - Возьми-ка, дружок, сигару на память! Как приедешь домой, под водочку и закуришь...
   Затем он расплатился, схватил оба саквояжа, выпрыгнул из брички и спутнице своей помог сойти. Путешествие было закончено, оставалось совершить небольшую пешую прогулку, что само по себе не так уж и плохо, если бы не расстояние. До заведения господина Барского было добрых полчаса ходу. Это налегке! А с поклажей, да ещё и в компании измученной девицы, вдвое больше. Пришлось искать местечко, где можно было бы перекусить и набраться сил для последнего, решающего марш-броска.
   На дворе стояла густая и вязкая темень, время близилось к полуночи, а темнота, как известно, энергии и бодрости не прибавляет. Войдя со спутницей в близлежащую харчевню, Пётр Сергееевич бросил взгляд на настенные ходики. Так и есть, половина двенадцатого! Тут он вспомнил, что обещал хозяину гостиницы вернуться не позднее вечера, а полночь - это уже никакой не вечер. Хотя, с другой стороны, невезучий хозяин должен быть рад любому варианту. Когда постояльцев хронически не хватает.
   Граф усадил барышню за стол, заказал прелестный ужин с осетриной, расстегайчиками и вином. В конце ужина Анна попросила чаю, так что и пирожные последовали, и в большом количестве. Львиную долю тех сладостей прикончил, несомненно, Пётр Сергеевич. После ужина пришлось ещё немного задержаться, ибо граф намерен был вручить новоявленной сестрице документы на имя Анны Сергеевны Скобелевой - для конспирации. Ведь жених её, Юрий Петрович, "согласно последней информации", пребывал на царской даче также не под своим именем, из сооображений дворцового этикета, а также с целью минимизации охраны, "для экономии казённых средств". Стало быть, невесте князя тоже не мешало проявить предосторожность.
   Фея-ангел спрятала бумаги в потайной кармашек французского корсета - по примеру бывшей владелицы платья, усопшей красавицы Аглаи. Что ни говори, а привычки с вещами передаются! Граф давно про такое слышал, да верить не решался. Глядя на эти манипуляции, он всё больше проникался уверенностью, что жизненный опыт - дело не последнее.
 
   25.
   Отужинав и выйдя на улицу с саквояжами, парочка снова решила прокатиться, благо напротив ресторана стоял пустой экипаж. До гостиницы добрались заполночь. Пётр Сергеевич, конечно, не мечтал видеть хозяина в эту пору на крыльце с букетом роз, но то, что ему пришлось лицезреть...
   У входа в неказистое двухэтажное здание, где граф изволили проживать последний месяц, параллельно оформляя документы на "сестру", стояла толпа дорогих карет, в большинстве своём медицинских.
   - Вот так сюрприз! - пробормотал запоздавший постоялец. - Неужели же Свирид Прокофьевич так сильно болен?..
   Никто не слышал этого вопроса, даже Анна, но ответ последовал незамедлительно. И не в словесной форме, а в форме торжественного выхода. Директор заведения появился на крыльце, одетый как на парад: в серо-буро-малиновом кителе с золочёными пуговицами и в штанах с ярчайшими пурпурными лампасами. Если бы граф не знал Барского в лицо, то подумал бы, что сей пожилой клоун работает конферансье в ближайшем цирке шапито - так нарочито и нелепо тот смотрелся!
   Тем не менее, все окружающие относились к хозяину гостиницы с видимым почтением. Находившиеся подле лошадей извозчики кланялись, а господа, сидевшие в каретах, махали ему ручками в беленьких перчаточках - в знак приветствия...
   Затем вышли ещё кое-какие господа, расселись по своим каретам, и вся процессия медленно двинулась в направлении дворца. А Свирид Прокофьевич, исполненный важности и невероятного уважения к себе, ещё некоторое время стоял на крыльце. Всё махал и махал вслед удаляющимся экипажам... И чуть не плакал от счастья! Потому и не сразу заметил двух путешественников: мужчину и женщину с парой недорогих саквояжей.
 
 
   Часть 8 - "АРЕСТ".
 
   1.
   В мужчине Свирид Прокофьевич сразу же признал своего вернувшегося постояльца, злостного неплательщика, наглого вруна и задаваку.
   - Ах, это вы! - с деланным восторгом произнёс он. - И где же вас носило, с позволения спросить?
   Пётр Сергеевич почувствовал, что ему не рады. Но дама-то при чём?!
   - Я бы просил вас выражаться повежливее, ведь со мной сестра моя, графиня Скобелева Анна Сергеевна, о наличии которой я имел честь соообщать вам ранее, и неоднократно-с!..
   Свирид Прокофьевич несколько смутился, но потом пришёл в себя и возобновил допрос:
   - Может быть, графине будет неудобно останавливаться "где попало"? Вы у неё спрашивали, прежде чем приглашать в этот, как вы сами давеча изволили выразиться, "мышатник"?
   - Графиня в курсе некоторых... временных неудобств, предстоящих нам... не по нашей воле...
   Высокомерие голодранца напрочь расстроило Барского.
   - А графиня в курсе, что за номер уже месяц как не плачено?! Два часа назад истекли все сроки, вы обещали вернуться вечером, а теперь уж ночь, так что я... Я снимаю с себя всю ответственность по отношению к вам, аннулирую все обязательства и... Словом, увозите свою мебель, забирайте куда хотите, я уже пообещал ваш номер доктору, который царского кота лечить изволит! Вот-с!
   Сказав такую длинную тираду, Свирид Петрович скрылся в здании. Пётр Сергеевич, бросив даму, ринулся за ним.
   - Погодите! Вы не можете оставить нас на улице! Если мой номер занят, предоставьте мне любой другой покой, хотя бы "люкс", я всё оплачу, и за прошлый месяц компенсирую расходы, и за порванную мебель, как и обещал...
   Граф вынул из-за пазухи ворох купюр, которые он так удачно приобрёл прошлой ночью по адресу "Малая Морская улица, дом девять". Но хозяина доходного дома это зрелище не впечатлило.
   - Ха! "Любой покой!" Вы не заболели часом, ваша светлость? Если так, то у меня для вас имеются превосходнейшие доктора! Все мои теперешние постояльцы - доктора, да не простые, а титулованные лекари, приближённые к царской фамилии...
   - Тогда поселите хотя бы на кухне или... в чулане... - не сдавался "ваша светлость". Но хозяину гостиницы, судя по всему, эта настойчивость лишь добавила упрямства. И жестокости!
   - Любезнейший граф, если вы таковым являетесь, примите к сведению, что я давеча имел возможность оказать неоценимую услугу медицинскому персоналу императорского эскорта! Их всех, целых двадцать учёных персон, забыли включить в список на обслуживание и поселение в здешних гостиницах, кто-то из секретарей ошибку допустил, и если бы не я... Словом, если бы я не пришёл на выручку этим высокочтимым господам, им пришлось бы возвращаться в Санкт-Петербург, а у Великого князя Константина здоровье не в порядке, не так уж и молод он, cветлейший князь, в медицине нуждается сильно... Да-с! В докторах-с!..
   Граф в отчаянии даже руки заломил:
   - Умоляю, не бросайте нас, пустите переночевать, хоть где-нибудь...
   - Ничего не выйдет! Больше никаких вам попущений! И спрячьте свои деньги! У меня этих денег теперь будет целая прорва! Нынче господа-врачи отбыли во дворец на ночной консилиум, а к утру вернутся и потребуют заслуженного отдыха, так что духу до той поры чтобы вашего здесь не было! Мне теперь подозрительные личности тут ни к чему, а не послушаетесь доброго совета - прикажу околоточного позвать!
   Пётр Сергеевич собрался было ещё что-то возразить, но хозяин гостиницы вдруг помчался вдоль по коридору - в ту сторону, где вырисовались фигуры двух атлетов в холщовых робах, несших на ремнях... Зеркальный шифоньер! И самым неприятным оказалось то, что, не выдержав ночного холода, в коридор с улицы вошла Анна. Увидев шкаф, она взбледнула, то есть сразу же утратила всю свою розовость. Теперь розовая фея походила на недокрашенную, но почему-то всё же выставленную для продажи фарфоровую куклу.
   - Ах!.. - только и сумела вымолвить вошедшая.
   Граф почувствовал лёгкую лихорадку.
   - Любезные, - обратился он к рабочим, - не могли бы вы сказать, куда путь держите, да ещё и с моей мебелью?
   - Велено в подвал снести, в чулан, - ответил один из тяжелоатлетов.
   - Но ежели мебель действительно ваша, вы можете сами отнести её, куда только вам заблагорассудится! - хохотнул его напарник.
   Граф сунул им денег и приказал на время удалиться. Налегке. С тем чтобы потом вернуться и продолжить переноску махины в подвал.
   - Мы с сестрой хотели бы пообщаться с... То есть, мы хотели бы постоять чуток рядом с маменькиным подарком, ибо этот шкаф - наша семейная реликвия! А потом можете выполнить указание вашего хозяина, будет даже неплохо, если данный шифоньер немного постоит в чулане, ибо... В этот поздний час нести его нам решительно некуда!
   Рабочие переглянулись, поставили шкаф и молча удалились. Теперь семейная реликвия стояла прямо посреди гостиничного коридора, в компании усталой парочки.
   - Что всё это означает? - первой подала голос фея. - Выходит, всё это время вы... Знали?!
   - Что я знал?
   - Вы всё время знали, где шкаф?! Кто вы на самом деле?! И где мой Юрий Петрович?!
   Граф собирался ответить в своей обычной манере - легко, пространно и не по существу, но неожиданно поверхность зеркала покрылась рябью и туманом...
 
   2.
   Когда туман рассеялся, в глубине уже знакомой комнаты замаячила красавица в летах, похожая на фрейлину. Легка на помине! В этот раз лицо её было сурово, и глядела она исключительно на Анну. А графа игнорировала, из чего тот заключил, что воздушных поцелуев, вероятно, не дождётся. Дама, между тем, начала вещать:
   - Анна, как ты могла так поступить? Что ты себе напозволяла?! Объясни, пожалуйста, почему мой шифоньер не в институтском флигеле?!
   - Маменька, простите, я не думала, что всё так обернётся!..
   - Прими эликсир и живо ко мне!
   Фея-ангел побледнела ещё больше:
   - Его нынче нет при мне... Моё платье... Оно осталось в столице, там, где мы ночевали... А пузырёк был привязан к поясу...
   Дама нахмурилась.
   - Я велела тебе ни на миг не расставаться с эликсиром! У сердца надо было его носить!.. У сердца!..
   - Но я была так измотана, так устала, потому и заснула, потому и не заметила, как платье унесли в стирку...
   - Ты глупа-а-а... - молвила маменька. - Ох, как глупа-а-а... Что ж, оставайся там, где пребываешь, навеки оставайся... Меня ты больше не увидишь! Не смей ко мне приближаться, не смей! Ты мне больше не дочь!
   Видение исчезло, шкаф сделался обычным. Граф хотел было обнять сиротку, пару секунд назад лишившуюся мамы, но та дёрнулась от него словно чёрт от ладана, зарыдала и бросилась к выходу. Говоря проще, дала стрекача. Пётр Сергеевич начал беседовать сам с собою.
   - Хм! И правда глупа! Дура редкая! Придумала бы что-нибудь приличное, из уважения к родительнице, а то: "Его нынче нет при мне!" Была бы похитрее, так и не разгневала бы старую дворцовую крысятину, а там, глядишь, и бутылочка нашлась бы...
   Он достал из тайника в камзоле зелёный пузырёк, полюбовался им, спрятал обратно и продолжил словесные упражнения.
   - Хм! Распустила сопли! Я тёщи, может быть, лишился, и то ничего, жив-здоров, не рыдаю... Хотя... Почему "лишился"? В скором времени возьмусь уладить этот инцидент...
   Вернувшиеся грузчики решили, что господин, поссорившись с сестрой, немного помешался. Они несколько минут стояли молча, им было интересно. Под влиянием этого молчаливого сочувствия Пётр Сергеевич вдруг ощутил, что в голове его рождается новая идея. На всякий случай послав зеркалу прощальный поцелуй, он кивнул тяжелоатлетам в робах. Те продолжили свой путь, уже с поклажей, по направлению к чулану, то бишь в подвал. Правда, для этого пришлось им снова заплатить, так как сентиментальный простой в их планах не значился.
 
   3.
   Граф проводил грузчиков до самих дверей чулана, дабы убедиться, что таковой существует, и что замок на двери обычный, пустяшный, почти такой же, как был в его номере. Несостоявшийся "зятёк" не терял надежды пообщаться с "тёщей" с помощью бутылочки. Но знал он также, что в щекотливых предприятиях спешка неуместна. Сначала надо было хорошенько изучить близлежащую местность, на момент её просматриваемости, прежде чем пить из зелёненького пузырька и лезть к тёщеньке сквозь зеркало.
   Пётр Сергеевич вышел на ночную улицу, огляделся по сторонам и лишь после этого направился в обход здания гостиницы. Заглядывая в тёмные окна и оконца, выяснил, что до следующего утра проникнуть в чулан не сможет. А посему решил двинуться, исключительно пешим порядком, в сторону обычных человеческих жилищ. Где и обрёл ночной покой за незначительную мзду.
   Наутро граф снова ходил кругами вокруг здания, принадлежавшего бывшему крепостному, а ныне архиважному и сильно задравшему нос обладателю двух постоялых дворов и одной тухлой гостиницы, господину Барскому.
   Свирид Прокофьевич, в то же самое время, стоял на крыльце, вглядываясь в несколько размытый туманом горизонт. Вскоре в той молочной дымке нарисовалась лошадная подвода. Именно подвода, а никакая не карета и не бричка. Директор был уверен, что холопский транспорт проедет мимо, но такового не произошло.
   - Вы и есть Свирид Прокофьевич Барский? - спросил извозчик, резво соскочив с облучка.
   - Я-а-а-а-а-а... - неуверенно и хрипло пробасил спрашиваемый.
   - Тогда потрудитесь отдать вещи, лежащие у вас на сохранении!
   Извозчик предъявил личные бумаги. Им оказался высокопоставленный инкогнито - императорский курьер, переодетый по-простому из соображений секретности. "Премерзкая оказия!" - подумал Барский, но вслух лишь вежливо откашлялся, продолжая вчитываться в пару строк, которые любой гимназист осилил бы за две секунды.
   - Так я пройду на второй этаж? - вкрадчиво спросил лже-извозчик.
   - Конечно-конечно!
   Хозяин заведения жестом указал на входную дверь и, пропустив гостя вперёд, покорно засеменил следом.
   Уже через полчаса все вещи, оставленные накануне царскими врачами в помещении для багажа, находились на подводе.
   - Вот небольшая компенсация за труды и потраченное время, - сказал курьер, передавая Барскому действительно небольшие деньги.
 
   4.
   Недоразумение, связанное с беспризорностью императорского медицинского эскорта, было исправлено с надлежащей такому случаю быстротой. После ночного консилиума все доктора были с извинениями перемещены во дворец Марли, а за их вещами, уже утром, был выслан вышеупомянутый личный адъютант его императорского величества государя Николая Павловича. Иначе и быть не могло! От настроения врачей зависело не только лишь здоровье, но и жизнь благословеннейшего суверена - такой порядок существовал всегда, во все века, потому и курьер за вещами был послан более чем солидный.
   Инцидент уладился, подвода отчалила. Глядя вслед удалявшемуся посыльному, Свирид Прокофьевич уже не плакал от счастья и не делал прощальных жестов. Он внутренне негодовал. В кои-то веки, после огромного перерыва, судьба улыбнулась ему, но оказалось, что улыбка та была неискренней. Гостиница снова пустовала! Хоть криком кричи, а не докричишься... И главное - жаловаться некому. А ведь обещали на приём пригласить, царским обедом попотчевать! Грозились... Один из докторов самолично обещал... И визитку оставил... На тот случай, ежели господину Барскому вдруг взбредёт появиться в Петербурге и где-то переночевать. Как же, жди, пустят к себе в дом эти лицемеры и подлые обманщики!
   Поднявшись в кабинет и, по обыкновению, запершись на два оборота, Свирид Прокофьевич несколькими залпами выпил треть бутыли водки, чего с ним давненько не случалось, и начал, на чём свет стоит, крыть власти, всё никак не давашие ему почувствовать себя человеком.
   - Самодержавие проклятое! Уф-ф-ф... Держиморды!!!
   И так далее. И прочее. Ежели бы стены заведения не были такими толстыми, кто знает, не услышал ли бы кто-нибудь этих ругательств. Возможно, дворцовым ищейкам пришлось бы даже усилить охрану...
   В совершенно ином настроении, деловом и весьма лояльном по отношению к государю, расхаживал вокруг того же здания тайный граф Пётр Сергеевич Скобелев, в миру Пётр Болотников. В ту минуту "их светлость" огорчало лишь одно: неясность планов хозяина гостиницы. Ну, как Барскому захочется появиться у заветной двери, ведущей в подвальный чулан, как раз тогда, когда и ему, графу, будет угодно туда войти? Какой из этого конфуз мог бы получиться!
   Глянув на окно второго этажа, которое, по его сведениям, принадлежало кабинету, Пётр Сергеевич от радости чуть не завыл: Свирид Прокофьевич был у себя! А не слонялся по подвалам, не стерёг чужих шкафов, находящихся в чуланах. Господин Барский по-простецки стоял у подоконника, тупо взирая на петергофский пейзаж. В следующий же миг граф сорвался с места и устремился за угол, по направлению к крыльцу гостиницы. И далее, по коридору, ведшему в подвал, он передвигался с не меньшей скоростью.
   Свирид Прокофьевич, узрев перебежку графа за угол, несказанно удивился, сменив мечтательный настрой на боевой.
   - Чего он ещё затеял? Этакая сволочь! Шкаф в чулане пристроил без моего позволения, а теперь и сам в чулане поселиться, что ли, хочет?! Если так, шифоньер теперь мой, по закону...
 
   5.
   Спустившись в подземные коридоры гостиницы, найдя в полутьме чуланную дверь, хозяин заведения отворил её и не поверил собственным глазам: жулик, стоя на коленях перед открытым зеркальным шкафом, рылся в оном! Господин Барский начал быстро вспоминать, не клал ли он чего-нибудь туда. Нет, не клал. Да и никто другой не мог туда ничего положить, ибо никому до этого шифоньера дела не было. До переноски в подвал он был пуст, несколько раз проверено.
   - Милостивый государь!..
   Граф молчал. Тогда пришлось сказать погромче:
   - Ваша светлость, не ответите ли на вопрос, по какому праву и зачем вы забрались в моё частное помещение и незаконно исследуете арестованный шифоньер?
   Слово "арестованный" произнеслось как-то зловеще. Свирид Прокофьевич даже содрогнулся. Не хотел такое говорить, да вот вырвалось. Не иначе, как знак какой! Не иначе...
   Граф по-прежнему не отзывался. Хозяину гостиницы пришлось подойти к нему вплотную и спросить как можно громче:
   - Вы будете отвечать, или мне позвать...
   Свирид Прокофьевич хотел сказать "околоточного", но снова запнулся. Голова графа покоилась на днище пустого шкафа, совершенно пустого! А сам он, вроде как, и не дышал...
   Конечно, можно было кликнуть околоточного, но можно было и повременить. Свириду Барскому не давали покоя деньги, коими ночью так развязно и так неуважительно тряс перед его лицом новопреставленный. Откуда он их взял? Уж не украл ли? То не было у него денег, а то, видишь ли, появились. И сестра тут ни при чём, да и не сестра она ему, это понятно. За пятнадцать с лишним лет работы в подобных заведениях Свирид Прокофьевич прекрасно научился отличать сестёр от содержанок и заботливых мамаш от виляющих задами "мамочек". Сообщница то была, не иначе!
   Не обыскать преступника было грешно. Свирид Прокофьевич тотчас же нагнулся и стал ощупывать тело. Все купюры, которые он видел давеча, были на месте - за пазухой у негодяя, за почерневшим кружевным воротником. Помимо денег была и огромная связка ключей. Ого! Уж не от его ли комнат эти ключики?! Весьма вероятно! За целый месяц бесплатного пребывания в гостинице прохвост мог наделать копий, чтобы потом тайно, ночами, приходить и грабить постояльцев! Вот только... Кто принудил его отправиться на тот свет?
   Глянув на пол, Свирид Прокофьевич заметил у самых ног Петра Сергеевича маленький зелёный пузырёк. Красивенький, дорогой, необычный, да ещё, в придачу ко всему, на тоненькой серебряной цепочке. Яд! Несомненно яд, а что ж ещё?
   Понюхав горлышко флакона, а затем приблизивши лицо к физиономии лжеграфа, Барский убедился, что был прав - запах тот же. Оставалось завернуть трофеи в носовой платок и подумать, что с ними делать дальше. Если и нести куда-то эти вещи, то уж точно не в околоток! Недосуг было Свириду Прокофьевичу общаться с какими бы то ни было властями.
 
   6.
   Господину Барскому не хотелось видеть блюстителей порядка, но местный участковый пристав, начальник всех околоточных надзирателей Петергофа, имел насчёт него самые срочные планы. Он собирался встретиться с хозяином гостиницы для беседы, и как можно скорее. Не успел владелец заведения выйти из подвала в коридор первого этажа, как уже был встречен Кузьмой Ивановичем Переверзевым, вышеупомянутым участковым приставом.
   - Свирид Прокофьевич, я к вам за советом и дружественной помощью! Не ждали?
   От испуга у господина Барского из рук выпал носовой платок с трофеями, развернулся и...
   - Позвольте, что это у вас?!
   - Н-н-ничего-с...
   - Как это "ничего-с"? Ба! Да тут и денежки немецкие имеются... Вот те на! Вперемешку с червонцами! Вы, никак, из-за границы прибыли?
   - Не бывал я за границами, отродяся не был...
   - Тогда откуда же такая пре-е-елесть? - издевался начальник околоточных. - Кстати сказать, вы, часом, не слыхали, что там, в столице, позапрошлой ночью происходило?
   - Никак нет-с! Ничего не слыхал-с!
   - Не далее как позапрошлой ночью была убита одна легкомысленная мадам, владелица борделя, якобы зарезана немецким представителем из консульства!
   - Такое весьма возможно-с, почему бы и нет...
   - Так вот-с! - Кузьма Иванович повёл мохнатой бровью. - Немецкий дипломат не имел ни малейшего резона убивать мадам, ибо женским полом не интересуется! Мало того: он сам был ограблен и, как я вижу, именно на сумму, которую вы только что изволили в руках держать!
   Позвенев связкой ключей, тоже лично поднятых с пола, пристав зашёлся хохотом триумфатора:
   - Ты глянь, удача-то какая! Шёл просто посоветоваться, предупредить о возможных нападениях, а тут... Сказывают, на ключах квартиры, где был найден труп мадам, точнёхонько такие вензеля - в форме буквы "F"! Недаром мне сегодня черви снились! Только лишь начал обход постоялых дворов, хотел допросить хозяев, не видели ли преступника, а тут такая испанская коррида - преступник сам на меня вышел, аки бык на тореадора!
   - Так уж и преступник... - смахнул нежданную слезу Свирид Прокофьевич.
   Участкового ничуть не тронул вид поникшей жертвы.
   - Вы, конечно же, не знакомы с процедурой следствия, господин Барский, иначе поостереглись бы. Преступление на Малой Морской - событие международного характера, в таких случаях перво-наперво исследуются постоялые дворы. Я начал с вас - и мигом орден заслужил! А может быть, и премию, как знать. Пройдёмте-с!
   Свирид Прокофьевич сел на пол.
   - Никуда я не пойду-с!
   Он рухнул на пол не из опасений за свою свободу, а по иному поводу. Страх быть отведенным в участок, конечно же, присутствовал, но в ту минуту директор более всего заботился о зелёненькой бутылочке, чтобы пристав её не заметил. Пузырёк, упав, не разбился, а удачненько закатился в пространство между правым башмаком хозяина гостиницы и левым. Присевши либо прилегши, можно было незаметно подгрести флакончик под себя, а затем, одним ловким движением, переместить в карман. Если в бутылочке быстродействующий яд, то она могла впоследствии весьма полезной оказаться. Всяко лучше, чем пожизненная каторга!
 
   7.
   Свирид Прокофьевич дождался момента, когда пристав вышел за подмогой, и перепрятал пузырёк понадёжнее. В том, что более обыскивать его не будут, он почему-то не сомневался: слишком уж обрадовался участковый пристав найденным ключам и ассигнациям! Сия возвышенная радость не должна была позволить начальнику всех околоточных опуститься до ощупывания тела подозреваемого. По крайней мере, в ближайшие часы.
   За время сидения на полу господин Барский перебрал в мозгу массу разных воспоминаний. Неожиданно всплыл образ графини Скобелевой. Как она там, горемычная? Её названный брат упокоился в шкафу, а её тело, должно быть, в каком-нибудь пруду агонизирует, водоёмов-то вокруг предостаточно.
   Свирид Прокофьевич был не так уж и далёк от истины: утопилась бы графиня. Да не дали ей этого сделать! Когда она, отвергнутая маменькой, бросилась во дворец, на поиски князя Люлина, "династического родственника семьи Романовых", её остановили сыщики в штатском и отвели куда следует. Допрос продолжался недолго.
   - Вы утверждаете, что князь Юрий Петрович Люлин был официально приглашён на панихиду?
   - Утверждаю.
   - Кто сообщил вам об этом?
   - Брат мой, Скобелев Пётр Сергеевич.
   - Где он сейчас?
   - Не знаю...
   - Кто доставил вас в Петергоф?
   - Брат мой, Скобелев Пётр Сергеевич.
   - Может быть, стоит разыскать его?
   - Ни в коем случае! Он украл у меня шифоньер, и теперь я не имею ни малейшего желания общаться с этим недостойным человеком!
   После таких признаний обычно направляют далее, в тихую лечебницу для затерявшихся в этом суетном мире, но... На графинино счастье, во дворце нашлась целая масса докторов, пожелавших дообследовать прекрасную сестру непорядочного брата. Один из лекарей был по образованию психолог, учился в Сорбонне, имел награды за многочисленные успехи. К тому же, имел неблагозвучную фамилию: Пупышкин. Соблазнившись возможностью жениться на графине с одновременным присвоением фамилии и титула, он вызвался после окончания дворцового мероприятия отвезти барышню к себе в родовое имение и там, в домовой церкви, обвенчаться с нею. К странностям будущей супруги обещал иметь снисхождение.
 
   8.
   Неправ был Свирид Прокофьевич, думая, что болотная царевна, присланная в этот мир для счастья и любви, могла вот так запросто пропасть, пусть даже отвергнутая маменькой.
   Другой болотный представитель, Пётр Сергеевич, тоже не был обречён на гибель, отнюдь. То состояние, в котором застал его господин Барский, являлось переходным: граф аккурат давал молчаливую присягу Высокочтимому Имперскому Болоту, или "Зазеркалью". Торжественно, по всем правилам, стоя на коленях! А посему не мог отвлекаться на всякие мелочи, как то: обыск его карманов, кружевной пазухи и прочее. Ведь пятью минутами ранее, когда он, стоя перед зеркалом, собирался выпить из зелёненькой бутылочки, к нему явилась несостоявшаяся тёща и предупредила:
   - Подумай, прежде чем совершить сей поступок!
   - Чем опасен для меня сей поступок? - игриво спросил Пётр Сергеевич, привычно отослав в сторону зеркала поцелуй. Но и в этот раз, как и в миг прощания с дочерью, зазеркальной даме было не до поцелуев.
   - Я справлялась о тебе.
   - Где?
   - По месту рождения, на воронежских топях. Те, кто подарили тебе жизнь, сожалеют о том, но сожаления их запоздалы, ничего уже нельзя вернуть. Ты - убийца и безнадёжный глупец!
   - Но не глупее вашей дочери, ведь правда?
   Дама немного помолчала.
   - Если бы не Анна, я бы не стала с тобой говорить! Ни минуты! Но ты помог ей, спас от бесчестья, и этот долг я обязана вернуть. Хоть я и не так богата, как ты воображаешь...
   Дама поведала Петру Сергеевичу о своём интересном статусе. Она действительно не имела доступа к подземным благам, о которых так мечталось графу, да и титул у неё был, по меньшей мере, странный: "привратница". По её словам, зазеркальных привратниц и привратников, раздававших вежливые поцелуи, Высокочтимое Имперское Болото обязало хранить выходы и входы, через которые болотные принцы и принцессы иногда попадали в наземный мир. Правда, последние не всегда с умом распоряжались своими преимуществами перед простыми смертными, многие из них, подобно Анне, не возвращались, навсегда унося энергию, то бишь жизненную силу, потраченную на их воплощение. А титулы "привратник" и "привратница", как это ни странно, являлись в подземно-зазеркальном царстве самыми высокими и уважаемыми, ведь в отзеркаленном пространстве всё наоборот! Потому привратничьих детей и называли "принцами" да "принцессами". А к "золотишку" у благородных стражей доступа нет, да оно им и не нужно: в том мире деньги являются предметом сугубо энергетической подпитки и энергетического же обмена. Распределением энергий занимаются низкие чины, ибо не привратницкое это дело.
   - Хм! - молвил Пётр Сергеевич, выслушав грустно-лирическую исповедь. - Всё же не верится, что вы мне... благодарны. Да, я спас вашу Анну от бесчестья, но я же и подвёл её под него! Кто разлучил её с выгодным женихом?
   - Всё правильно, но и тот коварный твой поступок будет ей во благо. Князь слишком слабоволен, не готов быть отцом семейства. Не для того я свою дочь выпускала в мир людей, чтобы она ссорилась со слабовольными мужьями из-за мелочей...
   - Так ведь высохнуть может ваше болото, ежели каждый его выкормыш, зело охочий до воли, начнёт исчезать бесследно! - посочувствовал Пётр Сергеевич, и в этот раз был почти искренен.
   - Имперское Болото высохнуть не может, - ответила мадам привратница, - ибо высыхать ему не полагается.
   - Думаете, что энергии ваши бесконечны?
   - Нет, разумеется. Их пополняют добровольные посредники. Ты станешь одним из них, если согласишься дать присягу...
 
   9.
 
   Пётр Сергеевич, сроду никому никаких присяг не дававший, натурально, засмущался. А тут ещё голос в ушах возник: "Не парься, Дуремар, профукал Авдотью - так будет Люся, а не дашь присягу - вообще никого у тебя никогда не будет, Мичурин хренов..." И ещё много-много непонятного было сказано каким-то обалдуем, под немыслимую музыку, явно не оперную.
   Зажавши уши, граф уж было согласился на "тёщины" условия, лишь бы больше не слышать тех звуков, но на всякий случай спросил:
   - А без присяги никак нельзя?
   - Никак. Не согласишься дать мне своё слово - пойдёшь на каторгу. До подземелья докатились вести, что по твоим следам уже идут!
   - Кто? Ищейки?
   - Нет! Ищеек ты пока удачно миновал, вина ложится на другого, но за тобой крадутся новые искусители, которые подвигнут тебя на новые тяжкие преступления! Ты убьёшь ещё нескольких человек и неминуемо попадёшь в неволю.
   - И каков же ваш ритуал?
   - Ритуал таков: сначала дай торжественное слово, затем прими похищенный тобой у Анны эликсир, сперва зелёный...
   Пётр Сергеевич достал красный пузырёк.
   - И сие понадобится?
   - Непременно, но сначала выпей из зелёного...
   Не успел фальшивый граф хлебнуть из зелёного флакончика, как сделался слегка прозрачным. Чего Барский впопыхах не заметил! Он заметил лишь то, что хотел увидать: нахала, роющегося в пустом шкафу. Когда же после обыска, никем не санкционированного, Свирид Прокофьевич покинул чулан, беседа графа с "тёщей" продолжилась.
   - Вот видите, зелёная бутылочка похищена! Я, не хуже вашей Анны, проморгал её...
   - Не печалься, отдаст тебе её твой друг... - ласково произнесла мадам.
   - Друг?!
   В тот самый момент за дверью раздались шаги. То Свирид Прокофьевич уговорил Кузьму Ивановича посмотреть на труп преступника, покоящийся в шкафу. Тщетное занятие описывать реакцию вошедших! Ибо она, во-первых, была долгой, тянулась почти целую минуту, а во-вторых, оба сильно рисковали сделаться психическими.
   Устав глядеть на разинутые рты и хватания за сердце, оживший труп предложил гостям чувствовать себя как дома и ни грамма не волноваться. Второе, о чём он попросил, было ещё бОльшим пустяком: оставить его, минут на пять-десять, наедине с очень уважаемой особой, с придворной дамой подземной категории, ибо он не успел обсудить с ней своё будущее.
   В связи с этим у господина Барского тоже возникла просьба к приставу: никоим образом не верить вору, убийце и симулянту, а сразу тащить его в околоток, пока не удрал.
 
   10.
   Кузьма Иванович Переверзев, участковый пристав с огромным стажем, не любил принимать поспешных решений. Для начала он запер обоих подозреваемых в чулане, воспользовавшись торчащим в двери ключом, и покинул подвал для дальнейших критических размышлений. По дороге в участок он принял дозу свежего воздуха, что помогло ему мыслить яснее. В результате сих умственных упражнений было вынесено негласное решение: спрятать - до поры, до времени! - вещественные доказательства, о коих никто пока не ведал, кроме двоих сумасшедших, на показания которых опираться вряд ли стоило. Тем более что у жены Кузьмы Ивановича накануне был припадок магазиномании, едва не разрушивший весь их семейный бюджет.
   Бросив связку ключей в близлежащий пруд, до поры, до времени, остальные вещественные доказательства пристав положил за пазуху.
   Оставалось дать команду санитарам и навсегда вычеркнуть из памяти сей досадный инцидент, вполне имевший право считаться недоразумением. Команда была тотчас же дана.
   Когда Кузьма Иванович, в сопровождении двух дюжих представителей медицины, вторично приблизился к чулану, за его дверью слышалось веселье. Два мужских голоса восторженно перебивали друг друга:
   - Прокопыч, а давай на брудершафт?
   - Давай! С графом на "ты" перейти для меня, крепостного холопа, большая честь!
   - Тогда бери зелёную бутылочку!
   - А ты?
   - Я из неё уже пил! Мне теперь красненькая полагается, для завершения ритуала!
   - Я тоже хочу красненькую!
   - Не хитри! Прими сначала из зелёной!
   Ещё чуток послушав и убедившись, что его совесть полностью чиста, что он не здоровых господ в психические записал, а именно сумасшедших, участковый пристав приказал детинам в белых робах не стесняться и действовать согласно предписанию. Шкаф, по желанию обоих пациентов, был переправлен в их новые покои. Против этого управляющий дома скорби не возражал: у него хронически не хватало мебели.
 
   11.
   В новых покоях стены были серыми, а обстановка бедной. Но это лишь для тех, у кого напрочь отсутствует воображение и связь с потусторонним, богатым на разноцветные картинки миром. Там для Петра Сергеевича и его нового друга, господина Барского, все стены искрились и переливались, и исключительно розовыми тонами. Стол был накрыт изысканнейшей скатертью, вышитой крестиком, а самовар на том столе был золотым. Чашки тонкого китайского фарфора тоже были там - заграничный шик!
   Меняя мутные стаканы и захватанный графин на чистые, санитары всякий раз дивились восклицаниям:
   - Умоляю, только не разбейте! Этот сервиз мне тёща подарила!
   - И самовар не мешало бы почистить!
   - Да! Хоть он и золотой, от полировки не откажется...
   Шушукаясь по коридорам, всполошенные медики жалели насельников "комнаты с самоваром":
   - Такие бедолаги эти двое, прямо сердце разрывается!
   - И не ходит ведь к ним никто! Впрочем, кто сейчас кому нужен...
   Неправы были сердобольные санитары, ибо зеркальный шкаф, который кишел невидимыми сущностями, нельзя было не принимать в расчёт. А из видимых, и вправду, никто к друзьям не приходил. Напрасно! Такое бы услышали... Много полезного узнали бы про Болотную Столицу, как с ней нужно обращаться, чтобы не погибнуть почём зря.
   Всё свободное от бесед с зазеркальными гостями время граф, до беспамятства влюблённый в природу, посвящал растительному миру, украшал местный сад цветами. Розы у него были исключительные! Свирид Прокофьевич посильно помогал - грядки вскапывал. За такие добрые дела Петру Сергеевичу с господином Барским увольнительные полагались, хотя и тайные, неофициальные. Тупо сидеть в неволе графу с бывшим крепостным холопом вовсе не приходилось, сие предположение расходится с действительностью. Кто знал обоих в лицо, частенько мог видеть их на каком-нибудь богатеньком подворье - в роли "зазывал", то бишь посредников Болотного Зазеркалья. Если после этого случалась сделка, невыгодная для заезжего купца, но чрезвычайно выгодная подземелью, можно было смело утверждать: присяга приносилась не напрасно, очередная миссия сработана. Ведь деньги, как мы много раз усвоили, суть жизненная энергия, так необходимая насельникам Имперского Болота!
   После каждой сделки недурно было и передохнуть, всё у того же самовара, послушать россказни гостей потусторонних. И так изо дня в день, из ночи в ночь...
   И Авдотья к друзьям-посредникам приходила. Всё сидела и молчала. Один раз лишь рот открыла: "Отмолила я тебя, Петруша". Перед кем отмолила, не уточнила. То ли перед небесными силами, то ли...
   А однажды... Японские купцы пожаловали! Те двое, изображения которых господин Барский видел на изразцах своей "рыжей" кафельной печи. Лица у них были радостные, а поклоны - частые-пречастые. С чего бы это? Купцы поведали, что хоть Япония и далеко, но гостей оттуда в Петербург однажды понаедет видимо-невидимо. Правда, не скоро, а лишь "после второй войны".
   И дёрнуло же Барского тогда полюбопытничать, мол, когда война вторая будет, и какую надо первою считать - не наполеонову ли, часом? Купцы переглянулись и сказали : "Он!" Затем один из них сунул бывшему директору гостиницы подвеску из цельного лазурита, да ещё и с напутствием: носить на груди, не терять, ибо с этим знаком он сможет в будущем беспрепятственно заманивать в столицу японских купчиков, станет "японо-зазывалой". И ещё добавил: камень должен сильно потемнеть, лишь тогда обретёт нужную силу. Не знал тогда Свирид Прокофьевич, что лазурит со временем темнеет.
   Тут ненароком может вспомниться один из самих ярких зазывал - бордельный капитан. Что, если он тоже в посредниках у Болотного Города служил? Не себе ведь денежки оставил, с собой в могилу ведь не забрал. А что убит был, так это согласуется с церковным правилом: "С убиенных снимается пол-Суда". Якобы, половина грехов снимается с преступника, ежели его кокнут. Верить или нет? Можно ли верить всему, что скажут люди? Одно яснее ясного и вероятнее вероятного: "Не суди, да не судим будешь!"
 
   12.
   На этом можно было бы закончить. Если бы не "Свежераспечатанные тайны".
   Именно так назывался роман, написанный неким Юрием Лялиным, потомком князей Люлиных, сменивших буковку фамилии во время сталинских репрессий.
   Тот Юра Лялин оказался точной копией упоминавшегося выше Юрия Петровича, только поступки его были смелее, а мысли решительнее.
   Вот вам, пожалуйста...
   ПРЕДИСЛОВИЕ К ЕГО РОМАНУ:
   "Этот опус не для коренных и не для тех, кто ухитрился породниться с Городом. Он для "пристяжных", для будущих страдальцев, позарившихся на красоты и упрямо лезущих в Ловушку.
   Пристяжным тут лучше бывать наездами, идеально два-три дня, максимум четыре года. Шесть лет тоже можно, но это уже "с конфискацией".
   Пушкин умер на шестом году, Достоевского на шестом году царь обозвал идиотом, а шведы, те так и не поняли, от какой головной боли избавил их Пётр Первый, согнав с этого болота.
   Город-Дверь живёт по дверным законам, эту дверь желательно всё время проходить. Прошёл - гудбай, не обижайся, и далеко не отходи, старайся войти снова. Тебя, в общем-то, никто не выгонял.
   Помните, как в советские времена давали пачку вермишели в одни руки? Некоторые ухитрялись взять больше - несколько раз становились в очередь. Город-Дверь не пачка вермишели, но и тут нужна смекалка, чтобы не пропасть по-глупому.
   Следуйте инструкции и не пропадёте, Город-Маг вас даже уважать начнёт.
   Почему в фильме "Питер ФМ" нет памятников? Даже шпиля Петропавловки не видно, даже с самой-самой высокой крыши. Зато бюстик Чкалова - пять раз крупным планом, шестнадцать мелким и один раз тщательно вымыт из шланга.
   Неужто Петербург снова переименуют? Неужто Город на Неве будет называться "Чкаловград"?!
   Успокойтесь, страха нет, просто Город хочет сделать очередной Большой Глоток...
   Кому ещё не надоело, читайте ниже..."
   Юра Лялин не только книгу написал, но и свой гимн Великому Городу сочинил:
 
   О, Город мой, над Невою величавой!
   Твой пьедестал - волны и гранит...
   Петра оплот и России слава -
   Кто тебя видел, тот в сердце хранит!
 
   ПРИПЕВ:
   И ум, и дух наш празднуют победу,
   Великих мира здесь объединив.
   Потомки их не раз сюда приедут,
   Тебе стихи и гимны посвятив...
 
   Веселье парков за пышною оградой,
   Триумф дворцов над изгибом рек...
   Цари всегда, красотою радуй
   И говори, как велик Человек!
 
   ПРИПЕВ:
   И в праздник, и в годину лихолетья
   Твой юный облик дивно нерушим...
   Течёт Нева, грядёт через столетья,
   Гордимся мы величием Твоим!
 
   К такому гимну аккурат подходит музыка Глиэра в исполнении оркестра Бориса Сичкина.
   Юра Лялин смог завоевать Город на Неве. И не только его! Он завоевал и сердце Ляли Скобелевой, пра-пра-правнучки болотной принцессы Анны.
   Но об этом дать полный отчёт прямо здесь невозможно...
   Поэтому... Читаем дальше!
 
 
   Часть 9 - "СВЕЖЕРАСПЕЧАТАННЫЕ ТАЙНЫ"
 
   1.
   Попробуйте в Москве затащить иностранцев в театр. Не то чтобы им было неохота или надоели наши звёзды, нет, в театр они, конечно же, пойдут, и даже с превеликим удовольствием, но не с вашей подачи. Обилечивать их будете не вы.
   С утра ваши клиенты построятся у касс, а вечером, после спектакля, будут взахлёб рассказывать, какие чудные места в третьем ряду четвёртого яруса и как хорошо с них было видно. При этом обязательно вспомнят, что "кто-то" пытался всучить им никому не нужный пятый ряд партера по немыслимой цене. Словом, реакция на ваши зазывания будет прохладной.
   А иные пожертвуют собой и вовсе никуда не пойдут, лишь бы вам насолить. Сядут в "Красную Стрелу" и укатят, гордые, в культурную столицу...
   Тут надо не полениться и поехать c ними. Глупо отдавать свежераспечатанную группу питерскому гиду. А в Москве у вас ничего не получится, даже не пытайтесь!
   Имея в этом плане некоторый опыт, Юра и не пытался, он был спокоен как удав, он давно уже всё просчитал. Поселившись в питерской "Астории", те же самые гордые и неприступные туристы начнут скулить и плакать, вымаливая билеты хоть в какой-нибудь театр или театрик, или в дом культуры, пусть даже на концерт художественной самодеятельности. Потом выхватят из рук всё, что он успел купить накануне по дешёвке, но уже по совершенно другим ценам, и при этом ни на грамм не почувствуют себя обиженными. Весьма охотно побегут и в филармонию, помчатся, словно угорелые, насовав чаевых на десять групп вперёд, и, что характерно, их совершенно не придется уговаривать.
   Питер обволакивает магией и сразу предлагает бартер: он вам вечную культуру, а вы ему свежую энергию, часть своей души. Деньги тоже "с некоторых пор" являются энергией, теория давно не новая, так что, если Город их принимает, лучше не жадничать, а отдавать, тут как бы не лишиться чего-нибудь ещё! В стремлении кого-то зашаманить, затуркать, заморочить или заворожить здесь особенно не напрягайтесь, здесь на это силы тратить нерентабельно. ГОРОД ВСЁ СДЕЛАЕТ ЗА ВАС. Если надо, поможет старушка-процентщица, дух которой, конечно же, ещё витает над каналом Грибоедова. Не того Грибоедова, что "Горе от ума" написал, не Александра, а Константина Дмитриевича Грибоедова, автора реконструкции Екатерининской канавы (так раньше назывался канал), великого инженера, избавившего Город от фекального смрада.
   Трудно поверить, но в Северной Столице канализацию начали строить чуть ли не после всех городов России, в порядке живой очереди, где-то под номером 1036. В то время словосочетание "великий инженер" не воспринималось как издёвка.
 
   2.
   Юра собирался окучить итальянцев до прихода Глеба. Тот ничего не должен был заподозрить, если что унюхает, вмиг примчится и кассу снять будет невозможно. Питерские гиды куда проворнее московских, в два счёта уведут добычу из-под носа. Глеб коренной, а значит, шутки в сторону.
   Турист нынче прижимистый пошёл, чаевые не всегда получишь, теперь у гидов одна надежда, вернее, две: на театральные билеты да на "Онегин".
   Последний ни к каким театрам отношения не имеет, ни к музыкальным, ни к драматическим, он лишь названием оперу напоминает, а в остальном ничего общего.
   "Онегин" - это маленький, но очень хитрый магазинчик, который позволяет гидам жить безбедно, они там получают свой процент с купленного иностранцами товара. В прошлый раз неплохо получилось! Кому-то этих денег на полгода хватит, а Юре - всего на месяц безбедной жизни. Хорошо ещё, что он развёлся, а то бы и на неделю не хватило.
   Глебу он названивал из Москвы, сообщал, когда приедет с группой. Старался быть максимально убедительным. Сказал, что в Москве его ждут срочнейшие дела, и что он, сбросив группу у гостиницы в двадцать один ноль-ноль, с теми же водилами махнёт обратно. Соврал, конечно. На самом деле намечалось приехать в Город к восемнадцати. В связи с этим пришлось разрешить водилам гнать на дикой скорости, почти без остановок. Экономили даже на "соста идрика", что в переводе означает "гидропауза". По-нашему - "отлить".
   В итоге Юре повезло, он таки втюхал беззащитным итальяшкам билеты в оперу на завтрашний вечер, ещё до того, как они разбрелись по номерам. Пока Марио, турлидер, не спеша (спешить ему не велел Юра), сдавал попарно и по одному паспорта в рисэпшен, а потом, такими же томными жестами, раздавал ключи от номеров, Юра успел смотаться к кассам и обратно. Правда, бежать пришлось очень быстро. Очереди не было, билетов море, так что в этот раз обошлось без садизма, усталым турикам было позволено полчасика отдохнуть. Но не больше!
   Поделив билетную добычу, два строгих ефрейтора дожидались выхода клиентов из номеров. Окучивание ещё не завершилось, была проведена лишь половина операции. Вторая часть обещала быть более денежной. Друзья серьёзно вознамерились посетить "Онегин".
   Согласно приказу обоих "капогруппо", Юры и Марио, вверенные им бедолаги должны были, побросав чемоданы в номерах и не тратя времени на душ, быстренько катиться вниз. Ножками. Лифт ведь не резиновый, всех за один раз не примет.
   Потом предстояло коллективно, и почему-то снова бегом, совершить прогулку по Невскому проспекту. Это было в их же интересах, ибо с завтрашнего дня начинались скучные, официальные экскурсии с местным гидом, который не выпустит из автобуса, затаскает по дворцам и паркам, а главное - "ничего не даст купить". Словом, экскурсию по Невскому лучше отложить на завтра.
   Юра судорожно курил и поминутно глядел на часы: было девятнадцать тридцать. Через час мог нагрянуть и Глеб, типа познакомиться с группой и спросить, не надо ли чего. Тогда полный крах, в "Онегин" туристы пойдут уже с ним.
   Марио в Питере не новичок, но предпочитал во всём слушаться Юру. Глеба он ни разу в жизни не видел, а с Юрой Лялиным они исколесили полстраны.
 
   3.
   Пока Юра и Марио ждут клиентов из номеров, давайте мельком заглянем в историю. Ведь Городу всего триста лет, он младше любой мало-мальски приличной деревни, а сколько всего наворочено!
   Санкт-Петербург не только оборотистый деляга, он ещё и предсказатель. Не нужно много говорить, чтобы возродить в памяти собеседника образ Великого Города: 2300 особняков и дворцов, 44 острова, 68 рек и каналов. Однако на заре строительства тамошний пейзаж выглядел куда скромнее.
   В начале восемнадцатого века иностранный путешественник заметил на территории будущей столицы необычные передвижения: вокруг недостроенных императорских и княжеских дворцов носились толпы дикарей, смущавшие не так одеянием, как повадками. Для иностранца то был самый настоящий культурный шок, ибо во всех известных ему столицах дворцовые зоны были отгорожены от простолюдинов. В строящемся же Санкт-Петербурге несуразные орущие компании носились по недооформленным проспектам и площадям, будто бегали там всегда и собирались бегать впредь.
   Картина странная, но лишь для того полузабытого времени. А теперь что? Теперь имеем то же самое, только повсеместно. Почти во всех столичных городах мира туристы-дикари бегают вокруг изысканных дворцов, толпами проникают внутрь, фотографируют, издавая звуки джунглей. Чем не предсказание?
   Когда был полностью построен Чудо-Город и зажил своей, особой жизнью, результаты этой жизнедеятельности оказались более чем удивительными. Местные русские стали всё больше походить на иностранцев, а иностранцы, утратившие лоск, постепенно превращались вообще в неизвестно кого. То были ещё не русские, но уже решительно не иностранцы.
   Позднее, ближе к концу девятнадцатого века, в петербургских семьях стали рождаться англоговорящие дети. Писатель Набоков до семи лет знал одно лишь русское слово "какао" (шутка).
   Пока Набоковы жили в Петербурге, в их знаменитом "доме с витражами" царила модная в то время англомания, папа приглашал гувернёров непосредственно из-за континента. Надо понимать, у папы на то деньги были. Он был очень умным инженером, таким умным, что даже умудрился купить автомобиль раньше батюшки-царя. Это никакие не выдумки, первым самодвижущимся экипажем в Городе владел инженер, видный политический деятель, отец автора "Лолиты".
   Нынче Питер не рождает англоязычных писателей, а тогда, во время пробивания Великой Бреши и строительства в ней Двери, кто там только не рождался. Порыться в архивах - волосы дыбом.
   Помимо местных аборигенов, появлявшихся на свет непосредственно в Городе, здесь всегда было много гостей. Да вот беда: мало кому из приезжих удавалось остаться надолго.
   Больше всего везло тем, кто успевал породниться с Городом, выйти замуж, жениться или, на худой конец, зачать с коренными жителями коренных же детей местного разлива. Никто из породнившихся потом не пожалел, все они остались, в принципе, довольны. В таких случаях обычно говорят: "Успело наше перекати-поле зацепиться за кустик!" Остальные же, потыкавшись-помыкавшись, убирались восвояси, им не помогали ни великие таланты, ни маленькие хитрости.
   Господа заблаговременно не породнившиеся! Не вступайте с Городом ни в какие отношения, особенно в финансовые, будете потом жалеть. Вот вам совет: погостили, попользовались Чудом - пора и честь знать!
 
   4.
   В Третьяковке есть отдельный зал, посвящённый скульптору Шубину. В петербургских музеях его шедевров тоже навалом, так как этот обожатель мрамора предпочитал трудиться в Северной Столице. Приехав в Питер, он никому не дал работать, разогнал всех конкурентов, лично сам понаделал мраморных статуй, бюстов и бюстиков членам царской семьи, их любовникам, любовницам и дальним родственникам. И чем же дело кончилось? Домиком в деревне, но не крепеньким, а так себе. Своё могучее состояние он оставил там же, где и заработал.
   У Дверей зачастую дежурит Таможня. Заработать-то в Питере можно, ой как много можно заработать, а вот вывезти не всегда получается. В основном результат нулевой, иногда даже с минусом.
   Ещё один приезжий мафиози, архитектор Карло Росси, начальник петербургских архитекторов девятнадцатого века, умер в крайней нищете. Тоже артачился, не уезжал, и жениться не хотел на местных, как ни уговаривали, потому скончался в нищете и в полном забвении, как говорят, от холеры.
   А приезжий архитектор Монферран, тот и вовсе отбыл на историческую родину в гробу. Гроб вывозила его французская супруга, караван был длинным, на возах, помимо гроба, лежало много дорогих вещей. Но таможенники на границе отобрали всё. Кроме гроба.
   Продержался Монферран в Великом Городе сорок лет, но на каких каторжных условиях! Пока он был нужен для оформленья и украшивания Исаакиевского собора, что длилось аккурат сорок лет, ему даже удалось поселиться в приличных хоромах, совсем рядом со своим детищем. Так он величал собор. Он был счастлив называться главным украшателем главного собора Петербурга, несмотря на издевательства местных коллег, которые браться за шедевр боялись (слишком уж болотистая местность), но указания давали наперебой. Говоря по-нашему, "устроили хлопцу дедовщину". Целую комиссию против него соорудили!
   Монферран все эти издевательства терпел с улыбкой. Кто он, если по большому счёту? Лимита, безработный француз, которому после войны 1812 года особенно приткнуться было негде. Это сейчас туристы охают да ахают, глядя на его творение, а в день приёмки объекта царь даже руки ему не подал. Царю в наружных горельефах привиделось немало оскорбительного, наглый французишка вылепил себя рядом с ним Самим!
   Не вынес Монферран государевых упрёков, умер от сердечного припадка.
   Ну а приезжий певец Шаляпин? Тот слишком долго пел в Мариинском театре. Допелся до того, что зарплату ему стали давать мукой и сахаром. Пока он так унижался, его вторая жена, стоя по колено в воде, вылавливала сваи из питерских каналов. Петербург стоит на лиственничных сваях (материал прочный и долго не гниющий), однако сваи имеют привычку выныривать в самых неожиданных местах. Они и сейчас выныривают, пугая туристов, совершающих прогулки по рекам и каналам.
   Вылавливать сваи считалось делом почётным, так трудились питерские женщины по приказу партии большевиков, исключения не делались ни для кого, даже для жён заслуженных мужей, ибо после революции страна нуждалась в рабсиле. И если бы не нарком Луначарский, надоумивший певца выехать на гастроли в Штаты (и там остаться), памятник Шаляпину на Новодевичьем кладбище выглядел бы не так вальяжно.
   Как видите, Ангела-хранителя себе не выбирают. Чей-то, может, и похож на херувима, а шаляпинский Ангел-хранитель был крутым мужиком в солидных летах, при пенсне, с чёрными усами щёткой и с лысиной на полголовы.
 
   5.
   Все горести приезжих имели под собой одну причину, которую мало кто хотел замечать, да и сейчас не замечают, хотя всё очевидно. Образовался Город-Дверь, территория некоего узкого пространства, где долго находиться не с руки. Если в других местах текучка бич, то здесь она неоспоримейшее благо, оптимальный вариант.
   В Питере почти каждый либо сдаёт, либо снимает квартиру, в этом бизнесе задействовано более шестидесяти процентов жилплощади. Наибольшее количество "доходных домов", то бишь гостиниц длительного проживания, всегда было именно в Петербурге, здесь даже многие аборигены ухитряются всю жизнь снимать квартиры, а не покупать, отлично понимая, что в Городе нет ничего постоянного.
   Почти все русские цари ненавидели Зимний дворец, предпочитая отсиживаться на пригородных на дачах. Последний император выехал за смертью на Урал из дачного дворца, из Александровского, передав всю свою жилплощадь очередникам. Акт отречения от престола и был тем документом, благодаря которому все нуждающиеся граждане смогли, наконец, занять освободившиеся из-под государевой семьи дворцы.
   Царь не был эгоистом и постоянно думал о народе. Князьям, графьям и прочей челяди, "воленс-ноленс", тоже пришлось освободить насиженные гнёзда.
   Народ радостно заполнил все палацы, все 2300 штук, но сделал это как-то не подумав. Ведь число царей, князей и принцев никогда не совпадает с количеством народа, ни в одной стране. Поэтому вселившиеся граждане в итоге остались недовольны, им и сейчас там тесно, то и дело пишут письма Главному, мол, слёзно просим расселить.
   Есть места, где нежелательно задерживаться. Вот и в дверях стоять нельзя. Это понимают абсолютно все, но лишь в тех случаях, когда дверь стандартная. Когда её видно всю, ЦЕЛИКОМ.
   Теперь представьте, что вы Гулливер в стране великанов. Тамошние двери для вас всё равно что морской пролив для лодчонки, ни с одной, ни с другой стороны берега не видно. Тут есть опасность возомнить, что вы находитесь в открытом море. Но Дверь - она всего лишь Дверь. Стоит нагрянуть новым гостям, тогда берегитесь!
   Так сколько можно безнаказанно гостить в Городе-Двери?
   В любом дверном проёме, двигаясь нормально, без задержек, мы пребываем 5 секунд. Это если соблюдать приличия и не стервозничать, другим ведь тоже надо.
   Ширина стандартной двери 1 метр. Ширина Города-Двери 30 000 метров. Получается, что и порог во столько же раз солиднее, и преодолевать его можно в 30 000 раз дольше.
   Гуляя медленной походкой, заходя в музеи и кафе, вы пересечёте Питер за 150 000 секунд, что равно 42-м часам, а это есть неполных двое суток. Вот и весь фокус!
   Люди, приезжающие в Петербург на пару дней никакого дискомфорта не испытывают. У кратковременных гостей тут особое настроение, радужное и восторженное, их никто в спину не толкает и не выпроваживает, особенно если у них есть деньги. Эти люди приедут сюда ещё не единожды! Да, в Санкт-Петербург, как и в Париж, возвращаются.
   Тех, кто ведёт себя разумно, Город уважает. Он следит за каждым вашим шагом, так что имейте это в виду.
 
   6.
   То, что вы сейчас узнали - шпаргалка на каждый день. Но у Города бывают и особые периоды, когда ему нужен Большой Глоток. Вот когда наступает реальный психоз!
   Многие гости, посетившие Питер в период Большого Глотка, рассказывали, что ещё задолго до приезда, находясь у себя дома, они ощущали незнакомые запахи, которые потом, уже на месте, встречались им на каждом шагу и всячески преследовали.
   Вернувшись в родной город, они долго не могли прийти в себя, ощущали брошенность и обманутость. Настоящая жизнь проходила мимо, там, на весёлых берегах Невы... Короче, дома им уже не жилось.
   И вот наступал день "Х", когда они, измученные ностальгией, вдруг хватались за составление планов... окончательного переезда! Самый неудачный из мыслимых вариантов.
   Обычная входная дверь на все ваши туда-сюда реагирует вяло, ей от вашего хождения ни холодно, ни жарко, и сквозняки-то рядом с ней пустяшные - ничего судьбоносного.
   Сквозняк у Большой Двери не хухры-мухры. Он сначала мощно тянет внутрь, а когда приходит срок, так же неумолимо вышвыривает.
   Большая Дверь, раз ведёт себя так странно, явно что-то с этого имеет.
   Впрочем, она не всю добычу берёт себе, "зазывалы" тоже получают свою долю. Большая Дверь не жадная, она умеет делиться.
   Юра пока что временный "зазывала", внештатный, но страстно мечтает стать постоянным. Он хочет породниться с Городом, войти к нему в доверие, хотя это и непросто. Он готов ждать хоть всю жизнь. Из-за Ляли. У него даже фамилия родственная: "Лялин".
 
   7.
   Измученные дорогой, но пока ещё весёлые итальянцы набросились на Юру с расспросами прямо в вестибюле. Они уже успели, хоть и мельком, оценить виды, открывшиеся из окон номеров. Такую роскошь и в Италии-то не каждый день увидишь! Исаакиевская площадь, Синий мост... Мост сливается с площадью так лихо, что даже стоя на нём ни за что не сообразишь, где находишься. Крохотные кружевные перильца синего цвета отстоят друг от друга так далеко, что их практически не видно. Судите сами: когда ширина 100 метров, а длина всего 15, то это уже не мост, а кусок площади. Всякий нормальный человек знает, что длина длиннее ширины, на то она и длина, а тут всё наоборот.
   Чуть поодаль - Мариинский дворец, ныне Законодательное собрание. Перед дворцом - конный памятник Николаю Первому, подарившему своей дочери Марии это здание. Хвост коня почему-то смотрит в окна. Злые люди говорят, что именно поэтому Мария как-то раз не выдержала и, ни с кем не попрощавшись, уехала в Германию на ПМЖ с немецким мужем.
   Если кто-то не в курсе, то "Мариинских" в Питере целых два, так как у царя было две Марии. Дворец он посвятил дочери, а всемирно известный Мариинский театр был назван в честь невестки. Невестка пользовалась "Мариинским" гораздо дольше.
   Приехав в Питер с очередной группой, Юра всякий раз видел каменных свидетелей этой драмы. Итальянцы про драму вряд ли слыхали, им роднее купола, коих так много в Италии.
   - Синьор, это правда, что Санта-Мария дель Фьоре на третьем месте в мире по высоте купола?
   - Правда.
   - А ваш собор только на четвёртом?
   Юру Лялина таким вопросом "на лопату" не положишь.
   - Вы совершенно правы! Какие глубокие познания! Какая начитанность! Вы, собственно, откуда? Из самой Флоренции? Прямо оттуда?! Наверное, много читали перед отъездом, готовились, да? Уважаю!
   Разница меж двумя соборами ничтожно мала - всего лишь пара сантиметров. Больше того, по оценкам некоторых специалистов, Исакий выше. Но иногда такая правда может встать в солидную копеечку, гости разобидятся и ничего не купят в "Онегине". Без "Онегина" рабочий день превращается в субботник.
 
   8.
   От "Астории" до Невского проспекта путь не очень близкий, особенно когда идёшь со старичками. С молодыми идти легче, но и карманы у них облегчённые, в лучшем случае купят по матрёшке или по открытке, а то и просто на халяву угостятся магазинным туалетом, ликёром и красивыми шоколадками.
   Особенно бесили студенты, те вообще никогда ничего не брали за деньги, только угощались. Старички другое дело, у них и родственников больше (в их-то возрасте!) Для близких родственников сувениры подороже, для дальних - подешевле... В сумме каждый солидный иностранец покупает долларов на триста.
   Выйдя с Большой Морской на Невский проспект, Юра сразу ломанулся к Площади Искусств, таща за собой покорных туристов. Опытный гид прогулку по Невскому делает за десять минут. Максимум за пятнадцать.
   - Синьор, а нельзя ли помедленнее?
   - Можно. Но тогда не успеете всё посмотреть. Вы же хотели пройтись по главной улице? Знаменитейший проспект, весь мир про него знает!
   - А завтра что у нас?
   - Завтра вам дадут большой автобус. Катайтесь потом, сколько надо, можете вообще из него не вылезать. А сейчас нам нельзя терять драгоценного времени!..
   Гидовать надо умеючи, гид без цветистых баек, что павлин без хвоста, скучен и неприятен.
   Раньше Юра так нагло не врал, его испортило гидование. Однажды в киевском аэропорту "Борисполь" он ожидал вылета в Москву. Задержка рейса два часа. Разъярённые греки (с кем он только не работал!) жужжали как осы, пытаясь перевалить вину на него. У греков, что ни случись, всегда гид виноват. Эта информация для тех, кто собирается работать с греками.
   Положение спасла Анжела, киевская коллега. Она летела тем же рейсом, но с америкосами. Сердобольная Анжела затащила Юрика в бар, налила шампанского, и через полчаса он вышел к своим мучителям улыбающийся и довольный:
   - Всё в порядке! Я позвонил Ельцину, через час будет самолёт!
   - Ну, вот! Стоило на него покричать, надавить, как он сразу Ельцину позвонил!..
   С этого всё и пошло, Юра больше не мог не приврать. Честно говоря, голой правды от него и раньше никто не требовал.
 
   9.
   В центре Площади Искусств, на фоне сразу двух музеев, стоит Пушкин, широким жестом приглашая зайти в Малый Оперный. Вечером усталому путнику одна дорога - в театр. Но Юре виднее, куда вести усталых путников именно сейчас, ведь театральные билеты куплены на завтра. Пушкин гидом не работал, а посему не очень-то въезжает в ситуацию. К тому же, он всё время отвлекается на "Гоголька".
   Пушкин фанат Гоголя, а вовсе никакого не театра. Через квартал от великого поэта стоит его ближайший друг и обласканный протеже, великий рассказчик Гоголь, которому он от широты натуры подарил целых два сюжета - "Мёртвых душ" и "Ревизора". А титул "Гоголёк" они ему вдвоём с Жуковским приспособили.
   Малый Оперный тут вообще никаким боком. Правая ладонь поэта развёрнута к небесам. Он намекает, что неплохо бы перелететь через соседние дома, перемахнуть через канальчик - всё тот же, Грибоедов! - и приземлиться на углу Малой Конюшенной и Невского проспекта, прямо у ног Николай-Василича-нашего-Гоголя. Сам он этого, по понятным причинам, сделать не может.
   Оба приятеля отлиты в бронзе на деньги поклонников и стоят у главной артерии Города, подавая друг другу тайные знаки...
   Дав итальянцам полминуты на общение с известнейшим поэтом, Юра украдкой пнул ногой Марио. Тот подскочил, изрыгнув дежурную фразу:
   - Синьори, кафэ! Чокколата! Тутто гратуито!
   Два жестоких фюрера, обняв друг друга за талию и совершенно не оглядываясь, помчались к заветной двери.
   Солдатам ничего не оставалось как, засунув фотоаппараты в сумки, бежать за ними...
   В "Онегине" духота, тесно, но весело. Месиво из иностранных групп, притянутых сюда расторопными гидами, ведёт себя как племя папуасов: лихорадочно примеряются дешёвые побрякушки, листаются и несутся на кассу книги, а в адрес гидов сыплются комплименты, мол, дикое спасибо, что привели в такую красоту.
   Если итальянцы сыплют комплименты, им лучше не перечить. Во-первых, это бесполезно, а во-вторых - зачем? На большое итальянское спасибо надо отвечать снисходительной улыбкой, а не "что вы, что вы, это моя работа!" По крайней мере, жалобу не накатают. Сказать по правде, итальянцы народ не писучий. Поорать поорут, но чтобы писать - никогда. В отличие от японцев. Те недавно накатали на одну пожилую джэпанистку: "Много говорила". Им острова не отдают, так сразу гиды виноваты.
   С итальянцами работать легче. Юра не барышня-блондинка, но и ему эта компания нравится. Он давно выработал тактику: после двух японских групп брать хотя бы одну итальянскую в качестве санатория. Делал себе отпуск по ранению.
   Рядовой японо-турист сам по себе неплохой. Умилительно глядеть, как малыши в одинаковых панамках чапают дружным строем. Сами-то они крови никому не портят, но к ним, как правило, приставлен гнида-каратист. Или каратистка, что ещё страшнее.
   Юра Лялин говорит с японцами не по-английски. Он год отработал клерком в московском Посольстве Японии, у него вообще восемь языков нашлёпано. В условиях суровой конкуренции надо быть универсалом.
   Юра, в принципе, давно устал от гидования. Хотелось чего-то нового, да видно пока не судьба. Его судьба болтаться меж двумя российскими Столицами...
 
   10.
   Многие страдают от того, что непрестанно сравнивают две Столицы, хотя и там, и там, живут практически одни приезжие. Забавно наблюдать, как однотипные казанско-ярославско-кавказские общины обоих Городов, разделившись на два похожих лагеря, яростно выкрикивают оскорбления в адрес другой стороны "Большая деревня!" или "Провинция!"
   Воронежская тетенька в велюровом клифте с московского рынка "Коньково", приехав в Питер, вздыхает: "Боже, какая провинция!" Ну да, ведь всем известно, что Воронеж расположен ближе от Москвы, чем эти мшистые болота, на которых по ошибке настроили дворцов.
   А коренная петербурженка по фамилии Бовкун однажды выдала: "Питерки выше московских! Жениться на москвичке - значит похоронить себя заживо". На что в ответку получила: "Мы, москвичи, заметили, что в Петербурге скопилось много зла..."
   Дискутировать на тему двух Столиц никому не возбраняется, это не вопрос национальностей, тут даже мелкую статейку не пришьёшь.
   К счастью, иностранцы в этом мало разбираются и в спорах не участвуют. Они продолжают катать свой любимый маршрут "Москва-Петербург". Вместе с ними катается и Юра. Он долго сравнивал эти два города и постепенно начал понимать, в чём разница. Всё дело в генах. В земле. Из-под земли идут невидимые, но хорошо ощутимые импульсы. Именно они заставляют граждан вести себя так, а не иначе. Дело ведь не в том, кто населяет город, а в том, какие флюиды струятся из подземного мира...
   Москва принимает всех подряд и никого не гонит. Именно поэтому её так и раздуло, давно не вмещается в рамки МКАД. Шутка сказать: 11 миллионов только учтённых, официально зарегистрированных жителей!
   В отличие от Питера, Москва не любит кратковременных гостей. Если вы на пару дней, она воспримет это как издёвку, нагонит такую тоску, что вы невольно вспомните Наполеона, не сумевшего спалить её дотла, а также всех его ближайших родственников.
   Шатающихся по улицам лентяев, всяких там туристов, Москва не очень жалует, купчиха любит дело делать. Если вы по делу - добро пожаловать. Вас примут, накормят и спать уложат. И вовсе даже не в дверях!
   Конечно, при таком количестве гостей Хозяйке трудно, но она каким-то образом ухитряется неплохо выглядеть. А насчёт слёз всё правильно: Москва им никогда не верила. Вначале здесь до чёртиков трудно, зато потом дела пойдут.
   В Питере же всё наоборот: сначала эйфория, а потом "Где мои вещи?!"
 
   11.
   Питер не спешит расползаться вширь, за последние сто лет он не так опух, как Москва. Что касаемо прироста населения, тут и вовсе процесс обратный: в приснопамятные советские времена в Городе насчитывалось кругленьких пять миллионов жителей, а сегодня лишь четыре с половиной миллиона.
   Помимо всего прочего, северный Город-Музей, активно принимающий иностранцев, далеко не всегда имеет ухоженный вид. Не успеют докрасить последний фасад, как начинай сначала. Сколь Город ни прихорашивается, всё напрасно.
   Конечно, можно сетовать на климат, но только почему в болотном Хельсинки климат такой же, а фасады развесёленькие?
   Однажды финны поделились красочкой для стен, но и это не помогло. Может, красочку-то разбавляют?! Нет, как раз на этом тут никто не экономит.
   Так в чём же причина? Может быть, снова в подземной тяге? Что если под Городом работает насос, выкачивающий соки, отбирающий энергию, здоровье, деньги, красоту? А может, эти силы берут энергию не для себя? Может, она струится подземными каналами, выходя наружу там, где она в данный момент нужнее?
   Скорее всего, Питер - это гигантский донорский пункт мирового значения. Себе Город оставляет самую лишь малость, на поддержание видимости городской жизни. Ему эта видимость очень нужна. Он ведь не самоубийца.
 
   12.
   Кого Город охраняет и почти совсем не трогает, так это своих аборигенов. Он балует и лелеет их не хуже, чем кратковременных богатеньких гостей. Он бережёт их лично для себя. Какой смысл Городу выживать своих? Выгнав своих, Город перестанет быть городом, даже деревней перестанет быть. И вспомнится проклятие первой жены Петра Евдокии: "Быть Петербургу пусту!!!"
   Аборигенам здесь бояться нечего, им при рождении дается Местный Ангел, да не один. Коренные - костяк, без которого Городу никак нельзя. И не надо сразу обижаться, если спросят: "Вы коренной?" Не огрызайтесь: "Пристяжной!", а постарайтесь вникнуть в суть вопроса.
   Бывает, что и коренные попадают Городу под горячую руку, но это случается крайне редко, по ошибке, да и страдают-то единицы. А так, чтобы целая семья коренных на улице осталась, этого не может быть никогда. Вернее, в таких случаях Город сразу дико извиняется и выдаёт королевскую компенсацию: либо хоромы рядом с Невским проспектом, либо маленький частный театрик. Поговорите с Настей Волочковой или с Крючковой Светланой, женой аборигена, эти две "потерпевшие" расскажут больше.
   Как это ни кощунственно звучит, но коренным тут всё по кайфу, даже катаклизмы. Если вдруг по радио объявят об очередной блокаде, многие даже с места не сдвинутся, а будут терпеливо ждать, чем кончится "очередная неприятность".
   Коренные вряд ли замечают проделки Города, а если что-то вдруг заметят, будут молчать, как партизаны на допросе. Им сколько ужасов про Город ни рассказывай, сколько ни стращай, они лишь закатят глаза, сделают непонимающий вид, вздохнут и промямлят:
   - Да тут всегда чё-нить!
   И сразу сменят тему разговора.
   Тут самое время вспомнить о Блокаде. Она, что ни говори, унесла два миллиона жизней, и среди погибших было много коренных. Как?! Город поднял руку на аборигенов?!
   На самом же деле всё просто: текучка приостановилась. Сначала Сталинский режим выдумал прописку, чем застопорил движение масс, а потом и фашисты "добавили". Начался застой, не совместимый с жизнью Города, и ему пришлось пустить в ход неприкосновенный запас. НЗ.
   Теперь неплохо бы определиться с иерархией. Коренные жители СПб делятся на "зазывал", "кусателей", "вышибал" и, конечно же, элиту. Элита тут вполне проходит без кавычек. Фрейндлих, Образцова, Пиотровский... Список продолжить - выйдет парочка томов. Элита из числа аборигенов Корона Города. Имперскому Городу без Короны никак нельзя.
   Многие русские писатели жили и творили в Петербурге, но не надо забывать, что часть из них сюда "понаехали". Приезжий гений тоже элита, но не местная, не коренная. Петербург писательская Мекка, а Мекка - место регулярного паломничества, приют временных гостей.
   Пушкин до такой степени влюбился в Царское Село, что, обвенчавшись с Натали в Москве, решил остаток жизни провести поближе к месту своей юности. Правильно, так и надо было сделать, поселился бы в Селе, так и дуэли бы не было. Зачем было мимо проезжать? Лишних 22 километра трястись по ухабам? Где Село, а где станция Санкт-Петербург.
   Пушкин с Натали оба приезжие, и сочетаться браком с Городом им не суждено было никогда.
   Пушкин прожил в Городе с семьёй неполных шесть лет (неплохо бы запомнить эту цифру), оставив после смерти 120 тысяч рублей долга, при годовом доходе в 7 тысяч. Царю этот долг пришлось выплачивать, не пускать же по миру вдову Первого Поэта.
   Последняя дуэль, которая фактически была четвёртой, явилась для поэта спасительным исходом. "На свете счастья нет, а есть покой и воля..." Это ведь его, пушкинские, строки... Дантес Дантесом, но как объяснить, что журнал-кормилец "Современник" упрямо не хотел продаваться?
   Шведы любят говорит: "Россия близко, но нам туда не надо". Издеваются, намекают, что у захватчиков гостить моветон, однако, если бы не Пётр, у кого тогда была бы революция? А блокада? Царь принял удар подземных сил сначала на себя, а потом и весь народ свой осчастливил...
 
   13.
   К коренным претензий не надо иметь, им и без ваших претензий не скучно. Если вы живёте пока не в Питере, а ваш питерский друг приглашает вас поселиться в Городе навсегда, будьте начеку. Если он во всю расписывает преимущества Петербурга и с пеной у рта доказывает его явное превосходство над Москвой, если звонит вам каждый день по междугородке, не жалея на это собственных денег, не теряйте бдительности.
   У местных "зазывал" имеется дежурная тирада: "Я звоню не потому что соскучился, а потому что вижу: здесь ты устроишься лучше. Не будь дураком, переезжай! Говорю тебе: не пожалеешь!"
   Потом все эти обещания сбудутся, но с точностью до наоборот. А заманивший вас приятель вдруг начнёт прятаться, перестанет звонить. Когда вы его сами, наконец, отыщете, станет невнятно блеять, что много раз звонил, но не застал вас дома. Хотя вы сидели сиднем и никуда не выходили!
   Вы его за это сильно не ругайте, человек выполнял задание Города, тут все на задании. Он завлекал не вас, а ЧЕЛОВЕКОЕДИНИЦУ. Его миссия завершена, он успешно отчитался перед Городом и, вероятно, уже получил новое задание. Потому и не звонит.
   Стоя с вещами на питерском вокзале, не ругайте не встретивших вас зазывал. Не нервничайте и спокойно ждите. Вами займутся. Скорее всего, "кусатели". Хуже, если сразу "вышибалы".
   "Кусатели" бывают мелкие и крупные, всё зависит от масштаба вашей личности. На них тоже не стоит обижаться, они тоже на работе, хотя и не подозревают об этом. Их задача всевозможными сюрпризами и пакостями напоминать, что вы в гостях, и что недалёк тот день, когда надо будет убираться восвояси.
   Но если вы Городу сильно понравитесь, он вас лишь немного покусает. Хорошо, когда Город просто покусывает, это значит, что он приглашает вас остаться подольше. Если сразу не проглотил, спокойно оставайтесь. До тех пор пока не прозвучит Сигнал...
   Сколько обиженных, униженных и оскорбленных, сколько претензий к Санкт-Петербургу, и каких только обзывательств он не слышит в свой адрес: болотный город, чумазый, неумытый... За что? Воды вокруг достаточно, но при чём же тут вода?
   О влиянии на Город подземных сил догадывался не только Юра. Многие энтузиасты, пытавшиеся нахрапом завоевать Северную Столицу, уезжали несолоно хлебавши. Их капитал, бывший до приезда в Город пухлым, здесь худел и таял на глазах. Затем появлялись долги и болезни.
   Многие сетовали на климат, но более догадливые люди строили теории о подземном влиянии. А что такого в местном климате? Город прекрасен в любую погоду. Нева и море несут влагу и свежесть, а ветры продувают насквозь, так что лишняя влага быстро улетучивается.
   Чем на климат сетовать, лучше график пребывания в Городе продумать. Город-Музей не для карьеры и уж точно не для спанья. Вы когда-нибудь пробовали прийти в музей с раскладушкой? Ну и как, впустили?
   Задним умом, конечно, все сильны, а всего лишь двадцать лет назад даже Интернета не было, и судьбы питерских бедолаг можно было сравнивать только сидя в библиотеках.
   Существовала и чисто транспортная причина. В девятнадцатом веке птица-тройка неделю тащилась из Петербурга в Москву. Не говоря уже об одинокой лошадёнке. Какие уж там наезды!
   Все, кто уже пробовал обосноваться в Питере навсегда, прекрасно помнят, как всё начиналось, чем кончилось, а главное - как долго продолжалось.
   "Писательская масса" отдельный случай. Срок жизни на земле литературных гениев давно определён четырьмя десятками. Петербург их приглашает на шесть лет, не больше. Дальше, если не хотят жениться - вон!
   Творческий процесс отвлекает от женитьбы, от официального слияния с аборигенами и аборигенками. А жаль.
 
   14.
   Скромный и положительный юноша Фёдор Достоевский с обычной человеческой логикой дружил, он собирался получить хорошее образование, и не где-нибудь за границей, хотя на это тоже деньги были, а на родине, в столице, как всякий патриот. Будучи реалистом, он не искал легких путей.
   Фёдор прекрасно представлял себе, на что шёл. Вернее, думал, что представляет. Он мечтал стать инженером, мечтал обзавестись семьей, мечтал достойно её содержать, а в конце жизни достойно встретить старость.
   Фёдор чувствовал в себе большой потенциал. Кому-нибудь менее предприимчивому и хваткому - да что там скромничать! - кому-нибудь менее сообразительному и способному к наукам, может быть, так и не удастся ничего достичь. Некоторым в больших городах вообще нечего делать, априори, слабым людям лучше вообще не соваться ни в какие столицы. Сильным же, наоборот, место только в столицах - а где ж ещё?
   Всё это верно, но не для всех столиц. Столица-Дверь живёт по дверным законам, и все они у неё негласные. Понятий "сильный-слабый", "умный-глупый" и т.п. она не признаёт, для неё в определённом смысле все равны.
   Незнание законов не освобождает от ответственности, но закон должен где-то лежать, в него надо иметь возможность время от времени заглядывать. А что делать, когда закон существует, но нигде не записан? Где достать экземплярчик, которого нет?
   Покинув отчий дом свежим майским утром, Фёдор любовался пейзажами родной Московии. Дабы скоротать время в пути, он сочинял рассказы о Венеции. По чужим словам, да и по книгам, он уже знал, что в Санкт-Петербурге мостов не меньше, чем в этом дивном итальянском городе. Он слышал также, что в Питере сыро и промозгло, но это его не пугало, тяга в столицу была так велика, что даже болезни не казались таким уж препятствием.
   Фёдору было невдомёк, что эта необъяснимая тяга родилась не у него внутри, его элементарно затягивало Сквозняком. И чем ближе он подъезжал к Большой Двери, тем неумолимее его затягивало...
   Фёдор знал, что на чужбине надо бы поаккуратнее с деньгами. Нет, он не Чичиков, и трясти копейками не собирался, тем более что "Мёртвые души" будут написаны четырьмя годами позже. Но что надо бы поосторожнее, знал отлично, ибо теория общеизвестная. Однако в Питере общеизвестные теории без надобности. Город никогда не жил чужим умом. Он всегда жил по законам Двери, и никакие правила, придуманные людьми, ему не указ.
   Фёдор Достоевский рано лишился матери. Мать умерла, по странному совпадению, в возрасте его кумира, поэта Пушкина, причём, в один с ним год. Отец скончался двумя годами позже, так и не успев ничему научить сына, так что житейскую науку будущий писатель постигал самостоятельно, да ещё в таком неудачном месте! Можете себе представить, что ему, восемнадцатилетнему приезжему, пришлось тогда пережить. Именно поэтому он с такой яростью сражался за права "маленького человека".
   Как уже нетрудно догадаться, "Бедные люди" Достоевского - обычные мазохисты, в свое время не желавшие покинуть Город. Им нравилось стоять в дверном проёме, терпя пинки и унижения, теряя человеческий облик, доводя себя до крайней нищеты. А перед самым приездом Фёдора кто-то, вероятно, намекнул им, кто-то невидимый шепнул, мол, едет Великий Сочувствующий. Они воспряли духом, вытянули из карманов замусоленные челобитные, которые у них давно уже никто не принимал, и стали размахивать ими, как флагами. Затем обступили юношу толпой, низко поклонились, как батюшке-царю, вот он и размяк. Гнать их в шею надо было, а он книги про них сел писать, революцию задумал...
   Выходит, правду говорят: если бы Пётр столицу не перенёс, то и революции бы не было. В благодушной купеческой Москве недовольных всегда было меньше.
   Шесть лет в Питере для большинства приезжих крайний срок. Можно, конечно, рискнуть и остаться подольше, но это уже "с конфискацией". Да-да, не смейтесь, так и было написано в смертном приговоре, вынесенном Фёдору Достоевскому: "с конфискацией". Перед несостоявшейся, инсценированной казнью у него отобрали не только всё имущество, но и титул потомственного дворянина. Тогда шёл десятый год его пребывания в Городе, срок СВЕРХКРИТИЧЕСКИЙ.
   Начав учёбу в Инженерном замке, Фёдор не догадывался, что станет великим писателем. Но незнание не освобождает от ответственности. Его шестилетний отсчёт начался прямо со дня приезда.
   Все отведенные Городом шесть лет Фёдор учился на военного инженера. Годы пролетели быстро, и вот, наконец, пришёл момент, когда пора было и честь знать. Достоевскому, как и всем приезжим, был дан вежливый Сигнал к отбытию. Царь лично обозвал его идиотом. Сам инженером будучи, царь-батюшка, всё тот же неугомонный вышибала "Палкин", резко раскритиковал проект, чем изменил ход не только русской, но и мировой литературы. Смертельно обиженный Фёдор подал в отставку, уволился в чине поручика.
   А через пару месяцев уже сидел и строчил роман "Бедные люди". В нём он провёл читателя по самым мерзким, самым мрачным закоулкам Санкт-Петербурга, ясно дав понять, кто на самом деле идиот и враг простого народа.
   Не ограничившись литературными нападками на власть имущих, Фёдор подался в различные кружки, после чего, наконец, был арестован и приговорён к расстрелу. Правда, как мы знаем, смертью для него это не кончилось, царь, прямо на эшафоте, вынес Фёдору другой приговор: смертная казнь была заменена четырьмя годами каторги в Омской крепости с последующей службой рядовым в Семипалатинске.
   Вернувшись в Город после десятилетнего отсутствия, возмужавший Достоевский, чисто инстинктивно, стал осторожничать: то за границу выедет, чисто проветриться, то в Старую Руссу за вдохновеньицем... К слову сказать, на стороне и писалось лучше, и думалось яснее.
 
   15.
   Многие приезжие попались в сети Города, но не все. Мудрейший Николай Васильевич увернулся. Гоголь обладал невероятной интуицией, он в первый же год в Санкт-Петербурге заподозрил неладное, а потому всё время выезжал. Кататься ему было не лень: Германия, Рим, Швейцария, Париж, Москва, снова Италия, потом опять Германия и так далее. Умер он в Москве, в уютной обстановочке. Эта смерть случилась бы намного позже, кабы не одна добрая душа. Некто больно умный, ничтоже сумняшеся, вздумал отлучить его от Пушкина, заставил отречься от друга, который был больше, чем отец. Слабовольный "Гоголёк" повёлся на этот бред, но очень скоро осознал ошибку и с горя перестал принимать пищу. Умер. Тут следовало бы применить статью "доведение до самоубийства", но кто же станет...
   В купеческой Москве или за её пределами, неважно где, уютный дом - основа основ. Как утверждают англичане, даже крепость.
   Дом и семья... Вокруг этого вечного понятия вертится вся жизнь. За право иметь уютный дом - желательно побогаче! - идёт извечная борьба с жизненными обстоятельствами. Даже если кто-то скажет, что может жить и в шалаше - не верьте. Каждый втихаря надеется, что, помыкавшись по свету, покрутившись в жизненных водоворотах, натерпевшись ударов и всяческих трудностей, он, в конце концов, сможет окопаться где-нибудь в уютном уголке, созданном своими же трудами. И какой же это нормальной голове придет на ум мечтать о тихом пристанище в двери? К этому ни один нормальный индивидуум не готов. Стремиться к этому никто не будет, ибо это - противоестественно.
   Большая Дверь затягивает в Город не только сквозняками, ночными снами или запахами. Это упрощённый вариант для самых нерешительных, для тех, кто никак не может собраться приехать впервые.
   Для уже приехавших и разместившихся Город повсеместно расставляет красивые приманки, говоря простым рыбацким языком, "развешивает мормышки". Или "блесну".
   Любой рыбак вам подтвердит, что мудрая и рассудительная рыба только полюбуется на эту сверкающую красоту, а червей поплывёт искать в другое место. Но где вы видели умную рыбу? В основном попадаются рыбы-дурёхи. Узрев непонятную блестящую хреновину, а под ней жирного червя, они всей стаей летят на добычу, а там - крючок.
   Принимая своих любимчиков, мудрых кратковременных гостей, Город им крючков не подсовывает, ради таких торжественных случаев он прячет острое оружие как можно глубже, почти на дно. Но лишь завидит чудака, вознамерившегося поселиться навсегда...
   Любой приезжий, возомнивший, что все эти дворцы строились под его приезд, а картины в музейных залах развешивались согласно его вкусу, рано или поздно отрезвляется и начинает удивлённо разводить руками. Мол, куда девались прелести, и откуда поналезла вся эта гадость, мешающая жить на новом месте!..
   Петербургу нельзя навязываться, он сам знает, кто ему нужен, для чего и на какое время. Схема до боли простая, через это прошли абсолютно все, кто пытался самовольно, не посоветовавшись с Городом, обосноваться на брегах Невы. Почти каждый из этих страдальцев поведает вам следующее:
   Первые несколько месяцев приезжий пребывает в состоянии легкой эйфории, памятуя в какое чудное место попал. Только вдруг непонятно откуда подкрадывается нищета. У него с мозгами, вроде бы, всё в порядке, копеечку беречь умеет, но тут выплывают неожиданные расходы. Бывалоча, в родном городе деньги водились пачками, а теперь...
   Особенно страдают москвичи. Перебираясь в "провинциальный Питер", они надеются в этом менее навороченном и ещё не таком раскрученном, как Москва, мегаполисе, быстренько приумножить свои капиталы. Да не тут-то было! Сквозняк надо чувствовать заранее, его желательно предвидеть, а это не каждому дано.
   Николай Васильевич Гоголь был слаб здоровьем и чрезвычайно чувствителен к сквознякам, но более всего был он гениален, сразу почувствовал, что местные "мормышки" таят угрозу.
 
   16.
   Как действуют питерские "мормышки", наверное, уже понятно. Более-менее. Кому-то из приезжих здесь иногда везёт. Только не надо сразу на что-то надеяться! Вы же не знаете, как эти люди договаривались с Городом. Может быть, их наняли "зазывалами", а может, они новый фильм снимают про бандитский Петербург. Такой шикарный, напичканный адреналином сериал притягивает в Город самых отважных, самых падких на приключения бизнесменов. Скорей всего, после просмотра фильма в Город снова хлынут богатенькие, те, кто ещё не в курсе про крючки. Да только мы об этом не узнаем - информация суперсекретная, вряд ли кто-то поделится опытом, да и чужие советы тут неуместны. У каждого своя бухгалтерия. Свои расчёты с Городом.
   Совет тут может быть только один: если вы человек рисковый и вам себя совершенно не жаль - вперёд, попытайтесь срубить миллиончик. Но как потом быть с Таможней? Вывезти ведь не удастся ни копейки.
   Итак, Город-Дверь, Город-Музей, Город-Таможенник, Город-Предсказатель, Город Комиссий и, наконец, Город-Блесна. Кто не попадался на здешний крючок, тот не знает, что такое настоящая Мормышка.
   Как уже неоднократно сказано, идеальный срок для гостя в Питере - два-три дня. Это бархатный вариант, для неженок. Кому по душе экстрим, пускай остаётся подольше. Иногда даже полезно остаться подольше, если Город разрешает, почему бы и не остаться? Но бдительность ни в коем случае нельзя терять. Неплохо бы ещё и уши в локаторы превратить, чтобы Сигнал не пропустить. Перед тем как пригласить на выход, Город обязательно даёт Сигнал. Вовремя услышите - и "вышибалы" не понадобятся.
   "Вышибалы" нужны тем, кто Сигнала не слышит. Монферран вот не услышал, его пригласили на сорок лет, а он, бедняга, возомнил, что навсегда. Роль "вышибалы" тогда исполнил Николай "Палкин". Хотя царь не так уж и виноват, его самого использовали подземные силы.
   "Зазывалы" могут быть различного калибра: от мелких шавок до солидных мормышек, типа фильма "Бандитский Петербург".
   "Зазывала" не обязательно человек. Чтобы в Город заманить, иногда достаточно календарика с Медным всадником, а вот в "вышибалы" кого попало не берут. Заманить ведь всегда легче, чем выгнать. Чтобы выгнать, нужны влиятельные личности уровня царя. Заумный телевизионный лектор тоже подойдёт, но царь или его И.О. гораздо круче.
   Люди уровня Юры Лялина в "вышибалы" не годятся: не та сила давления, не тот напор. Юра никогда и не стремился играть такую роль, ему и в "зазывалах" неплохо.
   Юра вывел эту хитрую теорию не сразу. Впервые заметил, что с Городом что-то не так, когда ему вдруг, ни с того, ни с сего, разонравился Исакий. Гм! Глянул он на собор одним прекрасным утром из окна троллейбуса и обомлел, такого страху нагнали на него массивные 114-тонные колонны! Тогда ему было всего лишь двенадцать лет, и они всей семьёй только что переехали в Ленинград.
   После того случая недели не прошло, как Медный всадник стал казаться пучеглазым котом на лошади, а Зимний Дворец захудалым дворцом культуры, требующий капремонта.
   Все эти детские впечатления Юра приписал капризам своей натуры. Он был мальчиком интересного склада, друзей имел мало, да и те происходили исключительно из дипломатических семей. Пословица "Что имеем, того уже не любим" стала всё чаще приходить на ум.
   В двенадцать лет человека можно назвать вполне взрослым, по западным меркам. Юра знал о Западе не понаслышке. Он там успел пожить ещё ребёнком, с отчимом-международником. Теперь он постоянно жил на родине, но всё время болтался среди иностранцев. Видно, доля такая. Отойдя душой от своих, к иностранцам он так и не прибился. Вернее, они его не принимали. Услышав о восьми языках, сразу ставили уши торчком и махали руками: "Ты - агент КГБ!" А когда он им расхваливал их же собственный Запад, недоверчиво косились и, наверное, считали предателем родины. Он и работал-то с ними через силу, по инерции. Сидеть в офисе гораздо хуже. Вот бы писателем заделаться! Но этот труд отбирает много времени, а заработки не всегда приличные.
   Сидеть у кого-то на шее, как Маркс у Энгельса во время написания "Капитала", Юра не собирался. Он по натуре не иждивенец.
 
   17.
   А в самом-самом начале, до смерти родного отца, они все втроём, небольшой, но дружной семейкой жили в Челябинске. "Челяба" - хороший город, но его, конечно, не сравнишь ни с одной из российских столиц. Лоск не тот.
   Именно из "Челябы" в 1979 году Юрик впервые выехал в Ленинград. Ему тогда было восемь лет. В той поездке его больше всего впечатлили Петропавловка и Медный всадник.
   Вернувшись домой, он попросил купить ему альбом и краски, хотя раньше рисовать не любил. В тот год он впервые начал серьёзно читать. По-взрослому, запоем. В основном те книги, из которых можно было узнавать об этом потрясающем, невиданной красы Городе.
   Когда умер отец, мама вторично вышла замуж. За очень хорошего человека, по крайней мере, все так говорили. Отчим оказался богатым москвичом, и с ним они повидали полсвета. Но нигде Юра не встречал таких проспектов, таких памятников и таких волшебных зданий, как в Ленинграде. Детишкам, с которыми учился по заграничным школам, он постоянно врал, что живёт в Ленинграде, а не в Москве. Он хотел, чтобы его как можно больше уважали.
   Маленькому ростом, щупленькому Юрику уважение одноклассников было необходимо. Правда, его внешность не всегда была причиной для расстройства. Всякий раз, прийдя в новый класс, он слышал шёпот: "На Гоголя похож". Юрик был темноволос, нос имел с горбинкой, а во взгляде всегда сквозило нечто поэтическое...
   Итак, что имеем, то нам уже не нравится. Внезапно охладев к Великому Городу, Юрик счёл себя неблагодарным и страшно мучился по этому поводу. В двенадцать лет он был слишком неопытен, чтобы приписать эту смену настроения чему-нибудь ещё.
   Отчим был видной московской фигурой, но при Андропове пошёл на понижение, и его перевели на службу в Ленинград. Тогда ещё никто не знал, что Город снова будет переименован и что всё питерское станет синонимом президентского.
   Вскоре пошли первые большие неприятности. Отчима посадили, и он умер от инфаркта прямо в тюрьме - немолодой уже был человек...
   Деньги кончились, надо было срочно думать, как жить дальше. Пришлось продать шикарную двухкомнатную квартиру на Московском проспекте - наспех, буквально за бесценок, и переселиться в коммуналку. Не жить же им с мамой, разнополым, в однокомнатной хрущёбе, а в коммуналочке у них были три комнаты. Каждому досталось по кабинету-спальне плюс общая столовая.
   Маме по работе нужен был отдельный кабинет. Работала она учительницей рисования, и её спальня-студия с первого же дня украсилась детскими рисунками. Юра тоже позарез нуждался в рабочем кабинете, он с самого детства мечтал стать писателем. Глядя в зеркало, он тоже отмечал своё немалое сходство с Гоголем.
   Соседей в той квартире было ещё двое: вполне мирный, хотя и пьющий, старичок Харитоныч и богомольная старушка Маринка.
   На коммунальной кухне кому-то кисло, а им всегда было весело.
   Мама готовила лазанью - научилась в Италии, а Харитоныч - "харитонью", бурду из овощей и разных хитрых специй, благодаря которым это варево каждый раз имело другой вкус. Когда старикашка злился, его варево можно было выливать, не пробуя.
   Наливка "харитоновка" совсем другое дело, та всегда была одного вкуса, ибо заготовлялась один раз на целый год.
   Старушка Маринка одевалась во всё чёрненькое, а Харитоныч, редко бывавший на улице, зимой и летом носил семейные трусы, китайские кеды и серую ушанку типа "дохлый заяц". Даже в домашней обстановке.
   Худо ли, бедно ли, стали они с мамой жить-поживать в питерской коммуналочке. Юра ходил в школу и был по горло занят уроками, особенно в старших классах. С Городом общался постольку поскольку, его уже не хотелось изучать, музейные экскурсии только утомляли. Жизнь протекала скучно, концы с концами сводились кое-как...
 
