Казачество и власть взаимодействие и сотрудничеств

 КАЗАЧЕСТВО И ВЛАСТЬ
               (взаимодействие и сотрудничество)
                НАПИСАНО  в 2007  году!

Из всех сословий в бывшей царской России наибольшим вниманием
исследователей, как отечественных, так и зарубежных, как современников эволюции
данного направления общественного развития, так и в последующие десятки и
сотни лет, пользовалось и пользуется казачество. Казачество, именно как сословие, и
как заметное явление в российской, да и мировой истории вообще.
Не каждую общественную группу людей можно было считать сословием — под
эту категорию подходили только те из них, права и обязанности которых четко
определялись соответствующими законами, выделяющими сословия из прочих
групп.
История возникновения и довольно продолжительное существование сословий в
России подтверждают, что их признание властью, закрепленное в нормативных
правовых документах, хотя и было определяющим, но не единственным условием.
Немаловажным, а в период становления каждого сословия определяющим фактором
— было осознание убежденной причастности людей к той или иной общественной
группе (касте), вне которой они себя не представляли.
Заявления членов отдельных сословий, типа «Я — купец!», «Я — казак!» или «Я
— священник!», в те времена не были пустым звуком, а выражали согласие, веру,
надежду, гордость и другие возвышенные определения по отношению к своему
сословию. Человек добровольно входил в установленные правовые рамки и уже в их
границах старался реализовать свои способности и возможности.
Скорее всего, это было неплохо для своего времени, так как сословные
принципы способствовали более наглядному развитию таких понятий, как
достоинство, честь, рациональность, а для казаков — вера, верность, отвага,
беззаветная преданность Родине, в лице ее государственной власти. Подчеркнем
здесь — казаков, как структурного сословия. Появлению и утверждению казачества
как сословия, предшествовали долгие времена взаимного непонимания и неприятия
во взаимоотношениях «казачество-власть». Были и восстания казаков, и их
подавления властью, были и другие репрессивные меры со стороны власти. Все это
продолжалось до тех пор, пока власть (царская) не оценила, наконец, достоинств
казачьего движения и сумела это, по началу сверх вольное и неуправляемое течение,
привлечь на свою сторону. Ни в одной стране мира казаки, в том качестве, в котором
они были в России, не появлялись. Именно из-за особенностей российского
государства, даже чисто географически-территориально. Если вспомнить
протяженность российских границ и количество проживающего тогда в стране
населения, то без особых расчетов можно сказать: чтобы охранять границы (только),
надо было задействовать около трети населения, да еще в постоянной ротации.
Именно казачьи поселения, практически по всей южной границе, надежно
прикрыли государство от внешних набегов и нашествий. Мало того, что казаки
несли службу на границе — они всегда были готовы, по военным меркам —
мгновенно, выставить заранее определенное количество строевых, обученных,
снаряженных казаков. К началу революционных действий в 1917 году,
взаимоотношения казачества и власти определенным образом сложились и
устоялись. Причем действующий порядок взаимоотношений устраивал обе стороны.
Власть нашла рычаги и способы поставить казаков себе на службу, казачество, в
свою очередь, устраивало отношение власти к нему по основным
жизнеопределяющим понятиям. Хотя казаки никогда власть не любили, а власть
взаимно отвечала тем же, но была найдена симбиозная основа совместного
сосуществования. Обе стороны поняли, что нужны друг другу и старались
поддерживать и совершенствовать свои взаимоотношения. Казаки убедились, что
власть — таки хозяин в стране, а идти против власти — это путь на уничтожение
казачества как такового, поэтому смирились и сложившаяся система их тоже
устраивала. Однако, после революционных событий 1917 года, затем гражданской
войны, все сословия были ликвидированы, в том числе казачество и с особой
жестокостью, как оплот монархии. Власть не только отмежевалась от казачества, но
и поставила на нем крест как на антисоветской прослойке. О казаках искусственно
забыли, но не надолго. До того времени, пока «не прижало» под Москвой в 1941
году. Повторилось то, что уже было не раз в российской истории — и в 1613 году, и
при Петре первом, и при Екатерине Второй. Впомнили о казаках как о
государственниках. Опять слово «казак» было у многих на устах. Казаки во время
Великой отечественной войны, как и в прежние времена, проявляли
самоотверженное мужество и героизм. Их славили в военных сводках, воспевали в
песнях и книгах. Но прошла война, сняли добрую комедию «Кубанские казаки», и
опять про казаков забыли.
