Уход. Заключительная часть

   Утро озарило восточный склон хребта, западный лежал в тени, и мокрая от росы трава блестела, играя маленькими радугами. Согрел травяной чай, заварил талкан - ячменную кашу и позавтракал. Поставил себе задачу не спешить, скользко. Да где там!  В нетерпении собрал вещи, загасил огонь и пошел на спуск, до обеда рассчитывая прибыть на место.

   Вот и околица села, они жили когда-то на краю деревни. Шаг – удар молота в груди, второй – вновь до звона в ушах. Казалось, все жители слышат этот грохот сердца. Осторожность заставила подойти от реки, ее он преодолел вброд. Прошел подросшим ельником. Вот она  ограда. И в бессилии опустил руки. Забытость и заброшенность поселились в этом месте. Сельчане видимо не смогли воспользоваться опустевшим домом и без должного ухода он рушился. Крепко стояли стены из лиственницы  вековухи, такая скоро не сгниет. Только провалилась крыша, зарос травой двор. Продираясь через заросли, Амыр добрался до крыльца, переступил порог и в бессилии опустился на приступок. Все осталось на местах, детская память четко запомнила расположение предметов в доме. Только вещи превратились в труху. На кровати лежали истлевшие матрасы и подушки. Сквозняк, проникающий в окна,  гонял по полу мелкие куски ткани. Запустение в их доме, которое давно обосновалось в стенах и неумолимо разрушало, рассыпало в прах, некогда обитаемое жилье.

   Сидя на пороге, разглядывал стены, скудную обстановку. Не мог унять слез, катившихся из глаз. А они бежали по щекам, смывая пыльцу трав, оставшуюся на лице, когда он по зарослям шел к дому. В воспаленном мозгу продолжали крутиться картинки детства. Он видел, как хлопочет у печи бабушка, отец ремонтирует упряжь, сидя в мужской половине. Матушка, грустно напевая, скоблит скребком мездру с обрабатываемой шкуры. Тихо и умиротворенно в доме.

   Ушли счастливые минуты детства, канули в вечность. И ничем их уже не вернуть из прошлого. Только воспоминаниями, которые рвут душу и ломают сердце.
Сколько он просидел на пороге? Не помнил, наверное, долго. Выходил из дома и почувствовал прохладу от реки, значит близко к вечеру. Он любил этот момент: когда все собирались дома и начинались хлопоты: кормили скот, прибирались во дворе, готовили вечерние занятия. Из травы пирамидой проявился аил, крыша местами провалилась. Нет двери. Заглянул и сюда. Тоже полная разруха. Амыр вытер слезы и шагнул за ворота, забывшись, что необходимо прятаться и выходить следовало через задний двор. Тут же столкнулся с бабушкой, в которой признал соседку. Она внимательно смотрела на него, подслеповато приложив руку к глазам. Оно и понятно – чужой появился в селе. Не подав виду, мужчина шагнул с дороги на тропу, ведущую к реке.

   Возвращался через родовую гору, там, где души предков соприкасаются с землей и потомками, живущими в настоящем. Подвязал ленточки от отца матери и бабки, зажег можжевеловую палочку.  Приник обнаженной головой к камню. Его огонек маленькой звездой светил в небосклон, на котором разгорались миры Кудая, расположенные на недоступном для человека расстоянии. Когда-нибудь и душа Амыра окажется наверху в этом огромном скоплении светящихся сущностей, смотрящими за порядком на земле. Именно они отвечают за правильное развитие своего рода и ответственны за родной сеок. Не сетуют никогда на то, что нет света, просто зажигают свою свечу. И от этого на небе становится светло и ярко.

   Посещение родного дома он пережил с трудом, вернувшись тогда на работу.  Упросил отправить его на заготовку, на дальний кордон, где и остался на зиму, охранять инструмент и оборудование, зимовать. Перенес упавшее еще раз на него несчастье и продолжал жить. Время неуклонно отсчитывало дни и недели, отмеряло год за годом. Пока не пришло очередное несчастье. Не для него одного, для всей страны, для всего народа. Началась война, втянувшая в бойню страны Европы, а вскоре и мира. Амыр оказался призванным в первые дни мобилизации, и направлен для прохождения курсов в тот город, куда они с Иваном выходили из болот Приобья. А после окончания, в эшелоне убыл на фронт в составе одного из сибирских соединений. Необстрелянный, но уже обученный, уверенный в себе.

   Как он боялся призыва в армию, опасаясь проверки документов. Всем сердцем рвался на фронт, понимал и чувствовал, что должен встать в строй. Известия о нападении и последующих боевых действий не радовали. Страшно осознавать, что враг упорно рвался к Москве и каждая сводка страшила своей действительностью. Для простых мужиков слова политруков оказывали двойственное впечатление: получали информацию о мощи Красной Армии и подготовке достойного отпора, но реальные события говорили о другом – пока только пятились. Да не только пятились, бежали от опытного и закаленного в боях немца.