   18.
   Через несколько лет после маминой смерти Юра женился и переехал в Москву. И вот чудеса! Теперь каждый визит в Ленинград, который к тому времени снова стал Петербургом, казался ему праздником. Стоило ему с очередной группой иностранцев показаться в Городе, как тот начинал буквально донимать его своей красотой. Ему снова нравился Питер, и Исакий больше не пугал колоннами...
   Поговорив на эту тему со знакомыми, Юра, как ни странно, услышал слова поддержки. Компания единомышленников росла, всех их объединяло главное: они были приезжими. Не коренными рысаками, а пристяжными. Как-то раз сообща пришли к мнению, что Город сначала заманивает интересных ему особей, а потом, добившись чего-то своего, машет на них рукой, мол, пусть живут, как знают, мол, чего зря хвост перед приезжими распушать, мол, и так сидят по лавкам!
   Благо сиделось бы спокойно. Сразу после окончательного переселения в Город у приезжих начинались мелкие неприятности, которые постепенно перерастали в крупные. Так бывает и в природе. Сначала моросит мелкий дождик, потом постепенно холодает, дождик превращается в крупку, а крупка - в мелкий град. Хорошо, если мелкий...
   Эти мрачные доводы так и остались бы бездоказательными, если бы не СМИ да не один знакомый водила. СМИ дали Юре долгожданный Сигнал, а коренной водитель Женя - последнего пинка. Однако, лучше по порядку.
   Юра не привык что-либо предпринимать, опираясь лишь на домыслы и догадки, ему, несмотря ни на что, ужасно не хотелось покидать Город. Вот тогда за дело и взялись СМИ.
   Радио слушают многие, но слышит каждый своё. Впервые Юра услышал радиотрёп, официально подтверждающий его догадки насчёт Города, в павильончике на проспекте Ветеранов. Он зашёл в тот судьбоносный павильончик, чтобы купить фруктов. Ну, и выпить-закусить. Собирался в гости к приятелю.
   Молоденькая продавщица, стоя у прилавка, слушала транзистор. Пел Юрий Антонов. После вздохов рыжего на тему "двадцать лет спустя", музыка внезапно прекратилась, пошли городские новости - будто специально для Юры, будто в радиостудии кто-то сидел и ждал, когда же он войдёт в тот судьбоносный павильончик.
   Бодрая дискжокейша брякнула два слова о погоде и тут же, безо всякого логического перехода, заявила:
   - Наш город особенный и принимает далеко не всех. Если вам тут неуютно, надо уезжать!
   И снова врубился Антонов, резко вспомнил "крышу дома своего"...
   На этот отдельно взятый случай можно было бы и наплевать, подумаешь, какая-то задрыга возомнила себя коренной! Ещё не известно, из какой деревни она сама вырвалась.
   Тот злобный выпад в павильончике Юра оставил бы без внимания, но следующее предупреждение из уст массмедиа не заставило себя ждать.
   У одной девицы с японо-курсов "Интуриста" брат Егор работал на телевидении, вёл компъютерную рубрику. Желая посмотреть на братика сестрички-джэпанистки, Юрик включил телевизор в нужное время.
   В тот день, будто специально для него, программу изменили. На экране появились два солидных лектора общества "Знание", оба с ядовитым юморком, и стали перебрасываться малопонятными научными терминами. Как выяснилось позже, чисто для разминки. Буквально через пять минут тема резко поменялась - эти двое явно были городскими "вышибалами"!
   - Наш город - что вытяжная труба: одних затягивает, других выплёвывает.
   Интересное явление, вам не кажется, коллега?
   Дальше шёл текст, который трудно назвать простым глумлением. То был наглый беспредел, угрюмо-садистское унижение приезжих.
   - Спасибо, что напомнили, а то я уже забыл, где нахожусь! - бесился Юра.
 
   19.
   Перед женитьбой на москвичке, перед тем как "покинуть Питер навсегда", Юра ещё долго колебался. Массмедиа его уже предупредили - дважды! - но этого было мало, он тупо ждал, когда дадут прощального пинка.
   Пинка дал коренной водитель Женя. А потом был вещий сон. А между Жениным пинком и вещим сном Юре в метро так помяли рёбра, что он пару дней руку не мог поднять. Вот как всё было.
   Утром Юра возил молодожёнов-итальянцев в Петергоф. Стандартная четырёхчасовка, гуляние промеж фонтанов плюс дворец. Туда-обратно ехали на чёрном "мерсе". Пока голубки на заднем сидении целовались, коренной водитель Женя, то и дело бросая руль, махал руками, повествуя, какие они с отцом крутые, какие клёвые у них четыре тачки, и что этот "мерс" не самый главный.
   Юру такой расклад устраивал. Наболтавшись о красотах, он с удовольствием играл роль слушателя. Но на подъезде к Городу Женя вдруг обиделся, чего это он всё время молчит?! Пришлось для приличия рот открыть. Брякнул о Москве, мол, переселяться буду.
   - А чем тебе Питер не подходит?
   - Да так...
   - Нашёл хорошую работу?
   - Пока даже не искал...
   - Тогда что, любовь сумасшедшая, примерно, как у этих?
   Женя махнул рукой назад, где притаились голубки. Те, намиловавшись, дрыхли.
   - Да нет. Девушка, конечно, неплохая, но я ещё не решил...
   - Ну, ты даёшь! Покупать кота в мешке! Кстати, сколько тебе сейчас сунули?
   - Двадцатку...
   - А в офисе сколько дадут?
   - Сорок...
   - Шестьдесят баксов за полдня! Совсем сдурел! Учти, от добра добра не ищут. Ты уверен, что в Москве так же устроишься?
   - Не уверен...
   - Ну, вот! Ты меня всегда слушай!..
   Выйдя из машины у Гостиного двора, Юра поплёлся к метро. Хорошее настроение улетучилось, его снова мучили сомнения. И так уезжать не хотелось, а тут ещё Женька со своими доводами. Может, и вправду не дёргаться? Не успел он так подумать, как повалились странные события. Кто-то невидимый, разозлившись на Женю, решил вернуть мысли Юры в старое, чемоданное русло...
   Было ровно четырнадцать ноль-ноль, до часа пик оставалась уйма времени, платформы пустовали. Юра впал в задумчивость и... перепутал направления! Стал там, где поезда на Петроградку.
   Он уже начал входить в вагон, как вдруг со всех сторон нахлынула толпа, неизвестно откуда взявшаяся, его буквально внесли. Тут надо знать Юрины повадки, он переждёт пять поездов, но посадку совершит спокойно, не толкаясь. Он хотел попятиться, но ему не дали. Возмутившись, он начал работать локтями и ненароком пнул одного иностранца в пузо. Тот в долгу не остался, со всей дури прижал его к металлическому поручню. Иностранный джентльмен был без дамы, выпендриваться было не перед кем, и он толкался. Видно, подрабатывал внештатным "вышибалой"...
   Ночью Юре приснился вещий сон: будто стоит он на той же самой платформе, только один-одинёшенек. Вдруг его окружают прозрачные силуэты - видимо, бесы! - и начинают теснить его к краю платформы. Он сильно сопротивлялся, даже молиться начал.
   У бесов ничего не вышло, Юра выпрямился, отдышался. Внезапно Раздался шёпот: "Из города надо уезжать!" Глянув назад, он увидел летающего младенца, завёрнутого в белое одеяльце. Младенец жужжал, как пчела, и то подлетал, то отлетал в сторону метра на два. Когда он в очередной раз приблизился, Юра заметил, что у младенца лицо не ребёнка, а... древней старушки в очках! Очки были тяжёлые, роговые, а вокруг сморщенного личика шевелились оборочки.
 
   20.
   Проснувшись и брезгливо отряхнувшись от этого кошмара, Юра вскочил, кинулся к комоду, стал выгребать оттуда белье, носки, галстуки. Потом метнулся к гардеробу, достал верхнюю одежду и рассовал по двум чемоданам. Мелочь засунул в рюкзачок.
   Прощание с Городом было недолгим: несколько слов на кухне тёть-Марине, кивок Харитонычу и - гудбай, Питер! Дневной поезд "Юность" отправляться на Москву через час, так что надо было торопиться. Юра спешил в столицу с благородной целью - порадовать Изольду своим окончательным решением жениться...
   Большая Дверь не плебейка, ей нужны не только ваши деньги. Смешно думать, что Культурная Столица живёт мечтами о деньгах, довольно пошлое сие предположение. Деньги ей, конечно же, не помешают, но более всего нужны ей ваши таланты, мысли, ваш первоначальный оптимизм и самобытная, периферийная энергия.
   Коли осмелились приехать, не жалейте о своём отчаянном поступке. И не жадничайте, а просто возьмите и поделитесь. А потом катитесь на все четыре стороны! Не бойтесь, вовремя уехав, вы в накладе не останетесь.
   Уезжая с пустыми карманами и израненной душой, вы, на самом деле, увозите из Питера гораздо больше, чем можете себе представить. У Города-Двери такой потенциал, такое море щедрости к отъезжающим, что многим и во сне не снилось: все болезненные дыры на вашем теле зарастут, все укусы питерских "кусателей" очень быстро затянутся, оглянуться не успеете, как наполнитесь здоровьем и новой, не менее кипучей энергией, чем та, которая имелась у вас раньше, до переезда в Город.
   Опустошая ваши карманы, Столица-Дверь незаметно подкладывает в них "полезный вакуум". Стоит вам переехать в другое место, как он немедленно начнёт работать, станет могучей всасывающей силой, которая не только ваши карманы деньгами наполнит, но и весь ваш дом пропитает новым настроением.
   Культурная Столица даёт вдогонку очень много всякого добра, но главный подарок, конечно, вакуум, который очень многих храбрецов обеспечил на всю жизнь. Выезжайте и почувствуете. Иногда не сразу. Иногда через год-два... На новом месте вас обязательно ждёт раскрутка.
   После Питера все раскручиваются, надо только не забыть вовремя уехать.
   Доказательств к этому сколько угодно, далеко ходить не надо. Взять, хотя бы, век девятнадцатый.
   Художник Александр Иванов, местный-коренной, петербургский, был человеком далеко не равнодушным. Устав сочувствовать приезжим Сурикову-Васнецову-Репину, коим денег вечно не хватало, он посоветовал им коллективно в Москву переселиться. Что было дальше? Сплошная радость и восторг! Засияла эта троица по-настоящему и гонорарами утешилась (не без участия Саввы Морозова, конечно). Они так тешились успехом, что и Поленов перевосхитился, и вслед за ними отбыл в Первопрестольную. А ему-то уезжать было зачем? Питерский он, коренной. Но всё равно уехал, начал дворики московские усердно малевать. Именно за эти дворики мы его и любим. Религиозные сюжеты кисловато получались, мрачно как-то, мрачнее даже, чем его забытые пруды с колодами-мостками...
 
   21.
   Попробуйте-ка в наши дни купить билет на "Красную Стрелу". Многие уже усвоили теорию, изложенную выше, пусть даже пока инстинктивно, на уровне подсознания. Многие предпочитают мотаться Москва-Питер, нутром чувствуя, что делают это не зря.
   Кстати, не одна Москва красна пирогами, кинозалами, парикмахерскими и прочими приятными вещами. На Руси есть ещё много симпатичных городов, где можно раскрутиться после Питера.
   К началу нового тысячелетия Юра отлично разбирался в этом вопросе - хоть диссертацию пиши. После бегства из питерской коммуналки прошло немало времени, он давно уже освоил технику безопасности, выработал свою собственную тактику общения с Городом. Бывал в Петербурге наездами, никогда долго не задерживался. И каждый раз Сигналом к отбытию служил хорошо знакомый "мелкий град". Стоило задержаться чуть дольше, как начинались мелкие укусы, неурядицы, появлялись лишние хлопоты, а прохожие нарочно задевали, приставая с глупыми претензиями.
   Юра регулярно выезжал из Петербурга, даже когда большой надобности не было. И всякий раз, возвращаясь, получал "визитку".
   Говоря о местной иерархии, мы забыли упомянуть ещё и "шлагбаумников". Их Город нанял раздавать "визитки".
   Питерские "визитки" - это своеобразный акт Совести. У Города она иногда просыпается, Совесть, иногда ему не наплевать, что с вами будет, если вдруг захочет сразу выгнать, так и сделает, в первый же день застращает до смерти, не станет обнадёживать.
   Приехав в Петербург на поезде, вы, вероятнее всего, броситесь искать вокзальный туалет.
   - Понадушат крыс, понасуют в унитазы, уууу, паскуды, убила бы! А ты куда без денег?! Сопливый наркоман! Так и норовят на халяву!..
   Это ласковое приветствие уборщицы, вместо "Добро пожаловать", самая первая "визитка", на самом первом шлагбауме с надписью "М" и "Ж".
   Если вас такой приём не удовлетворил, выходите в Город, прямо на Невский проспект, там вас ждёт не менее крутая "визитка", там неожиданно, среди развесёлой толпы, в окружении красивых людей и зданий, вы вдруг ощутите непонятную жалость к себе.
   Глянув на прохожих, вы долго не поймёте, откуда эта жалость. Все, вроде, идут, улыбаются, некоторые даже в обнимку... Это снова проделки Города! Это он пытается спросить: "Может, передумаешь?"
   Всякий раз получив от Города новую "визитку", Юра давился от смеха. Его-то зачем предупреждать? Он и так всё про Город знает, да и Город знает его как облупленного. Но порядок есть порядок, положено - значит положено.
   Проживая в хорошей гостинице, вы хоть каждый день меняйте номера, там вам каждый день будут подкладывать новое мыло, новый шампунь и новую зубную щётку - такие правила!
 
   22.
   Бесспорно, найдутся эрудиты, вспомнившие гимн Глиэра. Этот гимн встречает фирменные поезда, прибывающие из другой Столицы. Он же возвещает битьё фонтанов Петергофа. Получается, что первая "визитка", всё-таки, гимн? Ничего подобного. Про гимн, конечно, забывать никто не собирается, но его создатель, Рейнгольд Морицевич Глиэр, никакой не коренной, не питерский, родился он в Киеве, долго там преподавал, даже служил директором местной консерватории. Потом долго жил в Москве и умер там же.
   Стало быть, для Питера Глиэр - приезжий, и его музыкальные впечатления о Городе - его же собственная "визитка". Он сам когда-то вручил её Городу, восхитившись красотами. Потом уехал.
   Раздавать чужие визитки неправильно, хотя многие так и делают. Во всяком случае, "Гимн Большому Городу" композитора Глиэра - не акт Совести, не предупреждение.
 
   23.
   Несмотря на сутолоку, духоту и крики, Юре в "Онегине" было комфортно, его процесс торговли никогда не раздражал, отчим во Внешторге много лет ишачил, вот и пасынку привил коммерческую жилку.
   Юра гордился ловко проведенной операцией. Он сделал главную работу - вытянул итальянцев из номеров, отвёл их куда надо и, что называется, пристроил. Сейчас получит свои денежки и - гудбай! Вернее, арриведерчи. Марио без Юры ни за что не справился бы сам.
   А вот вести туристов назад в гостиницу Марио предстояло одному, так как Юра собирался ночевать в коммуналке. Ему дико повезло при разводе: заныкал свою же собственную коммуналочку, которую приватизировал уже после свадьбы. Изольда про такую прелесть и не вспомнила.
   Выспаться в гадюшнике никогда не поздно, а перед этим можно погулять, в кино сходить...
   Юра давно собирался в кино, но не с девушкой, а в одиночку. Ему срочно надо было выяснить одну вещь про Город. Он шмыгнул по крохотной лесенке вниз, но сразу выйти из магазина не получилось: в дверях он столкнулся с подругой Марио. Путана по кличке "Ира без юбки" прикатила на зелёном джипе и припарковалась прямо у "Онегина".
   - Где Марио? - прошипела она.
   - С группой, где ж ещё! - тихо отпарировал Юра. - Только, слышь, ты меня не видела, ладно?
   - А кто с ними завтра работает?
   - Глебушка!
   - Хорошо, не видела, так не видела!
   Ирка метнулась к Марио на дикой скорости. Будто боялась, что он испарится. Она вообще была спортивная девушка, регулярно дралась с другими путанами у "Прибалтийской". Бедный Марио, плакали его денежки! Итальянская mamma так и не узнает про левую добычу. Хитрая Ирка вытянет если не всё, то львиную долю честно награбленного. Чем не агентесса Города? Таможенница, однако.
   Повалив Марио на кушетку, предназначавшуюся для особо утомлённых покупками туристов, "таможенница" уселась, неприлично скрестив ноги. У Юры искры из глаз посыпались. Блондинкам многое прощается. Его Ляля тоже блондинка, но совсем другая, она из "чистопородных джэпанисток", а, стало быть, и зарабатывает иным способом. Ляля интеллектуалка, не чета некоторым.
   Юра снова кинулся к выходу. На этот раз его никто не остановил. Выскользнув в темноту, он пересёк площадь Искусств и снова оказался на Невском проспекте. Два печальных эстета, Пушкин и "Гоголёк", вскоре потеряли его из виду. Не велика утрата! Он был им мало интересен...
   Определив в новый кожаный лопатник дневную выручку - 630 баксов и 3000 рублей, Юра заметал следы. Ура! Глебушка его не засёк. Завтра питерский собрат по цеху взорвётся, узнав, что клиентов уже обули, но плакаться коллегам вряд ли побежит.
   Однако, хватит о Глебе, Юра торопился не столько потому, что боялся встречи с конкурентом, сколько боялся опоздать в кино, через пять минут в кинотеатре "Баррикада" начинался волнующий сеанс.
   Юра собирался в третий раз смотреть один и тот же фильм. Первые два раза он был не один, и ему мешали сосредоточиться. Его сильно волновал новый блокбастер "Питер ФМ", из-за сплетен. После выхода фильма на экраны поползли слухи об очередном переименовании Города.
 
   24.
   Про лётчика Валерия Чкалова мало кто не слышал, хотя умер он давно, его именем Город назвать не жалко, чем он хуже какого-то Ленина?
   Во время второй мировой войны у сбитых пилотов "Люфтваффе" в нагрудных карманах находили фотографии Чкалова. Когда их спрашивали, зачем, мол, носите портрет нашего лётчика, они отвечали:
   - Это не ваш лётчик. Он просто великий лётчик...
   Убрали Чкалова по приказу Сталина. Он ему мешал точно так же, как Сергей Киров и Георгий Жуков.
   В начале тридцатых годов двадцатого века легендарный комбриг совершил первый в мире беспосадочный перелёт через Арктику, а потом собрал два миллиона голосов избирателей и сделался влиятельной фигурой советского парламента. Это испугало Сталина. Он боялся чужой популярности.
   Чкалов за свою короткую жизнь столько геройств насовершал, что вполне мог бы быть вторым отцом народов.
   С фильмом "Питер ФМ" и в самом деле получалась страшная непонятка: Город на Неве, который всегда выпячивал свои памятники, тут как-то странно затихарился и всю эту красоту попрятал. Нету!!! Ни Эрмитажа, ни Петропавловки, ни Медного всадника... Куда, интересно, всё подевалось?!
   Один лишь бюст летчика-героя мелькает на экране, но зато много-много раз. Целых пять крупных планов и шестнадцать мелких. В одном эпизоде его даже моют из шланга!
   Стало быть, переименование не за горами. При ближайшей же смене власти Город станет называться "Чкалов-сити" или "Лётное". Уж больно лётчика-героя на этой ленте запиарили.
   Предположения о переименовании, конечно, шутки. Но памятники-то где?!.
   Сюжет у фильма прикольный, никто не спорит, а персонажи, те вообще люди будущего.
   Некий дворник из числа приезжих находит чужую мобилку, и у него от этого едет крыша, он становится буквально невменяем, руки заламывает, бесится, даже отказывается от загранкомандировки. Никуда, мол, не поеду, пока мобильник Маше не отдам. Такой сюжет в наше трудное время конфетка. Проникаешься верой в Человечество!
   В жизни всё, конечно, намного прозаичнее. Заглянув как-то раз в комиссионку рядом с площадью Восстания, Юра наблюдал картину, совершенно не совместимую с фильмом: одна возлюбленная пара - "он с "Клинским", а у неё зубки через один!" - сдавала несколько потрёпанных чехольчиков от телефонов. Видать, со всей семьи собрали: два маминых, два папиных, четыре бабушкиных и четыре дедушкиных. Паспортов у влюблённых не было, да приёмщик их и не требовал, накой ему паспорта, чай не в ЗАГСе. Вид у приёмщика был запуганный, что хочешь, то и думай...
   Ладно, хотите памятники прятать - прячьте. Но покажите, хотя бы, спальные районы. Что, тоже нету?! Кроме княжеских особняков, где живут благородные дворники и девочки в ушанках, уже совсем ничего не осталось?!
   Словом, если памятников нет, влюблённым, "хошь - не хошь", приходится под Чкаловым встречаться.
   С третьей попытки Юра вдруг понял, что дело тут вовсе не в лётчике. Дело в размере. Бюстик крохотный, невзрачный, потому и подошёл.
   Когда в фильме по сюжету есть влюблённые, им обязательно надо где-то встречаться. Во всех приличных городах они встречаются под памятниками. Традицию нарушать не годится, вот и Маше с дворником подобрали стрелку, чтобы было всё как у людей. Памятничек, конечно, плохонький, так ведь и дворничек не граф.
   Раз так тщательно скрываются все памятники, значит это кому-нибудь нужно? Кто-то намеренно заставляет нас от них абстрагироваться. Забыть о памятниках в Питере невозможно, они ведь на каждом шагу...
 
   25.
   Выйдя из зала, Юра снова помчался к кассам, купил билет на последний сеанс. Он чувствовал близость разгадки.
   Свет погас, по экрану снова побежала девочка в серой ушанке без меха. Без меха, потому что ситцевая. "Облегчённый вариант, - усмехнулся Юра, - надо будет Харитонычу на лето посоветовать".
   Девчушка бегала-бегала, носилась по дворам и подворотням, по мостам, тротуарам и "зебрам". На "зебре"-то и обронила телефон. Затем она помчалась вдоль дорогих особняков. Затем домой пошла, в свой двухэтажный пентхаус, села там на широком подоконнике, свесив маленькие ножки, стала болтать ими над рекой Фонтанкой...
   Болтать ногами над Фонтанкой или Мойкой в Питере - примерно то же самое, что в Москве, на Красной площади, вылезши на крышу ГУМа, снять сандалии и начать махать ими толпе зевак. Арестовать не арестуют, но подумают нехорошо, вопросы задавать начнут...
   Весь фильм люди с камерами только и делают, что носятся за этой полоумной, а она всё бежит, бежит, показывает здания, как надоеда-маклер, пытающийся втюхать клиентам жильё, которое они давно передумали покупать.
   А квартирка у девчушки и вправду, клёвенькая, двухэтажная! Эта шмакодявка, эта шкурка от яблока может позволить себе такую шикарную норку? Впрочем, разве только она одна.
   Её знакомый дворник, он же будущий жених, он же архитектор, он же честный человек, обитает в двухэтажной мансарде, откуда виден весь Город, как на ладони. Но почему-то снова без памятников.
   Неумолимо лезет в голову вопрос - зачем? Зачем лепить из Великого Города клоуна?
   Юра напрягся мозгами. Всё ясно! Наконец-то, дошло! Он даже на сидении подпрыгнул. Поедет туристический народ! Хлынет! И бизнес-акулы поедут! Повалят!
   Камера бежит туда-сюда, девчонка-зазывала трудится, не покладая ног. Надо же глупой рыбёшке показать её будущий аквариум! Дома-дома-дома... Красивые, нарядные фасады...
   Кадры мелькают так быстро, что облупленных фасадов не видно. Все они будто только что покрашены, а накой глупой рыбёшке некрасивые подробности? Тут вспоминаются призывы конца 1970-х: "Вы шо, в Америке не были?! Так давайте все сюда!" Тот же оптимистический надрыв.
   Словом, кто ещё не пожил в питерской коммуналке, кто не окунулся с головой в достоевскую экзотику, дуйте скорей сюда, пока места не кончились. Приезжайте из Нижнего Новгорода, как наш главный герой, да хоть из Нижнего Тагила, какая разница! Здесь вам навстречу выйдут румяные дворники, прямо из пентхаусов, а если вы им приглянётесь, то и в Германию пошлют, в командировочку, "вместо себя".
   Дворницкая-студия нашего героя - чисто тебе тусовочный рай, рассадник авангардного искусства. Всем бы так устроиться. А что? И будет так! Не верите? А зря! Всем так будет, абсолютно всем. Вы только приезжайте, не стесняйтесь...
 
   26.
   Форма и величина всякой питерской "мормышки" зависит от величины Глотка, который Город собирается сделать. Кассовый фильм - огромная, дорогая, эффективная блесна, мормышка с аппетитной насадкой и крючком наивысшего качества.
   Вы снова вспомните про забытые киношниками памятники, снова спросите, чем они-то не угодили? Они ведь так долго заманивали в Город людей! Да в том-то и вся соль, что долго. Фильм о Петербурге с памятниками - чистый нафталин, памятники только отвлекают, с ними риэлторская "мормышка" не сработает в полную силу. Все побегут на памятники смотреть, хотя уже видели по сто раз, а кто в пентхаусы селиться будет?!
   Из фильма явствует, что в Городе всем-всем живётся супер, абсолютно всем, особенно приезжим дворникам-интеллектуалам. И лишь непонятная тяга к Германии, в частности, к немецкой архитектуре, может заставить дворников бросить мётлы и рвануть вон из Города.
   А создателям картины невдомёк, кто их оформил в "зазывалы". Здесь были первичны не они, а их детище, хитрая, своенравная и вполне самостоятельная "мормышка" - фильм о дворнике-подвижнике...
   Итак, очередной Большой Глоток нужен был Городу в силу каких-то его тайных, подземных планов. Юре он тоже был нужен, в силу его личных, сугубо шкурных интересов, так как чем больше приезжих, тем больше работы у гидов. Он окончательно решил вернуться в этот завораживающий дикими опасностями Город.
   Была лишь одна заковыка - Ляля. Если она его не примет, не примет и Город. Не зацепившись за "кустик", перекати-поле в Городе долго не продержится.
   Излишне говорить, что Ляля в роли "кустика" была для Юры Лялина самым обалденным вариантом. Он её любил. Жаль, что поздновато понял. Понял бы раньше, не пришлось бы уезжать в Москву. Кто знал, что всё так выйдет?
   "Желаю личного счастья" лозунг неправильный, ведь другого счастья не бывает, надо просто говорить: "Желаю счастья в семейной жизни".
   В борьбе за своё счастье Юра убивать кинжалом никого не собирался, он хотел пользоваться хорошей классикой, желательно английской. Ему всё чаще вспоминалась короткометражка, виденная по ящику:
   Один английский джентльмен, немолодой уже, имел молодую жену, а та, как это ни банально, имела молодого любовника. Ну, не очень молодого, а лет тридцати с гаком, да к тому же ещё и сердечника. Любовник-сердечник повсюду таскал с собой валерьянку. Старый джентльмен выведал про бутылочку и украл её. Казалось бы, зачем? Ведь, при желании можно новую приобрести. Расчёт, однако, тоньше оказался. Тот старый джентльмен, тот английский Кощей Бессмертный, был неслыханно богат, у него в подвалах вин дорогих хранилось немерено, а одна бутылка, самая бесценная, хранилась дольше всех, под толстым слоем паутины, и к ней, как водится, никого не подпускали. Цена её измерялась даже не в долларах, поговаривали, будто из-за той бутылки много народу полегло.
   И вот, в один прекрасный день старик объявил, что будет открывать драгоценную бутылку. Пришли нарядные гости, стоят-ждут. И любовничек пришёл, как бы инкогнито, но старик отлично знал его в лицо, изучил заранее, путём найма дорогого детектива. Кстати, детектив тот и выкрал у любовника валерьянку, прямо на пороге, прямо при входе на званый банкет.
   Когда все собрались, старикашка стал бутылку откупоривать. Откупоривал нарочно долго, по-садистски, так что дорогие гости чуть слюной не захлебнулись. А когда открыл бутылку, стал медленно, и тоже по-садистски, выливать её себе под ноги, прямо на дорогой ковёр.
   Ну, тут, конечно все завыли в горестной истоме, стали валерьянку из карманов доставать. И любовничек пошарил у себя в карманах. Лап-лап, а валерьянки-то и нету! Окочурился.
   А жена старика, вместо того, чтобы по судам его затаскать или, в крайнем случае, подать на развод, поступила непорядочно, в ту же ночь вошла к нему в спальню и с шумом отдалась. Потом радостно восклицала: "Он ради меня на ТАКОЕ пошёл!"
   Ради Ляли Юра был готов и не на такое, он ей покажет, на что способен Истинный Кощей. Но сначала надо было выведать намерения Дуремара, самого главного Лялиного любовника. Если он вдруг отвалился сам, тогда и подвиги никакие не нужны. В смысле, до инфаркта доводить никого не надо.
   От Дуремара давненько не было вестей, и Ляля, знамо дело, обижалась. Но Юра отсутствовал в Питере ещё дольше, так что злиться на него у Ляли было гораздо больше поводов...
 
   Часть 10 - "ДОХЛЫЙ ЗАЯЦ В ДЕЙСТВИИ"
 
   1.
   Юра вышел из кинотеатра и направился в родную коммуналку на Обводном канале. Он решил пройтись пешком, почувствовать ритм и дыхание ночного Города. Ночью Город раскрывает гораздо больше Тайн, но лишь тем, кому они интересны.
   Задумавшись о Тайнах, Юра на время потерял элементарное житейское чутьё, не прочувствовал как следует свою Судьбу, а она уже приготовила ему подарок, испросила у Города. Если бы ему сказали, кто сидит у него на кухне в ту минуту, он побежал бы, а не пошёл. Нет, он взял бы такси, сто пудов...
   Через полтора часа придя на коммуналочную кухню, Юра услышал голос, от которого заныло сердце:
   - По шарам дало!..
   Ляля хохмила в стиле "оторва". Такое за ней водилось, голубая кровь по временам давала мутно-серую пену. Иногда её можно было принять за путану, а иногда за падчерицу сантехника. Плевалась она отменно, на очень длинную дистанцию. Иногда попадала в лицо.
   Юра вздрогнул. Чтобы сама баронесса фон Скобелефф, сама графиня Ляля сидела у него на кухне... Эх, зря в кино потащился! Теперь самое интересное пропустил...
   В одной руке у Ляли был стопарик, а в другой - тарелка с закусью. Рядом суетился Харитоныч, одетый по такому случаю в строгий чёрный костюм. Костюмчик несколько свежеповат, но для такого возраста почти что фрак. Тем более что с орденами.
   - Барыня, хренку не желаете?
   - Ой! Желаю! В рот!
   Харитоныч подскочил. Ордена зазвенели мощнее.
   - Кто графиню спортил?!
   Заметив Юру в дверном проёме, заголосил:
   - Это ты, подлец, барыню ругаться научил?!
   - Не волнуйтесь... я сама... давно умею...
   Неистово икнув, Ляля вырвала у Харитоныча из рук банку с хреном и тряхнула ею над тарелкой. Не рассчитала малехо, в тарелке образовалось густое жёлто-розовое месиво. До того там ползала и шевелилась капустка фирменного производства тёть-Марины.
   - Ыыыгггаа, - чревовещала графиня. - Я уввииила шшилаавехаа...
   "Юра, я убила человека", - мысленно перевёл Юра.
   Харитоныч опять подпрыгнул.
   - Чего она сказала?! Ась?!
   - Иди спать, Харитоныч, завтра утром вместе допросим... с пристрастием...
   Юра подошёл к графине, взял у неё из рук тарелку. Подруга почти не сопротивлялась, лишь продолжала громко икать и пускать пузыри. На её счастье у Юры в карманах всегда два-три платка, с детства был приучен, хоть и не граф...
 
   2.
   Уложив Лялю на бывшую мамину койку, Юра погасил свет и вышел. Харитоныч накачал графиню "харитоновкой" согласно нормам, установленным его предками, и не Ляле было их менять.
   Графиней Лялю он называл не просто так: натуральная блондинка с роскошными кудрями могла быть исключительно графиней.
   Однажды в ходе светской беседы, состоявшейся на той же кухне, Харитоныч выяснил, что его ближайший предок, которого он хорошо помнил и уважал, служил у Лялиного предка денщиком. Скорее всего, где-то в прошлой жизни, ибо гильдия денщиков исчезла сразу после революции. Но старик утверждал, что это не враки, Лялин предок, по его предположению, владел большим имением, да не одним.
   Ляля охотно поддакивала. Не дрогнув щекой, она сообщила, что у Скобелевых деревенек было пять, от Тулы до Питера, и что назывались они все одинаково - "село Скобелево". А теперь, будто бы, остался только дом в деревне Шапки. Или Белки. Ляля путала названия, так как в доме том почти не появлялась. Там обитала её бабушка, да и то только летом.
   "Пускай резвятся", - думал Юра, главное, что Ляле у него весело.
   Расстраивало, конечно, что она вспоминала о нём только в страшные минуты. Но ведь она ещё не знала о его разводе, а посему имела право даже ревновать.
 
   3.
   Познакомились они, когда она была в первом классе, а он в шестом. Догадаться, что Ляля вырастет красавицей, мог только медиум со стажем, так как в роли первоклашки она была смешна до ужаса: раскормленный бабушкой колобок, стриженный под ноль. Перед началом занятий в школе она в детсаду подцепила лишай.
   Ляля не только выглядела чуднО, она и вела себя странно, почти всё время молчала. За ней закрепилась кличка "Муму".
   Однажды Ляля-Муму не заметила дверь.
   Директор обожал следить за дисциплиной, а посему велел стеклить все двери. Стёкла регулярно бились, школьный плотник матерился, но чинил. Была бы дверь обычная, всё бы ничего, а стеклянную дверь Ляля прошла насквозь.
   К счастью, к делу подключились Лялины небесные охранники, дверь - в осколки, а Ляля - как новая, цела и невредима, даже царапины ни одной.
   Тут, понятно, набежали преподаватели-учителя, технички-уборщицы. И директор подвалил, под руку с завучем.
   Бросив завуча, директор завопил: "Доктора! Доктора!" Докторшу нашли не сразу, притащили из столовой. Жующая медичка накинулась на Лялю тупо, без сострадания, мол, быстро говори, где порезалась, а то накажем.
   Муму была в шоке, рассказывать не могла, но раз докторша просила, послала докторшу матом, не хуже плотника...
   Лишь по прошествии многих лет Юра понял, зачем Ляле нужен был этот спектакль. Чтобы он её заметил.
   Ляле-Муму пришлось бы искать новую школу, если бы не бабушка. Та направилась к директору с банкой сметаны и палкой колбасы. Но время было не очень голодное, поэтому директор не обрадовался, а, наоборот, начал бабушку стыдить. Старухе ничего не оставалось, как надавить на жалость.
   - А я вам говорю, что это - сирота сирот!!!
   - Как это?! Как это?! Как это?!
   - И родители были сироты, и их родители были сироты!!!
   - Как такое может быть?!! Что вы говорите?!
   - В лагерях все умерли!!!
   После этих криков детям расхотелось отдыхать по лагерям. Раз там все умерли, а директор ни ухом, ни рылом, значит надо как-то самим спасаться.
   "Сирота Сирот" звучит приятнее, чем "Муму". Ляле новая кличка понравилась, она заметно повеселела, даже разговаривать начала. К восемнадцати годам так разговорилась, что засобиралась на филфак.
   Филфак для питерца самый подходящий факультет. Город-то какой! Кругом одна культура. Как сказала бы Масяня из известного мульта: "У нас везде культура. И там культура, и здесь культура и... во-о-он там, чуть подальше! Сколько хочешь!"
   Всё бы так и получилось, как хотела Ляля, кабы не один заезжий хмырь.
   Юра к тому времени был второй год женат на москвичке. Когда женишься на москвичке, получается не как у всех, а на порядок круче.
   В Москве Юра Лялин сильно раскрутился, даже в посольстве Японии поработать успел. Семейная жизнь поначалу его угнетала, потом привык. Но о Ляле ни на миг не забывал, чувствовал, что Изольда - временная мера.
   Пока Юра отвлекался, устраивая свою жизнь в Москве, Лялю мощно обрабатывал смазливый хмырь, зоолого-ботаник, Мичурин-Дуремар. Для начала заманил её на биофак, где и сам учился на втором курсе.
   То роковое лето Ляля проводила у себя в имении, как сказал бы Харитоныч. В смысле, у бабки в деревне. Она была богатой невестой, после смерти родителей к ней в полное и безраздельное владение перешла квартира на Лиговском проспекте. Однако бабушка предпочитала летом жить в деревне, и Ляля, готовясь к экзаменам, с утра до вечера просиживала на скамеечке под яблоней. Кормёжку ей носили под самый нос, так что сначала жизнь была малина.
   Малину подпортил вышеозначенный хмырь. Родом он был из Воронежа. Его папаша, клюнув, как и многие, на питерскую Блесну, решил заняться бизнесом именно в Великом Городе, в связи с чем в Воронеже были проданы три квартиры и дача. На вырученные деньги семья купила хрущёвочку в СПб и фанерную хибару в области. На дикое несчастье, та сельская хибара стояла рядом с Лялиным имением.
   Заметив блондиночку на скамейке, а рядом с ней домину "высший класс", хмырь перевозбудился и стал активно клеиться. О чём он с Лялей говорил, Юре, в принципе, наплевать, главное, что результат был зашибись: Ляля мигом поменяла все учебники, и стала заниматься исключительно ботаникой и зоологией.
   Занятия проходили не на лавочке у дома, а где-то в лесу под кустами, летняя природа к тому располагала сильно.
   По поводу кустов у Юры тогда случилась паранойя, в этом смысле он знал Лялю очень хорошо.
 
   4.
   Тут время говорить об уроке физкультуры, проводившемся в бассейне. Ляле тогда было десять лет, а ему пятнадцать.
   Юра и раньше видел Лялю в мокром купальнике, но это его не впечатляло. До рокового дня.
   В тот день он собрался было домой, уже вылез из душа, вытерся, как вдруг услышал крики: "Девочка тонет! Вытащите ребёнка!"
   Глянув в прозрачные воды бассейна, Юра заметил на дне чьё-то тело. Не раздумывая, нырнул. А чего раздумывать, когда все только кричат, а прыгать никто не собирается. Вынырнул он... с Лялей на руках!
   Тут все сразу набежали, стали советы давать, мол, дыхание надо делать, искуственное. Нагнулся Юра к Лялиному лицу, а та - ка-а-ак заржёт! Он чуть не выронил её с перепугу.
   Позднее выяснилось, что сидела она на дне специально, чтобы панику создать. Объясняла, конечно же, по-другому, мол, тренировала задержку дыхания и для этой цели свистнула в спортзале гантелю.
   Проверили - так и есть, гантеля на месте. В смысле, на дне. Но нырял за ней уже не Юра...
   Попрыгав на одной ножке, вытряхнув воду из ушей, Ляля схватила его за руки.
   - Идём, поможешь мне шапочку снять, раз уж ты спасатель!
   Все замерли. Но не от Лялиных слов. Юрины плавки встали конусом спереди...
   Как ни упирался он, хитрая поганка затащила его в пустую раздевалку. Там она, не прибегая к его помощи, сняла шапочку и тряхнула кудрями, которые сильно отрасли. Юре захорошело...
 
   5.
   - Юра! Юра! Лялин! Лялин!
   Толпа скандировала как на стадионе. Юра открыл оба глаза. Вроде бы, на полсекунды отключился, а вокруг столько народу. Кто-то тряс его за плечо, кто-то по щекам лупасил. Волна голосов то спадала, то нарастала. Почудилось: "Гений-гений! Ленин-Ленин!" Так в детстве хвалила его бабушка. Свою бабушку видеть Юра не чаял, она давно померла. Зато Лялина прибежала, сильно запыхавшись. Какая-то добрая душа позвонила ей и сообщила о безобразии в бассейне.
   Бабушка, вопреки желаниям болельщиков, скандала не устроила, а, наоборот, пристыдила Лялю за нахальное поведение.
   - Чего пристали к мальчику? А ну, отойдите! Сынок, вставай, одевайся, пойдём...
   Ляля стояла рядом, держа в руках его вещи.
   Одевшись, Юра хотел сразу же идти домой, но бабушка сказала, что у неё давно к нему разговор имеется, так что, лучше сейчас пойти в гости, чем на потом откладывать...
   В тот раз Ляле почти поверили, даже бабушку в школу не вызвали - чтобы директора снова не ухандокала. Пожалели-то как раз его. Однако Юра верить не спешил, тут явно намечалась какая-то система. Пройти сквозь стеклянную дверь - трюк опасный, ничего не скажешь, нарочно на такое не пойдёшь, не отважишься. Но после второго случая Юра задумался...
   Хорошо, что его в гости пригласили, домашняя обстановка многое смягчает и проясняет.
   Между гадюшником у Балтийского вокзала, где находилась Юрина коммуналка, и Лялиным домом на Лиговке было всего три остановки на метро.
   Юра уже слышал, что Ляля с бабушкой жили одни в пятикомнатной квартире и никогошеньки туда не впускали, якобы боялись отселения в новые районы. Страхи несколько наивные: задумают переселить, так никуда не денешься, а не задумают, так будешь оплачивать лишние метры.
   И накой им, в самом деле, безразмерные хоромы в центре? Продали бы половину, так и нервничать бы не пришлось. А на разницу весь Союз объехали бы, вплоть до озера Байкал...
 
   6.
   Зачем такие хоромы иметь, Юре стало ясно, лишь только он переступил порог квартиры. Такое обычно показывают в фильмах про революцию, типа входит красноармеец в буржуйские покои, а там - книги, книги, книги, книги, книги...
   Кто были Лялины родители, он спросить постеснялся, но на ум почему-то пришло: "Профессура!"
   Среди книг Юра увидел биографию Петра Первого, выпущенную к 200-летию Санкт-Петербурга. Таких книжек в мире всего триста экземпляров, но у отчима один имелся.
   Три крохотные комнатёнки со стеллажами имели вид публичной библиотеки, зато в двух остальных можно было спать. А сложить все пятеро покоев, так вышли бы две нормальные комнаты метров по двадцать пять. Завистники напрасно жёлчью исходили, лишними метрами там и не пахло.
   Кухня тоже выглядела по-киношному, в углу имелась кафельная печь, для которой когда-то покупался набор замысловатых кочерёжек, веничков и совочков. Всё это богатство висело на диковинной бронзовой подставочке.
   Кругом был армейский порядок. Зная бабушкин решительный характер, на бардак в квартире рассчитывать не приходилось.
   После распития чая из необыкновенных чашек с диковинным вареньем Юра удостоился беседы с бабушкой "тет-на-тет". Ляле было предложено на это время, прямо с тарелкой, удалиться для просмотра детской передачи.
   Насупленная Сирота Сирот потащила в комнату тарелку макарон, сосиски в банке производства ГДР, полбатона, бутылку кефира и целлофановый кулёчек с пряниками. Ещё зачем-то прихватила свой мокрый купальник...
   - По-моему, вы её перекармливаете, - авторитетно заявил Юра.
   Надо же было с чего-то беседу начать.
   - Да ладно, пусть ест, пока можно... Наплавалась... Нанырялась...
   С этими словами бабушка достала из тайника под скатертью сигареты и спички.
   - Ты не куришь?
   - Не-е-ет! - возмутился Юра.
   - Правильно...
   Бабушка нашла и пепельницу.
   - Я ведь ей не родная. В домработницах у них была, пока родители не умерли. Потом опекунство взяла, вот и маюсь.
   - Родителей и правда расстреляли?
   - Да нет! Разбились на машине. Три года назад, как раз когда девке в школу идти. Потому и сначала училась плохо, всё молчала, горевала за родителями...
   - А другой родни у неё нет?
   - Дальняя родня вся по Мухосранскам да по Крыжополям, а из особо близких никого. Мы с тобой, выходит, самые близкие, она про тебя часто рассказывает, все мозги мне тобой запорошила...
   Бабушка затянулась "Примой".
   - Не обижайся на мой комплимент, я вполне искренне...
   Юра и не думал обижаться, ему было приятно.
   - Интересный ты человек, говорят, только этого мало, понял? За таким ребёнком глаз да глаз. Ты заходи к нам почаще, а? Не ровён час, хулиганкой вырастет. Возьми над ней шефство, а?
   Юра дико удивился такому вниманию со стороны малявки, а потом вспомнил, как он несколько раз, на правах старшеклассника, водил малышей на экскурсии в Эрмитаж, Русский Музей и Меньшиковский дворец. Выглядел он тогда и впрямь солидно, сам себе нравился. Но была ли среди той мелкоты Ляля?
   Неожиданно из комнаты раздался Лялин писк, довольно-таки громкий. Бабушка ринулась туда. Через минуту вышли обе. Ляля плакала, показывая палец. Палец сильно кровоточил.
   - Ну, ни на миг нельзя оставить! Ну, что за наказание такое, а?! И где только ножницы откопала?!..
 
   7.
   Минуло два года. Юра заканчивал десятый класс, а Ляля пятый. Грянули перемены в политике государства, народ начал широко выезжать. Теперь можно было объехать не только весь СССР от Байкала до Средней Азии и Калининграда, но и всю заграницу.
   От школы, где учились Ляля с Юрой, сформировали две тургруппы по тридцать человек во главе с четырьмя преподавателями - по два куровода на группу. В помощь куроводам из числа старшеклассников были выбраны координаторы. Юра сразу попал в их число.
   Под эту поездку школе выделили некоторое количество валюты, но каждому хотелось больше, поэтому купе были забиты бутылками с шампанским, блоками сигарет "Родопи", матрёшками, вышитыми полотенцами и прочими сувенирами.
   Юра в этом плане ничуть не волновался, во-первых, денег не было, а во-вторых, иностранные магазины его не трогали, они ему ещё в детстве надоесть успели. Он был "в общем и целом" спокоен, но на душе непонятно скребло. Ему в той поездке светил Третий Знак. Чтоб не забывал о неизбежности судьбы и о Лялином в ней присутствии.
   Их с Лялей отношения были полны разных Знаков, но он на них сначала не обращал внимания. Первые два Знака, стеклянная дверь и тело в бассейне, вспоминались часто, но на солидные мемуары никак не тянули. Серьёзный отсчёт начался после Третьего Знака, после неудачного пересечения границы...
   До самой границы ехали весело. В вагоне пахло колбасой, куриными ножками, первыми летними овощами, сыром, варёными яйцами и котлетами. По коридору пройти было невозможно: вояжёры толкались, лаялись с проводниками и друг с дружкой. Но с приближением таможенной проверки все разобрались по своим купе, стали вещи перепаковывать, декларации заполнять, совать лишнюю валюту в носки, в рукава, под матрацы, куда кто умудрялся.
   Со стороны таможенников бесчинств не наблюдалось. Два вагона детишек, что с них возьмёшь. Сюрприз преподнёс - кто бы мог подумать! - паспортный контроль.
   С появлением в вагоне пограничников началась беготня с паспортами. У кого-то куроводы уже взяли документы, а кто-то лихорадочно рылся в чемодане, отыскивая, такие непривычные, загранкорочки.
   Если первый блин всегда комом, то почему первая поездка за границу должна быть исключением? Ляля с Юрой сидели в купе одни, на нижней полочке.
   Полка напротив пустовала, десять минут назад с неё сорвались две куроводихи и помчались паспорта с народа собирать. Юра прикрыл за ними дверь. Которая вскоре отворилась. На пороге стоял пограничник.
   - Скобелева Алла Юрьевна!
   Ляля вскочила, почему-то сильно покраснев, а Юра прибалдел: "Она ещё и Юрьевна! Атас!"
   - Где ваша доверенность?
   Ляля пожала плечами.
   - Доверенность на неё оформляли! Сам видел! - вступился Юра.
   - Сидите-сидите, не дёргайтесь. Вы ведь не Алла Юрьевна!
   Юра нахохлился, стал затравленно глядеть в окно.
   В итоге выяснилось, что бумажка с печатью, подписанная бабушкой, куда-то подевалась, и Ляле пришлось возвращаться на родину, не успев даже покинуть её пределы.
   Куроводы сразу вспомнили, что Юра многократно был за рубежом, так что везти назад несчастного ребёнка выпало именно ему.
 
   8.
   На обратном пути Ляля вела себя спокойно, почти совсем не приставала, не пришлось даже говорить "брысь-брысь", вместо этого она усердно раскрывала свои жизненные планы, сказала, в частности, что мечтает стать актрисой или диктором телевидения.
   Юра в жизненных вопросах ориентировался чётче. Он к тому времени уже успел поработать, и не каких-нибудь пару месяцев, а целых два года, вернее, два полноценных туристических сезона.
   Несмотря на невысокий рост, выглядел он взросло и солидно, так что уже с пятнадцати лет подрабатывал в Интуристе гидом. В качестве дешёвой рабсилы.
   Правда, крутых иностранцев сначала не давали, до перестройки Юра работал исключительно с чехами. Ему бы и чехов не дали, да язык больно трудный, труднее всех славянских языков вместе взятых.
   До перестройки славянские языки назывались "соцовскими", учить их мало кто хотел, из-за нищеты носителей языка. Твёрдой валютой рядом с "соцами" не пахло, штатные гиды на такой вариант подписывались неохотно, то и дело норовили на больничный смыться.
   Чехи были чуть богаче других "соцов" и поэтому считали себя в праве доставать обслугу мелкими придирками.
   - Лариса, нас опять пересадили?
   - Постоянные места на кладбище.
   - А можно вместо кофе чай?
   - Будете себя хорошо вести - получите чай!
   Этот диалог смахивает на разговор пионервожатой с детьми в столовой лагеря на двести человек, однако сцена происходит в солидном ресторане за столами пожилые чехи, а рядом скачет на одной ножке гидесса, примерно их же возраста, но несколько другой комплекции, ибо она "не употребляет".
   Список того, чего не принимает внутрь Лариса Юзефович, ветеранша туристического спорта, такой же длинный и впечатляющий, как и её ноги на шпильках: пиво, сливочное масло, все без исключения колбасы, макароны, сладости и т.п. В её возрасте женщины уже не носят таких высоких каблуков, а Лариса, помимо шпилек, пялит на себя ещё и юбочки до кобчика и килограммовые серьги-гири. В командировки, помимо вышеперечисленных вещей, берёт спортивную обувь и треники. По утрам, пока туристы дрыхнут, нарезает круги вокруг гостиницы. При этом ухитряется следить, кто куда идёт и что несёт.
   Как-то Юра на зуб попался.
   - Юрка, что тебе чехи подарили?
   - Да вот...
   Юра раскрыл перед носом Лариски пакет, а там - два вымпела с пивзавода "Будвар" и несколько значков.
   - Это потому, что ты зачуханый. Мне бы не посмели!
   И умчалась. Старая стрекоза любила подхохмить...
   Работала Лариска исключительно с чехами и редко-редко с поляками. Ей до чёртиков надоели братья из соцстран. Вскоре ей предстояло вместе с мужем Лёнечкой, сыном и беременной невесткой линять в Америку, где её должны были приставить к плите и памперсам, а шпильки заставить снять навсегда. В своей семье Лариска лицо подневольное.
   Юра, в отличие от Лариски, чехам не дерзил, за что однажды был отмечен комплиментом:
   - Панэ Йиржи, спасибо, что вы с нами! Та пани поставила бы нас по ротам...
   Кого они имели в виду, не трудно было догадаться, так как Ларискина группа аккурат сидела рядом, буквально впритык, но убоище на шпильках сделало вид, что ничего не слышит. А может, и впрямь с ушами плохо...
   Богатые чехи валом валили в Союз по профсоюзным путёвкам, так что гостиницы от них буквально трещали. Чешских переводчиков не хватало, вот и пошли в ход студенты-внештатники, среди которых оказался и Юра Лялин, хорошо знавший чешский язык с детства.
 
   9.
   Возвращаясь в Питер, Юра не подозревал, что рабочий опыт и умение зарабатывать на жизнь пригодятся ему очень скоро, и что кладбищенская тема, над которой они с Лялей хохотали в поезде, неожиданно приблизится, станет осязаемой...
   Перед самым отъездом мама внезапно почувствовала себя плохо, прилегла даже. Юра хотел было всё бросить и остаться дома, но Маринка накинулась на него, словно коршун.
   - А я на что?! Поезжай, проветрись, заодно и подарочков нам привезёшь!
   Маринка любила подарочки. Кто ж их не любит...
   Выйдя из вагона, Юра подал Ляле руку, затем стащил её чемоданчик на перрон. С удовольствием вдохнул питерский воздух. Приятно, что ни говори, возвращаться в Город, где прожил всю сознательную юность и часть детства.
   Шевелить ноздрями долго не пришлось. Бабушка подогнала такси почти к платформам, так как накрапывал дождь. Она напялила на голову полиэтиленовый пакет, получилось что-то вроде треуголки.
   - Чего ж не позвонили-то?
   Да, действительно, чего было не позвонить? Хорошо, хоть куроводихи сориентировались.
   Бабушка схватила Лялин чемодан и, не обращая внимания на стоны Юры, хотевшего помочь, рванула к стоянке такси.
   - Поедешь сначала к нам, - прозвучал приказ Наполеона в полиэтиленовом шапо.
   Ляля хитро улыбнулась, будто всё это подстроила она.
   Юра сначала так и подумал, но бабушка развеяла его подозрения, сказав, что впопыхах забыла доверенность в школу отнести. При этом она крепко обняла его, несколько раз поцеловала и попросила сохранять спокойствие.
   - Ты... это... только не нервничай...
   Потом чуток ещё потискала. Будто он психбольной или нытик.
 
   10.
   - Ты... это... только не нервничай... - снова сказала бабушка, уже за чаем.
   Ей, наконец, пришлось объяснить своё поведение. Она сообщила о смерти мамы.
   Маму свезли в больницу по "скорой" сразу после Юриного отъезда. Выходит, хорошо, что на границе их задержали, а то бы пришлось возвращаться уже из Берлина или из Праги. Так и на похороны можно было опоздать.
   Юра слышал, что любящие супруги друг без друга долго не живут и умирают с незначительным отрывом. Значит, мама, всё-таки, больше любила пожилого отчима, ведь после смерти Юриного родного отца прошло много лет...
   Ляля с бабушкой тогда очень помогли. Если бы не эти два шустрых ангела, что бы он делал - подумать страшно.
   Маринка на похоронах отсутствовала, её сельская родня вымирала большими пачками, и она как заводная моталась на загородные похороны.
   С Харитоныча толку было ещё меньше, он ушёл в запой недели на две, в связи с чем "харитонью" подъезд не нюхал полторы декады.
 
   11.
   После маминой смерти Юра резко повзрослел, а значит пропасть между ним и Лялей увеличилась.
   Ляля продолжала учиться в школе, а он, поступив на вечернее отделение филфака, сразу принялся пахать как очумелый. Во-первых, чтобы забыться, а во-вторых, деньги были нужны. От армии долго отмазываться не пришлось, так как у Юры в детстве была астма. Когда пришли лихие девяностые, точнее, 1991 год, Юре стукнуло двадцать, а Ляле пятнадцать. К тому времени Ляля стала дичиться его, ну, прямо как манерная смолянка. То ли действительно профессорских кровей оказалась, то ли ещё что. Бабушка, конечно, удивлялась больше всех.
   На момент распития Лялей "харитоновки", с последующим переходом на мамину мемориальную койку, шёл уже год 2006-й. Кого же она грохнула, а главное - зачем?
   Причина могла крыться в любовных муках: ведь Дуремар давненько её бросил. Свалил себе в Голландию, якобы, на стажировку, и - тю-тю! Нет, она, конечно же, одна не куковала, её съёмная квартира ни в коем разе не напоминала келью. Юра как-то раз, чисто по-дружески, спросил, мол, с кем живёшь-дружишь. Ляля ответила, что ни перед кем отчитываться не собирается, тем более что он всё равно женат и болтается по "разным Москвам" в своё удовольствие. На последних словах был сделан особый акцент.
   Накой ему вообще сдалась эта Москва? Питер истошно сигналил и гнал на выход - это да, Сигнал был мощный, никто не спорит, но ради любви и не на такое машут рукой. А он, получается, сдрейфил, уступил подругу первому встречному.
   Надо было срочно действовать, дабы не профукать новый шанс. Может быть, последний...
 
   12.
   На часах было десять утра. Пять минут назад исповедовалась Ляля. Исповедь сопровождалась примерно тем же количеством соплей, что и накануне вечером. Стало ясно: дело тухляк, подруге реально светили пятнадцать лет.
   Юра решил времени не терять. Для начала снял с головы Харитоныча "дохлого зайца". Ради этого пришлось расстаться с двадцаткой баксов и с любимой красной бейсболкой. Причём, с условием, что бейсболку он назад не получит.
   Кирзу с телогрейкой достать было проще. У Маринки в комнате бедлам творился - ах! Помимо всего прочего, там находились вязанки дров (2 шт.), пружинные матрацы стопкой (5 ед.), а также два мешка соли, кубометра четыре спичек, целый угол мыла хозяйственного и т.п. Под "и т.п." надо понимать два морских бушлата, восемнадцать тельняшек, штук пять телогреек, валенки и сапоги без счёту, а также два рулона грубой ткани - непонятно какой.
   После маминых похорон Юра, имевший в собственности три комнаты, решил уплотниться в пользу Маринки. Если бы не Маринка, кто знает, добралась ли бы мама тогда до больницы. Может быть, упала бы прямо на улице. За Маринкин подвиг ей полагалась премия, которую она и получила в форме домашней молельни. В отданной ей Юрой комнате высился картонный иконостас.
   За такое несусветное благородство Юре тоже кое-что полагалось, а именно: свой ключ и право неограниченного входа в Маринкины владения. Харитонычу такие льготы и во сне не снились.
   Свалив театральный прикид у Лялиных ног, чтобы видела, как идут мероприятия по её спасению, Юра накормил подругу Маринкиной кашей из ложечки и отправился на кухню распоряжения давать.
   Согласно этим распоряжениям, Маринка целый день никого не впускала в квартиру, а Харитоныч матерился дурным голосом. Цель пугающих манёвров: не дать кому-либо из посторонних увидеть Лялю хотя бы краем глаза.
   Сам же Юра отправился на разведку к месту Лялиного подвига. Адрес был нехитрый: Богатырский проспект, метро "Пионерская".
 
   13.
   Любителей пожить на "Пионерке" мало, но они есть. Что смущает, так это проблема с метро. В остальном рай: предприятий почти нет, дыши по самое "хватит".
   Переселившись в этот рай, Ляля сначала дико радовалась. Её не пугала даже депрессия, в которую могли вогнать одинаковые серо-бежево-коричневые коробки. Сейчас ведь все строят по-разному, бывает, что и аккуратно, а бывает, что новый дом прямо с первых дней смахивает на старый сарай.
   Теперь о том, что конкретно заставило Лялю бросить хоромы на Лиговке и переехать в этот сомнительный рай. Вы не поверите, но всему виной благородное происхождение.
   Отслеживая Лялины поступки, Юра всё больше убеждался, что подруга истинная аристократка, по крови. А иначе как объяснить такую непрактичность?
   Благородные смолянки полагали, что творог получают из вареников. Благородная дурёха Ляля думала, что сможет в одиночку делать бизнес.
   С работой у неё было не ахти. Училась она на вечернем, как и Юра в своё время, чтобы днём работать зоолого-ботаником.
   Вспомнив кой-какие советы Юрика, Ляля подалась и на японо-курсы, окончив их с отличием, стала гидом подрабатывать. Но в те времена с гидованием уже назревала проблема, иностранцев на всех не хватало.
   В Питере в начале 1990-х творилось примерно то же, что и в Москве, Белый Дом всех иностранцев на уши поставил и надолго отбил охоту путешествовать по СНГ.
   В то смутное время Юра и сам, временно забросив гидование, трудился в московском Посольстве Японии в качестве клерка.
   Не удовлетворившись гидованием, Ляля родила ещё одну идею, масштабы которой не укладывались в рамки логики. Теоретически идея выглядела неплохо: имея пять комнат на Лиговке, любой человек в то нелёгкое время сдал бы их, а сам переселился бы в бетонную трущобу. Но благородным девицам в такие дела соваться не стоит. Новый район, новые соседи, что может быть страшнее для одинокой девушки!
   Однако Ляля никого не слушала. Сплавив бабушку в деревню, она начала свой бестолковый бизнес.
   Юра приблизился к дому, где Ляля якобы стукнула соседа-пьяницу по голове, якобы даже табуретом. Учитывая хрупкое телосложение преступницы, верилось в такое с большим трудом. Может быть, она его ножом пырнула?
   Старушек-информаторш у подъезда не было. Ничего другого не отставалось, как идти в ЖЭК. На поиски конторы ушло полчаса.
   Войдя в помещение ЖЭК*а (или РЭУ, или ЖЭУ, или ДЭЗ, как сейчас правильно, кто его знает), Юра искусственно закашлялся, дабы привлечь к себе внимание. Но внимания на него никто не обратил, из чего можно было заключить, что в микрорайоне всё спокойно, труп пока не обнаружен.
   Простояв с полчаса незамеченным, Юра, наконец, не выдержал и пошевелил плечом густую массу плотников, водопроводчиков и слесарей, дожидавшихся своих заявок. Он приблизился к диспетчерше максимально, меж их носами не осталось и полуметра.
   - Куда лезете, мужчина?!
   - Мне только спросить...
   - Ой, не морочьте голову! Вы что, не знаете, когда приёмные часы?!
   - Да я в эту квартиру достучаться не могу! Вот, поглядите! Сами вызвали, а сами дверь не открывают!
   Юра сунул диспетчерше бумажку с Лялиным адресом. Специально вывел крупно, чтобы как следует прочла. А чтобы его самого не запомнили, нахлобучил "дохлого зайца" пониже.
   Диспетчершу адрес не впечатлил. Она даже не спросила, кто он, почему в ушанке летом и почему, собственно, ломится в данную квартиру. Порядок! Значит, обстановка пока действительно спокойная.
 
   14.
   "Ой, не морочьте голову!" прозвучало как амнистия. Теперь оставалось узнать, существовал ли труп на самом деле. Из Лялиной несвязной болтовни вовсе не следовало, что человек умер. Упал - да, почти замертво - да, но пульс ему никто не щупал.
   Самая большая сложность заключалась в том, что жертва знала Юру в лицо. Потому он и решил, заделавшись рабочим, попытаться заглянуть в окно на пятом этаже. Для этого пришлось вступить в преступный сговор с местными малярами.
   Вопрос: зачем панельным домам подкраска наружных стен? Ответ: во-первых, не стен, а междупанельных щелей, а во-вторых, не подкраска, а замазка. Дома ведь не просто стоят, они всё время вибрируют. Щели меж панелями, как результат, неуклонно расширяются. Ко всему прочему, многоэтажные махины распирает изнутри несметное количество жильцов, набившихся, как сельди в бочку. Отсюда и зазоры. Зазоры желательно всё время смазывать вонючей серой дрянью, а то дом окончательно рухнет...
   В такую версию трудно поверить на трезвую голову, но жэковские маляры просыхают редко, так что подбить их на замазку щелей никакая не проблема.
   Облегчив карманы ещё на двести баксов (Город-Таможник снова не дремал!), Юра получил не только люльку и ведро с раствором, но и необходимый тренинг, и грамотных ассистентов.
   Качаясь в люле ради Ляли (так и поэтом недолго стать!), Юра думал только об одном: не уронить бы кому-нибудь на голову ведро. Ему вовсе не улыбалось загреметь на нары вместе с дорогой подругой.
   Окон у Ляли было два, комнатное и кухонное. В комнате покойника не оказалось, пришлось изловчиться, немного поёрзать, подтянуть канаты и, рискуя жизнью, добраться до кухонного окна.
   Зрелище потрясало степенью садизма. Труп распивал спиртные напитки в компании таких же, как и сам, шарахнутых. И не факт, что именно табуретом. У двоих алкашей шрамы были застарелые, а третий, он же труп, светил свежеполученным фингалом. Но то была не Лялина работа, Ляля про фингал ничего не говорила.
   Стало ясно, что подруга туда больше не вернётся. Некоторое время поживёт у бабушки, маршруткой оттуда до центра рукой подать, минут сорок, не больше.
 
   15.
   Вернувшись из разведки, Юра заявил, что сам спакует Лялины вещи по списку и привезёт. Но подруга почему-то, всё-таки, рвалась на место преступления. Её грызла совесть: она не успела расплатиться с хозяйкой квартиры за последний месяц.
   Лялина квартирная хозяйка не бычьё, как многие квартиросдатчики, а, наоборот, интеллигентка. Бывшая балерина лет шестидесяти. Юра видел это скорбное личико и вечно заплаканные глазки.
   У балерины была старуха-мать, а мужа сто лет как не было. Единственный сын, и тот уехал в Америку, где надрывался, вкалывая зубным техником. В общем, история гнусная. Балерина всё время хныкала, а Ляля её жалела.
   - Падаль от падали не далеко падает!
   Так начинала хныкалка очередную повесть о негодяе-сыне, бросившем её, скорей всего, навеки, о хамке-невестке, чинившей препятствия для её переезда в Америку, и о падали-муже, от которого тридцать лет назад народился падаль-сын.
   Всего этого можно было не выслушивать, так как от падалей хозяйке перепали три квартиры, коими она успешно жонглировала. Но Ляля покорно внимала этому бреду, сочувствовала и, конечно же, пыталась помочь.
   Она помогала балерине из человеколюбия. И из любви к балету. Колобка-Лялю в детстве не приняли в балетную школу.
   Разница между деньгами, которые Ляля выручала за пятикомнатные хоромы и суммой, которую она платила балерине, была огромной, почти тысяча долларов в месяц. На такие деньги можно было страшно кайфовать, но из-за Лялиной дикой щепетильности львиная доля перепадала хныкалке.
   Квартира была страшно запущена, а Ляля жить в трущобе гнушалась. В общем, затянувшийся ремонт съедал почти всю разницу.
   Будь Юра на Лялином месте, балерина за последний месяц нифига бы не получила. Но Ляля продолжала сокрушаться, не хотела, чтоб и её назвали падалью.
   Юре пришлось смотаться к старой жульнице с деньгами.
 
   16.
   Ляля - коренная петербурженка, лакомый кусочек для приезжего маньяка. Юра и себя причислял к таким маньякам. Кто-то мечтает о Москве, а кому-то только Питер подавай.
   Но перед тем как сделать Ляле предложение, надо было привести в её в нормальное состояние, а это было не так просто. Да и со своими чувствами разобраться не мешало.
   Жениться во второй раз ещё страшнее, чем в первый. Мало того, что свой гадкий опыт имеется, так, в придачу, волнует мысль, не изгадилась ли будущая супруга. С кем якшалась кандидатка до того, какие гнусные привычки приобретала, все эти раздумья граничат с паранойей.
   Хотя, если честно, Юра был уже давно свободен от паранойи. Годы жизни с Изольдой даром не прошли, он морально закалился, и ему уже было всё равно, с кем до него якшалась Ляля. Даже её мужиковатая подруга больше не волновала. По нашим временам сделаться бисексуалом - два пальца об асфальт, были бы условия.
   Насчёт однополых связей Юра имел несокрушимую уверенность: они недолговечны. Как-то раз ему пришлось работать с группой американских лесбиянок. Натерпелся - не то слово. Партнёршами американочки менялись каждый день. Больше того, они самовольно переселялись из номера в номер, не считая нужным докладывать в рисэпшен.
   Эта чехарда действовала на мозги не только Юре, но и горничным, так как платить за разбитые графины, вырванные с корнем розетки и прожжённые сигаретами кресла барышни отказывались.
   - Это не я! Это было сделано до меня! Вчера!
   Гостиничный режимник пенился.
   - Если ты не в курсе, кто у тебя где живёт, ты не переводчик, а говно!
   Не ограничившись бардаком в номерах, лесбиянки преподнесли сюрприз лично Юре, устроили ему прощальный эксклюзив.
   Уже перед самым вылетом на родину, на подъезде к Шереметьево, дебелая турлидерша розовых барышень, обладательница чёрного пояса по каратэ, заявила, что хочет попрощаться с русскими берёзками.
   Девчата высыпали из автобуса, помчались в сторону рощицы. И Юру с собой прихватили!
   Окружили его эти кикиморы в лесочке плотным кольцом и стали ужасы на себя наговаривать. Мол, у них в Америке есть обычай по весне мужчину в жертву приносить.
   Ничего, конечно же, не сделали, но в автобус он вернулся с дрожащими коленками...
   Террор, устроенный розовыми барышнями, Юра с большого временнОго расстояния не очень осуждал. Ну, резвились девушки, ну, шутковали. У него в голове свой террор вызревал, тоже розовый. Против Ляли. Ему хотелось перед свадьбой забросать подругу розами, красиво, как в кино. Но чтобы та не сразу догадалась, от кого цветы. А то перепугается и не станет замуж выходить.
   Морально Юра к бракосочетанию был давно готов, но хотела ли этого Ляля? За годы их разлуки подруга сильно изменилась. Он, конечно, спас её от тюрьмы, но что дальше?
   Освободившись от страхов за свою драгоценную свободу, Ляля добровольно сдалась в другой плен, ввалилась, так сказать, в предыдущую кому. Ведь до эпизода с соседом-пьяницей она всё время грустила о Дуремаре...
   Если бы не Дуремар, всё бы складывалось идеально. Эх! Юра сейчас бы многое отдал, чтобы увидеть Лялю снова бегающей за ним, как в детстве.
   К сожалению, всё повернулось на сто восемьдесят градусов. Перед отъездом в Голландию Мичурин так запачкал девушке мозги, что психика её как бы нарушилась. Не в прямом смысле, конечно, но Юре хватило. Он решил положить конец этой шизофрении.
   Но сначала надо было навестить Москву. Во-первых, денежки снять со счетов, а, во-вторых, со щедрой Хозяйкой попрощаться...
 
   17.
   Денег в Москве лежало немерено, их надо было только съездить и забрать. Святость заначки Юра сознавал, как никто другой, ибо аппетиты Изольды затмевали даже барские замашки её матери. Тёща с Изольдой не подозревали, в каких банках и какие суммы у него лежат, иначе при разводе ему пришлось бы туго.
   Тестю было всё по барабану, он давно уже завёл семью на стороне, новых детей родил.
   У Юры с Изольдой детей не было. За тринадцать лет их брака Изольда совершила серию абортов, на которых Юра не настаивал, но и отговаривать не собирался. Темпераментом супружница пошла в папашу, "супруг-полиглот" неоднократно заставал её с другими мужиками, но не расстраивался, а только радовался этому. Радовался, что удрать будет легко.
   Москва не Фердыщевск, и прощаться с нею надо обстоятельно, а то обидится. Юра Москву обижать не хотел. Вот попрощается с Хозяйкой, вернётся в Питер, снова поселится в коммуналке, а там и атаку на Лялю начнёт. Психическую.
   Москва даст силы для решительного броска, направит мысли, куда надо. Вдохновение даст, наконец.
   Конечно, существовала вероятность, что Ляля никогда его не примет, а будет вечно ждать Мичурина, до конца своих дней.
   Просадить московские денежки дело не хитрое, особенно в Большой Двери, а что потом? Так и не женившись на Ляле-"кустике", не породнившись с Городом, он, скорей всего, уедет, куда глаза глядят. Страшновато.
   Но ради Ляли можно было рискнуть. Ляля не обычный "кустик", не просто объект для женитьбы. Ляля - это его Ляля. На тот случай, если с ней ничего не выйдет, у него в запасе был альтернативный вариант.
   Получив отказ, он будет жить в Городе-Двери наездами. Поселится на расстоянии, где-нибудь в области, согласно своей же Дверной Теории. В крайнем случае, напросится в компаньоны к Лялиной бабушке и будет опекать старушку до гробовой доски. А когда Ляля сама постареет, ей ничего не останется, как переехать к Юре в деревню. Что ж, он её благородно примет.
 
   18.
   В Москве Юре выпала честь блистать. Несколько раз даже по телевизору, рядом с актёрами, директорами музеев и ресторанов, а также с полпредом итальянской моды синьором Валентино. О чехах он постепенно забыл. От чехов его освободила "перестройка". Не сразу, конечно, не в одночасье. Некоторое время он работал параллельно и с ними, и с уже понаехавшими акулами капитализма.
   Как только хлынули капиталисты и начались проблемы с гостиницами, было организовано вытряхивание оттуда братьев-социалистов. Как это делалось? Очень тонко, в духе мудрого советского правительства.
   Перво-наперво, взвинтили цены на таможне, удесятерили пошлины на дрели, утюги, электрозажигалки и на ходящих пластмассовых кукол. После этих и других мероприятий братья отвалились сами...
   Прощаясь со своей последней группой чехов, Юра осмелел и выдал фразу:
   - Вы хорошие ребята, но вам трудно угодить: то пиво тёплое, то суп холодный. Гляньте в угол: там едят американцы. Спокойно себе чавкают, и никто из них, заметьте, не бегает по ресторану с книгой жалоб. Так что - привет!
   Осмелел он так не зря: рядом сидела Ларискина группа. В сравнении с прощальной речью мадам Юзефович его тирада всем показалась кошачьим мурлыканьем...
   Кстати, кто придумал, что "соцы" смешнее "капов"? С "капами" тоже бывает очень весело.
   В здании Оружейной Палаты есть Алмазный Фонд, куда в советские времена было не попасть. Граждане писАлись в очередь, каждый у себя на предприятии, а очередь длилась целых пять лет. В наше время покупай билет и смотри, сколько влезет, хоть каждый день приходи. Эксурсии проводят тётеньки с указками.
   Группе Валентино тоже дали тётеньку с указкой, но её, на пару с Юрой, сразу отставили в сторону, чтоб не путались под ногами у высокой делегации, ибо началась перепись обьектов, выложенных на витринах, для последующего заказа копий местным мастерам. По некоторым слухам, таких мастеров в Москве четверо.
   Женщина с указкой обиделась и пошла назад в каптёрку, а Юра тихо устроился в тёмном углу. Солдат спит, а служба-то идёт. Он успел заскучать и даже зевнул пару раз...
   Вдруг от восторженной толпы отделилась породистая герцогиня (или графиня, Юра их путал) и с обречённым видом промямлила, что расстроена отсутствием в Алмазном Фонде... гранёных стаканов.
   Юра почуял добычу.
   - Сделаем!!!
   Неподалёку от Кремля, в Красных Палатах 17-го века, жил царь Алексей Михайлович. Ныне в тамошнем подвальчике находится забегаловка типа "Онегина", а напротив стоит Энгельс в позе охранника ювелирного магазина. Что он там такого ценного охраняет? Подвальчику до "Онегина", как рядовому сельпо до ГУМ*а.
   Когда кортеж поехал на экскурсию по городу, водитель головного лимузина слушался только Юру. Юра сказал ему "стой" - тот и встал, где надо.
   Организаторы очнулись, когда вся свита Валентино ринулась в подвальчик. "Чья идея?!", "Кто родил?!" - только и успели охнуть русскоговорящие товарищи, дружно повернувшись к Юре. Но тот заранее отмазку подготовил. Взяв за локоток одну из девушек-организаторш, он пошёл с нею в подвал и там кивнул на герцогиню, выбиравшую матрёшку: "Синьора попросила".
   Синьора аккурат просила продавщицу выпотрошить матрёшку. Ей нужна была только внешняя часть, чтобы вышло подешевле. Юрик изумился: неужто Валентино держит благородных женщин впроголодь? Неужто денег на матрёшки не даёт?
   Роль двух титулованных особ в той группе была загадкой. Хотя, некоторые соображения имелись.
   Если покопаться в мировой истории, то сыщется множество аналогий. В любой стране купцы, женившиеся на дворянках ради титула, частенько содержали супружниц впроголодь, каждый день напоминая, за чей счёт те кормятся. Или бедный дворянин брал себе купчиху (холст художника Федотова "Сватовство майора", ГТГ). Купчиха сразу после свадьбы с болью узнавала, что она богатая плебейка.
   Валентино, знамо дело, жениться ни на ком не собирался, но ему, как богатому коробейнику, льстило присутствие в свите благородных дам с фамильными гербами. Видно, взял он их в поездку с условием: я вас в Москву бесплатно прокачу, а вы мне делайте пиар по-тихому. В общем, намекнул, чтоб не наглели.
 
   19.
   С Москвой всё было ясно, с Изольдой тоже. Не желая тратиться на грузовой контейнер, Юра решил по старой памяти взять маршрут в "Интуристе" и перебраться со всем скарбом в любимый Город на казённом автобусе. Для этого надо было отработать с итальянцами три дня в Москве, а потом, с ними же, поехать во Владимир-Суздаль. Далее - Сергиев Посад, Великий Новгород - и так до самого Санк-Петербурга. Намечалось длинное путешествие Огородами Москвы. Раз уж с Хозяйкой-Москвой решил попрощаться, то и Огородами Ея прокатиться не грех.
   Проезжая Огородами Москвы, вспоминаешь не одни лишь исторические даты и походы. На ум приходят и павлово-посадские платки, и чаепития в Мытищах, и, как ни странно, веники. Веник на Руси давно известен. Им в бане моются. Но веником трясут не только в бане.
   Суздальский туркомплекс "ГТК" построен к Олимпиаде-80. Его ресторан больше смахивает на столовую в пионерском лагере. Что отличает этот ресторан от пионерлагерного, так это ярко-красные "кремлёвские" дорожки с зелёной полосой.
   Пылесосами те дорожки никто не балует, их метут заскорузлыми вениками. Как-то заглянув в ресторан раньше положенного, Юра получил удар. Нет, не веником по спине, хуже. На столах к тому моменту всё стояло: и легендарная горчица, которую, обычно зажимают, и масло, и сыр, и булочки. Оставалось принести чай-кофе. Рядом с этим натюрмортом мельтешила то ли нянька, то ли санитарка. Уж во всяком случае, не метрдотель.
   Разбойница в белом халате мутного оттенка старательно мела сухим веником дорожки, поднимая клубы пыли. Пыль, в свою очередь, садилась на сыр, на масло, на повидло и, что самое страшное, на булочки! Эти булочки Юра любил до беспамятства. Он обычно уже с вечера трепетно мечтал о них, как мечтает алкаш об утренней бутылочке портвешка. Узрев кошмарное кощунство, он кинулся на поиски метрдотеля, чтобы заявить о безобразии. Метрдотель, найдясь не сразу, сказала, что у них такого не бывает, и что ему, скорей всего, почудилось.
   Осознав круговую поруку, Юра метнулся обратно в зал, желая поймать за руку садистку в мутно-белом халате, но той уже и след простыл. Смылась, гадина! Такие, как она, дома вениками пыль не поднимают, а в общественных местах - с удовольствием. Нагадить исподтишка святое дело.
   Обычно Юра завтракал очень плотно, но на этот раз не смог себя заставить съесть хотя бы одну булочку. Он хотел было сразу смыться, но потом решил дождаться водителей, чтобы напомнить, во сколько отъезд, и заодно предупредить о кишечно-палочной угрозе. На туристов было начхать, пускай жрут, не сдохнут.
   Два мордастых драйвера, Славик и Валентин, появились в ресторане, как все нормальные люди, вовремя. Веником уже никто не тряс, и можно было бы забыть эту историю. Но Юра молчать не мог. У дурака язык бежит вперед ума, а у гида он бежит ещё дальше, принимая во внимание профессию.
   Когда водилы сели за стол, он им всё рассказал, но сочувствия не дождался. Валентин стал демонстративно наворачивать все подряд. Сначала съел свое, а потом и Юрину пайку осилил.
   Славик поступил интеллигентнее. Прочитав лекцию о том, что страшнее СПИДа ничего на свете нет, а СПИД веником не передаётся, он тем самым полностью реабилитировал преступницу. В конце он выдал сакраментальную фразу: "Это потому, что им не платят!" Вид при этом у него был зловещий. Может, он обиделся? Может, кто-то из его родственников точно так же мёл дорожки, только в другом ресторане?..
 
   20.
   После утреннего фиаско Юра корчился от голода на переднем сидении, рядом с микрофоном. Автобус неуклонно шёл на запад. Как известно, чем западнее, тем больше мыслей о загранице.
   Водитель Славик начал вспоминать о поездках с нашими группами за рубеж, при этом вспомнил много нехорошего.
   - Жрут колбасу, ножки куриные гложут... чесноком воняют... Гранёными стаканами трясут, как чукчи!
   - Стаканы вещь полезная, - хохотнул Юра.
   Славик не слушал, ему было до крайности обидно.
   - Поубивал бы нафиг... Самое противное, что кости за подлокотники суют, а я потом их выгребай!
   Юра страшно веселился.
   - Славочка, это потому, что им не платят...
   Водила нахмурился, замолчал. Молчал долго. Валентин тоже молчал. Потом эти двое начали перемигиваться. Подлянку затевали, не иначе. Они ещё не знали, что Юра насовсем перебирался в Питер, что в Москву возвращаться ему без надобности и что, стало быть, "наказать гадёныша" не получится. Однако же, попытка была совершена.
   - Мы тут с Валентином посоветовались... Как сдадим группу в гостиницу, покупай-ка ты, братец, билет на поезд, а то наш автобус, кажись, испортился...
   Валентин поддержал коллегу:
   - Да! Московский "Интурист" тебе все расходы вернёт! А мы со Славиком в поле заночуем, машину чинить будем!
   - Так и я бы мог в поле... помочь чем-нибудь... - отозвался Юра.
   Валентина аж перекосило:
   - Не-не-не-не-не! - затараторил он, будто за ним только что гнались гибэдэдэшники. - В поле ночью холодрыга, а у тебя курточка тонкая!
   Юра вздохнул, погладил свою курточку.
   - Вы правы... тонкая, зараза... убедили...
   - Да ты не обижайся, автобус очень старый, Икарус, мать его... Славка правду говорит!
   - Да я всё понимаю... Не обиделся!
   Юра ещё дважды горестно вздохнул, один раз носом шмыгнул и отвернулся к окну. Чтобы, всё-таки, подумали, что обиделся и даже плачет. Пускай позлорадствуют напоследок. Тем слаще будет месть.
   Никакой ремонт водилы делать не собирались, это и коню понятно. В Питере пойдут по бабам на всю ночь. Юра и раньше слыхал про такие фокусы, другие переводчики рассказывали. Провинившиеся у водил гиды домой в Москву сами добирались. Не провинившиеся тоже часто сами добирались, предварительно выстояв очередь в железнодорожных кассах...
   Поломался автобус или нет - момент недоказуемый, а значит можно гульнуть за счёт родной автобазы. База и солярочку, и суточки лишние оплатит. В крайнем случае, начальнику на лапу придётся дать.
   Юра встал, прошёлся по автобусу, пошевелил дремлющих итальянцев. Те ответили улыбками и шутками. Хорошо, что они русского не понимают, а то бы стали волноваться, доедут ли до Питера. Ну, раз автобус такой старый.
 
   21.
   В полночь подъехали к "Астории". Славик с Валентином выскочили из автобуса, метнулись к багажнику.
   - Слышь, ты, группа маленькая, всего десять человек, а чемоданов-то до фигища! Что у них там в этот раз, а?!
   - Не знаю, сам всю дорогу удивляюсь. Вроде бы, итальянцы народ культурный... Прям в первый раз такое вижу!
   Юре стоило больших усилий не заржать, ведь половина чемоданов были его собственные.
   Из гостиницы выкатились носильщики, но кто ж им отдаст свой кусок? В надежде на "солидный чай" (всё-таки, конец большого путешествия!), Славик с Валентином лично выбросили весь багаж на асфальт и вопросительно уставились на Юру, мол, тряси клиентов.
   Юра собрал итальянцев в кучу, сделал вид, что трясёт, даже руками начал махать. Водилы итальянского не понимали, а то бы сразу чокнулись от горя: вместо того, чтобы "чай" выколачивать, Юра сообщал, во сколько завтрак и когда на первую экскурсию строиться. По номерам на этот раз их должен был рассовывать самостоятельно Витторио, опытный турлидер.
   Пожелав спокойной ночи группе, Юра победно глянул на водил, махнул пятисотенной купюрой. Жест предназначался совершенно постороннему водиле - таксисту. У "Астории" всегда много такси.
   Вдохновлённый купюрой таксист бросился к чемоданам, и половина кучи от автобуса перекочевала в "волгу". Остальную часть кучи, итальянскую, погрузили на свои золочёные тележки заждавшиеся гостиничные лакеи, повезли в вестибюль...
   Юра плюхнулся на сидение рядом с таксистом, хлопнул дверцей и помчал к себе на Обводный канал. Завтра предстоял тяжёлый день: Петропавловка, Исакий, Невский и, конечно же, "Онегин". Ведь он успел официально оформиться в местный "Интурист", стал... гм... местным гидом.
 
   22.
   К дичайшему восторгу тёть-Марины и пьяненькому удивлению Харитоныча, их молодой сосед, с чемоданами и прочими мешками-котулями, ввалился в прихожую в час ночи. Два пакета (с харчами и бухлом) сразу отнёс на кухню - праздник праздновать, а остальное забросил в свою комнату.
   У него теперь в полной собственности оставалась только одна комнатёнка. Вторая, как уже сказано, стала молельней, а третья - Лялиным будуаром. Правда, Ляля там почти не появлялась, но это дело времени. Как убедится, что Дуремар её бросил, так и прискачет...
   Взять у Ляли адрес Дуремара ничего не стоило. Для этого пришлось, всего-то навсего, съездить в деревню, чаю семейно попить, детство вспомнить.
   После чаепития Ляля взяла со стола непочатую бутылку конька и потащила его в спальню, где над её кроватью висело фото белобрысого хмыря.
   Юра возмутился:
   - Слушай, накой тебе этот прыщ? Даже писать перестал... Сколько лет уже прошло, а?
   - Неважно. Не пишет, значит работой занят. Как только освободится, сразу напишет. Зато розы регулярно шлёт...
   Ляля, словно ненормальная, метнулась в угол комнаты. Там "вниз головой" висели сухие букеты. Знала бы она, от кого эти розы! Она сняла со стены один и, закатив от блаженства глаза, понюхала.
   - Вон уже сколько наслал!
   - А что ж ты их по всей комнате не развесишь, как веники в бане? Прикольно будет...
   - Ой! Хорошая идея!
   Ляля с воплем ринулась к письменному столу за ножницами и скотчем. Юру от этих танцев затошнило, он завыл, как плакальщица на кладбище:
   - Ой, щас начнём цветочками портретик украшать!
   - Ты не юродствуй, а лучше помоги! Подавать букеты будешь, а то я одна не справлюсь!
   Сбросив тапочки, Ляля полезла на кровать и стала прикреплять сухие розовые веники вокруг портрета. Прицепив последний, театрально подбоченилась.
   - Ну, как?
   - Отлично! Не хватает чёрной ленточки с золотыми буковками: "От друзей, от жены, от сотрудников по работе... Помним, скорбим..."
   - Хватит ревновать! Помним, но не скорбим, а просто - ждём и всё. Между прочим, расстояние только укрепляет чувства...
   - Или проверяет... настоящие ли они...
   - Вот и поезжай! Проверишь лично! Зайди к нему на амстердамскую квартиру, привет от меня передай, ладно? Только не обмани! Ты ведь обещал!
   - Ну, и садистка же ты...
   Ляля его не слушала, мурлыкала своё. На какую-то секунду в ней проснулось любопытство.
   - Кстати, что это за странная командировка?
   - Да так... По обмену опытом...
   - Ой, а мы с Валериком в Америку поедем! Будем там голландскими флористами работать, дворы американцев украшать!
   - А если те не захотят?
   - Не захотят - отключим газ!
   Юра сочувственно глянул на кретинку. Таки помешалась.
   - Да не смотри ты так грустно! Развод - не конец света, а твоя Изольда - не пуп земли! Кстати, общая работа сближает. Найди себе единомышленницу-переводчицу... Хи!
   - Ага, найду, послушаюсь, наверное! У зоолога-ботаника жена должна быть обязательно биологица, а у сантехника - сантехница, да? Или управдомша, это уж как минимум. То есть, если я, к примеру, ваннами стану торговать или унитазиками, то мне непременно нужна будет торговка или менеджер. Аминь!..
   Юра выскочил из спальни, так не открыв коньяк.
   Бабушка на кухне читала любовный роман, подкинутый ей Лялей. Ляля ничего не делала просто так, и романчик подкинула явно с каким-то подлым умыслом. Зачем? Бабушка и так была уверена, что у внученьки с мозгами полная монтана.
   - Ну, всё, бабуля, я пошёл...
   - А грустный чего такой? Она всё никак? Всё думает о том хмыре?
   - Не знаю... По-моему, она его любит...
   - Дурак! Мне виднее, кого она любит! Ты жди, жди... Пусть пока думает, что цветы от него, а то совсем на любовной почве тронется! Мы ей потом всю правду выложим, а пока сиди тихо и молчи в тряпочку. Ближе тебя у неё всё равно никого нет и не будет!..
 
   23.
   Через две недели Юра уже стучался в амстердамскую квартиру Дуремара. Хозяин открыл в футболке, джинсах и шлёпанцах на босу ногу. Мордашка за несколько лет скукожилась, сморщилась - бр-р-р! Гнуснятина. Ничего общего с портретом над Лялиной кроватью. Зато квартирка была ништяк, среди добротной мебели стояли пальмы в кадках. Утешало одно: квартира съёмная (по Лялиному утверждению).
   Юра начал атаку прямо с порога:
   - Не узнаёшь?
   - Простите, но я вас не помню... Кто вы?
   - Твой соперник! Только не пугайся, ладно? Тебе бояться нечего, она любит только тебя! Вот, и записочку прислала!
   - Кто "она"?
   - Так я что, не туда попал? Ты Валера?
   - Да...
   - Ну, а я от Ляли!
   Выбрав амплуа придурка, Юра изо всех сил старался не выходить за рамки жанра. Он огляделся, руками развёл, и по-плебейски перешёл обратно с "ты" на "вы".
   - Ба-а-а! Ну, вы и устроились! Да тут королевские апартаменты! Я на днях с одним голландцем разговаривал по бизнесу, так он мне знаете, что сказал? Вы удивитесь! Он сказал, что ездит в Россию мыться! Невероятно! Сказал, что у вас в Голландии всё такое маленькое, тесное, квартирки крошечные, ванных вообще нет, одни душевые. Мол, вам приходится всё время стоя мыться!
   - Он преувеличил, возможности тут у всех разные. А у вас, как я понял, свой бизнес?
   - Да не очень-то он мой... Пока не мой... Короче, я щас ваннами торгую, унитазиками! Помогаю брату... старшому... Гы-ы...
   Мичурин брезгливо поморщился. Вот, гад! Знал бы он, с каким учёным полиглотом разговаривает.
   - Ну, и как же там Ляля?
   Юра в отместку тоже поморщился.
   - Вам действительно интересно?
   - До определённой степени... Я ведь её любил...
   - То есть, ваши чувства уже в прошлом?!
   Юре захотелось крикнуть "ура". Биолог продолжил гнусавить.
   - Не знаю, станет ли вам легче от того, что я скажу... У меня большие проблемы со здоровьем. Мне сейчас не до неё...
   - Минуточку! Она ждёт из Голландии великого учёного, профессора, можно сказать, даже в Америку собралась переселиться из-за вас, а вы так просто говорите: "Мне не до неё"!
   - Повторяю... У меня серьёзные проблемы...
   Душетерзательную встречу прервал звонок в прихожей. Дуремар пошёл открывать и вернулся в сопровождении кучки маргиналов. На маргиналах были мятые свитеры, кое у кого даже с перьями от подушек. Джинсы зияли мохнатыми дырами, а в ушах и ноздрях болталось много-много всякой бижутерии.
   Чудики отправились на кухню, а Юре стало весело.
   - Простите, это, конечно, не моё дело, но ваши коллеги мало смахивают на профессуру. Даже на лаборантов внешне не тянут, я бы сказал!
   - Это действительно не ваше дело. Я принимаю вас здесь только из уважения к Ляле, к нашим с ней... отношениям.
   - Которые уже в прошлом, да? Могу я ей так передать?
   - Вы всё правильно поняли. Спасибо за записку.
   Мичурин поднялся с кресла, ожидая того же от гостя.
   Юра вскочил, взял с пола сумку, но направился не в прихожую, а внезапно сделал прыжок в сторону кухни.
   - Секундочку! Что там у вас за секреты, а?!
   Мичурин озверел.
   - Стойте! Вас там не ждут!
   - Знаю-знаю! Да я, в общем, только в туалет! Он ведь у вас рядом с кухней?
   - Ага, иди... Давно не какал... Идиот...
   На кухне у стола маячили мальчонки в интимных позах и целовались. Но Юру это не трогало, за годы в туризме он и не такого насмотрелся. Один раз даже сам почувствовал, что не железный. Когда работал с голландской группой в Москве.
   Главная проблема тех парней была в другом: они нюхали и кололи в вену наркотики. К счастью, никто из них Юру не заметил, и он беспрепятственно вернулся в комнату.
   - Ну, я пошёл! Провожай меня скорее, кореш, а то я за себя не ручаюсь...
   - Теперь доволен? Всё вынюхал?
   - Всё! Теперь я за Лялю спокоен!
   - В каком смысле?
   - Да нафиг ты ей такой сдался!
   - Ладно, выметайся!.. Надоел!..
   Выходя из квартиры, Юра на секунду подпер дверь ногой.
   - Ну и вляпался же ты, приятель! А как же розы без шипов? Ляля говорила, что ты хотел назвать новый сорт её именем...
   Мичурин, собрался с последними силами (дохляк ещё тот!) и вытолкал Юру на лестничную клетку.
   - Будем считать, что опыт не удался...
   Красивая голландская дверь с грохотом захлопнулась.
 