Снова они не «вписывались» в мирную уже жизнь, хотя и оставались теми же
преданными государственниками. Кого-то, видимо, это не устраивало. Казацкие
традиции кое-как и кое- где соблюдались на бытовом уровне. А казачью форму
можно было увидеть только в кино или театре. Так продолжалось до тех пор, пока
не пришла, как говорят сегодня, «настоящая» демократия вместо демократии
советской.
Начали ускоренно возрождаться отдельные традиции и организовываться
ликвидированные в прошлом некоторые общественные и другие формирования. Не
обошли процессы возрождения и наше родное бывшее сословие — казачество.
Девиз «За веру, царя и Отечество» всегда оставался определяющим для казаков.
Потом он трансформировался в более упрощенный, но столь же емкий по
содержанию — «За веру и верность», выражающий верность не кому-то лично, а
Отечеству. Вопрос с казачеством мог бы быть разрешен и в советское время. Ведь
если тому же дворянскому сословию нужна монархия, чтобы снова занять
господствующее положение в государстве, по принадлежности к касте «голубых
кровей» и «белой кости», то для возрождения казачества форма государственного
устройства и система правления роли не играли. Главным было наличие взаимного
интереса — у государства (читай власти) и казачества.
За несколько веков отлаженных контактов с российской властью казачье
сообщество, почти на генном уровне, из поколения в поколение было
запрограммировано на то, что казакам без государства ни жить, ни выживать — не
получится. А каждый казак в отдельности впитывал это с молоком матери. Ведь
иначе — ежедневно и постоянно конфликты с властью, и обязательное, в итоге, —
поражение. Жить под государством — это война, но только тогда, когда это надо
государству, ведь войны развязываются не так часто, да и совсем по-иному себя
чувствуешь, когда за спиной стоит такое могучее государство, как Россия.
В начале девяностых, начались попытки даже не переосмысления, а пересмотра
некоторых моментов российской-советской истории. Потекли обращения всех когда-
то чем-то ущемленные и обиженных к новому руководству России, с требованиями
восстановления, возмещения, реабилитации и возрождения, в том числе и
российского казачества. Новая российская власть (при существующем еще Союзе),
чтобы не создавать ненужных инцидентов, не возражала против чего угодно, лишь
бы оно шло в пику действующей союзной власти и не мешало новой российской
власти решать нужные ей вопросы.
Среди казаков были разные люди. Часть, очень небольшая — те, кто выжил
после судов и репрессий, престарелые обиженные казаки, другая часть — дети и
внуки как репрессированных, так и не репрессированных, третьи были просто
сочувствующими казачеству, такие тоже всегда находятся. Наиболее обиженные или
более эмоциональные, или даже авантюрные, представители казачества в тот период
надеялись, что советская власть рухнет, «коммуняки» уйдут, а казаки будут
реабилитированы, восстановлены в старых правах, каких-либо привилегиях, что-то
вернут, что-то добавят, и жить им станет гораздо лучше. Но в основном были
ратующие за объединение во славу России. Усилиями потомственных казаков-
инициаторов в июне 1990 года в Москве собрался Большой казачий круг, на котором
была учреждена абсолютно новая общественная организация — Союз казаков
России. На этом круге все древние казачьи обряды и обычаи были соблюдены. Как
положено, избрали Верховного Атамана, Правление, Совет стариков, утвердили
необходимые организационные документы, получили освящение всех действий в
храме Рождества матери Пресвятой Богородицы, воздвигнутом князем Дмитрием
Донским в честь победы над ордами хана Мамая.
Проведение круга стало знаменательным событием — как для российских
казаков, так и для всего государства, тогда еще СССР. Миру явилось действительно
что-то необычное, но до боли знакомое. Волна казачьего возрождения и
самоутверждения прокатилась по всей стране и даже за ее пределами. Казачьи
общины начали появляться не только в местах традиционного проживания казаков,
но даже в самых неожиданных, например, возникло землячество казаков в
Таджикистане.
Вопрос возрождения казачества стал как бы общенациональной нормой.
Был спешно принят ряд нормативных актов (Российских) — о жертвах
политических репрессий, о реабилитации казачества, затем две правительственных
концепции — о государственной политике в отношении казачества (в 1994 и
2008 гг.), о государственной (реестровой) службе казаков, и др. Эти, принятые в
спешке правовые акты, в принципе, так на бумаге и остались, ибо не определяли
главного во взаимоотношениях власти и казачества — места казачества как идейно-
государственной опоры.
Что положительного произошло за два десятилетия, применительно к
обсуждаемой нами теме взаимоотношений казачества и власти? А в этом плане
ничего нового не наработано. В низах, да, что-то делается — сформированы войска
и отдельные приравненные к ним объединения, идет большая работа в казачьих
общинах по воспитанию подрастающего поколения, подготовке к военной службе,
проводятся культурно-массовые и спортивные мероприятия, форумы по пропаганде
истории России и ее казачества, решаются многие другие вопросы. Казаки даже
щеголяют в форме своих войск и носят традиционное холодное оружие. Но.