   Может положение на фронтах помогло избежать проверки, просто нет времени на то, чтобы копаться в судьбе простого мужика, призванного и поставленного стрелком в строй. А скорее всего, помогли хорошие отзывы с места работы. Амыр в общей массе оказался в бараках, именуемых казармами, в сосновом бору. Условия оказались нелегкими, трудно с ходу организовать массовый призыв и подготовку такого количества людей. Одеть, обучить, накормить и вооружить. Сложно. Оттого и ошибок при формировании много. Но ему, прошедшему страшную школу Нарымского поселения,  такие условия не страшны, оказались вполне приемлемые. Он маршировал и стрелял, колол штыком, рыл окопы, ходил в наряды.  В голове же – одна мысль: скорее бы на фронт, чтобы не хватились, не раскрыли его прошлое. А там будь, что судьба положит.  Жизнь на алтарь победы или признание заслуг.  Быть бы живу.  И не отдавал отчета, как и все окружающие, что бойня эта не на месяцы и не на год, а на долгие четыре года. Бойцы писали письма в теплушках и искали возможность отправить их на станциях, ему писать не куда и не кому. Под стук колес он отсыпался, совершенно не представляя себе, что пройдет всю войну, до Берлина. Вернется с орденами и медалями, имея несколько ранений. Придет в ту же заготовительную контору и продолжит трудиться…

   Тихо и темно. Он вновь приоткрыл глаза и глянул в ночь. Белый снег в отдалении переходил в темень, и черный цвет заполнял пространство. Да, чтобы озарять светом других, нужно носить в себе солнце. Он с готовностью  отдавал себя окружающим, но очень они любопытны. Он же насмотрелся тьмы, и душа желала светлого для тех, кто находился рядом. Все понимал и чувствовал, боялся выставить себя напоказ, вдруг заинтересуются его жизнью. Знал, что людям рядом с ним хорошо и надежно, только скромен и скуп казался на похвалы. Холод Васюганских болот навсегда поместился в нем и не желал покидать тело и душу.

    Посыпал невесомый легкий снег. Вот почему темно, просто тучи затянули небосклон, чтобы одарить землю очередной порцией чистоты. Амыр не ощущал холода, ему тепло под шубой, где тело отдавало последнюю энергию, и согревало изможденные мышцы. Кушать не хотелось, последнее время он питался мало. Сейчас сидит без движения, куда тратить жар? Может снять шубу? Скорее уйдёт туда, куда так стремиться. Но что-то удерживало. И он вновь перелистнул страничку воспоминаний, и оказался в болотах Новгородской области…

   Завернули немцев под Москвой, но обстановка оставалась тяжелой. Солдатское радио и официальные сводки приносили тяжелые вести. В блокаде Ленинград, немцы вышли к Волге, но Сталинград устоял. На всех фронтах бились русские мужики, чтобы оттянуть немецкие дивизии от основных сражений. Падали в захлебнувшихся атаках, утопали в болотах, в снегах, засыпало героев в окопах от артобстрелов и бомбежек. Но каждая жизнь вносила в общую копилку вклад в победу.

   Демянский котел, довелось Амыру воевать именно в этих болотах и лесах. Больше года провел в атаках и оборонительных боях.  Красной Армии удалось окружить группировку противника, первую  такого размера по численности войск. От Старой Руссы ударили в штыки и замкнули коридор для отхода немцев. Только ни кто не подозревал, что целый год противостоять придется на этом участке фронта. Немцы организовали воздушный мост и по нему снабжали боеприпасами, продовольствием. Забрасывались свежие формирования и вывозили раненых. Наша авиация слаба еще в этот период – сбивали наши летчики вражеские самолеты, но малочисленны наши аэродромы. От того враг себя чувствовал уверенно.

   Страшная вещь – позиционная война. Войска находятся в своих окопах и кажется, что это удовлетворяет обе стороны. То там, то здесь поднажмут одни затем другие: отступят, восстановят положение. А люди погибают.  Все лето болота наполнены стонами. Немцы пробили брешь к своим основным силам, вольготно почувствовали себя. Построили дорогу в коридоре, организовав надежное снабжение войск. Соединения и подразделения  с одной и другой стороны вынуждены вести локальные боевые действия, но увязли. Командование не решается снять батальоны и роты, перебросить в другое место, на другие фронта. Так война и перемалывает живую силу, неумолимо и медленными темпами. Гибнут солдатики каждый день.

   Окопались не только немцы, но и наши. Активные действия здесь начались одновременно со Сталинградской битвой. Необходимо уничтожить группировку врага, выровнять линию фронта, не дать резервы направить в грандиозную битву.
Несколько красноармейцев лежали в глубоком пока снегу. Февраль усыпал местность, завалил тропы и дороги. Но мороз уже отпускал днем и прослаб лед в болотах. Опасен, не держит веса человеческого тела. По ночам морозит, но с восходом солнца падает туман. И неизвестно, что лучше: мороз или влага. Подтаявшая вода каплями покидает ветви деревьев, образует на них корку льда. Внимательный следопыт заприметит, коли тронет кто: зверь или человек,  обязательно лед отстанет и упадет. След виден на снегу. Нужен язык, чтобы узнать, что предпринимают немцы. Последние сведения говорят о выходе врага из котла. Проверяют во всех инстанциях: от полковой до армейской разведок.