   24.
   Ступив на набережную канала, Юра вдохнул прохладный осенний воздух. Поздняя осень в Амстердаме малоприятное явление, но бывают и большие исключения. Юре в тот день повсюду мерещились весенние ароматы. Один раз даже Ляля померещилась, в одной из стеклянных витрин. Подумалось: "Это от счастья..."
   Наутро был выезд автобусом с группой в Париж, а потом предстояло долгое возвращение в Питер через всю Европу. Хотелось сразу же рвануть домой, но путёвка длинная попалась, шесть стран за две недели. Так что пришлось терпеть. Что, кстати, оказалось делом лёгким: ведь Юра был полон всяческих надежд и энтузиазма...
   Энтузиазм, привезенный из-за границы, быстро улетучился. Всё произошло, как он и боялся. Ляля выслушала молча, наверное, подумала, что он из ревности наговаривает на Мичурина, выставляя его наркоманом. Оставался крайний вариант: взять измором.
   Как-то вечером, в самом в начале декабря, Юра позвонил Ляле и попытался вытащил её в театр.
   - Давай сходим куда-нибудь, а?
   - Зачем?
   - Как это зачем?! Ты же никуда не ходишь, как монашка!..
   Мероприятие несколько подняло Лялино настроение, но ненадолго. Выйдя на Невский, они немного прошлись пешком на пионерском расстоянии. Юра нёс тяжёлую Лялину сумку. Это ж надо, в театр - и с таким мешком!
   То кафе он выбрал сам. На свою голову. В забегаловке тусовалась уйма народу. Народ позволял себе многое. Юра подвёл Лялю к свободному столику, усадил, а сам пошёл к стойке, где бармен вытирал бокалы.
   Вернувшись с двумя коктейлями, он заметил в подруге большие перемены: та восторженно глядела куда-то в угол, энергично хлопая ресницами. Юра быстренько взглянул туда же. В углу веселились четверо парней лет по двадцать. Один из них был копия Мичурин, пугающе похож!
   Допив коктейль, Ляля вдруг вскочила и, как сумасшедшая, помчалась к белобрысому подонку. Юра бросился за ней, но изменить ничего не смог.
   - Ха! Ну и встреча! Я как раз такую хотел!
   Белобрысый плебей был сильно пьян или недостаточно наколот. Его дружки тоже стали в стойку.
   - Вернись на место...- выдавил Юра безо всякой надежды.
   Ляля издевательски молчала, а квази-Мичурин издевался вслух:
   - Э-э-э, нет! Сначала потанцуем... всего один танец... медленный... близко-близко... Правда, киска?
   - А в морду? - не унимался Юра.
   От барной стойки отделился вышибала и пошёл на них. Заметив его, Ляля взмолилась.
   - Юра, я немного потанцую, ладно? Танец закончится, и я сразу приду, хорошо?
   Но назад никто не пришёл...
   Юра весь вечер просидел один, как никому не нужная старая дева. Ляля, меж тем, вела себя неприлично. Она виляла задом, всем телом прижималась к молокососу, кусала его за ухо, чуть совсем не откусила. Потом ширинку этому дебилу стала расстёгивать. Белобрысый такого нахрапа явно не ожидал, но ему было приятно.
   Юра, наконец, не вытерпел, помчался к ним. Грубо, почти спортивными приёмами, водворил Лялю на место. Разве что только под дых не давал.
   Белобрысый в ту минуту спорить был не расположен, видно, Ляля его измотала. Буркнул только:
   - Щас немного выпьем, а потом продолжим. Устал в натуре...
   Сев на место, Ляля нагло, даже как-то подло, ухмыльнулась.
   - Юра, ты меня, конечно, извини, но я с тобой больше никуда не пойду...
   - Да?! Это почему же?
   - С тобой скучно! Даже потанцевать не даёшь!
   Она снова бросила взгляд в угол, где тусовался молодняк, и перепуганно застыла: дружки Мичурина доставали из карманов сверкающие железяки. Шла разработка плана мести, не иначе. Тут она невольно смягчила тон.
   - Ой! Вот ты что сейчас думаешь? Что ты себе возомнил? Что ты меня защищаешь от пьяных нахалов, да? А ведь всё наоборот! Это мне тебя сейчас спасать придётся! Да-да, мне тебя сейчас придётся вы-во-дить...
   Она вскочила, схватила Юру за руку, потащила к выходу. Ладонь её была влажной.
   Юре вдруг вспомнилась история двадцатилетней давности: Ляля в мокром купальнике мокрой ладошкой хватает его за запястье и тащит в раздевалку...
 
   25.
   Квази-Дуремар передохнул, очухался и снова вырос перед ними:
   - Куда мы так быстренько чешем?!
   Ляля деланно зевнула, икнула, отрыгнула в кулачок и не своим голосом затараторила:
   - Куда идём мы с Пятачком, большой-большой секрет... Ой! Хотя, нет, не секрет... Блевать мы идём... Вот куда... Ой, мне плохо...
   Сделав блевательное движение в сторону белобрысого, Ляля побежала к туалетам. Юра, не оглядываясь, дёрнул следом...
   В коридорчике, прямо рядом с туалетами, виднелся вход на кухню, занавешенный плюшевой шторой. Из-за шторы вышла толстая официантка. Ляля бросилась к ней.
   - Девушка, пончичек, пупсичек, выручайте! За нами гонятся бандиты. Они, там, в зале, ножиками машут! Выведите нас на улицу через кухню, умоляю!
   Ляля сунула официантке тысячу рублей и номерки от гардероба.
   Юра быстро оглянулся, с облегчением вздохнул. Погони почему-то не было...
   Толстуха самолично поймала им такси, велела сидеть в машине и ждать.
   Через двадцать минут, когда Лялю, Юру, а заодно и таксиста, стали мучить неприятные сомнения, она снова появилась, таща в охапке дублёнку и кожаное пальто. Отбыли без приключений.
   Ляля положила голову Юре на грудь, затихла. Таксист не выдержал, проявил любопытство.
   - Вы всегда так из ресторанов сматываетесь?
   Ляля задёргалась:
   - Нет! В первый и в последний раз. Больше я с этим монстром никуда не пойду...
   - А деньги-то хоть есть? Со мной расплатиться сможете?
   Тут задёргался и Юра.
   - Обижаете, начальник!
   Он гордо вынул из кармана пятьсот рублей, хотя ехать-то было всего пять минут. Таксист возликовал:
   - Ой, а сдачи-то, пожалуй, не найдётся!
   - А и не надо... Здесь остановите...
 
   26.
   Перед ними тусклыми огнями мерцал трёхзвёздочный отель "Мир". Ляля пару раз хлопнула ресницами.
   - Ну, и куда теперь? Электрички-то уже не ходят, а маршрутки и подавно!
   Юре хотелось врезать ей по роже. Перед чужими мужиками, значит, можно задом вилять, ширинки им расстёгивать можно, уши кусать можно, в лицо блевать можно, наконец. Она что всю жизнь собирается его мурыжить?
   Пока Ляля обжималась с белобрысым, Юра времени не терял, наяривал по мобильнику в знакомую гостиницу. В итоге заказал дешёвый номер с окнами на север, чтобы было похолоднее. Пускай помёрзнет, гадина, может, поумнеет.
   Войдя в холодный номер, он уложит Лялю в ещё более холодную постель. Подруга сразу же заснёт, когда коктейль окончательно подействует, но во сне будет вся трястись от холода. Тогда он осторожно ляжет рядом, согреет её телом и... трахнет!
   Веди она себя нормально, он бы на такое не пошёл. Но теперь обратной дороги нет, сама напросилась...
   Номер получили в точности такой, как заказывали: похолоднее. Причём, совершенно бесплатно, деньги Юре тайком вернула дамочка из рисэпшен, которую, он одно время о-о-очень близко знал.
   Войдя в этот вертеп, Юра начал мямлить извинения, мол, неудобно получается: просил два одноместных номера, а дали один, да и тот не самый лучший, скорее всего, с клопами. Вот.
   Ляля сказала, что клопов любит и претензий к ним не имеет. Она вдруг как-то странно протрезвела. Заснёт ли в нужный момент? Короче, легли. Ляля на кровати, а Юра одетым на коврике.
   В довершение пыток, устроенных ею накануне, подруга разразилась словесным поносом.
   - Юр, слушай, я тут подумала...
   Юра вскочил, во взгляде мелькнула надежда.
   - Да нет, я не об этом... Успокойся, я Валеру жду...
   Юра лопался от ярости. Ну и сучка! Не-е-ет, он с этой ненормальной имеет дело в последний раз. Монстром его обзывала. А сама кто? Собрав оставшееся джентльменство, он шёпотом прорычал:
   - Ну, слушаю тебя... очень внимательно...
   - Знаешь, мне тут подумалось... Как, всё-таки, хорошо, что ты мой друг, а не Валеркин...
   - Почему?
   - Да ты посмотри на своё поведение! Раскомандовался: там не сядь, с тем не танцуй... Если б ты был Валеркиным другом, ты б меня вообще сожрал, со свету сжил бы...
   - Это какая-то новая теория?
   - Наоборот, очень старая. Друг мужа или жениха обычно хуже самой ревнивой свекрови...
   - Надо же...
   Юре стало холодно. Впрочем, как и заказывал. Пришлось накрыться пыльным ковриком. Он жаждал мести, очень жаждал. Однако, к своему стыду, взял и заснул. А проснувшись, увидел такое... После того зрелища его глючило всю ночь, весь день, а также всю следующую неделю.
   Ляля высилась над ним, широко расставив ноги. Как царица Савская. Или как Клеопатра, только блондинистая. Или как ведьма Макуба, вся в красном. Или как живой манекен с витрины амстердамского секс-шопа...
   Юрин затылок вдавился в пол. Повернув голову, он узрел красный туфель на шпильке. Откуда шпильки?! Тут он вспомнил тяжёлую сумку-мешок...
   Дальше размышлять ему не дали. Ляля стала медленно приседать... Таких ароматов он в жизни не ощущал. Изольда пахла по-другому.
   Ляля вскрикнула пять раз, Юра только два, но это ещё полдела. Потом начался порносеанс с засовыванием мокрого детского купальника в рот. Он, конечно же, узнал этот купальник, ещё как узнал! Увидев и узнав, кончил ещё раз, только один раз, больше нечем было. Интриганка выдоила всё, до спинного мозга.
   - Может быть, тебе ещё и спинной мозг?
   - А давай!!!
 
   27.
   Надев свеженькие стринги, лежавшие у неё в сумке про запас, засунув груди в свеженький же лифчик, как бы случайно найденный там же, побрызгав под мышками дорогим французским дезодорантом, Ляля приготовилась держать ответ.
   - Так ты его уже не любишь?
   - Кого? Этого цветовода? Пусть скажет спасибо, что долг назад не требую.
   - А бабушка всё знает?
   - Щаззззз!!! Проболтаешься - убью! Не посмотрю, что ты самый любимый, у бабушки давление, ей ничего такого знать нельзя...
   В ходе допроса выяснилось следующее: у Ляли была травма головы. Прямо с детства, прямо с того момента, когда Юра потерял сознание в бассейне. Интересно получилось: падал он, а повредилась, Ляля. К приходу взрослых она уже успела его поцеловать, как это делали актёры на экранах телевизоров. К счастью, в СССР секса пока не было, и взрослые на экранах только целовались, а иначе бы Юру в колонию упекли.
   Вкус поцелуя Ляле понравился, она поклялась, что такого друга ни за что не упустит. Придя домой, скрепила клятву кровью. Пока Юра с бабушкой ворковали на кухне, она нашла ножницы, нарочно порезала палец и нарисовала красный крестик на купальнике.
   И доверенность выкрала она, больше некому. Залезла к куроводихе в сумочку. Бабушка всю вину взяла на себя, но дома всыпала ей хорошенько.
   Подрастая и понимая, что по возрасту за Юрой по ей вряд ли угнаться, мечтала заставить хотя бы ревновать. А тут и Дуремар убогий подвернулся, на ему в деревне летом все мозги запачкала. Она ему, а не он ей! Но про хоромы пятикомнатные ни гу-гу. Тут Ляля рассудила правильно: узнав о хоромах, Дуремар ни на какие заработки не уехал бы.
   Случай с убийством вообще полный бред. Ляля как-то ввечеру загрустила, о нём, о Юре. Сначала поревела у себя на кухне, а потом подумала: чего одной-то рыдать? Помчалась к Харитонычу. А тут и Юра подвалил - сработал очередной Знак Судьбы. Сколько их было, тех Знаков...
   Завидев Юру в дверном проёме, Ляля крышей прохудилась и понесла первое, что в пьяненькую голову взбрело. Про убийство! Хотела сильным шоком друга придержать, чтобы не сразу в Москву уехал.
   Её сосед с Богатырского тип вполне безобидный, он ей ремонт, этой нахалке, делал за пару бутылочек, а также за право выпивать на кухне с друганами. Напрягшись, Юра вспомнил, что видел в углу кухни рулоны обоев и банки с клеем. Вот, прохиндейка!
   Почти всю разницу между сдачей и съёмом квартиры Ляля Дуремару высылала, так как поначалу дела у него не шли. Вбила себе в голову, что он ради неё выехал на заработки. Ни дня не собиралась жить с Мичуриным, но его "благородный порыв" оценила.
   Раскрутился блондинистый Мичурин лишь тогда, когда на дурь запал, не раньше, но денежки Ляле возвращать не торопился, он папу-маму больше уважал. Папа-мама вернулись в Воронеж с огромным кукишем, у них бизнес в Питере не получился, в полном соответствии с Дверной Теорией. Выходит, балерина-хныкалка тут ни при чём. Грабила, конечно, Лялю, но не так уж, чтобы очень.
   Когда Юра в Амстердам мотался, Ляля рванула туда раньше него и заплатила за спектакль. Получив целых две штуки баксов, Дуремар пустил от жадности слюну и довольно искренне сыграл презрение к сопернику, раскаяние, а также несчастную любовь, по причине, якобы, дурной болезни.
   От кого букеты Ляля догадалась с самого начала, а шашни с белобрысым в роковом кафе имели цель довести Юру до самой крайней ревности.
   В то холодное зимнее утро Юра узнал от подруги ещё много чего нового. Оба ржали, как ненормальные. Ляля выложила всё, ничего не утаила. Потом и Юре пришлось открыться, другого выхода ему не дали.
   - Так ты меня уже любишь, кретин, или опять тебе Голландию устроить?!
   - Не надо!!! Осознал!!!
 
   28.
   Потом они поженились, Юрин статус изменился, он стал аборигенским мужем и на радостях сочинил свой гимн Великому Городу:
 
   О, Город мой, над Невою величавой!
   Твой пьедестал - волны и гранит...
   Петра оплот и России слава -
   Кто тебя видел, тот в сердце хранит!
 
   ПРИПЕВ:
   И ум, и дух наш празднуют победу,
   Великих мира здесь объединив.
   Потомки их не раз сюда приедут,
   Тебе стихи и гимны посвятив...
 
   Веселье парков за пышною оградой,
   Триумф дворцов над изгибом рек...
   Цари всегда, красотою радуй
   И говори, как велик Человек!
 
   ПРИПЕВ:
   И в праздник, и в годину лихолетья
   Твой юный облик дивно нерушим...
   Течёт Нева, грядёт через столетья,
   Гордимся мы величием Твоим!
 
   К такому гимну аккурат подходит музыка Глиэра в исполнении оркестра Бориса Сичкина.
 
   29.
   Породниться с Городом дело нехитрое, главное потом не развестись. Не удержался в законном браке - дуй по-хорошему на все четыре стороны. Алиментов Город не принимает, у алиментщиков, медлящих с отъездом, он очень быстро отнимает всё. Юра знал это прекрасно и разводиться не собирался.
   Как-то весной они с Лялей пошли в кино. Сидя в тёмном зале, любуясь на пейзажи Города, Юра самым откровенным способом балдел. Его восторг преумножался тем, что Ляля до сих пор не видела "Питер ФМ". Ни разу не удосужилась посмотреть! Прямо в зале он поведал ей о Дверной теории. Ляля дико хохотала. Зрители вокруг тоже хохотали, но уже по другому поводу. Их повергал в истерику Лялин смех.
   Юрина рука легла на живот супруги, внутри которого бойко шевелился их младенец. Звуки тоже кой-какие раздавались, то бурчала недопереваренная "харитонья".
   Бурчащих животов было не два, а три, и неродившийся младенец тут ни при чём: рядом с Юрой сидело маленькое существо, очередная Сирота Сирот, только мужеского пола. То был Маринкин внучатый племянник шести лет. У него в деревне умер последний родной дядя, а двоюродных вообще никогда не было. Родители умерли ещё раньше, поэтому Маринке пришлось тащить мальца на Обводный канал.
   Пацана звали Максимкой, то бишь Масей. Юра поклялся, что не даст пропасть этому ребёнку, будет каждый год вывозить его из Города, как можно дальше и на солидный срок. А когда тот вырастет, устроит и ему свадьбу с коренной. Если у Ляли родится дочь, то к ней и пристроит. Конечно, при условии, что вспыхнет любовь. Просто так, без любви, родниться с Городом страшное кощунство.
   А пока что Масю с Юрой роднил весёлый фильм с участием Фюнеса. Отсюда Масина завидная кликуха " Фантомася".
   Выйдя из кинотеатра, все трое, вернее четверо, если считать и неродившегося младенца, пошли гулять по Невскому. Был ясный солнечный майский день 2007 года, Года Свиньи. Юра родился Год Свиньи, в 1971-м, а значит нынешний год для него один из самых удачных.
   Удачи в тот год было много: он породнился с Лялей, с Городом, с Фантомасей, а также с одной из весьма везучих фирмочек по продаже итальянских вин, поскольку один его бывший сокурсник-филолог, давным-давно переквалифицировавшийся в виноделы, предложил ему место своего зама. Работа обещала солидные барыши.
   С такой работой можно было забыть и об "Онегине" и о зарплате в сорок баксов через два дня на третий. Когда тебе за тридцать, тянуть кому-то руку для приветствия и мямлить "Юрик..." несолидно. "Юрий Петрович" - другое дело.
   Юра стал носить в дом дорогую еду, подарки. Мемуары даже сел писать. Про Питер, про Москву и про посольство Японии...
   Маринка тоже жаждала прославиться, и Юра был совсем не против этого, включил её в свои мемуары, пообещав ей часть гонорара. Если гонорар когда-нибудь нарисуется. Маринка один раз даже в кино чуть не снялась. Вот как это было.
   2003-й год, сентябрь. Блокада, вроде бы, закончилась, но домов "как после бомбёжки" в Питере ещё полно. Иногда внешне домик красивый, но в подъездах такое впечатление, будто там каждый день рвутся гранаты. Прекрасная натура для киношников! Если немцы вдруг захотят снять очередное "кино и немцы", им надо только сюда. Тем более что в войну их сюда не пускали. Шанс покрасоваться в полной униформе в блокадном Ленинграде мечта каждого военного преступника.
   В тот раз двух зайцев хотели убить, не иначе. Ведь в Европе уже давно не осталось подобных закутков, всё отремонтировано, так что фильм про послевоенный Берлин надо снимать только в Питере.
   Контракт официально подписали, денежки Городу отстегнули, но не продумали главный момент: всё население надо было оповестить, а не частично. Кому-то сказали, а про кого-то, как всегда, забыли.
   Пока на улице Шкапина готовился эпизод с листовками для фильма "Закат", пока статистам раздавался бесплатный сэконд-хэнд, Маринка, жившая рядом, готовилась к выходу в свет, то бишь в сберкассу. Надела она платочек, взяла авосечку, потопала на улицу. Часть пути она проделала почти вприпрыжку, шла чрезвычайно бодрой походкой, в уме подсчитывая, сколько щас придётся заплатить за свет, за газ и за всё такое прочее.
   Однако человек предполагает, а Бог располагает. До оплаты дело не дошло. Узрев солдат и офицеров Вермахта, Маринка решила, что спятила, ведь всю Блокаду в Городе прожила, а такого не видела! На всякий случай даже в обморок хлопнулась, чтоб отнесли куда следует и всё хорошенько объяснили. Отнесли, конечно же, и объяснили. Так что, если вам когда-нибудь расскажут про этот эпизод и про старушку, которую в дурку свезли, не сомневайтесь, это про Маринку.
 
   30.
   Юра замышлял не только мемуары. Ему с Городом надо было разобраться окончательно. Его собственная Дверная Теория начинала казаться ему слишком поверхностной. Город явно заслуживал большего. Скрупулёзные научные исследования были впереди, а начинать писать хотелось прямо сразу, прямо с ярких доминант, с чего-нибудь улётного и броского. Пожалуй, что со сфинксов.
   Есть поверье, что сфинксы приносят несчастье. Поговаривают, что именно из-за них город Санкт-Петербург всё время мается. Как привезли из Египта сфинксов, так и пошло.
   Не только сфинксы ужас нагоняют, кстати...
   В одной из питерских подворотен, на Малой садовой, что между Невским проспектом и Итальянской улицей, жила собачка по имени Гаврюша, местный мутант. Некоторых пёсиков в бронзе отливают, а её смантулили из листа железа. Получился мало кому понятный гибрид: нос и уши как у свиньи, а осанка как у гиены.
   Посадили ту собачку в самом неприличном месте, в нише, куда народ раньше писать-какать ходил. Правда, перед тем как усадить её туда, всё почистили, продезинфицировали, деревянный поддон, как в бане, устроили. Да только недовольная осталась. Теперь мстит и гадит всем подряд. Из-за неё однажды даже итальянская трагедия случилась.
   Два заезжих итальянских тележурналиста, один молоденький, а второй не очень, посещали Город на Неве по заданию канала "RAI-3". Кто-то, добрая душа, посоветовал им навестить Гаврюшу. И погладить его. И желание задумать. На первый взгляд, совет нормальный. Ведь гладят же туристы разные скульптуры, даже Джульетту за грудь берут.
   В процессе съёмки Гаврюша сидел тихо, но, как оказалось после, недоброе задумал.
   Журналист постарше устал ещё с утра и наотрез отказался собачку гладить. Вместо этого томно засел в ближайшем кафе. Молоденький же, как на грех, весь ритуал исполнил: и погладил, и желание задумал, чтобы дома, в Италии, у его собачки всё было хорошо.
   Любит ли Гаврюша итальянцев, сказать трудно, а вот собаки итальянские ему явно не по сердцу. На утро младший журналюга в истерике забился. Его супруга пошла погулять с собачкой, и на них наехала машина. Жена отделалась лёгким испугом, а собачке задние лапки ободрало.
   Шут с ними, с итальянцами, пускай не лазят, где не положено. Но как посмотришь, сколько в том дворе автографов: и "Фабрика звёзд", чуть ли не в полном составе, и другие, хоть и не такие известные, но довольно многочисленные личности...
   После того случая состоялась беседа Юры с проводницей "Красной Стрелы".
   Проводница была из коренных, из питерских. Услышав о трагедии, она даже обиделась:
   - Здрасьте! Вы что, не знаете, что ни сфинксов, ни эту собачку гладить ни в коем случае нельзя?!
   Вот такая странная история.
   Юра бы и забыл про неё, да совсем недавно видел Гаврюшу сидящим у здания ТЮЗа. Кто его туда перенёс? Повинуясь чьему приказу? Никак приказ тот шёл из-под земли...
 
   31.
   Юре чем дальше, тем яснее становилось, что реферат про Город-Дверь не самое глубокое его произведение. Исторических подробностей насобирал уйму, но не хватало случаев из современной жизни. Ему так казалось. Либо те случаи, о которых он узнал, не были слишком уж яркими и показательными.
   Самый яркий случай, пожалуй, произошёл с Александром Демьяненко. Глава о нём получила название "Птичку жалко".
   У нас принято впадать в депрессию, достигнув всенародного признания. Мол, дальше некуда идти, разве что катиться вниз с Олимпа, прямо на глазах у почитателей. Актёры-комики массово сокрушаются, что не сыграли Гамлета (или Офелию, в зависимости от пола). Ближе к старости никому не хочется быть клоуном. К старости у многих с юмором напряг. Или нет?
   Случай с Шуриком Демьяненко не совсем обычный.
   Да, он тоже мечтал о серьёзных ролях, да огрызался: "Не Шурик я, не Шурик!!!" Прямо на улице огрызался, но ведь дело-то было где? В Питере закончил Шурик свои дни...
   Юра Лялин, посмотрев документалку о своём кумире, даже за сердце схватился: эх, поздно Шурик обзавёлся "кустиком"!
   Биография Демьяненко начиналась хорошо: радушно принят Гайдаем, счастливо женат в Москве, о чём ещё мечтать? Кабы не питерский Сквозняк, так и жили бы они с женой душа в душу. Но затянуло их, не удержались. Приехав в Питер, вскоре разошлись. Шурик стал понемногу спиваться. И спился бы, кабы не "кустики". Нашлись и для него два ангелочка, хотя и поздновато...
   Настоящим спасением для безработных постперестроечных актёров была так называемая озвучка. Сидя в кабинке для озвучивания сериалов, можно любой вид иметь: и староватый, и пьяненький, и даже страшненький - голос-то не меняется. Голос у большинства не меняется до самой старости, особенно у женщин.
   Шурик на ту озвучку пристроился, походил-походил, да и невесту себе нашёл - очаровательную женщину-звукорежиссёра из числа коренных. В придачу к звукорежиссёру им была получена очаровательная падчерица, тоже коренная, будущая актриса Анжелика Неволина. С этими двумя красавицами он и пришёл в себя, расправил плечи, даже сниматься в московских телесериалах начал. Cловом, повезло. Жаль только, что поздновато. Знай Шурик о Дверной Теории, может, иначе сложилась бы у него жизнь...
   Композитор Игорь Корнелюк оказался более удачливым и более живучим. Да, в самый первый свой питерский год он страшно мучился и жалел, что приехал в Северную Столицу. Но потом нашёл себе блондиночку из коренных и... Разбогател!!!
 
   32.
   Юра задумал серию книг о про гостей Петербурга. В написании ему активно помогал Мася: чай-кофе подносил, уносил грязные тарелки. За это мальцу полагалась зарплата. Маринка журила, мол, балуешь ребёнка.
   - Пусть привыкает к нелёгкому писательскому труду, - отшучивался Юра.
   - А к подачкам зачем приучать?
   - Ничего, вырастет - мне машину купит. Правда, Мася?
   - Дык... не успею...
   - Почему?
   - Вы же к тому времени уже...
   Участник многих похорон Фантомася сделал маленькими розовыми губками пукающий звук...
 
 
   Часть 11 - "АГАТА И КИРА ЖИВУТ В ЭРМИТАЖЕ"
 
 
   Важное примечание:
   Ранее мы узнали о зарождении "болотных слухов" или "болотных историй", рассказанных самыми разными старинными персонажами. Но среди них не было животных! Была только птица, кудрявый ворон-проводник по имени Бехер-Стоцкий.
   И вот теперь...
   Свинья Агата и её подруга Мышка Кира начинают СОВРЕМЕННЫЙ рассказ о странном и таинственном потустороннем мире.
   Итак, переносимся во времени из 19-го века в век нынешний...
   Поехали!
 
 
   1.
   Свинья Агата и Мышка Кира познакомились в музее. Но после этого долго не общались. Не потому, что "мышь свинье не товарищ", а потому, что... Впрочем, сразу все подробности сообщать не стоит. Сейчас стоит только слегка намекнуть, что их дружба родилась после Парижа...
 
   Шикарный отпуск в Париже не для всех, а плохой даром не нужен. Свинья Агата отлично это понимала и ждала своего часа - когда год Свиньи наступит. Она была необычной свиньёй, жила не где-нибудь, а в Эрмитаже, на одной из картин. Дабы показать, каково быть недостойным звания человека, нарисовал художник Рембрандт это полотно.
   Слепой евангельский отец, обнимающий блудного сына, не видит, до какой степени скатилось и освинело чадо. Художнику со стороны виднее!
   На спине у чада две миниатюрные котомки. Зачем бродяге такая невместительная тара? И чем не рыло с пятачком? Ноги в башмаках без задника чернеют, а у бродяжки ступни поросячьего оттенка. Все светлые детали сливаются в пятно, окружённое коричневатым мраком. Боров - ни дать, ни взять!..
   Писалась картина с двояким смыслом, если не с трояким или не с четверояким - вдруг мы не всё там заметили. Случилось это написание более трёхсот лет назад. Тогда-то и позировала Рембрандту Агата. Но хрюшка на евангельском холсте - моветон! Художнику пришлось маскировать сомнительные детали. Однако смысл остался: не ешь со свиньями из одного корыта, иначе трудно будет снова человеком стать.
 
   2.
   Однажды к картине подошла группа китайских студентов. У них на майках были мордочки свинок - в честь года Свиньи. Свинки заметили Агату и хором посочувствовали.
   - Бедная Агата!
   - Триста лет без отпуска!
   - Не триста, а триста тридцать!
   То была последняя капля. Свинья Агата не выдержала и соскочила с картины. Когда она с диким визгом выбежала из Эрмитажа, никто не удивился: раз свинья покинула музей, значит у неё был повод...
   На Невском проспекте ей встретился памятник Гоголю.
   - Гоголёк! Николаша! Я в Парижик спешу, какой мне вокзальчик нужен?
   Гоголь мало удивился.
   - Царскосельский... Тебе, душенька, совсем в другую сторону...
   - Издеваешься, да? Некрасиво! Думаешь, если свинья, так сразу сельская? Меня, между прочим, художник в собственной квартире рисовал, не побрезговал! Вот!
   Гоголь снова не обиделся, ему и не такое приходилось слышать. Кстати, "Гогольком" его прозвали лучшие друзья - Пушкин и Жуковский.
   Агата побежала дальше, к памятнику Пушкину.
   - Алекс! Я правильно на вокзал бегу? Мне в Париж надо!
   - В таком виде в Париж?! О, времена! О, нравы! Дам тебе совет: дуй-ка ты, милая, в Пассаж, там сейчас акция!..
   На фасаде Пассажа висели плакаты: "100 лет без отпуска - скидка 20%!", "200 лет без отдыха - скидка 50%!", "300 лет непрерывного труда и более - всё бесплатно!" Свинья Агата попыталась в таком виде, как была, проникнуть в Пассаж, но охранник её не впустил. Пришлось ей превратиться в человека: в рыхлую даму лет сорока, лысоватую, в рубище - как бродяга на картине.
   У прилавка, где проходила акция, стояла плотная толпа. Но Агата без труда всех разбросала, на то и свинья.
   - Я триста тридцать лет без отпуска!
   - Всё-таки не выдержали? - улыбнулась девушка из очереди.
   - Давно пора! Что я им, свинья-копилка, что ли? Сколько можно деньги для музея собирать? Эксплуататоры!
   - Я вас узнала! - крикнула другая девушка. - По скромной одежде! Вы дух Распутина! Вы гуляете по Эрмитажу только ночью! Можно записаться на вашу ночную экскурсию?
   Агата фыркнула.
   - Никакой я не Распутин! Когда меня художники в своих квартирах рисовали, Распутин ещё не успел родиться.
   - Так вы - блудный сын? - спросил продавец, сканируя Агату с головы до ног специальным сканером и одновременно глядя на экран компьютера.
   - Если честно - дочь... Но блудная! Тут ошибки нету! Кушала со свиньями из одного корыта, здесь всё сходится!
   - Как же так? Написано - "сын"...
   - Художник не виноват! Ему крестьяне вместо борова свинью подсунули, а он человек городской, не заметил подвоха...
   К прилавку шастнула старушка-бомж. Очередь посторонилась, проявила понимание.
   - Извиняюсь... Я ветеран... ша...
   Продавец взял свой мини-сканер и отсканировал бомжиху тоже - с головы до ног. И снова сверился с компьютером.
   - Вы ещё не ветеран, у вас год рождения такой, что...
   Старушка захромала.
   - Тогда - инвалид... ша...
   - Это больше похоже на правду.
   На прилавке появились макароны, колбаса, бутылка масла.
   Бомжиха возмутилась.
   - И это всё?! Я не за этим шла!
   Продавец хлопнул по столу пачкой вафель.
   - Артек!!!
   Старушка вздрогнула и машинально отдала салют. Взгляд её затуманился. Вспомнилось детство, счастливое, безмятежное, морской пляж в Гурзуфе, костры, пионерские линейки... Придя в себя, она поправила косынку на груди, где в детстве был красный галстук, и гордо отодвинула паёк.
   - Заберите! Кушайте сами...
   Продавец сделал брови домиком, махнул охраннику.
   - Заберите!
   Охранник потащил старушку к выходу.
   - Цыц! Не шуми, мамаша... Спецобслуживание только для ветеранов, а у тебя год рождения такой, что... Словом, можешь подождать!
   Когда вышли на Невский, охранник смягчился.
   - Ладно, пока никто не видит...
   Он вынул из кармана "Баунти". Старушка вцепилась в батончик.
   - Ну, вот, совсем другое дело, а то "Артек", блин!..
   Уплетая "Баунти", она одновременно получала райские видения: вот лежит она под пальмой в самом навороченном купальнике, на самом навороченном шезлонге, а мускулистый негр подносит ей кокос...
   У стены Пассажа маячили ещё четверо бомжей, а также кошка-бомж, собачка-бомж и миска-бомж. Коллеги осудили действия старушки.
   - У нас штрейкбрехер, кажется, завёлся... Не могла выпросить чего-нибудь получше!
   - Не клянчить надо, а писать! Главному, в Москву...
 
   3.
   К тому моменту Агата уже вышла из Пассажа: вся с разноцветными пакетами, в кудрявом парике. Заметив её, народ восхитился.
   - Опа! Кто ж тебя, такую, сделал?!
   - Такое только на новый год можно увидеть!
   Но Агате было не до комплиментов, ей теперь срочно требовалось такси, так как она получила и карточку "виза" - на мелкие расходы за границей...
   Доброжелательный таксист объяснил Агате некоторые моменты.
   - Вам правильно советовали: Царскосельский вокзал - нынешний Витебский, с него все до Бреста едут, а потом - кто куда.
   - И в Париж?!
   - Можно и в Париж!
   Такси проследовало мимо памятника Гоголю. Агата сделала ему ручкой.
   - Николаша, извини, что я тебе сначала не поверила! Пока!..
   А в это время в Эрмитаже разочарованные экскурсанты уныло глазели на стенд, где ещё утром был шедевр Рембрандта. Вместо него висела табличка: "Картина на реставрации"...
   Лишь только такси подрулило ко входу в вокзал, Агата хотела расплатиться, достала карточку "виза". Но таксист возразил:
   - Что вы?! Какие деньги?! Мы же не звери, понимаем! Столько лет без отпуска - не хухры-мухры!
   Агата с ним попрощалась и ринулась в кассовый зал, к самому свободному окошечку.
   - Один свиной до Парижа, пожалуйста!
   - Свиной?!
   - Ну, "СВ", какая разница?
   - Извините, сразу не дошло, исправлюсь!
   Кассирша выдала билет.
 
   4.
   Через пять минут Агата наслаждалась одиночеством в купе. Но желающих нарушить кайф всегда в избытке. Пришла официантка из вагона-ресторана.
   - Меню желаете?
   Агата прочитала вслух:
   - Ножки свиные в желе... Свиная отбивная... Копчёный окорок с капустой...
   То было чересчур.
   - Людоеды! Убийцы! Каннибалы! А меня, между прочим, невидимые силы охраняют! Добрые! Всех уроют, никто в живых не останется!..
   Официантка побежала к бригадиру.
   Бригадиру поезда стало не до шуток. Тем более что в скором времени ожидалась немецкая граница, где находилось весьма проблемное кафе с рекламными картинками про колбасу, сардельки и свиные ножки.
   В связи с приказом бригадира, окно купе, в котором ехала Агата, а также коридорные окошки были разрисованы картинками, приятными для свиного глаза. Проснувшись утром, свинья Агата, вместо бегущего пейзажа за окном, увидела чудесный натюрморт: овощи и фрукты с букетом гладиолусов. На остановке тоже был сюрприз: проводники не разрешили прогуляться по перрону.
   - В Германии военная тревога!
   - Опасно для жизни!
   Один раз можно обойтись и без прогулки, тем более что ни Пассажей, ни беспрецедентных скидок на перронах не бывает. Но в Париже, наконец, Агата вышла из вагона.
   - Мне такси, сильвупле!
   Все без исключения люди на платформе закивали, заулыбались, нашли машину. Ничего удивительного - Париж! Тут и судьбу свою можно найти. Город любви...
 
   5.
   Поездка в парижском такси Агате понравилась, хотя несколько меньше, чем вояж с подарками по Невскому. Проезжая через центр, она высунулась из окна.
   - Ишь, ты! В моё время ничего такого не было!..
   Она прекрасно помнила, из какого города она попала Эрмитаж в 19 столетии, уже будучи на картине. Ну, а попала она на картину, как мы помним, ещё в 17 столетии, ещё будучи в Голландии, не без помощи Рембрандта, конечно...
   Таксистка, красавица с длинными тёмно-русыми волосами, излучала парижские запахи.
   Агата не выдержала, взяла прядь её волос, понюхала, приложила к своему кудрявому парику.
   - М-м-м! Амбрэ! Кр-р-расотища!!!
   Таксистка к манипуляциям Агаты проявила равнодушие. Флегма однозначно. У неё на коленях лежал раскрытый атлас Парижа - новёхонький, дорогущий, издательства "Мишлен". Она лишь изредка, весьма лениво, поглядывала на дорогу, а в остальное время листала атлас. Агате стало не по себе.
   - Ишь, ты! Избу-читальню устроила! Дороги не знает, а работать лезет! Жалобу, что ли, накатать? Нет, не буду! Уж больно хорошенькая!..
   Показался шикарный отель. Такси подрулило ко входу, остановилось. Агата сделала вид, что шарит в карманах в поисках денег. Таксистка не возражала. При этом она широко улыбалась. В чём причина такого бессердечия?
   - Триста тридцать лет без отпуска! Мне скидка полагается, ферштейн?
   - По-немецки не понимаю, - скромно улыбнулась красавица. Узрев карточку "виза", она не растерялась - вынула машинку для прокатки карточек и моментально выдала чек. Агата, наконец, покинула это весьма приятное, но не весьма гостеприимное такси.
   - Видать, акция уже закончилась... Ну, и ладно... И без того трофеи отличные! Супер! Всем бы так!
   Она несколько раз поцеловала карточку "виза" и спрятала в карман. Всё это время на неё долгим печальным взглядом смотрели гостиничные носильщики. Не решались подойти и стеснительно переглядывались. Агате понравилась эта стеснительность. Её чары несомненно действовали на мужчин!
   - Живо! Вещи - прямо в ко мне номер!
   Носильщики повезли багаж в гостиницу. Прямо в номер. Агата была счастлива, уже хотела отпустить их.
   - Спасибо, друзья! Вы свободны!
   Носильщики снова переглянулись. Они явно чего-то не поняли. Или стеснялись сказать. Уходить, по крайней мере, не спешили.
   - Чего вы ждёте?
   - Нам бы... Чай!
   - А, чайку? Ну, так бы и сказали! Щас закажу! Располагайтесь! Чувствуйте себя как дома!
   Агата величественным жестом указала им на кресла, а сама бросилась к телефону.
   - Алло! Гостиничный сервис? Мне чай! Прямо в номер! Три стакана! Что?! Ну, конечно же, с сахаром! Сахару - побольше! И конфет шоколадных! И просто шоколада! Ой, и водочки! У меня сейчас в гостях двое симпатяг! Мальчишки, вам что-нибудь ещё?
   Оглянувшись и обнаружив, что номер пуст, она в сердцах швырнула трубку.
   - Вот так всегда! Не успеешь познакомиться, как сразу удирают! Прямо рок какой-то! Будто кто наколдовал!..
   Рядом с телефоном стояло небольшое круглое зеркальце. Агата отразилась в нём, поморщилась.
   - Ну да! Ничего удивительного: помада слишком жирная... Завтра же! Утром! Налёт на бутики! И на салоны красоты! Да, завтра утром!..
 
   6.
   На следующий день, прямо с утра, она уже была в шикарном магазине, примеряла длинный паричок с пушистой чёлкой - как у той таксистки. Рядом на прилавке лежала большая гора других париков, но они были не такие эффектные: за целый час примерки ни один не подошёл!
   Агата, наконец, не выдержала:
   - Хоть вы и не советовали, а я, всё-таки, возьму вот этот, самый первый!
   Молоденькая продавщица, говорившая с лёгким акцентом и тоже изрядно вспотевшая, сильно расстроилась.
   - Не надо, прошу вас! Над вами смеяться будут! У вас год рождения такой, что...
   Агате пришлось цыкнуть на неё и сказать: "Ишь, ты!"
   - Ишь, ты, шустрая эмигранточка! Про год рождения выучила! А ты не забыла, что во Франции живёшь? Ась?! Здесь у вас про год рождения женщине напоминать... опасно для жизни!
   Она замахнулась на девушку париком. Потом, правда, говорила, что ей было стыдно за тот поступок. На шум прибежала женщина-менеджер. Такая же очаровательная, как и продавщица, но постарше. Она с вежливой улыбкой взяла с полки короткий седой паричок. Кстати, тоже вполне элегантный. Подойдя к Агате вплотную, она на чистом русском языке произнесла:
   - Если ты, старая дура, сейчас же не купишь это, я полицию вызову, поняла?
   - Ну, вот! Теперь всё понятно! Совсем другой разговор!
   Агата, схватив седой паричок, помчалась к самому дальнему зеркалу. Глянув в него, зашлась неподдельным восторгом:
   - А-ля профсоюзный работник!
   Этот паричок хранится до сих пор. На память о Париже. А также о женщине-менеджере. Ведь именно она напомнила Агате, уже после Рембрандта, что вести себя по-свински нехорошо...
 
   7.
   Свинья Агата собиралась по возвращении домой вернуть себе свой прежний облик. Тот, что когда-то был на картине Рембрандта. Она даже согласилась пожертвовать парижскими покупками: сбросить всю ту модную одежду, серьги, паричок. Даже сумочку от Гуччи собиралась тихо выбросить на помойку. А ведь в той сумке ещё оставалась карточка "Виза"!
   Вот на какие жертвы мысленно пошла Агата лишь бы вернуться в объятия евангельского Отца. На целых двенадцать лет хотела она вернуться в картину - до следующего отпуска, до нового Года Свиньи!
   Хотя был самый обычный день, очередь у входа в Эрмитаж была толще, чем обычно. Люди нервничали, переругивались, кое-где даже возникали потасовки.
   "Куплю-ка я билет, всё равно ведь не поверят, что я работник Эрмитажа..." - подумала Агата.
   Отстояв в очереди два часа, она, наконец, вошла в здание, купила в кассе билет и сразу ринулась наверх, на второй этаж, в зал Рембрандта. И какой же ужасный сюрприз она там получила! Её место на картине было занято! Там была другая свинья! Да уж, истинно: евангельский Отец принимает всех желающих...
   - И куда же мне теперь идти? - спросила Агата, не надеясь услышать ответ. Но ответ был.
   - Пошли со мной, только тихо, а то ещё увяжется кто-нибудь из посетителей...
   Это была Кира. Мышка Кира, главный менеджер и распорядитель Эрмитажа.
   Раньше Кира раздражала Агату своим писком, но теперь этот писк напоминал симфонию...
 
   8.
   Они спустились на первый этаж, прошли через позолоченные залы, затем через вестибюль - прямиком в пустую гардеробную. В пустую, потому что было почти лето. Наконец, остановились у большого зеркала, нижний край которого был почти вровень с полом.
   - Жди здесь! - сказала Кира и скрылась в норке. Затем она появилась, таща на тоненькой цепочке два крошечных флакончика: зелененький и красненький.
   - Хлебни зелёного напитка!
   Агата подчинилась. И сразу же поверхность зеркала стала волнистой, почти нематериальной, словно пар или туман.
   - Прыгай за мной!
   Кира запрыгнула в зеркало. Агата сделала то же самое. Они очутились в комнатушке среднего размера, без окон и без мебели, с одной-единственной дверью.
   Кира пискнула два раза, и вмиг возникла обстановка: столик и два кресла. Стены теперь были украшены тяжелыми позолоченными рамами. Рамы были абсолютно пустыми. Зато на столике лежал странный артефакт: мёртвая, давно закостенелая куриная лапа. Покрытая лаком!
   Агата осторожно глянула вокруг.
   - Мы ворвались сюда как призраки ... Или я просто сошла с ума?!
   - Не волнуйся, это всё из-за зелёной бехеровки, - сказала Кира. - Но есть ещё и красная, в другом флаконе, ты же видишь...
   Кира указала на второй флакончик.
   - Значит это... тоже бехеровка, только красная?!
   - Она помогает вернуться назад...
   - Ха! Значит, обычный чешский ликер помогает пройти в Зазеркалье?! Я столько выпила его в Париже, но ни разу не додумалась шмыгнуть за зеркало...
   Кира пояснила.
   - Сейчас много подделок. При покупке нужно внимательно читать этикетку. Найти такую надпись удаётся очень редко, крайне редко ...
   Агата надела очки, прочитала мелкий золочёный текст в самом низу этикетки: "Оригинальный продукт, изобретенный Йозефом Бехером-Стоцким".
   - Стоцким?
   - Да. Кстати, его почти полный тёзка, пражский химик Йозеф Витус Бехер, хотел примазаться к изобретению и даже изготовил похожий продукт. Похожий по виду и по запаху, но не по свойствам. Было это в девятнадцатом столетии. Родственники химика до сих пор не могут успокоиться, приписывают чудеса именно своему предку, однако в Зазеркалье ещё ни один из них не проник...
   - А где же ты взяла эти бутылочки? - спросила Агата.
   - Мне их лично выдаёт сам великий изобретатель!
   - Он ещё жив?!
   - Конечно! Он бессмертен, потому что бессмертны его творения!
   - И почему же он, всё-таки, Стоцкий?
   - Потому-что...
   Кира замолчала.
 
   9.
   Единственная дверь комнатушки открылась, и на пороге возник кудрявый ворон. Он вдруг начал расти, одно его кудрявое перо упало на пол. Затем посыпались другие перья...
 
   Изменения продолжались, пока ворон не превратился в человека. В очень маленького человечка, почти в карлика. Но с огромным носом!
   - Привет, дорогие мои! - сказал он. - Сейчас всё объясню, поскольку исторические вещи быстро забываются. "Стоцкий" - от слова "сток", то бишь "канализация". А что? Многие люди долго живут в канализации, прежде чем стать богатыми и знаменитыми!
   Кира выпрыгнула из своего кресла.
   - Дорогая Агата, это и есть наш великий изобретатель!
   - Величайший изобретатель всех времен! - добавил Бехер. - Я могу решить все ваши проблемы, большие и маленькие, прямо сейчас, только попросите!
   Он снова стал превращаться в ворона, его опавшие кудрявые перья снова прилипли к телу.
   Ворон бросил одно пёрышко Агате.
   - Прими в знак дружбы!
   - Спасибо... - бормотнула гостья, сильно смутившись.
   - Ещё не всё! Клади перо в карман!
   Агата повиновалась, и черное пушистое колечко мгновенно превратилось в золотую монету.
   - Эти перья - предшественники пластиковых карт!
   - Тоже вами придумано?
   - Не совсем. Часть патента принадлежит моему наставнику.
   Агата с Кирой, не сговариваясь, стали хлопать пухлыми ладошками.
   - Отлично! - сказал ворон. - Мне придется ненадолго покинуть вас, но вы тут не стесняйтесь, ешьте и пейте все, что пожелаете, на случай, если вдруг проголодаетесь...
   Он махнул крылом - и пустая позолоченная рама обрела холст, на котором обозначился голландский натюрморт, полный всяких вкусностей.
   Ещё раз махнув крылом, ворон оживил картину - еда сделалась реальной.
   - Кира, угости подругу и, заодно, поведай ей мою историю! А вот об этом пока молчок...
   Он кивнул на куриную лапу, лежащую на столике.
   - Чья эта лапа? Кому она принадлежала?
   - Потом узнаешь. Если будешь хорошо себя вести, дорогая гостьюшка...
   Великий изобретатель, наконец, покинул комнату.
 
   10.
   Подружки принялись обедать.
   - Ты обещала рассказать подробно о Бехер-Стоцком! - сказала Агата.
   - Ах, да!
   Кира начала повествование.
   - Случилось это в Праге, в 1618 году, перед большой войной. В то время Чехией правили австрияки, Габсбурги...
   - Эти Гамбургеры дали название бутербродам?
   - Не Гамбургеры, а Габсбургеры! Ой, то есть, Габсбурги...
   - Да-да, конечно! Конечно Габсбурги! Прости меня, не обижайся, продолжай...
   Кира вздохнула.
   - Рассказ будет неполным, если не добавить ещё одну особу, кроме Бехера. Её можно назвать соавтором напитка. Тайным соавтором!
   - И кто она, эта особа?
   - Адская монахиня! Без её невинных слёз вряд ли что-то получилось бы у Бехера. Эти слезы - основной ингредиент настоящей "бехеровки". Без них она работала бы только в Зазеркалье, то бишь в подземелье, то бишь в аду, а в миру, при свете дня, необходимого эффекта не имела бы...
   Агата вздрогнула.
   - Ты думаешь, что Зазеркалье... это ад?!
   - Конечно! А ты только узнала?
   - Нннуууу... - едва решилась вымолвить Агата.
   "Вот так сидишь в райской картине, рядом с райским Отцом, видишь один рай, а стоит выехать в командировку или в отпуск..." - подумала она.
   Ей ничего не оставалось, как выслушать жутчайшую историю про адскую монашку, которая сначала была обычной монашкой, но её лишили девственности, и она попала в ад. Вот так!..
   Агата расстроилась, даже хотела тихо всплакнуть, но тут она вспомнила, что она тоже ещё девственница, и что в Париже она могла запросто лишиться своей невинности. Тут уж она разрыдалась в полный голос!
   - Что с тобой? - спросила Кира. - Монашку жалко?
   - И её тоже. Но себя мне жалко намного больше. Кстати, я себя хорошо веду уже целый час, а мне так и не объяснили, что за сухая птичья лапа лежит тут у вас на столе.
   Кира вздохнула.
   - Ладно! Только Бехеру не говори, что я всё тебе сама рассказала. Он любит все свои изобретения нахваливать без посторонней помощи.
   Кира стала тыкать мертвой куриной лапкой в пустые картинные рамы, и внутри этих рам тут же появлялись холсты. Похоже, то были копии картин, имевшихся в Эрмитаже.
   Агата захлопала пухлыми ладошками.
   - Понятно, понятно! Эту лапу можно использовать как пульт от телевизора!
   Кира кивнула. И снова глубоко вздохнула...
   Агата снова захлопала пухлыми ладошками.
 
   11.
   На следующий день Агата и Кира все еще сидели за столом в секретной комнате, расположенной в цокольном этаже Эрмитажа.
   Они продолжали извлекать забавную еду из голландских натюрмортов.
   Как выяснилось, чтобы нарисованный натюрморт стал осязаемым и живым, достаточно было нажать на зелёную кнопку, расположенную на мертвой птичьей лапке, которая, как мы уже знаем, служила "пультом от телевизора".
   Были и ещё четыре кнопки.
   Вторая, красная, была ответственна за то, чтобы оживший натюрморт снова стал мертвым.
   Третья, синяя кнопка, позволяла войти в картину и почувствовать аромат той эпохи.
   Четвертая, сиреневая кнопка, позволяла навсегда удерживать одного или двух глупых гостей внутри картины, если их поведение было неправильным.
   Пятая кнопка, розовая, позволяла глупым гостям вернуться назад.
   Агата испугалась сиреневой кнопки.
   - Никогда не применяй её ко мне, хорошо? - попросила она Киру. - Даже если тебе вдруг покажется, что мое поведение на картине неприлично!
   - К сожалению, правила одинаковы для всех, - мягко ответила Кира.
   Наступила пауза. Агата молчала, потому что обиделась. Кира молчала, потому что ей было стыдно. Во всяком случае, ей не следовало быть такой строгой.
   Чтобы разрядить ситуацию, она сделала Агате выгодное предложение.
   - Хотела бы ты стать местным гидом?
 
   12.
   На следующий же день Кира приступила к инструктажу. Она привела Агату к мраморной Посольской лестнице, откуда обычно начинаются все экскурсии.
   - Ты знаешь, кто такой Джанни Версаче? - спросила она.
   - Конечно! Когда я была в Париже, я покупала его одежду и духи!
   - Тогда тебе будет интересно узнать, что в Эрмитаже есть туалет под названием "Версаче".
   - Ты шутишь?!
   - Нет!
   - Это из-за запаха?!
   - Нет, из-за узора на керамической плитке, украшающей стены.
   Агата не могла поверить своим ушам.
   - Где этот туалет?
   - Прямо под парадной лестницей!
   - Под Посольской лестницей?!
   - Да.
   - А сколько всего туалетов в этом музее?
   - Всего санузлов пять, но главный из них находится прямо под парадной лестницей.
   Агате стало не по себе. Но ещё больше она расстроилась, когда услышала от Киры, насколько короткой должна быть общая обзорная экскурсия по музею.
   - Всего один час и двадцать минут?! Невероятно! На три миллиона экспонатов?! Я слышала, что только на один этот музей люди тратят около трёх месяцев, специально приезжают из другого города, селятся в дешёвых коммуналках, ночью терпят крики пьяных соседей, а по утрам, как на работу, выходят из дома пораньше и становятся в длинную очередь.
   Кира вздохнула. Потом ей стало весело.
   - Это если экономить на экскурсоводах! Опытный гид, всего за полтора часа, ловко проведёт туристов по второму этажу, сквозь все четыре главных здания Эрмитажа, соединённые галереями, покажет только самое главное, но зато это будут всемирно известные шедевры. Затем гостям будет предложено самостоятельно подняться на третий этаж и оценить коллекцию импрессионистов и постимпрессионистов.
   - Почему самостоятельно? - удивилась Агата.
   - Это старая советская традиция, которая почему-то хранится до сих пор. Сначала Сталин ненавидел этих художников, а потом Никита Хрущёв. Именно по этой причине данная коллекция никогда не входила в официальную программу. Но, думаю, туристам от этого только лучше: никто не гонит их галопом по третьему этажу, и они могут спокойно наслаждаться искусством импрессионистов и постимпрессионистов.
   - Здорово! - воскликнула Агата.
   - Кстати, сказала Кира, - не все три миллиона экспонатов выставлены в залах, а только сто тысяч. Большинство хранятся в фондах и выставляются лишь изредка. Для них устраивают специальные временные выставки.
   - Ух ты! - снова воскликнула Агата. - Это ж сколько умных книг мне придётся прочитать! Но мне не лень, я на всё согласна, лишь бы стать экскурсоводом Эрмитажа!
   Итак, для неё началась новая жизнь.
   И не только для неё.
   Много новых впечатлений пережили её коллеги-экскурсоводы, которые прибыли в Санкт-Петербург из других городов.
   Одним из таких коллег явился уже известный нам Юра Лялин, всегда мечтавший завоевать Болотный Питер. И завоевавший!
   Часть 12 - "НА КРУГИ СВОЯ"
 
   1.
   Юра Лялин, потомок князя Люлина, и его законная супруга Алла Скобелева, прапрапраправнучка болотной принцессы Анны, этот выходной намеревались провести врозь, то бишь по отдельности. Тем более что на календаре вырисовывался не уикенд, а вторник, рабочий день. Вдобавок вырисовывалась весна, которая валила в окна, двери, подворотни и прочие отверстия, предназначенные для визитов.
   Для Ляли то было очередное утро декретного отпуска. Для Юры - внеплановый отгул, подарок от начальства за удачно проведенные переговоры. В итоге ещё и денежная премия улыбнулась: должно было хватить на спиннинг и полную экипировку рыбака. Хотя, с подлёдным ловом дружба кончилась, до будущей зимы. Видавшие виды Юрины унты, купленные ещё в Москве, с восторгом унаследовал Фантомася. Он же коммуналочный сосед Максимка, он же круглый сирота Мася, он же деревенский кадр, поселившийся в Северной Столице, на хлебах своей престарелой родственницы тёть-Марины. Напялив на ножки-спичечки "медвежьи лапы", Мася веселился.
   - Дядя Юра, если вы мне их и вправду подарили, то я и вправду куплю вам импортную тачку, когда вырасту...
   - Да ну?
   - Честно!
   - Сначала дорасти до этих вот сапог, а потом уже о крутых заработках помышляй. Кстати, кто-то говорил, что я старый, что умру намного раньше, чем ты меня подарочками осчастливишь...
   - Шутил я! Да и сколько мне было тогда?
   - Шесть...
   - Ну вот, а сейчас целых десять. Вчера исполнилось, между прочим!
   В Масином голосе обиды не было. Тётя Ляля только накануне вечером вернулась из станционара, где пролежала целый месяц на сохранении. А дядя Юра - тот вообще разрывался между работой и круглосуточными яслями, где находилось их второе, "уже готовое", чадо.
   - Ой, ты ж у нас юбиляр! - всплеснула руками Ляля. - Это ж надо будет отметить!
   Фантомася, скинув сапоги, загляделся на её новый маникюр.
   - Тётя Ляля, а вы в самом Питере родились?
   - Да, чем и горжусь...
   - А в театре были?
   - Много раз, а что?
   - Говорят, что все коренные, ну, местные, которые тут родились, напоминают персонажей, ну, как бы они не от мира сего, а сам Питер как бы смахивает на театральную декорацию...
   Ляля нервно хохотнула.
   - Кто ж тебя такому научил? Вот, что улица с людьми делает! Кстати, почему твоя мордочка вечно чумазая?
   Фантомася выпятил губу.
   - Тётя Ляля, я же, всё-таки, мальчик, а не девочка...
   С этими словами он удалился в свою комнату. Точнее, в Маринкину молельню, где раньше был один только картонный иконостас, а с появлением сельского родственника и меблишка кой-какая нарисовалась: кроватка, письменный стол, этажерка.
   - Щас опять будут косточки мои перемывать... Интересно, гулять возьмут или нет?..
   Откосив от школы, "по причине лёгкой температуры", к середине дня симулянт поправился. Он бы и сам погулял, но в ходе прогулки встретится много киосков. Интересно, подкинут что-нибудь в честь юбилея?
   Мася отодвинул книгу, приложил к стенке гранёный стакан, стал слушать разговоры в соседней комнате. Там действительно перемывали его косточки, но по-доброму.
   - Ну, и деточки пошли! - хохотала Ляля. - Обозвал меня персонажем!
   - А ведь он прав! Я всегда замечал за тобой...
   Юра хотел сказать "некоторые отклонения", но выразился более тактично, кому охота ссориться в погожий день.
   - Ты у меня такая... такая... необычная!
   - Харош подлизываться, всё равно надолго не отпущу, мухой в "Рыбак-энд-охотник" и - сразу назад!
   - А ты бери больного и - марш на свежий воздух! По дороге купишь ему чё-нить, этому злостному прогульщику, отлынивателю от школы...
   Всё сложилось даже лучше, чем "больной" предполагал: не пришлось давить на чью-то психику, делать прозрачные намёки. Разговор вышел спокойный и обстоятельный.
   - Тётя Ляля, вы не обидитесь, если я сам куплю себе подарок?
   Ляля стала рыться в кошельке.
   - И сколько ж тебе выделить?
   - Не знаю, мне ещё бабушка кое-что дала, тоже на подарок, может, и наскребу на приличную вещь...
   Мася ждал не только денег, но и удобного момента вырваться вперёд, оставив далеко позади тётю Лялю, которая при всём её желании, быстро идти не могла. Она взяла на прогулку дочку, четырёхлетнюю Кристину. Такую кроху одну в квартире не оставишь, да ещё и с Харитонычем. Вечно пьяный изобретатель наливки "харитоновки" и супа "харитонья" раньше целыми днями дрых в своей комнате, но неожиданно ситуация изменилась. На выпивку старику пенсии хронически не хватало, и он замахнулся на святое: решил продать коллекцию орденов и медалей, унаследованную от предков. В связи с этим в квартире стали появляться подозрительные личности, которых Ляля дико боялась. Юра, почти никогда с ней не споривший, мигом сменил замки во всех комнатах.
   Кристина едва тащилась рядом с матерью, держась за карман её полушубка, и Мася не преминул уточнить:
   - Ну, так доверите мне деньги или побоитесь?
   - Потеряешь - твоя проблема будет! - подхохмила Ляля, любившая отстойный юмор даже в положении беременной матроны. Вручив Максимке целую тысячу, она кинулась напутствовать:
   - Смотри, сам не потеряйся! И на ерунду не трать! Купи что-то одно, но стоящее! И с незнакомыми дядьками не болтай, щас знаешь, сколько случаев...
   - Не волнуйтесь, всё будет о*кей!
 
   Быстренько пересчитав наличность, Фантомася дёрнул вдоль Обводного канала. Насчёт того чтобы не потеряться, он имел совсем другое настроение: бабки получены - чего ещё надо! А если б он пошёл гулять один, как обычно, без взрослого присмотра? Не потерялся ведь ни разу в жизни! Но тут, хотя бы для приличия, следовало благодарно оглянуться. Ляля усиленно махала рукой в сторону Фрунзенского универмага. Ага! Кто ж подчинится, если есть возможность сделать вид, что ничего не понял. Ведь не слышно же ничего с такого расстояния! Разноцветные киоски-раскладушки, возникшие с утра прямо на набережной, манили куда больше, чем универмаг. Но до них ещё надо было домчаться! Чтобы потом, так же бегом, вернуться с покупками и сложить их у ног вечно беспокойной и вечно беременной тёти Ляли...
   У киосков была давка, причём, сразу у обоих. Ладно бы молодёжь толпилась, а то... Убогое старичьё. Одёжки примерно той же древности, что и хозяева. Картина Репина "Бомжи крышуют ярмарку".
   - Из какого вы дурдома? Откуда вырвались? Или что-то покупайте, или...
   Продавцам лень было подбирать слова, раз компания попалась такая стрёмная. Узрев Максимку, оба заорали:
   - Чего тебе, малыш?!
   - Я хотел сперва в очередь стать...
   - О-о-о! Зачем же в очередь! - вдруг завыл один из бомжей, расталкивая друганов и подружек. - Расступитесь, господа, дайте дорогу серому кардиналу, пусть купит себе игрушечку! Тайное начальство надо уважать!
   Остальные беззубо захохотали.
   - Мальчик, иди сюда, не слушай этих супостатов! - скомандовала самая старая, но аккуратнее всех одетая бомжиха. Она схватила Фантомасю за рукав и вытащила из толпы. Продавцы, опять же хором, возмутились:
   - Не трожь мальца, старая путана!
   Максимке стало жаль пожилую женщину, которую так страшно оскорбили. Тем более что она уже успела вынуть из потрёпанной авоськи коробку с приставкой, о которой он давно мечтал. Новые приставки дорогущие, два-три дня рождения копить надо, а тут, похоже, по дешёвке предлагали... Или даром отдать собирались?!
   - Иди-иди ко мне, не слушай их, - повторила, подмигнув, старуха-аккуратистка. - Отойдём в сторонку, подальше от ханыг, и я сделаю тебе выгодное предложение...
   Интересно, стибрила она эту игрушку или нет? Да не всё ли равно... Фантомася еле поспевал за благодетельницей. Та шла довольно быстро, чуть ли не бегом. Подмышкой у неё была нераспечатанная приставка, а в другой руке - сразу две тяжёлые хозяйственные сумки.
   - Вам помочь? - спросил Максимка, потянувшись за приставкой.
   - О, нет! Ты и так не очень быстро ходишь... Ну, разве что вот это понеси...
   Прямо на ходу, она ловко вытащила из тяжёлой сумки прозрачный пакет с какими-то побрякушками. Приглядевшись, Фантомася даже рот открыл: то были ордена из коллекции Харитоныча!
   - Тётенька, где вы их взяли?!
   - Не взяла, а купила, правда, не очень дорого, сейчас это не ценится...
   - А купили-то у кого?
   - У одного старичка! Зашла в гости, а ему как раз еды не на что было купить, ну, я и сжалилась...
   - Коллекционируете антиквариат?
   - Нет, тут другое... Иногда такие вещи помогают в розыске...
   - Ветеранов?
   - Если бы! Жульё приходится искать, и довольно крупное...
   - Прям сегодня искать начнёте?
   Старуха хмыкнула, остановилась, бросила поклажу на асфальт.
   - Любознательный ты, это хорошо. Но пока шишь тебе, никакой инфы, а то разболтаешь кому не следует!
   - Не разболтаю...
   - Разболтаешь! А пользоваться ими мне пока не к спеху, до поры, до времени сдам в наш театр - в качестве реквизита!
   - У вас есть знакомые в театре?
   - В том театре у меня сплошь одни знакомые!
   - А что такое "реквизит"? Это всё равно что "конфискат"?
   Старуха вздохнула, снова взяла свою ношу.
   - Бедные дети, не знают нормальных слов! Всё-то им зверства мерещатся!
   Она рванула с места, продолжая бормотать:
   - Жестокая эпоха: "отобрать", "конфисковать", "всё взять и поделить"... Реквизит, деточка, связан с высоким искусством! С театром, кино, с цирком, наконец! Цирк тоже иногда небезынтересен!..
   Мася не собирался долго слушать этот культурный монолог, тем более что ему пришлось бежать вприпрыжку за быстроногой бабкой.
   - А-а-а!.. - с важным видом перебил он, пытаясь оседлать любимого конька. - Тогда всё это вокруг - тоже реквизит, а люди - почти сплошь "персонажи"... Все-все-все... Кроме приезжих, разумеется!..
   Он стал размахивать руками, тыча пальцами в дома, в мосты, в колокольни, в ничего не подозревающих прохожих.
   - Откуда у тебя такие мысли? - снова остановилась бабка. - Не очень детские, однако...
   - Об этом многие судачат, ну, в смысле, чешут языками, вот и дядя Юра постоянно намекает, что в Петербурге всё вокруг искусственное...
   Глаза старухи затуманились.
   - Он смеётся над Петербургом... Странно...
   - А ещё он говорит, что все местные дворы - "задники", а вовсе никакие не "колодцы"...
   - Здесь он прав, ибо "задник" - это фон в глубине сцены. Всё логично! Если дома - декорации, то всё, что находится сзади них - "задники". Жаль, что теперь они не всегда ухожены. Впрочем, и ранее не все дворы отличались аккуратностью... Эх! А нам-то что! У нас свои дела, верно, малыш?
   Тут она снова припустила, почти бегом, как гончая.
   - Стойте! - Мася чуть не выронил пакет с орденами. - Куда это мы с вами всё время идём, да ещё так быстро?!
   - Какой ты въедливый, однако, не можешь чуток подождать и насладиться сюрпризом! Ты не романтик, нет... - хихикнула бабка.
   Вот где вспомнились Максимке тёти-Лялины предупреждения! Старуха, конечно, не сиволапый дядька и не педофил, но чисто внешняя интеллигентность может быть чревата ужасными намерениями. Может быть, она маньячка, сбежавшая из дурки? Или ещё хуже - людоедка! Спасибо голливудовцам, умеют напугать.
   - Уже чуть-чуть осталось, я живу совсем рядом, не бойся...
   - А кто боится-то? Никто особенно и не боится...
   Бабка, между тем, продолжала стрекотать:
   - Ты ведь хочешь проверить новую игрушку на качество? Необходимо хорошенько рассмотреть товар, прежде чем с деньгами расставаться!
   Мася решил прикинуться наивнячком. В принципе, если он сам того не захочет, никакая старая карга не заставит его войти в свои душные комнаты. А пока можно и позубоскалить. Он фиглярски потряс прозрачным пакетом.
   - И всё-таки скажите поточнее, как давно вы эти побрякушки купили?
   - Не юродствуй и не тряси так, а то растеряешь! Это не побрякушки, а настоящее сокровище! Жаль, что сейчас их никто не уважает...
   - Вы не ответили на мой впрос!
   - Когда купила? Да с полчаса назад... Где-то так...
   Мася глянул на мобильник. Светящиеся цифирки свидетельствовали: минуло пятьдесят пять минут с того момента, как они с тётей Лялей вышли из дому. А дядя Юра - тот вообще ещё раньше слинял, радёшенек, что беременная отпустила. Значит, старая вполне могла зайти в квартиру после них, а потом, полубегом, рвануть к киоскам.
   - А как вы попали в нашу квартиру?!
   - В вашу квартиру? - карга остановилась, снова бросив сумки на асфальт.
   - Да! Как вы туда проникли, если там сейчас никого нету, кроме Харитоныча, а тот на дверные звонки не отвечает?!
   - Так-таки не отвечает?
   - Говорю вам! Он за мою бытность в этой коммуналке ещё ни разу никому дверь не открыл...
   - И давно ты обитаешь в этой... коммуналке?
   Слово "коммуналка" прозвучало в морщинистых, ярко подведенных и припудренных устах довольно странно, даже, вроде бы, с акцентом. "Под иностранку косит, ну, ду-у-ура, никак захворала...", - поёжился Мася.
   - Я там живу... с две тыщи седьмого года!
   - А сейчас у нас год какой?
   - Две тыщи одиннадцатый!
   - Вот оно что...
   Точно больная! Не раздумывая ни секунды, Мася бросился наутёк.
   - Ордена-то отдай, шельмец!..
   Удирая, Фантомася оглянулся. Старуха стояла, схватившись за сердце, лицо её было перекошено горем. Может, она и вправду купила их, по-честному? Ничего, скоро всё прояснится. Вот Харитоныч протрезвеет и подтвердит покупку. А она... Она ещё раз пожалует к ним, не барыня.
 
   2.
   Когда удаётся притишить совесть, а когда нет.
   Минула неделя, затем месяц, а затем и осень подошла. Старуха не появлялась.
   Харитоныч - тот, знай себе, молчал, делал глупый вид, словом, не раскалывался. Получив назад пакет с орденами, он яростно швырнул его на кушетку, а потом так перепрятал, что Фантомася ни разу не смог найти его, сколько ни наведывался в ту пьянчужную нору среди безмятежного сна хозяина. Кстати, дверь в комнату Харитоныча, ранее вечно запертая на ключ, теперь частенько открытой оставалась.
   "Снова продал ордена, уже с концами! " - с грустью подумал Мася. Ему было невыгодно комментировать происходящее вслух. И он вовсю старался отвлекать себя от стыдных воспоминаний, даже уроки стал чаще делать. И школу старался не пропускать - лишь бы дома не маячить. Вдруг старуха среди дня нагрянет, вором обзовёт или... побьёт!.. Но не так страх беспокоил Масю, как муки совести. Ведь он вор, если по-честному.
   Однажды, бредя с рюкзачком, полным книг, из школы, Максим заметил на набережной Обводного канала грузовик. С его кузова шла раздача каких-то листков. Раздавала их... Та самая старая дама, которую он, хоть и невольно, но обчистил. Поколебавшись, Мася подошёл к машине.
   Старуха притворилась, что не узнала похитителя наград. Долго притворялась. Но потом, ловко соскочив с кузова, подбежала, дёрнула за воротник куртки и шепнула, прямо в ухо:
   - Объявился, шельма! Совесть мучает?
   - Извините...
   - Погоди, сейчас раздам приглашения, и мы с тобой поговорим...
   - Где?
   - В Караганде!
   Как ни странно, теперь Фантомасе жутко не было. Страх ни разу не возник, хотя поводов, казалось, было предостаточно. Вскоре очередь за листками поредела, а потом и вовсе рассосалась.
   - Запрыгивай! - скомандовала престарелая раздатчица бесплатных приглашений.
   Мася промерил взглядом объект. Так высоко он ещё не запрыгивал.
   - Это мне пойдёт в зачёт по физкультуре?
   - Остряк! - расхохоталась бабка и, подмигнув вышедшему из кабины водителю, добилась нужного эффекта: через секунду Мася сидел в кузове, среди штабелей надорванных коробок, из которых торчали вышеупомянутые листки. Часть из них просто валялись под ногами. Подняв один листок, Максим прочитал: "Благотворительное шоу состоится по адресу..." Была указана одна из улиц Купчино. Местом проведения мероприятия должен был стать какой-то супермаркет.
   - Ваш театр будет выступать в супермаркете?!
   - Не надо так язвить, малыш, ведь ты пока ещё не в курсе, о чём речь...
   - Понятия не имею!
   - Скоро всё узнаешь, потерпи, а сейчас... Как насчёт экскурсии?
   Она стукнула кулаком по крыше кабины, грузовик тронулся с места, стал выруливать в сторону центра.
   - Готовь свои маленькие ушки...
   Старуха понесла такую ахинею, что Масю то и дело бросало в дрожь. Рассказ был полностью посвящён биографии рассказчицы. Карга, пользуясь казённым транспортом, начала мотать его по местам своей и чужой славы: Смольный, Васильевский остров, Выборгская сторона, Невский проспект, морской порт и так далее - почти весь центр исколесили.
   - И здесь я жила... И вот здесь... А здесь в блокаду помогала людям, много помогала, благодаря мне десятки тысяч выжили!..
   Водитель отлично знал своё дело, ловко объезжал соседей по трафику, даже улыбался им и ничуть не матерился. Кстати, он был разительно похож на одного из бомжей, которые весной толкались у киоска с игрушками и называли Масю "серым кардиналом".
   Малец балдел, почти не чувствуя грузовиковой тряски. От старухиных речей веяло то жутью, то музейной плесенью... Но чаще - горечью, перемешанной со многими обидами.
   - А сейчас вы где живёте? - не выдержал Мася, заметив, что машина, покинув центр, набрала непозволительную скорость. Памятник Ленину, что у метро "Московская", указывал "верную дорогу". Похоже, направлялись в Петергоф.
   - Где я живу? Ты это скоро узнаешь! Ради такой чудесной встречи я тебя даже в гости приглашу!
   - Чудесной?! Я же вас обидел!
   - Всё верно, ты почти разбил мне сердце, но потом не постеснялся подойти. Это дорогого стоит, в наш хмурый и неприветливый век... А если вникнуть глубже в событие полугодичной давности, то я обидела тебя гораздо больше...
   - Чем?
   - Своими странными, бессвязными речами! Ты испугался и убежал, ведь так?
   - Логично...
   - Прости, но я так безнадёжно стара, что иногда забываю самые простые вещи, причём, в самый ответственный момент! Говоря современным языком, "выпадаю в осадок", полностью отключаюсь от действительности... Но у меня есть оправдание: случается это в минуты возвышенных размышлений...
   - И тогда вас мучили... эти... размышления?
   - О, да! Я размышляла о своей дочери... Впрочем, я о ней всё время думаю...
   Она снова стукнула по крыше кабины - на этот раз трижды. Драйвер остановил авто, вылез в ожидании инструкций.
   - Теперь - по самому большому кругу! За город, милейший...
   - Слушаюсь, мадам!
   Водитель юркнул в кабину, а "мадам" достала носовой платок, манерно поднесла его к глазам.
   - Я должна, просто обязана время от времени совершать этот маршрут - ради памяти, так что потерпи, а то машину потом не выпросишь...
   - Что конкретно у вас с памятью? Тренируетесь по спецсистеме? - спросил Максим.
   Престарелая мадам сверкнула влажными от слёз очами.
   - Мне не даёт покоя мой поступок... Акт жестокосердия! Много лет назад я прогнала свою единственную дочь, поддавшись настроению...
   - И когда же это было?
   - Очень много лет назад, если скажу, ты не поверишь...
   - Поверю!
   - Да? Ну, хорошо, это случилось почти двести лет назад, точнее - сто восемьдесят... С небольшим...
   Если за блокадницу старуху ещё можно было кое-как принять, то за участницу войны с Наполеоном или Куликовской битвы... Мася снова ощутил страх. И раскаяние в собственной тупости. Наступил на те же грабли, что и полгода назад! Зачем он ей, этой странной нищенке? Надо было после школы сразу домой идти, а не со старухами балясничать. Доигрался. И из грузовика не выскочить на скорости за девяносто...
   А между тем мадам привратница - ведь то была она! - всё время говорила правду. Ну, снова выпала в осадок, в очередной раз забыла представиться, в подробностях поведать, кто она такая... Делов-то! При её работе всех мелочей и не упомнишь. Если раньше забывала представляться, ещё при господине Барском, то в остальные почти двести лет пахоты на зазеркальной службе - и подавно. Память-то со временем ухудщается.
   Внешний вид мадам с тех пор тоже значительно ухудшился: одёжки поистёрлись, обувь полусгнила. А уж какой лексикончик появился! "Чувырла", "жмот", "зараза", "в Караганде"... И тому подобные перлы.
   Сдала старуха привратница, сильно сдала. Причиной тому было изменение общих настроений: как наверху, среди людишек, так и внизу, среди подземных, то бишь зазеркальных жителей. Но об этом чуть попозже. Нельзя бросать на полуслове повествование о мальчике с тяжёлым рюкзаком учебников, когда дело идёт к офигенной, хотя и промежуточной, развязке.
   Пришлось-таки Максимке посетить то место в Петергофе, где некогда стояла гостиничка Свирида Прокофьевича Барского и откуда сбежала дочурка привратницы. Потом грузовик вернулся в город. Там экскурсанта ждали ещё два мемориала, уже таки последние.
   Предпоследний объект располагался на Петроградке, на улице Бармалеева, где привратница, якобы, тоже спасала людей в блокаду. Только где у неё ордена и прочие награды? Орденов на груди у старухи не было, и разговор о них она ни разу не начинала. Спрашивать, однако, было боязно - по причине вероятности вновь услышать ахинею. А самый последний объект, по словам старухи, был на Лиговке, примерно там, где находились и тёти Лялины хоромы, кстати, в последнее время пустовавшие из-за нежелания квартиросъёмщиков долго там находиться.
   С некоторых пор тёти-Лялиных постояльцев начали пугать старые интерьеры. Но так было не всегда! Раньше там квартировали с удовольствием: и центр под боком, и окна во двор. Но позже возникла какая-то странная чехарда: за два месяца съехали пять семей. Ляле тоже было не в кайф постоянно менять замки и составлять новые договора. В итоге на семейном совете было решено: более хоромы не сдавать, себе дешевле выйдет. И вот уже полгода там никто не обитал.
   Когда грузовик причалил к дому, Максим ещё ничего не заподозрил. Ну и что, что они с бабкой вошли именно в тот подъезд? Мало ли там квартир! Но когда лифт остановился на знакомом этаже и старая кудесница, порывшись в карманах юбки, вытащила ключи...
   - Вы снимаете эту квартиру?
   - В некотором роде...
   - А тётя Ляля знает?
   - Вряд ли...
   - Тётя Ляля говорила, что больше не хочет сдавать эти хоромы...
   - И правильно! Нечего тут делать всякой шушере! Так и норовят порыться в чужой мебели... И испоганить её!
   Ошарашенного Масю затащили в гости к нему же самому, в смысле, к его любимым соседям по коммуналке. По горячим следам, пока не изменилось старухино благодушное настроение, он решил продолжить допрос.
   - А вы лично знакомы с тётей Лялей, или только с её маклером общались? Может, он втихаря от неё сдаёт квартиру, а денежки себе берёт?
   Старуха снова беззубо расхохоталась.
   - Нет, с маклером вашим я не знакома, просто живу тут, бесплатно, на правах дальней родственницы...
   Заметив раскрытый Максимкин рот, карга ничуть не смутилась, а, наоборот, пошла вразнос:
   - Я твою тетю Лялю с детства знаю, а вот она меня - нет! Позорище...
   - Не помнит просто? Забыла?
   - Мягко говоря... И дядю Юру твоего знаю - тот ещё юморист и насмешник!
   - Так я не понял: вы придёте к нам за орденами или нет?
   - Нет! По некоторым слухам, твой сосед уже успел их сплавить...
   Ха! Так вот, всё-таки, почему Харитоныч вдруг перестал свою дверь запирать.
   - Но я его не очень виню, сейчас многие пьют, - продолжила старая, вынув из-за пазухи плоский шкалик. На этикетке стояла древняя дата и надпись с буквой "ять". Масе снова захотелось смыться, но подходящего предлога не нашлось. То есть их, предлогов, роилось в голове достаточно, но шестое чувство заставляло продолждать сидеть с открытым ртом и пялиться на чудачку в застиранных лохмотьях. Ладно, хоть убийством с расчленёнкой тут, вроде бы, не пахло, и то хлеб.
   - Ещё раз извините за ордена... Я не нарочно...
   - Да знаю! Хотя, мог бы и бросить пакет, удирая, не так ли?
   - Мог бы, но... Не догадался... Вам они очень дороги?
   - У таких коллекций обычно мощный энергетический заряд, незаменимый в розыске преступников...
   Масе сделалось стыдно. Выходит, что он не только вор, но и дурак, который путается под ногами, мешает преступников ловить. Но она-то... Сама-то каким макаром пробралась в эти хоромы? Тоже замашки интересные - как у отпетой воровки!
   - А дверь вам здесь, в самый первый раз, кто открывал?
   - Сама открыла, ноу проблем! - старуха показала ключ, очень похожий на тот, которым они коллективно пользовались.
   - Фигасе... И много у вас наших ключиков?
   - Достаточно, на всю жизнь хватит - и тебе, и твоим потомкам до девятого колена...
   Она вытащила из кармана связку, огромную. Правда, не все ключи на том старом гнутом кольце были металлическими, среди них мелькали и прозрачные... Стеклянные?!
   - Чего так смотришь? Никогда не видел своих будущих ключей? Те, которые прозрачные, их заслужить надо, дожить до них. Лишь тогда они станут металлическими...
   - Типа окончательно материализуются?
   - Ага! Ага! Типа того... Что-то в этом роде...
   Спрятав ключи, привратница приложилась к плоской фляге. Затем стала рассматривать свои наряды, будто видела их впервые. Пошевелила большим пальцем ноги, торчащим из дырявой туфли.
   - Давно я не заботилась о своей внешности... А всё работа клятая! И бесполезная! Одни метания и нервы! А вокруг - такие же замызганные личности, как и я, сплошь такие же... Почти сплошь...
   Вскочив, она метнулась к старинному шифоньеру, который, кстати, появился в прихожей не так уж и давно. Повертевшись перед зеркалом, она пригрозила кому-то кулаком. Кому-то, кто находился по ту сторону отражения. Себе, что ли?
   - Хорошо, хоть шкаф мой мне вернули, навсегда вернули! Отвоевала я его у жуликов! Лучше позже, чем...
   О каком шкафе речь, уже понятно: о том самом. Старуха продолжала вертеться у зеркала, то ухмыляясь, то гадливо морщась.
   - Замызгали народ, замызгали... И меня всю как червями источили, хоть я и не покойница... Ах, какая раньше из меня была дама! Чисто фрейлина! Тьфу! Даже в зеркало смотреть противно...
   Интересно, кто замызгал конкретно её, мадам привратницу?
 
   3.
   Судьба мадам привратницы, с момента её ссоры с дочерью Анной и до наших дней, мало кому была интересна, хотя о ней поговорить стоит, и поговорить подробно. Но сначала выясним, откуда взялся легендарный шкаф в Лялиной кватире, а заодно - почему он появился там так поздно. Ведь Ляля, то бишь Алла Скобелева, была прямой наследницей принцессы-болотнянки. Но сия мебель перешла к ней отнюдь не по наследству, а по весьма странному стечению обстоятельств. Шифоньер угодил в пятикомнатные хоромы после серии перипетий, между прочим, связанных с тремя убийствами. Или попытками совершить их, какая разница.
   В принципе, шкафу не привыкать, он и не такое видел. Вспомнить хотя бы графа в несвежей манишке, стоявшего буковкой "г" у его подножия - головой внутрь, пятой точкой наружу... А как душевно с той пятой точкой беседовал Свирид Прокопыч Барский! Прям как с самим графом, который в ту минуту был в отключке, в смысле, давал клятву Имперскому Болоту.
   Видавший виды зеркальный артефакт попал на Лиговку, в квартиру Ляли, с Петроградки, с уже упоминавшейся улицы Бармалеева, где было "предпоследнее обиталище мадам привратницы". И виновником загадочного переезда шкафа стал Юра Лялин. Знал ли он, какое отношение имеет историческая мебель к его супруге? В то время - нет.
   А заводной пружиной, толчковым механизмом данного события стало долгое, почти безразмерное пребывание в Санкт-Петербурге одного японского субъекта. Неоднократно говорилось, что Петербург заманивает сквозняком, а сквозняк у Большой Двери - явление могучее, кого хошь затянет: и японца, и китайца, и филиппинца. Это из дальних гостей. А уж о финнах, немцах и прочих ближних соседях и говорить нечего. Дверь-то Западная.
   Вышеупомянутый японский гражданин был из "купцов", из бизнесменов, а мы уже встречали кой-кого из наших, русских, готового пойти в японские купцы - не далее, как в этом повествовании. Сбылась-таки мечта Свирид-Прокопыча, превратился он в японца, хоть и не сразу, а через двести лет без малого.
   Как потомок князя Люлина вышел на того японца, вернее, на его след? Юра Лялин, с 2007 года прочно окопавшийся в Питере, нет-нет, да и позванивал в Москву, в японское посольство, где он когда-то "верой-правдой" отпахал чуть больше года. Зачем? Да просто пообщаться, побалагурить с сотрудниками, уроки им сделать по телефону.
   Шпиономания в посольстве, начавшаяся в начале девяностых, снова временно закончилась, и из "гаймусё", то бишь из МИД*а Японии, снова поступило указание: обучить всех сотрудников посольства, независимо от возраста и стажа, японскому языку. Одна сотрудница, самая сообразительная, догадалась Юре в Питер позвонить. Напросилась в ученицы - по старой памяти. Эти-то уроки и подвели Юру Лялина к истории с покушениями. К счастью, неудавшимися.
   К покойникам в Японии отношение своеобразное, трогательное. Консул Симода, ещё в Юрину бытность, после крушения лайнера над Иркутском, долго сидел на посольской кухне, перебирая пальцами и нежно гладя обгоревшие вещи единственого японского гражданина, бывшего в тот момент на борту, вернее, гражданки - девушки двадцати двух лет. Вещей было немного: паспорт и коричневый норковый вортничок. Видно, купила девушка тот воротничок в России, хотела дома пиджачок или пальтишко справить. Душещипательно было смотреть, как консул и незнакомая ему соотечественница виртуально общались посредством этих вещей, уже после кончины их владелицы.
   А вот ещё случай: японская вдова советского военного разведчика Рихарда Зорге, Исии Ханако, получив на руки урну с прахом мужа, потребовала вскрыть её и, пока не извлекла оттуда все золотые коронки супруга, не успокоилась. Успокоившись, заказала огромный перстень и трепетно носила его до конца жизни. Вот какое отношение в Японии к усопшим. Станете любопытствовать и удивляться, ответят коротко: "У нас другая культура".
   Ну, а отчёты о телах японских бизнесменов, в лихие девяностые регулярно плававших в подмосковных прудах? Юрик переводил их с чувством гадливости, Симода же - напротив, читал проникновенно, как мусульманин читает Коран. Что интересно, других отчётов тоже было вдоволь: о краже арбатскими цыганами сумочек жён дипломатов, о похищении посольских автомобилей и прочее. Но отношение к ним было не такое трогательное.
   Теперь о траурной скорби. Она вполне естественна, когда есть тело. А когда тело не найдено - в этом случае как поступать? Скорбеть рановато, но и радоваться тоже, вроде, нечему. Неопределённость иной раз хуже самого печального известия. Как раз такая ситуация и обрушилась на Юрика, когда тот в очередной раз звякнул-брякнул в посольство.
   - Юр, как у тебя со временем? - поинтересовалась Большая Белая Лида, обожаемая мужской частью посольства и ненавидимая ревнивыми японо-жёнами.
   - А что?
   - У вас в Питере пропал один японский бизнесмен, и у тебя есть шанс подработать.
   - То есть?
   - Поработать переводчиком. Сказали, нужен именно местный гид, хорошо знающий и город, и язык.
   Юрик, конечно же, согласился. Он ведь в первую очередь филолог, и уж потом только торгаш.
   А до того городом бродили слухи о странном японском гражданине, который, будучи с виду не бедным, снял комнату в нищей коммуналочке в центре. Жил там, ни с кем не общаясь, даже с ближайшими соседями. По утрам выходил с чайничком на кухню, а потом брал удочки и тащился на Неву рыбачить. Вечером снова брал чайничек, молча ставил его на плиту, затем выпивал гранёный стакан желтоватой заварки без сахара и удалялся спать, не пожелав никому спокойной ночи. Соседи уверяли, что так продолжалось месяц. Ещё твердили, что город иностранца околдовал. В принципе, да, околдовал, но... Не впервые! Откуда кому было знать, что данный субъект уже один раз бредил Петербургом, и даже жил подле него, на расстоянии всего двух десятков вёрст. И было то в его прошлой жизни, сто восемьдесят с гаком лет назад.
   Продлив визу ещё раз, теперь уже на полгода, японец, наконец, решился снять отдельное жильё. Ход мыслей был, вероятно, такой: раз в коммуналке выжил, то в отдельной квартире и подавно выживу. Дурачок! В некоторых странах лучше держаться коллектива. Расслабился, за что и поплатился. Исчез бесследно!
   А до него в той съёмной квартире пропали ещё две особы, не имеющие друг к другу никакого отношения, пропали поочерёдно и совершенно одинаково - по идентичным сценариям. Третий сценарий, исчезновение японца, сильно смахивал на два предыдущих.
   Начнём с того, что квартиросдатчицей была некая "блокадница", которой, судя по внешнему виду, в лихие военные времена было лет этак пять. С минусом. Да, минус пять лет было той тётеньке на момент конца блокады, ведь родилась она в тыща девятьсот сорок девятом году. Только знали об этом не все. Говорят, что по теперешним "официальным слухам", в Санкт-Петербурге блокадников втрое больше, чем их было за всё время осады города фашистами.
   "Блокадница" была одета по-блокадному: растянутые треники из-под шерстяной юбки с катышками, балахонистый свитер и - венец всему! - мохеровая шапка, старая-престарая, ещё советской вязки. Такую клушу разве заподозришь в чём-то плохом? Да и у квартиры был почти блокадный вид: большая комната с золотым накатом на горбатых стенах и кухня "в состоянии улучшения". Зато санузел... О! Тот поражал евроремонтом. Не хватало только полочки под мыльно-зубные принадлежности. Именно она, полочка, послужила поводом для самой первой интриги.
   Первой пострадавшей стала дамочка, у которой было чем поживиться. Не в смысле шикарных телес и даже не в смысле шикарных манер. Просто-напросто у приезжей были денежки, наличность, лежавшая прямо в сумочке, а не в банке, тыщ этак девять "зелени". По чисто совковой наивности, дамочка сразу же довела этот факт до сведения липовой блокадницы, не подозревая, что та липовая. Последствия были молниеносными: вечером к дамочке пришли. Хорошо ещё, что у неё была врождённая паранойя.
   Вот скажите, станете вы вечером, не слишком поздним, плотно задвинув шторы, пялиться именно на эти шторы, а не на экран телевизора? Нормальный человек не станет, а дамочка пялилась. Ей нравился тканый узор. Короче, пялилась, пялилась и таки допялилась: свозь шторы, в свете уличного фонаря, ей удалось разглядеть зловещую фигуру, которая, шмыгнув мимо окна, потопала, скрипя снегом, к подворотне, ведущей во двор. Вы бы придали значение такой мелочи? Почему мелькнувшая фигура, пусть даже мужская, должна сразу казаться зловещей? И почему тот человек должен ломиться именно в вашу дверь? Мало ли в их подъезде, дверей-то, а во дворе - мало ли подъездов? А если бы квартира, снимаемая дамочкой, была не в первом этаже, а располагались выше, многими этажами выше? Увидела бы она хоть шапку, хоть хлястик пальто зловещей фигуры? Но параноидальной дамочке свезло: она всё видела и всё слышала. И поспешила к входной двери - проверять засовы.
   Придёт ли вам в голову проверять засовы в семь вечера? В семь часов вечера засовы обычно открывают, дабы впустить своё счастье... Впрочем, как у кого получается. У дамочки всё получилось весьма оригинально: лишь только задвинула она засов, как в замочную скважину проник ключ и... стал поворачиваться!
   - Кто там? - пропищала чужим для себя голосом квартиросъёмщица.
   - Я пришёл полочку повесить!
   - Какую полочку?
   - В ванную комнату!
   Бас за дверью звучал нахально. А ведь под рукой у тени никакой полочки не было! Она промелькнула стремительно, с полочкой так не походишь! Мысли женщины находились в полном беспорядке.
   - Мне не нужна полочка, я и без неё прекрасно обхожусь...
   - Не знаю, хозяйка велела повесить!
   Дальнейший диалог был не очень конструктивным, то бишь совершенно бесполезным, недремлющая паранойя так и не позволила приезжей открыть дверь. Или то был Ангел? Многие принимают своего Ангела за непонятно что. Как бы там ни было, женщине будто кто-то шептал: "Потом выскажешь своё "фе" хозяйке, а сейчас - гони этого козла!" И сразу вспомнилась полезная фраза, кажется из кинодетектива:
   - Молодой человек, вы давно с милицией общались?
   Сработало! За дверью послышались торопливые удаляюшиеся шажочки, уже не такие уверенные и нахальные. Бросившись к окну, квартиросъёмщица узрела знакомый силуэт, мелькнувший в обратном направлении, но по-прежнему без полочки подмышкой.
   Постояв малехо, повздыхав и поужасавшись задним числом - многие ужасаются задним числом, даже больше, чем во время ужасной ситуации! - женщина успокоилась, паранойя временно отступила, и даже нахлынули сомнения. Может, стоило открыть? Ну и что, что голос нахальный? Ну и что, что полочку не разглядела? Сейчас ведь всё в мелких деталях продаётся, в разобранном виде, комплект мог запросто и в сумку поместиться, а сумка обычно внизу болтается, сквозь подоконник не видно.
   В общем, пока паранойя спала после шока, пока теряла свою бдительность, её подопечная уже чуть не плакала, и уже отнюдь не от страха. Может, то была сама Судьба?! Может, и познакомились бы! Ах, в тридцать семь лет так трудно знакомиться, да ещё с таким некрасивым носом...
   Жару в эти чувства подлила внезапно позвонившая хозяйка:
   - Почему вы не открыли доктору?
   - Доктору?!
   - Полочка - это предлог, я присылала к вам одного своего родственника...
   - Зачем?
   - Как зачем? Познакомиться! Вы ведь не замужем?
   - Разведена...
   - Ну вот, он тоже разведен, такой солидный мужчина, а вы ему дверь не открыли... Курица!
   Эх, квартиросъёмщица совсем уж было расстроилась, но, к счастью, паранойя, несколько минут дремавшая, вдруг оклемалась и бросилась на выручку наивной "курице". Та, под её нажимом, вдруг вспомнила, что солидные люди, даже при наличии ключа, обычно сначала звонят в дверь, или вообще по телефону, словом, предупреждают о визите заранее.
   - А почему же он сначала не позвонил?
   - Тьфу, ты, бестолочь! Чтобы показать вам, что он свой в доску, друг семьи! Для большего интима!
   - Ага...
   Нет, не "ага". Не очень убедительно звучали слова хозяйки, этой старой бл... "блокадницы". Для большего интима! Разве так выражаются женщины в летах, пережившие ужасы блокады? Могла бы спросить у гостьи, нужен той интим с незнакомцем или не нужен. Гостья ведь не на помойке себя нашла... "Ага" страдалицы вдруг окрасилось иронией и сарказмом.
   - Ага... Ага! Друг семьи удрал, лишь только я про милицию вякнула...
   На том конце "повесились". За недостатком аргументов, конечно же.
   Наутро хозяйка притащила под дверь квартиры всю семью - для разборок. Правда, семья была невелика: интеллигентная дочь с не менее интеллигентным зятем. Жаль, не было глазка накануне вечером в двери, а то квартиросъёмщица мигом бы признала в зяте "доктора".
   Проснувшись от настойчивого звонка и метнувшись открывать, прямо в ночной рубашке, квартиросъёмщица вдруг вспомнила вчерашние события, и ей снова стало жутко.
   - Кто там?
   - Да открывай уже, замуровалась!
   Голос хозяйки звучал не менее нахально, чем накануне вечером, а рядом с ней, вне всякого сомнения, находилась ещё парочка персон - кто-то хихикал и шептался, тоже очень нагло.
   - Не открою! Вы не имеете права так часто меня беспокоить!.. Вы нарушаете мои права!.. - полились из уст бедняги неожиданные для неё словечки, явно внушённые паранойей. Или Ангелом.
   Походив ещё пару дней на Бармалеева, позвонив и побарабанив в двери, хозяйка решила вызвать плотника и двоих понятых. Для произведения взлома. Раз истеричка заперлась на засов и так долго не выходит, даже в магазин, а на телефонные звонки не отвечает, значит с ней что-то неладно. Может, она вообще маньячка. Может, повесилась с перепугу. Вместо полочки!
   Однако, войдя в квартиру, никто из четверых участников взлома никакого тела не обнаружил - ни живого, ни мёртвого. Может, трусиха смылась через окно? Нет, шпингалеты крепко сидели в гнёздах. Тогда что? Уехала тихо, ночью, в свою тьмутаракань? На том и порешили, как бы забыв, что взламывали дверь, запертую на задвижку. Короче, тела не было, а куда оно пропало, уже мало кого интересовало, всем не терпелось разбежаться по домам.
   История, сулившая стать криминальной, закончилась вполне цивильно и практически вничью, даже с некоторым перевесом "блокадницы". Трупа не было, зато имелся повод для радости: деньги, внесенные "курицей" вперёд, за полгода съёма, можно было оставить себе.
 