Цельной общегосударственной казачьей системы в России с 1990 года как не было,
так и нет. И это отношение началось с первых дней оформления казачества еще в
роли общественной организации.
Казалось бы, не надо никому объяснять, что все многосотенные, не по составу, а
по количественной регистрации, партии, движения, всевозможные союзы и
общества, кем бы они не финансировались и продвигались, имеют перед собой одну
главную цель — через любые каналы, любыми средствами улучшить
благосостояние своих членов. Все они вместе взятые, в плане ценности для
российской истории, не сравнимы, просто полярны по значению, с казачьим
движением, казачьим явлением, не только в российской, но и мировой истории. На
знамени казаков, повторяю, православная вера и российское Отечество. Значит, и
духовенству православному, к девяностым годам уже вышедшему из полуподполья,
можно было сразу протянуть руку своим верным крестоносцам-казакам, да и к
государству апеллировать тоже. Но дело с признанием казачества в начальный
период оказалось совсем не простым. Забоялись все, что ли.
Что говорить о духовенстве на местах — когда, чтобы освятить исторический
учредительный Большой казачий Круг в Москве, летом 1990 года, пришлось
упрашивать настоятелей многих церквей — в пяти боязненно отказали и лишь в
шестой согласились. А ведь решение о созыве Круга не появилось спонтанно — ему
предшествовала длительная подготовительная работа, практически в большинстве
регионов России. Большой казачий Круг как бы венчал всю организационную
работу, и, естественно, духовенство, в том числе, высшее, об этом знало. Видимо,
здесь дело было не в вере, а в людях, и, наверняка, не обошлось без вмешательства
перестраховывающейся власти.
Вторым после веры символом на знамени казаков идет верность — верность
Отечеству, естественно, в лице государственной власти. Но власть тоже очень
настороженно встретила воскрешение из небытия казачества, причем в первые пару
лет еще бывшая советская, и настороженность ее вполне объяснялась по сути. Но
потом отмежевалась и новая, что трудно объяснимо, и тоже по сути. То, что за 20 лет
власть по-настоящему так и не определились, как же ей быть с казачеством в новых
условиях, лишь подтверждает до сих пор существующую неопределенность.
А может, казаки заняли неверную позицию в том переломном 1991 году? Может
быть, встань миллионное казачество на сторону бывшей власти, все было бы по-
другому? И не распался бы Союз, и не остались бы изгоями, волею злого рока, в
других уже государствах многие тысячи братьев- казаков, бывших российских? И не
повторили ли казаки своим «нейтралитетом» в 1991 году ошибку, ставшую
прецедентом еще в период правления Бориса Годунова? Тогда они поддержали
польского ставленника Лжедмитрия I и помогли ему взойти на московский престол.
Слава Богу, тогда они быстро поняли, что ошиблись, и уже вместе с народным
ополчением выгнали поляков из Москвы, усердно способствуя воцарению в 1613
году нового царя Михаила Романова…
В тот период истории казаки довольно ярко означили свое появление на
политической арене России Власть тогда уже поняла, что с такой организованной
силой, как казачество, надо считаться и любым способом стараться наладить с ним
достойные для власти взаимоотношения. Собственно, это и делалось в
последующие времена.
«Нейтралитет» казаков в смутное время 1991 года можно объяснить, в первую
очередь, устойчиво наследственным недовольством казаков всех возрастов
советской властью, которая официально уничтожила именно казачество. Ведь, по
большому счету, казаков уничтожали не ради высоких коммунистических идеалов, а
именно потому, что они на убежденно-идейном уровне поддерживали
государственную монархию. Это было главным, как уже было сказано, так как при
«чистой» монархии гораздо сложнее пробраться в любой уровень власти, чем при
демократии. Это хорошо понимали те, кто уничтожал казачество в 20-ые годы.
Хотя, в принципе, даже за то, что казачество не поддержало советскую власть и
не выступило единым фронтом против «реформаторов», новая власть должна была
обратить внимание на эту мощную прогосударственную силу в России, которая уже
своим невмешательством помогла прийти к власти в стране «демократическим»
силам.
Обратить внимание как на потенциального союзника, на которого сразу можно
опереться в намечаемых государственных, экономических и социальных реформах-
преобразованиях, и, в соответствии с этим, строить с казачеством дальнейшие
взаимоотношения. Но, к сожалению, первые лидеры новой российской власти не
заметили чаяний казаков, как людей с государственным идеологическим стержнем,
которые, в отличие от других движений, желают подставить плечо государству
добровольно, в обмен на достойное внимание, и все.