   Они лежат третьи сутки. Пошевелиться и перекусить ржаным черным сухарем возможно только ночью. Днем нельзя, обнаружат и пропало дело. Перестреляют, уж больно близко подобрались они к первой линии обороны врага. Живот и ноги уже не чувствуют холода. Маскхалаты превратились в корку льда, примерзло белье к телу. Каждая клеточка организма замерла и не дышит, чтобы сохранить тепло и в нужный момент отдать для движения. Лежат люди, шевелят пальцами рук и ног, не знают, когда разрешиться этот вопрос. Считают количество проезжающей техники, проходящих подразделений. Чувствуется активность немцев. Но для начальства это не показатель, им нужен тот, кто подтвердит документами или языком, что происходит в тылу врага.

   Снег, ненавистный снег. Какой от него холод! Забирается в каждую прореху в одежде, добирается до тела и сковывает жизнь во всех членах тела. Сколько еще находиться здесь, среди хилой поросли берез? Погреться бы у костра. Немцы топят печки в блиндажах и дотах, гремят котелками, переговариваются. Правее взяли бы, там не так оживленно. Но приходится терпеть. Пока примечали, как меняются посты, чтобы создать запас времени: не только на захват, но и на отход по белому перелеску, чтобы не скосили пули на открытом месте.

   Тогда они успешно ворвались в окоп, взяли молоденького офицера, уничтожили расчет. Амыр внутренним чутьем ощутил присутствие еще одного человека и успел оттолкнуть старшего разведдозора, приняв нож, предназначенный товарищу на себя. Они бежали по снегу и молили, чтобы посыпало с неба, и поднялся ветер.  На их просьбы природа откликнулась и задула последней в эту зиму пургой. Когда перекинули тела через бруствер своего окопа, поняли, что гимнастерки, ватники, маскхалаты – мокрые от пота. Его одежда, еще и от крови.

   Немцы выбрались из котла, не удалось его закрыть, и линия фронта выровнялась. Амыр даже не пошел в госпиталь и остался в строю. сохранилось в памяти ощущение мороза и орден за добытого языка. Командир остался в живых, и они вместе дошли до Берлина. Несколько лет спустя после победы, приехал в гости на Алтай боевой товарищ и рассказал в школе, как спас их односельчанин командира ценой своей жизни. Тогда же и заставил надеть все ордена и медали. На встречу в клубе с фронтовиками. Вот тогда и ахнули селяне, увидев  и поняв, как воевал их земляк. Больше орденов не носил, не любил этого. Он и рассказывать про войну не любил: грязная и тяжелая это работа. Войну болью помнить нужно, и желательно генералам. Чтобы не возникало желания развязывать новые…

   Поднималось солнце следующего дня, Амыр каким-то чутьем понимал, что это последний день его жизни.  Хотелось, чтобы он был ярким и красивым. Старик  мало просил от жизни для себя, а сегодня обращался к богам с просьбой – порадовать его хорошей погодой. Сознание замутилось, но тело отчетливо улавливало тепло, падающее на землю, на склон родовой горы, на деревья и камни. Свежевыпавший снег отражал свет до боли в глазах. Без того слабое зрение ловило яркие лучи, слезились глаза, становилось равнодушно холодно от окружающего мира. Старое тело не желало двигаться, команды не давал мозг. Когда-то они лежали в вырытой норе в сугробе и прижимались с Иваном телами, сберегая энергию.  Сохраняли жар тела и биение сердец на расстоянии броска гранаты от немецких окопов. Кто скажет, зачем ему тепло сейчас?

   Всю жизнь он не строил планов, оттого она несла его на гребне волны и била о препятствия жестко и чувствительно. Сбрасывала с гребня, заставляя упираться, чтобы выжить. Но Амыр не очерствел,  любил природу, людей. Каждое утро просыпался с молитвой за окружающих. Сейчас другие времена. Забыты боги, люди неуважительно относятся к духам, пренебрегают традициями предков. Когда сельчане принялись продавать земли, он посчитал, что история его рода закончилась. Выход видел только один, потому он и на родовой горе.

   Он пришел к осознанию самого себя, постиг глубину жизни.  Вынужденно оставил все и оказался брошенным сам, кануло под землю, связанное с жизнью и впереди показалась одна бесконечность. Миг, связанный с переходом в другое существование. Пора.

   Переменчива погода. Набежало небольшое облако, и обильный снег посыпал сверху. Старик этого уже не чувствовал. Рядом появились молодые родители и бабушка. Нарядно одетые, веселые. Они улыбались, матушка протягивала руки, отец звал на тропу, бабка привычно склонилась, рассматривая травы. Такие молодые! Как будет выглядеть Амыр?

   А снег сыпал и сыпал.  Зима положила руку на его голову и забрала в свое безмолвие.