   4.
   Вторая история была ещё похлеще, ибо следующий квартиросьёмщик оказался морячком, выгнанным родной супругой из родной же коммуналки, где-то там, у себя, в Выборге. Или в Кингисеппе, неважно. Захотел трудяга от семьи своей отдых поиметь, месячишек этак... на несколько. К нему, как ни странно, тоже нагрянули, хотя наличных денег при нём было не густо - убивать-то, вроде бы, и незачем.
   Нагрянувшим оказался не доктор, а некий сибиряк, который месяцем раньше снял эту же самую квартиру и тоже имел от неё ключ. Но и ему не посчастливилось переступить порог, ибо морячки народ бывалый, и без паранойи двери на засовах держат. Тот диалог был чуть длиннее, чем у "курицы" с липовым доктором:
   - Кто вы?
   - А вы кто?
   - Я тут квартиру снимаю...
   - Во, дела! Ну, хозяюшка, ну ушлая бл...
   Дальнейшая словесная дуэль проходила в нецензурных выражениях. Сибиряк ушёл, вернее, улетел в Сибирь. Он, собственно, нагрянул просто так, на пару минут, посмотреть, как идёт обещанный ремонтец. Перед обратным вылетом звякнул хозяйке, в суд обещался подать. А она-то тут при чём? Тут хозяйкиной вины было ещё меньше, чем в предыдущий раз: зачем сибирскому фирмачу возвращаться через месяц, когда он клятвенно обещал отсутствовать полгода, на время ремонтца?
   Морячок, в отличие от "курицы", о своих правах знал больше: заявил, что заставит выплатить весь аванс назад, за все шесть месяцев, плюс неустойку, грозился всё это зубами вырвать. В ответку хозяйка, раздобыв небольшую дозу наркоты, подкинула её на следующий же день в прихожую, засунула под обувной стеллажик, пока постоялец ходил искать себе новое жильё. Заодно и задвижку сковырнула, вызвав того же плотника - на правах хозяйки. Знала, что делала! Вечером, узрев свет в окнах, она с тремя милиционерами, ловко пробралась в прихожую, ибо задвижки уже не было, и огласила помещение визгом:
   - Гляньте, да у него тут наркотики! Ну да, он же моряк!
   Почему у морячка обязательно должны быть наркотики? Логика неясная. Голова морского волка, никогда не знавшего наркоты, в тот момент сработала на славу: он заперся на швабру, просунул её через ручку двери, находящейся между прихожей и комнатой. Странный человек, эту дверь ещё легче взломать, чем входную! Однако, и на это нужно время. Хоть какое-то. За те минуты, что ломали дверь, морячок успел исчезнуть. Напрочь. Его тоже не нашли - ни живым, ни мёртвым. И это снова при спущенных шпингалетах!
   Милиционеры, потоптавшись, ушли. А хозяйка снова начала подводить баланс: трупа нет, но его денежки за полгода остались. Можно было новых дураков искать, ведь сибиряк не заводной туда-сюда мотаться, да и авиабилеты не дешёвые. Когда-а-а ещё нагрянет...
   Такой ход мыслей был у липовой блокадницы. Ну, и как же у неё после этого с мозгами? А какая ситуация может быть с мозгами у бабенции, видевшей конец блокады в минус-пятилетнем возрасте.
   Эти два эпизода, вроде бы, незначительные, которые и сравнивать-то нельзя, имели объединяющий момент: обоим вышеупомянутым страдальцам, за время их весьма короткого пребывания в той норе, успела позвонить какая-то дама, довольно пожилая, и выдать текст: "Вы согласились на первый этаж?! Там же в подвале крысиные блохи!" Услышав молчание в трубке, бабулька добавляла: "Ту сумму, что с вас взяли, надо на десять делить, как минимум". Кто то был? Соседка по подъезду? Завистница из дальнего района, некогда квартировавшая на Бармалеева? Нет, пожалуй, та бабка служила городской "вышибалой". Кстати, и "блокадница" вполне тянула на эту роль. Всё вышеописанное подтверждает: Город-Дверь всех без исключения гостей любит одинаково.
   Ну, а третья история, та была ещё короче. Третий незаконный постоялец, впоследствии тоже исчезнувший, тот необычный японец, не проторчал в квартире и двух часов, даже свой вечерний стаканчик выпить не успел. Успел только распаковать чемодан, довольно небольшой, как вдруг...
   Нет, то был пока ещё не "доктор", и тем более не сибиряк. Сначала зазвонил большой стационарный телефон. Японец кинулся к нему, ибо знал пару слов по-русски.
   - Арё...
   - Вы согласились на первый этаж?! А вы знаете, что у вас в подвале крысиные блохи?!
   Японец не смог ничего ответить. Он слово "блохи" ещё не выучил. Да и другие слова подзабыл. Вместо ответа выдавил единственное слово, которое вспомнил.
   - Да...
   - Знаете?! И даже не поторговались?! Ту сумму, которую с вас взяли, надо делить на десять, это уж как минимум...
   - Да... - снова выдавил японец.
   На том конце раздались гудки. "Вышибалы" не могут тратить много времени на каждого, приезжих-то уйма!
   Ну, а дальше... Дальше во входной двери стал поворачиваться ключ...
   Не зная, радоваться или плакать, иностранец стал в растерянности шарить взглядом по комнате. Взгляд упал на зеркальную поверхность старенького шифоньерчика. Поверхность затуманилась, покрылась рябью...
   Хорошо, что вертевший ключом в двери вошёл не внезапно - ему, всё-таки, необходимо было знать, один ли дома клиент, сначала прислушаться хорошенько. Вдруг клиент с любовницей? Или даже с двумя? Япончики нашеньких любят...
   Эта пауза дала иностранному квартиросьъёмщику возможность доглядеть спектакль до конца. Единственной актрисою той пьесы была обшарпанная старуха. Но с претензией на хорошие манеры! Она грациозно выпрыгнула из зеркала, сунула под нос японцу зелёненький, недурно пахнущий флакончик.
   - Пейте! Быстро!
   Эти два слова он, к счастью, знал и сразу же подчинился. Затем, влекомый за рукав пиджака, он подчинился и дальше: сделал буквально всё, что ему велели шёпотом и жестами. А не было другого выхода! Неизвестный гость в прихожей пугал японца гораздо больше, чем старуха-медиумша. Кстати, лицо последней казалось до боли знакомым.
   Деньги третьего постояльца, тоже за шесть месяцев вперёд, "блокадница" оставила себе, но, по закону справедливости, они ей в пользу не пошли, как и предыдущие две добычи. Сколько верёвочке ни виться... Менты, пару дней назад приходившие для поимки наркомана, установили непрерывную слежку за подъездом. И, конечно же, видели, куда вселился японец. Один из ряженых в штатское даже помог гостю чемоданчик донести - от такси до квартиры. Видели дозорные и зятька, направлявшегося вечером к подъезду. А лишь только поднялся вой о пропаже иностранца, быстренько пришили липовой блокаднице и убийство с расчленёнкой, и квартирное мошенничество, и... ту же наркоту! Её хранение "в промышленных количествах". Жить-то им на что-то надо.
   Пришлось нерадивой квартиросдатчице откупаться: отдавать всю выручку за интриги, плюс срочно продавать имущество. На тот момент, когда Юрик, в сопровождении секретаря московского японского посольства и ментов, вошёл в загадочные интерьеры, аккурат стоял вопрос о продаже мебели. Шкаф непонятного года выпуска сразу бросился в глаза: Юрик немало повидал антиквариата, чувствовал флюиды старинной вещи. Купил, короче. Хватило денег, уплаченных ему за несостоявшийся перевод японской речи несостоявшегося трупа. Без аванса Юрик давно не работал - перестраховывался. И тут, будто почувствовал подвох, попросил за всю работу сразу наперёд. Дали!
   На Лиговку шкаф попал в ноябре 2010-го, ещё не зимой, но уже когда выпал первый снежок, а под ним образовался гололёд. При перевозке возникла проблема - грузовик чуть пару раз не выехал на тротуар, причём, на дикой скорости. Кому-то непонятно, а сведущий наблюдатель скажет: знаковые исторические вещи с одного места на другое так легко и просто не перевозятся.
   И знаковость была у шкафа, и историческая ценность, и... немалые заслуги перед местным населением! По зазеркальному приказу, в те голодные дни Блокады из артефакта выскакивали то хлеб, то масло, а тои молоко выкатывалось - в закупоренных металлических бидонах. И ещё много всякой всячины. Всякий раз там, где находился шкаф, одна, отдельно взятая, квартира начинала шиковать в еде. Правда, тут же разносились сплетни: мол, узкий круг партийцев, всяких там райкомовских работников, обеспечили себе райское существование, вовремя заграбастав все имеющиеся в городе склады. Но верили такому далеко не все.
   Как бы там ни было, шкаф в войну помогал, и помогал солидно. И теперь стремился помочь - время-то и сейчас не безоблачное! Но такую помощь, мистическую, зазеркальную, с голодушной эйфории принять ещё как-то можно, а на трезвую современную голову - боязно. Согласитесь, на хлеб-масло сейчас у каждого найдётся, и брать их через зеркало - большие крайности. Тем более что семьи, имеющие средства на съём квартиры, отнюдь не бедные. В итоге обоюдное недопонимание вышло: квартиранты в испуге удирали, а шкаф всё время обижался. Ладно бы, его просто боялись... Но зачем же потрошить?! Зачем брать отвёртки и разбирать на части?!
   Пришлось их всех, этих любопытствующих хамов, разогнать, причём самыми недозволенными, запрещёнными в спорте методами. Последний "удар в пах", в буквальном смысле слова, получил жилец в семейниках, попытавшийся с бодуна выковырять зеркало из рамы. Из зеркала вылезла волосатая рука, примерно такая же, как и у него самого, и с такой же отвёрткой, из-за чего тот решил, что это его отражение. Но отражение не сильно слушалось и не шибко повторяло движения пьянчуги: фантом нанёс удар прямо по труселям, аккурат по их центральной части.
   Теперь ясно, почему ни одна из квартировавших в последнее время семей не могла долго выдерживать пятикомнатных хором на Лиговке, хотя Ляля с них со всех брала по-божески, в силу своего мягкого характера.
   К моменту, когда Мася уселся в той квартире поговорить с привратницей "за жизнь", жизнь артефакта уже давно текла по-старому: чинно, благородно, без приключений. С того самого ноябрьского дня - снежного, но солнечного, до нынешней осени, до теперешнего жёлто-золотистого сентября. Солнечные блики, украдкой пробиравшиеся сквозь двери комнат в прихожую, несли старому шкафу приветы от современной жизни - по-прежнему неласковой, но чертовски интересной.
   Что касаемо интереса, шифоньер был и сам себе развлекуха, то бишь, в этом плане вполне самодостаточен. В нём всегда такое происходило, что никакая внешняя фантазия не могла соперничать с его собственной. Ну, а теперь, когда комичная старуха вертелась перед ним, словно перед дворцовым трельяжем... Мася захотел помочь ей в этих танцах. И глянуть в зеркало, поглубже...
   - Тебе интересно, почему неважно одетая старуха так долго любуется своим отражением? Небось, считаешь меня сумасшедшей?
   - Да что вы! И в мыслях не было! - промямлил Мася, подойдя к ней и взяв за локоток... Как бы приглашая на танец, хотя танцевать сроду не пробовал, видел только, как другие танцуют.
   - А чего шею-то тянешь? Заинтересовался зеркалом? Чувствуешь, что за ним - шикарный мир?
   - Я слышал, что за зеркалом есть антимир - точная копия нашего...
   - Ещё чего! Будь так - я бы вообще спилась, а тут, как видишь, цежу умеренно, что в моём возрасте приветствуется... Хорошие сорта вина и коньяка расширяют и даже чистят сосуды!
   Она сделала несколько глотков сосудорасширяющего, а затем, схватив Масю за талию, будто он девушка, стала кружить его в вальсе. И музыка откуда-то взялась! Опять гипноз, не иначе...
   Гипноз усилился, когда пришлось ещё и выпить. Нет, не из бабкиной фляжки, а из какого-то зелёного флакончика, маленького, как для детской игрушечной кухни. Таких флакончиков полно в хозяйстве Лялиной Кристины. Согласно метрике - "Кристины Юрьевны Лялиной".
   Кружась в гипнотическом танце, Мася думал в первую очередь, как бы не отдавить бабке ноги, её раздолбанные чапчики, и уж потом - куда его несло. Одновременно обо всём думать не получалось. И это хорошо! К концу танца обнаружилось, что оба танцора перемахнули за черту, обозначавшую вход в болотное зазеркалье. Добровольно, не выпивши, будучи в трезвом рассудке, через зеркало даже бутерброд не возьмёшь, руку побоишься просунуть, а не то, что целиком, всем телом, лезть в эти глубины...
   Очнулся Мася внезапно: бабка разжала клешни, и он едва не грохнулся на пол. Так и случилось бы, если бы кто-то сильный и по-мужски уверенный не подхватил его сзади. Оглянувшись, маленький гость увидел водителя грузовика. Шустёр, однако, старухин драйвер! Как это он успел раньше них в шкаф заскочить, да ещё и совершенно незаметно? Ах, да, они же на кухне чай долго пили...
   Что самое смешное, шофёр успел переодеться, побриться, и надушиться! Новые одёжки водителя грузовика, напомаженная причёсочка, а также потрясающий запах одеколона делали из него графа или актёра кино. Уже и бородавка на щеке смотрелась не уродливо, а симпатично: с той бородавкой, подмалёванной как родинка, он напоминал Роберта де Ниро.
   - Это тут у вас чего? Театр, о котором вы рассказывали? - не нашёл ничего лучшего спросить Мася с перепугу.
   - Ага!
   Пространнее ответить старухе не дали: послышался топот ботинок и туфель, примчалась странная, диковинно выряженная толпа, впереди которой были люди, одетые примерно в том же стиле, что и водитель. Денди и леди! Парами, под ручку! Класс! "Напомаженнный авангард"! Масе тоже захотелось постоять под ручку хоть с одной из этих дамочек, а что? Скоро возраст переходной начнётся, надо же начинать репетировать!
   "Напомаженный авангард", леди с кавалерами, устроили приветственную декламацию. К счастью, не очень долгую.
   - Если из света слепили конфету, большая цена у конфеты этой!
   Старуха, казалось, не слушала их. Она с понурым видом разглядывала свои туфли и бормотала:
   - Ну, вот, все нарядные, а я, как всегда, замызгана до крайности... И верхний народ весь, чисто весь замызган... Большевики их замызгали и обесточили! А вместе с ними - и меня...
   Так вот, кто замызгал мадам привратницу! И обесточил...
 
   5.
   Пока Мася смекал, в какую сторону лучше глядеть и на кого отвлекаться, к нему подбежала девушка лет двадцати, одетая как "напомаженные авангардники". Но почему-то вся бесцветная, как на чёрно-белом фото, а также совершенно не надушенная.
   - Ты Максим Дворников?
   - Не Дворников, а Дверников! - огрызнулся Мася, фамилию которого и в школе постоянно коверкали.
   - Не надо злиться, а то дружба у нас с тобой не получится! В конце концов, придётся разводиться, а это неприятно!
   Мася обескураженно зашевелил ушами. Этот трюк у него и раньше хорошо получался - в шутку, ради хохмы, а тут непроизвольно вышло.
   - Ой, какой ты смешной! И худенький! А мне нравятся плотные мужчины, спортивного телосложения... Хорошо ещё, что ты генетически не коротышка... вроде... Вроде бы, не должен карликом стать!
   Мася, и вправду, в свои десять лет был выше всех одноклассников. О нём даже в стенгазете статейку написали, и стишок в ней был: "Не получится в "А"-классе обозвать Максимку Масей..." Хм, если бы школьный поэт ограничился только этим! А то дальше шло: "... Максимальный у него - рост. И больше ничего!" Последнее "И больше ничего" бесило страшно. Вот и сейчас, получив дозу воспоминаний, Фантомася насупился.
   - Ну, и идите к мужчинам... Я здесь при чём?
   - А при том, что я твоя будущая жена, вернее, сначала - невеста...
   - А зовут тебя... вас... как?
   - Кристина. Кристина Лялина. Давай сразу на "ты", а?
   - Хорошо...
   Мася протянул руку для пожатия. Кристина сделала то же самое, но сначала кокетливо обвела взглядом присутствующих и громко прыснула. Все вежливо заулыбались. Через секунду стало ясно, почему им сделалось так весело: рука девушки была неосязаемой.
   - Не трогай то, чего пока нет! - гаркнула мадам привратница.
   Все остальные перестали улыбаться, застыв в поклоне. Разодетые, густо напомаженные, почти божественно пахнущие личности кланялись старой вонючей нищенке! Ну да, в зазеркалье ведь всё наоборот.
   - Торжественная часть окончена, все по местам! - прозвучал ещё более властный голос старухи. Толпа повиновалась.
   Когда исчез последний напомаженный субъект, постепенно стала рассасываться дымка - смесь пудры, испарений и прочих видимых флюидов. Взору Фантомаси предстала огромная стена - почти глухая, без окон, с одной-единственной дверью, но зато какой!
   Мася много путешествовал по разным местам, с подачи и за счёт дяди Юры, даже за границей успел побывать. Там он видел много-много больших красивых зданий и впечатляющих гостиниц. Да и в Санкт-Петербурге таких зданий хватает. У многих современных зданий главный вход выглядит именно так: огромная стеклянная вертушка, состоящая из двух, трёх или четырёх отсеков. Не более четырёх. Здесь тоже была вертушка, но войти в неё, вот так сходу, оказалось делом невозможным. Первый отсек был напрочь заполнен - битком! Второй тоже выглядел негостеприимно - какие-то люди плотно стояли и понуро смотрели под ноги. С третьим отсеком - та же история. С четвёртым, пятым, шестым... Аналогично! Сколько же их было всего? И не блистая математическим умом, можно было сообразить, что угол, под которым располагались стенки отсеков, не позволял вертушке иметь их больше шести. А вертушка всё двигалась, новые отсеки всё появлялись и появлялись, и ничуть нельзя было сказать, что там сидели люди, виденные ранее, ибо каждая группа по внешнему виду резко отличалась от остальных. Тогда что? Принцип велосипедной цепи, когда лишь часть звеньев соприкасается с зубчатым колесом?
   Нарочито медленное вращение стеклянной многоячеистой диковины раздражало, её невидимая часть казалась бесконечной... В хвалёном зазеркалье могло быть и поинтереснее! Глянув на застывшее лицо мадам привратницы, не выпускавшей из рук флягу, Мася понял: ждать придётся долго. Разочарованно промямлил:
   - Они что тут у вас, катаются, как на карусели?
   - Живут они там, - мрачно буркнула мадам.
   - А чего не улыбаются?
   - Вот и я о том же!..
   Мимо проплыли ещё несколько отсеков, тоже битком набитые.
   - И когда же будет пустое, или хотя бы полупустое отделение, ну, чтоб мы могли войти?
   - Мы войдём через другую дверь, а здесь я провожу ежедневную проверку...
   - А-а-а... Значит, всё-таки, они катаются...
   Ещё немного поглазев на весь этот унылый аттракцион, неутомимая привратница схватила Масю за локоть и повлекла левее, туда, где неожиданно открылся вход в громадный коридор, скорее смахивавший на тоннель метро, только не круглый, а прямоугольный в сечении. Идти туда или нет - было, по большому счёту, всё равно. Раз во всей этой бодяге была замешана Кристина Лялина, то вопросов задавать не стоило, оставалось подчиняться. Будь что будет! Неизвестность ни грамма не пугала, наоборот, было дико интересно.
   Пока ещё не вошли в тоннель, Мася поспешил оглянуться. Хотелось выяснить, что осталось там, где они перешли зеркальный рубеж. Но вместо тыльной стороны шкафа или другой какой мебели, там тоже была стена. Ничего, кроме гладкой стены необъяснимого цвета. Впрочем, и на месте зияющей дыры тоннеля пять минут назад тоже ничего не зияло - Мася помнил это отлично. Там была плошная стена, на фоне которой клубился какой-то туман. А может, то шустрили местные привидения?..
   - Рот не разевай! - заставила очнуться старая. - Надо спешить, а то домой не успеешь вернуться...
   Мася вздрогнул.
   - А сколько времени?
   - Не бойся, я пошутила, наверху время течёт гораздо медленнее. Сейчас там чуть больше, чем когда ты обычно приходишь из школы...
   - Не может быть! А я боялся...
   - Чего ты боялся?
   - Что я скажу дяде Юре...
   Не успел Мася договорить, как старуха вытащила из кармана что-то вроде ай-пода или ай-пэда, только более навороченную игрушку.
   - На, смотри...
   - Что это?
   - Специальная машинка для слежки!
   На дисплее "машинки" показалась комната их коммуналки, где дядя Юра обычно отдыхал после трудов.
   - Дрыхнет твой дядя Юра, слинял с работы пораньше, уморили его виноделы. Так что можешь дать ему поспать, между прочим, большую услугу окажешь ему этим...
   - Скажите, а что, всё-таки, делают те люди, ну, которые в вертушке? Тоже какую-то работу?
   - Проходят проверку, один из них должен стать привратником - прийти мне на смену...
   - Это что-то типа стажировки?
   - Ага! Только как я смогу доверить хоть кому-то из них участок, когда ни у одного нет чувства юмора и элементарной выдержки? Устали, видишь ли, скучно им от дверной жизни, ненавидеть уже друг друга начали... Хоть бы одна сука улыбнулась или послала мне в ответ воздушный поцелуй!
   - Ну, и словечки у вас, у нас в деревне - и то не каждый так ругается!
   - Исправлюсь, обещаю, просто нынче не до этого! Вот сейчас, к примеру, мозжечок мой занят мыслями о том, кто будет тебя назад провожать...
   - А-а-а... - протянул Мася, но не разочарованно, а радостно. Сам тот факт, что ему не придётся тащиться через город с подозрительной чумичкой, сильно радовал. Лучше уж под ручку с Бэтменом или с Эльвирой, повелительницей тьмы!
   Путешествие по тоннелю оказалось скучным. В скальных пещерах хотя бы можно разглядывать причуды невидимых каменотёсов, но стены, потолок и пол тоннеля были выложены мелкой шершавой плиткой, снова непонятного оттенка, а освещение, довольно скудное, проникало через щели между этими квадратиками. Звуков никаких не было, запахов тоже.
   - Что, надоело тебе тут болтаться, небось, жалеешь, что связался со мной? - снова мрачно буркнула мадам.
   - Да как сказать, сегодня по ящику обещали баскетбольный матч между...
   Старуха щёлкнула кнопочкой. Теперь на дисплее "машинки" играли в баскет. Ну, дела... Однако, веселее от этого не стало.
   - Что, снова кисло?
   - Да как сказать...
   - Как надо - так и говори!
   - Если бы вы мне эту вещь подарили...
   - Раскатал! Не путай свои игрушки с объектами стратегического назначения! Предлагала же приставку... Но ты отказался! Могу новым ай-пэдом побаловать... На, держи!..
   - Благодарю...
   Спрятав подарок в карман, Мася вздохнул с облегчением. Хоть не зря попёрся в этот зазеркальный мир, убогий-преубогий. Вестибюли иных трёхзвёздочных гостиниц и то приятнее.
   А между тем на покрытых мелкой плиткой стенах стали появляться многочисленные двери и входы в коридоры, ведшие в непроглядную темноту. Сколь Мася ни напрягался, не увидел там, в глубине, ничего интересного...
   Одна из дверей оказалась распахнутой. За ней был небольшой зал с низким потолком и с ещё худшим освещением, чем в коридоре, по которому они мчались. Бабка чуть притормозила у той двери, благодаря чему Фантомася разглядел в центре зала большой, совершенно голый, овальный стол. Вокруг него стояли и сидели несколько мужчин в мешковатых одеждах, точнее, в балахонах из мешковины. На пузатой талии у каждого была завязана верёвка, не очень туго - что-то вроде свободного пояса. Старуха разродилась серией воздушных поцелуев. Мужики ответили ей тем же.
   И снова мадам привратница потащила Фантомасю вдоль ужасно скучного коридора. Больше никакие комнаты и боковые лабиринты на пути не попадались. Зато попался лифт - в него и сели.
   - Сейчас прокатимся, ноги-то не казённые! - рявкнула старуха с неистовым энтузиазмом.
   Мася одобрил эту идею. Ему с самого начала хотелось на чём-нибудь покататься, ещё с момента наблюдения за "гостиничной вертушкой", но говорить об этом было как-то неудобно. Итак, помчались! Уже само движение лифта вверх явилось страшным сюрпризом. До того Фантомася был уверен, что после пробежки по тоннелю перейдёт из менее глубокого подземелья в более глубокое, и даже мысленно себя к этому готовил, хотя и страшновато было. Но теперь, взлетая чуть ли не ракетой к непонятным высям, он не знал, что думать, чего бояться и что на эту тему говорить. Потому сказал лишь: "Ёшкин ко-о-от!" А что тут ещё скажешь, когда, судя по набранной скорости и по времени, проведенному в кабине, они должны были давно выйти на околоземную орбиту. Скорей бы эта пытка кончилась, скорей бы хоть какой-то отдых... Словно читая Масины мысли, старуха смотрела на него с улыбкой, видать, с момента взлёта кабины лифта её настроение тоже резко пошло вверх.
   - Устал?
   - Немного... И кушать хочется...
   - Потерпи еще чуток! Повар накроет тебе прямо в спальне...
   - Повар?! В спальне?!
   - В твоей спальне. Это одна из многочисленных уютных комнат анфилады Повелителя. Будем готовить тебя в наше начальство, местное, петербургское!
   - Шутите?
   - Не-а! - сказала мадам, стервозно прищурившись.
   - А вы чё... пока живёте без начальства?
   - Сначала выдержи экзамен, а потом вынюхивай - что, да как...
   - Млин... Если я буду местный начальник, то кто тогда самый главный?
   - Ишь, чего захотел! Ладно, скажу: один из тех пузатых мужиков, у которых вместо поясов верёвки! Именно ему я поцелуйчики слала!
   - В той темноватой комнате было много мужиков, а вы слали поцелуи одному... Думаете, он догадался, что именно ему?
   - Ещё бы! В его присутствии других необходимо игнорировать!
   - Но остальные ответили вам, все поголовно!
   - Ещё бы не ответили! Пусть бы посмели - я выше их рангом...
   - А можно ещё разочек на них взглянуть?
   - Нельзя! По тому коридору ходят один раз в жизни, на смотрины к Главному, к всеобщему нашему правителю.
   - А он что, не может смотрины по телеку смотреть или по... "машинке"?
   - Может, но есть обязательный ритуал, без него никак...
   Мася притих, призадумался. Потом брякнул наугад:
   - А ваш самый главный часом не Люци...
   - Хоть горшком зови, только в печь не сажай! Кстати, Главному в печи - самый комфорт!
   Через несколько секунд раздвижная дверь отворилась. Усталые путники ступили, прямо в затрапезной обуви, на пушистый бежевый ковёр шикарной гостиной. При этом неудобно стало только Масе. Мадам привратница, сбросив дырявые чапчики, босиком помчалась к противоположной стене - звонить в большой зычный колокол, напоминавший корабельную рынду.
   Вокруг колокола, на огромном перламутровом пульте, замелькали разноцветные огоньки, потом погасли. Дверь противоположной стены раздвинулась, словно в лифте, и взору Маси предстала длиннющая, сверкающая золотом анфилада комнат. Она пустовала секунды две. Затем, из её дальнего конца донёсся рокот, топот и смех - то приближалась толпа каких-то людей.
   Когда прибыли все до единого, в анфиладе снова стало пусто, а в гостиной - тесновато. Зато как прикольно! Прибежавшие на зов мадам молодые люди были разнаряжены ещё чуднее, чем "напомаженный авангард", участвовавший в первом приветствии: на них была своеобразная униформа, помесь лакейской ливреи с офисным костюмом. Это у мужчин. Дамы смотрелись не менее оргинально: сверху - парики, пышные оборки вокруг пышного же декольте, а снизу - мини-юбки. Абсолютно все пришли без обуви, только ноги у них были чище - раз в пятнадцать! - чем у мадам привратницы. Хотя, казалось, эту разницу никто не замечал. Казалось... Каждый из прибывших бросился целовать старухе руки и... ноги! Прикладывались с разбегу, вежливо удыбаясь, и при этом ни один не поинтересовался, мыла ли старая привратница свои клешни и ходули, а если мыла, то как давно...
   Один из парней метнулся к бабкиным чапчикам, стоявшим у входа. Он поставил их на поднос из инкрустированного металла и вкрадчиво спросил:
   - Как обычно, мадам привратница?
   - Ну, ты же знаешь! - мурлыкнула та.
   Другой парень в ливрее "а ля офисный костюм" принёс старухе кресло, а двое его "сослуживцев" бросились к Максимке, осторожно взяли под руки.
   - Мадам, новый кандидат ночует там же, где и предыдущий?
   - Ночует?! Вы же обещали отвести меня домой! - Максим почувствовал себя на грани слёз.
   - Не пугайте новичка! - воскликнула мадам. - Я сама объясню ему, что да как. А сейчас - молча, без лишних разговоров, ведите его в комнату. Помогите вымыться, осмотреться, расправить плечи, ну, и... принесите ужин!
   Парни повиновались, предварительно изобразив поклон. Именно изобразив, так как движения их синхронностью не отличались. Да и застыли они в этих своих позах враскорячку! Похоже, что в тех покоях вышколенный персонал не особо требовался.
   - Да! Чуть не забыла! Подписка о неразглашении! - крикнула мадам.
   Максимке принесли бумагу и авторучку с золотым пером.
   - Всё, что ты здесь видел и ещё увидишь, всё, что слышал и ещё услышишь, не должно выходить на поверхность - ни под каким предлогом... - хором продекламировали все собравшиеся, включая и мадам. То была вторая коллективная декламация за последние пару часов.
   Мася пробежал глазами текст, собрался ставить подпись, но мадам вдруг изменила процедуру:
   - В этот раз отпечатка большого пальца достаточно!
 
   6.
   После процедуры ливрейные препроводили гостя в спальню. Конвоируемый двумя лощёными красавцами, Мася чувствовал себя маленьким уродцем. Но это ощущение быстро улетучилось. Побывав сначала в ванной, затем побегав по шикарному изумрудному ковру, попрыгав и поотжимавшись на многочисленных тренажёрах, он почувствовал неожиданный прилив сил и... веселья! Спальня, кстати, напоминала размерами их школьный спортзал.
   Парни ещё некоторое время не уходили.
   - А теперь - расправить плечи! - скомандовал один из них тоном физрука, подводя Максима к огромному настенному зеркалу.
   У зеркала Мася снова испытал потрясение: его рост как бы увеличился, тоненькие ручки окрепли, ножки тоже и, вроде, даже сделались ровнее. А грудь... Она прямо на глазах стала покрываться порослью!.. Оторвав взгляд от зеркала, он оглянулся, дабы получить ответ на многие вопросы, но обнаружил, что остался в комнате один. А повернувшись к отражению снова, с благоговением и восторгом отметил, что буквально за эти пару секунд в его внешности произошли ещё более "мужественные" изменения. Для усиления эффекта, он метнулся к тренажёрам и за несколько секунд накачал себе всё, что хотел. Всё, что когда-то мечтал увеличить! Вот это да... Пускай теперь Кристина Лялина, которая сама ещё даже не существует, оценит его бицепсы.
   Схватив мобильник, Мася запечатлел себя на фото в нескольких ракурсах. Шикарно получилось! А если ещё и перекусить? Его невеста любит мужчин поплотнее! Умяв всё, что стояло на столе, Максим снова принялся себя фотографировать, с восторгом наблюдая положительные сдвиги, которые не заставляли себя ждать. Затем его сморило, и он ненадолго захрапел. Мужским храпом!..
   На новом месте гостю снились коридоры преисподней, уже не такие тёмные, как накануне. Щели между плитками облицовки сделались шире, сквозь них проглядывало пламя, живущее внутри земного ядра. Земного ядра! Теперь понятно, почему лифт так долго мчался...
   В остальном Фантомасин сон можно было бы назвать спокойным. Если бы не странные визиты в его комнату.
   Сначала на кровать уселась ворона, почему-то розовая и прозрачная. Затем медленно и бесшумно отворилась дверь. В спальню заглянула какая-то девица, "паинька с лицом гимназистки", каких полно на картинках в учебниках истории. Ни слова не промолвив, она тоже села на краешек Масиной кровати. Хм... Уселась и стала нагло гладить его ногу! Хоть нога и под одеялом находилась, но неприятно, всё же, когда тебя гладят без спроса. Да ещё и при живой невесте!
   - Чего вам? - буркнул спросонья Фантомася.
   - Нет... Нет... Ничего! - девушка почему-то смутилась и тут же убежала, не забыв аккуратно прикрыть дверь. Ну, чисто тебе смолянка, испорченная современной бытовухой.
   Мася не был знаком с ученицей Смольного Шурочкой Ворониной, двести лет назад пропавшей в недрах шкафа, иначе... Иначе вообще неизвестно, чем бы всё дело кончилось. Его официальная невеста, Кристина Лялина, ещё даже не созрела как невеста, ей ещё до невесты расти и расти было, так что эта девушка, не менее симпатичная, могла бы и перебежать ей дорогу, запростяк могла бы! Некогда тощая "кофейница"-восьмилетка, отъевшись на зазеркальных харчах, превратилась в сочную, обезоруживающей красоты барышню...
   Пока Мася успокаивался, стиснув зубы, ведь "и в штанах у него прибыло", как сказалы бы бабушка Марина, дверь снова отворилась. Пришлось срочно захлопнуть веки. Не слишком плотно, дабы пошпионить за новыми событиями.
   Новые события оказались не такими романтичными, как Шурочкин визит. Двое ливрейных делили какие-то деньги. И неприлично лаялись! Правда, шёпотом. Чаевые, что ли, тут иногда перепадают? Мася уже знал, что такое чаевые, ибо сам давал их неоднократно - в Турции, в Греции, в Финляндии - везде, где их с Юрой и Лялей носила судьба. Парочка без Фатомаси на отдых ни разу не ездила.
   Лежать в застывшей позе с закрытыми глазами пришлось недолго: двое из обслуги удалились, также не забыв плотно прикрыть за собой дверь. Тут уж Масе сделалось не до сна: сколько ещё терпеть такие вторжения? Безопасны ли они?
   Вскочив и накинув халат, лежавший рядом с кроватью на огромном кресле, Максим сунул ноги в шлёпанцы, открыл дверь и выскользнул в... В коридор, приведший его в эту спальню? Нет. Уютного коридорчика, находившегося рядом с анфиладой, больше не было. Зато был круглый светлый холл, по периметру которого располагались двери. Шикарные, с золочёными ручками! По наитию, Максимка отворил одну из них... Какой облом! То был будуар мадам привратницы. Нет, чтобы ворваться в комнату к гимназисточке, получить возможность гладить её ножку, отыграться, типа сдачи дать...
   - Выспался? - ничуть не удивишись, брякнула старуха, совершенно бодрым голосом, будто и не ложилась, хотя на ней теперь, вместо лохмотьев, был расшитый шёлком пеньюар, к счастью, не прозрачный. Мася удивился: чего это она? Неужто сразу его признала? Он же так изменился. Но сначала надо было ответить на вопрос, а уж потом спрашивать своё.
   - Спать практически не дали, потому я и вышел погулять... О, кстати! Тут какие-то два лоха из обслуги купюру обронили! Шептались у меня в спальне, ругались, чуть не подрались, а потом и потеряли то, за что дрались...
   Мася протянул привратнице пятитысячную купюру. Та аж расцвела!
   - Молодец! Значит, я в тебя не напрасно верила, хотя сначала засомневалась...
   - Вы опять об орденах?
   - Да. Но теперь у меня будто камень с души упал! Ты - не вор! Достоин звания Болотного Повелителя! К тому же, "облико морале" у тебя на высоте, не лапаешь гимназисточек при живой невесте... Короче, выдержал ты экзамен!
   - Откуда вы знаете про гимназисточку? От неё?
   - Ну, а от кого ж ещё! Моя агентка!
   - Гм... Это всё, конечно, жутко интересно, но... Вы лучше скажите, когда я попаду домой, а то тёте Ляле нервничать нельзя, а дядя Юра - тот уже, наверное, все морги обзвонил!
   - Не обзвонил, и тётя Ляля твоя в порядке, придёшь домой вовремя, а хочешь - даже раньше обычного, я всё устрою, ибо всегда держу слово! Могу даже сделать из тебя прогульщика - прислать домой ещё раньше - после первого, второго, третьего урока, только скажи...
   Масе пришлось поверить и в это - он ведь в зазеркалье! Или старухин гипноз так сильно действовал? Может, все те чудеса, включая гонку по преисподней, происходили "чисто в голове", а бабка просто глумилась над ним, пошло веселилась, проводя свой маньячный сеанс на Лиговской кухне?..
   Максим боялся, что его накажут за эти мысли, но старухе в этот раз явно лень было копаться в чужих мозгах, её несло в каком-то небывалом, для неё самой новом направлении, и это сильно чувствовалось.
   - Погоди, вот я сейчас переоденусь, и мы с тобой выйдем в свет! Тебя срочно нужно женить, так как Правитель должен быть семейным человеком, а перед женитьбой необходима помолвка - она-то нынче и состоится, по всем правилам этикета!
   Максим уже слегка привык к обществу привратницы, смирился и с тем, что его постоянно "берут в оборот" и куда-то гонят, но здравый смысл, всё же, требовал пояснений.
   - Стойте! Дайте хоть капельку разобраться! Если Правитель должен быть женат, пусть это будет взрослый дядька, я-то тут при чём?
   - При том, что дядьки у нас уже были - вор на воре, сплошная хитрость и непорядочность. В этот раз решено взять маленького мальчика, в крайнем случае тинейджера, и воспитать в нужном духе...
   - Кем решено?
   - Неважно! Давай, и ты собирайся, опаздывать на собственную помолвку нехорошо...
   Мадам ринулась к небольшому резному шкафу, где висела какая-то одежда и выбрала оттуда... Свои прежние лохмотья! Затем сунула ноги в дырявые чапчики и... Перед Максимом стояла уже не вальяжная старая дама, которая по ночам пишет у старинного бюро, а снова чудо-юдо - психанутая чумичка, которая забывает всё, даже представиться.
   - Зачем вы рядитесь во всё грязное? - не сдержался он. - Засклерозило? 'Выпали в осадок'? Забыли, куда идём?
   - Ничего я не забыла, просто ... до поры... мне не положено иметь нормальный вид...
   - До какой поры?
   - Со временем узнаешь, а сейчас - надень вот это...
   Она подошла к тому же шкафу, вынула костюмную пару и туфли с рубашкой и галстуком-бабочкой.
   Мася взял в руки пиджак и... тут же с отвращением бросил его на пол, на светло-малиновый ковёр.
   В чём дело? - подняла брови старая.
   - Поновей ничего не нашлось?
   - Из чего ты заключил, что вещь старая?
   - Тут чей-то запах... Я чужого не ношу, мне дядя Юра даже из секондхэнда ничего не берёт, только всё новое покупает.
   - Разбаловал тебя дядя Юра... Кстати, этот пиджак сейчас бы ничем не пах, но ты сам виноват - до тебя нам пришлось перепробовать массу похожих мальчиков. Это запах не чужой, а твой - запах твоего греха, твоего воровства. Но, к счастью, ты не прирождённый вор. Истинный вор обожает запах чужого! Аромат краденых вещей и денег преследует его по жизни, но не пугает, а... умиротворяет! Он ему как родной! Ты отпрянул - и это новое доказательство того, что ты не жулик, а жертва случая... Тебе придётся потерпеть этот запах, совсем недолго - во искупление случайного греха... Если бы не случай с орденами, ты ещё полгода назад примерил бы этот костюмчик, совершенно новеньким и, кто знает, может, был бы уже нашим повелителем...
   - И скольких мальчиков вы перепробовали до меня?
   - Вот, полюбуйся, - старуха взяла с бюро небольшой фотоальбом и швырнула его Масе. Тот ловко подхватил. Стал разглядывать снимки.
   - Гы... Похожи! На меня! Как две капли воды? Где вы их столько понабрали?
   - Ты считаешь свою внешность уникальной? Таких как ты пруд пруди - с белобрысыми вихрами, с веснушками, с торчащими ушками, худеньких, чумазеньких, курносеньких... А вот внутренне... Нам нужен экземпляр, если не кристальной чистоты, то, по крайней мере, без основных преступных наклонностей: не вор и не бабник. Остальное можно выправить, воспитать... Воспитать честного Правителя! Если им окажешься именно ты, я буду страшно счастлива! Почему - потом скажу, а сейчас - любуйся на себя, сколько влезет!
   Она снова метнула в Масю альбомчик, уже чуть покрупнее. Там были фото одного и того же субъекта, но в разные периоды его жизни. Где-то он уже был стариканом, а на других картинках - сухопарым, добродушным бизнесменом средних лет. У Маси перехватило дух. Это же он сам! Там было и фото, которому он соответствовал сей момент.
   - Так вот почему вы меня узнали, несмотря на то, что я так дико изменился...
   - Ну, не так уж и дико, мордашка та же - наивная, хорошая мордашка... Простой ты человечек, деревенский, но есть в тебе благородство - врождённое... Если бы ты ещё знал, каких ты кровей...
   - Да шут с ними, с кровями, я ведь не только в краже орденов замешан, я, если вываливать начистоту, серьёзно заинтересовался той вашей агенткой... ну, гимназисточкой, даже мечтал, открыв вашу дверь, что она тут окажется вместо вас...
   Старуха от смеха чуть на пол не повалилась.
   - Пусть это разочарование будет единственным и самым большим в твоей жизни!.. То, что ты неравнодушен к милым девушкам, это тебе только в плюс. Ты настоящий мужчина! Ну, а что при живой невесте ими увлекаешься, так... У мужчин существуе много отмазок, благодаря которым они иногда, даже са-а-амые порядочные, имеют право...
   - На что? - воодушевился Мася.
   - На кобеляж! К примеру, если невеста ещё не созрела для отношений, или законная жена вдруг начинает слишком сильно, стоя, аплодировать эстрадному певцу, а потом проявляет холодность к мужу... Ну, ты понимаешь, о чём речь...
   - Вообще-то да, но дядя Юра с тётей Лялей на эту тему мне пока думать не велели...
   - Правильно делают! Хорошо воспитывают! Но они не знают тебя так хорошо, как я, а я могу даже заглядывать в твою будущее, словом, вижу твою истинную натуру "от и до": в общем и целом ты не говно! А сейчас - к барьеру! У вас с Кристиной общественная помолвка!..
   Настал момент, когда Максим, одетый "типа денди" и старуха, вся в своих обычных лохмотьях, вышли из будуара. И снова Мася испытал шок, хотя уже успел привыкнуть к зазеркальным штучкам. Снаружи не было ни круглого холла, ни уютного темноватого коридорчика - они сразу же очутились в сверкающем зале, полном гостей. Все присутствующие зааплодировали. Была там и Кристина. Она выглядела чуть более реально, чем в прошлый раз, уже не как из чёрно-белого кино, а с розоватым оттенком, и одета была в довольно реальное платье. Аплодировала и она, даже, возможно, прилежнее всех, но перчаточки её, кстати, тоже вполне реальные, издавали едва различимые звуки.
   Посреди зала стоял стол в форме заглавной письменной буквы "Е" - традиция времён Елизаветы, дочери Петра. Люди, пришедшие заранее и успевшие "перехватить", с явным удовольствием облизывались. Некоторые вытирали руки об одежду.
   - Чего это они руки о себя вытирают? - шепнул на ухо старухе Максим.
   - Не волнуйся, это ритуал такой, не такие уж они и свиньи... Просто в лизаветинские времена не так за культурой, как за помпой следили! У одной только царицы было пять тысяч платьев в гардеробе! Знать деньгами сорила отменно, а вот это уже - форменное свинство!
   Затем внесли жареные "ножки Буша" - целое блюдо. Все присутствующие кинулись хватать их, целовать, вешать себе на шею - на розово-голубых ленточках. А кое-кто и на золотые цепочки повесил, специально для этой цели приготовленные. Затем внесли портрет императрицы Елизаветы.
   Портрет смотрелся, мягко говоря, оригинально. Если б заранее не предупредили, что будет изображение царицы, Максимка принял бы даму на портрете за дешёвую путану. Дама была без юбки, в лосинах, то бишь в плотных колготках со стразами, вернее, с крупными бриллиантами, а выше талии - всё вполне соответствовало этикету восемнадцатого века: парик с буклями, декольте чуть ли не до пояса...
   Присутствующие мужчины грохнулись на колени, затем стали подползать к портрету, на коленях же, и строиться в забавную очередь - для целования. Дамы в это время лихорадочно сбрасывали свои кринолины, дабы остаться... в панталонах? Нет, под юбками у них тоже были лосины из шёлка, только не такие впечатляющие, как у императрицы, в смысле не так богато разукрашенные...
   - Начинаем лобызание! - объявил один из мужчин, и все коленопреклонённые представители сильного пола стали по одному приближаться к портрету, целуя его краешек. Поднялся шум-гам, и среди этих децибел мадам привратница шепнула Масе прямо в ухо:
   - Этот ритуал обязателен перед каждым торжеством... К сожалению...
   - И даже перед помолвкой?
   - Да! Это политическое мероприятие, что-то вроде посещения молодожёнами мавзолея Ленина в Москве. Только там сейчас это дело добровольное, а мы - по старинке живём, всё как в сталинские времена.
   - У кого сталинские, а у кого всё ещё елизаветинские? - решил сострить Мася, и эта острота была благодушно принята привратницей. Она вынула из кармана флягу, хлебнула и предостерегла:
   - Наши с тобой разговоры сейчас - криминал, между прочим!
   В тот самый момент грянула музыка - тоже из "лизаветинской" эпохи. Освободившиеся от ритуала мужчины стали подбегать к дамам, уже успевшим сбросить юбки-кринолины, и приглашать их на танец. Те, пожеманничав для порядка, охотно принимали приглашения. В танце дамы ножками выкидывали такое... Там опять была сплошь молодёжь.
   - А пожилые люди есть в вашем... театре?
   - Есть всякие, ты их видел. Они сидят в моих вертушках. И не только в моих. Все выходные порталы, все выходы в свет снабжены вертушками.
   - Ха! Если есть другие порталы, то есть и другие привратницы?
   - В основном привратники.... В основном... Ты их видел, почти всех, в самый первый день нашего знакомства...
   - Весёлая компания бомжей?!
   - Называй, как хочешь, ибо они со временем перестали быть похожими на людей, впрочем, как и я... Кстати, один из них дежурит у огромного суперсовременного зеркала, расположенного в купчинском супермаркете. Как раз туда и будут стекаться гости, согласно розданным мной приглашениям... Ты ведь помнишь о них?
   - Да...
   - Каждый листок - пропуск на твою инаугурацию...
   В тот момент подбежала Кристина.
   - Максим, потанцуем?
   - А где же твоя униформа?
   - Какая? - удивилась девушка.
   - Ну, колготки без юбки...
   - Девушкам на выданье разрешается нарушать порядок, а то ещё до свадьбы может произойти казус... Досадная ошибка... В общем, если я сниму юбку, то легко могу оказаться не твоей женой, а чьей-нибудь, кто-то другой не вытерпит и...
   Максим поморщился.
   - Не продолжай, умоляю...
   - Так ты пойдёшь танцевать или нет? Дама просит - отказывать нельзя!
   Кристина, по обыкновению, снова прыснула и огляделась. Но никто их беседу не слушал - все слушали танцмейстера, который показывал новые движения ногами. Дамам в основном. Затем пришёл новый массовик-затейник и устроил "литературный перерыв на прославление ног императрицы". То была очередная декламация. Благодаря затейнику и его причудам, жениху удалось избежать нежелательного танца. Кристина, похихикав, смирилась с ситуацией.
   - Ладно, пойду, поправлю волосы, ведь скоро нас с тобой величать будут!
 
   7.
   Когда Кристина ушла, Максим решил вернуться к интересной теме.
   - Так уж обязательно прославлять колготки? Прославляли бы уже лицо или... грудь...
   Тут он покраснел. Забыл, что выглядел по-взрослому. К счастью, бабка не особенно прислушивалась.
   - У императрицы были красивые длинные ноги! - громко произнесла она и оглянулась по сторонам. Присутствующие одобрили этот демарш кивками...
   Дождавшись, когда гости отвлеклись, старуха продолжила, уже шёпотом:
   - И она стремилась их всем показать, свои здоровенные ножищи, устраивала специальные балы с переодеваниями, где даже старым и жирным придворным дамам вменялось в обязанность носить лосины...
   - Даже старым и жирным?
   - Да! А кто уклонялся, платили штраф...
   - Идиотизм...
   Мадам вздрогнула, прижала палец к губам.
   - Тс-с-с!
   Мимо них промчались несколько танцующих парочек, которые, при приближении, сделали то же самое. Лица их на момент сделались суровыми.
   - Тс-с-с!..
   - Тс-с-с!
   - Тс-с-с!
   Максиму сделалось смешно, хотя смеяться в тот момент, похоже, граничило с самоубийством. Однако же он прошептал:
   - Расскажите ещё что-нибудь из этой серии!
   - Да ну... Что ещё? - таким же шёпотом ответила старуха. - В том безмозглом веке всё было примерно так же, как сейчас: сплошная бесхозяйственность и разгильдяйство. После постройки Зимнего дворца в государственной казне осталось ровно два рубля... Вот и начальник наш такой же ворюга... Думаешь, зачем он требует прославлять мотовку? Чтоб на её фоне выглядеть более-менее прилично в глазах общества...
   - Вы говорили, он удрал? Куда?
   - За границу, правит нами оттуда! Заочник хренов...
   Максим хотел спросить, зачем сбежавшему правителю общественное мнение, но внезапно пробил час помолвки, и их с Кристиной вызвали для обручения. Сама помолвка прошла гораздо скромнее, чем вступительная часть, длилась не более десяти минут. Молодых заставили надеть прозрачные, почти невидимые глазом и совершенно неосязаемые кольца, а также приложиться к портрету. То был непременный ритуал всех свадеб и помолвок. Затем гости поспешили удалиться, стремительно и тихо, почти по-английски, ни с кем не прощаясь. Разве что каждый из них перед дверью приложил палец к губам и сказал: "Тс-с-с!.."
   Кристина с Максимом остались одни, если не считать мадам привратницу. Когда гости удалились, она села на краю центрального стола в форме буквы "Е" и налила себе фужер французского коньяка.
   - Пить коньяк фужерами моветон... А мне плевать... Плева-а-ать... Плева-а-ать... - заладила старуха, повторив последнее слово ещё раз пятьдесят.
   Максиму с Кристиной не оставалось ничего другого, кроме как переговариваться в паузах между этими завываниями. В ходе беседы жених доведался, что всем жителям болотного зазеркалья до чёртиков надоел ритуал с колготками, но нарушать его было себе дороже. Правитель не желал перемен.
   - Скорей бы уж ты стал Правителем! - шепнула девушка, прикрыв рот перчаткой.
   Кристина рассказала ещё много интересного. И грустного в то же время. И всё это - шёпотом. По негласным сведениям, кто-то неусыпно следил за всеми праздниками. Каким образом, через какие камеры и кто то был вообще, знали считанные лица. На одной руке хватало пальцев, чтобы их пересчитать...
   Возвращался Максимка домой сразу после помолвки. Правда, потребовалась ещё одна процедура: надо было снова провести пять минут у того зеркала, где он так странно повзрослел. Парень из обслуги рявкнул: "Назад!", и новоиспеченный жених из дяденьки превратился в мальчика.
   Лишь только обратное превращение завершилось, пришли две девушки и вывели Максима из спальни. И снова сюрприз: он очутился не в коридорчике, не в круглом холле и не в зале для торжеств, а... В прихожей пятикомнатных хором на Лиговке, где находился зеркальный шкаф.
   - Ты, кажется, торопился домой? - ласково спросила мадам привратница, вручая ему рюкзак с учебниками, о существовании которого он уже и забыл.
   - А сколько времени?
   - Без десяти два!
   - Ночи?!
   - Почему ночи, выгляни в окно - там день!
   Максимка помчался в одну из комнат. Та была залита ярким светом, отнюдь не вечерним. Сентябрьское солнце, пару часов назад набравшее высоту, теперь медленно шло на покой. Тени изрядно вытянулись.
   - А какое сегодня число?
   - Какое и было! Глянь на мобильник...
   Трудно верилось, но то был день катания на грузовике. После катания долго и нудно пили чай на кухне, потом носились по коридорам преисподней, потом он спал, потом беседовал с мадам в её комнате, потом была помолвка...
   Максимка бросил взгляд на безымянный палец. Там светилось и таинственно мерцало колечко, судя по всему, видимое только ему и мадам. Колечко размером "поменело", было годно аккурат на его детский палец.
   - Кошмар! Мы сюда прибыли в два часа дня, а теперь опять два часа... того же самого дня...
   - Но ты же понимаешь, в чём секрет...
   - Да...
   - Немного успокоился?
   - Да!
   - Тогда лови очередной сюрприз!
   После этих слов прозвучал звонок в прихожей. Максимка рванулся туда, глянул в глазок. Какие-то двое взрослых, рыжая дама, вся в пышных кудрях, и чёрненький прилизанный дяденька-азиат неистово улыбались ему, вроде как даже рожи корчили. Ну да, ведь дверной глазок все рожи искажает.
   - Кто там?
   - Максимка, открывай, да поживее! - сказала рыжая дама с сильным сельским акцентом.
   - А кто вы?
   - Не узнал?
   - Ты не узнал свою двоюродную тётю? - хорошим русским языком, но примерно с тем же сельским акцентом, спросил азиат.
   Мадам бросилась на помощь: отодвинула трусишку в сторону, сделала повернула ключ. Дверь отворилась, и в прихожую ввалились вышеупомянутые двое - с огромным чемоданом и несколькими сумками. От них и от багажа несло каким-то непонятным духом. И разило мужским одеколоном.
   - Ну, дай я тебя расцелую! - бросилась к Максиму рыжая тётка, заключив в цепкие объятия, будто он охапка сена.
   - Ты не узнал меня - а я не обижаюсь! Ведь сколько лет прошло! Когда я уезжала за границу, ты был ещё совсем малюткой, даже разговаривать не умел...
   И сейчас Мася усомнился, сможет ли разговаривать. Нашло какое-то странное оцепенение: немота плюс общий ступор. Чёрненький, лысоватый, с небольшой проседью дядька, смахивавший то ли на корейца, то ли на китайца, тоже запричитал, прям как сельская баба:
   - Ой, какие же мы стали больши-и-ие... Да какие блондинистые-е-е...
   Процедуру встречи прервала мадам:
   - Ну, всё, кладите чемоданы в угол и везите мальца домой, а то его там заругают...
   - Кто заругает? Кто посмеет? - возмутился азиатский мужик. - Ведь родителей у него нет, если я не ошибаюсь!
   - Не знаете, так и нечего зря языками чесать! У меня такие соседи - лучше всяких родителей! Я дядя Юре, когда вырасту, иномарку куплю! Японскую! - с горячностью выпалил Мася, при этом смерив азиата с ног до головы холодным взглядом.
   - Ладно-ладно, поезжайте! - снова вклинилась мадам. Тут уже она мерила взглядом, и не дядьку-азиата, а Максимку. В её взгляде было: "Идиот, что ли?" От этого взгляда Максимке стало стыдно. Ну, и дубина же он! Нет, пожалуй, теперь лучше подчиняться. И мадам, и всем её прикольным знакомым. А когда вышли из подъезда, прямо у порога, на тротуаре, стояла именно такая тачка, которую он мечтал подарить дяде Юре. Рядом - ни одного блюстителя порядка, жаждавшего штрафовать, стыдить или лишать прав за стоянку в неположенном месте. Чудеса!
   Забросив Масин рюкзак в багажник, японец плюхнулся за руль, а мадам уселась вместе с двоюродным племянником на заднем сидении и тут же, сходу, начала его тискать.
   - Ну, хоть немно-о-ожечко ты меня помнишь? - скулила она.
   - Не-е-ет... - еле сдерживался Максим. Раз мадам привратница приказала слушаться этих олухов, он не имел права им грубить.
   - Да откуда же он тебя помнит, Лиза? Ты сама-то себя с каких лет помнишь, а? - подключился азиат.
   - И то верно, дело говоришь... - крякнула рыжая, по-деревенски шмыгнув некрасивым длинным носом. Ко всему прочему, она была ещё и конопатая.
   К огромному удивлению Максимки, дядя Юра с тётей Лялей уже ждали их приезда. Что ещё прикольнее, дядя Юра, лишь открыв входную дверь, бросился обнимать не его, а гостей.
   - Ну, не ждал такого поворота в своей тихой семейной жизни!
   Затем он стал размахивать каким-то бланком, похожим на иностранное письмо. В том письме сообщалось, что тачка, на которой гостюшки приехали, поступала в его личное владение.
   - Придётся мне срочно сдавать на права!..
   - Это-о-о... Это - да-а-а... - как-то странно пропел азиат.
   Впрочем, ничего странного в его говоре не было. Как уже давно известно, японское "это-о-о" весьма часто совпадает по значению с нашим "это". Тот азиатский дядька оказался воплощением сразу трёх персон: Свирид-Прокопыча-Барского, чуть не убитого на Бармалеева японо-бизнесмена и неродного дяди будущего петербургского Болотного Правителя. Это из того, что нам известно. Был ли он кем-то ещё в прошлых жизнях? Сие не очень-то интересно. Ну, а его подруга, как вы догадались, это бывшая его старая любовница, барыня-крестьянка, покорявшая в своё время не только бар с господами, но и удалых молодцев. А что нос у неё конопатый и длиннющий, так это дело вкуса. Кое-кто носястых любит, ибо в койке больно хороши. Да и при чём тут нос теперь, когда она по возрасту намного младше своего когдатошнего молодого хахаля. Вот как иногда судьба распоряжается! Любовники не просто встретились, а окончательно сошлись, для большой любви. Путь к настоящему счастью тернист!
   Всё вышеизложенное - не для Ляли-Юриных ушей. Они пока пусть думают, что у Максимки родственнички в Японии нашлись. Это и в письме было написано, которое принесли буквально утром, когда малец был ещё в школе. Получив письмо, тётя Ляля чуть в обморок не хлопнулась. А ведь ей опять нельзя было расстраиваться! Хорошо, что всё обошлось.
   - И куда же мне девать это сокровище, пока я на права не сдам? Ведь с гаражами жуткая проблема, особенно у нас тут, в центре... Гы-гы... - юродствовал дядя Юра.
   - Обижа-а-ете! - засуетилась рыжая Лиза. - Гаражик для вас давно припасён, пешком от дома вашего - минут пятнадцать, не больше...
   - Да ну? - совсем ошалел Петрович. - Вот так халява... Пардон, подарок-то какой!
   Далее он, по своему обыкновению, ударился в филологическую философию:
   - А говор-то у вас! У обоих! Не новгородский, часом?
   - А-а-а... Это-о-о... - протянул японец. - Мы с Лизонькой в новгородской области хозяйство вели, где и родились... оба... а потом... Родственники в Японии нашлись, однако... Теперь там хозяйство ведём, а сюда в гости к Максимке приехали...
   Щас! Так и выложит всю правду Свиридка Молотило, которому мадам привратница присвоила новое имя: "Токио". Свиридка-Токио и Лиза-Село, получившие от мадам не только имена, но и рассказы о всех своих - якобы прошлых! - жизнях, поклялись спасительнице и благодетельнице всею теперешнею жизнию своею только ей служить, не зная меры. Свиридка клялся уже на русском языке, ведь мадам ему и память о новгородском говоре вернула!
   - Постойте, - встрепенулась Ляля, - ведь вся Максимкина родня в Ленобласти жила, а вы, Лиза, вдруг из Новгорода...
   - Ой! - схватилась за сердце Лиза. - Да мало ли где у кого родня! Бывает, что огромная семья живёт в Тамбове, а их родственничек, какой-нибудь дядька троюродный, у вас тут, в Питере ошивается... Ну, и принимает всех круглый год, кряхтит, а принимает - закон гостеприимства нарушать нельзя!
   Что на это скажешь? Да ещё при наличии таких подарков... Юра с Лялей продолжали тихо балдеть, вставляя реплики лишь изредка. Зато гостевая пара разгулялась не на шутку: вспоминали и леса, и поля родной новгородщины, затем переключились на барские замашки и привычки. Юра с Лялей спьяну подумали, что речь о 'новых русских' привычках. Затем вспомнили о том, как хорошо быть молодым-здоровым и иметь крепкие мускулы для секса.
   При упоминании о сексе Максимка был отправлен спать. И совершенно справедливо: ему, мальцу, да при живой невесте, о чужом сексе думать было не положено. Он был уверен в этом. А Ляля с Юрой считали, что просто рановато. Вот какие разные мнения бывают по одному вопросу.
   Идя в свою комнату, Мася заглянул к Кристине. Малышка спала. На её пальчике было едва видимое глазом колечко. Это колечко вселило восторг в Максимкину душу. Невеста! Реальная! У него есть невеста! Да ещё чья дочь! Да ещё хорошая знакомая самой мадам привратницы!
   Из комнаты, где проходило пиршество, вдруг донеслось: "мадам привратница"... Странно. Эта тайна пока не для всех!
   - Хм-м-м, - мычала Ляля, - "привратница" - от слова "приврать"?
   В ответ раздался истеричный хохот Лизы и слабое покрякивание японо-родственника. А ведь оба, как пить дать, давали в зазеркалье подписку о неразглашении! Или нет? Может, они действительно солидные иностранные родственники? Может, и не врут, что машина их подарок, а не бабкин... В любом случае, могли быть помнить о бабкиной 'машинке для слежки'...
   Интерес ко всему на свете погас у Максима, лишь только он вошёл в свою комнату. Там ему, не смотря на ранний вечер, дико захотелось спать. Он прилёг, стал потихоньку отключаться... Последние мыслишки путались и расплывались, сливаясь в одно мутное пятно: "Странно... Грузовик ей не дают даже покататься, а машину... так... бесплатно дали... Может, и впрямь "привратница" - от "приврать"... Надо присмотреться к старухе получше... То не знает, кто меня будет провожать, а то вдруг... родня из Японии с тачкой... Чума-а-а..."
   Из гостиной ещё долго доносились ржание, Лизино кудахтанье, пьяный рёв Свиридки-Токио и разговоры о "ночёвке в гараже с интимом", но этого малец уже не слышал. Так и не узнал он, о чём была речь дальше. Равно как не узнал о дальнейших перемещениях своих новоявленных родственничков той ночью.
   - Ну, так мы переправим машину в гараж? - спросила Лиза, пьяно заикаясь. Будто ей или японцу не впервой было пьяными за рулём сидеть.
   - Делайте что хотите, - ответил, так же заикаясь и в придачу, икая, новый хозяин тачки, - мне ещё на права сдавать, я ведь всю жизнь по казённым автобусам мотался, не до того было...
   - В любом случае, машина твоя, Юра! Ты заслужил, ибо так нашего племяша холишь, что он тебя лучше родного отца почитает! - блеял японец.
   - А мы, если что, будем на твоей тачке возить его на прогулки! - внесла новое рацпредложение Лиза.
   - Д-да, - согласно кивнул Юра, - как скажете! Я ведь о такой игрушке ещё вчера и думать не смел!..
   В общем, отчалили те двое. Рыжая Лиза - очередное воплощение новгородской кобылицы, почти двести лет назад удочерённой стареньким помещиком, и азиат - древняя зазноба и одновременно самая большая любовь всех её жизней вместе взятых, начавшаяся на новгородских сеновалах. Только тогда, у самых истоков отношений, разница в возрасте для барыни была невыгодной. А нынче - самое то! Она - младше! Ура!
   Траектория пути Юриной машины, ехавшей в гараж поздно ночью, была довольно замысловатой. То расстояние, которое пешком преодолевается за минут пятнадцать, машина не обязана преодолевать с такой же скоростью, ибо у машины на пути много разных препятствий. А соблазнов-то сколько...
   Если разобраться, в гараже какой интим? Молодым хотелось полюбезничать в более уютном месте, в ресторанчике, например, а потом... В гостиничку! В самую шикарную, ведь денег у обоих была пропасть, Лиза чудом сохранила свои девять тысяч зелени - ни "блокаднице" не отдала, ни мадам привратнице про них не рассказала, а Свиридка - тот вообще японо-бизнесмен с кредитками...
   Так куда конкретно ехать? Стоп! Что значит "куда"? Где так романтически переплелись их судьбы снова? Где каждый из них, рискуя жизнью, ждал зазнобушку свою? Молодята вдруг подумали об одном и том же и... Радостно вынули одинаковые ключи! Да ещё, к тому же, хитрые искорки в глазах мелькнули, у обоих. То-то веселье ожидалось!
   По дороге Свиридка-японец купил своей даме цветы.
 
   8.
   Кто бывал на улице Бармалеева, тот знаком с расположением домов, подворотен и прочими деталями планировки. Знает также, где можно ставить машины, а где нельзя. Ментам, например, можно их ставить везде. Вот и сейчас, поставив для конспирации очередную "неузнаваемую" тачку в крошечном дворе, они следили за вот уже несколько дней пустовавшей квартирой, где, по их мнению, ещё можно было поживиться. Ну, раз хозяйка так круто обходилась с предыдущими жильцами, значит она - серийная маньячка. Не верилось ментам, что не будет рецидива, что "блокадница" вот так запросто бросит грешить - слишком много гонору в её генах прямо с рождения поселилось. Шутка ли, столько пережить в минусовом возрасте, задолго до попадания в утробу!
   Когда рядом с ментовским "жигулём" остановилась японская тачка, блюстители ничего плохого не подумали. Мало ли друзей у жильцов дома. И когда парочка возлюблённых вышла из японо-тачки с цветами и торжественно скрылась в подъезде, они тоже ничего не заподозрили - не узнали оживших покойников. Во-первых, двор прескверно освещался, а во-вторых, чтобы двое убиенных вдруг ожили да ещё и подружились, настолько, что пришли возложить цветы на место своего убиения...
   Влюблённые, войдя в прихожую квартиры и едва успев захлопнув дверь, стали страстно обниматься и целоваться, забыв даже включить свет. Ну, и... По традиции, давно заведенной в том преступном вертепе, в двери снова начал поворачиваться ключ. Молодые замерли. Надо же! Уже и на их счастье кто-то позавидовал, на пять минут зайти нельзя, отметиться в собственном трагическом мемориале.
   Но человек с ключом на этот раз имел самые благие намерения, а что касаемо всяких страхов - так он трясся больше, чем парочка. Дело в том, что ушлая хозяйка, выдав ему ключ, сочинила новую легенду, специально для него: мол, налоги платить нечем, семья напрочь состоит из инвалидов-блокадников, так что свет по вечерам включать не разрешается. Да и днём тоже - дабы налоговый инспектор часом не заподозрил подпольный съём квартиры.
   Кого на самом деле боялась "блокадница", так это ментов. Чтобы те опять ей чё-нить не пришили! Потому и пробирался новичок ввечеру один, дико озираясь, трепетно жуя бумажку с адресом, ничего не зная о скандальном сибиряке, и уж тем более не ведая про убиенных.
   Убиенные сначала струсили, чисто по привычке, но, поскольку их было двое, да и прописочку себе на том свете практически обеспечили, решили сами отпереть, не дожидаясь вторжения. И свет включили сами - чтобы гость не оступился. Тот вошёл, удивлённо глянул на присутствующих и спросил:
   - Вы бывшие жильцы? Съезжаете?
   - Ага! - бодро отрапортовали жертвы несостоявшейся расчленёнки.
   - Тогда... Может быть, выключим свет, а то хозяйка не разрешает...
   Эту тираду встретили хохотом.
   - Стоит одной ногой в могиле - и не разрешает! - заорал японец, вспомнив, что мадам прочила "блокаднице" не больше месяца бренного существования.
   - Ага! Дура ещё та! Пришла бы, выпила бы с нами за компанию... И за своё упокоение! - взвизгнула рыжая Лиза.
   Хозяйка, следившая за окнами со стороны проезжей части, увидела свет и примчалась напомнить инструкции. Вошла... Описывать её реакцию как-то неудобно. Нехорошо издеваться над умственной калекой, которая при виде призраков тут же отдала концы. Лучше уделим внимание некрологу, ведь о блокадниках всё ещё пишут, их судьба всё ещё волнует:
   "Ряды блокадников редеют. Всё меньше становится тех, кто видел ужасы войны. Вчера вечером ушла из жизни..."
   Всё в некрологе было чинно-благородно, даже даты рождения-смерти указывались, и вполне реальные. От фонаря были даны, конечно же. Если при жизни "блокадницы" чинушам было наплевать, кто она и когда родилась, то уж после смерти... И не такая уж большая сумма гробовых была ей выдана впоследствии. Она примерно равнялась взятке, которую "блокадница" несколько лет назад отслюнявила чиновникам.
   После этого события, задолго до приезда скорой помощи, Свиридка-Токио и Лиза-Село уселись в тачку и поехали в гараж, который навевал воспоминания о романтических сеновалах... К чёрту гостиницы! Отметились в мемориале, отомстили страшной бабе, пора найти более интимное местечко.
   В новом Юрином гараже места было до фигища. Когда-а-а ещё хозяин займётся машиной вплотную, с его-то заморочками на работе! Сельскохозяйственная парочка мечтала не только по городу "с фургалом" колесить, но и, шутка сказать, "село поднимать" - то и дело выходя из зазеркалья в этот мир. Отсюда и пафосная Лизина кликуха. В том гаражике, который старая привратница взяла из непонятных фондов, должны были впоследствии появиться и внедорожники, целых несколько - на Свиридкины большие деньги, лежавшие в огромных японо-банках. Но Юре об этом знать было пока не положено. Ему и так спьяну много наболтали! Весь тот коллективно-пьяный бред мог запомнить только трезвый Мася, который не заложит, Свиридка с Лизой не сомневались в этом. А о существовании "машинки для слежки" просто ещё не знали.
   Мася действительно не собирался никого закладывать. И дело не в том, любил ли он новую тётку. Просто больше пока не было у него других связных с жутко интересным зазеркальным миром. У парочки, скорей всего, имелся двусторонний пропуск, а ему пока было положено всякий раз дожидаться появления старухи...
   Кстати, перед отъездом с Лиговки после помолвки старуха шепнула Максиму, что тот просто обязан найти предлог ежедневно появляться после школы в пятикомнатных хоромах, мол, ей за ним по всему городу на грузовиках шастать не с руки. Прямо с того самого момента малец серьёзно задумался, под каким соусом лучше всего преподнести свои будущие отлучки?
   Ответ, как ни странно, подсказала Кристина. С утра она прибежала к нему в комнату и начала щупать жиденькие бицепсы. Идея! Ведь можно каждый день отпрашиваться из дому после школы под предлогом занятий на тренажёрах. В пятикомнатных хоромах на Лиговке имелись неплохие тренажёры, хотя и не последней марки. В своё время Юра Лялин накупил их для себя, сложил на одну кучу в своей коммуналке, планировал качаться, чтобы понравиться Ляле, тогда ещё не жене, а лишь девушке своей мечты. Ляля же, переехав на жительство к Юре и узрев всё это нагромождение, стала требовать убрать "металлолом" подальше:
   - Мне не нужен дома качок - это раз! Всё свободное время будешь убивать на это дело, а семья - побоку, да?
   - А что же во-вторых? - с улыбкой поинтересовался муж.
   - А во-вторых... Жена должна выглядеть лучше мужа, иначе муж будет ей изменять!
   - Это бабушкина теория? Где-то я её уже слышал, на какой-то из скамеек, у какого-то подъезда...
   - Короче! - подытожила Ляля. - Мне не нужна вечно потная скотина, готовая со временем превратиться в Тома Круза и бросить меня!
   Муж, сдерживая хохот, жалобно спросил:
   - А на рыбалку-то хоть будешь отпускать?
   - Это - пожалуйста, сколько хочешь, но... Не думай, что я не буду тебя проверять! Если уж в Голландии за тобой проследить успела, на тамошних каналах, то на местных водоёмах - и подавно. В случае чего - агентов найму!
   В душе Юра удивлялся. Это ж надо до такой степени не увлекаться сериалами! Ляля их из принципа не смотрела, а там столько красивых тёлок страдают от измен уродливых мужиков-бизнесменов. И что интересно: чем уродливее хмырь, тем больше баб вешается на него и на его деньги...
   Будучи по диплому биологиней, Ляля была ещё и филологиней в душе, ну раз гидовать тоже начала, выучила пару языков, да с лёгкостью. Она считала унизительными для себя просмотры домохозяечной туфты. Умела, как-никак, отличить фуфель от настоящего художественного произведения!
   Такая Лялина уверенность была Петровичу только на руку, пусть думает что хлюпики и уроды не изменяют... Хотя... Почему вдруг "на руку"?! Изменять жене он не собирался. И в мыслях не имел...
   Короче, перекочевало всё спортивное добро на Лиговку, Ляля согласилась пожертвовать одной комнатой. Масе теперь нужно было выклянчить две вещи: разрешение на ежедневные тренировки и... ключ! Ключ от входной двери. Мадам не догадалась выдать ему копию. Вдруг привратница на момент его визита будет копошиться у себя, в своём зазеркальном хозяйстве...
   - Дядя Юра, а помните, как вы свозили весь спортивный инвентарь в тёти Лялину квартиру?
   - Отлично помню! А что было до того, в кошмарных снах является: скандальчик в пять баллов по восьмибалльной шкале!
   - А можно мне иногда там покачаться?
   - Зачем?
   - Ну-у-у... На уроках физкультуры все надо мной ржут. А один козёл даже шнягу сочинил в стихах, что у меня кроме роста ничего нет...
   От этих слов Юра схватился за сердце. Ведь над ним тоже в детстве потешались! И не только на уроках физкультуры.
   - Хорошо, сынок, как скажешь...
   Юра Лялин, на тот момент уже отец двух дочерей, ни разу не имевший сына, вдруг проронил это слово... "Сынок"! Чему Максимка был несказанно рад.
   - Дядя Юра, если я ваш сынок, то можно я вас буду папой называть, а тётю Лялю - мамой?
   - Как скажешь... - ещё больше смутился новоявленный отец. Он же будущий тесть, но об этом знал пока лишь Мася.
   Максимка ликовал: теперь у него снова есть родители, и эти родители, похоже, на все его просьбы готовы отвечать "как скажешь". Особенно дядя Юра. Тот давно носился с сиротой, как другой мужик носился бы с собственной яхтой или с игорным бизнесом. Чуть лето или другие каникулы - мигом вывозил его куда-нибудь в интересное место, вплоть до заграницы. Даже в Швейцарии побывать успели, в этой дорогущей стране. Вернулись без копейки, но с богатыми впечатлениями: там на альпийских лугах цветы, каких и в деревенских садах не встретишь. Вот бы граница России шла рядом со Швейцарией! Хоть на дороге бы сэкономили.
   - Дядя Юра... То есть папа... Можно я прямо сейчас туда помчусь?
   - Куда?
   - Дык... Я ж уже сказал: на Лиговку, зарядку делать, мускулы качать...
   - Беги! Никто тебя не держит!
   - А ключ?
   - Ах, да! - Юра стал озираться в поисках редко используемой связки.
   - Может, в карманах у кого-то... Щас проверим!
   Мася кинулся в прихожую - по карманам шарить. Юра бросился за ним, дабы прекратить это безобразие.
   - Нельзя лазить по чужим карманам!
   - Почему? - удивился Мася. - У нас в деревне все так делают, и никто ни на кого не обижается. Кому-то, может, с перепою лень самому сигареты доставать, пьяный хуже немощного старика бывает, так ему другие шарят...
   - Ты ещё маленький, не понимаешь...
   Мася, энергичным кивком, согласился с ролью маленького. Пусть лучше так на него думают, чем что он взрослый и непорядочный. Ещё не хватало, чтобы папа Юра заподозрил его в вороватости. Это будет уже второй случай, после старухиных подозрений. Третьего, пожалуй, ждать не стоит, а то закрепится за ним кликуха "вороватый".
   - Извините... Прости, батя... папа... я не подумал!
   - Охотно извиняю, только в следующий раз думай хорошенько, прежде чем что-то такое сделать! Ты, хоть и маленький, но для некоторых дел - уже достаточно взрослый, и в подтверждение того я вручаю тебе свой, личный ключ от тёти Лялиных хором...
   - А вы.. ты сам... как же без него?
   - Сниму копию с ключа супруги. Он ведь ей не скоро теперь понадобится, да и мне он пока ни к чему...
   Мася подпрыгнул от восторга, повис на шее у папы Юры. И сделать это ему, "рослому отроку", по тёть-Марининому выражению, было совсем не трудно. А уж когда он дорастёт до той картинки, которая образовалась в таинственном зеркале после окрика "Расправить плечи!", тогда уж папе Юре придётся подпрыгивать - дабы поцеловать его в колючую щёку.
   Бедный папа Юра! Его отлучили от тренажёров напрасно. Тёте Ляле он бы и так не изменял, не тот случай, а вот она ему... Тут у Маси уверенности почему-то не было... Чем помочь лучшему другу и благодетелю? Может, как-нибудь подстроить его встречу с мадам? Пусть с помощью зеркала сделать его суперменом. Мася любил обоих своих приёмных родителей, почти одинаково, и ужасался одной лишь мысли об их разводе...
   Получив разрешение и ключ, Мася быстренько закруглился с разговорами.
   - Тогда это... Вы с мамой Лялей меня после школы завтра быстро не ждите... И послезавтра...
   - А обедать-то кто будет?
   - Да там и кухня есть, чё-нить себе сделаю, чайку сварганю...
   - А супчик?
   - Супчик тоже могу сделать, бабушка Марина научила...
   На следующий день Максимка, сразу после урока биологии, который в расписании стоял последним, рванул не на Обводный, а на Лиговку. По дороге, знамо дело, заглянул в Мак-Доналдс - всяко лучше, чем возиться на вонючей кухне, после стольких неаккуратных жильцов. Однако, придя в хоромы и заглянув на кухню, он обнаружил, что её облагородили: кто-то всё вымыл, упорядочил, начистил все старинные медные тазы, а подвесные кочерёжечки - развесил на ажурной металлической подставочке. А тут и исполнительница появилась, мадам привратница. На этот раз вместо обносок на ней был... фланелевый халат Лялиной бабушки! И её же фартук... На ногах красовались шлёпанцы для гостей. Максим вздохнул.
   - Ха! Это вы! А я было струсил...
   - Неужели? Чего же ты испугался?
   - Думал, что тёти-Лялина бабка решила на зиму из деревни свалить, немножко пожить в удобствах...
   - Идея неплохая! Но не для таких, как она. Оставлять имение на зиму рискованно - ограбить могут, да и поджечь. По нашим временам это запросто, и бабушка не будет рисковать, чересчур ответственная личность. Этот сорт людей мне знаком - ни минуты не сидят без дела, благороднейшие экземпляры, цвет нации! Кстати, она приходила, буквально час назад, принесла вот это...
   Мася глянул на две неподъёмные хозяйственные сумки, из которых торчали жестяные крышки трёхлитровых банок.
   - Заботится о вас, всю жизнь для людей старается, всё для других, а для себя - необходимый минимум!
   - А откуда вы её знаете... так хорошо?
   - Ох-х-х... Знаю... Много лет знаю... Именно она не дала пропасть моей дочери... Я попросила у неё халат и ношу с гордостью! То было почти братание: я ей подарила своё колье...
   Ошарашенному Масе пришлось выслушать историю принцессы-болотнянки, очередным воплощением которой была... тётя Ляля! Теперь уже его мама Ляля.
   - Значит правда, что папа Юра княжеских кровей?
   - Да. Но князь князю рознь. Были князья Багратионы, герои войны с Наполеоном... - стихами пропела мадам. - А были и Люлины, о которых толком и не скажешь ничего - нюни, неженки...
   У Маси сжалось сердце.
   - Папа Юра не неженка и не нюня!
   - Теперь-то да, но в былые годы он не смог постоять за себя, за свою любовь, доверился первому встречному жулику...
   - Может быть, пригласим его сюда, поговорите, побеседуете... Скажете ему, чего ему не хватает, на ваш взгляд...
   - Это есть в моих планах, мы встретимся. Но не сегодня. Не тотчас. Сегодня ты молодец, что зашёл, ибо я тебя с твоими предками познакомить решила. Кстати, они поблагороднее твоего папы Юры будут, их кровь ближе к династии Романовых, чем кровь князей Люлиных.
   - Выходит, я царского рода?!
   - Очень близко стоят твои предки к царской фамилии...
 
   9.
   Прямо в прихожей, нервной скороговоркой, мадам привратница повела рассказ о том, как некий дверник, то бишь, дверных дел мастер, женился на молоденькой красотке, а та не безродной оказалась - девица была внебрачной дочерью какого-то царского родственника, не очень дальнего. Об этом узнали многие, но шумиху раздувать никому не захотелось. Двернику дали хлебное место при дворе, а он и рад-радёшенек! От того союза родились благородные дети, а как иначе, ведь от благородной красотки они...
   - Вы будете знакомить меня с предками по фотографиям? - спросил Мася, заметив медальон, висевший на старухиной груди. На эмалевой поверхности было изображение Анны, точной копии "мамы Ляли".
   Старуха, приосанившись, вальяжно указала на дверь кухни.
   - Поешь сначала, там, в духовке, уточка, а потом я тебя кое-куда отведу...
   - Я не голодный, забегал в Мак-Доналдс, давайте сразу знакомиться!
   - Нет, порядок есть порядок. Твои родичи на обед едали утку, запечённую с яблоками, а потом пили морс из свежих или мороженых ягод. Морс тоже стоит на кухне, в хрустальном графине, на подоконнике. Ступай туда и через "не хочу" приступай к трапезе. А я немного полежу в библиотеке, почитаю, отдохну... Разговор у нас длинный получится...
   Максимка со вздохом пошёл на кухню, заглянул в духовку. Пахло вкуснятиной! Пожалуй, что и после Мак-Доналдс такое сьешь, и много! А потом запьёшь чудесным морсом. Графин на подоконнике переливался всеми оттенками драгоценного граната. Или рубина. Или нет... Яхонта!
   Слово "яхонт" вспомнилось неожиданно, чьим-то голосом звякнуло в ушах, отозвалось стариной. Он слышал его от бабушки Марины, думал, что это очень редкий камень, а потом выяснилось, что яхонтами называли многие драгоценные каменья...
   Послеобеденный переход в зазеркалье не потряс ни шиком, ни многолюдьем: ни толпы, ни громадных, сродни пещерам, холлов. Вместо всего этого была одна-единственная комнатка, зато уютная.
   - А где же вертушка?
   - Какая?
   - Ну, типа гостиничная, битком набитая...
   - Ты смотри! Такую мелочь - а помнит! Удалой выйдет из тебя правитель, наблюдательный. Что касаемо вертушки, так всё наше зазеркалье - одна огромная вертушка. Стоит мысленно запланировать поход в какое-нибудь место, сразу же тебе под нос необходимый вариант.
   - Даже лабиринты преисподней?
   - Даже они - если мне туда надо. Тебе их не подсунут, сколько ни мечтай, так что будь спокоен! Честно говоря, меня всё это раздражает, ибо дают видеть только то, что нужно сей момент, что-нибудь повседневное, банальное, фантазии не приветствуются.
   - Кем не приветствуются?
   - Теперешним правителем. Он чрезвычайно башковит, но чрезвычайно подл. Гений и злодейство сочетаются в нём преотлично! Всё то, что ты у нас видел, чему удивлялся - его разработки. Но изобретая "чудеса", он заботится только о себе, о своей выгоде. Стань ты нашим Правителем - тогда сможешь свой порядок диктовать, пользуясь наработками предшественника...
   - А если он не согласится? Это же его "ноу-хау"...
   - Заставим!
   - Как?
   - Главному доложим, он-то уж заставит...
   - Хм... А почему же Главный не заставит его сейчас?
   - Сначала нужно отловить злодея, найти место, где он прячется и привезти сюда...
   - Всё равно не понимаю... Злодей что - не боялся будущего наказания, когда скрывался?
   - У нас Правителей за бегство не карают. Заочное правление только в плюс...
   Старуха, задумавшись, сделала несколько огромных глотков из фляги, из-за чего речь её сделалась менее связной.
   - Ведь и Главный, по сути, тот же заочник... Многие приписывают ему мелкие делишки: спаньё с дамами в развратных позах, стращание поэтов-алкоголиков. Мало кто из дамочек после сорока не хвастался "ночью с Дьяволом", мало кто из писак не видел "чёрного человека", садящегося ночью на кровать. Бесовскую работу на него навешивают, а он и злится. Вот откуда прозвище: "человеконенавистник", "завистник рода человеческого"... Дуракам всегда мерещится, что им завидуют... Эх, дурачье! У всех на койках не пересидишь! Коек много, столь же много, сколь и дурачья...
   - Но ведь ваш теперешний... беглец... он ведь... вор? Вы ведь так говорили? И за это ему тоже не будет наказания?
   - От кого?
   - Ну, от Главного...
   - А ему плевать... Ему лишь бы вся "матчасть" пребывала в целости, лишь бы шарик раньше времени не раскололся, а кто из мелкоты у кого что украл - ему по барабану... Плева-а-ать... Плева-а-ать... Там убыло - так здесь прибыло... Здесь убыло - там прибыло... А бесам - радость... Вот кому весело, так весело! Вот, кто искушает да по коечкам валяется и под видом "ангелов" во снах является...
   Бабка уже лыка не вязала. Максимка сделал вид, что не заметил этого, перевёл разговор в другое русло.
   - Так я буду Правителем Города? Типа мэра?
   - Да! Только о мэрстве твоём в верхнем мирке знать не будут... Не бу-у-удут...
   - Как это?
   - Тайно руководить удобнее... много удобнее...
   Неожиданно старуха встряхнулась, достала из кармана другую флягу, типа "антидот", хлебнула из неё, сделалась трезвой.
   - Ладно, пошли, отведу тебя туда, где твои родственнички во славе пребывают! Марш за мной!..
   Как уже было сказано, вместо громадного холла с вертушкой и напомаженной толпы, в этот раз за зеркалом, прямо за дверью шкафа, обнаружилась маленькая скромная комнатёнка, типа прихожей, только без вешалок и полочек. Совершенно пустая, с одной-единственной дверью, довольно обшарпанной. Через ту дверь вошли в соседний покой, который был побольше, но тоже убранством не отличался: голые стены были сплошь уставлены... дверьми! Будто там денно и нощно трудились мастера-дверники, и лишь на секунду вышли, перекусить, руки вымыть.
   - А где рабочие? - поинтересовался Мася.
   - Они здесь, незримо присутствуют...
   - Это и есть мои родственники? Благородных кровей?
   - Кое-кого из них ты, возможно, помнишь, а уж похоронил ты - из последнего десятка почти каждого, тебя ведь регулярно на похороны таскали...
   Вторая комната тоже оказалась проходной, за ней располагался маленький уютный тупичок, стены которого были украшены фотками рабочих и крестьян, как в музее революции.
   - Почитай надписи, вникни в детали!
   Максимка начал вглядываться в буковки под каждым фото.
   - Егор, сын Петра... Пётр, сын Владимира... Владимир, сын Прохора... Прохор, сын Ивана...
   Старуха хитренько прищурилась.
   - Ну, что странного заметил? И заметил ли?
   - Ха! Между отцом и сыном разница - всего ничего, лет пять! А вот тут - вообще два года!..
   - Однако , ошибки нет! У твоих предков, особенно у тех, что видели царя, был заведен крепкий обычай - непременно усыновлять друг друга. Брат брата мог усыновить, и не одного...
   - Зачем?!
   - Грубо говоря - для "накрутки". Одно поколение - это лет двадцать, как минимум, за сто лет всего пять поколений проходит, а им было к спеху, ужасно к спеху, хотели сто лет в двести превратить!
   - Не понимаю...
   - Постепенно поймёшь. И ещё одна традиция была: урабатываться до смерти! Мужья трудились круглосуточно, а жёны вечно на сносях ходили - тоже адская работа...
   - А как же гигиена труда? - Мася помнил это выражение из школы.
   - Им было не до гигиены, липовые "поколения" надо было наполнять нелиповым трудом, всего за пару лет каждый обязался вырабатывать жизненную норму, вот и вкалывали - год за десять! А теперь слушай с самого начала...
   Старуха начала длинное повествование о том, как во время революции 1917 года и позже, в годы гражданской войны, арестовывали и уничтожали абсолютно всех родственников царской семьи, включая и внебрачных отпрысков.
   - Мало кому спастись удалось, да и те давно за границей корни пустили. А Максим Дверников, твой прапрапрапрадед, ухитрился с семьёй в имении матери схорониться. Там и клятву дал: если выживет, будет работать втройне, лишь бы династию расширить, приумножить и... максимально растянуть во времени!
   - А последнее-то зачем? Время-то у всех одно... Зачем самих себя и других обманывать? Их же всё село звало мартышками - за мартышкин труд, а кое-кто сектантами величал!
   - Старуха глянула на него с усмешкой, покачала головой, вздохнула:
   - Со стороны вся их трудолюбивая компания смахивала на секту, но в реальности... Ладно, так и быть, раскрою все тайны, ты ведь не из болтливых, ась?
   - Дык, я же ещё и подписку давал!
   - Ха! Многие дают подписку, а потом спьяну всё вываливают, в первой же весёленькой компании, вот как друзья твои - Свиридка-Токио и Лиза-Село! Думают, если я здесь, а они на Обводном, так не вижу и не слышу ничего...
   - Что-то не припомню таких кличек! Кто это?
   - Это два оболтуса в летах, которые тебя, под видом дальнего родственничка, доставили к Ляле с Юрой!
   - Так рыжая - не моя тётка?!
   - Нет.
   - Класссс! А я было хотел расстроиться...
   - Знала, что обрадуешься, потому и разоблачила их в твоих глазах. Нужны они мне были, позарез нужны для той операции, а никого другого под рукой не оказалось. Я ведь за съём квартиры не плачу, выходит - граблю хозяев. Так пусть хоть машинёшку новую получат, думаю, а я за неё Главному потом отдельный ответ держать буду...
   Мася занервничал, аж испариной покрылся.
   - Вы обещали тайну - так валяйте, я не проболтаюсь!..
   Начала старуха с большого далека, с истории Василия Блаженного, легендарного святого, который мог, плеснув стакан водички через плечо, потушить какой-нибудь пожарчик - километров этак за пятьсот от места, где трапезничать изволил. И ещё много историй выпалила, вся соль которых заключалась в достижении огромных результатов путём затраты маленьких усилий.
   - Всё зависит от масштаба личности. Иной пыжится, тужится, напрягается и - ничего, а иной - мизинцем шевельнёт, и на другом конце планеты гора рушится...
   - А у меня масштаб какой?
   - Правильно мыслишь, - крякнула старуха, - масштаб у тебя примерно тот же, что и у всех в вашем роду, у Дверниковых...
   Максим напрягся, начал вспоминать... Было дело! Масштабное! Однажды пожелал поэтишке, унизившему его в стенгазете, чтоб он двоек нахватал, так тот потом долго дневник родителям показать боялся. И ещё случались случаи, но о них как-то неудобно было вспоминать.
   - Думаешь, почему я в обносках хожу? - продолжила мадам. - Ведь и у меня масштаб не хухры-мухры! Возьми я из казённых средств хоть одну копейку - она в моих руках обретёт в цену миллиона. Я ведь у всех на виду, меня почитают, так что воровкой слыть не хочется. Как увидят, что я разоделась-расфуфырилась, сразу станут подсчитывать, сколько украла. Пример дурной брать начнут!
   - Думаете?
   - Уверена! А Главный - тот и вовсе в дерюжке ходит! Правильно! Зачем ему себя самого объегоривать? Возьмёт лишнее - получится, что у себя украл! Он же...
   - Князь мира сего?
   - Да! Матерьяльная часть вся его, хотел бы - уж так выпендрился бы!..
   Мася снова вспомнил про обещанную тайну.
   - А... А при чём тут, всё-таки, моя родня? Вы про них какие-то секреты знаете или пошутили?
   Прежде чем ответить, старуха собрала со стен все фотографии, освободила от рамок, сложила в лёгонькую стопочку, сунула в полиэтиленовый пакет.
   - Идём назад, на кухне всё объясню, за чаем!..
   Через пять минут уже были на кухне. Бабка не только чай заварила, но и ватрушек напекла - всё происходило как в ускоренном кино. Разлившийся ванильный аромат окочательно расположил к таинственным беседам.
   Во время кулинарного сеанса Максим разглядывал фотографии предков. Затем бережно сложил их в стопку и определил в пакет.
   - Поаккуратней с фотодокументами! Они послужат вместо орденов - такой же мощный артефакт, поисковик невероятной силы! - сказала, старуха, сняв фартук. Она присела у стола, тут же присосавшись к фляге. Чай с ватрушками был предназначен для Максима. Тот, не тратя времени, бросился наворачивать любимые деликатесы. Откуда бабка знала о его слабости к ватрушкам? Гипнотизёрша, медиумша, что и говорить.
   Мася не спешил задавать вопросы. Зачем? Старуху и так не надо было за язык тянуть.
   - Ты уже много слышал тут всякого-разного, но я лучше повторюсь, чтоб легче переваривалось. Информация-то крупная, совершенно неожиданная...
   Мадам кивнула на пачку фотографий.
   - Эти люди - тоже символ героизма, совокупный идеал труженика, самоотверженного хозяйственника. Иногда главное - не результат работы, а намерение, с которым она выполняется, плюс вдохновение, плюс... как бы это сказать...
   - Драйв?
   - Совершенно верно! Их подлинные изображения, не ксероксные, равны по силе коллекции Харитоныча. Примерно равны, я проверяла. Казалось бы, пачка фотобумаги с картинками, но в ней заряд недюжинной силы. А ордена, особенно их полная коллекция, брызжут ни с чем не сравнимой энергией военной славы, энергией подвига... Вот тебе вся тайна о твоей родне! Разочарован?
   - А как вы догадались, что за подлинными орденами надо идти именно к Харитонычу?
   - Васька-Синюшник доложил, мой агент у вас там, наверху! Кстати, твой сосед по коммуналке...
   - Может, по лестничной площадке?
   - Э-э-э, нет, тот на площадке жить не будет, - прикинулась дурочкой старуха, - Васенька любит тепло, у него ревматизм...
   Тут опять пришлось Максимке широко разинуть рот и не закрывать до самого конца повествования.
   - Вы, верхние людишки, любите за границами шастать, иные даже эмигрируют, и с превеликим удовольствием, а мы, которые пониже, любим в ваш, в верхний мирок эмигрировать. Сначала на разведку, а потом уж и на постоянку... К вам рвутся те, кто посмелее, пошустрее, у кого ай-кью повыше. У нас тут тоже разные экземпляры водятся, верней, водились раньше...
   Мадам опять хлебнула из фляги и, уже с горестной физиономией, продолжила:
   - А сейчас одно жлобьё осталось, ай-кью практически на нуле... Вон, даже в привратники набрать не можем толком - одна понурая сволочь, ленивая, неблагодарная, с претензией...
   - Словом, те, кто пошустрее, которые с ай-кью, наверху благоденствуют, работёнку хорошую находят, штоле? - хихикнул Мася.
   - По-разному бывает! Эмигранты ваши тоже по-разному устраиваются - кто в няньки нанимается, кто в уборщики, а кто - на шею садится старенькому мужичку, внаглую захребетничает! Вот и Васенька наш присосался к соседу вашему, к алкашу, слабинку почувствовал, теперь оба выпивают...
   - Выходит, Харитоныч пьёт за двоих?
   - Да! Как твоя мама Ляля вечно за двоих кушает... Уже третьего ребёнка носит, если не ошибаюсь?
   - Да...
   - Это хорошо, лишь бы здоровья хватало, русской нации дети нужны, а иначе - скоро вымрет матушка-Россия...
   - Подождите-подождите! - замахал руками Мася. - Мне тут в голову смешное пришло - вдруг забуду!
   - Ну, и говори, чтоб не забылось...
   - Получается, что Васенька внутри старенького мужичка сидит, и что Харитоныч наш... беременный?
   - Не совсем так, но очень похоже, верно подметил, ты - молодец, чувство юмора у тебя отменное!
   Масе захотелось дальше пошутить, типа ещё одни аплодисменты сорвать:
   - А те дяденьки, которые в мешках и с верёвками на пузе, они тоже за беременных сойти могут?
   По лицу старухи сразу стало видно, что шутка не особенно удалась. Она сделала многозначительную паузу. Затем произнесла:
   - Видишь ли, ты ещё ребёнок, чтобы в открытую о взрослых судить. У кого-то, может, обмен веществ нарушен, а кто-то носит живот для солидности...
   - К примеру, если он маленького роста?
   - Да. С животом - всё ж не фитюлька. Но самое коварное в любой внешности, что она обманчива. Мы вот предыдущего правителя именно по внешности выбирали, думали - чем старее и пузатее, чем похожее он на Главного, тем лучше, а он... Гнилым внутри оказался!
   - А как вы его ловить-то собираетесь?
   - Для этого надо ехать за границу, говорят, будто он в Швейцарии прячется, и что внешность сильно изменил, и даже возраст! Но найти его нужно непременно. И привезти сюда. А без этого Главный не согласен менять правителя. Ритуал есть ритуал. Без ритуалов трудно владычествовать, особенно если заочно. А очно править слишком муторно, чересчур энергозатратное дело с каждым сюсюкаться...
   - Кто на поиски отправится?
   - Угадай!
   - Я?!
   - Да. Но не в одиночку...
   - Ммм... Неужто папу Юру со мной командируете?
   - А кого ж ещё! Кто в языках силён? Кто в Европах бывал? То-то... Вооружу его мощнейшим поисковиком и - в путь!
   Мадам схватила фотографии, прижала к впалой груди...
 