А ведь именно российской власти, при всех сложившихся российских
обстоятельствах, необходимо постоянно опираться на какую-то стабильную, т. е.
постоянную, прогосударственную силу, на которую всегда можно положиться в
любом деле — хозяйственном, политическом и даже военном.
Если такой силы нет, ее необходимо вырастить. А если она уже есть? Значит,
надо к ней более пристально присмотреться, изучить ее суть и возможности и
постараться использовать исключительно для блага России. Может, где-то в чем-то
подправить, но не бросаться таким достоянием, как казачество.
За прошедшее после 1990 года время, как было уже сказано, принято две
концепции по отношению власти к российскому казачеству. Но это, в лучшем
случае, что-то вроде протокола о намерениях, и не больше. Все эти годы готовился и
неоднократно пробивался на свет проект «Закона о казачестве», но так и не
пробился. Не был найден компромисс между казачеством и властью. Возможно,
одна сторона, к примеру, казачество, многого просила, другая сторона (власть) не
могла что-то дать, а что она предлагала, — не принималось казаками. Это вполне
нормально, просто нужно было дальше искать и находить приемлемые
рациональные согласованные решения.
Когда анализируешь положения концепции, заметно, что те, кто готовил ее, не
были озабочены решениями проблем с казачеством в России. Серьезный документ, а
смахивает на обычную пролонгированную отписку, чтобы, прикрывшись ею, еще 20
или более лет к этому вопросу не возвращаться. Автор знаком — как с положениями
концепции, так и почти со всеми прежними проектными вариантами закона о
казачестве. Когда держишь в руках эти документы одновременно — концепции и
проекты Закона, — поневоле задумываешься, а кто же стоит за ними и какие
интересы ими движут? Что, у нас в России из ранее единого неделимого и верного
государству сословия вышли разные казачества?
И в эту сферу жизни или среду тоже проникли чуждые и ряженые люди,
взращенные на конъюнктурных харчах для решения личных или чьих-то заказных
вопросов? У казаков должны быть одни определенные властью правила, единая
программа действий, направленных на тесную связь с властью и работу на
государство. Одна голова во главе всего движения. Это у нас только герб российский
с двумя орлиными головами, по известной причине, а над казаками должна быть
одна голова и, естественно, светлая. Нет необходимости втягиваться в дискуссию о
том, кто в России по нашему сословию главнее — Совет при Президенте по
казачеству или Союз казаков России. Одни содержатся властью, естественно,
опираются на определенные нормативные акты, но, как показала жизнь, за весь
период своего существования так ничего и не сделали, чтобы определить место
казачества в России, выстроить четкую организационно-структурную и правовую
основы казачьего движения снизу доверху и сверху донизу. Структура под
названием «Союз казачьих войск» (ныне Совет) стала обрядово-статистичной,
аморфной, и сегодня, на наш взгляд, не соответствует роли, под которую ее
собственно и создавали. Может быть, инертность данной солидной госструктуры
(все-таки Совет при Президенте страны) исходит не от способностей работающих в
ней людей, а кроется в отсутствии опорной, законодательно утвержденной системы
российского казачества. Но ведь именно эта структура, вхожая в коридоры власти, и
должна была за все прошедшие годы подготовить работающую нормативно-
правовую базу. Но, по неизвестным причинам, не сделала этого, и вряд ли сделает. А
теперь вот, эта гора опять родила мышь — в виде очередной никого ни к чему не
обязующей Концепции.
Вторая (неудобно даже так говорить) структура — Союз Казаков. Эта
организация — общественная, объединяет на добровольной основе большую
(абсолютно) часть казаков, зажата рамками общественного объединения и не может
обойти или перепрыгнуть при решении многих вопросов тот самый госорган,
который назван «Совет при Президенте РФ по вопросам казачества». Поэтому, в
общем плане, для казачества в целом тоже не может ничего сделать. Многие
проблемные вопросы «тонут» или просто пропадают в перепалках между двумя
этими структурами — бесправной, но с казаками (общественной) и правовой, но без
казаков (государственной).
Они никогда между собой не договорятся в силу многих причин, а страдает и так
многострадальное казачество. Здесь должна вмешаться третья сила, чтобы раз и на
долгие времена определиться с казачеством в нашем государстве.
Давайте оставим все межструктурные нестыковки и определимся, что же делать
с нашим казачеством вообще. За основу возьмем главную отправную точку: надо ли
казачество государству и его власти в нынешних условиях? И при этом отставим в
сторону рассуждения о том, что конница в армии утратила ведущую роль, что нет
необходимости заставлять тех же казаков справлять для государства, но за свой счет,
коня, сбрую, обмундирование в полном комплекте, что сроки военной службы стали
минимальными и т. д.
Определиться надо в принципе. Если казачество, как образ жизни, как истинно
прогосударственная, естественно пророссийская (ни в одной другой стране мира
ничего подобного нет) сила, нужно России и ее власти — значит, есть смысл
говорить об этом дальше, если нет — то все эти разговоры ни к чему.
Рассуждаем дальше. Судя по тому, что Президент России Д.А. Медведев
подписал Концепцию государственной политики РФ в отношении российского
казачества, власть не против казачества, как такового. Естественно, Президент
ожидал и ожидает, что ему кто- то предложит, что же конкретно делать дальше — в
нормативном плане, определении места и разумного статуса казачества, чтобы в
итоге выстроить работающую систему на пользу государства и в интересах тех
самых казаков. Но вряд ли он чего-то дождется от нынешних его советников —
помощников по казачеству. В лучшем случае, лет через 5-10 появится еще одна
концепция. Если люди не знают и не чувствуют, что надо сделать, они ничего
путного не сделают.
Вопрос с казачеством завис. Как говорится, если государство не влияет на
ситуацию — ситуация начинает влиять на государство. Казачество уже есть, и надо
учитывать это, как факт. И то, что казаков — миллионы, и что они желают служить
России, — тоже надо учитывать. Это не простая организация, втиснутая в обручи
общественной, в то же время и выпячивать ее в ущерб другим тоже нельзя. Как же
быть? Необходимо неординарное, но устраивающее все стороны решение — и
власти, и казаков, и остальное население.
На наш взгляд, было бы правильно поступить следующим образом: подготовить
и принять Закон о казачестве в Российской Федерации. Но он должен содержать, как
обязательное условие, следующие определяющие понятия и направления, без
которых будет очередной «концепцией»:
1. Казачество должно быть определено как «военно-патриотическое
общественное объединение граждан» или как «общественная организация с
военизированным характером деятельности». Это определение должно стать одним
из краеугольных камней, основой организации. Тогда ношение, в принципе, военной
формы казаками будет раз и навсегда узаконено, и члены других общественных
организаций типа «любителей пива или собак- бабочек» потеряют основание
показывать на казаков пальцем и возмущаться, почему те носят форму, а они нет.
2. Все казаки России, независимо от места проживания, должны входить в
единую организационную структуру, например, «Союз казаков России». Почему
«казаков», а не «войск»? Потому что в правовом плане эта общественная
организация объединяет всех ее членов, а не структурные звенья. Пример. В
Советском Союзе, хотя и состоявшем структурно из союзных республик, каждый его
житель был гражданином Союза, а не конкретной республики. Это одновременно
объединяло и возвышало. В техническом или организационном плане необходимо
сделать так, чтобы небольшие группы казаков, в виде «землячеств» и т. п., входили
только в состав тех или иных войск, не выходя напрямую на высшую казачью
власть, во-первых, не «засоряя» управленческое пространство, во- вторых,
поскольку сами они ничего не решают, — значит, самостоятельными просто не
могут быть.
3. Верховным Атаманом Российского казачества должен быть в идеале глава
государства, и не как Президент, а как Верховный главнокомандующий. Тогда и
место казачеству найдется, и функции быстрее распределятся. Чтобы при этом
казачество не превратилось в опричнину при Президенте, его можно было бы без
особых проблем привязать к какому-то не чисто военному, как Минобороны, а к
военизированному ведомству, например, министерству по чрезвычайным ситуациям.
Там сегодня энергичный и инициативный министр, он быстро бы нашел, чем
казакам заниматься в его ведомстве. Через основное министерство, или напрямую,
можно бы наладить связи с другими ведомствами — ФСБ, в плане пограничной
службы, МВД, МПС. Это уже детали. Главное — указать для казачества
военизированный стержень, нормативно и организационно на этот стержень можно
будет нанизывать все остальные вопросы. И ни на кого не оглядываться, типа «что
скажет Запад» и т. п. Нам, России, так надо, а кому не нравится — это их дело. Как
вариант, можно Верховным Атаманом назначать и руководителя того министерства,
куда казачество будет приписано, но лучше все же, если бы Верховным был
действительно Верховный, т. е. глава государства. Это уже было в нашей истории, а
лучшее из прошлого надо использовать и сегодня. Россия, все- таки.