   10.
   Если бы Юра слышал хоть крупицу из того, что о нём говорилось на Лиговке, он, вероятно, сильно удивился бы. Но не возгордился бы - уж это точно. Он никогда не страдал манией величия, несмотря на многие таланты и благородное происхождение. Юра Лялин, потомок князя Люлина, своей родословной почти не интересовался. По молодости - было дело. С распадом Советского Союза, в начале девяностых, вдруг стало модным искать благородные корни - вытаскивать на свет сомнительные биографии сомнительных же предков, якобы имевших отношение к княжеским, графским и даже царским фамилиям. "Отрывались" граждане по полной, ведь раньше за одно лишь невинное предположение о таком родстве грозила тюрьма.
   Петровичу, как живому человеку, вдруг тоже стало всё это интересно, он тоже поддался психозу. Но в его распоряжении никаких семейных документов не было, а лазить по архивам, высиживать в очередях к нотариусам было лень. Всё, что он слышал в детстве от матери, сводилось к следующему: их предки были золотопромышленниками, князьями Люлиными. Уже одна формулировка вызывала смех: "золотопромышленники Люлины". Промышленники - и с такой фамилией?! Да ещё и князья... гы... кому скажи... Нет, не княжеское это дело - в кучах грязи жёлтые дробинки искать. И потом: струсили, сменили буковку стали Лялиными... Впрочем, за это Юра был своим предкам искренне благодарен, ему нравилось быть Лялиным. Лялю он всегда, любил, любит и любить не перестанет. Несмотря на её графские замашки, регулярно подогреваемые Харитонычем:
   - Опять барыню обрюхатил, подлец! Она тебе чего - родильная машина? Ты ей качели смастери, да на них качай, в саду, в имении... Правильно я говорю, мать?
   Последняя фраза предназначалась Ляле. Та в ответ только ржала, незаметно суя старику денежку. Но уходить тот не торопился: знал, что и с вражеской, стороны подачка будет. Ответ Петровича звучал примерно так:
   - Дед, моя жизнь - сплошные качели, и без тебя не скучно! Сушняк замучил - так и скажи...
   Собрав дань, старик исчезал, а меж супругами традиционно возникала перепалка.
   - Старичок не виноват, что я графиня! Уважает он историю, что тут плохого? - давилась со смеху супруга.
   - А ты ему больше поддакивай! Жрите меня оба, скоро с вами всеми тут чокнусь, передачи мне на Пряжку носить будете!
   Если бы не эти споры, свидетелем которых он являлся, Максимка не испытывал бы трудностей в передаче информации. От мадам привратницы - "князю Юрию Петровичу". Вдруг от очередной мульки про князьёв с графьями любимый папа Юра и вправду помешается? Ему и так давно пора лечиться. От переутомления.
   Бабка запланировала княжеский визит на субботу, учитывая строгий рабочий график светлейшего. А пока была ещё среда, так что времечко на размышления имелось. Максимка отсиживался в своей комнате, выходил лишь изредка - отметиться в служебных помещениях. Ел сплошную сухомятку, и не на кухне, а, опять же, в комнате, на что папа Юра, конечно же, не мог не реагировать.
   - Чего нос не кажешь? Снова заболел? Или единиц нахватал? Кстати, как твои занятия на тренажёрах? Я только сейчас сообразил: ключи от входной двери тебе дал, а от библиотеки - нет. Там же всё спортивное барахло лежит! Или ты замок взломал, а теперь стесняешься сказать? На медвежатника, вроде, не похож, конституция не та...
   Максимка задёргался.
   - Я не выхожу, потому что всё время лежу! Перестарался со спортом, крепатура, ломает всего, ходить больно! - жизнерадостно выкрикнул он.
   Радость в одиночку к Максимке редко приходила, вот и теперь в двойном экземпляре пришла: нашёлся повод поговорить о Лиговке и... Можно школу сачкануть!
   Что библиотека была всё время заперта - правда. На съёмных квартирах разное случается, бывает, не только квартиросъёмщики страдают, но и владельцы сдаваемой жилплощади - из-за краж имущества. То была мамы-Лялина идея: свалить всё более-менее ценное в библиотеке, а напротив замочной скважины, прямо впритык, поставить груду спортивного металлолома. Все исторические медные тазы, все кочерёжки с кухни, плюс картины в рамах - всё это пряталось за тренажёрами. Замок был не очень крепкий, но хоть какая-то гарантия. Кстати о тренажёрах: малец к ним так и не притронулся, ибо помнил о существовании халявы - "улучшающего" зеркала.
   - Не волнуйся, папа Юра, я везучий, таки было кому открыть библиотеку: аккурат бабка из села нагрянула, навезла банок-склянок! Просила в субботу прийти и забрать, между прочим. Я помогу нести, если что...
   Юра задумался. На субботу, вроде, никаких рыбалок не намечалось.
   - Да! Ещё забыл сказать! - воспользовался паузой Максимка. - Перед отъездом в селуху бабушка разрешила одной своей подруге в вашей пятикомнатной пожить... По музеям походить и всё такое прочее... Непростая подруга, кстати, дворянских кровей!
   Петрович кисло улыбнулся:
   - Понятно... Дворянка - значит, воровать не будет. За тазики можно не волноваться...
   - Не только это! Она всякого понарассказать может! Вдруг ты ещё когда-нибудь сподобишься экскурсоводом подрабатывать, так она интересный материал подбросит - из воспоминаний своих предков!
   - Лишнее это, меня туристы когда-нибудь побьют за многословие, чай, не на стажировку по истории едут, а отдохнуть, развлечься...
   Мася заволновался: вдруг Петрович откажется от визита, вдруг ему влом будет эту субботу на банки тратить?!
   - Ну, тогда... Тогда меня пусть рассказиками побалует, а ты рядом посидишь, мне ж одному со взрослой тётенькой общаться неудобно...
   Папа Юра посерьёзнел.
   - Прости, малыш, не подумал. Я, как отец, должен всемерно повышать твой уровень, всячески влиять на твоё развитие...
   Говорилось это на автопилоте: во-первых, был поздний вечер, а во-вторых, усталость за последние месяцы накопилась такая, что...
   - Так я скажу той бабушке, что ты не против?
   - Погоди, я в таком состоянии не могу принимать решения, завтра поговорим...
   - Лады! - возликовал Максимка. - А завтра можно я школу сачкану? Ввиду сильной крепатуры...
   - Как скажешь, - бормотнул готовый ко всему родитель и поплёлся в спальню - видеть сны.
   Сны в этот раз Петровичу попались капитальные, хорошо ещё, что не с четверга на пятницу, а всего лишь со среды на четверг. Снились японские иномарки, и в больших количествах, а рядом с ними стояли щедрые дарители - лысоватые седеющие японцы. Каждый из них потрясал четвертушкой водки, а то и поллитрой, и приговаривал: "Третьим будешь?" А рядом... Ха! И второго-то не было.
   Кошмар этот не утихал, к середине ночи только усилился. Несколько раз пробудившись, Юра засыпал по новой, но видел лишь продолжение клипа. А на последних секундах был шок: все машинные дарители имели на груди синюю подвеску. Лазуритовую. Знакомая вещь, однако...
   Вот что значит надолго забросить призвание своё. Юра, конечно же, видел, и неоднократно, данную подвеску, но... Где? При каких обстоятельствах? Определённо не дома и не в гостях, а... на работе! Да, он восхищался ею, делал комплименты владельцу... Вспомнил! Ради чаевых юродствовал, нахваливал висюльку, а потом забыл о ней... И владельца подзабыл... Где он видел эту японскую рожу? Вспоминал, вспоминал...
   Ура, вспомнил!
   И подвеску в памяти воскресил, и все детали, связанные с ней, и личность владельца. Видел он это тёмно-лазуритовое чудо на груди у одного из пожилых турлидеров. Кстати, классный был мужик, чаевые ни разу не зажал, в отличие от коллег-малолеток, каратистов грёбаных. Или каратисток - что ещё ужаснее. Нет страшней турлидерши - японо-девки.
   Владельца подвески вспомнить повезло, но... На кого ещё тот был похож?.. Не может быть! На нового родственника Маси... Надо будет у мальца спросить, не заметил ли чего подозрительного. Может, и шпионажем попахивает... Многие любят поиграть в шпионов, даже когда не просят.
   Да! И при чём тут японо-алкашня с совковыми призывами: "Третьим будешь?" Когда японцы жрали что-то кроме сакэ? Изрядно поднатужившись, Юра вспомнил, при каких обстоятельствах в его жизни речь могла идти о "третьем". До чего же часто приходилось торговаться с родным начальством, раздававшим японо-группы. Когда Юрина туристическая карьера клонилась к закату, когда уже можно было расслабиться, на все звонки из "Интуриста" Юра отвечал: "Согласен только третьим". И серьёзный повод для того имелся. В Санкт-Петербурге, в отличие от Москвы, кроме как гидом работать некем, почти некем, и японцы этим спекулируют.
   В Москве, имея даже "никакой" язык, вполне можно мощные чаевые собирать, не получая жалоб. Всё потому, что московское начальство в жизни не лизало зад японо-фирмам. Если даже возникала конфликтная ситуация, переводчиков старались не нервировать. Пришла жалоба - под сукно её! Или - под зад. В Питере же... Неохота вспоминать. Всё с точностью до наоборот. А всё из-за матёрых джэпанисток: именно с их подачи японцы получили право пинать обслугу. На основании пункта договора: "Если гид не нравится, клиент имеет право поменять его на другого". Казалось бы, логика нормальная. Если новый гид не знает языка, надо срочно менять его на старпёршу, уж та-то будет стрекотать!..
   Так как группы обычно трёхдневные, то три гида на три дня - теперь норма. Зато третьему уже таки везёт: и с чаевыми, и с аплодисментами. Хотя, третий не всегда был объективно лучший. Бывает, что матёрую джэпанистку в первый же день выгоняют, а девочку с нулевым японским - хвалят и одаривают. Ведь она третья!
   Итак, мечты старух не оправдались: меняют старых на молодых, толстых брюнеток на стройных блондинок. А не надо комбинировать! Не рой яму коллегам...
   Сны Юры вещими оказались. В ту роковую субботу, когда ему судилось познакомиться с подпольной тёщей, на сцену вылез и Свиридка-Токио - даритель японо-тачки, кавалер ордена Синей Лазуритовой Подвески и... одновременно его бывший японо-турлидер! И никакой он не Масин родственник, как выяснилось позже. Эх...
   Войдя в гостиную вместе с сыном, князь увидел живописную старуху, сосавшую из фляги, и своего дружка, щедрого дарителя.
   - Юра, заходи! Третьим будешь?
   В руке у японца сверкала хрустальная рюмка водки, едва-едва надпитая, и допивать её, судя по всему, никто не собирался. Воистину, жители страны восходящего солнца предпочитают сакэ...
   А живописная старуха, судя по дальнейшему, предпочитала водочку, ибо сразу понесла такое, что даже привычный Мася остолбенел. Но потом всё утряслось. Уладилось...
 
   11.
   Прежде чем описывать утреннюю встречу высокозначимых особ, державшихся на почтительном расстоянии друг от друга - шутка сказать! - почти целых двести лет, необходимо вкратце описать события более раннего утра того же дня. Для полноты картины. Итак...
   Юра Лялин, потомок князя Люлина, поднявшись в субботу - ни свет, ни заря, вывел из дома ещё сонного Максимку на улицу и проделал вместе с ним три остановки на метро - с целью посетить малопосещаемую "хазу". Столь ранний визит объяснялся опасениями, что дворянская подруга Лялиной бабушки встанет рано и махнёт по музеям. Старушки ведь мало спят.
   Юра осторожно, почти робко, нажал кнопку звонка. Не открывать же своим ключом, когда в хоромах поселилась дама благородной крови. Вдруг она ещё не одета...
   Но дверь не открыли. И после второго, и после третьего звонка в коридоре никаких шагов не послышалось. Тогда князь просто вынужден был отпереть замок и войти - сумки с банками кому-то надо было забирать!
   Лишь только дверь за вошедшими захлопнулась, из библиотеки раздался смех. Почему-то мужской. Мася с папой Юрой растерянно переглянулись... Подойдя к библиотеке, они услышали ещё и кряканье, старушечье хихиканье... Вкупе с отрыжкой.
   - Юра, заходи! Третьим будешь? - восторженно выкрикнул японец, завидев князя.
   - Добро пожаловать, зятёк, - сипло подпела ему мадам. - Спасибо, что наведался, побаловал меня вниманием, почитай, впервые за сто восемьдесят лет!
   Папа Юра удивлённо вытаращился, но в ответ сказал только сухое "здрасьте". По-княжески, по-благородному. Голубая кровь не имеет права на бурное выражение страстей. Сдержанность, сдержанность и ещё раз сдержанность...
   А Максимка снова ощутил себя на грани слёз. Это случалось с ним теперь частенько... А началась "слезоточивая эпоха" с той поры, как он познакомился с диковинной старухой. Раньше он столько не плакал, даже у себя в зачуханной деревне, даже на похоронах...
   Дабы никто не видел его слёз, Мася помчался в другую комнату, бросился на диван и зарыдал вовсю. Ему снова было жаль папу Юру. На что он его обрёк! Ради чего? Ради своего комического "мэрства"? Еще не ясно, чем вся эта петрушка кончится. Может, ничем. А может, и полным позором. Чтобы какой-то мальчик мог стать подпольным мэром города... Права была мама Ляля: слово "привратница" не от ворот, а от "приврать"...
   Максиму стало тошно от этих мыслей. Кто как хочет, тот так и сходит с ума. А его "именитые предки", хоть и работали на износ, но едва ли могли самих себя прокормить. Много тут героизма? И того же ума? Допотопным инструментом мастерить допотопнейшие двери, когда вся страна перешла на автоматику и на компьютерный дизайн! Не зря их мартыхами считают до сих пор. И сектантами.
   Масе в плане денег, кормёжки и одёжки ещё крупно повезло: мать вовремя выскочила замуж за городского, за коренного питерца, там и родила сына - в Санкт-Петербурге. Правда, потом быстренько с этим старым проходимцем разошлась, ибо он и до неё женат был, и вполне официально, но на очень старой тётке, старше себя намного взял в своё время. А самое главное - официально не разведен был с той старухой!
   Вернулась мать в деревню, стала алименты получать - как результат судебных тяжб. А пожилой отец Маси, коренной петербуржец, в скорости скончался. От нервов. После его смерти Масе ещё и пенсию пришили, какую-никакую. А старая жена отца потом долго делила наследство с молодой соперницей. Парадоксально, но молодая скончалась раньше старой. Как это произошло?
   Стоя у себя на огороде, Максимкина мама беседовала с нотариусом по мобилке. Неожиданно началась гроза. Молния не нашла ничего лучшего, как ударить по мобилке. Будто не было рядом деревьев! Маму поразило насмерть. Нотариусу - ничего.
   В общем, Фантомася коренной, а не приезжий. Внезапно стало стыдно. От очередной лжи папе Юре. Одно дело школу сачковать, а другое - вводить отца большущего семейства в допрасходы. Ведь совсем не обязательно было его все эти четыре года по заграницам мотать, из города вывозить при первой возможности, если он коренной. Это ж сколько денег вбухано понапрасну!.. Два года назад, когда Харитоныч не выдержал и излил ему "правду-матку" о дверной теории, надо было прямо в тот же день бежать к благодетелю, раскрывать все карты, мол, коренной я, коренной! Хм, другие к родным детям кое-как относятся, а неродной, но такой любимый папа Юра трясётся над совершенно чужим мальчиком, даже культурный уровень его собрался повышать, к пожилой дворянке на урок истории привёл... Кстати, как они там, не подрались ещё, с дворянкой-то?
   Фантомася вытер слёзы и на цыпочках вышёл в коридор. Из библиотеки снова доносился смех. Ржали уже не двое, а трое, включая и светлейшего. Последний был в полном порядке! Что ж, тогда стоило разведать ситуацию до конца.
   Папа Юра оказался человеком неробкого десятка. В принципе, с какой стати ему, взрослому мужчине, тушеваться перед старпёрами!
   Когда Мася украдкой заглянул в комнату, японец шарил по стеллажам в поисках книг, делал вид, что происходящее ему нисколько не интересно, а бабка - та сидела с виноватым видом, отложив фляжку подальше, и... покорно слушала. Внимала!..
   Князь, усевшись в позе помещика с картины "Утро помещика", только без халата и папильоток, уверенно и красиво "укачивал" собеседницу:
   - Я могу поверить всему, что здесь слышал, но категорически не соглашусь делать из ребёнка идиота. О каком мэрстве речь? Вы в своём ли уме? Я, как отец, решительно против!
   Йессс! Мася чуть не взвыл от гордости за приёмного отца. Кто ещё додумался бы так спокойно, без истерик поставить на место эту... эту... самоуверенную клячу! Может, она просто хищная гипнотизёрка? Маньячка! Может, вовсе и не было той помолвки, где Кристина очаровала его? Может, и коридоров преисподней не было? Определённо играется бабка... Но... с другой стороны... Откуда тачка японская взялась? Вполне материальная вещь... И с какой стати колечко на пальчике Кристины? Да и его кольцо ещё не стёрлось... Максимка глянул на безымянный палец. Ему стало стыдно перед "клячей". А та аккурат полезла в карман за "машинкой для слежки" - то был её последний козырь в неудачно продвигавшейся беседе.
   - Не угодно ли вам, князь, видеть то, чего никто не может видеть?
   Реакция скромного папы Юры была нескромной и решительной:
   - Ну-у... Это уж слишком! Если можно, смените картинку! Свою жену, да ещё и обнажённой, моющейся в ванной, я в чьей-либо компании разглядывать не намерен...
   Бабка взмолилась:
   - Для тёщи могли бы сделать исключение! Я ведь её мать! По древней, возвышенной линии...
   Зять отпарировал тоном искусствоведа:
   - Простите, совсем забыл, что вы моя тёща! Ах, вы носите медальон с изображением моей супруги! Кстати, я в антиквариате разбираюсь. Так вы не пошутили? Она - своё очередное воплощение?!
   - Не только она, не только... О себе вам тоже забывать не стоит!
   - Хорошо, уговорили: князь - так князь!
   Мася отпрянул назад, за дверь, пока его не вычислили. Интересно, что ещё успела рассказать старая? Чьим подарком она, в конце концов, выставила японскую тачку? Открыла правду или...
   - Ну-ка, ну-ка, кто там прячется? Кто подслушивает взрослые беседы? - внезапно крикнула мадам, и Максимке пришлось выйти из засады.
   - Я не прячусь, просто заснул на полчасика, а потом встал - весь лохматый... Вот, хожу по квартире, расчёску ищу, к вам заглянул машинально...
   Фантомася в доказательство пошевелил пальцами причёску, которая и до того совершенством не отличалась.
   - Сын, иди сюда, разговор будет! - в свою очередь крикнул папа Юра. - Ты до этого как долго был знаком с мадам... Э-э-э... Простите, как вас?
   - Привратницей! - резко ответила та, не дав Максимке слово молвить. - Когда бабушка моей дочери пригласила меня здесь пожить, ребёнок ни сном, ни духом не ведал, кто я, да и сейчас не ведает. Сделать его мэром питерского зазеркалья - моя идея, с которой вы можете не соглашаться, это ваше родительское право, но учтите: будущее всегда в руках молодёжи! Пётр Первый начал восседать на троне как раз в десять лет, а Петербург - город Петра, так что решайте. Неволить, однако, не буду!
   - Ладно, подумаю... Как знать, может, вы и дело говорите...
   У папы Юры заиграли желваки. После этой фразы он не проронил ни звука. Мася тоже, знай себе, помалкивал...
   К счастью, ситуация вскоре разрядилась: в комнату, слегка конфузясь, вошла подруга Сивридки-Токио.
   - О! И вы тут? - удивился князь. - А я думал, только ваш супруг в гостях у этой... дамы...
   Лиза покраснела, но потом собралась с мыслишками и промолвила:
   - Да я тут была... недалеко... спала...
   - В соседней комнатке! - подхватил японец.
   - Не квартира, а сонное царство какое-то! - развеселился почётный гость.
   Что касаемо влюблённой парочки, они ещё некоторое время продолжали разыгрывать перед князем Максимкиных родственников. Хорошо это или плохо? И какую выгоду из всего этого можно было получить?
   - А давайте ещё покатаемся! Мне в прошлый раз так понравилась новая машина... - пролепетал Мася.
   - Да погоди ты! - рявкнула старуха. - Нам нужно срочно окончательно решить, кто поедет в Швейцарию за нерадивым начальником...
   - Я без Лизоньки не согласен... - пробормотал японец.
   - И я без Лизоньки - никуда! - внезапно развеселился Юра. - И без беременной графинюшки не поеду, и без Максимушки, и без своих дочек, и без нашего дорогого Харитоныча...
   Судя по всему, княжескому отпрыску осточертела заумная беседа с мистическим уклоном, хотелось похохмить. Тут и Максимка не выдержал:
   - В этот раз поезжайте без меня! От ваших заграниц уже тошнит! - заорал он, давая понять, что тратиться на его персону лишнее.
   - А кто тебя спрашивать-то будет? Отмажу в школе - и всех делов, - захихикал в том же коммуналочном стиле папа Юра. - И отгулы возьму, которых у меня накопилась пропасть!
   Тут Максимка вытащил главные козыри.
   - Папа Юра, не обижайся, но дорогой наш Харитоныч, совсем недавно, не подумай, что это было давно, рассказал мне, почему ты меня из города каждый раз вывозишь. А я, дурак, сразу тебе всё не выложил! Выкладываю теперь: меня мама в питерской больнице родила, когда была замужем за коренным питерцем, потом, правда, развелась с ним и вновь в селуху переехала. А мой старый отец, которого я не помню, тут же умер от нервотрёпки. Так что я - коренной! Коренной! Не надо больше деньги на мои поездки тратить!
   - Та-а-ак... - помрачнела старуха. - Чей это писк тут раздался? Прям ушам больно сделалось. В этот раз у нас тратится кто?
   Японец радостно закивал.
   - Счёт в японском банке остался большой, однако, вот и карточка есть, смотрите - не потерялась!
   Все дружно, совершенно не сговариваясь, зааплодировали. А Лиза подпрыгнула так, что завибрировал спортивный инвентарь, стоявший в метре от её бедра.
   - Оформим под поездку коллективную путёвку, будет у нас минигрупповой туризм, - снова завела старуха свою песню. - Японец-коммивояжёр должен иметь опытного переводчика. Плюс он едет с женой, так и быть. Плюс берёте с собой сироту - якобы для устройства в местный интернат. Дорогущий, между прочим!
   - Не хочу в интернат! - заскулил Максим.
   - Я сказала: "якобы". Не доходит?!..
   Говорила она долго. А папу Юру конспектировать заставила - чтобы ничего, часом, не забылось.
   - Но можно, всё-таки, без меня? - спросил Максимка, для "чисто поиздеваться".
   - Нельзя! Я сегодня приняла последнее решение! Правитель должен сменять правителя лично, а не через посредников...
   Старая осклабилась, выдала улыбку юмора. Затем, лишь только парочка влюблённых удалилась, мадам привратница решила побаловать своего зятя целой чередой картинок - с помощью "машинки для слежки". Вот уж где нашлось место шутке!
 
   12.
   Следующим утром, в воскресенье, Максимка с папой Юрой переваривали информацию, полученную от мадам привратницы во время "княжеского визита".
   - Мася, она и вправду запихивала меня в шкаф? Или... Или то был гипноз?
   - Я тоже сначала думал, что гипноз, но...
   Максимка, наконец, решился поведать обо всех своих зазеркальных приключениях. И даже колечко хотел показать, но князь разглядеть его не смог. Нельзя было, не полагалось. До поры.
   - Верю, верю в твою помолвку, - утешил сына папа Юра. - А даже если бы её и не было, я всё равно планирую выдать Кристину за тебя, так что обмана тут нет и быть не может. А вот бабке твоей верить на слово я не спешил бы, местами завирается... как Троцкий...
   - В каком смысле?
   - Особенно понравилось про Петра Первого. Он, видишь ли, воссел на троне в десять лет!
   - Да... И мне она такое говорила...
   - Ой, Мася, если б ты в школу чаще ходил, то и без меня бы подвох заметил...
   - Какой?
   - Кто правил-то вместо Петра до его совершеннолетия? Мамки-няньки, сёстры там всякие, которые с ним же потом грызню за трон устроили... Про царевну Софью слыхал?
   - Ну... Да-а-а... - протянул Мася с недовольной миной. - Дык, папа Юра, я ж ей этой старой... мадам... и не навязывался, она сама меня отловила на улице... Ну, я и согласился...
   - Ха! А откажешься, так она другого мальчика найдёт, не так ли?
   - Папа Юра, да ты экстрасенс, именно этим она меня постоянно стращает...
   - Тут и экстрасенсом быть не надо: ей лишь бы мальчик, несмышлёныш, чтобы самой ситуацией командовать...
   Оба притихли. Затем Мася робко произнёс:
   - Папа Юра, дык... может, пусть себе командует, а мы...
   - А мы под ней будем купоны стричь? Обогащаться, что ли? Радоваться жизни? Ой, не нравится мне это...
   Ещё чуток подумав, князь выдал резюме:
   - Пока японец башляет, развлечёмся в Швейцарии, а дальше - посмотрим...
   Мася приложил палец к губам, сделал "Тс-с-с!.." Затем написал на бумажке: "машинка для слежки". Юра хлопнул себя по лбу:
   - Ох, я старый дуралей, надо ж было забыть про такое!..
   Тут же раздался рингтон на Максимкиной мобилке. Скрипучий голос мадам заполнил всю комнату:
   - Максим, будь добр, позови отца...
   Князь выхватил трубку.
   - Слушаю!
   - Вы, часом, не забыли, что вам пора делать визы?
   - Забыл! Честно говоря, ещё не оклемался после визита к вам... Вы меня глубоко впечатлили!
   - Хватит ёрничать, князь. Сегодня воскресенье, а завтра, будьте добры, зайдите на ближайшую турфирму, купите четыре путёвки...
   - На какие шиши?
   - Японец к вам утром заглянет, пойдёте вместе...
   Несмотря на эти резкие интонации, папе с сыном, как ни странно, стало легче. Ведь старуха явно не подслушивала их беседу, иначе выдала бы текст совсем другого содержания.
   Отправившись на кухню завтракать, стали вспоминать картинки на экранчике "машинки для слежки". Старуха показала князю все закоулки подземелья, то бишь болотного зазеркалья, доступные его рядовым жителям.
   - На данный момент, - сказала мадам, - даже мне не ясно, что происходит в остальных местах, ибо теперешний правитель отгородил от нас всё самое интересное голограммами. Хочешь пальмы - будут тебе пальмы, хочешь океан подземный - будет океан, но лишь на картинке...
   Папе Юре тоже захотелось показать, что он не просто бывший князь, а наблюдательный член общества, пытливый ум, способный на открытия и обобщения вселенского масштаба. Выждав, пока бабка "собьёт оскомину" и немного успокоится, он начал излагать теорию Большой Двери.
   Она была воспринята мадам привратницей как обыденная данность, мол, мы, "которые пониже", разбираемся в скрытых явлениях лучше, чем представители "верхнего мирка", взгляды которых до смеха примитивны. Снова взяв нить беседы в свои руки, она в самых ярких красках живописала процесс изъятия жизненной энергии и вытряхивания денег из гостей города. Свой рассказ она снабдила иллюстрациями.
   - Вот, смотрите: все несведущие думают, что это дождь... А эти струи, каждая из них, имеют собственное колечко для стока. Струя, ни грамма не разбрызгавшись, попадает в золотое кольцо, на котором изнутри выгравировано имя...
   - Чьё имя? - одновременно спросили отец и сын.
   - Суженого или суженой... Перед вами наглядный процесс обручения с городом, с коренными его представителями...
   - А где же моё кольцо? - потребовал князь.
   - Пожалуйста! Вот оно...
   Старуха увеличила картинку, навела резкость на одно из золотых обручальных колец, внутри которого было написано: "Алла Юрьевна Скобелева". Далее она поведала о том, куда деваются другие энергетические струи. Вся остальная энергия, по словам старухи, ранее стекалась в один большой резервуар, из которого её брали для разных внутренних нужд.
   - Ведь предметы - всего лишь плотные сгустки энергии! У нас имелся специальный цех по переработке энергии в необходимые нам вещи...
   - Именно там и "лепили из света дорогую конфету"? - вспомнил Мася слова из декламации первого приветствия.
   - Да-да... Именно так... - ответила мадам. - Процесс этот не дешёвый, поэтому и существует лозунг, декламируемый в качестве приветствия новичку. Пусть сразу уяснит себе, куда попал, и... не раскатывает...
   - К чему такие строгие предупреждения? - поинтересовался князь.
   - А вот к чему, - так же невозмутимо ответила бабка. - Растеряв весь приличный генофонд, зазеркалье одно время вынуждено было пополнять свои ряды из кого попало, то бишь из тех, кто случайно оказывался у зеркального портала, да ещё и, мягко говоря, в трудном положении... Один не очень совестливый привратник долгое время набирал кадры для Имперского Болота в супермаркете...
   - В Купчинском?
   - Да, какой умный мальчик...
   Мадам погладила Максимку по голове и продолжила:
   - Его зеркало находилось там, где больше всего соблазна у молоденьких и не очень молоденьких воришек. Именно он поставлял молодёжь для обслуги, за что впоследствии получил выговор от меня, ибо я числюсь старшей среди коллег... Теперь эти отморозки ведут себя пристойно, но сколько же помучиться с ними пришлось! Однако, мучения мои близятся к концу, скоро уйду на заслуженный отдых, займусь творчеством...
   Ранее заняться творчеством старухе, по её словам, не давали две причины: привратницкая должность и отсутствие нормального Правителя, радеющего о культурном развитии подземелья. Другими словами, Правитель-вор превратил весь "реквизит театра" в "конфискат", то бишь украл почти все средства к нормальному существованию , и теперь за всем без исключения "товаром" приходилось обращаться к Главному, доить его фонды, что крайне неудобно...
   - С некоторых пор всё стало уходить налево... - сказала в заключение мадам привратница. - Вся энергия, получаемая от гостей города, стекается по невидимым каналам в невидимые тайные резервуары, недоступные для большинства. Виной этому - действия сбежавшего Правителя...
   Попутно был отвешен комплимент китайцам: вот, мол, какие хорошие люди, приедут поработают-поработают, оставят, каждый, целый тюк энергии и - на хаус! Мол, если б не китайцы, где бы питерцы сейчас были!.. За счёт китайцев только и живёт нынешнее зазеркалье...
   В общем, с помощью "машинки" Юрий Петрович, наконец, воочию увидел то, о чём догадывался столько лет. Но, к сожалению, все эти "фокусы" были в записи. Онлайн увидеть ничегошеньки не удалось.
   Вспоминая россказни мадам привратницы, отец с сыном строили свои теории, куда более мудрёные.
   - Папа Юра, смотри: точно всё налево уходит! Он же в Европу сбежал, а на карте она слева от России! - важно констатировал Максимка.
   Князь остался доволен: не по летам догадлив юнец! Свои взрослые пять копеек он тоже вставить не преминул, взяв для этого старый глобус:
   - Смотри, Масяня, как интересно расположены континенты: всё сжато, скучено где-то там вверху, под северным сиянием, как голова и грудь человека под короной, а внизу - ммм... я бы сказал... ножки! Хвостики-конечности: Африка, Южная Америка... А Австралия, фактически, не ножка, а подпорка - чтобы всё не грохнулось... В ножках ни ума, ни мыслей нет, разве что моторная память... Посему о "великой австралийской революции" мечтать не приходится...
   Так друзья резвились утром в воскресенье, а чуть раньше, ночью, ещё и сны интересные смотрели. Юре снились энергокруговерти, носящиеся под землёй вверх-вниз. И хитрые пузатенькие дядьки, повернувшие какую-то задвижку - так, что вся энергия шла налево...
   Максимке снился подземный зал с дверной табличкой "Хлам", заполненный дорогими вещами, вплоть до новых иномарок. Внезапно пришла мадам и показала, как надо делать из света конфету. Быстро-быстро скалькулировала цену на процесс. Причмокнула: "Дороговато! " Затем сказала, что надо бы подумать о душе, глаза закатила... В тот момент её можно было спутать с тёть-Мариной! Речь зазеркальной проповедницы закончилась нашествием беременных дядьёв, в каждом из которых сидел демон - маленький синюшный алкоголик. Ох, уж эти злые духи...
   Мася где-то слышал, что духов можно приручать. Выпытывать у них судьбу, даже спрашивать совета. Он тоже хотел такой практики. Но в распоряжении начинающего медиума был пока что один демон - Васька-Синюшник. У него и решил Масяня выведать насчёт будущей поездки. Дождавшись ночи, когда изо всех комнат раздались храп и сопение, Мася подошёл к Харитонычевой двери и стал шептать прямо в щель:
   - Вася... Васенька... Как слышно? Приём... Вася- Вася- Вася- Вася- Вася... Слышишь меня?..
   Позывные продолжались до тех пор, пока не был дан ответ:
   - Ну, слышу, ну...
   Тогда сеанс был продолжен:
   - Водки хочешь?
   Дух почему-то молчал. Видно, не верил своему счастью. Медиум повторил:
   - Вася... приём... как слышно... водки- водки- водки- водки- водки- водки... во-о-одочки...
   Демону понятно: его не разыгрывают.
   - Хочу... Наливай!
   - Сперва ответь на один лёгонький вопрос: с какой страны нам надо начинать путешествие? Куда прямиком ехать?
   Паузы на этот раз не было.
   - Как куда? В Говняндию... Там столько говна-а-а...
   Мася опешил. Он и раньше слыхал, что не все духи относятся к людям дружелюбно. Тёть-Марина говорила, что они завидуют человекам, потому и вселяются в них. Но сейчас-то чему завидовать? Ещё же ничего не достигнуто!
   Дух, меж тем не утихал, видно Мася сильно его раззадорил.
   - Так будет водка, или всё наврал?
   - За такой говённый ответ тебе, Васька, надо по шее дать, а не водочки! Спи спокойно, дорогой товарищ!
   Удирая, Максимка слышал злобные напутствия:
   - У-у-у, мерзавец... Садюга! Зря только разбудил... Ну, погоди у меня!
   То был первый и последний сеанс медиума в собственной квартире. Говорят же: где кушают - там не какают, а где работают - там сексом не занимаются. Если где и проводить мероприятия, то в арендованных покоях. Может, даже на Лиговке, в пустых пятикомнатных хоромах...
   Завтрак подходил к концу, когда бабка снова прорезалась:
   - Если надо - помогу ускорить визу! - рявкнула она в трубку.
   Юра явно волновался не об этом.
   - Знаете, меня больше беспокоит, как тут одна, без меня и Максимки, будет управляться моя жена...
   - Этот вопрос я беру на себя... Не ссы, князёк!
   - Да? - Юрин голос дрогнул. - Буду, конечно, признателен за заботу, но скажу ещё большее спасибо, если вы во время моего отсутствия не будете пугать беременную женщину звонками, ведь она вас пока не знает...
   - Как можно! Ведь это моя дочь! Она такой же представитель элиты, как и ты, князёк, а с элитой я умею обращаться... Ах, как приятно, когда сливаются в экстазе две элиты - верхняя и нижняя. Ах, какой же блаженный союз у вас с Анной!..
   Несмотря на эти ахи, разговор о визах перетёк в немыслимую перебранку.
   А вот Свиридке-японцу повезло, ему ускорять ничего не надо было, ведь у Японии почти со всеми государствами двусторонний меморандум. За исключением третьих стран и Австралии.
   Об Австралии Юра Лялин знал чётко, имея солидный посольский опыт. Дело в том, что Австралия, со всех сторон омываемая морями, тоже неплохой энергетический донор, и японцы с удовольствием селятся на тех берегах. Но уж слишком много их "понаехало"! Австралийцы стали ставить им препоны - въездные визы требовать. Ну, а те, в свою очередь, свои рогатки выставили. В общем, двусторонний меморандум на Австралию больше не распространяется. Юра, в свою бытность японо-клерком, лично наблюдал поведение австралийско-подданных, живших в Москве и мечтавших посетить Японию. Те рвали и метали, обиженные волокитой посольских чиновников...
   Вот бы и России в позу встать - чтоб япошеньки аж на стенку лезли!..
   Словом, далеко не все участники будущей поездки тряслись над каждой минутой. Имея целых три недели до Цюриха, Свиридка-Токио и его законная супруга Лиза, совсем недавно, путём бабкиных махинаций, обретшая безвизовое право, откровенно бездельничали. В той благостной ситуации их посетила благостная мысль: заиметь своё гнёздышко в Санкт-Петербурге, хотя бы на время медового месяца, и желательно бесплатно. Зря, что ли, они страдали они на Бармалеева? К тому же, зять усопшей "блокадницы" слёг в больницу с инфарктом, а жена его беспрерывно шастала туда с пакетами. Почему же не воспользоваться случаем? Ветераны иногда имеют право посещать места боёв и не только посещать, но и некоторое время там грустить...
   Насчёт "грустить" - тут иносказание, конечно. Свой медовый месяц японо-парочка ещё не получила в полной мере - мадам привратница то и дело нагружала их разными работами, в качестве платы за избавление от смерти. Но теперь, по прошествии многих месяцев, сачканутое мероприятие надо было срочно проводить, и проводить с удовольствием. Жаль, шкафа любимого у них не было! Эх, это ж каждый раз мотаться на Петроградку...
   Сокрушались, сокрушались молодые, а потом вдруг краем уха услышали, что никто не хочет Лялины хоромы снимать, мол, все боятся шкафа, а семья князя Юрия Петровича терпит по этому поводу бедствие. Решли взять бутылку и прийти-поговорить.
   Пришли молодые на Обводный, а там - одна мама Ляля, Харитоныч как всегда не в счёт. Ляля, конечно же, сразу согласилась отдать шкаф, даже за бесплатно, послушав рассказы гостей. Но когда домой явился князь, разговор усугубился. Петрович не мог согласиться с самовольной перевозкой шкафа, так как надо было сначала посоветоваться с мадам привратницей. Мася тоже был такого мнения.
   Мадам привратница, как ни странно, согласилась. Но "не за бесплатно". За это парочка должна была дать очередную клятву - сразу после швейцарской поездки заступить на вахту в зеркале шкафа и стать пожизненными привратниками. Собственно, мадам хотела сделать привратником одного Свирид-Прокофьича, но тот опять без Лизоньки не соглашался. Намечался второй по счёту "беспрецедентный случай": привратников на одном портале снова могло стать двое!
   Долго ли, коротко ли, переехал легендарный шкаф опять на Бармалеева, благо замки хозяева сменить не успели. Менты это, конечно же, заметили. И вот, ещё до появления японо-парочки, три смельчака в штатском рискнули войти в пустой вертеп поближе к вечеру. И больше не вернулись!..
   Зазеркалье могло праздновать пополнение штата. И уход на пенсию трёх ветеранов-привратников. Правда, веселье было не полным: подземелью и после того хронически не хватало приличных кадров, ведь процесс их разбазаривания начался давно. Кто инициировал процесс? Бешеная Лола. О ней уже было сказано и ещё будет сказано, чтоб, часом, не забылось...
 
   13.
   Перелёт Санкт-Петербург - Цюрих не выдался трудным, Лиза-Село не доставала стюардесс капризами - Юра с самого начала боялся только этого. Но по прибытии в страну большого эдельвейса проблемы, всё-таки, начались...
   Зачем вся компания летела в Цюрих, новгородской барыне было мало интересно, её интересовал местный "колхозный" опыт, а посему, сразу после размещения в гостинице, она потребовала снарядить "рафик в область".
   Не будем забывать, кто оплачивал поездку, поэтому и Юра, и Максимка скромно промолчали, надеясь, что тёткин закидон продлится недолго, и что Свиридка-Токио, в конце концов, найдёт слова для усмирения зарвавшейся новобрачной. Однако, исколесив на шикарном микроавтобусе ближайшие окрестности, Лиза нашла их непривлекательными.
   - Чему тут учиться? И у кого? Они ж не приспособлены к нашим условиям! Я ж не в горах собираюсь жить... А поищемте-ка что-нибудь равнинное, более низинное... Неужели же во всей Швейцарии не найдётся поля или луга типа нашенских, новгородских?!
   Получалось, что сельхозпроблемы становились во главу угла, и что Питеру в ближайшей пятилетке новые подземные Правители не светили, ибо старых искать было некогда...
   Вечером того же дня, после ужина с дорогими напитками, бывший князь Юрий Петрович Люлин вызвал к себе в номер на аудиенцию бывшего крепостного новгородских земель Свиридку-Молотило. Для составления плана дальнейших действий.
   Войдя в двухместный полулюкс, где Юра с Масей только-только распаковали чемоданы, ибо раньше, из-за спешки в область, не получилось, Свирид Прокофьевич внезапно вспомнил и о промежуточном своём призвании, о профессии директора гостиниц и прочих забегаловок. Взгляд его начал плавно скользить по мебели, а затем переключился на ковры, светильники и жалюзи.
   - Бедновата гостиничка, однако! Если хочешь, Юра, завтра же переселю вас всех в местечко поприличнее...
   Юра с Масей рухнули на свои убогонькие коечки, застеленные по-восточному отменным шёлком с развесистой бахромой.
   - Я-то тут при чём? - покатывался князь. - Как королева скажет! Если повелит - я и во дворец переселюсь, ноу проблем!..
   Затем, уже в более серьёзных интонациях, светлейший представитель русского дворянства, в миру скромный переводчик-полиглот, напомнил руководителю улётной турпоездки, зачем, собственно, она была организована.
   - Прокопыч, можешь нас с Масяней ублажать по высшей категории, я разрешаю, да и ребёнок не против, правда?
   Мася хитренько кивнул. А князь продолжил:
   - Но вдруг, паче чаянья, денежки твои в банке кончатся, либо просто какой-то дурак счёт заблокирует, что тебе наша старушечка скажет? Отшлёпает нас бабка, особенно тебя - за то, что Лизоньку сдуру с собой потащил...
   У Маси вытянулось личико.
   -Тише, господа! Забыли про "машинку для слежки"? Вдруг она её включила?!
   Взрослые собеседники вздрогнули, разговор на минуту прервался. Затем продолжился, уже в более сдержанных тонах, полушёпотом...
   Когда Свирид Прокофьевич вернулся к Лизе, та не спала - читала путеводитель.
   - Вот я смотрю, и ничего лучше Голландии не нахожу... Ты глянь, какие там коровы...
   - Да?.. - с надеждой в голосе переспросил супруг. И тут же помчался за остальными участниками поездки. Пока "колхозница" не передумала. А та с восторгом продолжала:
   Ведь и цены в Голландии на порядок ниже...
   Что правда, то правда. Накануне, в местном швейцарском сельпо, Лизонька купила себе ситцевое платьишко на сумму, за которую в центре Амстердама можно два костюма приобресть.
   Когда Юра с Масей, побросав зубные щётки, кинулись в соседний номер, Лизонька уже читала о коровах, громко, во весь голос:
   - Вот, слушайте! Особенно славится Голландия экспортом навоза. Сухие, экономичные брикеты хранятся бесконечно долго, их вывоз из страны не только укрепляет экономику, но и решает ряд экологических проблем...
   Масино сердечко ёкнуло: дух правду говорил! Им предстояло путешествие в Говняндию! Но сообщать о своих мистических связях он пока не спешил.
   А папа Юра сразу же вытащил фото красивой молодой брюнетки, которое на всякий случай дала ему старуха. По её утверждению, сбежавший правитель имел секретного связного с зазеркальем, а тот как раз проживал в Амстердаме, и брюнеточка та была его давнишней зазнобой...
   "Снова Амстердам! - подумал Юра. - Везёт же мне: чуть какое дело поважнее - сразу туда мчаться надо..."
   На обратной стороне фотографии карандашом был записан телефон "двойного агента" - так называла его мадам. С бабкой он тоже сотрудничал, что ли?!
   Первостепеннейшую роль в поисках Повелителя питерских болот старуха отводила, конечно же, артефакту: стопке фотографий рабочих и крестьян. Но и запасных вариантов, конечно же, имелась куча. Что касается коллекции фотографий дверников, та лежала в небольшой металлической коробочке - как раз по размеру стопки. На крышке коробчонки красовался изящно вмонтированный компас, стрелка которого должна была указывать не стороны света, а местонахождение секретного ключа, всегда висевшего на груди у беглеца. Но неожиданно выплыла деталь: стрелка, лежавшая спокойно до самого вылета из Петербурга, по прибытии в Швейцарию начала бешено вращаться, и остановить это вращение можно было лишь одним способом - вытащив все фото из коробки. Видно, Повелитель Имперского Болота знал, как предохраняться от всякого рода поисковиков.
   Юра с тоской поглядывал на коробочку с "компасом". Хорошо ещё, что ему не втюхали Хартонычевы ордена - тот-то были бы проблемы на таможне! Хотя, старуха могла загипнотизировать любого индивидуума, будь то таможенник, будь то министр. По крайней мере, постоянно этим хвасталась...
   Юра Лялин не собирался информировать мадам о фиаско с коллекцией фото - ещё кондратий хватит старую... Просто тихо ждал, когда наклюнется поездка в Амстердам. И её так славно приблизила "колхозница"!
   Ночью почти никому не спалось, а с утра снова запрягли "колхозный рафик" и отправились в направлении ближайшей железнодорожной станции...
   Ж/д танции в Швейцарии такие, что их запросто можно спутать с больницами - чистота и стерильность кругом, как в операционной. А когда, отчалив поездом, проезжаешь высоченные мосты и длиннющие горные тоннели, то невольно начинаешь понимать: рай и ад не так уж далеки друг от друга.
   В поезде Свиридка сунул Лизоньке каталог голландской одежды. Та листала его, восхищаясь дешевизной - сельская натура брала верх. Ей чем подороже совсем не надоть, хотя любимый купит всё, только скажи...
   Швейцария непосредственно с Голландией не граничит. Это обстоятельство сильно радовало всех четверых, и у каждого на то был свой повод.
   Свирид Прокофьевич, по паспорту Нобору Кавагиси, был счастлив показать жене Францию с Германией, когда ещё пришлось бы! Лиза была счастлива увидеть всё, что, ещё задолго до отъезда с родины, обещал показать ей супруг. Мася, что там говорить, радовался по тому же поводу, что и Лиза, только с оговоркой: всё то же самое обещал показать ему не японский лысик, а папа Юра. Ну, а последний, четвёртый член туристической минигруппы, был доволен тем, что Амстердам в программе будет не сегодня-завтра, а... лишь послезавтра. Тут каждый день проволОчки был в радость.
   Юра Лялин, потомок князя Люлина, сердцем чувствовал, знал почти наверняка: в городе каналов его ждёт встреча с фальшивым графом Петром Сергеевичем Скобелевым, человеком, нагло отбивавшим у него болотную принцессу почти двести лет назад. Если Валериного "хоумвидео" он не смотрел, то откуда такая осведомлённость? Бабка поработала! Что касается фото красивой брюнетки, одетой во всё старинное, Юра никогда раньше не видел ни его, ни оригинала.
   Итак, на фото была Авдотья, хотя искусство фотографии в Европе стало популярным лишь в 1839 году. Но для монахини в фрейлинском обличье, при её изобретательских способностях, никаких преград в данном вопросе не существовало. Она решила использовать фотку в своих целях - как инструмент влияния. Ведь зачем-то же теперь пыталась старушенция подсунуть её карточку обездушенному проходимцу. Раздумывая так, Юра стал лихорадочно искать, куда засунуть крамольное фото, ведь через пару минут мог вернуться Мася, с прогулки на катере по Сене, и заподозрить его в измене маме Ляле.
   Взгляд князя упал на пустую коробку с компасом. Нет, не туда... В чемодан! На самое дно! Под бельё... Но коробка-то... Как она будет функционировать, если снова положить в неё фотографии трудолюбивых Максимкиных родственников?
   Юра не поленился и провёл эксперимент. Оказалось, что не зря: стрелка, как стояла на месте, так и осталась стоять... Что же получалось? Вращение происходило лишь вблизи искомого объекта? Пусть направление было неясно, но... Вращение стрелки означало, что объект находится не так уж далеко. Стало быть, после Голландии необходимо было срочно возвращаться в Цюрих!
 
   14.
   Ну, вот и добрались до Амстердама. Поселились в небольшой, но приличненькой гостиничке. И ничего, что прямо в вестибюле, прямо на рисепшене, стояла пара куколок в чёрных мужеских костюмах, и у одного из пары, прямо на макушке, ещё и белоснежная фата была. Дело молодое! Таких гостиничек много в Говняндии. Кстати, псевдоним этот страна должна носить с гордостью и с юмором воспринимать. Сколько всякой химии кругом, а она навоз почти бесплатно выдаёт. Спасает мир от разрушения!..
   Разбросав вещички по всему номеру, а чего скромничать, когда дома мама Ляля расслабиться не даст, парочка "папа-сын" пошли в номер к японо-брачным - думу думать. И придумали солидный вариант: сначала Юра с Масей пойдут к блондинистому "Графу", а потом, по специальному звонку, подвалит новгородская артиллерия - лысый Прокопыч и рыже-кудрявая Лиза. То-то юмору будет! Не как в прошлый приезд Юрика, а уже таки со вкусом и с соблюдением голландского этикета. Например: никто не будет спрашивать: "Где ванная?", зная, что в амстердамской малогабаритке может быть только вшивенький душик, не более.
   Мыть шею для визита к дутому Мичурину, конечно же, никто не собирался, но и лохами выглядеть было западло. В итоге папа с сыном переоделись во всё чистое, умылись, причесались, а также купили бутылку "Шардонне" - для взрослых, и литру кока-колы - для мелкоты.
   "Шардонне" имеет свойство опьянять. Коньячок - он, всё-таки, поблагороднее, его хоть полбутылки выпей - не очень запьянеешь. А подленькое "Шардонне"... Им и решили папа с сыном заморочить хитрого Дуремаришку. Хотя зря напрягались! Тот в последние годы полуживой-полумёртвый существовал...
   Красивая голландская дверь распахнулась. На пороге стоял тот же сморщенный хмырь, что и четыре года назад, только ещё более сморщенный. Те, кто собираются заниматься наркобизнесом, должны сознавать: их черёд тоже придёт, но чуть позже.
   Парочка "отец-сын" вошла беспрепятственно. А кому было их сдерживать, если хозяин лыка не вязал. И разговор получился конкретный: мы тебе Авдотью-Люду, а ты нам - всё, что захотим. Горе-наркодилер моментально согласился, ибо его в этой жизни если что-то ещё и держало, так это память о потерянной любви. Которую, оказывается... можно было ещё вернуть! Бабка-привратница ещё пару лет назад начала давать двойному агенту обнадёживающие сигналы. А пересылка фото означала: он скоро встретится с Авдотьей. Здесь тоже можно было не сомневаться, изобретательский гений старухи всё более впечатлял. И на честность её вполне можно было рассчитывать, не такая она слабачка, какой иногда притворяется. С некоторых пор Юра не сомневался: и Петра, и Валеру пристроит она - пошлёт им счастье в любви!
 
   Сморщенный наркоша тоже не обманул ожиданий, пошёл ради любви на всё. Для начала выдал путешественникам главную явку беглеца - некий ресторанчик "Леда". Дескать, слишком много было связано с тем местом у сбежавшего Правителя.
   Помимо названия ресторанчика, являвшегося одновременно стриптиз-баром, была ещё одна зацепка: беглец, неизвестно зачем, посещал интернат для неполноценных детей. Интернат тот находился недалеко от вышеуказанного ресторанчика. Вот, собственно, и все зацепки, коими располагал Пётр Сергеевич.
   То была официальная часть мероприятия - поимка ценной информации. Вторую, концертную, обещали обеспечить Лиза с японским супругом, давно мечтавшие огорошить бывшего фальшивого графа серией открытий. О которых бабка пока умолчала! Хотя и чесался у неё язык первой всё выболтать. Но Свиридка-Молотило слёзно умолил её не портить впечатление. И эффект был потрясающим! Слёзы трогательных воспоминаний, с обеих сторон, пришлось бы долго тряпкой вытирать, если бы они не перемежались с диким хохотом. На слёзы времени было меньше... Радость и любовь одержали верх!
   Но самым главным событием того вечера стало приобретение списка номеров всех автомобилей, которыми пользовался беглец за всё время своего пребывания за границей. Двойной агент вспомнил о нём лишь после того, когда ему поверх "Шардонне" налили ещё двести граммов шампусика, принесенного японо-парочкой. Правда, после этого не только хозяину голландской малогабаритки, но и почти всем гостям пришлось окосеть сверх меры. Зато какой козырь был вынут из рукава! Переписывать тот список пришлось вечно трезвому Масе...
   Возвращались в Цюрих традиционным способом: сперва на "микрике", затем на поезде. В вагоне поезда было привольно, мест свободных завались, ещё больше, чем по дороге туда. Отчего князю вдруг захотелось пофилософствовать. В наших электричках тоже можно обниматься и целоваться, но там обязательно какая-то зануда испортит кайф: "Сосутся! Фу, противно!" А в швейцарских поездах возлюбленным зелёный свет, карт бланш. Чем и пользовались в свой запоздалый медовый месяц Свиридка-Токио и его супруга Лиза.
   Княжеская философия относительно поведения граждан в вагонах поездов была основана, как ни странно, на учении индийских йогов. Ещё в университетские годы Юре Лялину пришлось ознакомиться с оригинальной подачей всеобщего закона дружелюбия, который действовал не только в России, но и на всём земном шаре. Так утверждал педагог-индиец, нанятый на полставки к ним, тогдашним второкурсникам, преподавать философию. Согласно его теории, количество приматов, заключённых в стенах какого-либо помещения, неважно какого, не должно быть слишком велико. "Все ваши проблемы от неправильно решения квартирного вопроса!" - говаривал философ. Ну, положим, это и без него ясно, и давно. Но к своему банальному высказыванию индийский теоретик приложил конкретные примеры: описание опытов над крысами.
   Для начала в клетку были помещены четыре особи: две самки и два самца. Подопытные жили дружно, то бишь прекрасно ладили, из-за кормёжки не дрались, сексом занимались регулярно, с обычной частотой.
   Затем в ту же самую клетку определили десятерых представителей крысиного рода, также попарно. Здесь уже пошли неурядицы: возникла нервозность, пропажа аппетита, а меж самцами и самками - холодность.
   А когда в ту же клетку посадили сорок крыс, то бишь двадцать пар, им и вовсе стало не до секса: самцы с самками начали пожирать друг друга...
   Казалось бы, теория вполне реальная. Но, с другой стороны, человек не крыса. И тёть-Марина как-то подтвердила, что люди могут жить в огромной тесноте и одновременно в большой любви. "Когда-то в избах жили семьи по двадцать человек - и ничего, не грызлись! А всё потому, что в Бога крепко веровали, совесть имели, не то, что сейчас!" На этом старушка-Маринка обычно не останавливалась, а шла дальше - пока какой-нибудь собеседник зевать не начинал, в открытую. Но до зевка она обычно успевала выдать несколько дополнительных тирад: "Раньше бесы по лесам прятались, к жилищу человеков боялись подходить, ибо там лампадки по углам висели, а теперь что? Теперь не то, что в избу лезут - в человечьей шкуре поселиться норовят, командуют потом... Оттого и пьют многие, и разбойничают даже! В девятнадцатом веке пьяниц и разбойников было меньше... Меня тогда на свете не было, но есть подлинные свидетельства... Документы!"
   Маринкина теория тоже имела смысл, но больше всех теорий Петровичу нравились его собственные наблюдения, почерпнутые на работе. Ведь с кем он только не работал! Большинство туристов, независимо от национальности, попав в автобус дальнего следования, дерутся за места, особенно молодёжь и особенно когда места не нумерованы - свободная посадка. Исключение, как ни странно, составляют японцы. Казалось бы, вечно живут в тесноте - на малюсеньких островах такое количество их обитает, чуть ли не всё население России! А агрессию друг к другу проявляют крайне редко...
   Шведский приятель Юрия Петровича, стокгольмец Джерри Ланц, женатый на японке, как-то поехал вместе с супругой в Киото - знакомиться с её роднёй. Вот где агрессия наблюдалась - со стороны шведа! И не дома у родственников жены, а в общественном кафе. Войдя в то кафе и увидев там ситуацию типа "сельди в бочке", обычно смирный швед стал ругаться нехорошими словами. Ведь поесть в удовольствие, чтобы в рот никто не глядел, не получалось...
   Почему рядовые японцы не крысятся друг на друга? В чём секрет их спокойствия? В особой философии? Или в несусветном рабочем графике, от которого их трудоголики тихо, молча сходят с ума? Не может быть! Бешеный трудовой ритм ещё никого не умиротворял...
   Однажды Юра наблюдал, как один японец говорил другому: "Вчера я у окошечка сидел, а сегодня - вы, прошу..." Вот это да! У нас такое разве мыслимо? Нет, есть, конечно, и у нас проявления супер-шмупер-доброты, но, как правило, "после получения велосипеда". Мы нынче кто - "нация Печкиных"?! Добреем только после подарков? А где хвалёная русская душа? Потеряли в позапрошлом веке? Детей-то теперь как воспитывать?
   Поискав взглядом Масю, Петрович обнаружил его в самом дальнем углу вагона. Малец что-то записывал в блокнот, лежавший на коленях. А рядом, на пустом сидении, покоилась книга о Нострадамусе. И не поленился взять в дорогу фолиант о судьбах мира! Другие дети Гарри Поттера с собой таскают, а этот... Ну да, его же бабка готовит в мэры...
   - Список переписываешь? Зачем? Нам каллиграфия в шпионском деле ни к чему, нам главное другое! Зря время только разбазариваешь, английским бы занялся, что ли...
   Петрович наехал на мальчонку по причине отсутствия очков - оставил на своём сидении, рядом с газетой швейцарских частных объявлений. Он был уверен, что Максимка, чисто от безделья, ещё раз записывал номера машин своего предшественника на посту подземного городского головы.
   - Ты, папа Юра, сначала посмотри, о чём пишу, а потом ругайся...
   Сбегав за очками, Петрович начал разбирать детский почерк. То был перечень мероприятий по улучшению жизни на планете!
   - Ну-у-у... Я смотрю, и тебя на философию пробило! - расхохотался папа Юра. - Вон сколько всего накатал! Пока я там сижу, ищу выходы из общего тупика, у тебя уже всё почти готово - только знай себе, выполняй!..
   Перечень мероприятий, необходимых для России, содержал следующее: перенос столицы в другую сторону от Москвы, уже в правильную, а не как в начале восемнадцатого века; строжайшую охрану пресных водоёмов, так как вода скоро станет дороже нефти; изъятие из телевизора вредных передач ... и тому подобное.
   В принципе, всё правильно, всё логично. Москва устала руководить, столицу давно пора передвинуть за Урал - пусть впитывает русских дух, а не западный. Смутил лишь один пункт: "Выселить японцев с японских островов и переселить в Сибирь". Еле сдерживая улыбку, папа Юра спросил:
   - А это зачем?
   - Как зачем? У Нострадамуса написано, что скоро вся Япония, словно рыба, оторвётся от морского дна и пойдёт гулять Тихим океаном! Их же срочно спасать надо, бедных япошечек!..
   Пока Мася надрывался, доказывая необходимость японского пункта в перечне, на Петровича, мало-помалу, стала накатывать новая теория. Как же он сразу-то не додумался до такого варианта? Нет, не до "выселения япошечек в Сибирь", хотя и это было бы полезно, особенно их вредным дипломатам - в качестве карцера... Внезапно, в ходе беседы с младенцем, устами коего обычно глаголет истина, князь получил прозрение! И стало совершенно ясно, почему у рядовых японцев такой хороший характер. Ведь они день и ночь питаются энергией океана!
   Если подумать, ни одна крупная война не велась на берегу какого-либо океана, все значимые военные действия всегда велись в глубинах континентов. Комок агрессии, да ещё и долгоиграющий, при такой энергетической подпитке просто невозможен.
   Другое дело - недостаток сил, ощущение высосанности, заброшенности, никому не нужности, всеобщей неприязни. Именно в таком режиме жила Россия со времён октябрьского переворота. Где взять подпитку? Из неотданных япошкам Курильских островов? Маловато. И вдруг родилась бредовая идея: если все японо-острова действительно "разгрузить", отправив их хозяев на сибирские просторы, то... Пожалуй, хватит той энергетической волны, которая вдруг хлынет на нашу территорию. Хватит для начала, разумеется...
   - Папа Юра, ты в порядке? - дёрнул Петровича за штанину джинсов Мася.
   - Извини, задумался...
   Философствующий князь - чистая экзотика. Князю - князево, философу - философово. После стольких лет, столетий, тысячелетий движения "куда попало", вдруг появится умный человек, из благородных, и научит всех, как надо жить! Мечтать не вредно...
 
      15.
   У человека две руки, но редко кому везёт, чтобы обе оказались лёгкими. Если вы, к примеру, можете кого-то с кем-то познакомить, да так, чтобы обоим было хорошо, тогда вперёд - оказывайте судьбоносные услуги, соединяйте пары, будьте свахой и, при желании, заводите брачное бюро! А если, уже в другом примере, у него характер золотой, а у неё вообще брильянтовый, но, тем не менее, после первой встречи, голубки ссорятся, чуть ли не дерутся... То, увы, брачный бизнес - не ваше дело, неминуемо обанкротитесь. Да ещё и побьют, и не очень лёгкими предметами - такими же тяжёлыми, как ваша бракодельная рука.
   О том, что Юрик был прирождённой свахой, среди гидов целые легенды ходили - стольких переводчиц выдал замуж за своих туристов! А то, чего турколлеги не знали, вообще походило на сказку: однажды князю удалось соединить несоединимое, поженить гонористую японскую вицеконсульшу Риэ Хамагучи и чуток отмороженного английского фотографа. Говорят, оба счастливы по сей день!
   Что касаемо второй руки - не сердечной, а сугубо деловой, то и здесь связываться с Юрой Лялиным вовсе не опасно, а, наоборот, желательно. Тут ему даже вникать в ситуацию не надо, а достаточно просто сказать: "Валяй туда, на той работе тебе будет хорошо!" И неважно, что всем остальным там было плохо, главное, что последнему кандидату на сомнительное место его, это место, сам светлейший посоветовал: и к языку не придерутся, и нелепый внешний вид расхвалят, и повадкам и умилятся, и станут раньше отпускать - хоть каждый день... Вот, какой добрый посыл у доброй руки. Кстати, обладателю лёгкой руки самому вовсе не обязательно добрым на свет рождаться. Главное - чтобы с соответствующей рукой. Бывает, явная сволочь такую вакансию присоветует, что потом всю жизнь судьбу свою благодарить будешь...
   К чему такое долгое и подробное вступление? Всё просто: на берегах знаменитого Женевского озера, вот уже хрен его знает сколько лет, проживает Таня Тучкова, старая приятельница князя, которая, с его подачи, "удачно выбрала факультет", то бишь поступила в университет на иностранные языки.
   - На дневной не суйся, там сорок процентов деревенских берут, а остальные - дети элиты. На вечёрку иди: и знания получишь, всё же не заочный, и мужа себе подберёшь среди переводчиков! В Африку поедете, валютки подмолотите на пару, однокомнатную хазу соорудите! - хихикал Юра в трубку телефона, когда Тучкова звонила посоветоваться.
   Результат получился намного симпатичнее. Уже через два года, ещё будучи студенткой, взявшей для такого случая "академку", Таня поселилась в Швейцарии, и не в однокомнатном притоне, а в двухэтажном особняке. И даже, будто бы, совсем одна: не чьей-то там женой, а вполне самостоятельным "Штирлицем". В это никому не верилось, никомушеньки, однако... По прошествии какого-то времени, несусветная история ещё и правдой оказалось! Ни разу не бывавши до того ни за какой границей, ни в Польше, ни в ЧССР, даже на отдых в Крым ни разу не съездивши, дочка дворничихи сразу стала резидентом совразведки. Ужас! Мурашки по телу у тех, кто всю жизнь тщетно добивался такого положения...
   Танина мать, брошенная мужем до рождения ребёнка, всю жизнь махала метлой, время от времени наводя порядок в небольшом кирпичном строении - в дворовой мусорке. За сортировку мусора полагались дополнительные деньги, и немалые. На эту дворницкую зарплату жили бедно, в мечтах о... А о чём там, собственно, было мечтать? Если бы не князюшкина лёгкая рука, мечтали бы и по сей день.
   Собирая чемоданы - впервые в своей жизни! - Таня отшучивалась: мол, выиграла конкурс по-английскому языку, обогнала всех студентов, даже старшекурсников, ну, и пролетарское происхождение, конечно же, помогло, чего уж отрицать.
   Всё это случилось давно, и не вспомнилось бы ни разу, если бы не суперсекретная командировка Юры Лялина в те края, где, как нынче модно утверждать, вражеская разведка водит крепкую дружбу с нашенской. Говорят, что и шпионов-то теперь настоящих нет - так, одни "Петры-Сергеичи", любящие постоять - для дела! - новыми туфлями на обивках стульев. Со спутников давно лучше видать, чем из чужих форточек, и аудио-чудеса на грани сказки.
   Старый заграничный телефон Тани Тучковой у Юры Лялина всегда имелся, равно как и другие телефоны, не меньшей древности: координаты всех-всех-всех знакомых и друзей, с которыми когда-либо пересекала его судьба. Князь в этом плане страдал плюшкинизмом. И вот теперь, поглядывая в вагонное окно, он, по какому-то странному наитию, листал блокнот - потрёпанную пачку линованой бумаги, сшитую когда-то очень прочно, на совесть, ещё при Совке, потому и не рассыпалась, все листочки выжили.
   Найдя нужные цифирьки в разделе на букву "Т", Юра вздохнул и... начал набирать номер. Безо всякой надежды, кстати.
   На том конце ответили "Хэлло!" С ужасным русским акцентом. У Таньки всегда был такой акцент. Именно он ей в своё время и помог выиграть конкурс - ни у кого из сокурсников не оказалось таких шикарных, таких суперских проблем с фонетикой!
   - Таньк, это ты?!
   - Ну, я... А это ты? Не верю...
   Был когда-то у Юры с Таней роман, ещё до женитьбы на москвичке. А Ляля в ту пору даже невестой не числилась, брезжила на горизонте далёким питерским воспоминанием, малолетней русалкой в мокром купальнике.
   - Я тут в командировке... Ненадолго...
   Пауза.
   - Я замужем...
   - Уже и просто так встретиться нельзя?!
   - Мммм...
   В итоге встретился Юра с бывшей подругой, сразу после поезда, не заезжая в отель.
   Ресторанчик был отменный, меню - ещё лучше, в старинном духе европейского крестьянского гурманства. На длинный деревянный стол холщовая скатерть была накинута не кое-как, а тоже с учётом всех правил средневековья. По одну сторону стола сидели "четверо из Петербурга", по другую - двое местных, Таня с мужем. Последний всё время держался за талию жены, словно боялся, что тощенькую спутницу украдут, зазевайся он хоть на миг.
   Внешне Таня мало изменилась с тех пор, как они с Юрой провели последнюю ночь любви. Но глаза... В них уже не было так называемой совковости. Расчёт и высокомерие, глубокая ирония и неприятие фамильярности - всё это князь прочувствовал с первых минут. И вмиг перестал ощущать себя князем...
   Беседа длилась дольше, чем обед, но не по вине Тучковой. От имени "местных" пылко и несдержанно выступал её муж - толстый швейцарец итальянского происхождения. Его английское произношение резало слух хуже Таниного, но разобрать, о чём шла речь, можно было вполне. Тема была выбрана житейская: как они с супругой познакомились. Оказывается, если бы не он, бедняжка, брошенная в пустом доме, в одном-единственном платье и без денег, умерла бы в чужой стране. И ведь почти ни слова не знала по-английски, такая лапочка... Тут Юра чуть не прыснул. Да, хорошая легенда, ничего не скажешь, молодец Татьяна.
   - Представляете, он её бросил, этот высокопоставленный коммунист! Как ненужную игрушку! Просто забыл! О, Мадонна, сколько же у ваших партократов было таких игрушек! Если бы не Горбачёв, вы бы до сих пор жили в обществе, построенном на первобытной диктатуре и рабовладении...
   Дальше шло подробное перечисление подвигов Михал-Сергеича и его супруги, сдобренное личными комментариями. Лекция продолжалась минут сорок. Знай Танин муж, сколько таких лекций Юра выслушал от итальянцев за всю жизнь, то, вполне возможно, что и сократился бы.
   - Представляете, они и дома свои побросали здесь, в Швейцарии! Страх - великая движущая сила, никому не охота в тюрьме сидеть! А теперь они все перекрасились, да? Наворовали новых денег, уже под другими личинами, да?
   - И прекрасно себя чувствуют! - решила поставить точку в беседе Таня. - Ну, друзья, огромное спасибо за визит, не смею вас задерживать...
   Юра уже пожалел о потерянном времени, ведь ничего интересного выведать не удалось: монолог итальянца оказался крайне неудобным и тесным для вопросов. Но неожиданно на подмогу пришёл Мася - вспомнил то, о чём забыли взрослые.
   - Тётенька, а вы не знаете, где тут у вас, в Цюрихе, кафе "Леда"?
   При упоминании о том кафе швейцарские супруги вздрогнули и переглянулись.
   - Питаешь интерес к притонам, маленький разбойник? Кто пробудил его в тебе, а? - вкрадчиво-язвительно, и одновременно ласково, спросила Таня.
   Папа Юра надел на лицо что-то вроде дурацкой улыбки.
   - Одна у вас "Леда", что ли? Я думал, тут их пропасть, как у нас в Питере "рюмочных"...
   - Точно не знаю, но недавно на весь Цюрих прогремела именно эта забегаловка!
   Князь повеселел ещё больше.
   - И чем же именно прославилось это заведение?
   Таня опасливо озирнулась, хотя ресторан был совершенно пустым.
   - Там регулярно собираются извращенцы, ну, педофилы там всякие, геи, лесбиянки, а главное...
   Она ещё раз обвела взглядом ресторанчик.
   - Там бывают случаи киднеппинга...
   Юра вскинул брови.
   - Да?
   - Говорят, что и недавно ребёнок там пропал, мальчик...
   - Как пропал?
   - Исчез, растворился прямо в забегаловке. Водитель, привезший его, прекрасно видел, как он туда входил, а потом... Ждал-ждал-ждал... Так никого и не дождался... Говорят, мальчик тот был ничейный, детдомовский...
   Юра окончательно взбодрился.
   - Так поблизости детдом имеется?
   - Что-то вроде пансионата для подкидышей, совсем дешёвенькое заведение. Как доберётесь до своей гостиницы, спросите там, но очень осторожно...
   Так и сделали. На этот раз поселение в номерах не было обставлено так помпезно, как перед отъездом в Голландию, ибо четвёрка сыщиков спешила. Побросав чемоданы и даже не вымывшись, все уселись в очередной нанятый "микрик" и помчались по полученному адресу.
   Адрес был получен не от Тани, она лишь намекнула на приблизительное местонахождение притона. Остальное пришлось, почти шёпотом, выпытывать у гостиничной обслуги. Как оказалось, о гнусной славе притона ведало не такое уж малое количество людей.
   Худо-бедно, четвёрка "оперов" из Петербурга выехала на задание. Небезопасное. За руль уселся японец Свиридка. Он же оформил прокат "микрика".
   Чуть раньше, на общем совете, было решено начать работу со слежки за детдомом. Остановились на противоположной стороне улицы, затаились, сидя в машине, благо стёкла были "взглядонепроницаемыми". И бутеров с газировкой набрали вдоволь. Вот только проблему "пи-пи" не продумали. Мася заявил о себе первым.
   - Долго тут канителиться будем? А то я щас лопну!
   - Пока не выйдет наша жертва! - бодренько ответил папа Юра, хотя и самому впору было в кустики бечь: неосмотрительно выпил много пива.
   - Дык... Вы же не знаете, как он выглядит!
   Мася был прав, но не на сто процентов. Ещё в Голландии, у Мичурина, удалось выяснить, что за последние пару лет беглец каким-то образом омолодился и теперь выглядел лет на тридцать пять с небольшим. Да и привратница всё время убеждала, что ему возраст сменить не проблема. Ещё и легенду о Бешеной Лоле в очередной раз выдала. Тут и приспела всем, кто ещё не слышал этот рассказ, пора узнать историю брошенной любовницы преступника.
   По словам мадам, отток кадров из болотного зазеркалья, "разбазаривание генофонда", процесс неоднородный и продолжается поныне. Пик сумасшествия пришёлся на самое начало двухтысячного года, когда имело место самое масштабное китайское нашествие на Петербург.
   Как известно, китайцы народ трезвый, энергичный и чрезвычайно трудолюбивый. Когда они в Питер массово "понаехали", в подземно-зазеркальном мире случился переполох: такого притока энергии и денег никто не ожидал. Правитель, к тому времени ещё не сбежавший, стал лихорадочно соображать, куда ему девать лишние ресурсы, в каких целях употребить. Будучи персоной не весьма порядочной, он решил временно взять это богатство себе, для чего соорудил тайные резервуары. А потом, по подсказке своей ушлой любовницы, стал мал-помалу переправлять туда и "основной фонд". Словом, на момент побега, у него имелся солидный личный запас.
   Далее... Известно, что подземные жители, "те, кто пониже", ведут себя не лучше наших эмигрантов: соглашаются на разные работы, вплоть до должностей домовых и леших. Но многие, более гонористые, добиваются вселения в тела - по примеру предков, основавших данную традицию ещё в древности.
   Если помните, Бешеная Лола, обладательница редкого ай-кью и редчайшей наглости, когда-то напросилась сопровождать правителя, тогда ещё будущего, перспективного, за границу - в образе молодой девушки, хотя на самом деле была не так уж молода. Беглец согласился, даже как бы похвалил её за находчивость, но лишь только оба добрались до Европы, в поведении начальника стал просматривать некий адюльтер. Если его можно так назвать - ведь союз их не был оформлен официально.
   Заметив неверность, Бешеная Лола, если помните из первой книги про адскую монахиню, стала колдовать, порчу насылать на хозяина. Тот поначалу жестоко струхнул, ибо даже он не обладал такими портящими свойствами, но потом вдруг обнаружил, что ведьмины происки ему на пользу. Здорово омолодился он - от такого притока злой энергии, ведь исходила она от молодого тела. В общем, стал он выглядеть всё моложе и моложе, а Бешеная Лола... та стареть начала. Для неё это явилось неожиданностью, ведь в людском теле она жила впервые, опыта практического не имела.
   Кончилось тем, что хозяин пришёл как-то к ней, ко старушечке, и поставил условие: либо ты продолжаешь меня омолаживать, либо...
   Что там дальше было сказано, история умалчивает, однако Бешеная Лола закрутила-замутила в угоду ему такое, чего на трезвую голову ни в жизнь не придумаешь: стала знакомить его с молодыми девушками, затем подстраивала ссоры, а затем... заставляла их колдовать, дабы "приворот подлецу сделать"...
   Эти и другие данные, полученные от "источников", давали право думать, что старый хрыч выглядел уже не на шестьдесят, как раньше, а лет на тридцать пять.
 
   16.
   Располагая одинаковыми данными, полученными от трёх разных лиц, можно приступать к делу с вдохновением. Даже если дело с самого начала кажется провальным. Поначалу было не с руки дежурить под детдомом, при полном отсутствии удобств типа "до витру", но зато какой кайф испытали разведчики, когда у ворот заведения, ближе к вечеру, появилась машина с нужными номерами. Мася провёл пальчиком по списку... Точно! Есть такое авто.
   - Ты не ошибся? - папа Юра тоже сунул нос в перечень.
   - Не-а!
   Под тем номером числился довольно старенький автобус, мест на двадцать, с табличкой "Киндер". Все четверо притихли в ожидании. Кто кого ожидал увидеть, сейчас уже трудно сказать. Юра Лялин представлял себе качка лет тридцати пяти, предположительно директора приюта или его зама, ведущего за руку очередную жертву - маленького сироту, которому было суждено пропасть методом киднеппинга... А то и нескольких сироток сразу!
   Ждали не напрасно: кое-кто таки вышел. Правда, в гордом одиночестве. То был маленький сиротёныш, лет этак восьми, по Масиным прикидкам. Лишь только он приблизился к автобусу, единственная дверь-раскладушка разъехалась и впустила его внутрь. Мотор взревел, преступное авто тронулось.
   - До мелочей всё продумали, сволочи! - воскликнул Юра, поражённый лихостью киднеппинга. - Наверное, загодя сказали ребёнку, что повезут в Диснейленд!
   - Сто пудов чего-то наобещали, - тихо отозвался Мася. - Я хоть и старше, тоже бы за так просто не согласился бы ехать в пустом автобусе, да ещё и по такой темноте...
   Мало того, что темень спустилась, так ещё и на хвост было не сесть: приходилось выдерживать дистанцию на пустой дороге, рискуя потерять автобусик из вида. Хорошо, что не легковушку пасли!
   К счастью, долго страдать не пришлось, транспорт с надписью "Киндер" вскоре слез с дороги, поскакал по невидимым кочкам ещё зелёного, но местами изрядно пожелтевшего лужка. Автобусные фары придавали жухлой травке золотой оттенок.
   На горизонте маячила какое-то кургузое строение, избушка современного фасона. По обе стороны от неё ничего не было, никаких домов, а был лишь ряд невысоких деревьев.
   Тревога спала, большого смысла в эскалации волнений не было. Оставалось ждать, когда автобус остановится и облегчится, выпустит единственного пассажира. И... ринуться в том же направлении... Пешком.
   Машину оставили у обочины с мигающими аварийными фарами. Свиридка-Токио на всякий случай снял колесо и засунул в огромный чемодан. Чтоб не украли прокатную тачку. В Швейцарии и красть-то некому, но приближаясь к незнакомому объекту, как правило, толком не знаешь, к чему готовиться.
   Объект поразил воображение четвёрки: на тыльной стороне его горела неоновая надпись 'Казино'. На фасаде же, довольно скромном, еле виднелась надпись "Леда". Даже слово "кафе" отсутствовало. А длинный ряд деревьев оказался не очень-то густой рощицей...
   В забегаловку вошли попарно: японец с Лизой впереди, за ними - Мася с Юрой. Затем все, по предварительной договорённости, сразу же разбрелись на четыре стороны: Юра - в прокуренный зал, Мася - в мужской туалет, Лиза - в женский, а японец - тот остался в вестибюле, стал приглаживать у окололысинную растительность у зеркала.
   Первый результат получил Мася. Он вернулся из мужского туалета, сообщив, что какой-то мужик, скорое парень, долго копошился, то бишь неизвестно что делал в служебной кабинке для швабр и вёдер, а затем вышел оттуда, почему-то заперев дверь на ключ. На уборщика, вроде, не смахивал.
   Лизин рапорт был короче: в дамской уборной никого не оказалось, сколько ни ждала.
   Японец тоже никого не дождался, делая причёску в вестибюле.
   А Юра, чуть попозже, в прокуренном зале, видел того же самого парня, с повадками уборщика, только тот уже отнюдь не уборщицкую роль исполнял, а самую что ни на есть кобелиную: клеился сразу к двум молодым девушкам, и уже через минут десять дал одной из них пощёчину. Вторая в шоке убежала, а та, которой дали по морде, пошла в бар - напиваться. Всё было выдержано в лучших традициях притона. Не хватало наркодилера с его обычными предложениями. После этого все четверо собрались в вестибюле на совет. Решено было вернуться, уже днём...
   Когда "опера" направились к выходу, из зала, вся пьяная и заплаканная вылезла побитая девица, ведомая под руку какой-то старухой. На немецком языке, почему-то с русским акцентом, старуха утешала жертву разгульного парня, а потом произнесла:
   - Я знаю, что делать! Если ты его любишь, борись за своё счастье!
   Обе ушли. Из зала, озираясь, вышел нахулиганивший и... вновь направился в туалет. Юра подмигнул Масе, и тот уже через несколько секунд открывал дверь мужской комнаты.
   Затем из туалета вышел малец, то самый, детдомовский, о котором все забыли, запрыгнул в автобус, и был таков.
   - Папа Юра, мне это странным вовсе не кажется, - с загадочным видом произнёс Максимка. И напомнил о своих приключениях перед помолвкой. Ай, да Мася!
   После такого заявления пришлось сходить к машине, взять отмычки, предусмотрительно купленные перед поездкой, и, поставив на шухере японца, отпереть дверь уборщицкой кабинки. Там было большое зеркало! Мася взялся провести следственный эксперимент: увеличился после слов "Расправить плечи!" и уменьшился после слов "Назад!"
   Остальное было делом техники: переехали из отдалённой фешенебельной гостиницы в ближайшую деревню, поселились у крестьян, напали на "детдомовца", вечерами шаставшего в притон, залепили ротик пластырем, укольчик сделали...
   Затем встал вопрос - с каким паспортом отправлять его в Россию.
   - С каким! С Масиным, конечно! - отозвалась Лиза, сунув пятерню в Максимкины вихры. - Щас сбегаю в ближайший магазинчик, куплю красочки, станет белобрысеньким, чуть с рыжиной, будто мой племянник это. Конопушечки изобразим. Совсем немного грима - и никто не догадается, что это не наш Мася! Ха-ха-ха!..
   От этого смеха Максимке сделалось жутко.
   - А меня куда денете? Закопаете?
   Папа Юра успокоил:
   - Закопаемся вместе, только не плачь! Останемся здесь, на недельку-другую, пока твой паспорт назад не прибудет. А тётя Лиза беглеца поездом повезёт, накачает снотворным и глаз не спустит ни на миг, чтобы часом не проснулся при контроле...
   - Только пусть не очень тискает и чмокает, - посочувствовал мальчику Максимка. - А то приедет весь в синяках и засосах! Порченый товар ведь могут не принять...
   Князь улыбнулся, хлопнул сына по плечу, прижал к себе, вздохнул. Знает княжонок, как юмором пользоваться!..
   Веснусчатая Лиза увезла крамольного Правителя в Россию. Свиридка-Токио, естественно, поехал третьим, а как же без него молодая жена одна будет - при таком-то беспокойном хозяйстве! А пара "князь-княжонок" стали целыми днями разгуливать по окрестностям, на сто процентов использовать экологически чистое пространство. На третий день Масе стало как-то беспокойно.
   - Папа, а когда нам позвонят из Питера? Уже ведь и доехать должны были, и поклажу сдать - с рук на руки...
   - Расслабься, сын, чем позже им приспичит, тем больше свежего воздуха наглотаемся. Такого озона в Питере нет, наслаждайся...
   После этих слов папа Юра захрапел. Ибо вот минут сто как боролся со сном. Максимка же, напротив, рвался к действию. Его мучили стандартные вопросы: не хохмит ли старая, может, опять скрывает чего? Постепенно пришла в голову идея: смотаться в притончик, ещё раз выведать обстановочку, дополнительная инфа не помешает. Опять же, зеркало в уборщицкой может оказаться полезным! Особенно когда все нужные отмычки в кармане.
   Бросив торопливый взгляд на безмятежно спящего отца, Максимка взял с журнального столика карту города. И кое-что из денег, щедро оставленных Свиридкой-Токио, франков пятьсот. Папе Юре оставались целых полторы тыщи, так что сынишкина совесть чиста.
   Перед самым выходом Максимка ещё и папы-Юрины шмотки прихватил, треники и майку - на тот случай, если увеличиваться придётся...
   В притончике всё было по-старому. Перво-наперво пришлось сунуть полтинник охраннику, так как детям туда вход строжайше запрещён, а детдомовец, помнится, совал, и именно полтинник! Потом, заглянув в общий зал, пришлось долго откашливаться, так как уже к полудню тот был прокурен донельзя. А когда дым, вроде бы, чуть-чуть рассеялся, стали видны лица, вернее, хари, заполнявших его особей. Среди них мелькала и уродливая рожа той старухи, которая приглашала обиженных девушек на уроки колдовства. Максимка стал активно следить за ней, предварительно сбегав в туалет и увеличившись. Долго ведь не будут терпеть мальца, вертящегося под ногами!
   Часа через полтора пришла обиженная, которую пару дней назад ударили по лицу, и снова стала громко жаловаться. Старая кинулась утешать её, но "жертва" накинулась на неё с кулаками. Убегая от побоев, старая ведьма вскочила в какую-то дверь. Деваха кинулась было за ней, но тут же вернулась. Удалось ли ей намылить харю ведьме?
   Прошло ещё какое-то время. От курева Максимка окончательно прибалдел, плохо соображал уже... Ему вдруг нестерпимо захотелось открыть ту дверь, за которой... Возможно, находился секретный коридор, по которому сбежала Бешеная Лола!
   Несколько раз оглянувшись, Максим, пошёл туда, тихо прикрыв за собой дверь, и вдруг понял: идти-то некуда! Там был маленький уютный тупичок. Но зато с очередным зеркалом! Вот где пригодилась зелёная бутылочка, выклянченная у японо-парочки, вместе с красненькой, на всякий случай. У них-то "пропуск" всегда в двойном размере имелся - четыре пузырька.
   Хлебнув зелья, Мася очутился... В коридоре, выложенном шершавыми плитками, в щели между которыми проникал тусклый свет. Хм, а мадам утверждала, что в том коридоре бывают раз в жизни...
   Пройдя немного вдоль бездверных стен, Максим вдруг услышал разговор, доносившийся из какой-то комнаты, дверь в которую пока что не была видна. Кто-то был явно возмущён:
   - Это и есть ваш старый Правитель?!
   - Да! Ему на вид немного лет, но это он... Пришлось применить к нему его же собственный фокус! Улучшающее зеркало - его изобретение...
   Мася ещё больше удивился: незнакомому мужчине отвечала мадам привратница! Вне всякого сомнения, то был её голос... Сжавшись в комок, он стал слушать дальше.
   - А где же следующий?
   - Я вам его вчера показывала, буквально вчера вечером. Забыли?
   - Не забыл, но ведь на это место метил представитель дверной династии...
   - У меня возникли контрадикции... В общем, вчера утром я поругалась с его матерью...
   - Хорошо, оставьте бывшего мне... Для разговора... А сами - ступайте...
   - Погодите, ещё секундочку! Мне был о вас чудесный сон...
   - Да?
   - Будто вы - огонь, испепеляющий, но справедливый! И будто живёте совсем один, почему-то в образе отшельника...
   - Мне некогда выслушивать этот подхалимский вздор... Монаха из меня хотите сделать? Прочь!
   Хлопнула невидимая дверь. Мася замер. Значит, старуха уже в коридоре. Куда она направится? И куда бежать?! Шаги, тем временем, приближались.
   - Шпионишь?! Как ты сюда попал? Идиот...
   - Не идиот, а представитель династического рода...
   - Ладно, некогда мне с тобой тут стоять... Скажи спасибо, что к тебе неровно дышит моя единственная доченька, которая вдруг решила отказаться от меня! Захлопнула перед носом дверь - и всё! Но я прощаю её... Прощаю! Иначе бы ты не вышел отсюда, щенок...
   С этими словами старая подпрыгнула, цепко ухватилась за Максимкино ухо и, несмотря на весь его взрослый вид, с невероятной силой потащила вдоль коридора. И куда только девалось "фрейлинское благородство"!
   Подбежали к какой-то двери, за которой тоже находился тупичок с зеркалом. Принудительно выпив из красной бутылочки, Максим внезапно оказался... на вокзале города Лозанна! Ха! Он уже не в Цюрихе, а в Лозанне! Хорошо ещё, что денежки не потерялись в той безумной гонке!
   На обратном пути, сидя в поезде, Мася начал потихоньку волноваться. Что подумает, проснувшись, папа Юра?.. Однако, глянув в окно, а затем на мобильник, он обнаружил, что ещё только раннее утро, время сдвинулось назад на три часа. Снова старухины происки!
 