4. Вопросы казачьего землепользования. Это очень важный вопрос, но и его
можно решить цивилизованным путем, не в ущерб кому-то из других слоев
населения. Отличительной чертой казачьего землепользования должны стать не
прежние казачьи довольно солидные наделы. Для казаков сегодня надо вводить
общинное земельное пользование, с определением четких условий пользования
наделами и установлением единого льготного натурального налога. Прозрачного,
постоянного и выполнимого.
С высоты своих лет могу с уверенностью заявить: на нашей земле из всего-всего,
что было в ХХ веке, можно выделить два самых значимых действа (по земле).
Первое: хорошее через плохое, второе: плохое через хорошее.
Первое: через кровь, пот и слезы, репрессии, ссылки и тюрьмы в период
коллективизации мы получили супероснову для развития сельского хозяйства —
большие многогектарные поля, на которых можно использовать любую самую
современную технику и технологии. Эти поля стали главной основой для будущего
нашего АПК, они вызывали понятную зависть у западных аграриев, которые
понимали, что таких полей в масштабе целой страны у них не будет никогда, так
как, чтобы их иметь, нужны революции, коллективизация, репрессии и все, что с
этим связано, а этого у них уже не случится. Поэтому, например, в той же Индии,
где хорошая земля, много воды и тепла, где можно получать по 2–3 урожая в год,
систематически не хватает продуктов питания. А главная причина в том, что у них
не поля, а клочки по 0,5–1,5 га, где, кроме как на волах, не развернешься и технику
не применишь.
В советское время мы по разным причинам не воспользовались этим
преимуществом в АПК. А в период перестройки у нас выбили и этот козырь.
Сложившаяся ситуация продолжается и до сих пор. Наше село получило обратный
удар, мы называем его здесь — второе действо, добившее наш АПК окончательно.
Это внезапные так называемые «реформы» в агросекторе, грубо навязанные извне
различными структурами, фондами и т. п. В контексте с развалом союзного
государства шло целенаправленное уничтожение нашего продовольственного
комплекса. В цепи этих реформ главным звеном было распаевание земли, в первую
очередь, сельхозугодий. Беспрерывно западные эмиссары и наши, явно
проплаченные кем-то, пропагандисты пускали крестьянам пыль в глаза — и
фермером станешь, и землю продашь, и кредит — на тебе, и т. д. В селе был посеян
хаос, уже никто ничем не занимался, поделенные на имущественные паи
производственные мощности и техника были растащены или уничтожены, а земля
разорвана на клочки, чтобы мы никогда уже не смогли поднять село. Цель —
лишить Россию продовольственной безопасности — была достигнута, причем
нашими же руками.
Те, чуждые нам, реформы в АПК, можно образно сравнить с каким-то
состязанием. К примеру, идет жизнь — гонка, каждая страна выступает на своей
марке машины. Одна — на «Феррари», кто на «Форде», «Пежо», а мы — на старом
«Москвиче». И так еле двигались, а тут еще какие-то судьи нас останавливают и в
приказном порядке (а то снимут с гонки) заставляют делать реконструкцию нашему
«Москвичу», при этом предлагая запасные части от разных марок машин. Нечто
подобное нас заставили сделать со своим селом. И львиная доля вины — на власти.
Советская долгие годы занималась экспериментами, «перестроечная» —
болтологией, российская в первое десятилетие — вообще ничем. И еще, как
следствие: распаеванием и всеми сопутствующими этому действиями мы породили
самую грязную и неуправляемую земельную мафию, почти во всех регионах.
Государство само стало заложником земельной ситуации, отдав ее на откуп и потом
получив головную боль и ненужные колоссальные дополнительные затраты по
возникающим государственным земельным нуждам.
В общем, ситуация труднообъяснимая: сперва бесплатно раздали землю, теперь
обратно ее выкупаем, но уже по ценам, которые диктует вылепленный нами же
хозяин. И такое может быть только у нас.
Столь пространное объяснение ситуации с землей в этом материале появилось
лишь потому, что казачьим общинам придется придать землю, а где нет резерва, то и
прикупить по госцене уже самому государству. Затем, пользуясь тем, что паи пока в
основном обезличены, сделать так, чтобы общинная земля была максимально
собрана в одном месте. При этом земля общине выделяется государством в
долгосрочное (50-100 лет) пользование, а все вопросы землепользования внутри
общины — прерогатива самой общины. И с государством земельными
отношениями, условиями землепользования, налогами и т. п., занимается только
община. Ничьи интересы при этом не ущемляются, имеется в виду неказачье
население. Все проблемы можно при желании казаков и власти разрешить по-
доброму.
5. Так же решаемы вопросы казачьего самоуправления в территориально-
административном плане. В местах компактного проживания казаков было бы
лучше, если главы казачьих общин (атаманы), по крайней мере на первичном уровне
(хутор — село — станица), были бы и главами местных администраций. А в тех
районах, где казаки не составляют большинство населения, они с администрацией
найдут необходимый контакт. Особенно, если будет принят Закон о казачестве, если
казаки примкнут (на договорной основе или напрямую по контрактам) к какой-то
серьезной структуре, да возглавлять казачество будет всенародно избранный голова,
тогда на всех уровнях власти к казакам будет совсем другое отношение. Но,
повторяю, нужен Закон, а в нем перечисленные выше условия:
— казачество — военно-патриотическая общественная организация;
— Верховный Атаман — Верховный главнокомандующий;
— казачество прямо или косвенно связано с одним из военизированных
государственных ведомств;
— казачьим общинам выделяют землю по сложившимся в регионе средним
паевым нормам цельным массивом, без ущемления прав других граждан.
Это основа, скелет взаимоотношений казачества с российской властью. Эти
пункты обязательно должны быть оговорены в Законе. Все остальные вопросы,
сколько бы их ни появилось, — производные от этих главных. Казачьи войска
структурно будут жить по казачьим уставам и правилам, соблюдая свои обряды и
традиции, но, начиная от атамана войска и вверх, должны действовать оговоренные
в законе предложенные выше условия. В противном случае, поверьте жизненному
опыту автора, ничего у нас в России с казачеством по-прежнему не получится. Ни с
реестрами казачьими, ни без таковых. Чисто общественным казачество не может
быть по определению, а если казаки почувствуют, что не нужны государству, то вся
эта аморфная организованность просто рухнет, на радость недругам России.
Пока все идет неправильно. В прежние века власть российская ходила, искала
казаков, то наказывала, то обласкивала и, наконец, нашла с ними общий язык для
общей государственной пользы. Получилось неплохо.
В наше время уже 20 лет казаки, наоборот, ищут подходы к власти, предлагая
свои услуги…
Что же мы получим в итоге, если нынешняя российская власть повернется к
казачеству лицом и поверит ему?
— Государство получает в распоряжение мощную, слаженную, организованную,
удачно расселенную по границам военизированную структуру; ее не надо вербовать,
переселять, обустраивать и трудоустраивать. Она уже веками сложилась и
определилась. Надо признать ее право быть тем, кем она желает быть, постараться
сблизить ее интересы с интересами государства, может, чем-то помочь — это будет
гораздо дешевле и надежней, чем готовить что-то взамен.
— Государство получает проверенную временем систему подготовки, даже не
подготовки, а выращивания призывной молодежи, для всех родов войск и, в первую
очередь, для того ведомства, к которому казачество будет примкнуто.
— Государство получает образцовую систему общественного порядка на
территориях казачьих войск.
— Государство получает смену приоритетов, вытеснение криминала из армии и
других вооруженных формирований. Казачьи отделения, взводы и другие
подразделения, укомплектованные казаками, тем более земляками, исключают такие
явления как «дедовщина» и т. п.
— Будет обеспечено рациональное использование выделенной казачьим
общинам земли и улучшится обеспечение регионов продовольствием, причем, не
только казачьих.
— На примере казачьего самоуправления упорядочится система всей иерархии
власти в стране, в основе которой должна быть истинная демократия в разумной
увязке с единоначалием.
— Государство получает гарантированный резерв для безпроблемного призыва
на контрактной основе в любые военные или военизированные ведомства, в
периоды демографических срывов или при других форс-мажорных условиях,
включая различные сборы.
— Государство получает развитие народных промыслов, редких производств,
племенного, спортивного и хозяйственного коневодства с выходом на
международные рынки.
— Государство получает яркую демонстрацию, не показушную, а обоснованную,
образа жизни российского казачества, — как пример для других регионов, с целью
пропагандирования и внедрения лучших приемов, обрядов и традиций.
— Произойдет расцвет самобытной казачьей культуры и искусства, спортивно-
оздоровительной и духовной жизни в казачьих регионах. Это неизбежно, если
только казаки почувствуют к себе интерес и понимание власти, ощутят настоящее,
нормативное и в то же время сознательное внимание власти к казачеству на уровне
национальных проектов; казачество в ответ на это станет опорным национальным
стержнем государства российского.
По моему мнению, в нынешней ситуации в России против казачества, как
определеного идейного стержня, могут выступать только те люди, неважно —
обыватели, бизнесмены или представители любой ветви власти, кто против
укрепления России, как государства, и кто думает только о сегодняшнем дне или
только о себе лично.