   17.
   Швейцария дорогая страна, но добраться из одного города в другой, имея пятьсот франков, несложно. Даже для мальца десяти лет. А уж если тот малец выглядит на двадцать пять, то и подавно можно добраться, и даже куда угодно - у старшего возраста есть свои преимущества.
   Чем старше парень, тем лучше, но не всегда. Явись Максимка в таком виде теперь в свой класс, никто не поверит, что это он...
   Чем ближе подъезжал состав к Цюриху, тем жутче становилось Масе - от мысли, что он может не вернуться в свой нормальный вид. Ведь ссора со старухой ничего хорошего не сулила, стопудово не пустит больше она его в ту анфиладу, где можно уменьшиться с помощью зеркала. Даже зелёная бутылочка не поможет, если не знаешь секретов "подземной вертушки" - элементарно не попадёшь в нужное место...
   Срочно в притон, к зеркалу! Не разбили ли его, часом, пока он в преисподней ошивался? Не перенесли ли в другое место? Может, прежний, арестованный Правитель ухитрился позвонить из Питера, и кабину уборщиков заблокировали, повесили банковский замок?!
   Мася не хотел получать такой удар. Не так о школе беспокоился, как о Кристине: это ж теперь он старше её на целых двадцать лет!
   К счастью, и притон, и оба туалета, и все уборщицкие кабинки не подвергались никаким налётам, всё было цело. А иначе и быть не могло: то утро, когда Максимка менялся с помощью зеркала, так и оставалось утром. Как уже было сказано, время подвинулось назад - благодаря привратнице. Бабка, хоть и разобиделась на всех, но гадить не спешила, и за это Мася был ей благодарен.
   Сунув охраннику, уже неизвестно накой, чисто автоматически, полтинник франков, Фантомася ломанулся к двери туалета, с помощью отмычки влез в нужную кабинку, преобразился, вздохнул с облегчением. Что дальше?
   Дальше следовало идти домой, но распирало любопытство. Что ли, снова придёт та путана, мечтавшая дать Бешеной Лоле зуботычину? Что ли, снова Бешеная Лола будет удирать через тупичок с зеркалом? Интересно, куда она потом попёрлась? Жаловаться на свою судьбу? Кому? Главному?.. Гы... Главному-то её сопли накой? Сопли вытирает, слёзки осушает только Бог. А у "князя мира сего" задача примитивная: сберечь в сохранности "матчасть", ну, и свою шкуру. По возможности...
   Будучи ведьмой не самого низкого ранга, могла ли Бешеная Лола предвидеть свою дальнейшую судьбу? Знала ли, что через месяц выйдет газета с некрологом о ней? А ведь так всё и случилось...
   После неудачной попытки самоубийства, ведьма Мара две недели пролежала в параличе, а затем её дух перекочевал... в коврик! Да, в грубое изделие местной мануфактуры. О которое люди вытирали ноги, прежде чем войти в один из общественных туалетов. Из того коврика дух переселился в другой коврик, потом - в третий коврик, ну, и так далее... Пришёл ли он в итоге к Богу? Вопрос не из лёгоньких. Эх, зря вселялась Мара в тело молодой девицы - старой ведьме такое тело ни к чему, баловство всё это...
   О том, что случилось с ведьмой Марой через месяц, никто из четверых "оперов" так и не узнал, ибо некролог вышел в крошечной местной газетёнке, крошечным тиражом. На международную та новость явно не тянула!
   Чем больше знакомился Максим с представителями зазеркалья, тем меньше хотелось ему общаться с ними, и уж тем более становиться их подпольным мэром.
   Поскольку дорога домой, то бишь к папе Юре, длилась не пять минут, нужно было преодолеть бегом огромный луг, у Маси выкроилось времечко для раздумий. Если раньше, последние полгода, он всё время хорохорился, привыкал чувствовать себя взрослым и даже чьим-то повелителем, готовым к любым ударам судьбы, то почему такой лёгкий удар, как непринятие его в мэры, должен сильно ранить? Не мэр - и ладно... Однако, увидев проснувшегося князя, княжонок бросился ему на грудь и... стал жаловаться.
   Папа Юра выслушал его до самого конца. Потом ещё и некоторые детали попросил повторить. Далее изрёк:
   - Не хочу тебя пугать, малыш, но старуха твоя становится опасной...
   - Мда, - хмыкнул Мася, - она лишилась главного человека в своей жизни, навсегда поссорилась с единственной дочерью... И это пробудило в ней зверя?
   - Молодец! Я всегда тебя гением считал. Психолог! Гигант мысли! Главное для человека - его близкие, семья... любовь... Дай я тебя расцелую!...
   И тут Мася разрыдался. Как маленький ребёнок. Папа Юра и на это нашёл слова:
   - Сколько ещё будет в жизни разочарований, сын! Но я уверен: это твои последние слёзы. Ты мужаешь! Вот сейчас всё обдумаешь, осмыслишь и уже сегодня накатаешь мне план действий, которые ты хотел бы видеть в списке программы президента...
   - Президента чего?
   - Страны, разумеется... Всё, что ни делается - к лучшему! Став мэром какого-то там подземелья, ты навсегда утратил бы возможность стать президентом страны.
   - А сейчас какие у меня шансы?
   - Думаю - большие.
   - Ух, ты! А инаугурация моя где будет, если вдруг столицу перенесут из Москвы за Урал?
   - Ну, уж во всяком случае, не за зеркалом купчинского супермаркета, и гости будут приходить не по старухиным бумажкам, а по нормальным приглашениям.
   - Я согласен!
   - Всё будет зависеть от тебя, от твоего старания, старайся, работай, расти, наконец, а я буду подкидывать тебе идейки! И финансы - по возможности...
   Слово "финансы" всегда имело магнетический эффект. Вот и сейчас оно примагнитило к их дому одного из миллионеров. Хлопнула калитка. То приехал японо-муж конопатой Лизы, привёз Максимкин паспорт.
   - Ребята, укрепитесь на стульях! Я с грустными новостями...
   Юра не смог не подхохмить:
   - Погоди-погоди, Прокопыч, дай-ка, я сам догадаюсь... Или нет, лучше ты, Максим, ты же говорил, что с духами общаешься... Что скажут тебе духи в этот раз? Ну-ка, напрягись!
   Мася понял шутку, подмигнул и с важным видом закрыл глаза, типа впал в транс. Затем выдал:
   - Если духи не врут, бабка нагло кинула меня, и подпольным мэром Петербурга будет другой мальчик...
   Тут Свиридке самому понадобилось укрепиться.
   - О-хо-хо! Вот это да-а-а... И ты ни грамма не расстроен?!
   - Не-а! Это ж какое крепостное право - быть под старухиной пятой!
   Мася как раз недавно выучил про крепостное право, в школе проходили.
   - Свирид Прокофьевич, вы ж сами были крепостным, и вам просто повезло, что ваша барыня была не Салтычиха...
   Очухавшись, Свиридка-Токио отпарировал удар заумного малолетки.
   - Хм... Ещё кому из нас больше повезло! Ты вот бесплатно вышел из игры, а нам с Лизонькой откупаться пришлось... Мы больше не привратники, хоть и клятву дали. Отказ от клятвы стоил нам... Полмиллиона долларов, однако! Когда-то моя зазнобушка меня выкупила, а в этот раз - я её, - довольно рассмеялся бывший крепостной.
   В ходе того повествования был уточнён и размер капитала, остававшегося у Свирид-Прокопыча в сухом остатке: четыре миллиона американских долларов. Не так уж и много, но на маленькое ранчо в Швейцарии плюс на квартиру в Японии, плюс вообще на хорошую жизнь - вполне должно было хватить.
   - Подожди! А чего тебе приспичило откупаться? Жил бы на два дома, на две страны, поди плохо! Скучно ведь тебе в Японии! - заволновался Юра.
   - Инициатива исходила от карги, однако, - сухо комментировал всегда жизнерадостный японец. - Она такую сцену закатила нам с Лизушей, аккурат после своей ссоры с вашей Лялей...
   Тут Юра разволновался ещё больше.
   - Ой! Надо ж позвонить жене, как она там!
   Набрав номер коммуналки на Обводном, князь приготовился услышать что-то страшное. Но ничего страшного не произошло.
   - Юр, ты долго там ещё болтаться будешь?
   - А ты как? Зачем с мамашей-то ругалась? Тебе ведь нервничать нельзя...
   Пауза.
   - Да я... Я-то в полном порядке... А вот ты меня пугаешь! О какой мамаше речь, мы ж с тобой оба сироты?!
   - Ничего не понимаю... Ладно, если ты в порядке - я спокоен тоже! Жди нас! Скоро будем!..
   Вернувшись в Питер, папа с сыном долго хохотали над Лялиным рассказом. Оказывается, когда нагрянула старуха, как обычно в лохмотьях и с нравоучениями, бывшая принцесса-болотнянка приняла её за баптистку-попрошайку, сунула сто рублей и захлопнула дверь. А бабка ещё долго стучалась и требовала впустить! Но Ляля пригрозила ей милицией, и та удрала.
   - Так-таки удрала? - заржал во весь голос Юра.
   - Да, а что? Дёрнула вниз по лестнице с ругательствами...
   Несмотря на Лялину беременность, пришлось ей всё рассказать: и про мадам, и про зазеркалье. После жуткого повествования о таинственном и неземном, бывшая принцесса Анна вдруг спросила о вполне земных вещах:
   - Слушайте, ребята, кто-то проверял гараж? Стоит ещё там наша тачка? Может, мстительная карга забрала её назад?
   Тут и Харитоныч маслица подлил:
   - Если забрала - то была права. Барыня, ты чё, мать свою родную выгнала?
   - Дед, замолчи, а то и тебя выгоним, - рявкнул Юра. Но дед не слушал, душа требовала высказаться:
   - Красавица, я о тебе был лучшего мнения! Дура ты совсем, что ли? Пусть бы бабка в гости к нам ходила, а малец бы пусть за зеркалом торчал - в школу всё равно ходить ленится... И машина с гаражом были бы целы!
   Тут уж Ляля по-серьёзному возмутилась:
   - Харитоныч, ты, конечно, алкоголик, но сейчас ведь трезвый?
   - Ну...
   - Тогда должен понимать: человека на машину с гаражом не обменивают. Зачем нашему мальчику всю оставшуюся жизнь в подземелье париться?! Мы мальчиков на велосипеды не меняем, правда Мася?
   Малец кивнул.
   - И потом! - раздухарилась бывшая принцесса. - Я отлично помню свою мать, мне было шесть лет, когда они с отцом умерли! Я своих родителей любила и сейчас люблю, а если в прошлых жизнях у меня ещё кто-то был, то об этих людях я знать не знаю и рыдать о них не собираюсь!..
   Для разрядки обстановки, Мася решил выступить в роли мага:
   - Харитоныч, иди в свою комнату, спрячься под кроватью, а я буду с твоим духом разговаривать.
   Старик послушался, ушёл. Максимка начал публичный сеанс:
   - Вася-Вася-Вася... Вася-Вася-Вася... Вася-Вася-Вася... Приём! Слышишь меня?..
   И таки раздался ответ, но почему-то очень громкий, голосом Харитоныча:
   - Чего тебе?
   - Водки хочешь?
   - Снова обманешь, стервец?
   Харитоныч выскочил на кухню. Все оторопели.
   - Ты смотри, - сказала Ляля, - и вправду его дух на "Васю" отзывается...
   - А чего же мне на Васю-то не отзываться?! Если я по паспорту - Василий Харитоныч?!..
   Все заржали, включая и четырёхлетнюю Кристину, которая проснулась от предыдущих криков и прибежала проситься к матери на колени...
   После этого ещё много чего было. Например, через полчаса нагрянули с бутылкой Лиза и японец. Оба уже сильно под шафе, но ещё способные говорить. Свиридка-Токио, услышав о волнениях насчёт машины, торжественно провозгласил решение привратницы:
   - Не бойтесь, она вам всё ваше оставила, так и сказала: машину и гараж пусть забирают... А мы вам с Лизой от себя дарим тот швейцарский домик, в котором вы три дня скучали...
   Всё кончилось прекрасно. Как в популярных театральных водевилях, и даже лучше. Но Максимка понимал, что спектакль спектаклю рознь. Если персонажи не связаны любовью, если между ними кипят раздоры и имеют место финансовые распри, то это будет никакой не водевиль, а дешёвенький ужастик.
   В подтверждение этих мыслей сон ему ночью приснился. Россия вдруг сделалась маленькой, как тарелка, а людишки - те вообще превратились в лилипутов. А вокруг бушевал океан! Из океана шла могучая энергия, добрая подпитка, из-за чего все люди на тарелке целовались, обнимались, и никто не дрался... И лился на всё это Божественный Свет... А в конце чей-то голос внятно произнёс:
   - Свет сильнее тьмы...
   Проснувшись, Мася призадумался: к чему всё это? И такая ли уж правда, что из света можно лепить конфеты? Врала старуха, врала, как Троцкий... Своё подземное добро лепила она явно из чего-то другого... Чья-то энергия - не Свет, а всего лишь чья-то энергия...
 
   18.
   Дни рождения Максимка отмечал весной, на приличном удалении от зимних праздников, а посему гора подарков, причитавшаяся ему ежегодно, автоматически удваивалась. Он искренне жалел одноклассников, имевших днюху под Рождество или где-то близко - у них ведь крупная радость случалась раз в год!
   Как уже неоднократно говорилось, радость к Масе в одиночку никогда не приходила и, если по правде, никогда так уж сильно не зависела от праздников. Их, "радостей в одном флаконе", всегда было как минимум две, а нынче, в преддверии больших торжеств, не двойная кайфуша намечалась, и даже не тройная, а многократная.
   Шёл декабрь, самое начало, морозы набирали силу еле-еле, а первый снег появился и сразу исчез ещё в ноябре. Ветры тоже с разгулом не спешили, ибо их время - лютый-прелютый месяц февраль.
   Затишье предвещало необычайный взрыв эмоций, но само его надо было как-то пережить, типа скоротать. Чем заняться? Жаль, старуха исчезла. Провела она своё мероприятие? Инаугурация состоялась? Ведь их в Швейцарию так гнали неспроста - бабка хотела заполучить подпольного мэра до конца года. Кстати, где приглашение на шоу, умыкнутое с грузовика? Ещё тогда, во время бешеной гонки по городу и окрестностям!
   Вынув учебники, Мася тряхнул рюкзаком. Кривой паркет усеялся скрепками, трамвайными билетами, записками от папы Юры учителям, пакетиками жвачки и прочей дребеденью. Но той бумажки не было.
   Пошарив между днищами рюкзака, проверив, не двойные ли у него стенки, заглянув во всевозможные карманчики, Максимка убедился в тщетности поисков. Что дальше? Название улицы, где находился загадочный купчинский супермаркет, кое-как возродилось в голове, но номер... А главное - дата! Дату и время он вспомнить не смог, как ни силился. Не дежурить же на той улице... Улицы в Купчино длиннющие, за всеми супермаркетами враз не пронаблюдаешь.
   Мася вздохнул. Ну, нет - так нет. Знать, не судьба ему увидеть, как будет стекаться глупый народ на сомнительное шоу. Они ж ничего не слыхали про болотное зазеркалье! Небось, с денежками придут... "Благотворители"! Обчистят их там за пять минут, а само шоу будет длиться не дольше их с Кристиной помолвки...
   О помолвке вспоминалось с нежностью. И с юморком. Да и бабка с большого временнОго расстояния не казалась таким уж монстром. Много в ней было тёть-Марининого, кстати. Лихо про честность талдычила! А подарочки как щедро раздавала: Максимке - айпэд, папе Юре - так вообще машину с гаражом... Зачем было с ней ссориться? Ну, другого сопливого подземного правителя назначат, и не факт, что лучшего, ну, нагрубила сгоряча мама Ляля бабке, ну... А бабка тоже хороша: мол, я твоя родная мать, всю жизнь за тобой слежу. Да ещё в традиционных лохмотьях припёрлась! Оделась бы получше, в виде исключения, так и не приняли бы за баптистку-хулиганку... Жуть, как некоторые взрослые любят ситуацию усложнять! Мася не из таковских, а посему... Решил, всё-таки, найти тот супермаркет. Хотя бы попытаться!
   Напялив куртку и сунув в карман кошелёк, Максимка побежал на улицу - к метро. Станция "Балтийская" ближе всего, но от неё до "Купчино" надо ехать с пересадкой. "Фрунзенская" чуть дальше, но там по прямой - шесть остановок. Да на трамвае чуток. Через минут сорок можно было начинать наблюдение. Благо до темноты оставалось не менее четырёх часов.
   Бежать до "Фрунзенской" по Обводному каналу - это ж ещё и историю вспоминать! Ту, которая началась восемь месяцев назад, у киосков-раскладушек. Где они теперь, киоски эти? Пусто. Как и не было их. Определённо скучно без старухиных примочек...
   Привратница собиралась "заняться творчеством" - сразу после инаугурации планировала отойти от привратницких дел. Чего ещё учудить хотела? Наверняка задумала что-то суперприкольное. Такие мысли добавляли Максимке "газу", он бежал всё быстрей и быстрей. А по пути попадались странные личности, до ужаса похожие на привратников, такие же бомжеватые, а главное - лицом почти копия. Даже старушенция - копия мадам! - попалась. Говорят, если встречаешь кого-то похожего на своего знакомого или знакомую, точняк те люди о тебе сейчас вспоминают!..
   В вагоне было пустовато, пассажиры думали каждый о своём, но Масе мерещилось, что его пристально рассматривают, пытаясь угадать мысли. Ещё бы! Ведь его ждали новые приключения, не хуже предыдущих. Он это чувствовал. Знал. И не ошибся.
   Выйдя из метро и проехав на трамвае пару остановок, Максимка добрался до нужной улицы, которая скорее смахивала на проспект. Сколько же там супермаркетов? Окружающая местность выглядела уныло: панельные дома брежневского типа не теснились, как особняки в центре города, а наоборот, стояли на почтительном расстоянии друг от друга, что придавало пейзажу ещё более депрессивный вид. Как тут вообще могут жить люди? Стоило ли рисковать жизнью и деньгами, поселяясь в Городе-Двери, чтобы постоянно иметь вокруг себя "не пойми что", характерное для абсолютно любого города. Ведь и в Купчино полно приезжих, а не только в центре города. Их везде полно, этих храбрецов-авосечников, живущих и действующих на "авось". Этот афоризм, конечно, принадлежал папе Юре.
   Переведя взгляд несколько раз, Мася поначалу ничего интересного не заметил. Однако вскоре неожиданно узрел... Чёртово колесо! Вращающееся! Кто-то наскоро соорудил Луна-парк? Неужели аттракционы работают до декабря? Или это специально к Новому году? Хочешь, не хочешь, а пойдёшь в ту сторону, особенно когда ноги сами несут.
   Подбежав чуть поближе, Максимка заметил, что территория аттракциона окружена низким зелёным заборчиком. Внутри ограды было не так уж и много людей, аттракцион-то был новьё несколькоминутной давности! У расписной калитки стоял человек во фраке и впускал любопытных строго по одному. Толпа, которая, конечно же, имелась и вокруг огороженного пространства, была тактично оттесняема другими импозантными людьми во фраках - тех было человек двадцать. Милиция тоже имелась - в лице одного-единственного постового, сильно зевавшего и не проявлявшего интереса к происходящему. "Подкуплен страж", - сказал бы папа Юра.
   Мася подошёл бы ещё ближе, но персона во фраке, стерегшая калитку, вдруг до боли напомнила ему водителя грузовика мадам привратницы, похожего на Роберта де Ниро: крупная родинка на щеке, прилизанные космы... А раз так, безопаснее было держаться поодаль. Издали иногда смотреть даже интересней!
   Пассажиры колеса, ещё только садившиеся в кабинки, имели настроение практически спокойное. Зато те, кто уже успели покататься, дико веселились, ржали как кони, просто ухохатывались, причём дружно, все без исключения. И наперебой совали деньги какой-то женщине. Если бы та дама не была одета так прилично, её можно было бы принять и за мадам привратницу.
   Чего Максимка больше всего ждал? Сумерек, конечно. Любопытно было не только посмотреть, но и послушать.
   И вот пришли они - сумерки. Стали сгущаться мало-помалу. Максимка бросил осторожничать, подошёл ещё шагов на двадцать-тридцать. Первое, что он услышал, было:
   - Оплата по результату! Кому не понравилось - тот не платит!
   То был скрипучий голос мадам. То была, конечно же, она, только без лохмотьев. В ответ на её реплики слышались как бы возмущённые голоса:
   - Позвольте, как это - по результату?
   - Вот те на!
   - Я так не играю!
   И снова раздавался хохот.
   - Говорю вам, - увещевала бабка очередную группу, - если не получите удовольствия, то и платить не надобно будет...
   Вдохновившись такой бесплатной ценой на удовольствие, очередная группа садилась и... неслась - вверх-вниз. А денежки текли рекой - прямёхонько в карманы старухи-зазывалы. Карманы оттопырились донельзя, так что пришлось часть купюр перепрятать за пазуху.
   Интересно, чем она их так развеселила, думал Мася. Дабы узнать причину, ему пришлось подойти к калитке, где висел плакатик с надписью: "Мы подарим вам воспоминания о вашей юности". Наверное, юность - весёлое время, подумалось Масе.
   И действительно: даже одиночки, садившиеся в кабинки в хмуром настроении, после катания выскакивали окрылёнными, не говоря уже о парах... Ну, в этом, пожалуй, не было ничего особенного - ведь старуха не перестала владеть своим гипнозом. Провожая ржущих и икающих от смеха за калитку, она и там морочила мозги - предлагала каждому, совершенно безвозмездно, "конфетку забвения", чтоб дома те же самые воспоминания не мучили, мол, хорошенького понемножку, а то со смеху и сдохнуть можно. Помимо конфеток, бабка вручала всем покатавшимся... О! Знакомую бумажку! Приглашение на инаугурацию, официально значившуюся как "благотворительное шоу". Многие чисто из вежливости брали ту бумажку, а потом, отойдя на расстояние, бросали наземь. Так что подобрать несколько штучек для Максимки не составило труда - на всю семью нахапал! Вот только дата шоу смущала - текущий день. Начало - через три часа.
   После окончания последнего сеанса, когда почти вся публика рассосалась, растворилась в темноте, подвалил отряд рэкетиров - в ментовской форме, вестимо. Наверное, подумали, что бабка и её артисты в штаны наложат. Тут им самим было впору за сердце хвататься...
   Дождавшись, когда не только публика, но и персонал во фраках покинули площадку, старуха вынула из сумки какой-то агрегат, помесь мегафона с ГИБДД-шным радаром, и гаркнула в него что есть силы. Какое-то заклинание - непонятное, но внушительное. Вся недвижимость, имевшаяся на площадке, включая и заборчик, превратилась в дым и немедленно всосалась в вышеозначенный матюгальник - через центральную дырочку "рупора". Правда, всосалось не всё. На земле после псевдоциркового трюка валялись несколько палочек, штук двадцать, типа эбонитовых - такими в школах на уроках физики магнетические опыты показывают. Коллеги во фраках кинулись их поднимать, но человек, похожий на Роберта де Ниро, дал знак, что управится сам. И таки справился - за пять секунд, собрал всё в полиэтиленовый мешочек. Затем вручил его привратнице со словами:
   - Мадам, пусть это побудет при вас...
   Рэкетиры прибалдели, но делать было нечего. А старуха со товарищи, всей гурьбой, бегом, без остановки, рванули до конца длинного квартала. Там, буквально за углом, обнаружился супермаркет, точный адрес которого и был указан в бумажке-приглашении. У входа стояла небольшая толпа зевак, которая сильно недоумевала, ибо производилась непривычная для обывателя "зачистка магазина от покупателей". Как по доносу о подложенной взрывчатке! Но охранник, стоявший у входа, неожиданно все подозрения об опасности развеял:
   - Граждане, кто с приглашениями - прошу входить, зал пуст!
   И очень могие рванули внутрь. Вместе с толпой внутрь магазина стали пробираться и мадам с коллегами. Но... Странное дело! Всех их впустили, кроме самой мадам.
   - Вас велено задержать! - вкрадчиво произнёс охранник.
   Мадам смутилась, остановилась, воздела руки к звёздному небу... Что интересно, никто из её коллег во фраках не обратил на инцидент ни малейшего внимания. Кроме "Роберта де Ниро". Тот, слегка задержавшись, сочувственно глянул на привратницу, вздохнул... Словно ведал обо всём заранее.
   Масе сразу же перехотелось идти на мероприятие. Что там может быть интересного? Очередной интерьер подземной "вертушки", где будут чествовать его соперника? Ему было теперь гораздо интереснее узнать, что будет делать старуха, куда потащится. По её физиономии было видно, что даже она, при всех неописуемых талантах и способностях, не смогла предугадать такой поворот событий. Жалобно хмыкнув, она вынула из кармана флягу и сделала судорожный глоток. Мася понял: настало время его выхода.
   - Мадам... Если хотите, я отвезу вас к... к бабушке...
   Старуха вздрогнула.
   - К какой бабушке? И откуда ты тут взялся, щенок?
   - Потом скажу. А сейчас - поехали, пока маршрутки ещё ходят. От метро на микрике - минут тридцать сорок...
   - Так значит, всё-таки, к бабушке... И это почему же?.. - вдруг ласково-задумчиво произнесла мадам, видно, снова "выпав в осадок"... Взгляд её привычно затуманился.
   - Ну, хотя бы потому, что вы ей подарили старинное колье. Уж чаем-то всяко напоит. Да она и без колье вас чаем напоила бы, не переживайте...
   Старуха согласилась. Сели на трамвай, поехали к метро, а дальше - перепрыгнули на маршрутку, "двинули на рафике в область" - как сказала бы рыжая Лиза.
   По дороге бабка неожиданно разговорилась. Заставила Максимку объяснить ей всё: и его появление около супермаркета, и его же появление близ кулуаров Главного, ещё тогда, в Швейцарии, перед самой "вынужденной высадкой в Лозанне"...
   - Так получается, что я зря вас в Швейцарию гоняла! Можно ведь было иначе поступить... Ведь объект был у нас буквально под носом... Но кто же знал? Впрочем, Главный, вероятнее всего, был в курсе... И от ритуала было никак не отойти... Ритуал есть ритуал...
   Нетрудно догадаться, с какими лицами слушали тот диалог пассажиры битком набитой маршруки. Ведь аккурат был час пик.
   На дворе был не только час пик, но и кромешная декабрьская темень - в области, как известно, улицы освещаются ещё хуже, чем в городе. И снова на выручку пришли праздники!
   Дни рождения и прочие праздники семья Лялиных-Скобелевых-Дверниковых частенько отмечала в деревне, поэтому Мася даже в темноте без труда нашёл нужный домик. Жаль, маршрутка прямо туда не подъезжала - ведь борзоногая бабка в этот раз вообще мчала как укушенная. Зачем он указал ей направление? Шла бы она за ним, а не он за ней... И не сказать, чтоб совсем не было скользко! Вечерняя наледь на дороге грозила падением. Однако, как ни странно, обошлось без казусов, дошли до садика с избушкой целыми и невредимыми.
   Из глубины сада слышались удары топора. Редкие, слабые, неуверенные.
   - Что там?! - вздрогнула старуха, хотя ранее пугливостью не отличалась.
   - Ну, наверное, бабушка дрова рубит...
   - А-а-а, Мария...
   Мася оторопел. Он впервые слышал имя бабушки - все всегда её "бабулей" величали.
   Мадам сама нашла калитку, резко отворила, потопала на звуки топора. Обычно беспокойный пёс, едва высунув морду из будки, заскулил и... спрятался. То ли от холода, то ли от страха.
   Продираясь сквозь разросшийся кустарник, воюя с ветками яблонь и облепихи, Максимка, слушал прикольный диалог.
   - Маша, давай сюда топор, так ты ещё долго ковыряться будешь!
   - Ой... Это вы?!
   - Я-я... Узнала? Гони топор!
   Удары сделались частыми-частыми, как в ускоренном аудиоролике...
   А выглядело действо как ускоренное видео. Подошедший Мася не сдержался и хихикнул. К счастью, мадам не расслышала. Рядом с ней росла эффектная кучка дров...
   Наконец, крупные поленья кончились, привратница, теперь уже с пристакой "экс", бросила топор, взяла дровишек, пару мелких щепочек и приказала:
   - Все в дом!
   И "все" повиновались.
   Когда Максимка с бабушкой вошли в гостиную, мадам вовсю колдовала у печи, мешая угли, а за столом... Сидела тёть-Марина!
   - Вот, где ты болтаешься на ночь глядя! А мама Ляля вся в слезах... Хорошо, что я мобильник теперь ношу... Свой-то зачем выключил?..
   Произнося эти фразы, Маринка шарила в карманах в поисках очков и старенькой, когдатошней Максимкиной, мобилки.
   - Алло! Ляля? Он у бабушки! Нашёлся! Тут какая-то... мадам его привела...
   Мася с привратницей хитро переглянулись.
 
   19.
   Затем долго пили чай, окончательно знакомились. Ну, и, конечно, не без привратницкого соло обошлось.
   - А он завистник... И вправду завистник... Завистник... А я ему верила... Уважала...
   Речь шла о Главном, тоже с приставкой "экс", ибо мадам его более так не называла. Теперь он был просто "он". В лучшем случае. В худшем - не обошлось без мата, отчего Маринка то и дело затыкала уши и кивала Максиму на дверь, мол, выйди. Но тот не собирался слушаться. Кто кого, в конце концов, из передряги вытащил? Не мадам привела его к баб-Маше, а он её... К тому же, пропускать очередную ахинею о зазеркалье - глупость. Давно оттуда не было новостей, а тут такой поток... Лавина!
   Отойдя от привратницких дел, мадам, как и обещала, занялась творчеством.
   - Я ему, с-с-скотине, столько всяких новшеств понавыдумывала, столько изобретений внедрила, одна "комната испуга" чего стоит...
   "Комнатой испуга" называлось помещение, сплошь выложенное специальными пластинами, типа металлических, способными впитывать энергию человеческого настроения. Если постоянно заполнять её воришками, только что пойманными за руку, либо другими новоявленными преступниками, то вскоре комната сама начнёт определять эту сомнительную братию, эту "порченую породу". Лишь войдёт туда хороший, чистый человек - сразу будет вышвырнут по причине чужеродности. И сразу документ ему: "Хороший человек".
   - Я хотела ему лучше сделать...
   - Болотную породу слегка улучшить? - не выдержал Мася.
   - Именно. А ему это не надо... Ему плевать... Плева-а-ать... Плева-аать...
   Ну, всё, наклюкалась старуха, теперь шишь чего интересного услышишь. Мася вырвал у неё флягу.
   - Мадам, хлебните антидоту, а то мы не узнаем, что было дальше...
   - Да, мать, вываливай как на духу, сразу полегчает! - поддержала тёть-Марина. Ей тоже было любопытно.
   Протрезвев с помощью другой фляги, бывшая привратница поведала о трюках с инаугурацией.
   - Сначала он, этот поганец, предложил, чтобы всё было по правилам, мол, надо соблюсти ритуал, официально отобрать права у бывшего Правителя, а для этого - разыскать и привести. Ну, привели мы его, и что? В итоге всё равно вышло не по-моему, а по его: на троне восседает, хоть и новая, но весьма удобная ему и безропотная личность - можно снова дела делать... И главное - нового Правителя Петром зовут, как я и хотела! Ха! Всё, как я хотела, не подкопаешься...
   Старуха потянулась было снова за первой флягой, но Мася её снова остановил.
   - Выходит, нас в Швейцарию гоняли зря?
   - Зря. Каюсь. Он, мразь лживая, дерюжная, просто издевался. Уверен был, пузатый врун, что не сыщете вы злодея, даже вчетвером...
   - Что лживый - то лживый, - поддакнула Маринка, - отец ведь лжи он, как-никак...
   - А почему он всё время у вас "пузатый" и "дерюжный"? Он же может и другую внешность на себя напялить? - спросил Мася.
   - Так ему для имиджа сподручнее - под скромного косить. И Сталин с Мао так выделывались, и я, козлиха старая, драной клоунессой сколько лет отходила... Тьфу, идиотка...
   Дальше бабка, минут пять, лаяла себя саму, тоже с непечатными словами. Прервала её баба Маша.
   - Слушай, милая, тебе ведь теперь трудно, а я, чёрствая душа, всё никак не верну твой подарок...
   Она сходила в спальню, принесла старинное колье. Бриллиантов на нём было!
   - Вот, хорошо, что не сдала в ломбард, а то зубы планировала сделать...
   Старуха окончательно протрезвилась.
   - Ещё чего! Подарки забирать! А зубы я тебе щас и так сделаю! Есть тут хоть одна комната с креслом?..
   Она достала одну из палочек, выданных ей "Робертом де Ниро", потрясла ею в воздухе...
   Через полчаса баба Маша сидела за столом, сверкая голливудским прикусом, кусая всё подряд, даже каменные сухари - и с большим успехом!
   На зубы, как вы поняли, ушла часть волшебной палочки, которая и не палочкой была вовсе, а сгустком "универсальной материальной энергии" - делай из неё, что хошь. По крайней мере, экс-привратница ухитрялась делать.
   - Хорошо, что хоть Силантий не сукой оказался, приберёг мне немного добра, отбил у заговорщиков...
   - Силантий - это который с родинкой? - снова проявил смекалку Максим.
   - С родинкой, с родинкой... Такой родной... Когда теперь свидимся...
   Мадам всплакнула, вытерла глаза, обняла Максимку.
   - Все они, кроме Силантия, мне завидовали, все... А я завидую тебе, малыш...
   - Мне-е-е?!
   - Тебе-тебе, не удивляйся, ведь ты с мамой Лялей на "ты", а она мне... Ка-а-ак "выкнет" тогда, да как выгонит, да как дверь захлопнет... А я с "Евангелием" пришла, по-доброму, чтоб не сразу въехала, что я... из этого... ну, из ада... или как его там...
   - Да как его ещё называть-то, коли там шастает сам сатана! - вскочила со стула Маринка.
   Мася приготовился слушать проповедь. И таки проповедь была.
   - Ты, сестра, напрасно убиваешься о потере связи с дочерью, ибо любая потеря, любая скорбь идёт во благо, направлена на очищение души. И если ты, сестра, раскаиваешься во всём содеянном... Кстати, как тебя зовут?
   Этот вопрос застал врасплох абсолютно всех присутствующих, включая и мадам. Она, видишь ли, не помнила своего имени, причём, не помнила давно. Ибо не пользовалась. А зачем? "Привратницей" в болотном зазеркалье быть престижно. Это главное. При чём тут какое-то имя.
   - А паспорт-то у тебя есть? - не унималась Маринка. - Без паспорта теперь даже в монастырь не примут...
   - Да нафига ей паспорт, когда она гипнозом кого хочешь заморочит, везде пройдёт... как танк...
   Максимке показалось, что его реплика прозвучала весело. Но никто не улыбнулся. Тогда он решил исправиться.
   - Нет, я просто подумал, что... Если мадам привратнице вдруг захочется переселиться, то её палочки - хороший строительный материал для чего угодно... Вон, киргизы юрты за собой через всю степь таскают - и то не сильно кряхтят, нам об этом в этнографическом музее говорили. А мадам себе не только юрту, но и клёвое американское бунгало где хошь соорудит. Так ведь можно и по всему миру путешествовать! На границе, к примеру, гипноз применять, а в остальное время - в разных домиках кайфовать. Ведь эти палочки - всё равно что пластилин, лепи, что хочешь!..
   И снова никто не улыбнулся. А Маринка - та вообще давно думала о своём, минут уже несколько. Наконец, выдала:
   - Как бы тебя ни звали, сестра, коль имеешь ты свойства необычные, начинай помогать людям...
   - Это как? - оторвалась от фляги мадам.
   - Да путей-то множество... Вон, у нас в деревне один рабочий, пожилой уже, скит себе построил на отшибе, уединился, стал усердно молитвы читать...
   - Грешил, наверное, в молодости много? - поинтересовалась баба Маша.
   - Не знаю, осуждать - не наше дело. Главное, что в конце жизни образумился, уверовал крепко, даже прозорливцем стал. В один прекрасный день люди к нему пошли за советом... И не только к нему!
   - А к кому ещё-то? - не удержался Мася.
   - У него на подворье коты-подростки бегают, так они, представляете - тоже вещать повадились...
   - А это как? - снова изумилась мадам.
   - Да ничего... в этом... удивительного... нету, - въедливо ответила Маринка, выливая в блюдце остатки чая из чашки. - Придёшь, бывалоча, в старый монастырь, да и в не очень старый - без разницы, а тебе навстречу пара: кошка с только что пойманным голубем в зубах. Если бедолага вырвется - значит и вас, наблюдающих сцену, неприятность минет, а если нет - пиши пропало...
   Беседа так бы и текла весь вечер плавно, с переходом в утро - Маринка умеет укачивать. Но к бабе Маше вдруг идея подвалила:
   - Слышь, сестра ты моя, благодетельница, а поселяйся-ка ты у меня, ась? Будешь чудеса свои прямо здесь творить: хочешь - кошек с голубями строй, хочешь - собаками командуй, а хочешь - людям вещай, всё, что знаешь про них... А знаешь-то ты много, не сомневаюсь...
   - Соглашайтесь, соглашайтесь, тут вам будет хорошо! Можете всё время спать на моей кровати! - вскочил со своего места Мася и помчался к шкафу за свежим бельём.
   Мадам сначала было воодушевилась, но потом снова скисла.
   - А как же дочь моя?
   - Что - дочь твоя? - в момент отреагировала баба Маша. - Боишься, что будет чураться тебя, и что, Господи прости, перестанет даже ко мне ездить?
   Старуха промолчала, но по лицу было видно, что боится она именно этого.
   Маринка снова вынула мобилку.
   - Погоди! Сейчас я её подготовлю...
   - Прямо сейчас?! - вздрогнула мадам.
   - А чего тянуть? Сделаем! - поддержала тёть-Марину баба Маша. - Обещаю даже не ревновать, ведь я бабка, а ты - мать! Извини, что стихами вышло... Щас обработаем тебе дочуру в лучшем виде, чтоб тебе ночью лучше спалось, на Максимкиной-то подушке, заодно и мысли все узнаешь этого сорванца, чего он там удумал на следующий раз... Говорят, если на чьей-то подушке поспишь - мысли его узнаешь!
   - Прекрати, Маша, православный человек, а всякую муть колдовскую городишь, - цыкнула Маринка.
   - А чё здесь колдовского-то? Если человек спит, он одновременно колдовать не может...
   Бабульки спорили, цифирьки телефона попискивали, все четверо не сводили глаз с мобильника, но на том конце трубку никто не брал. Раз пять или шесть перенабрала номер Маринка.
   Наконец, ответ поступил, но неожиданный. Ляля рыдала, а Юры вообще дома не было. Все удивились. Кроме Максимки.
   - Маме Ляле давно нравится другой дядя, из шоу-бизнеса, вроде этот... как его... продюсер... - с видом триумфатора сообщил он.
   - Погоди! - возмутилась Маринка. - Как это? Она же в интересном положении...
   - Не-а! - гордо приосанился малец. - То было в сентябре, а сейчас...
   Баба Маша схватилась за сердце:
   - Она что же - на аборт пошла?!
   - Да никуда она не ходила, просто оказалось, что и не беременела она...
   - А что ж нам-то не сообщила? - уже и Маринка схватилась за сердце.
   - А ей в том время уже было не до вас... Говорил я папе Юре, чтоб не слушался её и занимался спортом! А то - он вечером с работы еле ноги волокёт, а она - с концерта заявляется, почти каждый раз позже него! Хорошо, хоть я с Кристиной вечерами остаюсь, а то бы и малявке пришлось бы по концертам шляться...
   Мася наспех выдал свою теорию о том, как некоторые женщины, будто бы ревнуют своих мужей, а на самом деле втихаря прихорашиваются.
   - Каждый день новый маникюр - это нормально? Я, конечно, маму Лялю не виню, все женщины мартышки, особенно в молодости, но и папу Юру жалко - для него это удар!
   Вся компания минуты две просидела молча. Затем мадам порылась в своей сумке, которая была не меньше Максимкиного рюкзака, вытащила какую-то "машинку", слегка отличавшуюся от той, которая "для слежки", и начала, глядя на экран, жать кнопочки. Затем изрекла:
   - Тут колдовство замешано! До чужих подушек, правда, дело не дошло, но дойдёт, и не только до подушек, а и до кладбища, если не вмешаться...
   По словам привратницы, Лялю околдовали, и не сам тот мужик, а его жена. Да, сейчас полно извращенческих пар, где мужья с жёнами якобы дают друг другу свободу, а на самом деле от ревности готовы всех соперников поубивать, причём самыми садистскими методами.
   Ляля в последнее время много пила, даже больше, чем пять лет назад, когда мечтала получить Юру из Москвы - вырвать из когтей Изольды. Хорошо, что Изольда хоть не колдовала, а то не сносить бы блондинистой наследнице принцессы Анны головы ещё тогда, и не родить бы ей Кристину с Улей. Младшенькую дочку, родившуюся летом, нарекли Ульяной.
   В этот раз Лялино пьянство было не от ревности к Изольде, а из-за ревности жены-мегеры того красавца-продюсера, которую она в глаза не видела, но о существовании её, конечно, знала. А мегере вовсе и не надо было знать всех своих соперниц и соперников, ей хватало младших демонов и демониц, карауливших супруга день и ночь. Почему младших? Потому что сама она была из разряда старших, кои, однажды выйдя из подземелья и вселившись в тела молодых красоток, кочевали в следующих воплощениях именно по таким приманчивым объектам - из тела в тело. И мадам привратница решила это дело поломать! Вернее, начать компанию по усмирению зарвавшихся колдуний. И то должна была быть не "охота на ведьм", такая милая для сердца стукачей, а тайное обнаружение с последующим усмирением.
   В чём заключалось вышеозначенное усмирение? Нет, не в убийстве. Убийство - грех. Тем более, что после смерти физического тела "лярва" может смело переселяться в другую оболочку. Усмирение на языке мадам привратницы означало лишение возможности делать зло.
   Итак, возмездие свершилось! Слегла мегера с тяжёлой болезнью, сопровождавшейся параличом. А супруг-продюсер стал за ней ухаживать - по долгу совести. Неплохой был, в общем-то, человек.
   Мадам привратница на этом не остановилась. Вскоре начала с помощью своих устройств других "лярв" выискивать и подобным образом "трудоустраивать" - заставлять лежать в неудобной позе круглосуточно, а позднее - принуждать перекочёвывать в тела недееспособных новорожденных младенцев, то бишь слепо-глухоньких, безруконьких, безногоньких. И никому об этом знать было нельзя, кроме самого узкого круга - домашнего.
   Наконец-то у мадам появился свой домашний круг... И дочь вернулась - кинулась на шею с благодарностью. А уж о признательности Юры с Масей и говорить было нечего. Жаль, что Кристина с Улей не понимали происходящего, а то бы и они облобызали кудесницу со всех сторон.
   Маринка, которую в такие минуты обычно посещало красноречие, провозгласила:
   - Возблагодарим святых страстотерпцев Киприана и Иустину! Киприан сам в молодости был колдуном, но потом всю энергию свою и все таланты отдал на служение Богу и людям... И тебе, сестра, послужившей сатане изрядно, пора чистить нашу землю от ему подобных...
   Говорила тёть-Марина долго, но никто, как ни странно, не зевал. А бывшая мадам привратница, снова вытащив из сумки устройство, которое, по её словам, и без стукачей помогало ведьм выявлять в два счёта, как бы далеко они ни находились, принялась помечать нужные объекты на особой карте. Начатый процесс негоже было прерывать. Единственная трудность заключалась в неимоверном количестве объектов.
   - За времена безбожия в стране их столько развелось... Тебе подмога, мать, нужна... - сказала Маринка.
   Но мадам бралась "трудоустроить" главных ведьм и их приспешников сама, без помощи энтузиастов, то и дело норовящих наломать дров. Тут действовать с размаху и напрямик вредно.
   - Не будет получаться прямо - пойду в обход... Не каждую "лярву" машинкой вычислишь, иные так искусно маскируются, что даже мне большое время нужно... - грустно произнесла мадам.
   На тот момент абсолютно всё семейство сидело за праздничным столом - за новогодним, накрытым в горнице у бабы Маши. Ведь месяц в борьбе с нечистью быстро пролетел.
   - Закройте глаза, детки! - произнесла Маринка, метнувшись в сени за подарками.
   Когда под ёлкой, стоявшей в углу, выросла симпатичная горка, Максим и Кристина набросились на неё с визгом и толканиями. Полугодовалая Ульяна с удивлением взирала на всё это с высокого раскладного "трона".
   Тут вдруг князя Юрия Петровича, окончательно пришедшего в себя после потрясений, посетила чисто княжеская идея - благородно-патетическая:
   - Дети, снова закройте глаза!
   Максим с Кристиной повиновались, а Уля снова ничего не поняла, да это ей пока было и не нужно - княжьи намерения распознать не каждому взрослому под силу. Папа Юра, быстренько убрав все подарки в шкаф, велел чадам оглядеться. Те, не узрев ярких пакетов с бантами, расстроились было, но князь выдал им огромную, многоступенчатую речь:
   - Были тут подарки или не было их - спорная реальность. Может, и не появятся больше, а может - появятся. Вот у нас сейчас две шикарные квартиры и имение... А может статься, что исчезнет вдруг всё это... В одночасье... Истинно реально то добро, что у нас внутри. Не давайте никому испортить ваш багаж - и не собьётесь с курса...
   Мама Ляля всхлипнула. Все зааплодировали. Нарочито княжеская речь вышла, однако. Хотя князь так и не выучил своей родословной. А надо бы! Чай, не в Индии живём, где ты сначала камешек, потом ты птичка, потом раз пять рождаешься простым приматом, а потом уже таки в принца перевоплощаешься. Наша церковь против перевоплощений. Так что, не исключена возможность, что нынешний Юрий Петрович Лялин, однажды уйдя в мир иной, встретится там с настоящим князем, со своим предком - золотопромышленником Люлиным. Вот встреча-то будет!
 
   20.
   Посленовогодние деньки трудно описуемы, но живо представляемы: свеже-салатно-шампанские запахи, спугнутые полуночными курантами, удирают в панике, как Золушка, сменяясь кисло-помойными ароматами. Звон бокалов уступает место чавканью и храпу, а шустрая танцевальная музыка - нудному жужжанию посудомойки. Неприятно!
   Хотя запах вчерашней еды кой-кого и вдохновляет. А иным по душе вкус трёхдневного салата, подогретого на "бане" - тем, кто после вытья на новогоднюю Луну, неделю ходят по квартире в шарфике и тёплом халате. Как потом вернуть уважение к себе?
   На кухне бабы Маши, однако, было всё путём, почти как у любимого классика, только персонажи другие: не три девицы вечерком, каждая с веретеном, а три старушки-говорушки, между завтраком и вторым завтраком, за кухонным, за столом, что-то пальцами перебирали, какие-то картинки, вперемешку с фотографиями. И в аккуратные стопочки складывали.
   Стол был накрыт клетчатой бирюзово-сиреневой клеёнкой, в тон бирюзовому кафелю на стенах, отчего и небо за окном отливало бирюзой, и солнышко слало, сквозь белоснежную кружевную занавеску, узорные бирюзово-сиреневые приветы. Умела хозяйка кухни интерьер создать для праздничного настроения!
   Клеёнка была чистенькая, много раз протёртая несколькими тряпочками, плюс новым полотенцем. А ведь шёл третий день, вернее, третье утро нового года. Стол - поди ж ты! - был всё ещё в идеальном порядке: ни крошечек тебе, ни пятен, ни лишней посуды, только красивые чашки китайской работы с китайскими же блюдцами. На такой стол не противно и фотки выложить, даже самые ценные.
   А в углу, у печки, куда тоже достигали солнечные лучи, сверкала дополнительная лепота: медные тазы и кочерёжки на подставочках. Те, которые ещё со времён царской эпохи остались. Задолго до праздников, на предновогоднем семейном совете, было решено перевезти всё это с Лиговки в деревню, ибо пятикомнатные хоромы снова нещадно эксплуатировались квартиросъёмщиками.
   "А как же шкаф?" - спросите вы. Ведь ежели привратница с ним больше не общалась, а порталом в другой мир он всё ещё служил, сколько новых огорчений могло принести старинное зеркало ничего не подозревающим жильцам, скольких до смерти напугать!
   Мадам привратница вспоминала о шкафе неохотно, с содроганием. Но от цветных бутылочек не избавлялась. Мало ли чего ей со временем могло понадобиться в зазеркальных лабиринтах. Коронация подземного правителя успешно прошла, и ветеранше снова разрешили наведываться в подземелье. Где её с распростёртыми обьятиями ждал лучший друг и верный бывший заместитель Силантий! Кстати, тот не единожды наведывался к опальной старухе в деревню, вечерами прокрадывался в сад, стучал в окно, ждал, пока экс-начальница оденется, а затем до глубокой ночи беседовал с ней. О чём беседовал, не разглашалось.
   У Максима тоже бутылочки имелись, целых четыре, две зелёных и две красных, остались в качестве сувениров от конопатой Лизы и её мужа Свиридки-Токио. Эта, уже не очень молодая, но всё ещё возлюбленная пара решила отказаться от возможности хоть иногда наведываться в зазеркальное болото, и причиной тому была обида. За что их выгнали?! Да ещё и взяли столько денег! Мадам с дочурой горшки побили, а крайними сделали молодожёнов.
   Парочка гневалась, но не слишком. Отлично помня, кому они обязаны своей роковой встречей. Если бы не бабка, не обнимал бы теперь Свиридка возлюбленную. И по-русски ни слова не знал бы, не говоря уже о восхитительном новгородском акценте, от которого все тащились. За неделю до нового года молодожёны приехали в деревню к бабе Маше - расцеловаться на прощание.
   - Уходя - уходи! - вспомнил японец заезженную классику, в который раз нежно обхватив Лизину талию, уже едва-едва различимую, благодаря усиленному питанию в ресторанах на протяжении последних месяцев. Другой рукой он взял мобильник, стал наяривать в службу такси.
   - Покидаете нас? - вежливо спросила Ляля, в тот вечер находившаяся у бабушки в гостях. Она теперь неотлучно следовала за Юрой, куда бы тот ни направился после работы. А супруг аккурат приехал в имение перед праздниками по делу - помочь по хозяйству, оставить медные тазы и кочерёжки
   - Уезжаем в Японию! Навсегда! - провозгласил Сивридка.
   - Или на пару лет, - уточнила Лиза. - Если там нет нормального сельского хозяйства, то вполне возможно, что вернёмся.
   - Как это в Японии нету сельского хозяйства? - удивилась баба Маша. - А что же они там едят?
   - Нашу рыбу! - подыграл гостям Юрий Петрович. - Наворуют, набраконьерствуют, а потом втихарая лопают. Оттого и зубы у них кривые: ни молока нет в достатке, ни мяса нормального, носятся со своей "мраморной говядиной", как чукча с чумом...
   - А на остальные продукты наплевать им, что ли? На гречиху, на синенькие, а? Впервые такое слышу! - снова не выдержала Лиза. - Короче, мы с супругом ломанёмся в эти дебри на разведку. Если лажа выйдет, сразу к вам, назад...
   - Замётано! - воскликнул Юра. - Будем ждать! И машинёшки ваши сохраним в полной неприкосновенности.
   - Не, хранить не надо, внедорожники-то продавайте, нам они больше не нужны, - промямлил утомлённый чемоданным настроением японец.
   - А если вдруг вернётесь, на чём просторы области перепахивать-то будете? Снова рафики нанимать станете? - сострил Максимка, сидевший там же, на кухне. Он теперь шастал в деревню регулярно, даже без приёмных родителей, ибо мадам привратница стала его подругой. Из преисподней, в качестве выходного пособия, экс-привратница вынесла такой интересный багаж! Который, кстати, позволял жить широко: то владелицей виллы становиться, то магазина, а то и пивной забегаловки на тысячу мест. Правда, поначалу не очень-то хватало энергопалочек, но добрый Силантий задним числом принёс, подкинул этого добра. Теперь богатое приданое имелось у мадам, однако!
   Максимкина хозяйственная реплика не осталась без внимания.
   - К тому времени, когда мы вернёмся, эти автомодели устареют, значительно упадут в цене, - сказал Свиридка-Токио.
   - Да! - поддержала мужа веснусчатая Лиза. - Лучше избавиться от них как можно раньше, а то потом и за копейки не продашь!
   - Молодец, Лизуша, соображаешь! - хлопнул жену по плечу Свиридка. - Немедленно продайте, деньги потратьте на детей, а в гараж свезите что-нибудь ненужное, свой зеркальный шкаф, например, раз не пользуетесь им на полную катушку...
   - Или выбросить решили нафик? - хитренько осведомилась Лиза.
   - Ну да! Разве такие вещи выбрасывают?! - возмутился Максимка. - Шкаф ещё как пригодиться может...
   Тут он запнулся. Свои планы раньше времени раскрывают только идиоты...
   Однако, шкафу сильно повезло: его не выбросили, не сдали в музейные архивы, а завезли в полупустой гараж, где после продажи внедорожников, стояла всего одна машина - папы Юрина. Можно было и не продавать японские таратайки, как называла их Лизон, но в семействе Лялиных-Скобелевых-Дверниковых энтузиастов сельского хозяйства не было и в ближайшем будущем не намечалось. Максимка собирался стать строителем, так как узнал, что это дело весьма выгодное. Кристина с Улей на эту тему пока не распространялись. Полугодовалая Ульяна очень хорошо кушала, всё время облизываясь и причмокивая, но это отнюдь не говорило о том, что она станет поваром. Кристина постоянно вертелась у трюмо, но это, опять же, не свидетельствовало о намерениях. Захочет ли соперничать с западными кутюрье, когда вырастет? Сейчас на модельерстве бабло рубят, а как оно будет дальше? На чём можно лихо подмолотить сейчас, тем уже в ближайшем будущем вряд ли заработаешь - система проверенная. Вон, даже в шоубизе и книготорговле настали чёрные деньки. Аналогично и в плане жрачки: то Россия кормила хлебом заграницу, а теперь - заграница её. Вот и Лиза с японцем, пользуясь затишьем в сельхоздеятельности страны, умчались туда, где восходящее солнце ласково гладит поля, а не жжёт, и где дожди не навязчивы, а по-японски предупредительны.
   После отъезда парочки всем не на шутку взгрустнулось. И вовсе не потому, что больше некому было весь коллектив по Швейцариям катать! В то тихое посленовогоднее утро семья с удовольствием вспоминала шутки-прибаутки японо-новгородца и наивную искренность его супруги. Парочка упорхнула задолго до нового года, не чокнувшись с друзьями хрусталём, а жаль! Но мадам привратница пока была на месте. Реально была.
   Максимка не стал медлить, и ещё за неделю до праздника попросил её что-нибудь весёленькое смастерить, типа построить - прямо во дворе у бабы Маши. Ему хотелось запомнить сам процесс. Чего скрывать, планировал он в будущем позаимствовать несколько палочек, или хотя бы одну, чтобы самому что-нибудь построить. Старуха одобрила такое рвение, мол, смотри, учись. Если что-нибудь поймёшь! Из вежливости одобрила. Заранее знала, что никто ничего понять не сможет, ибо тут требуется специальный дар.
   Спектакль состоялся ближайшим вечером. Сначала экс-привратница долго, минут двадцать, стояла на тёмном дворе, уставясь в одну точку, поверх высокого кривого забора. Забор был сделан высоким не без причины: баба Маша большей частью жила одна и воришек с хулиганами побаивалась, несмотря на всю свою храбрость и житейскую бывалость. Единственная псина, и та зимой в доме ошивалась, хозяйке было жаль её в будке морозить.
   Между зубчатым краем забора и полумесяцем, ярко сиявшим в компании звёзд, неожиданно появилась розовая птица, в виде прозрачного облачка с крыльями, и тут же исчезла.
   - Что это было, мадам?! - крикнул Максимка.
   Мадам не спешила отвечать, всё смотрела в одном направлении. Казалось, вела мысленную беседу с космосом.
   - Тебе что-то почудилось? - наконец спросила она.
   - Не почудилось, а я видел розовую птицу!
   В этот самый миг над забором повис огромный слой розоватого тумана, который тут же уплотнился, сжался, превратившись в искрящийся мячик, размером с теннисный. Сделав несколько витков в воздухе, мячик запрыгнул в старухину сумку, стоявшую на снегу. А в сумке лежала связка коричневых палочек, Максимка видел, как мадам их туда клала.
   Дальше там же, снова между забором и полумесяцем, возник прозрачный силуэт ветряной мельницы. Мельница поплыла вниз, во двор, установилась между собачьей будкой и сараем. А потом, из прозрачного видения, сделалась реальной - после того, как мадам метнула в неё несколько палочек.
   Максимка пригорюнился. Так нифига и не понял! Помчался в дом за бабой Машей. Та прибежала, вытирая руки о передник, уставилась на мельницу.
   - Вот, ещё тебе презентик, Мария, - молвила мадам кудесница. - Уже к наступающему году!
   После короткого молчания, баба Маша выдала весьма практическую фразу:
   - А мельница-то мне накой, хотя, конечно, спасибо за подарок...
   Мадам обиделась.
   - Накой мельница, говоришь? Хлеба выпекать будешь! Натуральные! Мука будет своя, и припёк - натюрель, а не синтетика магазинная...
   Бабу Машу такая перспектива не обрадовала.
   - Романтическая вещь, понимаю... Дорогая! Не дешевле колье, поди, будет, да вот только где энергию-то брать, на такое-то мощное вращение? Местная электростанция не выдержит, ты ж видела, подруга, как слабенько мои лампочки горят, а ветра ждать каждый раз... Легче в сельпо за буханкой сбегать!
   - Да?.. - разочарованно произнесла "подруга", которую её новые товарки, по общей договорённости, уже успели наречь Аделаидой. "Адель из царства Аида", благородная особа, прибывшая из ада. Позже, при необходимости, можно было бы и "монахиней Аделаидой" кудесницу назвать, но в списке православных имён имени Аделаида нет, только немецкая монахиня с таким именем когда-то существовала.
   Вскоре всем стало ясно, даже мадам, что мельнице в саду не место. Баба Маша ушла в дом, а Максимка остался посмотреть, как крылатая махина дематериализуется. Привратница вынула из сумки помесь мегафона с радаром, гаркнула в него что-то малопонятное, и мельница снова превратилась в прозрачный силуэт, а потом и в розовую пыль. Затем сделалась окончательно невидимой. На заледенелый снег рухнули четыре палочки. Или пять, неважно.
   "Стало быть, прогрессивные идеи насчёт сельского хозяйства и нормального, натурального питания пока что терпят крах. Доколе? - грустно, по-взрослому подумал Максимка, потенциальный президент страны. - Что ветряная мельница, что внедорожник - один с них толк у нас..."
 
   21.
   Тот предновогодний эпизод с мельничными чудесами быстренько забылся, так как нагрянули более интересные события. Началось всё утром третьего января 2012 года - с разглядывания фотографий на кухне, на бирюзово-сиреневом столе. А перед тем отзавтракали, в полном состав. Даже Маринка, неофициальный член семьи, прибыла накануне вечером. Во встрече нового года она не участвовала, моталась в деревню к родственникам.
   Все взрослые, собравшиеся у стола, были чрезвычайно знаковыми персонами: князь-полиглот со знанием восьми иностранных языков, его супруга, она же болотная графиня, графинина древняя мамаша, в недавнем прошлом охранявшая адовы врата, а также две давнишние подружки, которые только с виду простенькие, а копни их...
   И детвора была нехилая: потенциальный президент страны, он же несостоявшийся болотно-зазеркальный правитель, его тайная невеста Кристина, а также плотный и весьма очаровательный младенец Ульяна. Из последней вообще что угодно могло вырасти, в хорошем смысле.
   Можно было бы сказать, что за столом собрался цвет деревни. Можно было бы. Если бы не ближайшие соседи, очень непростые, по-нашему - "крутяк". То у них вертолёты над дачей взлетали, то громадные воздушные шары, а то и дирижабли плавали. А сама дача - чисто тебе Меньшиковский дворец, только в миниатюре. Жили там "новые русские", уже изрядно постаревшие якуты, которым всё ещё было не лень обогащаться, а главное - развлекаться. Самое большое развлечение они имели с наблюдения за случайными прохожими, которые, как правило, оказывались любопытными туристами. Узрев дворец, те начинали нервничать и громко причитать: "А где же кассы?" да "Сколько стоят входные билеты в музей?" Наслушались у себя дома, в Сызранях и Стерлитамаках, про ленинградско-областные дворцы и парки.
   Хозяева-якуты в молодости, будучи тогда чуток беднее, точно так же вели себя, приезжая на экскурсию в северную столицу. А теперь вот, заматеревши, издевались над наивными приезжими. Чувствовали себя хозяевами положения! Ха, им просто повезло, что поселились в области, а не в самом городе, Бог отвёл. А то сейчас бы уже лыжи вострили обратно, на хаус, в свои алмазные края. Согласно дверной теории.
   В деревне ходили слухи, и не безосновательные, будто владельцы дачи-музея разбогатели именно на алмазах. И будто бы якутский тот мужик, хозяин виллы, имел шикарный офис у себя в республике, и не один. И костюмов дорогих была у него пачка, вне всякого сомнения, но в люди выходить они с супругой предпочитали в нищенском прикиде, в стёртых замызганных тапочках на босу ногу и в якутских национальных шапочках, тоже замызганных. Всё это у них под рукой было - валялось в любимой кладовке. Которая одновременно была складом всяких штучек: старомодных ноутбуков, ещё 1993 года выпуска, новейших планшетников, а также множества других технических чудес, как дорогущих, так и подешевле.
   Барахлишко, лежавшее в кладовке, помимо бомжеского прикида, хозяева любовно называли сувенирчиками. И были те сувенирчики не липовыми, ибо вручались практически ежедневно. А к их раздаче прелюдия полагалась! Выбегали ряженые магнаты к туристам, бормоча на своём, на якутском, якутском, а когда гости в очередной раз спрашивали, где касса, говорили:
   - А вона... тама... за углома...
   Получив громкое "спасибо" добавляли, низко кланяясь:
   - Якута умный, аднака...
   Туристы шли за угол, а магнат с магнатшей оворили "Йес-с-с!" и быстренько семенили подглядывать: что там, за углом.
   За углом важный дворецкий, из числа местных алкашей, тоже ряженый, но уже во всё дворцовое, купленное с рук у петергофского оркестрика, сердито объявлял:
   - Музей сегодня не работает! Переучёт!
   - Как переучёт?! Какой переучёт?! Разве в музеях бывают переучёты?! - орали обиженные путешественники. - Мы в такую даль тащились...
   После этого магнат с магнатшей подбегали к ним, снова низко кланялись, доставали из-под старенькой одежды сверкающий сувенирчик, а то и два-три, в зависимости от количества посетителей, и мультяшными голосочками стрекотали:
   - Эта вама... за маральная травма... абидна, да?... не нада плакать... сувенира аднака...
   Гости сначала морщились, но потом, после недолгих словопрений, принимали сувениры и, пятясь, уходили. Буквально через полминуты темп ходьбы их ускорялся, постепенно превращаясь марафонский. Дворецкий хмыкал:
   - Боятся, что передумаем, догоним и отнимем!
   А магнаты комментировали, уже без сибирского акцента.
   - Молодцы, что не обиделись!
   - А чего им обижаться?
   - Вчерашние, по-моему, обиделись...
   - С чего ты взяла, мать? Не заморачивайся, пошли чай пить...
   Вот и думай после этого, что якуты ниже по развитию, чем японцы. У них хотя бы с чувством юмора нормалёк. Японцы, хоть и смахивают внешне на якутов, но с юморком у них, как правило, напряг. А переодеваться любят! Но, опять же, по совсем другой причине: скомороший прикидон употребляют не для хохмы, а из животного страха, боятся уличных нападений: со стороны цыган, рэкетиров и просто оболтусов.
   В лихие девяностые особенно дрейфили дипломаты, поэтому старались не шиковать в одежде, вся приличная одежда и обувь хранилась у них на рабочих местах. Однажды Юра, работавший в консульском отделе посольства Японии, застал консула за необычным занятием: чиновник выставил на письменный стол пар восемь великолепной обуви и с чувством разглядывал всю эту прелесть. Каждая пара баксов по триста была, не меньше! Раздумывал трудяга: чистить или пока рано. Заметив Юру, он резким жестом попросил его исчезнуть.
   Что прилично делать на работе, а что нет? Сколько людей, столько и мнений. Консул московского посольства Иосио Симода в плане переодеваний был находчивее всех, его на улице стремались даже кошки. Каким чучелом он крался с утреца по Калашному переулку, отдельный разговор. Придя на работу, он, конечно, переодевался и дальше своим видом никого не пугал. Но до работы ещё надо было дойти!
   Одним прекрасным утром, когда местный дворник ещё не закончил свой ритуал, Симоде вдруг приспичило заглянуть на рабочее место пораньше. По странному совпадению, Юре тоже приспичило явиться "до звонка", и именно в то же самое утро. Войдя в Калашный со стороны Нового Арбата, он узрел странную картину: дворник замахивался метлой на консула Японии! Симода был в старых вельветовых тапках и в плащике "с дедушкиного плеча".
   - Пшёл вон, шляются тут всякие... Й-й-й-якута кусок!
   Дворник ненавидел, когда болтались под ногами, вот и конфликт приключился, международный. Только при чём тут якуты...
   Симпатичные соседи те якуты, рейтинговые, вечно в деревенском топе. Бабы Машино имение котировалось как второе. Третье место в списке занимала семейка самогонщиков, а дальше шла сплошная алкашня, голимая-преголимая.
   Пока три бабушки трогали подагрическими пальцами картинки с фотками на столе, Максимка рядом ошивался.
   - Погодите-погодите! - заорал вдруг он, хватая одну фотку. - Это же мой знакомый!
   - И имя помнишь? - сурово спросила привратница.
   - Ну... Имя сейчас не вспомню, но до боли знакомая рожа! Этого дядьку я в каком-то музее видел... Точно, в музее, в галерее Чюрлёниса! Нас как-то в Каунас возили, показать картины этого художника. Картины так себе, я их не очень помню, зато фотопортрет художника - атас, сильно впечатляет, хоть и не цветной. Нет, ну красивый же дядька, это же он, Чюрлёнис! Он и во сне ко мне приходил!
   - И что говорил? - не меняя выражения лица, спросила мадам.
   - Щас вспомню...
   Пока Максимка думал, две остальные бабушки, тоже заинтересовались фоткой.
   - Какой интересный мужчина!
   - М-да... Кудрявый... Лоб высокий, глаз горит...
   - Но подбородок слабоват, не волевой...
   - Ну, ты даёшь, Маруся, накой художнику сильный подбородок? Он же человек искусства, из Прибалтики, чай, не гопник питерский...
   - Да не художник это вовсе! - прервала их спор мадам.
   - А кто?
   - Потом скажу. Пускай малец сначала вспомнит, что говорил ему этот кудрявый... Тут детали важны!
   Максимка закатил глаза, стал вспоминать:
   - В общем, только голова его мне и приснилась... И рука... Одна! Голова вещала, а рука жесты выделывала...
   - Ну?! Дальше! Дальше! - хором отреагировали старухи. - Чего рукой-то он выделывал, ась?
   - Да ничего особенного, просто махнул ею, как бы в западную сторону, а голова сказала: "Вот, сделал перевод, на исландский..." Я ещё потом, проснувшись утром, в Интернет полез - узнать, существует ли исландский язык. Я же думал, что в Исландии все на английском шпрехают...
   - Ну, и как? Существует такой язык? - нахохлилась Маринка, дабы показать, что её не только Божьи, но и мирские проблемы иногда интересуют.
   - Существует, но им мало кто пользуется...
   Мадам привратница настояла на продолжении рассказа.
   - Случилось ли в твоей жизни что-либо после этого?
   - В моей-то ничего не случилось, а вот в Исландии - на следующий день вулкан пыхтеть начал. Извергнулся! Я тогда ещё подумал: как хорошо, что художники с того света предсказывают. Вот бы он мне моё будущее предсказал!
   Мадам вздохнула.
   - Этот может... Если бы ты, всё-таки, попал на коронацию и стал правителем, то наобщался бы с ним вволю...
   - Так это он? Главный, что ли?
   - Он-он...
   - Художник Чюрлёнис был воплощением сатаны?!
   - Тут по-другому понимать надо... - снова захотела выделиться Маринка. - Просто он в разных личинах является. Форсит! Или заворожить кого-то хочет... Правильно я говорю?
   Мадам кивнула.
   - А меня-то ему зачем завораживать? - удивился Максимка. - Да ещё и лично во сне являться! Вы же сами говорили, что во сне только мелкота является - бесы...
   - Как к кому... К иным приходит и сам, лично... Нарушая запрет! К тем, у кого сила большая есть...
   - Какой запрет?
   - Его связали обещанием, в аду принудительно держат, а он так и норовит выпендриться. Будешь и ты теперь свидетельствовать против него...
   - Когда?
   - Когда время придёт...
   За узорным окошком мелькнул силуэт, раздался голос Силантия.
   - Кто придёт? К кому придёт?
   Ну, и слух у бабкиного дружка! Максимка помчался в сени - подавать гостю веничек для обметания снега.
 
   22.
   Вошедший раскланялся, но не сильно, лишь лёгкими кивками, и сразу выложил на стол, уже свободный от чашек с блюдцами, какую-то тяжёлую фиговину, обёрнутую мешковиной. Внутри свёртка оказались две тугие вязанки коричневых палочек, уложенные "бревном", обмотанные скотчем.
   - Ваша премия, мадам... От него...
   - За что?
   - Ну, вы же столько разных штучек наизобретали...
   - Так он ими не пользуется!
   - Ещё как пользуется!
   - Не поняла...
   - Я сам не сразу понял. А потом случайно выяснилось, что ваша "комната испуга" ему во много раз процесс отбора кадров удешевляет, Гришины фиги стоят дороже. Я как узнал об этом, сразу прижал его, мол, расплатиться надо...
   - А что ж он морду-то кривил? Чуть не плевался, говорил, что я на ерунду время трачу...
   - Разве не понятно? Для отвода глаз, чтоб вы, часом, не зазвездились и не потребовали место заместительши...
   - И в мыслях не имела! Я руководить не очень-то умею, во мне больше творческая жилка развита.
   Мадам схватила кухонный нож, разрезала скотч, выудила одну из палочек и, чуток побормотавши, сотворила из неё люстру горного хрусталя, на золотом каркасе, с подвесками чистого золота.
   Баба Маша охнула, вскочила с табуретки, пошла за каплями к буфету.
   - Мария, это тебе вместо мельницы, подарочек к наступающему Рождеству, раз новый год уже позади! - торжественно провозгласила старуха, подмигнув Силантию.
   Тот, вынув из кармана миниатюрную стремянку, увеличил её до нужных размеров.
   - Моя школа! - крякнула привратница.
   К тому времени баба Маша уже слегка оклемалась.
   - Стойте! Вы хотите эту махину на потолок повесить?!
   - Да, а что? - спросила мадам.
   - Ой, горе! Перекрытия-то деревянные...
   Силантий и мадам переглянулись.
   Экс-привратница, досадливо махнув рукой, вытащила флягу, отпила и принялась новые заклинания читать.
   Через полминуты вместо люстры на столе лежала кипа денег, в самом разном выражении, и несколько золотых слитков.
   В это раз баба Маша к буфету не пошла, но по лицу было видно, что последний фокус добил её окончательно.
   - Что, снова не то? - улыбнулась привратница.
   - Да нет, всё то! Спасибо! Не хочу выглядеть неблагодарной...
   Хмыкнув и сцепивши зубы, хозяйка кухни сняла передник, накрыла им подаренные ценности. Затем пошла к окну, глянула во двор.
   - Вроде, никого! А то убьют ведь, коли проведают о таком богатстве...
   Она пошарила в тумбе, стоящей рядом с окном.
   - Милок, у тебя крепкая авоська есть? - обратилась она к Силантию.
   Тот вынул из кармашка на рукаве прозрачный полиэтиленовый мешочек, дунул в него - получилась большая походная сумка.
   Ляля рассмеялась.
   - Говорят, я когда-то тоже так умела! В позапозапозапрошлой жизни, правда, мама?
   Мадам не ответила. Вместо этого скомандовала:
   - Бери всё это барахло, друг Силантий, тащи к Марии в спальню, спрячь там!
   Баба Маша с Силантием ушли, а Максимка, всё время молчавший, решил уточнить некоторые моменты.
   - Мадам, а как вашему другу удаётся влиять на Главного? Он его всё время слушается или через раз?
   - Всё время, - буркунула старуха, пряча флягу в карман.
   - Странно... Вас он выгонял, причём надолго, держал в чёрном теле, а ваш заместитель вертит им, как цыган солнцем!
   - Есть причина...
   - О которой вы всё время знали, но притворялись, что не в курсе?
   - Не поверишь, для меня это тоже сюрприз! Я никогда не могла командовать своим начальником, терпела многое, и всегда удивлялась, как это Силантию сходило с рук любое баловство... И сейчас он прощает ему выходки...
   В ту секунду снова появился Силантий.
   - А куда ему деваться, если я кучу компромата на него имею!
   Он уселся за столом, перед поданной ему чайшкой чая.
   - Ну, с Новым годом, или как?
   - Или как, - поднялся Юра со своего места, сделав Ляле и детям знак собираться на выход. - Мы уже напраздновались, пора и родную коммуналочку проведать! А то, чувствую, Харитоныч её пропьёт, если вовремя не вмешаться. А вы празднуйте, празднуйте, гуляйте широко!
   - Ещё раз всех с Новым годом и с наступающим Рождеством! - жизнерадостно вымолвила Ляля, освобождая Ульяну от ремешков высокого стульчика.
   - А мне можно пока тут остаться, всего на пару дней? - спросил Максимка, заранее зная ответ. - Я хотел бы посекретничать с мадам. Думаю, она не против!
   Старуха кивнула.
   - Как скажете, - улыбнулся Юра. - Слово тёщи для меня закон!
   Посленовогодние деньки трудно описуемы априори, но когда, ко всему прочему, в гостях у вас влиятельные представители преисподней, треплющие нервы самому сатане, то поневоле начнёшь волноваться за исход едва начавшегося года. Ведь как первые две недели проведёшь, так и будешь жить остальные пятьдесят.
   Юре не терпелось сменить волшебную обстановку на обыкновенную. Не за себя боялся, за домочадцев. Кто знает, как длительное пребывание в адской компашке отражается маленьких на детях!
   Ушли Юра с Лялей, отказавшись слушать "историю про Григория". О том, кем являлся Гриша Фига, остальной компании поведал друг экс-привратницы Силантий.
   В лице Силантия компашка имела лишь гостя из преисподней, но отнюдь не её служителя. Роль его была скорей шпионской, он был для подземелья кем-то вроде засланного казачка из "Неуловимых мстителей" или Штирлица в фашистском логове. Интересно, что мадам привратница узнала об этом вместе со всеми.
   Вот как прозвучала странная история в то утро.
   "Комната испуга", детище кудесницы-привратницы, оказалась крайне выгодной и удобной в употреблении. Главный, как его до сих пор величали, пользовался ею с утра до ночи. А иногда и по ночам. Впрочем, какая ночь может быть в царстве ночи, в царстве смерти, в обители Аида.
   Как уже говорилось ещё раньше, комната вышвыривала всех, кто не обладал подлостью, трусливостью и прочими гнилыми свойствами души в достаточной степени. Такие люди, практически хорошие, попадали в адский портал случайно, по ошибке, поддавшись мимолётному искушению. Стибрили что-то мелкое, потом сразу каялись... Вот, как Шурочка Воронина, сто восемьдесят лет назад укравшая полбуханки ржаного хлеба на кухне Смольного института.
   Благодаря старухиному изобретению, и первый орден появился в болотном зазеркалье: кулон в форме кукиша, подвесная фига. Кстати, неплохо оформленный: в золотом обрамлении, с бриллиантовой присыпкой.
   Помеченные кукишем, то есть оказавшиеся не такими уж порочными, как хотелось бы хозяину главного болота, теперь имели особый статус: им разрешалось усердно вкалывать на благо "новой малой родины", создавая прочие полезные изобретения, так необходимые Главному, особенно в последнее время.
   - А что такого в последнем времени? - перебил рассказчика Максимка.
   Маринка не дала Силантию ответить, снова заголосила от имени Боженьки:
   - А ты разве не слышал о последних временах?! Про Апокалипсис только самые дремучие крестьяне не ведают, у которых даже радио в деревне нету!..
   Привратница, будучи ещё не очень пьяной; учитывая утро, дала более внятное объяснение:
   - Смыться он хочет, поганец этакий! Уйти от ответа! Не сидится ему в аду, в месте официального заключения, прекрасно понимает, что его ждёт в самом конце, вот и ёрзает, ищет пути...
   - Какие пути? Удрать, что ли хочет?! - не унималась Маринка. - Так не дадут ему! Кто его в преисподнюю упрятал, тот на нём по сей день глаз держит... Или он настолько уверен в своей хитрости? Под юродивого скосить, что ли, хочет?
   - На каждого юродивого свой юродивый найдётся, похитрее... - с загадочным видом произнёс Силантий.
   С этого и началась основная часть его повествования: об уличном попрошайке Грише. Тут время вспомнить о юродивых Христа ради. Не про обыкновенных нищих, специально охраняемых роднёй и мафией, а истинных юродивых, которым эта функция Богом жалована.
   Истинный юродивый денег не копит, всё лишнее сразу раздаёт. Вот и Гриша Фига так делал. Единственное, что отличало его от остальных юродивых Христа ради - брал много. Принимал только крупную милостыню. И не от простых смертных, а от... Уже понятно, от кого. Да, милостыню принимал он лишь у того, кто обладал несметными сокровищами. А тот, кто обладал самыми что ни на есть несметными сокровищами, был скуп до безобразия, ну, раз сам в дерюге ходил и заместителей своих воспитывал в духе "нестяжания"...
   Нахапав денежек из преисподней, Гриша плёлся в банк, клал их на счета детдомов, больниц и поликлиник. Как Юрий Деточкин из "Берегись автомобиля!" Эти походы в банк приводили Главного в бешенство, тут он сатанел ещё больше, чем всегда, ибо не терпел, когда из него клоуна делали. Сатана в роли благотворителя! Мало ему дамочек, утверждавших, будто он с ними, с каждой, раз по восемь переспал.
   А сам процесс поимки Гришей денег? Позорище! Всякий, кто проходит мимо нищего, обычно не смотрит на него, не уделяет особо пристального внимания. В лучшем случае, бросает денежку в коробку или шапку. Хотя положено ласково заглянуть в глаза и сказать ободряющее слово.
   Гриша на равнодушие публики не жаловался, тут во внимании недостатка не было. Сидел Фига, как правило, у какого-нибудь водостока и поминутно совал в него кукиш. А в промежутках читал большую книжку, на страницах которой не было ни одной буквы. Чистыми были те страницы!
   Толпа вокруг Гриши собиралась прямо с самого утра. Поговаривали, что через решётку водостока юродивый кого-то шантажировал. Мол, снизу шастали олигархи, переодетые диггерами, и чего-то у него клянчили. А он им кукишами отвечал.
   На самом деле всё проще. Каждый водосток является адским порталом, хотя и не таким красивым, как зеркало. Если у зеркал маячили привратники, то к сливным отверстиям Главный подходил лично сам, без свидетелей. И не потому, что снова хотел выпендриться, мол, какой я простой и дерюжный, а потому что вопрос был денежный. Слишком денежный! Кадры преисподней обходятся недёшево - ввиду дороговизны обучения всяким фокусам. Одно омоложение с помощью зеркал никакими цифрами не выразишь, а уж изготовление обоих эликсиров, зелёного и красного - граничит с расходами на оборону небольшого государства. Трясся Главный над добром своим, и тут его понять можно было вполне...
   Через зеркала кто только не врывался в преисподнюю. Среди них потом учёт проводился: кто совсем пропащий, а кого, рано или поздно, назад придётся отдавать. Боженьке. С ними-то и возникала проблема. Содержание кадров преисподней - дорогая вещь, хотя на первый взгляд так не кажется. Если, после таких расходов, кого-то всё равно придётся отдавать назад, нафига же тратиться?
   Имена всех Фигиных клиентов невидимыми строками были вписаны в книженцию, с которой Гриша не расставался ни на секунду. На обложке фолианта тоже никаких букв стояло. На непосвящённый взгляд. Способные же видеть невидимое глазом, знали: то была Книга Жизни!
   Списки в той книге были длиннющие, за один раз не проверишь, поэтому Главный и шлялся, практически ежедневно, к решётчатым дырам в асфальте, пряча за пазухой бумажку с именами новобранцев. Типа на перекличку, дабы поточнее выведать, на кого особо тратиться нет смысла.
   Получив дорогие сведения, в денежном смысле - бесценные, начальник ада отдавал приказ: нарядить очередную группу дармоедов во всё дерюжное и впредь кормить похуже! А на шею им кулон опознавательный повесить - так и быть, золотой. Чтоб не догадались раньше времени о своём мерзком отщепенстве. Больше того: им внушалась мысль об исключительности, об их недюжинных талантах и секретной нужности подземелью.
   Вдохновлённые такими проповедями, "отщепенцы" бросались выполнять невыполнимое, изобретали такое... Особенно старались дауны. Даун только с виду придурок - мычит, будто и впрямь говорить не может, пускает слюни. А мысль-то - чёткая-чёткая! Есть мнение, что многие дауны только с виду дауны, среди них много скрытых гениев, больше, чем среди так называемых нормальных.
   - Кстати, новый официальный Правитель - даун! - с ехидцей объявила, уже в стельку пьяная, бывшая привратница, в прошлом хранительница адского портала, а ныне - тайный консультант верхнего мира. - Так им и надо! Козззлам!!!
   Все притихли, понимая, что старуха бесится не напрасно. Её в своё время тоже пометили фигой, потому и заставляли ходить в убогом одеянии и круглосуточно пахать ради какой-то непонятной идеи.
   Отделаться от стяжателя Фиги всегда было самой заветной мечтой Главного. Потому и взял на вооружение изобретение мадам привратницы. А чтобы та не очень громко возмущалась, решил выдать ей единоразовую премию - за супер-шмупер-ноу-хау. Под давлением Силантия, вестимо.
   - Не пойму я, не пойму, не пойму... - бурчала мадам, удивлённая и где-то даже растроганная щедростью лжеца и отца лжи, отъявленного сквалыги и извечного передёргивателя фактов. - Мог бы и сэкономить на отщепенке, на изгнаннице... Он что - так боится меня?!
   - Не вас, а меня! - елейно прошептал Силантий. - Мы же с вами эту тему обговаривали... .
   - Ах, да, чёртова память, - пьяно выдохнула старуха, положив голову на стол. Уснула. Остальная часть истории была досказана Силантием под храп.
   В том повествовании всё сводилось к очевидному: сатана мечтал покинуть преисподнюю, тайно бежать, ещё до Страшного Суда. Куда? Всё зависело от находчивости и смекалки подземных проектантов.
   - Чей проект окажется наиболее удачным - тот и будет пущен в дело, буквально в ближайшие годы, - пафосно произнёс Силантий. Он-то был трезв, как никто на свете.
 
   23.
   Почему Главный так цеплялся за бабкин проект? Не хотел преисподнюю в богадельню превращать. А зря! В богадельнях-то как раз ситуация налаживалась, равно как и в других, некогда обнищалых заведениях.
   Если в курируемых Гришей больницах раньше нужно было из дому всё тащить, включая и подушки с одеялами, не говоря уже о ложках, вилках, тарелках, сахаре и сливочном масле, то теперь там, благодаря усилиям юродивого, постепенно стали появляться не только казённые одеяла, "исчезнувшие в эпоху посткоммунистического ельцинизма", но и остальная вышеперечисленная дребедень.
   А в адских кулуарах, между тем, протекала новая, более дешёвая, суперпродуктивная акция: новобранцы проходили тест на истинную вшивость с помощью "комнаты испуга". Отринутые комнатой, то бишь отбракованные личности, награждались золотым кулоном с бриллиантовой присыпкой, который обязались носить не снимая, даже во сне, чтобы не быть перепутанными с другими, менее порядочными особями.
   Для помеченных Фигой, то бишь для "избранных", выпекали специальный хлеб: приятную на вкус плюшку в виде фиги. Побрызганную специальным зомбирующим средством, дабы избранные больше ни на что не отвлекались, а полностью отдались труду на благо процветания... Чего? Эти сведения были не для всех.
   Максимку зачаровал рассказ Силантия, усыпанный смешными фенечками, как кулончик-фига бриллиантиками. Малец так заслушался, что не заметил, как в окно полезли сумерки.
   Экс-привратница удалилась в свою комнату пораньше, так что слушателей у Силантия теперь было двое: Максимка и его набожная несколькоюродная бабушка, тёть-Марина.
   Хозяйка кухни, баба Маша, уже минут двадцать как громыхала тарелками и судками - готовила оставшихся гостей "хотя бы к ужину", из-за увлекательной беседы забыв об обеде.
   - Остались самые стойкие! - зычно провозгласила она, ставя на бирюзово-сиреневые клеточки четыре тарелки с рыбным жарким.
   - Ой! - воскликнула Маринка. - У меня же электричка через час! Да и объедаться мне сегодня не положено, пост Рожденственский ещё не кончился!
   Умчалась. На её место вышла заспанная мадам.
   - Садись хоть ты, Аделаидушка, вместо Маруси, поешь, пока не совсем ещё остыло...
   Баба Маша была рада, что на четвёртую порцию, всё же, нашёлся кандидат. А Максимка был рад тому, что свидетелей беседы о подземелье становилось всё меньше. У него назрел к мадам вполне конкретный вопрос, насчёт одной особы, о которой лучше всего было спрашивать тет-а-тет. После отбытия Силантия восвояси, он придвинул табурет поближе к кухонному диванчику, на котором, чуть привалясь на подлокотник, восседала его закадычная подруга. Она как раз "вылизывала" хлебушком тарелку.
   - Мадам, у меня к вам конфиденциальный разговор, - начал Максимка.
   - Да ну?! Валяй, коли не шутишь... Только вот налью себе чуток!
   Она обвела взглядом кухню.
   - Мария, где у тебя рюмки?
   Ответа не последовало. Баба Маша уже успела удалиться, предварительно перемыв всю посуду.
   - Не кричите, может быть, она спит, пейте из горлышка, как обычно! - не преминул сострить Максим.
   Старуха не обиделась, послушалась.
   - Ну, выкладывай, что хотел спросить, - сказала она, приняв вальяжную позу, в этот раз опершись уже не на подлокотник, а на спинку диванчика.
   - Помните ту девушку, которая ко мне на кровать садилась, перед самой моей помолвкой? - начал Максимка шёпотом, опасаясь, что баба Маша вернётся.
   - А-а-а! Шуроня! Как же, как же, помню, мне ли не помнить своих агентесс! Тебе она понравилась? Забыть не можешь?
   Максимка вспыхнул.
   - Вы меня не поняли, я не об этом, у меня Кристина есть...
   - Тогда к чему этот вопрос?
   - Я к тому веду, что она с виду, вроде, не пропащая, должна в меченых ходить, с кулоном и во всём холщёвеньком...
   Мадам села совершенно прямо.
   - Понимаю, тебя гложет любопытство по поводу её румяных щёк и шикарных нарядов...
   - Именно!
   - А ты не так прост, ты даже умнее, чем мне казалось в последние дни... Прогрессируешь, ядрёна вошь!
   Она снова схватилась за флягу.
   - Умоляю, не пейте больше,- яростно прошептал Максимка, - вы же знаете, чем это кончается...
   - Хорошо, пока не буду, поливай, только пошустрее, а то могу не выдержать...
   Максимка устроил привратнице допрос скороговоркой и выяснил, почему Шурочка Воронина так шикарно выглядела и так свободно себя вела, ни грамма не будучи пропащей. Во-первых, ей в преисподней вообще не место, ибо не воровка она, слямзить кусочек хлебушка с голодухи - не преступление. Во-вторых, она сильно нравилась мадам, и после первой же ссоры старухи с дочерью, с болотной принцессой Анной, ещё сто восемьдесят лет назад, сделалась той как родная.
   - Баловала я этого ребёнка и буду баловать! Она чище Анны, ибо в меньшем грехе родилась. В моё отсутствие Силантий ею занимается, так что по-любому не пропадёт моя Шурочка, а когда придумаю, как её оттуда вытащить, не буду колебаться ни секунды... - сказала бывшая привратница, снова отхлебнув из фляги, тем самым дав понять, что беседа чересчур уж затянулась.
   - Подождите! Ещё один вопрос, последний! - заволновался Максим. - Сколько денег или... энергии... уходит на содержание подземных жителей? Я хотел бы узнать поточнее, желательно в цифрах...
   - В цифрах не скажу, но то, что ты видел сегодня на столе, на одного-единственного стажёра, то бишь колдуна, тратится, причём, в год, а их - тысячи тысяч, и учёба длится несколько лет. Гарри Поттер твой младенец по сравнению с этими ублюдками...
   - Как их отличать от верхних?
   - Специальное свечение от них исходит, если кто умеет различать - сразу видит.
   - У некоторых этот дар от рождения!
   - Не у всех, не у всех... То, что ты даром сейчас назвал, имеет другое определение: мерзость!
   - Тёть-Марина вас всему этому научила?
   - При чём тут она! Я и без неё это знала, ещё сто восемьдесят лет назад, монахиней я была... Не помню только, какого монастыря, даже имя вот забыла...
   - А потом что приключилось?
   - Бесы взяли в оборот... Стр-р-рашные! Прикинулись такими сладенькими мужичонками, набожными... До мужского пола я всегда была охоча...
   - Мне о кобеляже рано знать, сами говорили!
   - Ладно, не буду, да им не я сама была нужна, а моя сила... На меня-то тратиться не надо было изначально - я и сейчас похлеще их фокусы выделываю!
   - Расскажите, в каких именно помещениях обучают разным фокусам.
   - Никак, опять намылился туда? Не советую!
   - Не намылился, а просто спрашиваю... Интересно же!
   - А мне плевать... Плевать... Плевать...
   После нового, затяжного, как прыжок парашютиста, глотка, мадам окончательно вырубилась, в очередной раз "выпала в осадок", отъехала, отбыла в другую реальность, так что беседовать с ней было бесполезно.
   А тут ещё и лампочка на потолке, которую не так давно хотели заменить хрустальной люстрой, стала намекать, что пора кончать посиделки, а то она тоже за себя не ручается. И таки выполнила угрозу! Мигнув ещё раз пять, для порядка, в качестве предупреждения, она тоже вырубилась, последовала примеру бабки, оставив Масю в темноте.
   Хорошо, что темнота не была кромешной. За окном, как-никак, горели уличные фонари. Хотя, и те вдруг замигали, почему-то дружно и... Все погасли! Как один. Напрочь.
   Фигасе, подумал Мася, такой романтики, он, вроде, не заказывал... И всё равно можно было что-то видеть, так как Луну никуда не денешь, тем более в безоблачную ночь. Тем более что снега кругом навалило - отражает он лунные лучи, хотя, конечно, слабенько... Не успел он проронить такую мысль, как Луна, типа обидевшись, тоже погасла. А ведь только что не было ни облачка. Украли её, что ли?
   Звёзды, конечно, тоже могут что-то освещать... Но как! От их света толку ещё меньше, чем... Ой! И звёзды куда-то подевались... Масе стало жутко. Он бы ещё больше перепугался, если б не старухин храп. Тот успокаивал. В принципе, чего бояться? Можно ощупью, тихонько выйти из кухни, так же ощупью найти своё койко-место и улечься. И зубы чистить не надо! Хоть в этом плюс.
   Максимка встал с шаткого табурета и уже, было, направился к двери. Как вдруг!.. За стеклянной дверью, где миг назад была точно такая же темень, как и на кухне, задвигались светящиеся красноватые силуэты. Их было несколько.
   Затем от группы отделился один, самый яркий субъект. А остальные как бы погасли - исчезли напрочь, по примеру луны со звёздами.
   А тут и дверь сама отворилась... Как в пошлом ужастике!
   Максимка ломанулся будить мадам, но... Застыл на полпути. Оцепенел. Не смог двинуться дальше...
   Хорошо, что лампочка вдруг починилась, сама по себе, а то неизвестно, чем бы дело кончилось.
   Тот, кто без спроса вошёл на кухню, выглядел вполне прилично: современно одетый парень лет двадцати, без верхней одежды - видно, в сенях оставил. Как пить дать, баба Маша сбегала в сельсовет, вызвала монтёра, потому и не слышно её было так долго.
   - Вы электрик?
   - Свет - моё хобби, обожаю свет...
   Незнакомец уселся - в довольно свободной позе! - за бирюзово-сиреневый стол, стал шарить по карманам в поисках чего-то.
   - У нас не курят!
   - Но зверски пьют?
   Он кивнул на спящую мадам.
   - Эта дама в гостях, ей можно...
   Парень улыбнулся, вскочил, подошёл к Максимке и... Стал его обыскивать! Типа шарить по карманам. И самое ужасное: закричать не удавалось, не говоря уже о том, чтобы драться.
   - О, да ты и сам горький пьяница!
   Незнакомец вытащил из Максимкиных карманов все четыре бутылочки, с помощью которых тот собирался тайно пользоваться шкафом, стоящим в гараже.
   - Отдайте! Это не то, что выдумаете, я совсем не пью, это... Эликсир!
   - Да? - изумился электрик. - Тогда тем более возьму, обожаю эликсир!.. И у гостьи явно избыток спиртного...
   Он подскочил к храпящей мадам, отобрал у неё флягу и, пошарив по карманам юбки, ещё две бутылочки достал - зелёную, и красную!
   Старуха даже не шевельнулась.
   Набив карманы, гость ещё и воспитывать стал:
   - В следующий раз, когда захочешь что-то хорошенько спрятать, прячь в туалете!
   Максимка заржал.
   - Сами хорошо бухаете, а денег нет - так и скажите! Вон, даже чужими зубными эликсирами не брезгуете!
   Парень, вроде как, обиделся.
   - Если я свет ремонтирую, мне иногда положены сувениры. Что бы ты без меня делал, а?
   - В штаны бы наложил! Вот как ты сейчас наложишь, если баба Маша войдёт, она не слабачка, даст между глаз - электричество так и посыплется, да ещё и милицию позовет!
   Электрик расхохотался
   - Какой бесстрашный! А темноты только что боялся...
   Он снова порылся в карманах, уже в своих. Достал что-то вроде старухиной машинки для слежки! Не иначе, как стажёр из преисподней, практикующийся на детях - для начала... И свечение от него шло! Хорошо, что один пожаловал, а не с другими... хм... учениками.
   "Стажёр" пощелкал кнопочками, дал посмотреть экранчик. На нём возникли коридоры, сплошь выложенные шершавой плиткой. Между плиточками, как обычно, мерцало пламя.
   - Вот, где в принципе, должно быть страшно!
   - Там не так уж и темно...
   - Облицовка коридоров непрочная, хиленькая, а сами прозрачные стены ещё хуже, когда рухнут - пламя ринется вовнутрь, и электрики не понадобятся!
   - Когда рухнут?
   - Все секреты - вот за этой дверью...
   Парень вывел на экранчик дверь с двумя нолями и надписью "Туалет на ремонте".
 