По правде говоря, я решился высказать такое, может, слишком открытое, мнение
о месте казачества в нынешнем российском обществе и о том, что можно и нужно
предпринять для налаживания долговременных рабочих взаимоотношений власти и
российского казачества, по причине того, что сегодня России повезло.
Действительно, России повезло, что высший руководящий «тандем» — Президент и
Премьер-министр — ведут целенаправленную, полезную для России
государственную политику, а главное — перспективную. В то время, когда
отдельные соседи грызутся за власть, лишь бы там пробыть хоть мгновение, лишь
бы что-то урвать себе, наши руководители ни на кого не оглядываются, а
всматриваются в убогие пока бескрайние просторы России и стараются все время
сделать что-то лучше.
Хочется надеяться, их внимание привлечет и такая обыденная, но очень важная
для государства линия, как отношение к казачеству. Не «концептуальное», а
практическое, прикладное.
Наверняка, если бы высшие руководители получили от тех, кому положено,
объективную и объемную информацию, они бы соответственно отреагировали, и
что-то бы изменилось — как в отношении казачества, так и в отношении к
казачеству.
Появились бы и нормативная база, и многое другое полезное. Ведь и во главе
палат Федерального собрания — Совета Федерации и Государственной Думы —
тоже стоят истинные российские государственники, но надо же кому-то дать толчок,
импульс! Ведь потеряем казачество — потеряем то, что осталось истинно
российского, а этого допустить нельзя ни в коем случае.
Черноморское казачье войско, которое я имею честь представлять, воссоздано в
декабре 1991 года, в Приднестровье, на месте, где в 1788 году было образовано
Войско Верных Казаков (позже — Черноморское Казачье Войско). Я родился в селе
Слободзея (ныне город), где в конце 18 века находился «кош» (правление)
указанного войска и являюсь потомственным казаком-черноморцем (скорее —
запорожцем), так как основную массу созданного тогда Войска верных казаков
составляли именно казаки-запорожцы. Возрождение Черноморского Казачьего
Войска в 1991 году явилось следствием распада Советского Союза и резкого
обострения отношений между объявившей себя независимой Молдовой с
прорумынской ориентацией во всем, включая государственный язык, и
образованной волею населения левобережья Днестра (в границах МССР) —
Приднестровской Молдавской Республикой. Потомственные казаки Приднестровья
и сочувствующие им, собрались на Большой сход 17 декабря 1991 года и объявили о
возрождении Черноморского Казачьего Войска. С тех пор наше Войско
функционирует и является структурной единицей Союза Казаков России. Главной
задачей войска с первого дня возрождения — стала защита Приднестровья и нового
государственного образования (ПМР) от военных посягательств республики
Молдова на ее (ПМР) территорию, которые к лету 1992 года переросли в
вооруженную агрессию и открытую войну. Мне, как непосредственному участнику
возрождения ЧКВ, члену оргкомитета и первому кошевому атаману Войска, а также
всему первичному руководству ЧКВ было понятно, что мы нужны новой власти как
ее защитники. В то же время и нам нужна была власть для защиты наших семей и
интересов всего населения Приднестровья. Казаки не подвели власть в военных
событиях 1992 года и вписали навсегда свои имена в историю ПМР. Взаимная
нужность (власти ПМР и казаков ЧКВ) отразилась во всех взаимоотношениях
между ними, закрепленных в законе «О казачестве в ПМР», принятом в конце 2000
года, первым среди всех казачьих Войск России. Мне довелось быть основным
автором и инициатором принятия этого Закона, поэтому хочу обратить внимание на
тот факт, что согласно статьи 1 Закона- «Казачество в Приднестровской Молдавской
Республике выступает в виде общественного движения с военизированным
характером деятельности». И еще, в статье 4 (там же) — «Единую политику по
отношению к казачеству определяет Президент приднестровской Молдавской
Республики».
На этих двух определяющих нормативных положениях и базируются
взаимоотношения казачества и власти в ПМР. Понятно, что эти «взаимоотношения»
в Приднестровье, в принципе, не «казачьем» краю, еще далеки от совершенства, но
они являются базой для их развития в будущем. Поэтому мною и предложено выше
определиться с казачеством в России, как с общественной организацией с
военизированным характером деятельности. Это, во-первых решило бы многие
вопросы взаимоотношений казачества и власти, во-вторых, раз и навсегда
определило бы место казачества в структуре российского общества, а в третьих…
Коль уж структурное подразделение Союза Казаков России — Черноморское
Казачье Войско 10 лет уже имеет статус «военизированного» по закону, то почему
бы и казачеству всей Великой России не иметь такого статуса