   24.
   О встрече с электриком Мася хотел умолчать, но потом не выдержал: вдруг старуха подумает, что это он её обокрал.
   - Мадам, вчера вечером, когда вы спали, приходил какой-то алкаш, из местных, и стибрил у вас флягу, вместе с разноцветными бутылочками!
   Мадам информация не впечатлила.
   - Ммм-да? - игриво сказала она и полезла в сумку. Оттуда вынырнули новая фляга и две бутылочки. Максимка ахнул.
   - Он и меня обшарил, и мои бутылочки забрал, а это память о Свиридке-Токио и Лизе...
   - Не ссы, вот тебе ещё две!
   Страдалец этим не утешился, ему хотелось узнать о вчерашнем типчике подробнее.
   - Вы так спокойно реагируете, будто вас грабят каждый день! - продолжил он заунывным тоном.
   - Миша балуется, больше некому, - пояснила старуха. - Мечтает меня поскорей в монастырь сдать, всё пробует от пьянства отучить, но... Да только ничего не получается!
   Она с большим энтузиазмом снова приложилась к горлышку.
   - Так он ради вас, что ли приходил?!
   - Да! А ты думал - ради тебя? Хотя... Как знать...
   - Он, между прочим, в темноте светился и "машинкой для слежки" перед носом у меня махал. Он что - стажёр?
   - С этим вопросом лучше к Силантию, я не имею права.
   - Он его подчинённый?
   - Скорее начальник...
   - Начальник Силантия?! Не много ли у Силантия начальников? Сначала вы, потом этот Миша...
   - Я своему бывшему заму больше не указ, да и никогда указом не была, притворялся он моим подчинённым...
   - Тогда... Как же...
   - Ладно, всё! Устала! С утра голова болит...
   Старуха приложила ко лбу мокрое полотенце, которое заботливо подсунула ей неслышно вошедшая баба Маша. Как выяснилось, та ни в какой сельсовет не ходила, а мирно спала, улегшись сразу после ужина. Она даже об исчезавшем электричестве доведалась от Максимки, уже утром.
   - Говоришь, электрик тот хулиганил?
   - Ещё как! И советовал в туалете ценные вещи держать!
   Бабу Машу как током дёрнуло.
   - Вот горе! Наверняка селом гуляют слухи о моём богатстве, какая-то пакость настучала! А я, между прочим, весь подаренный тобою скарб, Аделаида, по твоей же указке, под кроватью держу. Выходит, неправильно сделала? Надо было ночью вынести во двор и под туалетом закопать.
   - Успеешь, - промычала ещё не оклемавшаяся мадам.
   Максимка продолжил своё.
   - А этот типчик, между прочим, кое-какие секреты Главного знает, он мне на экране подземельный туалет с табличкой "на ремонте" показывал, и говорил, что именно там все секреты прячутся...
   Мадам неприлично захихикала.
   - Не удивлюсь, если узнаю, что удирать он будет через тот же туалет! Он по части трюков большой оригинал, а старый Правитель-пройдоха, тот, по слухам, сейчас за Уралом, где-то в Сибири, точнее, в Якутии ошивается. Раз так далеко занесло его, в такие некомфортные края, значит, дело серьёзное намечается! Он раньше дальше Европы, конкретно Швейцарии, не мотался... Чую - попахивает концом света... Бр-р-р!
   Она вся затряслась, снова схватила сумку, вытащила плед, укуталась.
   - Вот, теперь теплее! Как подумаю о холодных краях, так меня сразу в дрожь бросает...
   Баба Маша, всё то время опасливо глядевшая на мадам, наконец, промолвила:
   - Не пугай, подруга, я и так вся на нервах! Конец света, говоришь? И чё нам теперь делать-то?
   Мадам странно глянула на неё. Замерла.
   - Стой, Мария! А ведь делать надо! Причём срочно! Мне же вчера Силантий насчёт вас с Маринкой поручение давал, а я о нём напрочь забыла...
   В очередной раз покопавшись в сумке, экс-привратница достала две коричневые палочки. Затем, подумав, одну спрятала.
   - Одной достаточно, думаю... - загадочно произнесла она. - Неси сюда свои молодые фотографии!
   Вздрогнув и нахохлившись, баба Маша собралась было покинуть кухню. Но вдруг остановилась.
   - А эти-то, твои-то, может, спрятать куда-нибудь, а то, не ровён час, польёт их кто-нибудь чайком или супчиком...
   Она кивнула на фотки, лежавшие на столе. Мадам вскочила, забыв о недомогании.
   - Да порву я их нафик и - в печку...
   Бабу Машу снова передёрнуло.
   - Стой, не надо рвать! Говорят, когда чьи-то-фото рвёшь, привязываешь к себе того человека...
   Мадам сникла.
   - Был бы человек, а то... Мразь. И приметы тут твои ни при чём, и без примет он ко мне ещё сунется, неоднократно подкатится, нужна я ему буду, как пить дать! Я ему время от времени сильно пригождаюсь, с большой регулярностью, иначе не заманивал бы меня в своё логово почти двести лет назад...
   Она взирала на фотки с ненавистью.
   - Хорошо, сожгу целыми!
   - Погодите! - вмешался Максимка. - Если на всех этих фотках ваш главный недруг, только в разных обличьях, то, может, сохранить их стоит?
   - Зачем?
   - Ну, чтобы узнать при встрече... Когда-нибудь...
   Старуха хмыкнула.
   - Он второй раз в одном и том же обличье не является, по крайней мере, людям...
   - Ну, тогда сожгите, что ли... - согласился Мася.
   Мадам начала бросать фотки, по одной, в огонь. При каждом броске в печи возникала, будто живая, большая страшная морда и невыразимо морщилась, будто от боли. Потом исчезала.
   - Морщится ещё, скотина, будто не знает, что его в самом конце ждут ещё худшие муки... - цедила экс-привратница, запугивая отсутствующего экс-начальника.
   - Свят-Свят-Свят... - шептала баба Маша.
   Воспользовавшись заминкой, она вышмыгнула из кухни и через некоторое время вернулась с двумя потрёпанными фотоальбомами.
   - На, смотри, Аделаида, выбирай! Любую! - баба Маша принялась быстро-быстро переворачивать пожелтевшие картонные страницы, на которых, зацепившись углами за прорези, красовались добротные, фигурно обрезанные по краям фотоснимки времён эпохи развитого социализма.
   - Эта вполне подойдёт! - сказала мадам, указав на фотографию комсомолки с толстыми косами, выложенными на груди. - Сколько лет-то тогда тебе было?
   - Семнадцать, кажись. А зачем тебе такая древняя? Возьми вот эту, где я в меховой горжеточке, подаренной покойным мужем. Здесь мне уже за тридцать. Эта поприличнее будет, бери эту!
   - Нет, Силантий велел дать ему комсомолок, - торжественно произнесла мадам.
   - Что значит "дать"? - не поверила своим ушам баба Маша. - Для чего "дать"?
   - Комсомольцы-добровольцы страну когда-то поднимали, и теперь стране то же самое не помешает! Поедешь осваивать Сибирь...
   После этих слов мадам взяла коричневую палочку, побормотала над ней, и на кухонном столе возник маленький чёрный игрушечный автобусик.
   - Вот на этом чёрном жуке, Мария, и полетишь туда! Хлопни по нему ладошкой, не стесняйся...
   Баба Маша стояла с выпученными глазами.
   - Думаю, пускай малец лучше хлопнет, а то я могу силу не рассчитать!
   Максимка не заставил себя упрашивать, подбежал, хлопнул. От хлопка автобусик увеличился, примерно вдвое.
   - А ещё раз можно? - спросил малец.
   - Хлопай! - разрешила привратница.
   - Ой, нет, сначала вынеси на улицу, от греха! - попросила испуганная баба Маша. Она правильно чувствовала ситуацию, ибо сроду не пила.
   Через несколько минут Максим уже лежал на крыше огромного, допотопного, неизвестно какого года выпуска автобуса, со множеством рекламы на боках.
   - Я же просила легонько хлопнуть, а ты изо всей силы зарядил! - возмутилась привратница. - Что я теперь Силантию скажу?
   - Сейчас подумаем, - ответил Максим.
   Он встал на ноги, подпрыгнул несколько раз, отчего автобус значительно уменьшился.
   - Гы... Ты смотри, я бы не до такого не додумалась! - поизнесла мадам. И ещё раз гыкнула. И икнула...
   А через пару дней, сразу после Рождества, восьмого января утром, у дома бабы Маши, прямо посреди сельского тракта, стоял тот же чёрный автобус, только в придачу битком набитый мотоциклами. Колеса некоторых мотоциклов торчали наружу, так как некоторые окна были открыты, из чего Максимка заключил, что в автобусе, должно быть, страшная холодина.
   Силантий, находившийся рядом, нетерпеливо посвистывал и притопывал, трамбуя валенками снег. Он дожидался выхода из дома бабы Маши и тёть-Марины.
   Наконец те появились. Бывший подчинённый мадам привратницы строго глянул на пожилых подружек. Затем сменил выражение лица и произнёс:
   - Любезные дамы! А ведь вас ждут испытания! И какие!
   Подруги переглянулись, пожали плечами, почти синхронно. Они в последние годы всегда синхронно реагировали на проявления окружающей среды.
   - Испытания? На старости лет? А отдыхать когда? - спросила тихо баба Маша.
   Как ни странно, Маринка была гораздо больше готова к переменам.
   - На том свете отдохнёшь, а тут - работай до последнего, чтобы правый ответ держать перед Господом! Не профукивай время, а проживай!
   - Правильно, - одобрил ход её мыслей Силантий. - А теперь - прошу следовать за мной!
   Он пригласил старушек в автобус.
   Из окон махины через пару минут полетели их личные вещи: сумки, пальто, валенки, шапки, платки... А сам автобус стал постепенно увеличиваться в размере, хотя, казалось бы, куда уж больше. Торчавшие колёса мотоциклов втянулись вовнутрь, окна плавно и бесшумно закрылись.
   Вскоре на снегу рядом с домом бабы Маши лежал огромный чёрный дирижабль. Но и это ещё не всё. Из боков дирижабля стали вырастать крылья!
   Прошло ещё несколько минут, и Максимкиному взору предстала троица: молодой комсомолец с лицом Силантия, одетый в чёрный кожаный лётный костюм с меховой подбивкой, а при нём - две девушки, очень похожие на комсомолок с молодых фото бабы Маши и Маринки. Только в этот раз на ногах у них были не носочки старомодные и не туфельки "прабабушкинской эпохи", а наимоднейшие шкары. Да и по одёжке их теперь уже старомодными было не назвать - чисто рокерши, только без мотоциклов.
   "Внутри чёрного жука, сто процентов, зеркало имеется, с помощью которого я взрослым становился", - подумал Мася, но вслух не высказал. Вместо этого решил поиздеваться.
   - Ну и прикид! - зашёлся он хохотом. - А зачем вам столько мотоциклов, вас же всего трое? Может, и меня с собой прихватите, а то я здесь умру от любопытства, представляя вашу сибирскую эпопею!
   Силантий обнял его и пробормотал на ухо:
   - А как же школа? Мы ведь надолго уезжаем...
   Те слова, конечно же, были услышаны всеми, но отреагировала одна баба Маша, вернее, рокерша с её физиономией.
   - Здрасьте! Школу, значит, нельзя бросать, а как же я хозяйство-то своё брошу? На кого?
   Все повернулись к мадам привратнице. Та смущённо развела руками и закивала:
   - Раз надо, значит надо, возражать не буду. Мне давно мечталось пожить в деревне, не зная хлопот. Колка дров и мытьё посуды, уход за курами для меня экзотический отдых, всё равно, что для кого-то Куршевель-Муршевель...
   Бывшая зазеркальная мадам, теперь заправская крестьянка, по-владычному обошла автобус, оглядела со всех сторон. Потом цыкнула зубом и понесла уже совсем противоположное:
   - Гм... А меня вот, за каким-то рожном, не берут... Для хозяйничанья можно и людей нанять, между прочим, я бы заплатила...
   Она сказала это тихо, почти шёпотом, но Силантий расслышал, подбежал к ней.
   - Не обижайтесь, душенька, я это не со злого умысла, не чтобы вас обидеть, просто там ваше присутствие будет не к месту, из-за одной отвратительной личности, очень хорошо вам знакомой...
   Догадливый Максимка пришёл на выручку:
   - Мадам, не обижайтесь, но, по-моему, там будет горячо, и на подмогу требуются люди, которых старый болотный правитель ещё не видел...
   Мадам не унималась.
   - Дык... И меня можно было бы в соплюшку превратить... А?
   Силантий не дрогнул и на этот раз.
   - Да, но... Эти две почтенные дамы могут оказаться нужными и в их сегодняшнем возрасте, а вам придётся постоянно в девочках ходить...
   Максимка снова не выдержал.
   - В скандальных девочках! Ваш характер известен всем, дочь родную в своё время выгнали...
   Экс-привратница воздела руки к небу.
   - Да сколько ж можно мне одно и то же вспоминать? Я - мать! Мне видней, что для дочери лучше, кабы не знала наверняка, что ей будет хорошо впоследствии, не обошлась бы с ней столь сурово. Я нарочно гнала её прочь, подальше от мерзейшего подземного болота, хотя и разрывалось материнское сердце...
   - А-а-а... Понятно, - вздохнул Максимка, - нашли удобный повод?
   Тут, как по заказу, из дома вышли заспанные Юра с Лялей. Они всю ночь выясняли отношения, а потом, знамо дело, отдыхали в своём стиле.
   - Что такое? Что за агрегат? Снова тещёнькины шуточки? И кто это к нам идёт? Никак, колядовать?
   Все глянули в ту сторону, куда смотрел Юра. На не очень-то далёком белом горизонте показались три ярко разодетые персоны - двое мужчин и женщина. Шли они невероятно быстро, будто летели, строго в направлении чёрного "жука", и уже через минуту стояли рядом с Силантием, энергично беседовали с ним. Слов почему-то не было слышно.
   Одним из странных гостей оказался "электрик" Миша! Чудные шмотки на нём в этот раз, подумал Мася, как из предновогодней лавки, видно параллельно в детдомах и садиках подрабатывает, массовиком-затейником. Косит под простачка, а сам, вишь, начальник Силантия! Бабка трезвая была, когда такое говорила... Ну да, точно начальник, раз бывший старухин подчинённый теперь уже к его руке прикладывается. Больше ни к чьей руке не приложился, только к его... А ведь там ещё и женщина была. Одетая не хуже, между прочим.
   Максимка подошёл к мадам, потеребил рукав её вытертой шубы. Старуха по привычке в бомжовенькое рядилась.
   - Кто это рядом с Силантием?
   Бабка хотела цыкнуть, но сжалилась и пояснила.
   - Мишу узнал?
   - Да.
   - А другие двое - Ольга и Георгий.
   - Тех впервые вижу.
   - Коли видишь - уже круто! Не всем такое право право дадено...
   Максимка глянул туда, где спорили Ляля с Юрой. Князь что-то доказывал супруге, кивая в сторону гостей, а та только хохотала:
   - Пить меньше надо, тогда и мерещиться не будет!
   - Маринка с бабой Машей при всём этом не присутствовали, ибо снова спрятались в автобусе-мутанте, по команде Силантия...
   Вскоре гости ушли, той же дорогой. Но почему-то за ними следов не осталось, а снег был пушистый, ещё не успевший заледенеть, за ночь его порядком навалило.
   Настал момент, когда чёрный жук-самолёт, выдвинув дополнительную пару крыльев, в сумме их четыре стало, взмыл в утреннее небо, на миг в точку превратился, а затем и вовсе сделался невидимым. И нескольких секунд не прошло! Бывший автобус, расправив крылья аки пчела, помчался куда-то за Урал, неся на борту двух старых комсомолок и их временного вожака Силантия. Остальные вернулись в дом.
 
   25.
   Ударить ретро-мотоциклом или крутейшим байком по бездорожью любимой родины Максим всегда мечтал, потому и клянчил, чтобы его тоже взяли на борт жука. Ну, не взяли, так не взяли. Не очень-то и надо было. Многие вообще не знают про Сибирь, а папа Юра - тот в последнее время только мамой Лялей занят, остальные как бы умерли. Хотя, с утра не преминул полюбопытствовать:
   - Стоп! А куда это наши матроны, переделанные в комсомолок, так поспешно рванули с малознакомым мужчиной? Не знаю, как насчёт бабы Маши, но на тёть-Марину явно не похоже.
   - На экскурсию по СНГ! - радостно выкрикнул Мася.
   - И надолго?
   - Да как сказать, если уж Силантий за что-то взялся основательно, то дело это длинное... - сказала экс-привратница, взяв пятый кусок торта. - Пусть прокатятся подружки, а то кроме Питера и Ленобласти, поди, нигде и не были...
   Отхлебнув из блюдца, она с улыбкой добавила:
   - А я мальца побалую, покажу ему свой Петербург...
   Максимка расцвёл, так как был уверен, что на прогулке той скучать не придётся.
   После очередного дежавю, после авральных сборов Юры с Лялей в коммуналку, прозвучала долгожданная фраза:
   - Ладно, Мася, мы поехали, а ты потом своим ходом доберёшься. На маршрутке.
   - Не впервой!
   Мадам сделала как обещала, в тот же день вывезла Максимку в город. Для начала прошвырнулись по Невскому. Мимо них, несмотря на раннее утро, торопливо шли не менеджеры с секретаршами, и даже не туристы, а вроде как живые манекены, вроде как с очередной театральной выставки: мещанки с полными корзинами еды, крупные и мелкие чиновники в цилиндрах. Даже один поэт попался, бормотавший какую-то фигню. Умора! До Максимки дошло: они в другом веке, скорее всего в девятнадцатом. Глянув на вывески, узрел старинные надписи.
   - А нельзя весь этот сброд убрать? Погуляли бы спокойно...
   - Убрать?!
   Старуха растерялась.
   - Вроде, не жестокий мальчик, а такое говоришь. И потом: куда я их уберу? Специальной клетки у меня для них нет. Перенесёмся в другую эпоху, пожалуй, там не так суетно...
   Секунды не прошло, как по Невскому уже не чиновники бежали, и не поэты с гусиными перьями за ушами разгуливали, а, чуть вразвалку и с прискоком, шествовали мужики в кафтанах петровской эпохи. Те тоже выглядели смурно, но количеством явно уступали предыдущим. Толпа значительно поредела.
   - Это что, восемнадцатый век?
   - Да.
   - А только что был девятнадцатый?
   - Да.
   Привратница типа замечталась. Видать, нахлынули воспоминания.
   - Интересных личностей увидим? - дёрнул её за рукав Максимка.
   - Мой интерес тебе известен - хочу встретить кого-нибудь, кто знает меня и окликнет по имени. Но для этого необходимо вернуться в девятнадцатое столетие, ибо, хоть и родилась я в семнадцатом, но теперешнюю внешность имела только начиная с девятнадцатого века. Ты не против возвращения назад? То бишь вперёд? - спросила мадам, подмигнув.
   - Как скажете! Мне тоже надо знать, как вас зовут, а то сегодня в маршрутке брякнул "мадам" - все чуть не упали...
   Дошли до угла Малой Садовой, сели на скамейку. Скамейка тёплой оказалась, несмотря на январь-месяц. Рядом присела торговка куриными яйцами. Вынув из корзины одно яйцо, она обратилась к старухе:
   - Благословите, мадам привратница!
   Старуха, ничуть не удивившись, превратила яйцо во взрослого петуха. Чёрного!
   - Благодарствуйте, прошу дальше... - тоном близкой знакомой сказала торговка.
   Мадам превратила петуха обратно в яйцо, которое торговка положила в чёрную коробочку. У неё в специальном утеплённом мешке была куча пустых разноцветных коробочек: не только чёрного, но и оранжевого, и белого цветов.
   Операция "яйцо-петух-яйцо" была проделана много раз, пока не закончились яйца. Вместо петухов иногда возникали куры. Куриный случай считался неудачным, после него яйцо отправлялось обратно в корзину. Когда торговка ушла, Максим спросил:
   - Зачем ей эти превращения?
   - Для выгодной торговли. Заранее зная, какой петух вылупится, чёрный, рыжий или белый, она может продавать меченые яйца по цене полпетуха каждое, не заботясь о высиживании и выращивании цыплят. Владельцы петушиных салонов гребут их оптом. - Но им-то самим приходится вылупливать и выращивать, в чём же их-то выгода?
   - О! Ты как всегда проницателен! Гений! До вылупления они устраивают что-то вроде "угадайки"...
   - Какого цвета петух из какого яйца получится?
   - Да! Ставки в той игре высокие, даже выше, чем на самых престижных петушиных боях! - высокопарно отметила мадам.
   Максимка пожал плечами.
   - У торговки выгода, у владельцев салонов бизнес, ну, а вам-то что? Эта баба вам даже не заплатила!
   Старуха хихикнула.
   - Она платила мне усердным бдением за шкафом и прекрасным уходом за ним. Всю семью заставляла зеркало протирать, ежедневно! Жаль только, что и она имени моего не знает... Пойдём-ка к Зимнему дворцу, может, там кого-нибудь из знакомых встречу...
   С этого момента старуха предпочла передвигаться рысью. Максимка, снова еле поспевал. Нырнув под арку, оказались на Дворцовой площади.
   У входа в Эрмитаж в это время обычно колосится изрядная очередь - ведь зимние каникулы в разгаре, шутка! Но, поскольку век был девятнадцатый, очередь не визуализировалась - царский музей функционировал только по специальным приглашениям, а посетители, нарушавшие дресскод, не впускались даже по той солидной бумажке. Пришлось вернуться в современность, пропитать площадь её духом...
   Дух современности тоже не гарантировал молниеносного проникновения в залы, но, по крайней мере, дресскод посетителям уже не требовался. Цыкнув на милиционера и слегка загипнотизировав его, бабка растолкала очередь. Буквально втащила Максимку в холл, где имелась другая очередь, всего человек десять, уже к кассам.
   - Давайте хоть немножко постоим, для приличия, ведь эта очередь не длинная...
   Мася боялся, что старуха окончательно войдёт в раж и их вышвырнут, не смотря на весь гипноз и прочие ухищрения. Та согласилась. Теперь необходим был отрезвляющий допрос.
   - Мадам, а всё-таки: зачем старого Правителя в Сибирь понесло?
   - Толком не знаю, Силантий выяснением занимается. Ты бы лучше о новом расспросил, он, в принципе, хороший мальчик, умный, хоть и даун, талантливый изобретатель, не вор, лично мне он очень нравится, не смотря на плохой характер. Не ревнуешь, часом? - мадам хитренько прищурилась.
   Мася почувствовал, что ревнует, но решил не показывать этого.
   - С какой стати я должен ревновать? Вообще-то, по данным ЮНЕСКО, недавно был Год Дауна, учёные утверждают, что из дауна можно постепенно сделать полноценного человека, надо только создать ему человеческие условия...
   - Совершенно верно! И у нашего дауна условия будьте-нате, и сестричка, приводившая его на кастинг, тоже даун, штучка ещё та...
   Очередь, наконец подошла, нужно было брать билеты и направляться вдоль длинных коридоров к залам.
   Ну, а в залах, знамо дело, мадам опять расслабилась, стала куралесить. Начала с того, что сделала Максимку своим туристом, понесла всякую ахинею о картинах. Что тут же привлекло внимание пожилой смотрительницы.
   - От какой вы турфирмы? Прошу показать лицензию на право ведения экскурсий!
   Мадам, конечно, могла и её загипнотизировать, но, видно, посчитала ниже своего достоинства. Под её взглядом любая блюстительница порядка приняла бы за лицензию даже кусок туалетной бумаги, однако экс-привратница захотела показать себя.
   - Объясните мне свои претензии, в чём они, собственно, состоят?! -гаркнула она на бедную пенсионерку, и той ничего не осталось, как вызвать милицию. По внутренней связи.
   Когда пришли менты, бывшая смотрительница ада начала и на них орать:
   - Раньше, помню, за билеты так дорого не брали, а во времена Петра всем посетителям мужского пола давали водку, а дамам - кофию...
   Препираясь со старушенцией и ментами, мадам бывшая привратница всё время подмигивала Масе, мол, смывайся. Слегка поколебавшись, тот так и сделал. Кудесница по-любому выкрутится, а ему в школу телегу накатать могут. Не хотелось расстраивать папу Юру.
   Инцидент происходил между Малым и Старым Эрмитажем, аккурат у Советской лестницы, поэтому куда бежать было совершенно ясно. Только вниз!
   Внизу в око впало зеркало раздевалки. Проверить его, что ли, на портальность? Поблизости не было никого, кроме усталых гардеробщиц, которые чаёвничали, сидя за деревянным барьерчиком.
   Хлебнув из зелёной бутылочки, он с восторгом отметил, что зеркало покрылось рябью. И пропустило его. С лёгкостью!
   За зеркалом была огромная ниша без дверей и окон, а в нише царила традиционная тишина. Которая внезапно разразилась храпом, да каким многоголосым! Слышалось и женское посапывание, и мужские громораскаты, будто "спали в микрофон".
   Вслед за этим раздалось кошачье мяуканье, приправленное какой-то вознёй. Мышиной? Вскоре Мася понял, что был не так уж далёк от истины: одна из стен как бы расплавилась, сделалась волнистой и почти прозрачной. Сквозь неё стали видны огромные кровати, отгороженные одна от другой ещё более прозрачными и довольно низенькими стенками, смахивавшими на ширмы. На некоторых кроватях, полусидя, возлежали разодетые как на бал дамы, с огромными причёсками, украшенными цветами и фруктами. Вокруг тех причёсок, на куче подушек возлежали кошки. Берегли съедобную часть от мышей?
   Мася про такое когда-то слышал. В восемнадцатом веке дворцовые дамы именно так и спали, чтобы слишком часто не переделывать причёску. Приглядевшись к лицам, он узнал плясуний в колготках, выделывавших коленца на его помолвке. Кто приказал им спать, да ещё и в полном обмундировании? Наверное, новый правитель. Старуха говорила, что у мальчика-изобретателя характер не подарок.
   Максимка обнаружил, что теперь находится в пространстве, сплошь окружённом прозрачными волнистыми стенами. В хвалёном междумирье?! За другой стеной мелькали вполне современные уборщицы, целая группа, и громко переговаривались:
   - Люсь, ты в новую квартиру въехала?
   - Ага!
   - А зятя прописала?
   - Обойдётся!
   - А котят?
   Раздался хохот. Потом загромыхали швабры с вёдрами. Уборщицы исчезли. Дамы с причёсками и кошками тоже куда-то подевались...
   Всё исчезло, кроме запахов. С той стороны, откуда раздавался храп, по-прежнему веяло парфюмом. С убощицких просторов - несвежими мокрыми тряпками.
   Неожиданно пространство вытянулось, превратилось в коридор. Стены снова сделались похожими на каменные. В конце коридора вдруг замаячил какой-то силует. Девичий. Изящный. Шикарно одетый. То была Кристина Лялина!
   - Ты чего вдруг такая нарядная вся? - ничего другого Масе от волнения в голову не пришло.
   - Нарядная? Это вместо "здрасьте"? - вежливо улыбнулась будущая супруга.
   - Не обижайся, я подумал, что тебе будет приятно мужское внимание...
   - Ага! Бабы любят грузить мужиков своими шмотками, вечно допытываются, надевать им рейтузы или нет... Моя мачеха такая же оторва...
   Чей то был голос?
   За спиной Кристины нарисовался увалень. Типа даун.
 
   26.
   Даун подкрался незаметно.
   Кристина, услышав его голос, повернулась на каблучках и присела в глубоком реверансе.
   - Ты, что ли, новый Правитель? - спросил Максим.
   - Да! А ты кто?
   - Я - её жених!
   Даун презрительно поморщился.
   - Понятно... Голубки, значит? Тогда идите, поворкуйте в туалете, побеседуйте с моей сестрой, которая на самом деле не сестра, а программа-матрица конца света...
   Максимка посмотрел туда, куда приглашал их с Кристиной этот недоумок. Там была дверь с двумя нолями и надписью "Туалет на ремонте".
   Внезапно вспомнив Мишины намёки на необычайную секретность этого объекта, Максимка даже обрадовался приглашению. Но для порядка тоже изобразил презрение.
   - У нового правителя не сестра, а матрица, которая всё время проводит в туалете?
   Даун вроде как смутился. Тон его сделался неуверенным.
   - Мачеха нас обоих не любила, вот мы и удрали из дому, а Главный, совершенно неожиданно, обнаружил то, что я усиленно скрывал: эта девочка искусственная! Она появилась в нашей семье совершенно случайно, влетела однажды через окно. Кстати, у неё на спине пропеллер есть!
   "Даун и девочка-Карлссон", - хотел съязвить Максимка, но вместо этого сказал:
   - Теперь ты веришь, что детей находят в капусте, а не рожают?
   - Детей посылает Бог! - возмутилась Кристина.
   - Когда Бог посылает - это натюрель, а когда дочурка-матрица, жужжа пропеллером, врывается в окно - это уже чистая синтетика, - шутливо поправил её Максим.
   Даун и вовсе приуныл
   - Умоляю, развлеките эту дуру, я никак не могу найти ей слушателей! Она каждый день сочиняет страшные истории, одна пакостнее другой, меня в них дебилом выставляет, а я не такой уж и дебил...
   Максимка призадумался.
   - Получается, что Главный поручил тебе развлекать её?
   - Да нет, просто он ей выдал самые ценные детали для строительства, думаю, для постройки новейшей модели Вселенной...
   - Типа твои смелые догадки?
   - Ага! А мне как раз таких запчастей не хватает для постройки нового Санкт-Петербурга, пока только подземного...
   - Она обещала поделиться, если ты приведёшь терпеливых оболтусов, способных слушать всякий бред? - спросила Кристина, уже не пытаясь быть деликатной.
   - Почти угадали, - нахмурился даун. - Ну что, согласны?
   Максимка с Кристиной переглянулись.
   - Что нам за это будет?
   Кристина вдруг кое-что вспомнила:
   - Обещай больше не приставать ко мне и платьев не дарить!
   Даун пожал плечами.
   - Всего-то? Я думал у вас более крутые запросы...
   - Может, и крутые, - сказал Максимка, - но мы не будем их формулировать прямо сейчас, а вот после выхода из твоего сортира - будь добр, исполни три желания, как золотая рыбка! Ты Пушкина-то знаешь, в школу-то ходил?
   Даун неожиданно пустил слезу.
   - Мне специальных учителей нанимали, понятно?
   Кристина тоже чуть не разрыдалась:
   - Не плачь, я уверена, что многие ученики завидовали тебе, все хотят на дому учиться...
   - Да не у всех получается, - авторитетно подтвердил Максим. - И невеста у тебя будет, не переживай!
   - А чего мне переживать? Я - Мастер, мне Маргарита полагается, которую я пока ещё не видел, но сестра утверждает, будто моя Рита - её ближайшая подруга. Разузнайте заодно про Риту, ладно?
   - Хорошо! - ласково сказала Кристина. - А теперь - веди к своей сестричке, мы заинтригованы не меньше тебя!
   Даун замялся. Только вы, это... О нашей встрече Главному не говорите, я не уверен, что он правильно отреагирует. Может, уволит меня, подумает, что я сплетник, идиот и разбазариватель информации. Хватит того, что сестричка к нему всё время лезет целоваться и поминутно блеет как коза: "Па-а-апа! Паа-а-па!" Кстати, он для неё - "Папа-Змей", не удивляйтесь, эту кликуху Главный ей разрешает, да и вообще носится с ней, как с... Носился бы так со мной!
   - Трудись на сатану получше - и тоже будешь называть его Папой-Змеем! - расхохотался Максимка.
   - На какого ещё сатану?! - всерьёз удивился даун.
   - Ни на какого, я пошутил, - сказал Мася. - Ну, веди нас в этот сказочный клозет!
   - Уже веду, веду-веду, стройтесь в затылок!
   Даун галантным жестом пригласил в помещение с двумя нолями сначала Кристину. Когда и Максим вошёл, он с грохотом захлопнул дверь, несколько раз повернув ключ.
   - Э-э-эййй!!! - возмутился Мася. - Так не договаривались!
   - Это чтоб вы не удрали раньше времени, - ответил даун-Правитель. - Никто не хочет слушать сказки про апендаунеров, а мне детали срочно нужны, понятно? Посидите не больше двух часиков, обещаю!
   Бить кулаками в дверь не имело смысла. Да и... Честно говоря, любопытно было узнать, кто такие апендаунеры. Ладно, два часа - не двое суток, можно и поржать над дурочкой. В компании Кристины.
   Интерьер туалета был совсем не туалетный. Всё пространство, дольно-таки громадное, было заполнено моделями планет. А около планет виднелись "спутники", большие облака, на которых тоже была жизнь... Огромное пространство поражало красотой: эффектные, сочные, искрящиеся цвета... И музычка нехилая звучала!
   Вскоре музычка пропала. Откуда-то из полутьмы выскочила девочка-припевочка с пропеллером на спинке и... С огромным старомодным двухкассетником в руке! Не очень-то нарядненькая, белобрысенькая, худенькая, в засаленных и кое-где дырявых трениках.
   - Извините, что я по-рабочему одета, не ждала гостей! Сейчас расскажу вам о себе. Только не лично, а с помощью вот этого антиквариата...
   Она нажала кнопочку на кассетнике и смылась. Из "антиквариата" полилось:
 
   - Дюймовочка-дерьмовочка, гадина-змеёныш, профессорская дочка - вы не поверите, но это всё одна и та же цаца. Профессорский отпрыск не обязательно мальчик, а поздний ребёнок, самый любимый, самый блондинистый, самый пушистый и зацелованный - это как раз таки я, Дюймовочка! Уау!! Кто слил профессору и его жене мою слащавую кликуху из прошлой жизни? Они мне её быстренько назад пришлёпали!..
   В прошлой жизни, и даже в позапрошлой, я была не леди, а в ещё более ранних жизнях вообще не помню, кем была - мне профессор с женой запретили про это думать. Когда я в их лажовенькой семейке родилась, они мне имечко официальное, конечно, дали, что-то вроде: "Лоредана-Аделаида-Гортензия". У иных профессоров с головой порядок, а у других - всё с вывертом. Я то длинное имечко уже не помню, да и профессор с женой его тут же забыли, стали "крошечкой" меня звать, потом перешли на "Дюймовочку". А в школе ребята сразу сказали: "Дерьмовочка круче!.."
 
   Кристина с Масей плюхнулись в глубокие кресла.
   - А что? Прикольненько, можно и послушать, - радостно воскликнула Кристина.
   - Хоть поржём, - согласился жених.
   Из двухкассетника по-прежнему лилось:
 
   - "Дерьмовочка" - супермилашка со знаком минус. Минус, плюс - какая разница? Я в этой жизни собиралась гадить не меньше, чем в предыдущих, но сначала надо было имидж идиотки закрепить, а ещё лучше - идиота мальчукового фасона. С идиота, да ещё и с мальчика, спрос нулевой. Практически...
   Когда мой братец Петя, кстати, даун от рождения, понял, что он даун, я уже пользовалась его имиджем. Даун лучше, чем просто придурок, с дауна спрос ещё меньше. В профессорских семьях дауны не изредка рождаются, "на детях гениев природа отдыхает".
   Когда не Петеньке природа отдохнула, и не однократно, я начала с ним активно дружить. Не с профессором же играть во всякие игры!
   Профессор - мой очередной биологический родитель, сколько у меня их было - полная чума, а основной мой папа в раю без отпуска ишачит Змеем-Кладовщиком. Не путать с Искусителем!
   Искуситель в подчинении у моего папаши. В раю вообще полно змей. Откуда в раю змеи, спрашивается? Либо рай не настоящий, либо змеи липовые.
   Мой настоящий папа не сволочь, не то, что профессор - тот всё сына родного хочет куда-нибудь сплавить, якобы на лечение. Пете-дауну с меня польза была не абы какая: если бы не я, его бы запихнули в дебильный интернат. Я к тому времени уже полмесяца как родилась, и жена профессора стала мужа уговаривать избавиться от бракованого ребёночка, ну, чтобы лишний раз никто не видел, как на ихних детях природа отдыхает, чтоб про профессорские выверты подольше не догадывались.
   Когда Петюне соску в рот засунули (в его-то пять годков!), когда шапочку дебильную на глазки нахлобучили (чтобы подебильней выглядел), я такую рожу в колясочке схрючила, что они оба замерли, как парковые манекены, стали переглядываться, с Петенькой единокровным меня сравнивать.
   - Неужели это заразно?! Неужели девочка заразилась?! Так у нас в семье теперь два дауна?!
   Профессор от злобы чуть монитору фэйс не расквасил.
   - Дураки мы! Надо было его ещё раньше сдать в интернат, пока он младшенькую заразить не успел!
   Потом сели, отдохнули и вот к какому выводу пришли: обе кровиночки одинаковенькие, обе вроде как дауны, поэтому, чтобы совсем бездетными не остаться, решили нас обоих в семье оставить. От греха. У профессоров недетородность позорней вывертов считается. Не без фальшивых вздохов, правда, дело обошлось.
   Мой настоящий папа не просто Кладовщик, он непосредственный начальник Змея-Искусителя. Говорят, что Искуситель не только Еву с Адамом из рая вытурил, но и многих-многих других извращенцев: за воровство, хабальство и сексуальную распущенность.
   Искуситель без разрешения Кладовщика ничего не делает, ничего и никогда, почти что никогда - в раю своя иерархия. Папа-Змей запретил ему разбазаривать райское имущество - он и не разбазаривает, по крайней мере, даром никому и ничего, ничего и никому, взяточник ещё тот, жаднее моего папаши. Одно и то же яблоко нескольким парам суёт! И фишечку придумал, чисто для отвода глаз: "Возьмите яблочко, пока никто не видит! Клетчатка хорошо целлюлит разглаживает!" При чём тут это? У Рубенса-художника в картинах навалом целлюлита - за деньги ходят смотреть...
   В раю столько вещичек можно накрысить - рук не хватает, карманы лопаются, глаза разбегаются! Можно не только фруктами взять, новейшими достижениями нечеловеческого интеллекта можно отовариться, причём, совершенно бесплатно. Поэтому моим папашей было велено Искусителю все глазки воровские в одну кучу собирать, на уценённых яблоках фокусировать. Как кто сворует яблочко, даже ещё толком не успеет надкусить, а Искуситель его хвать - и вон из рая!
   А Змей-Дискжокей, сидящий за кустом, под роялем, врубает самый позорный рэп и орёт невыносимо:
   - В муках детей своих рожать будете!!!
   Текст ни разу не поменялся. Хотя нет, один великий нобелевский лареат поимел-таки от Дискжокея эксклюзив. Он, как и многие другие, не выдержал смертельной райской скуки, сам из рая обратно на волю попросился.
   Кстати, поначалу у него дела отлично шли. Другие покойнички на тот свет ничего не тащат, а ему разрешили в виде исключения нобелевку прихватить. Но он не заценил поблажку, разъерепенился, разнюнился, расхрюкался и развонялся.
   Рай моего папы, между прочим, ничего общего с Вечной Жизнью не имеет - очередная проверка на вонючесть, перевалочный портал. Если до него жить невозможно, то в нём уже таки намаешься по полной: засахарят тебя там, заванилят, засиропят, замусюсюкают, заколыбасят. Если всё это выдерживать лет пятьсот, то продвинешься ещё дальше - туда, куда все райские поголовно мечтают пролезть, отдельной самоуправляемой тарелкой полететь.
   - Пятьсот лет! Надо же! - вздыхал над карамельно-мятно-безалкогольным пуншем райский пленник. - Адам не захотел терпеть, так почему я должен?!
   Короче, нобелевец сник и завонял. Он реально осознал, что до рая было жить гораздо легче, во всех смыслах, а тут - ни лаборанточек, ни сауны в подвале института, ни денатурата в колбочках, ни пива "Стэлла Артуя". Короче... Ужас!
   - До тарелкодрома далеко, - рассуждал посахарённый узник рая, - никакой премии на такси не хватит! Да и тарелок может не хватить, вдруг зря поеду...
   Тут нобелевский ошибался: из имеющихся на тарелкодроме семи тарелко-блюдец-НЛО активно вылетали в Вечность только два, а остальные пять хронически простаивали. Из-за таких, как он.
   А Змею-Искусителю от страдальца большой прибыток был: он ему тайком от Папы-Змея рюмку за кустами наливал, где рояль. Он не боялся ничего и никого, никого и ничего, кроме недостатка денег. Но никакая премия не бесконечна, пусть даже нобелевская.
   Как пронюхал Искуситель, что у ванильного грустилы денежки закончились, так сразу стал издеваться, яблоко по четыре раза в день предлагать: в завтрак, в обед, в полдник и в ужин. А когда узнал, что тот демонстративно из рая просится на волю, вышвырнул его вон и без яблока.
   А Дискжокею приказал побольнее нобелевца кольнуть, поунизительней унизить.
   Детей рожать нобелевец не собирался, он их терпеть не мог, поэтому и отходняк ему придумали с поправкой:
   - Голубей кормить будешь!!!... В муках!!!
   Лауреат сначала ничего не понял. Вернувшись, он опять благополучненько родился, много раз женился, потом развёлся много-много раз, ну, и так далее, ничего особенного. Но его старая, самая-самая первая жена, неожиданно мозгами двинулась, заделалась кошатницей, а потом и голубятницей.
   Голуби жрали всё только с рынка, в крайнем случае из "Елисеевского", гадили в титановые унитазы с инкрустацией, поэтому кошатница, она же голубятница, очень скоро обезденежела, продала два "мерседеса" (свой и домработницын), всю мебельную обстановку, а также домик на Рублёвке в стиле "органза", подаренный унизившим её супругом на сорокалетие. Пришлось обратно идти в суд, подавать на алименты, на повышенные. Вот тогда-то нобелевец и узнал, что такое голуби...
 
   27.
   Кассетник замолчал. Из полутьмы снова вынырнула работяга в трениках, дала пояснения:
   - То была история под названием "Лауреат и голуби"! Хотелось бы отправить её на радио. Понравилась или...
   - Конечно, безумно интересно, - сказал Максимка, - только братец твой обещал про апендаунеров.
   - Момент! Щас переверну кассетку! - сделав так, девчонка смылась.
   - Интересно, сколько у неё их? - шёпотом спросила Кристина.
   - Какая разница, а хоть бы и сто... Мы так редко бываем вместе, - сказал Максим и попытался взять подругу за руку. Совсем забыл, что она пока ещё бестелесная. Оставалось слушать "по-пионерски", никаких обжиманцев. Кассетник, между тем, вещал:
 
   - Мой папа размножается усыновлением, когда хочет девочку - удочерением. Недавно плёл мне, что я его единственная дочь, но я-то знаю, что нас, как минимум, две. На одной крутейшей райской вечеринке его назвали Лжецом и Отцом Лжи, да ещё и выпили за это. Папа-Змей дико улыбался, топорщил пальцы, гладил праздничную чешую, но недоволен не был.
   Ладно, одна, так одна, Ложь ведь не живое существо. А что он Лжец - проверено неоднократно. На правах единственной дочери я беру в раю всё, что хочу, и если Папа-Змей вдруг заорёт: "Положь на место, мерзавка!" - это значит, что украденный гэджет надо срочно испытать на ком-нибудь, применить по назначению, короче, пустить в дело, раз уж своровала. А когда вслед за тем идёт добавочка: "Совсем отца не уважаешь, гадина!"- тут и на премию можно рассчитывать в самом конце.
   Когда я шарила под райскими кустами в поисках игрушек-гэджетов, Папа-Змей демонстративно отворачивался. И хвост тактично поджимал, чтобы я об него не спотыкалась. Иногда вообще хвостом обматывался, стоял, весь туго перетянутый, как беспомощная гусеница. Я нигде больше не видела, чтобы с собственным хвостом такое вытворяли!..
   Перед тем как мне лететь к профессору для внедрения в его лажовую семейку, воровать ничего не пришлось, задание сильно отличалось: я должна была не применить сворованный у Папы-Змея гэджет, а, наоборот, найти то, что профессор своровал у него много лет назад, да так ловко, что никто ничего не понял. Даже я не заметила.
   Профессор, как вы догадались, и был тем самым нобелевским лауреатом, которого за пьянку и за неспособность расплатиться с Искусителем вышвырнули вон из рая. Лауреат перед изгнанием вонял сильнее, чем обычно, поэтому Искуситель всё время отворачивался. Ну, и доотворачивался.
   В числе всяких полезных штучек, которых Папе-Змею, в принципе, не жалко, нобелевец утащил универсальный переводчик мыслей со всех земных и неземных языков. Папе-Змею его тоже, в принципе, не жалко, но пока такой хитрющий аппарат апендаунерам вреден.
   "Апендаунеры" (пошло от английского "up-and-down") - это те, кто туда-сюда мотается, и в раю им противно, и на планете не живётся.
   Кто ещё только вверх, в рай летит, то есть "аперы", те ведут себя спокойно, почти не матерятся, почти не курят, к вечной жизни готовятся, о душе думают. Зато те, кто уже выписался из рая, они же "даунеры", те - полное чмо. Им уже готовиться как бы некуда, разве что вниз лететь, непристойно вякая, в самое пекло, в болото, в какашки. По пути они много раз превращаются: то в крысу, то в белку, то в зебру, то в бегемота, а то и в червя. Кстати, носятся по кругу апендаунеры с удовольствием. Ап-энд-даун! Вверх и вниз! Чёртово Колесо придумали они, больше некому. Кому ещё качель такая в голову придёт? А что качель назвали в честь Папы-Змея, так это дико благодарны они ему, помнят, убогие, в чьём ведомстве туда-сюда мотаются.
   Я апера от даунера отличаю запростяк: дети-дауны только в даунеровских семьях рождаются, когда оба родителя скрытые даунеры. Аперовская профессура, в отличие от даунеровской, гениев ещё рожает, к ним природа отдыхать пока не просится!
   Перед тем как заново родиться, ну, после выписки из рая, нобелевец между делом поспешил на Всемирный Конгресс - пресс-конференцию давать. Забыл, что все видели, как его в гробу похоронили. Влетает он в зал, отталкивает лектора и орёт: "Други!!! Имею для вас информацию! На том свете денежки не нужны! Не смейте брать с собой! Хуже будет!!!"
   Все испугались, а потом подумали-подумали, и до конца дослушали. Покойничек подробно объяснил, как над ним в раю изгалялся Искуситель.
   После этого все толстые кубышки - банкиры, сутенёры, менеджеры манилондринга и прочие крутые - повынимали бабки из других проектов и засунули в один, для полёта в Вечность в обход рая. Потом маршировали с лозунгами: "Минуем серпентарий!", "Долой змеепоклонство!", "Не отдадим себя сахарным идолам!"
   Они были не в курсе, что без тренинига в папином Змеюшнике их в даже в Первую Вечность не пустят, не то что во Вторую или в Третью, а тут же арестуют и отправят в рай на марципаны.
   Успешно выступив на Конгрессе, покойничек обратно умер, свалился прямо на трибуне, одновременно-параллельно родившись в Москве в семье даунеровского бутылочника. Пожилой даунер-бутылочник, разбогатевший на приёме у бомжей пустых бутылок, дал сыну приличное образование, но хороших манер не привил. Он и сам в них дико нуждался.
   Выучившись в университете, защитив аж две диссертации, бывший нобелевец, ныне сын бутылочника и безработный кандидат наук, вдруг ночью видит сон: будто он великий нобелевский лауреат и закапывает райские гэджеты, да не где-нибудь, а в подмосковном лесу под баобабом.
   Бабобабов под Москвой всего лишь двойка-тройка, поэтому проблем с кладоотысканием не было.
   Среди гэджетов, найденных в лесу, было много-много нужного, как например: зажигалка для сжигания вонючих отходов, в том числе химических, на всей планете за две секунды. Далее: безразмерная дымка-невидимка, способная поглотить весь дым от сжигания вышеупомянутых отходов за один час. Был и кинотеатрик размером с компьютерную мышку - для просмотра фильмов, уже готовых и тех, которые только собираются снимать. Список можно продолжать, а смысл?
   Сын бутылочника обошёлся с папиным добром похабно: дымку-невидимку изрубил на мелкие кусочки, понаделал фильтров для голландских самокруток, зажигалку выбросил за нефирменный вид, а кинотеатрик у него украли голливудовцы, пронюхав про ценнейшую халяву. В итоге он опять остался голый-босый, со своими грёбаными диссертациями.
   От этих потрясений у бутылочника-младшего открылся третий глаз, и он начал... Гадать цыганам на улице!
   Цыгане были ему дико благодарны, от этой благодарности он cтал кормиться, и весьма успешно: обеспечил не только первую, самую-самую старую жену, кошатницу-голубятницу, но и много-много других жён, как своих, так и чужих.
   А началась эта улётная карьера не без помощи ребёнка, хотя детей он дико ненавидел.
   Как-то, сидя в вестибюле крутой гостиницы, бросая кислые завистливые взгляды на учёных иностранцев, будущий профессор увидал рыдающего цыганского мальчика. Откуда в такой гостинице цыгане, да ещё и рыдающие, да ещё и мальчики?!
   Любопытный сын бутылочника напоил маленького плаксу шампанским, еле-еле сдерживая детофобию, дал закурить, и тот поведал ему своё горе: гостиничный банщик не разрешил ему прыгнуть в бассейн! Даже один раз нырнуть не дал, вымогал сто долларов, которых пока не было, а в долг купаться он никому не разрешал, тем более цыганам.
   - И где же ты живёшь? Где твои папа и мама? - осведомился будущий профессор.
   - Папа живёт здесь, в гостинице... - признался незадачливый ныряльщик.
   - А мама?
   - Мама тоже живёт здесь, но...
   Оказалось, что у папы с мамой брачный договор был неправильно составлен. Если мама вечером приносила пару тысяч баксов, ей разрешалось войти в номер, принять душ и даже переночевать. А если нет...
   Что бывало в случае "если нет", мальчик не успел сказать, так как из бильярдной выкатился его папа, и не просто выкатился: его вывели под руки охранники. Вероятно, тоже за долги.
   Показушно испугавшись за судьбу этой семьи, забыв про детофобию, будущий профессор побежал разыскивать маму мальчика.
   Мама нашлась быстро, в близлежащем переходе, как раз брала зелёную двадцатку из рук участника научного конгресса. Участник был с толстыми линзами в очках, и линзы те мешали ему видеть, что он конкретно тащит из бумажника.
   Цыганка орала, что двадцатки недостаточно, что если все так будут подавать, её семья не выживет в такой гостинице, а из другой ей ездить на работу неудобно. Но иностранец не понимал по-русски.
   Дождавшись когда отвалит подслеповатый фраер, будущий профессор подошёл к цыганке, чтобы её показушно утешить, но вместо этого... Стал непоказушно вещать!
   Короче, благодаря вещанию бутылочника-младшего, семья цыганёнка приподнялась, нашла более хлебное место, чем пятизвёздочная забегаловка, набитая очкастыми занудами. Вот так!
   Слух о талантах вещуна разнёсся по Москве и за её пределами, к нему начали валом валить, записываться в очередь. Пришлось открыть бюро, нанять десяток секретарш, чтобы отвечали на звонки, и ещё десяток - чтобы репетировали роль будущей супруги. Всё это привело к тому, что дважды кандидат никому не нужных наук стал профессором, причём, самым настоящим - путём покупки дорогих учёных титулов. Но основную работу он бросать не собирался, так как даже сто профессоров не в состоянии иметь такие деньги, к которым он привык.
   В лабораториях профессор появлялся редко, да и то не для работы, а для шашней с лаборантками. За что секретарши его возненавидели, бросили репетировать роль будущей жены и стали все-все-все научные секреты разбазаривать. На это-то я и рассчитывала - где ж ещё мне было искать папин гэджет, как не в занюханых лабораториях бутылочника-младшего?
   Судьба суперсекретного папиного гэджета, универсального вселенского мыслепереводчика с разных языков, по-прежнему была неясна, так как профессор про него никому никогда не рассказывал, никому не показывал, на кусочки не рубил и не выбрасывал, не терял и не дарил... Хм... Странно! Честно говоря, я даже не спросила Папу-Змея, как этот мыслепереводчик выглядит!
   Изо всех лабораторий я сначала выбрала одну, самую-самую ближнюю, всего двести сорок километров от родного дома. В ней профессор появлялся чаще, чем в других, а Петеньку я туда уже сто раз возила - на такси, типа с коллективом познакомить, чтоб потом по его карточке легко было проникнуть в здание.
   Оставалось, надев любимые кроссовки-невидимки, тайно выскользнуть из дома, полететь над городом и даже ещё дальше. В лаборатории, в самом-самом первом вестибюле, я собиралась сдать кроссовки гардероб, так как в них меня могли чем-нибудь химическим полить, не подозревая, что я рядом.
   Всё было продумано до деталей, но сначала предстояло сделать контрольный вылет с прилётом назад через полчаса, для проверки истинных настроений профессора. Я не о том волновалась, что меня разыскивать станут, нет, одним дауном в семье меньше - тотальный праздник с приглашением соседей, поеданием торта и распитием шампанского. Кто будет добровольно дауна искать, когда так крупно повезло в кои-то веки? Я волновалась за Петюню. "Профессура", вроде, привыкла к нему, но... Зная подлый характер даунера-профессора и его жены, тоже явной даунерши, не мешало и подстраховаться. Одно дело, когда мы с братишкой оба тайком на такси в институт мотались, а другое - когда он с ними остался один на один...
   Отлетев от дома не очень далеко, всего на десять километров, я стала потихоньку возвращаться. Подлетаю к родимому гнезду, гляжу в окно на родимом этаже... Батюшки! Ух-ты! Не прошло и получаса, а они уже опять куда-то Петеньку готовят, но уже без соски во рту, а с тарелкой торта перед носом. У тарелки - два батона хлеба, разрезанных вдоль и толсто намазанных маслом. Вон оно что! Булимию шьют ребёнку, обгадить окончательно хотят, дискредитировать на сто процентов, чтобы со всеми потрохами уже в другой интернатик сдать, для более взрослых даунов. Видимо, решили, что я потерялась насовсем, очень удачно пропала и больше никогда-никогда не вернусь!
   Петенька, конечно, кушал с удовольствием, так как его обычно голодом морили, а в это время - р-р-раз! - толстый доктор в белом халате в комнату с чемоданчиком завалился.
   - Где тут даун? - сходу выкрикнул он, а сам даже обувь не снял, хуже любого дауна.
   "Профессура" кинулась к нему, тряся купюрами, мол, забирайте срочно в интернат, там, на месте, всё и выясните! Видно, был у них ещё страх, что я не совсем пропала, что вернусь и не дам преступление совершить. А доктор был не только скрытый даунер, жучила оказался ещё тот.
   - Извините, рано денежки суёте! Тут подробный диагноз надо ставить!
   - Как это - "рано"?!
   Душегубы так расстроились, что даже судорогами пошли. Чтобы про денежки - и "рано"?! Такого мата-перемата они ещё не слышали.
   Доктор, между тем, продолжал заниматься вымогательством.
   - Вы что, не видите? Ребёнок кушает! Пускай сначала всё доест, а там поговорим!
   - Вот-вот! - забилась жена профессора, как рыба в железной сетке. - Тортовая зависимость! Булимия!
   - Жрёт с утра до вечера! - добавил муж жены профессора.
   Доктор жизнерадостно распахнул халат, и стало видно, что он совсем не толстый, что всё его тело обвито трубочками, которые шли к непонятным контейнерам с непонятным наполнением. Доктор весь обмотался трубками, как мой папа хвостом!
   Так вот почему докторишка казался упитанным: под халатом был толстый слой войлока, а под ним, в мягких плоских контейнерах, на животе, на спине и на худых боках висели... тортики! Не традиционные, не в коробках фабрики Розы Люксембург, а в виде полуфабрикатов: сухих бисквитных крошек, нескольких видов кремов, а также в виде ликёрной пропитки, которая тоже была нескольких видов. Наконечники трубочек были снабжены металлическими колпачками, а те, в свою очередь, крепились к большой магнитной бляхе, расположенной на слюнявчике. Уау!! Снять халат, надеть скафандр - и готов космонавт к полёту!
   - А войлок зачем? - удивился профессор.
   - Для звукоизоляции! - не растерялся доктор. - Крошки всасываю без проблем, а тяжёлые крема приходится подкачивать насосом. М-да... Шум насоса, как вы сами понимаете, нарушает аппетит...
   Образовалась пауза, которой доктор не преминул воспользовался.
   - Так что же это получается, а? Я тоже даун, раз торты люблю?! Да, и у меня тортовая зависимость имеется, но это ещё не повод сдавать человека на лечение. Жена моя тоже пыталась меня сдать, но у неё ничего не вышло. И у вас ничего не выйдет, даже не пытайтесь! Дело ваше безнадёжное, уверяю вас! Переедание не грех и не болезнь, а слабость! Вот! Так что, давайте ставить ребёнку другой диагноз, а то я домой спешу, дело к вечеру клонится...
   Доктор присосался сразу к нескольким трубочкам, дав понять, что время чая с тортом наступило.
   Жена профессора мотнулась в кухню чайник ставить, а профессор схватился за голову.
   Порядок! Настала моя очередь фокусами удивлять!..
 
   Кассетник снова остановился. И снова из полутьмы выскочила хозяюшка.
   - Ну, чего, следующую ставить?
   - Валяй! - ответил Максимка.
   Час прошёл. Правитель-Петя не появлялся. Он и через два часа не появится, сто пудов. Это во-первых. А во-вторых... Максимке ужасно не хотелось возвращаться в школу. Пускай подольше протянется расcказ, хоть и на две недели вместо двух часов, а там... Мадам привратница передвинет время в необходимую сторону.
 
   28.
   Поставив новую кассету, Дерьмовочка хотела было снова умчаться. Но неожиданно спохватилась.
   - Забыла про самое главное: вы же не знаете, как называется радиосериал!
   - Как? - без энтузиазма спросили Кристина и Максим.
   - "Мифы и приколы райского серпентария".
   - В самом деле?
   - Надо же...
   Оба слушателя ждали, когда назойливая авторша уйдёт. Но той хотелось поговорить.
   - Я в строителях долго сидеть не собираюсь, в изобретателях тоже, после выхода на пенсию буду заниматься творчеством, как госпожа Ветрова!
   - Кто такая эта Ветрова? - снова без интереса промямлил Мася.
   Кристина встрепенулась.
   - Ты не знаешь госпожу Ветрову?!
   - А ты - знаешь?
   - Конечно!
   В ходе той незапланированной пятиминутки выяснилось, что одна только мадам привратница не помнила своего имени, остальные же насельники болотного зазеркалья знали его прекрасно. Но... Не решались произносить!
   - Во-первых, как-то неудобно выговаривать "Лукия Нектарьевна", когда можно обращаться по-простому: "мадам привратница", - сказала Кристина, - а во-вторых, такое имя можно перепутать, исковеркать...
   - Я вот своё тройное имя постоянно забываю, так как тоже вся в работе, потому и записала его на бумажке, раз и навсегда! - сказала Дерьмовочка. - Хотя лично я имя-отчество госпожи Ветровой запомнила сходу: лук - не люблю, нектар - обожаю...
   Гости рассмеялись.
   Перед тем как улизнуть, хозяйка суперсекретной лаборатории провозгласила:
   - Через полчаса жду вас на чаепитие! После него - просмотр кино о моём новом изобретении. По сравнению с наипоследнейшим проектом, проект "Планета апендаунеров" блекнет...
   - Да?! - обрадовался Максим.
   Можно было, наконец, надеяться, что время, проведенное в сказочном клозете, окупится сторицей.
   Хозяюшка включила маг. Тот, старомодно шипя, заработал. На уши легла история о бесславном конце профессора-террориста.
 
   - Увидев меня на фоне звёздного неба, профессор с женой почему-то не удивились. После докторских приколов мой фокус их совершенно не потряс! Они даже будто бы ни грамма не расстроились, а наоборот, стали дико радоваться, снова показушно, чисто для соседей, что у них теперь опять два дауна, две кровиночки, так что нечего мелочиться и разбазаривать детей по интернатам!
   Доктор махнул на всё это рукой и грустно удалился, на дорожку затянувшись тортиком из трубочек и наспех допив чай. Он не любил, когда портили аппетит шумовыми эффектами.
   Нас с Петюней тут же уложили спать. Мальчик засопел уже через минуту, а я всю ночь ворочалась, думала, как дальше поступать. Хорошо, что я проверочный вылет сделала, а то вернулась бы - и нет братишки!
   Бросать ребёнка одного с кровожадными профессорами было глупо, а не летать по институтам, не разыскивать папин гэджет - чревато. Папа-Змей мог не понять.
   С другой стороны, профессор, по своему недоумству, столько гэджетов полезных уничтожил, что и этот мог спокойно выбросить, поломать, подарить, типа отдать даром... Чёрт! Как же он, хотя бы, выглядел, этот переводчик мыслей?
   Нет, думаю, не полечу я больше по лабораториям, а то из-за какого-то паршивого аппаратишки потеряю брата. Пусть Папа-Змей думает, что хочет, а я скажу ему, что профессор мыслепереводчик американцам продал. Пускай в Америку меня шлёт, внедряться в штатовскую семью учёных. Кстати, я в Америке ни разу не была - вот и побываю!
   Побывать-то в Америке побываю, думаю я, но только при условии, что профессура нас с Петюней ещё раньше не угробит. Кто знает, что у них на уме? Вдруг они нас отравить решили, к Папе-Змею в рай на марципаны раньше времени отправить? От даунеров ждать чего-либо другого трудно, так как даунеры хуже даунов, дауны хоть безобидные.
   Утром я не отходила от Петюни ни на шаг, а он, сопливенький толстячок, даун конопатенький, так и лыбится, так слюнки и пускает... Я растрогалась, мол, радуешься, что я тебя спасла, да? Он кивнул, но ничего не сказал, так как толком говорить не умел, мычал-гундосил только, как молоденький бычок или как старенький унитазик.
   В ушках у ребёночка с утра были наушнички. Правильно, думаю я себе, большой ребёночек, двенадцать лет, тинейджер, а тинейджеры обожают музычку слушать. Только где музычка-то? Проводочек от наушничков тянулся... к какой-то авторучечке!
   Ну, и это правильно, думаю я опять, зачем дауну музыка, а так и ручечка не потеряется, и наушнички далеко не убегут, если свалятся. Таким макаром некоторым детям варежечки к пальтецу цепляют, тесёмку продевают через вешалочку на воротничке!
   Или нет, думаю, дай, всё-таки, послушаю, что там в них, в наушничках-то в этих, интересно же...
   В ответ на мои мысли Петя радостно кивнул, будто понял меня. А я всегда была уверена, что он не полный кромешный дебил! Сняла я с него наушнички, надела себе. А ребёночек великовозрастный мне ещё и авторучечку суёт, на, мол, возьми, поиграйся!
   Взяла, не стала спорить с жертвой вчерашнего страшного покушения.
   На авторучечке были странные кнопочки разных цветов. Только собралась я нажать на красненькую кнопочку, а наушнички как заорут: "Не трогай, гадина!" Голос, вроде, был не Папы-Змея... А чей тогда?!
   Огляделась я по сторонам - никого. Странно! Снова собралась я нажать на кнопочку - и снова слышу то же самое, только ещё хлеще в два раза. Полная чума!
   - Кто тут?! - не выдержала я.
   - Я, идиотка, я!!! - раздался в наушничках хрипловатенький голосок, типа детско-подростковый.
   - Кто "я"?! - опять не выдержала я.
   - Брат я твой, Петруха, вот кто...
   - Пётр?!
   Смотрю я на него, а он снова лыбится, слюни пускает, молчит, как олух...
   Этот ужас прояснился через пять минут. Брат мой кровиночка, Петя-даун, общался со мной нормальным языком через наушнички. Грубиянил, правда, страшно, но это мелочь.
   Голос в наушничках появлялся только тогда, когда авторучечка была направлена на источник мыслей. Петеньке пришлось схватить меня за рукав и сильно притянуть к себе - пока авторучечка не уставилась ему в пузико. Тогда я, конечно, снова его услышала.
   Ура! Нашёлся-таки папин гэджет, похищенный профессором, авторучечка с секретом, которая читает мысли, да ещё и на разных языках - на всех-всех-всех земных и неземных языках, надо только знать, какие кнопочки жать. Петя, и тот не все кнопочки выучил, а я вообще в технике не разбираюсь, так что решила не трогать лишний раз, пока Папа-Змей всё не объяснит.
   Тут мне ещё подумалось: интересно, как это профессор авторучечку не выбросил? Он ведь экономить не привык, вон, сколько жён развёл! Минуточку, думаю, если профессор не жадный, значит, не такая уж он и сволочь, может, не станет нас убивать, а? Следующее же утро показало, что очень даже станет!
   Пока я в ванной умывалась, профессор заходил к нам в спальню, разговаривал с Петюнечкой. Прихожу - а мальчик весь в слезах, сопельки длинней обычного. Я сразу за наушники, мол, в чём дело?
   Оказалось, пока меня не было, подлец-профессор подходил к Петюне близко-близко, больно щипал его и ядовито шептал прямо в ухо: "Всё равно урою тебя, дебил, и сестричку твою, идиоточку, пристрою, не волнуйся!"
   Петя мне всё это мысленно сообщил и синячок показал на пухлом локотке. Я была в шоке. Что делать?!..
   Делать нам ничего не пришлось, всё за нас с Петюнечкой сделали цыгане - сами вытащили младшего бутылочника из дерьма, сами же и обратно засунули.
   Тем самым солнечным днём, утром которого он Петеньку пугал и меня довёл до истерики, профессор стоял на улице и гадал цыганам. В офисе ему обычно не гадалось - адреналин не тот, не то вдохновение.
   Для уличного шоу профессор одевался - чисто пугало, хуже любого зачуханого цыгана, зуб золотой из фольги прилеплял, серьгу в ухо вдевал, кудрявенький паричок цвета воронова крыла нахлобучивал. В таборе таких держать надо!
   Табор, кстати, тоже подвалил, не задержался, человек сорок. Всем цыганам не терпелось ясным солнечным днём узнать о своём солнечном будущем, о грядущих доходах, как в иностранной, так и в местной валюте. Цыгане так орали-голосили, что постовые милиционеры тоже прибежали, тоже целым табором, облаву им устроили. В той суете одна цыганка, не успевая расплатиться баксами, подарила нашему профессору свой шахидский пояс.
   Профессор телевизор смотрел редко - только порнуху по видео, поэтому цыган от террористов отличал с трудом, а та облава была как раз на террористов. Вовсе не на крики цыганские прибежали милиционеры, а по наводке с Лубянки. Вот так!
   Когда жена профессора помчалась к нему в обезьянник, типа отмазывать, я уже знала, что у неё ничего не получится, речь ведь шла о терроризме, но дура всё равно деньги понесла.
   Мы, конечно, могли бы под шумок и смыться, так как денег у нас с Петенькой всегда хватало. Папа-Змей мне в нужную минуту подкидывал деньгогенератор, с помощью своих агентов-осведомителей, но о них - чуть позже.
   Короче, оставаться детьми садиста-зэка нам не хотелось - в тюрьму ведь передачи носить надо. А вдруг коснулось бы мне замуж идти, несмотря на то что я даун, у кого тогда благословение брать?!
   Надо было срочно поменять папашу-зэка на кого-нибудь приличного, и я озарилась улётной идейкой: переселю-ка я профессора из милицейского обезьянника в настоящий! А там и до пекла рукой подать.
   Перед самым пеклом необходимо в шкуре какого-нибудь животного побывать, ну, хотя бы разочек, типа обратную эволюцию совершить, чтобы потом совестью не угрызаться за нарушенный закон природы. Если я, конечно, ничего не путаю! Помню, Папа-Змей что-то такое говорил.
   Зоопарк не тюрьма, передачи часто носить не надо, хватит и одного мешка корма в год. А даже если подходящего папашу там себе не найду взамен, думаю я, то хоть поиздеваюсь над профессором, метлой потыкаю. Ха! Чем иметь такого папу, лучше уж макаку или павиана гомодрила. Довольно справедливо его арестовали!
   Суд над профессором-террористом был открытый. Кроме основных свидетелей, пришли и голуби. Им хотелось посмотреть, чем дело кончится и будет ли кто-либо когда-либо платить им какие-либо алименты.
   Кошатница тоже пришла, но отдельно от них. Ей надоела семейная жизнь "де-труа", тем более что впроголодь, на одних анчоусах, бананах, курах гриль и авокадо. На правах самой первой жены преступника, она предъявила суду свои последние, уже давно дырявые колготки, штук пятьдесят.
   - Вот! Нету других! Дожила! - сказала старая кошатница, в прошлом очень активная голубятница. О голубях она уже не думала, ей бы права на алименты защитить.
   Колготки были выстираны дозой "Ариеля", но это им не помогло: заседатели схватились за платочки, приложили их вместо глазок к носикам.
   Показания главной свидетельницы, предъявившей наиглавнейшие вещдоки - древние колготки - потрясли зал. Судья вынес гуманный приговор: заменить смертную казнь через повешение пожизненной отработкой в качестве уборщика в зоопарке!
   В своём последнем слове подсудимый попросил, чтобы его, всё-таки, повесили, но его никто не послушался. Это я судью подбила на гуманность к профессору - на такое дело денег мне было совсем не жалко.
   Все признали приговор справедливым, кроме голубей. Те от жуткой безнадёги поменяли цвет, превратились в пёстрых попугаев, демонстративно, под ручку, удалились, пошли искать других хозяев. И поклялись больше никогда не связываться с кошатницами.
   Устроить папу в зоопарк дело не хитрое, а вот найти другого, там же, на месте, практически невозможно. Но только не для меня! Я давно уже присмотрела профессору замену.
   Как-то утром, перед самой школой, я заметила симпатичного шимпанзе с томиком Достоевского в руке. Шимпанзе-то шимпанзе, а "Свидригайлов" выговаривало! Что ещё меня купило - в другой руке шимпанзе держало... Английский разговорник. Ба! Да с таким папой до Америки два раза пукнуть!
   А профессор-лох, он же террорист, работая уборщиком, совсем морально опустился. Он, не то что "Свидригайлов", даже "Ведьмак" не каждый раз выговаривал - свою последнюю и главную фамилию. Когда сплошняк произносил, а когда и с перерывами: "Ведьма-ка-ка-ка-ка-ка-как!"
   Деградация была вполне нормальная, как раз такая, как надо перед пеклом, перед болотом, перед какашками. Обратная эволюция успешно продолжалась!
   Через две недели нашего профессора с трудом хватало на одну тираду в день: "Что, скотина вонючая, бздишь? Очко взыграло?" Так он приветствовал в ходе раздачи пищи ни в чём не повинных животных. Да ещё и замахивался на правах хомосапиенса! Правда, льву, тигриной клетке и крокодилу он делал исключение: не матерился, не замахивался и не заходил вообще. Всё пёр через решётку: и пищу на шампуре, и уборщицкую метлу.
   Метла выходила из строя почти каждый день, вычеты с него зарплатные росли. Кошатница в первом месяце рисковала ничего не получить из алиментов.
   Все томились этим положением, и профессор, и животные, и мы с Петюнечкой, и шимпанзе, которое уже вместо "Свидригайлов" выдавало "Очковзыграйлов", при этом дико хохоча, что с обезьяны возьмёшь.
   Но неожиданно ситуация продвинулась. Как-то утром профессор, зайдя к шимпанзе, услышал: "Хау ду ю ду, мистер Очковзыграйлов!"
   Шимпанзе тренировалось, оно хотело показать, как его будут приветствовать в Америке, когда мы все втроём, по облегчённой зоовизе, туда эмигрируем: Петенька, я и он.
   Но профессор не понял юмора, раньше времени запаниковал и запросился прямиком в болото, в кромешный ад, в ка-ка-ка-ка-кашки. Раз уж повешенным быть не пришлось. Обратную эволюцию он не согласился продолжать. Ни в какую. Наотрез.
   Я выполнила его просьбу, применив папин гэджет, возвращающий всем желающим апендаунерам их первоначальный дарвиновский вид, превратила в одноклеточное растение. Тем более что голос Папы-Змея накануне в ушах звучал, когда я этот гэджет пальцами в кармане шевелила.
   - Положь, мерзавка! - сказал мой невидимый, но самый настоящий папа. - Совсем отца не уважаешь, гадина!
   Так как он Лжец и Отец Лжи, это означало, что, отправив профессора в болото, я ещё и премию получу в конце - в виде бесплатного и беспосадочного перелёта в гости к подруге Рите, в Первую Вечность, где она жила и работала стюардессой на летающих тарелках. Ага!
   Но сначала предстояло облагородить шимпанзе. Тем же гэджетом, что я уделала профессора, я переделала и обезьяну, в апендаунера превратила, провела совсем не бОльную депиляцию, прикинула во всё американское, проверила кандминимум по английскому и по достоевской терминологии.
   Шимпанзе сунул руку в карман, а там... Паспорт с нашими детскими фотографиями! Плюс виза групповая, много-многократная, не только в Штаты, но и вообще куда захочешь, а также пачка зубочисток много-многократного употребления!
   После этого Очковзыграйлов вообще заговорил. Он приказал, чтобы переделали его фамилию на американскую. Между прочим, слово "очко" с ударением на первом слоге превращается в "глазик", по английски - "ай".
   Так и получился заграничный папа с нежно-западной кликухой "Микки Ай". "Микки" - в честь Микки Мауса, по желанию Петеньки.
   Прилетев в Америку, мы купили дом в Лонг-Айленде, сделали папаше Микки окончательную операцию по устранению мимических морщин, приобретённых в клетке в результате улыбания туристам и дикохохотания.
   Хотели также Петеньку подправить, типа из дауна в принца превратить, но он не разрешил, сказал, что Рита больше любит кругленьких, с маленькими глазками, с конопушками и с длинненькими слюнками. Говорят, такие парни в Первой Вечности нарасхват! А "существа на вешалках", то бишь особи на скелетах, Рите вообще никогда не нравились, она ведь бестелесный, почти что совсем бесформенный дух. Между прочим, у Пети с Ритой давнишняя взаимная любовь была, а я не знала.
   Короче, мы с Петюней, оба-два, в отпуск намылились, к Рите в Первую Вечность. Но тут возникло препятствие: наш начитанный по самое "не балуйся" новоиспеченный папа внезапно запросился на литературный конкурс "Большая книга". В Москву, в Дом Пашкова, на получение главной премии. Ему кто-то сказал, что признание надо сначала получать за границей, а не сидя дома, в Штатах, что без московской премии он обычный американский лох и пошлый графоман. Но мы его отговорили, сказали, что если все писателями станут, кто работать будет.
   Папа Микки Ай с огромным скрипом, но согласился...
 
   29.
   Профессор-террорист погиб, туда ему дорога.
   - А у кого остался мыслепереводчик? - спросил Максим, в надежде, что ему тотчас его вынут и покажут.
   Дерьмовочка замялась.
   - Мммм... Он пока что в стадии разработки.
   - Как и деньгогенератор?
   - Ага!
   - Ну, ты даёшь! Придумала всё?
   Из неловкого положения сестричку вывел Петя-даун. Двухчасовое заключение пленников туалета закончилось, и поземный повелитель, проявив небывалую для властителей мира сего пунктуальность, снова повернул ключ в замочной скважине.
   - Наслушались сказочек? Выходите!
   Попросив Кристину остаться, Максимка вышмыгнул за дверь и плотно прикрыв её, стал ржать, ибо хохотать на глазах у хозяюшки секретного техносалона было неприлично. Обидеться могла.
   - Твоя сестричка - антибиотик от плохого настроения!
   Даун растрогался.
   - Ну вот, а сначала не хотели... Странно, что другие удирали, даже чаю не выпивши. Чай у неё, между прочим, галлюциногенный, пробовать не советую, надеюсь, не пробовали ещё?
   - Своевременное предупреждение! - снова заржал Максимка.
   Его трясло от хохота ещё секунд пятнадцать. Когда истерика миновала, он душевно поблагодарил нового подземного повелителя за сеанс.
   - Слышь, а вы с ней и вправду дом в Америке прикупили?
   Тут уже и даун расхохотался.
   - Это что-то новенькое! Но если тебе верится, пусть так и будет, а то здесь от скуки можно подохнуть. Моя сестричка - второй попугай Кеша, ни дня без истории, а то и двух... О, кстати!
   Тугодум, похоже, вспомнил, зачем проявил свою пунктуальность.
   - Там тебя, наверху, госпожа Ветрова ждёт, у того портала, через который ты сюда вкатился. Хочешь, провожу?
   Максим был не готов к такому повороту. Обидно было покидать сказочную забегаловку, так и не выведав главную тайну.
   - Знаешь, пожалуй, пока останусь, проводишь меня потом. А к госпоже Ветровой, умоляю, обратись, наконец, по имени, а то она его так никогда и не вспомнит!
   Даун важно кивнул. И важно удалился. А Максим вернулся в сказочные пределы, дабы услышать новую историю. Про Америку. Тем более что хозяйка салона без этой, "бонусной", истории говорить о новом изобретении не соглашалась.
   - Раз вам так понравилась моя радиопостановка, вам за это бонус полагается! А потом пойдём слушать нуднятину о моём последнем изобретении. Это, пардон, не так интересно...
   И снова зажужжал маг-кассетник.
 
   - Когда мы с Петенькой во второй раз приехали в Америку, папа Микки Ай уже работал над своей новой книгой. Тема была из научной фантастики, поэтому перед написанием очередной главы он делал читку-перечитку Жюля Верна, Сержа Лукьяненко и Айзека Азимова.
   Печатался он под пседонимом "Митчелл Айртон". Почему "Айртон", не трудно догадаться: обезьяно-папой как раз были прочитаны "Дети капитана Гранта". Почему "Митчелл": такой персонаж в той книжке тоже, по-моему, есть.
   Обезьяно-папа литературно развивался, так как не хотел обратно в зоопарк. Чтобы снова не деградировать, он поддерживал умственную форму регулярным чтением и написанием. Иногда покупал себе почётные литературные призы - в наиновейшем супермаркете, раз уж не пустили в Москву, в Дом Пашкова, на получение большой литературной премии.
   Обезьяно-папа брал призы большими пачками - на радость всем кассиршам, менеджерам, продавщицам, а также самому директору. Потом бежал домой и, задвинув шторы, позакрывав все форточки, вручал сам себе красивую вещицу типа люстру-хрусталь или настольную лампу-подсветку с бронзовой женщиной. При этом включалось всё электричество в доме. Помимо электричества горели настоящие восковые свечи. А как же - мероприятие!
   Честно говоря, то было не само мероприятие, а разминка перед ним. На ежедневной литературной вечеринке папа-шимпанзе вручал себе то же самое, что и днём при задвинутых шторах, но уже у всех на виду, при свете множества хрустальных люстр, одетый во фрак и крахмальную манишку.
   Для проведения ежевечернего мероприятия он вызывал официантиков с бокалами, миллионеров с дамочками и прочую шушеру - каждый раз человек по двести, чтобы прославиться литературно, а заодно и главный бизнес пропиарить, повыгоднее подчеркнуть.
   Главный бизнес обезьяно-папы - производство VIP-ошейников - шёл неплохо. В бизнесе папа Микки Ай преуспевал, но ему хронически не хватало писательных упражнений. Не для того он в апендаунера превращался, чтобы книжки ни одной не написать!
   Как-то раз, сидя у себя на фирме, делая различные дела, одной рукой перебирая ворохи бумаг, а другой загоняя в компьютер литературную нетленку, папа Микки Ай познакомился с внезапно прибывшим из-за границы богатым клиентом.
   Богач побывал во всех странах мира и навёз оттуда много-много разных животных, как смирного характера, так и не очень. Всем этим животным требовались VIP-ошейники, но их благодетель не знал, кому доверить такой ответственный заказ. На счастье, судьба свела его с папашей Микки Ай.
   Правда, контакт получился не сразу. На вопросы богатого клиента: "Откуда вы родом?", "Бывали ли в других странах?" или: "Много ли животных повидали на своём веку?" папа Микки Ай вежливо отмалчивался, литературно улыбался и срочняк менял тему на достоевскую. Кому охота признаваться, что его родина зоопарк?
   Но богатый заказчик-клиент не сдавался. Выслушав очередную феню про Соню Мармеладову и её дружков, он настойчиво приглашал обезьяно-папу к себе в клуб историко-географов, председателем которого являлся: "Выпьемте кофейку в уютной атмосфере, коллега, а там и дела быстрее пойдут!"
   Папа Микки Ай долго не уламывался, боялся историко-географических вопросов, особенно про историческую родину, но один раз не выдержал и... согласился!
   Богатый клиент-заказчик, историко-географ, от неожиданного счастья чуть не помешался, засуетился и заторопился. Он торопился вот зачем: хотел наклюкать обезьяно-папу до антилитературного состояния, до самой последней предрвотной икоты, постепенно развязать ему язык и выяснить степень бизнес-порядочности. Но в результате наклюкался сам. Он выпил много-много виски и, неожиданно для себя, признался, что ещё совсем недавно жил на пальме, и не один, а всей семьёй.
   Тут и папа Микки Ай расслабился, у него будто камень с души упал. Он стал выкладывать про себя такое!.. Откровенность за откровенность.
   Короче, контракт состоялся. Из-за духовного родства. Если бы не эта откровенность, кто знает, может быть, ничего бы и не получилось. Основа бизнеса - взаимоуважение...
   Договор был подписан, производство удачно запущено, денежки ещё мощнее потекли, прямо водопадом, и папа Микки Ай вдруг вспомнил, что соскучился за нами.
   Потому и обрадовался, увидев нас в дверях кабинета. Сняв чеховское пенсне и отложив в сторону гусиное перо, купленное в лавке "Pushkin", он кинулся накрывать на стол.
   На первое был супчик "Соня Мармеладова" с экстрактом солёных слёз американских путано-девственниц (за неимением аутентичных, петербургских). На второе шли расстегайчики "Лебезятников" под интеллектуальным соусом "Разумихин". Потом был десерт - желе "Свидригайлов". Желе воняло борделем и всяческими сплетнями, но зато не шло вразрез с характером любимого героя папы-шимпанзе.
   В заключение был подан и ещё один десерт, самый главный: целиковые грецкие орехи "Мечта Раскольникова". К ним прилагался комплект топориков из нержавейки работы внука Фаберже.
   Свою личную порцию орехов папа Микки Ай, ради такого случая, не ел и даже не колол топориком, а только разгрызал зубами. Потом давал их нам, гостям, предварительно вылизав ядра, которые чудовищно смахивали на мозги! Для большей гигиены он их раз по десять вылизывал.
   А потом мы с ним, так и быть, поехали в Москву - на получение главной литературной премии.
   Как и ожидалось, обезьяно-литератор в Москве сильно раскрутился, так как родился именно там, неважно, что в зоопарке, родные стены по-любому помогают. Дав журналистам интервью, он помчался на историческую родину - за лауреатами второй и третьей премий. Первую премию он застолбил для себя, а неужели, когда такие деньги вбуханы...
   Зоопарк встретил бывшего питомца поцелуями, но подхалимаж в литературе не главное, главное - талант. Бывший Очковзыграйлов на комплименты не отвлекался, а сразу поскакал туда, где сидела его пассия, макака Дунька.
   Дунька не знала, что за ней придут, а потому позволила себе расслабиться и пофлиртовать с павианом Кузей. Пришлось прихватить и Кузю на Литконкурс - для выдачи ему третьей премии. Обезьяно-Искусителю в тот момент было не до ревности. Заплатив смотрительнице Клаве, подруге детства, большую сумму, он объяснил, что бизнесменом стал, и что эти модели позарез нужны ему для демонстрации VIP-ошейников.
   Клава, жадная до денег, даже дослушивать не стала, сгребла развратную парочку в мешок и обещала при первой же встрече с журналистами подтвердить, что любовников выкрали инопланетяне...
   Лишь только был объявлен конкурс, к Дому Пашкова потянулись литераторы со всех концов Москвы и Московской области. Благодаря телевидению, приехали также питерцы, новгородцы, лондонцы, ливерпульцы, тель-авивцы, вашингтонцы и прочие русскоязычные и англоговорящие конкурсанты. Обезьяно-литератор принимал их радушно, но с натянутой улыбкой, так как все призовые места были мысленно розданы.
   С целью скорейшего отсева конкурентов, писатель-фантаст Митчелл Айртон выдал первую речь по-английски. В ней он культурно сообщил, что все премии давно расписаны.
   Англоговорящие ни грамма не смутились и не покраснели, а наоборот, как бы обрадовались, стали визитки доставать, швырять ими в трибуну. Потом начали пятиться, как раки, и кивать, как китайские болванчики. Короче, быстро рассосались, но сначала будущего благодетеля визитками закидали. Обезьяно-Литератор еле вылез из-под этой кучи!
   Каждая визитка минимум двести баксов стоила и весила от полкило. То были карточки с минимакетами музейных экспонатов в качестве брелков, с привешенными банками икры и лосося, с бутылками шампанского и водки "Абсолют". Одну из карточек чуть не перепутали с картиной маслом Шишкина. Но в основном общение прошло удачно.
   Труднее было с русскоговорящими! Те отказывались понимать родной язык, шли в бой за премию до победного конца. Пришлось усадить их прямо на пол в вестибюле, раздать по ноутбуку и заставить написать по этюдику.
   Первым этюдик закончил прозаик-трагик, но обезьяно-Искуситель даже читать не стал, а спросил прямо в лоб, мол, почему не плачете, вы же трагик, сами трагедию написали, а сами не плачете. Трагик растерялся и тут же был унижен дополнительно: "Халтура!"
   Комики-поэты тоже облажались - ни себя не рассмешили, ни публику, ни вахтёров, ни меня, за что были обозваны ещё обиднее: "Фуфляк! Юмористы... м-м-мамины!"
   Что касается пап, то Папу-Змея и никаких других пап организатор конкурса не вспоминал, по крайней мере, вслух.
   Вестибюльная толпа рассосалась быстро, но когда бывший Микки Ай выглянул в окно, ему захорошело и захотелось вызвать сильную охрану. Что он и сделал, заставив милицию очистить ипподромы от лошадей, накинуть сёдла и срочно прискакать для заключения здания в кольцо.
   Кольцо сомкнулось, но не надолго, его прорвали "маститые" - лауреаты прошлых премий и многократные призёры, а также их бывалое жюри. Пришлось им заплатить, чтобы ни грамма не надеялись и быстренько ушли. А чтобы и после не обижались, пришлось построить лично для них "Дом Пашкова-2", на 79-м километре, в городе Дрезна. Наиновейший Дворец Литературы был из новомодных суперпрочных матерьялов, с сауной, бассейном, казино и диэтическими диско-барами для язвенников.
   Потом и ещё подвалили участники - не литераторы, но тоже очень маститые. Пришлось и им построить казино-библиотеки, плюс по квартире каждому раздать в нагрузку, если я, конечно, ничего не путаю.
   Всё мероприятие, включая новостройки и охрану, обошлось обезьяно-Литератору в два миллиарда долларов, что не так уж и много за первую премию, если честно.
   Получил-таки обезьяно-Литератор крутую московскую премию, и подельники его получили - по пластмассовой игрушке и по мешку семечек - ничего супердорогого, нечему завидовать! Но раздача премий проходила без журналистов, поэтому Москвой промчались слухи, будто и за второе-третье места давали настольные лампы с бронзовой женщиной. Но я-то знаю, что всё это враки...
   Для вручения Главной Литпремии были вызваны олигархи. За незначительную мзду, всего за триста тысяч баксов, они рискнули поучаствовать в опасной для здоровья битве литераторов, но с уcловием, что данный факт не будут афишировать.
   Кстати, очень хорошо, что обезьяно-Литератор сэкономил на подельниках. Если бы Кузе с Дуней тоже перепали дорогие бронзовые штучки, то деньгогенератор поломался бы, а так он просто ойкнул, запищал и пристановился. Типа попросил перезарядки...
 
   30.
   Хорошенько возвеличив в глазах гостей обезьяно-Литератора, так как тот являлся одним из её любимейших пап, биологических, разумеется, Папа-Змей всегда шёл вне конкурса, Дерьмовочка, наконец, повела гостей в кинозал.
   - Звуковое сопровождение ещё не готово, фильм не до конца смонтирован, поэтому комментарий будет вживую, вы не против?
   - Это даже лучше, можно будет задавать вопросы, ты же не кассетник! - обрадовался Максим. К фильму, в отличие от радиопостановки, он чувствовал реальный интерес.
   - Хорошо! - сказала Дерьмовочка, включила фильм и начала свой комментарий, который мало отличался от кассетного, разве что ничего уже не шипело и не шуршало.
 
   - Когда Папа-Змей стал Начальником Трёх Вселенных, в его распоряжении оказалось множество планет. И я подумала: как он сможет ими управлять?
   Мучиться таким вопросом долго не пришлось, очень скоро стали известны подробности. От кого? От Гого.
   И миллиона лет не прошло, как новые заместители Папы-Змея освоили все новые планеты. Все до единой! Гого стал хозяином одной из них. Он, как и его коллеги, прошёл нелёгкий путь: от пилота металлического ядра до большого начальника. А потом, уже после всего, поведал мне свою историю. А я теперь рассказываю её вам, пользуйтесь случаем!..
 
   - Погоди! - перебил рассказчицу Максим. - Он действительно стал начальником трёх вселенных?
   - Конечно! - воскликнула Дерьмовочка, будто с нетерпением ждала этого впроса. - Он может командовать и гораздо большим количеством, но Высший Разум пока не разрешает, О.К.?
   - О.К.! - в один голос сказали гости.
   Дерьмовочка взяла указку и начала размахивать ею перед экраном.
   - Пожалуй, начну с самого-самого начала, а то вы не ухватите нить повествования... Так вот:
 
   - Сначала Папа-Змей взорвал планету апендаунеров, предварительно превратив всех жильцов её в биомассу - чтобы потом новых вылепить из неё, уже не таких ушлых.
   После взрыва он доставил меня, Димочку, Обезьяно-Литератора и своих новых заместителей, пока ещё новорожденных, на совершенно новую, только что рождённую, ещё никем не обжитую планету.
   Лишь только свежевылепленные заместители приобрели элементарные навыки и возмужали, их обучили летанию на ядрах, в рамках проекта "Нью-Мюнхаузен", а потом каждому из них дали звание "воло", в переводе - "летучка".
   Каждому из "воло" выдали новое имя: Гого, Мого, Зого, Пого и так далее, пока не кончились алфавитные согласные.
   Но мне с самого начала больше всех понравилось одно: "Гого".
   Когда Гого и другие "воло" расселись по ядрам, отлитым новичками-сталеварами, нанятых из числа пока бесхозных заместителей, которым не хватило согласных букв в алфавите, я подумала: может, им, в виде исключения, даже пушки не понадобятся?
   И точно! Не так уж далека я от истины была. Те ядра в пушки никто не засовывать не собирался: они вдруг сами по себе стали вращаться - как волчки! - да ещё и вместе с сидящими на них "воло"! И как те только не свалились?
   Вращаться ядрам было легко, потому что поверхность планеты не во всех местах почвой обросла, оставались ещё кое-где голые площадки, с которых можно было взлетать в небо, сильно-сильно раскрутившись и победив таким образом притяжение планеты. Я своими глазами видела, как те ядра-волчки, оторвавшись от площадки, исчезали в космическом пространстве...
   Когда Гого остался один, он вдруг почувствовал, что полёт несколько затянулся. Ему стало скучно, холодно и темно, даже звёзды не радовали.
   Он стал потихоньку отчаиваться, собрался даже помирать, но... Потом передумал. Молодец!
   Летел Гого в космическом пространстве на скользком металлическом ядре, совершенно с него не соскальзывая и ничуть тому не удивляясь, так как раньше никогда на ядрах не летал.
   Вдруг он почувствовал, что ядро не такое уж и скользкое и не такое уж металлическое, и вовсе даже не холодное, и не совершенно гладкое, а чуть-чуть шероховатое, почти что тёплое на ощупь - словно деревянное. Такое, представьте, ощущение у него было...
   Помимо всего прочего, ядро сильно увеличилось в размере, так что поначалу лишь немножко расставленные ноги "ядерного всадника" постепенно растянулись широко-широко, в поперечный шпагат, что было крайне неудобно.
   Гого сменил было позу, вытянул ноги прямо перед собой, но такая поза продолжалась недолго: под ягодицами стало образовываться углубление, зад начал медленно вдавливаться в поверхность, как бы затягиваясь внутрь ядра.
   Процесс врастания в ядро был не таким уж и быстрым, Гого успел даже задремать. Когда проснулся, обнаружил, что колени вплотную приблизились к носу, а под ягодицами образовалась лужица. Причём, уровень той непонятной жидкости постепенно повышался, а края впадины расширялись. Неглубокая яма превратилась в овраг, который делался всё глубже и всё длиннее...
   Вскоре Гого нашёл себя сидящим посреди ручья и понял, что утонет, если не предпримет решительных действий.
   Ручей становился всё глубже и всё шире, а ядро, на котором он отправился в путешествие, так разрослось, что ядром его назвать уже было нельзя. Родилась новая планета!..
   Невероятно, но не успел Гого толком придумать, что ему делать дальше, как пришлось ринуться вплавь - к берегу огромной бушующей реки.
   Пока он выбирался на сушу, берег успел обрасти диковинными растениями.
   Гого упал на траву и тут же уснул, ибо ужасно устал. А когда проснулся и понял, что бояться ему, вроде бы, нечего, сильно воспрянул духом.
   Размеры бывшего ядра впечатляли Гого. Но, если честно, больше всего впечатляло его совсем другое: отсутствие темени вокруг. Куда исчезла кромешная темнота?!
   Полёт на ядре проходил в открытом космосе, и всё это время со всех сторон было темно, хоть глаз выколи. А тут вдруг такое сияние! Откуда?!
   Гого никогда не учился физике, а то бы знал, что в космосе потому и темно, что там нет атмосферы, в которой могли бы отражаться и переливаться солнечные лучи. Именно потому космос невозможно осветить, что там нет... неба!
   Но откуда всё это было знать Гого? Поэтому, стоя в лучах дневного света, глядя на голубое небо, он ощущал не двойной восторг, а даже тройной... Его посетило чудо! От этого хотелось жить и петь песни!
   Проснувшись следующим утром, Гого заметил, что поверхность планеты снова увеличилась: вчерашние ручейки превращатились в ручьи, ручьи - в реки, а реки - те, страшно даже сказать, во что превращались!
   Воду Гого использовал не только для питья, но и в качестве зеркала, смотрелся с берега на своё отражение минимум раз в день. Ну, и досмотрелся. Глянул он однажды в воду - а отражения-то нет!
   Жуткие мысли на него напали. Правда, ненадолго. Погуляв по бережку, он второй раз в воду посмотрел, и... О, чудо! Отражение снова появилось.
   Много раз заглядывал Гого в воду с бережка, пока не понял: отражение появлялось только в том случае, когда берег был совершенно голым. Если же рядом имелся какой-нибудь объект, скажем, дерево, то в воде отражались почему-то два дерева, а самого Гого не было видно. Если куст - то два куста, и так далее...
   "Что ли, я в растения превращаюсь, когда они рядом?" - подумал Гого, и то была его первая здравая мысль. Мы с вами знаем, что происходит, когда кто-нибудь думает: от головы отходят мыслеформы. Они потом летят строго вверх и образуют царство мыслей и всяческих мечтаний. Вот вам и рай!
   Сам того не подозревая, в первые же дни пребывания на новой планете Гого начал выполнять главное задание Папы-Змея: строить рай. Как? Элементарно! С помощью собственных мыслей, то бишь мыслеформ. Создавал автономный мирок, "уголок покойника", так сказать, "парадиз для отдельно взятой планетки".
   Планетка та, кстати, хоть и росла "не по дням, а по часам", но ещё долго продолжала оставаться маленькой. В связи с этим обстоятельством, Гого посетила ещё одна идея: докопаться до самой середины ядра, изучить его, пока оно ещё близко, пока диаметр планеты не так сильно увеличился.
   В общем, стал наш Гого копать вглубь планеты. Сначала из обычного интереса копал, а потом этот интерес перерос в сильнейшее любопытство... Лишь только он к ядру приблизился, к самой магме!
   Что такое огонь, Гого знал практически с рождения. Знал он также, что об него можно обжечься. Сам-то он никогда не обжигался, но видел, как другие от боли корчились. Одним словом, вряд ли полез бы он к планетному ядру, если бы знал, из чего оно сделано - практически сплошь из огня. Эта истина дошла до наивного копателя тогда, когда поздно было поворачивать назад, когда бульканье и жар вдруг оказались у самого носа. Что делать, куда бежать?! Для побега лишь один был путь - назад, вдоль тоннеля. Конечно, можно было так сделать, но... Зачем тогда было столько времени копать?!
   Получалось, что все труды бестолку. Гого снова захотелось умереть, как тогда, в холодном негостеприимном космосе. В принципе, он уже мог это сделать, так как рай уже был готов, то бишь главную свою работу он выполнил, сам того не ведая.
   К счастью, насчёт уже готового рая Гого был пока не в курсе, и это было хорошо: умирать ему строго-настрого запрещалось. Кем - он точно не помнил, но знал, что дезертировать нехорошо, когда главная работа не выполнена. Кто был его невидимый начальник, Гого понятия не имел, но явственно слышал его указания, шедшие откуда-то изнутри его тела, прямо из самого сердца...
   Пока Гого размышлял, лёжа в свежевырытой, горячей, практически раскалённой пещере, бояться ему или не бояться, умирать или не умирать, на него вдруг упал узкий лучик света. Лучик тот был ярче и красивее, чем однообразное красноватое жаркое сияние, исходившее от стен тоннеля, он очень красиво переливался - всеми-всеми-всеми вообразимыми и невообразимыми цветами, многие из которых Гого определённо никогда не видел. Оказалось, что тот лучик падал от прозрачного камешка, торчащего из стены. ...
   В итоге камешков там этих светящихся оказалось видимо-невидимо! Гого моментально позабыл о страхах, снова схватил лопату, стал те камешки горячеватые от стен пещеры отковыривать и в карманы класть. Ему было невдомёк, что он имел дело с алмазами, что если их ещё чуть-чуть отполировать, то разноцветное свечение стало бы вообще сказочным!
   Гого набивал карманы крупными алмазами, а огненная лава за тонкой стенкой пещеры продолжала бушевать. Она ещё сильнее разбулькалась и расплевалась.
   Один плевок пробился через стенку и угодил... Прямо на ладонь "копателя"! Тот приготовился заорать от боли, но боли почему-то не было, лишь на ладони образовалась огненная брешь, в смысле, дырка, но не такая, через которую можно подглядывать, а вся заполненная пламенем!
   Тут Гого и о камешках уже забыл, а не то, что о своих страхах, проломил стену, пошёл поближе к кипящей лаве, стал любоваться. "Что, если ногу в лаву сунуть?" - подумал он и моментально сделал так. Нога превратилась в пылающий факел! И снова не было больно...
   Окуная в булькающую, дышащую огнём массу то палец, то всю руку, то плечо, то ухо, то нос, Гого постепенно весь превращался в магму и ощущал невыразимый кайф. Чем меньше оставалось от его бывшего, "нормального", предыдущего тела, тем большую радость он испытывал. Наконец, его обычное тело совсем исчезло, он совершенно слился с магмой, растворился в ней. Но существовать он не перестал. Его радостный дух, охваченный пламенем, пропитанный им насквозь, сразу же понёсся к самому центру планеты, туда, куда он изначально стремился, где никто ещё не бывал и, честно говоря, вряд ли побывает.
   Дух Гого носился внутри огромной огненной лавины и бесконечно радовался.
   Тоннель, надо сказать, к тому времени несколько удлинился - ведь планета росла неустанно, и диаметр её рос! Осознав это, Гого вылез из внутрипланетного огненного озера, отыскал на алмазном берегу свою одежду.
   Одежда не сгорела, не превратилась в комок чёрной вонючей дымящейся массы, она осталась целой и невредимой! Больше того: все карманы были по-прежнему набиты камешками.
   На скорую руку одевшись, Гого решил посмотреться в своё отражение. Воды рядом не было, и в качестве зеркала им был использован самый крупный алмаз, который пришлось отковыривать, вернее, отбивать от стены с огромнейшим трудом.
   В алмазе отразилось не лицо, а язык пламени! Гого теперь весь состоял из пламени, но одежда, как ни странно, на нём не горела, даже не тлела. Не очень горячим было то пламя... Гм...
   Попутно может возникнуть вопрос, вполне справедливый: почему это Гого ни разу не превратился в алмаз? Ведь он так долго общался с подземными минералами!
   Честно говоря, это и для меня загадка. Хотя, есть и одна догадка: наверное, ему этого не очень-то хотелось. Хотелось ли ему в деревья и кусты превращаться? Тоже не вполне понятно. Видимо, да, потому что на поверхности планеты для него крылось больше всяких опасностей, чем в пылающем ядре. И он это инстинктивно чувствовал. И имел возможность убедиться. И довольно скоро...
   К тому времени, когда Гого вылез на поверхность "Планеты-Волчка", он нашёл там много всяческих изменений. На поверхности планеты, кроме всяческих растений, поселились и двуногие организмы...
   Гого вылез из тоннеля, весь пылающий, но в совершенно целых брюках и рубашке, его встретила толпа зевак. Они сначала сильно испугались.
   Наивный Гого бросился их утешать - на свою голову, всё объяснил, всё рассказал. Даже пару раз из огня в дерево превратился, чтобы они окончательно успокоились. Но с некоторыми особями, особенно с теми, чьи души многократно из тела в тело кочуют, причём, без всякой пользы, слишком откровенничать - себе дороже. Вот и Гого лопухнулся. В первый и в последний раз в своей жизни. Больше он таких ошибок не делал! Но о той, первой и последней ошибке, необходимо, всё-таки, подробно рассказать, чтобы другие, будущие "воло" в такие неприятности не вляпывались...
   Неприятности начались, когда жадные двуногие узрели в карманах Гого камешки. Их глазёнки сразу выпучились, загорелись ярко-ярко, ярче магмы, а ручонки принялись исполнять жамкающие движения. Гого решил, что они хотят поиграть, типа побросаться камешками, переливающимися в лучах дневного света. Бросил он им камешки... И больше их никогда не увидел! Наглые двуногие, вместо того чтобы играть, быстро-быстро поглотали все алмазы. Стоят-смотрят. Ещё просят...
   Наивный Гого ещё раз слазил в тоннель, а потом и ещё сто пятьдесят раз. Он думал, что после этого двуногие успокоятся. Но нет! Чем больше приносил он им алмазов, тем больше выпучивались их глазки. А ручонками они уже не жамкали, а дрались - сильно-сильно били друг друга по голове. Потом и на Гого накинулись...
   Гого, наконец, сообразил позвать всю толпу к реке прогуляться. На берегу драки прекратились, но не потому, что двуногие помирились, а потому, что сообща нехорошее задумали. Они прекрасно знали, что огонь легко гасится водой.
   А Гого, заметив, что драчуны притихли, решил поднять им настроение, спросил, чего бы им теперь хотелось. Не трудно догадаться, что они ответили. Наглые двуногие попросили Гого снова превратиться в пламя... Хм... Уж конечно, чтобы впоследствии залить его водой!
   Хорошо, что Гого к тому времени, если не говорить, хотя бы думать научился. Ему сразу показалось подозрительным их хитрое единодушие: чтобы целая толпа, да об одном и том же умоляла!
   Он, конечно же, сделал всё, как они просили, превратился в пламя, но с одной-единственной целью: исчезнуть для двуногих навсегда. Когда они столкнули его с обрыва, он ухитрился на лету, прямо у самой воды, превратиться в рыбу. В воде ведь полно рыб, а Гого умел превращаться в то, что находилось поблизости. Превратился он в рыбу и поплыл себе, красивенько виляя хвостиком!
   А убогие двуногие подумали, что он скончался, и такое шумное веселье закатили, что сами же чуть не оглохли.
   Коварство двуногих заставило Гого развиваться гораздо стремительнее, не прошло и ста тысяч лет, как о нём на новой планете заговорили, залепетали со страхом в глазах. Появились легенды о невидимом огненном властелине, таинственном хозяине преисподней. Все боялись Гого. И ненавидели одновременно. Страх всегда рождает ненависть, а тут ещё и момент невидимости присутствовал. Посудите сами, если кто-то правит вами, и весьма успешно, а вы его ни разу в глаза не видели, как вы будете к нему относиться?
 
   31.
   Фильм о туповатом Гого никого не удивил: очередная похвальбушка Папе-Змею. Какой он типа обиженный всеми, да какой справедливый в гневе! И главное - совершенно не завистливый. В отличие от злобных апендаунеров.
   - Любишь своего главного папу? Типа благодарна ему? - подтрунивал Максим над хозяйкой туалета, ведя Кристину к выходу.
   - А как же! А как же! - залопотала Дерьмовочка. - Он моего брата на хорошее место пристроил, вместо дебильного интерната!
   - А почему - тут и к гадалке ходить не надо, взяли его довеском, в придачу к тебе...
   Мася был уверен, что туалетная барышня обидится, но та, как бы не заметив оскорбуху, уцепилась за гадательную тему:
   - У меня есть хороший колдун, познакомлю, если надо. Хотите? Он у Петеньки в подземном городе живёт, надоели ему верхние людишки, хочет развиваться и совершенствоваться! Петюнечка его хорошо кормит и разрешает пользоваться дорогим инвентарём...
   - Я не люблю колдунов, - сказала Кристина.
   Мася не был так категоричен, ведь он по-прежнему не понимал, зачем целых два часа с половиной болтался в чьём-то туалете, пусть даже сказочном.
   - А этот Вова хоть интересный чувачок, не занудное фуфло?
   - Как по мне, ничего особенного, но Петенька от него тащится. Хотите, быстренько кассетку про него поставлю? Там и про Риту есть, про Петину будущую невесту...
   Мася энергично закивал. Он и забыл, что обещал дауну выведать про невесту, как она хоть выглядит. Потом эту инфу, пусть и придуманную, можно будет на что-нибудь выменять. У толстого Правителя наверняка много всяких интересных игр.
   Дерьмовочка, поставив запись, снова покинула колектив.
   Антикварный маг снова выдал пачку ржачки:
 
   - К колдуну Вове, точно так же, как и к профессору-ведьмаку, нашему с Петюнечкой биологическому папе, пробиться на приём было не так-то просто.
   Чтобы нам в очереди не стоять, не записываться и не перекликаться, мы придумали свой хороший способ: лавочку по предсказаниям открыть перед самым домом Вовы-колдуна. А гадалкой мы Риточку нарядили, она как раз была жгучая брюнетка - чисто цыганская барышня. Мы ей подходящие шмотки подыскали, серьгу тяжёлую в ухо засунули, макияжик серьёзный сделали. После этого она принялась карты тасовать.
   Гадала Рита исправно, так как все обитатели Первой Вечности прирождённые ясновидцы. Лишь только начала она гадать, к ней почти все Вовины клиенты перекинулись - из-за её красоты. А там и сам колдун нарисовался, вышел посмотреть, кто там у него клиентов отбивает. Подошёл он к нам, а мы ему хором, Петюня, папа Микки Ай и я: "Веди, показывай, где разлом, а то она гадать не перестанет!" И показали пальцами на Риту.
   - Какой разлом, господа? - притворно удивился Вова. - О чём речь?
   - Не надо притворяться, - сказала я ему, - все знают, что вы пользуетесь тайным ходом во Вселенскую кладовку, берёте там запчасти для своей магии!
   Колдун подумал-помозговал и... повёл-таки нас к себе на квартиру! Оказалось, что часть разлома у него под кухней находилась, а часть - под спальней.
   У колдуна в квартире я чуть ногу об ночной горшок не поломала - полным-полнейший стоял, со вчерашнего дня не вынесенный. Вова извинился, мол, не его горшок, а клиентка приходила с ребёночком, мол, у ребёночка поносик был, горшочек сильно пригодился, только мамаша вынести его забыла.
   Ладно, забыла, так забыла, проехали. На фоне общего бардака в квартире тот горшок был не так уж и важен.
   - Скажите, - поинтересовался папа Микки Ай, поправляя чеховское пенсне, - а что за услуги вы здесь оказываете? Неужели же медицинские?!
   - По-другому лечим... Не по-медицински! - обиделся Вова и почему-то смутился.
   Зря смутился, мы ведь не лечиться к нему пришли.
   Папа Микки Ай строго продолжал:
   - Антисанитария у вас, батенька, чисто зоопарк...
   Молодец обезьяно-папа, сообразил, с чего начать беседу, а то мы сами как-то растерялись от увиденного пыльно-хламного богатства.
   Вова стал оправдываться, мол, зарплата маленькая, еле-еле хватает на домработницу Лизавету, которая вот уже месяц как на работу не ходит.
   - Что ж так? - не унимался папа Микки Ай.
   - Понимаете, она женщина деревенская, стесняется трогать фамильные вещи...
   Чтобы мы не сглазили фамильный антиквариат, Вова задёрнул шторы, выключил верхний свет, оставил только керосинку, спёртую ещё до перестройки, ещё у ветерана октябрьской революции.
   Папа Микки Ай ответом не удовлетворился. Оставив без внимания фамильную машинку "Зингер", помятый в двух местах медный таз (от двух последних революций!), проигнорировав резные стулья и много-много разных тапочек буржуйских с вышитыми монограммами, он стал зубами скрежетать, бровями шевелить, бакенбарды тургеневские гладить "а-ля Франц Иосиф". Супер! А мы его брать не хотели.
   Делать нечего, Вове пришлось расколоться - как грецкому ореху под топориком "фаберже", и безоговорочно капитулировать, типа рассказать нам всю правду. Для этого он нас, в виде исключения, повели ко входу в самую секретную кладовку.
   Кладовок и кладовочек у Вовы было много, и не только у него, так как Вова жил с соседями, которые никому на глаза не показывались, но это не значило, что они не прописаны. Прописка не показатель, и у не прописанных кладовок обычно уйма, и все они заперты на амбарные замки с международной интерполовской сигнализацией!
   Самая секретная кладовка Вовы-колдуна, вернее, норка, ведущая в неё, находилась под кроватью, но чтобы это понять, нам пришлось чуть-чуть понервничать. Кровать была точь-в-точь как у некоего дворника, как у Антоныча-палача, только без его сожительницы Мавры, а так - точь-в-точь. И тапочки под кроватью имелись, и в не меньшем количестве. Потому и перепутал в своё время те две стратегические койки некий Флинт, он же шпион, он же Ритин дядя.
   Однажды Ритин дядя, под видом бухаря и химического дилетанта, решил слегка пошпионить: слетать к апендаунерам в гости, пролезть к самому ядру планеты, набраться там вселенской мудрости и... Ну, и чего-то там ещё. Но перепутал, я же говорю, объекты! Решил, что если дворник утверждает, будто спит на панцирной кровати, то именно под той кроватью и находится разлом. Не знал шпион, что в России после перестройки ещё немало таких кроваток осталось! И поплатился за свою неосведомлённость. Но об этом - позже.
   - Ба! - поправил пушкинские кудри папа Микки Ай. - Да тут состав преступления! Вы говорите, что все эти тапочки ваши?! Извините, не верю! Убийством здесь попахивает, батенька! Вы убивали или, может быть, вас самого хотели кокнуть, а вы им помешали, ась? Самозащита - другое дело! Можем помочь разобраться, если хотите! Всё слишком очевидно! Для хорошего судебного эксперта здесь улик вполне достаточно!
   - Да? - зачем-то спросил Вова. Видно, время хотел потянуть.
   Обезьяно-папа закатал рукава толстовки и стал цитировать следователя Порфирия Петровича из похожей драмы "Преступление и наказание". Реакция Вовы была ништяк: он грохнул кроваткой о стенку (стенка аж затряслась), расфутболил по углам все тапочки, как свои, так и чужие, а потом сам грохнулся на панцирную сетку и заголосил:
   - Живьём не дамся!!! Живьём не дамся!!! Живьём не дамся!!! Живьём не дамся!!! Живьём не дамся!!!
   Хорошо наш обезьяно-папа к операции подготовился, основательно начитался, не то, что мы. Единственное, что расстроило: неужели он способен в суд подать или убить за ношеные тапочки?! Ну и что, что они с убиенных? Может, те убиенные хуже убийц, Вове виднее, может, он и вправду защищался?!
   Папа Микки Ай погрузился в роль по самое пенсне:
   - Видели ли вы, милейший, бабочку перед свечкой? И вы вокруг свечки закрутитесь, замотаетесь...
   Окончательная фраза была тоже от Порфирия Петровича, Вова узнал её, так как и сам ею пользовался, ещё в школе, при написании сочинений. Он успокоился, ибо понял: папе-шимпанзе не было на ком тренироваться.
   А папа Микки Ай потом и сам во всём признался. И поплакался: ни тебе писательных, ни риторических упражнений - вот уж полнедели как!
   Догадавшись о подвохе, Вова виду не подал, но ему сразу полегчало: убивать его не собирались, а сам он тоже, вроде, никого не убивал... Вроде... Под строгим взглядом шипанзе в очках он чувствовал неуверенность.
   Папа Микки Ай огласил свою версию:
   - Опираясь на сбивчивые показания и испуг подследственного, на обилие тапочек и прочих камуфляжных аксессуаров, делаю предварительный вывод: всё пути ведут к панцирной сетке, а под ней - вожделенный разлом!..
   - Сначала надо весь объект исследовать, полностью! - прорезался Петюня, хотевший и себя показать.
   Все одобрительно закивали, а Вове-колдуну пришлось обратно отодвигать кровать, расшвыривать тапочки, чтобы следствию не мешали, и начинать уже, в конце концов, искать ключ...
   Пока он искал ключ по бесчисленным карманам своих и чужих халатов, в крышку люка энергично постучали и разик-два поматерились женским голосом. От этих звуков папа Микки Ай радостно задёргался, вытащил гусиное перо, спрятанное за кавказско-лермонтовским голенищем, и стал лихорадочно записывать улики, направляя ухо к люку и одновременно приговаривая с гоголевско-плюшкинским кряхтением:
   - Ни одна драгоценная улика не должна пропасть. Упустишь - потом не обрадуешься!
   - Ага! Не обрадуешься, коли тотчас не выпустишь! Ану-ка, лучше выпускай!
   Жертва подполья была тугоуха, но достоевскими словечками владела не хуже папы-шимпанзе, лексика - чистой воды девятнадцатый век!
   Вове-колдуну пришлось ещё кое в чём признаться: из подземелья доносился голос вышеупомянутой стеснительной домработницы Лизаветы. Та всю жизнь в нанятых ходила, не только у Вовы батрачила, а её ещё в девятнадцатом веке нанимала Алёна Ивановна, она же старуха-процентщица Феди-писателя, в голову долбанутая.
   По приказу старухи-процентщицы Лизавета исполняла роль придурковатой родственницы, хотя на самом деле они друг-дружке совсем чужие были, эти бабы. Оказалось, что за солидную мзду Лизавета шастала по квартирам и базарам, тошным голосом сообщая, что Алёна Ивановна сидит дома одна, ну, чтобы не стеснялись и приходили в гости. С этим она к молодым мужикам приставала, которые посвежее, помускулистее да потопористее, поэтому все думали, что у Алёны Ивановны на дому бордель, а никакая не контора закладная. Те мужики, что поумнее, от приглашений шарахались (не хватало ещё со старухой шарахаться), а те, кто поубожее да почумнее, зарились, конечно. Вот и Родион Романович позарился, бедный студент и бешеный завистник, охочий до чужих побрякушек. Решил за счёт старушки приподняться, чтобы было чем набивать самокрутки из ненавистых учебников. Именно так он и думал, а если даже и не так, то результат всё равно получился обратный, не такой, как он рассчитывал, а такой, как старуха хотела: она давно себе наметила летальный результат, подставляясь хитрющим затылком!
   Алёна Ивановна с Лизаветой всё правильно про Раскольникова рассудили, ловко так просчитали: и что студент он никакой, и что Гамлета неграмотно цитирует: "убивать - не убивать", "имею право - не имею". У таких придурков от рождения на лице написано: "Спиной не становись!"
   Так что всё путём вышло, по заранее рассчитанному плану. Жалко, правда, идиота, сел ведь ни за что. Киллерам хоть деньги платят, а его, выходит, бесплатным убийцей наняли? Стопроцентную подставу смастерили? А он, дурак, повёлся: топор доставал, под одежду прятал. Потом сам себя чуть не загрыз, спасибо, Евангелие нашлось, от него Раскольникову-палачу малехо полегчало. Апендаунеры за Евангелие всегда хватаются, когда делишек гнусных намотают. Срок мотал он уже с книжками в руках, а то студентом читать ленился, отсюда и мысли плохие в голову лезли.
   Зачем Лизавете с Алёной Ивановной их же собственная смерть была нужна? Эти курицы позарились на клады Папы-Змея!
   Колдун Вова дал нам заглянуть поглубже, в секретный люк, в подземную кладовку, а там...
   Там у Вовы целое шоу, и аппаратура суперсовременная есть, один киноэкранчик чего стоит - любой кинотеатрик позавидует! А на экранчике том... Уау!! На экранчике мы увидели такое: дорога-дорога-дорога, серая шоссейка без указателей бежит аккурат меж пылающей магмой и адским болотом-какашками. В адских какашких булькают и харкаются бывшие даунеры (те, что потом аперами станут, набултыхавшись и нахаркавшись). Бултыхаются отпетые даунеры, ручонки к магме тянут от крайней жадности, мечтают хоть один плевок поймать, золотишком хоть один карманчик напихать, хоть оно и горячеватое.
   К золотишку приставлены две старые дежурные, готовые лупасить адских мучеников по ручонкам все двадцать четыре часа в сутки - чтоб не баловались, чтоб не обжигались магмой, короче, чтоб не брали не своё.
   Догадались, кто они, те дежурные? Нет? Лизавета с Алёной Ивановной! Мы их сначала тоже не узнали, даже папа Микки Ай не вычислил, хотя все достоевские персонажики, все девяносто штучек из трагического романа у него давно в мозгу безвылазно засели.
   Сначала экранчик только картинку давал, звука не было. Стояли эти две дежурные на обочине подземной шоссейки, руками махали, как четверосортные престарелые путаны, завлекающие дальнобойщиков. А когда вдруг звук появился, стало слышно: "Не трогать! Не хватать без спроса! Где вы воспитывались?! Кто вас учил брать только самое дорогое?!"
   Мы и тогда, если честно, ничего не поняли, подумали, может, не путаны это, а старые девы, которые боятся, чтоб не отобрали у них самое дорогое - их стародевичью честь. Но потом, опять не без помощи Вовы, дошло: Алёна Ивановна с Лизаветой у магмы дежурили, то есть, магму от адских грешников охраняли! И неохота им было, а охраняли, так как им другой работы в Преисподней "не предлОжили". Хи! Стоило затылки под топорик подставлять, Раскольникова до тюряги доводить?! Они, квочки туповатые, думали, что после насильственной смерти враз за кладом Папы-Змея шастнут, хозяйственные сумки золотом набьют, а потом воскреснут и - назад, в родную коммуналочку. Но их планам не суждено было сбыться, шастнуть-то шастнули, но... Как видите. Никто их уже назад из разлома не выпустил, они там нужнее оказались!
 
   32.
   Получив с помощью Дерьмовочки дополнительную информацию, по его мнению - весьма ценную, Максим решил покинуть туалетное заведение и напроситься к дауну в гости. Неплохо бы в его подземном городе с Вовой-колдуном пообщаться насчёт разлома и тому подобное. Гулять - так гулять! "Школа же никуда же не убежит же", - сказал бы в этом случае Буратино.
   Но толстяк оказался на диво мелочным. Его не устраивала куцая информация о невесте.
   - Что Маргарита брюнетка и ведьма - коню понятно. Дальше-то что?
   - А самому у сестрички спросить слабо? - вздохнул Максим.
   - Слабо! Некогда мне там рассиживаться. Ваше задание было!
   - Но мы же добросовестно высидели два часа... - устало прошептала Кристина. - Тебе не хочется исполнять желания - так и скажи...
   Даун набычился.
   - Ладно, отпашете ещё полчасика - исполню три ваших желания, но чтобы инфа была подробная!
   - Тогда, в качестве бонуса, ещё и город свой нам покажешь! - крикнул Максимка, возвращаясь в клозет.
   Пришлось послушать ещё одну кассету. Дерьмовочка ликовала.
 
   - Когда мы с Петенькой, бывшим дауном, а нынче просто кругленьким женишком с маленькими глазками (про слюни я уже молчу!), прилетели, наконец, в гости к Рите, она выслала за нами своё блюдце из чистейшего артадия. "Немного старомодно, зато подарок дяди!" - сказала моя гостеприимная подруга.
   Рита, как и многие обитатели Первой Вечности, верила, что героический дядя Климп погиб от неисправного скафандра, но я-то знаю, что его притырили войлочной тапочкой! Это сделали апендаунеры, он сам к ним в гости напросился, выпить захотелось, вот и вся трагеть.
   Ритин дядя был тупым зловредным аферистом, несмотря на то, что жил в Первой Вечности. Дурачков везде хватает, нигде не скучно. Все, кто видели его в последний раз, утверждали, что он рванул на свою бывшую планету типа проверить, как там историческая родина, как там Атлантидочка, не вынырнула ли назад случайно.
   Версию про Атлантиду он для отвода глаз придумал, так же как и про таблицу элементов. Ему, будто бы, ночью полная таблица Менделеева приснилась. Не та, которой апендаунеры пользуются, не лысая, не с дырками, а полным-полнейшая, со всеми-всеми клеточками заполненными. Он, будто бы, собрался втихаря продать её апендаунерам. Так я ему и поверила.
   Ладно бы одного прихлопнули, а то вместе с женой Климпочкой. Вот кого действительно жалко! Климпочка ни в чём не виновата, за компанию пострадала, из-за безмозглого супруга.
   Мозгов в Первой Вечности ни у кого нет, их упразднили одновременно с деньгами. Есть мнение, что мозги мешают думать. За всех обитателей Первой Вечности, пока они сидят на месте и никуда не рыпаются, Высший Разум думает. Он им свои инструкции вдувает в специальные извилины, сделанные на заказ для каждого индивидуально. Те извилины делали не апендаунеры, поэтому на качество нареканий не было.
   Обитателям Первой Вечности не только головной, но и костный мозг удаляют (вдруг тоже думать начнёт!) и в морозильники заставляют класть, без права доставания просто так. Скелеты тоже всем удаляют, чтобы случайно мозгом не обросли, заставляют в шкафы вешать и не трогать без уважительной причины.
   Дядя Климп, из уважения к апендаунерам, и скелет свой бывшенький вытащил из шкафа, и мозги свои - из холодильника, давно протухшие, ещё атлантидской молью траченые.
   Пришлось и Рите вынимать свои мозги из морозилки, ради спасения дяди ей не лень было переться на забытую родину. Была ещё одна причина: завещание.
   Завещание Климпа было составлено из подлости, дочке бы своей, которая Климпон, не завещал бы он стрёмное месторождение артадия, лежавшее под провалившейся Атлантидой. Он знал, что Рита, даже если и не спасать его, всё равно помчится редкий металл добывать: "На ремонт подарка любимого дяди". Рита девушка аккуратная, любит ремонтировать. Он ей специально битую тарелку подсунул, после нескольких астероидных бомбёжек.
   Рита, как ни странно, хорошо помнила Атлантиду, ибо когда-то слыла там спортсменкой тарелко-метательницей. Потому её и взяли в стюардессы-тарелочницы - для работы на тарелко-блюдцах Первой Вечности. Из тарелко-метательницы она превратилась в тарелко-летательницу, а этот опыт, в свою очередь, помог ей стать пилотом-профи. Стюардессы могут и пилотами работать, когда надо.
   В итоге выяснилось, что дядя Климп, этот псевдо-Менделеев, отдал концы после жестокого удара палача Антоныча, загремел вместе с женой под старомодную кровать с панцирной сеткой. Кстати, Антоныч не всегда палач, а только когда "уыпьет" и только спросонья. Он убивает своих жертв войлочной тапочкой, плохо понимая что творит.
   А до своего неприятного убиения дядя Климп широко гулял в грязной питерской рюмочной, ну, и с непривычки немножко задолжал. Его веником пытали не из-за таблицы Менделеева, а требовали денег за пять бутылок водки, выжранных на халяву. Потом заперли на ночь в рюмочной, где он собирался томиться до утра, в преддверии более страшных пыток...
   Была глубокая ночь, когда сквозь форточку к нему проникло привидение - тайный осведомитель Папы-Змея и его советник в логове апендаунеров. Привидение помогло Климпу с Климпочкой избавиться от скелетов, ну, чтобы в форточку смогли пролезть, а также вынуло обоим бесполезные атлантидские мозги, ну, чтобы больше ничего такого не придумывали.
   А в самом конце привидение дало дяде добрый совет: вместе с женой, в форме двух бесплотных духов, лететь куда-нибудь на ночёвку. Имелся в виду пятизвёздный отель, где можно было с кайфом повисеть на французских гобеленах, в виде двух светлых пятнышек, типа лунных бликов или, на худой конец, в виде фонарных отражений, падающих из окна.
   Но дядя Климп, хоть и был уже без мозгов, неожиданно вспомнил, что накануне вечером, ещё до начала пыток веником, очень смачно пил на брудершафт с дворником Антонычем, когда ещё тот не был его палачом. Дядя с дворником даже визитками обменялись. Короче, необходимый адрес был! Но приём оказался не таким уж гостеприимным.
   Когда Климп и Климпочка в усталых позах повисли на обоях над кроватью своего будущего палача, Антоныч крепко спал на панцирной сетке и бугристом перьевом матраце, рядом с любимой сожительницей Маврой, кстати, недавно закончившей курсы экстрасенсов.
   Увидев два блика на стене, Мавра заорала: "Так это ж духи! Климп и Климпочка! Я ж их проинтуичила! Я ж экстрасенс, ядрёноть!!!"
   Услышав крик "Ядрёноть!!!", Антоныч решил, что на стене клопы, взял войлочную тапочку и... Сразу по двум пятнышкам! Лично я теперь с бликами на стенках очень осторожно - вдруг это чьи-то дядя и тётя...
   Но Рите всю эту бодягу перед вылетом было знать не обязательно, так как в раю, наоборот, рыдать категорически запрещено, могут заставить съесть полкило внеплановых марципанов. Или, в крайнем случае, взять сухим пайком, а у нас и так багажа было немеряно.
   Адрес достоевской коммуналки был такой: "Санкт-Петербург (Россия), Сенная площадь, дом мышиной масти напротив "Раскольников-хаус".
   Давая мне записку с адресом, Папа-Змей шепнул, что гостей там обычно раньше полдника не ждут. Почему не раньше полдника, я догадалась неделей позже, по прибытии на Сенную Площадь, в самые, что ни на есть, достоевские места. А до того мы как следует повеселились по Европам. Глупо не повеселиться по Европам перед унылыми достоевскими местами!
   Кстати, в Европе у нас с Ритой было два привода в полицию - в Мальмё и в Париже. Третий привод, в российскую милицию, случился в СПб, после драки с Маврой, любовницей Антоныча-палача.
   Развлекаться и вживаться в апендаунерский быт мы начали в Швеции, так как там, говорят, хорошо послерайская акклиматизация проходит, там народ, якобы, не буйный. Это мы в самом начале так превратно думали.
   В городе Мальмё (самая, что ни на есть, южная Швеция) ж/д вокзальчик вечно пустой, но зато очень красивенький: с пением птиц по радио, с неустанной продажей жвачки в киосках молчаливыми шведскими тётко-роботами. Кстати, жгучими блондинками, не конкурентками красавице-брюнетке Рите!
   Выйдя с вокзальчика на его фасад, где тридцать две ступеньки вниз вели, к такси, мы обнаружили несовпадение: пассажиров на лестнице всего двое, только мы с Ритой, а таксистов - целых пятнадцать штук, по синим "вольвушкам" рассетых. Сидят себе, молчат, как тупые биороботы.
   Все пятнадцать таксисто-роботов были в синих униформочках, под цвет "вольвушечек", в синих же фуражечках, в белых перчаточках и в белых причёсочках типа "жгучий блондин". Как раз для брюнетки-красавицы Риты, хотя ей уже ничего такого было нельзя, она ведь замуж собиралась за Петю-дауна.
   Я ещё тогда подумала: раз формы синие, перчаточки белые, а сами жгучие блондины, то... Наверное, большого мнения о себе?! Наверное, считают, что им всё можно, да?!
   Не успела я так подумать, как головной таксист, самый первый и, видать, самый заждавшийся, из дверцы резко выскочил, помчался наверх, через все тридцать две ступеньки, прямо к нам. А ещё говорят, что шведы не буйные!
   Но мы за себя зря боялись. Вместо нас головной таксист напал на неизвестно откуда взявшегося дядьку, тоже пассажира, да ещё и с колыхающимся пузом, да ещё и с "дипломатиком" в пухлой руке. Владелец "дипломатика" и сам был очень пухлый, чисто наш Петюня-даун, только с виду сорок лет.
   Интересно, что самого пузатого таксист не тронул, только выхватил из пухлой ручки "дипломатик" и помчался вниз, через все тридцать две ступеньки, к багажнику своей грёбаной синей "вольвы".
   А пузатый, тот, видно, слепо-глухо-немо-бесчувственный попался: идёт себе медленно вниз, сморкается, очки платочком протирает. Раньше, думаю, надо было очки протирать, чмо пузатое, догоняй теперь свой "дипломатик"!
   После этого таксисто-робот вдруг повёл себя ещё страннее: закинув "дипломатик" в воровской багажник, он почему-то передумал уезжать. Никак, совесть заговорила?! Ломанулся он снова наверх, через все тридцать две ступеньки, снова прямо к пузатому, и... хвать его под локоток!
   Понятно, думаю, мало ему "дипломатика", хочет из-за пазухи у толстого лоха бумажник незаметно вытащить. Ну, раз тот совсем не сопротивляется! Мы с Ритой рюхнули, что то был отработанный гопницкий приёмчик, а никакой не приступ совести.
   Рита даже больше меня расстроилась, так как пузатый был сильно на Петеньку похож, на жениха. Короче, я таксиста в пах, а Рита, в прошлом спортсменка-тарелочница, за шиворот его схватила, этого шведского беспредельщика, и со всей силы метнула вниз, через все тридцать две ступеньки!!!
   Правда, потом, уже в центральном полицейском обезьяннике, в главной ментяровке города Мальмё, нам через решётку объяснили, что мы были неправы: из-за безработицы местные таксисты дичали прямо на глазах - иные хватали клиентов прямо из вагона поезда. А тут ещё, на их несчастье, на их горькую беду, мост новый выстроили через пролив Мальмё-Копенгаген. Из-за этого моста поток пассажиров на ж/д вокзале снизился, никто больше не хотел сначала паромом плыть через пролив, а потом ещё кусочек поездом колыхаться. С тех пор таксисто-роботы и бросались на каждого пузатого клиента как на последнюю надежду, вещи из рук вырывали, чтоб никто другой работу из-под носа не увёл. Клиенты, кстати, про это давно были в курсе. Выходит, мы тому таксисту весь сервис перебили! Он хотел пузатого получше обслужить, а мы не дали...
   Отпустить-то нас отпустили (деньгогенератор выручил), но мы же не знали дальнейших планов потерпевшего, вдруг месть задумал таксисто-робот? От заслуженной мести мы рванули в Парижик, тем более, что наше блюдце находилось именно там, в камере хранения номер сорок аэропорта "Шарль де Голль"...
   В Парижик мы прибыли поездом и сразу помчались в аэропорт - за тарелко-блюдцем. Но французы нам вместо него показали шишь, да ещё и всячески обозвали! Дело в том, что Ритино блюдце было вовсе не из артадия, а из чистейшего золота, и дядя-прохвост отлично об этом знал. Он как чувствовал, что денег на выпивку не хватит, но самому было лень тащить эту махину на питерский завод, где у него работали друзья по переписке (тоже с пьянчужными генами). Короче, подарил он Рите блюдце в надежде, что она его на своём горбу в Питер притарабанит. Но до Питера, как уже в Париже стало ясно, дело не дошло.
   Сначала нам в Парижике было хреновато, чисто морально. Трудолюбивые французы, пронюхав, что у двух писюшек столько золота, сколько им всем французским коллективом за всю жизнь не заработать (да ещё и в форме НЛО!), начали ругаться по-французски, вменили нам кучу всяких преступлений, вплоть до терроризма! Правда, потом поняли, что мы не испугались, и пошли всем коллективом отдыхать, цыкая зубами в свежеотлитых коронках. И когда только успели наше блюдце распилить? А ещё говорят, что французы золота не любят, мол, у них для этого слишком тонкий вкус!
   Ладно, выпустили нас - и то хлеб. Мы с Ритулей двинули в Диснейленд, кататься-развлекаться! Но там снова угодили в полицейский обезьянник. Кстати, в этом обезьяннике можно с кайфом жить, участок местного мента напоминает Дворец Снежной Королевы. Такое чудное, сказочно-воздушное, белоснежное здание! Кроме шуток, кто не верит, поезжайте в Парижик, посетите Диснейлендик, отпустите дочечку-подростка погулять - мало не покажется!
   Почему именно подростка? Потому что без родителей гулять может. Почему девочку? Потому что за мальчиком вряд ли придут, особенно если даун, и прощальную родительскую запись в журнале сделать будет некому. Зачем нужна прощальная запись? Для плана.
   В парижских ментовках совсем недавно тоже план по преступлениям ввели (видно, ездили в Российские Совки за богатым опытом). Ментам в белоснежном прозрачном дворце делать нечего: сидят безмолвные, как рыбы в аквариуме, кобурами шевелят, словно плавниками, и за это ожидают наказания в форме сокращения.
   Короче, когда я потерявшуюся Риточку в том аквариуме обнаружила, в той белоснежной французской ментовке, она уже там три часа как парилась. Но не за решёткой, а за изящным пуленепробойным стёклышком (всё-таки Парижик!)
   Я сначала пыталась отмазать подругу, вынула деньгогенератор, но скучный мент мне денежки назад швырнул, потребовал запись прощально-родительскую в журнале оставить.
   Ну, тут я страшно разозлилась, четыре фиги ему двумя ладошками скрутила. Потом, вынув из себя скелет, как Риточка учила, всем телом в узел завязалась, так что и пятая, самая большая фига, очень даже похожая вышла!
   Чувствительный французский мент, на фильмах про Мишель Морган воспитанный, в обморок упал (как-никак Парижик!) А я Риточку через пуленепробойное стеклышко вынула, не нарушив целостности стёклышка. Для нас с Ритулей телепортация не проблема, просто хочется иногда пэтэушницами прикинуться, чисто поприкалываться!
 
 
   Часть 13 - "ДЕРЬМОВОЧКА РАЗБУШЕВАЛАСЬ"
   1.
   Кончилась очередная запись. Мася и Кристина сорвались с кресел, помчались к выходу.
   - Стоп! А чайку? - пискнула Дерьмовочка, выходя из-за звёздных кулис.
   Гости ответили молча, спинами, нервным шевелением лопаток, мол, отстань, не видишь - окончательно уходим, типа ломимся на выход.
   Но дверь открываться не спешила. Мася постучал. Раздались тяжеловатые, мягковатые шажки.
   - Выпущу после подробного отчёта! - провозгласил даун.
   - Интересно, зачем он ему, ведь всё придумано, от начала до конца... - шепнула Кристина. Тихонько, но толстый услышал.
   - Надо! Люблю информацию, не помешает! - голосок правителя плаксиво задребезжал.
   Кристине стало его жалко, она умоляюще глянула на жениха и снова шепнула:
   - Расскажи ему что-нибудь приятное, он тоже хочет любви и ласки, как и все...
   Мася затараторил, чисто как отличник на уроке:
   - В общем, подруга твоя - здоровячка, спортсменка, стюардесса-тарелочница, полный гараж тарелок из артадия, но есть и золотые, красавица, ментов не боится, к тому же - богатая наследница, получила после смерти чокнутого дяди целую планету...
   - А как она туриста, похожего на тебя, от таксиста защищала! Прям дралась! Лично я так драться не умею... - добавила Кристина.
   - Честно? Защищала меня? И дралась?
   - Да! И даже в тюряге из-за тебя сидела...
   За дверью повисла недоверчивая пауза.
   - Ещё!
   - У неё красивый ротик!
   - Ещё!
   - Мало?
   - Да!
   - Она вся в мыслях о тебе, так задумалаcь, что даже дядю защитить не успела, он умер от удара тапочкой, на пару с тётей...
   - Тапочкой?! Какой ещё тапочкой?!
   - Войлочной!
   - Другие родственники есть?
   Кристина с Масей переглянулись.
   - Мама, вроде, была, но тоже, вроде, умерла, тоже найдена у кого-то под кроватью...
   - Ещё есть подробности?
   - Нету!
   Пауза, начавшись, сразу прекратилась.
   - Ладно, свободны, на выход!
   В коридоре было мрачнее, чем до того. Даже желания задумывать перехотелось, а уж тащиться для осмотра конструкторских поделок дауна - и подавно.
   - Кристина, дарю тебе право загадать все три желания, - сказал Максим. - А то мне, пожалуй, пора... Родители искать ещё начнут, с милицией...
   - Стоп! - снова нахмурился даун. - Ты же хотел в качестве бонуса посетить мой город...
   - Может быть, другим разом... - вздохнул Мася.
   За его спиной раздалось жужжание. Из не прикрытой двери выпорхнула Дерьмовочка - снова свой пропеллер нацепила. Полетала-полетала над головами и... Уселась на шею Масе!
   - Поиграем в лошадки?
   Максим попробовал стряхнуть нахалку, но та вцепилась в него маленькими ручонками, одной - за ухо, другой - за волосы.
   - Вперёд!
   Петю-дауна это отрезвило.
   - Слышь, сначала выдай, что обещала, а потом можешь седлать кого угодно и катиться с ним куда угодно, - прошипел он.
   Дерьмовочка вытащила из-за пазухи пакет.
   - На, лови, тут два маленьких интересненьких софтика, а железки - завтра!
   - Не обманешь?
   - Что ты! Что ты!
   - Смотри мне! - буркнул даун, ловя свёрток.
   И потопал по коридору. Вскоре свернул за угол и исчез.
   Кристине было реально не по себе. Малышка это заметила.
   - Чего грустишь? Тоже хочешь покататься? А место занято, бэ-э-э... - Дерьмовочка показала сопернице язык.
   Бестелесная невеста всхлипнула и убежала. Очень быстро улепетнула, так что Мася даже не успел придумать, что крикнуть вдогонку.
   Дверь с двумя нолями захлопнулась. Чучело с пропеллером занервничало, стало ёрзать. Красота! И как теперь выйти наружу?
   - Не дрейфь, Бобик, вернее, Сивка-Бурка, я тебя выведу, только сначала покатаемся...
   Она ещё и мысли умела читать, эта дрянь.
   Малышка пришпорила "лошадку" пятками.
   - Ннннн-о-о-о!
   Как гоголевская панночка, летавшая на бурсаке. Интересно, чувствовал ли тот олух тёплую попку у себя на горбу? От Дерьмовочки ни тепла, ни холода не исходило.
   Масе ничего не оставалось, как пуститься рысью по коридору. Так всегда бывает после дикого веселья: чем больше ржёшь, тем грустнее становится потом...
   Сколько поворотов и пробежек совершил Максимка, он не помнил, ибо не считал.
   - Что - не нравится? - поминутно спрашивала наездница.
   Максим не отвечал, из принципа.
   - У, какой неприветливый, а что такого приключилось? Представь, что сестричку свою катаешь - сразу веселее сделается. Всё зависит от того, как взглянуть на вещи...
   Масе было пофиг. В левый бок его толкали пяткой - бежал влево. Правой пяткой лягали - рысачил вправо. Обеими пришпоривали - мчался вперёд.
   Кишка коридора напоминала трубу коллектора. Мася пару раз глянул вверх - в поисках сливных отверстий, к которым Главный подходил за информацией от Гриши Фиги. Глуховатый шум лавы за тонкими стенками не давал повода зацикливаться на водостоках. Тут имелся гораздо бОльший страх: огненный поток - не ручеёк фекалий.
   А припевочка всё лягалась и лягалась, мешая сосредоточиться. Интересно, какой конечностью она будет делать "стоп". И будет ли вообще? Снова прочитав мысли, ездунья хлопнула его ладошкой по макушке и скомандовала:
   - Стоп!
   Мася отреагировал не сразу: боялся поверить своим ушам.
   - Остановишься ты или нет?! - крикнула садистка и, снова зажужжав пропеллером, слетела с его плеч.
   Мася притормозил, оглянулся. Дерьмовочка ходила вдоль совершенно гладкой стены. Если не учитывать шершавых плиточек. И прикладывала ухо - там-сям.
   - Кажется, здесь... - сказала она. - Да, здесь! Иди сюда, щас на лифте покатаемся!
   Максимка поплёлся к ней, готовый увидеть, как определённая часть стены начнёт превращаться в прозрачную волнистую занавеску и исчезать.
   Так и вышло. Через несколько секунд лифт был готов к подъёму. Или к спуску?!
   Что называется, на автомате Мася вошёл в кабину. Дерьмовочка влетела и мигом прилепилась к потолку, стала ногти разглядывать.
   - Ну, дави на кнопку, чего пялишься! - крикнула она.
   - На какую?
   - Одна там кнопка, не перепутаешь...
   Короче, отчалили. Мася даже и не понял, вверх или вниз - абсолютно никаких ощущений не испытал. Разве что досаду из-за отсутствия каких бы то ни было ощущений. Мигали лампочки - просто лампочки, без стрелочек и цифирек. В том мигании было столько же логики и порядка, сколько и в Масиных мыслях...
   Когда двери лифта разъехались, показалась эрмитажная раздевалка, через зеркало которой Мася "вкатился" в коридоры преисподней. За окнами мерцал фонарями вечер. Поздний вечер - не время для посетителей. Выходить или...
   - Однозначно!.. - засуетилась Дерьмовочка, отлипла от потолка и через секунду уже отплясывала на барьерчике гардероба. Хоть какая-то компания, подумал Максим.
   - Что делать будем, как считаешь? - спросила дурочка.
   - Здрасс-те! Если уж ты не знаешь, то я и подавно...
   - Нас арестуют или нет? - словно издеваясь, произнесла малютка, комично хрюкнув в носовой платочек. - Помню, как однажды в Африке мы с Петенькой попали в лапы к полицейским: лапы были чёрные, сами копы тоже чёрные, а костюмы - белые-пребелые, чтоб им не очень жарко было...
   - Хватит заливать, уже не так смешно, - окрысился Максим. - Роль попугая Кеши тебе к лицу, но... Зачем ты меня сюда притащила, если не знаешь, что дальше делать? Не могла, что ли, высадить в другом месте? Ты же матрица!
   - Я?! Матрица?! Да ты что-о-о??? - искренне удивилась припевочка. - Лучше б ты меня дауном обозвал, чесслово... Хочешь знать, как моё истинное имя?
   - Ты что-то говорила, многоэтажное имя... Гортензия-Анестезия-Лилия... Нет?
   - Официально: "Лоредана-Анастасия-Гортензия", это для конспирации, а в паспорте стоит: "Армагеддон", понятно?
   - Нет...
   В порожнем вестибюле промелькнула тень, и Дерьмовочка, раскрутив пропеллер, ринулась туда. Приглядевшись, Мася определил: то была скорее женщина, чем охранник.
   - О, кто пришёл! Госпожа Ветрова! - заорала малышка.
   - Тс-с-с! Не орать! Кто разрешил горлопанить? - голос действительно принадлежал мадам.
   Максимка тоже ринулся туда.
   - Поздравляю, мадам!
   - С чем?
   - Вы, наконец-то, вспомнили свою фамилию, а заодно и имя-отчество!
   Старуха заметно скисла.
   - Поздравлять-то особенно и не с чем, - ответила она с ухмылкой. - Я всегда была ветреницей, оттого и очутилась в преисподней, а тут ещё фамилия такая. Она не красит, лучше б я её не узнавала...
   - На вас не угодишь! - тоном тёть-Марины брякнул Мася. - Кстати! Вы меня сюда специально запроторили? С каким-то умыслом? Скандал cо смотрительницей был притворный?
   - Да нет, скандал был настоящий, а внедрить тебя в два ноля я собиралась, только позже. Хотя сегодня всё идеально получилось: ведь меня срочно в Сибирь вызывают, Силантий звонил, так и знала, что сам не справится...
   Дерьмовочка мгновенно оживилась, опять вспорхнула, стала летать кругами.
   - Ой! Да! Сибирь прекрасное местечко! Чудное местечко! Там можно на оленях покататься, мы с Петенькой уже катались! И на собачках катались, а одна собачка была размером с тигра, и расцветка у неё была тигровая, так что все подумали, что мы катаемся на тигре!..
   - Цыц! - сказала мадам, щёлкнув припевочку по носу. Та и съёжилась... Скукожилась, сделалась плоской, прямо фанерной, превратилась в стоячую картинку - типа тех, с которыми на Арбате или на Невском фотографируются прохожие. Затем фанера сделалась тонкой и гибкой, как ватманский лист.
   Мадам скатала лист в трубочку, зачем-то дунула в неё, потом согнула пополам, затем - ещё раз пополам, ещё раз и еще раз. Наконец, смяла. Образовался плотный комок цветной бумаги. Масе сделалось жутко.
   - Вы уничтожили сестричку Правителя?! Игрушку Главного? Представляю, что теперь с вами будет.
   - Не ссы, - утешила его мадам. - Этот мячик - Мишина собственность, он его подкидывает тем, кого хочет сделать своими инструментами.
   - То есть... Вы... Нет... Он, Миша, подкинул эту девочку в семью, где был даровитый даун, чтобы использовать его...
   - Да! И больше ни о чём не спрашивай, ибо я проголодалась. Шутка: прождать тебя столько часов. Пошли ужинать!
   - Может, завтракать? Скоро утро...
   - Неважно, лишь бы обслужили получше...
   Мадам привратница повела Максимку через вестибюль к Посольской лестнице.
   - А где же все охранники? Вы их усыпили?
   - Зачем? Они спят и без меня. Но если кто-то из них вдруг проснётся и глянет в камеру видеонаблюдения, то ему сразу станет ясно: снимается кино.
   Госпожа Ветрова была права. В тот вечер один из стражей, увидев на экране живописную старуху, разодетую по форме восемнадцатого века, комкающую бумажный лист, который только что был летающей девочкой, зевнул и молвил: "Очередной сериал клепают, с компьютерными эффектами!" И снова лёг на свой диванчик. Раз в залах снимается кино, значит там полно дополнительной охраны.
   Усевшись за стол в комнате с видом на зимний сад, госпожа Ветрова заказала меню. Над названиями блюд потешался только Мася - ведь официанты были из восемнадцатого века.
   Поев, мадам стала набирать папу Юру.
   - Что вы делаете? Они же уже спят!
   - Нифига, - сказала бабка, - я их давно разбудила, ещё раньше, чем они собирались меня будить... Хочу сказать им пару слов перед отбытием на опасное мероприятие повышенной государственной важности... Вернусь ли?
   Беседа с родителями была краткой, обеим сторонам необходимо было выспаться. Затем Максимку уложили на узеньком атласном топчанчике с мудрёным названием. Мадам устроилась в соседнем зале - прямо на паркете, по-походному, ибо ей предстоял большой поход!
   Когда экс-привратница захрапела, Масе вдруг пришло в голову поставить будильник на мобильнике на шесть утра. Зачем? Чтобы пришедшие туристы не споткнулись часом о тело в соседнем зале.
   А когда настало утро, понял, как смешны были его страхи: вспомнил из курса истории, что в восемнадцатом столетии туристов было мало, да и те посещали лишь "Кунсткамеру".
 
 
   2.
   Госпожа Ветрова, персона суперзнаковая, скакавшая по линии судьбы, "вверх-вниз-вверх", из монашек - в адские командирши, из начальниц преисподней - в бытовые пьяницы, теперь, похоже, метила в спасательницы всея Земли. С последующей канонизацией и молитвами в соборах!
   Прежде чем других спасать, себя в порядок приведи, думал Мася. То с Мишей запанибрата, а то у бывшего шефа подарочки берёт. Премию! И ещё вякает: "Позовёт меня, рано или поздно, куда денется..." Хорошо, хоть в преисподнюю перестала шастать. Меганадцать часов одиноко болталась по Эрмитажу, пока не выудила Мишину игрушку: девочку-Дерьмовочку!
   Максим ни грамма не сомневался, что его использовали вместо удочки. Все эти "ля-ля" насчёт случайного скандала у картин - голимая туфта. По чьей наводке, спрашивается, малышка лифт нашла? Не иначе, как у бабки пульт имелся.
   Внедриться в зазеркалье, поближе к адскому сортиру, Мася и сам мечтал, но чтобы таким зверским образом... Ладно, проехали. Хоть с Кристиной повидался, поржали вместе над сказочками.
   Экс-привратница моталась по линии судьбы "вверх-вниз-вверх" как апендаунер, личным примером давая ефрейторский приказ мелкой сошке: "Встал-упал-поднялся!"
   Тут она всю страну обскакала, в масштабах страны пока что только два пункта получились: "Блистал-упал...." Насчёт "поднялся" - вопрос открытый.
   А этот жалобный тон: "Вернусь ли?" Зачем она так сказала? На нервишках поиграть хотела? Добилась своего.
   Мася приплёлся домой под утро. Благо дверь на цепочку не запирали, можно было тихо проскользнуть к себе, улечься, взглядом поприветствовать святых на картонном иконостасе. Скучали они за ним? Определённо. На ликах была грусть. И сам Максимка изменился в грустную сторону, несмотря на несколькочасовую ржачку в адской комнате с надписью "ноль-ноль". Как мало нужно для резкой смены настроения.
   За стеной папа Юра начал собираться на работу. Вскоре заглянул к Максимке и увидел его плачущим.
   - Ты чего это? Бабка довела?
   - Нет. С ней как раз было очень весело...
   - Проводила хоть тебя?
   - До самой двери... А потом умотала в Сибирь, сказала, что, может, больше нет увидимся...
   Максимка снова всхлипнул.
   - Пап, ты на работу?
   - Уже нет. Раз всё так серьёзно, пожалуй, сачкану...
   Дальнейшая беседа проходила на кухне. Положив кашу в тарелку сына, Юра стал мягко допрашивать его. Очень мягко, чтобы не смахивало на допрос.
   - Я в духовных тонкостях не разбираюсь, но, похоже, что Силантия с подружками в Сибирь провожала троица святых... Оттуда!
   Князь многозначительно зыркнул в потолок, затем продолжил.
   - Я их видел, а Ляля - почему-то нет... Может, потому что наша мама болотного происхождения...
   - Думаешь?..
   - Уверен! Больше скажу: если дело государственное, значит то были Архангел Михаил, равноапостольная Ольга и Георгий Победоносец. А иначе зачем Силантию чьи-то руки целовать, а? Сейчас у тёть-Марины позаимствуем учебники...
   В молитвослове, принесенном из Маринкиной комнаты, нашлось упоминание об ангельских чинах, коих всего девять.
   - Похоже, что твой Силантий - представитель Сил! Они-то и помогают Михаилу вытаскивать небезнадёжных из ада. Ольга с Георгием тоже святые, но не ангелы, а выходцы из людей, поэтому рукоцелования удостоился только Ангелов начальник...
   Максимка начал вспоминать про другое.
   - Что ли, девчонка-матрица, подкинутая Мишей через талантливого дауна, должна была ввести Главного в заблуждение?
   - Думаю, да! Запутать, спровоцировать серьёзные шаги, вызвать какую-то реакцию, вполне определённую. Выкладывай в подробностях: что вынюхал в том сказочном клозете, чем тебя удивляла мадам, а я попробую применить логику...
   Мася выложил всё, что помнил: и про Гого, фактического клона Главного, только молодого и ещё не такого ушлого, а также про все-все-все похождения Дерьмовочки и Риты, ничего не пропустил. Кажется...
   - Похоже, что Михаил через эту малышку постепенно втютюхивал в башку дерюжного необходимые мысли и намерения... - сказал папа Юра.
   - Мне тоже так показалось! - обрадовался Мася.
   Сообща пришли к выводу, что хохма "нью-Мюнхгаузен" не так уж бесполезна. Идея, выданная матрицей, которая "по паспорту Армагеддон", в техническом исполнении могла выглядеть иначе: сажать клонов сатаны на ядра не обязательно, Главный и без клона может улизнуть на свободную, давно готовую планету. Запрограммировав последующий взрыв "планеты апендаунеров"!
   - Тут вопрос, - сказал Юра, - зачем Миша подкидывал ему эту идею именно в такой, достаточно примитивной форме?
   - Мадам слышала, что в результате её бывший дерюжный шеф, именно по наущению матрицы, собирался создать искусственную планету. С покрытием типа натюрель! А для этого ему необходимо вывезти с Земли максимум органики, - сказал Максимка.
   - И как же он её туда потащит, каким транспортом? - удивился Юра.
   Ещё немного посовещавшись, решили навестить якутских соседей, больших знатоков Сибири и связанных с ней государственных проблем.
   - Айда в имение, пошевелим бриллиантовую парочку, если, конечно, они ещё не дёрнули на Багамы!
   - Да, вроде, не должны были, - сказал Мася. - Вчера ещё над их дворцом летали какие-то цветные монстры, типа воздушных змеев...
   После завтрака парочка папа-сын оделась и отправилась в гараж. На машине до имения минут тридцать, а с утренними пробками - вдвое больше. По дороге Юра вспомнил ещё кое о чём.
   - Конец света, взрыв планеты - это круто, предотвращение тотальной катастрофы - ещё круче. Но как всё это соотносится с одной... барышней... - пробормотал папа Юра.
   - О ком ты?
   - О Кассандре, которая по паспорту "Песец"...
   Сидя за рулем поминутно бибикающей тачки, ибо утренняя пробка не абы чего, папа Юра поведал Максимке историю из своей юности, когда он ещё не был ни на ком женат, но уже активно работал гидом, ездил по разным городам, селился в гостиницах. То было самое начало перестройки. А ещё раньше был долгий-предолгий период мечтаний о загранице.
   - Многие тогда стремились эмигрировать, удрать в более комфортные места...
   - Примерно как Главный хочет улизнуть от Страшного Суда?
   - Выглядело примерно так. Не только лишь из России, но и из абсолютно всех республих бывшего СССР пытались на Запад смыться, нахапав здесь валюты. Опасное было дело, за валюту сажали...
   - Получается, что сатана контрабандист, раз вывозить органику собрался, да ещё и в форме бриллиантов?
   - Получается, что так...
   - А при чём тут Кассандра Песец?
   Юра весьма охотно начал рассказ. Среди его коллег-переводчиц когда-то была девушка, русская, но родившаяся в Абхазии, в Сухуми, где, кроме абхаз и грузинов, проживало немало греков, да и сейчас проживают. В Сухуми всегда было много Пенелопочек, Архимедиков и Танассисов, а когда повеяло перестройкой, то бишь возможностью уехать в Грецию, то и русские, проживавшие в Сухуми, стали греческие имена своим детям давать. Вот и та русская девочка по фамилии Песец была названа Кассандрочкой, под горячую руку, так как их ближайшими соседями по двору были греки.
   "Кассандра" - имя хорошее, уменьшительное от него - "Сандра". Многие иностранные знаменитости носят такое имя, ибо оно уменьшительное и от "Александра". И фамилия "Песец" вполне нормальная, не хуже чем "Ястреб", "Крыса" или "Бык". Если бы не имя. "Кассандра Песец" - это уже слишком.
   Пришлось девочке, сразу по достижении совершеннолетия, выйти замуж, практически за первого встречного - лишь бы фамилию сменить. Неблагозвучные фамилии и так меняют, без замужества, но попробуй, докажи кому-то, что "Песец" неблагозвучная фамилия. Песец животное благородное.
   "Кассандра Сундук" звучит уже не так фатально. Кстати, муж попался девочке неплохой. В итоге всё неплохо получилось. Неплохо-то неплохо, но девичья фамилия давала себя знать...
   Как-то вечером Юра, отправив группу англичан спать "в номера по койкам", пришёл к коллеге Кассандре на чай. А та как раз смотрела новости. В Москве дело было, в отеле "ЦДТ", весной одна тыща девятьсот восемьдесят девятого.
   - Слушай, чего умные дядьки гуторят! - вместо приветствия крикнула Песец и показала на экран допотопного чёрно-белого телевизора. У карты Москвы стояли двое учёных и разглагольствовали о судьбе столицы.
   - Под землёй всегда имеются обширные природные полости. Замечено, что в них иногда скапливается непонятная субстанция: то ли пары, то ли смесь газов - ещё не выяснено. Ясно одно: в местах скопления субстанции на поверхности воцаряются порядок и спокойствие. И вот, в феврале этого года вокруг Москвы, в подземных полостях образовалось непрерывное кольцо из этого газообразного вещества...
   Собеседник подхватил:
   - Откуда пришли эти массы и почему, а главное - когда снова уйдут, угадать невозможно, но присутствие подземного кольца даёт Москве гарантию безопасности...
   - Представляешь, - потрясла Кассандра своим паспортом, - я как раз в феврале этого года в Москве прописалась!
   Она поведала о своих передвижениях по планете, в частности по территории СНГ: где появится - там всё спокойно и изобильно, откуда уедет - жди катастрофу.
   - И самое интересное, - сказал Юра, увидев Масин открытый рот, - что перед стрельбой у Белого Дома она в Сухуми к маме уезжала. Вернулась - всё сразу чисто и спокойно...
   - Интересно, конечно, но к чему ты клонишь? - спросил Максимка.
   - Я вот думаю: Кассандра наша не бессмертна, умрёт когда-нибудь, и что же... Действительно настанет конец света?
   Максимка пришёл в ужас.
   - Может, её... того... законсервировать?
   И об этом было решено посоветоваться с якутами. Те, хоть и под юродивых косят, а в офисах бриллиантовыми запонками сверкают. Значит, башечник варит, особенно у мужа.
   Якутские соседи Алдана и Толлуман, по-нашему Аля и Толя, с удовольствием выслушали повесть князя о том, как его приёмный сын, он же гений, он же будущий президент страны, участвует в спасении планеты. И как только папе Юре удалось втиснуть весь рассказ в двадцать минут: от Масиной первой встречи с незнакомой бабушкой у киосков до отбытия последней "на дело".
   - Если ваша бабка ходячая машина времени, - подытожил Толя, - попросите, чтоб перенесла Кассандру в её юность и оттуда уже не доставала...
   - Может, её вообще в младенца превратить? - хихикнул Юра.
   - О, нет! - возразила Аля. - Какая женщина согласится стать младенцем? Вечной девушкой - другое дело!
   Вроде, весёлая беседа получилась. Было также много рассуждений про органику. Будто бы "с помощью той же бабки" можно месторождение алмазов отбросить назад на миллионы лет, когда алмаз ещё графитом был или вовсе угольком - вот тебе и органика.
   - Если ваш Главный не совсем дурак, он натырит на Земле побольше камешков, а потом, уже по прибытии в новое место, попросит мадаму их "омолодить", то бишь в уголь превратить, что есть жизненно важный углерод!
   Все обрадовались, кроме Максимки. Видно, все люди, становясь взрослыми, черствеют. "Мадаму туда", да "мадаму сюда". С её помощью то-то и то-то. А ей-то самой каково потом будет? Что, если Главный в самом конце убить её захочет, как ненужного свидетеля? Не зря же она брякнула, что, может, не вернётся... Предчувствовала нехорошее... Надо было срочно выйти, пока не подкатились слёзы. Да и позвонить старухе не мешало.
   - Иди-иди, сынок, - сказала Аля. - Удобства на первом этаже. А потом можешь нашу картинную галерею глянуть, в подвальчике, сторож покажет...
   Мася воспользовался советом. Двух зайцев убил: от взрослых отдохнул и культурно развлёкся.
   В галерее была "сплошь Италия" в соседстве с несколькими шведскими и японскими оригиналами. Моские картинки улучшили настроение. Вдобавок, сторож включил Робертино Лоретти. "Санта-а-а Лючи-и-ия..." Гм... Лючия по-нашему Лукия!
   Лукия Нектарьевна Ветрова, недавно вспомнившая своё имя, отправилась на поиски приключений. Зафигом они ей? Удерёт её бывший шеф куда подальше - всем только лучше сделает, кому он нужен, без него спокойнее, а что планету взорвёт - блеф, "кто ж ему дасть", тот же Миша будет против.
   Почему бы бабке не бросить пить и не посвятить себя чему-нибудь солидному? Не обязательно всё время бегать за Силантием, небось, соврала, что её вызывают, из любопытства попёрлась. Точно! Мася не выдержал и набрал номер старухи.
   - Не ссы, никто меня убивать не собирается, - ответила та на упрёки. - Хотя бы потому, что никому я, такая дура, не нужна. Слыхал пословицу: "Лучше с умным потерять"? Со мной дешевле просто не связываться! Гы-гы-гы...
   Определённо опять нализалась.
   - Мадам, пока вы ещё можете разговаривать, подкину вам идейку, если вы не передумали ловить придурков, кстати, гораздо меньше нужных обществу, чем вы... Вы-то хоть мне нужны, можете гордиться, я даже соскучился!
   На том конце образовалось море трезвости.
   - Мммда-а-а?!!!
   Глянув на сторожа, не спускавшего глаз с посетителя, Максимка перешёл на тихий шёпот.
   - Есть целых две догадки: как Главный собирается органику вывозить и кого надо законсервировать во времени, чтобы на планете всё было тип-топ...
   На том конце ещё больше трезвости образовалось
   - И кого мы будем превращать в консервы?
   - Папину подружку по фамилии "Песец"...
 
 
   3.
   Госпожа Ветрова персона не просто знаковая, а супер-шмупер-знаковая - если заморочила сатану! Кстати, благодаря Максимкиной информации. Прав был папа-князь, назвав княжонка спасателем планеты. Если бы не телефонный разговор в подвальчике, кто знает, как всё повернулось бы.
   Максим и сам не ждал, что будет сверхполезен, в космических масштабах. Проинформировав старуху, он на время расслабился и перестал даже думать о ней. И не только о ней, а вообще о ком бы то ни было. Кроме сторожа. Тот сумел завлечь его болтовнёй о воздушных змеях. Стражник мастерил их сам, пользуясь деталями, купленными в специальном магазине, при споспешестве богатеньких хозяев.
   Не будем путать сторожа с ветхим алкашом-дворецким, рядившемся в камзолы. На эту временную должность строилась в очередь вся деревня, ибо платили за ливрейные поклоны на крыльце неплохо.
   Сторож был один, постоянный, бессменнный на протяжении многих лет, ибо разбирался не только в воздушных змеях, но и в видеонаблюдении, сигнализации и в других охранницких секретах. Одного его вполне хватало на всё здание и на прилегающую территорию.
   Беседа со стражем тянулась около часа, и ещё неизвестно сколько продлилась бы, так как спешить было некуда: Аля с Толей уговорили папу Юру на ночёвку. Разговор перешёл в шахматную партию, организованную посреди картин, при чае-кофии, пирожных и сливочном мороженом. Но вернуться в гостиную пришлось пораньше, ещё до наступления темноты - из-за дневных теленовостей.
  - Максим, где ты? - донёсся из коридора голос папы Юры. - Иди скорей, там всю твою весёлую компанию показывают!
   Большой ушастый телек якутян стереовещал знатно, так что даже в подвале было слыхать, а новость переплюнула россказни о Кассандре Песец.
   - Возрождение агитбригад дело нужное, - чеканил диктор, словно декламировал. - Социалистическое прошлое часто напоминает о себе, ибо ещё живы люди, ностальгирующие по нему. Они не знали ни компьютеров, ни кока-колы, но жили, тем не менее, полнокровной жизнью...
   - Ага, и травочку тогда мало кто курил... - развеселился папа Юра.
   На экране показались хлипкие подмостки под плакатом: "Нанотехнологию - в массы!"
   - Уже и в цирке применяют это слово! Знают ли бродяги его значение? - прокомментировал Толян.
   На сцену вышли две комсомолки в алых косынках. Бывшая тёть-Марина вынула из кармана комок мятой бумаги, расправила его, дунула и... На сцене возникла порхающая милашка, с виду тинейджер, по сути - Дерьмовочка. Полетав, она приземлилась, бросилась к микрофону:
   - Господа! Вам никогда не приходилось видеть процесс обратного превращения бриллиантов?
   Толпа ахнула. Раздались выкрики:
   - Как это?
   - Куда это - обратно?
   - Вы же иногда читаете энциклопедию, как минимум детскую, а там сказано, что бриллианты получаются из угля, графита и прочих чёрных-пречёрных углеродов... Вот мы сейчас превратим их в исходный продукт...
   Кто-то крикнул:
   - А в дерьмо превратить слабо?
   - Попробую, - ответила малышка. - Мы обязательно попробуем совершить обратный процесс, прямо у вас на глазах! Принесите бриллианты.
   Комсомолка, переделанная из баб-Маши, притащила стеклянную миску прозрачных искрящихся камешков. Толпа снова ахнула.
   Дерьмовочка накрыла миску розовенькой тряпочкой, дунула на неё, затем сняла.
   - Ну-с! Что у нас на выходе?
   В миске лежала коричневая масса с характерным запахом. Толпа завыла, все стали зажимать носы.
   - Что-то маловато дерьма! - раздался ещё один окрик. - Я слышал, что брюлики из большого количества органики получаются!
   Дерьмовочка очаровательно улыбнулась.
   - Вы просто не всё видите! Это лишь вершина айсберга. Основная часть находится вокруг вас! Незримо!
   Толпа начала редеть.
   А тут и новости оборвались. Не совершенно, исчезли только картинки, а звуковой фон остался. Диктор извинительно пожал плечами и докончил вместо репортёра:
   - Данная агитбригада, сопровождаемая добровольцами на мотоциклах, исколесила немалую часть Сибири. И это всего лишь за пару дней! Нанотехнологии продолжают удивлять! Вот чего можно достичь на голом энтузиазме, буквально на развалинах фундаментальной науки...
   После новостей папе с сыном захотелось отдыха в форме дневного сна, и Аля проводила их наверх, в одну из гостевых комнат. Там Максим накинулся на родителя с догадками: ведь и коню понятно, что на ту агитприманку в стиле ретро должны были клюнуть старый Правитель и его дерюжный "папа".
   - Только почему-то Силантий с бабкой всё время прятались... - пробормотал он.
   Юра появил бОльшую догадливость.
   - Не зря же они взяли тёть-Марину с бабой Машей. А фокусами можно и с расстояния руководить...
   Вернувшись через пару дней, старуха всё подтвердила, и ещё кой-чего добавила, так что все за животы хватались.
   - Я выполнила миссию! Выманила из берлоги завидущего козла с его прихвостнем...
   - Выманили... И всё? - разочарованно молвил князь.
   - И всё! И всё! И всё!!! Миссия успешно завершена!
   - Не понял... - вклинился якут при молчаливо-кивковой поддержке супруги.
   Пришлось удариться в занимательную теологию.
   - Существовал вполне конкретный договор: дерюжный носа не кажет из преисподней, ни на секунду, а Миша терпит его закидоны, какими бы мерзкими они ни были...
   - А зачем Мише его закидоны? - спросил Мася. - Устранил бы его - и баста! Он же сильней, ибо Свет всегда сильнее тьмы... - важно вспомнил он уроки тёть-Марины. Та одобрила, тоже кивком. И ещё несколько человек одобрили, ведь Аля с Толей устроили героям званый приём, велели накрыть в гербовом зале, при канделябрах, кафельных печах и хрустальных люстрах.
   - Не так всё просто, как кажется на первый взгляд, - сказала Маринка. - Устранишь одного - другие в очередь построятся, такое место тоже пусто не бывает, хоть оно и не свято...
   - Дьявол пока востребован, не меньше чем поп-музыка или поп-корн, - добавил Силантий, сидевший рядом. - Не станет его - люди придумают новое, ещё более страшное чудовище, для реализации тёмных замыслов... У человека две стороны, у любого...
   - И какой же выход? - спросил князь.
   К нему на плечи, прямо с люстры, спустилась Дерьмовочка.
   - Выход один: не дать новому Главному обнаглеть! Я как раз изобрела новый препарат: "антинаглин", а также новый инструмент: "наглОметр" - чтобы лучше новенького папу контролировать! Кстати, он гораздо симпатичней предыдущего, и прикидончик у него ништяк! Когда она снова повисла на люстре, мадам поведала честной компании, сколько и каких провокаций пришлось ей организовать, прежде чем задумка удалась.
   - Он не идиот, хотя и корчит из себя юродивого, иногда даже похлеще Гриши...
   - Строил, - мягко возразил Силантий.
   Он достал из кармана комочек мятой бумаги, собрался дунуть.
   - Что вы делаете?! - заорала малышка. - Не надо!!! Я обещала новому папе, что буду любить только его, старого не надо... беспокоить...
   - Не дрейфь, Карлссон, не побеспокоим, - сказала мадам. - А ты - давай, лети на кухню, скажи, чтоб чай готовили. С тортом!
   Когда припевочка упорхнула, старуха быстренько поведала, как она "сделала" дерюжного.
   - Уж какой дерюжкой мне пришлось прикинуться самой, до сих пор противно, но ради коллектива можно и на жертвы пойти...
   Выяснилось, что и на сатану бывает проруха, смотря кто берётся за дело.
   - Он, правда, не сразу поверил. Я ему: мол, прикрою тебя, не робей, у меня специальная ширма разработана, принимающая контуры объекта, даже Миша тебя не увидит, не то, что другой кто...
   - А он? - спросил Мася.
   - А он... Как увидел по телевизору стекляшки, да ещё в таком количестве - сразу поверил, что якутские алмазы! А я поставила условие: должен лично выйти на сцену и взять, ибо охрану на такую миску диамантов мне искать некогда...
   Все, как по команде, переглянулись, кое-кто хмыкнул.
   - Таки вы его реально заморочили?
   - Ну да! Не всё ж ему меня морочить...
   - И что у нас на выходе? - подхихикнул Мася.
   - Как что? - отозвался Юра. - Вместо старого, обрюзшего и вонючего пройдохи, новый, почти наивный сатана, которым легче манипулировать, чем предыдущим...
   - А кто манипулировать-то будет? - вздрогнула Маринка.
   - Я, вестимо, - крякнула старуха. - На пару с Силантием.
   Силантий улыбнулся.
   - На пару? Пойдёт!
   Затем вкрадчиво добавил:
   - Только я матом не ругаюсь и не пью... -
   - Ноу проблем! - воскликнула старуха, зашвырнув плоскую фляжку в дальний угол помещения и cимволически заклеив рот "пластырьком"...
   Наконец-то бабка обрела право командовать подземной "вертушкой" единолично: даун ни во что не вмешивался, город-фантом отбирал у него все силы, а новый Главный - тот шагу не ступал без старухиного совета. Все они такие, эти Гого, на заре карьеры. Скромники! Жаль, что их способности развиваются чересчур стремительно и дьявольская гордость внушает не слушаться ничьих советов. Подольше бы продлился "установочный" период!
   Появилась у старухи и другая функция, параллельная: наблюдать за Кассандрой Песец, чтобы та не слишком рано копытнула, оздоравливать её регулярно, подмолаживать.
   - И до скольки же лет вы будете её пасти? - спросил Максимка. - Всё равно не получится больше ста пятидесяти, не было в нашу эру ни одного долгожителя, протянувшего более ста тридцати, так что сто пятьдесят - это я ей с запасом дал...
   Бабка задумалась.
   - Если Кассандре сейчас как папе Юре, где-то около сорока, то у нас в запасе около ста лет. За это время что-то и придумать можно!
   - Что конкретно? - заинтересовался Юра.
   - Ну, во-первых, наука может шагнуть семимильно, очнуться от летаргии, так что и искусственных планет можно будет понаделать... А во-вторых... Зря я, что ли, силы тратила, заставляла дерюжного козла с клоном местами поменяться? Благодаря моему временному диктату над его пока ещё робким правлением можно и бесов на путь истины направить, не только людей, вдруг в итоге повезёт, и "верхние людишки" перестанут всякой ерундой увлекаться...
   Старухиным словам хотелось верить. И радоваться! И гордиться городом на Неве! Десять дней, которые однажды потрясли мир, выходит, были не последними, будут и другие десять... Вернее, они уже ЕСТЬ, начались пару дней назад - в середине января 2012 года! Максимка был вне себя от восторга.
   - Об этом нужно заявлять открыто! На весь мир!
   - Нифи... - осеклась старуха, вспомнившая клятву не ругаться. - Ничего этого не нужно! Как в 1917 году мир ничего не почувствовал, так и сейчас, пожалуй, не чует, но это не значит, что ничего хорошего не происходит...
   После таких разговоров хочется телек смотреть нон-стоп, выискивать случаи, подтверждающие бабкину теорию, а иначе зачем были все те усилия?
   Маскимка стал втихаря следить за событиями в мире, и вот что удалось выявить, уже с первых часов: сообщения о забастовках практически исчезли, а если и появлялись, то в щадящем ключе, будто бы некие работодатели, за чаем с пирожными, полюбовно договаривались с работягами. Целых два таких сообщения узрел! И ещё целую кучу хороших изменений пронаблюдал: в каком-то доме престарелых улучшили обслуживание, в четырёх детсадах наняли допперсонал, а в школах, будто бы повсеместно, будто бы даже в масштабах всей Европы, стали меньше уроков задавать...
   Папа Юра назвал все эти случаи совпадением. Максимка хотел было поспорить, но князь не дал ему надолго впасть в бесполезную дискуссию.
   - Даже если и пошли положительные сдвиги, массовый охват будет наблюдаться не скоро. Кстати, и плохие явления набирают силу не сразу. Победа куётся в тылу! Не только добру, но и злу, чтобы победить, нужно время. Человек превращается в свинью не сразу, и обратный процесс - тоже не мимолётен.
   В доказательство Юра поведал о своём открытии: он обнаружил на картине Ребрандта свинью. Дабы показать, каково быть недостойным звания человека, нарисовал художник это полотно.
   Слепой евангельский отец, обнимающий блудного сына, не видит, до какой степени скатилось и освинело чадо. Художнику со стороны виднее!
   На спине у чада две миникотомки. Зачем бродяге такая невместительная тара? И чем не рыло с пятачком? Ноги в башмаках без задника чернеют, а у бродяжки ступни поросячьего оттенка. Все светлые детали сливаются в пятно, окружённое коричневатым мраком. Боров - ни дать, ни взять!..
   - Чую, писалась картина с двояким смыслом, если не с четверояким, - сказал отец сыну, лукаво подмигнув. - Вдруг мы с тобой не всё там заметили!
   Мася скачал из Сети картинку, стал разглядывать.
   - Выходит, ему позировала свинья? В качестве модели? - не менее лукаво спросил он.
   - Скорее боров, блудный сын ведь не дочь... И, заметь, случилось это картинонаписание более трёхсот лет назад, но никто, кроме меня, до сих пор хрюшку не узрел. Рембрандт жил в чрезвычайно религиозную эпоху! И сейчас скажут, что свинья на евангельском холсте моветон, а тогда и подавно сказали бы. Художнику пришлось маскировать сомнительные детали. Однако смысл остался: не ешь со свиньями из одного корыта, иначе трудно будет снова человеком стать, после освинения процесс очеловечивания длится долго...
   Никто не заметил, как в зал, жуя печеньице, снова влетела Дерьмовочка. Устроившись на люстре, она дала свою версию:
   - А могло быть так, что художник и не думал брать свинью в модели, а она сама, совершенно случайно получилась? Иногда так трудно предугадать, что получится на выходе...
   Она снова включила пропеллер, стала выписывать круги под потолком.
   - Лично я никогда точно не знаю, что получится!
   Мася удивился:
   - Работница туалета не знает, что у неё бывает на выходе?
   Но матрица не обиделась, ей было не до того, она размышлял над своим новым отрытием. Которое далеко не выдумкой оказалось!
   - Стою я вчера в метро, жду папу...
   - Главный на метро катается? Ему ж запрещено из преисподней вылезать!
   - Нет, в этот раз другого папу, обезьяну из Америки. Митчелл Айртон оказался совсем не выдумкой! Впрочем, как и Карлссон...
   Все зааплодировали. Дерьмовочка вообще разошлась:
   - Сходите в метро, умоляю! Не в часы пик, а между ними, когда убойные двери не стоймя стоят, прижатые толпой, а свободно летают! Двери действительно убойные, было много случаев госпитализации, но, похоже, мало кому есть до этого дело! Моя официальная статистика не меняется вот уже лет двадцать: независимо от города и от станции, придерживают эту опасную стекляшку около двадцати процентов граждан, редко-редко доходит до тридцати - в хорошую, солнечную погоду!..
   Папа Юра многозначительно глянул на Максимку.
   - Вот тебе, сынок, и первая задача! Стой, считай проценты, как до полтинника дойдём - можно будет праздновать первую победу...
   Мася призадумался. А что? Надо будет на досуге постоять в метро, посчитать, лично убедиться, что у нас на выходе именно сейчас...
   Дерьмовочка таки умела мысли читать.
   - Сходи, постой, полезно! Мы с тобой потом создадим подземное бюро - статистическое! Надо будет точно высчитать количество антинаглина, необходимое для ускорения процесса!..
 
 
   4.
   Мадам Ветрова заморочила сатану, а Дерьмовочка - Гришу Фигу.
   Началось всё с невинных комплиментов. Девочка сказала, что Гриша гений, а новый Главный, ещё не такой ушлый, как предыдущий, купился на эту мульку, пообещав в финансовых вопросах советоваться только с Фигой.
   В итоге упразднили "комнату испуга", отправили на склад, а новому начальнику преисподней пришлось, подавив брезгливость, лазить под отверстиями водостоков - с целью сбора секретной инфы. От Фиги же.
   А Фига, замученный недавним бездействием, принялся облагораживать Питер и Ленобласть санаториями. Санаторий не бриллиантик, его назад в какашки не очень-то превратишь, стало быть, вложение разумное. То был второй комплимент от малышки. А потом и третий, и четвёртый озвучился...
   Вскоре решено было сделать Гришу зазеркальным министром. Тем более что подземное министерство финансов уже было почти достроено, в Петенькином городе-фантоме всё было как в натуральном Петербурге. Кроме населения. Оно насчитывало пока одну человекоединицу: Вову-колдуна, охранявшего стратегический разлом. Зато вся бизнес-структура была как в Москве. Под Москвой никаких городов-фантомов нет и быть не может. Куда отзеркаливать копии министерств и фирм? То-то.
   Дальше - больше. Вскоре Фиге, в качестве допнагрузки, вверили пост мирового генсека юродивых. В каждом мегаполисе есть юродивый типа Гриши, но не из-под каждого струятся такие мощные идеи.
   Замена вредного "князя мира сего" на его клона-лопуха была инициирована петербургским зазеркальем. Поэтому именно в Петенькином городе-фантоме, в его новейшем Дворце Конгрессов должно было отмечаться это событие. Ура! Да здравствует очередная питерская революция! Которую в очередной раз обзовут переворотом или заварушкой, не привыкать.
   Многие до сих пор даже имени города не слышали, а не то, что про революцию 1917 года.
   Однажды Юре Лялину попалась минигруппа: две клуши с острова Кюсю, ещё не старые, тридцать и сорок лет на вид. Те не смогли сдержать эмоций: "Если бы японцы знали о существовании такого красивого города, как Санкт-Петербург, то организовали бы сюда турпоездки". Что на это скажешь? Скажешь: "Угу..." А ведь десять дней, потрясших в своё время мир, когда-то и Японию потрясали. Что ж, бывает.
   Подземный Интернацьонал узнал о замене Главного не сразу, его элементарно поставили перед фактом. Дабы исправить неловкость, начальник Интернацьонала бросил клич: "Поддержим героев, чем можем!" На следующий же день в закрома Имперского Болота посыпались золотые слитки, особенно из богатой Швейцарии.
   Вышеописанные события так раззадорили Фигу, что он, всего лишь за три дня, успел облагодетельствовать весь Петербург и всю область. Правда, никто ничего не заметил, ибо когда из больниц, санаториев и детсадиков исчезают ложки-вилки-простыни - это скандал, а когда появляются вновь - бытовуха, в порядке вещей, и нечего из этого праздник делать.
   Осчастливив малую родину, Гриша замахнулся на страну в целом. Толчком явилось маленькое автопутешествие, где по дороге попадались смешные указатели: Хрюкино, Неудачное, Забытое. Ладно бы только смешные. Шесть или восемь раз встретилась деревня "Кукиш". Тут уж Фиге стало не до смеха, ибо житуха в тех сёлах была неказистая, ближе к бедной. Ну, никак не соответствовала уровню юродивого!
   После путешествия Григорий решил взять все деревеньки, ошибочно названные в его честь, под особую опеку. Таких набралось больше тыщи. И это только в Русской Федерации, об СНГ речь пока не шла.
   Оставалось проследить, чтобы всем досталось поровну, чтобы чрезмерная сытость Кукиша-17 ни в коем случае не портила настроение жителям Кукиша-100.
   В скором времени обитатели соседних деревень и городов стали обращать внимание на сверхдовольных кукишевцев: богатые домохозяйки скупали чуть ли не все товары на областных ярмарках, а их мужья ездили исключительно на новых иномарках. А если где-нибудь в Самаре или Кинешме врач давал бумажку со словами: "Кукиш вам!", это значило, что пациенту повезло, ему дали направление в престижную больницу одного из Гришиных участков.
   После этой громогласной акции, как ни странно, появились недовольные. Начались собрания и митинги, в воздухе опять запахло революцией. И не нашлось другого выхода, кроме как немедлено начать осчастливливать промежуточные зоны: между всеми Кукишами и столицей. А поскольку расстояния все разные, то и средства предстояло выделять по-разному.
   Гриша, так захлопотался, столько всяких разрешительных бумажек подписал, что однажды, чисто машинально, чуть не подписал свой смертный приговор. А во всём виноват был странный тип, который утверждал, что его Кукиш находится на... Венере!
   Гриша быстро-быстро подсчитал километраж и ахнул. Это ж застрелиться впору от стыда! Мол, не потяну я...
   А массмедиа уже ждали ответа. И кое-кто ручонки потирал, предвкушая, какой фурор наделают статьи: "Фига - банкрот!", "Скоро от Фиги останется фига" и т.п.
   Ситуацию спасла Дерьмовочка, которая по паспорту Армагеддон. Ей, как и всем совершившим однажды подвиг, отодвинувшим реальный Армагеддон, хотелось новых свершений и новых подвигов, а иначе - депресняк однозначно! Если уж удалось поменять ушлого сатану на клона-лоха, то и Гришину проблему именно она должна была решить, а кто ещё?
   По её команде в Россию вернулся, причём навсегда, двойной агент, уже не голландский, не сморщенный, а, футы - нуты, американский. Угадайте фамилию? Точно! Очковзыграйлов. Он же папа Микки Ай, он же американский писатель-фантаст Митчелл Айртон.
   Тут можно сильно удивиться: зачем кому-то покидать Америку, тем более писателю. Прям необходимость! Но оказалось, что и писатели, особенно американские, тоже плачут. И, между прочим, конфликт суперагента-супердиссидента с продажным американским обществом назрел не сразу. Постепенно довели!..
   В этот раз Дерьмовочке никого уговаривать не пришлось, чтобы её послушали, все просто умоляли поведать об ужасной американской трагедии. Она с великим удовольствием рассказала пару эпизодов, за которые американцам должно быть стыдно.
   Якутская фазенда, обычно пустовавшая, в тот вечер ломилась от посетителей. Каждому хотелось потрепать по щёчке девочку, дочурку суперагента. А та ликовала: "Аншлаг!!!"
   Вот совершенно искренняя повесть, услышанная гостями в тот вечер. Вживую, а не в записи:
 
   - Мотнулась как-то я в Америку, в очередные гости к папе-шимпанзе, думала, по-детски отдохну, но по-детски не получилось - загремела я на взрослую вечеринку. Я так поздно, между прочим, никогда не ложусь, после полдесятого. Если, конечно, нет срочной работы!
   Папа Микки Ай стоял в своём обычном вечериночном облачении: весь в чёрном фраке, в крахмальной манишечке весь, весь в тургеневских бакенбардах "а-ля Франц Иосиф". Гости тоже, все двести штук, все двести штатовских апендаунеров, были расфуфырены-разнаряжены-напомажены.
   Мне стало как-то неудобно за мои несвежие кроссовки. Но комплексовала я не долго, пока не глянула на ноги остальных гостей. Батюшки! Где-то я уже видела эти тапочки!..
   Оказалось, что папа Микки Ай всю Вовину фамильную коллекцию домашней обуви переправил в Штаты - гостям своим закадычным, миллионерам-халявщикам на сувениры. То-то я, вернувшись, обнаружила, что у Вовы стало меньше хлама!
   Я уверена, что папа-шимпанзе сам бы до такого не додумался - ему Вова подсказал. Тот сразу проинтуичил его доходы, на то и колдун, краем глаза подсчитал, сколько у обезьяно-папы зелени в кошельке, и только после этого стал давить на психику: вспомнил про достоевскую энергетику, пропитавшую все тапочки в той коммуналке, независимо от пола и возраста.
   Папа Микки Ай послушался совета, выкупил у него все тапочки, а соседские бесплатно прихватил, пошарив дополнительно под вешалками. Вова разрешил, сказал, что пусть соседи только вякнут, можно будет и прописочкой поинтересоваться. Жаль, что все кладовки были заперты на сигнализацию!
   Зачем, думаю, папе-шимпанзе эти гнилые тапочки? Пусть даже с вышитыми монограммами, пусть даже антиквариат до 1960-го года? Зачем американцам промышленная доза совковой обуви, когда свою, американскую, некуда девать, когда в стране такой глубокий кризис?!
   Но папа-шимпанзе мне всё подробно объяснил. Во-первых, его цена устраивала - всего по штуке долларов за пару. Дешевле обувь он и себе-то никогда не брал, не то, что иждивенцам на сувениры. Во-вторых, уже давно назрела смена бизнеса. Старый VIP-ошейниковый бизнес трещал по швам, был готов лопнуть. Вот-вот.
   Ежедневные гости-подхалимы всё это знали, но долго не раскалывались, не сообщали трагическую новость. Миллионеры, евшие и пившие за счёт папы-шимпанзе годами, не рассказывали правду-матку, боясь утратить ценную кормушку: вдруг хозяин психанёт и выгонит! Они стеснялись мягко намекнуть, что с VIP-ошейниками явный перебор получается, что вся страна уже в них ходит, до детсадиков дело дошло! Стеснялись-стеснялись, да и проговорились. Пьяный апендаунер, рано или поздно, выболтает всё...
   С детсадиками-школами дело обошлось, все согласились, что учителям и воспитателям без ошейников не выжить. И родители детей были довольны, только просили больше VIP-продукцию не присылать - слишком дорогое удовольствие.
   Что касаемо животных, те не прочь были иметь красивые ошейники, но их жадные хозяева сказали: "Хватит!!! VIP-ошейники - разврат, мовэтон, обдираловка!"
   А благоверные американские мужья крысились на жён, за то что те пытались их держать на поводках производства фирмы папы-шимпанзе.
   Недовольных не было только в клубах садо-мазо, оттуда приходили благодарности, заявки на VIP-плётки, VIP-гильотины и VIP-ёршики для мытья бутылок.
   Иждивенцы-миллионеры, наконец, расхрабрились и тактично посоветовали папе-шимпанзе остановить массовое производство, перейти на эксклюзив, к примеру, на Европу, где ещё отлично помнили инквизицию и Великую французскую революцию. Но реакция Европы была вялой: из Испании пришёл крошечный заказик на наборы для костров (VIP-дрова и VIP-зажигалки), плюс на один-единственный VIP-испанский сапожок. Французы заказали одну VIP-гильотину (конца восемнадцатого - начала девятнадцатого века). Все эти заказы были единичными, на такие деньги разве проживёшь?
   А суды уже трещали от заявок заарканенных мужей. Когда местных судов не хватило, подключились международные. Чтобы скандал не перерос в междупланетный, обезьяно-папу решили приструнить. Как? Вы, вероятно, уже догадались: подослали к нему ещё двести ряженых миллионеров, побойчее да поголоднее - для окончательной обработки. Те, будучи неопытными новичками, за кормёжку и за бесплатный дринк соглашались буквально на всё, даже на стрёмные тапочки, даже с грибковой ноги... Они-то и довели обезьяно-папу окончательно: настучали в ФБР и ЦРУ одновременно.
   Папа Микки Ай пытался защитить свой бизнес, оправдывался, говорил, что обижать мужей - не его идея, но враги не растерялись, начали шить политику, мол, в то время, когда страна успешно переходит от поводков с ошейниками на вживлённые микрочипы, он хочет подорвать весь электронный бизнес, чем полностью нарушить безопасность США.
   Тут обезьяно-папе стало не до шуток, он запаниковал, обозвал проклятые микрочипы "чипсами", закрылся в кабинете и через неделю вышел на люди без толстовки, без пенсне и без тургеневских бакенбардов. Потом попросил меня сделать ему депиляцию головы, избавить от самого дорогого - от шикарной пушкинской шевелюры!..
 
   Сорвав аплодисменты, малышка уточнила: то был один лишь эпизод, малюсенький, а сколько всего случалось неприятностей перед обратной эмиграцией - папа даже сам не помнит. В общем, предпосылок было море, доконали...
   По словам Дерьмовочки, в последнее время папа Микки Ай, подрабатывал не столько писательством и не столько ошейниками, и даже не столько двойным шпионажем, сколько космическими исследованиями. Он был ещё и учёным, потому и сразу раскусил "венерические" планы странного субъекта, чуть не угробившего Гришу Фигу. Кстати, в субъекте бывшая мадам привратница признала одного из помощников бывшего Главного. Ну, и помощника пришлось в мятую бумажку превратить, вслед за хозяином, от греха.
   - Нет на Венере никого и быть не может! - сказал обезьяно-папа. - И на Марсе никого! И на Луне! Все пейзажи, виденные вами по телевизору - фикция, ибо находятся в Калифорнии, на засекреченном объекте, куда и меня-то пускали всего раза два, а вас и подавно не пустят...
   То-то была радость! Тот-то появилась надежда для страны!
   Обратное гражданство папа Микки Ай получил мгновенно, а неужели, и сразу стал давать учёные советы.
   - Проверь-ка, дочка, не врут ли в телевизоре!
   Дерьмовочка поднесла наглометр к экрану - тот и зашкалил.
   - Урррраааа!!!!! - закричали посетители, которых в якутском дворце и в тот раз набилось немеряно. То было ...надцатое по счёту заседание полусекретного совета в деревне Шапки. Или Белки. Какая разница...
   Нынче вся страна надеется не на чудо, а на учёных. Изобретателей и материализаторов. Ведь с лёгкой руки папы с дочкой, да при финансовой поддержке Фиги, такого можно наматериализовать! И даже инструмент специальный изобрели срочным порядком: материализатор.
   Были и ещё крупные изобретения у маленькой семейки, целых два.
   Благодаря первому, все желающие получили шанс попадать в зазеркальный мир путём телепортации. Цветные флакончики дороговаты, не докупишься, потому их и упразднили, напрочь. Специальные "Курсы Айртона" дешевле.
   Второе открытие напрямую связано с экономией интеллекта. Известно, что мыслительный процесс сопровождается выделением мыслеформ, которые лишь ненадолго зависают над головами мыслителей. Плавно, в результате вращения планеты, эти массы уносит на Запад. Те, кто отдаёт пространству слишком много мыслей, постепенно легчают телом и тоже уносятся. Туда же. Во избежание утечки, решено установить мыслеуловители над каждым домом, с тем, чтобы раз в неделю счищать налипшие слои и, по возможности, в безопасной упаковке, возвращать владельцам.
   Эти мощные открытия - не предел, отнюдь. Наука только начинает возрождаться.
   С технической-то стороной всё ясно, осталось человеческую подрихтовать. Что, кстати, не проблема - при условии, что наглометр, всё-таки, не будет зашкаливать слишком часто.
   А что много об одном и том же городе услышали, так ведь он всё это заслужил. Такому городу лишняя порция дифирамбов не помеха.